Штиль убьет нас всех (джен)

Полковник Уильям Ретт повидал многое на своем веку, но ни разу не встречал искреннего раскаяния на лице пирата. Мрачный головорез Флинт с этой его бабой Барлоу не стали исключением из правила. Ловя взглядом каждое движение, каждый жест опасных гостей, Ретт не снимал руки с рукояти пистолета, заткнутого за пояс. Гладкое дерево ложи, нагретое ладонью, успокаивало и напоминало полковнику, какой ответ у него припасен на любой неверный шаг в сторону губернатора.

Словесные кружева Флинта и Барлоу, которыми они обвешивали Питера Эша, не могли обмануть Ретта. Впрочем, он не особо прислушивался к разговору — ему хватало того, что он видел в их глазах. Непримиримое упрямство без тени сожаления о прошлом, видневшееся во взгляде Флинта, плохо вязалось с его нарочито учтивыми речами, а Барлоу с ее скорбно-обиженной миной напоминала тощую голодную кошку, готовую в любой момент вонзить когти в того, кто осмелится отказать ей в угощении. Полковник Ретт знал, что от них не стоит ожидать ничего хорошего, и надеялся, что губернатор Эш тоже это понимает.

Уильям Ретт ненавидел пиратов — и у него на то была уважительная причина. Чуть больше пятнадцати лет назад он потерпел позорное поражение в бою с одним из этих мерзавцев. Хендрик ван Ховен — так звали человека, которому полковник Ретт, в те времена капитан торгового флота, вынужден был уступить в бою свой галеон «Провиденс». Он и его команда бились насмерть, но победа ускользнула из их рук — вместе с кораблем и богатым грузом.

Хендрик ван Ховен давно уж был мертв. А капитан Флинт сидел — живее всех живых — за столом губернатора Каролины, ел его еду, пил его вино, пока полковник Ретт стоял за дверью гостиной, прислушиваясь к каждому шороху. В чем таком Флинт и Барлоу пытались убедить Питера Эша? Уж не в том ли, что вся пиратская братия имеет право на помилование только потому, что эти двое притащили в Чарльзтаун губернаторскую дочку? Ретт крепче сжал рукоять пистолета. Он и на порог дома не пустил бы их, что уж говорить о светских беседах.

Однако разговор за дверью, кажется, уже начал принимать дурной оборот. Пренебрегши правилами этикета, тощая Барлоу заговорила на повышенных тонах — в ее голосе зазвенели истеричные обвиняющие нотки. Ретт коротко глянул на солдат, что навытяжку стояли напротив, ожидая приказа, и чуть кивнул. Ложа пистолета накалилась под его рукой.

Полковник Ретт ненавидел пиратов. Поэтому, заслышав скрип стульев о натертый до блеска паркет, он без колебаний распахнул дверь гостиной, жестом опытного стрелка нацелил дуло на Барлоу, с криком бросившуюся на губернатора, и метким выстрелом пробил кровавую дыру аккурат в высоком белом лбу. Подруга Флинта камнем рухнула на дорогой ковер, самого Флинта, забившегося в припадке, приложили о пол, губернатор застыл в ужасе, а прибежавшая на шум мисс Эш завопила так, что у Ретта заложило уши.

А ведь полковник предупреждал, что пристрелит любого, кто посмеет подойти к Питеру Эшу ближе, чем предписано правилами приличия. Он предупреждал.

* * *

Такие разговоры, как тот, с которым пришел Вейн, не велись на глазах у всех. И хотя Билли не чувствовал себя уверенно, приглашая его в капитанскую каюту, более удачное место для беседы придумать было сложно.

Садиться в кресло, которое еще утром занимал Флинт, Билли не стал — отчего-то ему показалось, что если он займет место капитана, непременно стрясется что-то дурное. Поэтому он стал прямо за ним, небрежно облокотившись о резную спинку и всем своим видом демонстрируя желание начать и покончить со всем этим как можно скорее.

Чарльз Вейн расположился прямо напротив него — развалился на стуле, широко расставив ноги в потертых кожаных штанах и упершись ладонью в стол. Свет фонаря выхватывал из полумрака его грубо вытесанное лицо, отражался хищным блеском в прищуренных глазах, глядящих на Билли. От Вейна несло потом, солью и табачным дымом, он выглядел самоуверенным мерзавцем и дышал так ровно и спокойно, что грудь его едва вздымалась. Билли чуть крепче сжал пальцы на деревянной резьбе. Ему никогда не нравился Вейн — слишком наглый, слишком жестокий, слишком самонадеянный и грубый. Не чета образованному Флинту. Впрочем, так ли уж сильно они друг от друга отличались? Оба — звери, но один в шкуре, а другой в костюме.

