The Art of Self-Fashioning / Искусство обретения формы (джен)

Минерва с содроганием оглядывалась по сторонам, идя вдоль улицы к тому дому, о котором говорилось в письме. Все было таким… бледным.

Да, во дворах росли цветы, а на некоторых домах вдобавок были эти маленькие пластиковые украшения, которые, похоже, так любят маглы. Они были кричаще-красными, оранжевыми и зелеными, а иногда голубыми или белыми.

Но для Минервы этот мир по-прежнему казался тусклым без того налета витающей вокруг магии, который покрывал Хогвартс и Косой переулок, и даже деревни или дома, в которых волшебники жили среди маглов. Цвета в таких местах были более насыщенными. Звуки воспринимались глубже. Ощущение, что она может обернуться и увидеть, как кто-то дружелюбно улыбается ей, сохранялось независимо от того, насколько враждебно на самом деле был настроен этот волшебник.

(Минерва была несколько обескуражена, заметив, что чувство «дома» сохранялось даже тогда, когда она оказалась в доме Северуса Снейпа в тупике Прядильщиков, и этот опыт никто из них не хотел повторять).

Подняв руку, чтобы постучать в дверь, она подумала, что, возможно, отсутствие ощущения магии было признаком того, что Гарри превратился в сквиба. Затем она прикусила губу и велела себе не выдумывать глупостей. Будь это так, он не получил бы письма.

Дверь открылась сразу. Маленький мальчик смотрел на нее снизу вверх. Очки на переносице сбились, и он дернул головой, вместо того чтобы просто поправить их пальцем.

Минерва обнаружила, что ее голос изменил ей. Она могла только смотреть. Его глаза были точно такого же оттенка, как у Лили, когда Макгонагалл видела их в последний раз, — отрешенные, остекленевшие и больше не узнающие ее.

— Вы кто?

Его голос не был неприятным, но в нем чувствовалось то же странное отсутствие резонанса, что и во всей округе. «Это не его вина», — сказала себе Макгонагалл. Любой ребенок-волшебник, выросший в таком окружении, вероятно, был бы подавлен.

Застарелый гнев, вероятно, сделал ее голос более резким, чем следовало бы, когда она ответила. Мерлин свидетель, это не была вина мальчика. Просто все сложилось так несправедливо.

— Меня зовут профессор Минерва Макгонагалл. Я знаю, что ты, вероятно, все знаешь о магии, но поскольку ты вырос в магловской семье, я подумала, что будет лучше, если я приду и представлюсь лично.

Мальчик просто смотрел на нее. Теперь, присмотревшись, Минерва видела Джеймса в его растрепанных темных волосах и даже в форме его рук — вполне вероятно, рук Ловца. Но ни у кого из его родителей не было такой бледной кожи или такого острого, настороженного взгляда.

«Джеймс, каким он был. Не тот, какой он сейчас».

Минерва снова сглотнула и хотела спросить, не хочет ли мальчик, чтобы она оставила письмо и ушла, но это была недопустимо трусливая реакция для гриффиндорки.

— Я полагаю, твои тетя и дядя уже все объяснили? — вместо этого спросила она.

— Объяснили что.

Это не было вопросом. И когда Гарри — должно быть, это Гарри, хотя он так не похож на веселого, подпрыгивающего малыша, которого она встречала несколько раз, — повернулся и посмотрел внутрь дома, Минерва поняла, почему здесь не было магии. Человек не может осознанно выражать и распространять вокруг то, о чем он и не подозревал.

Волшебная палочка прыгнула ей в руку, когда из другой комнаты (судя по мелькнувшему в проеме столу, там, вероятно, находилась кухня) ворвался крупный мужчина. Минерва напомнила себе быть осторожной. Она не стала мягкой и всепрощающей, какой должна была бы стать после долгих лет мира. Военные инстинкты всегда были с ней, заставляя ее быть готовой выпалить заклинанием в ответ на резкие движения… или трансформировать.

Но мужчина зарычал на Гарри:

— Кто это? — его взгляд упал на мантию Минервы, он выпрямился и заорал. — УРОДЫ!

«Не такой уж и бесполезный навык, как-никак». Минерва проигнорировала желание превратить толстяка во что-нибудь более эстетичное и вместо этого взмахнула палочкой в сторону уродливой вазы, стоящей на полке.

— Коммуто фиделиам фелим!

Очертания вазы на мгновение расплылись, она задрожала, а затем на полке выгнул спину черный кот, хлеща себя по бокам хвостом. Толстяк заткнулся. Минерва улыбнулась. Она обнаружила, что небольшая неожиданная трансфигурация в животное почти всегда эффективно справляется с этой задачей.

Она взглянула на Гарри, который во все глаза наблюдал за происходящим. Однако он не выглядел испуганным, несмотря на то что, по-видимому, был совершенно не осведомлен о вещах, которые должны были стать его законным наследием. Глаза мальчика были широко раскрыты от восторга.

