Иногда они появляются (джен)

Владелец «Чейдинхольского Моста» был давним знакомым Фарвила. Ни о какой дружбе, конечно, речи не шло, просто в годы войны с Альдмерским Доминионом Фарвилу пришлось изрядно расширить круг полезных знакомств, чтобы сохранить в Чейдинхоле хоть некоторое подобие... не благополучия, но, по крайней мере, стабильности. И часть этих знакомств была не из тех, о которых стоит упоминать в приличном обществе. Знакомство с владельцем «Моста» относилось именно к таким: в прошлом этот респектабельный трактирщик был удачливым контрабандистом, чьи знания и связи оказались очень полезны во время войны, а после — помогли старому пройдохе сохранить голову на плечах. Впрочем, контрабандой он занимался до сих пор, но вот с самыми выгодными статьями дохода ему пришлось распрощаться навсегда. А также согласиться на ряд других условий, поставленных ему Фарвилом при личной беседе. Ничего особенного от него, правда, не требовалось, а выполнение тех самых условий — вроде той самой комнаты наверху — еще и щедро оплачивалось. Фарвилу нужен был не озлобленный сковывающими его рамками подчиненный, а лояльный к нему посредник между ним и теневым миром, поэтому, пока трактирщик не наглел, он закрывал глаза на его делишки. Сейчас, конечно, польза от такого знакомства была невелика, но времена очень скоро могли поменяться...

Комната наверху, к слову, изначально предназначалась для деловых встреч с теми, чье появление в замке было нежелательно. Для свиданий она стала использоваться несколько позже: во-первых, тащить в собственную спальню мимолетных пассий Фарвил тоже не хотел, а во-вторых, это было прекрасной маскировкой. Поэтому ловко запущенный ушлым трактирщиком — с благословения Фарвила, само собой — слух, что, мол, «граф ходит в «Мост»... (тут Фарвилу некстати вспомнилось колкое замечание Ильвера) на ипподроме скакать», его вполне устраивал.

До вчерашнего дня.

На назначенную им же встречу Фарвил решил прийти заранее. Посетителей на постоялом дворе в этот час было уже немало, но он, одетый, как горожанин среднего достатка, среди остальных ничем не выделялся. Благо те, кто хорошо знал его в лицо, «Мост» не посещали. Даже «поскакать на ипподроме». В оригинале, к слову, фраза звучала исключительно непристойно, и Фарвил, услышав ее, долго хохотал...

Устроившись за столиком между камином и стойкой трактирщика с кубком на удивление неплохого вина, Фарвил получил прекрасную возможность видеть каждого входящего и одновременно беседовать с владельцем постоялого двора, не повышая голоса. Хотя посетители, то и дело проходящие к стойке, изрядно его раздражали: несмотря на довольно ранний час, целеустремленность немалой их части была обратно пропорциональна их ловкости. Времени до встречи оставалось всего ничего, а предстать перед дочерью — Фарвил почему-то не сомневался, что девчонка действительно его дочь — в облитой пивом или вином одежде он был не готов.

Беседа с владельцем «Моста» тоже оказалась не слишком информативной: кое-что Фарвил знал из письма девушки, кое-что — вроде того, что Дозорные Стендарра нашли и уничтожили целое поселение даэдрапоклонников — еще раньше, потому что такое не могло пройти мимо его внимания. Но кое-что интересное трактирщик все же поведал. По его словам, Дервере недавно исполнилось двадцать семь, в Дозоре она служила девятый год и была в целом на хорошем счету, хоть ее безрассудство не всем было по душе — тут Фарвил с некоторым трудом сдержал усмешку, — а до вступления в орден жила с теткой, владелицей лавки «Сияние Чар» по имени Савери Фарам. Название было Фарвилу незнакомо, и он сделал себе мысленную пометку, разузнать о лавке и ее владелице — должен же он представлять, в каких условиях рос и воспитывался его ребенок!

