Дом — там, где лежит сердце (гет)

Когда Гарри узнаёт, что Гермиона беременна, его мгновенно охватывает паника.

Это не особо неожиданное событие: они женаты уже несколько лет, и несколько месяцев назад решили, что готовы расширить свою маленькую семью. Но это не предотвращает охватившего его абсолютного ужаса.

Он не знает ничего про то, как быть хорошим отцом. Конечно, он любит Тедди и старается дарить ему столько любви и заботы, сколько может, но он не растил его. Этим занималась Андромеда. Его собственное детство было далеко не самым благополучным, а его опекуны — не особо хорошими людьми. Он хочет думать, что будет лучше них, но его грызёт подспудный, болезненный страх, нашёптывающий, что его детство навечно наложило отпечаток, из-за которого его дети будут страдать.

— Гарри, где ты пропадал? — Гермиона придерживает для него дверь, потому что он несёт в руках большую коробку.

— Ходил за покупками, — он старается не выглядеть слишком пристыженным, когда начинает выкладывать содержимое коробки на стол в гостиной. Оно состоит из десятков книг по воспитанию детей, как волшебных, так и магловских.

Гермиона приподнимает брови:

— Закупаешься книгами? Я думала, что это моя работа.

— Просто подумал, что нужно подготовиться, — он пожимает плечами, избегая смотреть ей в глаза. — Я знаю, что отец из меня получится не самый лучший, но хочу хотя бы постараться.

— Ох, Гарри... — она подходит ближе, берёт его ладонями за щёки и слегка поворачивает ему голову, встречаясь с ним взглядом. — Слушай меня внимательно. Ты будешь замечательным отцом. Ты — самый заботливый и сострадательный человек из всех, кого я знаю. Наш ребёнок будет просто купаться в любви.

Он криво улыбается, надеясь, что она не видит страх в его глазах.

Но она вздыхает и опускает руки:

— Понимаешь, бояться — это нормально. Я тоже боюсь. Это столь ново и волнующе, и я думала, что буду готова, но теперь сомневаюсь. Люди порой говорят мне, что я бываю слишком требовательной и властной. Холодной. Однажды кто-то даже пошутил, что мать из меня выйдет кошмарная, и...

— Чушь! — с жаром прерывает её Гарри. — Холодная — последнее слово, которым бы я тебя описал.

Он разражается тирадой о том, что те люди явно ничего о ней не знали, о том, что она полна счастья, смеха и теплоты, о том, что он уже представляет, как сильно их ребёнок будет её любить. Останавливается он лишь тогда, когда Гермиона начинает смеяться.

— Вот видишь? Мы оба хорошо справимся. Вместе, — говорит она с улыбкой, и Гарри чувствует, как часть его тревоги рассеивается.

— Ну а пока мы можем заняться заметками. Только принесу блокноты, и... ого! Гарри, ты выбрал отличные книги! — с восторгом замечает она, пролистывая купленную им литературу, и тревога Гарри окончательно исчезает.

Они проводят остаток вечера, сидя по-турецки на ковре в гостиной в окружении множества открытых книг, вслух зачитывая отрывки из них и делая заметки в блокнотах, а также обсуждая свои родительские планы.

— Тут говорится, что для хорошего развития детям нужна яркая, открытая атмосфера, — Гарри потирает подбородок и оглядывается. — Я уже привык к Гриммо, но не думаю, что для ребёнка этот дом подойдёт. И потом, я хочу, чтобы у нас был задний двор.

Гермиона задумчиво хмурится:

— Как насчёт твоего родового дома? Мы ведь уже обсуждали, что после окончания ремонта туда переедем.

Они занимались ремонтом дома, в котором прежде жили бабушка и дедушка Гарри, уже несколько лет, но дело шло не слишком быстро.

— Нашего родового дома, — поправляет Гарри. — Да, если мы ускоримся, то можем успеть переехать до родов. Я просто не хочу слишком тебя утруждать, ты ведь всё-таки беременна.

— Ну серьёзно, Гарри, — Гермиона фыркает и закатывает глаза, но потом всё-таки ему улыбается. — Спасибо за заботу, но я справлюсь. Я хочу закончить отстраивать этот дом вместе с тобой.

Обсудив это, они возвращаются к книгам.

.

— Колыбельные? — стонет через какое-то время Гермиона.

— Придётся тебе теперь брать уроки пения, — подкалывает Гарри и уворачивается от книги, которой Гермиона шутливо на него замахивается.

