50 ways to say Goodbye (гет)

Утро добрым не было. Ворочаясь в холодной постели с полчаса, я клял Кричера далекими от цензурных выражениями за то, что этот чертов эльф не додумался подать мне еще одно одеяло. Можно было, конечно, просто взять и позвать его и шантажом и угрозами заставить все же исполнить эльфийский долг по отношению к хозяину, но, черт возьми, когда хоть что-то в моей жизни было просто?! Готов поставить двадцатку, что мой «слуга» по воле судьбы банально проигнорировал бы меня. Иногда я уверяюсь, что из нас двоих домовой эльф — я.

Утро добрым не было, а потому я злился на все, что было хоть чуточку счастливее меня.

Кричер, кочергу ему в зад, не был самым лучшим домовиком на этом недружелюбном свете, но кофе готовил потрясающий. Еще спускаясь по лестнице в обычно-отвратительном настроении, что следовало за мной по пятам несколько долгих недель, я уже улавливал запахи ванили, корицы и еще какой-то неопознанной хрени, которую это создание замешивало мне в утренний напиток. Чем черт не шутит, Блэком быть неплохо хотя бы из-за такого божественного кофе!

Блэком я, конечно, не был, но Сириус, земля ему пухом, сделал мне небольшой подарок, наградив меня таким крутым званием как «Лорд Блэк, наследник по магической линии». Этот подарок ничего не стоил без живого Бродяги на соседнем стуле, но дары, как известно, не выкидывают на свалку, пока «дарители» смотрят на твои руки. Сириус, как я думаю, смотрел. Потому я и пользовался домом и всем наследием с присущим мне после войны размахом.

— Хозяин Гарри хочет, чтобы Кричер подал завтрак? Завтрак вкусный, и необходим молодому хозяину.

Знакомая история. Если бы еще капризный эльф запомнил, что с утра в мое горло лезет разве что только рюмка крепкого Огденского да кофе — довольно часто, и то, и другое в забавной пародии на ирландский кофе, — то цены бы ему не было. Но люблю-то я его все равно.

— Нет, Кричер, давай лучше сегодняшний «Пророк», — я с трудом подавил зевок.

Ничего нового я там, конечно, увидеть не планировал. Работая в аврорате, пусть и на правах зеленого курсанта, но Гарри-черт-бы-его-побрал-Поттера, я знал слишком много сплетен и пустых слухов. Орден Мерлина развязывает языки даже тем, кто никогда не замечал за собой особой болтливости, даже сукин сын Малфой иногда рассказывает гуляющие слушки с многозначительным видом.

От политики я был далек, как Рон от балета, но по долгу работы, да и просто по привычке, приходилось штудировать литературу по этим сферам жизнедеятельности. То, что магическая Европа погрязла в гражданских войнах, секретом для меня не было. Переждав в сторонке темное время правления Волан-де-Морта на континенте, многие из вольнодумных европейцев обзавелись собственными мрачными лордами, ведущими за собой армию головорезов и ведущие, как известно, в задницу. Классовая дискриминация, бестолковые министры и несовершенная финансовая система всегда катализируют процессы порабощения целых народов, но не думал я, что новые круги ада начнутся так скоро. Англия, пережив сильнейшее Второе Пришествие, слегка подустала, покидала всех относительно темненьких в Азкабан, и начала реформирование. Декреты и законы летели один за одним, Кингсли получил туннельный синдром, подписывая эти бумажки, которые хоть и отличались разумностью в противовес тем, что при Толстой Жабе, но ситуацию особо не меняли; аристократия и бюрократия все еще были нашим Третьим глазом. На континенте же, имея перед глазами факт затяжной и кровопролитной бойни, почему-то не спешили закопать топор войны, а только натачивали новые.

Вообще, Европа сейчас была явным примером бестолковости людей, не осознающих, что гражданские войны — это не только победы и поражения одних людей перед другими, но еще и жуткие финансовые разорения. На чем, собственно говоря, выигравшие будут стоить новое магическое государство без гроша в кармане и без поддержки холенных аристократов? Малфои потому и на свободе, что без их денежек Кингсли бы не взял себе пост Министра, а тот же Хогвартс до сих пор лежал бы в развалинах. Времена идут, а люди почему-то не меняются. Ха-ха, какая необычная история, блин.

Некоторое время назад в Европе либералы уступали консерваторам, потому и пошла эта возня с правами-имеющими и тварями-дрожащими. Несмотря на создание магглами единой экономической территории — Евросоюза, — партийные менять законодательство на новый лад совершенно отказывались, жалобы копились, реформисты бушевали, а маги меняли министров по несколько штук за год, будто закупая этих громкоголосых марионеток оптом. «Вы у нас постоянный покупатель? Специально для вас акция: приобретаете двух политиков, третий — в подарок! Только учтите, что галлеонов кушают они много».

Гермиона как-то рассказывала, что местное правительство не ставило себе никаких перспектив: все плыли по течению, в то время как в головах простых магов укреплялась мысль о перевороте. Военная диктатура (по общеизвестному мнению, а никак не по моему) — лучшее средство удержания власти в своих руках, а людей — в своих домах. Читали Оруэлла, м-м-м? Но опыт Британии повторять сознательно никто не хотел, вот и получили то же самое, только естественным путем.

У Судьбы есть чувство юмора, — размышлял я, переворачивая страницы с заголовками о новых беспорядках в Европе. Взгляд выловил имя одной очень хорошо знакомой мне девушки — если так вообще можно выразиться, — в полосе спортивных новостей. «Джинневра Уизли присоединится к Гарпиям в новом сезоне» — гласило название, а я уже спешно переворачивал страницы дальше, стараясь стереть из памяти черно-белую фотографию бывшей девушки.

Вот уж точно тоска смертная, блядские кальсоны Мерлина! «Это все не из-за тебя, Гарри, все из-за меня», тьфу ты! Я тебе что, карьеру строить мешал? А вот посмотри только, как она у тебя в гору-то пошла, наверняка менеджер Гарпий уже давно засматривается на твою задницу, а ты все о величие мечтаешь. Вот и правду говорят, что за деньгами больше охотятся те, кто в детстве их и не видел.

Извиняюсь, занесло. Такое бывает, ага-ага.

Даже после трех прожитых бок о бок лет вместе с Джинни я безмерно удивлялся ее наивности. Не стану прикидываться идиотом и заявлять, что мой статус Героя никак не повлиял на ее решения «поторопиться»: дом на Гриммо, 12, мы обживали уже в июле девяносто восьмого. Мне вместе с Гермионой и Роном еще предстояло вернуться в Хогвартс для сдачи ТРИТОНов, как и многим ребятам с нашего «проклятого» седьмого курса, а Джинни — доучиться еще один год, после которого мы по каким-то не обсуждаемым причинам — еще парочка в Клубе «То-о-чем-нельзя-говорить» — планировали пожениться. Свадьбы так и не состоялось, слава Мерлину, но единственные серьезные отношения с девушкой, когда я был еще чрезмерно легковерен и, в общем-то, порывист, были, кажется, самым ярким пятном в моей необычной жизни, полной этих самых пятен как шкура леопарда.

Но, тем не менее, Джинни моя слава нравилась. Поначалу меня жутко раздражали все эти сборища по усопшим («Ты пробовал эти устрицы? На прошлом Дне Памяти они были не такими вкусными»), интервью в газетах и миллиарды колдографий на первых полосах. Сейчас я, конечно, понимаю, что моя рыжеволосая нимфа всем этим наслаждалась, но за это не виню: мало бы кто сдержался.

Известность открывала многие дороги, а так как она распространялась и на близких людей, то нет ничего удивительного в том, что все Уизли получили приличную работу в новом свободном от Пожирателей Министерстве.

Работа — работой, но я строил отношения, а не карьерную лестницу. Мне все еще хватает сил удивляться, как можно променять живого человека на место в команде и звание «Подстилки года».

Пытаюсь сдержать поток бессвязной злобы в отношении Джинни, но понимаю только, что утро безнадежно испорчено. Мои эмоциональные проблемы достали уже даже меня, но просто от моего желания «пусть все будет хорошо», хорошо почему-то не становится. Согласно старушке Элизабет[1], я сейчас застрял на стадии злости и агрессии (если вообще можно сравнивать мои мелкие неурядицы, ха-ха, с новостями о смертельной болезни), но я, черт возьми, не так уж и уверен, что дотяну до смирения. Быть может, мой чувственный диапазон пошире, чем у того же Рона, который на любые проблемы реагирует употреблением выпивки и еды, и это значит, что я просто переживаю проблемы в личной жизни слишком остро. Прошли уже бесконечные два месяца с нашего расставания с Джинни, но я как последний придурок постоянно думаю о ней. Иногда, например, как сейчас, я начинаю сомневаться, что в голове у меня мозги, а не клубничный йогурт. Возможно, Снейп был не так уж и не прав на мой счет. Если б я сказал ему об этом в Визжащей хижине, вполне вероятно, что он умер бы счастливым.

Прокручиваю несколько последних мыслей в голове и кривлюсь: похоже, я чокнулся. Кричер смотрит на меня как на душевнобольного, хотя надеюсь, мне это только мерещится. Не хотелось бы дожить до того дня, когда мой эльф скажет мне, что я большой мудак.

Сегодня суббота, а впереди у меня два пустых дня. Я даже не могу лечь и проспать их только потому, что обладаю потрясающим даром просыпаться в семь часов утра, спасибо Дурслям, мать их. У меня запланировано несколько встреч на сегодня и на день воскресенья, чтобы вечером свободно встретиться с Роном и напиться до состояния инфери: буду ходить колбаситься и высматривать, что б поесть мясного. Понимаю, что в двадцать два года не стоит пьянствовать так усердно, но мне беспричинно параллельно, что бы там подумали мои родители, которые-были-бы-живы-если-бы-не-умерли. Минусы взросления как раз в том, что изрядная доля похеризма приходит только со временем.

* * *

Драко Малфой, маленький слизеринский гаденыш, ждет меня в половине одиннадцатого утра в маггловском кафе с причудливым названием «Mass», который я постоянно читаю как «задница»[2]. Эта ирония судьбы никогда не оставляет меня в покое.

После войны потрепало всех, и Хорька со своей семейкой в том числе. Несмотря на то, что Малфои обладали большими деньгами, которые могли засунуть Кингсли во все черные дыры, общество не очень-то и хотело освобождать семейку уродов. Признаюсь, моя рука к их эффектному спасению приложилась: за мной был должок Нарциссе, а ее ледяной сволочной муж как раз подходил на роль разменной монеты (о Мерлин, всегда мечтал так сказать!). История получилась знатная и громкая: «Пожиратели на свободе!», «Древнейшее семейство очищено от грязи», «Тайные агенты на стороне Дамблдора: почему никто ничего не знал?» и мой самый любимый заголовок «Малфои вернулись!», который я произносил со специфическим акцентом Терминатора. Что бы там общество не желало, но это была чистая политика: покуда вы на свободе, значит, ваши деньги у нас. По большому счету, так и было; откупается семейство альбиносов до сих пор.

Что же касается наших отношений с Драконышем, то в этой сфере все намного лучше. Каким-то образом мы на пару дошли до той степени помутнения рассудка, что стали, фактически, друзьями. Знаю, звучит страшно. Но это, кстати, раздражает все семейство Уизли до зубовного скрежета и кариеса, так что в свете моего разрыва с Джинни, у этой дружбы появляется какая-то цель. Дьявол, я тоже могу быть вредным мудаком.

— Поттер, ты опаздываешь.

Я смотрю на него в течение нескольких секунд, пока усаживаюсь за стол, и ядовито ухмыляюсь. Несмотря на теплые отношения, мы все еще любим друг друга подкалывать. С точки зрения Гермионы, даже слишком.

— Прошло две минуты; черт возьми, я все не мог решить, что надеть на встречу с тобой. Надеюсь, я достаточно хорошо выгляжу, чтоб ты мне простил мою маленькую оплошность, Драко.

Он смеется, и я чувствую знакомый запах сигаретного дыма, смешанный с пижонским одеколоном парня.

— И кто это там якобы бросил курить? Серьезно, сколько ты продержался? День, двое суток? В прошлый раз у тебя получилось на пару часов дольше.

— Я не курил, — он немного смущен, и я прекрасно осознаю, что он врет.

— Ага, на тебя надышали. Или скажи еще, что Астория решила скрасить свою жизнь никотином.

Хорек ухмыляется:

— Вполне возможно.

К столу подходит официантка, практически пожирая глазами то Драко, то меня, и я почти уверен, что ей пришлось задрать юбку еще выше, пока она шла к нашему столику.

Я заказываю пасту песто, от травянистого запаха которой Малфой воротит нос, и чайничек с облепиховым чаем.

— Не пьешь сегодня, Гарри? Это почти удивительно.

— У меня еще несколько встреч после обеда, если я начну пить сейчас, то к ночи придется просить Кричера доставить меня домой.

— Как в прошлый раз?

— Заткнись, а?

Он, тем не менее, заказывает скотч.

— С Асторией дела плохи?

— Она снова попыталась выставить меня за дверь моего же дома, — он качает головой в притворном ужасе. — Я случайно пролил виски на ее гортензии в спальне, а она пришла в ярость и стала крушить все подряд, как тот зеленый великан из комиксов, — знакомство с маггловской культурой не прошло для холеного аристократа даром. Я улыбаюсь:

— Ей удалось тебя выгнать?

— Да, я спал на коврике. Конечно, нет, Поттер! Я просто сказал, что переночую у Панси, как Астория сразу же изменила свое решение. Безмозглая девица. Мордред, не могу думать об этом на трезвую голову. Иногда я жалею, что вообще женился.

— Ха, — я помешиваю ложечкой сахар в принесенном чае, — брал бы пример с меня.

— Чтобы впадать в депрессию в пустом доме? — он приподнимает бровь в чисто снейповском движение.

— Ты разговаривал с Гермионой? Это бы объяснило появление в твоем лексиконе слова «депрессия».

Про взаимоотношения Малфоя и моей подруги можно рассказывать длинные душещипательные истории. Такие веселые, знаете, с побоями, грабежами и жуткими пьянками. Вот последнее, как потом оказалось, и сблизило этих двоих на идеологической основе.

Гермиона, никогда не употреблявшая за раз больше скотча на два пальца, через пару лет после войны начала сдавать с этими трудностями. Работа в Отделе Тайн, где хрен пойми что творится, Рон со своими выкрутасами, семейство Уизли во главе с кровожадной до расправы и выпечки Молли, — все это чертовски подрывало размеренную жизнь школьной старосты по призванию. Ей нравилось руководить, наставлять на людей пальцы и указывать, что им делать, а не прятаться от этих пальцев самой. Поэтому еще до разрыва с Роном она стала лояльна к пьянствам в кабаках, а еще позже — так вообще едва ли не главным гостем наших посиделок. «Наших» — я имею ввиду моих с Драконышем. Малфой прятался в выпивке от жены, я — от работы, а Гермиона — от несправедливости скотской жизни. Так и повелось, что по пятницам первой недели месяца мы трое устраиваем пьяные оргии в абсолютно невинном смысле этого слова.

— Грейнджер здесь не при чем, мы оба знаем, что ты сейчас в полном дерьме. Почему бы тебе не найти девушку на несколько ночей? Сейчас я скажу кое-что, что точно досталось мне от твоей подруги, но никогда не смей мне напоминать об этом: клин клином вышибают. Вокруг тебя море женщин, готовых отдать свою левую грудь за встречу с тобой.

— На кой хер мне женщина с одной грудью? — я не хочу слушать, что он там несет; вместе с Гермионой они терроризируют меня различными абсурдными идеями, хотя в жизни обоих сейчас не все сладко. — Правда, я уже иду на поправку.

— Это как раз видно по картинке, застывшей у тебя в глазах, где ты кричишь, плачешь и пускаешь слюни как девчонка.

— Отвали, Малфой. Все не так серьезно.

— Я наблюдаю эту сцену уже два месяца, так что да: все действительно хреново. Соберись, Поттер. Съезди куда-нибудь отдохнуть и подцепи там теплую девочку. Выбрось это дерьмо из головы.

Я качаю головой в такт его словам и стараюсь не углубляться в размышления. Я действительно в полной «бесперспективности», как говорит Гермиона, но мне не хватает сил сделать хоть что-то. Что я, дьявол, могу сделать? Я уже спал кое с кем в самом начале моей черной полосы, и вот что я скажу: это ни черта не спасает. Я бы был не прочь использовать мощнейший Обливиэйт на самом себе, но тогда мне придется стереть половину своей стремной жизни, чтобы выгнать оттуда одну известную нам рыжую стерву.

Хотя в целом, он не так уж и не прав про «отдохнуть». Эта мысль впервые посещает меня за долгий период самокопаний.

— Может, ты и прав. Съездить куда-нибудь было бы неплохо.

— Я всегда чертовски прав. Возьми с собой Грейнджер, ей сейчас тоже не весело.

— Вряд ли она переживает из-за разрыва с Роном, потому что это ведь Гермиона.

Драко ухмыляется мне в лицо:

— Иногда ты бываешь непроходимо туп. Если она выглядит лучше тебя, то только потому, что умеет держать маску.

— Прошло уже почти полгода, — я неверяще застываю со спагетти на вилке. — Я не видел никаких признаком расстройства.

— Она держится молодцом. Я видел ее в среду у Монтескью, где она поглощала мороженое с таким видом, будто это ее единственное развлечение.

— Ну, Гермиона много работает. Может быть, она просто устает?..

Я все еще не верю, что моя лучшая подруга может находиться в глубоком расстройстве. В конце концов, это же она бросила Рона! Нет, я, конечно, все понимаю, наш друг не самая лучшая кандидатура для отношений, порядочная свинья, лентяй и т.д., но она сама объяснила мне это как «Я не могу двигаться из-за него дальше, его пороки меня тормозят». Я все это отлично понимаю, но если она все еще не счастлива в своей жизни, то о каком движение вообще идет речь?

— Не веди себя как идиот, Поттер. Оглянись ты уже по сторонам, вокруг тебя тоже происходит много интересного.

— Я посмотрю, — уверенно заявляю я, втискивая встречу в Гермионой в свой напряженный аврорский график на следующей неделе. — И если ты соврал мне, то я надеру тебе задницу.

— Если ты хочешь меня и мою задницу, то можешь просто спросить, — он самоуверенно улыбается. Слишком уж самоуверенно.

Я отворачиваюсь от его бледного лица. Какие-то вещи никогда не меняются. Мерзкий маленький хорек.

* * *

Что бы там не нес Малфой, иногда мне даже нравилось проводить вечера в абсолютно пустом доме. Кричер не в счет, его душа даже в аду будет никем не замечена, так он бывает тих, когда «хозяин не в духе, грязнокровки и предатели крови рассердили хозяина». Земля пухом тем, кто это и правда сделал. Вон, Волан-де-Морт до сих пор не жалуется.

Не то что бы это было моим любимым развлечением. Раньше на Гриммо всегда было шумно: семейство Уизли практически заполонили все уголки большой развалины, даже тот же Джордж, еще слегка перекошенный и одичалый после смерти брата, устраивал экспериментальные бои своих игрушек со стихийной мрачностью дома именно под моим носом. После всего произошедшего, я все-таки не был таким же несчастным, как Брат-Близнец-Без-Близнеца, я слишком многое терял, чтобы вообще реагировать на такие вещи. Но когда ушла Джинни, мне почему-то перестало так казаться.

Всех Уизли практически снесло ветром, даже Рон и то редко захаживает. Я не против, мне же удобнее, не приходиться гонять Кричера за добавкой после третьей бутылки маггловского Capitan Morgan. Но атмосфера дома изменилась в одночасье, что иногда, вернувшись домой после нудного дня в Аврорате, я просто не знаю, куда пристроить свой зад, чтобы не было так тихо и пусто в моей проклятой душонке. Эта неуловимая аура тоски затягивает, как в бездонную яму: я просто не успеваю заметить, как мое настроение меняется в возвращением в чертоги Блэков. Старая карга Вальбурга больше не кричит: иногда я думаю, что ей меня жаль, уж слишком ничтожным я выгляжу. Да, никогда бы не подумал, что смогу смириться с существованием этого проклятого портрета, который так ненавидел мой дорогой почивший крестный. По правде говоря, со старухой иногда можно сносно разговаривать, она что-то вроде моего личного индикатора «хреновности»: если уж Блэк говорит, что я выгляжу как жалкий кусок дерьмеца, то мои дела и правда плохи. Это я стал понимать только недавно, когда, вернувшись домой после тяжелого дня, услышал именно такую метафору.

Я думал, что и правда стал безразличен к потерям: моя жизнь все-таки не располагала большим грузом приятных воспоминаний. После смерти Дамблдора я уже ничему не удивлялся, а просто шел по проторенной дорожке. Было ли это неправильно по отношению к умершим? Блять, да я понятия не имел! Но постоянно возвращаться мыслями к любимым лицам, которые больше никогда мне не улыбнутся, тоже не было приятно. Я помнил их, так что же еще надо от меня?..

Но оказалось, что все может быть куда хуже. Когда ушла Джинни, я почувствовал себя…потерянным. Как сломанная игрушка, которой мне было разрешено пользоваться в детстве после толстожопого Дадли. Как корабль с пробитым дном посреди океана. Как муха с оторванными крыльями. Мог ли я жить после такого?

- Конечно, мог, — думал я, выходя на балкон в мрачной тишине. За много миль отсюда поднималось солнце, окрашивая воздух в бледно-розоватый цвет. Пахло свежестью — ночью наверняка был дождь, но я почему-то не слышал, сминая бока на холодной кровати, хотя уснуть так и не получилось. Рассвет можно было назвать поистине красивым зрелищем; не так часто мне удавалось его увидеть в такой вот спокойной и размеренной жизни после войны и, уж тем более, после расставания. Я поливал себя алкоголем и купался в жалости к самому себе, шлялся по квартире, как забытое всеми привидение, — не жил так, как мне хотелось. Было пусто: жить не хотелось вовсе.

Я знал, что люди, по своей природе, существа одноразовые. До первой потери. После же ты абсолютно другой человек, с затаенной грустью внутри, с сожалениями, что твой любимый покинул тебя так рано. Это относится не только к смерти: ведь близкие уходят слишком часто и просто так. Как правило, таких людей всегда видно издалека, ведь внутри у них адская пустота, пожирающая их, не отпускающая даже при нахлынувшем веселье. Человек просто не может забыть, именно в этом его самое большое разочарование.

Груз воспоминаний за моей спиной давил и прижимал к земле. Я просыпался по утрам, ходил на работу, встречался с друзьями, — но я слишком много помнил для одного человека.

Немногим раньше мне казалось, что моя внутренняя пустота уже исчерпала себя и теперь больше похожа на черную дыру. Кто знает, но, видимо, даже у нее есть предел.

Я смотрел на первые лучи солнца и думал. Красноватый туман обволакивал улочки внизу, и первых спешащих по своим делам людей рассмотреть можно было с трудом. Тяжелый октябрьский воздух придавливал темно-желтые листья, а я все не мог поверить, что прошло уже два месяца с того дня, как погасло ярко-зеленое пламя в камине гостиной, скрывая за собой мою первую и единственную любовь.

Может, и правда, пора двигаться дальше?..

Солнце поднимается каждый день. Было ли это утро таким же, как вчера?

Я не знал.

---

[1] Кюблер-Росс. Пять стадий принятия смертельной болезни: отрицание, гнев, торг, депрессия и смирение.

[2] Трудности перевода

Министр Шеклболт, он же мой великолепный патрон по жизни, мать его, был привычно учтив и доброжелателен. Темные глаза лучились улыбкой и разве что только не мерцали, как у дедушки Альбуса, хотя схожесть у этих двоих вышеупомянутых с годами наблюдается все больше и больше. Превентивно я не переносил на дух Черную Задницу хотя бы именно потому, что доверие Дамблдору в свое время сыграло со мной хреновую шутку, а потому мой мат в половине шестого утра, когда я проснулся от бодро цокающего патронуса Кингсли, был особенно громким.

Возможно, с годами я и стал чуть более подозрителен, но если уж и существует образец идеального лицемера в нашем мире, то, дамы и господа, он сейчас именно передо мной.

— Доброе утро, Гарри, не разбудил тебя? — я еле удержал себя от интернационального жеста, выражающего все мое презрение к ситуации, и молча уселся за громадный стол из красного дерева в кабинете Министра. Если мне не изменяет память, еще не так давно этот стол красовался в мэноре Эйвери. Ну, а впрочем, в Азкабане тот ему явно не понадобится.

— Доброе, Министр. Какие-то проблемы по работе?

— Нет, что ты, Гарри, — как на счет лимонных долек? старый сукин сын, — просто хотел поинтересоваться твоим профессиональным мнением на счет некоторых важных вопросов.

Следы скептицизма из голоса мне убрать так и не удалось:

— Какие же вопросы, Министр?

— Ну, что ты так официально, это же просто встреча старых коллег. Не так ли?

Я отвел взгляд от темных глаз, стараясь сохранить лицо в попытке не заржать неподобающе над Министром Магии.

Было ли мое отношение к Кингсли излишне предвзятым? Я не мог точно выразить, когда начался период глухого раздражения от таких вот «дружеских» встреч, после которых «Пророк» выдавал новые порции свежо сцеженного яда Риты в попытках выставить меня маленьким мудаком, слепо идущим за мантией Министра. Годы сделали свое дело, и я-таки исполнил мечту Снейпа и научился пользоваться не только спинным мозгом, а потому мысль, что Шеклболт таким образом пытается задавить мой авторитет среди населения Британии и навесить ярлык непроходимого безвольного тупицы, стала все чаще преследовать меня в свободные от негодования минуты. Я не был мастером интриганства, как тот же Малфой, но, во-первых, на озвучивание самых мерзких идей у меня и так были Драконыш со своим отцом, желающие избавить меня от нелепых заблуждений; во-вторых, я чуть не попал в Слизерин сам, а потому мог похвастаться немного большей хитростью среди своих храбрых друзей; и, в конце концов, я прекрасно знал, что именно Кингсли туда попал даже без слова «чуть». В итоге, я просто не мог вечно закрывать глаза на те аферы, что он пытался проворачивать со мной, и сделал пару пробных шагов в сфере средств массовой информации и школы Скитер, всячески выражая свое несогласие с проводимой политикой Министра. На все вопросы по поводу будущего страны я отвечал предельно четко, не пускаясь в пространственные объяснения, и Гермиона как-то удивлено заметила, что во мне проснулся ораторский талант. Против я не был, да и людям к тому же нравился разговорчивый Поттер больше, чем его предыдущая мелкая версия с комплексом идиота. После такого, Шеклболт стал скалиться еще шире, пытаясь сбить меня с толку, а Люциус при встречах улыбаться еще загадочнее, что, по правде говоря, пугало гораздо больше. Тем не менее, я просто не мог сказать Министру «иди на хрен», а потому сейчас просиживал любимые джинсы перед мрачноватыми очами дорогого друга.

— Конечно, Кингсли. Голова раскалывается с утра, вот и забываюсь иногда. Так что там за вопросы?

— Как там дела в Аврорате?

Ты, блять, действительно спрашиваешь у меня это? Мы оба прекрасно знаем, что Отдел Правопорядка подчиняется и докладывается тебе о каждом дерьме, что там происходит. Именно «дерьме», ибо не чуждо аврорам желание высраться перед начальством.

— Все хорошо, работа идет. Как раз сейчас занимаюсь вместе с Роном обнаружением темномагических артефактов на территории бывших мэноров Пожирателей. Но вы, наверняка, это знаете.

— Да, слышал что-то такое в последнем отчете, — он невинно улыбнулся. — Не так давно видел тебя с Люциусом в «Mansarde» на Диагон-аллее; он тебя достает?

— Да нет, что вы, Министр, мы совершенно случайно встретились и решили перекусить. Абсолютная случайность.

— М-м-м, и что же говорит Малфой?

Если бы я не видел, как ожидающе сузились глаза у Кингсли, то никогда бы и не поверил, что тот всей душой ненавидит Люциуса.

В последнюю встречу со старшим Малфоем мы спорили о влиянии оппозиционных движений на скоординированность действий официальной власти, но не думаю, что ему это интересно. Позже немножечко обсудили, какие остолопы заседают в Министерстве. В ресторане нам досталась кабинка для приватных разговоров, увешанная Заглушающими как рождественская елка игрушками, так что Люциус был довольно откровенен в выборе выражений. Но по большей части мы просто обедали. Если надо побеседовать о чем-то действительно важном, у нас есть в распоряжении два немаленьких мэнора.

— Спрашивал, как дела у Драко с Асторией, вы же знаете, младший Малфой почти ничего не рассказывает об этом отцу, так что знаю я гораздо больше его. Ну, и про дела в Аврорате мельком спросил, его, наверное, это чрезмерно интересует в связи с реальной опасностью его побрякушкам в мэноре. Так что там с вопросами, Министр, или это и есть самые интересные?

— Нет, конечно, Гарри. Я ведь надеюсь, ты не стал слишком раскрывать карты в деле об артефактах?

— Я только мельком упомянул, что ищем только в поместьях повинных. Пусть расслабится, а потом и мы с обыском найдемся, — на самом деле я почти с порога предупредил мужчину, чтобы тот запрятал все сомнительное в самые глубокие дыры.

— Хорошо, очень хорошо, — добрая усмешка скользнула по темным губам. — Я хотел поинтересоваться твоим мнением насчет происходящего в Европе.

Я вскинул брови в удивлении:

— А что там еще происходит? Новые беспорядки?

— Нет, все то же. Просто интересно узнать, что ты думаешь на их счет. Ситуация ведь схожа с нашей несколько лет назад.

— Да, действительно, похожа, — я не сдержал на лице маску и немного нахмурился, не понимая, что Кингсли хочет услышать от меня и чего не хочет.

— Есть перспективы, как думаешь?

— Перспективы для вмешательства? — мужчина передо мной кивнул. — Думаю, абсолютно нет. Через несколько лет там все и без нас успокоится, и установится либо военная диктатура, как было бы при Волан-де-Морте, либо клептократия[1], — как уже есть у нас, мысленно добавил я. — В первом случае, наша интервенция может быть опасна для нас самих, а во втором — нет смысла стараться, так как внутренний рынок все равно будет ослаблен, а инвестирование некоторое время будет застопорено.

Министр протяжно вздохнул и отвернулся к окну с несуществующей картиной за ним. Так, осталось только добить.

— Если бы вмешательство исходило изнутри страны, я имею в виду через важные семейства, тайно поддерживающие наше Министерство, то мы хотя бы могли попытаться. В данном же случае я считаю, что это чисто бесперспективно.

Гермиона всенепременно похвалила бы меня за импровизированную речь. Если Шеклболт и хотел раньше «помочь» Европе с гражданскими войнами, то теперь, я, черт возьми, надеюсь, он оставит эту идею. Люциус предупреждал о желании Черной Задницы кинуться на континент, но я по каким-то причинам не задумался над этим. В действительности же, Кингсли ни за что не пойдет на паритет с любой из европейских стран, кроме, разве что, Франции, а в остальных случаях Британию ждет финансовый кризис и упадок рождаемости. Что-что, а к чему ведут затяжные войны, уж я знаю.

— А вы хотели вмешаться, Министр?

— Что? — он перевел на меня пустой взгляд. — А, нет, Гарри, просто интересуюсь твоим мнением. Это очень хорошо, что ты интересуешься политикой.

Почему необычное эхо вместо «хорошо» разнесло что-то оскорбительное в мою сторону? Странно.

— Я не интересуюсь особо, Кингсли. Это все Гермиона рассказывала, я таких слов-то раньше и не знал.

— Да? Ну, хорошо, хорошо.

Чертов мудак. Да простит меня Мерлин, но я искренне желаю тебе быть съеденным Кричером.

* * *

В первые годы после войны аврорские мантии снились мне почти что ежедневно, представая в таком привлекательном для меня свете. Это не было панацеей, но изрядная доля помешательства в этом все же присутствовала. Пройдя сквозь заварушку с Волан-де-Мортом и пронеся на своих плечах всю тяжесть данного события, я, в общем-то, и не думал, куда бы деть себя, кроме как в Аврорат. Наши дороги с Роном вели в казармы, и мы, весело размахивая палочками, туда и отправились. С песней, плясками и, мать их, невестами.

Теперь-то я, конечно, знаю, как сильно был самонадеян, думая, что со всем злом в мире стоит бороться. Не прошел еще азарт войны, адреналиновая зависимость хоть и не была официально прописана в заключении колдомедиков, но имела место быть. Мы были детьми сражений, которые шли именно бороться, а не просиживать задницы в кучи всякой канцелярщины. Но Кингсли сказал: «Молодцы, ребята, так держать!», — а мы и задрали кулачки вверх и отправились карать злодеев.

На деле все оказалось гораздо скучнее и, что удивительно, прозаичнее. Три года схваток с однокурсниками на нарисованных полях, куча бесполезных лекций, — и вот мы сидим и подписываем заключения о допросе карманника с Косой Аллеи. Охренительно полезный опыт, мать его!

Аврорат, как неслабый правовой орган по усмирению негодяев, в действительности пользовался девизом «Лучше перебдеть на бумажках, чтоб потом недобдеть на практике, чтоб потом спокойно жрать пончики в буфете Аврората». Не то что бы это ужасно бесполезно: такая теория работала и в жизни, но, на мой скромный взгляд, только потому, что после войны пакостить не хотелось никому. Будь там пришествие нового Темного Лорда или мелкая заварушка где-нибудь на континенте, — люди воевать уже расхотели. Потому и сиделось нам всем на своих рабочих местах ровно, а публичные отчеты по борьбе с преступностью с каждым годом становились все более красочными и позитивно настроенными.

Более того, как я выяснил чуть позже, сам по себе орган Аврората не существовал независимо, находясь на полном административном контроле у Министра. Указы и распоряжения, посылаемые сверху, неукоснительно исполнялись нашими, так что и сомнений ни у кого и не возникало. Бравая ведомственная охрана и ее оперативные войска были частью одного большого внутреннего мира Министерства, не обладающие самостоятельной властью. Решалось все не кулуарно, а в тесной связи с обществом. Все эти классы, гражданские институты и объединения, эксперты и правозащитники кивали головой на все слова, вылетающие изо рта Министра, и абсолютно не пользовались своими крохотными мозгами при исполнении распоряжений.

Министр, он же Кингсли Шеклболт — человек неглупый — давал людям то, что они желали. Пережившие две гражданских войны что обычные маги, что такие, как тот же Люциус Малфой, хотели, как ни странно, только одного: мира и спокойствия. И в результате Аврорат теряет свой и так призрачный статус самостоятельного органа, как продажная девка отдаваясь в руки верховной элите, что руководит всем со своей колокольни. С тех пор часто, а иногда даже слишком часто, политики вмешиваются в исполнение правосудия, направляя его не теми путями. Политику я не любил, а потому слишком поздно понял, что сила сосредоточена на стороне власть имущих, а не справедливости.

Честно, понятие не имею, как все обстоит с этим в Европе, но, судя по разгорающейся войне, то весьма хреново. В сентябре девяносто восьмого второй волной судили Пожирателей, которые были не так опасны для общественности, но и не так уж и безопасны для репутации министерства: в основном канцелярские работники, что творили дела перед самым носом Фаджа и, позже, Скримиджера, да рядовые псевдо-авроры, — одним словом, те, кто на протяжении войны прятался в тени. Волей случая меня занесло на одно из таких публичных заседаний, да и не просто занесло, а прям в самую задницу, где на местах для слушателей просиживал дорогую мантию Малфой-старший, уже освобожденный и со скромным званием «Шпион года». Блондин, на лице которого уже можно было различить полоски морщин, презрительно ухмылялся и весьма откровенно сыпал ядовитыми комментариями на обвиняемых, обвинителей и всю судебную систему в целом, благо рядом с нами были пустые скамьи, а не местные сплетники. Так произошло мое первое знакомство с действительностью.

— Мистер Поттер, вот вы бы могли поверить, что за сбыт информации могут дать пятнадцать лет Азкабана? — он изящно покачивал тростью, которая теперь была не только украшением, но и необходимостью, и провожал глазами очередного осужденного. Судили в тот день многих, а крепко осуждали — больше половины.

— Победители судят проигравших, — я пожал плечами. — Вам ли не знать, мистер Малфой.

— Но и все-таки. Пятнадцать лет? А тем, кто стоял на передовице у Темного Лорда, лишь на несколько лет больше. Где же тут «непредвзятый» Визенгамот?

— Вам интересно знать мое мнение или вы просто так спрашиваете?

— Неинтересно. Но именно на такое Министерство всегда найдется свой Лорд.

Я немного помолчал, раздумывая над его словами.

— Мистер Малфой, что вы имеете в виду?

— Ничего сложного, — Люциус перевел ледяной взгляд на меня, и я снова почувствовал себя идиотом, — Вам никогда не приходило в голову, каким образом Темный Лорд получил такую поддержку в Британии?

— Ну, почему же. Приходило. Аристократы бегали за ним как собачки за колбасой. Когда тебе предлагают еще больше власти и денег, чем у тебя есть, и, ах да, еще поубивать всех неугодных, любой согласится.

Я попытался ответить ему таким же мерзким взглядом, но получилась какая-то смехотворная пародия. Дьявол, их этому что, с колыбели учат? Наверняка, тогда же, как и учат убивать котят сарказмом.

— Не только это, — Малфой улыбнулся уголками губ, оценивая шутку. — Министерство играло во всем этом не последнюю роль. Когда законы устаревают, а у нас они, как вы знаете, основательно не менялись уже не одну сотню лет, всегда находиться такой маг, что сможет повернуть ситуацию на себя.

— Волан-де-Морт просто воспользовался ситуацией?

— И да, и нет. Он был отличным стратегом и идейным вдохновителем, весьма неглупые люди шли за ним просто так. Но в таких ситуациях люди сами хотят изменить жизненный устрой, — он печально вздохнул. — Всем нам близка утопия.

— Каких ситуациях? — ледяная сволочь умел играть со словами, как и любой политик. Чтобы понять, что он имеет в виду, мне приходилось прикладывать все свои силы.

Люциус обескуражено глянул на меня, но очень быстро снова нацепил на лицо эту отвратительную маску надменности, которая меня так раздражала до блевательных спазмов.

— Посмотрите на них, мистер Поттер, — он кивнул в сторону членов Визенгамота. — Что вы там видите? Сборище безмозглых баранов, пишущих законы под наставлением своих жен. Интриганы, не способные позаботиться о чем-то кроме своей королевской задницы. Министерство, работающее на себя, а не на благо народа. Всегда найдется кто-то, способный видеть дальше и больше остальных в этом идеале добродушия, что тут строит Шеклболт. Потому и всегда найдется «материал» для новой гражданской войны.

— Почему же вы так хотите участвовать в этом? Занимать место в Визенгамоте и судить остальных, — я нервно рассмеялся, будучи не в состоянии тогда оценить искренность его слов.

— Скучно. Чем же еще заниматься до пришествия нового Темного Лорда? Возможно, вы и не так безнадежны, мистер Поттер, если способны понять мое желание реформировать Британию.

— Вы почти открыто заявляете о том, что будете поддерживать оппозицию, если таковая предвидится?

Аристократ пожал плечами и провел взглядом нового «обреченного».

— Если научитесь различать белое от черного, дорогой мистер Поттер, то эту оппозицию вперед поведете вы.

— Что? — я натурально изумился. — С чего вы, черт возьми, взяли?

— Вы же не просто так победили Лорда.

Я фыркнул и отвернулся от него. Этого мне еще только не хватало.

Спустя четыре года я уже, конечно, понимал, о чем говорил Малфой. Более того, я знал, что этот сукин сын не так уж и не прав. И именно тогда в моей голове застыла мысль: надо валить отсюда.

---

[1] Клептократия— идеологическое клише, применяемое к правительству, контролируемому мошенниками, использующими преимущества власти для увеличения личного богатства и политического влияния, с помощью расхищения государственных средств, иногда даже без попыток имитации собственно честной службы народу.

— Гарри? Гарри, дружище, ты где? Гар…мать твою, ты что спишь?!

Я с трудом поднял чугунную голову от…кухонного стола? Дьявол, я, и правда, спал на столе? Черт, вот что за идиот.

Неторопливого взгляда на часы хватило для понимания, что почти два часа безнадежно утеряны. Мои охренительно грандиозные планы (а в списке супер-дел на сегодня значилось «бесцельное блуждание по дому», «разглядывание газет, журналов и аврорской документации» и, в конце концов, «занимательное перебирание вазочек из черепов непонятно-кого, так горячо любимых Кричером») жестоко разрушены. Если к прочтению кое-каких дел по работе я все-таки приступил, то только и успел, что поспать на них.

Гребанный Роджерс, которого мы ласково величаем Тупым Ублюдком! Только мистер Главный Аврор может нагрузить меня работой в мой заслуженный выходной, хотя, конечно, не стоит забывать о толпе маленьких манипуляторов, снующих неподалеку. Имя «Гарри Поттер» творит чудеса с их невинными желаниями, превращая в грязные фантазии об управлении миром. Волан-де-Морт был небесполезен: только с его помощью я открыл-таки глаза на многие жуткие аферы. Фактически, Темный Лорд отличался от дедушки Альбуса только тем, что не подменивал жажду власти благими намерениями, которыми, как известно, вымощена дорога сами-знаете-куда. Хотя, что неудивительно, когда я однажды заикнулся об этом при Роне, то получил, кажется, самый ужасающий взгляд за время нашего знакомства.

И кстати, мой рыжий друг как раз находится прямо перед моим носом. Не знаю, что я сделал не так в прошлой жизни, но Рональд держит три бутылки Ron Miel, а я уже в красках представляю, в какую задницу буду пьян через пару часов.

— Я думал, ты меня ждешь, а ты спишь. Что, отличная ночка? — он продолжает, расставляя алкоголь на столе, и старается не смотреть мне в глаза. Кто виноват, что этот рыжий хрен до сих пор винит меня в расставании с его сучеподобной сестрицей, хотя та вроде и не скрывала, что сама меня бросила. Если я сейчас выдумаю историю о длинноногой блондинке, что развлекала меня всю ночь напролет, вечер получится гораздо более скучным и, возможно, станет еще одной точкой в пропасти отношений с моим лучшими другом.

— Привет, Рон. Конечно, нет, черт возьми! Тупой Ублюдок накинул мне пару дел, а я заснул уже на первых страницах. Не знаю, как выдержу следующие пару лет в Аврорате.

Он исключительно аристократично заржал:

— На твоей щеке отпечаталась его подпись!

— Что? Блять!..

— Меченный, мать твою. То Темный Лорд, то Светлый Аврор. Гарри, ты и правда невезуч.

Я с видимым неудовольствием и ненавистью тру щеку рукой, чтобы пара кривых закорючек никогда больше не сумела бы меня тревожить. В противном случае, мне придется попросить у Кричера самый ядерный отбеливатель на свете.

— Эти документы действительно очень скучные. Мерлин, Рон, прекрати ржать. Как выходные?

— Ты сам знаешь как, — он неопределенно хмыкает, намекая на случившееся, но я, черт возьми, все равно ничего не понимаю. — Серьезно, ты что, не в курсе?

— Нет. А должен был? Я не виделся ни с кем из наших с пятницы.

Он бурчит под нос что-то похожее на «зато с Хорьком точно встречался», но я прикидываюсь абсолютно глухим.

— Да. Мама пригласила вчера Гермиону на ужин, а та пришла — нет, ты только послушай, — с Энгельсом!

Вероятно, эта фамилия должна мне о чем-то говорить, да. Но я почему-то вспоминаю только о старом добром марксизме и прочитанном томике «Капитала», в данный момент подпирающем кофейный столик на открытой веранде дома. Дьявол, как же я все-таки невежественен!

— Кто это вообще? А Маркс у вас в гостях не бывал?

— Нет, Маркса не было, кто это? Новый аврор? — к сожалению, мой интеллектуальный юмор мало кому понятен, и уж точно не Рону. — А, хрен с ним. Энгельс — это же гребанный писатель.

Ну, вообще-то ты недалек от правды, друг.

— Рон, я не понимаю, о ком ты говоришь.

Парень округляет глаза:

— Да ладно, ты не знаешь его? Он написал «Основы ментализма» или что-то такое. Гермиона еще тряслась над его книжкой на курсе шестом.

— Гермиона пришла на ужин с каким-то стариком? Я, честно, не понимаю, в чем тут горе.

— Не стариком. Ему лет тридцать, не больше. Хотя да, все равно разница большая. Короче, поговаривают, что она с ним встречается или как-то так.

Теперь моя очередь удивляться:

— Серьезно? Гермиона мне ничего не говорила.

Рыжик демонстративно медленно пьет ром, стараясь выглядеть абсолютно бесстрастным.

— Ну, мне тоже. Вообще, она не призналась, даже когда я спросил ее в лоб. Сказала, что он ей просто нравится как человек науки, и начала нести подобную хрень, ты же знаешь. Но я-то видел, как она на него смотрит!

— Хм. Может быть, у них ничего и нет? Я имею в виду, что обычно наша подруга не врет. А что, писатель и правда знаток своего дела?

— Откуда мне знать, я не читал. Гермиона, конечно, распалялась и рассказывала, какая это интересная и неизученная наука и бла-бла-бла, но этот тип меня все равно настораживает. Сидел весь такой в себе, холодный как ледышка, на отца Хорька кстати похож. Он немного начал рассказывать, но заинтересовал разве что только папу, который при словах «магглы тоже пытались проникнуть в чертоги этой науки и создавали некоторые приборы для этого» почти подпрыгнул. Уверен, он слышал только первое слово из этой фразы, а Джордж уже, кажется, знает, что будет дарить отцу на Рождество. Ты, кстати, где будешь его праздновать?

Есть все-таки у Рона одна неприятная привычка — хотя если верить Гермионе, то даже не одна — резко менять темы, что я за ним не поспеваю. Пытаясь сосредоточиться, я мысленно записываю в длинный список литературы на ближайшее будущее Энгельса следом как раз за подкинутым Люциусом Шпеером.

Кстати про Рождество, да. Если честно, я и понятия не имею, чем собираюсь заниматься в конце декабря, потому что, во-первых, сейчас только начало ноября, а, во-вторых, у меня действительно нет никаких планов. Немногим раньше я бы сказал, что меня можно найти у Уизли, но после расставания с рыжей сукой это уже не вариант. Рон-то, конечно, был бы не против, но там не будет молчаливо поддерживающей Гермионы, а терпеть все это одному — я не намерен, не такой уж и придурок. Еще можно было бы навязаться Драконышу: насколько я знаю, он собирается устраивать крупную вечеринку у себя в поместье, где будет толпа слизеринских друзей, но с некоторых пор это меня не расстраивает. Теоретически, я все еще в раздумьях, если вообще можно так назвать нежелание праздновать хоть какой-либо веселый праздник, когда меня пожирает грусть.

— Не знаю, даже не думал. Кролик Роджер грозился какой-то командировкой в несусветные дали как раз на рождественские праздники, но я думаю, он просто злится, что я на него срал.

— Эй, а как же я, дружище?

— Э-э-э, а разве ты не планировал остаться на Рождество с Лавандой? — я чуть не проговариваюсь и не называю ее «Страшной Лавандой»[1], как ее обычно величает Гермиона. Не то что бы моя подруга была так жестока, но под действием Бейлиса или «Двенадцатилетнего малыша»[2] она становится весьма забавной.

— Да, вроде как собирался, но она планирует слетать во Францию, а я никак не могу бросить родителей. Ты знаешь, как они расстроятся, если меня не будет. Мы почти поссорились с Лавандой по этому поводу, но решили все-таки провести праздники по отдельности.

— Ну, неплохо. В смысле, жаль, конечно, но раз так, то ничего не поделаешь. Ты уже вовсю готовишься к Рождеству?

— Да, нет же. Слушай, ты же не останешься на праздники в Норе, да? — он смотрит с надеждой, но мы оба прекрасно знаем, что ему не на что рассчитывать. — Черт, я так и знал. По правде говоря, Джинни тоже была бы не в восторге от этого, но я все равно хотел тебя позвать. Жаль, что ты не придешь.

Мне не требуется ничего отвечать, но я все равно киваю головой и отпиваю еще алкоголя. Не могу скрыть, что я немного расстроен, но это не так-то и отличается от моего обычного состояния, в котором я пребываю уже второй месяц. Если быть откровенным, то я и вышел из него на пару часов только для того, чтобы не дать поводов другу рассказать экс-невесте-экс-героя о том, насколько я жалок без нее. Я не виню его в том, что он говорит все, что думает и видит, но наши с ним видения ситуации несколько различаются.

У него с Гермионой было все совсем не так. Они, если можно так выразиться, дошли до этого сами. Отдалились, почувствовали холод в отношениях и еще много такой же сентиментальной херни. Несмотря на то, что инициатором была девушка, вину Рона тоже не следует упускать из внимания: много дерьма шло и из него. Два моих лучших друга просто разошлись как в море корабли, но продолжают общаться без попыток взять друг друга на абордаж. Это было осмысленное решение, и я рад, что они сделали все без проблем.

Что касается того, что у меня было с Джинни…блять, я и правда не знал, что она может так поступить. В смысле, сейчас-то я, конечно, понимаю, что все к этому шло, но на тот момент это была самая неожиданная для меня новость, опередившая в моей личном топ-листе даже возрождение Волан-де-Морта.

Я неторопливо возвращаюсь домой после жуткого дня, проведенного в обществе убийц и головорезов. Нет, конечно, не так, но Тупой Ублюдок почему-то решил, что я просто обязан засвидетельствовать место преступления, на котором — о, Мерлин, — у добропорядочного гражданина украли мешочек с галлеонами, когда он выходил из Гринготса. Я несколько часов слушал нудные причитания господина Как-его-там, и все это снова было похоже на маленькую месть Роджерса мне, но, откровенно говоря, это его обычная модель поведения со мной, так что иного случая я и не знаю.

В общем, я и правда дьявольски устал. Фактически, мысль о возвращении в теплые объятья Джинни грела и держала меня на плаву весь этот хренов день.