— Итак, — заговорила Минерва. — Здесь нет никаких уродов. Я профессор Минерва Макгонагалл из Школы чародейства и волшебства Хогвартс, и я пришла, чтобы отвести Гарри за покупками в Косой переулок, — она взглянула на Гарри, который, казалось, по какой-то причине не мог отвести взгляда от кота. — Похоже, мне придется также рассказать ему о магии, о войне и о том, кем на самом деле были его родители.

— Эти уроды, — произнес женский голос.

Минерва обернулась, чтобы посмотреть, кому еще нужно преподать урок.

В дверях кухни стояла невероятно худая женщина, а мальчик, который стоял позади нее, был таким толстым, что походил на диван, на котором она могла бы уместиться. Минерва внимательно рассматривала лицо женщины, но в итоге покачала головой. Она знала, что у Лили есть сестра, однако никакого сходства не было видно.

— Я же просила вас не называть нас так, — любезно напомнила Минерва.

— Я буду называть вас так, как захочу! — голос женщины был настолько пронзительным, что напомнил Минерве о летучих мышах, которых она как-то поймала. — Моя сестрица — та еще стерва, судя по тому, как она всегда разговаривала, и подумать только, мы должны терпеть такое в нашем доме…

— Коммуто фелим леонем.

Наверное, ей не следовало этого делать, признала Минерва, когда черный мех превратился в золотой, и с треснувшей полки спрыгнул лев и приземлился между ней и Петунией. Это было по-детски. Это было недостойно. Это можно было бы классифицировать как травлю маглов.

Но когда лев зарычал прямо в лицо его тете, и та отшатнулась, теряя сознание, в то время как толстый мальчишка позади нее с визгом убежал прочь, а толстяк последовал за ним, Минерва случайно взглянула на Гарри Поттера.

Его лицо светилось такой радостью, что она простила бы себе гораздо худшие прегрешения.

* * *

Профессор Макгонагалл отвела Гарри в маленькое кафе — теперь он знал, что это магловское кафе — пообедать, прежде чем они отправятся в Косой переулок. Она также наложила на них заклинание, которое, по ее словам, не даст людям понять, что они говорят о магии. Гарри съел толстый сэндвич с таким количеством бекона, что тот постоянно вываливался. Это был лучший обед в его жизни.

И профессор сказала, что ответит на его вопросы. А у Гарри их было много.

— Если я умею колдовать, почему я не могу делать то, что делаете вы?

Макгонагалл слабо улыбнулась ему и промокнула салфеткой уголки губ. Гарри попытался подражать ей. Он знал, что его манеры за столом были не самыми лучшими. Тетя Петуния постоянно говорила ему об этом.

Если бы он хватал еду со стола в отчаянной попытке поесть, прежде чем ее отберут, то, конечно, его манеры были бы не идеальными. Но здесь ему незачем было беспокоиться.

— Потому что у вас нет волшебной палочки, — ответила профессор. — Трансфигурация — чрезвычайно продвинутый раздел магии, в котором большинству взрослых требуется углубленное обучение, прежде чем они смогут добиться таких результатов, как у меня, — она прикусила внутреннюю сторону щеки. — Но я хочу, чтобы вы запомнили, мистер Поттер, что в большинстве случаев нельзя использовать магию в присутствии маглов. Я сделала это только потому, что это была особая ситуация, и я думала, что ваши родственники уже знают о магии.

— Они знали. Я — нет.

— Я понимаю. Мне очень жаль.

Гарри склонил голову набок, затем кивнул. Она приносила извинения, которые, по его мнению, были приемлемы. Не было похоже, что она испытывала к нему жалость (то, что он всегда ненавидел).

— Ладно, я не буду колдовать в присутствии маглов. Но кое-что я уже делал, например, покрасил волосы одной учительнице в синий цвет.

— Н-да, — Гарри знал, что Макгонагалл прячет улыбку, хотя он понял это только потому, что пристально смотрел на нее. Он подумал, что по большей части она бывает довольно суровой. — Это называется стихийной магией. Дети пользуются ей в моменты сильных эмоций, и волшебная палочка им не нужна. А когда они получают волшебную палочку и приступают к обучению в Хогвартсе или другой школе, а иногда внутри своей семьи, их стихийная магия обычно успокаивается.

Гарри тщательно обдумывал свои следующие слова. Он не хотел слишком много открывать профессору Макгонагалл, которая, вероятно, отнесется к этому сочувственно, но может… сделать то, чего он от нее не хотел.

— У меня было много случаев, когда я чувствовал что-то… чрезмерное. Но моя магия ничего не делала.

«Почему я не смог спасти котенка?»

