Тьма и Свет/Darkness and Light (гет)

Небо еще не утратило своего фиолетового оттенка, когда Стурм добрался до лавки кузнеца. Мастерская Тириена располагалась у подножия валлиновой рощи. Извилистый пандус, ведущий к лавке Тириена, был вдвое шире и хорошо приспособлен для лошадей. Тириен, раскрасневшийся от того, что склонялся над огнем в кузнице, и с мускулистыми руками и плечами от работы с кузнечным молотом, был уже на ногах, когда появился рыцарь.

— Стурм! — прогудел он. — Входи, парень. Я просто выправляю гвозди".

Помощник Тириена, мальчик по имени Меркот, щипцами вытащил из печи раскаленный докрасна стержень. Он вставил изогнутый гвоздь в углубление на наковальне Тириена, и мускулистый кузнец дважды ударил по нему. Меркот опустил прямой гвоздь в ведро с водой. Раздалось змеиное шипение, и поднялся столб пара.

— Мне нужна моя лошадь, Тириен, — сказал Стурм.

"Верно. Меркот, приведи животное мастера Светлого Меча.

Глаза мальчика расширились. Круги сажи вокруг них делали его похожим на испуганную сову.

— Гнедой мерин? — Да, и побыстрее! — сказал Тириен. Обращаясь к Стурму, он продолжил: — Подковал его, как ты просил. Хорошая лошадь.

Стурм расплатился по счету, пока Меркот вел его коня, Долговязого Лиса, на нижнюю площадку. Стурм купил Долговязого Лиса у представителя племени кекири всего несколько недель назад и все еще изучал манеры лошади. Он взвалил на плечи скатку и рюкзак и спустился по трапу туда, где Меркот привязал его скакуна. Молот Тириена снова зазвенел, превращая скрученный железный лом в острые, как стрелы, гвозди для подков. Стурм распределил свою поклажу по бокам и крупу Долговязого Лиса.

Он наполнил свою бутылку водой и услышал: "Ты опоздал".

Китиара сидела, ссутулившись, в углу под навесом конюшни. Она была по уши закутана в красную попону.

— Что я? — переспросил Стурм.

"Солнце едва встает. Когда ты пришла?"

"Несколько часов назад. Я спала здесь", — спросила она, сбрасывая одеяло. Китиара все еще была одета в ту же одежду, что и прошлой ночью. Она вытянула руки и расправила затекшую спину.

— Почему, во имя богов, ты спала здесь? — спросил Стурм. — Неужели ты думала, что я забуду и уйду без тебя?

— О, только не ты, благородный друг. Мне показалось, что это подходящее место для ночлега, вот и все. Кроме того, Пире нужно было починить подкову.

Стурм спустил Долговязого Лиса на землю. Он вскочил в седло Лисенка и подождал свою спутницу. Китиара вприпрыжку спустилась по трапу, ведя за собой довольно неприметную кобылу в коричневых и белых пятнах.

— Что-то не так? спросила она, садясь рядом со Стурмом.

— Я просто подумал, что ты предпочел бы в качестве скакуна огненного жеребца, — ответил он. — Это, э-э, необычное животное тебе совсем не подходит.

"Это "необычное животное" будет ходить ровным шагом еще долго после того, как от твоего зверя останутся только кости и шкура", — сказала Китиара. После расставания с Танисом ее беспокойный сон не улучшил ее настроения. "Я участвовал в шести кампаниях с Пирай, и она всегда привозила меня домой".

"Приношу свои извинения".

Они выехали из Утехи, двигаясь с севера на восток. Восходящее солнце выглянуло из-за холмов подле Утехи и согрело воздух. Стурм и Китиара позавтракали простым вяленым мясом и водой. Ясный рассвет стал еще прекраснее, и настроение Китиары поднялось.

"Я не могу быть несчастной в дороге", — сказала она. — Здесь есть на что посмотреть и чем заняться.

— Нам следует быть настороже, — сказал Стурм. — Я слышал, как путники в гостинице говорили, что поблизости бродят разбойники.

— Ну и ну. У пеших крестьян могут быть причины опасаться разбойников, но два воина, вооруженные и верхом на лошадях, — вот кого лучше бояться, а не разбойников!