— Не могу дождаться того, как буду учить его читать, — мечтательно говорит она.

— Не могу дождаться того, как буду учить её летать на метле, — усмехается он.

Гермиона бросает на него сердитый взгляд. Они ещё не узнали пол ребёнка, но она уверена, что это будет мальчик.

— Десять галлеонов на то, что это будет очень похожий на тебя мальчик, — она с грозным видом тычет в него пальцем.

— Десять галлеонов на то, что это будет очень похожая на тебя девочка, — парирует он.

Они пожимают руки, заключая пари.

Оказывается, что оба они ошибались.

* * *

Гарри благоговейно смотрит на двух маленьких человечков, мирно спящих в колыбели. Прошло почти полдня с того, как его дети появились на свет, и он до сих пор пребывает в состоянии изумлённого неверия.

— Гарри, — слышится усталый голос Гермионы со стороны кровати.

Его голова резко поворачивается, и он подбегает к ней:

— Что случилось? Всё в порядке? Ты нормально себя...

— Я в порядке. Ну, я устала и определённо не хочу снова беременеть в ближайшее время, но в порядке, — фыркает Гермиона. — Просто ты уже бог знает сколько времени стоишь у колыбели. Они никуда не исчезнут.

Гарри взлохмачивает свои волосы ладонью и смущённо улыбается:

— Я просто хочу снова подержать их на руках, но они спят, и я не хочу их будить. Вот и смотрю на них. Они такие чудесные, Гермиона.

Выражение лица Гермионы смягчается, и на нём появляется лёгкая, полная гордости улыбка:

— Это точно.

Роза Лили Поттер унаследовала от своей матери вьющиеся каштановые волосы, а когда она морщит личико, готовясь заплакать, в её подбородке уже видится что-то упрямое. Но вот зелёные глаза достались ей от него. Джеймс Сириус Поттер куда более тихий, чем его сестра-близнец, и почти не плачет. У него такие же непослушные чёрные волосы, как у Гарри, и такие же тёплые карие глаза, как у Гермионы.

Когда они просыпаются немного погодя, Гарри осторожно берёт Розу на руки и передаёт её Гермионе, прежде чем самому взять на руки Джеймса и сесть рядом с кроватью.

Он легонько целует Джеймса в лоб, поражаясь тому, каким маленьким и хрупким он кажется в его руках. Какие маленькие у него пальцы в сравнении с его собственными.

— Добро пожаловать в семью, — шепчет Гермиона Розе, после чего смотрит на Гарри с понимающей улыбкой. Услышав это слово, он ощущает, как его сердце переполняется счастьем.

Семья. Для него это всегда выглядело столь недостижимым, столь чужеродным понятием. Тем, что было у других людей, но у него никогда не будет.

Но теперь она у него есть, и он не намерен её лишаться.

* * *

Гарри прокрадывается в дом поздно ночью, стараясь не шуметь и надеясь, что Гермиона уже легла спать.

Однако ему не везёт. В детской комнате горит свет, и Гермиона выходит из неё с завёрнутым в одеяльце Джеймсом на руках и обеспокоенным выражением на лице.

— Гарри, ты же весь в крови! — она бросается к нему, но он делает шаг назад.

— Не хотел, чтобы дети меня таким видели, — бормочет он, рассеянно приглаживая запачканную кровью униформу мракоборца. — Не волнуйся, я в порядке. Задание пошло не по плану, но мы выбрались невредимыми.

Гермиона ничего не говорит, ожидая дальнейших его слов.

— Я... уволился с работы, — наконец признаётся Гарри. — Поэтому так долго и не возвращался. Надо было утрясти некоторые вопросы.

— А почему ты это сделал? — тихо спрашивает она.

Он тяжело сглатывает:

— Сегодня... одно шальное заклинание пролетело довольно близко. Я, знаешь, уже привык к ситуациям, когда я на волоске от смерти, и обычно ничего не чувствую. Но сегодня было иначе. Я мог думать только о том, что, попади в меня это заклинание, я бы мог не вернуться домой. Не смог бы снова увидеть тебя и детей. Я провёл всю жизнь, стараясь поступать правильно, и какое-то время это означало помощь людям, соответствие моему образу спасителя.

Джеймс издаёт угукающий звук, и Гарри смотрит на него со слабой улыбкой:

— Но сейчас, если я хочу поступать правильно, я должен быть живым. Быть здесь, с моей семьёй.