Хлопнула дверь, впуская очередного посетителя — молоденькую данмерку в добротной и чистой, но совсем простой одежде. Среди остальных посетителей «Моста» она смотрелась так же чужеродно, как смотрелся бы олененок, забежавший сюда из леса. Сходство с олененком усилилось, когда девчонка, глубоко вздохнув, направилась к стойке трактирщика — нервно, осторожно, словно готова была в любой момент сорваться с места и умчаться прочь. Или упасть в обморок. Зачем она здесь? Пришла наниматься в служанки? Фарвил подавил недостойное желание громко хлопнуть в ладоши, чтобы посмотреть на ее реакцию, и потянулся к кубку.

И едва не подавился вином, услышав тихое, но отчетливое:

— Мое имя Дервера Фарам. Мне...

Дальше Фарвил не слышал. Вот этот «олененок» — и есть его дочь?

Предупрежденный о ее приходе заранее трактирщик кивнул, поднял взгляд... и застыл с отвисшей челюстью и выпученными глазами, заметался взглядом, то пялясь на девчонку, то кося на сидящего неподалеку Фарвила. Впрочем, та ничего не заметила, занятая своими мыслями, да и старый пройдоха сумел быстро взять себя в руки. Помня ранее данные указания, трактирщик подозвал слугу, шепотом проговорив ему на ухо распоряжения. И стоило девчонке вслед за слугой скрыться на втором этаже, как с часовни Аркея зазвонил колокол, оповещая о наступлении семи часов вечера.

Фарвил встал. Трактирщик уставился на него с таким видом, словно хотел что-то сказать. Сообразив, какое направление приняли мысли этого пройдохи, Фарвил вскипел:

— Дурак? Она же ребенок!

Бросил на стол монету и ушел, оставив трактирщика стоять с озадаченным видом. Все-таки Ильвер был прав, «Мост» — не слишком подходящее место для встречи с дочерью...

Остановившись перед дверью, Фарвил поднял было руку, чтобы постучать, но тут же передумал и просто толкнул ее. Петли негромко скрипнули; Фарвил поморщился — не за то ли он каждый месяц отдавал приличную сумму, чтобы эту комнату содержали в идеальном состоянии вплоть до дверных петель?! — и шагнул внутрь.

«Восемь, ну почему?!» — мысленно взвыл в следующий момент он. Девчонка не нашла ничего лучше, чем, проигнорировав кресла и стулья, усесться на проклятый, Обливион его дери, «ипподром»…

Услышав скрип, она подскочила — и буквально засветилась изнутри, во все глаза уставившись на Фарвила каким-то жадным взглядом. Фарвилу на миг показалось, что он вернулся почти на сотню лет назад, что перед ним его сын — его наследник, его гордость — еще совсем ребенок, смотрит на него, готовый сорваться с места и с ликующим воплем: «Папа!» повиснуть у него на шее...

Но девчонка почти тут же как-то испуганно сжалась, заозиравшись, точно в поисках укрытия — и наваждение спало. На хорошеньком личике проступило осознание... и Фарвилу захотелось хорошенько себе врезать. За глупость. Прав был Ильвер — не стоило приглашать её в «Мост». Или тогда уж следовало озаботиться съёмом другой комнаты, с не столь... одиозной репутацией. И более скромными «деталями интерьера», Обливион их поглоти... Но прежде тем, с кем ему приходилось здесь встречаться по деловым вопросам, на «интерьер» было плевать, и он... не подумал, да.

Глядя, как девчо... Дервера, напомнил себе Фарвил, девочку зовут Дервера — закашлявшись — то ли поперхнувшись, то ли скрывая смех — вскочила с проклятого «ипподрома» и быстренько пересела за стол, он сумел слегка успокоиться и вернуть себе присутствие духа. Совсем немного. А потому искренне надеялся, что его собственное лицо не пылает румянцем.