— Возможно, сказывалось отсутствие подготовки. Занятия в Хогвартсе научат вас накладывать заклинания тогда, когда вы этого захотите, и с нужным вам эффектом, вместо того чтобы полагаться на, по сути, хаотичную смесь силы, воли и желания. Возможно, вы были достаточно сильны эмоционально в те моменты, когда хотели чего-то, чтобы использовать магию, но недостаточно сильны магически. Или ваши чувства могли быть более могущественными, когда вы были младше, чем сейчас, хотя они и не казались такими, потому что усилилось ваше осознание собственных желаний. Например, я видела младенцев, которые могли призвать к себе любимую игрушку, но не могли пожелать, чтобы их подгузники стали чистыми, хотя во втором случае они плакали сильнее, чем в первом.

Гарри не понравилось сравнение себя с младенцем, но он знал достаточно, чтобы промолчать об этом. Несколько секунд он водил пальцем по столу, а затем спросил:

— Что вы можете делать с помощью трансфигурации?

Макгонагалл улыбнулась. Гарри не мог не улыбнуться в ответ. Она напомнила ему ту восторженную учительницу математики в начальной школе. Похоже, ей действительно нравилось, когда кто-то интересовался ее предметом.

— Превращать предметы в животных, как вы видели. Превращать одних животных в других или одни предметы в другие. Оживлять предметы для различных целей. Превращать себя в животное, как это могу я, — профессор огляделась, словно желая убедиться, что ее заклинание конфиденциальности действует, но затем все равно наклонилась к нему и понизила голос. — Я могу превратиться в кошку. Если хотите, я покажу вам позже, когда мы окажемся в магическом окружении. Это не то, чем я хотела бы рисковать перед маглами, которые ничего не знают о волшебстве. Я и так уже достаточно нарушила законы.

— Я бы хотел это увидеть, — тут же заявил Гарри.

Его голова гудела от мыслей. Он не мог не обдумывать множество вопросов.

«Могу ли я превращать предметы в животных, чтобы они защищали меня? Или составили мне компанию? Могу ли я превратить свои ногти в когти, чтобы поцарапать Дадли? Могу ли я превратить двери в доме в монстров, чтобы Дурсли оставили меня в покое?»

Гарри подумал, что вряд ли будет правильно задавать все эти вопросы вслух. Кроме того, у него были и другие.

— Вы раньше говорили о войне. Что это за война?

— Кое-кому следовало проверить, как вы живете! — пылко высказалась Макгонагалл, и Гарри слегка вздрогнул. Но она почти сразу успокоилась, так что он не подумал, что она расстроилась из-за него.

— Эта война началась, когда ваши родители были еще маленькими и учились в школе, — наконец заговорила она. — В то время жил Темный лорд — волшебник, который практиковал злую магию и провозгласил себя и своих последователей выше всех остальных волшебников. Как он утверждал, люди с любой примесью магловской крови или маглорожденные…

— А это кто?

— Волшебники или ведьмы, у которых двое родителей-маглов. Есть люди, у которых один родитель — маг, у других — оба, но есть и много других, выросших в магловских семьях.

Она сделала паузу. Гарри решил, что она собирается сказать что-то о его предположительно магловской семье, но он молча смотрел на нее и думал изо всех сил: «У меня нет семьи».

Профессор Макгонагалл либо тоже могла читать его мысли, либо она сделала свои собственные выводы о тете Петунии и дяде Верноне, потому что она продолжила сдавленным голосом:

— И люди, у которых двое родителей-волшебников, или у которых были волшебные предки на протяжении нескольких последних поколений, часто называют себя «чистокровными». Они считают себя выше других. Они составляли значительную часть последователей этого Темного Лорда.

— Почему?

— Почему что? Почему они последовали за ним или почему считают себя выше других?

— И то, и другое.

Гарри задумался, всегда ли ему придется уточнять, что он хочет узнать. Ей следовало бы понять, что он ничего не знает об этом мире — мире, к которому он должен был принадлежать, — поэтому у него появится много вопросов.

Макгонагалл просто кивнула, вместо того чтобы расстроиться, так что он предположил, что это прозвучало не настолько грубо.

— Они считают себя выше других, потому что они более далеки от маглов, которых они представляют себе неуклюжими, грубыми и невежественными. Разумеется, маглов намеренно держат в неведении о нашем мире, поскольку так распорядилось правительство, но эта деталь, похоже, ускользает от внимания многих чистокровных.

Гарри усмехнулся.

— И они считают маглорожденных, которые часто ничего не знают о магии, пока не получат письмо из Хогвартса, теми, кто разделяет эту неполноценность, — она покачала головой, и несколько прядей волос выбились из тугого пучка у нее на затылке. — Не думаю, что могу объективно представить их точку зрения, поскольку я сражалась против Сами-знаете-кого, — в этот раз она, казалось, почувствовала вопрос еще до того, как Гарри озвучил его, потому что добавила: — Так большинство людей называют этого Темного Лорда. Он внушал такой страх, что люди придумали для него вымышленные имена. Его также называют Тот-кого-нельзя-называть.

— А как его зовут на самом деле?

Макгонагалл слегка вздрогнула, но произнесла: «Лорд Волдеморт».

Гарри на секунду задумался, а затем сказал:

— Это звучит глупо. Наверное, я буду звать его просто «Даддерс». В честь моего кузена.