— О, Гарри... — Гермиона берёт его за руку, переплетая свои пальцы с его.

— Так ты не сердишься? — вырывается у него вопрос, хотя он уже знает ответ.

— Из-за того, что ты наконец ушёл с этой ужасной работы, к которой тебя все подталкивали, хотя она никогда не делала тебя счастливым? Да я в восторге, Гарри. И потом, ты выбрал очень удачное время, — её глаза вспыхивают весельем. — Мой декретный отпуск как раз скоро заканчивается, и теперь нам не придётся искать няню.

Он фыркает:

— Попридержи коней. Министерство предложило мне некоторые другие варианты, — очевидно, не очень хочет меня отпускать. Они сказали, что я могу занять своего рода представительную должность, или даже стать членом Визенгамота. Приходить мне придётся не постоянно, но я ещё не определился.

— Похоже, они хотят оставить место для тебя, если ты решишь вернуться, — Гермиона берёт Джеймса поудобнее и задумчиво прикусывает нижнюю губу. — Ну, их можно понять. Даже не учитывая славу Мальчика-Который-Выжил, твои годы работы мракоборцем иначе как образцовыми не назовёшь. У твоей известности много граней, Гарри.

Гарри морщится.

За его жизнь его называли по-разному. Мальчик-Который-Выжил, Мужчина-Который-Победил, Герой-Который-Превозмог, Избранный, Спаситель волшебного мира. Большинство этих титулов звучны и хвалебны, но те, что предпочитает он, куда проще. Он — Гарри Поттер.

Муж.

Отец.

Семьянин.

* * *

Даже снова с головой нырнув в мутные воды министерской политики, Гермиона заботится о том, чтобы не пропустить ни одной важной вехи в жизни близнецов.

Невероятная гордость на её лице, когда одному из близнецов удаётся сделать что-то новое, всегда веселит Гарри. Джеймс учится говорить первым, зато Роза начинает ходить прежде него.

— Вот так! Умничка, Рози! — Гермиона тянет руки к своей дочери, которая неуверенными шажками идёт к ней. — Гарри, ты это снимаешь?

— Да, конечно, — кивает Гарри, держащий в руках колдокамеру и тоже подбадривающий свою дочь. — Медленно, аккуратно... если упадёшь, папа тебе поможет.

Розе удаётся дойти до Гермионы, но на последнем шаге она спотыкается. Гермиона ловко подхватывает её на руки и начинает покрывать её личико поцелуями. Гарри делает ещё один снимок матери и дочери, прежде чем отложить камеру и обнять Гермиону.

— Джеймс, — окликает Гермиона их сына, который сосредоточен на своих игрушечных кубиках и явно не собирается покидать манеж, — хочешь тоже попробовать пойти? Мама тебе поможет!

— Нет! — коротко отвечает он, прежде чем вернуться к игрушкам.

Гарри невольно смеётся, после чего начинает уговаривать его сказать ещё что-нибудь. Гермиона не знает, расстраиваться ли из-за столь прямого отказа сына, или радоваться тому, что он произнёс своё первое слово.

— Ну, по крайней мере он знает, чего хочет, — наконец улыбается она.

Гарри усмехается:

— Видели бы тебя теперь те, кто считали, что ты будешь строгой и холодной матерью.

Она приподнимает брови:

— Говоришь так, будто ты сам не готов всячески потакать Розе.

Кикимер неподалёку издаёт неодобрительное фырканье.

Гермионе каким-то образом удалось уговорить старого домовика покинуть дом на Гриммо и переселиться с ними в поместье Поттеров, где должны были расти будущие наследники семейного дома Блэков. Несмотря на постоянные жалобы на шум и суматоху, которые принесло в дом рождение близнецов, эльф снова обрёл часть своей прежней энергичности.

— Эти малявки обоих хозяев заставили вести себя как дураки, — скрипит он недовольным голосом.

Оба молодых родителя невольно признают, что Кикимер в чём-то прав.

* * *

Гарри соглашается с Гермионой, что отдать детей в детский сад будет лучшим решением, но, когда приходит время это делать, не находит себе места.

Он опускается на корточки неподалёку от входа и приглаживает их уже идеально отутюженную одежду:

— Я положил вам ещё кое-какой еды, на случай, если вы проголодаетесь. Знаю, это для вас ново, но у вас будет хорошая возможность завести друзей и узнать много интересного. Помните, что вам нельзя...

