50 ways to say Goodbye (гет)

Министр Шеклболт, он же мой великолепный патрон по жизни, мать его, был привычно учтив и доброжелателен. Темные глаза лучились улыбкой и разве что только не мерцали, как у дедушки Альбуса, хотя схожесть у этих двоих вышеупомянутых с годами наблюдается все больше и больше. Превентивно я не переносил на дух Черную Задницу хотя бы именно потому, что доверие Дамблдору в свое время сыграло со мной хреновую шутку, а потому мой мат в половине шестого утра, когда я проснулся от бодро цокающего патронуса Кингсли, был особенно громким.

Возможно, с годами я и стал чуть более подозрителен, но если уж и существует образец идеального лицемера в нашем мире, то, дамы и господа, он сейчас именно передо мной.

— Доброе утро, Гарри, не разбудил тебя? — я еле удержал себя от интернационального жеста, выражающего все мое презрение к ситуации, и молча уселся за громадный стол из красного дерева в кабинете Министра. Если мне не изменяет память, еще не так давно этот стол красовался в мэноре Эйвери. Ну, а впрочем, в Азкабане тот ему явно не понадобится.

— Доброе, Министр. Какие-то проблемы по работе?

— Нет, что ты, Гарри, — как на счет лимонных долек? старый сукин сын, — просто хотел поинтересоваться твоим профессиональным мнением на счет некоторых важных вопросов.

Следы скептицизма из голоса мне убрать так и не удалось:

— Какие же вопросы, Министр?

— Ну, что ты так официально, это же просто встреча старых коллег. Не так ли?

Я отвел взгляд от темных глаз, стараясь сохранить лицо в попытке не заржать неподобающе над Министром Магии.

Было ли мое отношение к Кингсли излишне предвзятым? Я не мог точно выразить, когда начался период глухого раздражения от таких вот «дружеских» встреч, после которых «Пророк» выдавал новые порции свежо сцеженного яда Риты в попытках выставить меня маленьким мудаком, слепо идущим за мантией Министра. Годы сделали свое дело, и я-таки исполнил мечту Снейпа и научился пользоваться не только спинным мозгом, а потому мысль, что Шеклболт таким образом пытается задавить мой авторитет среди населения Британии и навесить ярлык непроходимого безвольного тупицы, стала все чаще преследовать меня в свободные от негодования минуты. Я не был мастером интриганства, как тот же Малфой, но, во-первых, на озвучивание самых мерзких идей у меня и так были Драконыш со своим отцом, желающие избавить меня от нелепых заблуждений; во-вторых, я чуть не попал в Слизерин сам, а потому мог похвастаться немного большей хитростью среди своих храбрых друзей; и, в конце концов, я прекрасно знал, что именно Кингсли туда попал даже без слова «чуть». В итоге, я просто не мог вечно закрывать глаза на те аферы, что он пытался проворачивать со мной, и сделал пару пробных шагов в сфере средств массовой информации и школы Скитер, всячески выражая свое несогласие с проводимой политикой Министра. На все вопросы по поводу будущего страны я отвечал предельно четко, не пускаясь в пространственные объяснения, и Гермиона как-то удивлено заметила, что во мне проснулся ораторский талант. Против я не был, да и людям к тому же нравился разговорчивый Поттер больше, чем его предыдущая мелкая версия с комплексом идиота. После такого, Шеклболт стал скалиться еще шире, пытаясь сбить меня с толку, а Люциус при встречах улыбаться еще загадочнее, что, по правде говоря, пугало гораздо больше. Тем не менее, я просто не мог сказать Министру «иди на хрен», а потому сейчас просиживал любимые джинсы перед мрачноватыми очами дорогого друга.

— Конечно, Кингсли. Голова раскалывается с утра, вот и забываюсь иногда. Так что там за вопросы?

— Как там дела в Аврорате?

Ты, блять, действительно спрашиваешь у меня это? Мы оба прекрасно знаем, что Отдел Правопорядка подчиняется и докладывается тебе о каждом дерьме, что там происходит. Именно «дерьме», ибо не чуждо аврорам желание высраться перед начальством.

— Все хорошо, работа идет. Как раз сейчас занимаюсь вместе с Роном обнаружением темномагических артефактов на территории бывших мэноров Пожирателей. Но вы, наверняка, это знаете.

