Когда научит только проклятие (джен)

Том прошел на цыпочках через гостиную, мимо сонных гриффиндорцев, собирающихся на завтрак. Дальше он побежал во всю прыть, но на встречу с Макгонагалл все равно опоздал.

— Ты долго, что-то случилось? — она смахнула с себя чары незаметности.

У Риддла всегда был сильный инстинкт самосохранения. Со временем Том привык слушаться его беспрекословно, как слушаются отца, мать или ангела-хранителя. Ему хотелось огрызнуться, но инстинкт приказал: отшутись.

— Воевал с заговором продавцов женской одежды. Крючки сзади, застежка на юбке тоже. Странно, что пуговицы не на спине.

Они юркнули в пустую нишу. Наверно, раньше там стояла статуя, но теперь осталось лишь небольшое углубление в полу. Макгонагалл зажгла на кончике палочки Люмос. Тусклое сияние зависло между ними, товарищи по несчастью изучили друг друга с ног до головы.

— У тебя узел завязан по-девчачьи.

Пока Риддл перевязывал ей галстук, Макгонагалл глядела куда-то в сторону, и вдруг выдала:

— Ты ведь помнишь про свою клятву?

— Ты все об этом, — он мотнул головой, морщась от неудобного ощущения: очки давили на переносицу. Зачем она их носила, если хорошо видела?

— Разве тебя не смущают эти моменты?

Тома больше напрягало то, что она пользовалась его палочкой. Он посмотрел на свою руку. Макгонагалл будто укололась об его взгляд и спрятала палочку в карман мантии.

— Сейчас это самая меньшая из наших проблем, — он махнул рукой, развеяв Люмос. — Сначала нам нужно пережить этот завтрак. Помни, что я тебе говорил: веди себя со слизеринцами, как с гадюками.

Макгонагалл не понравился его поучительный тон, она глубоко вздохнула и выпрямила спину, будто на дуэли.

— А ты не веди себя с гриффиндорцами, как гадюка, и будь помягче с Мильтоном. Не ври ему много.

Она вышла первой. Риддл досчитал до сотни и последовал за ней. Они договорились выдержать дистанцию, но Том не хотел выпускать из вида свое тело. Он ускорил шаг. Подол юбки бил по ногам. Раздражал. Риддл догнал Макгонагалл у кабинета смотрителя и сел на хвост, держась позади хафов. Она вроде больше не вышагивала так, будто боялась позвенеть бубенцами, но душа Риддла не находила покоя. Он не доверял гриффиндорке, та наверняка возьмется учить слизеринцев светлому, доброму, вечному, и сделает из него посмешище.

За спиной разнесся торопливый топот. Кто-то так сильно боялся опоздать на завтрак, что забыл о правилах поведения. Его счастье, что Риддл был занят своими проблемами. В свои значки старост они вставили косточки двух жаб, убитых во время спаривания. Связанные заклинанием, кости могли передавать голоса, а если надо, то и мысли. Главное, формулировать коротко, иначе магический заряд быстро иссякнет. Подобрав слова, Том потянулся к значку, чтобы еще раз растолковать ей правила выживания в Слизерине, как вдруг глаза накрыли чужие ладони. Кто-то притянул его к себе.

Инстинкт выживания был силен, но над одним страхом он не имел полной власти. Том двинул локтем. Чужое дыхание, чужое тепло, чужое тело отшатнулось. Риддл развернулся, рука нырнула в карман за палочкой. Загомонили хафы. В голове зашипел голос Макгонагалл:

— Что ты творишь?

Мильтон Пайк, ее парень, смотрел на него, вылупив глаза, светлые волосы упали на лоб, а брови обиженно хмурились.

— Ты чего? — пробасил он, страдальчески хватаясь за бок.

Макгонагалл зашебуршала упреками. Да она так весь заряд амулета растранжирит. Том нажал большим пальцем на середину значка. Лягушачья косточка передала послание:

— Не развешивай уши, не так сильно я его ударил, и даже не туда.

Пайк напустил грусти в глаза, как одна из тех больших лохматых собак, которые вечно не понимают, за что им дали пинка, и печальным видом вымогают прощение. Риддл не любил собак.