Макгонагалл громко расхохоталась. Гарри подумал, что такое с ней случается нечасто, если судить по тому впечатлению, которое успело у него сложиться. В следующий момент она виновато прикрыла рот рукой. Гарри снова улыбнулся ей. Она нравилась ему, и не только потому, что была первой взрослой волшебницей, которую он встретил. Просто она была… приятнее других людей.

— Ну, во многих ситуациях я бы не советовала вам использовать это имя, потому что другие не поймут, — Макгонагалл немного чопорно откашлялась и вернулась к своей истории. — Итак, Сами-знаете-кто собрал множество последователей. Он обещал избавиться от маглорожденных, а тем, кто последует за ним, — власть и возможность пытать других. Этого было достаточно, чтобы многие примкнули к нему. Другие последовали за ним из страха.

«Еще больше похоже на Дадли». Но это могло бы дать Макгонагалл слишком много информации о Дурслях, поэтому Гарри только кивнул и спросил:

— Он все еще здесь?

Макгонагалл покачала головой, и на ее лице отразилось благоговение.

— Он потерпел поражение, когда вам был один год. Он напал на семью Лонгботтомов — чистокровных, но они сражались против него, вместо того чтобы присоединиться к нему. И Фрэнк, и Алиса, которые были родителями их единственного ребенка — мальчика, — были убиты палочкой Сами-знаете-кого. Но каким-то образом, никто точно не знает как именно, этот маленький мальчик, Невилл Лонгботтом, пережил самое сильное заклинание Сами-знаете-кого, Убивающее проклятие, отделавшись лишь шрамом на лбу. А Сами-знаете-кто исчез.

Гарри моргнул. Для него это звучало фантастически, но, в конце концов, в этом мире была магия.

— Значит, он герой?

Макгонагалл улыбнулась.

— Да. Его называют «Мальчик-который-выжил», и в нашем мире его почитают. На самом деле, он ваш ровесник и будет учиться в Хогвартсе вместе с вами. Возможно, вы станете друзьями.

Однако сейчас Гарри больше интересовало другое.

— Значит, мои родители тоже погибли на войне? — по крайней мере, это было гораздо лучшим оправданием для того, чтобы оставить его у Дурслей, чем те дурацкие истории, которые Дурсли рассказывали ему.

Макгонагалл пристально посмотрела на него и произнесла семь слов, которые навсегда изменили его жизнь.

— Мистер Поттер, но ведь ваши родители живы.

* * *

Минерва даже не предполагала…

Мальчик ничего не знал о магии. Она должна была подумать об этом. И тем не менее, она бы предположила, что его родственники просто рассказали ему какую-нибудь нелепую историю о том, почему его родителей сейчас нет рядом. Она никогда бы не подумала, что они скажут ему, что Джеймс и Лили Поттеры мертвы.

— Что вы имеете в виду? — прошептал Гарри. Его голос был очень тихим, а взгляд прикован к остаткам обеда, как будто они могли наброситься на него.

Минерва сдержала искушение потянуться к нему и вместо этого скомкала салфетку на коленях. В скором времени ей придется снять чары, иначе маглы начнут удивляться, почему никто не сидит за этим столом. Но ей все же удалось выговорить:

— Здесь не лучшее место, чтобы обсуждать это. Может, пойдем возьмем по мороженому?

Гарри кивнул. Минерва отменила заклинание, оплатила счет, когда к ним подбежал извиняющийся, бормочущий что-то официант, а затем последовала за Гарри на улицу, не спуская с него глаз. Мальчик был в растерянности. Он стоял на улице и поворачивался туда и сюда, словно забыл, как выглядят другие люди.

Минерва решительно повела его в маленькое кафе, где продавалось столько вариантов мороженого, что она заколебалась, принимая решение. К тому времени, как она выбрала шоколадно-ванильный «твист»⁽¹⁾, Гарри, казалось, немного пришел в себя. Он взял чистый шоколад и последовал за ней к маленькому столику на открытом воздухе, где Минерва наколдовала более надежные чары уединения.

— Расскажите мне, — Гарри запнулся, и поторопился смягчить резкость своих слов вежливостью, которая, как подозревала Минерва, была ему не свойственна. — Пожалуйста.

Минерва вздохнула. Ее первым побуждением было скрыть часть правды, чтобы не ранить его.

Но, глядя ему в глаза, она сомневалась, что он простит ее, если она так поступит. Она уже изменила его мир своими неосторожными, грубыми словами. Единственное, что она могла сделать, — это продолжать в том же духе и надеяться, что это в некотором смысле компенсирует неудачи других.

«Включая и меня», — подумала она. Но Визенгамот, который кратко обсудил этот вопрос в связи с наследством и отсутствием у Джеймса других родственников из рода Поттер, казалось, был настолько удовлетворен решением поместить Гарри в его магловскую семью, что Минерва больше не думала об этом.