Но с порога я сразу ощутил…пустоту. Как будто бы здесь уже давно никто не живет, словно это заброшенный дом какого-нибудь сбежавшего в Европу Пожирателя. И это было, по меньшей мере, странно, потому что я все еще видел личные вещи Джин, разбросанные по дому, которые Кричер категорически отказывается убирать, сославшись на титул «предателей крови».

— Джинни? — мой вопрос потонул в тишине дома. Я ожидал сладких приветствий и поцелуев, а вместо этого получаю какую-то неестественную пустоту. В голове громко стукнуло, холодные иголки уже пошли по рукам, но, прежде чем я успел запаниковать, в гостиную зашла рыжая девушка в светло-зеленом платье.

— Черт, Джинни, что-то случилось? Здесь слишком…тихо, наверное.

Моя золотая нимфа улыбнулась краешками губ, и я, что, казалось бы, невозможно, начал паниковать гораздо больше.

— Привет, Гарри. Ты сегодня рано. Будешь кушать?

Девушка уже направлялась на кухню, а в голове глухо звучало «что-что-что-что-за-черт».

Я обогнал ее в коридоре и остановился прямо перед ней.

— Моя хорошая, что такое?

— Тебе лучше поесть, Гарри, — я упрямо покачал головой. Не уверен, что в горло пролез бы хоть кусочек, даже если бы это было что-то, приготовленное на нескольких литрах оливкового масла.

— Ладно, — она утомленно кивнула. — Тогда я бы хотела поговорить.

Я снова закивал головой, как испорченный китайский болванчик, уже толком не понимая, с чем соглашаюсь. В моей жизни было слишком много длинных разговоров и недомолвок, и я уже порядочно устал от этого. К тому же, я знаю, чем они обычно заканчиваются: «Гарри, тебе надо убить Волан-де-Морта», «Часть души Темного Лорда сидит внутри тебя, тебе надо умереть», «Гарри, твой крестный предал твою семью» и бла-бла-бла. Разве так сложно сказать все в нескольких предложениях?

Мы расположились в гостиной на диванах, которые купили вместе несколько недель назад. На маленьком кофейном столике, приобретенном в антикварной лавке на окраине Инфилда, в беспорядке лежали оставленные мной бумаги и чашка с недопитым кофе. Точно так, как я оставил утром, пока в спешке собирался в Аврорат. Ничего не изменилось. Словно в этом доме ничего и не происходило.

Я внезапно понял, что не хочу слышать того, что скажет Джинни. Совсем не хочу знать, что случилось, кто умер, или что-то в этом роде. Мне неинтересно. Я хочу остаться в Блэк-хаусе, в доме, окруженном какими-то статическими чарами, и ничего не предпринимать. Я устал. Я хочу спать. Нет больше желания гоняться за какими-то призрачными бедами.

Но в ту секунду, как только я собираюсь выложить это все моей хорошей девочке, она торопливо говорит:

— Нам надо расстаться, Гарри.

Нам…что?

— Что? — тупо переспрашиваю я. Возможно, я просто ослышался. Да, вполне вероятно, что у меня какие-то проблемы со слухом, потому что днем Роджерс орал слишком громко, и мои барабанные перепонки не выдержали. Мне следовало давно пройти полный осмотр у колдомедиков.

— Расстаться, Гарри. Я не могу так больше.

— Джинни…Что случилось?

Она мнется ровно двадцать шесть секунд, но за это время я успеваю сойти с ума и обнаружить себя абсолютно потерянным.

— Разве ты не видишь этого? Это больше не работает. Мы не можем оставаться вместе только по привычке и из долга перед общественностью.

— Долга? Привычка? Мерлин, я тебя совсем не понимаю.

— Гарри, — она произносит мое имя так мягко, что мне кажется, это все просто сон. Но Джинни продолжает, а мои надежды умирают, — ты хоть видишь, что происходит вокруг тебя? Замечаешь, что что-то не так? Что, например, Гермиона с Роном расстались?

Я не удерживаю себя от едкого замечания:

— И ты хочешь последовать их примеру? Полнейшая чушь.

— Да нет же! Я хочу объяснить тебе, но ты меня постоянно перебиваешь. Послушай, ты очень много работаешь. Я знаю, что это твоя мечта — быть аврором — и не могу забирать ее у тебя. Но все оставшееся время ты где-то пропадаешь, ты не замечал? Ты рассказываешь мне о встречах с Малфоями, Забини и даже Паркинсон, и при этом не думаешь, что мог бы провести это время в моем обществе. Я ведь жду тебя каждый вечер, а ты приходишь, ужинаешь и отправляешься спать. Гарри, я так не могу! Я хочу быть с тобой, но ты слишком занят для меня. Это больше не может продолжаться.

Я смотрю на нее пустым взглядом, на то, как она перебирает ткань юбки тоненькими ручками, как убирает падающие пряди волос, как поджимает губы, и абсолютно ничего не понимаю. Работа? Работа и слизеринцы? Это что…так плохо? Я провожу с ней все выходные, праздники и любую свободную минутку, незанятую важными делами. Иногда я встречаюсь с Гермионой или Роном, но она почему-то ничего не говорит про них. Это так важно? Что я общаюсь с теми, кто ей не нравится? Я озвучиваю свою последнюю мысль.

— Нет, это тут не при чем! О, Мерлин, Гарри, ты не видишь главной проблемы! Я сказала так много слов, а ты услышал только про Змей?!

— Нет, Джинни, я услышал все. Но я все равно не понимаю, что именно я делаю не так.

— Да все не так! — она взрывается, и теперь в ее глазах поселилась злость, а не жалость, или что я там видел минуту назад. — Ты ведешь себя как Чертов Герой! Всем помогаешь, никому не отказываешь, но есть и Я! Я хочу твоего внимания! Я хочу быть с тобой не только по выходным. Я хочу целовать тебя, когда мне вздумается, а не только, когда у тебя есть настроение. Ты слышишь это, черт возьми?

«Как много личных местоимений», — отстраненно замечаю я, стараясь не прослушать ни одного слова, что вбивает ржавые гвозди в крышку моего гроба.

— Ты работаешь, постоянно работаешь! Тебе нет дела до меня, ты…

— Все не так, Джинни! Я люблю тебя.

— Я знаю лучше, ясно? — она практически кричит. — Я вижу, что творится вокруг, и это не работает!

Девушка останавливается, переводя дыхание, а потом в ускоренном темпе продолжает поливать меня грязью. Понятия не имею, чем я заслужил это. Возможно, за убийство Волан-де-Морта полагаются пожизненные наказания или что-то в этом роде. Возможно, стоило оставить ублюдка в живых, чтобы не мучиться всю оставшуюся жизнь. Возможно, я испортил себе карму, когда связался со слизеринцами. Я и правда не знаю. Это больно. Мне хочется выть, но я не Ремус, чтобы кидаться на луну. Ремус, кстати, тоже больше этого не делает. Он же мертв.

— …все к этому шло, ты знаешь?

Я качаю головой. Не знаю. И знать не хочу.

— Тебе следует найти кого-то, кто будет терпеть твой образ жизни. Мы просто не подходим друг другу, вот и все. Мне жаль, Гарри.

Она торопливо поднимается и отходит к камину намного быстрее, чем я успеваю прийти в себя.

— Я уйду сейчас, Гарри, ладно? Попрошу кого-нибудь забрать мои вещи на днях. Пока что нам лучше встречаться как можно реже.

— Джинни, дай мне ска…

— Не надо, прошу тебя, — девушка практически умоляет, и я останавливаю себя. — Я так решила. Я надеюсь, ты будешь счастлив.

Камин полыхает ярко-зеленым, а я все также сижу на диване. Даже и не знаю, есть ли смысл вставать и идти куда-то. Потому что моя жизнь, кажется, кончена.

Я помню это. Прошло уже два месяца, а я до сих пор помню все, что Джинни говорила в тот вечер. После этого я видел ее только один раз, на приеме у Министра, но, пока мое сердце раскалывалось от одного взгляда на улыбающуюся экс-невесту, по обе стороны от меня внезапно оказались Драко с Гермионой, подхватывая под руки и унося аппариционным коридором в какую-то маггловскую забегаловку, где подают замечательный абсент с тоником и ананасовым соком. И, кстати, чистый абсент там тоже вкусный.

Много воды утекло с тех пор. Надо бы забыть, как сделал Рон, который через месяц после ухода Гермионы завел интрижку с Кассандрой, длинноногой секретаршей из Департамента по связям с общественностью. Но я просто стою на месте. Не двигаюсь. Жду непонятно каких событий. Как будто бы я сам оказался под чарующим воздействием статики в доме на Гриммо.

Все это весьма раздражает. Ясное дело, что я не Рон, но, насколько я знаю, я и не безмозглая девица, что льет слезы по ушедшему принцу. Более того, Джинни принцессой не была, а была настоящей сукой, так что я вполне могу позволить себе выкинуть ее из головы.

Если все действительно к этому шло, так почему же я все еще помню?

---

[1] «Brown» переводится так же, как и «lurid» и означает «карий». Но у последнего слова есть и другое значение «страшный».

[2] Имеется ввиду знаменитый шотландский бренди «Ballantines Aged 12 Years»

* * *

— Мистер Поттер, — пропел медовый голос из-под груды бумаг, в беспорядке сваленных на столе в приемной, — мисс Грейнджер не предупреждала о Вашем посещении.

— Здравствуй, Энни. Мисс Грейнджер пока еще сама об этом не знает. Она занята?

Я старался не задерживать взгляд на длинных ногах собеседницы, но, мать вашу, это априори было провальной идеей. Эх, будь я чуть менее совестливым или, скажем, чуть более аморальным, то переспал бы с секретарем Гермионы за милую душу. Блять. Надо выкинуть это из головы.

— Мисс Грейнджер сейчас беседует со своим инженером или кем-то-там. Я думаю, она будет не против, если Вы подождете ее здесь.

— Да, конечно. Сделаешь кофе, Энни? Абсолютно не выспался с утра.

— Конечно, мистер Поттер. Для Вас — все, что угодно.

Я наблюдал за плавными укачивающими движениями девушки с маленького диванчика в приемной своей лучшей подруги. Аннет — лучший секретарь во всем Министерстве, а также по совместительству самая горячая брюнетка среди всех, кого я когда-либо встречал — абсолютно не скрывала самодовольства от факта того, что ни один мужчина не мог отвести взгляд от ее тела. Серьезно, а нахрена? Со всех Департаментов без исключения ежедневно стекались мужские кадры, проводя в очередях к Гермионе не по одному часу, только для того, чтобы спросить, например, о цветовой гамме новых артефактов Защиты, только поступивших в продажу. Конечно же, это было утомительно — выслушивать надуманные поводы и предлоги, — но лучшая ученица Хогвартса не была бы ей, не придумав, как использовать это себе на руку. Канцелярщина и бюрократия, фактически, занимают большую часть рабочего дня любого из магически одаренных англичан (хотя прожив с пятнадцать лет в обществе Дурслей, я думаю, что это общая черта для нашей нации), так что график дня у нас жестко нормирован. В какой-то мере это означает, что добиваться встречи с кем-то высокопоставленным тебе надо, в лучшем случае, за неделю. И, парам-пам-пам, господа, намного удобнее приманивать этих «высокопоставленных» красивыми девушками в качестве личных секретарей. Мерлин, моя подруга — чертов гений.

Аннет Эллисон — или просто Энни — действительно была красива. Темные волосы, уложенные волнами (Гермиона, должно быть, обзавидовалась), отличная фигура, приятный тембр голоса и, самое главное, полная неприступность: несмотря на соблазнительное поведение, никто из Министерства не может похвастаться сексом с милейшей Энни; почти никто, да. И, тем не менее, я, по неизвестным причинам, все еще не трахнул ее? Звучит как вопрос, но да ладно.

— Мистер Поттер, — голос раздался совсем рядом, после чего что-то мягкое и упругое — угадайте, что — приземлилось мне на колени, подставляя мне под нос благоухающий эспрессо, — Ваш кофе, мистер Поттер.

Я тяжело вздохнул, словно собираясь перед прыжком, и переместил одну руку ей на бедро, притягивая еще ближе, а другой — забрал чашку кофе. Хорошо-хорошо, я соврал. С ней не спал никто, кроме меня. Чувствуете, чем-то тут пахнет? Да это запах победы, идиоты.

Хотя, вообще, все это получилось абсолютно случайно. Я не караулил ее под дверью, как остальные мужики, и не пытался ущипнуть за задницу, а просто шел мимо к Гермионе, блистая жалким видом и вчерашним перегаром. Не знаю, что в этой картинке было притягательного, но милая девушка услужливо угостила меня кофе, предложила теплый дом и себя, а после подала носовой платок, чтобы я мог стереть размазанные по щекам слезы горя и радости. Ладно, конечно же, я шучу. Никакой чертов кофе она мне не предлагала.

— Нечем заняться, мисс Эллисон? Кажется, на вашем столе я заметил много незаконченных отчетов.

— Что Вы, мистер Поттер, — она игриво потерлась носом о мой подбородок, — просто решила сделать себе перерыв. К тому же, Вы весьма кстати. Мои родители на неделю улетели к родственникам в Австралию, и мне приходится спать совсем одной. Мистер Аврор, не хотите ли мне помочь?

— Тебя пугают монстры под кроватью? Потому что если да, то это мой долг.

— Конечно же! Защитите меня, о, мистер Поттер.

— Я буду рядом, леди...

Именно в таком игривом настроение — и положении — нас застал Эдвард Нейт, артефактолог из Отдела Тайн, распахнув дверь кабинета Гермионы. Несмотря на то, что к тому моменту мои руки уже забрались под юбку Энни, а ее язык по каким-то непонятным причинам оказался у меня во рту, девушка совсем не растерялась перед шокированными очами Нейта. Ловко поднявшись и оправив все одежду, она учтиво поклонилась мне:

— Спасибо за помощь, мистер Поттер. Вас, наверное, уже ждет мисс Грейнджер. Мистер Нейт, доброго дня Вам, — и уже когда растерянный артефактолог все же выставил себя за двери приемной, медово добавила, — Ты знаешь, где я живу. Жду тебя сегодня вечером, мистер Поттер.

Я механически кивнул и двинулся в сторону кабинета подруги. Жаль, то так вышло, теперь слухов не оберешься. Отдел Тайн, что удивительно, за всю историю своего существования ни одну гребанную тайну удержать так и не сумел, а потому уже через десять минут все в Атриуме будут знать, что Поттер трахает Эллисон. Вот хрень.

Подруга, по всей видимости, была чем-то занята, но все равно мгновенно поднялась в мою сторону. Выражение радости на лице от предстоящего безделья ни с чем не спутаешь.

— Гарри? Не ожидала тебя увидеть до пятницы — столько дел навалилось. Ты, кстати, по делу или просто так? Нейт загрузил меня работой по самое не-хочу, — девушка подскочила ко мне, обнимая за шею. — От тебя несет духами Энн. Мерлин, Гарри, ну что ты мучаешь девчонку, она же в тебе души не чает.

— Стой, Гермиона, слишком много слов в минуту. Так ты сильно занята? Я хотел просто поболтать, а то неделька еще та предстоит, неизвестно, когда успеем пересечься. Ну, и немного по делу, но это на минуты три. Уделишь внимание старому другу?

Она задумчиво кивнула и показала глазами на бокалы в шкафу.

— Нет, нет, мне еще работать, давай просто кофе. Жутко не выспался сегодня. Рон передавал тебе привет и пожелание счастливых отношений с герр Энгельсом.

— Он австриец, и, о-боже-мой, Гарри, я с ним не встречаюсь. Больше он ничего не сказал?

— В любви не признавался, я бы запомнил. И, кстати, я так и думал, если что, но наш общий друг отказывается в это верить. Зачем ты вообще потащила его в Нору на выходные?

— Ох, ну откуда мне было знать, что они так среагируют, — девушка помешивала сахар в только что принесенной чашке. — Признаюсь, мне хотелось произвести впечатление своим знакомством с Морицом, но я выбрала не ту аудиторию для этого.

— Разве "Мориц" — не немецкое имя? Ладно-ладно, не закатывай глаза, Гермиона. Итак, что там рассказывает мистер Энгельс?

— По правде говоря, ничего такого, чего бы я раньше не слышала. Но, вообще, он весьма харизматичен и обаятелен, так что невозможно не слушать, что он говорит. Захватывает, знаешь ли. Что-то вроде более приятной версии Люциуса Малфоя... Что смешного?

— Рон сказал то же самое, только без эпитета "приятный". Неужели они так похожи? Неплохо бы их познакомить.

— Ха, это была бы битва титанов.

— И не говори. Так что там с менталистикой?

Грейнджер пожала плечами.

— Ничего сложного: телекинез, гипноз, чтение мыслей. Якобы ничего сверхъестественного и абсолютно не магически. Не знаю, как там обстоят дела на практике, но на словах все выглядит весьма красочно. С одной стороны, это действительно может быть так, ведь не доказано, что магглы максимально умеют и не умеют. Но в реальности такие случаи — один на миллион, просто уникумы, так что нельзя быть уверенным, что это были не какие-нибудь скрывающиеся сквибы. Мы в Отделе сейчас занимаемся одним новым делом, о котором я, конечно, не могу тебе рассказать, но могу намекнуть, что это как-то связано с телепатией. Если уж у нас что-то и получится, то ты обязательно узнаешь первым.

— Хм, неплохие перспективы. А как тебе вообще подвернулся этот австриец?

— Да, полная глупость, если честно. Я слышала о нем и раньше, на нашем шестом курсе вышла его первая книга «Законы немагической Легитименции», ты должен был слышать... А, ну да. В общем, он рассказывал, что даже Волан-де-Морт заинтересовался ей, но Мориц в тот период вернулся в Вену. Я, конечно, думаю, что он просто сбежал, и...

— Гермиона, это к делу не относится.

— ...и тогда... Ой, хорошо. Какой же ты вредный. Так вот, он мне сам написал и предложил встретиться. Я жутко удивилась: все-таки известный человек. При встрече показал некоторые свои наработки для новой книги и просил посодействовать... В общем, ничего не попросил, но сказал, что в будущем понадобится помощь. Черт с ним. Ничего интересного.

— Ладно...

— Ладно? Гарри, у тебя странное выражение лица.

— Слушай, я тут разговаривал с Малфоем — и да, это уже не относится к менталистике, — и он кое-что сказал по поводу тебя, подожди-подожди, Гермиона, я знаю, что ты справляешься со всем сама, но я только спрошу: как ты?

Девушка медленно отпила глоточек обжигающе горячего кофе (единственный найденный мной минус в Энни) и уставилась в стену. Если отрешиться от всего, то можно было заметить, что Драконыш в общем-то прав. Явные следы усталости и печальные оленьи глаза никак не спрячешь, хотя я, как последний идиот, не замечал их до сегодняшнего дня. Дьявол, какой же я кретинский друг.

— Ладно, — она тяжело вздохнула, — я отвечу тебе, только если сначала ты ответишь на идентичный вопрос. Честно, Гарри, и тогда ты услышишь честный ответ.

Я задумался: а что, собственно, не так? Я улыбаюсь, хожу на работу, несколько минут назад даже был замечен с прекрасной девушкой. Это же нормально, верно? Я веду обычный образ жизни для брошенного мужчины...ну, конечно же!

Правду, говоришь? Ну, твоя взяла, Гермиона.

— Я переживаю драму в жизни. Чувствую себя пустым. И нет, я не в порядке.

— Это временно, Гарри, — она грустно улыбнулась. — Все проходит.

— Тогда же почему у тебя это не прошло, Миона? В чем проблема?

Еще один тягостный вздох. Да что сегодня за день-то такой хреновый!

— Ну, у меня проблемы немного другого рода. Ты знаешь, Уизли они ведь были мне как вторая семья. И... наверное, мне просто жаль, что семьей они мне так и не станут.

— О да, конечно, Герм, конечно. Ты серьезно думаешь, что я в это поверю?

Девушка всплеснула руками, едва не задев чашку с кофе, и обижено уставилась на меня. Что, блин?

— Да послушай же ты! Я не расстроена разрывом с Роном, мы бы точно не сошлись характерами, не стоило даже затягивать на эти три года. Просто...я не знаю, куда себя деть.

— Почему бы тебе не воспользоваться тем же советом, что ты давала мне? Найди мужчину. Хотя ты мне, к счастью, именно мужика и не советовала.

— Ха...я и нашла, Гарри. Просто с ним тоже ничего не ладится.

— Нашла?.. Черт возьми, почему я ничего не знаю?!

— Гарри Джеймс Поттер! Неужели ты думаешь, что я стану рассказывать тебе все подробности своей личной жизни!

— Нет, я так не думаю. Но ты могла бы обмолвиться хоть словечком о том, что у тебя кто-то есть.

— Какая сейчас разница... Больше никого нет.

— А кто был?

— Гарри!

— Ну, Герм, тебе что, жалко?

— Гарри! Какой нахал!

— Да ладно тебе, я же никому не скажу. Кто это? Из твоего Отдела? Или он не работает в министерстве? — тут мою голову посетила кое-какая догадка: не самая умная, если признаться. — Мерлин, ты правда встречалась с Энгельсом?

— Боже, Гарри! И нет, я с ним не встречалась. Вообще-то, он...ох, он маггл.

Маггл. Вот так новость.

— Э-э-э...— думай, кретин, думай! Ты знаком и с другими словами кроме междометий. — Ну, рад за тебя. Так почему вы расстались?

Она покрутила чайной ложечкой возле виска в оценке моих речевых оборотов. Браво!

— Он знал о магии и подобном, если ты подумал об этом. Просто... не сошлось.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы прикинуть расстановку дел: итак, есть Гермиона, и есть мужчина. Красивая девушка и, наверное, красивый мужчина. Умная девушка и, вполне вероятно, не настолько умный мужчина... Итак?

— Хм, я попробую кое-что сказать, только обещай не бросаться предметами сразу. Связано ли это как-то с тем, что ты явно умнее и успешнее его по жизни?

— О, — она удивленно подняла брови, — связано.

— Ну, история повторяется. Уж прости, но тот же Рон, допустим, специалист в довольно узких областях... впрочем, ты и сама знаешь. Так что можно сказать, что этот неизвестный Он страдал теми же проблемами, что и наш общий друг.

— Это...что ж, ты удивил меня. Теперь ты знаешь суть драмы. Итак, что ты думаешь?

— А что тут думать, — я попытался отыскать правильные слова в своей голове, но на языке крутилась исключительно какая-то чертовщина. — Ладно. Тебе просто нужен мужчина, который удачливее тебя и...попробуй кого-нибудь выше на карьерой лестнице.

— О, просто замечательный совет, Гарри. Предлагаешь завести интрижку с Шеклболтом?

— Фу, позволь мне не представлять эту картину.

— Именно.

Несколько минут мы посидели в уютной тишине, пока Гермиона бессмысленными манипуляциями перекладывала бумаги с одной части стола на другую.

— Ладно, ты права, вряд ли я могу тебе что-то посоветовать. Мы оба в полной заднице.

— Грубо сказано, но, в общем-то, да.

— И что нам делать?

— Не знаю.

— Не знаешь? Гермиона Грейнджер чего-то не знает?

— Поумерь свой сарказм. И да, я не знаю. Подождем и посмотрим, как сложится дальше.

— Как скажешь. И все-таки, я отнял у тебя довольно много рабочего времени; посмотришь бумаги по темненьким артефактам, что мы достали у Лерроев? Там много чего забавного, старшему — Майклу Леррою — светит нехороший Азкабан.

— Давай сюда, я отправлю это в Отдел. Когда нужен ответ?

Я прикинул в голове: когда Кингсли захочет это увидеть? Наверное, уже сейчас, но в Отделе все-таки работают не боги.

— Сразу, как сможешь. Это нужно Министру, а не мне, я тут пока что на посылках. Ну, и просто хотел зайти, кофе попить с тобой.

— О да, а еще кофе с Энн.

— Об этом я не думал. Так вышло само собой.

Она мягко улыбнулась и потянулась через стол, чтобы обнять меня.

— Я рада, что ты зашел. И за этот разговор тоже рада, хотя он и неприятен. Встретимся в пятницу? Утром я видела в Атриуме Малфоя, он нашел какой-то новый маггловский бар. Он сказал только одно слово, но это и так многое говорит: «Портвейн».

— Портвейн, пятница — отлично. До встречи, Гермиона.

А теперь мне нужно встать, уйти и начать, наконец-то, делать серьезную работу. Понедельник — день суровый, особенно когда я еще ничего не сделал, кроме как выпил целую байду кофе в компании прелестных девушек.

* * *

За пару дней до этого

— Хм, мистер Поттер, не желаете приобрести вот этот потрясающий амулет от сглазов и приворотов? Да что там! Забирайте даром.

— Знаю я ваши амулеты, мистер Леррой. Сожрут меня поздней ночью и не поморщатся. Смерти моей хотите?

— Упаси Мерлин! Просто советую. А то заберут ваши авроры все из дома, а амулетики так и будут в Отделе Тайн храниться. У вас побезопаснее будет.

— Нахрен мне ваш амулет против приворотов! Я, в конце концов, аврор при исполнении.

— А против дементоров талисман возьмете? На черном рынке можно сдать минимум за сотню галлеонов. А если решите нападать на Азкабан, то без него вообще никуда. Так что?

— Мистер Леррой!.. Давайте уже сюда свои побрякушки. Вот тот желтый тоже давайте! — И уже шепотом себе под нос, — убью Люциуса, который советует дружить с бывшими Пожирателями.

* * *

Я покинул уютную небольшую квартирку в Брикстоне только рано утром. Энни просила задержаться и отправиться на работу вместе, но я, к счастью, забыл документы для Тупого Ублюдка на Гриммо, а потому получил сладкий утренний поцелуй расстроенной девушки и ушел восвояси. Аппарировать не хотелось — зачем разрушать очарование такого утра, — и я решился на пешую прогулку до дома. Здесь, фактически, не далеко: несколько кварталов по Лафборо-роуд и пройтись минут десять по Слейд Гарденс — чем вам не лучший маршрут по предрассветному туману.

Расстройство Аннет было кристально ясно (Гермиона, в конце концов, всегда права): девушка желала не только случайного секса, но и отношений. О, это ужасное слово — О-Т-Н-О-Ш-Е-Н-И-Я! Вполне возможно, что раз обжегшись, я вечно буду бегать от них, как от Риддла, но тут уж ничего не поделаешь. Могу я поверить, что Энни всегда будет со мной? Если да, то, что ж, можно хватать брюнетку и уже завтра тащить на заключение брака. А вот если нет? Люди — существа, не проверяемые эмпирическим методом. Нельзя знать точно что-то в их отношении. Нельзя залезть в ним в голову (метафорически, нельзя) и узнать, как они относятся к кому-то или к чему-то. Печально? Именно, что так.

В крошечном магазинчике на углу с флуоресцентной вывеской «24» я купил завалявшуюся пачку золотых Мальборо, которые мне казались отличным дополнением к утренней прогулке. Я бросил курить — вероятно, так же, как и Малфой, — но все равно постоянно возвращался к этим привычкам. Пьянство, курение, секс на одну ночь — мог ли Победитель Темного Лорда упасть еще ниже? И да, стоит, пожалуй, прекратить вешать все свои проблемы на далекую рыжую головушку Джинни; рак печени, легких и сифилис достанется все равно мне. Конечно, лежа на смертном одре под маггловскими капельницами, мне, наверняка, будет доставлять удовольствие обвинять ее во всех невзгодах, но, ей-Мерлин, сейчас-то мне двадцать два, я здоровый мужик, а все, что я делаю так или иначе связано с бывшей пассией. Хотя, тут не поспоришь, от моего безразличия она все равно бы не перестала быть сукой, а я, уж простите мама-папа, мудаком.

Укатить что ли в ту же Европу? Помахаться палочками с французами, пораскидать немцев, а если нет — так сдохнуть молодым и почти счастливым. Гермиона бы, конечно, не одобрила даже мысли об этом, но, черт побери, Золотое Трио — это больше не единая величина, и мозги у меня теперь свои, а не лучшей подруги. Рон-то, как я погляжу, весьма и весьма рад новой послевоенной жизни: Лаванда, может, и дура, но все-таки знает, как завлечь парня. О свадьбе думать, правда, еще рановато, но под венец юная миссис Уизли (любая из предложенных) пойдет не обремененная интеллектом и с парящей походкой. И чем не счастье, скажите? Семья, дети, теплая жена под боком, и все так просто и обычно, даже измены по графику. А кому нужны экс-герои, неспособные удержать в руках одну единственную девушку?

Вот тебе и сказка, Поттер. Красивая история о любви с некрасивым концом, где все, что ты вспоминаешь потом, — глупая фраза «Ты не виноват, это все я». Я, ты, они...да какая, блять, разница! Есть только «мы», да и то уже в прошлом. Что ж, только сказки старины Бидля заканчиваются на мажорная ноте; в реальности, все катится в задницу.

Черт возьми, ну опять я раскис! Стоило бы, наверное, остаться у Энни, чтобы потом с негой на лице слушать прекрасные истории сослуживцев о моей замечательной жизни. Да только дело тут даже и не в Аннет: неизвестно в чем, по правде говоря. Просто не хочется, и все.

Еще одна сигарета, и я почти дома. Туман стелется пушистыми клубами, а в моей голове целый скоп нерасшифрованных мыслей. Если уж «каждой твари по паре», то, разрешите поинтересоваться, где моя?

* * *

— Гарри? Я на кухне. Давай быстро сюда — будем ужинать.

У моей девушки просто золотые руки. Понятия не имею, что она приготовила, но пахнет так, что я сейчас отгрызу себе пальцы. Главное — не заляпать слюной недавно вымытые полы.

— Привет, Джин. Как прошел день? М-м-м, это что-то очень вкусное.

— Это оленина, — она мягко улыбается, подставляя щеку для поцелуя. — Маргарет Хоббс — ты, должно быть, знаешь ее отца: он работает в Отделе правопорядка — посоветовала рецепт. Тебе должно понравиться.

— Да, точно, слышал о ней. Она вроде из Старшей Лиги? Рон как-то рассказывал.

— Нет, из Младшей: играет за Гарпий загонщицей. Она такая огромная, жуть просто! Но добрая, с этим не поспоришь.

— Этот оранжевый соус просто потрясен! Запомни рецепт и готовь его каждый раз, когда захочешь что-то от меня получить.

Моя рыжая нимфа заразительно смеется, и я не могу сдержать улыбки.

— Так как прошел день, малыш?

— Да, ничего интересного. Сходила на тренировку. Закончили рано: Джейкобс сегодня был не в духе. Попыталась связаться с Гермионой через камин, но она где-то пропадает. Минут двадцать назад забегала Луна, предупредила, что та занята в Отделе. Она и сама только освободилась: что-то у них там стряслось, и все бегают и кричат, как мозгошмыги.

— Хм, ничего, раз в Аврорате молчат — значит, всё не так серьезно. Да и ладно. Это же Гермиона! Не справятся они там с Луной, что ли?

— Конечно, справятся, — Джинни потянулась и выхватила кусочек мяса с моей вилки. — Просто мне было так скучно, даже на Диагон-аллею сходить не с кем.

— Позвала бы Асторию, — игнорируя презрительное выражение, появившееся на ее лице, продолжаю на свой страх и риск, — Малфой говорил, ему жену деть некуда: та все ноет и ноет, как ей одиноко.

— И ты хочешь, чтобы я выслушивала её нытьё? О, Гарри, ты так великодушен!

— Прости, солнышко. Я же просто предложил.

Неприязненная гримаса так и не исчезла с лица Джинни, но хотя бы стала не так заметна. Да, глупо было предлагать ей компанию Астории: она никогда не одобряла панибратства между мной и Хорьком, что уж говорить об остальных слизеринцах. Нет, ясно, что они не ангелы: например, Блейз через слово лепит либо жуткую пошлятину, либо мат, а если Панси начнет о чем-то трещать, то остановить её может только третье пришествие Волан-де-Морта. Но даже девчонки-змейки оказываются вполне сносными, если узнать их поближе. Правда, младшая Гринграсс нравится мне меньше всех. Кажется, у неё нет никаких иных достоинств, кроме светлого цвета волос и длинной родословной, которую так любят Малфои. Ее сестра, Дафна, может и вела себя иногда чересчур вызывающе — была у нее привычка сидеть на коленях у любого мужчины, с которым она разговаривает — но мне, как стороннему наблюдателю, гораздо более приятна. Может, потому Асторию и сбагрили Драконышу, что больше желающих не нашлось.

— Джинни, я просто пошутил. Я не заставляю тебя общаться с ними.

— И сам мог бы перестать, — ворчит она себе под нос, но я предпочитаю её не услышать. — Давай сменим тему! А у тебя как дела?

— Всё как всегда: толпа авроров, кипа бумажек... Скукота. Скажи лучше, какие у нас планы на завтра? Рон предлагал выбраться в парк на пикник, и Гермиона, вроде бы, согласилась.

Карие глаза напротив зажглись недобрым огоньком, а их прелестная обладательница перебралась поближе ко мне. Уговаривать вздумали, мисс Уизли?

— Слушай, Гарри, может, проведем выходные вместе? Я имею ввиду, только я и ты. Съездим куда-нибудь в пригород, поедим мороженого, поспим на сене. Будет классно!

— Ты уже и местечко подыскала, Джин?

— Конечно, — с готовностью кивает она. — Я не скажу, где. Пусть будет сюрприз. Ну, так что?

Я потратил на размышления секунд десять, и то только потому, что тщательно пережевывал кусок баранины. Или курицы? Странно, прямо-таки вылетело из головы.

— Хорошо, все, что хочешь. Скажешь Рону сама?

— Да-да, — рыжая нимфа вспорхнула со своего места за обеденным столом. Уже через минуту из камина в гостиной был слышен голос моего друга.

Идея выбраться не просто в парк, а вообще уехать из Лондона, хороша. Когда еще удастся так отдохнуть? Был, конечно, и неприятный момент: Рон уговаривал меня сгонять на пикник с начала недели. У них с Гермионой не все хорошо, так сказать, «проблемы в раю», вот он и планировал помириться в привычной шумной компании. Жаль, но что поделаешь. Надеюсь, он не станет обижаться на свою же сестру, потому что, ей-Мерлин, мне еще с ним работать.

По дому Джинни ходила в мягких тапочках, потому ее шагов я не услышал — аврор хренов! — и обернулся, только почувствовав движение воздуха за плечом. Я уткнулся взглядом в веснушчатое лицо. Выглядела она, по правде говоря, странно: вроде веселье на лице, но, черт, глаза...

— Что сказал Рон, солнышко?

Джин несколько раз открыла и закрыла рот, не сводя с меня застывших светло-карих глаз.

— Все хорошо, дорогой. Рон придёт завтра.

— М-м? Мы же решили отправиться за город. Значит, Рон и Гермиона с нами?

— Нет. Никто никуда не едет.

— Никто?

— Никто.

Если бы мне было свойственно легко поддаваться панике, сейчас я бы легко поддался панике. Этот разговор иначе как подозрительным не назовёшь. Что за хрень тут происходит?

Внезапно её волосы показались мне темнее обычного. И кучерявее, да.

— Так мы никуда не едем? Планы изменились?

— Да.

— Да, и?.. Продолжи свою мысль, пожалуйста.

— Я ухожу.

Ах, вот оно что! А я-то, кретин, уже навоображал страшилок — одну хуже другой.

— О, так тебя вызвали на работу? Что ж ты сразу не сказала.

Джин сделала несколько шагов назад, уходя в тень гостиной. Её глаза потемнели и смотрели насторожено. Она напоминала мне тигрицу перед прыжком. Не хотел бы я однажды оказаться дичью.

— Я ухожу, Гарри, я ухожу, — с каждым словом Джинни отдалялась все больше, скрываясь в проходе. — Я ухожу, но все это ради тебя... Все ради твоего блага... Я ухожу...

Ухожу-ухожу-хожу-хожу...

Слова, слившиеся в сплошной поток, гремели набатом в привычной тишине дома Блэков, отдаваясь эхом в моей голове. Голос моей девушки — бывшей девушки? — то становился низким, гудящим, то истончался до писка лесных фей.

Что за черт — я с трудом сглотнул комок в горле — тут происходит?

В ту секунду, когда оглушительный вой стих, и со стороны прохода раздался голос моей лучшей подруги, я понял, что нихрена не кончилось, представление продолжается.

— Ты не можешь быть таким лентяем! Почему ты не моешь за собой посуду? Почему ты не хочешь поехать за город? Почему ты меня больше не любишь?..

— Гермиона, что ты тут...

— Почему-почему-почему...

— ...делаешь?

— Почему, Рон?!

Рон?! Я, возможно, потерял остатки разума, на секунду подумав, что я и есть мой лучший друг. Я Гарри! Гарри-чертов-Поттер! Вытащите меня кто-нибудь из этого дерьма!

— Рон, ты ничего не понимаешь! Ну почему ты такой глупый, Рон?

— Я Гарри! Гермиона, разуй глаза, я не твой парень!

Взгляд девушки стал осмысленным, и я рефлекторно сжался, предчувствуя: сейчас Гермиона сядет на своего любимого конька и примется читать мораль. За что? Да хрен его знает, в этой жизни итак не все нормально.

— О, привет. Я как раз тебя искала, чтобы спросить кое-что. Почему ты меня не любишь, Гарри?

— Что?.. Герм, ты...э-э-э, в порядке?

— Конечно, в порядке. Так ты мне объяснишь, почему ты не хочешь меня любить?

— А ты...хочешь, чтобы я тебя...любил? — думай же, Поттер, думай!

— Да.

Это бред. Это самая идиотская чушь, что я когда-либо слышал. Бред-бред-бред. В конце концов, вряд ли таким голосом говорят о братско-сестринской любви, верно?

— Гермиона, объясни мне, наконец, что здесь происходит? Почему я должен любить тебя? К чему эти вопросы?

Она ненадолго замерла. Темные глаза ощупывали мое лицо взглядом. Удивлена? Да я сам в шоке! И это, к несчастью, далеко не предел, потому что, моргнув, я ощутил, как рука подруги коснулась моей щеки, да там и осталась. Непривычно нежный голос Гермионы показался мне громом среди ясного неба:

— Потому что я люблю тебя, Гарри.

— Что?!

Скомканная простыня валялась в ногах, сковывая судорожные движения. Пижамная майка прилипла к мокрому телу, тисовая палочка дернулась в руке. Я...испугался?

— Блять, это всего лишь сон.

— Хозяин Гарри хочет чего-нибудь?

Твою мать! Я чуть не помер от разрыва сердца, услышав голос мерзкого эльфа. Стараясь не делать резких движений, я аккуратно положил палочку на прикроватную тумбочку, не без оснований полагая: сейчас первым, что я смогу произнести, будет Авада Кедавра. Несколько глубоких вздохов позволили вернуть сердцу обычный ритм и унять дрожь в руках. Что ж, думаю, инфаркт в двадцать два мне не светит. Вот через годик — вполне возможно, а сейчас я могу еще немного пожить. Попробовать пожить.

— Хозяин Гарри хочет, чтобы в его жизни происходило чуть меньше дерьма, — я глубоко вздохнул. — Нет, Кричер, мне ничего не нужно, все в порядке.

— Хозяину Гарри приснился плохой сон? Хозяин звал свою подругу-грязнокровку. Мне привести ее к вам?

— НЕТ! — слишком истерично. Следи за интонацией, Поттер. — Нет, Кричер, не надо приводить Гермиону сюда. Поменяй лучше простынь — она намокла.

— Хозяин еще собирается спать?

— Нет, я лучше выпью кофе и разберу документы. Прибери тут все.

Дьявол, я и в самом деле испугался сна, где моя лучшая подруга признается мне в любви? Нет, вначале все было вполне мило: мне снилась поездка, или, точнее, обсуждение поездки в Торнвуд, где мы с Джинни провели прекрасные выходные, как и положено двум безумно влюбленным друг в друга людишкам. Когда мы вернулись, то узнали, что наши лучшие друзья расстались, а Молли так зла на Гермиону, что не хочет больше её видеть. Пока разбирались, кто прав, а кто виноват, произошло много другого дерьма, и, в конце концов, от меня ушла моя рыжеволосая фея. Странно, почему мне вообще это приснилось?

«Потому что я тебя люблю».

Блять! Не знаю, почему, но это и в самом деле пугает. Я никогда не рассматривал Гермиону как девушку, хотя понимал, что она привлекательна. Тут, скорее всего, сыграло свою роль то, что Рон первым положил на неё глаз или что он там там сделал. И, хотя он ни разу и не упоминал об этом до шестого-седьмого курса, для меня это было чем-то само собой разумеющимся. Да, тогда в Королевском лесу Дин моя призрачная копия из медальона Слизерина целовалась с Гермионой, но я никогда не задумывался о той сцене больше чем на три секунды. Конечно, сейчас ситуация изменилась, однако я все ещё считаю, что мы с Гермионой, прежде всего, друзья.

Видимо, мой воспаленный мозг нашел новый сюжет для кошмаров.

Кошмары? Я и правда так подумал? Я считаю сны, в которых Гермиона — милая, умная Миона, — признается мне в чувствах, ужасными? Я явно рехнулся, если это кажется мне чем-то отвратительным. Но, всё-таки, я же её не люблю, правда? Как лучшую подругу, верного товарища — да, но это совсем другая любовь. Я ведь правильно говорю?

— Не бывает «другой» любви, мальчик, — раздался скрипучий голос.

Во второй раз за сегодняшнюю ночь я едва не заработал инфаркт. Ошеломленный, в расстроенных чувствах — я спустился по лестнице автоматически. Мне было о чем подумать, так что я не заметил, что уже некоторое время подпираю плечом шкаф рядом с портретом Вальбурги.

И, блядские кальсоны Мерлина, я сказал это вслух? Я всегда думал, что маленькие кретины, которые думают вслух, пока витают в облаках, бывают только в фильмах и книгах. Мое мнение об умственных способностях таких героев всегда было предвзятым, даже слишком. А сам я, оказывается, либо один из этих мудаков, либо окончательно и бесповоротно тронулся умом. Итак, что лучше?..

Ах, да, миссис Блэк.

— Добрый вечер, Вальбурга. Какая прекрасная ночь, не правда ли?

— Ты, маленький тупой кусок мяса, совсем слетел с катушек? Контролируй, что несешь, или заткни свою пасть и не открывай!

— Прошу простить, миссис Блэк, я немного задумался...

— ...да разве тебе есть чем!

— ...и как раз направлялся выпить чашечку кофе перед завтраком. Какая жалость, что вам это недоступно. Но я могу попросить Кричера обмазать ваш портрет кофейной гущей, и мы посмотрим, что будет.

— Мелкий сукин сын! Совсем потерял совесть от любви.

— Я никого не люблю, ясно?!

М-да, чуть более резко, чем стоило бы, да и истерические нотки явно проскальзывают. Кто тут говорил, что не склонен поддаваться панике? Пожалуй, стоит изменить своим привычкам и пропустить пару стаканчиков виски до начала рабочего дня.

Вальбурга посмотрела на меня, как на грязь под ногами, и отвернулась. Хотя нет, грязь — это явное преуменьшение, причем исключительно цензурное (что вряд ли соответствует действительности). Эта старая мертвая дура бывает очень выразительна, если захочет.

Что ж, кто-то бы сказал, что прекращать столь «интересный» разговор на животрепещущую тему — просто идиотизм, но я решил иначе.

Конечно же, я буду так сожалеть об этом, так сожалеть! Но не сегодня.

Точно не сейчас — я уже слышу звон бокалов!

* * *

Восемь дней. Целых восемь дней я бегал от Гермионы, как чёрт от ладана, пока она, дезориентированная моим неадекватным поведением, не приперла меня, наконец, к стенке в Атриуме министерства. Буквально. Конечно, можно было позорно сбежать, как Снейп из Хогвартса, но... Во-первых, это, все-таки, не мой стиль, а во-вторых, это было бы уже слишком странно. В итоге под прицелом сотни любопытных взглядов я был вынужден сдаться и аппарировать взбешенную подругу на Гриммо. Разыгрывать греческую драму (мелодраму?) для разнокалиберных министерских сплетников мне не хотелось.

Как бы это ни было неприятно, нам придется поговорить. В конце концов, в моих поступках никто не виноват. Ну, кроме того большого мудака, что живет внутри меня. Я мог бы забыть о том сне, выкинуть его из головы, не принимать близко к сердцу... Но я, как всегда, выбрал самый неправильный вариант, заставляющий людей сомневаться в моей адекватности. Ну, да, нельзя назвать использование мантии-неведимки уже после того, как Гермиона меня заметила, разумным. А я с успехом проделал это три раза подряд. И, хм, наверное, я все же переборщил, когда утром прятался от Мионы за пухлощекой Эмили Вайсон из Администрации — подруга меня все равно заметила. Жаль, что даже после истории с Риддлом мастерству маскировки я так и не научился.

Честно, я и понятия не имел, как пойдет разговор, но даже в моих абсурдных мыслях он не начинался с реплики:

— Аннет Эллисон ждёт от тебя ребёнка?

— Чччшш... — я попытался откашляться и взять себя в руки. — Что? Она беременна?!

Гермиона недовольно покачала головой и уселась на диван в гостиной с самым невинным видом. Когда и через десять секунд я так и не получил ответа, то обнаружил себя нервно притоптывающим и нависающим над подругой:

— Гермиона, мать твою!..

— Я не знаю, Гарри. Просто я не смогла придумать другой настолько же веской причины, по которой ты мог бы меня избегать.

— И, — я с трудом выдохнул, — получается, нет никакой беременности? Точно?

— Если ты, конечно, не вел себя, как глупый самонадеянный подросток, то нет, она не беременна. Я вряд ли узнала бы об этом раньше тебя.

— Мерлин, ну ты и ведьма, Герми, уж прости... Я чуть концы не отдал от твоих предположений.

— А нечего вести себя, как идиот! Гарри, может, ты уже расскажешь мне, что происходит?

Я медленно опустился в кресло напротив, стараясь оттянуть момент объяснений. Нет, ну, а что я могу ей ответить? «Миона, я кретин»? Или, может, «я целую неделю думал о том, как ты-из-моего-сна призналась мне в любви»?

Я идиот, и это не лечится.

— Такая глупость, Герм. Я даже и не знаю, как это толково объяснить... В общем, я дурак. Ступил, как Гойл, вот и затеял эту беготню.

— Это я итак уже поняла. Кстати, ты выглядишь весьма паршиво.

— Ох.

— ...Но я все-таки хочу знать не только последствия, но и причину. Давай, Гарри. Определённо, должно было случиться что-то серьезное, чтобы ты пропустил пятничную встречу. Мы с Малфоем были на Беркли-стрит, той, что рядом с Пиккадилли. Там действительно довольно мило. Несмотря на то, что ты не пришел, в следующий раз твоя очередь искать бар. В твоё отсутствие Малфой беспрестанно допекал меня расспросами по поводу моего отношения к Забини. Кажется, тот собирается с духом, чтобы пригласить меня на свидание, представляешь? В общем, это было довольно смешно. Итак, пустая болтовня позволила тебе подготовиться к ответу на мой главный вопрос?

Я сконфуженно моргнул, не представляя, что мне сказать.

— Ты, правда, пойдешь на свидание с Забини?

— Это к делу не относится.

— Герми...

— Хватит, пожалуйста. Я знаю тебя много лет, не надо стесняться меня, Гарри.

Соберись, тряпка! Разве твой крошечный мозг не способен производить нелепые причины со скоростью света?

— Мне приснился сон, — уже хорошо, Поттер, продолжай нести околесицу. — Там была ты и Джинни, и...

СТОП!

Вот на этом месте остановим время, и на самом деле задумаемся. Странно, конечно, что за целую неделю я не нашел ни минуты на то, чтобы поработать над достоверным враньем. Придется разбираться с тем, что есть.

Итак, вариант первый: правда и только правда. Возможные последствия зависят от того, как воспримет новости подруга. По математическому методу деления ветвей получаем два побочных случая (откуда я это знаю?): Гермиона ведет себя разумно, смеется, а я получаю минус сто баллов к мужской гордости. Или же Гермиона ведет себя так же нелепо, как я недавно, и тогда мы имеем чёрт-те-что. Возможно, «чёрт-те-что» включает побои и пинание моего полутрупа по старинному паркету Блэк-хауса, но тут уж не угадаешь. В третьем случае мы наслаждаемся жарким сексом и слушаем взаимные признания в любви до гроба, но, матерь божья, я пока не готов себе это представить. Дальше!

Вернемся к исходным условиям. Вариант второй: ложь и только ложь. Возможные последствия: никаких. Не проверишь, не выяснишь, не найдешь разгадки. Моя подруга, может быть, и умница, но случаи хладнокровного обмана с моей стороны не были раскрыты даже мастером интриг Малфоем. Трудности в исполнении: время ограничено этой же секундой, идей никаких. Я должен буду вернуться к обдумыванию ситуации и потратить еще несколько секунд на решение проблемы, а это уже покажется подозрительным. Дальше!

Вариант третий: полуложь-полуправда. Преимущества перед вышеизложенными: дохрена. Единственная сложность в выполнении — выбрать, что говорить, а что нет, но на счёт последнего все и так предельно ясно. Приступаем.

— Мне снился сон, Гермиона, в котором мы с Джинни договаривались провести отпуск в Торнвунде в конце мая. Ты же помнишь, что мы поехали туда вместо пикника, куда нас звал Рон, и... Ох, не знаю, в курсе ли ты, но он хотел помириться с тобой именно на тех выходных, — я немного помялся, не зная, как выразиться правильнее, и уставился на ошеломленное лицо подруги. — Зато ты прекрасно знаешь, чем все это закончилось для вас. В общем, в этом сне Джин сказала, что это я виноват в вашем разрыве. Прости.

Мерлин, какая же чушь.

— О, Гарри...Мне никогда не приходило в голову обвинять тебя.

— Конечно, я знаю. Это всего лишь сон.

— Но ты избегал меня неделю! Всего из-за одной фразы? Черт, ты такой впечатлительный. Забудь об этом, правда. Это все — сплошной бред, на который не стоит обращать внимания.

— Мир, Миона? Я больше не буду прикидываться слабоумным.