— Каково это — сидеть на борту роскошного испанского галеона и ждать, пока он вернется с подачкой от господ? — негромко спросил Вейн, лениво обведя взглядом каюту.

Билли переступил с ноги на ногу.

— А он вообще вернется? — губы Вейна искривила насмешливая полуулыбка.

Билли мотнул головой, собираясь с мыслями.

— Что вам надо?

Вейн закинул ногу на ногу, достал из кармана серебряный портсигар и прикурил сигару от фонаря, стоящего на столе. Повисла театральная пауза. Билли буравил Вейна взглядом, гадая, как скоро ему придется хвататься за пистолет и успеет ли он в случае чего призвать команду к бою.

— Я пришел за своим кораблем, — наконец прервал молчание Вейн, выпустив облако дыма.

У Билли запершило в горле. Он прокашлялся.

— Какого черта вы несете?

— Ты не знаешь? У нас с Флинтом был уговор: я ему — девчонку, он мне — галеон. Конечно, ему эта идея пришлась не по душе… Я подумал было, что сделке не суждено состояться, но, как видишь, свою часть я волей-неволей выполнил… — Вейн снова затянулся, — …и теперь пришел за платой.

— Девчонку к нам привела Гатри, а не вы, — отрезал Билли, отметив, как помрачнело лицо Вейна при упоминании Элеонор. — Флинт никогда бы не согласился на ваши условия.

«Никогда бы»? Внутренний голос предательски захихикал, а память услужливо подкинула воспоминания о залитом кровью пустом листке бумаги, зажатом во вспотевшей ладони, о письме Миранды Барлоу, найденном на «Андромахе», о руке, выскользнувшей из слабеющих пальцев, и о темной-темной воде, заливающейся в легкие.

— Мне плевать, на что он там согласился, — хмыкнул Вейн. — Девка уже в Чарльзтауне, как Флинт и хотел, а я — с пустыми руками. Думаешь, я стану такое терпеть? Черта с два, боцман Билли. Но мне неохота с вами драться. Пока что.

— Тогда чего вы хотите?

— Хочу, чтобы ты и твоя команда хорошенько подумали, а не оставить ли Флинта и его подружку там, где они сейчас, а вместе с ними — и все хреновы иллюзии, которые вы питаете в отношении этих свиней, именующих себя «цивилизованными людьми»… Или, может, ты поверил во флинтовы сказочки и думаешь, что они ждут нас с распростертыми объятиями?

Билли бросил короткий взгляд на дверь, отделявшую их от палубы — из-за нее доносились вперемешку грязная ругань и хохот. Меньше всего он хотел кровопролития, хотя и понимал: если надо, команда будет сражаться яростно и самоотверженно. Флинт пообещал им безбедное будущее, в которое они поверили настолько, что готовы были защищать.

— Вы ни черта не понимаете. Они не согласятся, — покачал головой Билли, прямо взглянув Вейну в глаза. — Пошлют вас к черту и будут правы.

— А если я попробую их убедить?

— Попробуйте, — пожал плечами Билли.

И Чарльз Вейн попробовал. Потушив сигару, он вышел на палубу, залитую водой, лунным светом и бликами огня, заложил большие пальцы за широкий пояс, запрокинул подбородок — и заговорил. Вейн говорил страстно, грубо, с яростью, бросаясь рублеными фразами, — так, как умел говорить только он. Предлагал все бросить и уплыть вместе с ним и его командой. Люди Флинта молча слушали, и с каждым услышанным словом в их лицах все отчетливее проступала мрачная решимость. Только вот — Билли хмыкнул себе под нос — не та решимость, на которую возлагал надежды Вейн.

Борт «Моржа» с тихим плеском лизали спокойные волны, снасти еле слышно поскрипывали, поглаживаемые легчайшими порывами ночного ветра. Кто-то покашливал, кто-то шумно втягивал носом воздух, кто-то переступал с ноги на ногу, кто-то барабанил пальцами по фальшборту.

— Флинт — предатель, — выплевывал Вейн, расхаживая по палубе. — Своими действиями он показывает, что наше братство для него ни черта не значит.

Один из старожилов «Моржа» тихонько присвистнул.

— Он обещает вам свободу, а что вы получите на самом деле?