Стурм вежливо согласился, но по-прежнему не сводил глаз с горизонта и держал рукоять меча наготове.

Их маршрут был достаточно прост. Миновав холмы Утехи, они повернули на северо-запад и направились к побережью. На берегу пролива Шэлси находился небольшой рыбацкий порт Зарадин. Оттуда Китиара и Стурм могли легко добраться до Каэргота в южном Тельгаарде. К северу от Каэргота лежала Соламния, их конечная цель. Таков был их план. Но планы, как сказал мудрый чародей Арканист, подобны фигурам, нарисованным на песке: их легко составить и так же легко нарушить. Леса и холмы Абанасинии с каждой милей становились все реже. Китиара заполняла часы рассказами о своих прошлых приключениях.

"Меня впервые наняли в "Мародеры" Миккиана. Это были плохие парни. Миккиан был безродным мужланом из Лемиша. Ему не повезло, он постоянно терял в бою части себя — глаз, руку, половину уха. Он был довольно уродлив и подл! Я пришла в его лагерь, уверенная в своем мастерстве владения клинком. В те дни мне приходилось притворяться мальчиком, иначе эти грубияны набросились бы на меня", — сказала она.

"Как можно поступить на работу в качестве наемника?"

"В банде Миккиана был только один способ: убить одного из его людей. У Миккиана было не так уж много вакансий, и он не стал бы расширять их ни для кого". Китиара сморщила нос от воспоминаний, вызванных Миккианом. — Никчемный негодяй! Пехотинцы окружили меня большим кольцом и поставили рядом со здоровенным дровосеком по имени... Как же его звали? Первый человек, которого я убила. Тригнет? Дригнет? Что-то в этом роде. И мы пошли на это, топор против меча. Скажу я вам, это был не самый приятный бой. Мы должны были оставаться в центре ринга, иначе парни Миккиана начали бы тыкать в нас кинжалами и копьями. Тригнет — Дригнет? — дрался как дровосек, рубил, рубил, рубил. Он ни разу не дал мне преимущество. Я сразила его прямым ударом в шею. Она посмотрела на Стурма. Он выглядел потрясенным.

"Как долго ты проработала в компании Миккиана?" спросил он, наконец.

"Двенадцать недель. Мы разграбили окруженный стеной город недалеко от Такара, и Миккиан в конце концов потерял часть, без которой не мог обойтись".

Штурм приподнял бровь.

— Его голова, — сказала Китиара. — Это был конец "Мародеров". Каждый был сам за себя, и вся компания распалась, занимаясь грабежами и убийствами. Горожане восстали и дали отпор, уничтожив всю эту чертову банду. За исключением вашей покорной слуги. Она криво улыбнулась. У Китиары был богатый запас подобных историй, все захватывающие и почти все кровавые. Стурм почувствовал себя сбитым с толку. Он знал ее уже около двух лет, но так и не приблизился к пониманию. Эта красивая, яркая женщина обладала немалым умом и обаянием, и все же была влюблена в войну, в самом примитивном ее понимании.

Он должен был признать, что восхищался ее силой и хитростью, но в то же время немного побаивался Китиары. Дорога перешла в тропинку, а через несколько десятков миль превратилась в песчаную сосновую пустошь. Воздух стал неподвижным и тяжелым от влаги.

Той ночью они разбили лагерь в прериях, и ветер впервые донес до них запах моря. Из сосновых веток получился едкий дымный костер. Пока Китиара подбрасывала дрова в огонь, Стурм напоил лошадей. Он вернулся в тусклый круг света от костра и присел на песок. Китиара протянула ему холодный бараний окорок. Стурм принялся грызть перченое мясо, а Китиара откинулась назад, вытянув ноги к огню и подложив под голову одеяло.

— А вот и Паладайн, — сказала она. — Видишь?

Она указала на небо. — Паладайн, Мишакаль, Бранчала, — сказала она, по очереди называя каждое созвездие. — Ты знаешь небо?

— Мой наставник из детства, по прозвищу Ведро, был астрологом, — сказал Стурм, не отвечая на вопрос. Он поднял глаза. — Говорил, что волю богов можно предугадать по движению звезд и планет.

— Каких богов? лениво ответила Китиара. "Ты что же, не веришь в богов?"