— Да, слышал что-то такое в последнем отчете, — он невинно улыбнулся. — Не так давно видел тебя с Люциусом в «Mansarde» на Диагон-аллее; он тебя достает?

— Да нет, что вы, Министр, мы совершенно случайно встретились и решили перекусить. Абсолютная случайность.

— М-м-м, и что же говорит Малфой?

Если бы я не видел, как ожидающе сузились глаза у Кингсли, то никогда бы и не поверил, что тот всей душой ненавидит Люциуса.

В последнюю встречу со старшим Малфоем мы спорили о влиянии оппозиционных движений на скоординированность действий официальной власти, но не думаю, что ему это интересно. Позже немножечко обсудили, какие остолопы заседают в Министерстве. В ресторане нам досталась кабинка для приватных разговоров, увешанная Заглушающими как рождественская елка игрушками, так что Люциус был довольно откровенен в выборе выражений. Но по большей части мы просто обедали. Если надо побеседовать о чем-то действительно важном, у нас есть в распоряжении два немаленьких мэнора.

— Спрашивал, как дела у Драко с Асторией, вы же знаете, младший Малфой почти ничего не рассказывает об этом отцу, так что знаю я гораздо больше его. Ну, и про дела в Аврорате мельком спросил, его, наверное, это чрезмерно интересует в связи с реальной опасностью его побрякушкам в мэноре. Так что там с вопросами, Министр, или это и есть самые интересные?

— Нет, конечно, Гарри. Я ведь надеюсь, ты не стал слишком раскрывать карты в деле об артефактах?

— Я только мельком упомянул, что ищем только в поместьях повинных. Пусть расслабится, а потом и мы с обыском найдемся, — на самом деле я почти с порога предупредил мужчину, чтобы тот запрятал все сомнительное в самые глубокие дыры.

— Хорошо, очень хорошо, — добрая усмешка скользнула по темным губам. — Я хотел поинтересоваться твоим мнением насчет происходящего в Европе.

Я вскинул брови в удивлении:

— А что там еще происходит? Новые беспорядки?

— Нет, все то же. Просто интересно узнать, что ты думаешь на их счет. Ситуация ведь схожа с нашей несколько лет назад.

— Да, действительно, похожа, — я не сдержал на лице маску и немного нахмурился, не понимая, что Кингсли хочет услышать от меня и чего не хочет.

— Есть перспективы, как думаешь?

— Перспективы для вмешательства? — мужчина передо мной кивнул. — Думаю, абсолютно нет. Через несколько лет там все и без нас успокоится, и установится либо военная диктатура, как было бы при Волан-де-Морте, либо клептократия[1], — как уже есть у нас, мысленно добавил я. — В первом случае, наша интервенция может быть опасна для нас самих, а во втором — нет смысла стараться, так как внутренний рынок все равно будет ослаблен, а инвестирование некоторое время будет застопорено.

Министр протяжно вздохнул и отвернулся к окну с несуществующей картиной за ним. Так, осталось только добить.

— Если бы вмешательство исходило изнутри страны, я имею в виду через важные семейства, тайно поддерживающие наше Министерство, то мы хотя бы могли попытаться. В данном же случае я считаю, что это чисто бесперспективно.

Гермиона всенепременно похвалила бы меня за импровизированную речь. Если Шеклболт и хотел раньше «помочь» Европе с гражданскими войнами, то теперь, я, черт возьми, надеюсь, он оставит эту идею. Люциус предупреждал о желании Черной Задницы кинуться на континент, но я по каким-то причинам не задумался над этим. В действительности же, Кингсли ни за что не пойдет на паритет с любой из европейских стран, кроме, разве что, Франции, а в остальных случаях Британию ждет финансовый кризис и упадок рождаемости. Что-что, а к чему ведут затяжные войны, уж я знаю.

— А вы хотели вмешаться, Министр?

— Что? — он перевел на меня пустой взгляд. — А, нет, Гарри, просто интересуюсь твоим мнением. Это очень хорошо, что ты интересуешься политикой.

Почему необычное эхо вместо «хорошо» разнесло что-то оскорбительное в мою сторону? Странно.

— Я не интересуюсь особо, Кингсли. Это все Гермиона рассказывала, я таких слов-то раньше и не знал.

— Да? Ну, хорошо, хорошо.