— ...говорить людям о магии, — серьёзно кивает Джеймс. — Мы знаем.

— Пап! — Роза топает ногой. — Другие дети уже заходят внутрь!

— Ладно, — вмешивается Гермиона. — Нам пора прощаться. Не переживайте, вы и глазом моргнуть не успеете, а мы уже вернёмся вас забирать.

— Пока, пап! Пока, мам! — радостно машет рукой Роза, прежде чем побежать к дверям.

Джеймс ничего не говорит, а вместо этого, к удивлению Гарри, крепко обнимает обоих своих родителей, после чего спешит вслед сестре.

Гарри провожает их взглядом, а Гермиона берёт его за руку и легонько толкает в бок.

— Ты хорошо справился, — говорит она, и он с сожалением думает, что она, очевидно, увидела его слёзы.

Будь на её месте кто-то другой, он решил бы, что над ним потешаются. Но Гермиона знает, как много этот момент значит для него. Гермиона понимает.

Он с благодарностью сжимает её ладонь.

* * *

Гарри просматривает фотографии со свадьбы своих родителей, задерживаясь на одной, особенно истрёпанной. На ней Джеймс Поттер и Сириус Блэк с раскрасневшимися лицами громко хохочут, словно излучая всем своим видом надежду и радость, сопутствующие молодости и вере в будущее.

Иногда Гарри сожалеет об имени, которое дал своему сыну. Когда Гермиона была беременна, они долго обсуждали, кто будет придумывать имя каждому из близнецов. Он остановился на варианте "Джеймс Сириус", в честь двух храбрых и хороших людей. Двух людей, которые рисковали ради него своими жизнями, и каждый из которых мог бы быть ему отцом, дай им жизнь этот шанс.

Этот вариант кажется ему лучшим, но всё же порой, особенно когда люди замечают, что Джеймс Сириус наверняка станет ещё одним известным шутником, размышляет, не стоило ли дать ему другое имя. Он слишком хорошо знает тяжесть бремени чужих ожиданий.

В один из дней, когда Гарри сидит в своём кабинете, просматривая бумаги для Визенгамота, он спрашивает Джеймса, делающего в том же кабинете домашнее задание:

— Скажи, тебя это волнует? Ну, та шутка тёти МакГонагалл по поводу того, что ты — ещё один маленький Мародёр?

Джеймс прикусывает карандаш, и Гарри умиляется тому, как он, подобно Гермионе, морщит лицо, погружаясь в раздумья.

— Да! — наконец отвечает он, и сердце Гарри словно сжимает невидимая рука. — Все думают, что я буду просто шутником!

— Ты можешь быть тем, кем захочешь, — спешит Гарри заверить его, но, прежде чем он успевает продолжить, Джеймс разражается тирадой, очень похожей на тирады Гермионы.

Со сверкающими глазами он вспоминает все те истории, которые Гарри рассказывал о Мародёрах, и рассказывает о своём выводе: его тёзки достигли таких успехов в розыгрышах потому, что были великолепны.

— А я хочу стать настоящим Мародёром. Я буду гением! — провозглашает он под конец.

Гарри на мгновение теряет дар речи, а потом разражается хохотом.

— О, Джеймс, — он взъерошивает непослушные волосы сына, так похожие на его собственные. — У меня такое чувство, что Бродяга и Сохатый с радостью приняли бы тебя в свои ряды.

* * *

Когда они впервые начали встречаться, в тот период пустоты после войны, Гермиона часто брала его за руку и вытаскивала в Лондон, чтобы он мог опробовать те аспекты магловской жизни, которых был лишён в детстве. Она никогда не спрашивала, почему банальные вещи вроде похода в театр или ресторан были для него в диковинку, и просто сосредотачивалась на том, чтобы заставить его улыбаться. Это было не так уж трудно: рядом с ней Гарри улыбался очень часто.

Теперь же, когда они стали взрослее, завели детей, а министерские дела стали отнимать у Гермионы больше времени, Гарри сам взял ответственность за планирование развлекательных мероприятий. Пришёл его черёд помогать ей расслабиться, заставлять её расплываться в улыбке.

Зачастую они проводят время вместе с Розой и Джеймсом, но порой хотят побыть наедине. Сегодня — один из таких дней. После того, как они оставили детей у Андромеды, Гарри берёт руку Гермионы и с драматическим видом её целует:

— Куда желает отправиться моя леди?