— Кто разрешал тебе меня трогать?

Пайк еще больше насупился:

— Так это же шутка. Всем девчонкам такое нравится. Разве тебе нет?

— Я считаю, что люди, которые без спросу трогают других, должны гореть в особом аду.

Еще несколько человек — три равенкловки и два грифа — остановились понаблюдать. Том постарался запрятать злость до лучших времен, но что-то, видимо, отразилось на лице. Пайк резко разогнулся и отпустил бок. Чудо исцеления.

— Пожалуй, на завтрак я не пойду.

Риддл кивнул и повернулся к Макгонагалл, та была в бешенстве. Лишь бы только зубы не стискивала, эмаль на них слабая, а восстанавливающее зелье редкая дрянь. Она, как и Пайк, тоже от него чего-то ждала. Том сдавил значок:

— Ты переживала, что придется вешать ему лапшу на уши, ну вот теперь не придется.

И как ни хотелось бы узнать, сколько проклятий может вместить взгляд одной гриффиндорки, он поспешил в Большой зал.

* * *

На второй день ярмарка была, как напитавшийся кровью вампир — бодра, весела и полна сил для новой охоты. Звенела музыка, надрывались зазывалы, скрипели карусели, шипели, потрескивали, или переливались нежными колокольчиками заклинания. Луг затопили дразнящие запахи еды: пряные, сладкие, мясные, жареные, яблочные, карамельные; под ними почти не чувствовался говнистый душок, сопровождающий любое кочевье. Час был ранний, но толпа уже собралась приличная. В ней смешались разные говоры, иногда совсем причудливые, будто люди годами не спускались с холмов. Кто-то пришел с детьми. Кто-то еще рассчитывал пересечься со своими старшенькими и, возможно, даже ненадолго оторвать их от компании друзей. Счастливое семейное воссоединение.

За ночь шатры, казалось, поменялись местами, стряхнули старые узоры и нанесли на себя новые. А почему бы и нет? Чего не сделаешь, лишь бы заставить баранов платить за то, что они уже видели. «И кто-то ведь заплатит», — хмыкнул про себя Риддл. Они с Макгонагалл разделились. Гриффиндорка взяла на себя северную часть ярмарки, потому что сделала ставку на разговор с Хозяином карнавала. Том в успех этой затеи не верил и решил начать с того места, где он столкнулся с мерзкой ведьмой — может быть, удастся нащупать призрак ее следа. Однако он быстро понял, что запутался. Нет, он не шатался без толку, он прислушивался, приглядывался, выискивая любой намек на присутствие старухи, оценивал продавщиц и девчонок на побегушках: те могли что-то знать.

Лет с четырнадцати Том стал привлекать внимание противоположного пола. Ровесницы и девчонки помладше бросали глуповатые взгляды и заливались румянцем, женщины за тридцать рвались позаботиться, и не всегда ими двигали материнские чувства. Молодые девушки, наоборот, демонстративно игнорировали, хотя при случае не отказались бы сделать из него верного пажа. Риддлу никто не был нужен, у него была его магия. Единственное настоящее чудо. Единственное сокровище. Единственный смысл.

Но в девчачьем теле на что он мог рассчитывать? На что надавить, чтобы хотя бы одна бойкая девчонка или скучающая кумушка согласилась ему помочь? Жалость? Любопытство? Эта, как ее, женская солидарность?

Небо сегодня поднялось выше. Вот только ветра не было, и ярмарку будто накрыло душным колпаком. Казалось бы, в юбке должно было быть не так жарко, но Риддл совсем спарился, пока толкался рядом с жаровнями. Он купил еды, но разговор завязать не смог. С новой внешностью он будто снова стал невидимкой. Лягушачья косточка молчала. Видно, у Макгонагалл тоже не клеилось. Странно, что она не отругала его за обиженного любимку. Вместо этого она отправилась делать свою часть работы. Возможно, стоило признать, что он немного погорячился. Если повезет, если он найдет подсказку, Риддл даже готов был извиниться перед гриффиндоркой. Он выскользнул из людского потока и остановился, будто ожидая от судьбы знака, но та не спешила поощрять его за хорошие намерения.