— На ваших родителей тоже напали, — тихо сказала она. — Однако, не Сами-знаете-кто. Его последователи — их называют «Пожиратели смерти» — чистокровные волшебники Беллатриса и Родольфус Лестрейндж. Они пытали ваших родителей чрезвычайно болезненным проклятием, известным как Круциатус. Ваши родители сошли с ума от того, что находились под его воздействием. Они уже долгое время содержатся в магической больнице Святого Мунго.

— Они были слабыми?

«Он не будет Гриффиндорцем», — но Минерва хотя бы могла скрыть свою печаль и дать ему то, что должна была дать.

— Нет. Каждый из них провел под пыткой больше десяти минут. Обычно двух минут достаточно, чтобы навсегда искалечить кого-нибудь или убить.

Гарри кивнул, его глаза блестели.

— Как их звали? Я имею в виду, их полные имена? Я знаю, что мою маму звали Лили, потому что иногда моя тетя выкрикивала его, когда ругала меня.

«Я точно что-нибудь сделаю».

— Полное имя вашего отца Джеймс Карлус Поттер — Карлус в честь его дяди. Кажется, второе имя вашей матери — Джойс. В честь ее матери.

Гарри вдохнул так, словно вдыхал ароматы целого сада, полного роз.

— Вы отведете меня посмотреть на них?

Минерве пришлось сморгнуть слезы. «Он не будет гриффиндорцем, но он такой же храбрый, как и все остальные».

— Если это то, чего вы хотите. Видеть их… тяжело.

— Вы навещали их?

— Несколько раз.

К еще большему стыду Минервы, в прошлом году она не ходила к ним. Было так тяжело видеть, как ее когда-то яркие, жизнерадостные ученики превратились в таращащих глаза и бормочущих что-то невнятное развалины. Но стыд не должен был помешать ей поступить правильно.

— Я отведу вас сегодня днем.

Гарри кивнул и наконец съел немного мороженого — целый кусок, который он почти что всосал прямо из креманки. Минерва подумала, что надо бы поправить его застольные манеры, но воздержалась. Не сегодня.

— Как это произошло? Я имею в виду, почему на них напали?

— Ваши родители были героями войны, — тихо заговорила Минерва, в ее мыслях вставали картины прошлого: Джеймс Поттер сражается с Рабастаном Лестрейнджем в гуще битвы, а Лили бросается вперед, чтобы спасти двух павших членов Ордена Феникса, и аппарирует вместе с ними. — Сами-знаете-кто ненавидел их за то, что они бросили ему вызов. Кроме того, ваша мать была маглорожденной, а я уже говорила вам, что он принципиально ненавидел таких. Джеймс представлял собой тех чистокровных волшебников, которые отрицали любые Темные убеждения, особенно после того, как женился на Лили. И тогда Сами-знаете-кто натравил на них нескольких своих самых сильных последователей.

— Как они проникли внутрь? Разве не существует систем безопасности, которые охраняют волшебные дома?

— Да, такие есть, — ответила Минерва, сдерживая дрожь. — На вашу семью было наложено одно из самых мощных защитных заклинаний, чары Фиделиуса. При этом кто-нибудь другой обязуется хранить тайну. И пока этот человек хранит верность, тайну у него нельзя вырвать даже под пытками.

Гарри выпрямился, и его глаза похолодели, чего Минерва никогда не видела у Лили.

— Значит, кто-то по своей воле предал их?

Минерва могла побиться об заклад, что это были глаза человека, которого предавали множество раз.

— Они доверились не тому человеку, — кивнула она. — У них был друг, Питер Петтигрю, который был с Джеймсом так долго, что, как я полагаю, Джеймс верил, что никто не сможет заставить его сменить сторону. Но Петтигрю был тайным Пожирателем смерти. Когда Джеймс и Лили доверили ему свое местонахождение, Питер отправился прямиком к Сами-знаете-кому и раскрыл секрет, а тот передал его Лестрейнджам.

— Петтигрю в тюрьме?

— Возможно, даже лучше, — мимолетно улыбнулась Минерва, но затем вспомнила, во что еще им обошлось это сокрытие, и поморщилась. — Он мертв.

— Как это вышло?

— У ваших родителей был еще один друг, — сказала Минерва и невидящим взглядом уставилась на свое мороженое, пока оно не перестало плыть у нее перед глазами. — Сириус Блэк. Полагаю, можно сказать, что он был Джеймсу чем-то вроде кровного брата, ближе к нему, чем кто-либо другой. Он был вашим крестным отцом. Первоначально ваши родители собирались именно его сделать Хранителем тайны, но подумали, что Сами-знаете-кто заподозрит его, потому что он знал, насколько близки были Джеймс и Сириус. Поэтому они поменяли свой выбор на Петтигрю, ну и…

— Сириус понял, что произошло, как только увидел ваших родителей, лежащих на полу. Он повернулся и убежал, крича что-то о Петтигрю, и мы не смогли вовремя догадаться, куда он отправился. Сириус выследил предателя и сразился с ним. Бой был таким беспощадным и яростным, что они оба погибли.