— Мир. Я так рада, что ты, наконец, сказал мне правду.

Чёрт. Если и был в этом мире способ заставить меня раскаяться, то Гермиона его нашла. Браво. Знание этого поможет мне в загробном мире, где я обязательно окажусь после слов, которые собираюсь сказать. Надеюсь, там будет Снейп, иначе моя смерть грозит стать абсолютно скучной.

— Я соврал тебе. Мне правда снилась Джинни, но ты в моем сне тоже была. Тыпризналасьмневлюбви.

И будь — что будет.

* * *

БУМ!

Взрыв справа, и я стараюсь уклониться от осколков. От брошенной кем-то Бомбарды меня отделяет железобетонная стена, но привычка закрывать лицо всякий раз, когда рядом что-нибудь гремит, доведена до автоматизма; странно, что я не дёргаюсь всякий раз, когда, разговариваю с Шеклболтом. Задеваю плечом почти выгоревшую деревянную постройку, привлекая внимание к своему местоположению. Черт!

Применяю Дезалюминационное, уходя с линии огня, и бью Импедиментой [1] по тому месту, где стоял. Надолго это их не задержит, но даст мне несколько драгоценных секунд, чтобы перебраться через остатки чьего-то дома.

Проходит только часть отпущенного мне времени, а за спиной кто-то уже орёт звонким фальцетом «Аква Эрукто», пытаясь потушить ревущее пламя. Я разворачиваю корпус всего на несколько градусов, Бойлио довожу воду до точки кипения, и окатываю противника тяжелой волной. Минус десять очков с Гриффиндора, Поттер! Кто-то сегодня собирался обойтись без жертв. Видимо, все же не мой день. Стараюсь не дергаться, когда кто-то визжит за левым плечом, и молча продвигаюсь дальше. Мерлин, только не отвлекаться на мелодраматичные представления.

Ногу сводит от прилетевшего заклинания, но я упрямо этого не замечаю. Хрен вам, ублюдки! Я не стану тратить драгоценное время, которое могу провести, вскрывая вам черепа, на пустяки.

Добравшись до подгоревшей стены одиноко стоящего домика, я с остервенением рыщу в карманах. Ну же, хоть что-то! Мне нужны идеи: обычный в таких ситуациях метод «подожги и беги» на столь широкой территории не работает. Можно было бы разнести соседний дом к чертям и бросить предварительно увеличенные глыбы в противоположную сторону, но тогда исчезнет последняя нераскрытая преграда между мной и безмозглыми тупицами с палочками наперевес и моя позиция будет раскрыта... О, точно, камни!

Пальцы едва нащупали край не знамо как оказавшегося тут платка, а я уже вскидываю палочку для первых движений Дуро [2]. Так, если использовать Люмос Максима, и тут же обрушить на противника гигантский каменный платок, то это явно сэкономит и время, и силы. Закроем импровизированную гробницу из бетонных глыб, подчистим остатки людей чем-нибудь вроде Экспульсо, передохнем долю секунды. После можно бомбануть тут чем-нибудь, взорвав к херам большую часть местности, и спокойно отправиться на обед. На всё про всё ушло минут семь, что не принесло мне ни капли душевного спокойствия. В задницу эти тренировочные бои!

После того как прозвучал сигнал о завершении боя в мою пользу, я рассеиваю в пыль импровизированную гробницу и отхожу на безопасное расстояние. Из-под обломков появляются растрепанные и покрытые серым бетонным порошком головы авроров с одинаково недовольными лицами. Кто-то ворчит себе под нос, кто-то тычет в меня средним пальцем. Только бледный Дин Томас привычно фыркает в мою сторону и отходит, отряхиваясь — подальше от меня, но все-таки недалеко. Он — единственный из команды противника, кому не хочется всадить мне в задницу свою палочку. Волшебную, ребятки, только волшебную!

— Да ты заебал, Поттер! Чтобы я еще раз вышел с тобой на бой?! Пусть ищут других имбецилов, — орет мне с другого конца рассыпающейся в пыль тренировочной площадки Фергюс, мрачный немец с каменным лицом. Так это был его визг? Вот кто, похоже, попал под кипяток: именно он сейчас поспешно залечивает огромные ожоги на левой стороне тела.

Ещё только обед, а эти парни уже не в состоянии нормально работать. Каждый из них, наверное, отдал бы несколько своих ребер, чтобы поменяться со мной местами и отправиться благополучно просиживать мантии в кабинетах на нижних этажах. И только я — редкостный кретин, рвущий задницу чтобы попасть на полигон. Это вам не грёбанные бумажки с грёбанным Роджерсом! Если бы мне кто-то сказал, что после войны я буду отсиживаться за стенами министерства, то я бы, конечно, не поверил. Я, мать вашу, Гарри-чертов-Поттер! Да выпустите же меня на волю!

« — Тебе стоит беречь себя, Гарри, тебе сейчас нужно что-нибудь поспокойнее...»

Что? Спокойнее? А какого хрена эта светлая мысль не пришла никому в голову, когда я с кучкой таких же необученных ребят скитался по лесам, убегая от шизанутого Риддла? Искренне не понимаю, почему нашего Министра считают разумным человеком. Да даже мой Кричер мог бы выучиться психологическим приемам а-ля «добрый и ласковый отец нации», и потом иметь всех в этом клоповнике. Идеальная схема!

Ладно, я, кажется, отвлекся. В этом беспорядке и хаосе «крепкие авроры против зеленого курсанта» я совсем забыл, что сдуру пообещал Рону наведаться сегодня в магазин Джорджа и забрать что-то жутко романтичное для его Лав-Лав. Рыжий задумал организовать ужин при свечах, плавающие в ванне лепестки роз, адски воняющие ароматические травы и прочее. А всё для того, чтобы трахнуть блондиночку в непривычных для себя условиях. Еще бы — Гермиона наверно ни разу не согласилась на подобную слащавую херню. А Ронни у нас, оказывается, последний романтик и внутри него живёт розовый пушистик, питающийся любовью. Интересно, почему не он должен был победить Темного Лорда своей любовью, страстью и прочим бла-бла-бла?

Это, в самом деле, вопрос достойный внимания британских учёных.

Джордж, что удивительно, был немногословен, всем своим видом показывая острое отвращение к предмету в его руках. Коробка с чем-то-там была запакована в несколько слоев неразрываемой бумаги, и я, блять, уверен: всё это затеяно для того, чтобы не дать мне узнать её содержимое. Вот сукин сын. Такие подлянки мне даже Драконыш не устраивал.

— Уизли, я должен знать, что там.

— Поттер, здесь же написано: «Лично в руки. Доставить, не разрывая упаковки при переноске». Я не виноват.

— Можешь просто сказать мне, что там, и все. Ты же знаешь, даже если там пластмассовый хер — я не удивлюсь.

— Лучше бы он, — Джордж покачал головой в притворном ужасе. — Боюсь, скоро Ронни сменит ориентиры.

— Дьявол, ну что?! Надувная кукла? Плетка? Костюм ковбоя? Слоник?

Уизли громогласно заржал:

— Слоник? Ты кретин, Гарри, это же не секс-шоп, это «Умники Уизли». Ну и извращенец!

— Только не говори мне, что не промышляешь чем-то таким, балбес. Так ты скажешь мне или нет?

— Не сегодня, Поттер. Пусть Ронни проведёт этот чертов ужин, тогда и поговорим. В воскресенье Ханна с малышкой уедут к Эбботам, так что заходи.

— Как скажешь, Джордж, — я подхватил злосчастную коробку, и покинул «обитель зла». До окончания обеденного перерыва в Аврорате оставалось не более получаса, так что необходимо было отыскать пригодное для употребления пищи место как можно ближе. Метров через тридцать отсюда располагается «Mansarde», но сейчас там, должно быть, раздражающе многолюдно. Так, и в квиддичном ресторане за поворотом, и в чайной «Поднебесная» наверняка околачивается кто-то из моих знакомых, которых я обязательно не захочу видеть, так что остается только «Poul-Bakery». Ладно, белки и углеводы — это хорошо, но не стоит забывать и про калорийные булочки.

Из уютного кафе привычно тянет запахом свежеиспеченного хлеба. Небольшая открытая веранда под Согревающими привлекает народ, так что я, верный одиночка, прохожу мимо, направляясь внутрь двухэтажного здания. Таких здесь кстати много. После войны Диагон-аллея снова ожила: появились новые люди, а с ними — новая мода. Множество иностранцев, избегавших Англию в темные времена, сейчас наводнили каждый свободный угол. Мир, покой и уют, что может быть лучше?

Соотечественница Флёр, миловидная Амандин ди Поль, с такой ровной осанкой, что даже Малфой позавидовал бы, приторно улыбнулась при моем появлении. Красива, что тут скажешь, даже несмотря на то, что ей на добрых двадцать лет больше, чем мне. Стоит признать: такие женщины внешне не стареют. А уж гнилой характер проявляется задолго до наступления совершеннолетия, так что внешность, господа, — это далеко не показатель.

В дальнем углу булочной маячила Парвати Патил — ныне миссис Алексон — в компании подруг, но я принял независимый вид угрюмого аврора, которым любил щеголять в обществе старых знакомых. Не то чтобы я не любил своих одноклассников: чтобы я испытывал к ним столь яркое чувство, они должны были быть, как минимум, Волан-де-Мортом. Просто все прекрасное когда-нибудь заканчивается, и я уже не вижу этих людей в качестве своих приятелей хотя бы потому, что их размер мозга меня угнетает. Так что я молча киваю Парвати, проходя мимо неё, и усаживаюсь в огромное кресло за столиком подальше от окна. Мисс Амандин приносит свежеиспеченные булочки с корицей и чашку прекрасного латте как раз в тот момент, когда я замечаю Люциуса. Малфой сидит за столиком через проход, лицом к выходу и спиной ко мне, с аппетитом что-то поедая. Странное место для него, черт возьми. Ну да ладно. Подхватываю кофе, еще теплые вкусности и переношу к нему за стол.

— Добрый день, мистер Малфой.

Странно, но за столиком внезапно оказывается вовсе не Люциус, а абсолютно незнакомый мужчина. Правда, такой же светловолосый аристократ до кончиков ногтей. Я, как идиот, несколько раз открываю рот, чтобы извиниться и отнести свой зад обратно, и всё больше смущаюсь, особенно когда мне вежливо отвечают:

— Добрый, мистер Поттер.

Ладно, я не удивлен.

— Прошу прощения, я перепутал вас с моим знакомым. Извините за беспокойство, мистер...

— Энгельс. И, о, не смущайтесь так, юноша, вы вовсе не потревожили мой покой.

— Мистер Энгельс? — моя челюсть отправляется на встречу с полом, пока я медленно перевариваю информацию. Черт, я ошибся. Я охренительно удивлен. Когда оба моих друга сравнивали австрийца со старшим Малфоем, я и не представлял, как они правы.

— Я полагаю, что вы в некотором замешательстве. Ах, да, должно быть, мое имя вам ни о чем не говорит. Позвольте представиться: Мориц Энгельс, писатель и исследователь в области немагических наук.

— Магглов, верно? Я имею в виду, что слышал о вас от своих друзей, Гермионы Грейнджер и семьи Уизли, так что кое-что все-таки знаю.

— Замечательно, — мужчина улыбнулся, показывая ровный ряд кристально белых зубов. — Мне весьма приятно с вами, наконец, познакомиться, мистер Поттер.

— Лестно это слышать. Чем же вызван ваш интерес?

— Вы, насколько я знаю, звезда... О, вам, вероятно, неприятно такое отношение, прошу меня простить.

Я качаю головой пытаясь согнать с лица презрительное выражение. Уж что я ненавижу больше всего, так это нелепый подхалимаж.

— Что вы, звучит неплохо. Так меня еще никто не называл.

— Будет еще, мистер Поттер. Я был бы признателен, если бы вы остались за этим столом, не смотря на подобную оплошность с моей стороны.

— Ну, может быть, — я поудобнее уселся в кресле, подвинувшись ближе к сладким деликатесам. — Я слышал, вы пишете новую книгу?..

Энгельс слегка передернул плечами при упоминании его трудов и уставился на меня еще пристальнее. Дьявол, почему все окружающие люди смотрят на меня именно так? И что, блин, вообще означает этот взгляд? Интерес? Любопытство? А, может, фанатизм? Хотя последнее — точно нет, ведь я не раз видел как Гермиона точно так же смотрит на новую книгу.

О, так значит, новинка? Забавно.

— Это всего лишь намётки, не обращайте внимания. Я попросил помощи вашей подруги в подборе некоторой документации по уже проведённым до меня экспериментам в сфере немагических достижений человеческого разума. Интересно?

— Интересно. Если это не тайна, то я хотел бы послушать.

— Ну, — он отодвинул чашку со своим кофе, немного наклоняясь ко мне, — человеческий разум поистине всемогущ. И я не имею в виду только магов; магглы демонстрируют чудеса и без посторонней помощи. Известно, что потенциал человеческого мозга задействован только на пять процентов, тогда как про оставшиеся девяносто пять неизвестно практически ничего. Гипноз и телепатия, которые магглы успешно практикуют, не затрачивают абсолютно никаких магических резервов так называемой ментальности, что могло бы быть полезно волшебникам. Но, стоит признать, немногие из нас действительно заинтересованы в познании маггловской науки просто потому, что считают достаточными знания о Леггитименции или управлении людьми посредством Империуса. Проще говоря, большинство относится к этому с пренебрежением. Ваша подруга оказалась довольно любознательной, потому я и попросил именно её помощи, а не кого-либо еще.

— Вдохновляет. Вы хотите нести менталистику в народ?

— Только в определенные круги общества. Вы знаете о НЛП? Это нейролингвистическое программирование. Несмотря на то, что это, фактически, паранаучное направление, многие магглы с успехом используют существующие наработки как в политике, так и в бизнесе. Моделирование вербальных и невербальных сигналов, убеждение посредством психологического воздействия. Его также называют «терапевтической магией», что довольно любопытно.

— Ясно в общих чертах, но как это возможно? Воздействие на психику человека?

— Ну, в общем-то, да. Допустим, в разговоре с вами я буду постоянно употреблять какое-то определенное слово, например...хм, «Италия». Своими действиями и словами я буду убеждать вас, что это именно то, что вам нужно. Забавно, да?

— И это реально? «Италия» подействует на меня, и я вдруг соберусь и ни с того, ни с сего уеду туда?

Мориц засмеялся приятным баритоном, и я почувствовал себя абсолютно безмозглым, как обычно случалось при разговоре с Люциусом. Эти два типа чертовски похожи. Могло быть так, что их разлучили в детстве, потому что родители не были в состоянии выносить обоих сразу?

— Что вы, мистер Поттер. Я всего лишь говорю, что так могло бы случиться. Одна из множества вероятностей. Ведь сейчас ни слова не было сказано о том ужасе, что сейчас творится в Bel Paese.

— Вряд ли нечто более ужасное, чем происходившее здесь несколько лет назад.

— Как знать, — он пожал плечами, — в нашем мире можно ожидать чего угодно. К тому же для Италии сейчас наступил переломный момент, знаете ли: гражданская война переходит в активную фазу.

— Я не слышал об этом. Ни слова. Откуда вы это знаете?

Я походя наколдовал Темпус. Половина четвертого — мне надо было спешить. Но я чертовски хотел услышать ответ, а потому не двинулся с места, даже когда Энгельс встал из-за стола.

— Прошу прощения, мистер Поттер, но я не имею права разглашать эту информацию. Было очень приятно побеседовать с вами, надеюсь, не в последний раз.

И даже не дожидаясь окончания вежливого прощания, блондин упорхнул из кафе. Просто замечательно. Теперь я действительно буду думать о сказанном каждую свободную секунду. Гермиона говорила, что такое состояние «полудействия» (а в нашем случае, «полуразговора») называется незакрытым гештальтом. Вот вам вопрос на миллион галлеонов: можно ли организовать незакрытую дыру в черепе тому придурку, что выдумал это? Если да, я бы очень хотел поучаствовать.

* * *

— Мистер Поттер?.. Гарри! Мерлин, ты в порядке? У тебя все лицо красное, ужас, это, наверно, аллергия! Гарри, у меня есть маггловское антигистаминное...ох, это лекарство от аллергии, да! Мерлин, подожди секунду...как ты себя чувствуешь?

— Какая нахрен аллергия, Энни? Грейнджер у себя?.. Да нет у меня никакой аллергии, хватит совать мне эти таблетки!

Девушка испуганно отскочила, но уже через секунду снова обнимала меня за плечи.

— Что с тобой, Гарри?

— Так, неприятности в моей райской жизни. Ничего такого, что тебя бы касалось, — я рассеянно отмахнулся от назойливой девушки. — И мне нужна Гермиона.

* * *

Несколькими часами ранее

Как же меня раздражает это хреново Министерство. Сплетничать тут каждый горазд, попробуй еще заткни. А вот когда нужно узнать что-то действительно серьезное, все сразу делают такие лица, словно у них пикси в пустой башке застрял. Идиоты, какие же идиоты, мать их...И еще эта гребанная Италия. Что там? И кто это может знать?

Шеклболт, конечно же. Но обратиться к нему за разъяснением геополитической ситуации в странах Европы? Даже не рассматривается, как вариант, ибо этот хитрый хер выжмет из меня все соки, а потом еще и подзатыльник отеческий даст за невежество. Еще есть Малфои, но оба блондинчика могут работать только с готовой информацией, а новую им вытащить больше негде — растеряли всех ценных информаторов после войны. И кто остается?

Ох уж этот Энгельс, развел меня, как идиота! Нейролингвистическое программирование, видите ли! Работает, раз уж я не могу выкинуть это из головы.

Я попытался обуздать раздражение и злость, но все без толку. Действительно, нет хуже беды, чем ты сам, особенно если ты — кретин. Ладно, надо успокоиться.

Что мы имеем? Середина рабочего дня, я неспешно прохаживаюсь по Атриуму — зашел уже на четвертый круг — пытаясь выискать хоть сколько-нибудь полезного сплетника. Если всё будет продолжаться в том же духе, то к вечеру я лишусь половины более-менее живых нервных клеток и работы. Хотя, Мерлин, какая работа!.. Так, бумажки любимые отберут.

Самым печальным было то, что я и правда не знал ни о чем. Я перешерстил все выпуски Пророка за последний месяц, но не нашел ни единого упоминания о революции в Италии. Об этом, что ли, не пишут? Серьезно, есть Германия, Болгария, Швеция и даже маленькое Монако, но почему-то нет ни слова о том, что мне нужно. Полагаясь на логику и разрозненные факты, можно предположить, что Италия представляет собой интернациональный очаг интересов. Соседствующие Словения и Швейцария, где уже закопали топор войны (а если точнее, то закопали всех протестующих, особо не разбираясь, кто, что и зачем), вполне могли отправлять всех излишне подвижных активистов и сторонников нового направления развития Европы в тихие итальянские провинции. С другой стороны, если слухи верны, и на Сицилии действительно существует воинственная магическая группировка, которая приютила бы всех беженцев, то ситуация значительно обостряется. А уж если подойти, скажем так, с другого боку, то можно заметить крошечный Ватикан с его диктаторскими замашками. Местные маги лет так двадцать только и делают, что пытаются подмять под себя римскую власть. Сами по себе эти факты довольно безобидны, но если сложить два и два и помножить на реформаторские настроения, царящие на континенте, то можно получить бомбу замедленного действия.

Вопрос: насколько можно доверять источникам, предоставляющим мне эти факты? В нашем случае стоит только принять во внимание чье-то субъективное мнение — и вся картина изменится, а уж самостоятельно выяснить, кто тут говорит правду, а кто мелит языком впустую, невозможно. Черт-те-что!

Когда я заходил на пятый круг, то на глаза мне попалась Мелинда Терпин, секретарь Министра. Я немного помнил ее по школе, — по крайней мере, помнил ее младшую сестру, у которой просто обалденные ноги — и потому, не смущаясь, двинулся прямиком к ней. Уж если кто-то в этом адовом клоповнике и знает то, что мне нужно, так это мистер Черная Задница и она.

— Добрый вечер, Мелинда, как поживаешь? — я включил обаятельного джентльмена, надеясь выведать как можно больше информации. — Трудный день?

— Привет, Гарри. Бывало и хуже, но я все равно мечтаю, чтобы стрелки подошли к восьми часам вечера, когда Министр пойдет домой. Ты что-то хотел?..

— Что ты, Мелинда...Ладно, мне бы хотелось кое-что узнать, ведь кто, как не ты...

— Это тебя Аманда ко мне послала, да? — перебила она меня — Всем растрепала, что именно я их видела. Совсем язык за зубами удержать не может.

Я с трудом сохранил невозмутимый вид, не поддаваясь на провокацию. Кто вообще такая эта Аманда?

— Конечно, — я с уверенностью кивнул, — можешь мне рассказать?

— Ох, ну слушай, только, Гарри, не считай меня сплетницей! — она понизила голос до шепота, приблизив лицо к моему. — В общем, я видела их вчера вечером возле входа в Гайд-парк. Я сама с Марком прогуливалась, а тут они, счастливые такие. Парень, черненький, все за руку её хватал, и целоваться лез. Я сначала подумала: фу, какой настойчивый. А Джинневра наоборот к нему льстится и смеется как припадочная. Я так и встала с открытым ртом: все-таки прошло только пару месяцев, а они уже чуть ли не едят друг друга. Какая мерзость! Но не принимай это близко к сердцу, Гарри, ведь ты все равно лучше!

...

Что?

Ладно, я могу предположить, что это какая-то другая Джинневра. Ну, знакомая просто, а я и забыл. Или, допустим, Терпин мне тут местные сплетни рассказывает, фирменную полуправду. Ну да, конечно же.

Не знаю, какое у меня было в тот момент выражение лица, но девушка внезапно прекратила трещать, пристально на меня уставившись. Несколькими секундами позже до меня, наконец, дошло, что прозвучал какой-то вопрос, который я пропустил.

— Что?

— Ой, Гарри, да я говорю, что у вас случилось-то, ну, у тебя и Джинни, что вы расстались так скоро? Веселые такие ходили, а тут — бац — и всё, прости-прощай. Слухи разные ходили, сам понимаешь, но никто ничего толком не знает. Так почему вы разошлись-то?

Мне срочно нужен колдомедик. Потому что мне кажется, что у меня повреждение мозга, и именно поэтому я не могу понять, что она говорит. Срочно!

Ладно, пожалуй, возьмем стоп-минутку.

Итак, что мы имеем? Джинни, которая нашла себе мужика. Меня, который даже себя ещё не нашел. И бестолковый вопрос от такой же бестолковой Мелинды: почему мы расстались.

Первое: стоит ли вообще отвечать? Я мог бы убежать, но раз уж я пока не нашел в себе силы двинуться с места, то это не вариант. Дальше.

Второе: правда или ложь? С одной стороны, обвинять будут мисс Уизли, с другой — она тоже может открыть рот и начать что-то говорить. Если уж никто ничего и не знает — кроме, разумеется, близких друзей, — то я могу положить в копилку Рыжей монетку, так как у нее хватило такта не позорить меня, шепчась по углам. Что ж, как ни странно, эта стоп-минутка проходит вяло и устало: мне не хочется ни врать, ни говорить правду. Мне хочется свалить отсюда нахрен. А что, если?..

Ох, забудь об этом. Возвращаемся в реальность. Светло-карие глаза собеседницы пытливо рассматривают мое лицо.

— Это сложно, Мелинда, — я пожал плечами. — Мне не хочется об этом говорить.

А что, если и правда...свалить? Уехать, уйти подальше отсюда, где люди все равно помнят. Спрашивают, интересуются, выпытывают. Хочу ли я этого?

Нет.

А потому мне пора уехать туда, куда я по-настоящему хочу. Ну, или хотя бы думаю, что хочу.

Как насчет Италии, детки?

---

[1] Чары помех, не позволяющие разглядеть определенную точку.

[2] Превращает ткань в каменную стену.

Для того, чтобы организовать собственный отъезд, мне было необходимо сделать только три вещи. Первое — убедить Шеклболта, что я могу быть полезен в Италии, ну или, хотя бы, что не опасен для тамошней общественности. Второе — поинтересоваться мнением Малфоев на этот счёт. Уж эти-то хитрые интриганы просто обязаны подкинуть мне пару занятных идей. И третье — доказать Гермионе, что я не сумасшедший.

Угадайте теперь, какая задача самая трудная?

Ладно, Поттер, перестань нервничать и собери мозги в кучу. Вряд ли станет хуже, чем уже есть, да и если дело не выгорит, всегда можно сделать ноги по-английски. Импровизация — наше всё. Знаю-знаю, не лучший план, но если уж я дожил с таким девизом до двадцати двух, то я определённо удачлив, бесстрашен и бессмертен. Почти как Супермен.

Были у моей безумной затеи и плюсы. По сути, это — побег, о котором я мечтал еще со времён смерти Сириуса. Звучит, конечно, не очень...ответственно. Ведь были верные друзья, и пророчество, и мертвый Дамблдор, и много-много других напрасных смертей. Я был Избранным, помните? На моих плечах лежало бремя, которое не на кого было сбросить. Мне было предначертано остановить творящийся вокруг ад, а я два года только и мог думать о том, как соберу вещи и унесусь вдаль под Мантией-невидимкой.

Ну, мне было семнадцать. И если вы не считаете это достойным оправданием, то мне плевать. Серьезно, чем вы занимались в этом возрасте? Первый глоток алкоголя, первый секс, первое расставание и первые косяки, каких будет ещё много. Но случалось ли вам видеть смерть, убийства? Вообще-то, многие испугались бы.

Одно дело — когда ты идешь на что-то добровольно, исполняя просьбу, и совсем другое, когда у тебя просто нет выбора. Конечно, я мог бы убить Темного Лорда, хотя, если честно, не верил в это ни секунды. Но я мог попытаться: вместе со всеми бороться, проигрывать, побеждать, вместе умереть. А так были я и Риддл: два шахматных короля, которые всю свою жизнь двигались навстречу друг другу, прикрываемые толпами пешек-добровольцев. Гермиона всегда говорила, что не я виноват в смерти тех, кто боролся на светлой стороне. Позвольте спросить, а кого же они защищали?

Я не верил. Но если бы я сбежал в середине войны, смог бы Орден победить? Вряд ли. И, кстати, поэтому я всё ещё здесь.

Потом была Джинни, друзья и старый добрый Кингсли, зовущий в Аврорат. Я, всё еще опьяненный победой, снова пошел по заботливо приготовленной для меня дорожке. То была счастливая жизнь, самая обычная и неопасная. Но оказалось, что приключения...затягивают.

Нет, о зависимости речь не шла, я не пытался бросаться грудью на амбразуру. Просто каким-то образом вся деятельность, не связанная с войной, попала под определение «скучная». А в Англии больше не было битв, лишь адская скука. Настрой становился всё более упадочным, а расставание с Джин окончательно меня подкосило, и я снова вспомнил о старом плане побега.

Уходи и не жалей, верно? Почему нет.

Не имело значения, почему именно Италия. Как бы всё ни сложилось, уверен — меня там никто не узнает, а раз так, есть ли повод расстраиваться, что эту шальную мысль мне подкинул незнакомец, якобы телепат? К черту беспокойства.

Что бы я там ни утверждал, Поттер, явившийся с повинной к лучшей подруге, выглядел немного обеспокоенным. Ладно-ладно! Я был чутка не в себе, даже не контролировал выражение лица. Тупая сука Терпин выбрала не лучшее время для того, чтобы порадовать меня новостями. Моя жажда крови резко превысила отметку «нормально», эмоции бушевали: затяжная депрессия, недостаток адреналина и прочее подобное дерьмо — взрывной коктейль. Если уж я что-то решил, пусть необдуманно, надо было ловить волну и действовать.

Черт возьми, конечно же, я понимаю, насколько это иррационально. Но, хм, почему бы не попробовать? Эмоциональный подход к проблеме зачастую оказывается более полезным, нежели аналитический. Да, бывает и наоборот, но, пожалуйста, оставьте меня в покое со своим тщательным разбором причинно-следственных связей событий из жизни Гарри Поттера и ошибочным их пониманием. Проще говоря, mesamis [1], идите в зад.

Как я уже говорил, эмоции, написанные на моем лице, были довольно выразительными. Напугав сначала Мелинду, а потом ещё нескольких работников министерства, я, наконец, добрался до места назначения.

— ...Нет у меня никакой аллергии, Энни!

— Ты видел свое лицо? — она всплеснула руками, едва не смахнув стопку бумаг. — Гарри, ты пошел красными пятнами, а это значит, что у тебя...

— Я уже сказал, я просто зол. В твою прелестную голову не приходила такая мысль? Какая жалость. Грейнджер у себя?

Светлые глаза опасливо сузились, превратившись в щелочки.

— Гарри, ты мог бы не разговаривать со мной в подобном тоне? Я, в конце концов, твоя девушка.

Я подавился воздухом. Что? Девушка? Почему я об этом не знаю?

— Мы ни разу это не обсуждали, но я уверен, что не подписывал никаких документов, подтверждающих наши отношения. Этот разговор представляется мне настолько скучным, что я предпочел бы почитать материалы двадцать первого съезда Коммунистической Партии в оригинале. Серьезно, я спешу. Могла бы ты сказать мне, где сейчас Гермиона?

— Да как ты смеешь, Поттер!.. — тонкая ручка Эллисон нацелилась прямо в мою голову. Как думаете, еще один нокаут мне не повредит?

— Что здесь происходит?

Гермиона Грейнджер всегда появляется вовремя. И я впервые в жизни сказал эту фразу без сарказма.

Отпрыгнув с траектории кулачка Аннет, я уставился на подругу. Неплохо выглядит, особенно учитывая, что мы разошлись вчера далеко за полночь. Надо бы попросить у неё Бодрящего зелья и избавиться от неловкости, что я испытал, глядя на неё.

— Привет! Слушай, Герм, у меня к тебе срочное дело.

— Ну что еще? — девушка мученически закатила глаза и провела ладонью по волосам. — Гарри, я уже устала от твоих заскоков. Что тебе приснилось сегодня?

Ха-ха, подруга, сейчас я тебя так огорошу, что вчерашние новости покажутся просто сказкой.

— Мы можем поговорить наедине? — я кивнул в сторону пышущей праведным гневом Аннет.

— Ты невыносим. Проходи, — и когда за мной закрылась дверь кабинета, она, заглушая поток отборных ругательств в мой адрес, добавила. — И с ней разбирайся сам! Что вы не поделили?

— Она сказала, что мы встречаемся.

— А это не так?

Я скосил глаза на подругу, устраиваясь в кресле напротив. Надо же, такая умная, а несет такую хрень.

— Ты в порядке, Герм? Ничего не болит? Потому что иначе подобная чушь вряд ли пришла бы тебе в голову.

— Мерлин, Гарри, все в министерстве знают о вас. Неужели ты не в курсе?

— С каких пор ты собираешь сплетни?

— Я не собираю! — воскликнула она запальчиво. — Об этом действительно знают все.

— Хватит обсуждать мою личную жизнь. Я здесь по другому поводу. Я вообще к тебе шел, а эта курица просто мне на глаза попалась.

— Будь вежливее.

— Хорошо, не курица. Дура.

Гермиона покачала головой, вперившись взглядом в столешницу. Если она ощущает ту же неловкость, что и я, становится понятно, почему она не хочет разговаривать.

« — Ты же знаешь, что я люблю тебя, Гарри.

— И я тебя, Гермиона.

— Вот и все: дружба на века».

Мне и самому после таких слов жутковато. В конце концов, мы оба знаем, что спустили разговор на тормозах, не сказав почти ничего. Я уверен, что каждый из нас слишком многое не произнёс вслух. Обманывать лучшую подругу мне кажется абсолютным злом, но не один я вчера врал.

По негласному соглашению мы решили больше никогда не возвращаться к произошедшему, и тема была закрыта. Хотя, вообще-то, я не сомневаюсь: эта история нам ещё аукнется.

— Гермиона, я уезжаю.

— Что? — уставилась она на меня. — Куда?

Вот и начинается самое сложное, Поттер.

— На континент. Инкогнито, кстати.

— Хм. Ты уверен?

Я шокировано уставился на подругу. Не пьяна ли она часом?

— «Уверен»?! И все? Ты больше ничего не хочешь у меня спросить?!

— А ты хочешь, чтобы я спросила? Или не так. Ты ответишь мне, если я спрошу?

Я молча покачал головой, признавая поражение. Герм тяжело вздохнула и прикрыла глаза ладонью, облокотившись на спинку кресла. Да, наверное, она уже порядочно от меня устала, раз ей совершенно неинтересно, зачем вообще я это задумал. Потому что, зная Гермиону, могу с уверенностью сказать: если бы она только захотела, вытащила бы из меня правду. Внезапно на меня навалились разочарование и усталость. Пора заканчивать этот балаган.

— Слушай, если что, то ты всегда сможешь прислать мне сову, хорошо? Не пропадай из виду.

— И когда ты уезжаешь? — ее голос прозвучал глухо, то ли из-за руки, прикрывающей лицо, то ли из-за нахлынувших эмоций непонятно какого рода.

— В ближайшие дни. Герм, и... Я знаю, что был не лучшим другом в последнее время, но не хотел бы терять тебя из-за моей новой авантюры.

— Так ты признаешь, что это совершенно глупо и необдуманно?

— Да, более или менее.

Мы замолчали на несколько секунд, и я поднялся с места, направившись к выходу. Внезапная неконтролируемая грусть вызывала желание обнять лучшую подругу и никогда не отпускать, но я уже абсолютно всё для себя решил. Повернуть назад, когда сова уже на полпути к кабинету Министра, было бы просто идиотским поступком.

Голос Мионы догнал меня уже возле двери:

— На случай, если мы больше не увидимся до твоего отъезда, что мне сказать друзьям, если они спросят, где ты?

Я пожал плечами, даже не задумываясь над ответом.

— Придумай что-нибудь. В крайнем случае скажи, что я умер.

Пока я двигался по приемной к выходу, стараясь игнорировать красноречивый взгляд Аннет, мысленно кастрирующей меня, вспомнился вчерашний непростой диалог:

« — Не стоит бояться того, что ты чувствуешь, Гарри.

— Конечно, Миона.

— И?.. Что ты чувствуешь?

— Что ты самый лучший человек из тех, что я встречал».

Почему теперь я думаю, что это был неправильный ответ?

* * *

Довольно удивительно, как кардинально может меняться мировоззрение с течением времени. Если проанализировать, как менялись взгляды, предположим, каждые пять лет, то можно узнать много нового, в первую очередь, о себе самом. Как насчет небольшой ретроспективы?

Тебе семь. Маленький запуганный мальчишка в темном чулане, куда тебя отправили твои сучеподобные родственники за мелкую провинность. Ты нечаянно разбил чашку — люди говорят, к счастью? — но в этом доме за такое морят голодом и запирают на весь день в мрачной комнатушке метр на два без права на оправдание. И так всегда, черт возьми. Ты мечтаешь о том, что придут мама и папа и заберут тебя отсюда, но они мертвы. Да и при жизни были конченными алкоголиками и наркоманами. Ты побит, слаб, голоден, а единственный твой друг — паук Джеймс (в честь папы, конечно же), которому нет дела до того, есть ты здесь или нет. Ты приносишь ему мух, пойманных в саду, и он, наверное, благодарен.

Тебе двенадцать. Ты учишься в Хогвартсе, самой лучшей волшебной школе. У тебя есть Рон и Гермиона, они дружат с тобой, даже несмотря на слухи о том, что ты и есть наследник Слизерина. Вообще-то это — глупые байки. Остальные ученики обходят тебя стороной — то ли боятся, то ли презирают — но ты не отчаиваешься. Самое главное, что здесь ты в тепле и уюте, и никакой сукин сын не пытается «вытрясти из тебя дурь». Кроме ублюдка Снейпа, конечно же.

Тебе семнадцать. Ты снова голоден, напуган, и тебя окружает только темнота. Ты сидишь на холодной земле где-то в лесах Англии, оберегая сон своей лучшей подруги, хотя она все равно слишком расстроена, чтобы заснуть. Всё, к чему ты стремишься — сохранить жизнь магам и магглам, но начинает казаться, что те делают все возможное, чтобы тебе помешать. Никто ничего не знает о кусочках души Риддла, серьезно? И даже Дамблдор? Жаль, что он мертв. Удивительно, но на тебя устроил охоту самый темный волшебник столетия. Да, кстати, ты должен его убить. В твоем арсенале только Парализующие и некоторые другие элементные заклинания, не несущие особого разрушения. И каким это образом, интересно, ты сможешь победить Темного Лорда? Затыкаешь палочкой до смерти? Или он будет так удивлен твоей глупости, что умрет от смеха? В конце концов, никто не потрудился научить тебя Непростительным. Но даже эта мысль не спасает от понимания того, что ты — последний придурок.

Тебе двадцать два. Ты — мелкая сошка в Аврорате, в свободной время раздаешь автографы. Своей славой обязан гениальному исполнению Разоружающего заклинания в бое с Волан-де-Мортом. Теперь ты знаешь, как можно лишить человека руки, ноги или взорвать его мозг, но сейчас это почти бесполезно. Люди недолюбливают тебя за излишнюю вспыльчивость, в личной жизни — раздрай, твоя лучшая подруга что-то скрывает. Ты якшаешся с бывшими Пожирателями, а советник мертвого ныне Темного Лорда фактически помогает выстоять в политических баталиях с действующим Министром Магии. Мерлин свидетель, забавнее и быть не могло!

В сотый раз прокручивая это в голове, я не перестаю удивляться иронии судьбы. Если бы в двухтысячном я не встретился с младшим Малфоем в замызганной забегаловке в маггловском Лондоне, сложилось бы всё иначе? Является ли та пьянка отправной точкой дифференциации моих взглядов?

Может быть, и нет. В конце концов, общение со слизеринцами только стало катализатором, возведя всё на новый уровень. В семнадцать я мечтал только выжить, в двадцать два — только победить. Как однажды сказал Забини — и это было намного гениальнее всех пустых речей старика Альбуса вместе взятых — «Сначала спасай себя. Потом друзей. А только потом всех остальных. И да, выигрывай любой ценой, Поттер».

А вот вопрос на миллион галлеонов: может ли всё стать лучше, если я покину Англию? В числе несомненных плюсов то, что там я буду безродным магом, от которого ничего не ждут и не требуют. Вообще-то, это маловероятно, но я все-таки надеюсь. Отличный шанс померяться с кем-то длинной палочек склоняет меня к положительному решению. Дьявол, да если я не смогу победить там, в ослабленной внутренними усобицами стране (и не важно, с кем и против кого я буду «дружить»), то стоит ли пытаться здесь, в Британии?

Такие мысли меня, несомненно, расстраивают. Я почти уверен, что юный Том Риддл думал схожим образом, а все мы знаем, в какой заднице он в итоге оказался. Но, если я не попробую, то говорить вообще не о чем. Я, в конце концов, не маленький озлобленный мальчик, мечтающий о бессмертии. Я Гарри-чертов-Поттер, бойтесь меня, Темные Лорды!

* * *

— ...Да.

— Гарри, ты же понимаешь, чем это может грозить.

— Конечно.

— Если о твоих передвижениях узнают сбежавшие из Англии Пожиратели, то будут проблемы.

— Знаю.

— Готов ли ты? Это такая ответственность.

— Да...

Вот такой высокоинтеллектуальный разговор имел место около шести часов вечера пятнадцатого ноября, в пятницу, в кабинете Министра Магии Кингсли Шеклболта. Мерлин, какой пиздец.

Честно говоря, я знал, на что шел. Несмотря на мое субъективно отрицательное мнение об этом человеке, он все ещё оставался единственным, кто смог бы прорубить для меня окно в Европу. Одним словом, запасного варианта не было, а если уж я начал жечь мосты, то идти надо было до последнего. Хм, потянуло на метафоры.

Итак, несколькими часами ранее обычная министерская сова понесла пространное письмо, наполненное тайнами и недомолвками. Конечно, тяжело придумать нормальный запрос Министру на проведение темной операции на континенте, не говоря уже о том, что на тот момент я вообще не представлял, как это всё провернуть. Ясное дело, правда здесь не прокатила бы. Потому, в общем-то, я и ограничился намеками, наводящими ужас на любого здравомыслящего человека. К счастью, Черная Задница оказался абсолютно ненормальным, и меня не посадят за попытку запугать всенародного избранного. Ха-ха.

В то время как сова несла послание Министру, а Гермиона Грейнджер нервно мерила собственный кабинет шагами после встречи с лучшим другом, Гарри Поттер, то бишь я, занимался поисками ответов.

— Добрый вечер, Гарри. Типси, принеси нашему гостю чая. Итак, что-то случилось?

— Здравствуйте, Люциус. Если бы я сказал вам, что по долгу службы отправляюсь в Европу в одну из неспокойных стран, что бы вы подумали о моем задании?

Ответы буквально роились в светлой голове лорда Малфоя, и я, в кои-то веки, решил использовать этого мерзавца себе на пользу.

В итоге на аудиенцию к Министру я шел с неплохим прикрытием за спиной. Мерлин мой, Люциус сваял мне такую историю, что не придрался бы ни один стервятник. Конечно, даже это не значило, что всё будет просто. Но, как я уже говорил, в крайнем случае я мог просто уйти по-английски...то есть свалить к херам. Надеюсь, что до этого не дойдёт, но сбрасывать этот вариант со счетов не следует.

— ...И ты уже подумал, в качестве кого ты мог бы туда приехать, Гарри?

— Конечно, Министр. Я мог бы взять другое имя, но вряд ли мне удастся затеряться в толпе без использования оборотки. Таким образом, я мог бы отправиться в Рим в качестве миротворца — разве не прекрасно? — ставящего своей целью предотвратить начало полномасштабной гражданской войны. У моих друзей есть там кое-какие связи, так что принят я буду должным образом. Более того, так мы сможем контролировать ситуацию изнутри, и в случае чего начать выводить активы и эвакуировать граждан магической Британии.

— Неплохая идея...Но ты уверен, Гарри?

— Да...

На самом деле, разговор довольно нуден, если описать его одним цензурным словом. Если нецензурным, что ж, это все охрененно заебало. Но мне ли не знать, как важно одобрение Черной Задницы для того, чтобы миссия прошла успешно. Кстати, о миссии. А, точнее, об её отсутствии. Если уж я собираюсь повоевать, надо бы придумать себе девиз. Как насчет «Спаситель спасет ваши жалкие задницы» или «Гарри Поттер — самая раздражающая штучка в городе. Раздражает даже Темных Лордов!»? Надо бы подумать над интонацией, но в целом сойдет.

— Так или иначе, мне придётся послать с тобой своих людей...Скажем, Клитфорда и Дэниелса. Ты ведь не против, Гарри?

— Конечно, нет, Министр, — я немного знаком с Дэниелсом, если Кингсли имеет в виду любимый напиток Гермионы [2]...Ладно-ладно, я слышал о них. Единственное, что могу сказать — они поджарят меня, как сосиску, если я буду доставлять проблемы. Но если уж я прожил шесть лет под надзором Снейпа, то эти ребятки покажутся мне салагами... Надеюсь.

В итоге мы приходим к какому-то решению. Лично для меня все звучит так: ничего не делай, слушайся старших, к людям не приближайся. Из всего сказанного интерес представляет только то, что портключ в Рим будет оформлен на завтрашнее утро. Это — самое главное, так что я преспокойно отправляюсь на Гриммо в превосходном настроении. Черт возьми, проблемы с личной жизнью больше не заставят меня грустить!

* * *

Марк Клитфорд и Элиот Дэниелс оказываются здоровяками с внушительными челюстями и огромными плечами. Я почти спросил их о том, не являются ли они разлученными в детстве братьями, но, в кои-то веки, мне хватило ума прикусить язык. Чёрт, да я даже не уверен, что они не прибьют меня на месте, если я что-то вытворю, несмотря на столпотворение в Международном портключевом терминале в Хитроу, в который я прибыл примерно полчаса назад. Эти парни выглядят действительно угрожающими, и теперь становится понятным, какую цель преследовал Шеклболт, отправляя их со мной.

В разговоре они оказываются чуть более мягкими... как кусок бетонной стены мог бы стать мягче, если на него положить подушечку. Вероятно, ребята меня недолюбливают. Ещё бы: оторвали от по-настоящему важной работы, заставив приглядывать за задницей национального героя. Так что я их даже понимаю. В конце концов, им необязательно любить меня, если они окажутся кем-то вроде Кребба и Гойла. Малфой, кстати, как-то сказал, что самоназванные телохранители иногда наводили ужас и на него самого, но были слишком тупыми, чтобы действительно что-то сделать. К сожалению, мир потерял одного из этого прекрасного дуэта, так что мне никогда и не узнать, правду ли он сказал. Мерлин, я так несчастен по этому поводу!

— Поттер, приготовься, мы отправляемся через двадцать минут. Оставайся пока здесь, — говорит Дэниелс, приближаясь ко мне. У него соломенного цвета волосы и брови, что выглядит чертовски нелепо на его громилоподобном лице. Дадли, ты ли это? Я едва сдерживаю себя от смеха, но, вообще-то, это совсем не смешно. Раз уж парню не повезло родиться в таком теле, остается надеяться, что у него есть мозги. И то, что он не выглядит особо тупым, не делает его умным. Вот с Роном, например, прямо обратная ситуация, но я-то знаю: дружище просто ленив, а с логикой у него всё в порядке. Так сказать, «специалист в узкой сфере мышления».

Я немного нервничаю, что и понятно, потому и предаюсь веселым размышлениям. Впрочем, Элиот, кажется, тоже не особо спокоен, судя по тому, как он постоянно одергивает топорщащееся пальто. А толку-то, он вряд ли сможет выглядеть менее нелепо.

Минут через десять, когда служащий подает нам сигнал выдвигаться, я понимаю: что-то происходит. К нам бежит человек, и я узнаю силуэт еще издалека.

— Гарри! — выдает запыхавшийся «спринтер», и я машинально здороваюсь с Гермионой.

— Герм, что ты здесь делаешь? У меня уже нет времени, портключ скоро сработает.

— Я знаю, знаю!.. — она пытается отдышаться, но бесполезно. В её руке я замечаю Ту-Самую-Сумочку, что спасала нам жизни в девяносто восьмом, и у меня возникают некоторые подозрения.

— Поттер, нам надо...

— Подождите две минуты, Дэниелс, и мы уйдем на платформу.

Тот неловко пожимает плечами и отворачивается следить за обстановкой. Ну что за нервный тип, черт возьми.

— Гарри, слушай, — она наконец-то справляется с дыханием и вцепляется в мою руку мёртвой хваткой, — я тут немного подумала и решила, что тоже должна поехать, обязательно. Тебе, скорее всего, понадобится помощь, а ждать сов времени нет. Так что я здесь.

— Э-э-э, — конечно, я не лучший оратор. Ну, а как тут не потерять дар речи?! — Ты же даже не знаешь, куда я еду. И как же твоя работа?..

— Я написала заявление об отпуске, и, более того, успела собрать вещи. Мне пришлось искать тебя здесь, потому что Кингсли не сказал, когда вы отбываете. Вот, почти опоздала.

— Поттер, нам уже...

— Я знаю! Герм, пожалуйста, ты точно уверена? Я еду не просто по городу гулять.

Подруга отвечает мне серьезным взглядом, и я понимаю, что она для себя всё уже решила. Что ж, я всегда успею отправить ее обратно, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Ох, ну хорошо. Парни, у нас новый компаньон — Гермиона Грейнджер. Прошу беречь ее также сильно, как Министра Магии.

Клитфорд ворчит что-то похожее на «новая обуза», но я уже не обращаю внимания. Хватая Гермиону и волоча её по направлению к стойке портключей, я мысленно прикидываю ситуацию: новая жизнь на новом месте со старой подругой. Звучит как начало увлекательной истории, не так ли?

Вперёд!

Vado via, sono pronto per una nuova avventura! [3]

---

[1] Мои друзья (франц.)

[2] Самый знаменитый виски средней стоимости «JackDaniels»

[3] «Ухожу прочь, готов к новым приключениям!» (итал.). Интересно, что в итальянском «avventura» — не только приключение, но и роман.

— Они не воспринимают меня всерьез!

Гермиона приподнимает бровь, как бы говоря: «Ты и есть несерьезный, сам знаешь» — и возвращается к потрепанной книге, лежащей на коленях. Серебряный браслет на её руке позвякивает, когда она, явно незаинтересованная в разговоре, перелистывает страницу.

— Тебе следовало подумать об этом раньше, Гарри.

Все мои силы сейчас уходят на то, чтобы не начать новые препирательства, но уже на серпентарго. А я мог бы! Думаю, если бы Герм была анимагом, то точно кем-то из кошачих. Судите сами: она умеет проявлять участие, ей хочется доверять, с ней уютно. Зато она вовсе не прочь поточить когти о мои нервы, и выглядит при этом так ангельски невинно, что аж зубы сводит. А, может, она стала бы огромным фолиантом, похожим на те, что обычно читает: слишком сухим и заумным для среднестатистического читателя.

Все больше раздражаясь, я выхожу на открытую террасу и плотно закрываю за собой дверь, как будто следом может просочиться аура сверхспокойствия, что почти всегда окружает Гермиону.

Так заканчивается едва ли не каждый наш разговор с момента приезда в Рим. Мне тут нравится, но, честно говоря, я слишком часто жалею, что взял с собой подругу.

С террасы открывается божественный вид на Палату депутатов Италии, перед которой я каждое утро наблюдаю толпы народа, мельтешащего туда-сюда. Окна арендованной квартиры выходят на площадь Колонны, а балкончик, скрытый от маггловских глаз, нависает над проулком между домами, так что можно хоть с утра до ночи пялиться на величественное здание. Я провожу здесь по три-четыре часа каждый день, рассматривая прохожих и раскуривая итальянские сигары, приобретенные в какой-то табачной лавке возле фонтана Черепах. Здесь красиво, уютно и, самое главное, тепло — температура сейчас не опускается ниже десяти градусов, хотя в Лондоне воздух, дай Мерлин, к середине дня прогревается до такой степени. Одним словом — прелестно!

