Когда научит только проклятие (джен)

Ярмарка прибыла в пятницу. Новые правила разрешали покидать школу только по выходным, но все равно нашлись смельчаки, которые отправились на разведку. Они вернулись переполненные историями. Их глаза лихорадочно блестели, как если бы впечатления набились в головы, будто призраки в тыквенные фонари.

Их рассказы разбежались по Хогвартсу и зажили своей жизнью. В башне гриффиндорцев, в чертогах равенкловцев, в комнатах хаффлпаффцев, в подземельях слизеринцев разворачивались залатанные шатры и посыпался опилками круг для танцующей на шаре мантикоры. Механическое пианино, вделанное в старый египетский саркофаг, тарабанило отрывистую мелодию. Пикси вешали колдовские бутылки, духи внутри корчили мерзкие рожи. Гиппогрифы под присмотром карлика, утонувшего в старой шинели, примеривались надкусить омелу с огромного дуба. Все трое полуконей-полугрифонов как на подбор были красавцы вороной масти, с крыльями, отливавшими серебристым блеском.

А через золотистый обруч портала все шел и шел разномастный народ: колдуны в цветастых мантиях, звери, существа, красавицы с лисьими хвостами, красавицы без хвостов, старухи в пестрых шалях и с шевелящимися волосами, пустые мантии, серые и черные тени. Рядом шествовали сундуки, баулы, громадные ящики, кое-как свернутые тюки. Стая мохнатых голов, выгуливавших полную блондинку в фиолетовой мантии, то и дело вмешивалась в размеренное течение потока. Они лезли под ноги, под лапы, под механические ходули, а хозяйка меланхолично принимала на себя град ругательств на разных наречиях.

Эти отрывочные наэлектризованные рассказы имели силу заклинания, они призывали звуки, запахи, ощущения. Слушатели замирали, пытаясь понять, уловили ли они краем уха незнакомый говор, дребезжание расстроенного пианино, перезвон колокольчиков. Они инстинктивно водили носами, потому что слова как бы пахли дымом, карамелью, сандалом, опавшей листвой. Они ежились, будто задетые порывом холодного ветра, первого вестника будущих метелей. Они пересаживались ближе к жарко пылающему камину и терли ладони. Они задерживали во рту слюну, пытаясь распробовать призрачный вкус приторных леденцов, шоколадных галлеонов или горячего напитка из корицы и апельсинов. Они морщились, представляя, как обжигают язык, кусая пирожки прямо с жаровни или слизывая горячую глазурь с имбирных коржиков.

После отбоя они долго ворочались в постелях. Кое-кто так и не смог уснуть, слишком взбудораженный картинами другой жизни, слишком яркой и манящей на фоне школьной рутины. Возможно, если бы директор не лишил их привычных радостей: квиддичных игр, Осеннего бала, посылок из дома, то ярмарка так бы не растревожила, но Диппет считал, что недопустимо веселиться, когда страна переживает тяжелые времена.

Беда была в том, что война шла где-то там, в обычном мире, а Гриндевальд все собирал и собирал силы по далеким европейским окраинам. В Хогвартсе учились маглорожденные, но в начале года деканы настоятельно порекомендовали им не пугать товарищей рассказами о самолетах, сеющих разрушения и пожары, угрозе ядовитого газа, который в любой момент мог накрыть города, о подлодках, рыскающих вдоль берегов, и о смертях, смертях, смертях… Так что для большинства студентов война была чем-то вроде похорон троюродного дядюшки, когда надо стоять с траурным видом, потому что иначе получишь взбучку от взрослых. И они ныли — кто вслух, кто про себя — о том, как же достали глупые ограничения.

В субботу ученики собрались в Большом зале задолго до начала завтрака. Утро больше походило на ранний вечер. Потолок затянули тяжелые тучи, которые нависали над четырьмя длинными столами и помостом для преподавателей. В воздухе парили горящие свечи, но атмосфера все равно была мрачной. Голоса звучали раздраженно, визгливо. Говорили только об одном: отпустит ли Диппет на ярмарку или оставит в школе, чтобы его подопечных не украли гриндевальдские шпионы.

Директор отпустил. Гриффиндорцы и хаффлпаффцы завопили так, будто перепутали Большой зал со стадионом. Деканы даже не пытались их перекричать, но как только восторженный гомон стих, они сделали замечания, поименно отметив самых громких крикунов. Диппет продолжил свою речь, и в конце сделал важное уточнение, после которого увяло несколько улыбок, а кое-кто из малышни, наоборот, утер слезы обиды. Директор сказал, что на ярмарку отпустят только тех, у кого нет учебных долгов и проблем с поведением. Озорники недолго отчаивались, уныние на их лицах сменилось задумчивостью: какими бы клятвами задобрить профессоров?

Так или иначе, в полдень толпа студентов прокатилась по опустевшему Хогсмиду и выплеснулась на увеличенный магией луг. Реальность была бледнее и беднее грез, но горячая вафельная трубочка в руке лучше фантазий, а ярмарка могла предложить еще много чего. И вот вопящие мальчишки парили в воздушном столбе, парни и девчонки постарше скользили по катку, окруженному ледяными статуями, подружки подначивали друг друга откинуть полог с нарисованными глазами и заглянуть к Нефертити, дочери фараона, последней хранительнице тайн пирамид. Такая же щебечущая толпа собралась у шатра ее конкурентки, госпожи Зденечки, говорящей с духами прошлого и будущего.

Наполнился смехом лабиринт кривых зеркал, у коновязи росла очередь желающих сделать круг-другой на гиппогрифе. Он был скорее темно-серый, чем черный, но какая разница, если его крылья могли укрыть троих, а то и четверых третьекурсников. Мантикора, конечно, разочаровала. На шатре красовалось огромное зубастое чудовище, катающее лапой солнце, а на арену вышло что-то размером с упитанную кошку. Быть бы ей освистанной, если б не длинный утыканный шипами хвост, хищно рассекавший воздух, да горящие желтым глаза. Их взгляд будто пронзал череп до самого древнего мозга рептилии.

Как водится, нашлись обормоты, которых магнитом тянуло к шатру для взрослых. Они паслись вокруг, стараясь найти крохотную прореху, пока огромные руки бородача в полосатых штанах не сгребали их за шкирки. На первый раз громила ограничивался тычком, а на второй — тащил любопытных за ухо к профессорам, шестым чувством выхватывая тех из людского потока. Расплата была быстрой и суровой — изгнание с ярмарки и отработка в совятне.

В основном все ходили компаниями или парами, это бесило Тома Риддла. Нового слизеринского старосту не задирали, дураков не осталось, но с ним и не дружили. Риддла грызла мысль, что со стороны он выглядит неудачником. Том остановился в тени желто-черного полосатого шатра, баюкая злобу. Вот выпустится седьмой курс, и на факультете, да и во всей школе у него не будет конкурентов. Он соберет собственный ковен, они будут подчиняться ему беспрекословно, как слуги — господину. Риддл представил себя возвышающимся над слизеринцами, которые на коленях внимают каждому его слову. Губы тронуло предвкушение мстительной радости.

В детстве его обзывали уродом. Том не сразу сообразил, что достается ему не за внешность — тут его природа не обидела, а за мимику. Зато когда сообразил, то не пожалел ни сил, ни времени, чтобы научиться изображать всякие полезные гримасы. После многих часов тренировок он чувствовал свое лицо, как чокнувшийся на квиддиче гриффиндорец чувствует свою метлу. И знал, что ухмылка, которая в тот момент довольной кошкой вытягивалась на губах, заставит людей от него шарахаться. Перспектива была соблазнительной. Он старался держаться в стороне от толпы, но люди все время оказывались до омерзения близко.

Риддл подвигал челюстью, будто прилаживая нужное выражение, а потом нарочито неторопливой походкой зашагал к «мантикорьему» шатру. Он собирался отыскать Слагхорна, переброситься с деканом парой слов, показать, что следит за дисциплиной и намекнуть, что пора загонять народ обратно в школу. Диппет разрешил им гулять до темноты, но сами понимаете, как быстро сейчас гаснут дни.

Тяжелые серые тучи потемнели и вроде бы еще больше разбухли, но дамоклов меч дождя так и не обрушился на головы гуляк. Впрочем, ярмарку наверняка защищали погодные заклинания. На лугу было жарко, Риддл давно расстегнул мантию, но по спине скользили противные струйки пота. Он накладывал на себя чары прохлады. Вот только что-то украло его заклинание, пока Том топтался у переносного балагана.

Он прошел мимо того самого балагана. Куклы из палок все еще разыгрывали добродетельную пьесу про борьбу с Гриндевальдом. Зрителей было немного, поучения проигрывали вульгарным развлечениям. Рядом шло шумное и бестолковое состязание в меткости. Нужно было попасть в пикси. Ступефаи в десяти случаях из десяти летели мимо, зато ответные оскорбления всегда били в цель, глупцы входили в раж и послушно опустошали карманы.

Разумному колдуну тут делать было нечего, так же, как и у позолоченного трона Самой-Красивой-Женщины-На-Свете, обещавшей поцелуй любому, кто заставит ее рассмеяться. Да Том и не смог бы к ней подобраться, помост окружила плотная толпа. Долговязый Кройсли из Хафа скакал перед троном, что-то изображая… Пьяного журавля? Чокнувшегося жирафа? Вот придурок.

Риддлу тоже нужно было оставить пару монет на ярмарке, чтобы за ужином, когда все будут обсуждать свой день, опять не чувствовать себя обделенным. Развлечения он отмел сразу, амулеты — тоже, такое дерьмо мог сделать и магл. Оставалась еда, и ее тут было завались, на любой вкус. В стеклянной колбе крутилась сладкая вата. В жаровнях, похожих на головы драконов, подходили пироги, лепешки и каштаны. Нанизанные на палочки яблоки ныряли в котелки с горячей карамелью… Желудок забурчал, Риддл таскался по ярмарке уже четвертый час. Чуть дальше торговали мороженым. Ярко-рыжая женщина в зеленом выковыривала белые шарики из серебристой чаши и обертывала теплыми вафлями. Директриса его приюта сравнила бы это лакомство с едой первых дней творения. Риддл почти решился.

Джек Кольб протолкнулся первым. Едва гриф взял свою порцию в руки, белая струйка потекла по ладони. Кольб слизнул. Продавщица добродушно засмеялась, но ее взгляд расчетливо шерстил гуляк. Не надо было быть легилиментом, чтобы увидеть мир ее глазами: мимо шли тучные стада коров и овец. Дои их, стриги их, но так, чтобы они ничего не поняли и пришли за добавкой. Риддл передумал отдавать ей свои деньги.

В конце концов Том купил гремучего эля у недружелюбного лохматого старика. Тот залил воды, засыпал сахар и сушеную смесь в странный агрегат. Это нагромождение пузатых колб и закрученных трубок венчалось длинным цилиндром, в котором вихрилась синеватая дымка. Жидкость забурлила, шипя, побежала по трубкам, будто кровь, дымка заискрилась, переливаясь всеми цветами павлиньего хвоста. В общем, зрелища было на целый галлеон. Риддл не разочаровался. Старик вылепил для него из вязкого тумана большой стаканчик-конус и налил густой смоляной напиток, пахнущий пряностями и жареными орехами. Том глотнул. Пузырьки защекотали язык, а по телу разлилось придающее сил тепло. Он старался не спешить, но эль все рано закончился слишком быстро. Во рту остался терпкий привкус, от которого скоро снова захочется пить. Должно быть, на то и был расчет. Туманный стаканчик продавился под его пальцами, будто мягкая глина, Риддл скатал его в комок и бросил в пасть огненного льва, который выплясывал подачки в магическом круге.

Толпа беспечно веселилась. Пронзительное дребезжание пианино пронзало этот шум, будто толстая портновская игла, Риддлу казалось, что она метит прямо ему в ухо. Он поморщился и огляделся в поисках лысой макушки декана. Заметил Макгонагалл, даже эта зануда была не одна. Квиддичный вышибала грифов топтался рядом и слушал ее, силясь выжать из себя интерес. Сам виноват, побоялся симпатичных девчонок и выбрал ту, с которой меньше шансов получить отворот. Макгонагалл не была уродиной, скорее, простушкой: русые волосы, собранные в пучок, чистое неяркое лицо, фигура высокая, но с тяжелой костью. Ее бы фермеру в жены. Еще она носила круглые очки в тонкой золотистой оправе, что не оставляло ей шанса подняться со дна слизеринского рейтинга.

Он тоскливо подумал, что нужно с кем-нибудь сойтись, причем кровь из носу, с девчонкой из первой десятки пресловутого списка. И еще убедить встречаться на его условиях. Хотя чем больше Том узнавал магию, темную магию, запретную магию, тем меньше смысла видел в уговорах и компромиссах.

Что-то схватило его за руку, Риддл инстинктивно отпрянул. Холодная пятерня соскользнула с ладони, оставив влажный след. Он выхватил палочку, направил на косматое скрюченное существо, но удержал проклятие на языке.

— Сынок, дай монетку купить супца…

— Отвали, — процедил Том вполголоса.

Кровь стучала в висках, на время перебив и звуки пианино, и гомон толпы, но он помнил, что кругом полно народа.

— Будь хорошим мальчиком, — прошамкало существо, костистая ладонь втянулась в кучу тряпья, которое оно носило на себе. — Помоги бедной старушке.

Риддл отступил, спасаясь от вони застарелой мочи и блевотины, но запахи тянулись к нему, будто пальцы, стремясь забраться в желудок и вывернуть наизнанку.

— Отвали, — повторил он.

Старуха шагнула к нему, Том взмахом палочки прочертил борозду, буквально за секунду до того как голая серая ступня туда ступила. Существо отскочило, зашипело:

— Мерзкий мальчишка… шлюхин сынок… Тебя нужно проучить.

Она подняла голову, ее глаза были покрыты мхом. Риддла чуть не стошнило.

— Ты не знаешь, с кем связалась, — голос почти вышел из-под контроля, лишь усилием воли Том не сорвался на крик. — Проваливай, или я тебя прокляну.

Он правда готов был разрушить репутацию, которую холил и лелеял годами, лишь бы только тварь не смогла до него дотронуться.

— У вас все нормально? — рядом со старухой нарисовалась проклятая Макгонагалл вместе со своим ухажерчиком.

Существо потупилось и заканючило:

— Доченька, милая, подай монетку…

— Да, конечно, — гриффиндорка уронила в протянутую ладонь три монеты и тут же одернула руку, милосердие — не повод забывать о гигиене. — Доброго вам здравия, матушка.

— И тебе, моя умница. Гадкому мальчишке у тебя нужно поучиться…

Макгонагалл посмотрела на Риддла. Тот надменно повернулся и зашагал прочь. На ходу он наложил очищающее, обеззараживающее и отводящее сглаз заклинания. Переборщил. Теперь кожу жгло, будто он ошпарился. Зато тошнота отступила.

К вечеру зуд пропал, но Том все равно не мог уснуть. Тихо шуршал огонь, оранжевый свет колебал темноту, будто занавесь. Риддл любил камины, они помогали ему избегать битвы со страхом темноты. Вот только сегодня его врагом была бессонница. Он ворочался, вертел подушку, менял одеяло на более легкое покрывало, снова накрывался одеялом, потому что начинал мерзнуть. Все было бесполезно, его мозг будоражил сам себя, как перед годовой контрольной.

Риддл лег на спину и пересчитал серебристых змеек на темном пологе. Он до последнего не хотел признавать, что не может уснуть из-за той старухи. Он не справился с испугом, а лишь загнал его внутрь, и когда что-то зашелестело крыльями, ударяясь об потолок, сердце мигом сорвалось на бешеный галоп. Риддл вытащил из-под подушки палочку. Он никогда не закрывал полог, поэтому мог застать врага врасплох. Ноги в теплых носках бесшумно коснулись ковра, но шелест оборвался. Во рту пересохло, однако дыхание не частило. Том выпрямился, направив палочку вверх. В углу, у самой лепнины, сидела огромная серая бабочка. Грязное пятно на фоне желтоватой в трещинах побелки. Она развернула крылья, и на него уставились два черных глаза, маслянистых, чешуйчатых, так могла бы смотреть та старуха, если бы соскоблила мох с глазниц.

