The Trauma Witch (джен)

Однако работа травницы оказалась намного более неблагодарной, чем Мойра могла предполагать. Двадцать лет. Двадцать лет она отдала, бескорыстно помогая больным людям лечебными снадобьями, продавая полезные травы, делясь ценными знаниями со страждущими. Она не рассчитывала на большую благодарность, но надеялась на хоть какую-то, хотя бы на одно маленькое “спасибо” от спасённого от смерти крестьянина. Но редко когда даже самые благородные господа, не то что простые деревенские мужики, удостаивали Травницу хотя бы такой малостью.

Тем не менее детство в деревне, пережитый мор и заветы почившей ныне Матушки Травоус закалили волю Мойры. Она ни за что бы не сдалась так просто и продолжала, несмотря ни на что, помогать людям и совершенствоваться в своём ремесле, считая, что какой бы чёрной неблагодарностью большинство излеченных не платили ей сейчас, потом всё добро, свершённое ею, воздастся сторицей. Не могли же слова матери: “Доброе сердце всюду путь проложит” — быть не более чем сказкой для глупых маленьких девочек, так ведь? Так?!

Временами некоторые из этих людей даже пытались достойно отблагодарить Мойру, но даже они зачастую имели свойство очень быстро забывать о сделанном ею добре, в миг меняя отношение с добродушного на злобное, стоило травнице хоть где-то невзначай оплошать. За хорошо сделанную работу почти не благодарили, за ошибку же сразу целый чан разухабистой ругани выплескивали прямо в лицо не заслуживающей того, по её собственному мнению, Мойры. Так она и провела двадцать лет — в неблагодарных трудах, не сдаваясь до самого конца. Настал, тем не менее, день, когда и этого малого счастья Мойра была лишена.

Случилась как-то раз в деревне, подобная той, где Мойра выросла, страшная эпидемия, примчалась она тотчас с нужными снадобьями, должными болезнь ту излечить, да только лекарство помочь не смогло, и вмешательство знахарки только ухудшило ситуацию. Это был сокрушительный провал, стоивший жизней множества людей, и о нём Мойре не дали так просто забыть.

Расползлись по всему королевству чёрные слухи, что якобы эта травница травницей только прикидывается, а на деле является коварной ведьмой, которая намерено наслала проклятье на деревню и использовала личину знахарки, чтобы отвести от себя подозрения. Мойра надеялась, что слухи эти глупы, что сможет очистить своё имя тяжким трудом, не допустив подобной ошибки в будущем. Но слишком глубок был этот след из утрат и людского горя, чтобы так просто забыл народ Зачарованного Леса об этом грехе.

Слухи со временем начали распространяться только быстрее, и становились всё страшнее. Вокруг Мойры выросли целые стены из лжи — о том, какая она искусная ведьма, использующая ремесло травницы, чтобы чинить гадости ни в чём не повинным людям. Ей даже дали прозвище — Травозная Ведьма.

Как бы ни пыталась оправдаться Мойра, всё становилось только хуже. Ложная молва зашла так далеко, что перед травницей уже закрывали ворота города, боясь, что им навредит страшная Травозная Ведьма. И как бы быстро ни шла вперёд Мойра, слухи всегда оказывались быстрее.

Деньги постепенно подходили к концу, из всех людных мест гнали взашей, и это всё — из-за одной крупной неудачи, обошедшейся слишком большой ценой. Мойра оказалась в плачевном положении. Единственное, что ей оставалось теперь — запереться до самого конца жизни внутри дома и никогда не показываться на людях. Так самой травнице тогда казалось, во всяком случае.

Казалось, что хуже уже некуда, но не тут-то было. Однажды Мойра ушла в лес собирать травы, чтобы сготовить себе славный суп на обед, да только не успела она далеко отойти, а увидела вдруг дымящееся зарево над лесом — как раз в том месте, где стоял её дом.

Прибежала Мойра к дому и видит, что вокруг него собралась целая толпа крестьян с факелами да вилами, а сам дом подожжён и почти что весь уже успел сгореть. Крестьяне хотели на веки вечные положить конец злостной ведьме, а потому и подожгли дом, надеясь, что та сгорит заживо, будучи запертой внутри. Глупцы побоялись встретиться лично глазами с ведьмой, не проверили дом изнутри, решив понадеяться на удачу, да подвела она их.