"А почему я должна верить? Что они сделали для мира в последнее время? Или для меня вообще?" Стурм понял, что она его дразнит, и решил сменить тему. — Что это за группа звезд там? — спросил он.

"Напротив Паладайна?" "Такхизис. Королева Тьмы".

— О, да. Королева драконов. Он попытался разглядеть творящую зло, но для него это были всего лишь россыпи звезд. Над горизонтом поднялся белый шар Солинари. В его сиянии песчаные холмы и одинокие сосны казались бледными призраками того, чем были днем. Вскоре после этого в среднем секторе неба появилось красное светило такого же размера.

"Теперь я знаю", — сказал Штурм. — Лунитари, красная луна.

‑ Луин у эрготитов, "Красный глаз" в Гудлунде. Странный цвет для луны, тебе не кажется? — сказала Китиара. Он отбросил в сторону баранью кость. — Я не знал, что для лун существуют подходящие цвета.

— Белый или черный — это правильно. Красная ничего не значит. Она подняла голову так, чтобы Лунитари был прямо в поле ее зрения.

"Интересно, почему она красная?" Стурм откинулся на своем спальном мешке.

"Так распорядились боги. Лунитари — обитель нейтралитета, нейтральной магии и иллюзии. Ведро предположил, что цвет происходит от крови, принесенной в жертву богам.

Но он только предположил это.

— Другие философы утверждают, что красный цвет символизирует сердце Хумы, первого рыцаря Драконьего копья. Его спутница молчала. — Кит? — тихо позвал он. Шорох в темноте подсказал ему, что Китиара спала.

Деревня Зарадин казалась низким коричневым пятном на серо‑белом берегу. Здесь было около пятидесяти обветшалых домов разного размера, ни один из которых не был выше двух этажей. Стурм и Китиара спустились по крутому песчаному склону в сторону деревни. По дороге им пришлось пробираться сквозь ряды заостренных кольев, воткнутых в песок остриями вниз. Кое-где колья были опалены огнем.

— Еж, — заметила Китиара. — Защита от кавалерии. Должно быть, не так давно жители деревни подверглись нападению.

За кольями была неглубокая траншея, испещренная черными сгустками крови, впитавшимися в песок. Лица жителей Зарадина были недружелюбными, когда Стурм и Китиара ехали по единственной песчаной дорожке, которая была их главной улицей. Угрюмые глаза и скрюченные от работы руки, сжатые в кулаки, казалось, были повсюду. Китиара натянула поводья и спешилась перед покосившейся серой таверной с названием "Три рыбы". Между обветшалыми досками виднелись редкие белые столбы и концы стропил. Стурм привязал Лисенка к одному из столбов. Это была кость какого‑то огромного, давно умершего морского существа.

— Как ты думаешь, что это было? с любопытством спросил он Кит.

Китиара взглянула на кость и сказала: "Возможно, морской змей. Проходи. Здесь должны быть капитаны кораблей".

Для столь раннего часа в таверне "Три рыбы" было полно посетителей. Первый мастер, к которому подошла Китиара, прорычал: "Наемники!" — и плюнул ей под ноги. Она чуть было не замахнулась на него клинком, но Стурм перехватил ее запястье.

— Ранишь хоть одного, и нам придется сражаться со всеми, — пробормотал он. — Наберись терпения. Нам нужна лодка, чтобы пересечь пролив.

Они переговорили с полдюжиной капитанов, но каждый раз получали отказ. Китиара кипела от злости. Стурм был озадачен. Он уже плавал раньше и знал, что морякам обычно нравится брать с собой несколько пассажиров. Они платили больше, чем можно заработать рыбалкой или перевозкой грузов, сами о себе заботились и не занимали много места на палубе. Так почему же хозяева лодок Зарадина так враждебны? он задумался. Они направились к бару. Китиара заказала эль, но у бармена не было ничего, кроме черного ностарского вина. Пригубив горьковатый напиток, Стурм отставил кружку в сторону. "Лучше уж пить", — подумал он. Китиара бросила одну из своих монет Сильванести на грязную стойку. Даже в полутемной таверне блеск золота привлек внимание бармена. Он подошел к тому концу стойки, где стояли Стурм и Китиара.

"Ты чего-то хочешь?" спросил мужчина. Его бритая голова блестела от пота.

