Друг семьи (джен)

Он поднимает палочку для того, чтобы убить. Или, может быть, он просто произнесет Инкарцеро? Чтобы позже сдать меня аврорам, обеспечив мне пожизненное бесплатное питание в Азкабане. Моя реакция мгновенна и удивительна. Я вот от себя ничего подобного не ожидал. Бросаю вокруг несколько взрывных проклятий, а потом...

— Авада Кедавра! — сам удивляюсь, что произношу это.

Спустя четыре года я так и не смог понять, почему все вышло именно так, а не иначе. Впрочем, я не пойму этого никогда. Есть вещи неосознанные, искать в них причины, следствия, разгадывать их сокровенный смысл — прямой способ обеспечить себе мигрень вкупе с бессонницей.

Я и не искал. Просто удивлялся. Как удивлялся я и той унылости, которой пропах мой дом. Наверное, именно после того утра первого ноября я и перестал верить. А так же радоваться, смеяться, строить планы на будущее... Тем не менее, оно было. Будущее. Вернее, постепенно я понимал, что настоящие никуда не уходит. Значит, оно — настоящее — это будущее в прошлом.

И в этом настоящем я был невыразимцем, кавалером Ордена Мерлина и просто хорошим человеком. Холостым, к тому же. Сам я себя считал в меру уродливым, и потому все кокетливые взгляды девиц воспринимались мной исключительно, как извращенное издевательство. Позже я пойму, что их интерес был скорее меркантильным. Как же, герой войны, тогда еще Первой Магической, сотрудник секретного отдела и обладатель почетной медальки.

Жил я неплохо. Квартирка в центре Лондона — маленькая, но я и сам небольшой. Зарплаты вполне хватало на качественный коньяк и неплохие обеды с доставкой из маггловской пиццерии. Даже оставались еще галеоны в ячейке. В порывах ничем не объяснимого альтруизма, встречая в Министерстве Артура Уизли, я даже подумывал перевести сотню галеонов в его ячейку анонимным платежом. К счастью, такие мысли приходили мне в голову редко, я бы сказал — по случаю особенно глубокой депрессии. Происходили такие приступы меланхолии у меня нечасто.

В целом, жизнь моя была скучной и до боли обыденной. Так живет большая часть магглов и магов. Друзей у меня не было, да я и не стремился ими обзавестись. Слишком это по-детски. Дружба навек — в такое верят только младшекурсники Хогвартса. И то не все. Имелись у меня приятели — мои же коллеги. Самым адекватным из них значился Крокер. Остальные на своей невыразимости с ума посходили.

Я знаю, что вы хотите спросить. Не нужно. Я ничего не чувствовал после смерти Джеймса и Лили, Сириуса... Нет, поначалу мне было страшно. Когда Волдеморт исчез, а мы остались. Но день спустя исчез и страх. Я был на похоронах Поттеров, даже всплакнул, вспоминая школьные годы. Ведь тогда, в школе, я верил в безоблачное счастье, ждущее нас в будущем. Был я как и все — наивным идиотом.

Теперь наивность прошла, насчет идиотизма — не уверен. Безоблачное счастье менее реалистично, чем возможность изобрести контрзаклятие к Непростительным. Это я понял рано. Хотя позже, чем было необходимо.

Идея навестить Поттера пришла мне в голову спонтанно. Крокер воспевал дифирамбы своей уродливой беременной жене, которая и до своего "недуга" не была красавицей, а теперь же перекатывалась из стороны в сторону, выпятив свой огромный живот. Мне еле удалось отговорить Крокера делать меня крестным своего еще нерожденного сопляка. Я два дня доказывал ему, что подобным решением он совершит ужаснейшую ошибку. Крестный? Я? Тот, кто должен заменить родителей, в случае их смерти? Я — воспитывающий чужого мальца? Такое только в страшном сне могло присниться!

Крокер, вроде бы, понял мою позицию. Хоть и обиделся немного. Ничего, он добрый малый, долго обижаться не будет. Зато ни судьбу, ни психику своему отпрыску не испортит.

Не могу сказать, как в моей голове возникла параллель между беременной миссис Крокер и Лили Поттер. Но она все же возникла. Вспомнилась мне такая же неуклюжая Лили, которая как-то в глубоко беременном состоянии чуть с лестницы не свалилась! Если бы я ее тогда за локоть не ухватил, возможно, не было бы всей этой истории с падением Темного Лорда. Пал бы Мальчик-Который-Выжил, даже не успев родиться.

Любопытство — ужасная вещь, мой мучитель. Позволите мне вас так называть? Оно ни разу не привело меня ни к чему хорошему! И тот злосчастный случай в 1985 году не был исключением.

Никогда не интересовался биографическими подробностями Лили Эванс, а потому я не имел ни малейшего представления, где буду искать ее сестру. Но поиск сына Джеймса Поттера стал на время моим смыслом! Я снова жил и не чувствовал угнетающего одиночества, которым пропахла моя холостятская квартирка. Зачем мне это было нужно? Понятия не имею, даже сейчас, спустя... сколько там лет прошло с тех пор? Тринадцать? Но могу сказать одно: мне было интересно посмотреть на ребенка, который смог уничтожить величайшего волшебника!