Когда же предполагаемая ведьма сама явилась да застала толпу крестьян, тем уж поздно было отступать. Либо сейчас они положат конец ведьме, либо она проклянет их за сгоревший дотла дом, а значит, бойся не бойся, а придётся вступить в неравный бой — так рассудили крестьяне и толпой начали сужать круг вокруг невинной женщины. Они бы не пощадили того, кого молва несправедливо заклеймила Травозной Ведьмой. В тот день судьба была на стороне Мойры, но она до конца жизни запомнила беспощадность тех, спасению чьих жизней когда-то хотела посвятить всю свою жизнь.

По счастью, тем лесом в тот момент проходила другая толпа, побольше даже. Это было целое столпотворение из людей, облачённых в чудные, как будто бы ритуальные наряды и по виду напоминающих монахов. Увидев зарево над лесом, они поспешили к месту, откуда шёл дым, чтобы поскорее разузнать, что произошло. Увидев, как толпа дремучих крестьян собираются на месте сжечь невинную женщину, скажем, кинув ту в горящий дом, “монахи” не смогли остаться в стороне и дали отпор несведущим ни в военном искусстве, ни в науках крестьянам.

Задавили враждебную толпу числом, а затем предложили спасённой от смерти травнице присоединиться к ним. Этим “монахам” как раз не помешал бы разбирающийся в целебных травах человек. Они сами были подвержены народным гонениям, в слухи верить не верили и предпочитали судить кого бы то ни было по поступкам, и никак иначе.

Мойра согласилась присоединиться к странникам, решив, что в её положении: без дома, без денег, под угрозой повторения только что случившегося нападения буйных глупцов — это предложение ещё не самое худшее из возможных. Лишь впоследствии, став полноценной частью этого сборища путешественников, она узнала об их истинном роде деятельности. То были культисты. Богохульники, поклоняющиеся учению великого демона Дагала. И пусть сначала Мойра относилась к ним с сомнением, но со временем, сблизившись с участниками культа, пока заботилась об их благополучии, стала любопытствовать. И глава культа с радостью посвятил Мойру в основы их учения.

Дагал был одним из немногих демонов, который не хотел просто уничтожить всё то доброе, что было в мире. Но и против тьмы не протестовал. Напротив, он искал истинную силу в смешении света и тьмы. Учил братьев, своих последователей среди людей, что если добро истинное нельзя победить, согласно законам, заложенным в самих основах мироздания, то нужно сделать добро частью зла, создать идеальный баланс, чтобы с его помощью совершить невозможное — победить, не будучи героем, а являясь не более чем простым грешным человеком или даже злодеем.

Когда-то давно Мойра верила в чёрно-белое деление мира. Когда-то она считала, что добро всегда найдёт свой путь и рано или поздно всякое благое начинание вернётся к человеку назад. Что её усилия помочь людям вознаградятся сполна. Это также было основой заветов Матушки. Но Мойра уже не была маленькой девочкой, как когда-то. Жизнь показала, что бывает иначе. Что временами люди в ответ на помощь отвечают чёрной, как сама ночь, неблагодарностью. Что, возможно, зло — не такое уж зло, если даже её, человека, старавшегося быть добрым во всех отношениях, кличут ныне Травозной Ведьмой. Потому, сколько бы ни говорили ей прежде, насколько порочно зло в самой своей натуре, самолично узрев проявления тёмных граней людских душ и порочность во всей её красе, травница прониклась умением Дагала, пусть и потребовалось некоторое время, чтобы она в полной мере поверила в него.

А ещё основатель культа поведал легенду о том, что случилось с Дагалом и почему теперь он не может свободно передвигаться по этой земле. Легенду, из-за которой они все и начали путь. Когда-то давно этот демон был в полном расцвете сил. Но пришёл могущественный волшебник света, имя которому было Веттербок, и сокрушил Дагала, на веки вечные заперев того в виде каменной статуи, поставленной прямо в собственном замке демона, а сам замок передвинул куда-то далеко в Зачарованный Лес, так что его до сих пор не могут найти последователи культа по всему миру. Они — лишь одни из немногих, кто пытается это сделать, вместе с тем проповедуя в каждом селении, всяком городе славное учение Дагала.

