Листы из Разноцветной книги (джен)

В светлом Лориэне царит вечное благоденствие. Нет в Средиземье места более дивного и прекрасного; здесь нет увядания и тлена, и любая печаль смягчается и тает под сенью золотых мэллорнов. Под властью Галадриэли, Владычицы Золотолесья, живёт и цветёт чудесный край, и медовое течение тихих и ясных дней напоминает о Благословенной земле за синим Морем, за границами земного Времени.

О Благословенных землях, о Валимаре многозвонном поют менестрели в залах дворца Владык Лориэна, что высится среди исполинских деревьев в городе Карас-Галадоне. Галадриэль и Келеборн не королева и не король здесь; они лишь хранители чудесных лесов; и всё же так повелось, что зовут их Владыками, а их дочь Келебриан и внучку Арвен — принцессами. Келебриан с детьми нередко гостит в Лориэне.

Однажды, давным-давно, тихо-тихо спускался на Карас-Галадон вечер; шуршали золотой листвой мэллорны; а где-то за их пышными кронами загорались в тёмном небе звёзды. Снизу, из больших залов, доносилось стройное пение.

A Elbereth Gilthoniel

silivren penna míriel

o menel aglar elenath!

Арвен сонно улыбнулась, заворачиваясь в лёгкое узорчатое одеяло. Дни и годы её эльфийского детства текли, как светлые воды широкой и спокойной реки; окружённая любовью и заботой, она лишь понаслышке знала печаль, но той печали было много: печаль была в глазах и в голосе отца, когда говорил он о тех, кого он любил — и кто покинул его; печалью и тоской дышали воспоминания Келеборна о зелёных лесах затонувшего Белерианда, его исчезнувшей родины, утонувшей в водах морских и в реках крови; и редкая, но острая, страстная горечь мелькала в словах Галадриэли, когда она вспоминала об Амане — и о том, что нет ей пути туда более⁽¹⁾. Но Арвен жила среди них, любимая и любящая, и её улыбка была им отрадой, и ей не приходилось ещё ни с кем и ни с чем прощаться навеки. И не верилось, что когда-нибудь придётся... так будет всегда: золотые дни эльфов текут и текут, из года в год, из века в век, сплетаясь в роскошный узор, и не может... не может быть иначе.

Na-chaered palan-díriel

o galadhremmin ennorath,

Fanuilos, le linnathon

nef aear, sí nef aearon!⁽²⁾

Арвен повторила про себя строфы любимой всеми эльфами песни. Светлоликая Элберет, красавица Варда...

Галадриэль, только недавно сидевшая на краешке постели внучки, своими глазами видела Королеву Звёзд и с ней говорила... так, как сейчас с Арвен... то есть, конечно, не совсем так, но... Кто знает, быть может, однажды скажут и об Арвен: "она собственными глазами видела лучезарную красу Галадриэли, Владычицы Золотолесья, и беседовала с нею..."

Кто знает... переплетаются нити жизни в странные, причудливые, дивные узоры на гобеленах Вайрэ⁽³⁾. Там, за Морем, первейшая из рукодельниц мира вала Вайрэ сплетает узор, и помогает ей в этом искусная Мириэль⁽⁴⁾, единственная её помощница. Взглянуть бы на них хоть одним глазком! Галадриэль помнила хранившиеся в доме её деда Финвэ творения Мириэль — чистые краски, совершенство рисунка, продуманного до мелочей и естественного до самого крошечного стежка. Вся прелесть мира заключалась в работах искусных рук первой жены короля Финвэ. Иногда Арвен снились покои, увешанные гобеленами неземной красоты, но она никогда не могла вспомнить и повторить рисунки, которые видела в царстве грёз. Оставался лишь отблеск — память о сладком восторге.

Нить жизни... интересно, для кого из живущих какая нить припасена? Арвен уверена, что нить Галадриэли — золотая, сияющая ярким чистым светом, тонкая и прочная; а у Келеборна нить такая же, только серебряная. Нить Келебриан переливается серебристым блеском с разноцветными сплохами; а у отца ниточка тёмная, почти без блеска, но прочная и мягкая, как лучшая шерсть. А какая нить для неё самой, для Арвен? Такого оттенка, как вечернее небо: из сиренево-розового в тёмно-голубой!