Удивительно, но миссия продвигается гораздо медленнее, чем я рассчитывал. Как оказалось, Гарри Поттера здесь знают, и ценят как символ борьбы с темными волшебниками, но на этом всё. Никто не горит желанием распространяться о том, как реально обстоят дела. Одно из двух: либо никто ничего не знает, что маловероятно, либо все в «этом» замешаны. И самая главная моя проблема — я не знаю, в чем именно.

Posto Libero [1] — магическая часть города — скрыта за высокими стенами, на месте которых магглы видят лишь фасады домов. Иронично, правда? Все здесь пропитано духом Средневековья, начиная от архитектурных сооружений и заканчивая сувенирными лавочками на каждом шагу. Заметно, что эта часть города тоже живет за счет туризма. Уверен, что кое-кто получает неплохие деньги, размещая привлекающие магглов руны по всему городу. Я видел такие на площади Испании, но не особо обращал внимание. Хотя ситуация и требует детального описания любой из сфер жизнедеятельности итальянцев, мне, честно говоря, абсолютно плевать. Так или иначе, пару раз я приходил в магический квартал с Марком, — который оказался, в общем-то неплохим парнем, — просто чтобы произвести впечатление видом массивного «телохранителя», но никто даже не обратил на нас внимание. Это вам не Косая Аллея, где я и двадцати ярдов не могу пройти, не расписавшись на чьем-то орущем младенце.

В целом, мое мнение о Магической Италии неоднозначно. Я бы сказал, что эта часть города застряла где-то в пятнадцатом веке... Интересно, а представительниц древнейшей профессии здесь всё ещё называют куртизанками?

С Гермионой тоже возникли проблемы. Начинает казаться, будто она делает все, чтобы вывести меня из себя. В основном двумя способами: умничает или беспрестанно ноет. К первому я привык ещё в школьные годы — тогда, когда меня и Рона подруга тыкала носом, как нашкодивших котят, в до сих пор непрочитанную Историю магии. Здесь она и вовсе вошла в раж: во время посещения Пантеона, где я восхищенно разглядывал дыру в потолке, Герми засирала мне мозг абсолютно ненужной информацией вроде того, откуда привезли камень для строительства мраморного пола или кто сделал во-о-о-о-он ту царапину на фреске. Я тогда так разозлился, что наша прогулка закончилась слишком быстро.

Что же касается нытья... По правде говоря, это тихий ужас. О чём бы ни зашел разговор, она непременно ввернёт «...да, это так прекрасно, жаль только в моем Отделе осталась кое-какая работа». О чём угодно! Иногда мне хочется совсем перестать с ней разговаривать, но, боюсь, тогда она начнёт рассуждать о том, как может быть полезно молчание для работы в Англии. Почему она увязалась за мной, если ей так не хотелось уезжать, до сих пор остается загадкой.

Когда я предполагал, что узнаю в Италии что-то новое, я не думал, что «этим» окажутся недостатки Гермионы.

Да ещё Рон подливает масла в огонь. Вот уж не ожидал. Мерлин, его даже здесь нет, а он смог меня достать! Через день после нашего приезда друг прислал вопиллер. Нет, ну серьезно, это уже ни в какие ворота!.. Он кричал, что мы отправились в новое приключение, не захватив его с собой, бросили лучшего друга, бла-бла-бла... И, конечно, не забыл упомянуть в конце, что он все равно бы не поехал, ведь его не отпустила бы Лав-Лав. Но мы все равно поступили «как настоящие свиньи», не рассказав ему о поездке.

Да тут творится черт-те-что! Нервная обстановка, не находите?

Но женщины, Мерлин, какие же здесь женщины! Истинные итальянки так экспрессивны и настойчивы, что я боюсь представить, каковы они в постели. С ними, должно быть, можно попробовать что-то новенькое... Я уже познакомился с одной такой, Паулой, которая практически покорила мое сердце. Не только сердце, если разобраться, но одного этого уже было достаточно, чтобы я решил продолжить знакомство. В общем, когда Гермиона нашла меня безбожно флиртующим с миловидной брюнеткой — к несчастью, довольно скоро — она была немного обеспокоена. Хотя «обеспокоенна» — это мягко сказано. Просто я не хочу вспоминать ни слова из той пространной лекции о «сексуальном недержании».

Настало время переходить ко второй части моего коварного плана «Как спровоцировать апокалипсис местного значения». МУ-ХА-ХА! Ладно-ладно, я здоров. В общем, необходимо задействовать, так сказать, платные источники информации. Разумеется, мне нужен список людей, которым можно заплатить, но это уже совсем не по моей части. Тут на сцену выходит достопочтенный лорд Малфой, обещавший навестить меня в ближайшие дни и подсказать, к кому мне следует обратиться. А пока что у меня есть немного времени порезвиться. Хорошо бы в приятной компании.

Я, наконец, покинул своё временное убежище и вернулся к одной доставучей ведьме.

— Герм, не желаешь немного прогуляться?

Девушка оторвала взгляд от огромной книги и нахмурилась:

— А куда ты хочешь пойти? Мы еще не были в Колизее и в Капитолийских музеях. Туда, конечно, лучше идти пораньше, но...

— Гермиона, хватит, — если я продолжу слушать это, у меня распухнет голова. Она говорит о музеях каждый раз, когда я предлагаю пройтись. — Тут за углом бар, пошли туда?

— Что за бар? — выражение её лица стало ещё мрачнее. — Когда ты успел его обнаружить?

— Расслабься, мамочка, тебе нужно скинуть напряжение. К тому же, сегодня пятница, наш традиционный день.

— Сегодня среда.

— Тем более! Мы всё равно не работаем.

— Знаешь, Гарри, в это время мы могли бы работать, как и предполагалось.

— Ой, опять двадцать пять! Если ты не хочешь туда идти, я пойду сам.

Старый трюк. Герм слишком сильно волнуется, когда дело касается её близких, так что отправить меня напиваться «в одного» для неё равносильно предательству. Не знаю, поможет ли поход в бар сбросить напряжение, что скопилось за две недели пребывания в этом прекрасном тёплом городе, но можно хотя бы попробовать. Так что я подхватил куртку, валяющуюся в маленькой прихожей, и со спокойной душой повернул ручку входной двери. Ну, давай же. Три, два...

— Стой! Ты просто невыносим. Я тоже пойду. Куда мы вообще направляемся?

— Salotto 42 за углом, дорогая, — я хищно улыбнулся. — Пошли напьемся!

Вообще-то, напиваться я не собирался...

Но кого интересуют мои планы? Уже через два прекрасных часа, проведенных в замечательном месте в приятной компании стол перед моими глазами пошатывался. Нет, конечно, при желании можно было бы списать это на внезапное землетрясение, налетевший шторм или не ко времени разлившийся Тибр. Хотя насчет последнего, пожалуй, можно и помолчать, ибо полную версию истории произошедшего здесь месяца два назад я могу получить из первых рук — от сидящего рядом итальянца, с которым мы нежданно-негаданно породнились и выпили за спокойное посмертие всеславного Ричарда Хэннесси [2].

— ...На три фута, англичанин! Чертова вода поднялась на три фута. Ты представляешь? — Конечно, я представляю. Более того, я знаю, что наводнение и Британию не обошло стороной. Но все это мелочи по сравнению с той же Чехией, где под водой оказалась вся её южная часть, в том числе и столица.

Но нам нет до этого никакого дела, мы пьём за благополучие Рима, по команде поднимая бокалы почему-то левой рукой. Довольная жизнью Гермиона бесконечно улыбается и шутит, услужливо обновляя чары перевода, поэтому я позволяю ей безнаказанно таскать коньяк из моего стакана. Её волосы сейчас напоминает львиную гриву, а раскрасневшаяся кожа пылает даже в тусклом свете бара. Вот как выглядит девушка, которую я знаю, а та, что доставала меня две недели подряд, — её жалкая копия.

Веселый мужичок Витторе Пампо — или Вито, как он просит себя называть, — как это ни удивительно, оказывается сквибом, потерявшим магию в результате темного ритуала, проведенного врагами его семьи. Странно, ведь он совсем не похож ни на одного из английских магов, занимающих одну из верхних социальных ступеней. Вероятно, в этом и есть огромное различие между двумя странами, и счет явно не в пользу Британии... Так или иначе, я абсолютно уверен, что он из благородной семьи. Несколько дней назад Миона читала местную газету; в ней упоминался некий Симоне Пампо, один из самых могущественных людей в городе, только что потерявший старшего наследника... И действительно, когда мы разговорились, оказалось, что речь шла именно о Вито. Не пожелав губить семейную репутацию, после случившегося с ним он вынудил отца сделать заявление, что трагически погиб в бою... На вопрос, с кем тут можно подраться, итальянец спокойно отвечает:

— Много с кем, парень. А что вы, англичане, хотите поучаствовать?

Пока мой мозг пытается переварить вопрос, Гермиона судорожно сдавливает мою руку под столом. И тогда я понимаю: вот оно! Прямо перед моим носом сидит человек, готовый с нами разговаривать. И мне даже не нужно применять пыточного заклятья. Лучшее событие этого вечера, по-настоящему ценный подарок!

— Очень хотелось бы, Вито. Не подскажите, что нам для этого нужно сделать?

— А что, детишки, скучно вам в своей Англии после того, как мальчонка Темного Лорда убил? — мы с Герм переглядываемся и киваем: нет смысла разубеждать его в том, что я не Тот-Самый-Гарри. Мужчина улыбается, потом достает из кармана сигары, точнее маленькие тосканские сигариллы около трех дюймов длинной с каким-то травянистым запахом и предлагает нам. Я соглашаюсь, а подруга — нет. — А вы за кого драться-то хотите, за «наших» или «не наших»?

— Знаете, Вито, мы не очень-то в курсе местных событий, — вступает в разговор Гермиона. — Хочется повеселиться и все, а уж за кого, нам не особо важно. Только вот где найти и «ваших» и «чужих»?

— Да здесь и найти, в Риме. Министр — глава «хороших», идите, вон, в органы устройтесь, и все.

— А за плохих кто?

Вито останавливается, выпускает дым и замолкает. Так, опасная тема. Попробуй не облажаться, Поттер.

— Это он виноват в том, что с вами произошло? — заметив, как вскинулся мужчина при моих словах, исправляюсь, — простите за личный вопрос, можете не отвечать.

— Да что ты, парень, это совсем другое. Мои враги... Что ж, тут нечего особо скрывать, это — семейство Романо. Мерзкие люди, уж поверьте мне, особенно старшие сыновья, Эмилио и Леон. Хотя там каждый — урод хуже предыдущего. А папенька все шалости их покрывает... Я точно уверен, что за всем стояли они, но доказательств у меня не было, потому и пришлось скрыться в срочном порядке.

— А за что они вас так невзлюбили, Вито?

— Да женщину мы не поделили, Марию. Вот только она уже давно уехала. Туристка, украинка вроде, нежная была, как лепесток розы... Вот Леон и пытался её заполучить, да только я раньше её приметил. Подрались, раз, два, — это еще лет десять назад было, — да с тех пор и ненавидим друг друга. И способ отомстить они неплохой нашли, будь это кто другой, я бы их даже зауважал. А сейчас спрятались, оба, что Леон, что братец его.

— Планируете отомстить? — неожиданно встревает Герми, и я роняю сигариллу под стол.

— Конечно, планирую, деточка! Эти мерзавцы еще дерьмо свое будут есть, да только не подавятся.

— Обращайтесь, если понадобится помощь.

— Договорились, англичане, — некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь шумом музыки в соседнем зале и грохотом стаканов, но Вито, кажется, еще было, что нам сказать. — Знаете, что, ребята? Найдите вы лучше сеньора Кристиана Марино... Он именно тот, кто вам нужен. Запомните только вот что: он человек жестокий, но справедливый.

— Он кто-то вроде лидера «плохих парней»?..

— Да. Хотя я не думаю, что вы с ним повстречаетесь, но... Если высказать свои желания правильным людям, они могут исполниться.

Много позже, когда я пытался заснуть в своей спальне, в маленькой квартирке с окнами, выходящими на Пьяцца Колонна, я думал, что искал информацию совсем не там, ох, не там.

И еще я понял, что жизнь слишком коротка, чтобы ходить куда-то трезвым.

* * *

Это было прекрасное воскресное утро. За окном — теплое, не по-осеннему согревающее солнце; температура — двадцать градусов. Небольшая группа туристов под окном, по всей видимости, из стран Балтики, лениво слушали экскурсовода, гораздо больше внимания уделяя погоде. Прекрасное время для прогулки, не правда ли? Можно взять Гермиону или Марка и погулять по оживленным улочкам Рима.

Это утро я мог бы назвать идеальным, если бы не случилась беда. Ладно-ладно, «беда» — это громко сказано. В нашей уютной квартирке случился Люциус Малфой. Первое, что он сделал, грациозно перешагнув порожек камина в гостиной — недовольно скривился, разглядывая окружающую обстановку.

— Я полагал, что Фернандо предоставит вам лучший вариант. И сколько вы платите за эту лачугу, Поттер?

Не самое классное приветствие, что я слышал, но чего ещё можно ожидать от Малфоя. Сладкий поцелуй после сна? Ха-ха. Более того, я не уверен, что не обделался бы от страха, случись такое на самом деле.

— И вам доброе утро, Люциус. Восемьдесят галлеонов в неделю.

— Этот черт обдирает вас как липку! — мужчина присел в плетеное кресло напротив меня, с привычной брезгливостью откинув полы мантии. — Кстати, Гарри, позвольте поинтересоваться, где ваша подруга?

— Не волнуйтесь на этот счет, она любезно оставила нас наедине.

На самом деле Гермиона ушла гулять в полном одиночестве, скорчив такую физиономию, что я пожалел о своем появление на свет. Я не идиот, чтобы оставлять этих двоих в одной квартире. Они всё ещё ненавидят друг друга, словно и не было пяти лет, прошедших после окончания войны. Если я прошел через все стадии «одобрения Малфоев», начиная с Нарциссы, Драконыша и, в конце концов, самого мерзкого представителя их семейства — Люциуса, то Миона все еще застряла на втором этапе. Не знаю, переживу ли, если они в конце концов станут закадычными друзьями.

— Отлично. Как вам эта прекрасная «страна телят» [3]? Вы, должно быть, рады наконец покинуть пределы Британии, Гарри.

— Вы просто не представляете, как. Ну, моё мнение об Италии довольно неоднозначно... Здесь неплохо. Намного теплее, чем в Англии, что делает наше маленькое приключение почти каникулами. Но, по правде говоря, меня раздражает скрытость местных жителей, поразительным образом сочетающаяся с довольно вспыльчивым темпераментом.

— О, в этом нет ничего удивительного, — мужчина достает толстую сигару и прикуривает, не обращая внимания на изменившееся выражение моего лица. Я обещал Гермионе не дымить в квартире, за исключением террасы, так что чуть позже мне придется проветривать помещение в надежде, что подруга ничего не заметит. Хрен там! Даже магия бесполезна, когда речь заходит о стойких запахах и моих личных промахах. — В отличие от той же Бельгии, где Министр Пьетерс самолично готов придушить всех сепаратистов и оппозиционеров, Римский парламент действует тише... В большей степени, из-за близости Ватиканского Папы.

— Ладно, и что вы узнали по этому поводу?

— Как я уже сказал, совсем немного. Да, есть люди, объём подозрительных финансовых вложений которых сейчас превышают средний уровень по стране. В основном это представители большей части древних семейств, пользующихся определенным авторитетом, как у населения, так и у верхушки Парламента. Самые любопытные случаи, конечно, — перемещение крупных сумм между действующими сотрудниками министерства, занимающими какие-то незначительные позиции. Проследить направление незаконных или не вполне законных перемещений золота практически невозможно.

— Являются ли эти люди оппозиционерами, и если да, то кому конкретно они противопоставляют себя?

— Кто может знать? — Люциус задумчиво пожимает плечами, хотя это, скорее, театральный жест. — По заверению моих аналитиков, это — масса, необходимая для «расшатывания» ситуации. В чью пользу, непонятно. Скорее всего, либо правительство, либо оппозиция вербует преданных сторонников, да. А уж в качестве последней может выступать кто угодно, начиная от Папы и заканчивая сицилийской мафией.

Не самые лучшие новости. Если разобраться, то сведений практически нет, и мне совсем неясно, за кого приниматься первыми. Первоначально за основу мы брали систему, предполагающую наличие только трех сторон: участников действующего Парламента, людей Ватикана и сицилийской мафии. Можно ли предположить, что есть кто-то еще? Потому что если да, то мы снова возвращаемся к тому, с чего начали — как кретины топчемся на месте.

— Итак, — я стараюсь отвлечься от мрачных мыслей и принимаюсь говорить вслух, — что мы знаем? Первое — Парламент. Засидевшиеся на месте старикашки, в прошлом провернувшие немало темных делишек с мафией, а сейчас тихо и четко руководящие страной. Магический союз государств Европы не может не пошатнуть их положения, как почти олигополистической республики, так что мы имеем еще и нервных старикашек.

— Плюс беженцы из Австрии и Швейцарии, Гарри. Их количество, по последним данным, превысило восемь сотен магов низшего и среднего класса. Если не обращать на них внимания совсем...

— ...то это сделает кто-то другой. Восемьсот волшебников, даже если и слабо владеющих магией, можно использовать как пушечное мясо. Вроде сойдут. Кто-то может этим воспользоваться. Только где они сейчас находятся?

— Официально — на территории Северной Италии. Фактически, там, где их невозможно найти. Но сейчас разговор не об этом. Что необходимо предпринять властям, чтобы удержать толпу иностранцев под контролем?

— Ужесточить меры? Пропускную систему? Позакрывать Международные терминалы? Ну же, Люциус, не томите. Это явно путь диктатуры.

— Создать военно-политический союз. И когда я говорю об этом, я подразумеваю глав самых влиятельных семейств в Италии, базирующихся как раз в Риме.

— Как вы все собрались вокруг Волан-де-Морта?

— Не совсем, — Малфой еле заметно улыбается, оценив шутку, и я отмечаю, что больше не пугаюсь при виде этой змеиной усмешки. — Как если бы Перси Уизли, Амбридж, Боунс, Скримиджер и остальные, кого собрал вокруг себя Фадж в свое время, обладали огромным авторитетом и могуществом.

Я представляю себе эту картину и едва ли не морщусь, осознавая масштаб надвигающейся проблемы.

— Ладно, допустим... Можете назвать конкретные фамилии?

— Руссо, Синатра, Кастилья, Пампо и Романо. Хотя последние двое, по моим сведениям, находятся в напряженных отношениях.

— О, да... Я уже знаком с Витторе Пампо.

— Разве он не мертв?

— Двое сыновей Романо провели темномагический ритуал, сделав его сквибом. Так что теперь он прячется по маггловским барам, строя планы мести.

— Даже не стану спрашивать, как вы его нашли.

— Да, не стоит.

Мы еще некоторое время беседуем о сложившейся ситуации, и я вспоминаю одну важную деталь, выясненную несколько дней назад.

— Вито назвал мне имя Кристиана Марино, одного из оппозиционеров, или что-то в этом роде — он не конкретизировал.

— Хм... — Малфой снова закуривает, и я, не выдержав, присоединяюсь к нему, — ни разу не слышал о нем. Я задействую свои связи, и если что-то выясню, то сообщу вам. Возможно, это просто один из мелких наемников.

— Ладно, пойдем дальше... Папа Римский?

— Ему необходимо сохранить независимость Ватикана, плюс, по возможности, расширить сферу влияния в Риме. Несерьезно. За его спиной стоит Швейцарская гвардия, немногочисленная, по сути, но состоящая из самых могущественных магов Европы. Никакой конкретики. Дальше. Сицилия... Что ж, тут всё сложнее. Мафия не гнушается использовать маггловских наемников и их оружия, так что это может стать проблемой. Просто потому, что маги не готовы к такому повороту событий. Но, насколько я знаю, они как бы суверенны относительно центральной части Италии, так что не имею представления, какие цели они могут преследовать. Власть? Влияние? Распространение запрещенной продукции? Все может быть. Остается только... потенциально возможный Темный Лорд.

— Ох, Люциус, нет, — по воодушевленному выражению его лица я сразу понимаю, о чем он думает. — Я ни за что не стану поддерживать Темного Лорда, даже за пределами Британии.

— Твои взгляды, Гарри, могут измениться. Только посмотри, какие открываются перспективы. Ведь если...

Мучительный для меня монолог Малфоя к несчастью — или к счастью — прерывает ввалившийся без стука Элиот Дэниелс с бесконечно бессмысленным выражением лица. За последние почти три недели я выяснил, что именно он в дуэте бравых авроров играет роль дебила. Словно реинкарнация Кребба. Мы не очень-то с ним ладим, в отличие от того же Клитфорда — который оказался действительно приятным собеседником и любителем выпить с нехилым стажем, — и я, кажется, раздражаю его прямые извилины. А тот факт, что он застал меня с Люциусом Малфоем собственной персоной, никак не улучшает его мнения обо мне. И да, эта новость будет известна Черной Заднице уже через каких-то пару минут. Вот дерьмо.

— Мистер Малфой?..

Я почти хочу, чтобы блондин ответил «мистер Дэниелс?..», а потом они, как любовники после долгого расставания, заключили бы друг друга в страстные объятья, не обращая больше на меня внимания. Это было бы чертовски мерзко, но не так плохо, как если бы сейчас начался разбор полетов. Моя миссия по спасению мирных граждан Италии внезапно оказывается под угрозой.

— Что вы здесь делаете, мистер Малфой? Вам тут находиться не положено.

— Добрый день, аврор, — аристократ поднимается с насиженного места, уничтожая взмахом палочки остаток сигары, беззаботно не замечая направленного на него оружия. Сама Невозмутимость, вот кто он. — Мистер Поттер, приятно было пообщаться. Еще раз прошу прощения, что потревожил вас, но мне срочно требовалось узнать ваше мнение насчет своего сына... Спасибо за гостеприимство.

Он чуть кивает, проходя мимо меня к камину, и я отвечаю ему тем же, мол, «я рассчитываю на твою помощь с информацией, чувак». Немая сцена заканчивается вместе с всполохами зеленого огня, скрывающими стратегический отход секретного агента, а я прокручиваю в голове возможные варианты развития событий. Может, просто стереть Элиоту память об этом событие к херам? Жаль, что он быстрее меня управляется со своей палочкой... И это не то, о чем вы там подумали.

— Что он тут делал, Поттер? Я требую ответа.

Ответа, говоришь? В ту секунду, как он отвлекается на смех детей за окном, опуская палочку, я, ни капли не сомневаясь, делаю кое-что нехорошее. Нечто, много позже ставшее лишь первым пунктом огромного списка таких поступков:

— Обливиэйт!

* * *

Конечно, сидеть дома и ждать, когда старший Малфой обнаружит еще что-то, мне не хотелось. К тому же, это было бы слишком просто... Именно поэтому накануне вечером я отправился спать раньше обычного, организуя себе алиби, а уже через пару часов созерцал арку — вход в Posto Libero. Естественно, в гордом одиночестве. Ни Гермиона, ни Клитфорд с Дэниелсом не одобрили бы моих супер-планов, тем более последнего я стараюсь по возможности избегать. Не то что бы меня мучает совесть, но понимать, что я знаю о нашей последней встрече больше чем он, немного нелепо.

Вообще, планы мои касались конспиративного похода в темную часть Магического квартала, аналогичную Лютному переулку в Лондоне. Эта улочка, о которой тут ходили страшные легенды, носила прекрасное название Rifugio [4], хотя я, услышав это впервые, едва сдержал смех. Место, в котором происходило больше убийств и грабежей на квадратный ярд, чем во всей стране, просто по определению не может быть милым и романтичным. Когда я дотошно расспрашивал об этом хозяина лавочки оберегов и амулетов на центральной улице, пытаясь выяснить причины этимологического казуса, он, пожав плечами, улыбаясь пояснил: «Там действительно очень тихо. Как на кладбище».

В восемьсот сорок шестом году арабы, напавшие на Рим, убили всех мужчин и изнасиловали всех женщин небольшой магической улицы. В начале шестнадцатого века Черазе Борджио приказал вырезать всех жителей Тихой Гавани. В середине восемнадцатого — квартал сгорел дотла, похоронив под обломками около сотни магов с самого дна магического общества. Во время Второй Мировой место было полностью затоплено... В общем, репутация у Rifugio не ахти. И да, здесь почти всегда стоит мертвая тишина.

Не знаю, чем был вызван мой в высшей степени живой интерес к этому месту, но я, здраво рассудив, что здесь информаторов за деньги найти гораздо легче, чем где-то еще, собрался в свой маленький Крестовый поход. С палочкой в руке и мешочком галлеонов под курткой. Конечно, будь у меня за спиной дуэт бравых авроров, дело показалось бы легче и, главное, безопаснее, но кто я такой, чтобы слушать доводы разума. Тем более, вряд ли господин Министр был бы доволен проявленной инициативой.

Итак, около двух часов ночи я крался по Магическому кварталу, опасливо озираясь и силясь отыскать в темноте выход к Тихой Гавани. Пока что я не встретил ни одной живой души, не считая странного дворника рядом с аркой, да и то не обратившего на меня внимания. И лавочки на рынке, и маленькие магазинчики давно закрыты, а их хозяева видят десятые сны. Что ж, идеальная ситуация для того, кто не хочет быть замеченным.

Массивная каменная колонна с гостеприимной надписью «Дальше хода нет. Впереди — смерть» была именно тем, что я искал. Я часто гулял неподалеку от нее по утрам, но даже при дневном свете улица впереди казалась опасной. Меня, как иностранца, несколько раз предупреждали даже не пытаться соваться туда. Но существование у меня инстинкта самосохранения еще не доказано, так что да, я, глубоко вздохнув, сделал первый шаг в неизвестность, не выпуская палочки из руки...

...И сразу же поразился скудностью архитектуры. Мерлин, я уже так привык к ярким улочкам Рима, каждая из которых — сама по себе шедевр, что подобная перемена показалась мне очень значительной. Понятное дело, раз уж каждую сотню лет это место перестраивается заново, тут не до изяществ.

В полной тишине, изредка прерываемой писком помойных крыс, я добрался до ближайшей лавки с плотно задернутыми шторами, из-под которых пробивался тусклый свет. И почему меня никто не встречает, а? Я так ждал гостеприимных хозяев.

«Зелья и амулеты» — гласила вывеска, подсвеченная моим Люмосом, и я уверенно толкнул дверь. Закрыто. Что ж, попробуем обаять их своей вежливостью.

Сначала после моего стука в доме не было слышно ни звука, но потом старческий голос всё же нарушил ночную тишину:

— Что тебе, парень? Проваливай отседова!

— Прошу прощения, сеньор, — я склонился ближе к закрытой двери, чтобы расслышать что-то еще. — Я хотел приобрести у вас кое-что, а мне сказали, что вы работаете только ночью.

Вот, кстати, еще одна удивительная особенность: всякого рода подпольная деятельность в Тихой Гавани начинается исключительно после захода солнца. Днем здесь все спят, и только ночью мелкие воришки выходят, хе-хе, на свет. Это что-то вроде негласного правила, которое мне, иностранцу, никогда не понять.

— У меня нет ничего незаконного, сгинь, парень!

Ха-ха. Ладно, если не получается быть вежливым, то буду просто конкретным.

— Мне нужна исключительно законная информация, сеньор, ничего предрассудительного.

Старикашка отозвался тишиной, и дверь с громким скрипом (словно кота переехали, ей-Мерлин) отворилась. Седой мужчина за шестьдесят поманил меня пальцем, впуская в комнату, и я едва не ослеп от света. Неужели есть такое заклинание, что не позволяет яркому огоньку выходить за пределы дома? Наверное, здесь все живут таким конспиративным образом.

— Что тебе надо, малый? Ты не похож на того, кому есть чем платить за информацию.

— Поверьте, есть, — я хлопнул себя по карману куртки, и послышался легкий звон галлеонов. Старикан прищурился, рассматривая меня с большим интересом, и, увидев что-то доступное ему одному, приказал следовать за ним. Мы прошли за стойку, которую я сначала не заметил, и расселись на продавленных креслах. Такая скудная обстановка взывала ко всем праведным чувствам брезгливости, но я, проживший десять лет в чулане под лестницей в компании пауков и мелких насекомых, был готов ко всему.

— Деньги вперед.

— Этого достаточно? — я высыпал на древний столик между нами пятьдесят галлеонов.

— Хоть настоящие? А то если ты обманешь старика Деметрио, то тебе несдобровать, малыш.

— Настоящие. Итак? Как я понимаю, сделка совершилась?

— Да. Что тебе нужно знать?

— Кто мутит воду со стороны оппозиционеров? Кто стоит за организацией?

— С чего ты взял, что что-то происходит, парень, — старикан нахмурился, недоверчиво оглядывая меня. — В Риме как никогда спокойно, даже Министерство прекратило облавы на наших. Ты кто вообще такой? Иностранец?

— Англичанин. И вряд ли это относится к делу. Я заплатил за информацию, а не за дружеские посиделки, сеньор.

— А ты не прост, малый, — Деметрио хрипло рассмеялся. — Что ж, будет тебе информация. Некто собирал народ, недовольный существующим режимом. Ничего незаконного, просто компания слабых магов с низов. Кто-то прослыл об этом наверху, и Парламент запретил любую оппозиционную деятельность. Компашка разбежалась, кто куда, и больше ничего не происходило. Никаких нападений, выступлений и прочего.

— А чем занимается сейчас этот «некто»?

— Насколько я знаю, ничем. Про него никто ничего больше не слышал.

— Вы можете назвать имя?

— Не знаю, малый. Все называли его Нино, но вряд ли оно настоящее.

— И все?

Старикан снова рассмеялся, повергнув меня в пучину мерзких звуков.

— Откуда мне знать, что ты не из «законников»? Выглядишь ты именно так.

Снова он за свое. Так я абсолютно ничего не добьюсь.

— А вы выглядите как старый аптекарь, ничего не знающий об этом. Я ведь не спрашиваю вас, участвовали ли вы в «посиделках» с Нино.

— И то верно... Ладно, сейчас ходят слухи, что кто-то на верхах собирает команду. Из Гавани исчезли все наемники, значит, их этот кто-то нанял. Кто-то не из правительства, но против него. В соседний магазин поступил заказ на полсотни незарегистрированных палочек, сделанный анонимом с неплохими деньгами. Все это мероприятие знатно финансируется, но неизвестно кем. Знаю только, что он из элиты.

— Хорошо... Вам известно имя Кристиана Марино?

Деметрио мгновенно подобрался, настороженно уставившись на меня. Даже будь я слепым, сложно не заметить этой перемены. Надеюсь, что он не начнет мне сразу врать о Марино и расскажет хоть что-то, чего я не знаю. А так как в газетах его никогда не упоминают, мой уровень сведений на нуле.

— Богатый аристократишко, живет где-то на севере Рима. Зачем он тебе нужен, англичанин?

— Просто праздный интерес. Вы не знаете, как можно связаться с ним?

— Все, малый, проваливай, — мужик подскочил с места, указывая мне на дверь. — Я не знаю про него, а деньги твои я уже отработал. Иди отсюда.

— По вашей реакции не сложно понять, что это кто-то важный. Откуда...

— Не ищи встречи с ним, и не ищи его, парень. Вот тебе хороший совет. И не приходи сюда больше, — массивная деревянная дверь захлопнулась прямо перед моим носом, как только я вышел. Что ж, хоть что-то я узнал, но особо ценной информации за пятьдесят галлеонов нет. Даже если я и смогу отыскать Нино, то он, похоже, просто мелкий недовольный бедняк. Непонятно, как мне это поможет.

Мое недовольство было кристально ясно: если уж здесь, в самых низах Магического Рима мне не могут помочь, то я просто не знаю, что еще надо сделать. Некоторое время я побродил по темной улице, но нигде больше мне не открыли. Большинство домов вообще выглядело так, словно они пережили ядерную зиму. Вот она, Rifugio, в полной красе! Тьфу ты, блять.

Уже когда я собрался свалить отсюда — отсыпаться домой, — кое-что привлекло мое внимание. Ну, точнее, мне пришлось обратить на это внимание. Несколько подозрительных теней за углом просто кричали, чтобы я на них посмотрел.

Вот он, Поттер, твой шанс размяться! Но тени были на удивление молчаливы и недвижимы, так что мне даже начало казаться, что я ошибся. Но интуицию не пропьешь, так что как только я сделал шаг назад, к бетонной колонне, тени предсказуемо пошевелились. Ха, я вас сделаю, ребятки, на раз-два.

Шевеление за спиной отвлекло меня на долю секунды, и это крысы, всего лишь мелкие паразиты, но черт! Металлическое лезвие ножа уже упирается мне в горло, а я даже не слышал, как они подошли. Слишком быстро. Низкий голос шепчет мне в ухо (конечно, мы же почти что в библиотеке), обдавая меня несвежим дыханием:

— Доставай деньги, парень, а то мы не побоимся запачкаться в твоей крови.

И я плавно тянусь к карману куртки... Эти олухи даже не додумались отобрать у меня палочку! Знали бы они, какой высококвалифицированный воришка тут перед ними, не были бы так спокойны.

В это же время мысли в моей голове проносятся со скоростью света... Так, кинуть Разрубающее парню сзади, отрезая руку по локоть вместе с ножом, ослепить ярким светом, Ступефай тому, что справа... Убивать или не убивать? Это тебе не аврорские тренировки, тут можно и попробовать по-настоящему, никто ведь их не хватится... Черт, если резко дернуться, мужик с ножом может и задеть шею... Значит, сначала уходим вправо, подсекая второго компаньона, разворот, Изгоняющее, чтобы приложить об стену, потом... Блять, а если...

Поток размышлений прерывает два хлопка аппарации за моей спиной. Черт, вот ты и попал, Поттер. А я почти забыл о том, какой я невезучий по жизни. Расслабились и хватит. Мужской бас разрезает тишину улицы:

— Это наш гость, мужик. Опусти оружие, пока я не удалил тебе его вместе с рукой.

«Парень с ножом», как я называю его мысленно, инстинктивно дергается, немного задевая кожу, и я, не выдерживая, сдавленно матерюсь.

— Эй, нет, мы его первыми нашли, валите отсюда!

— То есть ты не хочешь по-хорошему?

— Это нихрена не честно! Откуда вы вообще?

— Тебя это не касается, — вмешивается в перебранку третий голос, гораздо мягче. — Отпусти парня, и уходите. Живо.

Видимо, чувство опасности все же доходит до моих неудачных грабителей, и они все же отступают. На данный момент я не знаю, кто мои нежданные спасители, так что стоит быть начеку. Я поднимаю палочку, разворачиваясь лицом к ним.

В темноте видно плохо, но я разглядываю силуэты двух высоких мужчин. Они широки в плечах и, вообще, немного похожи на обычных авроров, но я не стремлюсь попасть из одних жаждущих рук в другие.

— Кто вы? — я слышу удаляющиеся шаги воришек за спиной. — Зачем вам понадобилось вмешиваться?

— Тебе была необходима помощь. Мог бы просто поблагодарить, — отвечает обладатель мягкого голоса.

— Я мог справиться и сам. Кто вы такие, черт возьми?

— Ха-ха, Фредди, этот парень думает, что все было под контролем, — хохочет басистый. — Ты не выглядел очень оптимистично с этих ножом возле горла.

Мой слух цепляется только за имя, нехарактерное для местных жителей, и слабовыраженный акцент. Другая часть Европы? Тогда что они забыли тут, позвольте спросить.

— Возможно, я собирался поразить их козырем в руках. Вы европейцы, верно?

— Смекаешь. Но это не так важно.

— В таком случае, хотелось бы услышать то, что важно.

— Сеньор, сейчас уже поздно, идите домой, — отвечает «мягкий». — Еще не время для разговоров.

— Кто вас прислал? Я, знаете ли, не очень и спешу, могу и выделить пару минуток на беседу.

— Нам не о чем с тобой поговорить. Но, возможно... Возможно, этого захочет наш Лорд. Не сейчас, позже. А сейчас — отправляйся домой.

— Еще один Темный Лорд, как предсказуемо, — бурчу я себе под нос. — Если вы знаете, кто я, то мне непонятно желание вашего Лорда побеседовать со мной. Отношения с такими, как он, у меня не очень-то ладятся.

— Все поправимо. Так или иначе, не ищи себе проблем, пока не пришло время.

— Спасибо за заботу, мамочка. Это мое дело. Если у вас больше нет ничего интересного, я пойду и поболтаю с кем-нибудь еще.

Два кивка являются мне ответом, а потом мои собеседники аппарируют. Как невежливо, хоть бы пожелали «спокойной ночи».

Но, несмотря на нежелание ступать по указке подручных Темного Лорда, я все же отправляюсь домой. Во-первых, здесь мне ловить больше нечего, а, во-вторых, я уже чертовски устал. Кратковременный выброс адреналина привел организм в состояние анабиоза, так что, пожалуй, все же стоит воспользоваться советом и не искать больше проблем на сегодня. В конце концов, это ведь не последний день здесь, чтобы спешить найти их все! Но то, что Люциус, мерзавец такой, оказался прав, весьма настораживает. Зачем я им? Я, как правило, даже не представлялся настоящим именем, чтобы сейчас пожинать плоды своей беспечности... К черту, пошло все к черту! Если уж даже Темный Лорд намекает мне «иди спать, малыш», то, возможно, это и следует сделать.

И я, весьма довольный результатами Крестового похода, спокойно аппарирую домой.

* * *

— Вы так обворожительны, Гарри. Мне кажется, я ждала вас всю жизнь!

— Бросьте, Паола. Ваша красота, наверняка, не давала спокойно спать ни одному мужчине в этом мире.

Она заливисто смеется, и это зрелище так замечательно, так идиллично, что я практически забываю обо всех трудностях. Практически.

По официальной версии — для Гермионы — в данную момент меня можно найти в Posto Libero, вынюхивающим бесполезные для нас сплетни. По неофициальной — что ж, я тут. Прекрасное Caff? del Chiostro del Bramante во дворике церкви Санта Мария делла Паче, что недалеко от площади Навона, является сегодня моим прибежищем, моей отдушиной и, в конце концов, моим местом для свиданий. Последний пункт пометьте приоритетным.

Вы, должно быть, помните Паолу, прекрасную итальянку с выразительными глазами, и не только глазами, но и прочими частями тела. В прошлый раз Герм помешала продолжению нашей встречи, так что ко мне проявили благосклонность и дали второй шанс, несмотря на наличие подруги-маньячки. У всех бывают такие, ничего удивительного. Так или иначе, что может быть лучше чашечки кофе? А уж в компании прелестной леди — черт возьми, тем более.

Конечно, как я уже сказал, ни одна из проблем не испарилась по мановению волшебной палочки (ха-ха). Более того, я все еще ждал новостей от Люциуса, бесцельно шныряя по Риму и предаваясь мыслям серьезного характера. Было столько вещей, что мне следовало обдумать, столько незавершенных дел... Но всем в этом мире, а я наивно полагаю, что я-таки не исключение, требуется отдых, а потому я здесь. Ещё во времена войны я фантазировал о возможностях безмятежно провести денек-другой. Уверен, это бы подарило мне силы идти вперед навстречу трудностям, а не стелиться у ног Дамблдора.

Вообще-то, стоит напомнить, что дерьмо в моей жизни неиссякаемо. Так что, как говорил Снейп, земля ему пухом, если уж в моей голове так мало мозгов, то им надо дать время перезагрузиться.

— Не могу пока понять, Гарри... Все англичане такие забавные или только вы? — Паола обольстительно улыбается, двигаясь чуть ближе в мою сторону.

— Мерл...э-э-э, боже мой, дорогая, конечно, только я. Или вы хотите сравнить? И давайте на «ты», мы, в конце концов, не совсем незнакомые люди.

— Конечно! Просто любопытствую. Так уж вышло, что я ни разу не выезжала за пределы Италии, и мне интересно.

— Здесь довольно много туристов; неужели не знакомилась ни с кем из них?

— Да, бывало и такое. Но ты действительно чертовски хорош собой.

— Благодарю. Но, поверь мне, ты просто неотразима. И да, возвращаясь домой в Англию, я обязательно возьму тебя с собой, покажу местные красоты, почти такие же прелестные, как и ты, — и это чистой воды вранье. Конечно, кому не случалось немного завираться, когда соблазняешь девушку.

Паола покачивает длинной загорелой ножкой, обутой в аккуратные туфельки, рядом с моим коленом, и безмятежно попивает кофе. Ух, дьявол, просто божественная женщина.

— Скажи, Гарри, неужели у тебя нет девушки там, в Лондоне? В это сложно поверить.

Блять! Это, конечно, плохо. Очень-очень плохо. Хотя бы потому, что я снова вспоминаю об одной рыжеволосой стерве.

Кстати, о птичках: как не удивительно, но в круговороте дел в Риме я практически не вспоминаю Джинневру. Девушки, отличная погода, Темные Лорды... Да, это немного отвлекает. Не то чтобы я забыл, если бы! Время от времени, как правило, в краткие минуты перед тем, как провалиться в сон, я предаюсь тяжелым мыслям, снова чувствуя себя разбитым и усталым. Это, к огромному сожалению, не забывается. Меня вычеркнули из жизни, растоптали и отправили пылиться в дом на Гриммо, — о да, самые яркие воспоминания моей жизни. Такое случалось, и не раз, но, видимо, тогда был последний и почему-то решающий. Тогда Гарри Поттер в который раз серьезно загрустил, несчастный, как всегда. А теперь он очень далеко оттуда, от того затхлого дома, которому не поможет ни один капитальный ремонт, от рыжеволосой семьи, душившей в объятьях, а после сочувственно вздыхающих над ним, от всех трудностей, через которые он не смог пройти. Тот Гарри Поттер не смог; зато это сделаю я.

И теперь, вернувшись в настоящее, где меня вежливо спрашивают о девушке, ждущей в Британии... Ха, никто не ждет, Паола, совсем никто. Единственная девушка (а в том, что это именно она, сомневаться не приходится) терпеливо ожидает меня в паре кварталов отсюда, даже не знающая о тайном свидании. А та, что теперь называется «экс-невестой» трахается где-то с неизвестным мужиком, и, конечно же, не вспоминает обо мне ни секунды. В ее жизни меня больше нет, вот только она в моей — почему-то осталась. А потому я, немного раздраженный и враз погрустневший, просто отвечаю:

— Она погибла в авиакатастрофе, Паола. Такая жалость.

И, слушая скомканные извинения горячей брюнетки, я сразу понимаю, что свидание закончилось.

И да, это была охренительно плохая идея.

---

[1] «Свободное место» (итал.)

[2] Ричард Хэннесси является основателем империи, производящей различные виды французского коньяка Hennessy, начиная с 1765 года.

[3] Название Италия произошло от слова «italia», что означает «земля теленка», возможно потому, что бык был символом племен Южной Италии.

[4] «Тихая гавань» (итал.)

А на следующее утро, в первый день зимы, обычная министерская сова приносит ежедневную газету, сообщающую о смерти Симоне Пампо, главы семейства.

«В результате несчастного случая... Не оставил наследников... Весь наш народ скорбит...»

Больше всего меня шокирует словосочетание «несчастный случай». Нет, серьезно? Мне почти не верится, что этот мир настолько переполнен кретинами, чтобы все в это поверили. Имя Михеля Романо, который, бьюсь об заклад, где-то в шикарном особняке коварно потирает руки, предвкушая новые вредительства, вообще не упоминается. О противостоянии этих двух могущественных политиков ходили легенды, — и это даже если не учитывать проблемы из-за вражды их сыновей — но это, конечно же, совсем не важно, ведь наверняка Симоне просто споткнулся на лестнице!

Этот народ слишком легко обдурить.

Самой главной проблемой для меня лично была невозможность точно знать последствия исчезновения одной из переменных из этого многоуровневого уравнения. Политический баланс страны нарушен. Пять семей, пять влиятельных кланов, но только один из них выбывает из игры за неимением наследников. Согласно официальной версии старший сын Витторе мертв, тогда как две младшие дочери абсолютно неспособны распорядиться полученным богатством. Что еще вероятнее, откроют охоту на выгодных невест. Кто женится, тот и будет «помогать бедным девочкам». Конечно, со временем они, может быть, и научатся управлять семейным делом и самостоятельно, но вот только сейчас это не имеет никакого значения. Семей осталось четыре.

Вот что интересно: является ли смерть Симоне следствием ненависти и мести Михеля Романо или можно говорить о заговоре всех семейств? Равно возможны как первый, так и второй варианты, хотя я, скорее, склоняюсь к Романо... Уверен, Люциус не согласится со мной, ведь он всегда ищет пути сложнее, труднее и, главное, коварнее. Устранить такого мощного противника в лице Пампо-старшего было бы вполне в его вкусе.

Теперь давайте определимся, почему я не рассматриваю возможность причастности к этому конфликту третьей стороны. А именно — Папы Римского/Темного Лорда/главы сицилийской мафии (нужное подчеркнуть). Имени последнего, я, кстати, не знаю до сих пор. Мои размышления, в первую очередь, аргументированы тем, что пишут в этой вшивой газетенке, которую читают большинство итальянцев-магов. Ведь если бы, допустим, какой-нибудь оппозиционер организовал смерть Пампо, чтобы ослабить правительство, неужели бы об этом не рассказали в средствах массовой информации? Мерлин, да они бы расписали в красках, какую кару заслуживает мерзкий убийца, стараясь сплотить народ против «внешней» угрозы. Черт возьми, да они бы дерьмом изошлись, стремясь обернуть ситуацию в свою пользу! А тут «просто несчастный случай, господа». Очень уж напоминает попытки Фаджа спустить на тормозах возвращение хренового Риддла на белый свет. Политика — такая политика.

И, естественно, я абсолютно не верю в саму вероятность случайной смерти. Да он же маг! Маг, а не тупой маггл вроде Вернона Дурсля. О, я даже рад, что нечаянно вспомнил этого борова. Отличная возможность пожелать этому ублюдку гореть в аду, или, на крайний случай, быть затраханным собственной дрелью.

На самом деле, мне даже немного жаль... Нет, не Симоне Пампо, который, наверняка был тем еще мерзавцем, а его «мертвого» сына, у которого нет силы для отмщения семьи. По своему опыту знаю: одно дело, когда сводят счеты лично с тобой — сколько угодно, пожалуйста! Но вот родственники — совсем другое. Не то что бы у меня было много тех, за кого я стал бы мстить: как оказалось, половина из них — сущие сволочи, этого не заслуживающие; но саму идею мести я воспринимаю благосклонно.

Именно поэтому тем вечером мы с Гермионой снова оказываемся в Salotto 42, стремясь скорее увидеться с внезапно обретенным другом, нежели серьезно напиться. Всю дорогу до места назначения Грейнджер беспрестанно тарахтит, что мы не должны брать в рот ни капли, пока не решатся все дела.

— Абсолютно все, Миона? Я не желаю до конца жизни слыть трезвенником.

Потому что, учитывая, что в моей жизни длинные периоды скуки чередуются с всплесками адреналина (являющиеся прямым следствием всей той херней, что я творю, пока мне скучно), могу сказать: без алкоголя я чокнусь, и довольно скоро. Мерлин, да я и так немного безумен! Что уж говорить про здоровый образ жизни, черт побери.

Время от времени мою голову посещают мысли, что если бы юный Том Риддл спился, мир потерял бы прекрасного темного волшебника. Как это было бы печально!

Как бы то ни было, Вито в полюбившемся нам баре нет. Мы интересуемся о нем у бармена, но тот, кажется, не видел его уже дней пять. Очень плохо. А если Леон пронюхал о том, где скрывается его поверженный враг? Стоит признать: сквиб довольно-таки беспомощен. Если он напоролся на неприятности, следует ожидать худшего. Кроме того, его возможное внезапное «возрождение» из-за непредвиденных обстоятельств может напрочь разрушить схему недоброжелателей. Витторе Пампо с младенчества готовили к тому, чтобы занять место отца; так что, с магией или без, он запросто мог бы добиться того, чтобы его семья по-прежнему оставалась на политической арене Италии. А это, как мы понимаем, в планы интриганов не входит.

Могли ли Эмилио и Леон догадываться о том, что новости о смерти Вито — ложь? Ведь если они и правда были там и, фактически, провели этот чертов обряд своими руками, то могли подозревать подобное. Мерлин, как меня бесит, когда я чего-то не знаю!

— И что мы будем делать? — вопрошает Гермиона, нервно покачивая бокалом с вином. — Нам нужно что-то делать.

— И что ты предлагаешь? Отправить ему сову, поинтересоваться о самочувствии? У него отец умер, черт возьми.

— Мы могли бы навесить на сову Следящие, а потом отыскать и его. Не можем же мы просто пойти домой и забыть об этом.

— Странно, что в твою умненькую голову не пришла мысль, что Симоне с сыном предусмотрели и эту возможность и сделали его ненаходимым.

— Ой, заткнись, — а она немного раздражена, не так ли? Вряд ли больше, чем я сейчас. — Если бы ты не потерял ту салфетку с его адресом, мы бы здесь не сидели.

— Слушай, в чем твоя проблема, Герм? Может, хватит ныть?

Я, наконец-то, выхожу из себя и решаю повыяснять отношения. Ей можно, а мне нет? Я, в конце концов, тоже умею быть нудным.

— Я не ною, черт возьми. Гарри, ты абсолютно несерьезен! Мы должны искать сведения, а вместо этого ты только и делаешь, что вьешься вокруг девушек, ни одной юбки не пропустил.

— О, тебя так бесит, что у меня есть личная жизнь? И да, я, блин, только и делаю, что ищу эту чертову информацию, пока ты тоскуешь о своем милом Отделе.

— Да пошел ты, Гарри. Ты меня сюда потащил...

— Ах, значит, потащил?! — я едва не теряю контроль, но вовремя прячу стихийную магию глубоко в себя. Не хотелось бы стирать память кучке магглов вокруг. — Что-то это очень напоминает ситуацию, когда глупенький Гарри Поттер взял своих друзей на поиски кое-чего важного. Точнее, друзья напросились сами... Ты сама прибежала ко мне в Хитроу!