На этот раз Минерва была вынуждена полностью закрыть глаза. Это ей пришлось опознавать тела Сириуса и Петтигрю. Так много ее учеников погибло, что она стояла там, не в силах избавиться от ощущения пепла в горле⁽²⁾, даже когда остальная часть магической Британии пела и танцевала, празднуя окончание войны.

— У него… у него есть могила, куда я мог бы прийти?

Не нужно было спрашивать, кого из старых друзей своих родителей имел в виду Гарри. Минерва заставила себя открыть глаза, вдохнуть полной грудью, заставить свой мир двигаться дальше. В этом у нее была большая практика.

— Да, есть. Мы похоронили Сириуса через несколько дней после той схватки, и, хотя он долгое время не общался со своей семьей — они поддерживали Сами-знаете-кого и, как я подозреваю, третировали Сириуса, — его брат Регулус установил надгробный камень. Это в Годриковой Лощине, где жили ваши родители.

Гарри кивнул, словно запоминая услышанное. Вероятно, так оно и было. Он был самым серьезным и сосредоточенным ребенком, которого Минерва когда-либо встречала.

— Понятно, — он проглотил еще немного мороженого. — Мы можем идти? Я хочу увидеть всё.

* * *

И они увидели.

В голове Гарри осталась череда образов. Они пронеслись мимо него, и он знал, что запомнит их навсегда, даже после того, как все остальные детали этого дня станут всего лишь не имеющими значения коридорами, по которым он шел от одного впечатления к другому.

Первым делом они отправились в больницу Святого Мунго. Там Макгонагалл пришлось довольно долго спорить с волшебниками в зеленых мантиях по поводу того, могут ли они вообще навестить его родителей. Затем Гарри шагнул вперед и прошептал:

— Пожалуйста, позвольте мне их увидеть. Я их никогда не знал.

Одна из ведьм в зеленой мантии судорожно вздохнула и кивнула, а затем убежала. Пока они шагали вглубь больничного здания, Гарри посмотрел на Макгонагалл, ожидая объяснений. Она как-то неловко улыбнулась и сказала:

— У вас глаза вашей матери.

Гарри никогда этого не знал. Когда их проводили в отделение Януса Тики, он огляделся и сразу увидел женщину с зелеными глазами. Она сидела на краю кровати, глядя себе под ноги. У женщины были рыжие волосы — этого Гарри тоже никогда не знал — и на ней была бесформенная мантия.

— Лили? — голос Макгонагалл был таким ласковым. — Я привела к вам Гарри. Вашего сына, — она коснулась плеча мальчика.

Гарри не нужно было подталкивать. Он двинулся вперед. Чувство было такое, будто он шел по воде, как во сне.

Мама подняла голову. Ее глаза были широко раскрыты и остекленели, казалось, она смотрит куда-то мимо него. Лили моргнула, и, сделав усилие, протянула дрожащую руку. Гарри осторожно взял ее, удерживая даже тогда, когда ему показалось, что мама ее отдернет. Кожа руки была холодной и сухой, и на пальцах были обломаны ногти.

Мама взяла Гарри за подбородок и посмотрела на него, а затем отвела взгляд, пробормотав:

— Зеленый, как Слизерин.

— Что такое Слизерин? — спросил он у Макгонагалл.

Гарри не нужно было спрашивать, чтобы понять, что мама его не узнала. Это было нормально. В нем уже росла яростная решимость. Что-то, что он собирался сделать.

— Один из факультетов Хогвартса. Все ученики распределены по четырем факультетам, и в начале учебного года вы попадете на один из них в процессе Сортировки, — по тому, как это прозвучало, Гарри понял, что «Сортировка» важна. — Слизерин — это… факультет, который имеет несколько недобрую репутацию, как выпускающий тёмных волшебников. Это факультет, где учился Сами-знаете-кто, и из него же вышли многие его последователи.

— То есть, мои родители там не учились.

— Нет. Однако… против Слизерина существует сильное предубеждение, которое не совсем справедливо. Отличительные черты Слизерина — хитрость и честолюбие. Это не значит, что каждый, кто там учится, воплощает зло.

Гарри было все равно. Он туда не собирался.

— На каком факультете учились мои родители? — он огляделся в поисках отца, но того пока что не было видно. Может быть, он в ванной?

— На Гриффиндоре, — по тому, как улыбнулась Макгонагалл, и потеплел ее голос, Гарри без труда догадался, на каком факультете училась она сама. — Факультет, цвета которого красный и золотой. И отличительные черты которого — храбрость и рыцарство. Он был и моим тоже, — она сделала паузу. — Я декан факультета Гриффиндор.

— Тогда это мой.

— Не пытайтесь подражать своим родителям, мистер Поттер. Они бы этого не хотели.