Арвен повернулась набок, подложив руку под щёчку, и улыбнулась своим "мудрым" рассуждениям; ещё дитя, она по-детски радовалась миру и его красотам, что открывались её восхищённому взору день ото дня. Только... только где-то в глубине, за звёздной далью чудной красоты, таилась неизменная печаль... такова Арда Хастайна⁽⁵⁾.

Но пока горькая гуща таилась на дне чаши с искрящимся напитком жизни — и Арвен едва-едва поднесла эту чашу к губам. Она вновь смежила веки, и перед её внутренним взором пронеслись многоцветные, сияющие дивными шелками гобелены, золотые чаши и... и события прошедшего дня...

...Вот светлое утро. Поют за окном птицы... маленькие птички совсем не боятся эльфов, они садятся на подоконник, влетают в комнату... в ярких лучах утреннего солнца их оперение блестит, точно золотое. В солнечных бликах на стенах пляшут тени веток.

Арвен сидит на высокой резной табуретке, болтает босыми ножками, а Келебриан, склоняясь над нею, заплетает на голове дочери замысловатые косички и напевает вполголоса. Волосы у Арвен тяжёлые, чёрные, с синеватым отливом — как вороново крыло; а у самой Келебриан лёгкие, чуть вьющиеся светлые локоны. Мягкие, лёгкие кудри — а попробуй заплети их! Не так-то просто... Арвен пробовала, но самой Келебриан не очень-то по душе было сидеть на одном месте, когда вокруг столько дел и забот требовали её присутствия; вся в движении, будто в вечном танце... она и сейчас порхает вокруг дочери, словно бабочка вокруг цветка. Арвен поневоле приходится быть терпеливой: она уже заплела длинную косу любимой кукле, перевязала ей новым способом пояс, и осторожно оглядывалась в поисках какого-нибудь ещё занятия, когда в комнату вошла Галадриэль. В следующий миг Владычица Лориэна уже сидела на пышной подушке, брошенной на пол, и подставила златокудрую голову под руки Арвен... Келебриан рассмеялась, на миг прервав своё нежное пение, но вот уже три голоса их слились, славя новый день.

Тёплое утро полнилось их смехом, песнями и разговорами... о чём они говорили? Позднее, когда пройдёт много лет с той счастливой поры, они едва ли смогут вспомнить каждое слово. Одно будет памятно сердцу: им было легко, и весело, и радостно вместе. Золотое счастье! Золотые дни...

...На широком столе, щедро присыпанном мукой — у Арвен, ещё не привыкшей, дрогнула рука — высилось мягкое, приятно-тёплое белое тесто. В жарко натопленном помещении носился тёплый и сладкий аромат; высунув от усердия кончик языка, Арвен скатывала из теста длинные "пряди" — вот, ровно шесть — и заплетала их в причудливые косы... с каждой косичкой получалось всё быстрей и ловчей, и уже не тихая и нежная, а бойкая и звонкая песня лилась из уст...

...А потом был долгий, приятно-медлительный, полный событий день. Арвен бегала с братьями по лестницам Карас-Галадона, играла с ними в прятки в цветущем саду — там было столько укромных мест! Потом Арвен пробралась в мастерские Галадриэль, где её девушки сидели за ткацкими станками; текла беседа, звучали шутки и смех, а под ловкими руками мастериц переплетались нити, и чуть поблёскивали на солнце новые ткани — лёгкие и прочные, что согреют в холод и освежат в жару, и впитают в себя все краски мира, чтобы скрыть тебя от чужих глаз⁽⁶⁾; не было на них красивых узоров, не вплетались в полотно золотые и серебряные нити, а всё же лориэнские ткани были прекрасны, как прекрасны все творения эльфийских мастеров и мастериц. "А можно мне тоже?.." — спросила Арвен, и уселась за станок — и не заметила, как спустился на Лориэн светлый вечер.