Бледная молния заклинания рассекла полумрак. От необычной отдачи закружилась голова. Риддл пошатнулся, выставил согнутую руку, пытаясь смягчить падение. Он так и не увидел, искромсала ли его магия бабочку или нет.

* * *

Риддл очнулся, его трясло, будто он лежал на холоде, а не в постели под одеялом. Он понял, что с ним что-то не так, но в голове был хаос, как после урагана. Тело все сильнее бил озноб. Том подтянул колени к груди, и тут… Он не поверил, да и ощущения были слишком нечеткие… Его прошиб ледяной пот. Холод, казалось, вгрызался в самое нутро. Том рефлекторно прижал руки к груди, наткнулся на что-то мягкое. Помял, все еще не силах допустить… Ему не хватало воздуха. Факт, который он не мог признать, будто застрял в горле.

Паника подбросила Риддла, путаясь в одеяле, он свалился на толстый ковер. Под потолком вспыхнул люмос, взорвался светом. Каким-то чудом Том успел зажмуриться и не сжег себе сетчатку. Он вжался лбом в ковер, под веками плавали кровавые кляксы. Свет погас, Риддл прополз вперед, стряхивая с лодыжек одеяло. Сел, пытаясь дышать нормально, а не как загнанный беглец, уперся ладонями в пол. Зрение было мутным, но в темноте он различил на ногах белые длинные штанишки. Руки начали дрожать, он рывком привалился к боку кровати и сел лицом к комнате.

Шторы на окне не были задернуты, блеклый свет вытянутым прямоугольником лежал на столе, будто лесенка, перетекая на отодвинутый стул и на пол. Бледной немочи луны хватило, чтобы обозначить очертания предметов: шкаф у стены, пустая вешалка, дверь в глубоком арочном проеме, книжные полки, какая-то картина, металлическая жаровня на тонких ножках. Риддл утер краем одеяла пот с лица. Сзади что-то болталось, он ухватил толстую косу, провел пальцами по мягким волосам и брезгливо отбросил. Но во что бы он ни превратился, он все еще мог колдовать. Эта мысль придала сил.

Том оглядел себя. Под чем-то, вроде легкой майки, выступали, правда, не очень сильно, два бугорка. Он ухватился за столб полога и, цепляясь, поднялся. Не выпуская опоры, сделал шаг, другой. Разжал пальцы, и тут же вытянул руки в стороны, будто шел по тонкому бревну. Риддл не думал, не просчитывал действия. Инстинкт подсказал ему, где искать палочку — на прикроватной тумбочке. Инстинкт погнал его к вешалке, а животные реакции помогли удержать равновесие. Не выпуская палочки, Том схватил мантию, пропихнул руки в рукава и повернулся к двери, но инстинкт заставил остановиться. Риддл сосредоточился, с кончика палочки сорвалась бледная дымка, окутала и скрыла вешалку. Тогда Том наложил заклятие незаметности на себя.

В коридоре было пусто, в гостиной, заставленной массивной мебелью с красной обивкой — тоже. Том пересек ее, закрывавшее выход полотно растворилось, и он вылетел в коридор. Ступни ужалило холодом, Риддл зашипел, сообразив, что выскочил босиком. Картина уже вернулась на место, толстуха на ней недовольно морщила сонную рожу. Даже если бы он знал пароль, она бы вряд ли его пустила. «К черту!» — во весь голос рявкнула злоба. Широкими скачками Том помчался в подземелье.

Топот разносился по коридору, сводя на нет маскировку. Вывернув из-за поворота, Риддл едва не налетел на фигуру в мантии, уже поджидающую его у входа в Слизерин. Он затормозил так резко, что едва не споткнулся. Фигура откинула капюшон. Том смахнул чары незаметности. Несколько секунд они разглядывали друг друга.

— Хорошо, что ты здесь, — произнес человек, который теперь был в его теле.

Было странно слышать свой голос со стороны. Он звучал как чужой.

— Скажи пароль, поговорим внутри.

Риддл молчал. Ему не столько нужно было отдышаться, сколько рассмотреть себя. Убедиться, что его тело не перчатка, которая без вопросов налезет на чужую руку. Оно его, только его, и не покорится другой душе. Темные волосы были взъерошены, но лицо не выдавало ни волнения, ни страха. Щеки остались бледными, губы не сжимались, брови не хмурились, а глаза смотрели прямо на Риддла. Он сам так смотрел, когда хотел показать, что контролирует ситуацию. Наконец, Том задался вопросом, а с кем он поменялся телами? Быстро отмотал воспоминание к моменту пробуждения, сложил два и два: комната старосты, гриффиндорская башня, и получил ответ.

— Макгонагалл.

— Увы, юная леди, это не пароль, — печальный рыцарь открыл глаза, он только и ждал момента вставить слово. — Но даже если бы вы назвали нужный пароль, я бы вас не впустил. Как не милы мне молодые люди, влекомые друг к другу страстью, правила запрещают потворствовать разврату. Том, тебе придется пригласить свою даму в другое место.

Риддл едва не закричал: это я Том, я не дама! Но что бы это изменило?

— Мы пойдем в Выручай-комнату, — не теряя самообладания произнесла Макгонагалл. — Но давай побыстрее, мне жалко мои ноги.

Она бросила взгляд на босые ступни, да и пальцев Том не чувствовал. Он тоже посмотрел вниз на свои ноги. Макгонагалл не забыла надеть ботинки.

Риддл слышал истории о Выручай-комнате, несколько человек клялись, что бывали там и получали помощь. Врали, конечно, это бы даже магл понял. Но Макгонагалл никогда не хвастала и не обманывала. Она уверенно повела его по безмолвным сумрачным коридорам, по одной ей видимому признаку выбрала кусок стены между двумя доспехами, приложила ладонь. Камни разъехались, выпустив теплый мягкий свет.

Внутри горел камин, ковер был толстым и пушистым, а на желтом кресле с высокой спинкой лежали вязаные носки. Заколдованные. Когда Том натянул их, то ощутил короткое жжение, которое тут же сменилось блаженством, он будто погрузил ступни в нагретый песок на берегу Эдема. Макгонагалл все ерзала, никак не могла устроится в соседнем кресле, будто ей… Хотя… Ну да… Наконец, она вытянула ноги и выпрямила спину.

— Думаю, все дело в той старухе на ярмарке. Кажется, она тебя прокляла.

Том вспомнил о серой бабочке и спросил:

— Ты заметила в моей комнате что-нибудь необычное?

— Что, например? — она нахмурилась. И Риддл с раздражением понял, что не может с уверенность сказать, отличается ли ее мимика от его.

— Перед тем, как меня перенесло в твое тело, я видел что-то вроде большой бабочки с кляксами на крыльях. Когда я попробовал ее обездвижить Ступефаем, то… меня перебросило.

— Я не осматривалась, поэтому не могу сказать, что стало с той бабочкой. Предлагаю пойти сейчас к мадам Грей, она нас обследует и скажет, насколько сильное это проклятие.

— Грей расскажет Диппету.

— И хорошо. Он или твой декан свяжутся с хозяином ярмарки. Возможно, тот подскажет, где искать старуху или уговорит ее снять заклятие, если оно ее. Ему не нужны проблемы с законом.

— Я сам найду эту старуху и заставлю снять проклятие.

— Ты хотел сказать «попросишь»?

Макгонагалл не усмехалась, но Риддл все равно вцепился в ручки кресла, так хотелось ей врезать, и плевать, что он расквасит собственную физиономию. Но это ему нужно было во что бы то ни стало сохранить в тайне обмен телами, не ей. Поэтому Том не уступил злости. В девчачьем теле или нет, он все еще был самым изворотливым сукиным сыном в Слизерине.

— Если надо, попрошу, но я смогу снять проклятие. И все останется в тайне. Тебе ведь не нужно, чтобы над тобой смеялись?

— Более безопасно действовать по правилам. Насмешки пугают меня намного меньше, чем проклятие с непредсказуемыми последствиями.

— Тебя не волнует, что скажут твои товарищи, твой парень?

— Мой парень меня поддержит, а если нет, значит он не мой парень.

— Ты взрослая ведьма, и даже не попытаешься сама решить проблему?

Макгонагалл могла очень долго не моргать, многих это напрягало, но и Риддл тоже так умел. Он смотрел на гриффиндорку во все глаза, выискивая слабину. Она есть у всех.

— Это не проблема, это проклятие, — ей не понравился риддловский оскал на своем чистом простом личике, и она поджала губы.

— Может, старуха снимет проклятие, только если мы найдем ее без чужой помощи.

— Возможно, но разумнее сначала опробовать более безопасные варианты.

— Как у тебя все продумано.

— Пока я ждала тебя в подземельях, у меня было время подумать, — Макгонагалл в конце концов рискнула поглубже усесться в кресле. — Самый лучший вариант — все рассказать старшим. Но если тебе так нужно сохранить тайну, попроси меня.

— И ты сохранишь?

— Да.

На ее лице не дрогнул ни один мускул. С такой выдержкой она могла бы стать первоклассным лжецом, но Минерва Макгонагалл никогда не врала.

— Почему?

— Потому что нельзя загонять людей в угол.

— Тогда почему ты требуешь, чтобы я просил?

— А как я пойму, что для тебя это вопрос жизни и смерти?

В точку, это Риддл не мог не признать. Он тряхнул головой и поморщился, коса тоже мотнулась туда-сюда. Лучше бы у него на голове поселилась змея. Он почесал одну лодыжку об другую. Собрался с мыслями. Посмотрел в свои глаза, из которых за ним следила проклятая гриффиндорская сова.

— Я прошу тебя никому не говорить. Если слизеринцы об этом узнают, то не дадут мне житья.

— Хорошо, я сохраню твой секрет, но у меня есть условия.

Получив желаемое, Риддл подобрел и на радостях подмигнул Макгонагалл, мол кто бы сомневался. Надо ведь создавать иллюзию, что они товарищи по несчастью.

— Я даю тебе неделю. В следующий понедельник вернется профессор Дамблдор…

— О да, всезнающий непогрешимый Альбус Дамблдор...

— Если у нас не получится, — Макгонагалл повысила голос, ведь Риддл посмел зубоскалить над ее кумиром, — мы ему все расскажем. Во-вторых, мы в любом случае пройдем медицинский осмотр. И…

Она смешалась. Тому показалось, что вот сейчас она отдаст ему победу в этой их странно важной игре в гляделки, но нет.

— Поклянись мне, что ты не будешь смотреть на меня голую.

Теперь смутился Риддл.

— Ты меня за идиота принимаешь? У меня будущее рушится, репутация, все ради чего… И мне твои…

— Поклянись, — повторила она, будто призывая к порядку капризного мальчишку.

Он успокоился. Гриффиндорке не переплюнуть его в самоконтроле.

— Клянусь. Я принимаю все твои условия.

— Ярмарка начинается в полдень. Нам нужно притвориться друг другом хотя бы во время завтрака.

— Нам нужно средство для связи.

Между креслами возник столик, в центре лежала толстая книга по связующей магии.

— Ты уже пробовал колдовать? — Минерва вылезла из кресла и переступила с ноги на ногу.

— Да, и у меня получилось, — он ухмыльнулся, ведь по-другому быть не могло, и достал из кармана палочку. — Давай посмотрим, какие заклинания у нас есть.

Том прошел на цыпочках через гостиную, мимо сонных гриффиндорцев, собирающихся на завтрак. Дальше он побежал во всю прыть, но на встречу с Макгонагалл все равно опоздал.

— Ты долго, что-то случилось? — она смахнула с себя чары незаметности.

У Риддла всегда был сильный инстинкт самосохранения. Со временем Том привык слушаться его беспрекословно, как слушаются отца, мать или ангела-хранителя. Ему хотелось огрызнуться, но инстинкт приказал: отшутись.

— Воевал с заговором продавцов женской одежды. Крючки сзади, застежка на юбке тоже. Странно, что пуговицы не на спине.

Они юркнули в пустую нишу. Наверно, раньше там стояла статуя, но теперь осталось лишь небольшое углубление в полу. Макгонагалл зажгла на кончике палочки Люмос. Тусклое сияние зависло между ними, товарищи по несчастью изучили друг друга с ног до головы.

— У тебя узел завязан по-девчачьи.

Пока Риддл перевязывал ей галстук, Макгонагалл глядела куда-то в сторону, и вдруг выдала:

— Ты ведь помнишь про свою клятву?

— Ты все об этом, — он мотнул головой, морщась от неудобного ощущения: очки давили на переносицу. Зачем она их носила, если хорошо видела?

— Разве тебя не смущают эти моменты?

Тома больше напрягало то, что она пользовалась его палочкой. Он посмотрел на свою руку. Макгонагалл будто укололась об его взгляд и спрятала палочку в карман мантии.

— Сейчас это самая меньшая из наших проблем, — он махнул рукой, развеяв Люмос. — Сначала нам нужно пережить этот завтрак. Помни, что я тебе говорил: веди себя со слизеринцами, как с гадюками.

Макгонагалл не понравился его поучительный тон, она глубоко вздохнула и выпрямила спину, будто на дуэли.

— А ты не веди себя с гриффиндорцами, как гадюка, и будь помягче с Мильтоном. Не ври ему много.

Она вышла первой. Риддл досчитал до сотни и последовал за ней. Они договорились выдержать дистанцию, но Том не хотел выпускать из вида свое тело. Он ускорил шаг. Подол юбки бил по ногам. Раздражал. Риддл догнал Макгонагалл у кабинета смотрителя и сел на хвост, держась позади хафов. Она вроде больше не вышагивала так, будто боялась позвенеть бубенцами, но душа Риддла не находила покоя. Он не доверял гриффиндорке, та наверняка возьмется учить слизеринцев светлому, доброму, вечному, и сделает из него посмешище.

За спиной разнесся торопливый топот. Кто-то так сильно боялся опоздать на завтрак, что забыл о правилах поведения. Его счастье, что Риддл был занят своими проблемами. В свои значки старост они вставили косточки двух жаб, убитых во время спаривания. Связанные заклинанием, кости могли передавать голоса, а если надо, то и мысли. Главное, формулировать коротко, иначе магический заряд быстро иссякнет. Подобрав слова, Том потянулся к значку, чтобы еще раз растолковать ей правила выживания в Слизерине, как вдруг глаза накрыли чужие ладони. Кто-то притянул его к себе.

Инстинкт выживания был силен, но над одним страхом он не имел полной власти. Том двинул локтем. Чужое дыхание, чужое тепло, чужое тело отшатнулось. Риддл развернулся, рука нырнула в карман за палочкой. Загомонили хафы. В голове зашипел голос Макгонагалл:

— Что ты творишь?

Мильтон Пайк, ее парень, смотрел на него, вылупив глаза, светлые волосы упали на лоб, а брови обиженно хмурились.

— Ты чего? — пробасил он, страдальчески хватаясь за бок.

Макгонагалл зашебуршала упреками. Да она так весь заряд амулета растранжирит. Том нажал большим пальцем на середину значка. Лягушачья косточка передала послание:

— Не развешивай уши, не так сильно я его ударил, и даже не туда.

Пайк напустил грусти в глаза, как одна из тех больших лохматых собак, которые вечно не понимают, за что им дали пинка, и печальным видом вымогают прощение. Риддл не любил собак.

— Кто разрешал тебе меня трогать?

Пайк еще больше насупился:

— Так это же шутка. Всем девчонкам такое нравится. Разве тебе нет?

— Я считаю, что люди, которые без спросу трогают других, должны гореть в особом аду.

Еще несколько человек — три равенкловки и два грифа — остановились понаблюдать. Том постарался запрятать злость до лучших времен, но что-то, видимо, отразилось на лице. Пайк резко разогнулся и отпустил бок. Чудо исцеления.

— Пожалуй, на завтрак я не пойду.

Риддл кивнул и повернулся к Макгонагалл, та была в бешенстве. Лишь бы только зубы не стискивала, эмаль на них слабая, а восстанавливающее зелье редкая дрянь. Она, как и Пайк, тоже от него чего-то ждала. Том сдавил значок:

— Ты переживала, что придется вешать ему лапшу на уши, ну вот теперь не придется.

И как ни хотелось бы узнать, сколько проклятий может вместить взгляд одной гриффиндорки, он поспешил в Большой зал.