— Гарри! — смеётся она. — Серьёзно, мне неважно, куда мы пойдём, я просто рада отдохнуть от работы. Удиви меня!

И он это делает.

Для начала они идут в парк развлечений, и Гарри тащит Гермиону с собой на "детские" аттракционы, к чему она относится с сомнением.

— Гарри, у меня уже самой дети есть! Я для этого слишком взрослая! — слабо протестует она, и Гарри закатывает глаза, вспоминая, как однажды он сам сказал что-то подобное, смущаясь из-за отсутствия опыта.

— Возраст веселью не помеха, — отвечает он теми же словами, которые произнесла она тогда. Гермиона фыркает, но всё же следует за ним. Фотография с одного из аттракционов потом показывает её одновременно вопящей от ужаса и хохочущей, с развевающимися по ветру волосами и крепко держащейся за выглядящего очень довольным собой Гарри.

Они делают всё то, что хотят сделать, хихикая как дети, когда разрисовывают лица, поедают сладкую вату, носят забавные головные ободки со звериными ушами и играют в одну игру за другой, пока Гарри наконец не выигрывает игрушку, на которую положил глаз — плюшевую выдру.

— Вот, держи, — передаёт он игрушку ей. — Теперь у оленя, которого ты подарила мне несколько лет назад, будет компания.

Когда они устают от аттракционов, он ведёт её в ресторан и невольно улыбается, когда Гермиона останавливается и удивлённо на него смотрит:

— О! Мы тут уже сто лет не были, Гарри!

Во время ужина её лицо светится счастьем, но она всё равно удивляется, когда Гарри достаёт билеты в кино и говорит ей, что свидание ещё не окончено.

Сеанс оказывается повторным прокатом старого фильма, снятого более десяти лет назад. В зале не так много людей, но Гермиона не обращает на это внимания, вместо этого крепче прижимаясь к Гарри и кладя голову ему на плечо.

Когда кино начинается, она шепчет ему в шею:

— Даже фильм тот же самый?

К этому моменту она уже поняла, что сегодняшний день — повторение их первого свидания.

Гарри прижимает свою голову к её:

— Я просто хотел показать тебе: сколько бы лет ни прошло, некоторые вещи никогда не изменятся.

Его любовь к Гермионе не слишком драматичная или пылкая, но он точно может обещать, что она никуда не денется. В лесу Дин Гермиона как-то сказала ему "Может, нам стоит просто остаться здесь, Гарри. Вместе состариться..." Иного он теперь и не хочет. Он хочет дожить вместе с Гермионой до седых волос, имея ещё множество дней простого счастья, подобных сегодняшнему.

* * *

Гарри любит читать своим детям истории на ночь. Среди них есть как магловские, так и волшебные, но в последнее время близнецы стали проявлять инициативу и сами предлагать книги для чтения.

Он обычно охотно это поддерживает, но этой ночью, когда он усаживается на стул, а Роза с волнением протягивает ему книгу, его кровь словно застывает.

Книга называется "Мальчик-Который-Выжил и Герой-Который-Превозмог". На верхней половине обложки изображён младенец в белом, окружённый световым ореолом, который подчёркивает багровый шрам на лбу и одинокую слезу, катящуюся по щеке. На второй половине изображена героического вида фигура в развевающейся мантии и с триумфальной усмешкой на лице, стоящая на груде тел. Её нога попирает лицо чудовищного создания, красноглазого и змеелицего даже в столь мультяшной иллюстрации.

Его руки начинают дрожать, и он чуть не роняет книгу. Его желудок скручивает, а к горлу подступает тошнота.

— Папа? — тихо спрашивает Роза, чьё предвкушающее волнение словно рукой сняло. — Что случилось?

— Где ты это нашла? — он старается говорить ровным тоном.

— В твоём кабинете. В той сумке с разными штуками, которую вчера принёс дядя Рон, — она съёживается под его пристальным взглядом.

Гарри делает глубокий вдох. Книги, подобные этой, существовали в волшебном мире ещё с того рокового Хэллоуина. В детстве никто не озаботился сказать ему о том, что он был главным героем этих нелепых историй, но после того, как война закончилась, и популярность книг о Гарри Поттере снова выросла, он никак не мог не столкнуться с ними. Многие волшебники приходили в восторга от образа невинного сироты, ставшего безжалостным и могучим героем, которым они всегда его воображали.