Гарри не ответил, отчасти потому, что в этот момент вышел его отец, и он был в очках. Совсем как Гарри. Его волосы были растрепаны, тоже совсем как у Гарри. Макгонагалл представила их друг другу, но, хотя папа и пожал Гарри руку, это еще меньше, чем с мамой, походило на то, что он узнал сына. Джеймс сел на кровать, тяжело вздохнул и начал что-то бессвязно бормотать. Его губы тряслись, так что иногда по подбородку стекала слюна. Напрягая слух, Гарри смог разобрать «метлы» и «Сириус».

Другая причина, по которой Гарри не ответил, заключалась в том, что никто никогда не пытался заставить его следовать примеру своих родителей. Дурсли пытались заставить его отказаться от этого, хотя в то время Гарри не осознавал, что они делают.

Если Гарри хотел быть похожим на своих родителей, это было его право. Право, о котором он даже не подозревал.

* * *

Во второе место профессор Макгонагалл провела Гарри через неудобную, сжимающую тело телепортацию — она сказала, что это было «Аппарирование» — и они оказались перед чьей-то могилой. Гарри двинулся вперед. Он предположил, что это было обычное кладбище, с тишиной, скамейками и надгробными плитами повсюду, но, с другой стороны, он только иногда видел их по телевизору или читал в книге, так что не мог знать наверняка.

Могила представляла собой большой зеленый холм. В изголовье стоял надгробный камень. Все надписи на нем были исполнены заглавными буквами, кроме последней строчки:

СИРИУС БЛЭК

3 НОЯБРЯ 1959 — 1 НОЯБРЯ 1981

ЛЮБИМЫЙ ДРУГ

TOUJOURS PUR

Он шел до конца ⁽³⁾

Гарри молча смотрел на камень и на могилу под ним, где покоился его крестный. Он заметил, что рядом с камнем лежал перевязанный лентой букет цветов — они были похожи на розы, только черные. Он повернулся и по-прежнему молча указал на них, глядя на Макгонагалл.

— Черные розы, — сказала Макгонагалл, кутаясь в мантию, как будто ей было холодно. — Наколдованные цветы. Наверное, его брат регулярно оставляет их здесь.

— Что означают эти слова на могиле?

Гарри, не отрываясь, смотрел на даты и подсчитывал в уме. Сириусу Блэку было почти двадцать два, когда он умер.

Гарри иногда сомневался, доживет ли он сам когда-нибудь до двадцати двух лет, но для взрослого это казалось таким ранним сроком.

— Он был лучшим другом вашего отца, — тихо заговорила Макгонагалл, голос которой почти не слышался из-за усиливающегося ветра. — И близким другом вашей матери, до самого конца. «Toujours pur» — это девиз рода Блэк. На французском означает: «Всегда чисты».

Гарри слегка улыбнулся.

— Но он не всегда был таким уж чистым, не так ли?

Гарри страшно гордился этим. Это было полной противоположностью чувству, которое он испытал, когда дядя Вернон убил его котенка. Его отец был «неправильным» чистокровным, как и его крестный. И это было замечательно. Гарри не хотел иметь ничего общего с безумным лордом Даддерсом и его чистокровными подонками.

— Нет, не был, — Макгонагалл немного поколебалась, а затем добавила: — Я не уверена, что означают последние слова. Это Регулус добавил их. Возможно, он имел в виду, что Сириус погиб, пытаясь поступить правильно.

— Убив кого-то?

— Ну… у Блэков действительно определенная репутация, мистер Поттер. Да, они чистокровные и фанатичные последователи различных Темных Лордов, но также одержимы навязчивыми стремлениями, доходящими до безумия. Возможно, с точки зрения Блэков, вполне закономерно, что Сириус умер именно так.

Гарри провел рукой по камню.

— Он ведь тоже учился в Гриффиндоре, да?

— Да. Единственный Блэк, кода-либо попавший в Гриффиндор. Все остальные члены его семьи были слизеринцами.

Гарри мысленно поздоровался и простился с крестным, которого никогда не знал, и дал молчаливое обещание. Он не собирался попадать в Слизерин, что бы ни случилось. Гарри допускал, что у него есть некоторые черты характера, которые могли бы помочь ему освоиться там. Он был хитрее или, по крайней мере, умнее, чем Дурсли. Они победили только потому, что умели притворно улыбаться и были сильнее его. И у него было честолюбие, зародившееся в нем в ту минуту, когда он понял, что случилось с его родителями.

Но Гарри не собирался становиться слизеринцем. Он не собирался быть чистокровным — впрочем, вероятно, и не мог бы им стать, поскольку его мама была маглорожденной. Во всяком случае, если он правильно понял профессора Макгонагалл.

Его существование станет источником беспокойства и раздражения для тех, кто запытал до безумия его родителей и убил его крестного. А когда он подрастет, то станет намного опаснее.

Макгонагалл кашлянула. Гарри обернулся, предполагая, что она хочет уйти, и замер, увидев, что она протягивает ему наколдованный букет белых цветов.

— Лилии, — пояснила она. — Для вашей матери.