Рядом стоял шатер египетской прорицательницы. Иллюзорный гадальный шар, похожий на огромный рыбий пузырь, качался в воздухе. В желтоватой дымке то и дело всплывали яркие слова: жрица будущего, глас рока, рука Фатума, дочь тайны, сирена лова. На последнем слове заклинание сбойнуло. Ценник, потеснивший «сирену лова» был посильным. Риддл точно помнил, что напротив находился шатер другой предсказательницы, но теперь там была лавка с птичьими чучелами. Так что он не ошибся, ярмарка и правда перетасовала сама себя, выложив на столе-луге новый расклад.

Том подошел ближе, подбадривая себя мыслью, что гадалки известные сплетницы. Черный полог в солнцах и скарабеях раскрылся, выпуская Марджори Дон, самую красивую девчонку Гриффиндора. Ее светлые волосы были уложены волнами и завитками, глаза будто заволокла дымка, а пухлые губы чуть приоткрылись. В этом было что-то волнующее, похожее на ощущение от легкой щекотки, которая стала чуть сильнее, когда взгляд скользнул вниз. Прямо в ямке шеи лежал крохотный кулон, внутри прозрачного камня играли дразнящие искорки, хотя солнца не было. У Риддла появилось глупое желание попробовать слизнуть эту каплю.

Отсутствие привычной реакции тела смешало мысли намного больше, чем это делала сама реакция. Никогда еще Том не чувствовал себя настолько потерянным, а он ведь, по факту, всю жизнь был никому не нужен.

Дон истолковала его взгляд по-своему:

— Минерва, не надо лекций про расстегнутые пуговицы. Там очень-очень жарко, — и добавила с веселой подколкой: — Имей это в виду, если решишься погадать, сколько у вас с Мильти будет детишек.

Риддл стряхнул оцепенение.

— У меня научный интерес.

Она приподняла брови, потом покивала и чуть наклонилась. Теплое дыхание коснулось щеки. Том отступил на шаг, стараясь не морщиться.

— Будь осторожнее, она вроде правда что-то может.

Притершийся к ним Перкинс с шестого ухватился за ее фразу:

— Это верно, с судьбой лучше не играть, — он ощерился, хвастаясь ровными зубами.

— Лучше играть с любовью, — добавил его тупорылый приятель Дагз.

Они захохотали.

— Вы уже были в комнате страха? — спросил Перкинс.

Он смотрел только на Дон, а Дагз не сбрасывал со счетов и менее привлекательных девчонок, искренне веря, что за крошку внимания ему должны бросится на шею. Он и на Риддла посмотрел с тем же снисходительным ожиданием. У Тома зачесались кулаки. Вот поэтому он даже не думал расспрашивать мужчин.

— Минус пять баллов с Хаффлпаффа.

— Эй, за что? — Перкинс навис над ним.

Не сказать, что у хафа получилось нагнать страха, хотя он был высоким и крепким. Вот только Риддл был уверен, удар придурок держать не умеет, как и все эти сытенькие благополучные детишки.

— За неопрятный внешний вид.

— Это нечестно, мы же не слизеринцы какие-то!

— Минус пять баллов за оскорбление другого факультета, — произнес Том ровно. — Слизеринцы всегда выглядят опрятно.

Попробовали бы они не выглядеть.

Перкинс распахнул рот, явно собираясь не просто выразить возмущение, а хорошенько проораться, но Дагз потянул его за локоть.

— Пойдем-ка, тут кто-то явно встал не с той ноги.

Риддл пожалел, что хаф послушал голос разума. Когда хорошим ударом вышибаешь почву из-под ног врага, собственный мирок будто на время перестает качаться.

— Ты сегодня правда обижена на парней, — сказала Дон. — У вас с Мильтом все хорошо?

— Лучше некуда.

Край шатра отогнулся. После неловкого разговора пропитанный благовониями полумрак обещал путь к спасению. Риддл принял приглашение.