* * *

На второй день ярмарка была, как напитавшийся кровью вампир — бодра, весела и полна сил для новой охоты. Звенела музыка, надрывались зазывалы, скрипели карусели, шипели, потрескивали, или переливались нежными колокольчиками заклинания. Луг затопили дразнящие запахи еды: пряные, сладкие, мясные, жареные, яблочные, карамельные; под ними почти не чувствовался говнистый душок, сопровождающий любое кочевье. Час был ранний, но толпа уже собралась приличная. В ней смешались разные говоры, иногда совсем причудливые, будто люди годами не спускались с холмов. Кто-то пришел с детьми. Кто-то еще рассчитывал пересечься со своими старшенькими и, возможно, даже ненадолго оторвать их от компании друзей. Счастливое семейное воссоединение.

За ночь шатры, казалось, поменялись местами, стряхнули старые узоры и нанесли на себя новые. А почему бы и нет? Чего не сделаешь, лишь бы заставить баранов платить за то, что они уже видели. «И кто-то ведь заплатит», — хмыкнул про себя Риддл. Они с Макгонагалл разделились. Гриффиндорка взяла на себя северную часть ярмарки, потому что сделала ставку на разговор с Хозяином карнавала. Том в успех этой затеи не верил и решил начать с того места, где он столкнулся с мерзкой ведьмой — может быть, удастся нащупать призрак ее следа. Однако он быстро понял, что запутался. Нет, он не шатался без толку, он прислушивался, приглядывался, выискивая любой намек на присутствие старухи, оценивал продавщиц и девчонок на побегушках: те могли что-то знать.

Лет с четырнадцати Том стал привлекать внимание противоположного пола. Ровесницы и девчонки помладше бросали глуповатые взгляды и заливались румянцем, женщины за тридцать рвались позаботиться, и не всегда ими двигали материнские чувства. Молодые девушки, наоборот, демонстративно игнорировали, хотя при случае не отказались бы сделать из него верного пажа. Риддлу никто не был нужен, у него была его магия. Единственное настоящее чудо. Единственное сокровище. Единственный смысл.

Но в девчачьем теле на что он мог рассчитывать? На что надавить, чтобы хотя бы одна бойкая девчонка или скучающая кумушка согласилась ему помочь? Жалость? Любопытство? Эта, как ее, женская солидарность?

Небо сегодня поднялось выше. Вот только ветра не было, и ярмарку будто накрыло душным колпаком. Казалось бы, в юбке должно было быть не так жарко, но Риддл совсем спарился, пока толкался рядом с жаровнями. Он купил еды, но разговор завязать не смог. С новой внешностью он будто снова стал невидимкой. Лягушачья косточка молчала. Видно, у Макгонагалл тоже не клеилось. Странно, что она не отругала его за обиженного любимку. Вместо этого она отправилась делать свою часть работы. Возможно, стоило признать, что он немного погорячился. Если повезет, если он найдет подсказку, Риддл даже готов был извиниться перед гриффиндоркой. Он выскользнул из людского потока и остановился, будто ожидая от судьбы знака, но та не спешила поощрять его за хорошие намерения.

Рядом стоял шатер египетской прорицательницы. Иллюзорный гадальный шар, похожий на огромный рыбий пузырь, качался в воздухе. В желтоватой дымке то и дело всплывали яркие слова: жрица будущего, глас рока, рука Фатума, дочь тайны, сирена лова. На последнем слове заклинание сбойнуло. Ценник, потеснивший «сирену лова» был посильным. Риддл точно помнил, что напротив находился шатер другой предсказательницы, но теперь там была лавка с птичьими чучелами. Так что он не ошибся, ярмарка и правда перетасовала сама себя, выложив на столе-луге новый расклад.

Том подошел ближе, подбадривая себя мыслью, что гадалки известные сплетницы. Черный полог в солнцах и скарабеях раскрылся, выпуская Марджори Дон, самую красивую девчонку Гриффиндора. Ее светлые волосы были уложены волнами и завитками, глаза будто заволокла дымка, а пухлые губы чуть приоткрылись. В этом было что-то волнующее, похожее на ощущение от легкой щекотки, которая стала чуть сильнее, когда взгляд скользнул вниз. Прямо в ямке шеи лежал крохотный кулон, внутри прозрачного камня играли дразнящие искорки, хотя солнца не было. У Риддла появилось глупое желание попробовать слизнуть эту каплю.

Отсутствие привычной реакции тела смешало мысли намного больше, чем это делала сама реакция. Никогда еще Том не чувствовал себя настолько потерянным, а он ведь, по факту, всю жизнь был никому не нужен.

Дон истолковала его взгляд по-своему:

— Минерва, не надо лекций про расстегнутые пуговицы. Там очень-очень жарко, — и добавила с веселой подколкой: — Имей это в виду, если решишься погадать, сколько у вас с Мильти будет детишек.

Риддл стряхнул оцепенение.

— У меня научный интерес.

Она приподняла брови, потом покивала и чуть наклонилась. Теплое дыхание коснулось щеки. Том отступил на шаг, стараясь не морщиться.

— Будь осторожнее, она вроде правда что-то может.

Притершийся к ним Перкинс с шестого ухватился за ее фразу:

— Это верно, с судьбой лучше не играть, — он ощерился, хвастаясь ровными зубами.

— Лучше играть с любовью, — добавил его тупорылый приятель Дагз.

Они захохотали.

— Вы уже были в комнате страха? — спросил Перкинс.

Он смотрел только на Дон, а Дагз не сбрасывал со счетов и менее привлекательных девчонок, искренне веря, что за крошку внимания ему должны бросится на шею. Он и на Риддла посмотрел с тем же снисходительным ожиданием. У Тома зачесались кулаки. Вот поэтому он даже не думал расспрашивать мужчин.

— Минус пять баллов с Хаффлпаффа.

— Эй, за что? — Перкинс навис над ним.

Не сказать, что у хафа получилось нагнать страха, хотя он был высоким и крепким. Вот только Риддл был уверен, удар придурок держать не умеет, как и все эти сытенькие благополучные детишки.

— За неопрятный внешний вид.

— Это нечестно, мы же не слизеринцы какие-то!

— Минус пять баллов за оскорбление другого факультета, — произнес Том ровно. — Слизеринцы всегда выглядят опрятно.

Попробовали бы они не выглядеть.

Перкинс распахнул рот, явно собираясь не просто выразить возмущение, а хорошенько проораться, но Дагз потянул его за локоть.

— Пойдем-ка, тут кто-то явно встал не с той ноги.

Риддл пожалел, что хаф послушал голос разума. Когда хорошим ударом вышибаешь почву из-под ног врага, собственный мирок будто на время перестает качаться.

— Ты сегодня правда обижена на парней, — сказала Дон. — У вас с Мильтом все хорошо?

— Лучше некуда.

Край шатра отогнулся. После неловкого разговора пропитанный благовониями полумрак обещал путь к спасению. Риддл принял приглашение.

* * *

На пороге Том замешкался, идиотские очки Макгонагалл запотели. Гадалка терпеливо ждала, пока очередная овечка протрет стекла и узрит Нефертити, дочь фараона, во всей мистической красе. Черная накидка облепляла полную фигуру, будто живая тьма, над плечами висели два черепа. Узел темных волос был размером с небольшой котелок, из него торчало что-то вроде небольшой короны с длинными острыми зубцами. Расплывшееся лицо было напудрено до мучнистой бледности, а глаза… Глубокие, выразительные, окруженные тенями — Тому показалось, что они разного цвета, но поручиться он не мог. Гадалка чуть опустила веки, накинув на эти свои бездонные колодцы густую вуаль ресниц.

— Что привело вас к дочери Рока, Вестнице перемен, Танцующей с тенями?

— Я ищу того, кто меня проклял, — Риддл примостился на шатком табурете. — Думаю, это была старуха с заросшими мхом глазами.

Гадалка заскребла ногтями по столу, и Том рефлекторно опустил глаза. Столешницу накрывала скатерть тумана, будто подсвеченного люмосом, тусклые завитки наползали на пальцы в красных перчатках и тут же отдергивались, чтобы потом снова коснуться их с завораживающей неторопливостью. Риддл сморгнул и бросил взгляд вверх. Поздно. Гадалка сидела, надев самое профессионально-таинственное выражение лица из всех возможных.

— Что ж, посмотрим, что скажут духи.

Она поводила ладонями вокруг большого хрустального шара. Пальцы перчаток были обрезаны примерно до третьей фаланги, кончики длинных ногтей будто окунули в густую красную краску. Они постукивали по стеклу, и тревожный звук как бы повис в воздухе. Внутри шара заворочался клубок аморфных змей. Черепа засверкали глазами, бросая на стол лучи бледно-синего света.

— Я вижу подмену. Вижу узел, подобный узлу, над которым ломали головы древние мудрецы. Никто не мог его развязать, но явился молодой смелый воин. Спустя века истории о нем все еще рассказывают на кочевых путях от Великих пирамид и до вершин Тавра…

— Я знаю эту историю. Из школьной хрестоматии. Лучше подскажите, как найти ту старуху. Это ведь она навела на меня чары.

— Это уже информация, а не предсказание, — дочь Рока сцепила ладони в замок, — она стоит в два раза дороже.

— Цена информации зависит от ее полезности.

— Моя информация своих денег стоит, — отбила она. — Будет ли тебе от нее польза, зависит от твоих мозгов, но нет так нет… Можем погадать на любовь.

Том нехотя выложил на стол нужную сумму. Монеты исчезли под слоем тумана, еще некоторое время Риддл различал бледный кружок. Солнце за пеленой облаков выглядело так же.

— Как ее зовут?

— В глаза мы называем ее Матушкой, а меж собой — Гоблиновой бабулей. Иногда она приходит посидеть с нами вечером у костра, и мы угощаем ее. Иногда она появляется днем и проклинает невоспитанных гостей, мы стараемся замять последствия. Связываться со старушками себе дороже, но ты, должно быть, не читал старых сказок, если попал в эту историю.

— Где ее можно найти?

— Она любит табачок и заглядывает к Длинному Биллу, у него есть табак со всего света. Поищи его рядом со змеиным лабиринтом. Еще она любит крепкое винишко, но днем у нас им не торгуют, а ночью мы чужаков не пускаем. Ночь наше время. Но Матушка не поезд, чтобы приходить к нам по расписанию. Она появляется, как и когда ей вздумается. Может исчезнуть на год-другой.

— Но пока она здесь?

— Обычно да, она остается до конца ярмарки.

Гадалка кокетливо моргнула и посмотрела из-под ресниц так, будто разглядела под девчачьим лицом молодого симпатичного паренька. Риддл этим воспользовался:

— Не подскажете, как убедить ее снять проклятие?

— Она договаривается только с равными, милок. Убеди ее, что ты настоящий колдун, а не просто задиристый мальчишка с палочкой. Дам еще совет, хотя вы, молодежь, такие советы не любите. Шар говорит, ты ищешь врагов вовне, но твой главный враг внутри тебя.

Совет и правда был тухлым, но Том все равно поблагодарил. История со старухой напомнила ему, как важно быть вежливым.

* * *

Гоблинова бабуля побывала у Билла вчера, сторговала жестянку турецкого табака и отчалила до следующего раза. Длинный посоветовал Риддлу покрутиться рядом с гиппогрифами. Матушка к ним благоволила и частенько приходила подкормить стрекозиными галетами. Немного пропетляв, Том нашел загон, но людская масса вокруг была особенно плотная. Говорливая, потная, подвижная. Находиться там было все равно что под водой. Когда Том чувствовал, что вот-вот или грохнется в обморок, или всех поубивает, он выныривал, отступал к лотку с потрепанными дешевыми книжками. Они были настолько заляпанными, что даже равенкловцы обходили их по широкой дуге. Минуту-другую Том просто стоял, стараясь отдышаться. С каждым разом в толпе он мог находиться все меньше, а восстанавливался все дольше.

Риддл подумывал о том, чтобы связаться с Макгонагалл, но все-таки отдернул руку от косточки. Гордость требовала поймать старуху, снять проклятие и явиться с победой. Хозяева гиппогрифов могли бы рассказать что-то интересное, но к ним было не подступиться. Мужчина обхаживал клиентов, его рыжая помощница, скорее всего жена, присматривала за отдыхающими гиппогрифами, поила, подкармливала, оглаживала, ворковала. В таком бешеном колесе они будут крутиться до самого вечера. Был еще карлик, который страховал летунов, он сидел на бревне с такой злой рожей, что Риддл дважды, нет, трижды бы подумал, прежде чем доверить ему свою жизнь.

Утирая пот со лба, Том задел дурацкие очки. Выругался. Это был какой то отдельный вид тупости, носить очки, если со зрением все в порядке. Так-то выбор был небольшой: торчать здесь, в надежде, что Билли над ним не подшутил — прищур у старика был хитрющий, или шататься по ярмарке наудачу. Искать иголку в стоге сена было проще, он бы просто взял большой магнит... А ведь он мог бы… мог наколдовать… В сумбурный поток мыслей вклинился далекий голос Макгонагалл:

— У меня ничего. Хозяин карнавала сказал, что помочь нам не может. Та старуха не совсем человек и живет по более древним законам, чем людские. Но она никого не проклинает просто так. Только мы можем убедить ее снять проклятие.

На миг Тому стало легче: не его одного постигла неудача, но потом голос разума логично спросил — а чему тут радоваться? Он по-прежнему торчит в чужом теле, которому вообще-то уже хочется в туалет, а это теперь не такое плевое дело. Риддл дотронулся до значка старосты, лягушачья косточка отозвалась легкой дрожью:

— У меня тоже ничего. Это бесперспективно. Нам нужна поисковая магия.

— Ты хочешь направить чары на предположительно очень древнее и могущественное существо?

— Можешь не участвовать, только открой мне Выручай-комнату.

Риддл закрыл глаза, отсекая один источник раздражения. Остались шум, вонь, усталость, упрямство гриффиндорки и похожее на едкую паутину ощущение близости других людей.

— Нет уж, я не отпущу тебя одного на эту встречу. Точно не в моем теле.

— Ладно, тогда сворачиваемся. Нам еще нужно убедить Слагхорна отпустить нас из школы в будние дни.

— Можем сказать, что мы хотим сделать исследование ярмарки. Совместный проект.

— Да, он такое любит, но убеждать его буду я. А после собрания идем в Выручай-комнату.

— Нет, после собрания ты читаешь первокурсникам сказку.

— Что? — от неожиданности он произнес это вслух.

Значок нагрелся, и Том выпустил его. Когда лягушачья косточка остыла, он сразу вызывал Макгонагалл. Ему не терпелось высказаться, но гриффиндорка его опередила.

— Им это нужно. Они очень сильно скучают по дому, — и тут же, без паузы: — Подумай, тебя прокляли за то, что ты не посочувствовал чужой беде. Так покажи старухе, что готов быть добрее к людям. Может, тогда она снимет проклятие.

В ее словах была логика.

— Ладно, напиши мне инструкцию, но после чтений встречаемся у картины с единорогом. У тебя ведь все уроки сделаны?

— Еще в пятницу. А у тебя?

— Давно сделаны… — Тому во всем нужно было быть первым. — Заклинания я подготовил в четверг.

* * *

Риддл предполагал, что гриффиндорская мелюзга полезет с обниманиями, дети вообще существа липучие, и заранее подстраховался: навел морок. Мантия превратилась в целый мир оживших картинок. Герои сказки, которую он читал, вырастали из ее ткани, за ними, будто шлейф, тянулись замки и леса, волны, чудовища, россыпи звезд, караваны с сокровищами, застенчивые единороги и властные феи. Образы завораживали. Яркие, но эфемерные, они представлялись посланцами мира грез, готовыми развеяться от любого неловкого движения. Детишки не то что трогать, дышать в их сторону боялись, только смотрели во все глаза.

В конце они обычно обсуждали прочитанное, но Риддл решил схитрить: велел обдумать все самим и написать сочинение, пообещав поделиться очень важной тайной с самым лучшим автором. Мелюзга тут же сделала охотничью стойку. Тому оставалось только надеяться, что он не прогадал и разбираться со всеми ними будет Макгонагалл. Пока все устроилось лучшим образом. Он отправил подопечных по комнатам, а сам загнал образы обратно в сказки, мысленно уже погрузившись в книги с призывающими заклинаниями. Кто-то позвал Макгонагалл, но он не обратил внимания, да и во второй раз обернулся не столько на имя, сколько на едва сдерживаемое рыдание.

