Семь смертей Ивана Петровича (джен)

Иван Петрович по гороскопу и повадкам был львом, и смертей, как, видимо, и жизней, у него оказалось как у представителя семейства кошачьих. Больше чем одна.

После физической смерти для него изменилось все и не изменилось ничего — он был у себя дома, но вот только больное тело больше не отягощало его. Он чувствовал себя бодрее, моложе, легче. А ещё он не был больше частью бренного мира, все ощущалось словно со стороны. Да, его, родное, но как любимый и засмотренный на телевизоре “Любовь и голуби”. Всех героев знаешь и сюжет тоже, но это же просто фильм…

Поэтому когда проснулась Инна Николаевна, Иван Петрович стал наблюдать за ней с искренним детским любопытством.

Инна Николаевна, ещё заспанная и оттого милая, выплыла из спальни и сразу поняла, что что-то изменилось. Секунда, и вот уже чувствовал Иван Петрович фантомные прикосновения её тёплой ладони ко лбу и груди.

— Господи-господи… — зашептала Инна Николаевна и тяжело опустилась на стул, стоящий рядом с диваном. — Отмучился, родненький.

Её покрытое морщинками лицо ещё больше сморщилось, плечи опустились, по щекам потекли слёзы. Что уж говорить, заплакал пусть и не физически, а душой и сам Иван Петрович. Пятьдесят лет вместе как-никак, боевая подруга и в горе, и в радости. Их жизнь была нелегка, все в трудах и заботах, но хорошо же жили, эх!

— Хорошо жили, — словно услышав его, проговорила Инна Николаевна и зарыдала навзрыд.

Барсик спрыгнул с серванта, потерся о её ноги, пощекотал мягким, пушистым хвостом. Легко забрался к ней на колени. Какое-то время в комнате царила скорбь.

— А картоху кто сажать будет, — вдруг вспомнила, немного успокоившись, Инна Николаевна.

И в этот момент Иван Петрович воскрес в первый раз.

И правда, картошка!

Участок они купили много лет назад и с тех самых пор огород стал важной частью их жизни. Посадить по весне картошку было не только обязанностью, это было долгом, честью и жертвоприношением незримому Богу Жизни. Как же без картошки!

— Без картошки никак, — уже деловито и серьезно вторила ему Инна Николаевна.

Иван Петрович помнил жаркий, сухой майский воздух, как легко ложится черенок от лопаты в руки и как с непривычки потом болят мозоли от него на ладонях, как хорошо и приятно сделать большое, полезное для всей их большой семьи дело, а потом выпить под вечернюю прохладу рюмочку или две домашнего самогону. Все эти воспоминания были такими яркими и сочными, что Иван Петрович на мгновение почувствовал себя живее всех живых. Но…

— Не волнуйся, Ванечка, — услышал он вдруг тихий голос жены, — приедут Саша и Боря, и все сделаем, все посадим. Всё будет хорошо.

Упругая пружина внутри бестелесного существа Ивана Петровича словно расправилась и обмякла. Точно, сыновья! Борька, Сашка, такие разные, так по-разному сложились их судьбы. Но помогут же. Приедут и помогут, как всегда это было.

— Спи спокойно, Ваня, — прошептала Инна Николаевна.

Она уже немного пришла в себя. Всё-таки случилось то грустное и неизбежное, что и так нависло тучей над их семьей. Не сегодня, завтра, оно бы случилось. Инна Николаевна уже звонила сыновьям, в полицию, участковому врачу, суетилась и хлопотала.

Ивана Петровича вновь заполнила до краев волна нечеловеческого спокойствия и умиротворения.

Всё будет хорошо, жизнь продолжается и без него.