Нитка-Иголка (джен)

Алиса всегда считала себя девушкой «очень средней». Среднего роста, среднего телосложения, средней привлекательности, ее волосы всегда были средней длины. И даже ее годовой доход раньше, согласно статистике, попадал в категорию «средний». И это было неплохо. Из всего многообразия характеристик, до недавнего времени определение «средний» пугало ее только в сочетании со словом «возраст».

«Время, остановись!» — загадывала она всякий раз, задувая свечи на торте. Каждый день рождения она неизменно говорила, что ей стукнуло двадцать пять. И вот, спустя восемь лет, самые наблюдательные из ее друзей начали подозревать неладное. Некоторые подыгрывали, другие, очевидно, не обремененные излишним чувством такта, напоминали: «Это сейчас тебе двадцать пять, а лет через пять-то уже сорок!»

Разглядывая себя в зеркале примерочной, Алиса пыталась понять, нравились ли ей эти новомодные короткие джинсы с широкими штанинами, так странно обрывающимися почти на десять сантиметров выше, чем должны. От кондиционера по полу тянулся сквозняк, вызывая на незащищенной коже мурашки. И как носить это зимой? Потерев голую щиколотку носком другой ноги, она стянула нелепую вещицу, ныряя в огромный теплый свитер, названный модным словом «оверсайз». Хоть что-то хорошее принесла эта мода. Привычные узкие длинные джинсы приятно обтянули икры, возвращая чувство комфорта.

— Будете брать? — растягивая слова спросила ее девица, развешивавшая вещи у примерочных.

Алисе показалось, что она жует жвачку, но потом стало ясно — девушка гоняла во рту штангу, продетую в языке. За ухом, на выбритой стороне головы, виднелся треугольник тату, а щиколотки сверкали наготой между короткими штанишками и носками с Ван Гогом. Она сама была будто картинка, которую хотелось рассмотреть. И художником тоже была она сама. Что-то из этого современного урбанистического искусства, которое захватило все вокруг, диктуя новые законы бизнеса и обрекая на забвение всех, кто не сумел к ним приспособиться.

— Нет. Пожалуй, нет, — ответила Алиса. На ее холст эти краски не ложились.

Осень в этом году выдалась холодной и стремительной. По странному капризу природы, стоило оторвать с настенного календаря листок с последним сентябрьским днем, и солнце покидало Урден-таун на целые полгода. Каждый год находились желающие оспорить эту закономерность и заключить пари, что в этот раз такого не случится. Но приходило первое октября, и моросящий дождь смывал с их лиц уверенность, растворяя все аргументы, основанные на законах вероятности, движении воздушных масс и упрямом «не может такого быть!». В этот раз в дополнение к дождю октябрь принес еще и неприятный, почти по-зимнему холодный ветер.

Алиса не спеша брела по мокрому тротуару, разглядывая знакомые вывески ярких магазинчиков вдоль улицы. Отказываясь капитулировать перед хмурой погодой, владельцы местных лавочек заказывали навесы насыщенного красного, зеленого, желтого или голубого цветов. Уже с октября развешивали гирлянды с лампочками в витринах и на деревьях перед ними, меняя только их цвета: желтые или белые — на каждый день, сиреневые — к Хеллоуину, и разноцветные — к Рождеству. Кроме Томаса — владельца мясной лавки, у него они всегда были красными.

— Доброе утро, — поздоровалась Алиса с тучным мясником, обмотанным проводами, на шаткой стремянке.

— И тебе привет, — обернулся он, едва не упав.

— Серьезно, Том, опять?

— Не доставай меня. Я не буду менять их десять раз под каждый праздник.

— Но почему красные?

— Так мясо же!

— От этого лавка выглядит жутко.

— Кондитерская тоже вешает красные на Рождество, почему они не жуткие?

— Потому что у них тортики, а не куски плоти животных.

Из соседней двери вышел Вучко — человек, благодаря которому вся улица начинала работу под запахи свежего хлеба и ванили. Он приносил с собой этот аромат даже на барбекю в саду. Алиса винила его в паре лишних килограммов, образовавшихся на бедрах с тех пор, как он сюда переехал.

— Опять ты со своими крррасными фонарррями, — проворчал он со своим фирменным раскатистым «р».

— Вот скажи мне, — тяжело отдуваясь, сказал Том, опуская затекшие руки, — тебе мама когда имя выбирала, уже знала, что ты будешь рычать всю жизнь, как старый волк, или так случайно вышло?

— Ни один прриличный человек не зайдет ко мне, глядя на твои фонарри, — ответил Вучко, тряся высоко поднятыми руками, будто бросал в мясника что-то невидимое или пытался наслать злые чары. — Ррешат, что тут боррдель или скотобойня, а может, и все срразу.