В конце концов, с чего ему смущаться? Он назначил встречу там, где ему было удобно. Мог и вовсе не назначать, бросить то письмо в огонь и забыть, но раз уж девчонка набралась смелости — или наглости? — написать ему… Да, стало любопытно посмотреть на ту, что считала себя его дочерью. Учитывая некоторые обстоятельства, указанные в письме, это вполне могло быть правдой, а уж теперь, увидев Дерверу воочию, Фарвил окончательно уверился, что она его дочь. Девочка была очень похожа... даже не на него, а на его мать, Ллатасу Индарис, на чей портрет он в свое время довольно насмотрелся; такое сходство не могло быть случайным, но что дальше? Девчонка писала, что хочет его признания? Интересно узнать, что она под этим словом понимает… Поглощённый этими мыслями, Фарвил едва не пропустил мимо ушей заданный Дерверой вопрос:

— Я писала вам про турнир в Вэйрэсте... но не видела вас на трибунах. Вы там были?

Неторопливо пройдя к столу — не столько для того, чтобы произвести впечатление, сколько давая себе несколько лишних мгновений на восстановление вновь пошатнувшегося внутреннего равновесия, — он сел на стул напротив и проговорил:

— Да, я был на турнире. И видел ваш поединок с архимастером Редоран.

И добавил, неожиданно для себя желая приободрить сжавшуюся на стуле девочку:

— Вы достойно держались, сэра.

— Спасибо, — Дервера улыбнулась и все-таки подняла глаза. — Я надеялась... Фарвил подавил улыбку, видя, как дев... Дервера немного расслабляется. Как все же мало иногда нужно кому-то для счастья. Пара ободряющих слов и…

— Если честно, я для вас тогда выступала.

Что?!

Он застыл, тщетно пытаясь осмыслить и уложить в голове услышанное. Но укладываться решительно не желало.

— Боюсь... что не совсем понимаю, что вы хотели сказать, сэра, — стараясь, чтобы его голос звучал ровно, выдавил он.

Дервера удивленно приподняла брови:

— Наверное, это звучит странно. Ну, просто... я старалась показать себя как можно лучше не потому что отстаивала честь Дозора, а потому что надеялась, что вы смотрите.

Она вздохнула и отвела глаза.

— Я всегда хотела... стать достойной, чтобы вы могли мной гордиться, ну или хотя бы не стесняться меня. Не знаю, как это объяснить.

Фарвил некоторое время молчал. Услышанное по-прежнему казалось... не невозможным, конечно, но... Впрочем, первоначальный ступор уже прошел. Тем не менее, как относиться к этому, он все еще не представлял.

— Не думал я, что однажды окажусь в роли Прекрасной Дамы, в честь которой бьются на турнирах, — хмыкнул наконец он. — Неожиданно. Должен признать, я даже не знаю, что вам сказать на это, сэра.

Он помедлил и продолжил:

— Говоря, что вы достойно выступили, я не кривил душой и... при других обстоятельствах наверняка бы гордился... Но сейчас я в замешательстве.

— Надеюсь, вас это не обидело? — забеспокоилась Дервера. — Простите, я просто, когда волнуюсь, могу сморозить не то. Я бы предложила вам поединок вместе с извинениями, но у меня нет при себе оружия, и у вас, кажется, тоже...

— Обидело? — невольно рассмеялся Фарвил. — Нет, что вы... Ваше, э-э, признание было весьма неожиданным, но отнюдь не оскорбительным. Даже, скорее, лестным... мда. Так что извиняться вам не за что. А поединок… — он помолчал. — Возможно, позже мы еще вернемся к этому вопросу, если позволят обстоятельства. А пока...

Фарвил решил не ходить вокруг да около. Пристально, однако стараясь не слишком давить — девочка все же сумела произвести довольно благоприятное впечатление — он посмотрел на Дерверу и произнес:

— Вы написали, что вам нужно мое признание. Ответьте... честно, что именно вы хотели этим сказать?