Мелкий белобрысый мальчишка подался в его сторону. Риддл попытался вспомнить фамилию. Крисли... Крысли... Дрисли... черт их всех подери. Глаза у мальчишки были по-девчачьи большие и голубые, с такими обычно рисуют принцесс. Сейчас в них стояли слезы.

— Можно с тобой поговорить? — пропищал Крысли-Дрисли.

На одной чаше весов была возня с размазней вместо спасения своего будущего, на другой — лояльность Макгонагалл, которая в долгой перспективе увеличивала шансы на это самое спасение. Том изобразил дружелюбную улыбку:

— Пойдем ко мне.

Едва дверь закрылась, слезы и сопли хлынули потоком. Сквозь рыдания мальчишка, как идиот, повторял одно и то же:

— Хочу домой, хочу домой, хочу…

Том мог вызывать Макгонагалл, но та сказала бы что-нибудь вроде: обними его и утешай, пока не успокоится. Не вариант. Риддл щелкнул пальцами, листок бумаги сорвался со стола, на лету оборачиваясь бумажным платком. Крысли приоткрыл рот, так и просясь, чтобы туда запульнули платком, но Том вырос из таких шуток.

— Мы решим твою проблему, но ты должен выполнить одно условие: перестать плакать.

Мальчишка нерешительно взял платок и высморкался. Том взмахом руки переместил кресло из угла, мотнул головой вместо приглашения. Крысли сел, все еще прошмыгивая и утирая слезы, но всхлипы становились тише. Нельзя было восхищаться и реветь одновременно. Крысли выбрал восхищаться. И хотя от беспалочковой магии затылок наливался свинцовой тяжестью, Риддл притянул стул. Садиться пока не стал, просто оперся о спинку.

— Расскажи, что случилось. Лучше в трех предложениях, магия любит краткость, — Том добавил в голос таинственности.

Крысли был не безнадежен, он затих, задышал спокойнее и, наконец, выдал:

— Мама не написала письмо. Она писала мне каждую неделю, а в этот раз нет.

О, ужас, у мамочки нашлись дела поважнее, чем носится со взрослым сыночком. Вслух Том, конечно, произнес другое:

— Совы сейчас летают с опозданиями. Военное время все-таки.

— Но вдруг дома обо мне забыли? — спросил Крысли, снова на грани истерики.

— Напиши маме сам.

— Я не… мне… не… — замямлил он, и с яростью вытер нос.

— Нечем похвастаться? С учебой не ладится?

— Я учу! — воскликнул мальчишка. — Но мне тут так… Тут все такое большое, строгое, старое… У меня мысли разбегаются, когда надо отвечать.

А вот ему, Риддлу, древнее величие замка даже в одиннадцать лет было впору.

— Я знаю заклинания, которые тебе помогут.

В глазах Крисли вспыхнула надежда, которая приятно грела самолюбие. Но Риддлу требовалась помощь Макгонагалл. На вопрос, есть ли у нее конфеты, гриффиндорка откликнулась сразу, будто держала пальцы на лягушачьей косточке.

— Да, в правом нижнем ящике стола, но зачем тебе?

— У меня плачет твой подопечный, белобрысый такой...

— Это Сэм Крикли. Ему очень одиноко. Риддл, пожалуйста, выслушай его… Посочувствуй, или хотя бы не ругай…

Том достал из стола красную коробку, не из «Сладкого королевства», а из какой-то другой лавки. Возможно даже, из того богатого магазина на Диагон-Аллее.

— Еще возьми жасминовый чай на нижней полке, Сэм его любит. И шесть ложек сахара.

Когда он дотронулся до значка, то почувствовал тепло, лягушачья косточка нагрелась.

— Не отвлекай. Я разберусь.

Он открыл коробку и поставил на подлокотник кресла. Крикли втянул носом воздух, от конфет шел густой, почти дурманящий аромат шоколада. Живот мальчишки заурчал.

— Три вида конфет по пять штук, — проговорил Риддл, его лекторский тон задал нужное настроение. — Я их заколдую. Во-первых, я поделюсь с тобой своей смелостью…

Том провел рукой над крайним правым рядом. Конфеты сменили цвет на фиолетовый. Вообще заклинание окрашивания звучало совсем не торжественно, но невербальная магия выручала. Что до Крикли — тот был в полном восторге.

— Смелость тянется к смелости, чтобы чары подействовали, тебе нужно сделать первый шаг: самому вызваться отвечать на уроке. Ты сможешь. Если бы ты был трусом, то Шляпа не отправила бы тебя в Гриффиндор, ведь так?

Крикли кивнул, не отрывая от Риддла преданного взгляда. Том, подпитываясь его восхищением, говорил все убедительнее.

— Зато потом магия тебя не оставит. Ешь только по одной конфете в день, прямо перед занятиями. Второе заклинание не даст мыслям разбегаться, но придется показать магии, что ты не лентяй. Повторяй домашнее перед сном и перед уроками.

Одной рукой он окрасил конфеты в насыщенный зеленый цвет, а другой коснулся значка.

— Этот твой Крикли хоть в чем-то хорош?

— Травология, — тут же отозвалась Макгонагалл.

Риддл пристально, почти пронзительно, посмотрел Крикли в глаза:

— Я трачу на тебя свою магию, потому что ты способный и можешь учиться хорошо. Профессор Херб, кстати говоря, со мной согласна. Профессора редко хвалят первокурсников, но отмечают для себя самых талантливых. Она говорила, что у тебя есть задатки.

— Правда? — мальчишка выглядел так, будто у него в один день сошлись Рождество, начало летних каникул и Кубок по квиддичу.

— Да, но я передаю тебе ее слова по секрету. Ты меня не подведешь?

Крикли затряс головой, запутавшись, какой ответ логичнее — да или нет. Весь его вид выражал готовность выпить болото вместе с монстрами и лягушками, но не разочаровать старосту.

— Я тебе доверяю, — Том выдержал паузу и продолжил: — Третьи конфеты помогут побывать дома. Конечно, во сне. Все будет не так, как а реальности, но близкие подадут тебе знак, что они помнят о тебе. Но и ты должен подать им знак, написав письмо.

Для последнего ряда конфет Риддл выбрал красный цвет, как-никак он гриффиндорца обдуривал.

— Ты знаешь главное условие настоящей магии?

— Тайна, — выдохнул Крикли.

— Да, ты никому не должен рассказывать о моих заклинаниях, — Том закрыл коробку и последним усилием превратил ее в обложку «Истории Хогвартса». — Это чтобы никто не заглядывал внутрь.

В голове так стрельнуло, что Риддл вцепился в спинку стула.

— Теперь беги в свою комнату. По одной конфете в день, каждого вида. И помни про условия.

Крикли понес коробку, будто сокровище, но у самой двери обернулся и выпалил:

— Минерва, ты самая лучшая!

Даже с чужим именем похвала не утратила магии, Том улыбнулся, на секунду забыв о боли, бурившей висок.

Неделя начиналась с лекций: сдвоенные зелья, чары, история магии… Каждый профессор читал свой предмет по-разному, но каким-то непостижимым образом все они внушали уверенность, что на время урока кабинет становился самодостаточным мирком. Длинные предложения, мудреные фразы, сложные формулы повторялись в этих стенах столько раз, что будто бы прочертили в воздухе невидимую колею. Казалось, ничто и никто не может сбить их с проторенной дорожки: ни Гриндевальд, ни магловские бомбардировщики, ни какой-нибудь умник, заподозривший, что староста Слизерина теперь проклят.

Том механически делал записи — утром они с Макгонагалл поменялись тетрадями — и украдкой бросал взгляды на свое тело. Гриффиндорка конспектировала. Когда профессор делал паузу или уходил в долгие лирические отступления, она поднимала глаза от тетради, но выражение спокойной сосредоточенности не покидало бледное лицо. Не зная и не почувствуешь обмана. Догадаться можно было по почерку, но и он, и она предпочитали сидеть в одиночестве, искренне не понимая, зачем на уроках компания.

Но вот сдвоенная ЗОТС была с равенкловцами. Даннинг решил устроить практическое занятие на поляне за теплицами, почти у кромки леса. Студенты встали полукругом перед горой из тыкв, стараясь не отвлекаться на запахи горячей карамели с ярмарки. Если бы ветер перестал, как бешеный, мотать деревья, хогвартсцы расслышали бы мелодию механического пианино, а может, и выкрики завывал, перетягивающих друг у друга тонкий ручеек посетителей.

Профессор расхаживал туда-сюда, путано перечисляя основные характеристики взрывающих заклинаний. Многим Даннинг нравился, он был молод, симпатичен, вел себя, как свой парень, но Риддл не воспринимал его всерьез. Трудно уважать преподавателя, когда знаешь предмет лучше, чем он. Даннинг не требовал, чтобы студенты вели конспекты, тем более вне класса. Однако кое-кто из равенкловцев умудрялся записывать на весу, согнув тетради. Том бы последовал их примеру, хотя бы ради того, чтобы потом пофыркать над самыми нескладными фразами, но опасался, что кто-нибудь из скучающих грифов сунет нос в его тетрадь и зацепится взглядом за незнакомый почерк.

Даннинг зачем-то распинался про агрессивность взрывающих заклинаний, мол, девушкам такая магия дается тяжело. Он это понимает и не будет оценивать строго. Риддл потер замерзшие ладони, обновляя согревающее заклятие, и в очередной раз подумал, что провел бы урок намного интереснее. Наконец профессор очертил защитный круг. Блэксмит, лучший студент Равенкло, неосознанно выдвинул ногу, круглое веснушчатое лицо расплылось в улыбке. Он считал себя отличным колдуном, и уже представлял, как покажет свое мастерство. Черта с два ему, Риддл успел вызваться первым.

— Минерва, я добавлю тебе балл за смелость. Возьми вон ту тыкву, она выглядит более мягкой.

— Можно я возьму пять?

— У нас тут целая гора, так что…

Том встал в центр круга, приладил мягкие наушники и метнул призывающее заклинание. Пять самых крепких на вид тыкв поднялись в воздух, но не опустились перед Риддлом, а закружились набирающим темп хороводом. Рассеянно теребя рыжеватую бороденку, Даннинг протянул:

— Э-э-эм…

Взрывающие заклинания полетели так быстро, что выглядели как одно целое. Бах! Бах! Две тыквы взорвались фейерверками ошметков. Каждый взрыв — как глоток бодрящего зелья. Остальные синхронно атаковали Риддла, тот сбил еще две. Успел выставить щит от брызг. Припал к земле, пропуская последнюю тыкву над головой, вдогонку бросил крохотный плотный белый шар. Грохот взрыва почти пробился сквозь заглушки, Риддл вжал голову в плечи, но тут же поднялся на ноги. Он снял наушники, поправил тупые очки, украдкой оглядевшись. Внутренности тыквы растеклись по невидимой стене. Даннинг обхватил пальцами подбородок, будто поддерживая отвисшую челюсть. Равенкловцы хлопали глазами, а Блэксмит стоял с такой кислой рожей, что сердце злорадно запело: «Ну что, Блэки, больше не чувствуешь себя лучшим? Подавись, тебе меня не переплюнуть!» Странно, что грифы молчали. Один лишь Линвен зычно пробасил:

— Минерва, здорово ты их! Молодец!

Слышно его было даже на ярмарке, хотя кричать он не собирался. Просто голос у здоровяка был такой. Линвен стушевался, прячась за темными нечесаными лохмами. Даннинг, наоборот, отмер, суетливо смахнул с мантии невидимые пылинки и пробормотал:

— Очень хорошо, Минерва, зачет ты сдала на Отлично.

Том едва успел скрыть разочарование: как, и все? Ни восхищения его ловкостью, ни разбора техники, чтобы поставить в пример остальным, ни приятного «плюс пять баллов Слизе…» Гриффиндорцы опять смолчали. И где дух товарищества, с которым они вечно носятся? А ну их. Не заслужили они эти несчастные пять баллов.

Риддл вернулся на свой край «подковы». Даннинг позвал в круг следующего, причем так торопливо, будто хотел сгладить неловкость. Блэксмит передумал выходить и даже спрятался от профессорского взгляда за спину товарища. Выбор Даннинга пал на мелкого Роксби, тот переступил через оранжевую линию с видом обреченного, с каждым шагом будто уменьшаясь в размерах. Бедную тыкву ему удалось расколоть только с третьей попытки. Следующим был Линвен. Он обтер руки о мантию, взял тыкву из подножья горы и что-то ей ласково прошептал — кто-то из равенкловцев сдавленно хихикнул. Стиснул палочку, шевеля губами, будто что-то высчитывая. Не помогло. Фонтан земляных брызг подбросил тыкву вверх, будто гейзер. Даннинг поспешно пробормотал:

— Удовлетворительно, Саймон, можешь опустить палочку.

Ученики чередовались: один от Равенкло, один от Гриффиндора. Том внимательно следил за каждым. Руки он сунул в карманы и сжал в кулаки, ревниво отмечая даже самую жалкую похвалу, как если бы оплачивал ее из своего кошелька. Он немного повеселел, когда тыква чуть не снесла Блэксимиту голову, тот пытался повторить представление Риддла, но, как и предсказывал Том, не преуспел.

Заклинания часто попадали в барьер. По невидимой стене змеились серебристые молнии. Шума и треска было много, но каждый раз магия уходила в землю, оставляя крохотные ямки, а барьер продолжал стоять. И все же аккуратная «подкова» распалась, студенты отступили к деревьям. В какой то момент рядом с Риддлом оказалась Марджори Дон.

— Минерва, — тихо произнесла она, серьезно сдвинув тонкие брови, — можно попросить тебя об одной вещи?

— Смотря о какой.

— Ты могла бы вести себя чуть менее воинственно?

— Что воинственного в умении хорошо колдовать?

Дон коснулось прически, будто поправляя, хотя золотистые локоны лежали завиток к завитку, скрепленные лаком.

— В умении ничего, воинственность в твоем поведении. Будь посдержаннее, а то другие решат, что в Гриффиндоре учатся злобные гарпии.

— Скромность — лучшее украшение добродетели, — процитировал Том свою директрису, лицемерная грымза была набита слащавыми цитатами, как рыба икрой.

Дон покосилась на него, но смолчала.

Она, кстати, со своей парой тыкв расправилась неплохо, но в процессе развела целую драму — с испуганным зажмуриванием глаз, дрожанием ресниц, вздохами, причитаниями «нет-нет, я не смогу», закончив прижиманием ладони ко рту, удивленным вскидыванием бровей и тоненьким вскриком «неужели у меня получилось?» И вместо Хорошо Даннинг поставил ей Отлично. Как слизеринец, Риддл не мог ей не поаплодировать мысленно.

Ухажер Макгонагалл сдавал самым последним. Три тыквы он разбил легко, а вот последнее заклинание не долетело до цели и взорвалось в воздухе. Даннинг все равно поставил ему Отлично и расщедрился на «плюс пять баллов». Гриффиндорцы заулыбались, похлопали героя по плечу. Когда Пайк подошел к нему, Риддл тоже изобразил радость.

— Как тебе? — спросил гриф.

— Неплохо, но поработай над концентрацией.

— Ты, как всегда, честна и прямолинейна, — сказал он беззаботным тоном, хотя по лицу читалось, что парень ждал чего-то другого. — Пойдешь после уроков со мной на стадион?

Квиддичные команды продолжали тренироваться, чтобы не терять форму. Даже слизеринцы надеялись, что Диппет сжалится и разрешит проводить матчи.

— Зачем?

Риддл судорожно вспоминал, как Макгонагалл относится к квиддичу.

— Ты можешь полетать с нами или просто посмотреть.

Том очень постарался, чтобы вместо вопроса «мне что, делать больше нечего?» на лице появилось сожаление.

— Я иду на ярмарку собрать информацию для проекта.

— Жаль, тогда увидимся вечером.

— Да, посмотрим.

Даннинг подозвал всех к себе, студенты оборвали разговоры и поспешили к нему, подгоняемые надеждой, что профессор отпустит пораньше.