* * *

На пороге Том замешкался, идиотские очки Макгонагалл запотели. Гадалка терпеливо ждала, пока очередная овечка протрет стекла и узрит Нефертити, дочь фараона, во всей мистической красе. Черная накидка облепляла полную фигуру, будто живая тьма, над плечами висели два черепа. Узел темных волос был размером с небольшой котелок, из него торчало что-то вроде небольшой короны с длинными острыми зубцами. Расплывшееся лицо было напудрено до мучнистой бледности, а глаза… Глубокие, выразительные, окруженные тенями — Тому показалось, что они разного цвета, но поручиться он не мог. Гадалка чуть опустила веки, накинув на эти свои бездонные колодцы густую вуаль ресниц.

— Что привело вас к дочери Рока, Вестнице перемен, Танцующей с тенями?

— Я ищу того, кто меня проклял, — Риддл примостился на шатком табурете. — Думаю, это была старуха с заросшими мхом глазами.

Гадалка заскребла ногтями по столу, и Том рефлекторно опустил глаза. Столешницу накрывала скатерть тумана, будто подсвеченного люмосом, тусклые завитки наползали на пальцы в красных перчатках и тут же отдергивались, чтобы потом снова коснуться их с завораживающей неторопливостью. Риддл сморгнул и бросил взгляд вверх. Поздно. Гадалка сидела, надев самое профессионально-таинственное выражение лица из всех возможных.

— Что ж, посмотрим, что скажут духи.

Она поводила ладонями вокруг большого хрустального шара. Пальцы перчаток были обрезаны примерно до третьей фаланги, кончики длинных ногтей будто окунули в густую красную краску. Они постукивали по стеклу, и тревожный звук как бы повис в воздухе. Внутри шара заворочался клубок аморфных змей. Черепа засверкали глазами, бросая на стол лучи бледно-синего света.

— Я вижу подмену. Вижу узел, подобный узлу, над которым ломали головы древние мудрецы. Никто не мог его развязать, но явился молодой смелый воин. Спустя века истории о нем все еще рассказывают на кочевых путях от Великих пирамид и до вершин Тавра…

— Я знаю эту историю. Из школьной хрестоматии. Лучше подскажите, как найти ту старуху. Это ведь она навела на меня чары.

— Это уже информация, а не предсказание, — дочь Рока сцепила ладони в замок, — она стоит в два раза дороже.

— Цена информации зависит от ее полезности.

— Моя информация своих денег стоит, — отбила она. — Будет ли тебе от нее польза, зависит от твоих мозгов, но нет так нет… Можем погадать на любовь.

Том нехотя выложил на стол нужную сумму. Монеты исчезли под слоем тумана, еще некоторое время Риддл различал бледный кружок. Солнце за пеленой облаков выглядело так же.

— Как ее зовут?

— В глаза мы называем ее Матушкой, а меж собой — Гоблиновой бабулей. Иногда она приходит посидеть с нами вечером у костра, и мы угощаем ее. Иногда она появляется днем и проклинает невоспитанных гостей, мы стараемся замять последствия. Связываться со старушками себе дороже, но ты, должно быть, не читал старых сказок, если попал в эту историю.

— Где ее можно найти?

— Она любит табачок и заглядывает к Длинному Биллу, у него есть табак со всего света. Поищи его рядом со змеиным лабиринтом. Еще она любит крепкое винишко, но днем у нас им не торгуют, а ночью мы чужаков не пускаем. Ночь наше время. Но Матушка не поезд, чтобы приходить к нам по расписанию. Она появляется, как и когда ей вздумается. Может исчезнуть на год-другой.

— Но пока она здесь?

— Обычно да, она остается до конца ярмарки.

Гадалка кокетливо моргнула и посмотрела из-под ресниц так, будто разглядела под девчачьим лицом молодого симпатичного паренька. Риддл этим воспользовался:

— Не подскажете, как убедить ее снять проклятие?

— Она договаривается только с равными, милок. Убеди ее, что ты настоящий колдун, а не просто задиристый мальчишка с палочкой. Дам еще совет, хотя вы, молодежь, такие советы не любите. Шар говорит, ты ищешь врагов вовне, но твой главный враг внутри тебя.

Совет и правда был тухлым, но Том все равно поблагодарил. История со старухой напомнила ему, как важно быть вежливым.