«То и получим», — мысленно ответил ему Билли.

— Нищенские скитания по припортовым городам, в то время как он будет попивать чай в гостиных знатных лордов и трахать свою бабу на шелковых простынях.

«Кто еще кого трахает!» — снова подумалось Билли, и он с ухмылкой покачал головой, отгоняя скабрезные мысли.

— Вы будете как рыбы, выброшенные на берег, вы задохнетесь вне родной стихии разбоя и лихой вольной жизни, вам придется ходить на цыпочках перед так называемым законом… Вы уверены, что мирное рабское существование под короной — это та свобода, которую вы ищете? — Вейн остро вглядывался в лица стоящих перед ним пиратов и тяжело дышал, словно только что одолел бегом пару-тройку сотен футов.

Билли просочился в ряды собратьев по команде, чтобы оказаться как можно дальше от Вейна и не дать никому повода думать, будто он с ним заодно. Ему нравилось это чувство, возникающее, когда стоишь рука об руку с боевыми товарищами и точно знаешь, что не предашь их, а они не предадут тебя. Здесь и сейчас, затерявшись в толпе своих людей, он ощущал именно его. Но речи Вейна, не спрашивая о чувствах, пробивая броню из самых светлых надежд, ввинчивались в его разум, вызывая почти физическую боль и заставляя раз за разом задаваться вопросом, что для него, для Билли, значит свобода.

«Что ты будешь делать, Билли Бонс, когда тебя помилуют и позволят вернуться к прежней жизни? Ты помнишь, какая она — прежняя жизнь?»

Билли представил, как в один прекрасный день он проснется обычным человеком, из-под чьих ног не уходит палуба качающегося на волнах корабля. Каким будет это утро? Он встанет, выпьет молока, съест кусок хлеба, оденется — и пойдет честно зарабатывать свои гроши, не проливая ни единой капли крови. Возможно, даже женится и обзаведется детьми, если сумеет накопить достаточно для перехода в статус порядочного семьянина. Будет здорово, если его жена окажется хоть самую малость похожа на Абигейл Эш.

Вейну тем временем пришлось прервать пламенную речь. Кто-то из толпы — кажется, Тощий Бобби — во весь голос посоветовал ему отведать собачьего дерьма, чем вызвал взрыв гомерического хохота у одной части слушателей и гневную ругань у другой. Билли не успел и шага сделать, как на палубе завязалась потасовка — словно все только и ждали знака, чтобы схлестнуться в тупом бессмысленном бою. Впрочем, достаточно было взглянуть на дикарей со «Скитальца», чтобы понять — им только дай повод. Говаривали, Вейн завербовал этих дуболомов на одном из близлежащих островов, убив их могучего кровожадного вождя.

Билли обнажил саблю и начал осторожно пробираться в сторону квартердека, где уже яростно бился Чарльз. Кто-то выстрелил — звук выстрела встретили злобным ревом и лязгом клинков, происходящее перестало походить на невинную драку и все больше напоминало бойню. Кажется, Вейн с самого начала допускал, что этим все закончится, а потому прихватил с собой самых отъявленных головорезов. На ходу отбиваясь от беспорядочных атак, Билли с ужасом и досадой осознавал, что в этом бою они не выстоят: враг превосходил их числом и силой, а Вейн совершенно точно намеревался довести дело до конца и прибрать к рукам вожделенный галеон.

Под ноги подвернулось стонущее окровавленное тело, Билли едва не полетел на дощатый пол палубы, но кто-то вовремя схватил его за руку, не дав упасть. Подняв голову, Билли отшатнулся — и тут же поднял в защитном жесте клинок, обороняясь от стремительной атаки. Вейн рубил широкими, грубыми ударами, оттесняя Билли к фальшборту и навязывая ему агрессивный, выматывающий темп. Они бились почти на равных: обоим было не занимать и силы, и роста, но Вейн… Вейн был опытнее, и в бою им овладевал особый звериный раж, делающий его натиск поистине смертоносным. С каждым разом лезвие его сабли подлетало все ближе и ближе к лицу Билли.

В то мгновение, когда клинок просвистел буквально в половине дюйма от его щеки, корабль вдруг дрогнул и застонал скрипучим голосом. Палуба покачнулась, Вейн едва устоял на ногах, а Билли воспользовался моментом и отскочил подальше. Звуки боя вокруг стихли, пираты замерли, настороженно оглядываясь: быстро оценив обстановку, Билли отметил, что несколько человек из команды были ранены, а некоторые лишились оружия и теперь стояли под прицелом направленных на них дул и клинков. На него и самого смотрел кончик вражеской сабли.