...В покоях Владык, вдали от шумного и весёлого двора, беседовали между собою Галадриэль и Келеборн, Келебриан и прибывший из Имладриса Эльронд. Арвен, притихшая после дня ученья и беготни, сидела на маленькой скамеечке у его ног, и отец рассеянно гладил её распушившиеся волосы. Она улыбалась, глядя, как Эльронд, увлечённый беседой, всё отламывает и отламывает завитки от испечённого ею хлеба. Когда Келебриан сказала ему, что это их Арвен постаралась, отец ласково улыбнулся ей. Потом взрослые вспоминали о том, что отличает эльфийских властителей от властителей людских. Эльфы не мыслили жизнь своей без радости творенья и труда — и самые высокородные короли и королевы не боялись измазать руки землею или выбелить мукой, исколоть пальцы иглой или работать в кузнице до тех пор, пока чёрный налёт не въестся под кожу вместе с мастерством... Иное дело — люди: давно уж среди них повелось, что для знатных и родовитых достойно лишь воевать да отдавать приказы; а что до искусств и ремёсел — мало кто из нынешних королей снизойдёт до таких занятий. "Так и со скуки умереть можно!" — воскликнула Арвен, представив себе, как чья-то злая воля отняла у ней и мягкое тесто, и ткацкий стан, и скребницу, которой она чистила свою маленькую лошадку, и гребень, которым расчёсывала ей гриву... ну уж нет! "Впрочем, и среди людей не всё потеряно, — сказала Галадриэль, — редкие гости они нынче в Лориэне, и всё же то и дело забредают сюда, и многое я слышала от них — не только печальное, но и радостное, вселяющее надежду..."

Долго длилась беседа; дети уже засыпали; Эльронд отнёс Арвен в покои, приготовленные для принцессы, а Галадриэль сидела у её кровати и напевала колыбельную песню, которую пела когда-то над нею Эарвен, и звучал в той нежной песенке шёпот морских волн, хранивших дивные тайны⁽⁷⁾.

И вот Арвен лежала, завернувшись в лёгкое одеяло, и в полусне прислушивалась к шёпоту листвы мэллорнов и отзвукам гимна Элберет. И как никогда прежде остро чувствовала она, как сплетаются сверкающие нити, тонкие и прочные, и создают — день и ночь, день и ночь, каждый миг, — причудливый узор; она чувствовала, как нити её сердца сплетаются с нитями тех, кого она любит — и кто любит её; и тянется в прошлое, в безграничную даль веков, переплетение — и путаница — бескрайнего полотна жизни; и теряются нити в будущем — далёком и близком, как сияние звёзд над головой, в бархатно-синем небе.

А в сиянии Амана, ткала свои гобелены первейшая мастерица мира Вайрэ, и держала в руках тонкую сиренево-серебристую нить. Юная Арвен сладко спала в Лориэне и ещё не ведала, как далеко протянется её ниточка — и в какой вплетётся многоцветный узор.

1) Галадриэль ушла в Средиземье из Амана вместе со своими родственниками и соплеменниками, и вели их взбунтовавшиеся против Валар Феанор и его сыновья. И хотя Галадриэль и её родные братья не участвовали в их совершённых ими злодеяниях и братоубийстве, но так как они пошли вместе с Феанором, то и на них пала тень Проклятия. После Войны Гнева и выдворения за пределы мира главного врага Мелькора оставшимся в живых бунтовщикам Валар позволили вернуться в Благословенные земли, но не в страну Валинор, а на остров Тол-Эрессеа. Но Галадриэль, не считая себя виновной, не пожелала уходить из Средиземья на таких условиях. Но на земле, где царили смерть и увядание, ей было тяжело. Благодаря одному из трёх эльфийских колец власти — кольцу Воды Нэнья — ей удалось создать в Лориэне уникальную атмосферу вечной юности и красоты. После уничтожения главного Кольца, принадлежавшего Саурону, Нэнья тоже потеряло силу. Но так как Галадриэль участвовала в войне против Саурона и отвергла искушение, когда ей было предложено вражеское Кольцо, Валар позволили ей вернуться в Аман.

Вернуться к тексту

2) Дословный перевод с синдарина на русский язык:

О звезд королева, серебряного света возжигательница,

Словно серебряный свет скользишь, подобная драгоценному камню,

С небес звезд слава!

На далекое издали смотрящая

От древесно-спутанных срединных земель,

Бело-вечно-снежная, тебе петь я буду

С этой стороны моря ныне, с этой стороны океана.