* * *

Гоблинова бабуля побывала у Билла вчера, сторговала жестянку турецкого табака и отчалила до следующего раза. Длинный посоветовал Риддлу покрутиться рядом с гиппогрифами. Матушка к ним благоволила и частенько приходила подкормить стрекозиными галетами. Немного пропетляв, Том нашел загон, но людская масса вокруг была особенно плотная. Говорливая, потная, подвижная. Находиться там было все равно что под водой. Когда Том чувствовал, что вот-вот или грохнется в обморок, или всех поубивает, он выныривал, отступал к лотку с потрепанными дешевыми книжками. Они были настолько заляпанными, что даже равенкловцы обходили их по широкой дуге. Минуту-другую Том просто стоял, стараясь отдышаться. С каждым разом в толпе он мог находиться все меньше, а восстанавливался все дольше.

Риддл подумывал о том, чтобы связаться с Макгонагалл, но все-таки отдернул руку от косточки. Гордость требовала поймать старуху, снять проклятие и явиться с победой. Хозяева гиппогрифов могли бы рассказать что-то интересное, но к ним было не подступиться. Мужчина обхаживал клиентов, его рыжая помощница, скорее всего жена, присматривала за отдыхающими гиппогрифами, поила, подкармливала, оглаживала, ворковала. В таком бешеном колесе они будут крутиться до самого вечера. Был еще карлик, который страховал летунов, он сидел на бревне с такой злой рожей, что Риддл дважды, нет, трижды бы подумал, прежде чем доверить ему свою жизнь.

Утирая пот со лба, Том задел дурацкие очки. Выругался. Это был какой то отдельный вид тупости, носить очки, если со зрением все в порядке. Так-то выбор был небольшой: торчать здесь, в надежде, что Билли над ним не подшутил — прищур у старика был хитрющий, или шататься по ярмарке наудачу. Искать иголку в стоге сена было проще, он бы просто взял большой магнит... А ведь он мог бы… мог наколдовать… В сумбурный поток мыслей вклинился далекий голос Макгонагалл:

— У меня ничего. Хозяин карнавала сказал, что помочь нам не может. Та старуха не совсем человек и живет по более древним законам, чем людские. Но она никого не проклинает просто так. Только мы можем убедить ее снять проклятие.

На миг Тому стало легче: не его одного постигла неудача, но потом голос разума логично спросил — а чему тут радоваться? Он по-прежнему торчит в чужом теле, которому вообще-то уже хочется в туалет, а это теперь не такое плевое дело. Риддл дотронулся до значка старосты, лягушачья косточка отозвалась легкой дрожью:

— У меня тоже ничего. Это бесперспективно. Нам нужна поисковая магия.

— Ты хочешь направить чары на предположительно очень древнее и могущественное существо?

— Можешь не участвовать, только открой мне Выручай-комнату.

Риддл закрыл глаза, отсекая один источник раздражения. Остались шум, вонь, усталость, упрямство гриффиндорки и похожее на едкую паутину ощущение близости других людей.

— Нет уж, я не отпущу тебя одного на эту встречу. Точно не в моем теле.

— Ладно, тогда сворачиваемся. Нам еще нужно убедить Слагхорна отпустить нас из школы в будние дни.

— Можем сказать, что мы хотим сделать исследование ярмарки. Совместный проект.

— Да, он такое любит, но убеждать его буду я. А после собрания идем в Выручай-комнату.

— Нет, после собрания ты читаешь первокурсникам сказку.

— Что? — от неожиданности он произнес это вслух.

Значок нагрелся, и Том выпустил его. Когда лягушачья косточка остыла, он сразу вызывал Макгонагалл. Ему не терпелось высказаться, но гриффиндорка его опередила.

— Им это нужно. Они очень сильно скучают по дому, — и тут же, без паузы: — Подумай, тебя прокляли за то, что ты не посочувствовал чужой беде. Так покажи старухе, что готов быть добрее к людям. Может, тогда она снимет проклятие.

В ее словах была логика.

— Ладно, напиши мне инструкцию, но после чтений встречаемся у картины с единорогом. У тебя ведь все уроки сделаны?

— Еще в пятницу. А у тебя?

— Давно сделаны… — Тому во всем нужно было быть первым. — Заклинания я подготовил в четверг.