— Что там такое? — рявкнул Вейн, не сводя пристального взгляда с Билли.

— Фока-штаг! Фока-штаг, вашу мать! — вразнобой орало несколько голосов.

— Фока-штаг! — бородач со сверкающей в лунном свете лысиной пробрался через толпу и остановился в нескольких шагах от Вейна. — Кто-то перерезал фока-штаг. — Он злобно зыркнул на Билли. — Это саботаж! Нам теперь до утра придется возиться с ремонтом.

На лице Вейна заходили желваки.

— Нужны люди, которые все починят как можно быстрее, — он опустил клинок.

Билли пожал плечами.

— Ты плохо слышишь, боцман? — понизил голос Вейн, подходя ближе. — Вам уже никуда не деться, только сдаться на нашу милость и стать частью новой команды — нашей или какой угодно другой, корабля вам все равно не видать как своих ушей. А потому советую не ломаться как девка и сказать, кто у вас тут корабельных дел мастер.

— Если вы думаете, что я что-то скажу, значит, вы так ни черта и не поняли, — рыкнул Билли.

Вейн молча смотрел на него, что-то про себя прикидывая; его глаза не обещали ничего хорошего. Лицу Билли стало горячо, сердце стучало как сумасшедшее. Он понимал, что перед ним стоит человек, которого ничто не остановит, но ничего, кроме как сжимать от бессильной ярости кулаки, поделать не мог.

— Дженкс, — негромко позвал Вейн, и пират со сверкающей лысиной охотно шагнул вперед. — Возьми с парнями кого-нибудь из этих ребят и поговорите по душам. У нас времени в обрез, мы до утра должны выйти из бухты…

Кровь ударила Билли в голову, в ушах зашумело. Он не мог жертвовать командой. Решительно двинувшись к Вейну, он открыл было рот, чтобы предотвратить то, в чем непременно винил бы себя всю оставшуюся жизнь. Но то, что произошло дальше, перевернуло мир вверх ногами — а вместе с ним и все, что представлял себе Билли о Чарльзе Вейне.

— Баркасы! К нам плывут баркасы!

Послышался треск поднимаемых ружей. Кто-то пригнулся, кто-то, наоборот, вытянулся в струнку, пытаясь получше разглядеть плывущие от берега огни.

— Эй, на корабле! — прокричали в рупор с лодок, застывших на безопасном расстоянии от галеона. — Внимание! Слушайте сообщение от лорда-губернатора колонии Каролина!

Билли против воли переглянулся с Вейном. Взгляд Чарльза стал цепким и злым.

— Я поверил в ваши добрые намерения, — продолжал отрывисто кричать посланник Питера Эша, — и принял капитана Флинта как гостя, в том же духе! Но, к сожалению, я вынужден сообщить, что он предательским образом подорвал мое доверие! Поэтому я поместил его под арест! Суд и вынесение приговора будет быстрым, справедливым и окончательным. Это устранит всякую тень сомнения в том, что в колонии Каролины главенствует закон, и что наши мужчины и женщины не отступят перед вами — ни перед кем из вас и вам подобных! И что конец пиратства в Новом Свете сегодня близок как никогда ранее! Если по окончании суда ваш корабль будет здесь, я захвачу его или потоплю!

Лицо Вейна окаменело. По кораблю рябью побежал встревоженный шепот, медленно перерастающий в сердитый штормовой гул. Билли молчал, уставившись прямо перед собой — он медленно переваривал услышанное и отчаянно не желал верить в то, что это правда. Выходит, все зря? Флинт подвел их? Или губернатор оказался вероломным ублюдком? Билли медленно покачал головой; его пальцы сжимались и разжимались, живя своей жизнью, а в груди стало пусто и холодно, будто сам Дэви Джонс выдрал из него все внутренности.

— Ты был прав, — слова Вейна вырвали его из тумана бессвязных мыслей.

— В чем? — тупо спросил Билли.

— Мы все для них одинаковые, они не видят разницы между тобой, мной, Флинтом. Ты был прав. А Флинт ошибся — и теперь он в их руках.

Вейн решительно прошел в центральную часть палубы, чтобы произнести слова, полностью отменяющие речь, прозвучавшую здесь же часом раньше.