— Ну так работай на неприличных, — невозмутимо сказал мясник, продолжая крепить свою гирлянду. — Прибыли больше будет.

— Вучко, — вмешалась Алиса, пока они еще не увлеклись своей перебранкой, забыв обо всем. — Ты не завернешь мне булочек с кунжутом?

— Уже заверрнул, кррасавица, — ответил Вучко, на пару мгновений скрывшись в своей лавке. — Как с ним рработать, скажи? — спросил он, вернувшись с бумажным пакетом.

— Желательно, молча, — прокряхтел Том.

Вежливо улыбнувшись, Алиса забрала свои булочки и пошла дальше по улице.

— Ты губишь мой бизнес! — услышала она.

Вскоре за небольшим сквером показался родной фасад магазинчика «Нитка-Иголка», выглядящий еще сонным из-за темных витрин. У двери со множеством маленьких квадратных стекол в облаке сизого дыма мокла под мелким дождем Кейт — работница на полставки, одетая совсем не по погоде сегодня. Остановившись, Алиса окинула взглядом небольшой двухэтажный домик, обшитый коричневыми деревянными панелями со старой вывеской над дверью. Вздохнув, она стала переходить улицу, окликнув свою помощницу по имени.

Шмыгнув носом, девушка подняла от земли густо подведенные черным глаза. Ее светлые волосы распушились от влажности, окружив голову, как одуванчик.

— Ты почему не заходишь?

— Ключи забыла, — хрипло ответила она. — Какая холодрыга!

— Октябрь же, — ответила Алиса, открывая дверь. Изнутри потянуло теплом и ароматом кофе с корицей. — Ты чего в шортах?

Затушив сигарету о край урны, Кейт бросилась внутрь.

— Так кто ж знал? Ох, мать моя, — вздрогнула она, оказавшись в тепле. Ее взгляд упал на пакет в руках у Алисы. — Это от Волчары?

— Угу. Ты включайся, а я поставлю кофе, — ответила Алиса, протягивая ей шаль, взятую со стула, чтобы та накинула ее на себя.

Ежеутренний ритуал в «Нитке-Иголке» не менялся десятилетиями: выключить ночник в витрине, приложить ладонь к рамке с трехлистным клевером под стеклом, включить кассу, зажечь большую люстру и подсветку витрин, прогоняя ночные тени из углов, поставить случайно выбранную пластинку в проигрыватель, оторвать листок календаря и выпить по чашке ароматного кофе с корицей, прежде чем приступать к работе. Кофе варился здесь тоже традиционный — свежемолотый с щепоткой соли, по рецепту бабушки Алисы, открывшей когда-то на этом месте лавочку швейных принадлежностей и мелкого ремонта одежды. Увы, время шло, дома люди шили все меньше, а всех занимающихся пошивом мастеров переманили к себе низкими ценами крупные магазины. Так в «Нитке-Иголке» впервые появились музыкальные пластинки. Позже — подержанные книги, после них — винтажные платья, аксессуары, а потом и множество вещей ручной работы, от украшений до настольных ламп, но название сохранилось.

Над дверью зазвенел колокольчик.

— Что, кофе еще нет? — спросила Филлис, засовывая свой зонт-трость в подставку у входа.

— Открыточку, Филлис? — спросила Кейт, поправляя стопку книг в витрине.

— Да, отправлю сестре, так что давай пострашнее.

Филлис была постоянным покупателем магазина еще при бабушке Алисы. Как бы ни менялся ассортимент, самым частым клиентом все равно оставалась Филлис. Она приходила каждое утро, снимала свои короткие кружевные перчатки и усаживалась на один из высоких стульев у прилавка, поставленных там как раз для нее и других завсегдатаев. Чашка кофе в «Нитке-Иголке» для нее тоже стала неотъемлемой частью хорошего утра. Алиса с удовольствием угощала бы ее кофе и просто так, но эта пожилая леди считала своим долгом купить хотя бы булавку. В последнее время она остановилась на покупке открыток, и теперь рассылала их всем, кого могла припомнить. Когда у нее заканчивались идеи, карточки оказывались в почтовом ящике Алисы, Кейт или самого магазина.

— Опять поссорились? — спросила Алиса, ставя перед ней дымящуюся чашку.

— Спасибо, золотце. Она заявила, что мне ни к чему мой дом, дескать, я уже не могу о нем заботиться.

— И что она предлагает?

— Продать его, переехать в квартирку, а вырученные деньги вложить в покупку жилья ее олуху-сыну. Можешь поверить? Я ответила, что из своего дома уйду только в одном направлении — на кладбище.

— Родня — страшные звери, — прокомментировала Кейт.