"Герой, — шепчут они даже после стольких лет. — Избранный". Кто этот незнакомый тип на обложке, стоящий на трупах врагов с довольной усмешкой на лице? Они хотя бы присутствовали там в тот день, когда он на самом деле убил Волан-де-Морта? Видели ли они грязь и листья, прилипшие к его запачканной кровью одежде с земли леса, на которую упало его безжизненное тело? Знакомы ли им были усталость в его костях, шум крови в ушах после криков умирающих, боль в ногах, когда он вынуждал себя сделать ещё один шаг вперёд?

В тот день он не улыбался, не убивал Тома Реддла с мыслями об успехе и славе. Он убил его и подумал о том, как многого это стоило. Что вся его жизнь оказалась исковеркана лишь для того, чтобы судьба позволила ему убить одно чудовище. Что он исполнил своё так называемое предназначение, и не ощущает ни счастья, ни триумфа... лишь пустоту в груди на том месте, где должно было быть его сердце. Он думал "Ну вот и всё. Почему это заняло столько времени?", изо всех сил стараясь удержаться на ногах, не упасть в центре Большого зала на глазах всех остальных.

— Пап? — Роза дёргает его за рукав, и её голос дрожит. — Прости, что я рылась у тебя в кабинете, я не должна была!.. Извини... не сердись, пожалуйста!

Гарри выныривает из мрачных раздумий и протягивает руку, утешающе сжимая ей плечо:

— Я не сержусь. Не на тебя, Роза.

Он вспоминает ещё кое-что. После того, как он ушёл из мракоборцев и занял важную позицию в Визенгамоте, он узнал больше о законах и своих правах и приложил все усилия, чтобы избавиться от всех книг, эксплуатирующих его славу. Они появлялись одна за другой, словно сорняки, и его друзья помогали ему узнавать о тех, что ускользнули от его внимания. Рон, должно быть, именно поэтому и принёс эту книгу, а он был слишком занят, чтобы взглянуть.

— А эта книга о тебе, пап? Это ведь ты — Мальчик-Который-Выжил? — с любопытством смотрит на него Джеймс.

Гарри с трудом удерживается от того, чтобы не застонать, вспомнив то, как его сын пытался читать "Ежедневный пророк" после Гермионы; эта газетёнка до сих пор использовала в своих заголовках эти прозвища.

— Так меня раньше называли, — вздыхает Гарри, поднимаясь со стула. — Ладно, подвиньтесь немного.

Близнецы восторженно взвизгивают и послушно освобождают для него место в середине кровати.

— Эта книга, — он приподнимает её, — полная и абсолютная чушь. Джеймс уже может это знать, но в нашем мире я довольно... знаменит. Но, когда люди пытаются рассказать мою историю, правда часто искажается.

Он начинает листать книгу и указывать на неточности в тексте. Близнецы хихикают и громко смеются над его комментариями.

— Вот, допустим, василиск. Я действительно его убил, но не был ни таким высоким, ни таким красивым, как здесь изображён. Мне было всего двенадцать лет! А ещё я был перепуган до смерти.

— Пап, а можно мне...

— Нет, Роза, с василиском тебе сражаться нельзя. Я даже не знаю, где их ещё можно найти. В наших туалетах они точно не водятся.

Роза хихикает, а Джеймс закатывает глаза.

Гарри продолжает листать страницы и хмурится:

— Ещё они изображают всё так, будто я был эдаким героем-одиночкой, но ведь мне часто помогали. Видите этого дракона, схватку с которым они описывают?

Они кивают с серьёзным видом, ловя каждое его слово.

— Я пережил это только потому, что ваша мама чуть ли не круглосуточно искала способы мне помочь. Она часами отрабатывала со мной заклинание, которое я применил, чтобы спастись от дракона. Без неё мне была бы крышка... а может, даже и сковородка, — он усмехается, когда шестилетние близнецы преувеличенно стонут от его плохой шутки.

— А расскажи нам больше про маму! — просит его Джеймс, чьи глаза откровенно сияют.

И он это делает. Он рассказывает им, как книги ошибались, о том, что он никогда не был легендой или стильным героем. Он был просто худым мальчишкой в замотанных скотчем очках и с одиноким детством, который приехал в Хогвартс, надеясь обрести там дом. Он рассказывает им про то, что именно Гермиона впервые сказала ему, что он был чем-то большим. Не просто Мальчиком-Который-Выжил или кем-то подобным. Он был мальчиком, который стал её другом, который проявил храбрость. И эти её слова были для него ценнее, чем вся предыдущая слава.