"Слова", — сказала Китиара. "Всего несколько слов".

"За такое количество золота ты можешь получить все, что захочешь". Бармен зажал свою засаленную тряпку под мышкой. Стурм лениво подумал, что грязнее — тряпка или холщовая рубашка бармена.

— Что здесь произошло? — спросила Китиара.

— Здесь не любят наемников. Десять ночей назад на деревню напали всадники. Они забрали все, что смогли захватить, включая нескольких женщин и детей.

"Кто это были?" Спросил Стурм. "У них были знаки отличия?"

"Некоторые говорят, что они вообще не были настоящими мужчинами", — сказал бармен. "Некоторые говорят, что у них была жесткая, темная кожа и..." — Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, слушает ли их кто-нибудь еще. "...а некоторые говорят, что у них были хвосты!"

Стурм хотел задать еще один вопрос, но Китиара остановила его взглядом. — Нам нужно купить билет до Каэргота, — сказала она. — Кто-нибудь в Зарадине подбросит нас?

— Не знаю. Некоторые из них сильно пострадали во время рейда. Они с таким же удовольствием перережут вам глотки, как и утащат в море. Бармен вернулся к раздаче своего ужасного товара, а Стурм оглядел зал. "Мне это не нравится", — сказал он. "Разбойники с хвостами? Какими монстрами они могли быть?"

— Не принимай это их бормотание всерьез, — сказала Китиара. — Чем дальше ты будешь удаляться от таких безопасных мест, как Утеха, тем более дикие и причудливые истории ты услышишь.

Она без содрогания осушила бокал ностарианского вина. "Бритоголовый прав в одном: у нас в этом зале нет друзей".

Из-за их спин раздался голос: "Не будьте в этом так уверены, друзья мои".

Стурм и Китиара повернулись к говорившему. Он был на целую голову ниже Китиары, с резкими чертами лица и чистым мальчишеским личиком — признаками эльфийской крови. Китиара вспомнила Таниса таким, каким она видела его в последний раз: на губах у него была кровь, щека покраснела от ее пощечины, он потрясенно смотрел на нее.

— Тиролан Амбродель, к вашим услугам. Он поклонился в пояс. — Моряк, картограф, огранщик драгоценных камней и волынщик.

Тиролан потянулся к руке Китиары и поднес ее к своим губам. Он не поцеловал ее, а прикоснулся ко лбу. Она улыбнулась. Стурм представил их обоих и спросил:

"Не могли бы вы обеспечить нас транспортом до Каэргота, мастер Амбродель?"

"Без проблем, сэр. Мое судно "Высокий гребень" загружено товарами для этого самого порта. Вы будете только вдвоем?"

— И две лошади. Мы путешествуем налегке, — сказала Китиара.

— За двух пассажиров и двух лошадей я потребую по пять золотых за каждого. Стурм изумился такой высокой цене, но Китиара презрительно рассмеялась.

"Мы дадим тебе четыре золотых за нас обоих", — сказала она.

"Восемь за обоих", — возразил Тиролан.

"Пять", — сказала она. "И мы заплатим золотом Сильванести".

Изогнутые брови Тиролана Амброделя сошлись на переносице.

— Настоящее золото эльфов?

Китиара взяла монету со стойки и показала ее моряку. Осторожно, почти нежно, Тиролан потянулся к эльфийскому золоту. Он взял монету, погладил ее и провел кончиками пальцев по стертой надписи. "Очень красивая", — сказал он. "Знаете ли вы, что этой монете более пятисот лет? Она была отчеканена незадолго до того, как Владыки Востока удалились в леса, разорвав все связи с миром людей. Сколько из этих реликвий ты потратил на мясо и вино?"

"У меня была дюжина", — спросила Китиара. "Теперь у меня пять. Они твои, если ты доставишь нас в Каэргот".

"По рукам!"

— Когда мы отплываем? — спросил Стурм.

"С восходом первой луны начинается отлив. Когда серебряная луна освободит от своей власти море, мы снимемся с якоря! И отчаливаем". Тиролан опустил монету в замшевый мешочек на поясе. — А теперь следуйте за мной, и я отведу вас к "Высокому Гребню".