— Кейт, кофе остывает.

— Ты, что же, так по улице шла? — спросила Филлис поверх своих очков в золотистой проволочной оправе.

— Если ты про холод — то я забыла, что парень наверху отключает тут тепло по графику, а если про длину шортов — то я негодую, нельзя быть такой ханжой, Филлис!

— Я про то, что твоя киска посинела, детка.

Прямо под рваным краем джинсовой ткани на бедре Кейт начиналась татуировка с потягивающейся пантерой, растянувшись по всему бедру, она заканчивалась над коленом.

— На грани фола, Филлис!

— Опытный канатоходец не падает, — усмехнулась та, поправив ладонью идеально аккуратную прическу.

Алиса следила за их шутливой перепалкой, поражаясь тому, как они поладили. Полные противоположности, в первые дни Кейт и Филлис друг друга люто невзлюбили, но со временем разглядели за внешним фасадом и доброе сердце, и сильный характер, проникнувшись уважением, а потом и взаимной привязанностью. Сложно представить, чтобы это могло произойти, не будь «Нитки-Иголки».

— Алиса?

— Прости, что? — переспросила Алиса, поняв, что уже какое-то время стоит тишина.

— Ты какая-то бледная. Все в порядке?

— Да, — ответила она, а потом, зачем-то повторила еще раз. — Да.

Филлис бросила взгляд на Кейт, но та пожала плечами. Убрав свою чашку, Алиса взяла коробку с новым поступлением бижутерии и ушла обновить стойку с украшениями.

Сегодня утром Алиса прочитала в газете статью, согласно которой в среднем каждый день в штате закрывается по пять частных магазинчиков, подобных «Нитке-Иголке». Среднестатистический владелец бизнеса хотя бы раз в жизни терпел банкротство. Средний месячный доход «Нитки-Иголки» за последний год скатился в отрицательные значения. Сегодня Алиса опоздала к открытию, желая оттянуть момент, когда ей придется сказать об этом Кейт, так она оказалась в примерочной стеклянно-металлического торгового центра, начинавшего работу раньше местных лавочек, рассматривая в зеркале нелепые джинсы.

Над дверью снова зазвенел колокольчик, и Алиса представила, что это крупный покупатель, который скупит половину их товаров в зале. Хотя нет, что тогда они будут продавать ближайшее время? Пусть бы лучше забрал что-то одно, что давно пылится где-то в углу, но достаточно дорогое, чтобы Алисе хватило на взнос по закладной за квартиру в этом месяце. Ее размышления прервал вопрос, который они слышат по несколько раз каждое утро:

— Это кофейня?

— Нет, — привычно ответила Кейт.

— А…

— Пахнет, потому что мы пьем кофе. Да, Вам тоже можно, если что-то купите, и нет, капучино, латте и прочей старбаксовской фигни нет, — протараторила Кейт.

Колокольчик снова звякнул. Алиса слышала, как пощелкала языком Филлис.

— Ну, что? Каждое утро одно и то же.

— Он бы мог что-то купить.

— Знаю, но меня пугают такие, как он, — громко прошептала Кейт.

— Это какие?

— Офисные зомби — люди, ненавидящие понедельник и еще четыре дня в неделе, — ответила она, будто это был кошмарный недуг.

— Честный труд не заслуживает насмешек, мисс, — сказала Филлис, погрозив пальцем, как нашкодившему котенку. — И офисные зомби получают стабильную зарплату, которую вполне могли бы потратить здесь, — добавила она, вставая.

— Как тебе такое, Филлис: я попытаюсь быть с ними милее, а ты меня пристрелишь, если я когда-нибудь стану одной из них.

Бросив на нее взгляд поверх очков, Филлис взяла свои перчатки и открытку с грустным шарпеем.

— Почищу пистолет, — ответила она, подмигнув ей. — Хорошего дня, девушки.

Колокольчик проводил ее веселым звоном. Алиса прошлась между стеллажами, прислушиваясь к знакомому поскрипыванию паркета под ногами и присущему только этому месту запаху. В этой части магазина стояли старые полки из канадской березы, подаренные магазину еще до рождения Алисы какой-то семьей, уезжающей из города. Никто не помнил уже их имени, а это сокровище, перекочевавшее сюда из домашней библиотеки, все еще было как новое, разве что лак можно было бы поновить. Алиса улыбнулась, подумав, что эти люди, наверное, любили «Нитку-Иголку» и расстроились бы, если, вернувшись, увидели бы здесь Старбакс.

«Когда ты улыбаешься, весь мир улыбается с тобой» — неторопливо пел скрипучий голос Армстронга на старой пластинке.

— Доброе утро, Алиса, — раздалось совсем рядом, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

— Тедди, привет. Не слышала, когда ты пришел.