— Ар-р-р, я не имею в виду это. Ты и сам прекрасно знаешь, это — мой долг.

— Твоим долгом, по твоим же словам, было закончить работу в Англии. Странно, что ты бросила ее ради моих никчемных планов.

Гермиона выглядит как разъяренная кошка. Я почти жду, что она вот-вот кинется на меня и расцарапает физиономию, как любил делать Живоглот много лет назад. Интересно, а кто сейчас за ним приглядывает? Потому что его хозяйка променяла его, свою работу и все прочее на Капитолийские музеи и возможность безнаказанно вести себя как истеричная стерва.

— Да, но я решила, что здесь я буду полезнее. Дьявол, Гарри, я думала, что нужна тебе! А ты большую часть времени делаешь вид, что не замечаешь меня, и таскаешься в магический квартал. Ты должен был обследовать там уже каждую трещинку на стене, но все, что я слышу это «Ничего нового, Гермиона». Совсем ничего?!

— У нас есть несколько имен, с которыми надо поработать, если ты помнишь.

— Да, вот только их ты узнал не сам, а от Малфоя. Зачем здесь мы, если от нас никакой пользы?

Так уж вышло, что я не посчитал необходимым рассказывать подруге о своей полуночной встрече с приспешниками Темного Лорда. Все, что ей известно, мы действительно узнали от Люциуса. А остальная информация хранится исключительно в моей голове. Когда за тобой столько лет подряд охотится обезумевший маньяк с манией величия, поневоле становишься параноиком. Не то что бы я не доверял Герм. Просто есть на этом свете вещи, которые она не одобряет, и это как раз тот случай. Вероятно, профессор Хмури гордился бы мной. Я весьма и весьма жалею, что он был мертв к тому времени, как я поступил в школу авроров. Студенты постарше поговаривали, что Аластор при встрече в Академии бросался Парализующими; тот, кто не сумел вовремя среагировать, оставался лежать в коридоре, пропуская все занятия в тот день и получал потом люл... Хм, ну, выговоры. Должно быть, это еще забавнее, чем мне представляется.

— Ну, я мог бы рассказать тебе кое-что, не воспринимай ты любое мое действие в штыки. Ты, возможно, не замечала, но ты, Герм, читаешь мне нотации ежедневно, без перерыва на кофе и сигареты.

— Я пытаюсь вбить тебе в голову понятия этики и морали, — она ощерилась и тряхнула рукой, заливая скатерть остатками красного вина. — И неужели ты не понимаешь, что, ввязываясь в это дело, мы станем мишенями? Конечно, никто не заметит подозрительного иностранца, выспрашивающего подробности жизни самых могущественных политиков страны!

— Я так не делал! — я, в самом деле, вел себя более благоразумно. Единственный человек, слышавший от меня странные вопросы, — старикан Деметрио, но не ясно, какую сторону он поддержит. Во время последней прогулки в Rifugio я соблюдал строжайшую конспирацию, ни словом, ни делом, ни внешним видом не выдавая в себе Гарри Поттера. Неловкая ситуация с двумя «телохранителями» не в счет. Возможно, проблема именно в том, что Миона считает меня туповатым. Последнюю мысль я и повторяю вслух, надеясь на мгновенные возражения. Ответ меня потрясает:

— Иногда ты ведешь себя как последний кретин, Гарри. Я понятия не имею, чего от тебя ожидать.

О, а вот это уже больно.

— Да пошла ты на хер, Гермиона. Ты, твои лекции о морали и твое недоверие ко мне. Раз так, не знаю, чем еще я могу тебе помочь.

Она возмущенно оглядывает меня с ног до головы, а потом подскакивает с места, переворачивая мой бокал, и направляется к выходу, бросаясь отборными ругательствами. Я почти уверен, что она соберет вещички в свою супер-сумку еще до моего прихода и свалит ко всем чертям.

Возможно, идея взять ее с собой действительно была дерьмовой. Так или иначе, но мне больше не придется выслушивать ее постоянные претензии.

Я должен чувствовать себя просто потрясающе, свободно, легко, но это, почему-то, совсем не так.

* * *

К счастью, по пути в квартиру у меня находятся и другие дела.

Незнамо как, но на углу дома, когда до долгожданной встречи с террасой с видом на Парламент остается не более двадцати ярдов, меня ловит дуэт бравых авроров. Явно нервничая, Дэниелс объясняет: так и так, на сегодня запланирована забастовка авиадиспетчеров (с первого раза это слово ему не удается; да и со второго тоже), медиков и учителей школ против введения социальной реформы. Я слышал об аналогичных случаях во Флоренции и Тоскане где-то в марте-апреле, когда волна протеста достигла апогея. Я не был особо заинтересован, так что результатов забастовок так и не узнал. Вообще-то, я не имею ни малейшего понятия, при чем здесь я.

— И что? Нам необходимо присутствовать на акции магглов?

Оказалось, что нет. Точнее, не совсем. Наш дражайший Министр получил сведения об участившихся «подозрительных» случаях, происходящих во время этих мини-восстаний. И когда я говорю «подозрительные», я имею в виду исключительно магические. Статут Секретности, принятый Италией в том же самом году, что и остальной Европой, может быть нарушен.

По крайней мере, это было именно то, что сказал Шеклболт. Слишком пафосно и претенциозно, на мой взгляд, но главная мысль мне ясна. Что ж, если Кингсли хочет проведения миротворческой акции — будет ему акция.

Есть такое понятие — «итальянская забастовка». В общем и целом, это форма протеста, при которой сотрудники предприятий исполняют свои должностные обязательства строго в соответствии с предписанными правилами. Подобный протест может быть весьма и весьма эффективным: из-за бюрократического характера этих самых должностных инструкций, которые, как правило, не в состоянии учесть все аспекты производственной активности, работать по ним абсолютно невозможно. В итоге производительность труда падает, и компании терпят значительные убытки. Это, если можно так выразиться, наиболее цивилизованный способ выразить свое недовольство существующей системой. И к чему я все это говорю? Только для того, чтобы объяснить, что представшая передо мной толпа не знала ни слова о других методах сопротивления, кроме самого тривиального.

Кучка магглов с огромными транспарантами и табличками «Мы против реформ!» меня даже позабавила. Как глупо, ей-Мерлин. Человек восемьдесят — сто толкалось на небольшой по величине пьяцце Мастай, едва не залезая с головой в фонтан какого-то по счёту Пио [1]. Самый действенный метод убедить власти в том, что их требования повысить пенсии и зарплаты разумны, не так ли? Так или иначе, это имело смысл.

Зимой двухтысячного, когда до выпуска из Аврората оставалось чуть меньше полугода, я и Рон практически не появлялись на занятиях, большую часть времени проводя в тренажерке. Это было весело и подвижно: много лучше, чем просиживать штаны в аудиториях. К сожалению, руководство Школы с нами оказалось не согласно. Поэтому по прошествии трех недель с момента моего последнего явления перед очами Стратега — так называли преподавателя логики и стратегического планирования (стоит признаться, на его занятиях я не блистал; хуже я знал только Прорицания и Зелья, когда их вел Снейп) — тот нажаловался Шеклболту, мол «а герои-то твои гуляют». Расплата не заставила себя ждать: аккурат четырнадцатого февраля, когда нас с Рыжим дома ждали любимые девочки, нас прижали к стене и под конвоем отправили на показательную лекцию Советника бывшего Министра Магии Франции. Там собрался едва ли не весь курс, но только мы казались самыми недовольными. Впрочем, ненадолго. Собственно до того момента, как Советник начал говорить. Твердый и уверенный голос с какими-то ностальгическими нотками вещал о мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого во Франции, знаменующем социальный кризис страны. Всеобщая забастовка, массовые беспорядки, демонстрации, приведшие к смене правительства как маггловского, так и магического мира, — это было так сильно, что я не мог перестать восхищаться. Все начиналось с простой студенческой забастовки, а закончилось тем, что сильнейшие люди страны сложили свои полномочия. Тогда я еще подумал, что это совсем неправильно — восторгаться государственным переворотом, — но голос Советника того самого «отставленного» министра захватывал и уносил в дали, где люди, не боясь, выражали свои эмоции. Они «запрещали запрещать», призывали к жестокости и предлагали «украсть» свое счастье. Довольно плебейски, не так ли? Но как же сильно.

« — Они ничего не требовали и не просили: только небрежно заметили, что возьмут все сами, — продолжал Советник, задумчиво и безэмоциаонально глядя в зал. — И ведь взяли, черт возьми! И магглы, и маги, совсем не сговариваясь, сняли двух министров! Первых людей Франции! Так что когда кто-то в народе говорит «я не согласен», вам надо бежать и прятаться. Потому что нет силы страшнее, чем сила слова».

Май шестьдесят восьмого показал, к чему может привести бездействие правительства. А также то, во что может вылиться протест, каким бы нелепым он не выглядел.

И именно поэтому здесь, стоя на площади в современном Риме, я чувствовал едва ли не страх. Сегодня здесь сотня человек, а завтра может оказаться и несколько тысяч. Никто не может быть уверен в будущем, верно? Людское мнение слишком переменчиво. «Я люблю тебя! Так скажи мне это с булыжников в руках» [2].

Так что находиться на пьяцца Мастай мне категорически не хотелось. Назовите это паранойей или еще чем-то, но есть вещи, о которых я не хочу знать. И потенциальный крах давно выстроенного будущего для Италии — это как раз одна из них. Замешаны здесь оппозиционные магические силы страны или нет, что ж, вряд ли это меня касается. Есть все же кое-какая разница между беспорядочными столкновениями с теми, кто живёт не по закону, и участием в революции в чужой стране. С любой стороны. И это было бы совсем не смешно.

В общем, я бродил по периметру толпы с жутко печальным лицом, стараясь не сталкиваться ни с кем от греха подальше. Потеряв из виду дуэт бравых авроров, я просто надеялся, что они все же отпустят меня домой... Мерлин, я как школьник! Может, мне еще у мадам Помфри разрешение на пропуск занятий попросить?

Так или иначе, этот день обещал быть не самым лучшим в моей жизни.

— ...и действуем строго по моей команде! В случае отступления от плана вы получаете Смертельное проклятье в затылок. Надеюсь, я понятно объясняю.

Вероятно, что-то пошло не так, потому что в мой мозг, занятый невеселыми мыслями, ворвались знакомые словосочетания. Вряд ли «смертельное проклятье» означает хук справа от какого-нибудь крутого боксера, хм? А это значит, что и у этих бастующих на площади, и у Шеклболта, и даже у меня появились новые проблемы. Дьявол, как будто бы мне старых не хватало.

Быстро оглядевшись, я заметил небольшую группку непримечательно одетых людей: джинсы, футболки с короткими рукавами. Человек десять. Неплохо подготовились, надо сказать. Вот только такие каменные лица и их сосредоточенное выражение сложно не отметить, даже будь я слабоумным. На них, по всей видимости, были навешаны Отводящие для магглов, но, хвала Мерлину, на меня они не действовали. Странно, что рядом не маячат Клитфорд и Дэниелс в тёмных одеждах; хотя, по правде говоря, я привык действовать в одиночку. Состроив самое глупое выражение лица, которое я когда-то берег исключительно для Летучей Мыши, а сейчас для Ублюдка-Роджерса, я медленно заскользил в сторону наемников. А то, что это именно они, сомнений не было. Интересно узнать, кто же здесь руководит этим гей-парадом.

...В это время таинственный командир продолжал распаляться:

— Задача проста, но выполнить ее необходимо быстро. Если вы замечаете сотрудников Министерства, то немедленно уходите. При успешном выполнение плана покидайте намеченные позиции и аппарируйте на базу.

Черт, почему это вредитель ничего не говорит о том, что именно они запланировали? Риддл сделал бы именно так. Темный Лорд был среднестатистическим нарциссом, влюбленным в свой голос. Могу утверждать, что с большой долей вероятности хотя бы в одном языке мира фамилия придурка Тома переводится как «эгоист».

И, кстати... По каким-то причинам, голос командира кажется странно знакомым. Могли ли мы встречаться в Posto Libero? Хотя, вряд ли, у мужика явно какой-то акцент...

Дьявол, акцент! Я встал как вкопанный на середине движения.

Добро пожаловать в мир, где все плохие парни уже тебе знакомы. «Привет, Гарри Поттер. Я — итальянский Темный Лорд, и я обожаю делать то, что тебя раздражает. Например, посылать своих людей спасать тебя, а потом отправлять их же принимать участие в маггловской демонстрации. Я надеюсь, ты не очень расстроен?»

Я как будто знал, что не следует ходить сюда. Надо уносить ноги. Все это, конечно, забавно, но Гермиона верно сказала, что я вешаю на себя мишень. Не хотелось бы делать какого-нибудь темного волшебника своим врагов номер один только потому, что я слишком часто мешаюсь под ногами.

Именно так я сказал себе. Слово в слово! А потом размашистым шагом направился к группке наемников. Что я предполагал сделать? Хлопнуть басовитого здоровяка по плечу и заявить «Привет, чувак, давно не виделись»? Я действительно не знал, зачем они мне нужны. Любопытство? Гриффиндорская смелость? Размышления всегда хороши постфактум; но если у тебя есть только одна секунда, чтобы принять решение, то, как показывает статистика, всего одно из десятка окажется верным. Хотя... хрен его знает. Происходящее немного похоже на действие Зелья Удачи, когда я делаю непонятную херню, ведущую, в конце концов, к потрясающему результату. Вообще, я бы именно так охарактеризовал свою жизнь: перманентная херня.

— Кхм-кхм, — вежливо привлек внимание я. К сожалению, я успел только моргнуть, прежде чем с десяток волшебных палочек уткнулись мне в нос.

— Стойте-стойте!.. Я не из...этого чертового Аврората!

— Поттер? — громогласно удивился командир, сверля меня глазами. Несколько орудий дрогнули рядом с моим лицом, выражая недоверие их хозяев. Честное слово, ребят, да я сам в шоке!

— Э-э-э, да. Не могли бы вы опустить палочки? Немного смущает, знаете ли.

— Какого хрена ты здесь делаешь? Парни, оружие в сторону, перед вами ценный объект.

— О, так я «ценный»? Любопытно...

— Я задал вопрос. Советую тебе ответить, Поттер, пока я лично не вырубил тебя.

Я, наконец, разглядел представшего передо мной мужчину. Загорелый, с длинными черными волосами, собранными в хвост, он напоминал какого-то индейца, которые еще пару столетий назад бегали с копьями за дичью. Судя по лицу...хорват? Не то что бы я специалист, но явно славянская внешность угадывалась даже несмотря на суровое выражение лица.

— Чисто случайная встреча, если признаться. Не мог не подойти и не поздороваться.

Незнакомец посмотрел на меня с нескрываемым удивлением и пару раз недоверчиво моргнул.

— Знаешь, Поттер...У тебя, кажется, в самом деле отсутствует инстинкт самосохранения, уж прости за прямоту.

— О, нет проблем. Я привык, так что почти не удивляюсь, если мне хочется сделать что-то безрассудное.

— Ладно, но... Короче, иди в другую сторону и подальше отсюда, хорошо? Ты немного мешаешь...

— Творить хаос? Я это не целенаправленно, — тут я сделал паузу и продолжил. — Только вы, ребята, опоздали. Здесь уже дохрена авроров, так что то, когда вас скрутят — вопрос времени. Что бы такое подозрительное вы не планировали.

Чужая палочка снова уперлась мне в горло, а я силой воли заставил свое тело расслабиться. Блеф может и не сработать, если представить его неграмотно. Никаких нервов, никаких резких движений. Судя по всему, эта операция Темного Лорда должна была пройти незамеченной властями, так что необходимо вести себя абсолютно уверенно, ибо за моей спиной теоретически стоит с десяток авроров. Но по факту, отсюда мне не видно даже Клитфорда с его иссиня-черными волосами, что уж говорить про его второго братца-дуболома, сливающегося с толпой. Опасная ситуация, да. Но, чтобы не задумал самозваный Лорд, он этого не получит. Никаких убийств, ребята, совсем никаких.

Ну, а на всякий случай в моей руке крепко зажато оружие. Дело только в том, кто быстрее. А уж милый Дадлюсик с детства научил меня действовать быстро.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

— А разве мне есть смысл врать? Я пришел сюда не один. Так или иначе, но мое отсутствие будет довольно заметно.

— Кто сказал вам прийти сюда? — продолжил свой допрос индеец.

— Понятия не имею. Информация поступила через британский Аврорат.

— В таком случае, почему ты мне это говоришь? Предупреждение?

Я с трудом сдержал ухмылку, хотя, судя по мрачному лицу командира, вышло у меня так себе.

— Возможно, я хочу вернуть должок?

Несмотря на то, что степень недовольства собеседника очевидно увеличилась, палочку он все-таки отпустил. Несколько секунд он что-то высматривал в моем лице, и, в конце концов, повернулся к наемникам, объявляя о немедленном отходе. Можно ставить памятник в мою честь, господа. Снизу сделайте надпись «Он умел сделать всё из ничего».

— Поттер, — снова обратил свое внимание на меня командир, когда группа воинов покинула несостоявшееся место сражения или что там было запланировано на послеобеденное время. — Если это так, то я...благодарен. Если же я узнаю, что ты обманул меня, то у тебя будут проблемы.

— Сойдемся на том, что ты очень рад моей помощи.

— Хорошо. И я, наконец, начинаю понимать, почему наш Лорд так заинтересовался тобой. Теперь время расходиться.

— Стой! — если есть минутка, то почему бы ее не использовать? — Раз все так вышло, то не мог бы ты кое-что передать своему хозяину?

Индеец оскалился, гневно хмурясь, но все же кивнул, соглашаясь.

— Передай ему, что я скоро найду его. Независимо от того, хочет он этого или нет.

— Маленький сопляк, да как ты смеешь...

— Кажется, я уже слышу стук аврорских боти-и-инок! Какая жалость, договорим чуть позже, дружище.

Негромкий хлопок стал мне ответом, возвещая, что еще одна случайная проблема решена. Итак, подведем итоги: Гермиона действительно права, говоря о том, что иногда я веду себя как кретин. Стоит, пожалуй, извиниться перед ней как можно скорее.

Я убедил группу наемников, не знающих ни слова о чести и благодетели, покинуть площадь демонстрантов, срывая их коварные планы. Полезно было бы еще знать, насколько они коварны, но ладно уж, будем довольствоваться тем, что есть.

Но, так или иначе, это была единственная хорошая новость. Тот факт, что индеец не убил меня сразу, вместо этого обозначая заинтересованность Темного Лорда мной, не самое лучшее, что я слышал за свою жизнь. Отвратительно пугающие перспективы раскрываются передо мной уже сейчас. Если бы под словом «интерес» скрывалось исключительно желание поквитаться, как со случайным победителем небезызвестного Волан-де-Морта, то я бы назвал такую ситуацию простой. В конце концов, через это я уже проходил, так что удивляться и делать вид, что оскорблён в лучших чувствах я бы определенно не стал. Но, черт возьми, сейчас в уравнении гораздо больше переменных! Что он от меня хочет? Кто он такой? Каковы его политические взгляды? Какую роль он отводит мне в этом представлении? И еще много-много вопросов, на которые ни один Дамблдор не смог бы дать конкретные ответы.

Впрочем, может Люциус. Но об этом позже.

Домой я попал только через несколько долгих часов. Не найдя нормального способа сообщить Марку, что опасности диверсии нет, я просто ходил из стороны в сторону, собирая собственную коллекцию прокламаций, что кто-то из бастующих озаботился сделать. День, — решил я, — вряд ли может стать скучнее, если я не стану ничего предпринимать.

Отперев дверь в квартиру своим собственным ключом, я был немало удивлен. И почти сразу же стал еще и порядочно озадачен. Огромный фолиант, повествующий о жизни средневековой Италии, который Гермиона читала последние пару дней, лежал прямо на журнальном столике в гостиной. В недоумение уставившись на него, я остановился, не закончив движение, мысленно прикидывая все возможные варианты. Но это казалось абсолютно невозможным. Дьявол, вы же знаете мою подругу... Чтобы она оставила книгу, стремясь собраться побыстрее? Черт, да даже в те моменты, когда мы были в полном дерьме, Грейнджер не потеряла ни одной зачуханной брошюрки. Возможно ли, что она все еще здесь?..

Как оказалось, да, вполне возможно. И об этом я узнал, заметив ее неподвижный точеный профиль; она сидела на моей террасе с какой-то книгой. Я имел удовольствие разглядывать ее в течение примерно полминуты, прежде чем Миона подняла голову, удостоив меня презрительным взглядом, как бы предлагая поскорее убраться.

Как выяснилось, подруга со мной не разговаривает. И еще кое-что: мне почему-то совсем не хочется перед ней извиняться, несмотря на то, что я сам вроде бы решил несколько часов назад. В конце концов, если Герми и права на мой счёт, это вовсе не значит, что я позволю безнаказанно оскорблять себя лучшей подруге? Возможно, я вспылил, но это не отменяет ее вины. И точка.

На следующее утро, когда мою голову посетила прекрасная идея побывать на извергающемся ныне сицилийском вулкане Этна, находящемся, к огромному сожалению, в другой стороне от столицы сицилийской мафии Палермо, Гермиона Грейнджер этого так и не узнала.

* * *

Не знаю, что я ожидал там увидеть, но клубы дыма над Этной и спертый грязный воздух вряд ли входили в мои планы. Полюбовавшись на единственный видимый мной в жизни вулкан из близлежащей Катании и пару раз качественно прокашлявшись, я, с выражением беззаботного веселья на лице, отправился к первой попавшейся междугородней автобусной станции, где можно было бы сесть на рейс до другого конца острова. Все складывалось чертовски удачно.

Вообще, наблюдать за извержением вулканических пород, сидя с чашечкой кофе, в котором обязательно плавали бы мельчайшие частицы пепла, я не собирался изначально. Мерлин, вы хотя бы пробовали этот кофе? Здесь зерна обжарены до такой степени, что наверняка скрипели бы на зубах, если их не молоть. Грейнджер как-то начала тщательно сравнивать теоретические аспекты английской и итальянской обжарки, но было это только до первого глотка черной гущи. Даже она потом признала, что поздно менять привычки в таком возрасте, и стоит нам, пожалуй, довольствоваться чаем. Единственное слово, что приходит мне на ум для описания традиционного итальянского кофе — горечь. Несмотря на то, что всю мою жизнь до семнадцати лет можно описать также, терпеть такую хрень, когда речь заходит о любимом напитке, я не желаю. Был бы здесь Кричер, эх...

Я немного отвлекся, но вы уж простите, если я думаю о наболевшем. Так или иначе, но на беззаботное изучение достопримечательностей (к счастью, в Катании их совсем немного) было потрачено лишь десять минут моего времени. Прилежно оплатив билет на автобус за восемь евро (итальянские лиры изъяли из обращения полгода назад), я уселся в салон и приготовился ждать. Дорога занимает, по словам девушки-кассира, два с половиной часа, так что времени подумать у меня было дофига. Спешить мне некуда, а, значит...

Как я уже сказал, целью моей был вовсе не вулкан. Ранним утром второго декабря я ворвался в съемную квартиру Элиота и Марка, настойчиво убеждая последнего проснуться и выслушать мои требования, которые были, уж простите за правду, полной чушью. Оказалось, что маленький свободолюбивый Гарри Поттер, которому не сидится на месте, вдруг захотел посмотреть на такое чудо света как Маунт Этна, находящуюся на юге страны. Именно сегодня и именно сейчас! Дайте ему портключ до ближайшего города, а то ребенок начнет плакать... В общем, так это и выглядело. До своих двадцати лет я даже не думал, что во мне спит потрясающий актер. Фактически, если бы я внезапно оказался на месте Джима Керри в его «LiarLiar», то мне пришлось бы молчать весь фильм, дабы не разрушить то множество правдоподобных и тщательно выдуманных историй, оплетающих мою жизнь. Так и знал, что если довериться слизеринцам, то из этого не выйдет ничего хорошего.

Как ни удивительно, но междугородний портключ мне действительно сделали в рекордно короткие сроки, взяв при этом с меня обещание, что я не покину город и окрестности Национального парка Этны. И я, глупо улыбаясь и проговаривая вслух, что мол «не знаю ни одной точки аппарации в той части», отправился в свое маленькое путешествие на одного, к половине двенадцатого уже разыскивая Via Archimede и вокзал. В полдень автобус до Палермо покинул Катанию. Он же, образно говоря, и перевез меня на новый круг так необходимого вранья.

Кстати, когда я говорил, что не смогу аппарировать куда-либо на Сицилии, я совсем не преувеличивал. Магия практически всесильна, но если разговор заходит о подобных мелочах, вариантов нет. Невозможно переместиться в то место, где ты никогда не был. Вот странно, да? Но именно поэтому производством портключей высшего уровня сложности (межнациональных или междугородных) занимаются исключительно специалисты. Конечно, реально аппарировать «по вызову», то есть когда один человек, находящейся в точке аппарации, ментально скидывает тебе координаты; именно этим всегда и пользуются опытные авроры при посещении мест совершенных преступлений. Других способов нет, это факт. А так как я был совсем «зеленым» в ментальной магии, плюс меня совершенно некому «звать» на Сицилии, то единственным способом добраться до главной административной единицы всего острова для меня был обычный маггловский автобус. Ближе к вечеру я аппарирую до Катании (благо, хоть это будет возможным), а оттуда перемещусь в Рим, и, вуаля, никто ничего не докажет. Все гениальное — просто.

Так как данная поездка имела чисто ознакомительный характер, я воздержался от желания притащить с собой дуэт авроров: такие «миниатюрные» люди как Клитфорд и Дэниелс не могут оказаться незамеченными в большом городе. Более того, я как-то привык действовать если не в связке с близкими друзьями, то в одиночку. За окном автобуса пролетали небольшие селения, церквушки, старые развалины, холмы и скалы, а я не мог выкинуть из головы одну мысль...

Как много правды в романе Марио Пьюзо? Понятное дело, я его читал, а также смотрел все части одноименного «Крестного отца». Если в семидесятые годы прошлого века в Палермо в кровопролитной войне одержал победу клан Корлеоне, то какая ситуация царит там сейчас? Известно, что около восьмидесяти процентов всех малых предприятий выплачивает pizzo [3]сицилийской мафии. Ранее я никогда не обращал внимания на такие мелочи. Вообще, когда Волан-де-Морт положил начало второй магической войне, я был весьма и весьма оскорблен тем, что зарубежные магические правительства не оказали никакой посильной помощи в избавление от Темного Лорда. «Разве это было бы неправильно?» — думал я. Но если вычесть из уравнения эффект свидетеля, что серьезно влиял на принятие таких решений (каждый боялся обратить внимание «успешного» Риддла на свою страну; сумасшедшие — они ведь непредсказуемы), то и у каждой европейской страны остается множество своих нерешенных проблем. И вот здесь, на Сицилии, в беднейшем районе Италии, — это мафия.

Во время остановки в аккуратном Валедольмо, когда до Палермо оставался час езды, нам разрешили выйти размяться. Я быстро воспользовался предложенной возможностью и достал незаменимые Marlboro, все еще слишком погруженный в свои мысли. Мое внимание внезапно привлек застенчивый паренек, мой сверстник, лет двадцати-двадцати пяти, на одном выдохе протороторивший длинную тираду. К его несчастью, чары перевода на мне в тот момент спали, так что пришлось повторять.

— Простите, сеньор, не поделитесь сигаретой? Моя пачка куда-то запропастилась, а вы выглядите добрым душой, и...

— Да, конечно, — я протянул белую коробочку. — Нет необходимости говорить так много, я все равно не жадный.

— О, сеньор, — он так открыто улыбнулся, что даже я почувствовал себя старым, — мое имя Инноцензо. А вы?..

Так началось моё краткое знакомство с очередным итальянцем.

Не то чтобы это было необходимо; но Инноцензо хотелось поговорить, а заняться особо было нечем. Я молчаливо выслушивал все, что ему приходило в голову, лишь изредка что-то уточняя, тогда как он, казалось, был в восторге. Глядя на его неиссякаемую жизнерадостность, я чувствовал себя раза в три старше его, словно я молодой Дамблдор, опечаленный жизненными невзгодами. Не самое лучшее сравнение, но что-то общее у нас с моим мертвым учителем все же было.

Поток информации лился рекой, резковатый голос не думал затихать, но когда за окнами показалась вывеска, говорящая о том, что мы проехали Виллафрати, маленькую коммуну в провинции Палермо, а, значит, до места назначения оставалось не более получаса, Инноцензо перешел в атаку, а, именно, к бестолковым вопросам о моей жизни.

Ты и вправду англичанин? Что ты делаешь в Риме? Зачем ты едешь в Палермо? У тебя есть знакомые в городе? И так далее. Я монотонно отвечал на большинство из них, но иногда загадочно пожимал плечами, мол «тайны, интриги, расследования». Мой скептицизм, вероятно, был не заразен, так что парень все-таки не умолкал. Все было хорошо, пока...

— У тебя есть девушка в Англии?

Да блядские кальсоны Мерлина! Черт бы побрал всех этих милых любопытных итальянцев. Тем не менее, я все же решил ответить:

— Была, но кое-что случилось, и теперь это в прошлом.

— О, она, надеюсь, жива и здорова?

— О, нет, — я злорадно улыбнулся чему-то своему, — сгорела дотла, пока загорала. Представляешь? Прости, Инноцензо, но я немного вздремну до прибытия.

Парень удивленно моргнул:

— Мы в двадцати минутах от Палермо. И как это...

— Да, я хочу поспать свои двадцать минут. Позже поговорим.

— Э-э-э, ну, ладно... если ты хочешь, то... конечно...

— Приятно было пообщаться.

Вот мелкий ублюдок.

...Палермо мне нравится. Узкие улочки, облицованные крупной серой плиткой, яркие цветы, свисающие с балконов, разрисованные граффити стены... Всё здесь выглядит иначе, гораздо мягче, чем в Риме, и как-то по-домашнему. Меньше пафоса, нагнанного для туристов, и больше места для бессмысленного шатания по городу. Вначале я как-то еще пытаюсь соблюдать маршрут, сверяясь с картой, поочередно посещая и Кафедральный собор Палермо, и Катакомбы капуцинов, и церковь Сан-Катальдо, но после просто следую внутреннему чутью. Темные улицы влекут меня к себе, а дома, в которых люди живут постоянно, расскажут намного больше о городе, чем светящиеся на солнце крыши соборов. Турист из меня выходит хреновый, так что я даже не пытаюсь строить из себя любителя достопримечательностей.

В конце концов, я оказываюсь на побережье, где стоят возле причалов богатенькие яхты. Здесь тихо, не слышно этого жутко надоедливого плача детишек, забытых своими родителями возле кромки воды, как обычно бывает в курортных городах. Я подолгу сижу, вглядываясь в прозрачную воду, не утруждая себя серьезными мыслями. Надо бы свозить сюда Гермиону; хотя ее, конечно, не так привлекает водная гладь, ведь она каждое лето проводит с родителями в Сиднее. Для меня же это первый выезд за пределы серой Англии, подальше от воспоминаний и мрачных призраков прошлого. Я даже думаю, а не остаться ли мне здесь, в Италии, послав на хер всех этих напыщенных индюков из британского министерства. Жаль, что это практически невозможно.

Палермо выглядит спокойно. Не знаю, чего я ожидал, выискивая среди ленивых жителей города мафиози, напичканных обрезами и лезвиями. Внешний вид местных жителей не кричит: «Я участник банды». Это просто портовой город, самое обычное место.

Конечно, я все же выясню у знающих людей о сицилийской мафии больше информации, но сейчас, глядя на спокойную воду возле причала, мне не хочется об этом думать.

...Вечером, когда я возвращаюсь домой, Гермиона все еще не разговаривает со мной.

* * *

Мне довольно-таки повезло. Потому что в среду вечером маленький домовик по имени Милли принес мне письмо от мистера я-самая-коварная-задница-в-мире-Малфоя. Почему, спросите вы, не совой? Такие меры предосторожности понятны: мы не можем быть до конца уверены, что мою почту не контролирует британское магическое правительство, а уж Шеклболт, вероятно, сделал бы все возможное, чтобы узнать, о чем пишет чертов Малфой. Так или иначе, на территории Англии это запрещено; но я, черт возьми, нахожусь в тысячи двухстах милях от дома, а, значит, данное правило ко мне не относится. Ох, ладно, мне не впервой.

Длинное письмо с инструкциями, именами и местами сопровождалось коротенькой запиской от Драко. Астория, кажется, беременна. А это значит, что та станет еще более невыносимой, чем обычно. Малфой обещает навестить как-нибудь меня с Грейнджер, так что стоит готовить бутылку ликера и тонны одноразовых платочков, чтобы поплакать в сторонке о его закончившейся холостяцкой жизни. Вообще, меня прямо-таки удивляет, как Драконыш успел заделаться юным отцом. Он ноет о том, какая Гринграсс скучная, по пять раз на дню, но трахаться им почему-то весело. Мне бы такие «легкие» отношения! Черкнув такой же коротенький ответ, в котором искренние поздравления приятеля с грядущим пополнением в семействе белобрысых мерзавцев перемешаны со словами соболезнования, я отправляю его с Милли и принимаюсь за составление супер-планов.

То, что нарыл Люциус, поистине впечатляет. Те, кто предоставляют ему информацию, по всей видимости, занимают довольно высокое положение в итальянском магическом обществе, так что многое из этого оказывается полезным. Например, краткие досье глав всех пяти семейств, включающие адреса и имена тех людей, вражда с которыми — дело известное. Ну, не мне известными, это уж точно. Здесь есть даже Симоне, которому, в общем-то, уже плевать, что о нем говорят. Так что почитать это просто необходимо.

Здесь есть кое-что и о Марино, но об этом чуть позже.

Я сижу за документами до самой ночи, делая пометки в своих информационных листах и связывая между собой уже «засветившихся» людей из моего списка «потенциально опасных». Убогая бумажная работа, которая гарантирует боль в спине, резь в глазах и множество других жутких ощущений. Просто представить страшно, что было бы, не сделай я сразу после Хогвартса операцию по улучшению зрения. Вряд ли я смог бы сейчас отличать буквы на мелко исписанных каллиграфическим почерком листках, прибывших из Малфой-мэнора. А их много, очень много! Не то что бы заметки Люциуса совсем уж беспорядочны — большинство из них напоминают художественный литературный труд, что ежедневно творят редакторы «Пророка», — но сделаны они, вероятно, в разные промежутки времени, так что продраться через повторяющиеся факты, с каждым разом описываемые все более подробно, довольно нелегко. Охренительно нелегко, черт побери!

А теперь пойдем по имеющейся у меня информации. Нет смысла зачитывать вам все, но кое-что вас определенно заинтересует.

«Кристиан Марино. Родился первого января в тысяча девятьсот шестьдесят первом году в небольшом городе Гориция на севере страны на границе с Австрией. Родители — неизвестны. О существовании любых других родственников неизвестно. Проживает где-то на северо-востоке Рима; вполне вероятно, что за чертой города, но так как поместье ненаходимо, то точнее сказать невозможно. Обладает огромным богатством, и это только по словам тех, кто имел честь бывать в его мэноре или, как здесь именуются крупные строения, в палаццо. Ни в какой противозаконной и оппозиционной деятельности не замечен, хотя мои изыскания говорят об обратном. С членами действующего правительства не взаимодействует, в политике участия не принимает. Имеет плантации винограда, с них и получает большую часть ежегодного дохода. Близко общается с представителями элиты Италии, еженедельно устраивает немногочисленные светские вечера в палаццо. Больше никто ничего не видел, никто ничего не знает». Вот и все.

И, тем не менее, к моменту, когда я ложился спать, у меня в голове уже сложился пресловутый супер-план по абсолютно случайному знакомству с этим удивительным человеком. Что ж, не только Люциус умеет выстраивать логические цепочки.

...Ах, да. Гермиона все еще не разговаривает со мной.

* * *

Именно потому, что подруга объявила мне бойкот, о дальнейшем развитии событий она не догадывается. Да, я помню, что обещал извиниться перед ней! У меня не настолько хреновая память, чтобы забыть, что грубо послал ее на хер, что весьма недипломатично. Но, в конце-то концов, она тоже зря назвала меня «кретином», верно? Не ожидал такого от нее. Более того, я не ожидал, что она останется в Риме. Хорошо, что Гермиона здесь, несмотря на то, что она даже не смотрит в мою сторону. Не знаю, где она пропадает целыми днями, но когда-нибудь я все же сделаю доброе, взрослое дело и попрошу прощения. А пока побуду немного самодовольным идиотом; в конце концов, даже идиот может обидеться.

Короче, день-два я руководствуюсь исключительно собственными соображениями — результатом долгой мыслительной деятельности направленной на реализацию супер-плана. Странно, что все, о чем я думаю, имеет префикс «супер», да? Иногда тяжело осознавать, что все самое крутое, что я мог совершить в течение своей жизни, и за что люди могут меня уважать — удачно брошенное Разоружающее. Дамблдора ценят до сих пор за все его свершения, в том числе на посту директора Хогвартса. В Гарри Поттере видят только Избранного, который сделал свое дело. Желание перегнать самого себя вряд ли доведет меня до добра, но... Да пошло оно на хрен. В одном известном нам пророчестве говорилось о том, что я «равный» Риддлу, и мне, в кои-то веки, хочется увидеть результаты этого «равенства».

На самом деле, было глупо думать, что я могу перехитрить Марино, переступая через все преграды. Дьявол, мне же двадцать два, а мужику за сорок! За всю чертову жизнь его ни разу не поймали на каком-нибудь грязном деле, тогда как я попадаюсь с завидной регулярностью. Не то что бы я думал об этом, отправляясь на бал: а сейчас уже как-то поздно. Ну, ладно, давайте по порядку.

Зная о моем желании познакомиться с Марино, Люциус подкинул неплохую идейку. Еженедельные вечера, что может быть проще? Единственная проблема была в том, что всем приглашенным выдавались портключи до палаццо, а у меня такого не наблюдалось. Но, вообще-то, имея перед глазами приблизительный список гостей, можно добиться гораздо большего, чем если просто пытаться завоевать уважения неизвестного аристократишки. Мерлин, да такими темпами я бы и до следующего столетия не управился!

Короче я сделал кое-что немного незаконное. Ну, как... Хотя да, абсолютно незаконное. Найдя самую «легкую» жертву из списка (Людовико Риччи, каждый день посещает один и тот же ресторан в Posto Libero, телохранителей не имеет, мозгов, кстати, тоже), я подкараулил его в зале и немного побеседовал с ним. А потом шарахнул невербальным Конфундусом из-под стола и попросил посмотреть на портключ до палаццо. Хах, звучит не очень обдуманно, да и слегка рисково. Но, так или иначе, Риччи нихрена не понял, а, значит, я на несколько минут получил в свои руки так необходимый предмет. Я бы мог просто «одолжить» его, на это навеяло бы определенные подозрения, а для меня это было слишком. Несмотря на то, что я был под изрядной порцией Оборотки, и узнать меня не представлялось возможным, давать Марино поводы перенести светский раут не следовало. А потому я действовал несколько более изощренно. Хотя такое слово вряд ли ко мне применимо, но кое-чему слизеринцы меня все-таки научили.

Вообще, согласно теории магии, копировать вещи, дублируя их магическое содержимое, нереально. Нельзя взять Руку Славы, применить заклятье копирования и наслаждаться количеством омерзительных вещичек вокруг. Нельзя взять чужой портключ и дублировать его для себя. Это просто невозможно. Но можно немного изменить условия задачи.

Шаг первый. Копируешь форму портключа, а в данном случае это серебряное кольцо с рубинами по центру. Неплохо, кстати. Сколько же должно быть денег, чтобы разбазаривать их на потрключи? Я, конечно, тоже далеко не беден, ведь в моем распоряжении все галлеоны Блэков и Поттеров, а это значит очень-очень много. Но даже Малфои, поголовно страдающие снобизмом, не стали бы тратиться на такой бессмысленный пафос.

Шаг второй. Прослеживаем направление перемещения. Точно никогда не скажешь, но даже я могу понять, что ведет он на север города.

Шаг третий. Задаем нашей копии любое место назначения на крайней верхней части Рима. Абсолютно любое место. Я представляю первое попавшееся место, и это почему-то Гран Театро, построенный только в этом году. Ну, не суть важно.

Шаг четвертый. Сравниваем магическое содержание оригинала и копии. Конечно же, они различны. Накладываем одно непростое заклинание, привязывающее их магически друг к другу, и переходим дальше.

Шаг пятый. Вот тут и начинаются основные трудности. Нам необходимо убедить саму Магию, что перед нами один и тот же предмет. Таким образом, курс нашей копии будет автоматически скорректирован, и мы получим идентичное нечто. Узнать, куда ведет мое собственное кольцо с рубинами будет также невозможно, но свою функцию оно будет исполнять. Переносить.

Вообще, нет ничего нереального, если в твоем распоряжении библиотека Блэков. Те всегда славились неординарным и, скорее, темным подходам к делам, но, так или иначе, никогда не знаешь, что окажется полезным, а что нет. Так что в омерзительно скучные дни, когда Джинни разъезжала по стране со своей квиддичной командой, я подолгу просиживал в библиотеке. Вальбурга Блэк была ужасной женщиной, но на вопросы Главы рода отвечала исправно. Так я и узнал одно темномагическое заклятье, способное перехитрить магию.

Глупо, кстати, что такое запрещено законом. Но я, как гражданин Британии, присланный миротворец, не попадаю под наблюдение, если только не использую Непростительные на территории чужой страны, а Английский аврорат не в состоянии проконтролировать сделанные мной заклинания на таком расстоянии. Одним словом, пока меня не поймают за руку, я тут абсолютно защищен. Вот оно — несовершенство системы.

Шаг шестой. Я «отвзяваю» свое кольцо от оригинала и отдаю последнее в руки обладателя, пока тот не пришел в себя.

Так что, схоронившись в туалете ресторана, я совершенно спокойно проделываю все вышесказанное. Итог весьма радует: у меня есть портключ до палаццо Марино! Первая часть плана (возможно, самая сложная) выполнена.

По-дружески тепло распрощавшись с Людовико, я снова оказываюсь дома, готовый к новым свершениям. Игнорируя красноречивый взгляд Гермионы, я привожу себя в приемлемый для светского вечера вид и активирую с трудом полученный портключ.

Меня временами удивляет собственная наивность и беспечность. Так уже случалось и не раз, например, когда в девяносто восьмом мы с ребятами грабили Гринготс. Подумать только, мы составили подробный план, как проникнуть в само здание, но никто не подумал о том, что нас могут не пустить к хранилищу даже как Беллу и Ко! Конечно, тогда я выкрутился; если так можно сказать о двукратном наложении Империо на работников банка. За это мне светило бы два срока в Азкабане, но я слишком удачлив. Сейчас же я по полочкам разложил способ получения портключа, но совсем не предусмотрел изменения своей внешности для опасного похода на территорию хитрого мерзавца. Мерлин, я же просто идиот!

Как не сложно догадаться, проблемы начались сразу.

Место, в котором я очутился, было...шикарным. Огромный сад, окружавший великолепный замок — Палаццо с большой буквы — фонтаны, пение птиц и прочая хренотень, что так обожают все претенциозные аристократы. У Малфоев есть павлины, черт побери! Марино же озаботился тем, чтобы все это выглядело чрезвычайно привлекательно и богато, но сделано это было, как ни странно, со вкусом. Даже я оценил.

На входе в замок я поймал на себе пару недоуменных взглядов: вряд ли кто-то узнал меня, но все же. Я уверенно прошелся по зале, оглядывая гостей, пока не наткнулся взглядом на одну немного знакомую личность.

Индеец, вежливо улыбаясь, разговаривал с каким-то мужиком на другом конце комнаты. Блять! Тяжело попасть в ситуацию хуже, верно? Ведь если они меня узнают...

Короче, я решил, что это очень плохо. Но это все было до того момента, как меня осенило, почему такие откровенно выглядевшие наемниками люди могут присутствовать на светском вечере. Это означает, что где-то здесь Темный Лорд! И если они его телохранители...

Это было прескверно. Но опять же, не самой ужасной новостью за день. Меня посетила мысль, что эти люди могут охранять и хозяина вечеринки, а, значит...

Значит, Кристиан Марино и есть самопровозглашённый Темный Лорд. А я только что обманом проник в его дом, а теперь разгуливаю тут с совершенно индифферентным видом. Браво, Поттер, ты побил все рекорды глупости. Пойди, оплати себе могилу на кладбище Годриковой Впадины, если успеешь. Браво.

Мне следовало уйти именно в ту секунду, как все это пронеслось в моей голове. Не медля, не мешкая и не разглядывая бокал с шампанским с таким шокированным видом. Бежать быстрее, чем от Риддла, быстрее Молнии. Валить отсюда нахрен.

Конечно, я был испуган. Такую ситуацию не назовешь обычной, а потому я и впал в ступор перед лицом опасности. Этот Лорд хочет использовать меня в своих целях, как я могу быть уверен, что это не включает в себя слова «кость отца, плоть слуги, кровь врага»? Мне следовало обдумывать все гораздо быстрее, но, не знаю почему, я просто стоял и смотрел на индейца с выражением ужаса на лице. Превосходно.

Именно поэтому я, словно в замедленной съемке, видел, как тот поворачивается ко мне. Видел, как он застывает на середине движения, вперившись глазами в меня через весь зал. Видел, как его рука медленно тянется к палочке в кармане недорогой мантии. Это почти спасло меня — то, что я видел все вовремя. Почти.

Внезапно отойдя от шока, я резко двинулся в сторону, случайно задевая поднос с шампанским. Пущенное индейцем заклятье прошло мимо; но не стоило рассчитывать на удачу. Не смотря в его угол, я наугад кинул Депульсо [4], в то же время расчерчивая палочкой дугу для Дезиллюминационного. Мне важно скрыть себя, чтобы добраться до точки аппарации. По цвету я узнал летящее ко мне Импедимента, так что мое заклинание завершить не удалось. Выиграй время, Поттер! Конфринго [5] полетело в сторону индейца, но оставались еще и другие наемники. Ослепить! Нет, здесь и так светло. Тогда используй тьму! Несколько росчерков палочкой и «подозрительное» не совсем светлое заклинание обрушилось на комнату. Ни один лучик света, кроме пылающего угла, не проникал сюда, давая мне время на вторую попытку Скрывающего. Только не стой на месте! Эти люди будут паниковать и бросаться чем-нибудь огненным, чтоб «подсветить» тебя. Я завершаю Дезиллюминацационное, интуитивно двигаясь к выходу, когда тьма вокруг рассеивается, и что-то сбивает меня с ног. Я успеваю взорвать что-то поблизости, когда мое тело оплетают веревки, а палочка откатывается в сторону. Вот же...!

И вот я тут, снова привет. Повязанный сижу в кресле в какой-то комнате, куда меня с завязанными глазами завели. Мерзкое чувство беспомощности охватывает меня, и я слышу негромкие голоса, видимо, за дверью. За моей спиной кто-то стоит, удерживая меня на прицеле. Превосходный вечер, не правда ли? Не хотите ли шампанского, мистер Поттер?

Когда повязка падает с глаз, я по-совиному моргаю от света. По комнате распространяется легкий запах гари, и мужской тягучий голос безэмоционально просит покинуть комнату. Немного дезориентированный, я все же отвечаю:

— Хм, я?

— Нет, мистер Поттер, вы, пожалуйста, останьтесь. Маркус...

Итак, меня тут знают. Глаза привыкают к освещению как раз тогда, как дверь за моей спиной захлопывается.

— Весьма грубо с вашей стороны поджечь мой дом, — продолжает голос где-то со стороны. Я не вижу его обладателя, так как остаюсь все еще привязанным к креслу. — Я надеялся, что эта встреча пройдет чуть лучше, особенно учитывая, что вы меня так искали.

— О, Темный Лорд... Забавно, что меня искали вы, сеньор Марино.

— Ну, на то были особые причины.

— Вам, должно быть, тоже хочется меня убить?

— Что вы, что вы, — мужчина тихонько смеется, — не сегодня. Точно не сегодня.

Я раздраженно закусываю губу. Это ситуация мне, мягко говоря, не нравится, но вежливый и обходительный Темный Лорд мне не нравится еще больше.

— Тогда что же? Не хотелось бы тратить время зря.

— Поймите меня правильно, мистер Поттер, я совсем не хотел нападать на вас. Ваше резкое поведение грозило испортить вечер, и мне пришлось принять меры. Надеюсь, вы не особо пострадали, падая?

— О, спасибо за заботу, — сарказм из меня прямо-таки прет. — Я немного поцарапался, но веревки раздражают мою кожу. Не могли бы вы?..

— О, да, конечно, — я чувствую, как оковы опадают, освобождая меня. — Чувствуйте себя как дома.

Я мгновенно подскакиваю с сидения, разворачиваясь в сторону таинственного голоса, и замираю на месте. Что?..

Длинные светлые волосы, убранные в хвост. Нейтрально-вежливое выражение лица, что свойственно практически всем аристократам. Уверенная поза, серые глаза, смотрящие с любопытством. И, точно же, голос немного знаком...

...Когда мне все же удается справиться с острым приступом кашля, я низко шиплю:

— Мистер...

— Энгельс, мой дорогой друг, — мужчина лукаво улыбается. — Мы, кажется, уже знакомы, верно? Рад вас снова видеть.

---

[1] Фонтан папы Пио 9

[2] Один из призывающих девизов Майских событий 1968 во Франции.

[3] В переводе на русский это «деньги на крышу», «откупные».

[4] Отталкивающее противника.

[5] Заклинание взрыва и пожара.

— Кто вы, черт побери, такой?

Вот так новости. Даже не знаю, как всё это переварить. Передо мной стоит Мориц Энгельс, он же, судя по всему, Кристиан Марино. Человек, с которым я встречался до сегодняшнего дня лишь однажды, однако и этого ему хватило, чтобы применить ко мне это дурацкое нейролингвистическое программирование, после чего — вуаля — я тут. Ах, да, ещё он местный Темный Лорд, правда, пока только набирающий армию, и не действующий в открытую. На данный момент он уже успел «сколотить» неплохую команду, выстроить иерархию, и система работает... Охренеть. Просто охренеть.