Стурм бросил на стойку несколько монет, и они вышли из таверны. Они повели Долговязого Лиса и Пиру по улицам Зарадина, следуя за Тироланом Амброделем. Люди отворачивались от них, куда бы они ни направлялись. Когда они проезжали Тироль, одна старая карга произнесла заклинание от невезения.

"Местные жители очень суеверны", — сказал он. "В наши дни все, в ком опознают приезжих считаются опасными".

Стурм оглянулся на частокол в песчаных дюнах над городом.

"У них есть причины бояться", — сказал он.

В Зарадине была одна единственная ветхая пристань. Стурм сомневался, что покоробленные доски выдержат вес Долговязого Лиса, но Тиролан заверил его, что это безопасно. По его словам, каждый день через причал проходят грузы, гораздо более тяжелые, чем лошади.

— Где твоя лодка? — спросила Китиара. "Мой корабль стоит вон там, за мысом".

"Зачем бросать якорь так далеко?" Спросил Стурм.

"Мое судно и команду не очень любят в Зарадине. Когда нам приходится заходить сюда, мы швартуемся на глубоководье, чтобы избежать неприятностей с местными жителями".

К пирсу был привязан широкий, похожий на раковину лихтер. На его корме спал мужчина, накрыв лицо рваной кепкой. Тиролан запрыгнул в лихтер, заставив мужчину испуганно вскочить.

"Это твоя лодка?" — спросил Тиролан громким, веселым голосом.

"О, да".

"Ну что ж, тогда загружай нас в нее, парень. И ты сможешь заработать на грог за неделю".

Лошадей подвели к сходням. Китиара что-то успокаивающе сказала Пире, и кобыла без особых проблем вошла в качающийся лихтер. Долговязый Лис, с другой стороны, отчаянно сопротивлялся. Стурм намотал поводья на кулак и попытался втащить перепуганное животное в лодку.

— Нет, нет, это не выход, — сказал Тиролан. Он вскочил на узкий борт и проворно направился к подножию трапа. — Можно, мастер Светлый Меч?

Стурм неохотно передал ему поводья. Долговязый Лис начал успокаиваться в тот момент, когда тонкие руки Тиролана погладили его по шее. Тиролан успокаивающе заговорил с лошадью. "Ты такой сильный, и ты боишься всего лишь небольшой прогулки на лодке? Я вот не боюсь. Чем я лучше тебя? Неужели я тебя храбрее?"

К удивлению Стурма и Китиары, Долговязый Лис энергично замотал головой и фыркнул.

— Тогда, — продолжил Тиролан тихим, обволакивающим голосом, — пройди и займи свое место среди своих друзей. Гнедой мерин грациозно ступил в лодку и спокойно встал рядом с Пирой. Их хвосты плавно покачивались в такт покачиванию лодки.

— Как ты это сделал? — спросила Китиара. Тиролан пожал плечами.

— Я умею ладить с животными. Отчалив от пирса, лодочник поднял потрепанный латинский парус. Лихтер скользнул между покачивающимися на волнах рыбацкими судами и несколькими крупными торговыми судами в гавани. Груженая лодка без происшествий доплыла до южного мыса. Затем ветер стих, и лодочник вернулся к своей работе.

На южном горизонте сгустились темные тучи цвета сланца и индиго. На фоне сине-зеленого моря выделялся белый корпус "Высокого Гребня". Его форма совершенно не походила на другие суда в гавани Зарадина. От низкого острого носа до высокой кормы поднималась четкая линия. Единственная высокая мачта тоже была выкрашена в белый цвет, и в посвежевшем воздухе на верхушке мачты развевался зеленый вымпел.

— Мое судно, — с гордостью сказал Тиролан. — Разве оно не прекрасно?

— Я никогда раньше не видел белого корабля, — сказал Стурм.

— Оно очень красивое, — сказала Китиара. Она нахмурилась, глядя на Стурма, и указала на капитана.

Посреди лодки они склонились ближе друг к другу. — С каждой минутой это становится все более странным, — прошептала Китиара. — Эльфийский капитан, которого избегают местные жители, странный белый корабль, стоящий на якоре вдали от других судов. В этом есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Я рада, что солгала о том, сколько у меня золотых монет. Стурм сказал: "Согласен. То, как он очаровал Долговязого, было противоестественно. Я думаю, он использовал заклинание".