* * *

Они договорились, что активируют артефакт у ручья, бегущего из леса в сторону деревни. Вода помогала поисковой магии. Риддлу идти было ближе, но каким-то чудом Макгонагалл оказалась на месте первой. Увидев, как его тело разговаривает с толстым стариком, Том ощутил спазм тошноты. Больше всего он ненавидел кошмары, в которых он мог только наблюдать, но не управлять событиями, и теперь его жизнь будто превратилась в такой кошмар.

Мантия в ящерицах и розах выдавала принадлежность толстяка к ярмарке. Другой балаганщик, тоже пухлый, но помоложе, бродил вдоль ручья. Он ткнул палкой корягу, потормошил куст, сбивая с него пожелтевшие листья. Риддл перевел взгляд на Макгонагал, замедлил шаг, весь обратившись в слух. Она так увлеклась, что пока его не заметила. На краю поля зрения мелькнуло что-то темное. Родная палочка прыгнула бы в руку, чужую нужно было… Том резко обернулся. Мысль оборвалась...

Прямо перед ним выросло нечто безумное: торс без головы и с обрубками рук, весь будто слепленный из кусков живых людей. Он обгорел, но сквозь черноту влажно поблескивала красноватая плоть. Риддла накрыла тень, торс увеличивался, кренился, падая прямо на него. Ноги прилипли к месту. Холодный голос зашипел: «от судьбы не увернешься». Но тело не сдалось. Нашло лазейку. Оно съежилось так быстро, что одежда просто упала на Тома, превратившись в ловушку.

Риддл прорывался сквозь ткань, полосуя ее, отпихивая, извиваясь. Его позвоночник был гибким, как у змеи, возможно, это помешало гребаным тряпкам его придушить. Из горла вырывались противные звуки. Разум не поспевал за изменениями, не мог разобраться, сколько у него теперь конечностей и где они находятся. К счастью, конечности действовали сами по себе. Громадный ужас исчез, Риддл это почувствовал. Чем? Наверно, загривком. Но появились другие угрозы: шумные, большие…

Куча одежды приподнялась, тело, заряженное энергией, горячей и пружинистой, рванулось на свободу. Оно взмыло на дерево. Том осознал, что бежал вверх, лишь когда распластался на толстом суку. Когти вонзились в кору. Уши повернулись туда-сюда, ловя любой шум. Угрозы погремели немного, потом ушли, но не все. Последняя нашла его и взлетела, замерев рядом с его веткой. Заговорила. Нарочито успокаивающий шепот подражал чему-то родному. Один звук то и дело повторялся, дразнил. Том разбил звук на части, потом снова сложил, все еще чуя подвох, наконец, признал — да, это его.

— Риддл… Риддл… Риддл…

Угроза придвинулась. Она была больше его, темный покров защищал тело, но голова выглядела голой и уязвимой. Рот открывался, сотрясая воздух. Разум вслушивался, чувствовал что-то знакомое, но определить, что это, не мог. Том будто пытался узнать людей, с которыми в последний раз виделся, когда им было по пять лет. Но он хватал звуки, забрасывал в свою память и ждал, когда образы на них клюнут. И вот то, что было нагромождением чего-то звонкого, рычащего, протяжного, глухого, шипящего превратилось в речь:

— Риддл, ты кошка. Понимаешь, Риддл, кош-ка. Это анимагия. Я тебя расколдую. Риддл, слышишь. Но мне надо снять тебя с ветки. Риддл, дай я тебя сниму. Риддл, поверь, нам потом будет очень неловко, если я буду сманивать тебя с дерева кошачьими консервами… Риддл, я вижу, что ты меня понимаешь. Риддл, мне идти за консервами или ты все-таки уберешь когти, и я возьму тебя за шкирку? Риддл, пожалуйста, отпусти ветку.

К нему потянулся монстр, похожий на змею с отростками. В памяти вспыхнуло слово «рука», но это ничего не поменяло, на него готовилось напасть что-то пугающее. Из глотки вырвался низкий протяжный вой, от которого завибрировало все тело. Рука отдернулась.

— Ладно, тогда пойдем простым путем.

Эти слова не предвещали ничего хорошего. Риддл напрягся для прыжка, но горячая волна окатила его, будто жар из печи, забирая у него контроль.

Заклинание, возвращающее анимага в человеческую форму, не отправляло в полный нокаут, но превращало мышцы в дрожащее желе. Том сидел на расстеленной мантии. Макгорнагалл окружила его плотным согревающим туманом, но земля все равно была холодной, как в том стихе… Хотя нет, там была не земля, а что? Риддл попробовал вспомнить. Безуспешно. Во время превращения уменьшилось не только его тело. Его разум, его память тоже будто съежились, и никак не могли вернуться к нормальному размеру. Дрожащими руками он с горем пополам натянул нижнее белье. За пеленой тумана маячил смутный силуэт, деликатная Макгонагалл стояла к нему спиной, но вслушивалась в каждый шорох. Том запыхтел, до предела заведя руки за спину, крючки никак не попадали в застежки. Риддл позорно по-магловски чертыхнулся.

— Мне помочь?

— Нет, — он мотнул головой, отбрасывая с лица волосы. — Кто вообще придумал застежки на спине?

— Ты застегни их спереди, а потом переверни.

Но Риддл не хотел повторять за девчонками и продолжил мучиться. Да, он знал, что это глупо. Да, он все равно будет действовать по-своему. Да, ему плевать сколько это займет времени. Его упрямства хватило бы еще минут на пять, а дальше — кто знает. Проверять не пришлось, проклятые крючки и петли наконец встретились, хоть и не все.

— Могла бы сказать, что ты анимаг! — Он поднял блузку и встряхнул.

— Эта не та информация, которой делишься со всеми подряд, согласен?

— Ты получила лицензию?

Гриффиндорка помедлила с ответом, только сейчас она сообразила, что Риддл может использовать ее секрет против нее. А Том уже просчитал этот расклад. Можно перебросить слизеринца в чужое тело, заставить его перекинуться в кошку, а потом снова сделать человеком, он все равно не упустит своей выгоды.

— Нет, — призналась Макгонагалл, еще раз доказав: честность — это проклятие.

С пуговицами не заладилось, Риддл пропустил одну, и блузку перекосило. Был соблазн оставить все как есть. Том встал на колени, земля холодила даже через утепленную заклинаниями мантию. А что же было холодным в том стихе: вода, очаг, труп? Трупы остывают, но по-прежнему воняют горелым мясом. Он расстегнул блузку и начал застегивать заново.

— О чем ты болтала с тем толстяком? О старухе?

Риддл мог не стесняться в выражениях, балаганщики погнались за боггартом, улепетнувшим куда-то в сторону станции.

— Он ее не встречал. Мы разговаривали о ярмарке в целом. Помнишь, нам еще проект делать.

Том поднялся, перед глазами заплясали темные пятна. Вся кровь будто прилила к голове. Он снова плюхнулся на мантию, и тут его осенило… Зима! Зима была холодной!

— Риддл, давай я помогу.

— Я справлюсь, —хмыкнул он, сгребая юбку.

* * *

В руках ощущалась слабость, и Том доверил подготовку заклинания Макгонагалл. Она поставила рядом с ручьем блюдце, вылила призывающее из одного пузырька, капнула пять капель усилителя из другого. Зелья смешались, закрутились водоворотом синего и зеленого. В центре, будто росток, вытянулась тонкая струйка дыма. Риддл и Макгонагалл направили на него палочки, дымок удлинился, а поверхность зелья пошла цветными пятнами, которые сложилась в смутное лицо с зелеными провалами вместо глаз.

На кончике дымного стебелька покачивалось круглое утолщение. Оно должно было пригнуть росток к блюдцу, но тот держался прямо. Утолщение раздулось, на нем проступили красные прожилки. Потом пришло время чуда: шарик раскрылся, как настоящий бутон, и выпустил призрачный снитч. Том сдвинул брови: не так он себе представлял поисковое заклинание. Но оно выглядело неплохо, а повертевшись над тарелкой, весьма уверенно взяло след. Риддл поковылял за ним, оставив Макгонагалл убирать после колдовства. Шагал Том более-менее твердо, но все равно боялся потерять равновесие. Побывав в кошачьем теле, разум отказывался верить в устойчивость человеческих ног: слишком длинные, слишком неповоротливые. Вдобавок, их было всего лишь две. Еще ветер бил в лицо, хватал полы мантии, рвал за подол юбки. Том вцепился в ремень школьной сумки. К счастью «снитч» не торопился, да и день был хмурым. Заклинание выделялось, будто солнечный блик на тусклой поверхности зимнего моря. Риддлу не нужно было следить за ним все время, и он смотрел себе под ноги, чуть ли не выверяя каждый шаг. Макгонагалл без труда его нагнала.

— Он движется не к ярмарке, а в деревню, — сказала она.

— Вижу.

— Я говорила, что эти заклинания…

— Давай, посмотрим, куда оно нас приведет, — процедил Риддл.

Макгонагалл обиженно замолчала. Но разве он был не прав?

«Снитч» летел по задворкам: мимо ухоженных изгородей и мимо хозяйственных построек, сложенных из грязного камня, мимо запущенных садов… Между двумя разросшимися кустарниками был едва заметный просвет. «Снитч» нырнул туда, повел колдуна и ведьму по узкой тропке, вывернул в проулок, где дома старались уйти в землю, словно бы от кого-то пряталась, и растворился в двери самого обшарпанного из них. Окна закрывали темные ставни. Над ступенькой покачивалась жестяная вывеска, название стерлось, и она походила на ослепший глаз.

— Мне это не нравится, — Макгонагалл инстинктивно понизила голос.

Том все равно распахнул дверь. Красиво зайти не получилось. Внутри воняло, как в пасти трупоеда, потребовалась не одна секунда и не две, чтобы нос притерпелся, а заодно глаза приспособились к полумраку. Макгонагалл дышала в затылок. Передернув плечами, Риддл шагнул за порог. Во всем заведении не набралось и десятка столов, посетителей было трое... а, нет, четверо. Какой-то бедолага дрых прямо на полу. Никто из них не походил на старуху. За стойкой хозяйничал кудрявый бородач, похожий на гору.

— Риддл, уйдем отсюда.

Но упрямство будто заткнуло ему уши. Не удостоив ее ответом, Том направился к стойке.

— Добрый день, мы ищем старуху с глазами, покрытыми мхом.

Темные глаза бармена сердито вылупились.

— Я с ней не якшаюсь. Проваливайте, пока целы.

— Нам нужно ее увидеть.

Хозяин предупреждающе положил на стойку огромные кулаки, но Риддл не отвел взгляда от его лица.

— Эй, милая, ты человеческого языка не понимаешь?

Сальноволосый колдун в заляпанной мантии обдал кислым дыханием, его рука по-хозяйски легла на плечо. Может быть, она осталась бы там, может, поползла вниз, чтобы полапать грудь. Риддл не стал проверять, он развернулся и заехал прямо в кривой нос. Для девчонки у Макгонагалл были крепкие мышцы, удар получился отменным. Голова дернулась, кровь залила подбородок. Урод отступил, захлебываясь бранью, потянулся было к свернутому носу. Упал стул, кто-то вскочил, готовый вписаться за товарища. Макгонагалл крикнула:

— Стойте, — и сама замерла посредине зала, одна рука вскинута, вторая накрыла значок старосты.

Лягушачья косточка передала: «Наколдуй что-нибудь хитрое, пока я их отвлеку».

— Вы ведь настоящие мужчины? Вы бы не перестали ими быть даже в другом теле? И вам было бы неприятно внимание других мужчин?

Сальноволосый невнятно выругался, но другие слушали. Макгонагалл спасало то, что ее приняли за дурачка. Риддл шевельнул пальцами. В один миг комнату заполнил густой дым, прозрачный для него и черный для всех остальных. Посыпались проклятия, вспыхнули люмосы, но дым было не разогнать. Том подскочил к растерянной гриффиндорке и потащил за рукав к выходу. Мимо пролетело выпущенное вслепую заклинание. Макгонагалл вцепилась, будто гарпия, но Том лишь бросил:

— Осторожно, сейчас порог!

Они вывалились на улицу, и Риддл вывернулся из ее хватки. Макгонагалл запечатала дверь, но тут же спросила:

— Твой дым ведь не ядовитый?

— Нет, конечно, я не кретин, — Риддл заозирался. — Туда.

Они драпанули со всех ног, и за считанные мгновения вылетели на главную улицу. Знакомый прянично-дружелюбный Хогсмид был ближе, чем изнанка к лицевой стороне. Но они понеслись дальше и затормозили только тогда, когда до надежных стен Хогвартса стало рукой подать. Риддл ухватился за перекрученный ствол дуба. Рядом судорожно хватала воздух Макгонагал, исторгая из его легких жалкое сипение. Том подумал, что не стоит все свободное время проводить за книгами.

В башнях уже горели огни, но снаружи темнота еще не загустела, сумерки по цвету напоминали холодный сиротский суп.

— Почему ты сразу лезешь в драку? — Макгонагалл осеклась, набрала полную грудь воздуха, с яростью выпалила. — Мужественность боишься растерять?

— Нет. Я в любом теле буду собой! — его утверждение звучало бы более внушительно, если бы голос не хрипел.

— Тогда зачем ты постоянно бьешь людей?

— Потому что это очень, — он выплюнул это слово, злобно скалясь, — очень приятно.

— Вот поэтому тебя и прокляли, — она тоже привалилась к дереву.

— Ну а ты? — Том дернул подбородком, будто уже победил в споре. — Ты отнеслась к старухе по-доброму. И что? Ты все равно попала в тот же котел, что и я!

Макгонагалл не захотела дальше бодаться:

— Жизнь несправедлива, — она произнесла это так, будто сдавалась не ему, а чему-то гораздо большему.

Риддла тоже придавило. В глупой вспышке ярости он спалил остатки сил. Усталость двух бессонных ночей взяла свое, он ткнулся лбом в шершавую кору. Ноги гудели, голова ныла. Пучок волос, который Магонагалл накрутила заклинанием, стягивал кожу. Криво застегнутые крючки вдавливались в спину, перекрученные лямки в плечи. Ботинки сдавили пальцы. И мысль, что сегодня это не закончится, умножала ощущения на десять. Он сжал челюсти, чтобы не заныть, как Крисли, но душа орала: хочу в свое тело, просто хочу обратно в свое тело! И призвала забытье.

В себя они пришли уже в своих телах. Риддл даже прикусил щеку, потому что чем дальше, тем больше происходящее походило на дурной сон. Ничего не изменилось. Перед тем как расстаться, они с Макгонагалл немного поспорили о том, почему чары развеялись. Риддл заявил, что старухе просто не хватило силенок заколдовать его надолго. Гриффиндорка сентиментально предположила, что какой-то из поступков Тома разрушил проклятие. Спать колдун ложился с дурными предчувствиями, но проснулся с привычными ощущениями. И тогда, не продрав толком глаза, он, наконец, разрешил себе поверить, что все закончилось.

Последнюю пару — заклинания — отменили. Том решил немного проветрить голову, и не заметил, как обогнул озеро. Он наслаждался каждым шагом, который дарил ему ощущение: «то, что нужно — на своем месте, и ничего лишнего больше нет». Он не собирался на долгую прогулку, ведь у старосты всегда много дел, как и у лучшего ученика: доклады, отчеты, контроль дисциплины… Пока он пропадал в Гриффиндоре, его подопечные успели разболтаться. Кроме того, он обещал Макгонагалл посетить школьную медсестру. Но радость от возвращения в свое тело была такой большой, что ее нужно было куда-то выплеснуть, а гордость не позволяла слизеринцу прыгать и вопить.

Риддл поднырнул под плети ракиты. Они не доставали до земли, и он видел край темной воды. На дереве осталось достаточно листьев, чтобы Том мог представить себя в домике под одеялом, хотя в его детстве не было домиков. И все-таки в нем еще жило что-то мальчишеское, желавшее устроить свое тайное место. Он забрался в развилку ветвей и уселся, как в кресле. Ракита тихо шелестела, ветер перебирал ее пряди. Том закрыл глаза. Ночью он спал мертвым сном, но этого было мало. Старуха хорошо его встряхнула.