* * *

Риддл предполагал, что гриффиндорская мелюзга полезет с обниманиями, дети вообще существа липучие, и заранее подстраховался: навел морок. Мантия превратилась в целый мир оживших картинок. Герои сказки, которую он читал, вырастали из ее ткани, за ними, будто шлейф, тянулись замки и леса, волны, чудовища, россыпи звезд, караваны с сокровищами, застенчивые единороги и властные феи. Образы завораживали. Яркие, но эфемерные, они представлялись посланцами мира грез, готовыми развеяться от любого неловкого движения. Детишки не то что трогать, дышать в их сторону боялись, только смотрели во все глаза.

В конце они обычно обсуждали прочитанное, но Риддл решил схитрить: велел обдумать все самим и написать сочинение, пообещав поделиться очень важной тайной с самым лучшим автором. Мелюзга тут же сделала охотничью стойку. Тому оставалось только надеяться, что он не прогадал и разбираться со всеми ними будет Макгонагалл. Пока все устроилось лучшим образом. Он отправил подопечных по комнатам, а сам загнал образы обратно в сказки, мысленно уже погрузившись в книги с призывающими заклинаниями. Кто-то позвал Макгонагалл, но он не обратил внимания, да и во второй раз обернулся не столько на имя, сколько на едва сдерживаемое рыдание.

Мелкий белобрысый мальчишка подался в его сторону. Риддл попытался вспомнить фамилию. Крисли... Крысли... Дрисли... черт их всех подери. Глаза у мальчишки были по-девчачьи большие и голубые, с такими обычно рисуют принцесс. Сейчас в них стояли слезы.

— Можно с тобой поговорить? — пропищал Крысли-Дрисли.

На одной чаше весов была возня с размазней вместо спасения своего будущего, на другой — лояльность Макгонагалл, которая в долгой перспективе увеличивала шансы на это самое спасение. Том изобразил дружелюбную улыбку:

— Пойдем ко мне.

Едва дверь закрылась, слезы и сопли хлынули потоком. Сквозь рыдания мальчишка, как идиот, повторял одно и то же:

— Хочу домой, хочу домой, хочу…

Том мог вызывать Макгонагалл, но та сказала бы что-нибудь вроде: обними его и утешай, пока не успокоится. Не вариант. Риддл щелкнул пальцами, листок бумаги сорвался со стола, на лету оборачиваясь бумажным платком. Крысли приоткрыл рот, так и просясь, чтобы туда запульнули платком, но Том вырос из таких шуток.

— Мы решим твою проблему, но ты должен выполнить одно условие: перестать плакать.

Мальчишка нерешительно взял платок и высморкался. Том взмахом руки переместил кресло из угла, мотнул головой вместо приглашения. Крысли сел, все еще прошмыгивая и утирая слезы, но всхлипы становились тише. Нельзя было восхищаться и реветь одновременно. Крысли выбрал восхищаться. И хотя от беспалочковой магии затылок наливался свинцовой тяжестью, Риддл притянул стул. Садиться пока не стал, просто оперся о спинку.

— Расскажи, что случилось. Лучше в трех предложениях, магия любит краткость, — Том добавил в голос таинственности.

Крысли был не безнадежен, он затих, задышал спокойнее и, наконец, выдал:

— Мама не написала письмо. Она писала мне каждую неделю, а в этот раз нет.

О, ужас, у мамочки нашлись дела поважнее, чем носится со взрослым сыночком. Вслух Том, конечно, произнес другое:

— Совы сейчас летают с опозданиями. Военное время все-таки.

— Но вдруг дома обо мне забыли? — спросил Крысли, снова на грани истерики.

— Напиши маме сам.

— Я не… мне… не… — замямлил он, и с яростью вытер нос.

— Нечем похвастаться? С учебой не ладится?

— Я учу! — воскликнул мальчишка. — Но мне тут так… Тут все такое большое, строгое, старое… У меня мысли разбегаются, когда надо отвечать.

А вот ему, Риддлу, древнее величие замка даже в одиннадцать лет было впору.

— Я знаю заклинания, которые тебе помогут.