Чертов мудак. Да простит меня Мерлин, но я искренне желаю тебе быть съеденным Кричером.

* * *

В первые годы после войны аврорские мантии снились мне почти что ежедневно, представая в таком привлекательном для меня свете. Это не было панацеей, но изрядная доля помешательства в этом все же присутствовала. Пройдя сквозь заварушку с Волан-де-Мортом и пронеся на своих плечах всю тяжесть данного события, я, в общем-то, и не думал, куда бы деть себя, кроме как в Аврорат. Наши дороги с Роном вели в казармы, и мы, весело размахивая палочками, туда и отправились. С песней, плясками и, мать их, невестами.

Теперь-то я, конечно, знаю, как сильно был самонадеян, думая, что со всем злом в мире стоит бороться. Не прошел еще азарт войны, адреналиновая зависимость хоть и не была официально прописана в заключении колдомедиков, но имела место быть. Мы были детьми сражений, которые шли именно бороться, а не просиживать задницы в кучи всякой канцелярщины. Но Кингсли сказал: «Молодцы, ребята, так держать!», — а мы и задрали кулачки вверх и отправились карать злодеев.

На деле все оказалось гораздо скучнее и, что удивительно, прозаичнее. Три года схваток с однокурсниками на нарисованных полях, куча бесполезных лекций, — и вот мы сидим и подписываем заключения о допросе карманника с Косой Аллеи. Охренительно полезный опыт, мать его!

Аврорат, как неслабый правовой орган по усмирению негодяев, в действительности пользовался девизом «Лучше перебдеть на бумажках, чтоб потом недобдеть на практике, чтоб потом спокойно жрать пончики в буфете Аврората». Не то что бы это ужасно бесполезно: такая теория работала и в жизни, но, на мой скромный взгляд, только потому, что после войны пакостить не хотелось никому. Будь там пришествие нового Темного Лорда или мелкая заварушка где-нибудь на континенте, — люди воевать уже расхотели. Потому и сиделось нам всем на своих рабочих местах ровно, а публичные отчеты по борьбе с преступностью с каждым годом становились все более красочными и позитивно настроенными.

Более того, как я выяснил чуть позже, сам по себе орган Аврората не существовал независимо, находясь на полном административном контроле у Министра. Указы и распоряжения, посылаемые сверху, неукоснительно исполнялись нашими, так что и сомнений ни у кого и не возникало. Бравая ведомственная охрана и ее оперативные войска были частью одного большого внутреннего мира Министерства, не обладающие самостоятельной властью. Решалось все не кулуарно, а в тесной связи с обществом. Все эти классы, гражданские институты и объединения, эксперты и правозащитники кивали головой на все слова, вылетающие изо рта Министра, и абсолютно не пользовались своими крохотными мозгами при исполнении распоряжений.

Министр, он же Кингсли Шеклболт — человек неглупый — давал людям то, что они желали. Пережившие две гражданских войны что обычные маги, что такие, как тот же Люциус Малфой, хотели, как ни странно, только одного: мира и спокойствия. И в результате Аврорат теряет свой и так призрачный статус самостоятельного органа, как продажная девка отдаваясь в руки верховной элите, что руководит всем со своей колокольни. С тех пор часто, а иногда даже слишком часто, политики вмешиваются в исполнение правосудия, направляя его не теми путями. Политику я не любил, а потому слишком поздно понял, что сила сосредоточена на стороне власть имущих, а не справедливости.

Честно, понятие не имею, как все обстоит с этим в Европе, но, судя по разгорающейся войне, то весьма хреново. В сентябре девяносто восьмого второй волной судили Пожирателей, которые были не так опасны для общественности, но и не так уж и безопасны для репутации министерства: в основном канцелярские работники, что творили дела перед самым носом Фаджа и, позже, Скримиджера, да рядовые псевдо-авроры, — одним словом, те, кто на протяжении войны прятался в тени. Волей случая меня занесло на одно из таких публичных заседаний, да и не просто занесло, а прям в самую задницу, где на местах для слушателей просиживал дорогую мантию Малфой-старший, уже освобожденный и со скромным званием «Шпион года». Блондин, на лице которого уже можно было различить полоски морщин, презрительно ухмылялся и весьма откровенно сыпал ядовитыми комментариями на обвиняемых, обвинителей и всю судебную систему в целом, благо рядом с нами были пустые скамьи, а не местные сплетники. Так произошло мое первое знакомство с действительностью.

