Вода (гет)

— Она твоя жена, Хаши. Как долго ты ещё будешь ею пренебрегать? — скрипя зубами от едва сдерживаемого раздражения, спросил Тобирама, нависнув над невозмутимым старшим братом. — У меня достаточно других дел, мне некогда развлекать твою супругу.

Хаширама Сенджу, его любимый старший брат, сидел в своём кресле в Резиденции и невозмутимо перебирал в руках бумаги. Доклады строителей, судя по кривым почеркам.

— Я не прошу развлекать, — отозвался он. — Сопроводить.

— Женщину?

— Не думал, что у тебя есть проблемы с женщинами, Тоби.

Брат говорил абсолютно серьёзно. Словно не видел проблемы совсем.

Конечно, не видел. При нём же Мито вела себя как смиренная тихая овечка, пряча глаза в пол и опасаясь даже говорить. Не в пример тому, какой Мито Сенджу была в действительности — самой любопытной болтушкой на свете. Один Ками ведал, почему Тоби удостоился чести увидеть эту её сторону. Он не был душкой. Обычно это его боялись, а не Хаши.

— Она мне мозг вынесет, — привёл последний аргумент Тобирама, заранее предвидя ответ.

Брат иронично поднял брови:

— Мито? Она само очарование.

Да, очарование, прелестное очарование.

Тобирама проглотил проклятья. Разумеется, Хаширама не поверил, хотя и удивительно: как он до сих пор не заметил? С момента их свадьбы прошёл не один и не два десятка лун. Для великого шиноби Хаши становился поразительно слеп, когда дело касалась женщин.

— Просто сопроводи её на горячие источники. Месяц назад там открылось несколько лавок с тканями из Суны. Мито может понравится. Пусть взбодрится… Да и тебе не мешает отвлечься. И дать неделю отдыха твоим отрядам. Право, Тоби, мирное время, не надо так муштровать людей.

Он не муштровал. Он требовал с них не больше, чем с себя.

В отличие от брата, Тобирама считал необходимым готовиться к худшему заранее. Быть начеку лучше, чем позволить застать себя врасплох.

— Есть, — сухо ответил Тобирама.

В конце концов, брат был Хокаге. Приказы Хокаге — закон.

* * *

Быть супругой Первого Хокаге у Мито получалось безупречно. Её нельзя было обвинить в плохих манерах: её с девичества учили нести титул гордо, подсвечивать его своей красотой и статью. Мито знала, что нравится простым жителям Конохи. А вот знатные дамы и куноичи из кланов Страны Огня не всегда относились к ней с расположением. Мито винила во всём статус — супруга Первого Хокаге стояла выше остальных, даже не являясь сама по себе сильной куноичи.

И если звание супруги Первого Хокаге Мито несла с честью, то стать женой Хашираме Сенджу она так и не смогла.

Муж оказался мужчиной удивительным, совсем непонятным и в чём-то даже странным. Он с пониманием отнёсся к её страху перед брачным ложем, успокоил и мягко предположил, что всё случится, когда они сами того пожелают. Благодарность, которую Мито испытала в самом начале, очень быстро обратилась злостью: время шло, а Хаширама не сделал и попытки возобновить неудачный брак. Мито начало казаться, что он и сам был рад.

Расположения, доброты и нежной заботы, которыми он её щедро одаривал в свободные минуты (коих было крайне немного в запасе Хокаге), не хватало критически. Мито уговаривала себя, что и такое отношение есть большое благословение богов! Хаширама Сенджу был удивительным. С сердцем широким и открытым, где места хватало всем… и одновременно никому. Ей, Мито, там точно было отведен участок крайне незначительный.

Поначалу Мито убивалась: неужели с ней что-то не так?!

Потом ревновала: неужели у него есть другая, и чем она лучше неё?!

Спустя годы почти приняла: любви ждать не стоило. И потому совсем не удивилась, когда вечером, за ужином Хаширама сообщил ей о поездке не горячие источники в сопровождении небольшого отряда.