— Есть что-нибудь новое? — спросил мальчик, как всегда слишком серьезный и слегка отстраненный, будто сонный.

— Да, в выходные пришли две коробки пластинок. Правда не уверена, что ты найдешь что-то для себя. Они весьма обычные.

— Я все же посмотрю.

— Конечно, — улыбнулась Алиса. — Это твой последний год в школе, да? — спросила она, на что получила в ответ утвердительный кивок. — Будешь скучать?

— По школе — нет.

— А по чему же тогда?

Слабо улыбнувшись, Тедди свернул в секцию музыки. Этого подростка Алиса так и не разгадала, хотя почти каждый день он проводил в ее магазине по паре часов.

После обеда нагрянул еще один частый гость — Филипп — двенадцатилетний философ в круглых очках, приходящий почитать здесь после школы. Бросив рюкзак, он устраивался прямо на деревянном полу и первое время пугливо поднимал глаза всякий раз, когда кто-то проходил мимо, не отвечал, когда с ним заговаривали. Контакт был налажен при помощи шоколадного печенья, которое вопреки всем правилам Алиса принесла в секцию книг. Усевшись рядом с ним на пол, она тоже взяла книгу. Спустя пару страниц и несколько тычков в бок, он все же несмело взял печенье с тарелки. Теперь за крайним стеллажом, у старого камина, стояло кресло и напольная лампа, хотя первое время Филипп упорно оставался на полу.

Николас — пожилой вдовец, живущий через два квартала, приходил ближе к вечеру почитать здесь газету, всегда принося с собой небольшой букетик цветов из своего сада или шоколад. Энни — чрезмерно энергичная владелица цветочного магазина через дорогу — заходила каждый вечер, как она говорила, подышать спокойствием минутку, прежде чем идти домой. Значительная часть отдела дамских аксессуаров состояла из ее импульсивных покупок, которым она давала второй шанс ей понравиться, пока не истекал срок возврата товара в магазин.

Алиса сидела за прилавком, постукивая ногтем по зубам. Ее квартира уже была в залоге, платить его и содержать магазин у нее не вышло бы, чем-то одним нужно жертвовать. Расставшись с магазином, она могла бы устроиться на работу в один из этих стеклянно-бетонных гигантов, где не смолкает гул кондиционеров, или стать одним из тех самых офисных зомби со стабильной зарплатой, которых так не любит Кейт. У нее все было бы вполне неплохо, но отчего-то Алису не отпускало чувство, будто она поджигает собственный дом.

— Как у нас дела, Кейт? — спросила она.

— Тедди сегодня в ударе, — ответила та. — Уволок пять пластинок и биографию Рузвельта. Я уж думала, она с нами во веки вечные. Шляпку Энни купили, ну, ту, с божьей коровкой, и одну из ламп, с кошками на абажуре.

— Кто купил лампу?

— Ну, — потянула Кейт, — строго говоря, я.

— Кейт!

— Она взывала ко мне!

— А чем ты будешь платить аренду в конце месяца, она тебе не нашептала?

— Да не парься, что-нибудь подвернется, как всегда.

— Не подвернется, если будешь торчать тут целыми днями.

— Я работаю!

— На полставки. Это значит, и рабочий день вдвое короче.

— Я работаю вполсилы.

— Мы обе знаем, что это не так.

— Не выгоняй меня. Там холодно и страшно! — гримасничала она.

Алиса вздохнула.

— Ты вернешь лампу и купишь вместо нее вельветовые джинсы, в которых пойдешь домой. Они твоего размера. После нам нужно составить список всего, что лежит уже больше трех месяцев, сбавить цену вдвое, на что можно, и организовать выкладку в центре зала к Хэллоуину. Может, что и разойдется.

В «Нитке-Иголке» было много вещиц, пользовавшихся спросом на праздники, от безделушек до полноценных нарядов, а, как известно, в праздники люди склонны к импульсивным покупкам и значительным тратам.

— Сэр, есть, сэр! — отсалютовала Кейт.

— И нужно освободить помещение наверху.

— В смысле склад?

— Да, надо напомнить ему, что когда-то он был почти квартирой.

— Ладно. А вещи оттуда куда?

— На вешалки, в витрины, в чулан или в мусор.

— Так, подожди. Что сначала, кладовка или распродажа?

— Сначала лампа и штаны.

— Аа…

— Быстро!

Завтра надо будет позвонить в банк. Это не спасение, а только отсрочка. С магазином нужно что-то делать, иначе обе они останутся безработными, а Алиса — еще и бездомной. Интересно, какой средний возраст бездомных в Америке? Словосочетание «средний возраст» внезапно даже утратило свою пугающую силу. По крайней мере, на время.