— Мистер Поттер, вот вы бы могли поверить, что за сбыт информации могут дать пятнадцать лет Азкабана? — он изящно покачивал тростью, которая теперь была не только украшением, но и необходимостью, и провожал глазами очередного осужденного. Судили в тот день многих, а крепко осуждали — больше половины.

— Победители судят проигравших, — я пожал плечами. — Вам ли не знать, мистер Малфой.

— Но и все-таки. Пятнадцать лет? А тем, кто стоял на передовице у Темного Лорда, лишь на несколько лет больше. Где же тут «непредвзятый» Визенгамот?

— Вам интересно знать мое мнение или вы просто так спрашиваете?

— Неинтересно. Но именно на такое Министерство всегда найдется свой Лорд.

Я немного помолчал, раздумывая над его словами.

— Мистер Малфой, что вы имеете в виду?

— Ничего сложного, — Люциус перевел ледяной взгляд на меня, и я снова почувствовал себя идиотом, — Вам никогда не приходило в голову, каким образом Темный Лорд получил такую поддержку в Британии?

— Ну, почему же. Приходило. Аристократы бегали за ним как собачки за колбасой. Когда тебе предлагают еще больше власти и денег, чем у тебя есть, и, ах да, еще поубивать всех неугодных, любой согласится.

Я попытался ответить ему таким же мерзким взглядом, но получилась какая-то смехотворная пародия. Дьявол, их этому что, с колыбели учат? Наверняка, тогда же, как и учат убивать котят сарказмом.

— Не только это, — Малфой улыбнулся уголками губ, оценивая шутку. — Министерство играло во всем этом не последнюю роль. Когда законы устаревают, а у нас они, как вы знаете, основательно не менялись уже не одну сотню лет, всегда находиться такой маг, что сможет повернуть ситуацию на себя.

— Волан-де-Морт просто воспользовался ситуацией?

— И да, и нет. Он был отличным стратегом и идейным вдохновителем, весьма неглупые люди шли за ним просто так. Но в таких ситуациях люди сами хотят изменить жизненный устрой, — он печально вздохнул. — Всем нам близка утопия.

— Каких ситуациях? — ледяная сволочь умел играть со словами, как и любой политик. Чтобы понять, что он имеет в виду, мне приходилось прикладывать все свои силы.

Люциус обескуражено глянул на меня, но очень быстро снова нацепил на лицо эту отвратительную маску надменности, которая меня так раздражала до блевательных спазмов.

— Посмотрите на них, мистер Поттер, — он кивнул в сторону членов Визенгамота. — Что вы там видите? Сборище безмозглых баранов, пишущих законы под наставлением своих жен. Интриганы, не способные позаботиться о чем-то кроме своей королевской задницы. Министерство, работающее на себя, а не на благо народа. Всегда найдется кто-то, способный видеть дальше и больше остальных в этом идеале добродушия, что тут строит Шеклболт. Потому и всегда найдется «материал» для новой гражданской войны.

— Почему же вы так хотите участвовать в этом? Занимать место в Визенгамоте и судить остальных, — я нервно рассмеялся, будучи не в состоянии тогда оценить искренность его слов.

— Скучно. Чем же еще заниматься до пришествия нового Темного Лорда? Возможно, вы и не так безнадежны, мистер Поттер, если способны понять мое желание реформировать Британию.

— Вы почти открыто заявляете о том, что будете поддерживать оппозицию, если таковая предвидится?

Аристократ пожал плечами и провел взглядом нового «обреченного».

— Если научитесь различать белое от черного, дорогой мистер Поттер, то эту оппозицию вперед поведете вы.

— Что? — я натурально изумился. — С чего вы, черт возьми, взяли?

— Вы же не просто так победили Лорда.

Я фыркнул и отвернулся от него. Этого мне еще только не хватало.

Спустя четыре года я уже, конечно, понимал, о чем говорил Малфой. Более того, я знал, что этот сукин сын не так уж и не прав. И именно тогда в моей голове застыла мысль: надо валить отсюда.

[1] Клептократия— идеологическое клише, применяемое к правительству, контролируемому мошенниками, использующими преимущества власти для увеличения личного богатства и политического влияния, с помощью расхищения государственных средств, иногда даже без попыток имитации собственно честной службы народу.