— Мое имя Кристиан Марино, мистер Поттер, — он вежливо улыбается, внимательно меня разглядывая. — При первом знакомстве я представился по-другому, но вам не составит труда привыкнуть.

— О, безусловно. Но хотелось бы знать, почему...

— Почему я назвался иначе? Видите ли, я тогда нисколько не лукавил: Мориц Энгельс — моё второе имя.

— Ваши родители не сумели договориться? — язвительно отмечаю я. Нервы. Ситуация-то сюрреалистическая.

— Так меня хотел назвать отец, но семья матери была против. Итальянцы...

Точно! Марино — наполовину итальянец, наполовину австриец, родился в городке на границе... Когда этот аристократишка представился мне Энгельсом, он даже не соврал. Мерлин, вот это поворот. Можно сериал снять — сценаристы Болливуда искусают себе локти. А вдруг через пару серий окажется, что он мой настоящий отец, и мы споем об этом дуэтом в окружении сорока танцующих слонов?

Помнится, тетя Петунья смотрела эти бессмысленные мыльные оперы, вроде Санта-Барбары, и рыдала навзрыд. Возможно, у меня остались какие-то детские моральные травмы, ведь сразу после очередной серии тетя-лошадь заставляла меня выползать из чулана и готовить еду для борова-дяди и толстяка-кузена. Я имею в виду ассоциативный ряд и все такое. Кто знает, как это дерьмо повлияло на мою жизнь?

— Вы все это подстроили, верно? — посещает меня, наконец, «гениальная» мысль. Если это действительно так, я — распоследний болван!

— Не понимаю, о чем вы.

— Разыгрываете святую невинность? Да пожалуйста! Сначала вы вынудили меня приехать в Италию, потом ваши парни вытащили меня из передряги в Тихой Гавани. Так мило с их стороны, не правда ли? Вы, должно быть, долго трудились над составлением этого супер-плана.

— Супер-плана?

— Не обращайте внимания. Так что?

— Все не совсем так, мистер Поттер, — Энгельс — или Марино? — театрально нахмуривается и шествует к одному из кресел. Присев в него, он жестом указывает мне на противоположное. — Не хотите ли чего-нибудь выпить? Полагаю, разговор будет долгим.

— Спасибо, но нет. Не меняйте темы!

— Вы слишком недоверчивы для двадцатилетнего, вам говорили? Ну да ладно. А я, пожалуй, выпью. Точно ничего не желаете?

Я отрицательно качаю головой, выжидательно уставившись на него. Вот же Гермиона охренеет от таких новостей. И Люциус. Мерлин, да я и сам в шоке до такой степени, что даже мысленно с трудом могу связать два слова, не то что выстроить целое предложение. Напоминает тщетные попытки Невилла отвечать на уроках Снейпа. Кстати, с некоторых пор я, кажется, начал понимать профессора. Сарказм, ирония, словесные пикировки... Неплохая стратегия поведения, на самом деле.

— Старый друг вышел на связь и сообщил, что кто-то выпытывал информацию обо мне и моей деятельности. Пришлось принять меры предосторожности и послать своих людей узнать о мотивах любопытствующего. Весьма удачно, что это оказались именно вы.

— Лучше не придумаешь.

— Позвольте поинтересоваться, кто указал вам на меня?

— Не думаю, что это важно, — я совсем не идиот и точно не собираюсь сдавать этому непонятному человеку моего друга. А друга ли? Есть вероятность, что Вито специально назвал это имя? — Что было в Лондоне?

Блондин беспечно пожимает плечами:

— Туда меня привело любопытство.

— И как это связано со мной?

— Вы довольно интересный человек, мистер Поттер, — итальянец подался ко мне, и, заговорщицки подмигнул. — Мне очень хотелось познакомиться с вами.

— А зачем вам понадобилась моя подруга? Часть пресловутого супер-плана?

— Как уже было сказано, всё несколько иначе. Я бы не назвал это запланированной акцией, — мужчина подносит бокал с вином ко рту, и на некоторое время воцаряется тишина. — От некоторых своих знакомых я слышал довольно лестные отзывы о вас, мистер Поттер. Занятно, что вы время от времени помогаете бывшим Пожирателям Смерти. О вашей тесной дружбе с Малфоями я уже и не говорю. Вероятно, за годы после падения Темного Лорда ваши взгляды несколько изменились. Не знаю, дело ли в вас самих, или же кто-то повлиял на вас. Так или иначе, мне хотелось узнать, на сколько эти изменения существенны.

Так, значит, кто-то из Пожирателей проболтался. Прелестно. Следующий раз подумаю дважды, прежде чем содействовать этим коровьим задницам, черт!

— Если и так, хотя я, конечно, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту теорию, с чего вы взяли, что я благосклонно отнесусь к вашему участию в оппозиционной деятельности?

— Интуиция.

— Я, знаете ли, с недоверием смотрю на людей, претендующих на титул Темного Лорда.

В глазах Марино мелькнула эмоция, распознать которую мне не удалось. Вероятно, он чем-то недоволен, но сказать точнее я не могу. Возможно, он зол от того, что я знаю, кто он, что его секрет раскрыт, что я слегка привираю и так далее. В общем, я вижу следствие, но причина мне не ясна.

— Мистер Поттер, мне кажется, вы располагаете несколько неверной информацией. Я не именую себя Темным Лордом, равно как не претендую на это звание.

— Ха, да ваши слуги ведут себя словно Пожиратели Смерти при Волан-де-Морте. Так что верится с трудом.

— Хм, в самом деле? Мои друзья — верные люди, и в этом я не могу с вами не согласиться. Да, по праву рождения я обладаю титулом лорда, но никак не «тёмного».

— Конечно-конечно, — я не верил в это ни секунды. Возможно, поэтому скрыть нотки сарказма мне так и не удалось.

— Ладно, оставим пока эту тему, — блондин лениво махнул рукой, будто бы отгоняя муху. — Есть вещи более важные. Каким образом вам удалось попасть в мое поместье? Уж простите, но насколько я помню, ваше имя не значится в списке приглашенных.

— Эту информацию я, пожалуй, оставлю при себе.

— Боюсь, это невозможно, — Марино грустно качает головой. — Мне не хотелось бы, чтобы кто-то посторонний был способен проникнуть в столь защищенное место.

Как бы мне не хотелось ляпнуть что-то вроде «Что ж вы так? Аккуратнее надо быть с защитой. Риддл тоже был беспечен. И где он сейчас?», я посчитал правильным ответить несколько более вежливо. В конце концов, сейчас именно я нахожусь на территории врага, так что не стоит грубить. Я всё еще планирую вернуться домой к Гермионе и рассказать веселые новости. Это я к тому, что, возможно, мы все-таки помиримся. Она будет ругаться, да ещё как, узнав, на что я пошел, но, в конце концов, Герми меня любит, что бы там она ни говорила.

Стоит ли рассказывать ему, что я скопировал портключ? Судя по всему, Марино не глуп и должен знать, что подобное невозможно без использования запрещенных проклятий. Не хотелось бы давать ему новую возможность для шантажа, тем более, что по-прежнему не ясно, зачем он притащил меня в Италию. И вообще, у меня мно-о-ого вопросов, на которые хотелось бы получить ответы, а не палочкой в лоб.

— Давайте так: вы рассказываете, зачем использовали на мне технику НЛП и добились моего приезда в Рим, а я, в свою очередь, говорю, как мне удалось обдурить вашу защиту.

— Весьма по-слизерински, мистер Поттер.

— Как вы уже сказали, не все мои друзья отличаются благородством.

— Помилуйте, я такого не упоминал! — блондин театрально вскидывает руки в защитном жесте. Мерлин, сколько драматизма! Меня сейчас стошнит.

— Но вы имели это в виду. И все-таки...

— Хорошо, я согласен. Мне понятно ваше желание прояснить ситуацию, хотя я и не уверен, что вы воспримите случившееся адекватно. Предполагалось, что наша встреча произойдет несколько позже.

Я корчу язвительную мину:

— Уж постарайтесь.

Марино глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. Я прекрасно понимаю: что бы сейчас не было сказано, мне это не понравится. Это не первый мой подобный разговор. Если бы в свое время Дамблдор не боялся рассказывать мне что-то важное, я бы не вырос параноиком. Даже по прошествии шести лет со смерти директора, время от времени я ощущаю обжигающую ярость. «Вы растили его как свинью на убой!» — кричит мой внутренний голос, и проскальзывающие шипящие нотки подозрительно напоминают Снейпа. Альбус казался добрым дедушкой, а оказался мерзким манипулятором. Зельевар же — совсем наоборот, так, к слову. За все эти годы мне так и не удалось до конца простить своего первого наставника. На его счастье, он уже умер. Встреть я его сейчас где-нибудь в темном переулке, и старик остался бы без бороды. Да и без головы за одно.

Звучит жестоко, но разве такая моя реакция не была бы оправданной?

Марино, прекратив тянуть время, начинает говорить:

— Вы правдолюбец, мистер Поттер, и, видимо, это не та черта характера, что меняется со временем. Будет вам правда. Мне известно о ваших размолвках с Министром Магии Англии, а также о «запретной» дружбе с уважаемым в определенных кругах Люциусом Малфоем. Опытным людям два этих факта кажутся взаимосвязанными, но вряд ли вы сами это осознаете. За пять лет, прошедших с того дня, как вы победили Темного Лорда, ваши взгляды сильно изменились. Это говорит мне о том, что сейчас вы несколько подвластны оппозиционным настроениям. Чтобы подтвердить свои предположения, мне было необходимо встретиться с человеком, которому вы доверяете, и мисс Грейнджер показалась мне самой подходящей кандидатурой. Несмотря на то, что основной темой наших разговоров была менталистика, а также выпущенная мной более десяти лет назад книга, ваше имя всплывало довольно часто. Я понял, что скорее прав, чем нет.

Вы должны понимать, мистер Поттер, что ваше положение среди магов Англии довольно необычно. Вы, герой войны, нечто среднее между мессией и рокзвездой: вашему слову верят, вашу жизнь обсуждают все, кому не лень. А расставание с мисс Уизли дало людям новую пищу для размышлений. Именно в тот период я оказался в Лондоне, и не мог не обратить внимание... Кстати, позвольте поинтересоваться, что все-таки послужило причиной разрыва? Это довольно интересный вопрос.

— Мисс Уизли попала в бетономешалку, полную песка, — проворчал я, силясь скрыть недовольство на лице. Бог любит троицу, да? Я надеюсь, четвертого раза не будет.

На лице Марино было написано полное непонимание. Впрочем, неудивительно. Я помрачнел еще больше:

— Неважно. Просто продолжайте.

— Действительно. Итак, я обратил на вас внимание. Учитывая политическую ситуацию, сложившуюся в Европе, когда огромное количество людей оказывается под гнетом официальной власти, мне нужен был...компаньон. Человек, способный подарить людям надежду. Тогда, на Косой аллее — прошу заметить, та встреча была совершенно неожиданным, но приятным для меня сюрпризом, — я сразу заметил, что вы несколько не удовлетворены собственной жизнью. Оттого ли, что всё ещё ищете своё место в ней, или по иной причине — сказать можете только вы. Раз уж выдался отличный шанс заманить вас к себе в страну, почему было им не воспользоваться? Рим — самое сердце Италии, так что у меня практически не оставалось сомнений, что именно сюда вы попадете в первую очередь. Мои люди следили за вашими передвижениями в городе и на Сицилии. Я точно знал, что когда-нибудь наши дороги пересекутся, но ожидал, что это произойдет немногим позже. Что возвращает нас к вопросу: каким образом вы оказались в моем поместье?

В голове крутилось множество вопросов, но почему-то я задал только один:

— Беженцы из Австрии находятся под вашей защитой?

— Хм, мистер Поттер, — заметно, что Марино, как и я сам, не ожидал этого вопроса, но довольно быстро справился с недоумением, — к сожалению, я не могу раскрывать подробности моей деятельности, пока не пойму, как вы к ней относитесь.

— Сложно определиться, когда толком ничего не знаешь, верно? — я нервно рассмеялся.

— И, тем не менее, я не могу рассказать вам больше, пока вы представляете для нас опасность. Вы уже сорвали одну операцию, я не желаю создавать еще больше прецедентов.

— О, так какую же цель вы тогда преследовали? — невинно интересуюсь я, мгновенно вспоминая о фонтане какого-то по счёту Пио.

— Всё, что могу сказать — я был неприятно удивлен, когда узнал, что на той площади была не толпа авроров, а только двое ваших соратников, которым даже вы не очень-то доверяете.

— Ну, стоило хотя бы попробовать.

— Вы блефовали, — с удовлетворенной улыбкой замечает мужчина. — А также не задействовали своих телохранителей для решения данной проблемы, засветившись перед моими людьми.

— Разве они и так не знали, что я «ценен» для вас?

— Только избранные. Но теперь почти все наёмники считают вас едва ли не другом. К вашему счастью, они не осведомлены, что их обвели вокруг пальца, — сейчас у Марино очень хитрый взгляд.

— Как мило с вашей стороны ничего им не рассказать, — я ухмыльнулся в ответ. — Вам есть, что добавить, или я могу идти?

— Не пытайтесь отвлечь меня, мистер Поттер, вы не ответили на вопрос.

Жаль, а я так надеялся, что сработает.

— Я скопировал портключ Людовико Риччи, — я недовольно передёрнул плечом, раздраженный тем, что вовремя не придумал хорошей отмазки.

— И, позвольте спросить, каким образом вы это сделали? Пошли против Магии?

— Использовал заклинание, найденное в домашней библиотеке.

— О, темномагическое... — стоило признать, что Марино удивленным не выглядел, — как же мне это нравится.

— Вы не сможете использовать это знание, не выдав себя.

Мужчина удивленно поднял бровь, недоверчиво меня разглядывая. Когда-то мне уже приходила в голову мысль познакомить его и Люциуса. Должно быть, общими окажутся и черты характера, и привычки. Стоит ли говорить, что для любого из Малфоев надменно вскинуть бровь — обычное дело?

— Не понимаю, с чего вы взяли, будто я собираюсь использовать что-то против вас, — наконец, ответил он. — Если вы ещё не поняли, мне нужна ваша помощь. Но, учитывая, как негативно вы настроены по отношению ко мне, ее будет весьма сложно получить.

— А что я вообще должен думать, сеньор Марино? Как я, блин, могу доверять Темному Лорду?!

— Я не считаю себя Темным Лордом, мистер Поттер, — заметил блондин, раздражаясь все больше.

— Ваше поведение говорит само за себя!

— Я организую инфраструктуру для настоящего Тёмного Лорда! Чтобы тому не пришлось тратить на это годы! Как же вы не понимаете?..

— О, здравствуйте, Серый Кардинал! И кто же тогда настоящий Лорд?

— Хм, — выражение лица Марино стало подчёркнуто безразличным. Всё равно, что на лбу написать: «Внимание! Сейчас я буду врать». Я еле удержал себя от того, чтобы недовольно цокнуть языком, как обычно делала Гермиона в минуты неурядиц.

— И?

— И это не важно, мистер Поттер. По крайней мере, не сейчас.

Ну, он хотя бы не брешет прямо в лицо. Пять очков, Апатин [1] сын! Не то что я был безмерно этим доволен.

— До тех пор, пока ваша позиция касательно моей деятельности не определена, сомневаюсь, что должен быть предельно честен.

— Прелес-с-стно...

— Тот портрключ, что вы скопировали, при вас?

— Да. Он многоразовый?

Марино просто кивнул.

— В таком случае, мне хотелось бы, чтобы вы воспользовались им, если у вас будут вопросы или когда найдете необходимым что-нибудь мне сообщить. Разумеется, я надеюсь, что он будет находится исключительно в вашем распоряжении, без возможности использования посторонними.

Ха-ха, какая вера в мое благородство. Ну да ладно.

— Хм, договорились. Значит, вы хотите дать мне время подумать о возможности оказать вам «помощь»... Что вообще под этим дурацким словом подразумевается? Убийство невинных магглов и абсурдный геноцид?

— Святой Стефан [2], конечно, нет, — собеседник коротко засмеялся. — Вы уже прошли одну войну. Фактически, единолично переломили её ход. Речь идёт, скорее, о помощи «теоретической», если вам так угодно.

— Какого рода?

— Я уже сказал — не сейчас. Подумайте над моим предложением, мистер Поттер. Когда примете решение — вы знаете, где меня найти. Но постарайтесь с ним не затягивать. Драган проводит вас до точки аппарации.

Краткое сухое прощание, и я уже иду по Палаццо под конвоем индейца. Значит, Драган. И, кстати, это точно хорватское имя.

— Чудестная встреча, не правда ли? Я, в конце концов, нашел Лорда без вашей помощи.

— О, да, — индеец выглядит немного усталым, но никак не подкопченным. Видимо, в холле я несколько промахнулся, выбирая заклятия.

— Ну же, Драган, почему ты такой печальный? Ведь все хорошо.

— Ты подпортил настроение Лорду, мальчишка. Я удивлен, что для тебя это закончилось хорошо.

— Разве ты сам не говорил, что я «ценный объект»?

— Не думал же я, что настолько. Ты сорвал вечер.

— Да ладно, не дуйся на меня, дружище. Я просто запаниковал.

Мужчина недоуменно уставился на меня, но ничего не ответил, продолжая двигаться к выходу.

У меня, вероятно, начался откат после выброса адреналина, потому я и веду себя, как умственно отсталый. Во всяком случае, я предпочитаю так думать. Иначе придётся признать, что я просто идиот, чьё хобби — постоянный поиск неприятностей на свою голову, ну и все там прилагающиеся к ней объекты.

Под пристальным взором индейца я аппарирую домой, чтобы тут же ощутить взгляд Гермионы. Она всё еще здесь, хотя сейчас далеко за полночь. Может, она волновалась за меня? Внутри разливается приятное тепло. Предвидя долгий разговор, я усаживаюсь в кресло напротив. Чертовски хочется курить, но подруга — прежде всего.

Миона окидывает меня странным взглядом, но ничего не говорит. Наверное, я выгляжу не очень-то презентабельно, более того, от меня несет гарью. Раз уж она все еще злится на меня, стоит начать разговор первым.

— Привет, Гермиона. Как у тебя дела?

— Хорошо, — она удивленно моргает. — А у тебя?

— О, я в полном порядке. Читаешь? — я киваю на тяжеленную книгу в ее руках.

— Да, а ты чем занимаешься?

— Да вот, думаю, сходить принять душ и немного освежиться.

— М-м-м, ясно, — она некоторое время молча смотрит на меня, прежде чем, наконец, взять себя в руки. В голосе прибавилось гневных ноток. — Что ты, ради всего святого, делал?!

— Я тут...э-э-э...как бы сказать...Обнаружились новые факты...

— И? Мне хотелось бы узнать какие, если ты, конечно, не против.

— Ну, в общем, я встречался с Кристианом Марино.

— Что? — потрясенно ахает она. — Ты не ранен? Мерлин, Гарри, почему ты мне ничего не сказал?

— Это довольно долгая история... В общем-то, я все еще немного шокирован. Я был у него в Палаццо, когда узнал одного своего знакомого, с которым виделся здесь пару раз, и... Слегка подпалил поместье. Я немного запаниковал, так как знал, что тот прислуживает Темному Лорду.

— Когда ты успел завести новые знакомства?!

— Ну, когда делал ночную вылазку в Тихую Гавань, и на меня напали воришки. И потом, когда я с дуэтом авроров посетил маггловскую забастовку. Ну, в тот день, когда мы поссорились.

— Ты ходил ночью в самый опасный район Италии? Мерлин, Гарри!

— Ага, и еще я был в Палермо, но это уже другая история. Я знаю, что о многом не говорил тебе, Герм, и мне очень жаль. Я временами бываю скрытным, хотя уж тебе-то я точно могу рассказать всю правду. Поверь, мне действительно жаль.

— О, так ты извиняешься не за то, что послал меня куда подальше? — она хитро прищурилась, и черты ее лица стали похожи на кошачьи. Точно, анимагическая форма Гермионы — кошак. Или старая кошатница, как миссис Фигг. Но определенно что-то с ними связанное.

Я не стал развивать мысль дальше, чтобы ненароком не называть подругу «киской».

— Ну, а ты сказала, что я кретин. Серьезно, Герм, мы можем просто забыть об этом? Я собираюсь рассказать тебе охренительно интересную историю про Марино.

Это было так по-слизерински — избегать прямого ответа, — что я постарался удавить проснувшуюся совесть в зародыше.

— Хорошо, давай продолжим. Так что ты хотел мне рассказать?

И тут информация полилась из меня рекой. Я рассказал про все: про Драгана, про Люциуса, про Марино. Я говорил и говорил, изредка прерываясь, чтобы ответить на уточняющие вопросы. Такая честность была для меня едва ли не в новинку. Странная привычка скрывать архиважные детали проявилась у меня сразу после войны, так что я редко «складывал все фрукты в одну корзину». Проще говоря, никто и никогда не знал всего обо мне и моей деятельности. Возможно, если бы мои друзья собрались вместе и поделились кусочками информации, необходимыми, чтобы собрать «паззл» воедино, я бы оказался по уши в дерьме.

Сейчас эта привычка сыграла со мной злую шутку: Гермиона мне все-таки не враг. Вряд ли у меня есть кто-то ближе нее, верно? И к тому же она здесь, такая привычная, с ее нахмуренными бровями и задумчивым видом. Герм не сбежала после моих неосторожных слов, значит, в этом есть смысл? Она здесь, так что вперед мы пойдем только вместе, куда бы эта дорога ни вела.

* * *

— Ничего себе, Гарри, ты создал самую настоящую копию портключа! Я, конечно, не видела оригинал, но, думаю, он выглядит точно также.

На следующее утро за чашкой английского кофе (никакого ристретто [3], упаси Мерлин, пробовать эту гадость еще раз), я раздумывал над осторожным письмом Люциусу, чтобы назначить встречу, а Гермиона развлекалась, разглядывая созданный мной вчера артефакт. Мы закончили говорить только под утро, перенеся обсуждение «вопроса Марино-Энгельса», как мы его окрестили, на послеобеденное время. К тому же, следовало переговорить с Малфоем: он убьет меня, если скрыть от него такое.

— Тебя вообще не волнует, что я использовал темномагическое заклинание? В Англии это запрещено законом.

Девушка только неопределенно хмыкнула:

— Ну, тебя ведь это не волнует. К тому же, ты использовал его во благо. Просто не делай это слишком часто... И ты должен научить меня!

— Можешь поискать в библиотеке Блэков по возвращении в Лондон. Там есть много интересного на эту тему.

— О, а мы уже собираемся домой? — подруга едва уловимо нахмурилась, что выдало ее истинные эмоции.

— Ну, тут все очень сложно. Не вижу смысла оставаться здесь, если я откажусь от предложения Марино. Он, в конце концов, знает нас обоих, так что это довольно опасно.

— А ты уже принял решение? Гарри, надо же всё обдумать!

Тот факт, что моя милая родная Герми склоняет меня «на сторону зла», немного беспокоил. Не может же быть, что ей симпатичен Энгельс, верно? Потому что мне это ой как не нравится.

— Нет, конечно же, мы еще не решили. Почему тебя вообще это так заботит?

Она немного замялась, перебирая выбившиеся из хвостика пряди.

— Ну, мне здесь нравится. Я признаю, что первое время часто думала об упущенных возможностях и работе, но сейчас уже привыкла. Здесь нас никто не знает, и это, оказывается, очень занимательно. Почему бы не позволить себе небольшой отпуск, а, Гарри?

Какие мы еще дети, Гермиона, де-ти! Мы не хотим возвращаться в родную Англию только потому, что там слишком скучно и нет так привычных для нас приключений. Разве здесь только я страдаю адреналиновой зависимостью?

По здравом размышлении, не стоит говорить об этом вслух.

— Да пусть будет отпуск, я что, против? Нам обоим надо проветриться, отдохнуть от министерской суеты.

— Точно. Ну, когда приедет Малфой? Нам нужно все обсудить.

Я некультурно вытаращил на неё глаза:

— Ты собираешься присутствовать? Вы же ненавидите друг друга!

— Да, но будет проще, если тебе не придется потом пересказывать мне, к чему вы пришли. Я готова немного потерпеть.

Ха-ха, Малфой и Грейнджер в одной комнате! Да даже если они не подерутся, я всё равно получу от шоу удовольствие.

* * *

— А я говорю вам, мисс Грейнджер, что это абсолютно глупо! Если вам не терпится умереть, то просто пустите себе Аваду в лоб, это будет большим облегчением для всех нас, — раздраженно высказал Люциус, едва удерживая себя от того, чтобы закатить глаза.

Ситуация становится всё более сюрреалистической. И очень, очень-очень плохо, что мне так весело наблюдать за этими двумя.

— Вы можете сколько угодно рассуждать о том, что глупо, а что нет, мистер Малфой, у вас наверняка большой личный опыт!

— Не больше вашего, мисс Грейнджер.

— Э-э-э, может, вернемся к основной теме? — я предпринял слабую попытку остановить катастрофу местного масштаба. В меня вперились два недовольных взгляда. Оба сейчас ненавидели меня за то, что «все мы здесь сегодня собрались парам-пам-пам». Не будем уточнять, с кем я пил, раз знаю эту песню.

— Как я уже говорил, Гарри, прежде чем меня прервали, доверять Марино будет абсолютно неразумно. Если я что-то понимаю в таких людях, а я понимаю, то он не открыл вам и сотой доли правды.

— У нас нет альтернативного источника информации, чтобы перепроверить сказанное, — Гермиона хмуро разглядывала свою чашку, принципиально не обращая внимания на курящего аристократа. — Мы можем либо поверить ему на слово, либо попросту отказаться от самой возможности сотрудничества, не вдаваясь в подробности.

— Это будет совсем не просто, мисс Грейнджер!

— Ой, ну хватит уже. Пока вы не начали метать тут проклятья направо и налево, давайте условимся, что вы будете разговаривать только со мной.

Мне кажется, я слышал, как скрипнули плотно сомкнутые зубы Малфоя. Стоит признать, выдержка у него блестящая. Наверняка выработал ее за двадцать лет жизни с Драконышем в одном доме: зуб даю, без котла «жидкого терпения» это невозможно. Ах, да, еще ведь был и Волан-де-Морт...

— Ну же, Люциус, даже вы не можете не признать, что это довольно любопытная идея...

— Это опасно, так как неясно, что ваш друг подразумевает под «помощью», — и прежде чем Гермиона успела открыть рот, добавил, — но вполне в вашем духе, Гарри.

— Ну, да, я несколько склонен к подобным авантюрам.

— Я тоже. Был когда-то склонен к авантюрам. По молодости, — он многозначительно постучал пальцем по предплечью левой руки. — Все мы прекрасно знаем, чем это закончилось.

— Ну, он же не собирается преклонятся перед ним, — вставила Гермиона. — К тому же было сказано о существовании какого-то другого Темного Лорда, что снимает с Марино часть подозрений. В конце концов, Гарри всегда может сбежать в Англию, посмотрев, как обстоят дела.

— Этот «другой Лорд» волнует меня еще больше. Если Марино, по вашим словам, считает себя серым кардиналом и собирает армию для кого-то еще, становится непонятно, зачем ему вы. Будь мы в Англии, имела бы значение ваша репутация, но здесь она, по большому счету, бесполезна. Тот факт, что вы прошли войну, вообще не имеет никакой практической ценности, так как все знают, что вы не руководили военными действиями, а просто, уж простите, скрывались. Пусть и весьма эффективно, это ничего не меняет.

— И что вы предлагаете? В смысле, я совсем не знаю, как поступить.

— Я немного разузнал о Морице Энгельсе, хотя формулировки в вашем письме были весьма размытыми. Так или иначе, нет ничего, что указывало бы на его связь с Кристианом Марино, вообще на какую-либо противозаконную деятельность. Биографии этих двоих чисты, несмотря на то, что это один человек. По правде говоря, даже я немного удивлен.

— Не хотите познакомиться с ним, Люциус? Вы немного похожи.

Повернувшись, Гермиона зыркнула на меня, словно говоря «что ты несешь?», и снова недовольно уставилась в свою чашку. Мерлин, как сложно размышлять в такой напряженной обстановке!

— Позвольте отклонить это потрясающее предложение, Гарри.

— Ладно-ладно, давайте немного отвлечемся. Что там нового в правительстве? А то до нас ничего не доходит, будто мы тут в бункере сидим.

— Пожалуй, не буду спрашивать, что такой «бункер», — и после моего короткого кивка продолжил. — Ферро Синатра перевел большую сумму компании по производству магических артефактов. Я попробовал узнать, кто владелец организации, но все сводится к тому, что она фиктивная. Выглядит это как отплата за проделанную работу или присвоение денег министерства. Определенно что-то незаконное, но придраться здесь не к чему.

— Хм, а что там с мафией? Я пошелестел маггловскими газетами, и кое-что нашел. В сентябре этого года заместитель крестного отца сдал всю компашку. Сложно сказать, поймают ли после этого Бернардо Провенцано — главу всей мафии — ведь он скрывается уже сорок лет. Сорок лет, вы только представьте! Короче, там сам черт ногу сломит.

— Это если предположить, что нет «крестного отца» магической мафии. Если представится возможность, поинтересуйтесь этим у сеньора Марино.

— То есть мы уже решили, что Гарри к нему пойдет? — удивленно спрашивает Герм, отрываясь от созерцания чуда гончарного мастерства. На некоторое время она, кажется, даже забыла, что ненавидит Малфоя. — Разве вы не против?

Звучит так, словно подруга спрашивает у моего отца, могу ли я погулять до одиннадцати. Скелет Джеймса Поттера, должно быть, ворочается в гробу.

Хотя не то что бы это кажется абсолютно неожиданным.

Правда, если меня спросят, то я не смогу точно назвать день, когда перестал считать старшего Малфоя ублюдком и лизоблюдом. В далеком девяносто восьмом мы виделись не очень часто, хотя я едва ли не каждую неделю появлялся в мэноре, чтобы проведать Нарциссу. Должно быть, у неё были на меня свои планы, непременно коварные. Уж не знаю по каким причинам, но она взяла на себя заботу обо мне; сожаление и раскаяние накрывали с головой, меня грызло чувство вины, ведь погибло столько людей, а эта сдержанная во всех отношениях женщина, мать моего непримиримого школьного врага, облегчала мою ношу. Нет, конечно, она не говорила, что я ни в чем не виноват, что я святой и бла-бла-бла. Вы представляете Нарциссу Малфой лепечущей такой бред?! Я вот нет.

Сразу после победы люди, которые окружали меня, поступали именно так: преуменьшали грехи, преувеличивали заслуги. Это же глупо, ей-Мерлин. Я не смог спасти Дамблдора, целый год скрывался от Министерства, обвинявшего меня в убийстве директора Хогвартса, накладывал Непростительные, грабил банки, нападал на людей, а все, что мне сказали — «Ты молодец, Гарри! Мы будем брать с тебя пример». Что верно, то верно — дурной пример заразителен. Но если бы тогда мне хотелось послушать сказки, я бы просто одолжил у Гермионы затертую книженцию барда Бидля. И то неясно, что было бы более реалистичным.

Нарцисса Малфой никогда меня не оправдывала: «На ваших руках много чужой крови, Гарри, но вы должны двигаться вперед. Нельзя забывать о случившемся, но на душе не должно быть тяжело всякий раз, когда вас настигают воспоминания». И до тех пор, пока она говорила то, что думала, а не то, что должна, я позволял ей использовать себя и свою репутацию для достижения любых целей. Пока Гермиона и Рон лечились от послевоенного синдрома в Австралии, я находил успокоение в теплых гостиных мэнора бывших Пожирателей Смерти.

Так началась моя странная дружба с первой из Малфоев, а позже я смирился с существованием главы семейства.

Но я, должно быть, несколько тороплюсь, потому что мои мотивы все еще непонятны. Попробую объяснить, что такого должно было случиться, чтобы я больше не стремился просверлить взглядом дырку в светлой голове Люциуса Малфоя, входящего, по моему скромному мнению, в топ десять самых отвратительных людей Англии.

Дело в том, что после его выхода из Азкабана, где он провел чуть больше месяца, я не прекратил свои визиты в Малфой-мэнор. Мы стали пересекаться довольно часто: то на министерских балах, которые тем летом давали едва ли не каждую неделю, то когда выслушивали очередную торжественную речь нового Министра Англии, то, в конце концов, в стенах его дома. Наше общение с трудом вписывалось в рамки этикета — такие недовольные физиономии у нас были, — и мы предпочитали ограничиваться сухим приветствием. Я думал, что Малфой непременно захочет воспользоваться тем, что его жена у Героя в фаворе, и изображал из себя каменную стену. «Не стоит недооценивать слизеринскую хитрость», — думал я. Как оказалось, переоценивать — тоже.

Наверно, Люциусу было очень скучно в отсутствие постоянной опасности для жизни. И поэтому ему захотелось пообщаться с Гарри Поттером. А последний, в свою очередь, оказался нервным параноиком, так что диалог с первого раза не получится. И со второго. Я бы сказал, первые раз десять это больше было похоже на переговоры военного времени, итог которых нельзя предугадать, чем на связную беседу. Но аристократ был весьма доставуч и надоедлив, так что уже к середине августа я научился не вздрагивать при звуке его манерного голоса. Итак, пару нормальных человеческих разговоров, слегка приправленных взаимным недоверием, внезапная откровенность Малфоя во время суда над пособниками Пожирателей, совместные ужины в мэноре и — вуаля — блюдо под названием «Гарри Поттер в мягком тесте» готово! И вот теперь я ни одной серьезной вещи не могу сделать, не посоветовавшись прежде с коварным злодеем-интриганом. Какая ирония.

Пожалуй, стоит заметить, что вернувшиеся в конце августа друзья, заставшие как раз тот момент, когда я занимался переосмыслением «слизеринских» ценностей, были, мягко говоря, в шоке. Ненависть Гермионы к Люциусу просто капля в море по сравнению с той жгучей жаждой смерти, которую испытывает Рон. Рыжий, кстати, до сих пор не смирился с моей странной дружбой с семейством потомственных блондинов. Можно даже сказать, самую малость покривив душой, что Малфои стали для меня третьей семьей. Вторая, не считая Дурслей-мудаков, конечно, это Уизли. Они всегда пытались поддержать меня всеми силами, несмотря на обстоятельства. Ну, а уж про первую вы и сами знаете; те давно почили с миром.

Потерявшись в воспоминаниях, я, вероятно, прослушал остроумный ответ Люциуса. Надеюсь, «папочка» отпустит меня погулять в Палаццо Марино.

-...И вы можете действовать по своему усмотрению. Никто не заставляет вас решать все сегодня, Гарри. Просто подумайте и, в любом случае, держите меня в курсе событий.

— Желаете наблюдать спектакль в первых рядах? — я мгновенно вклинился в разговор, будто и не выпадал на минуту, а, может, и больше.

— Безусловно. Разве я могу пропустить такое зрелище? — он криво ухмыльнулся, и плавно поднялся с кресла. — Полагаю, мне следует уйти прежде, чем один из ваших ручных авроров снова попадет под горячую руку и получит Обливиэйт, Гарри.

Как только камин перестал полыхать зеленым, Гермиона негодующе уставилась на меня своими оленьими глазами.

— Ты применял Обливиэйт? — угрожающе прошипела она, и я подумал, что метафора с глазами лани, заглядывающими в душу, была ошибкой. Злые кошачьи, определенно.

— Упс.

— Гарри Джеймс Поттер!

* * *

Как ни удивительно, но ни в понедельник, ни во вторник у меня не было настроения что-то делать. Поэтому почти все время я сидел на террасе, либо тупо пялился в телевизор в гостиной. Пару раз Гермионе удавалось вытащить меня посмотреть достопримечательности — замок Святого Ангела и Колизей. Ух ты, а вы знали, что около пяти сотен лет назад один из подземных залов амфитеатра использовался для заседаний итальянского магического правительства? Сейчас там одни только катакомбы; об их существовании знают и магглы. Но вряд ли кто-то из них видел это чудо архитектуры! Самый крупный из залов по размеру превосходит даже тот, где в Англии проводятся сборы Визенгамота полным составом. Колизею почти две тысячи лет, поэтому нет ничего странного в том, что кое-где стены уже осыпаются даже под малейшим воздействием магии. Мы ходили там с обычными фонариками, но зрелище все равно просто потрясающее. Новый фонтан в Атриуме, который построили взамен показательно снесенного в день инаугурации Шеклболта, показался бы абсолютной нелепицей и безвкусицей на фоне древних залов Колизея, хотя тот строился под началом лучших английских маго-архитекторов в начале третьего тысячелетия! Какая ирония.

Так или иначе, это было едва ли не единственное стоящее упоминания событие за последние два дня. Я не очень-то люблю такие периоды ничего-не-делания, но на меня вдруг навалилась жуткая апатия, бороться с которой не было никакого желания. Почему бы и не отдохнуть, как считаете? Активная деятельность, которую я развил в последний месяц, порядком надоела, так что пусть.

В итоге, днем солнечной среды меня и присоединившуюся ко мне Гермиону можно было найти не где-то еще, а на террасе квартирки с видом на Парламент. Мы трансфигурировали жесткие плетеные кресла в две прелестных кушетки и нежились под ярким декабрьским солнцем, которое уже не грело, но все еще радовало. А проблему с температурой в состоянии решить любой более-менее неглупый маг, так что сильное Согревающее с радиусом действия в пару метров делало наш ленивый отдых еще более приятным. Отпуск.

Гермиона читала очередной талмуд из ее коллекции, тогда как я бездельничал, лежа на результате применения моих трансфигурационных навыков, закинув руки за голову и бесцельно разглядывая перистые облака на небосклоне. Столько проблем, столько сложностей, которые необходимо решить, но в тот момент для меня не существовало ничего, кроме ощущения умиротворения.

— Я только сейчас поняла, что через две недели Рождество, — нарушила уютную тишину Миона. Она постучала пальцем по обложке книги и перевела взгляд на меня.

— Столько дел, за датами не уследишь, — я легкомысленно пожал плечами.

— Да, но вот только раньше я всегда знала, какое сегодня число. Может быть, все дело в работе, ведь я...

— Жила от пятницы до пятницы.

-...вела строгий образ жизни, и нет, не поэтому, Гарри!

— Да ладно, не ты одна, Герм. Малфой вот только в пятницах успокоение и находил.

— Знаю. Просто немного непривычно, — она немного помолчала, и я краем глаза наблюдал, как девушка накручивает на палец длинную прядь волос. — У тебя были планы на Рождество?

— Не-а. Хотел навязаться Драко, если ничего не придумаю, но сейчас это уже не вариант. Астория, наверняка, затребует его домой, а какая вечеринка слизеринцев без него? Да и не думаешь же ты, что я собирался в Нору.

— Конечно, нет. Хотя миссис Уизли была бы рада, да и Джордж с Роном.

— Вот только новый парень Джинни немного расстроится, не находишь?

Гермиона резко подняла взгляд, и, кажется, немного занервничала:

— Ты знаешь?..

— Мелинда Терпин меня просветила. Как раз в день перед отъездом в Рим.

— Ты поэтому захотел уехать? — она ахнула с таким видом, словно уже через секунду примется душить меня в объятиях и уверять, что «все будет хорошо». Неужели я сейчас выгляжу таким расстроенным и обеспокоенным? Дьявол ее разберет с этими длинными, не поддающимися выкладке монологами о личностных проблемах, когда твой эмоциональный диапазон размером с чайную ложку.

— Нет, я рванул сюда, потому что меня все достало. Это было просто предлогом, — я прикинул, как отвлечь подругу от бессмысленных расспросов. — А почему уехала ты?

Девушка глубоко вздохнула, словно собираясь с силами. Надеюсь, она понимает, что я не желаю слышать нечто вроде «это мой долг», и сменит заезженную пластинку.

— Ну, ты знаешь, Гарри, моя работа порой бывает...однообразной. Я и раньше думала о том, чтобы уехать и подумать, действительно ли я хочу этим заниматься. Мечты — это хорошо, но нередко приходиться сталкиваться с неприглядной реальностью.

— Любая работа однообразна, — резонно заметил я, с болью вспоминая, как затекает спина от сидения в одной позе за скучными отчетами.

Она только пожала плечами, не глядя на меня.

— И что, Гермиона, ты подумала и решила? Хочешь ты этим заниматься?

— Сомневаюсь.

— Как и я. Вот только если мы отвергнем предложение Марино-Энгельса, то нам придется вернуться к рутиной работе в Министерстве.

Некоторое время стояла тишина, словно каждый из нас боялся сказать то, что на самом деле думает. Скользящий скучающий взгляд наткнулся на распечатанное письмо от Рона, на которое мы еще не успели ответить. Судя по интонациям, друг, наслаждающийся бурным романом с Лав-Лав, уже не так злится. Ну и отлично.

«Гарри и Гермиона!

Я рад, что у вас там все хорошо. Мама очень расстроена, что вы даже не оставили записки о своем скором отъезде. Не хотели, чтобы кто-то узнал? Кингсли попросил не рассказывать о том, где вы сейчас, так что я понимаю. Не хотелось бы, чтобы кто-то вроде змеи-Паркинсон разносил сплетни по всему Министерству.

Без вас тут скучно, ребята. Хотя Кингсли мне как-то намекнул, что вы, должно быть, скоро вернетесь, и я, правда, очень и очень рад! Одна только Лаванда меня поддерживает, да Невилл с Луной, но вы ведь знаете, какие они, верно? В общем, приезжайте поскорее.

Джордж просил передать привет, а мама — написать хотя бы коротенькое письмо, как вы там (обязательно скажите, что вы хорошо кушаете, а то она опять будет нервничать по этому поводу). Ждем вас здесь, а если вы решите приехать на Рождество — хотя я, конечно, думаю, что вы и так тут будете, — то милости просим!

Ваш лучший друг,

Рон.

P.S. Роджерс кажется еще злее, чем раньше, Гарри. Ты его порядком разозлил тем, что не спросил разрешения на поездку в Италию. Сочувствую тебе, дружище».

И это письмо было...как ногтем по стеклу. Мерзко, угнетающе, раздражающе. Покуда Рон кушал приготовленные Молли блинчики и нежился в объятиях недалекой блондинки, мы с Герми искали Темного Лорда, нарушали законы и исследовали Италию. И это было так захватывающе! Впервые за последние пять лет. Я чувствую, будто готов остаться здесь навсегда...

Гермиона резко выдохнула, вырывая меня из размышлений. Ее неподвижный профиль был мне знаком уже много лет, но я все равно уставился на нее, желая, чтобы она, наконец, высказала то, что хочет.

Подруга, по всей видимости, поняла мой тонкий намек. Печально улыбнувшись, всем своим видом будто извиняясь за то, что сейчас прозвучит, она коротко заметила:

— Я не хочу возвращаться, Гарри.

Я знал это. И я точно знаю, чего хочу.

— Я тоже.

Мы смотрели друг на друга в ожидании чего-то большего, светлого и увлекательного. Мы смотрели друг на друга, и уже знали, что я скажу Марино. Потому что не существовало реальности более правильной, чем та, в которой мы делаем только то, что хотим.

---

[1] Апата в древнеримской мифологии считалась Богиней Лжи.

[2] Собор Святого Стефана считается главной достопримечательностью в Вене, Австрия. Религиозный центр страны.

[3] Самый крепкий кофе в мире, привычный для итальянцев. Отношение кофе к воде составляет двойную порцию кофеина на 50 мл чашки, и его принято запивать холодной водой. Из моих личных наблюдений скажу, что часов 12 после него я и не помышляла о сне.

— Привет, Гарри. Славная в этом году выдалась зима, а? — Сириус широко улыбается, выпуская облачко пара изо рта.

Я молча киваю, возвращая ему улыбку. Несколько хрупких снежинок падает мне на ресницы, но я стряхиваю их шерстяной варежкой, не отрывая взгляда от крестного. Он выглядит расслабленным и умиротворенным, что случается с ним не так уж часто, если подумать. Годы, проведённые в Азкабане, не прибавили ему ни радушия, ни дружелюбия, но со мной он всегда старается быть приветливым, и я это, безусловно, ценю.

Ах, да. Старался.

— Вообще-то, я не очень люблю холод, да и серость вокруг раздражает, — продолжает он.

— А мне нравится, — внезапно для себя замечаю я. — Спокойная пора. В это время обычно не происходит ничего занимательного, а, значит, опасного. Не всегда, конечно же, но все же. Для меня зима всегда означает «Хогвартс» — он был и навсегда останется для меня первым настоящим домом. И никаких Дурслей!

— Но сейчас-то ты не там, верно? Почему ты не в замке, Гарри?

Я растерянно оглядываюсь по сторонам, внезапно сообразив, что не знаю, где нахожусь. Маленький замерший пруд, сугробы и припорошенные снегом качели, которые я только в этом году поставил на заднем дворе. Особняк на Гриммо. Почему я здесь?..

Потому что больше не могу вернуться в Хогвартс, — внезапно понимаю я. За несколько лет, прошедших с последней битвы, я появлялся там только однажды, когда Гермиона и Рон, словно сговорившись, заставили меня навестить заново отстроенный замок и его обитателей. Мерлин, я, в самом деле, не был там около четырех лет! Все празднования и встречи выпускников проходили без, кхм-кхм, главного Героя. Так уж вышло, что меня совсем не интересовала судьба родной школы. Восстановили ли Астрономическую башню? Повесили ли портрет Снейпа рядом с Альбусом? Как МакГонагалл смотрится в директорском кресле? О, я не в курсе, ребят.

Замок, кстати, выглядел точно таким же, как раньше, как в девяносто первом, когда я впервые увидел его, переплывая на лодке Черное озеро. Но я все ещё видел Хогвартс иным — разрушенным, горящим в адском огне, слышал стоны раненых и то, как живые оплакивают мертвых. Слишком много воспоминаний. Слишком много боли.

Я не хочу помнить! Лучше попросту забыть о существовании этого места. С годами я уяснил-таки архиважную мысль: есть вещи, от которых нет иного спасения, кроме как трусливый побег. Считается, гриффиндорцы должны быть смелыми, бравыми, храбрыми... Вот что я вам скажу: все это полная хрень. Иногда, следуя инстинкту самосохранения, лучше быть просто живым трусом.

Глубоко вздохнув, я поднимаю взгляд на задумчивого крестного и прерываю затянувшееся молчание:

— Я не могу находиться там после войны, ты же знаешь. Ты бы тоже не смог.

— А как же «настоящий дом»? — возражает Сириус, разглядывая меня. Конечно, он и сам все понимает. Но есть вещи, которые следует говорить вслух, что ставит меня в чертовски неудобное положение.

— Такой же мой, как и твой, разве нет? Мы оба провели там лучшие годы жизни.

— В отличие от тебя я не могу туда вернуться, — пожимает он плечами. — Я же умер.

А вот это удар ниже пояса. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Глухо стучит сердце. Вообще хороший способ застопорить беседу: просто заявить, что ты умер. Исключает всякие возражения. Надо будет как-нибудь попробовать.

— Да, я помню. К сожалению. Но почему сейчас ты на Гриммо? Разве ты не привык ненавидеть свое родовое гнездо?

— Я терпеть не могу этот дом, но до сада не долетают крики моей милой матушки, так что прогулку я могу пережить.

Крестный отбрасывает с лица отросшие волосы и смеется таким привычным лающим смехом.

Стараясь подавить накатывающую волнами тоску, ставшую уже привычной за последние годы, я перевожу взгляд на замершую воду. Что вообще привело меня сюда? Сириус?..

Вид зимнего сада Блэк-хауса приносит спокойствие, которого в моей жизни не было давно. Год назад я появлялся здесь довольно часто: это единственное место в доме, где я мог побыть в одиночестве, сбежав от толпы Уизли. Все они поголовно ненавидят холод. Джинни, моя рыжеволосая нимфа, оставалась наблюдать за мной из окна кухни, словно зазывая домой, в тепло, к ней. Я всегда возвращался. Просто не мог иначе. Эх, хорошее было время... Было и прошло. Жаль.

О, да, это все еще я — беспрестанно жалующийся на жизнь Гарри Поттер. Я не могу выбросить Джин из головы, да и не уверен, что хочу. Это была любовь, верно? А уж эта жестокая дама никогда не уходит просто так. Мы живем в жутком мире, здесь даже самые дорогие люди предают твое доверие: либо так не вовремя умирают, либо бросают тебя на произвол судьбы без всякой причины. И еще неизвестно, что из этого хуже.

Здесь нет места таким наивным идиотам, как я. Нет места надежде, любви, правде и заботе. В общем, всем словам из четырех букв [1]. Есть ли этому какое-то рациональное объяснение, или дело как всегда, во мне? Сам чёрт ногу сломит...

Дамблдор всегда говорил, что я очень хороший, добрый мальчик. Снейп твердил, что я наглый несносный мальчишка. Хотелось бы мне верить, что прав был первый, но, по правде говоря, в последние годы я всё чаще соглашаюсь со вторым. Легко быть добрым и милым, когда тебе одиннадцать. Намного сложнее это дается в двадцать два. И окружающие немало этому способствуют. На ум сразу приходит картинка из прошлого, что я видел в Омуте памяти старика Альбуса: маленький Том Риддл. Любой другой, взглянув на искривленное злой ухмылкой лицо ребенка, сказал бы, что тот, абсолютно отвратительный в своем негативе, был таким всегда. Но правда в том, что жестокими не рождаются. Жестокость проявляется и разрастается в нас со временем, и именно люди являются тому причиной. «Жалей не мертвых, жалей живых. А особенно тех, кто живет без любви».

У Тома Риддла просто не было шансов. И отчасти — только отчасти — он совсем не виноват в том, что произошло.

Мерлин, дожил до того, что сочувствую Волан-де-Морту.

Словно слыша мои последние мысли, Сириус внезапно окидывает меня недоверчивым взглядом и хмурится:

— Ты изменился, Гарри. Почему? — и не дожидаясь моего ответа, продолжает, — Мерлинова задница, так и знал, что не стоит оставлять тебя тут одного. Вон, посмотрите на него, докатился до Темных Лордов!..