Дервера подняла глаза:

— Может, вы знаете — я выросла без отца. Легенды и рассказы — это неплохая замена, конечно, но все-таки не то... в какой-то момент их становится мало. Я хочу по-настоящему стать вашей дочерью — иметь право видеться с вами не только в приемные часы, звать вас отцом пусть наедине, но в глаза, знать, что мои письма не затеряются среди десятков других... хочу узнать вас не только с чужих слов, в конце концов.

Брови Фарвила сами собой поползли вверх, а сам он откинулся на спинку стула, недоверчиво глядя на Дерверу. Вот так просто? Девочке всего лишь нужен отец? В душу вновь закрались сомнения — а только ли в этом дело?

Он внимательнее вгляделся в ее лицо — так похожее на лицо его матери и при этом совсем другое. Ллатасу Индарис художник изобразил отстраненно-задумчивой и чуть надменной, красиво очерченные губы навечно замерли в капризном изгибе — и можно было лишь гадать, о чем в тот момент думала графиня. У Дерверы же все чувства были на лице написаны, смотрела она прямо и открыто, как смотрят люди, привыкшие говорить именно то, что думают. И ее радость при встрече казалась такой искренней… возможно ли, что девочка уже в столь юном возрасте была настолько хорошей притворщицей? Но он не чувствовал фальши...

Но Фарвил все же был аристократом и уже давно, слишком давно уяснил, что в любой, даже самой невинной на первый взгляд, фразе всегда имеется двойное дно. Он был графом и просто не имел права слепо вестись на один лишь ясный взгляд красивых глаз, как бы они ни были похожи на его собственные... Следовало выяснить, что же все-таки скрывается за словами девчонки. Даже если она действительно искренна и сокрытие это — ненамеренное.

— И, конечно, то, что я не простой горожанин, а граф Чейдинхола, чье признание может дать вам более высокий статус относительно нынешнего, для вас не имеет большого значения? — несколько насмешливо протянул он. — Вы это хотите сказать?

— Почему же? — кажется, этого вопроса Дервера ждала, поскольку ответила сразу, без раздумий. — Имеет, конечно: будь вы простым горожанином, я не испугалась бы написать вам и в двадцать лет, или даже в семнадцать, когда только готовилась вступить в Дозор. Еще я бы, возможно, не так сильно любила историю, или просто читала не о вас; может, связала бы жизнь с другим орденом или пошла в городскую стражу, как и хотела в детстве. Не натворила бы многих глупостей и многих вещей, которыми горжусь, не встретила тех, кто мне дорог... да многое бы не случилось, не будь вы тем, кто вы есть, и я не стала бы той, кого вы видите сейчас — но к тому, о чем вы говорите, это отношения не имеет. И нет, мне не чуждо честолюбие. Но статус я и сама могу получить... а вот отца — без вашего согласия — не смогу.

Голос Дерверы был спокойным, а лицо — чуть отрешенным, словно она говорила о чем-то... совершенно обыденном. Одновременно с её объяснениями в голове Фарвила всплывали строки из её письма: "...равнялась на вас... ...мечтала, чтобы и вы гордились мной... Мне нужно ваше признание и любовь — или не нужно ничего..."

Получалось, что девочка была действительно честна и говорила ровно то, что думала — непривычная для Фарвила откровенность. Общение с людьми — в основном, именно людьми — его круга приучило его в каждом слове искать скрытый подтекст. И сейчас, когда оказалось, что никакого подтекста не было, он ощущал некоторую растерянность.

Однако Фарвил вдруг заметил слабый отсвет из-под стола, под которым она прятала руки. И запоздало вспомнил, что имеет дело со служительницей Дозора, где маг — каждый второй.

Резко подавшись вперед, он ухватил девчонку за запястье и, дернув её на себя, прорычал, глядя ей прямо в глаза:

— Что это было? Какое-то заклинание Очарования? Отвечай!