Он не может в деталях рассказать им про всё, через что они прошли вместе, про ту кошмарную опасность, с которой не должны были сталкиваться дети, про войну, которая не должна была быть их. Но он может рассказать им про то, как всё было непросто, и про то, как он бы никогда не справился, не будь рядом её.

— Похоже, про маму нужно написать отдельную книгу, — говорит Роза, зевая.

— А вам, похоже, пора спать, — он закрывает книгу и умудряется выпутаться из хватки детей, упрашивающих прочитать ещё хоть страницу.

— Спокойной ночи, — шёпотом говорит он, когда они наконец успокаиваются и погружаются в сон. Осторожно поцеловав их обоих в лоб, он гасит свет и на цыпочках направляется к двери.

То, что он находит за ней, чуть не заставляет его вскрикнуть от неожиданности.

— И долго ты тут стояла? — спрашивает он стоящую за дверью Гермиону в министерской мантии, смотрящую на него со странным выражением на лице.

— Довольно долго, — коротко отвечает она, прежде чем обвить руками его шею и с жаром его поцеловать.

— Ммф-ф... я думал, ты сегодня подольше задержишься с тем авралом, — говорит он, наконец переведя дыхание. — Гермиона, дети могут проснуться!

Однако она явно не в настроении слушать, так что он закатывает глаза и поднимает её на руки, чтобы самому отнести в спальню.

Едва он аккуратно опускает её на кровать, как она сбрасывает мантию и забирается на него сверху.

Их лица оказываются совсем близко, и Гарри игриво трётся щекой о её нос:

— Возможно, мне стоит почаще рассказывать истории на ночь рядом с тобой, раз уж ты так на это реагируешь...

Гермиона всегда носит под мантией белую блузку, и Гарри осторожно расстёгивает на ней пуговицы, целуя каждый открывающийся участок кожи.

— Гарри... — в её голосе слышится что-то такое, что заставляет его посмотреть на её раскрасневшееся лицо и сияющие глаза. — Гарри, я хочу ещё одного ребёнка.

— Что? — его руки замирают.

— Я хочу ещё одного ребёнка, — повторяет она с нажимом, краснея ещё сильнее. — Знаю, ты спросишь о причинах, и мы ведь уже решили, что близнецов нам достаточно. Я... наверное, и сама не знаю. Но я пришла сегодня домой, до ужаса уставшая, услышала, как мой муж рассказывает нашим детям на редкость нелепую, на редкость милую историю на ночь, — нашу историю, — и подумала, что не хочу, чтобы это было в последний раз.

Гарри неверяще смеётся, а затем улыбается:

— Я всегда хотел большую семью, Гермиона. Так что не буду тебе возражать.

Затем его улыбка превращается в хитрую усмешку:

— Ещё одного ребёнка, значит? Это можно устроить...

Часами позже, когда оба они устали и готовятся погрузиться в сон, Гарри ощущает, как Гермиона утыкается лицом ему в спину и сонно бормочет:

— А я ведь тебе говорила? Я сказала, что ты будешь отличным отцом, и оказалась права.

— Конечно, — улыбается он, закрывая глаза и зная, что его ожидают только приятные, мирные сны. — Ты всегда права.

* * *

Впервые эту тему поднимает Роза. Она всегда настроена на какие-нибудь каверзы, и в целом куда более неуклюжая и весёлая, чем Джеймс, который предпочитает зарываться в книги, но всё равно всегда помогает сестре в её начинаниях.

Однако любопытство и любовь к вопросам от своих родителей они унаследовали в равной степени.

— Пап, а когда мы сможем познакомиться с твоими родителями? — спрашивает она однажды за завтраком, и Гарри чуть не роняет лопатку.

— Милая, — ложка Гермионы, с которой она кормила их с Гарри годовалого сына, замирает в воздухе, — ты ведь знаешь, что бабушка и дедушка Поттеры больше не в этом мире. Мы об этом говорили.

— Я знаю, — с серьёзным видом кивает Роза. — Но я всё равно хочу их повидать. Мы с Джеймсом столько всего хотим им рассказать!

Джеймс ёрзает на своём стуле:

— Я прочитал одну книгу из библиотеки, где дети ходили на могилы их родителей, и это помогло душам родителей успокоиться. Можем мы попробовать то же с бабушкой и дедушкой?

Гарри, конечно, планировал отвести своих детей на могилу Поттеров, но собирался сделать это, когда они станут значительно старше. Но теперь, когда оба близнеца смотрят на него большими, упрашивающими глазами, он понимает, что планы придётся переменить.