За шумом ветра ему все мерещилось дребезжание механического пианино. И Риддла взяло зло. Чертова бабуля все еще была где-то там, может, смеялась над ним, уверенная, что ей сойдет с рук, ведь он лишь очередной жалкий неудачник. Слабак, не способный дать сдачи. Том спрыгнул. Нет, он не ослушается своего инстинкта, не пойдет искать неприятностей, но и покорно глотать дерьмо он тоже не будет.

Из воды торчало пять гладких камней, мальчишки разбегались по ним и прыгали на глубину. Том представил, что самый первый камень — это его обидчица, направил палочку на серый бок, покрытый зеленым налетом. Камень ведь не мог дать сдачи. Оказалось, что мог. Заклинание всколыхнуло воздух, но едва оно породило голодную воронку, что должна была высосать булыжник, как бабочка каплю росы, в глазах Тома потемнело.

В чувство его привел старик библиотекарь, взволнованно кудахтавший над «себя не жалеющей бедняжкой Минервой». Риддл успокоил его и, чувствуя на себе любопытные взгляды, торопливо собрал сумку. По коридорам школы он шел деловитым шагом спешащего по делам старосты, но, оказавшись снаружи, пулей помчался к озеру. Макгонагалл ждала его, прислонившись к стволу ракиты и сунув руки в карманы мантии. Ей опять повезло. У нее было время сообразить, что к чему. Гриффиндорка так старательно хмурила его лицо, что на нем проступило чисто слизеринское выражение. Разговор обещал быть трудным. Том продышался, рефлекторно вытер лоб, хотя ветер высушил весь пот:

— Твоих рук дело? — Макгонагалл кивнула в сторону камня.

«Воронка» оставила на нем несколько концентрических бороздок. Запах озона еще висел в воздухе.

— Это не запрещенное заклинание. Его даже не все относят к темной магии

— В первый раз ты тоже наколдовал что-то околотемномагическое? Не ступефай?

— Ничего противозаконного.

Она не сводила с него пристального совиного взгляда. Хотя, почему совиного. Кошачьего. Мысли шатались вразброд, тогда как Риддлу нужно было быть изворотливым и хитрым. Он положился на инстинкт, тот посоветовал не увиливать. Если что и могло добавить ему плюсов в глазах Макгонагалл, то это прямота и честность.

— Донесешь на меня?

Он мог бы напомнить про анимагию, но Том решил попридержать единственный козырь.

— Неделя еще не закончилась. Сейчас я хочу понять, есть ли закономерность. Ты два раза применял темные заклинания, и после этого перемещался в мое тело?

— Да, — Риддл вертел в руках очки. Он снял их еще, когда выбежал из школы, и так сильно сжимал в ладони, что немного погнул. — Но закона я не нарушал.

— Старуха смотрит не на закон, а на твои моральные качества. Надень, пожалуйста, очки, пока ты их не сломал.

Он нахлобучил очки на нос. Макгонагалл сказала спасибо.

— И что это за мораль такая, которая требует помогать тем, кто тебе неприятен, делать то, что не хочется, и при этом даже не разрешает проклясть камень, чтобы выпустить злость?

— Отчасти ты прав, но и у старухи своя правда. Что такого мы сделали вчера, что магия вернула нас в свои тела?

— Возможно, я очень сильно этого захотел.

— Попробуй сейчас.

Но у Риддла не было сил на желания.

— Дай мне немного времени навести порядок в мыслях.

— Хорошо. Пока я вижу такую схему: когда ты используешь темную магию, проклятие меняет нас телами, но твое сильное желание выбраться из моего тела может поменять нас местами обратно. Если я права, то все, что тебе нужно делать, это не применять темные заклинания.

Том выругался про себя, но прерывать ее не стал.

— И вот еще... Вчера я написала двоюродной тете. Она живет в Хогсмиде, и у нее есть подруга, которая раньше путешествовала с ярмарками. Она хорошо знает тот народ. Я попросила организовать нам встречу, и не стала отменять потом. Подумала, что ее рассказы пригодятся для проекта. Тетя обещала ответить сегодня.

— Твоему спокойствию можно позавидовать. Ты еще можешь думать о проекте.

— Да, ведь я взялась его делать. Но если у нас не получится с обменом, помни про свою клятву. И меня сейчас ждут первокурсники, я обещала помочь им с оформлением докладов.

— Полагаю, теперь это должен делать я? — Том кисло улыбнулся. — Еще одно доброе дело, которое мне зачтется.

— Лишним оно не будет. Мне нужно что-нибудь сделать за тебя?

Он покачал головой.

— Тогда я пройдусь по ярмарке, если что, позову тебя. Сигнал должен долететь.

— В шесть попробуем обмен в Выручай-комнате.

— Но если проклятие требует, чтобы между обменами был промежуток в день или два?

— Значит, мое желание должно быть больше проклятия.

— Могу подробно рассказать тебе о некоторых аспектах женской физиологии. Вдруг поможет. Многих парней они пугают.

— Издеваешься?

— Нет.

Том ощутил странный диссонанс. Он смотрел в свое лицо и одновременно в лицо девушки, которая вообще не понимала смысла издевок. И можно было не сомневаться, что просвещать его будут со всей возможной добросовестностью и беспристрастностью.

Он понадеялся обойтись своими силами.

* * *

Том лежал в своей кровати, в своем теле. Ночь они с Макгонагалл должны были провести за книгами, которыми Выручай-комната щедро снабжала их, запуская свою магию даже в Запретную секцию. И закончив с уроками, Риддл попытался урвать пару часов сна, но какая-то часть его разума, которой воля была не указ, предпочитала пялиться в полог кровати. Интересно, Макгонагалл тоже не спится? Лягушачья косточка была полностью заряжена, однако Риддл ни за что бы не уступил желанию просто с ней поговорить. Еще подумает, что он на нее запал.

Он выполнял их договоренность, но случайных прикосновений было не избежать. В чужом теле, с чувством, что он в выгребной яме, только макушка торчит, их легко было игнорировать. В жизни Риддла близость к людям вообще шла под ручку с ожиданием подвоха, удара или полной катастрофы. Желания плохо росли в тени страха, Риддл и не расстраивался, ведь у него была магия и великое будущее. Но сейчас, на территории бессонницы, в земле горечи и бредовых мыслей, он жалел, что не растягивал те случайные прикосновения. Может, тогда смутные фантазии не глодали бы его, не горячили.

Риддлу хотелось быстро, без затей, выгнать из головы все эти образы, и хотелось, в то же время, сжаться, съежиться, по-детски обхватить себя руками, будто закрывая дыру. Почему у остальных все было просто, а он вечно был уродом с поломанными мозгами? Ладони сжались в кулаки, загоняя обратно магию, рвущуюся наружу, чтобы жечь, жечь, жечь все темным пламенем, пока…

Том очнулся, открыл глаза и тут же заморгал от яркого света. Прищурившись, он разглядел гриффиндорского льва, поддерживающего плафон лампы. Риддл перевернулся на спину. Рука нашарила подушку, Том прижал ее к лицу и заорал.

Риддл не позаботился о чарах незаметности и, зайдя в гостиную, напоролся на острый взгляд Марджори Дон. Гриффиндорка полусидела-полулежала на диване, над спинкой виднелась только ее голова. Распущенные волосы красивыми волнами обрамляли лицо. Магия держала в воздухе учебник, по красной обложке Том узнал «Историю магии».

— Убегаешь на свидание? — губы Дон лукаво изогнулись.

— Нет, хочу поискать свои конспекты по трансфигурации, видимо, они где-то…

— Одна или вместе с красавчиком слизеринцем?

Она приподнялась, теперь Риддл мог видеть ямочку в основании шеи и кулон-каплю. Он поспешно отвел взгляд, Макгонагалл не обрадуется, если к ней прицепится дурная слава. И он не подошел поближе посмотреть, что у Дон было под мантией: короткая ночнушка или что-то еще более соблазнительное. Она явно не просто так тут сидела, а кого-то ждала.

— У нас совместный проект, и больше ничего, — Том почти готов был развернуться и продолжить путь к двери, записав борьбу с искушением в список правильных дел.

— А ты знаешь, зачем парень и девушка берут совместные проекты?

Риддл принял вопрос за риторический, но Дон не сводила с него выжидающего взгляда. Вдобавок гриффиндорка закусила нижнюю губу, казалось, она вот-вот фыркнет.

— Потому что за совместные проекты дают больше баллов?

Она все-таки фыркнула.

— Нет, потому что они друг другу нравятся и хотят больше времени проводить вместе.

— Но я не хочу проводить время с… — он чуть не ляпнул «ней».

— Я все могу понять, — Дон забросила локоть на спинку дивана и положила на него подбородок. — Бывает, что два парня нравятся одинаково. Один — надежная опора, второй — надменный красавчик. Но будет по-честному, если ты выберешь побыстрее.

— Риддлу отношения с гриффиндорками вообще не нужны.

Марджори посмотрела на свои блестящие ногти.

— У меня бы он быстро передумал.

Том подумал: а ведь старуха могла поменять его телами с Дон.

— Спасибо, — выдохнул он так, будто едва не оступился на крутой лестнице.

— За что? — она смешно вздернул брови.

— Ты только что сделала мой день лучше.

— Тогда пожалуйста, — Дон прищурилась, как бы говоря: «я не уловила в чем соль шутки, но это не мои проблемы». — Не забудь накинуть чары. И когда в следующий раз отправишься искать конспекты, надень очки. Они делают твой взгляд более женственным.

— Конечно, — буркнул Том, который любил оставлять последнее слово за собой. Однако чары незаметности он набросил.

* * *

Вызвав его по лягушачьей косточке, Макгонагалл сказала, только: «Буду ждать у Выручай-комнаты». Риддл не рвался получить выволочку. Он замирал, если где-то, пусть и далеко, раздавались шаги, на цыпочках крался мимо еще не заснувших картин, и, стоя у подножья лестницы, пытаясь подлатать потрепанное спокойствие. Ведь теперь получалось так, что и злость была наказуема.

Как только стена Выручай-комнаты сомкнулась за их спинами, Макгонагалл воскликнула:

— Неужели так трудно не бросаться темными заклинаниями?

— Я не колдовал, я просто представил себе…

— И ты считаешь, что это нормально? — впервые на его памяти она говорила так громко и грубо. — Я не знаю, кем нужно быть, чтобы лежа в кровати мечтать не о сне, а о том, чтобы кого-нибудь проклясть.

Риддл едва не выпалил: «Думаешь, твой Мильт перед сном воображает единорогов на радуге?»

— Это мое дело, не твое.

— Тебе нужна помощь.

— Да ну… — он ощерился. — Где же ты была со своей помощью, когда меня каждое лето отправляли к маглам, с их чертовой войной.

— Но война идет в Европе.

Он расхохотался хриплым лающим смехом.

— Министр же объяснил, — с такой серьезностью эти слова могла произнести только очень хорошая и правильная девочка, — что ситуация под контролем. У нас нет причин вмешиваться в магловские дела. Враг ведь не ступил на британскую землю.

— Им не нужно сюда ступать, они убивают нас с воздуха. Каждый день.

— Это невозможно.

О, ему был знаком этот взгляд «руки прочь от моего уютного мирка».

— А, ну ты же у нас маленькая наивная волшебница и можешь позволить себе роскошь не знать, что такое сирены и бомбардировщики, фугасы и «зажигалки», затемнение и…

— Будто ты знаешь!

— Знаю! — в голове перемкнуло, и Риддл перешел на крик. — Знаю, как это — до ночи ждать пересадки на вокзале! И гадать, будет ли налет! И знаю звук тревоги! И толпу, которая выносит на темную улицу. Жуткую улицу. А по небу расползается зарево пожаров, но улица кажется только чернее. И надо бежать в метро, под землю, которая подрагивает. И это пугает больше, чем гул и грохот, чем страх, что толкнут и раздавят. И когда чья-то рука хватает, уже все равно, куда она тащит.

Он наступал, она пятилась, пока слова, полные ярости, не приперли к стенке. Риддл сделал еще шаг, и собственное лицо оказалось слишком близко. Он почувствовал на щеке дыхание, частое, как у загнанного зверя, и отшатнулся, но говорить не перестал. Даже если бы захотел, он уже не мог замолчать.

— И я знаю, как воняет страх. Вокруг теснота и духота. Люди похожи на призраков. Слишком много темноты… Все, что можно, это прибиться к чужой семье и ждать, ждать…— голос запнулся, Том сделал глубокий вдох и сразу продолжил, будто слова не могли терпеть. — Я все-таки добрался до своего приюта. Они теперь на севере в глуши, где вроде как безопасно. Ни одного военного объекта. А на следующей неделе на краю деревни упал сбитый «спитфайр». Неудачно упал, топливный бак взорвался. В доме рядом выбило стекла, хозяина посекло осколками. Он умер от потери крови на собственной, мать ее, кухне. Безопасности нет нигде. И когда я смотрю на вас, таких слепых, самоуверенных, я хочу, чтобы на ваши головы тоже что-нибудь упало.

Риддл выговорился, и ему стало легко. До головокружения. Рядом возникло большое мягкое кресло, Том рухнул в него. Макгонагалл прижималась к стене, ей будто впервые влепили затрещину, и теперь она не понимала, как избежать добавки. Но Том слишком часто получал настоящие тумаки и пинки, чтобы ее пожалеть. Гриффиндорка закрыла лицо ладонями, растерла, потом взъерошила волосы. И вдруг уронила руки:

— Расскажи мне, что происходит в магловском мире. Все. В подробностях.

— Я уже наговорил на выговор.

— Я никому не скажу, что узнала обо всем от тебя. Обещаю.

— Зачем тебе? — Риддл подпер отяжелевшую голову кулаком. — Давай разбираться с нашей проблемой.

Он через силу поднялся и уставился на кресло. Вместо того, чтобы превратиться в стол с книгами, оно плавно перетекло в кушетку, на которой лежали подушка и одеяло.

— Перемещения забирают энергию, — произнесла мисс Благоразумие и Практичность. — Лучше сейчас разойтись, отдохнуть, утром обменяться телами и после уроков вернуться сюда.

Том хотел надавить на шею сзади, прогнать ощущение скованности в мышцах. Пальцы наткнулись на косу, и он затолкал ее за ворот мантии.

— Ты иди, отдыхай. Я выпью тонизирующего зелья и посижу, может, вычитаю заклинание, избавляющее от проклятий.

Макгонагалл топталась на месте.

— Про войну рассказывать не буду, — отрезал Риддл и уставился на кушетку, та подернулась зыбкой пеленой и перекинулась в узкую кровать.

— Я это поняла. Но ты выглядишь совсем плохо. Тонизирующее зелье может навредить…

— Не учи меня, как разбираться с проблемами.

Его слова отлетели от гриффиндорки, как ступефай от хорошего щита.

— И ты заметил, что проклятие может трансформироваться. Это нужно обдумать на свежую голову.

— Это нужно обдумать немедленно.

Точку в их споре поставила Выручай-комната, которая раз за разом предлагала Риддлу разные варианты мягкой мебели, пока наконец из пола не выросло королевское ложе размером с полкомнаты. Том отпрянул от него, будто от монстра, и сдался. Макгонагалл от всей души поблагодарила. В ответ свечи на секунду загорелись ярче, а потом по одной начали гаснуть. Камни разомкнулись, выпуская гостей в холодный темный коридор. Наверно, Риддл мог бы остаться, но он не чувствовал, что комната считала его своим, а попрошайкой быть не хотел.

* * *

Говорят, что только хаффлпаффец может дважды за день совершить одну и ту же ошибку, но Том опять забыл набросить чары незаметности. И снова попался. Пайк заступил дорогу. На последнем отрезке пути к башне Том почти спал на ходу, так что на секунду ему показалось, что дружок Макгонагалл выскочил из-под пола.

— Где ты пропадала?

— А… — Том заморгал, тряхнул головой, потер глаза.

— Ты была с Риддлом?

— Не дури. Между нами ничего нет.

Пайк стоял в проеме, который вел к башенной лестнице. Проем был достаточно широким, Том мог обойти гриффиндорца, не коснувшись, но никак не мог решить, слева или справа. А может, вообще призвать на помощь магию и перепрыгнуть, и подняться в башню по воздуху. Вот только где взять сил?

— Тогда где ты сейчас была? Я твой парень, и я имею право знать!