* * *

— Что такое настоящее счастье, Энн? Это полнота бытия, которая выражается в той куче золота, которым забиты наши трюмы… Это чувство, которое распирает человека, который еще вчера был никем, а сегодня стал соучастником поистине эпохального события, обозначившего новую веху в истории Нассау… — Джек Рэкхем, щурясь, вглядывался в очертания Нью-Провиденса, который, чем ближе «Заря Колоний» к нему подплывала, тем ярче проступал на синем горизонте. — Энн, Энн… Ты молчишь. Наверное, пока еще не осознаешь размах нашего успеха.

Джек взглянул на Энн. Она упиралась локтями в планширь и мрачно смотрела вдаль, легкий ветерок трепал ее темно-рыжие волосы. Джек дорого заплатил бы за возможность залезть ей в голову и распутать ворочающийся в ней клубок недоступных его пониманию мыслей и чувств. В Энн всегда оставалась какая-то загадка. Даже раскрываясь нараспашку, она оставалась для Джека книгой, перевернутой вверх ногами.

— Энн… — позвал он, легонько толкнув ее в бок.

— Чего тебе, Джек? — ее голос сочился недовольством.

— Разве ты не рада, что мы возвращаемся в Нассау с такой кучей золота, какую не привозил туда еще ни один капитан?

— Не знаю.

— Ну что значит «не знаю», Энн? Мы озолотим весь Нассау, обретем невиданную славу и авторитет…

— Ты, — отрезала Энн.

— Не понял?

— Ты, Джек, обретешь невиданную славу и авторитет.

— Тебя это смущает? — стушевался Рэкхем.

— Мне насрать.

— Тогда я ничего не понимаю.

Энн взглянула на него исподлобья и криво усмехнулась.

— Я просто хочу выпить, натрахаться и выспаться, — резко оттолкнувшись от фальшборта, она зашагала к трапу, ведущему вниз с полуюта.

Джек смотрел ей вслед и мысленно ворошил память. Ему не составило труда вспомнить, что за последние сутки Энн неоднократно прикладывалась к бутылке рома, не меньше пяти часов провела в гамаке — пожалуй, маловато, тут он согласен — и… да, ни разу не трахалась. Как, впрочем, и он сам, чего греха таить.

Тем временем, Нассау был все ближе и ближе: на мгновение Джеку даже почудился аромат жареного мяса, тонкой струйкой влившийся в терпко-соленый запах океана. Он представил, как поджарые, загоревшие на багамском солнце, обветренные матросы суетятся на берегу, перетаскивая огромные деревянные ящики и пузатые бочки, а рядом на вертеле вращается огромная свинья, успевшая покрыться золотистой корочкой. Белоснежный песчаный берег Нассау не знал покоя: каждый день туда шумным потоком стекались моряки, ремесленники, оценщики, торговцы, их голоса смешивались с шумом морского прибоя, звоном монет, шелестом шелков и ситца, ржанием лошадей и петушиным пением. Где-то там, среди этого пестрого хаоса, «Зарю Колоний» и плывущего вслед за ним «Моржа», груженых испанским золотом, ждала Макс.

С трудом вынырнув из водоворота мыслей, Рэкхем прервал созерцание растущего на горизонте Нью-Провиденса и вернулся к капитанским обязанностям. Они все еще шли в полветра, но расстояние до острова стремительно сокращалось — пора было убирать и крепить брамсели и стаксели.

— Убрать фок и грот, — кивнул Джек рыжеволосому боцману Джеремайе Хадсону, когда подготовка брамселей была закончена.

— Взять на гитовы и гордени фок и грот! — гаркнул Хадсон.

На пертах зашевелились ловкие как обезьяны матросы, и вскоре мачты наполовину облысели; «Заря Колоний» тем временем постепенно заходила на бейдевинд. Когда до якорной стоянки оставалось меньше кабельтова, свежий ветер вовсю заполоскал фор-марсель, громко заскрипели снасти — корабль шел все круче.

— Реи прямо, убрать грот-марсель, — бросил Джек, косясь на Хадсона.

— Поставить фоковые реи прямо, взять на гитовы и гордени грот-марсель!

— Приготовиться к отдаче якоря.

— Палубной команде приготовиться к отдаче якоря!

«Заря Колоний» вошла в левентик, врезаясь носом в ветер: фок-марсель обстенился, крюйсель и бизань вздулись огромными желтоватыми пузырями. Остановив ход, их маленький пузатый флейт замер на волнах, после чего под воздействием встречного ветра начал дрейфовать кормой вперед.

— Отдать якорь.