Сириус просто не поймет.

Не все те люди, что смотрят на мир через призму здорового рационализма и видят все его изъяны, являются темными волшебниками, хотя общественное мнение и твердит об обратном. Они намного более циничны — им очевидна бессмысленность наших эмоциональных скитаний. Нет, они не темные. Просто они чуточку проницательнее, и самую малость бесчувственнее.

Он не поймет, не сможет, так что я даже не буду пытаться донести это до него.

— Все в порядке. Я просто немного повзрослел. И я не один, — пожимаю плечами, сам не веря в то, что несу. — Со мной всегда рядом мои друзья и...Джинни.

— Да, я слышал о том, что вы разошлись. Поведаешь своему крестному, почему девчонки бегут от тебя, как от Того-Кого-Нельзя-Называть?

Мне с трудом удается сдержать смех.

— Эй, Сириус, я в норме, не переживай за меня. Джинни просто наткнулась на акулу, пока убегала. Кто ж ее теперь полюбит такую...мертвую.

— Да, щеночек, — Сириус громко хохочет, размахивая в воздухе руками. Когда ему все же удается совладать с собой, он продолжает, вытирая выступившие слезы рукавом мантии. — Об этом я тоже слышал, но даже и не поверил сначала. Это твоя новая фишка — рассказывать всем, что подружка стала экс-невестой только потому, что почила с миром?

— Тебе не нравится? Вполне в духе Мародеров.

— И твоего отца. Классно. Итак?..

Я еще шире ухмыляюсь, стараясь не ежиться от пробирающего до костей холода.

— Ну, знаешь, я говорю странные вещи, и обычно это дезориентирует собеседника, спасая меня от дальнейших расспросов. Чем не стратегия? Уже проверенная «в поле», кстати.

— Да ты выдумщик, — Сириус завистливо присвистывает. А я невольно вспоминаю о Луне Лавгуд, придумавшей эту фишку с оригинальными ответами на любые вопросы гораздо раньше меня. Интересно, где ее место в этом странном холодном мире? Новая волна черной тоски с силой обрушивается на меня.

— Гарри, — я вырываюсь из объятий негатива, удивленный серьезностью его тона, — мне уже порядком надоело, что ты весь из себя такой печальный. Может, хватит лелеять боль потери?

Он действительно об этом спрашивает? Ушам своим не верю!

— Как ты можешь так говорить?! Разве я не должен помнить тебя, родителей, Ремуса и...

— Ты должен помнить, — резко отвечает крестный, не сводя с меня потемневших глаз. — Я бы, скорее всего, расстроился, забудь ты о моем существовании. Щеночек, прошлое — как этот сад: ты можешь его посещать, но жить в нём — не лучшая идея. Столько времени прошло, ты должен двигаться дальше.

— Но вот только я все еще чувствую боль, — в тон ему возвращаю я. Меня наполняет ярость от мысли, что я могу — вы только подумайте — забыть о тех, кто ушел, и грусть от осознания, что их действительно больше нет.

— Гарри... Боль проходит. Не волнуйся о нас, мы все и правда счастливы Там.

Я замолкаю, не успев обдумать, что собирался сказать. В горле мгновенно пересыхает, и следующие слова я едва ли не шепчу:

— Расскажи мне.

— Ну, Там мы вместе с твоими папой и мамой, — Сириус беззаботно улыбается. — А еще с нами Ремус и Тонкс. Собралась, так сказать, вся наша старая компания. Там так легко и спокойно, почти как в Хогвартсе, чем-то даже лучше. Может быть, потому что не надо никуда спешить, война не наступает нам на пятки...не знаю даже. Джеймс и Лили не отходят друг от друга, всегда вместе. Наверное, пытаются наверстать то, на что у них не хватило времени при жизни. Они любят тебя, Гарри, и тоже скучают, но ни у кого из нас нет возможности что-то изменить.

— А как же Питер? Он тоже с вами? — я задаю самый глупый вопрос на свете, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Не получается.

— Нет, эту мерзкую крысу я не видел. Зато Там Сопливус, представляешь? Сначала ходил за нами тенью, постоянно пялился, а потом Джеймс возьми да и пригласи его в наш круг. Я думал, все — сдурел друг, а оказывается, Снейп может быть нормальным собеседником, если не язвит. Хотя мы и к этому уже привыкли, — он как-то странно вздыхает, невидяще глядя в пространство. — В посмертие такие вещи, как старая вражда, кажутся абсолютно надуманными. Что может быть проще, чем умереть?..

Я зачем-то киваю и отворачиваюсь к озеру. И, правда, что может быть проще... Вот только что делать тем, кто остался здесь, совсем один? Ну, не один — это я, конечно, утрирую.

Но разве можно жить, не вспоминая? Просыпаться по утрам и не перечислять про себя имён всех тех, кому ты этого чертового «доброго утра» пожелать уже никогда не сможешь? Смотреть на фотографии и не видеть мертвых лиц семьи и друзей? Не взирать на мрачный особняк, служивший нам штаб-квартирой, с глухой тоской, потому что все они были здесь, смеялись и казались счастливыми?

А мёртвые счастливыми не бывают. И прошлое никогда не забывается.

Я несколько минут неотрывно пялюсь в пространство, слушая мерное дыхание человека рядом. Я все еще не готов его отпустить, но...есть кое-что, что я безумно хочу сделать. И, уж поверьте, это для меня многого стоит.

— Можно я обниму тебя, Сириус?

— Конечно, щеночек, — он распахивает руки мне на встречу, и улыбка, немного грустная, мелькает на его лице. — Рад был повидаться, Гарри. И, самое главное, помни: мы любим тебя и скучаем. И мы всегда будем рядом с тобой, пока ты будешь помнить. До самого конца. Но пора двигаться дальше, малыш.

— Я понимаю, — я крепко сжимаю руки у него за спиной, — я тоже буду скучать, Сириус. Передавай маме и папе привет, и Ремусу тоже, и... профессору Снейпу, если можно. Я очень люблю вас всех.

— Пока, Гарри, — его рука мягко гладит меня по спине.

— Пока, крестный, — сердце слишком громко стучит в груди, я закрываю глаза, пытаясь совладать с собой.

Тишина.

...И я просыпаюсь, обнимая подушку, в своей маленькой квартирке с видом на Палату депутатов.

Я пытаюсь глубоко вдохнуть, но глоток воздуха застрял где-то на полпути.

Мне давно не снился никто из...ушедших. Впервые за долгое время, и...ах.

Было грустно.

А еще больно.

Потому что Сириус не прав: такая боль не проходит никогда. Надо просто научиться жить с этим.

* * *

...И, кстати, говоря о боли.

— Круцио!

Все тело по мановению палочки скручивает адская боль, и я пытаюсь протолкнуть хоть один глоток воздуха через пылающие легкие. Я, было, думал, что к мучениям можно привыкнуть, но сейчас все мои мысли занимает только попытка не закричать. Тише, Поттер, тише, просто...Ах, просто молчи.

Будь я сейчас способен на красивые метафоры, то обязательно пропел бы строчку «ты зажгла искру в моем сердце-костре» [2], но, увы, вместо этого из моего горла вырываются лишь болезненные хрипы. Какой казус, не сделать мне карьеры исполнителя джаза.

Когда заклинание спадает, я продолжаю лежать на холодном полу, даже не пытаясь пошевелиться. Тело словно засунули в кипящую лаву, а вместо мозгов — каша. Наверняка овсянка. Я же англичанин.

— Ну, что, малыш? Как тебе итальянское гостеприимство? Я вижу, улыбка не сходит с твоего лица! — ублюдок, стоя где-то надо мной, безостановочно издевается. В его голосе звучат сумасшедшие нотки, и я невольно вспоминаю старую добрую мертвую Беллу. Эта женщина была ох как хороша в своём деле, но тоже не умела вовремя остановиться. И посмотрите, где она сейчас!

Я пытаюсь стереть каплю пота, повисшую на носу, управляя как можно меньшим числом ноющих мышц. Как только эта гадина впитывается в рукав рубашки, на смену ей приходят ее подружки. Блять, что за раздражающие капли! Ну почему нельзя просто оставить меня в покое?!

В поле зрения появляются чьи-то ботинки из крокодиловой кожи, и я инстинктивно вздрагиваю. А потом еще раз, только уже из-за болезненности последнего движения.

— Эй, парень, какой-то ты совсем слабый, — разглагольствует обладатель мертвого аллигатора на ногах. — Ты бы здоровье подлечил, вот так попадешь в неприятности, а сердечко-то и откажет. Смотри у меня, здоровье — вещь серьезная! Да и молчаливый ты какой-то стал... Язык, что ли, откусил? Ну, я думаю, крики твоей подружки настроят тебя на диалог!

— Не надо... — мне приходится откашляться, чтобы голос звучал более-менее человечно, а не словно из глубин ада. — Не трогайте ее, пожалуйста... Она ни в чем не виновата...

— А уж это не тебе решать, парень.

Последнее пристанище мертвого земноводного опускается мне на спину в тот момент, когда он произносит «круцио». Я пытаюсь скинуть с себя чужую ногу, подтягиваясь на руках, но ублюдок держит крепко. Душераздирающие крики Гермионы — это... что ж, это самое худшее, что я когда-либо слышал. Мне хочется накинуться на нашего мучителя с кулаками, избить его до потери сознания, а потом забрать подругу далеко-далеко отсюда, а там любить ее и лелеять, сдувая с нее пылинки. Она не должна находиться здесь, под гнетом второго Непростительного. Она не должна была идти со мной. Это все моя вина.

Лучше меня, меня оставьте!..

Я как будто снова заперт в подвалах Малфой-менора. Словно наяву я слышу, как Рон молотит кулаками о стены...Гермиона! Гермиона!

Я вижу, как капли крови выступают на тонкой шее... Стоять, или она умрёт!

Говори правду, не то, клянусь, я тебя зарежу вот этим кинжалом!

Витиеватая вязь шрамов на руке подруги складываются в слово «грязнокровка».

...Поганая грязнокровка!

Вопли Беллы, крики Гермионы, прошлое, настоящее — все сливается воедино.

Через множество мучительных секунд, а, может, и часов, когда ублюдок снимает проклятье, я дышу так же громко, как и Герм. Мои руки дрожат, и я не знаю, что делать, у меня нет никаких идей, я совсем беспомощен, я в панике... Приторный до омерзения голос нашего мучителя прерывает хаотичный поток мыслей в моей голове:

— Какие непослушные дети... Ладно, я думаю, вы не очень обидитесь, если мы покончим с этим прямо сейчас.

Как — «покончим»?! А поговорить? С трудом усваивая услышанный вердикт, я пытаюсь вырваться, но мое тело снова меня подводит. Руки подкашиваются, и я едва не разбиваю себе еще и нос, так сказать, для полного счастья. Хотя, моя смазливая физиономия должна меня сейчас волновать в последнюю очередь. Краем глаза я замечаю развернувшуюся ко мне Гермиону. На её лице, искаженном гримасой боли, застыл ужас. Ничего, моя дорогая, мы что-нибудь придумаем.

Как только я слышу первое слово Убивающего проклятья, направленного, судя по ощущениям, мне в спину, сознание внезапно проясняется.

А теперь, Поттер, пришло время для реализации твоего супер-плана.

Который я именно сейчас и придумаю, да. Ни у кого нет никаких идей?..

* * *

За несколько дней до этого.

— Мерлин, ну хватит!

— ...И мы просто не можем оставить его в такой трудной ситуации. Перед лицом любого мага он почти беспомощен!

— Да, я это уже слышал.

Иногда меня удивляет, как Гермиона, будучи девушкой весьма разумной, способна выстроить нехилую логическую цепочку и прийти к совершенно абсурдным выводам. Как она это делает? Может, именно это люди подразумевают, когда говорят о женской логике?

— Ты бесчувственный чурбан!

Последнее замечание меня задевает, и я отрываюсь-таки от разглядывания «Ежедневного Пророка», который принес Люциус: надо же как-то следить за событиями на родине; вдруг там уже произошел переворот, а меня провозгласили новым Министром Магии? Не хотелось бы упустить такую возможность.

— Отлично, Герми, и что ты предлагаешь? Прочесать все районы маггловского Рима? И это не говоря о том, что, возможно, Вито живет за городом.

— Это могло бы сработать.

— Дьявол, да нет же! Это глупо.

— Не тебе говорить о глупости, Гарри Поттер.

И вот мы снова зашли в тупик. Неясным мне образом Витторе Пампо стал едва ли не нашим лучшим другом. А потому мы просто обязаны найти его и, по мере возможности, помочь. Когда найдете в этом утверждении хоть немного логики, сообщите мне. Посмеемся вместе.

Ладно, я и сам еще не до конца избавился от «комплекса героя», как это называл старина Северус. Но если меня чему-то и научило постоянное общение с коварными и хитрыми слизеринцами, то это тому, что не всех надо спасать. Только выборочно. И, Мерлин, не каждый же день!

Эта тема поднималась уже не в первый раз, а если точнее, раз двадцать, так что порядком мне поднадоела. Ну, не могу я ничего сделать в данной ситуации, не могу! И с момента последнего нашего разговора степень моего могущества не изменилась.

— Слушай, Герм, если у меня появится возможность, то я обязательно что-нибудь предприму, — и это абсолютная правда. — Ну, правда, не можем же мы шататься по всему городу, наугад заглядывая в каждое окно.

— Я знаю, просто... Ар-р-р, это так ужасно, что мы совсем не в курсе его дел. Мне тоже ничего не приходит в голову, но если...

— Привет, детишки! Вы дома? — входная дверь с грохотом ударилась об стену, а потом также громко закрылась. Никаких сомнений в том, кого к нам принесло.

— Марк, мы на террасе! Какими судьбами? — и нет, что вы, мой голос нельзя назвать излишне жизнерадостным. Серьезно, я просто рад видеть еще одно знакомое лицо.

Мой маневр не остался незамеченным — похоже, Гермиона догадалась, что я пытаюсь отделаться от нее, и, зыркнув напоследок взглядом «мы еще не закончили», снова уткнулась в книгу. Слава Мерлину. Если вы спросите меня, как выглядит идиллия, я знаю, что отвечу.

— Мимо проходил. А вы чего дома сидите? — аврор с удобством устроился на трансфигурированном кожаном диванчике по правую руку от раздраженно поморщившейся подруги. — Я даже не ожидал застать вас здесь, думал, вы как обычно шляетесь где-нибудь.

— И именно поэтому врезался в нашу дверь с разбега, — тихо заметила Гермиона, но ее слова потонули в шуме моего не вовремя разыгравшегося кашля.

— Да ну, что мы там не видели в этом Риме, — я коротко засмеялся. — Вот ты лучше и расскажи нам, что новенького происходит на улице.

— Не знаю, я аппарировал сразу из квартиры... А, кстати. Я тут вообще зачем пришел...

— И, правда, зачем же, — язвительно заметила подруга, но Клитфорд, похоже, не заметил сарказма.

— Тут намечается бал в доме одного художника — будет много известных лиц, — так что господин Министр хотел бы, чтобы вы оба там присутствовали.

— Бал?!

— Художника?!

Переглянувшись с Гермионой, я жестом предложил ей, продолжать. А то еще обвинит меня в эгоизме, а у меня и толковых аргументов нет, чтоб это опровергнуть. Кстати, зачем это Черной Заднице захотелось увидеть нас на балу? Не припомню, чтобы упоминал, будто интересуюсь живописью.

— Что за художник?

— Гудзон Виллани.

— А он случайно не родственник того самого...

— Что? — на корню зарубил я зарождающуюся дискуссию. — Его зовут Гудзон? В честь озера?

— Вообще-то, реки, — недовольно поправила Миона.

— Серьезно? Кто так называет детей? Даже имя Дадли Дурсль и то кажется менее несуразным.

Я видел, как недовольно сощурилась подруга, но в глазах у нее плясали чертята. В конце концов, Гудзон — это и правда самое стремное имя, которое я когда-либо слышал.

— Не важно, Гарри, не всем так везет с именами, — она откинула упавшую на глаза прядку волос. — Марк, что это за бал? И в каком качестве мы там будем присутствовать?

Клитфорд, до этого с интересом наблюдавший за очередной нашей перепалкой, на секунду задумался.

— Ну, как я понял, вы там будете в качестве... самих себя. Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер. Как бы в отпуске... Или еще что-то, придумайте сами. Только, Поттер, не надо снова рассказывать, будто вы приехали сюда, чтобы тайно пожениться. Это порождает нелепые слухи.

Окружающие все воспринимают слишком серьезно. В этом корень всех их проблем. Если я частенько и валяю дурака, это еще не значит, что я делаю так всегда. Ну, это как с Альбусом: долгие годы все вокруг думали, что дед совсем слетел с катушек, а он в это время спокойно манипулировал идиотами, проживающими в Англии и за ее пределами. Один Риддл воспринимал его серьезно, за что ему большой жирный плюсик размером с Миллисент Буллстроуд. Короче, есть кое-какая прелесть в том, что от тебя не ждут ничего плохого.

Если бы я знал об этом лет в двенадцать, никто никогда и не услышал бы об истории с Наследником Слизерина и всех последовавших за ней слухов. Забавно, но когда я только познакомился с Вероникой Гилберт — восходящей звездой квиддича и просто прекрасной девушкой, время от времени утешающей меня в своих теплых объятиях, — она попросила меня показать ей моего ручного василиска. Ручной. Василиск. Нет, вы только подумайте, до чего доходит человеческая фантазия, если люди считают тебя потенциально опасным. Вот тогда-то я и решил менять тактику.

Чтобы как-то проиллюстрировать сказанное выше, приведу конкретный пример. Около года назад, когда Джинни была на очередной игре, а я, соответственно, на очередной пьянке в компании младшего Малфоя, мы разговорились о событиях десятилетней давности. А точнее, о моем таинственном разговоре с Распределяющей шляпой на распределении. Еще тогда ходили разные слухи, но я все равно сумел удивить Драко, сказав, что это была удачная попытка не загреметь в Слизерин. Конечно, тот начал возмущаться, что я идиот и все прочее. В попытке сохранить чувство собственного достоинства, я сходу придумал отличный аргумент, важность которого осознал намного позже. В ответ на его вопрос, почему я настолько не хотел попасть на змеиный факультет, я заметил:

«— Это было бы охрененно глупо. Вот так просто, не сопротивляясь, позволить повесить на себя ярлык темного волшебника? И всю жизнь люди ожидали бы от меня жестоких злодеяний. Случись что по-настоящему серьезное, они бы только воскликнули «Мы так и знали!». Другое дело — Гриффиндор. Толпа ждала от меня великих свершений во имя добра, а, значит, натвори я что-то, они бы засомневались. Ты понимаешь, Малфой, сомнение творит с людьми настоящие чудеса.

Если ты долгое время общаешься с кем-то, и он тебе нравится, действительно нравится, а потом тебе говорят, что он, видишь ли, плохой человек, ты, даже если и не поверишь, будешь отравлен сомнением. На уровне подсознания твое мнение о человеке изменится в худшую сторону, потому что ты всего лишь допустил мысль, что он может быть нехорошим».

Эх, Дамблдор освоил эту науку, кажется, раньше всех. Великий манипулятор, Мерлин, о таком стоит писать книги! Это его умение, хотя и испортило мне детство, заслуживает искреннего восхищения. Если бы в свое время он учил меня этому искусству, а не «всепоглощающей силе любви», моя жизнь была бы намного проще.

— Хорошо-хорошо, мы что-нибудь выдумаем. И когда состоится торжество?

— Послезавтра. Надеюсь, у вас не запланировано никаких дел? — я мысленно сделал пометку о том, что придется перенести встречу с Марино еще на один день. Он ждал несколько недель — что ж, пусть подождет и еще чуть-чуть. В конце концов, это ему надо, а не мне... Ладно-ладно, и мне тоже.

— Нет, все в порядке. Герми, тебе надо пройтись по магазинам? Лучше сделать это как можно быстрее.

Когда я заметил блеск в глазах подруги, было уже поздно что-то менять. О, черт. Она ведь наверняка отомстит мне за все мои маленькие шалости. Герм могла быть зверски изобретательной. Просто для справки: когда они с Роном поссорились, она испекла ему торт в форме паука.

— Гарри, — она состроила умильное выражение лица, и едва ли не захлопала ресничками как Лав-Лав, — мне нужно выбрать платье, и мне хотелось бы, чтобы ты мне помог.

— Я не пойду с тобой по магазинам!

— Это был не вопрос, Гарри.

* * *

— Гарри, а как тебе это? Синий цвет мне к лицу?

— Да, все просто отлично. Берем его и пошли.

— Смотри, а вот это? Оно немного короче.

— О, да, замечательное! Покупай его.

— Но, подожди, у меня нет к нему подходящей пары туфель...Придется выбрать и их тоже.

— Нет! Э-э... То есть синее мне нравится больше.

— Хм, надо подумать.

— О, Мерлин, нет...

* * *

— Гарри, какое тебе больше нравится из этих двух?

— Вон то.

— Но ты даже не взглянул!

— Отстань.

* * *

— Я немного не уверена, но это кажется подходящим.

— Полностью согласен с тобой. Все?

— М-м...

* * *

— Гарри, вот, я нашла то, что искала! Смотри. Гарри?.. Гарри! Ради всего святого, ты что, спишь?!

Определенно, когда я попаду в ад, я двадцать четыре часа в сутки буду ходить с девушками по магазинам.

* * *

Безвкусно украшенный дом великого художника с самым странным именем был сплош занавешен картинами. Не то что бы я разбирался в современной живописи, но, готов поспорить, некоторые из его произведений в стиле постмодернизма мог бы нарисовать и Кричер с завязанными глазами под чутким руководством портрета достопочтенной Вальбурги. Мы прибыли сюда в числе первых, потому я слонялся по всему поместью, окидывая нелепые художества недоверчивым взглядом, и старался не вслушиваться в тот бред, что беспрестанно нес Элиот Дэниелс, затесавшийся в нашу компанию:

— Поттер, это твой первый выход в свет в Италии, постарайся не оплошать. Не хами никому, не вызывай никого на дуэль и не напивайся. Веди себя соответствующим образом. Ты обязательно должен поблагодарить мистера Виллани за приглашение, а также похвалить его картины. Не пытайся говорить правду. И не привирай слишком сильно. Не будь собой...

И так далее и тому подобное. Вообще, меня весьма угнетает его навязчивая идея, будто я не умею держать себя в руках. Каюсь, один раз я и правда напился на министерском балу, и вел себя...э-э-э, несколько некорректно, но я уже миллион раз извинился перед миссис Джексон за то, что порвал ее платье лопаткой для торта. И это было только один раз! Нельзя же, в конце концов, припоминать мне тот бал до конца жизни, как это делает Рон.

Я даже не утруждал себя тем, чтобы как-то реагировать на слова аврора, и ходил с отрешенным видом. Ведь всем известно, что правила созданы для того, чтобы Поттер их нарушал. Так что если бы я хотел, например, станцевать джигу-джигу на столе или поджечь все картины в этом доме, я именно так бы и сделал, и ни сам бравый аврор, ни его наставления мне бы не помешали.

Кстати, неплохая идея. Горящие картины... Но что-то я отвлекся.

Гермиона тоже выглядела...скучающей. Не имею понятия, чего она ожидала, но вряд ли в этот список входило разглядывание мазни худо...нет, я не могу так его назвать. Это похоже на каракули пятилетнего ребенка, так что я просто скажу, что он дитя дошкольного возраста. И с каких пор я стал таким заядлым критиком? Ах, как люди меняются со временем.

...Спустя час мы занимались все тем же: слонялись по залу, улыбались, здоровались, делали комплименты и откровенно врали всем подряд. Нас даже представили Фиделю Кастилья, одному из четверки самых влиятельных политиков Рима, и это было единственным полезным знакомством за весь вечер. Гудзон Виллани, кстати, представлял из себя итальянскую версию Локхарта, так что полностью оправдал мои ожидания. Скажем так: у меня довольно пластичная психика, с учетом того, что мне пришлось пережить.

— Мерлин, здесь так скучно, — Гермиона покачивала бокалом с шампанским, не притрагиваясь к крепкой выпивке. — Если бы мы остались дома и сделали дела, которые необходимо закончить в ближайшие дни, вечер имел бы хоть какой-то коэффициент полезного действия. Сейчас же эта величина стремится к отметке ниже нуля.

— Не терпится перечитать Историю Хогвартса? — я невольно вспомнил старую шутку.

— Возможно, ты не помнишь, но тебе надо побеседовать кое с кем. А ты оттягиваешь эту встречу уже неделю. Не думай, что я не заметила.

— В таких делах не стоит торопиться.

— Ага, но лучше бы все же не затягивать, — взгляд девушки медленно скользил по залу, изучая местное светское общество, когда ее глаза остановились на ком-то определенном. — О, Мерлин.

— Что?..

Подруга резко ухватила меня за плечо, разворачивая к себе, и не давая взглянуть на кого-то, кто так ее удивил.

— Не смотри туда! Гарри, возможно, я ошибаюсь, но, кажется, я вижу Эмилио Романо.

Вот оно что.

— Откуда ты вообще знаешь, как он выглядит?

— Порылась в местных архивах, — она смущенно улыбнулась. — Ты думаешь о том же, о чем и я?

Определенно, да. Старший из братьев Романо, принимавший участие в отвратительном темномагическом ритуале, лишившем магии Витторе Пампо, возможно, знает чуть больше других о местонахождение последнего. Даже если он только догадывается, что Вито жив, то наверняка занят его поисками. Проще говоря, что бы там ни было, он наша последняя ниточка к пропавшему сквибу.

— Есть идеи? Мы не можем просто подойти и выбить из него информацию.

Гермиона скрестила руки на груди, продолжая задумчиво пялиться на фигуру за моей спиной.

— Ну, есть одна... — подруга замялась, встретив мой горящий жаждой действия взгляд. — Не очень хорошая и, честно говоря, немного опасная. Я даже не знаю... Ладно-ладно, я скажу. Нам необходимо напасть на след нашего друга, верно?

— Да. И что? Конкретнее, пожалуйста.

— Мы могли бы... Ах, как бы сказать... Последовать за Романо.

Я недоверчиво уставился на подругу. Должно быть, дела совсем плохи, раз она предлагает откровенно противозаконные методы.

— Ты хочешь, чтобы мы следили за ним.

— Нет, я сказала совсем не так.

— Мерлин, Герми, называй вещи своими именами!

— Ох, ладно. Да, я это предлагаю. Что ты думаешь?

Что это полный бред, ну да ладно.

— Что можно попробовать, — чего только не сделаешь ради любимой подруги. — Только если нас поймают, то нам грозит суд. Ты же знаешь, в Италии нелегальная слежка за высокопоставленными гражданами преследуется по закону. Мерлин, да во всем мире это преследуется по закону! И, кстати, надо отвязаться от Дэниелса, а то он следует за нами по пятам.

— Я знаю. Твоя Мантия-невидимка в моей сумочке, воспользуемся ей. Убьем двух зайцев.

— Как скажешь, мисс Предусмотрительность, — следовало бы догадаться, что Гермиона не выходит из дома, не подготовившись. Я думал, чего она так долго одевается, а Герми собирала все содержимое той-самой-сумочки. Уверен, там даже найдется пара запасных мужских носков.

Уже через десять минут мы радостно распрощались с Элиотом, пожелав ему хорошего вечера, и якобы отправились домой. На наше счастье, он не пошел нас провожать до аппарационной границы, иначе пришлось бы изобретать новые отмазки, которых у меня итак накопилось немало. Так или иначе, вернувшись в зал под Мантией, мы принялись усердно следить за Эмилио Романо. Невербально накинув на него легонькое Следящее, мы шатались недалеко от мужчины, скрючившись в три погибели под слишком маленьким для двух взрослых людей плащом. Эх, как прекрасно быть одиннадцатилетним сосунком!..

Когда гости стали расходиться по домам, мы были во всеоружии и полной боевой готовности. И, говоря это, я совсем не имею в виду нещадно ноющую поясницу и затекшие ноги. Это не помешает мне укокошить придурка при первой возможности.

Наш объект, по всей видимости, не нагулялся достаточно для того, чтобы вернуться в свой особняк. Следуя за ним по остаточным следам аппарации, мы попали в безликий закуток рядом с маггловским баром. И, представьте себе, там мы встретили Леона Романо. Вот паскуда! Каково же было наше удивление, когда эти двое аппарировали снова, уже недалеко от моста Святого Ангела. И еще раз, и... Что ж, это выглядело подозрительно, словно они пытаются запутать следы, но я точно был уверен, что братья не могут знать о нашем присутствии. Единственное, что можно было заметить, — это наше Следящее, но уж никак не увидеть двух, пусть и сгорбившихся, людей под Мантией. Ни один из ныне живущих не способен на такое, тем более любой из этих идиотов.

Недовольные и раздраженные, мы стояли на безлюдной улице где-то в маггловской части Рима. Для верности необходимо выждать хотя бы минуту, и уж тогда следовать по полученным координатам аппарации. Эти ублюдки поменяли с десяток локаций, не задерживаясь ни на одной из них подолгу, а потому игра должна подойти к концу, ибо я охренительно устал играть в кошки-мышки.

— Может, просто вырубить их? — я кивнул в пространство, крепко придерживая плащ над собой. Пугаться голосов из ниоткуда здесь было некому.

— Конечно, Гарри, это очень логично, — зашипела подруга. — Ты бы еще предложил прямо спросить у них, где Вито.

— Ну, тогда бы мы могли воспользоваться Легитименцией, и...

— И выжечь им мозг!

— Ага, было бы что жечь, — я тяжело вздохнул. — Ладно, ты готова?

Когда межпространственная воронка выбросила нас в богато украшенной комнате, оказалось, что нас уже ждали. Мгновенно поставленный антиаппарационный щит не позволил позорно сбежать в первую же секунду, как до нас дошло, что это ловушка, а потому пришлось...остаться погостить.

Бомбарда, пущенная в нас, не попала в цель только потому, что мы разбежались в разные стороны, скинув с себя Мантию-невидимку. По мрачным ухмылкам на лицах Романо я понял, что такого они не ожидали, но все равно рады. Конченные психопаты были просто счастливы получить новые игрушки в свое коллекцию.

И вот тогда начался бой.

Парень, с которым сражался я — скорее всего, Леон, — был неплох в нападении, но почти всегда лажал в защите. Он предпочитал убираться с пути моих проклятий, а не ставить щиты. Но и такая стратегия может подвести. Его атакующие были сильны, но не сильнее моих. Мне удалось ранить его Секо по касательной и слегка приложить об стену Изгоняющим, так что перевес был явно на моей стороне, и победа была делом времени. Конкретнее, делом пары минут. Я уже планировал просто вырубить его и помочь Гермионе со вторым братом, когда за моей спиной раздался крик.

Девушка извивалась на мраморном полу от попавшего в нее Круцио. Мгновенно озверев, и мысленно кляня подругу за неосторожность, я отразил летящее в меня проклятья Леона, и двинулся в сторону ее мучителя, надеясь разбить тому череп как можно быстрее. Я успел сделать лишь шаг, когда Второе Непростительное от Эмилио ударило меня. Не ожидал такой слаженной командной работы от двух придурков.

Дальше — что ж, вы и сами можете догадаться.

Интересно, когда все пошло наперекосяк? По-моему, это случилось, когда у Лили Поттер родился сын.

Романо пытали нас поочередно, пытаясь выяснить, кто нас послал. К тому моменту, когда ублюдки решили прикончить нас, у меня уже не было сил сопротивляться.

Так звучит история о том, как два сорокалетних мужика победили Героев войны. Конец.

* * *

Я не боялся смерти. О, странно бояться старой подруги, верно? Две Авады Лорда не смогли отправить меня на тот свет, но сейчас я был абсолютно уверен, что эта будет последней.

Я не боялся смерти, но я хотел жить. Хотел вернуться в маленькую уютную квартирку с видом на Палату депутатов, пить отвратительный кофе по утрам на террасе с Гермионой, напиться с ней же в маггловском баре, отпраздновать Рождество, в конце концов!

Я не боялся смерти, но я был бесконечно напуган тем, что то же самое ждёт и мою лучшую подругу. «Что может быть проще, чем умереть?» — Сириус, возможно, и прав, но быть виновным в чьей-то гибели — никогда не просто.

Я не боялся смерти, но я хотел, чтобы Гермиона жила. И потому готов был сделать все, что угодно, даже если ради этого мне придется отдать душу Дьяволу. Как оказалось, она ему не нужна, но я отчаянно желал спастись.

Я не боялся смерти, потому что знал — она не наступит.

* * *

— Какие непослушные дети... Ладно, я думаю, вы не очень обидитесь, если мы покончим с этим прямо сейчас.

— Авада...

Я лихорадочно соображаю, что можно сделать. Сбросить захват — нет, у меня не хватит сил. Палочки у меня нет, потому надо действовать без нее. Я должен быть способен на слабые беспалочковые...

Люмос получится не слишком ярким, чтобы можно было им ослепить и сбить концентрацию. Изгоняющее, возможно, сработает, если направить его на центр тяжести ублюдка, но есть только один шанс.

— ...Ке...

Просто соберись, Поттер, сделай все, как следует. Один единственный шанс. Последний. Давай же!

— ...дав...

Не позволь сказать ему последний слог! Действуй! Ты должен спасти ее!..

БУМ! Стена за пределами моей видимости с грохотом разрушается. Эмилио, отвлекшись, не успевает закончить заклинание, и я, собрав последние силы, поднимаюсь, скидывая его с себя. Слева от меня пролетает зеленая вспышка. Не знаю, кто бросил проклятье, здесь так громко, что происхо...

Я открываю глаза от чьего-то Энерговейта. Отлично. Ощущения, честно говоря, отвратные. Меня или пришибло случайно пролетающим Ступефаем, или я просто умер. В голове и не думает проясняться. Как говорил кто-то, кого я сейчас не в состоянии вспомнить: «Есть два варианта развития ситуации: плохой и хороший». Стоит ли говорить, как я надеялся на последний.

— Поттер, ну ты и везучий сукин сын! Нормально сдохнуть у тебя никогда не выйдет, да?

Мой мозг не хочет думать и переваривать новую информацию, мой мозг не хочет даже сотрудничать со мной, но даже в таком состоянии я узнаю голос, звучащий сейчас несколько иначе, чем я привык.

— Кто...Дэниелс? Что ты, мать твою, тут делаешь?

— Можете поблагодарить его за свое спасение, мистер Поттер, — приятный баритон доносится откуда-то из-за спины. — Надеюсь, вы просто несколько ошарашены, а потому так невежливы. Впрочем, чему я удивляюсь.

Блять, вы издеваетесь?! Вы все тут, что ли, собрались?

Похоже, последнюю фразу я произнес вслух, потому что мужчина тихо смеется:

— Да, мистер Поттер, так уж вышло, что Элиот обратился ко мне, когда оказалось, что вы и ваша подруга пропали. И вовремя. — Марино — а это, черт возьми, был он! — появляется в поле зрения, протягивая мне палочку ручкой вперед. — Мисс Грейнджер, кстати, тоже пришла в себя.

— Гермиона? — я подскакиваю с пола, выискивая ее глазами. Приступ паники заканчивается также быстро, как и начался, когда я утыкаюсь глазами в измученную, усталую, но, определенно, живую Герм.

— Я в порядке, Гарри. Как ты?

— Я...э-э-э, нормально. Что тут произошло?

Она молча кивает в сторону, и я следую за ее взглядом. Леон Романо — приятно мертвый — лежит в углу, припорошенный штукатуркой. Никто даже не потрудился прикрыть тело, и теперь труп мужчины застыл в нелепом положении, уставившись бессмысленным взором в потолок. Мертв. Что ж, это даже и к лучшему. Его братцу повезло гораздо меньше, а потому он связанный сидит на полу под прицелом палочек наемников, одним из которых оказывается Драган. Вся компашка в сборе? Вопрос, что все они здесь делают, до сих пор остается открытым.

Слишком запутанный и дезориентированный, чтобы делать самостоятельные логические выводы, я обращаюсь к человеку, которому вроде как должен доверять.

— Элиот, что ты тут делаешь с ними?

— Ну, странная история, — мужчина взлохмачивает светлые волосы, и выглядит при этом совершенно неглупо — как всякий раз до этого, — отчего я теряюсь еще больше. — Так уж вышло, Поттер, что я работаю на сеньора Марино долгие годы. Скажем так, я был подставным лицом, в чьи обязанности входило следить за твоими передвижениями, чем я и занимался до сегодняшнего дня. Долго рассказывать. Спроси в следующий раз, когда рядом не будет никого раненного или мертвого.

— Хорошо, — я поворачиваюсь к Марино, продолжая краткий допрос. — А что здесь вы забыли?

— Пришел поучаствовать в операции по вашему спасению. Надеюсь, это говорит вам о моих хороших намерениях.

— Это ни о чем не говорит, — я совершенно сбит с толку. Почему вся моя жизнь такая запутанная?! Я снова поворачиваюсь к Гермионе, пристально разглядывая каждую ранку или царапинку. Не знаю, долго ли я стою без действия, но меня отвлекает опустившаяся на плечо чужая рука.

— Поттер, мы должны уходить, — Дэниелс как никогда краток и ясен. — Скоро здесь будут авроры, а Романо весьма влиятельны, так что хотелось бы избежать встречи с органами правопорядка. Ты идешь?

Я вяло качаю головой. Ярость, вернувшаяся после тщательного осмотра всех ран, нанесенных этими ублюдками Гермионе, накатывает волнами. Я уже знаю, что мне следует сделать, так что мало кто сможет меня остановить. Нахожу взглядом Марино, обращаюсь к нему практически шепотом:

— Выведите отсюда Гермиону, пожалуйста.

— Вы уверены? Знаете, здесь много тех, кто способен завершить дело.

Вот так просто. Мы говорим о смерти, как о неприятной случайности, как о чем-то вроде плохой погоды за окном. Значит, так решаются судьбы? Меня это вполне устраивает.

— Да. Я хочу сделать это сам. Заберите ее отсюда.

Он молча кивает, не спуская с меня пристального взгляда, и жестом подзывает одного из наемников. Краем уха я слышу, как Марино дает четкие инструкции, но все мои мысли витают вокруг подруги. Огромные оленьи глаза направлены прямо на меня, и я знаю, о чем она думает. Прости, дорогая, но я не оставлю это так. Поймешь ли ты?..

И Гермиона понимает. Слабо кивнув мне, она безмолвно аппарирует в безопасное место под руку с одним из людей Марино.

Мое дело здесь еще не закончено. Пока не закончено.

Говорят, что Третье Непростительное разрывает душу. Я никогда не заострял на этом внимания после того, как избавился от Риддла в своей голове, хотя в особняке Блэков содержится много литературы об убийствах. Сейчас же, когда передо мной стеной встали все мои моральные принципы, и я готов враз переступить их все, перешагнуть невидимую черту, в моей голове медленно перекатываются мысли о том, что все это — человеческие предрассудки. Конечно, если кто-то, решая судьбу живого существа, однажды всё-таки выбирает смерть, с каждым разом это решение будет даваться ему намного легче. Тяжело остановиться, когда чувствуешь себя всемогущим, не так ли? Но, даже если я не прав, и Убивающее проклятье и правда повреждает душу человека, который его использует, мне нечего бояться. С моей душой всегда было что-то не так, это же очевидно.

Моя рука немного подрагивает, когда я поднимаю палочку на Эмилио Романо.

Ты должен по-настоящему хотеть, чтобы они подействовали, Поттер! Ты должен хотеть этого и получать от этого удовольствие, а праведный гнев — это пустяки!

Я помню, Белла, я помню... Ублюдок должен умереть. А ненависть — достаточное условие для свершения мести.

Мое лицо наверняка украшает отвратительная улыбка, когда я произношу эти два слова. Я, должно быть, сошел с ума, раз лишаю человека жизни так просто.

О, дивный новый мир!..

Я покажу тебе, как это делается, ладно? Я преподам тебе урок...

— Авада Кедавра!

Ну, вот и все. А теперь пора немного поспать. Чужая смерть не делает меня невосприимчивым к человеческим радостям.

Иногда — только иногда — я понимаю, что, должно быть, чувствовал Риддл всю свою гребанную жизнь.

И, знаете, это затягивает.

---

[1] В английском языке фраза «слово из четырех букв» («four-letterword») довольно распространена. Несмотря на то, что в этот список входят и некоторые ругательства, как правило, ее используют именно в обозначение позитивных моментов жизни.

[2] James Blunt — Bonfire Heart.

Когда я аппарирую по заданным координатам в «укромное место», как славно выразился Марино, будто намекая этим на что-то, то чувствую себя охренительно уставшим. Дело даже не в том, что от смерти сегодня меня отделяла секунда или около того. У меня немного подрагивают руки, а в голове происходит какой-то процесс, который за неимением лучшего слова я бы назвал «зудением», и это никак нельзя назвать успокаивающим.

Межпространсвенная воронка выталкивает меня на влажную землю, которую я едва ли не подметаю собой, не в силах устоять на ногах. Зуд под черепной коробкой постепенно трансформируется в привычную головную боль, и все мои мысли плавно кружатся вокруг кровати, подушки и одеяла. К чёрту всё, я почти готов отказаться от прочих благ цивилизации, если это гарантирует мне заслуженный отдых. Но я и сам понимаю, что в первую очередь мне следует поговорить о произошедшем дерьме, так что я молча плетусь за широкой спиной моего проводника, не отсвечивая. На хер всё. На хер.

Почти с удивлением я узнаю фасад дома Марино, несмотря на то, что бывал здесь всего однажды. «Укромное место», ха. Мерлин, пути Господни неисповедимы! Проще говоря, место встречи изменить нельзя, так что хотел увидеться с подозрительным серым кардиналом в пятницу вечером — будь любезен, независимо от того, чем ты там занимался до этого. Мне нестерпимо хочется заржать в совершенно неаристократической манере, но из пересохшего горла вырывается только хрип умирающего оленя, и я затыкаюсь. Ой, ну ладно, как-нибудь в другой раз.

Если отбросить все формальности и сказать простым языком, я чувствую себя в полной заднице. Время от времени по телу пробегается болезненная дрожь сокращающихся мышц, которые я не в силах контролировать. Волей-неволей начинаешь сочувствовать тем Пожирателям Смерти, что по несколько раз на дню являлись на аудиенцию к Темному Лорду, вместо слов благодарности получая лишь Круцио да Авады. Чем черт не шутит, я почти воспроизвожу в голове картинку того, как я жалею милую Беллу, когда до меня доходит весь абсурд ситуации. Фу, я, должно быть, повредился головой. Неудивительно, что подавляющая часть Риддловских прихлебателей были так туги на ум.

Определенно, со мной что-то не так.

Разрывает ли совершенное убийство душу? Ну, я всё ещё не гоняюсь по округе с палочкой наперевес и пеной у рта в попытке убить каждого прохожего. Мой разум устал, но по-прежнему при мне. Я отыскиваю в себе малейшие признаки сумасшествия, но не замечаю ничего нового или необычного. Может, то, что я не вижу никаких изменений — это и есть первая стадия на пути становления Темного Лорда? С этой магией всё всегда так непросто.

Испытываю ли я сожаление, спросите вы? Ха. Моя совесть однозначно чиста, по крайней мере, в моем субъективном понимании, и вот это уже точно кажется подозрительным. Например, Риддл не жалел потерянных родителей — ни умершей матери, ни убитого собственноручно отца — так что… Ладно, Поттер, хватит нести околесицу. Ты и раньше-то был не шибко нормален, поэтому закрой пасть и гляди, куда ступаешь.

Вслед за своим надзирателем я захожу в освещённый холл Палаццо, а оттуда, не задерживаясь, двигаюсь к главной лестнице. В кабинет? Я уже пытаюсь придумать начало своей грандиозной речи, включающей оскорбления, сарказм и море «ну почему именно я?», когда передо мной отворяют дверь, ведущую…в спальню?

— Что за хрень? — я поистине исключительный собеседник, раз способен строить такие содержательные конструкции. Коротко, ёмко, любо-дорого. Ставлю галлеон, что на конкурсе красноречия я бы занял первое место, а потом произнес самую впечатляющую речь перед собравшимися поглазеть на мои достижения: «Все мы здесь собрались, чтобы похвалить меня. А теперь расходимся. Быстро».

Или я мог бы быть послом доброй воли, или кем-то в этом роде, устраивая дипломатические рауты и встречи на международном уровне. Полагаю, число войн с Англией значительно бы возросло, а я, в свою очередь, носил бы гордое звание «Худший политик в мире» ввиду своей незаменимости и исключительности. Хм, звучит неплохо…

И, к слову, именно в таком качестве Кингсли и отправил меня в Италию, ха.

Мерлин, ну кто-нибудь, почините же мой мозг!

— Сеньор Марино решил, что вам надо поспать, — на ломанном английском объясняет сопровождающий меня мужик, и я вспоминаю, что давно не обновлял чары перевода. Да и хрен с ними, пусть эти люди помучаются.

— Нет. Веди меня к моей подруге, она прибыла сюда немного раньше, — и когда проводник не двигается с места, грозно добавляю, — я жду.

Мужик красноречиво кривит рожу, словно говоря: «Ну ты и дебил!», — что, кстати, совсем не способствует успокоению моих нервов, — захлопывает дверь гостевой спальни и ведет меня дальше по коридору. Я мысленно составляю список дел на вечер, включающий всего пять пунктов:

Первое: Убедиться в сохранности Гермионы, а также забрать её куда-нибудь подальше от греха и грязных ручонок наемников;

Второе: Переговорить с Марино, выразить ему свою благодарность;

Третье: Провести разъяснительную беседу с Элиотом Дэниелсом, а также, по возможности, навалять ему чем-нибудь тяжелым;

Четвёртое: Принять так необходимый мне сейчас душ: полагаю, несет от меня, как от мясника после разделки мертвых тушек;

Пятое: Спать (много и долго).

Я очень надеюсь, что сумею справиться со всем вышеперечисленным за двадцать-тридцать минут, но голос разума и трезвый расчет разражаются гомерическим хохотом. Ладно, блять, я и так это знал.

«Гид по поместью» с недовольным видом останавливается напротив такой же безликой двери, как и все предыдущие, и кивает мне на неё. Я попадаю в маленькую, скромно обставленную спальню, и замираю на месте. Гермиона лежит, свернувшись трогательным калачиком на самом краю широкой кровати. Внезапно меня волной накрывает чувство вины. Дьявол, что же я наделал…

Я никогда не заблуждался, в отличие от того же Рона, в том, насколько сильна моя подруга морально. Её блестящий разум не раз вытаскивал меня из таких передряг, о которых многие даже и не подозревали; её стойкие этические соображения возвращали меня на путь истинный; её решения, не свойственные обычным подросткам, ставили меня в тупик, но, чёрт возьми, это всегда была Гермиона. В любой сложной ситуации на неё можно было опереться, и именно в том смысле, который люди вкладывают в понятие «поддержки». Ещё в школе она перманентно разгребала проблемы двух, казалось бы, немаленьких идиотов, и, стоит признать, что эта тенденция до сих пор сохраняется. Но я никогда, повторюсь, никогда не забывал о том, что подруга при всем многообразии её талантов остается хрупкой и нежной девушкой, которую следует оберегать. Не вмешивать её в свои проблемы, не рисковать её жизнью, не подвергать её опасности. И вот я снова забыл о данном когда-то себе обещании…

Гермиона заворочалась на кровати, отвлекая меня от созерцания фантомной крышки гроба, в который я себя заколачивал. Я могу быть сколько угодно разочарован в себе, но тем и отличается «недовольство» от «проблемы»: первое — это настроение, на которое мы в пустую тратим время, зачастую не пытаясь что-либо поменять, тогда как все проблемы гипотетически решаемы. А раз уж я тут мужик, так и будем строить выводы на основании этого факта.

— Привет, — я осторожно приблизился к открывшей глаза подруге. — Как твои дела?

— Все хорошо. А как ты, Гарри? Я понимаю, что это твое личное дело, но ты… В порядке?.. Ты ведь сделал это?

Пожалуй, тут не требуется никаких уточнений.

— Да, и ты знаешь, что я имел на это право, учитывая всё то, что он с тобой сделал. Прости, Герми, я…

— Все в порядке, правда, — девушка подогнула под себя одну ногу, устраиваясь, и перевела взгляд на меня. — Здесь нет твоей вины.

— Это полностью моя вина! Я должен заботиться о тебе, в то время как я подвергаю тебя ещё большей опасности. Не следовало втягивать тебя во все это дерьмо.

Гермиона пожала плечами, легко улыбаясь, и это выглядело как прощение.

— Я знала, на что шла. И, Гарри, ты заботишься обо мне. Возможно, ты сам этого не замечаешь, но чего стоят одни только твои недомолвки, диктаторские замашки и попытки запереть меня дома.

— О, ну, когда ты ничего не знала, ты хотя бы была в безопасности! А не мучилась, раненная, под Круцио какого-то заносчивого ублюдка.

— А ты обо мне подумал? — подруга, кажется, стала заводиться. — Что я, по-твоему, должна чувствовать, когда ты ходишь где-то по своим особо опасным делам? Ждать тебя, как верная женушка, надеяться, не зная, вернешься ли ты вообще?! Ты не можешь мне запретить!..

— Я не смогу постоянно защищать тебя! Как не смог сегодня… Герми, пожалуйста…

— Нет, и я не хочу больше возвращаться к этому разговору!

Деликатное покашливание от двери прервало мои бесплодные попытки сформировать хоть сколько-нибудь стоящий аргумент в свою пользу. О, вот и главный антагонист развернувшейся драмы; в последнее время я стал прямо-таки любителем театра.

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер, — Марино был как всегда доброжелательным, обольстительным и, определенно, дьявольски коварным. — Надеюсь, ваше самочувствие улучшилось. Потому что мне хотелось бы поговорить с мистером Поттером прежде, чем он отправиться отдыхать после столь нелегкого и неприятного вечера.