— Не ори, или хочешь, чтобы сюда сбежался весь факультет? Поговорим завтра.

— Я хочу сейчас! — у него все таки хватило ума перейти на полушепот.

— А я хочу спать, — Риддл шагнул влево, хотя со стороны это, скорее всего, выглядело так, будто он качнулся. Второй шаг Том сделать не успел Пайк преградил путь, снова поставив перед выбором, куда метнуться: вправо, влево или все же вверх.

— Я думал, ты — честная, не такая, как всякие вертихвостки, которые флиртуют со всеми парнями подряд. Я уважал тебя, относился, как к своей будущей невесте, но а ты… ты… путаешься со слизеринцем, об вас уже все говорят...

Том хмыкнул: «Что, больная тема?», и отключился от унылого нытья, сосредоточившись на магии. Она пробуждалась медленно, и Риддл ее прекрасно понимал, и готов был уговаривать нежно, будто любимого ребенка. Гриффиндорец замолчал, но не успел Том подумать «наконец-то!», как Пайк тычком впечатал его в стену.

— Что, тебе такое обращение нравится? — промычал он скорее обиженно, чем зло. — Теперь ты будешь меня слушать.

И навалился. Риддл ткнул его в глаз, и когда Пайк дернулся, боднул лбом. Попал в челюсть, считай, без вреда, но зато отвоевал еще немного пространства. И смог ударить коленом в пах. Скуля, Пайк отвалился, согнулся, но не упал. Том отбежал, недалеко, привязанной яростью к врагу, будто короткой резинкой. Она тянула его обратно. Подскочить, свалить ударом, допинать ногами. Но инстинкт не дремал: Пайк мог собраться, дать сдачи, а даже крепкая девчонка… Палочка уже была в руке… В драке с парнем… Вспыхнул ступефай. Пайк рухнул и замер. Том как раз закончил свою мысль: «...Не выстоит». Кровь в висках грохотала, оглушая, как водопад. Пауз между вдохами и выдохами почти не было. Риддл выпустил палочку, но не расслышал, как она упала. Пересохшими губами он прошептал короткое ругательство, потом еще одно и еще одно, вклинивая их между вздохами. Вспоминая все подряд нелепые и грязные, детские и взрослые, длинные и короткие. Дрожащие руки зашарили по сторонам, убеждая перепуганный разум, которому мало было глаз, что вокруг пустота. Том не мог сказать, сколько прошло времени прежде чем он смог без пауз выдать «чтоб тебя черти трахнули, сожрали и высрали в самую глубокую выгребную яму ада». Он сел на пол, нашарил палочку. Хотелось хлестнуть по стене заклинанием, но Том пожалел магию, пусть и не свою, ей ведь еще предстояло тащить тушу Пайка в башню.

* * *

Гриффиндорца он бросил на ковер в гостиной, поручив львиным мордам на камине приглядывать за придурком. В спальне Риддл упал на кровать лицом вниз, с одной лишь мыслью — уснуть прямо так. Жаль, нельзя. Он перевернулся на спину, потер лоб, поморщился от легкой боли: если не наложить заклинание, утром будет синяк. Только сначала нужно было покончить с неприятным делом. Он коснулся значка старосты:

— Твой парень распускал руки, и я его ударил.

— Что? Мильтон не мог…

Голос Макгонагалл звучал слабо, и расстояние сглаживало эмоции, но Риддл легко мог представить, сколько недоверия было там изначально.

— Приревновал, с кем не бывает. Учти на будущее, — он широко зевнул, глаза закрывались сами собой.

— Риддл, я верю, у тебя есть причина, чтобы так остро реагировать на прикосновения, но что бы с тобой ни случилось, это не дает тебе права врать.

— Я не вру, — Том сел, рука сгребла ткань мании, сжала в кулаке вместе со значком. — И нет у меня никакой острой реакции.

— Есть. Тебе нужно с собой разобраться, а не бросаться на людей и потом поливать их грязью. Я не верю, что Мильтон мог тебя обидеть.

— Ну и дура.

Значок нагрелся, Риддл разжал кулак. Макгонагалл тоже замолчала, жаль, ненадолго.

— А ты бы на моем месте кому поверил? Своему товарищу или…

— Слизеринцу, — Том бы с радостью бросил упрек ей в лицо. — Вы, гриффиндорцы, лицемеры похуже нас.

— Не слизеринцу, а тебе. За эти три дня я близко тебя узнала и составила свое мнение.

— Да пошла ты, Макгонагалл! — Том заорал с такой силой, что лягушачья косточка начала обжигать кожу.

Том выпустил значок, но ярость шипела и будто брызгала раскаленными каплями: «пошла ты из моих мыслей, из моего тела, из моей жизни!» С такой силой можно докричаться и до самого ада, а проклятие было намного ближе. В этот раз темнота не накрыла и не окутала. Она вмазала пудовым кулаком.

Голова трещала зверски. Зелья не помогли, всю первую половину дня Риддл ходил, будто оживший труп. Макгонагалл тоже выглядела паршиво, но Том не спросил, как она. Нет, пусть заговорит первой. К обеду зелья все же подействовали, и Риддл почувствовал себя человеком. Он провел в гостиной собрание для первого и второго курсов, тут и лягушачья косточка активизировалась:

— Моя тетя прислала ответ. Они с подругой будут ждать нас в пять на чай.

Том дослушал жалобу Гойла на Крамли из Равенкло, пообещал разобраться, устроился в кресле напротив камина и только тогда ответил:

— Хорошо. Ты идешь Выручай-комнату? Мы успеем просмотреть пару монографий по проклятиям.

— У меня сейчас свидание с Мильтоном.

— Надеюсь, не в уединенном месте.

— Вот это тебя не касается.

Риддл метнул в огонь злобную искру, и тот заплясал веселее, хотя в оранжевой гриве появился зеленоватый блеск. Не будь Том повязан с гриффиндоркой проклятием, он бы ради нее и пальцем не пошевелил, но он был. Ругнувшись про себя, Риддл выбрался из кресла.

Поисковое заклинание, настроенное на другую лягушачью косточку, привело в небольшой уголок, в котором профессор травологии устроил садик. Как предсказуемо. Все парочки Хогвартса ходили сюда миловаться среди гибискусов и «рождественских звезд». Макгонагалл почувствовала его заклинание и стояла, поджав губы, будто недовольная старушка. На ее локте висела корзинка с темно-красной, почти черной черешней. А вот это уже было оригинально.

— Надеюсь, ты наколдовала ее сама, деньги можно потратить на что-то получше.

— Что тебе нужно, Риддл?

— Хочу подстраховать тебя на случай, если ваше свидание пойдет не по плану.

Она уставилась на него, как на допросе.

— Ты беспокоишься за мое тело или боишься, что я разболтаю Мильтону наш секрет?

— И то и то, — ответил Том.

Все же в честности была своя привлекательность.

— И не скучно тебе будет просто торчать поблизости?

— А я учебники с собой взял, — он хлопнул по школьной сумке.

Она собиралась что-то сказать, но в конце коридора нарисовался Пайк. Застыл на секунду и тут же крикнул:

— Ты опять?

Старосты отпрянули друг от друга, и напрасно, ведь так делают только те, кому есть что скрывать. Пайк состроил оскорбленную рожу, естественно, без синяка, — и подошел.

— А я, дурак, решил, что ты больше не будешь так себя вести. Еще виноватым себя чувствовал за то, что вчера пытался насильно тебя поцеловать.

— Поцеловать? — ее глаза нехорошо сверкнули.

— Большего я бы себе не позволил. Я же не слизеринец какой-то. Но, видимо, хорошие парни тебе не нравятся.

Том даже комментировать не стал. Пусть идиот сам себя закапывает. Лицо Макгонагалл мрачнело на глазах.

— Между мной и Риддлом нет никаких романтических отношений.

— Ну поклянись еще в этом.

— Зачем? — в ее голосе звучало искреннее непонимание. — Разве моих слов недостаточно?

— Все вокруг вас обсуждают. На его факультете, — он мотнул головой в сторону Риддла, — небось уже ставки делают, залез он к тебе под юбку или нет. А если нет, то когда залезет.

Том кивнул скорее своим мыслям: «Ну да, наши могут».

— Почему ты слушаешь их, а не меня? Я твоя девушка.

— Даже не знаю, моя ли ты девушка… Моя девушка не стала бы липнуть к слизеринцу…

— Вот так ты на меня смотришь, — заметного разочарования в ее лице не было. — Тогда нам лучше разойтись.

Пайк захлопал глазами, но опомнился и выпятил подбородок.

— Что ж… Но я все равно должен перед тобой извиниться. Я не должен был вести себя грубо.

— Мне не нужны твои извинения, — Макгонагалл уперла в него немигающий взгляд. — И если ты обидишь любую девушку, не важно, порядочную или нет, я задам тебе такую трепку, что вчерашняя покажется дружеской беседой.

Воздух всколыхнулся, листья растений вздрогнули, цветы качнулись.

— Ну и ладно… Только не пытайся вернуться ко мне, когда он тебя бросит.

Он по-прежнему строил из себя оскорбленного героя, и, к сожалению, не видел, как нелепо выглядит со стороны. Как праведник грешнику он бросил Риддлу:

— Удачи.

Том ответил улыбкой, в которую вложил непристойный жест. Пайк послание прочитал, в глазах мелькнула злоба. Пока он колебался — врезать или не врезать, Риддл собрал в ладони магию для смачного ступефая. Гриф отступил. Стоило его презрительно выпрямленной спине скрыться за поворотом, Том произнес:

— Наше счастье, что он полный идиот. Хотя понять его можно… Кстати, угостишь черешней?

Макгонагалл придвинулась и чуть приподняла корзину.

— Ты был прав, а я сделала поспешные выводы, потому что не захотела разбираться.

Риддл сунул в рот две ягоды, они были сладкие, сочные, и без косточек.

— Вкусная черешня, из чего ты ее наколдовала?

— Из картошки, — буркнула Макгонагалл.

— Я бы взял репу, — Том усмехнулся краем рта. — У нее более податливая структура.

— Я вообще-то пытаюсь перед тобой извиниться, — она перевесила корзину на другую руку.

— И я не собираюсь облегчать тебе задачу, — он самодовольно прищурился.

— Как же ты неподражаем в своей заносчивости.

Ее тон будто бы укорял, но Риддл не чувствовал себя задетым. Он горделиво приосанился, всем своим видом говоря: да, я такой.

— Ты принимаешь мое извинение? — спросила Макгонагалл.

— Тебе это важно?

— Да.

Он впервые обратил внимание, что в ярком свете ее серые глаза казались очень светлыми, будто лучистыми. Даже за стеклами очков.

— Тогда принимаю. А теперь мы пойдем в Выручай-комнату? В одном сборнике было упоминание о заклинании, способном вернуть проклявшему его чары. Хочу поискать больше информации.

— Да, только мне нужно отдать тебе одну вещь.

Она вытащила из кармана мантии чуть сплющенный глиняный кружок размером с монету. На поверхности были тщательно выдавлены защитные знаки.

— Это тебе от Крикли в благодарность.

Макгонагалл надеялась, что он обрадуется. Ох уж эти гриффиндорцы, всегда готовы поверить, что в глубине души любой темный маг грезит о зайчиках и ромашках.

— Это точно не самый лучший защитный амулет всех времен.

— Но он подарен от чистого сердца. За хороший поступок. И хотя я не одобряю обман...

— Ты уже отругала меня за то, что я сунулся со слизеринскими методами в твое гриффиндорское королевство.

Лицо Макгонагалл стало таким, будто она кусала изнутри губу, но сдаваться было не в ее характере.

— Твоя ложь помогла Крикли, так что спасибо тебе от него и от меня.

Риддл не стал ломаться и взял амулет. Ведь чем быстрее они покончат с сантиментами, тем быстрее засядут за книги и за черешню.

* * *

— О, девушка, как славно ты цветешь весенним днем. Резвись, играй, но сорвать не дай цветок в саду своем, цветок в саду своем… — твердил Риддл, наверно, в сотый раз.

Вокруг шумела ярмарка, особенно говорливая, яркая и беспечная в свой последний день. Том накинул чары незаметности, однако балаганщики его видели. Кто-то посмеивался, кто-то понимающе улыбался, карлик, присматривающий за гиппогрифами, даже пожелал удачи.

Значит, не врала госпожа Глория Кук, когда говорила, что призвать чертову старуху можно, если спеть «Плач девы» без последнего куплета. Бабуля обязательно откликнется и закончит песню. Конечно, если будет поблизости, но в последний день она всегда посещала ярмарку.

Риддл и Макгонагалл разделились и с самого утра напевали проклятый «Плач», но пока не везло ни ему, ни ей. И хотя Том не делал ничего трудного, он устал как собака. Поднимались вверх деревянные кабинки невидимого колеса обозрения, скакали по кругу расписные лошадки, взлетали вверх качели… Люди спешили от одного аттракциона к другому. И замереть, когда всё вокруг двигалось, было сродни маленькой смерти. Риддл побрел дальше, бесясь, кляня, и все же бормоча:

— О, девушка, как славно ты цветешь…

Его перебил голос Макгонагалл:

— Иди ко мне…

Том тут же схватился за свой значок:

— Она отозвалась?

— Нет, но я встретила тетушку и Глорию. Они тоже здесь, на ярмарке…

«Поглазеть пришли, любопытные сороки», — подумал Том и нетерпеливо перебил:

— И что?

— Они подсказали мне одну идею. Так что скорее иди сюда.

Нить поискового заклинания потянула его на западный край ярмарки. Риддл обошел красный шатер, разрисованный головами горгон, и увидел деревянный помост. Докерси, пухлый шестикурсник из Равенкло, читал балладу. Какую именно, разобрать было трудно: то чтец запинался, то его прерывали смешки и выкрики из толпы. Людей перед помостом собралось немного — компания взрослых парней и девиц, да человек десять из Хаффлпаффа. Барсуки всегда первыми приходили на любое веселье, будто у них было на него чутье, как у нюхлера на золото. Заклинание подсказало, что Макгонагалл стоит справа от помоста, в стороне от толпы. Даже дурак догадался бы, что она задумала. Том решил, что скорее сожрет скручервя.

Стоило сунуться поближе, как у его локтя возникла рыжеволосая девчонка с лотком зачарованных шариков. Видимо, их заправили всякой гадостью. Том отказался, а вот хаффлпаффцы взяли сразу полдюжины. Поисковое заклинание рассеялось, и почти сразу он различил Макгонагалл сквозь серый морок.

— Я не пойду туда позориться, — процедил Риддл.

— Я пойду с тобой, вместе не так унизительно, — утешила она.

— Хочешь, чтобы нас окончательно поженили?

— Думаю, нас не только поженили, но уже наделили кучей детишек, отсыпали коварных измен и бурных ссор, которые привели к драматичному убийству со счастливым воскрешением в конце. Но когда мы разрушим проклятие и перестанем общаться, все слухи сойдут на нет. А вот если мы его не снимем…

Ей не нужно было продолжать, Том и так понимал, что если не избавиться от проклятия, то все эти «тили-тили тесто» покажутся ему безобидным детским лепетом.

Похоже, выступление судили три старых закопченных горшка, которые сейчас побрякивали крышками, и, кончено же, толпа. Еще несколько гриффиндорцев закупились шарами. Докерси это видел, и до последнего отодвигал финал своей баллады. Как только он замолчал, горшки извергли потоки отвратной зеленой жижи. На помост полетели шары. Ударяясь, они взрывались, разбрасывая жаб, слизней, тритонов и яйца ворон-вонючек. Докерси со сцены будто сдуло, но, кажется, в него все-таки что-то попало. Впрочем, вся гадость быстро растаяла. На сцену вскочил зазывала в цилиндре с белыми крыльями и принялся уговаривать побороться за ценный приз — зелье удачи.

Толпа росла, студенты одной из самых достойнейших школ магии и колдовства никогда не проходили мимо возможности поулюлюкать, позубоскалить и чем-нибудь пошвыряться.

— Прекрасные леди и отважные джентльмены, не может быть, чтобы среди вас не было никого, кто мог поразить нас своим талантом. Я вижу на ваши лицах печать Аполлона и его девяти Муз…

«Сейчас или никогда», — решил Риддл и бросил:

— Идем.