Для Стурма, воспитанного в традициях Соламнии, не было худшего знака, чем использование магии.

Китиара положила руку ему на плечо и сказала: "Держи свой меч под рукой".

— Все в порядке? — спросил Тиролан через плечо.

— Да, очень хорошо, — сказала Китиара. — У вас большой корабль. Теперь они были всего в сотне ярдов от него, и их взору целиком открылся "Высокий Гребень". Белый корабль уверенно покачивался на волнах, стоя на якоре как с носа, так и с кормы. Палуба и такелаж были пусты, но над фальшбортом висел в ожидании абордажный трап. Тиролан схватил свисающий канат и крепко привязал лихтер к "Высокому Гребню".

— Эй, там, мои сердечки! Покажитесь, — пропел он чистым тенором. Призрачная неподвижность корабля растворилась в топоте босых ног и радостных возгласах. Дюжина проворных матросов, все безбородые, с острыми чертами лица, высыпали на палубу. Стурм почувствовал, как нетерпеливые руки подхватили его и вытащили на палубу. Китиара последовала за ними, ее несли четверо улыбающихся матросов. Она рассмеялась, и они поставили ее на ноги рядом со Стурмом. К Тиролану подошел седовласый матрос (но на вид довольно молодой) и поклонился ему.

"Приветствую тебя, Кейд Берун!" — сказал Тиролан.

"Привет, привет, Тиролан Амбродель!"

"У нас есть две отличные лошади, которых нужно взять на борт, Кейд. Присмотри за ними, ладно?" "Лошади! Я не видел лошадей с тех пор, как..." — Кейд Берун взглянул на Стурма и Китиару. ‑ ...с тех пор, как мы уехали из дома.

Он выкрикнул несколько приказов на незнакомом языке, и оживленные матросы бросились к поручням, с которых открывался вид на лихтер. Они посмотрели на Долговязого Лиса и Пиру с нескрываемым восхищением. Болтовня прекратилась. — Бросайте стрелу! — крикнул лодочник с лихтера. "Я пристегну ремни, и вы сможете поднять их!" Команда "Высокого Гребня" так и сделала, и все они быстро оказались на борту корабля. Под лучами быстро заходящего солнца моряки принялись за работу, и вскоре "Высокий Гребень" был готов к выходу в море. Был поднят парус — толстый треугольник из ярко-зеленой ткани. "Высокий Гребень" двинулся вперед, отплывая от Абанасинского мыса.

Тиролан встал за штурвал, и нос корабля погрузился в волны пролива Шэлси. Китиара сбросила черную кожаную куртку. Легкий ветерок развевал ее легкую льняную блузку. Она закрыла глаза и провела пальцами по своим коротким черным кудрям. Когда она открыла глаза, то увидела Стурма, задумчиво стоящего у бушприта. — Не унывай! — сказала она, хлопнув его по спине. — Ветер попутный, и Тиролан, похоже, знает свое дело. Мы очень скоро будем в Каэрготе.

— Полагаю, что так, — ответил Стурм. — Но я не могу не волноваться. Последний раз я совершал морское путешествие в этих водах, когда был мальчишкой. На том корабле была магия, и какое-то время у нас с мамой все шло плохо.

"Но ты справился, не так ли?"

"Мы справились".

"Тогда успокойся! Ты рыцарь во всех смыслах, кроме церемониального, и собираешься вернуть свое законное наследие. Может быть, ты этого не осознаешь, но у меня тоже есть семья в Соламнии".

"Ут-Матары?"

Она кивнула.

— Я не общалась с ними с тех пор, как мой отец покинул нас. За все свои путешествия я ни разу не заходила на Соламнийскую равнину. Когда ты заявил о своем намерении отправиться на север, мне показалось, что это самое подходящее время для того, чтобы наконец исследовать эти места.

Она приподняла бровь. — Ут-Матары, знаешь ли, тоже рыцарский род.

— Нет, я этого не знал. Он понял, что на самом деле очень мало о ней знает.

Она оставила его у бушприта и спустилась вниз. Стурм расстегнул ремешок на подбородке и снял шлем. Двойные медные рожки были запачканы; ему нужно было отполировать их сегодня вечером. А пока он прижимал шлем к груди и позволял морскому ветру ерошить его длинные спутанные волосы.