— Вы… не поедите? — спросила Мито, потупившись в полную еды тарелку.

Кусок в горло не лез.

Хаширама качнул головой, продолжая даже за ужином читать свиток. Мито скосила взгляд. Судя по печатям — из Суны.

Словно почувствовав укор совести, Хаширама медленно перевёл взгляд на жену. Нахмурился на несколько мгновений, словно силясь прочитать причину её недовольства.

Мито ужасно хотелось опрокинуть кувшин на его идеально выглаженную юкату и закричать, высказать, как он чертовски слеп, глуп! Как он может так с ней поступать? В конце концов, не мужчина ли он?!

— А вы хотели бы, чтобы я поехал? — спросил он после продолжительной паузы.

— Я хотела бы, чтобы ваши желания не отталкивались от моих, — тихо ответила она, как того от неё и требовалось.

Посветлев, Хаширама коротко улыбнулся, словно она сказала что-то очень забавное.

— Боюсь, это невозможно.

Она казалась ему смешной и неразумной, и потому он не воспринимал её всерьёз? Забавная маленькая жёнушка.

Мито смотрела в тарелку невидящим взглядом. Ей был двадцать один год, ему — двадцать восемь. Какие их годы. Но если она тяготила его теперь, когда была прелестной и слепила красотой, что же будет потом?..

Хаширама смотрел на супругу с лёгкой улыбкой.

* * *

Лета в Конохе стояли жаркие и засушливые, совсем не такие как в её родной Узушио, где нет-нет да ветерок принесёт с моря прохладу. Мито никак не могла привыкнуть к путешествиям в это время года. Обычно в дневное время она стремилась укрыться в тени большого дома. Но дорога того не позволяла.

Предложение — наказ — отправиться отдохнуть на горячие источники Мито восприняла как необходимость. Безрадостно. Меланхолия бессмысленности существования в последний год окружила её жизнь и прочно обосновалась в сердце.

Специально для путешествия подготовили повозку: для неё и двух её служанок. Мито была бы счастливее, позволь ей идти наравне с сопровождающим их отрядом, пешком. Но кто она такая, чтобы ослушаться мужа?..

И никому не было дела до молчаливости госпожи. Отряд из джонинов Конохи старательно делал вид, что её не существует. Дабы не тяготить супругу Хокаге своим вниманием, конечно. Никому, кроме верных служанок Аки и Тори, не было ведомо, что без внимания, без общения Мито Узумаки чахла, как цветок без солнца.

Знал и Тобирама Сенджу.

— Брат полагал, что поездка вас взбодрит, — сказал он ей как-то перед ужином, позволяя наполнить его пиалу крепким терпким чаем.

Вместо этого он пятый день наблюдал кислую мину. Мито сдержалась, чтобы не поморщиться. Некрасиво даме.

— Кому надо взбодриться, так это вашему брату, — спокойно ответила она тоном равнодушным.

— Хаши…

Тобирама начал было, слегка хмуря брови, по обыкновению подбирать оправдания, но Мито чувствовала, что кувшин её терпения переполнен. Добавь, и польётся через край.

Взмахнув рукой, она резко качнула головой:

— Довольно.

Не привыкший к тому, что его одёргивают, Тобирама застыл, как было — с поднесённой к губам пиалой. Смерил изучающим взглядом. Режущим, проникающим под кожу. Таким взглядом впору было скальпелем под пальцами ирьёнинов работать. Промолчал. Мито знала — ждёт, пока она сама заговорит. Всегда так делал.

Смутившись хамства, которое себе позволила, она через несколько минут на выдохе произнесла:

— Извини.

— Всё в порядке.

Нет, не в порядке. Она не должна была, не имела права. Но, по правде сказать, правила-правила-правила загоняли Мито глубже и глубже на дно отчаяния, и свободолюбивая и упрямая натура иногда отвечала приступами истерик.