— Отдать якорь!

Загремела цепь, с гулким всплеском вода приняла тяжелый якорь и поглотила его в лазурной глубине. Еще несколько команд — и были убраны фор-марсель, а за ним и бизань, чтобы затормозить дрейф. Корабль какое-то время продолжал пятиться, а якорь волочился по дну, пока не зацепился за каменистый уступ: палуба под ногами мягко дрогнула, «Заря Колоний» прекратила движение. Джек дал команду крепить паруса.

Они стояли на рейде в небольшом проливе между Нью-Провиденсом и маленьким безымянным островком — ширина его составляла не более полумили. Сбоку от «Зари Колоний» завершил маневр «Морж», потрепанный, но по-прежнему гордый и стойкий; та часть команды, что плыла на нем, тоже приступила к финальным работам. Джек, сощурившись на солнце, поднял голову вверх: забывшись на несколько мгновений, он просто стоял и смотрел, как слаженно работают матросы, прихватывая сезнями тяжелые паруса, вдыхал полной грудью соленый воздух и прислушивался к многоголосому шуму Нассау.

От людей на борту веяло предвкушением. Джек и сам готов был броситься в воду и броситься к берегу вплавь, не дожидаясь спуска шлюпки, но все же дотерпел и занял подобающее ему место на баковой банке. Рядом примостился Хадсон, за ним расселись и другие пираты — разом они взялись за весла и двинулись к Нассау. Большую часть команды, включая Энн и Фезерстоуна, Джек оставил на кораблях: бросать на произвол золото, количеством превосходящее самые смелые фантазии местных пиратов, было бы непростительной глупостью.

Разумнее всего было дождаться ночи и начать разгрузку в темноте — Рэкхем так и собирался поступить, но раньше ему нужно было повидаться с Макс и удостовериться, что все договоренности в силе. Перед отплытием Джек наказал Макс не сводить глаз с горизонта — или заплатить кому-нибудь, кто будет делать это за нее — так что сейчас он был совершенно уверен, что их с Энн очаровательная партнерша уже бежит к причалу, придерживая юбки своего роскошного платья.

Тем сильнее было удивление Джека, когда навстречу ему вместо Макс вышел Бенджамин Хорниголд в сопровождении Дюфрейна и Элеонор Гатри.

— День добрый, мистер Рэкхем, — растянул губы в улыбке Хорниголд.

— Черт побери, если бы вы вышли на причал чуть раньше, я бы увидел вас заранее, развернул шлюпку и поплыл обратно, — вместо приветствия буркнул Рэкхем, подходя ближе. — Чем обязан, господа?

— Вы знаете, — Хорниголд улыбнулся еще шире.

— Где Макс? — Джек скользнул взглядом по угрюмому лицу Дюфрейна и остановил его на Элеонор. Она с присущей ей надменностью вскинула бровь и скрестила руки на груди.

— Макс на своем рабочем месте, мы убедили ее, что справимся не хуже, а то и лучше, — Хорниголд все веселел и веселел.

— Справитесь с чем? — Джек отчаянно лавировал, но в глубине души уже понимал, что бой проигран и отступать некуда.

— С разгрузкой и приемом ценного груза, разумеется.

Джек страдальчески свел брови и оглянулся на Хадсона и нескольких матросов, что стояли чуть поодаль и, как он искренне надеялся, не сильно прислушивались к разговору.

— Какого груза? — Джек отчаянно делал вид, что ничего не понимает.

— Мистер Рэкхем, не валяйте дурака, — тихо ответил Хорниголд, враз посерьезнев. — Вы привели в Нассау целых два судна, доверху набитых испанскими сокровищами, если я правильно понимаю причину, по которой вы подобрали «Моржа». Вам и вашей команде за всю жизнь не потратить столько золота, а без моего форта вы даже спрятать надежно его не сумеете. Понимаете, к чему я клоню?

Джек снова оглянулся на своих притихших моряков, наградил их траурным взглядом, поднял глаза к мирно стоящим на рейде кораблям, тонущим в золотых лучах катящегося к горизонту солнца… Сердце защемило от обиды. Сколько трудов и даже жизней было положено на то, чтобы… сокровища приплыли лично в руки Хорниголду и Элеонор Гатри. Рэкхем мысленно чертыхнулся и вяло махнул рукой в сторону моря.

— Запомните этот день, господа… — пробормотал он себе под нос. — День, когда капитана Джека Рэкхема обвели вокруг пальца как последнего идиота.