Помост оказался выше, чем он думал. Том будто вознесся над толпой, которая превратилась в мелкое озерцо из лиц. Где-то, позади всех, он вроде бы заметил двоюродную тетушку Макгонагалл и ее тощую подругу. Блондинка-хохотушка из первого ряда крикнула:

— Пришли показать нам совместный проект?

— Нет, будем спасать честь школы после Докерси.

Ответом ему был громкий хохот. Равенкловцы могли сильно достать своим занудством. Риддл повернулся к Макгонагалл и в который раз начал:

— О, девушка, как славно ты цветешь…

Она захлопала в ладоши, задавая ритм, и когда его голос окреп, нащупал правильную интонацию, запела вместе с ним, отзываясь с задором и легкой хитрецой, как ведьма, что в любой момент могла вывернуться из самых крепких объятий и умчаться плясать на лунном луче.

— …Но сорвать не дай цветок в саду своем, цветок в саду своем…

Заиграла флейта, теснее сплетая их голоса. Риддл сделал шаг, приглашая на танец, Макгонагалл подалась навстречу и тут же назад.

— …Промолвит тот, кто сорвал цветок, увяла на беду…

Они кружили, то сближаясь, то отдаляясь, ни разу не сомкнув рук, но держась друг за друга взглядами.

— В саду юнец садовник был, мне три цветка принес: чабрец, пион и фиалку… и букет из алых роз…

— …И букет из алых роз…

Ее голос почти упал до шепота, флейта зазвучала тише, будто боясь разбередить до конца не зажившую рану. Они остановились, боясь посмотреть на притихшую толпу. И вдруг:

— От алых роз я откажусь, пусть ива в тишине глядит в края, где любовь моя не помнит обо мне...

Старуха стояла совсем рядом, Том мог различить частички мха на ее веках. Он сбежал по ступеням, но тварь в один миг переместилась к шатру с горгонами. Макгонагалл крикнула: «Стой! Подожди!» — то ли в мыслях, то ли вслух. Риддлу некогда было разбираться, он преследовал врага.

Ярмарка отдалилась. Он будто бежал мимо киноэкрана, на котором сменялись зыбкие серые образы. Саму старуху Том давно потерял из виду, но она оставляла следы — красные расплывчатые пятна в воздухе. Люди происходили сквозь них, как призраки. И крыша у Риддла порядком сдвинулась, раз уж он решил, что магия более реальна, чем существа из плоти и крови.

Край одного из старушечьих балахонов мелькнул в дверях наспех сколоченного из фанеры Дворца кривых зеркал. Том забежал внутрь, отражения будто набросились на него. На секунду Риддлу показалось, что они его раздавят. Хорошо, разум опомнился раньше, чем рука схватилась за палочку. Том побежал, уворачиваясь от красных клочков, паривших в воздухе. Только вперед, только вглубь зеркальных коридоров. И десятки, а может, уже и сотни Риддлов бежали вместе с ним. В голове пронеслось: этому не будет конца. Но уже следующий шаг он сделал по мягкой земле, покрытой опавшей листвой. Том обернулся. На месте лабиринта смыкали ряды старые кряжистые дубы.

— Что, милок, догнал, а дальше?

Он оглянулся назад. Старуха расселась в кругу бледных поганок, которым какое-то нечестивое чудо помогло протянуть до конца октября.

— Доброго здравия вам, матушка.

— Смотри, какой вежливый стал, аж душа радуется, — она достала из рукава дымящуюся трубку и затянулась.

— Я усвоил ваш урок, — сказал Том. — Впредь я буду более милосерден и уважителен…

Она выдохнула, облако темного дыма все росло и росло, пока не скрыло ее голову и часть груди. Из этой тучи послушалось скрипучие хихиканье.

— Да на кой мне сдалось тебя перевоспитывать. Я против честных мерзавцев ничего не имею, а вот кого не люблю, так это пустозвонов. Назовутся темными магами, а сами один козий пук.

Том сделал вид, что собирается с мыслями. На деле он пытался обуздать злость.

— Будь ты тем, кем себя считаешь, то давно бы решил проблему.

Дым не рассеивался, наоборот, становился гуще. Хотя из трубки, которую старуха держала на отлете, поднималась лишь тоненькая струйка.

— Как бы я мог ее решить? — осторожно спросил Том.

— Да убей ту девчонку, и все. Ясен день, если нет второй души, нет второго тела, то и обмена нет.

— Вы надо мной смеетесь?

Она, правда, снова захихикала.

— Так и знала, что кишка у тебя тонка. Нет, милок, если хочешь спокойно колдунствовать свои темные дела, то придется замараться. Раз сам не смекнул, я выберу за тебя. Мое проклятие отстанет, когда ты перережешь девчонке горло. Сам. Ножичком. Без всякой магии.

Риддл не для того днями и ночами учился магии, чтобы позволять кому-то за него решать. Он взмахнул рукой, бросив ловчее заклинание, но светящаяся сеть распалась, едва коснувшись облака дыма. Земля ушла у Тома из-под ног и он свалился на дно ямы. Тело пронзил холод. Первая мысль была — он упал в воду, но нет, он барахтался в вязком сером тумане, тяжелом, как мокрые одеяла. Кое-как Риддл встал на колени, нашарил стенку ямы, она походила на склизкий хлебный мякиш. Рука погрузилась по локоть и не нащупала ни одного корня. Не выбраться. Том отпрянул. Задрал голову, увидел кусок далекого серого неба. Озябшими пальцами он нашарил палочку, еще ладонь ощутила что-то теплое. И вместе с палочкой он вытащил амулет Крикли, который излучал слабое сияние.

Туман подался назад, Риддл смог встать. Он поднял руку с амулетом над головой. Свет будто вернул ему способность думать. Он вспомнил, что умеет левитировать. Надо было только направить магию. Ничего не получилось. Амулет тускнел, а что еще ждать от работы первокурсника? Туман выпячивал слепые отростки и вздувался пузырями. Риддл перевел взгляд на небо, снова потянулся к дару, но магия съежилась, будто догорающий огонек. «А что ты от нее хочешь, — шепот доносился отовсюду и ниоткуда, — ты сам сломал ей крылья. Тот, кто сердцем выбрал аваду кедавру, к небесам уже не поднимется». Риддл пытался еще и еще, в отчаянии стискивая зубы и глотая слезы. Холод все-таки бросил его обратно на колени. Он посмотрел на палочку, та будто сажей покрылось, амулет в другой руке едва теплился.

Сколько у него осталось попыток: одна две… «Твоя яма слишком глубока, чтобы тебя вытащил один маленький хороший поступок», — издевательски прошамкали у него за спиной. Том не посмел обернуться. Он смотрел на амулет, глаза даже не щурились. Время истекало. Он искал чувство, которое вернуло бы магии крылья, но у него была лишь злость, а злости тьма не боялась.

И тут на голову шлепнулась веревка. За краем ямы маячила Макгонагалл и что-то орала. Риддл сунул палочку в карман, сжал зубами амулет, и обеими руками ухватился за веревку, та взмыла вверх так резко, что у него чуть плечи не выскочили из суставов. Приземление вышло жестким, однако Том был рад встрече с твердой неподвижной почвой.

— Почему ты никогда меня не слушаешь, — зудела над ухом Макгонагалл. — Ты самоуверенный идиот. Упрямый слизеренец.

Она наложила на него чары. И хотя кожу закололо, тепла Риддл не ощутил.

* * *

Не согрелся он и в Выручай-комнате, пусть и сел чуть ли не у самого камина, прислонившись спиной к массивному кресло. Перед глазами пылал огонь, а душа не могла выбраться из ямы. Часы, дни и месяцы он оттачивал свой дар, но все равно остался жалким магловским выродком. И тогда какой смысл в его жизни?

— Эти пожиратели темной магии напоминают мне моих кузенов. Они как-то точно так же ели спагетти. Ты ел спагетти?

Макгонагалл упорно его тормошила, говорила о каких-то глупостях и требовала ответа. Он с неохотой открыл глаза и огляделся. Выручай-комната укутала его в расшитое разноцветными нитками одеяло. Волшебная ткань забирала старушечье колдовство, нити набухали, а потом отваливались, их всасывали пушистые комочки света, похожие на птенцов.

— Ты вообще какую еду любишь?

— Никакую.

— Такого быть не может, — заявила Макгонагалл, но прежде чем она продолжила пытку беседой, Риддл спросил:

— Зачем ты меня спасла? Ты могла бросить меня там, меня бы никто не искал, а твоя жизнь стала бы проще.

— Я не думаю, что жить с трупом на совести будет просто, — она села рядом с ним.

— Никогда не понимал тех, кто вместо того, чтобы спасать себя, рискует жизнью ради других.

— Но это самая логичная вещь на свете. Я помогу тебе, кто-то поможет мне. И если все мы будем поддерживать друг друга, а не топить, то рано или поздно мир станет не таким злым, и жить в нем будет намного приятнее. Я лично хочу жить приятно.

— Как же это наивно, — Том затрясся, будто внутри образовалась еще одна холодная лакуна. Он крепче обхватил свои колени.

— Тебе нужна передышка. Давай поменяемся телами. Ты сможешь перекинуться в кошку и свернуться в клубок. Когда мне плохо, я всегда так делаю. Кошачий клубок — самая самодостаточная поза на свете.

Она говорила серьезно, однако Риддл ощетинился. Он не предложение помощи видел, а подвох.

— И твой нос утыкается под хвост.

— Мой нос, — эти слова она произнесла тоном чопорной дамы, — упирается в мою заднюю лапу, а хвостом я его накрываю.

— Сложно было научится анимагии?

— Не очень, но вам, парням, она дается тяжелее. Вы стараетесь перевоплотиться не в свою форму, а в кого-нибудь сильного, горделивого, опасного, — она поджала под себя ноги, устраиваясь удобнее.

— А какая ты кошка?

— Не знаю, я ведь вижу не как человек.

— Можешь показаться мне?

В другой ситуации Макгонагалл бы отказала, но сейчас она встала и, даже мантии не скинув, зашла за его кресло. Риддл навострил уши, и вроде бы что-то услышал, будто сквозняк пронесся. С другой стороны кресла вышла небольшая гладкая серая кошка в черную полоску.

— Впечатляет, — Риддл был завистливым слизеринцем, но даже он ценил настоящее мастерство.

Макгонаналл села, обернув хвост вокруг лап, и уставилась знакомым немигающим взглядом. Том высунул руку из-под волшебного одеяла. Выручай-комната вложила в ладонь бумажный шарик. Риддл пошуршал им. Кошачьи уши дернулись вперед, а желтые глаза расширились. Тело слегка сменило позу, хвост заелозил по ковру. «А если швырнуть комок в камин, — подумал он, — что победит, кошачьи инстинкты или ее разум?» Он кинул шарик в сторону двери. На секунду Макгонагалл привстала на лапы, но тут же плюхнула задницу обратно. Ее глаза негодующе вопрошали: и это лучший ученик Хогвартса? Будущий великий маг? И вообще взрослый колдун?

Риддла разобрал смех. Он хохотал и никак не мог остановиться. Уже и слезы брызнули из глаз, и в горле запершило, и в груди заболело. Пожалуй, только мочевой пузырь не подвел. Том отфыркивался, вытирал лицо, вдыхал, говоря себе: теперь точно все. А потом глуповато хихикал от своих же мыслей.

Нет, такие моменты точно нужно вырезать из памяти — и своей, и тем более чужой. Потом он придумает, как уговорить Макгонагалл забыть эту его истерику… Слова старухи пронеслись сквозь его мысли, словно призрак: ты перережешь девчонке горло. Сам. Ножичком. Без всякой магии. И смех как отрезало.

Ночью ярмарка уехала. Пустой луг выглядел нетронутым. Морозец выжал из воздуха всю влагу, и она сахарно-белой изморосью осела на еще зеленую траву. Том прошел через луг, высматривая хотя бы какой-то след. Ему нужно было в Запретный лес, к озерцу, которое пользовалось славой бездонной глотки, ничего не возвращавшей обратно, он сделал крюк, чтобы потянуть время. Но решить проблему нужно было днем, пока в школу не вернулся Дамблдор.

Риддл сунул руку в зачарованный карман, где обычно держал палочку, нервно коснулся ножика Пайка. Гриффиндорец подравнивал им прутья своей метлы. Том давно усвоил важный урок: если собираешься нарушать правила, позаботься о том, чтобы рядом был козел отпущения. Пока его план работал. Риддл обеспечил алиби себе, уговорил Макгонагалл встретиться, вырубил ее бывшего и спрятал, незаметно выскользнул из Хогвартса… Но на душе было неспокойно.

Когда он вернет себе право быть темным магом, то найдет самые страшные и могущественные гримуары, освоит их мудрость, и тогда больше никто никогда его не заколдует.

В лесу было холоднее и темнее, но у заклинания направления был длинный хвост. Он слабо освещал тропинку. Риддл не добавил люмос, не хотел беспокоить лес лишней магией.

Том был готов к тому, что в последний момент гриффиндорка заподозрит неладное. Она ведь умная. Но Магонагалл пришла. Она стояла у кромки, зачарованная чернотой озера, в которое будто вылили ночь. Том сжал ножик. Правую ладонь уже согревало заклинание для защиты от брызг. «Грязная работа», — так сказала старуха. Он ей это припомнит.

Макгонагалл отвела взгляд от воды.

— Я говорила тебе, что сегодня мы пойдем к профессору Дамблдору, но что, если мы немного подождем?

— Зачем? — спросил Том, холодея.

Он только сейчас понял, что придется подойти к ней совсем близко. Возможно, даже скрутить.

— Мы читали про заклинание, которое может обратить проклятие против наславшего.

— Только в одной книге, — он сделал шаг, и еще один.

Нет, она должна догадаться. Увернуться. Дать отпор. Убежать.

— У нас осталось еще куча непрочитанных.

Серая хмарь размывала черты ее лица, но Риддл чувствовал прямой немигающий взгляд. Вот сейчас. Сейчас она поймет, выхватит палочку. И что тогда? Его ждет Азкабан? Он обхватил нож, который никак не хотел нормально ложиться в руку. Может, отступить? И лишиться темной магии. Она — самая могущественная сила на свете. Вот только против настоящих чудовищ она не работает, она их кормит. И сейчас Том убьет единственного человека, который может научить, как бороться с жадной голодной тьмой.

И ножик по красивой дуге полетел в озеро. Вода громко хлюпнула. Не инстинкт швырнул его, усмотрев более надежный путь выживания, а сам Том Риддл. Он напрягал глаза, разглядывая круги на воде, лишь бы не смотреть на Макгонагалл. Он понял, что уже где-то на минуту задержал дыхание и выдохнул.

— Почему ты не убегаешь?

— У тебя есть еще один нож?

— Нет. Ты меня сдашь? За попытку убийства.

— Я бы не назвала это попыткой.

— Я твоего бывшего оглушил, — откровенность претила слизеринцу, но он должен был вытрясти из нее хоть какую-то реакцию. — И запер.

— Приведи его в чувство и выпусти. До ужина. Мильтон расстраивается, когда пропускает еду.

— Ты нормальная? — Риддл не выдержал и повернулся.

Она все еще стояла рядом.

— Не могу сказать с уверенностью. Особенно после того, как я придумала одну безумную затею. Я хочу связать все в одно целое: войну, наше проклятие, нашу магию, спасение других и спасение себя. Старуха должна получить свое проклятие обратно. Но без тебя мне не справиться. Рискнешь ввязаться в такую авантюру?

— Пожалуй, ради того, чтобы поставить на место заносчивую каргу, я готов спасти несколько жизней. Ты, правда, хочешь водиться со мной?

— Рядом с тобой хорошо думается, а думать я люблю. И ты очень любопытный, намного любопытнее, чем кажешься на первый взгляд.

— Тогда сегодня готовимся к практической по зельям, а завтра снова за книги?

— И проект. С тебя все сноски.

— Все? — возмутился Риддл.

— Ты же пытался меня убить, — она с очень самодовольным видом поправила очки.

Вот поэтому гриффиндорцам нельзя было общаться со слизеринцами. Слишком хорошо красно-золотые схватывали всякие хитрости.

— Ладно, договорились.

Том протянул ей руку. Минерва оценила подтекст этого жеста и бережно пожала ладонь Риддла.