— Я не хочу слышать о Хашираме ни слова в эти две недели, — набравшись смелости, сказала Мито. Сама страшилась слов, срывающихся с губ. Почти грешных. — Ни имени, ни упоминаний. И уж тем более не хочу лживых оправданий, о которых он даже не просил.

— Это будет проблематично.

Однако фраза не прозвучала, как выговор или отказ.

Мито выдохнула с облегчением и кинула на Тобираму взгляд, полный благодарности. Он не выразил согласия, но и не ответил отказом, что значило — услышал.

Не говоря больше ни слова, он молча начал наполнять свою тарелку, выглядя при этом чрезвычайно сосредоточенно и отстранённо одновременно. Мито ковырялась в своей еде, иногда поглядывая на мужчину напротив. Она была добропорядочной женщиной и не позволяла себе даже мысленно рассматривать окружавших её мужчин, осознавая, какая роль ей отведена. Лишь изредка, в самые глубокие и дикие моменты отчаяния Мито думала о том, как было бы проще, будь её супругом не Хаширама, а Тобирама Сенджу. Характер у него был жёстче, склад ума — рациональнее и даже циничнее, поведение и манеры подобны айсбергу… но Мито всегда знала, что могла найти в нём поддержку. Внимание Тобирамы Сенджу всегда было обращено на неё.

* * *

Не было ничего предосудительного в том, чтобы играть в сёги с братом мужа. Даже если за окнами опустилась ночь и время ужина давно прошло.

Расслабленная после горячих ванн и сеанса массажа, Мито сидела, поджав ноги и опустив подбородок на колено, и наблюдала за тем, как голые пальцы Тобирамы порхают над игральной доской. Он так редко снимал перчатки, что и такое скупое проявление доверия льстило. Как и она сама, Тобирама в этот вечер отдыхал.

У края доски стояла маленькая бутылочка открытого саке. Проклятое пойло мешало думать над ходами, но Мито и не рассчитывала выиграть. Тобирама не пил — у него это вызывало ассоциации с работой. С местами, где он не имел права не пить.

— Завтра можно подняться на вулкан, — внезапно предложил он.

Мито удивилась, но не слишком эмоционально. Саке притупило реакции, маслом размазавшись по меланхоличной печали, томящейся на душе.

Предложение удивительное для Тобирамы Сенджу. Не в его правилах было заниматься глупостями и бессмысленным времяпровождением. Пытался её растормошить?..

Предположение вызвало одновременно тёплую радость и печаль. Даже Тобирама Сенджу заботился о ней, в отличие от.

— Оттуда можно увидеть рассвет? — спросила Мито.

Тобирама посмотрел на неё и качнул головой.

— Оттуда можно увидеть море.

Облизав пересохшие губы, Мито резко закрыла глаза и зажмурилась. Дыхание перехватило. К горлу подкатил комок слёз. От боли щемило в груди. Захмелевшее сердце обливалось кровью от волны жалости к себе.

Она была так одинока. Она так скучала по дому. А единственный человек, который об этом догадался, был Тобирама Сенджу. Близкий и невыносимо далёкий.

Мито так и сидела, съёжившись от накрывшего горя, когда на плечи опустился плед. Она слышала, как шуршала ткань юкаты, когда он встал, и как едва слышно скрипел старый деревянный пол под его шагами. Мито знала, что Тобирама остановился за её спиной, колеблясь, и молча молила уйти. И скорее бы, потому что хотелось рыдать в голос, упиваясь жалостью. Рыдать до тошноты и полного опустошения. Боль была слишком велика для неё одной.

— Я зайду за вами на рассвете, Мито.

— Угу, — протянула-провыла она в ответ.

Сёзди тихо отъехала и затворилась.

* * *

Мито хоть и не была образцово-показательной куноичи, но доставшаяся от предков выносливость помогла преодолеть подъём на гору без напряжения и остановок. Чакра медленно двигалась по каналам, восстанавливая энергию и силу в теле. Тобирама не останавливался, двигаясь на несколько десятков шагов впереди. Позади них шло двое сопровождающих из отряда. В зоне видимости они не появлялись, но колебания их чакры можно было ощутить издалека, они и не прятались особо.