— Хотите сказать, Питер, вами не двигало чувство долга? Осознание того, что вы являетесь виновником трагедии?

— Долга? Я не помню, чтобы кому-то задолжал, уважаемый мистер... Как мне вас называть?

— Как вам будет угодно.

— Хорошо. Было бы забавно назвать вас мистером Волдемортом, но раз вы так усердно копаетесь в моей душе, позвольте называть вас Психиатром?

— Не возражаю.

— Так вот, уважаемый Психиатр, я никому и ничего не был должен! Я не приносил Джеймсу Поттеру и его распрекрасной супруге Клятву верности или Непреложный обет. А осознание того, что я являюсь виновником трагедии покинуло мою голову в тот момент, когда Сириус пытался меня убить. Трагедия моей собственной жизни волновала несколько больше, чем судьба малолетнего пацана. Я уже сказал, причина моих поисков была лишь одна — любопытство.

Выйти на Петунию Эванс, тогда уже Дурсль, помог тот же Крокер. Добрый малый, он даже не понял, кто эта девушка, которую я разыскиваю. Должно быть, решил, что это маггловская любовь всей моей жизни. Разубеждать я его не стал, а то информация дошла бы до Дамблдора, а старику я не верил. Если кто и был виновен в смерти Поттеров, так это он. Кто я такой, в самом деле? И чем я был им обязан? А он, зная о готовящемся покушении, даже не озаботился вопросом, кто является Хранителем дома Поттеров. Джеймс, конечно, тоже идиот. Нет бы, как все нормальные люди, закрепить обряд на себя...

В общем, Крокет помог мне по своим каким-то маггловским связям найти адрес сестры Лили. И в свой первый же выходной я направился к ней, надеясь, что у них не имеется семейной традиции в выходные навещать дальних родственников.

Дома в Литтл Уингинге были однообразно-скучными, как и редкие прохожие. Не понимаю, как магглы могут жить в подобной серости? У нужного дома я стоял долго. Под чарами невидимости. Не верилось мне, что за мальчишкой никто не наблюдает. Но никаких следящих чар мне обнаружить не удалось, как и не ждал меня там особый отдел аврората, сформированный с единственной целью — оберегать Мальчика-Который-Выжил. Вообще никого и ничего! Это меня удивило, но не сильно. Кому нужен какой-то мелкий сопляк? Особенно, если он герой этой прекрасной страны. Герой хорош, когда он далеко. Вряд ли у людей были бы к нему хоть какие-то чувства, отдаленно напоминающие гордость, благодарность, ненависть, зависть, если бы они видели, как тетка подтирает ему зад после освобождения геройского организма от продуктов жизнедеятельности.

Я снял с себя чары невидимости, и направился к двери дома номер четыре на Тисовой улице. Думаю, одеваться по-маггловски я умел всегда. Незачем привлекать к себе внимание мантиями. Не зря же в палате маразматиков, более известной под именем Международной конфедерации магии, приняли Статут о секретности. У самой двери я вздохнул, все еще сомневаясь в том, что мне нужно увидеть поттеровское чадо. Но все же постучал в дверь.

Открыла ее слишком худая, светловолосая, некрасивая женщина. С жирным ребенком на руках, вес которого, казалось, превосходил вес женщины. И как она его держит? Я в тот момент не сообразил, что у Петуньи может быть свой ребенок, поэтому первая мысль была об измене Лили Поттер с Гойлом. Конечно, я почти сразу ее отбросил, так как годовалого Поттера все же видел.

— Добрый день, — я слегка поклонился Петунье.

— Добрый, — не сильно вежливо ответила мне женщина, — Кто вы?

— Питер Петтигрю... Друг семьи Поттеров.

— Что вам нужно, друг? — в последнее слово она вложила столько презрения, что я на мгновение подумал, что ей каким-то образом стало известно о моем предательстве.

— Пришел навестить Гарри Поттера.

— Ах, навестить... — Петунья посмотрела за мою спину. Скорее всего, увидела кого-то из соседей, — Проходите, только не думайте, что вам здесь рады!

Женщина с силой захлопнула дверь, но дальше порога меня не приглашала. Просто не хотела выяснять отношения на улице. Мнение соседей для нее было слишком важным. Я огляделся в просторном светлом холле. Что ж, вполне уютно.

— Прошло четыре года с тех пор, как нам подсунули под дверь этого ребенка, оставив лишь записку, и только теперь заявляетесь вы, друг семьи? — Петунья говорила шепотом, но по выражению ее лица можно было понять, что она едва сдерживает гнев.

— Сам себе удивляюсь, — честно ответил я. — И все же, я могу пообщаться с Гарри?

— А почему я должна вам верить? Вы такой же ненормальный, как моя сестрица, как все... ваши, — Петунья уже почти шипела, — Вы считали, что если подбросите мне поздней осенью под дверь ребенка, я должна буду его любить? Заботиться о нем? Вас же не беспокоило то, что я неделю еще лечила его от простуды! Знаете, осени в нашей краях не сказать, что жаркие. Не в тропиках живем! И спустя четыре года ко мне заявляется друг семьи! Ах, какое счастье!