Он обменивается взглядом с Гермионой, без слов приходя с ней к соглашению, после чего вздыхает:

— Ладно. Думаю, мы можем туда сходить.

— Слышал, Гус? — Роза наклоняется к своему младшему брату. — Мы пойдём к нашим другим бабушке и дедушке!

* * *

Гарри трансгрессирует со своей семьёй на поле рядом с Годриковой лощиной. Они молча идут на кладбище, и даже маленький Август, с зелёными глазами и чёрными волосами совсем как у него, тихо сидит на руках у Гермионы.

Он уже не раз бывал в этом месте, но сейчас Гарри ощущает в своих шагах особенную тяжесть, подходя к могиле с надписью на надгробии:

Джеймс Поттер

27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер

30 января 1960 года — 31 октября 1981 года

— Привет, мама. Привет, папа, — тихо говорит он, и ветер, взлохмачивающий его волосы, почти заглушает эти слова.

Гарри стоит здесь и вспоминает другое время. Время, когда ему было семнадцать лет, и он пришёл на это самое кладбище, отчаянно надеясь обрести хоть какие-то покой или утешение, но столкнулся лишь с мрачным осознанием того, что его родителей больше не было; что их кости лежали под землёй, возможно, уже превратившись в пыль, не имея понятия, что их выросший сын был перед ними. То, как он хотел присоединиться к ним, думая, что, возможно, и ему было бы лучше уснуть вечным сном, лёжа под слоем земли и снега. Наконец обрести дом...

Роза сжимает ему руку, и её слова возвращают его в настоящее:

— Привет, бабушка, привет, дедушка. Это я, ваша внучка Роза.

Джеймс тоже представляется, и скоро близнецы уже говорят наперебой, рассказывая своим бабушке и дедушке о своих жизнях, о том, как они слышали множество историй о своих тёзках, о том, что они обязательно заставят их гордиться.

— Не волнуйтесь о папе, — Роза смотрит на Гарри, а затем переводит полный решимости взгляд обратно на надгробие. — Мы обязательно о нём позаботимся. Правда, Джеймс?

Джеймс достаёт венок, который принёс с собой, и кладёт его на могилу:

— Конечно. Ведь это и должна делать семья.

Глаза у Гермионы на мокром месте: она тоже погрузилась в воспоминания.

— Я пообещала, что мы будем счастливы вместе. И сдержу это обещание, — шепчет она.

— Ты ведь счастлив, папа? — спрашивает Роза, прикусив нижнюю губу.

Гарри делает шаг вперёд и кладёт ладонь на мраморное надгробие, думая о том, что следы той жизни, которая могла бы у него быть, находятся прямо перед ним, а жизнь, которая у него есть сейчас, — семья, которая так сильно любит и ценит его, — ждёт за его спиной.

И в этот момент Гарри хочет иметь возможность вернуться во времени и сказать более молодому себе, — всегда столь потерянному, мечтающему о семье и месте, где ему были бы рады, — что ответ всегда был здесь. Совсем рядом.

— Да, — горячие слёзы катятся по его щекам, и в кои-то веки он не пытается их сдержать. — Я счастлив.

* * *

Обратно на поле они идут более медленным шагом. На середине пути Роза устаёт от ходьбы, и Гарри сажает её к себе на плечи, слушая, как она описывает формы облаков на горизонте и рассказывает, на что они похожи. Джеймс начинает скучать и просит разрешения полетать на метле, когда они доходят до ближайшей поляны; Гермиона строго велит ему быть осторожней, но всё равно достаёт из своей бисерной сумочки метлу и снитч. Август, явно утомившийся от тряски, дуется на плече Гермионы.

Гарри закрывает глаза. Когда он снова их открывает, ничего не изменилось. Это не сон. Солнце медленно опускается к горизонту, и он по прежнему окружён разговорами и смехом его семьи.

Гермиона протягивает ему руку, и он с благодарностью сжимает её, а затем улыбается:

— Пойдёмте домой.

Примечания:

Примечание автора:

Если вдруг кто-то не понял смысл названия истории: в первый раз, когда Гарри приходит на кладбище, он хочет сам оказаться под землёй и снегом, обрести свой дом там. Но теперь всё иначе: его сердце больше не с мёртвыми, а с живыми. И теперь его дом — там, где Гермиона и их семья.