С горы действительно виднелась ярко-голубая синева моря. Где-то там, за тысячами километров лесов и водной глади, жила её родная Узушио. Письма от родных приходили нерегулярно. Страна Огня и границы продолжали оставаться не самыми безопасными территориями, и почтовые сообщения были ненадежными. Сестра иногда отправляла голубей.

Ветер на вершине дул яростно, подхватывая одежды и волосы и толкая в спину. Куда?

Вчерашняя меланхолия после ночи тоски и плача сменилась горечью. Всю жизнь Мито ощущала себя райской птицей, заточённой в золотую клетку, и замужество освобождения не принесло.

А ветер продолжал дуть, и так хотелось расправить руки, пустить широкие рукава юкаты по ветру!..

Тобирама стоял в нескольких шагах от неё. Стоял молча, не пытаясь завязать разговора. Но с ним молчать было органично… в отличие от.

Мито с опаской, немного нервно, медленно расцепила ладони и развела руки — так, как хотелось. Закрыла глаза. Порыв тёплого ветра подхватил одежды и проник под ткань. Не толкая, не зовя с собой, но лаская.

Постепенно напряжение отпускало. Тобирама продолжал молчать.

Глупость? Быть может. Но сильнее всего Мито хотела почувствовать себя живой, свободной, — как ветер. И лететь, лететь, лететь!..

Улыбка тронула её губы.

Открыв глаза, Мито посмотрела на тёплую синеву на горизонте, обещая себе сохранить воспоминания об этом утре на всю жизнь.

* * *

Мито была подобна воде. Иногда тихой и безмятежной, как гладь лесных озёр. Иногда игривой, как ручьи, тянущиеся из лесов Конохи. Но Тобирама чувствовал — знал, — что в действительности под слоями наносного воспитания и сдержанности кипели воды реки Узушио, стремительной, несущейся по горным порогам, обтачивающей самые острые камни. Точно так же, как и река родных краёв, Мито одним своим присутствием усмиряла жгучую пустоту в душе. Заполняла до краёв, остужала раздражение.

Тобирама мог смотреть на неё бесконечно. Любоваться улыбкой и искрящимися глазами. Потворствовать глупостям. Лишь бы была радостна и безмятежна.

Злость на глупого старшего брата овладевала им каждый раз, стоило вспомнить загнанный и печальный взгляд карих глаз, в которых плескались водовороты самоуничижения.

Мито не заслуживала такого отношения. Без любви и заботы, без искренности и человеческого тепла она чахла.

Тобирама не знал, как объяснить это брату, не раскрыв своих собственных чувств. Он видел и знал слишком много для незаинтересованного человека.

Тобираме не нужно было ничего из этого — любовь была непозволительной слабостью для шиноби его уровня, а особенно любовь запретная, к супруге собственного брата, главы клана Сенджу, Хокаге. Никто не должен был знать. Никогда.

И, несмотря на муки сердца, делал всё, чтобы свести их встречи к минимуму. Тобирама редко заходил в главный особняк, встречался с братом только за территорией ворот клана, брал миссии, много работал. Его мир вращался на отличных от Мито Сенджу орбитах. И всё же они пересекались. И почему-то, несмотря на все предосторожности, взаимное притяжение магнитом тянуло друг к другу, ослабляя удавки напряжённости и окуная в холодные, прохладные воды.

Тобирама часто задумывался о том, что Мито послана богами за его грехи. Но назвать её проклятьем не поворачивался язык. Издевательское благословение.

* * *

— Нет, ты только посмотри! — воскликнула Мито, привлекая его внимание.

Тобирама отвлёкся от фотокарточек на стене туристического магазина, в который они зашли, утомившись от вечерних партий в сёги.

Красная как рак, Мито стояла у вешалок с одеждой, рассматривая ярко-алое ципао с высоким разрезом по бедру, предложенное вывеской как самый ходовой товар для куноичи.