Гарри кивнул и аккуратно положил их по другую сторону могилы, напротив черных роз. Затем он развернулся, и они ушли.

Ему показалось, что он заметил высокого темноволосого мужчину в мантии, как у Макгонагалл, который наблюдал за ним с дальнего конца кладбища. Но когда он повернул голову, мужчина уже отвернулся и зашагал дальше. А потом они аппарировали, так что у Гарри не было возможности убедиться в этом.

Ну что ж. Если этот человек был врагом, Гарри намеревался быть готовым к встрече с ним в будущем.

* * *

Третьей остановкой был магазин волшебных палочек, и мистер Олливандер пытался подобрать палочку для Гарри.

Гарри пробовал одну палочку за другой. Подавая их, Олливандер называл вид дерева и сердцевину. Казалось, он особенно надеялся на палочку из остролиста, но ни одна из них не сработала. Дубовые палочки практически вырывались у Гарри из рук. Когда он взял в руки палочку из розового дерева, по магазину пронесся порыв холодного воздуха, но, похоже, это был не тот результат, который требовался Олливандеру.

Наконец, Олливандер обернулся и с измученным видом вручил Гарри палочку большего размера, чем предыдущие, объявив:

— Ясень, сердечная жила дракона, тринадцать дюймов, жесткая. Если эта не подойдет, посмотрим еще…

Но Гарри уже чувствовал, как что-то поднялось по его руке, приветливое и зубастое одновременно, как если бы лев, трансфигурированный профессором Макгонагалл, пытался лизнуть его в лицо. Он взмахнул палочкой. Белое облачко дыма вылетело из нее и на мгновение превратилось в мышь, бегущую по прилавку магазина, прежде чем снова стать дымом.

Олливандер захлопал в ладоши и радостно захихикал.

— Да, да, вот она, ваша палочка! И, поверьте мне на слово, чрезвычайно мощная в трансфигурации.

— Мистер Поттер достаточно благоразумен, чтобы подождать с изучением трансфигурации, пока он не пройдет определенную подготовку, — отрезала Макгонагалл.

Гарри погладил волшебную палочку и улыбнулся.

* * *

После этого Гарри вернулся на Тисовую улицу. Первый раз в жизни он лежал на кровати во второй комнате Дадли и любовался закатом за окном. Макгонагалл тихо, но крайне резко поговорила с дядей Верноном и тетей Петунией, и они переселили Гарри наверх, а затем удалились, что-то бормоча. Гарри так и лежал там в полном восторге и рассматривал свою волшебную палочку и книги, которые он купил во «Флориш и Блоттс». Профессор Макгонагалл сказала, что это подарок от нее на его день рождения, особенно все книги по трансфигурации, хотя они сходили в его хранилище в банке «Гринготтс», и, похоже, у Гарри было полно денег.

Профессор Макгонагалл строго-настрого предупредила его не использовать волшебную палочку вне школы. За это его могли исключить из Хогвартса. Гарри охотно согласился. В любом случае, ему было что почитать, и именно этого он хотел сейчас больше всего.

Потому что он понял!

Трансфигурация — это сила. Так сказала профессор Макгонагалл, а мистер Олливандер подчеркнул, что Гарри получил волшебную палочку, которая особенно подходит для трансфигурации.

Магия способна на многое. И это означало, что магия должна быть способна исцелить его родителей.

Конечно, магия не могла сделать так, чтобы то самое проклятие Круциатуса никогда бы не случилось. Но Гарри придумал нечто другое и был уверен, что это сработает.

Это потребует подготовки. И времени, и изучения. На самом деле Макгонагалл так и не удосужилась показать ему свою кошачью форму. Гарри не винил ее за это, учитывая все остальное, что произошло. Но она сказала, что ей потребовалось много времени, чтобы стать такой сильной ведьмой.

Гарри нашел бы время. Он бы всему научился и все узнал. Он бы трансфигурировал предметы и животных, пока не достигнет совершенства. Он прочитал бы все книги. Он бы позаботился о том, чтобы другие люди не знали, что он делает, потому что они, вероятно, попытаются остановить его.

И, в конце концов, он преобразовал бы мозги своих родителей, снова сделав их такими, какими они должны были быть. Они стали бы нормальными и здоровыми, а он вернул бы себе папу и маму.

Гарри решительно кивнул, взял первую книгу из стопки и начал читать.

1) Что-то вроде такого: https://images.seattletimes.com/wp-content/uploads/2023/05/05302023_Milk_Drunk-July_9_Taste-Pacific_NW_Magazin.jpg

Вернуться к тексту

2) Пепел в горле, пепел во рту (англ. ashes in your mouth) — идиома, означающая внезапное и сильное разочарование или ощущение полной безысходности.

Вернуться к тексту

3) В оригинале «he died trying». Это отсылка к популярному выражению «do something or die trying (сделать что-нибудь или умереть, пытаясь)». Означает «сделать любой ценой», «идти до конца».

Вернуться к тексту