В глазах Крисли вспыхнула надежда, которая приятно грела самолюбие. Но Риддлу требовалась помощь Макгонагалл. На вопрос, есть ли у нее конфеты, гриффиндорка откликнулась сразу, будто держала пальцы на лягушачьей косточке.

— Да, в правом нижнем ящике стола, но зачем тебе?

— У меня плачет твой подопечный, белобрысый такой...

— Это Сэм Крикли. Ему очень одиноко. Риддл, пожалуйста, выслушай его… Посочувствуй, или хотя бы не ругай…

Том достал из стола красную коробку, не из «Сладкого королевства», а из какой-то другой лавки. Возможно даже, из того богатого магазина на Диагон-Аллее.

— Еще возьми жасминовый чай на нижней полке, Сэм его любит. И шесть ложек сахара.

Когда он дотронулся до значка, то почувствовал тепло, лягушачья косточка нагрелась.

— Не отвлекай. Я разберусь.

Он открыл коробку и поставил на подлокотник кресла. Крикли втянул носом воздух, от конфет шел густой, почти дурманящий аромат шоколада. Живот мальчишки заурчал.

— Три вида конфет по пять штук, — проговорил Риддл, его лекторский тон задал нужное настроение. — Я их заколдую. Во-первых, я поделюсь с тобой своей смелостью…

Том провел рукой над крайним правым рядом. Конфеты сменили цвет на фиолетовый. Вообще заклинание окрашивания звучало совсем не торжественно, но невербальная магия выручала. Что до Крикли — тот был в полном восторге.

— Смелость тянется к смелости, чтобы чары подействовали, тебе нужно сделать первый шаг: самому вызваться отвечать на уроке. Ты сможешь. Если бы ты был трусом, то Шляпа не отправила бы тебя в Гриффиндор, ведь так?

Крикли кивнул, не отрывая от Риддла преданного взгляда. Том, подпитываясь его восхищением, говорил все убедительнее.

— Зато потом магия тебя не оставит. Ешь только по одной конфете в день, прямо перед занятиями. Второе заклинание не даст мыслям разбегаться, но придется показать магии, что ты не лентяй. Повторяй домашнее перед сном и перед уроками.

Одной рукой он окрасил конфеты в насыщенный зеленый цвет, а другой коснулся значка.

— Этот твой Крикли хоть в чем-то хорош?

— Травология, — тут же отозвалась Макгонагалл.

Риддл пристально, почти пронзительно, посмотрел Крикли в глаза:

— Я трачу на тебя свою магию, потому что ты способный и можешь учиться хорошо. Профессор Херб, кстати говоря, со мной согласна. Профессора редко хвалят первокурсников, но отмечают для себя самых талантливых. Она говорила, что у тебя есть задатки.

— Правда? — мальчишка выглядел так, будто у него в один день сошлись Рождество, начало летних каникул и Кубок по квиддичу.

— Да, но я передаю тебе ее слова по секрету. Ты меня не подведешь?

Крикли затряс головой, запутавшись, какой ответ логичнее — да или нет. Весь его вид выражал готовность выпить болото вместе с монстрами и лягушками, но не разочаровать старосту.

— Я тебе доверяю, — Том выдержал паузу и продолжил: — Третьи конфеты помогут побывать дома. Конечно, во сне. Все будет не так, как а реальности, но близкие подадут тебе знак, что они помнят о тебе. Но и ты должен подать им знак, написав письмо.

Для последнего ряда конфет Риддл выбрал красный цвет, как-никак он гриффиндорца обдуривал.

— Ты знаешь главное условие настоящей магии?

— Тайна, — выдохнул Крикли.

— Да, ты никому не должен рассказывать о моих заклинаниях, — Том закрыл коробку и последним усилием превратил ее в обложку «Истории Хогвартса». — Это чтобы никто не заглядывал внутрь.

В голове так стрельнуло, что Риддл вцепился в спинку стула.

— Теперь беги в свою комнату. По одной конфете в день, каждого вида. И помни про условия.

Крикли понес коробку, будто сокровище, но у самой двери обернулся и выпалил:

— Минерва, ты самая лучшая!

Даже с чужим именем похвала не утратила магии, Том улыбнулся, на секунду забыв о боли, бурившей висок.