— Какая куноичи наденет… это! — возмутилась она, продолжая разглядывать наряд.

Взгляд скользнул по её фигуре, затянутой в лёгкую белую юкату. Мито всегда отдавала предпочтение традиционным одеждам, и они ей шли. Очень шли.

Прочистив горло, Тобирама спросил:

— Что тебе не нравится?

— Это пошло, Тоби, — поморщившись, Мито отпустила ткань и тяжело вздохнула. — Эти лавочники создают у людей неправильный образ куноичи. Куноичи — убийцы, а не гейши или уж тем более юдзё.

Тобирама ещё раз прошёлся взглядом по красному ципао.

— Тебе бы пошло, — сказал то, что было на уме.

Ципао традиционно носили представители некоторых восточных кланов. И даже некоторые куноичи — тут он с Мито был не согласен. Сражаться в юкатах из-за скованности в движениях было неудобно, а надевать брюки женщинам пока ещё разрешали не везде. В Сунагакурэ с этим было до сих пор строго. Традиционные ципао с разрезами по бёдрам спасали. Когда выбор стоял между выживанием и приличиями, сомнения исчезали прочь.

Залившись краской, Мито посмотрела на него, как на предателя. Могло показаться, что обиженно.

Тобирама улыбнулся коротко уголком губ. Могло показаться, но не ему. Мито, расслабившись, позволяла себе игривость. Кто он был, чтобы отказывать ей в таком небольшом удовольствии?

Подарив несчастному ципао ещё один недовольный изучающий взгляд, Мито поморщила носик и вышла из магазина. На улице уже зажгли фонари. Её красные волосы блестели в их свете. Яркий огонёк в ночной тьме.

Тобирама ненавязчиво следовал рядом с ней.

Мито остановилась на мосту, перекинутом через несмелый стекающий с гор ручеёк. На другом берегу над сооружениями купален в воздух поднимались пары горячего пара. Пошарила в карманах, ничего не нашла, разочарованно вздохнула. Тобирама молча передал ей листовку из ресторана, где они поужинали. Благодарно улыбнулась. Глаза сияли. Выверенными движениями сложила птичку и запустила.

Бумажную и яркую, её тут же подхватил ветер.

— Ты отослал остальную часть моих нянек? — спросила Мито вдруг.

В ответ он только поднял бровь.

— Отряд, — добавила Мито.

— Высококвалифицированные шиноби.

— Няньки.

Тобирама понимал её раздражение и потому вступать в спор не спешил. Да и не хотел. К чему?

Ткнув пальцев в бьякуго на лбу, Мито сообщила:

— Меня крайне сложно убить. Так к чему столько охраны? Так или иначе…

— Я их отослал, — оборвал поток её речи Тобирама и, заметив удивление, продолжил: — Мне тоже не нужны няньки.

Он не стал уточнять, что отослал он их просто по своим гостиницам и в случае чего они быстро придут на помощь. Мито достаточно было знать, что они наедине.

Странно, что спросила только теперь. Он никогда не обращался к ней на «ты», когда их могли услышать. Ни к чему.

— Иногда я так хочу развестись, — вдруг тихо произнесла Мито. Тихо, глядя не на Тобираму, а невидящим взглядом вдаль. — Он не любит меня.

Тема, к которой Тобирама был не готов, а оттого ответил грубо:

— Союзные браки редко бывают по любви. Тебе не говорили?

— Говорили, — Мито усмехнулась. — Я и не жаждала её, хотела просто хорошего отношения и взаимоуважения. Пока не поняла⁽¹⁾ тебя.

— Мито…

— Будешь спорить? — резко одёрнула она и посмотрела.

Пристально-пристально, снизу вверх своими тёмными глазами-омутами. Тобирама смутился, как мальчишка. Сердце рвалось из груди. Он должен был молчать, и он молчал. Ни единого слова, питавшего бы её надежды.