Рассказал основатель и ещё одну легенду. Говаривали последователи культа, что Дагал является некоторым из тех, кого считает достойными, во снах и направляет их на верный путь. Впрочем, эту легенду основатель слышал ещё от своего отца, а тот от своего отца, и за всё это время не было ни единого случая, чтобы Дагал и вправду обратился к кому-либо из последователей, так что никто мог сказать наверняка, была ли эта легенда правдой или просто разбавленным правдой домыслом.

Но Мойру это не слишком волновало. Она не искала славы единственной достойной. Важнее было то, что эти люди, невзирая на их чудной культ, единственные приютили её и обращались с высшей добротой, так нужной тогда травнице. В час великой нужды только культисты оказались достаточно человечны, чтобы увидеть в Мойре прежде всего человека, а не какую-то там злобную Травозную Ведьму, порождение дурной молвы. В конце концов, спасли её от верной смерти!

В странствиях с культистами прошли следующие десять лет. Счастливые десять лет, когда Мойру впервые были готовы принять такой, какая она есть. Счастливые десять лет, когда ей в ответ на добро платили добром, а не чёрной неблагодарностью. Что-то, на что она не могла и близко рассчитывать, влача существование одинокой травницы. За эти годы Мойра действительно сблизилась с каждым из участников группы и прониклась их учением, принимая теперь заветы Дагала всерьёз, а не с долей насмешки, как было поначалу.

Но и это счастье было жестоко вырвано из рук Мойры. Культистов всех поймали, лишь одна травница смогла спастись. Это было королевство, решительно настроенное против учения Дагала и по закону каравшее смертью всякого, кто был объявлен его последователем. Сам Веттербок сотни лет назад сотворил великое колдовство, чтобы помочь тогда ещё кучке простых поселенцев воздвигнуть замок, вокруг которого и разрослось взамен королевство, а в плату завещал пресекать любые попытки освободить некогда заточённого им демона Дагала, если таковые будут обнаружены неподалёку.

Веттербок был волшебником мудрым и знал, что его каменный плен не навечно удержит могучего “демона”, ибо заточил его туда он с помощью заклинания, а всякое заклинание имеет условие разрушения, каким бы великим оно ни было. Взяв с главного поселенца такое обещание, как и со множества других людей, кому помогал, он надеялся хотя бы ещё на пару веков отсрочить неотвратимое второе пришествие Дагала в мир сей и отчасти преуспел. Все те гонения, что терпели последователи культа Дагала, были прямым следствием работы Веттербока, которая за столетия после его смерти дала свои плоды.

Однако теперь благодаря этому древнему закону товарищей по несчастью Мойры, всех тех дорогих ей людей, кто на протяжении десятка лет поддерживали её как в счастье, так и в горе, так же как их поддерживала она — теперь их всех вешали прямо на городской площади. И пусть Мойра смогла сама скрыться, эта утрата нанесла последний удар в её сердце. Она смогла просто жить дальше, не оглядываясь, когда умерла её мать; она не проронила ни слезинки, когда три её брата из-за жуткой болезни отошли в мир иной; она смогла с достоинством принять смерть Матушки Травоус, как бы тяжко это ни было. Но вот это — смерть всех, кого травница так сильно старалась уберечь на протяжении десяти лет — после такого она уже не смогла просто пойти вперёд, не смогла забыть.

В тот момент умерла доброта в её сердце, напрочь расколотом на тысячи маленьких кусков обидой, горем и лютой злобой на королевство, учинившее такую подлую расправу над её друзьями. Из расколотого сердца вытекли наружу остатки света, добра, а взамен внутрь устремилась тягучая, ядовитая тьма. И когда сердце Мойры заполнилось тьмой до остатка, когда добра внутри уже не осталось, тысячи осколков соединились вновь, но иначе, чем прежде. Желание лечить заменилось на желание калечить. Вместо поиска способов помочь страждущим явилась на свет новая страсть — навредить всем, кто того, по мнению самой Мойры, заслуживал, принести горе в каждую семью, являющуюся частью того мерзкого королевства, которое отобрало у неё единственных на всём белом свете друзей.

В тот самый миг даже кожа на теле Мойры преобразилась под стать переменам в её сердце, получив мертвенно-серый “трупный” оттенок. Силы к волшебству Мойра обрела потом, но истинно именно в этот момент прозвище “Травозная Ведьма” из лжи стало правдой, ибо правдиво утверждение о том, что если сотню раз назвать человека бесправным псом, на сто первый он уже залает в ответ.