— Знаете, мне все равно, любите вы его, заботитесь ли вы о нем... Просто я хочу посмотреть на сына своего друга. Если вы считаете, что всем нам — ненормальным, как вы выразились, безразлична его судьба, то вы очень заблуждаетесь. Еще бы кто-нибудь знал, где живет мальчишка! Я еле нашел ваш дом, используя связи друга в полиции. И это при том, что я знал девичью фамилию Лили и ваше имя! Поэтому все претензии к Дамблдору. Знаете его?

Петунья хмуро кивнула, качая на руках слоника. Он слегка посапывал, а я продолжал удивляться, как она его вообще подняла!

— Вы с ним переписываетесь?

— Нет, — резко сказал Петунья, — Проходите в гостиную, я сделаю вам чай. Только уложу Дадли спать.

Гостиная оказалась просторной комнатой с множеством фотографий слоненка. Они были повсюду: на стенах, на каминной полке, книжных полках, на журнальном столике. На тех снимках, где слоненок был взят крупным планом, он напоминал мне розовую младенческую задницу. Фу, мерзость-то какая! Я еще раз благословил небеса и воздал хвалу Мерлину за то, что у меня не случилось детей.

Петунья вошла в гостиную десять минут спустя с двумя чашками на подносе. Я машинально принюхался к напитку.

— Не умею я варить ваши яды, а цианид у нас в свободной продаже не найти, не переживайте, — сжав губы, серьезно ответила Петунья. Юмор я оценил. А заодно и понял, насколько сильно она ненавидит всех волшебников за ненужного пацаненка.

— Так что там с Дамблдором? — поинтересовался я, сделав небольшой глоток обжигающе-горячего напитка.

— А что с ним? — усмехнулась Петунья, — В одеяльце Поттера лежала записка, что я должна позаботиться о мальчишке, так как ему нужна кровная защита, а я — его единственная родственница. Вот и все. Больше я с Дамблдором не общалась. Было у меня желание отдать ребенка, но... даже не знаю, почему я этого не сделала.

— С Гарри все хорошо? Он здоров?

— Вполне. В этом году они с Дадли идут в начальную школу. Если он не спит, могу его позвать, — равнодушно сказала Петунья.

— Позовите.

— Поттер! — позвать мальчишку она решила прямо из гостиной, — Живо сюда!

Где-то в коридоре скрипнула дверь, и секунду спустя в гостиную вошел мальчишка. Полная противоположность слоненку! Темноволосый, щуплый и весь какой-то растрепанный. Одежда на нем висела, да и выглядела она хуже моей половой тряпки в доме. Я невольно нахмурился и посмотрел на Петунью.

— Что? — встрепенулась она, — Не люблю я его! Меня заставили о нем заботиться, но никто не может заставить любить!

Больше всего меня поразило то, что сказала она это открыто. При ребенке. Но сам сопляк даже не удивился, будто слышал это не раз. Вот же Дамблдор... сука! Я немного брезгливо посмотрел на ребенка, все таки не любил я детей. Особенно таких потрепанных. Но постарался ему улыбнуться.

— Привет, Гарри. Меня зовут Питер. Я друг твоих мамы и папы, — сказал я.

— Правда? — мальчишка расплылся в широкой улыбке, — Я мечтал, что вы придете!

Он мечтал, что я приду? Вот это новости!

Еще некоторое время я расспрашивал Петунью о ребенке, его интересах, о соседях и работе ее мужа. О двух последних вещах она рассказывала с гораздо большим энтузиазмом. Но и эта информация оказалась полезной. Я узнал, что осенью 1981 года в доме напротив поселилась Арабелла Фигг. Возможно, совпадение. Но я решил все же проверить. Распрощался я с Петуньей и счастливым Поттером где-то через час, пообещав зайти еще как-нибудь.

Чувствовал я себя тогда паршиво. Словно выжатый лимон. Не думал, что визит к сестре Эванс так на меня подействует. Какой бы я ни был сволочью, пацаненка было немного жаль. Не должны дети так жить! Хотя и Петунью я понимал, мне на ее месте тоже вряд ли удалось бы полюбить подкидыша. Людям вообще не свойственно любить тех, кого не любят другие.

— Вот! — Психиатр хлопнул в ладоши. — Я же говорил! Я говорил, что вы не безнадежны, Питер. Раз вы смогли пожалеть ребенка!

— И что? Я жалел в детстве бездомных собак, но ни одной из них так и не помог. Даже кость ни разу не бросил. Если вы думаете, что через две недели я снова пришел в дом к Дурслям потому, что мне хотелось исправить вселенскую несправедливость по отношению к сопляку, то вы заблуждаетесь!

Мне было любопытно и одиноко. Я решил поиграть. Против Дамблдора. Знаете, это было весело, а человек я азартный, еще со школьных мародерских времен. Сириус и Джеймс научили.