Стиснув зубы, он смотрел, не отрывая глаз. Спорить? Нет, Тобирама не посмел бы даже спорить. Не дай Ками лишнее слово вырвется.

Но не озвученное не перестаёт существовать.

Мито резала наживую:

— Было бы гораздо проще, будь на его месте ты.

Фраза колыхнула воздух вокруг. Мито и сама поёжилась. Словно от одних только слов веяло предательством и бесчестием. Мито бросила на него последний короткий взгляд, оценивающий и загнанный одновременно. Не ждала ответов, знала, что их не будет. Преданность брату была слишком велика.

Шмыгнув носом, она в последний раз посмотрела вниз, на их отражения в стремящемся ручье и, развернувшись, ушла в гостиницу.

Тобирама дал ей уйти вперёд, прежде чем окаменевшее тело смогло двигаться.

* * *

Горячая вода льдом сковывала рвущееся из груди сердце. Неозвученное не переставало существовать. Озвученное продолжало жить. Слова не меняли сути. Оковы из всего того, что представляли их жизни, были не золотые — алмазные.

Тобирама давно смирился с необходимостью нести в души тяжесть любви, ответа которой не могло быть. С самого начала знал, что так будет. Надеялся только, что у Хаширамы хватит ума стать хорошим мужем, чтобы у Мито не было и шанса разглядеть его, Тоби, чувства.

Надежды в его жизни никогда не оправдывались.

Откинув голову на каменную облицовку ванны, Тобирама уставился на звёзды. Ему бы стоило подумать о сотне других важных вещей. Его внимания требовали шиноби деревни, отряд, тренировки, недоделанные техники. Вещи куда более важные, чем одна несчастная девчонка. Но поделать с собой Тобирама ничего не мог. Если брат не мог её любить, будет он.

В купели за деревянными перегородками сидела Мито. Плавно водила пальцами по воде, слушала шелест листьев. Яркая луна освещала пустующие вечерние источники, как днём.

Мито помнила: Тоби не делал глупостей. Впервые услышав, выглядывая из-за занавески в открытое окно, фыркнула. Тогда он был просто красивым младшим братом её будущего мужа. Не оскорбилась, но запомнила. Видимо, запомнила навсегда. И теперь, когда Тоби для неё был в первую очередь просто Тоби, убивалась, проклиная собственное любопытство.

Возможно, ей бы жилось чуточку проще, знай она, что надежда есть.

Но надежд не было.

Воздух остывал, но уходить из купелей ни один из них не спешил. Тобирама находил успокоение в том, как близко и как тихо ощущалась её стабильная и мягкая чакра. Мито терзала себя с удовольствием мазохиста, прислушиваясь к его чакре — горячей и рваной. Странно, что склонной к воде, а не к огню. Но, в конце концов, и вода умела кипеть.

Той же ночью, пролежав без сна несколько часов, Мито встала с постели, решительно пересекла коридор и открыла дверь напротив. Тобирама Сенджу глупостей не совершал, а она — вполне.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, приподнимаясь на локте.

В темноте глаза Мито видели плохо, но по голосу она знала: хмурился. По телу разлилось тепло. Приятное предвкушение неизведанного. Мито не была слепой, глухой или мёртвой, она знала, чего ждать.

— Мито?.. — повторил Тобирама и отодвинулся, стоило ей залезть на коленях на постель.

Осмелев, чувствуя, как полыхают от стыда и охватившего желания щеки, Мито, не отвечая, подползла ближе и склонилась над ним. Закрыла упавшей копной волос ему свет.

— Я ждала слишком долго, — облизав губы, прошептала она. — И больше не желаю.

Долгие мгновения борьбы тёмных взглядов длились вечность. А потом на её талию опустилась большая ладонь. От нежной ласки пальцев с плотными, мозолистыми от постоянного использования чакры подушечками сердце забилось чаще.

Мито потянулась за нежно лелеемым все эти годы поцелуем.

1) Прим.автора: «я поняла/увидела твои чувства». Азиаты иногда странно выражаются.

Вернуться к тексту