Любой другой бы просто сказал «после тяжелого дня». Или даже с добавлением эпитета «охренительно», «ужасно», «дьявольски». Но никак не это. Люди, должно быть, не видят в Марино потрясного манипулятора, обманываясь его приторно-вежливой улыбкой и витиеватой речью, но уж я-то слышу, как он находчиво подбирает слова, воздействуя на психику человека именно таким образом, какой необходим ему. В этом есть смысл. Пожалуй, стоит достать из дальнего темного угла своего сундука «Психологию влияния» Чалдини, иначе мужик сделает меня по всем параметрам. Хотя, если вспомнить историю моего приезда в Италию, то я заведомо обречен на проигрыш. Прямо-таки руки опускаются.

— Как скажете, сеньор Марино, но сначала я должен вернуть Гермиону домой.

— Эй! Гарри, мы только что решили…

— Конечно, — блондин лениво кивает, не обращая внимания на лепечущую подругу. — Кто-нибудь из моих людей сопроводит мисс Грейнджер к аппарационному барьеру.

— Ну уж нет! — я инстинктивно загораживаю девушку от равнодушного взгляда мужчины, в голове лениво ворочается мысль: «А не это ли имела в виду подруга, когда сказала, что я забочусь о ней, как могу?». Как бы то ни было, я не позволю одному из прихвостней серого кардинала — или все же Темного Лорда? — шататься рядом с девушкой в моё отсутствие.

Именно это я и озвучиваю, разве что несколько смягчив тон высказывания.

Мужчина нетерпеливо пожимает плечами:

— Хорошо. Может быть, это мог бы сделать Элиот Дэниелс? Ему-то вы, должно быть, доверяете больше, чем мне.

— Не в свете новых обстоятельств.

— О, пустяки. В скором времени привыкнете и к этому. Итак?.. Не хотелось бы показаться невежливым, но вы задолжали мне разговор, мистер Поттер.

— Да, конечно, — вряд ли мое неразборчивое ворчание могло показаться согласием, но да ладно.

— Гарри!

— Гермиона!

— Гарри, чёрт тебя дери!

— Я понял, понял. Увидимся дома.

* * *

Под монотонное бормотание Гермионы Грейнджер можно потрясающе выспаться. Ну, вы знаете, все эти завораживающие интонации, вгоняющие в тоску, и отсутствие необходимости отвечать на её риторические вопросы. Самый здоровый сон. Серьезно, я ведь имел дело с Биннсом, так что знаю, о чем говорю. Её разглагольствования усыпляют, и это очень и очень хорошо, но только если я не пытаюсь заниматься чем-то важным.

«Сам Гитлер прекрасно осознает условия, порождающие стремление к подчинению, и замечательно описывает состояние человека, присутствующего на массовом митинге: «Массовые митинги необходимы хотя бы потому, что индивид, который становится приверженцем…»

-…и, конечно, мы поступили глупо! По большому счету, это моя вина, ведь когда стало понятно, что они что-то подозревают, необходимо было действовать иначе, а мы…

«…приверженцем нового движения, ощущает свое одиночество и легко поддается страху, оставаясь наедине; на митинге же он впервые видит…»

— В любом случае, впредь я буду иметь в виду, что некоторые представители современного итальянского общества страдают психическими отклонениями, как большинство Пожирателей Смерти, кстати, и я не говорю о Малфое…

«…видит зрелище большого сообщества, нечто такое, что большинству людей прибавляет силы и бодрости… Если он впервые вышел из своей маленькой мастерской или из большого предприятия, где он чувствует себя очень маленьким, и попал на массовый митинг…»

— И да, я совсем не ожидала такого от Дэниелса, уж, прости Господи, он выглядел таким недалеким, я даже подозревала, что он в родстве с Крэббами…

«…митинг, где его окружают тысячи и тысячи людей с такими же убеждениями…то он сам поддается магическому влиянию того, что называется массовым внушением» [1].

Массовый Империус, хм. Эту мысль надо хорошенько обмозговать.

— И, в конце концов, мы бы не угодили…

— Герми, ну, пожалуйста! Я пытаюсь читать!

В моих руках «Бегство от свободы» Фромма, и я как раз дошел до занимательнейшей главы о предпосылках возникновения нацизма, а Гермиона в кои-то веки отвлекает меня от книги. Звучит крайне глупо, но у неё сейчас то, что называется «адреналиновым откатом» или, в простонародье, «истерикой», так что я почти не удивляюсь. Ещё сутки назад её жизнь висела на волоске. Я где-то читал, что люди, подвергшееся нападению, интуитивно пытаются наверстать упущенное из-за боязни смерти. Не то что бы я был с этим не согласен: в конце концов, я довольно часто попадаю в безнадежные ситуации, — но я никогда не думал, что Гермиона перед неминуемым концом хотела бы поговорить. Просто для справки: я после такого обычно страдаю от чувства вины к какому-либо одушевленному существу или примитивно наедаюсь. Неплохо характеризует человека, не так ли?

Гермиона хмуро буравит меня взглядом, словно не может решить, что сейчас более правильно: похвалить меня или обругать. При этом у неё такое странное выражение лица, что мне почему-то хочется извиниться за то, что прервал её монолог. Я даже собираюсь сказать что-нибудь ободряющее, чтобы она продолжала нести этот бессмысленный бред, представляющий из себя краткое резюме последних дней. Можно подумать, меня там не было, и участия во всех этих адовых событиях я не принимал! Но тут камин в гостиной сообщает о перемещении. По каминной сети сюда приходит только Люциус, выбивший себе разрешение через высокопоставленных знакомых; разрешение, кстати, держится в строжайшем секрете от сами-знаете-кого, и нет, я не имею в виду Того-Кого-Давно-Убил. Так что, открывая дверь с террасы в квартиру, я совершенно уверен в том, кого там увижу.

О, оказывается, меня можно ввести в ступор.

— Какой сюрприз! Драко и…Луна? — я удивленно смотрю на улыбающихся друзей. — Что вы тут…э-э-э… Как приятно вас видеть!

— Ты совсем не изменился, Гарри! — Луна налетает на меня с объятиями, и моя челюсть звучно захлопывается, когда её беловолосая макушка утыкается мне в подбородок. Больно, блять. Гермиона в это время проделывает то же самое с Драконышем, и мы крепко пожимаем друг другу руки, не отпуская наших милых подруг. Мерлин, я так соскучился! Мы не виделись почти два месяца, тогда как раньше я по полдня проводил с этими двумя. По отдельности, конечно. Эх, время летит слишком быстро.

— Ну, вот, Лавгуд, Уизли тебя снова обманул, — Малфой ухмыляется от уха до уха, демонстративно обращаясь к блондинке. — Ничего они не сидят на чемоданах, ожидая получения портключа до Лондона, как утверждает этот дуболом. Мерлин, да вы, похоже, даже загореть успели, пока мы мерзли под проливными дождями. Ну что за свинство!

— А все потому, что надо было приезжать раньше, — запальчиво восклицает Гермиона, усаживаясь в кресло. — Я, конечно, не против, но что вы, ребята, тут делаете вдвоем?

— Виски мне, и тогда я отвечу на ваши вопросы, господа.

— Малфой!

— Я просто спросила Драко, нет ли у него лишнего портключа до того тайного места, где вы скрываетесь от мозгошмыгов, — Луна плавно раскачивается в кресле, наблюдая за тем, как Герм левитирует стаканы, как вскрывает «закрома Родины» — наш импровизированный мини-бар — и достает темную бутылку крепкого алкоголя. — Он оказался так мил, что даже предложил мне пойти с ним, представляете? А есть у вас что пожевать к этому? — она кивает на мистера Дэниелса, того, что Джек.

— Шоколад и фрукты — образец аскетизма.

— Между прочим, это визитная карточка аристократии…

— И именно поэтому ты, как истинный аристократ, любишь напиваться, вовсе не закусывая. И вообще, ребят, почему вы так долго? Люциус, кстати, — я упираюсь грозным взглядом в Малфоя, — бывает здесь каждую неделю. Ты что, забыл, где у вас находится камин?!

— Эй, Поттер, все не так просто! Если отец приобретёт привычку исправно посещать итальянское посольство в Лондоне, этим никого не удивишь. Но вот со мной такая «фишка» не прокатит. Да и, знаешь ли, семья, дети…

— Скоро в мире появятся маленькие Дракончики!

— Луна, заткнись.

— Астория только на третьем месяце, а ты ведешь себя так, словно у тебя уже семеро по лавкам сидят, — Гермиона привычным жестом разливает алкоголь по граненым стаканам. Право слово, эта девица могла бы быть потрясающим барменом! — Луна, тебе наливать?

— Конечно.

— Грейнджер, ты, кажется, путаешь благородных Малфоев с рыжими Уизли!

— Да вы прямо на одно лицо.

— Ага, такое веснушчатое. Кстати, о рыжих: ваш дружок в самом деле убежден, что вы возвращаетесь на этой неделе. Вы что, в кои-то веки решили игнорировать его записульки? Браво, я горжусь вами!

— Полагаю, Рон совсем не глупый, просто альтернативно одаренный, хотя, может, это все из-за скопления мозгошмыгов в его голове!

— Спасибо, Луна. Мы ещё не придумали, как ему сказать, что мы здесь вполне неплохо устроились. Вот Рон и думает, что мы приедем на Рождество.

— Золотое Трио совсем похерилось, хнык-хнык.

— Оставь свой неуемный сарказм за дверью, Малфой, он воняет банальностью.

— Стоп, ребята, — я чуть приподнял стакан с янтарным содержимым. — Давайте лучше выпьем. Кто скажет первый тост?

— За встречу, конечно же.

— За долгожданную встречу.

— Наконец-то!

Громкий звон бокалов разносится по самым дальним уголкам квартиры, а я впервые за столько времени чувствую себя необычайно умиротворенным.

А пока мы тут пьем, расскажу я историю о том, как узнал, что Луна Лавгуд — одна из самых коварных и хитрых женщин в Англии. Хм, а вы не в курсе? И да, случай действительно весьма забавный!

Это был один из тех прекрасных дней, когда думаешь, что лучше бы ты вовсе не поднимался утром с постели. Накануне мы с Джинни несколько…поскандалили на почве любви к красоте и эстетике. Если коротко — мне совсем не нравились бледно-зеленые шторы в малой гостиной, а Джин восприняла это слишком близко к сердцу. К тому моменту, как выяснилось, что я тот ещё бесчувственный мудак, наша дискуссия была далека от несчастных клочков ткани. «Ты так изменился, Гарри», — кинула она мне вслед. Мерлин, а я всего лишь предложил поменять шторы! Когда я говорю, что понимаю, чего хотят женщины, я вовсе не имею в виду, что с ними безопасно разговаривать.

Вам знакомо состояние, когда ваш мозг приходит к некоторому умозаключению прежде, чем вы успеете его осознать? Нет, конечно, это происходит ежесекундно: наше «бессознательное» гораздо активнее той части разума, что производит чёткие мысли. Однако зачастую нам и в голову не приходит, что всё то, что мы слышим краем уха и видим краем глаза — фон, если хотите, — серьезно влияет на наши мысли и чувства. Отсюда целый ворох дополнительных проблем. Вот ты бездумно просматриваешь сводки по уровню преступности в маггловской газете, а вот уже не можешь уснуть, потому что "там что-то шуршит" — не крадётся ли что в ночи? А потом ещё удивляешься — когда это ты стал таким параноиком? Книги господина Фрейда следует выдавать каждому при рождении вместе с пеленками, иначе среднестатистический человек так никогда и не поймет, что творится у него в голове. А творится там всякая ересь, прости Господи!

Ну, вот такое происходит и со мной. Ассоциации — штука весьма неприятная; любая из них может создавать субъективное мнение о человеке уже при первой встрече. Петуния Дурсль украшала свой палисадник низким бледно-зеленым заборчиком, а через пятнадцать лет оказывается, что Гарри Поттер терпеть не может шторы такого цвета. Нет ничего страшного в том, что я слегка вспылил. Не следовало воспринимать все слишком серьезно.

Но, видимо, Джинни Фрейда не читала, и потом, она же Уизли, а это, поверьте, весомый аргумент. Потому нет ничего удивительного в том, что и на следующий день после ссоры мы не обмолвились ни единым словом. Мрачная тишина особняка была нарушена появлением заскочившей на огонек Лавгуд, которой вежливо объяснили, что у нас тут, видите ли, кризис «неуемного желания доминировать над женским полом», после чего рыжеволосая нимфа удалилась на тренировку с гордо поднятой головой. Право слово, иной раз мне хотелось наложить на Джинни неснимаемое Силенцио. Подозреваю, Визенгамот и не такое бы оправдал, так что сейчас я даже чуть-чуть жалею, что так этого и не сделал. В конце концов, ртом Уизли способна не только разговаривать, и все последующие её бойфренды при жизни поставили бы мне памятник за бесценный вклад в их будущее.

— Хм, мне кажется, Гарри, что в голове у Джинни в последнее время очень много инородных существ, — Луна задумчиво рассматривала захлопнувшуюся с треском кухонную дверь.

— Да она ими просто кишит! Их полным-полно! Гребанное болото тараканов! — я с грохотом отодвинул стул, и этот звук проехался трактором по моим бедным нервам. Период тотального игнора со стороны любимой девушки никак не улучшал моего настроения: мне пришлось спать на диване, так как мы ну очень вовремя начали ремонт гостевых спален, не говоря уже о том, что мне ещё делать реферат по методам защиты от банши, а метафорический конь валялся только в углу участка. Прелестно!

Луна всегда слишком хорошо понимала, что остаётся за кадром, а потому и сейчас просто положила мне руку на плечо, успокаивая.

— Не беспокойся, Гарри, иногда Джинни и правда ведет себя как настоящая сука.

— Увы, я знаю, — пока до меня доходил смысл сказанного ей, она уже успела оказаться у выхода из кухни. — Что?!

В моей голове копошилось множество ничтожно маловероятных вариантов объяснения случившегося, но легкая печальная улыбка на лице Лавгуд подтверждала только один из них.

— Ты все время притворялась?

— Удивлена, что ты понял это только сейчас.

— Мерлин, да ты притворялась! Дьявол, Луна, что ещё скрывает твоя светлая голова?

— О, ничего более, Гарри, — девушка присела за стол, левитируя две чашки и заварочный чайник. — Но Джинни, в самом деле, просто отвратительно ведет себя с тобой, тогда как никто больше этого, кажется, не замечает. Я уже устала смотреть на твою грустную физиономию.

— Да это же невероятно! Столько лет? Серьезно, это самая лучшая шутка из тех, что я знаю.

— Это весело. Мне было позволено говорить и делать столько вещей, за которые бы меня никто не наказал ввиду моей странности, что ты даже себе представить не можешь.

— Значит, когда на шестом курсе ты постоянно твердила Рону, что он изменяет Миллисенте с Лавандой, ты неплохо посмеялась? Мерлин, ты невероятна.

— Мне было жаль Гермиону, хотелось хоть как-то подбодрить ее.

— У тебя получилось.

— Ага.

Мы молча пили горячий чай в уютной тишине. В голове крутилось слишком много вопросов, которые хотелось задать, но сейчас это казалось неважным.

— Кто ещё знает? — не было необходимости уточнять, что я имею в виду.

— Только ты.

— Спасибо за доверие. Но зачем?

Девушка пожала плечами, улыбаясь с какой-то неуловимой нежностью и легкостью. Ничего общего с мечтательным выражением лица Полоумной Лавгуд.

— К странным всегда относятся иначе. Так проще.

О, я знаю, Луна, я знаю. Смена парадигмы застала меня врасплох, но, тем не менее, это был один из самых поучительных уроков в моей жизни.

Вообще, полагаю, девушка самую капельку была в меня влюблена, но раз она не считала нужным акцентировать на этом внимание, то и я не спрашивал.

С тех пор у нас двоих существует договоренность о «тайном союзе»: я не рассказываю никому об известном мне «новой» Луне, тогда как она ведет себя наедине со мной по-настоящему. И, скажу я вам, ребята, за это многое можно отдать.

Так или иначе, я был слишком удивлён, когда застал Драко в компании своей эксцентричной подруги. Не замечал прежде особой любви между этими двумя, но, так сказать, все, что не делается — все к лучшему…

Вернёмся к нашим баранам. Уже после третьего тоста беседа ожидаемо скатилась в обсуждение наших с Гермионой, мать их, приключений.

-…Отец мне столько всего рассказывал, что я сначала и не поверил. Честное слово, вы двое можете найти проблемы даже там, где их нет!

— Приятно, что ты о нас так беспокоишься, — я закинул в рот плитку горького шоколада, не прекращая говорить. — В Англии после нашего отъезда наверняка стало слишком скучно.

— Твое самомнение просто неизмеримо.

— Спасибо, Герми, я тоже очень тебя ценю.

— Стоп, вы ничего не знаете? — прервал Драко очередную нашу перепалку. — Неужели отец ничего не сказал?

— Не сказал что?

— О чем ты?

— О, все очень просто, — Луна остановилась сегодня на чем-то среднем между Полоумной Лавгуд и ей реальной, так что я не удивился, когда ответила именно она. — Люди недовольны курсом, проводимым министерством, так что многие поговаривают о формировании новой оппозиции.

— В газетах об этом не сказано ни слова, — Гермиона запнулась на середине фразы.

— Ну да, конечно, «Ежедневный Пророк» просто истина в последней инстанции! Все волнения пока что замалчиваются, но в скором времени это станет невозможно. Министр издает какие-то невообразимо идиотские указы, пытаясь изменить ситуацию к лучшему, но, Мерлин, от этого все только быстрее катится в задницу.

— Я читал что-то об увеличении пособия на второго ребенка в семье магов…

— Ну, да, это как раз одна из его провальных попыток. На улицы-то выходят не молодые мамаши с детьми, а взрослые, состоятельные служащие министерства, и этот закон им до пизд…э-э-э, до печенок. Да, до печенок.

— Это выражение имеет другой смысл.

— Ой, Грейнджер, заткнись, я пытаюсь быть вежливым.

— Подождите, ребята, а кто там вообще руководит всеми этими массовыми волнениями?

— В том-то и дело, что никто, — Драко разводит руками в сторону, чуть не сбивая стакан с виски. — Был бы лидер, дело у них бы пошло быстрее, а так они, неприкаянные, тупо толкаются на Косой Аллее. Но об этом говорят, а наш министр не любит, когда о власти отзываются без должного почтения.

Так, это действительно новая информация для меня. Осталось решить, что с ней вообще делать.

По правде говоря, вся эта бюрократия, которой меня пичкали два предыдущих года, нихрена меня не радовала. Аврорат красив только на бумаге, на деле же — Мерлин, лучше и не думать. Представьте себе огромный департамент, где молоденькие мальчики бегают за кофе, а старые мудаки просиживают свои дорогущие мантии на кожаных креслах, раздавая указания направо и налево. Да, даже в таком случае дела все же делаются, а зарплата получается. Но, если всмотреться поглубже, в глаз может прилететь кучка дерьмеца, что лежат там на каждом углу. Коррупция, неорганизованность, корпоративные пьянки на неведомые средства, — так выглядит Аврорат изнутри, и это я ещё не в курсе, как обстоят дела в других отделах, а уж тем более в администрации Шеклболта. Наше министерство провоняло гнилью насквозь, и меня всегда удивляло, как это может понимать только маленькая кучка людей, включая меня. Всё же тяжело смириться с тем, что страна, за которую ты боролся, ссыхается в моральном плане.

То, что кого-то положение вещей, наконец, стало не устраивать, — совсем не странно. Странно, что началось это только сейчас. Но, если вспомнить, даже Фадж на первых выборах после войны набрал шестьдесят семь процентов голосов, а уж этот мужик определенно был крайним идиотом. Массовый Империус, право слово. Не то что бы я поддерживал позицию рейха во времена Второй мировой войны, но в том, что пишут закоренелые нацисты в своих мемуарах, можно найти много полезного.

Должно ли это волновать меня? Ещё месяца три назад я готов был сам бегать с транспарантами по Атриуму, собирая деньги на новую совесть для министра. Но сейчас я, знаете ли, абстрагировался, избрал политику невмешательства в дела незаменимой Родины, перемещая центр своей деятельности в столицу другой европейской страны. И вот тут встает новый вопрос: надо ли мне снова окунаться в это дерьмо?

Полагаю, люди бы меня послушали. Меня послушал бы даже Кингсли, или хотя бы сделал вид, что слушает, но я все равно мог бы сказать, что внес свою лепту, действуя во благо страны.

Но…мне нравится здесь, в Риме. Даже несмотря на все эти средневековые замашки магического общества Италии в двадцать первом веке, даже если вспомнить о цветущей на каждом углу здесь клептократии, приправленной авторитарными чертами, присущими кучке из четырех самых влиятельных людей страны, что ж, меня все равно все устраивает. Это, кстати, удивительно, ведь та же самая позиция в Англии внушала мне отвращение. Но если подумать, то, как сказал Люциус, мне нужно на чем-то потренироваться, а участие в незаконной оппозиционной деятельности за реформацию итальянского общества можно даже назвать стартовой площадкой.

Мерлин, какой же я все-таки мудак, раз мне проще гробить чужую страну, чем свою. Нет-нет, Англию, конечно же, жалко, ведь я сам вложил немало кирпичиков в построение нового послевоенного фундамента для государства, но… Сам факт того, что я собираюсь это делать, никак не улучшает моего психологического портрета, который бы мне нарисовал любой психиатр-обыватель. При условии, что я когда-либо вообще доберусь до мозгоправа. Полагаю, меня можно будет показывать в музеях из-за причудливого скопления «забавных» для психиатрии комплексов, привычек и отклонений.

Решено: посоветуюсь с Гермионой, эта приверженка высокоморальных ценностей направит меня по пути истинному. Аминь.

…Что ожидаемо, Грейнджер сказала «нет». Так что я мгновенно выкинул из головы мысль, успею ли я купить сувениры друзьям на Родине, и достал Капитана [2], чтобы тот развеял последние сомнения касаемо этого вопроса.

* * *

В один из пасмурных дней оживленные улочки Рима принесли меня к мосту Кваттро Капи, где я и обосновался на некоторое время. Гермиона составить мне компанию категорически отказалась, да и я особо не настаивал по некоторым причинам. Сейчас у подруги, по всей видимости, ПМС, так что я предпочитаю держаться подальше. Разница между обычной Грейнджер и Грейнджер перед этими женскими делами раньше была не так ощутима, но теперь-то я живу с ней в одной квартире. Помнится, в школьные годы мы с Роном частенько прятались от подруги либо на квиддичном поле, либо в спальне, куда она не любила заходить из-за вечного мужицкого беспорядка. Сейчас таких возможностей у меня нет, потому я и сбежал сюда от въедливой ворчливости и раздражительности подруги.

Так что, бросив обложившуюся книгами Гермиону, выискивающую что-то о социальной деструктивности, я слинял под мелкий дождик. В Италии даже эта противная морось кажется милее, чем в далеком Лондоне, что, кстати, о многом говорит. Температура здесь даже в середине декабря днем доходит градусов до двенадцати, так что жаловаться особо не на что. Назовем это «идеальной погодой для размышлений» и точка. Единственное, что добавлю, так это то, что Тибр прекрасен в любое время года.

Так или иначе, мою голову занимали в большинстве своем иного рода мысли. Последние три дня выдались несколько сумбурными: то приезжали друзья, то мы со старшим Малфоем вели долгую поучительную беседу (я впервые услышал, как холеный блондин матерится), то кто-то из бравого дуэта авроров решил провести прекрасный денек, заливая нам в уши последние распоряжения Черной Задницы. Кстати, пожалуй стоит изменить прозвище авроров, учитывая известные события. В общем, возможности остаться наедине со своими мыслями у меня не было, а потому тяжесть в голове от постоянного перемалывания случившейся хрени, напоминающая, кстати, пучок незакрытых гештальтов, давить стала особенно жестко.

Но обо всем по порядку.

Кристиан Марино. С аристократом мы имели довольно продолжительную и информативную беседу. Конечно же, основанную на прямо-таки физическом недоверии. Я дал согласие на участие в той белиберде, что он предложил, с некоторыми условиями. Что удивительно, даже сейчас я не особо понимаю, что от меня хотят получить в этой авантюре, но раз уж мужик сам для себя все решил, то все последующие проблемы будут на его совести. К тому же, я и в самом деле был безмерно благодарен ему за такое своевременное вмешательство в наши с Гермионой судьбы.

Так что мы вполне себе мирно заключили простенькую Клятву о том, что я не попытаюсь прикончить его, а Марино, в свою очередь, не тронет мою подругу и пальцем. Правда, в случае, если Герми симпатизирует итальянцу, то их потенциальные отношения будут проблематичными, но кто вообще знает, почему я сделал это именно так. Если выдастся свободная неделька, то поищу ей замену на роль возлюбленного. Хм, или не поищу.

В итоге мы договорились, что я время от времени буду ошиваться в Палаццо, предлагая свою теоретическую и практическую помощь, плюс хотя бы иногда тренироваться вместе с Марино. Тот, по слухам, первоклассный дуэлянт, так что я, пожалуй, не расстроен.

Элиот Дэниелс. С ним я, по всей видимости, сейчас нахожусь в несколько напряженных отношениях, так как я, будучи на взводе, угрожал ему культурно отрезать яйца столовыми приборами, если с головы Грейнджер упадет хоть один волосок в тот вечер, когда аврор провожал девушку до аппарационного барьера из поместья. Ничего страшного не случилось, но мужик оказался на удивление злопамятным, так что мы вроде как не разговариваем.

Дэниелс, кстати, уже лет пять как работает на Марино, а в последнее время его карьера вообще пошла в гору, когда он, не подозревая о планах своего хозяина, вызвался сопровождать сосунка Поттера на родную землю аристократа. Вот и верь после такого в случайности. «С тобой, маленький кусок говна, никогда не происходит ничего случайного», — твердил трепетно уважаемый мной Вернон Дурсль, и, строго говоря, оказался прав. Я даже почти могу простить его только за это. Но, конечно, не настолько, чтоб стереть его имя из Черного Списка Смертников (коротко — ЧСС, и нет, давайте не будем проводить аналогий с печально известным СС [3]), членам которого я желаю всего только самого лучшего в жизни и в смерти. Особенно в смерти. Его имя следует сразу же за Тупым Ублюдком Роджерсом, а это, на мой взгляд, о многом говорит, с учетом того, как я ненавижу этого мудака.

Англия. Несмотря на то, что я, фактически, все для себя решил, я все ещё чувствую огромный груз ответственности за будущее страны. Да, мне хотелось бы сделать её лучше, а это, скорее всего, невозможно без малюсенького государственного переворота, но, как мне убедительно сказал Люциус, сам народ там ещё не готов меняться. Мне просто нужно подождать и не рыпаться раньше времени, потихоньку развлекая себя в пределах другой оппозиционной группировки, так что будем сидеть на своем месте ровно.

«Четверка победителей», как величает их Герми. На верхах что-то происходит, это подтвердил даже Марино, а уж после известия, что оба старших сына Романо убиты, там наверняка разверзся ад. Никогда неплохо добавить капельку подозрительности в авторитарную элиту, но, по-моему, тут я даже немного переборщил. Печально, что я не могу следить за ситуацией из первых рядов, хотя эту проблему я собирался решить, появившись с подругой на открытых для желающих проститься похоронах Эмилио и Леона, проводившихся сегодня утром. Об этом было написано на первой странице ежедневной итальянской газеты, аналогу нашего «Пророка»; и это я говорю именно в том смысле, что пишут в ней тоже только то, что хочет слышать властная верхушка. Но вот незадача: не вовремя забежавший Дэниелс дал нам строгое распоряжение даже не соваться туда, иначе мы, с нашей безграничной удачей, могли бы нажить себе неприятностей. Вероятность такого исхода я оценил как положительную, так что теперь Лили и Джеймс Поттеры могут гордиться своим жутко рациональным сыном. Хотя это только в том случае, если они останутся беспросветно слепыми и глухими к остальным моим «шикарным» идеям. Но детей, знаете ли, не выбирают. Как и родителей, а особенно мертвых родителей.

Но, вообще, Марино обещал провести мне занимательную лекцию о страхах и пороках «великолепной четверки», так что пока можно расслабиться и поплавать немного по течению, как здоровенный кусок сами-знаете-чего.

Вот вам мое резюме последней недельки. Занимательно, не так ли? Когда я рассказал это ребятам, Драко, глумливо смеясь, предложил передохнуть и поработать месяц-другой в маггловском McDonald’s, чтобы, так сказать, сменить обстановку. На самом деле, мысль переехать в Антарктиду уже посещала мою голову, ведь, подумайте, тяжело найти себе проблемы в лице пингвинов. Но, с другой стороны, неизвестно, сколько бы дней, а то и часов я смог бы вынести в такой скуке.

Вид на Chiesa di San Giovanni Calibita внушает успокоение, несравнимое с тем, что я чувствовал, глядя на Вестминстерское аббатство в далеком Лондоне. Это как словно ты сошел с другого конца планеты, где те же самые вещи кажутся иными. Может быть, именно поэтому мне не хочется возвращаться?

Взмахом руки я осторожно уничтожаю окурок родимого Marlboro, и, запахивая куртку, выдвигаюсь к дому. Дождь начинает накрапывать сильнее, и я уже весь мокрый, так что альтернатива в лице ворчащей Гермионы смущает все меньше.

Кстати, на этой неделе никто даже не спросил меня, почему я расстался со своей бывшей девушкой-сукой. Хм, неужели этот бесконечный поток вопросов закончен? Я как раз собирался сказать, что Джинни «упала, и никто её не подхватил», метафорически имея в виду, что упала она в моих глазах. Что ж, приберегу эту фразочку до следующего пришествия.

Ах, как прекрасен Тибр!..

---

[1] Все отрывки из «Бегство от свободы» Э.Фромма. Цитата А.Гитлера взята из автобиографии «Mein Kampf».

[2] Британский ром Capitan Morgan.

[3] Сокращение названия военизированных формирований Национал-социалистической немецкой рабочей партии в 1925-1946 годах.

— А мне все еще кажется, что это очень плохая идея, — Гермиона смахнула несуществующие пылинки со своей куртки. В данный момент она напоминала мне ощерившегося котенка, к которому так и тянутся руки погладить против шерсти.

— Да, я знаю. Ты это уже говорила. Только в прошлый раз тебе не удалось привести ни одного аргумента, кроме того, что тебе это «не нравится».

— Это незаконно!

Девушка споткнулась на ровной дорожке, так что некоторое время мы были заняты барахтанием в узком коридоре, пытаясь не повалить друг друга на пыльную брусчатку.

— Не более незаконно, чем все, что мы делали до этого, так что один-ноль в пользу Гарри. И я тебя предупреждал.

— Ты не конкретизировал! Кто знал, что в Рождественскую ночь ты потащишь меня в Сикстинскую капеллу!

Я обернулся в сторону подруги, подсвечивая ее лицо слабеньким Люмосом:

— Ты сама просто мечтала сюда попасть без этой толпы туристов, снующих возле входа. Могла бы сказать «спасибо».

Я видел, как выражение лица девушки застыло словно маска: как будто она не могла выбрать, что удачнее будет смотреться на ней — благодарная злость или злая благодарность. В конце концов, подруга слабо улыбнулась, соглашаясь со мной и подтверждая мои опасения, что мой личный «регулятор этичности и морали», как я частенько называл подругу за глаза, слегка повредился. Ведь я-то был уверен, что Герми меня попросту стукнет.

— Спасибо, Гарри. Но ты уверен, что нас не поймают? Именно это и имел в виду Марино, когда сказал тебе не светиться.

Ха-ха, будто бы я обычно покладист в соблюдении правил. Старина Снейп мог бы основать Клуб Поддержки-Закона-А-Не-Гарри-Поттера, основной идеей которого было бы наделение меня качествами главного антагониста всех времен и народов. Массовость собраний клуба поддерживали бы гоблины Гринготса и грустные Пожиратели Смерти во главе с Риддлом, подвергшиеся нападению злодея-Поттера. Мне не очень-то хочется думать об ироничных случайностях, но все потенциальные члены данного сообщества вкупе с его основателем вроде как мертвы, и выглядит это немного подозрительно. Может, я, и правда, какое-нибудь малюсенькое зло?

Длинный темный коридор окончился развилкой, и я в очередной раз сверился с картой, выбирая правильное направление. Вообще, катакомбы под Римом вещь действительно забавная (только в том случае, если ты знаешь, куда идти; умирать — никогда не забавно). Фактически, зная карту города и умея ориентироваться в пространстве, можно и самому разобраться в хитросплетениях коридоров, соединяющих под землей почти все крупные и достаточно старые здания столицы, но так как я не в состоянии даже добраться до магазина без постороннего вмешательства, помощь мне пришлось просить извне.

А это уже интереснее. Очередной мой супер-план состоял в том, что бы пройти в известную капеллу под покровом ночи незамеченными, так как попасть туда днем довольно проблематично, особенно если ты не обладаешь терпением (я пробовал отстоять очередь, но, серьезно, я же занятой человек). Конечно, уровень охраны достопримечательности здесь неплох, но пару дней назад я случайно намекнул Элиоту, что собираюсь сделать это в любом случае, даже если мне не помогут. В результате тот вынужден был искать для меня неофициальные пути, ассистируя в этом Марино, в то время как я развлекался, выбирая этим двоим подарки на Рождество. В итоге, в Палаццо обычная сова унесла плотно запакованную в веселенькую бумагу с человечками знаменитый роман от Джорджа Мередита с весьма красноречивым названием [1] (и вложенным между страниц карамельным леденцом на палочке), а на другой конец Рима в съемную квартиру авроров полетел аккуратно сложенный костюм Супермена. Мы еще не распаковывали свои подарки, но, судя по тому, как я откровенно заебал вышеупомянутых людей, надо заранее готовиться к коробочке протухших яиц.

Так или иначе, но мне хотелось сделать это Рождество для Герми особенным, потому после традиционного рождественского ужина на двоих, мы и отправились в одно из самых прекрасных сооружений Рима. Чем не подарок для лучшей подруги, а? Но, на самом деле, Отец Рождества уже сложил все яркие свертки под украшенную ель в нашей квартире, и там определенно есть что-то еще от меня с именем «Гермиона».

— В этих катакомбах можно словить приступ клаустрофобии, — в свете Люмоса было заметно, как подруга передернула плечами. Не поспоришь; вообще-то, коридорчики здесь довольно узкие. Грегори Гойл, может, и не прошел бы спокойно. Но уж мы-то, костлявые ребятишки, пролезем во все щели.

— Можно. Но не успеешь, — не сбавляя шагу, я подсветил листы в руках. — Согласно карте, мы на месте.

Гермиона внимательно оглядела каждую стену, для верности тыкая палочкой в направление своего взгляда, и вынесла строгий вердикт:

— Люк. Довольно высоко, без Левикорпуса не обойтись.

— Обижаешь, подруга. Подкинешь? Только не перестарайся, и не… Ауч! Именно это я и имел в виду, когда почти сказал тебе, не стукнуть меня головой о потолок.

Выражение лица девушки осталось скрытым для меня в тени, но готов поставить на кон свою «Молнию», что озорные черти вовсю плясали в карих глазах.

Я осторожно отодвинул массивный засов, и подтолкнул железную крышку вверх. Открыто, просто отличненько. Осталось только по-тихому выбраться и просканировать обстановку на предмет задремавших охранников, а уж потом можно и вытаскивать подругу из темного узкого коридора, навевающего инстинктивный ужас на любого. Но главное — не торопиться… Гарри Поттер тоже бывает мстительным засранцем.

…Блуждания по капелле из угла в угол заняли у нас часа полтора-два. Восторженные охания и ахания заняли бы еще больше, но нас с подругой прибило ветром любви к искусству к одной из стен с изображением «Наказания восставших Левитов» — согласно словам Грейнджер, — да так и оставило с открытыми ртами. В живописи я был так же силен, как и Рон в Зельях, но важность момента оценить все же мог.

— Охренительно, — я уставился на искаженные мукой лица людей. Физиономия Снейпа, кстати, выглядела так большую часть времени, что я имел честь видеть слизеринца.

— Гарри, имей уважение! Мы находимся в великолепном памятнике архитектуры Возрождения, наши предки сохранили его для нас, а ты позволяешь себе некультурно выражать свои эмоции!

— Ну, уж с предками ты, конечно, загнула. Наши предки сохранили для нас Биг Бэн.

— Не только Биг Бэн, неуч, — покачала головой Герми. — Твои познания в области истории и искусства хромают на обе ноги.

— Не повезло мне совершить экскурсию по Лондону под твоим предводительством, как Рону! Горе мне, горе…

— Прекрати паясничать.

— Как скажете, мадам.

— И так тоже.

Я усмехнулся, и, немного подумав, схватил Гермиону за руку, утаскивая дальше по залу. В конце концов, постоять можно и у других фресок, а эти выражения лиц Левитов слишком напоминают мне старого знакомого.

Еще через полчаса блужданий я стал замечать, что Грейнджер медленнее моргает, а после — зевает, аккуратно прикрываясь маленькой ладошкой. Темпус показал четыре часа утра, так что я неожиданно засобирался домой.

— Ну, мне жаль, Герми, что нам приходится покидать это чудо архитектуры, но время уже не раннее, точнее, наоборот, как раз раннее, а мы еще не разбирали подарки.

— Меня удивляет, что ты думаешь сейчас о таких мелочах.

— Тебя это все еще удивляет? Мы вообще хорошо знакомы?

Девушка лишь усмехнулась и молча проследовала за мной к знакомому люку. К слову, тот неплохо прикрыт Магглоотталкивающими, так что не удивительно, что его называют «секретным» входом в Сикстинскую капеллу. Тут, наверняка, таится какая-нибудь увлекательная история, но я устал и мне неинтересно.

Из катакомб аппарировать нельзя, так же как и из здания: магическое поле здесь слишком нестабильно, не ясно, куда выкинет тебя из воронки. В старой части города вообще не приходится рассчитывать на волшебные способы перемещения. Когда я услышал об этом в первый раз, то не сразу понял фишку, но вежливые итальянские маги объяснили, что таким образом они пытаются сохранить историческое наследие. Аппарация, как известно, искажает пространство. Видимо, определенные нехорошие прецеденты уже были, а уж рисковать лишний раз мне не хотелось.

— Гарри, — первым делом, выбравшись на поверхность, Герми уставилась на небо, — разве Рождество должно быть таким пасмурным?

Вопрос был явно риторическим. Я проследил за ее взглядом. Ну, да, погода не радовала нас звездным небом, как бы там не хотелось обычным людям. Но, вообще-то, есть способы обойти темные тучи, поднявшись выше них, в дебри, к звездам.

— Полетаем? — недоверчивый взгляд был мне ответом. — Нет, правда, если облака не слишком тяжелые, то мы можем просто перелететь их.

— Там холодно, — процедила девушка недовольным тоном.

— Согревающие никто не отменял. Ну-у-у, Герми, давай полетаем! Только возьмем мою «Молнию» и взлетим прям с веранды. Будет классно, обещаю!

Правда, давать такие обещания было глупо. О нелюбви гриффиндорки к полетам я знал еще с одиннадцати лет, да и холодный ветер вряд ли порадует нас теплым бризом. Так или иначе, идея показалась мне привлекательной.

На уговоры пришлось потратить минут двадцать, а после еще столько же слушать причитания подруги и наставления на путь истинный:

— Только полчаса! Лететь не быстро, виражей не делать, без резких снижений и подъемов, и если мы увидим, что звезды все равно скрыты, то возвращаемся домой.

Ладно-ладно. Таким командным тоном только и вести вперед армию преданных воинов.

К моему сожалению, тучи действительно были слишком объемными. Мы поднялись на приличную высоту прежде, чем стало понятно, что ничего не выйдет. Чувствуя себя слегка расстроенным, я начал плавное снижение вниз, чувствуя, как руки сидящей позади Гермионы, обхватившие меня поперек живота, сжимаются еще сильнее. Когда перед нами предстал ночной Рим с высоты птичьего полета, подсвеченный огоньками гирлянд, подруга почему-то притормозила:

— Давай полетаем на этом уровне, хорошо? Только недолго!

Рождество. Время чудес.

И в ту секунду, зависнув над разукрашенным рождественскими огнями городом, меня посетило очень и очень странное видение. Я увидел свое будущее — потенциально возможное будущее, не будь всех этих «если бы». Удивительно яркая картинка показывала мне Гарри Джеймса Поттера, успевшего к тридцати годам возглавить Аврорат. Матерый мужик с едва заметным шрамом в виде молнии держался уверенно и воинственно и был, в общем-то, неплох. Рядом с ним стояла прекрасная рыжеволосая жена — Джинни Поттер, — своей красотой очаровавшая немало мужских сердец, но навеки преданная своему любимому мужу. У них было двое чудесных детей; нет, даже трое — два мальчика и младшая девочка, названные в честь людей, никогда не покидавших мою память. Вечно растрепанный мальчик, характером пошедший в небезызвестного деда, — Джеймс Сириус. О его тяге к приключениям и шалостям знал весь Хогвартс, а Минерва не успевала отправлять жалобные письма родителям, над которыми те только мило посмеивались. Альбус Северус — я мог и не подарить прощение покойному директору, но уж дань уважения за его вклад в войну с Риддлом дать обязан, — был спокойнее и рассудительнее, чем его брат. Любовь к зельям и острый ум привели его в Слизерин; но ни мать, ни отец никогда не расстраивались по этому поводу. Каждому — свое. И маленькая Лили — просто копия бабушки, — с ее неиссякаемым потоком жизнерадостности и человеколюбия. Замечательная, почти идеальная семья. И Гарри Поттер, возвращаясь домой с усталой улыбкой после рабочего дня, расцеловывал в щечки своих девочек и мальчиков. Каждый год первого сентября он прилежно провожал детей в школу, вспоминая о своем первом путешествии на Хогвартс-экспрессе. Каждый день он любил свою жену и друзей, и работу, и страну. Глава Аврората, добропорядочный гражданин и любящий семьянин — вот что говорили про него. И этот Гарри был как никогда счастлив…

Гермиона, сжавшая руки на животе чуть сильнее прежнего, развеяла эту картинку, но неприятный осадок никуда не делся. Я направил метлу к Колизею, видневшемуся вдали, и снова погрузился в размышления. Что я сделал не так, раз это будущее уже несбыточно?

Искренне улыбнулся Люциусу Малфою, с царственным видом разглагольствующему о послевоенных репрессиях над бывшими Пожирателями, такими же, как и он сам? Отказался от патронажа Кингсли на последних курсах Академии? Пожал руку Драко, встретившемуся мне в коридорах министерства? Не сказал Джинни вовремя, что люблю ее?

Что-то сбило меня с привычной колеи, и уже не было смысла искать, в чем я так ошибся. Видит Мерлин, сейчас меня не назовешь ни добропорядочным гражданином, ни избранником юной мисс Уизли, так что я как никогда далек от представшего мне сценария развития событий. Гермиона сказала мне однажды: «Если ты будешь делать вещи, которые тебе хочется делать, то и станешь тем, кого ты пожелаешь видеть в зеркале». Я, в самом деле, действовал, руководствуясь этим принципом, но где бы я был, оставь я это эгоистичное желание быть счастливым?

Сидел бы в Норе, попивая теплый глинтвейн и любуясь любимыми лицами семьи и друзей. Джинни, Рон, Гермиона, миссис Уизли, Джордж, малышка Мари-Виктуар… Я бы, возможно, никогда не побывал в Риме и уж точно не летал бы на метле над городом в Рождество с лучшей подругой за спиной. Никогда не посетил бы Палаццо, не проводил праздники в Малфой-мэноре, не познакомился ближе со слизеринцами, не засиживался с Гермионой до рассвета над сомнительными схемами. Спокойная размеренная жизнь, распланированная и разложенная по полочкам, — вот что было бы у меня. Никакого ветра в ушах, звуков запрещенных проклятий и тихого сопения задремавшей на плече Грейнджер. Ничего из этого не случилось бы, и…

Эта мысль меня слегка отрезвила. Нужна ли жизнь, в которой ты играешь чью-то роль? Идеалы бывают только в книгах, а уж я не горел желанием соответствовать им. К черту все, к черту!

«Свобода — это то, что у меня внутри».

— Гарри, посмотри сюда, — зашептала Гермиона хриплым голосом мне в ухо, согревая замерзшую щеку дыханием, — этот город бесподобен с высоты полета! Неужели ночной Лондон такой же? Надо бы проверить, но сейчас совсем не до него. Отсюда наверняка можно увидеть наш дом, а если лететь севернее, то будет Палаццо, хотя о чем это я, он же под Скрывающими. Но это все равно так классно! Спасибо тебе большое за такое Рождество, я рада, что сейчас здесь и с тобой.

У меня перехватило горло. Гермиона, моя милая Гермиона… Почему я вообще подумал, что не могу быть счастливым рядом с ней? За шумную Нору с ее веселыми посиделками можно многое отдать, но, нет, не это.

Да и не стоит называть детей именами неслучайно умерших людей. У магглов это плохая примета, кажется. Пусть мертвые остаются там, где им место, и в единичном количестве. Имя Джон, скажем, тоже не столь плохо.

С трудом сглотнув вставший комок чувств, я слегка ослабил хватку на древке метлы, мимолетно подумав, когда же я успел так его сжать. Накрывая своей рукой ладошки подруги, я думал только о невероятном обжигающем тепле, разливающемся по венам.

— Счастливого Рождества, Миона.

— Счастливого Рождества, Гарри.

Шрам не болел уже пять лет. Все было хорошо.

---

[1] Дж.Мередит «Эгоист».

На пятом курсе Хогвартса, когда я, согласно народному мнению, поехал с катушек, и, по мнению собственному, попал под пагубное влияние Волан-де-Морта, я был весьма и весьма злым. Тогда я успокаивал себя тем, что желания воткнуть проклятое перо в глаза-бусинки мисс Жабы и выжечь мозг Летучей Мыши исходят исключительно из головы моего недруга, связанного со мной по воле Авады. В тот год даже Малфой, старательно выводящий меня из себя во время всех частых встреч в коридорах, сбегал сразу же, стоило мне потерять контроль над своей злостью. Поначалу я, конечно, думал, что это происходит потому, что Драконыш — трусливый мерзавец, но Рон однажды заметил, что я частенько становлюсь агрессивным сверх меры.

«…и неожиданная, беспричинная ненависть вспыхнула в его душе, такая лютая, что больше всего на свете ему захотелось броситься на этого человека, впиться в него зубами, терзать...»

Гормоны, общественная травля, неудавшаяся личная жизнь и, наконец, подростковый максимализм брали свое и находили выражение в пререканиях со стариной Снейпом, спорах с Амбридж и на занятиях ОД. По крайней мере, долгие годы я думал именно так, но, как известно, с колокольни все же видно лучше, да и послезнание в таких случаях играет немалую роль. Короче, я охренительно ошибался, скажу я вам.

Мировоззрения не формируются за несколько недель или даже месяцев. Если в школе ты избивал одноклассников, но, повзрослев, одумался и стал посещать церковь, а позже, лет так в тридцать-сорок, со зла замучил надоевшую мяукать дворовую кошку, то ты не «совершил ошибку», как любят приговаривать праведные остолопы, оправдывая свои измены перед возмущенными женами, а просто-напросто совершил единственно верный поступок, характеризующий тебя. Ты грязный ублюдок, но тебе удалось убедить себя, что это не так, почти позабыв о том, кто ты есть на самом деле. Долгосрочная ремиссия, ага. Самая наглая ложь — самому себе, но большинство людей слишком глупо, чтобы учиться на чужих ошибках. И не то что бы я был настолько оптимистичен, что бы верить в оставшихся в живых Пожирателей Смерти; якобы дайте им только возможность, и они пожертвуют последние деньги на лечение безногих котят. Воры продолжат воровать, а убийцы — убивать, так же, как и пьяницы не прекратят пить по одному мановению волшебной палочки, будь ты даже супер-волшебником. Я помнил об этом на своем пятом курсе, но по-настоящему осознал лишь в Академии: если тогда я совершал злые дела, то не только потому, что в моей голове сидел Темный Лорд.

«Но гнев разливался по жилам Гарри, как змеиный яд. Освободиться от гнева? Легче оторвать себе ноги...» [1]

Нет, ну, подумайте: каковы шансы ребенка вырасти добрым и милосердным, если уже с первого года жизни ему втолковывают, что он полное ничтожество, повинное в смерти своих родителей? А какова вероятность, что часть души безумного и жестокого Темного Лорда, оставленная в голове малыша, никак не повлияла на него за шестнадцать лет? Ха-ха. Что, в конце концов, подумает подросток, когда ему объяснят, что он сознательно должен отправиться на плаху и склонить голову перед смертью? И как он должен относиться к однокурсникам, что ненавидят и обожают его согласно общественным настроениям?

Просто признайте, что у меня не было ни малейших чертовых шансов вырасти тем, кого хотел видеть Дамблдор на месте героя.

И, тем не менее, это почему-то произошло.

Некоторое время я считал, что директор делал упор именно на моем желании отличаться от Тома Риддла. На первом курсе я выбрал Гриффиндор не просто так; в одиннадцать лет возможность стать копией Темного Лорда прельщает не так, как в двадцать два, хотя даже сейчас я иногда вздрагиваю, вспоминая свое первое использование Третьего Непростительного. Но Риддл подал мне хороший пример, как делать не стоит, а потому я всячески избегал упоминания нас двоих в одном предложении, не желая заморачиваться по этому поводу.

Не знаю, стоит ли упоминать, но про Джинни Уизли сейчас я думаю схожим образом. Возможно, мне следует подобрать ей какую-то кличку, типо Сам-знаешь-кто-два или Девочка-которая-лучше-бы-сдохла, но, если честно, это было бы слишком мелочно даже для меня.

Вернемся к нашим баранам. Гарри Джеймс Поттер — хороший или плохой персонаж? Что лучше: быть злым и делать добрые поступки или, будучи добрым, творить злые? Быть или не быть? Кто виноват? [2] Что делать? [3]

…Ну, и прочее-прочее. Все вышеперечисленные философские вопросы занимали мои мысли, пока я методично обстреливал мишени метательными ножами. Кристиан, загнавший меня утром в тренировочный зал Палаццо без палочки, уповая на необходимость правильного обращения с холодным оружием, лениво просматривал новости сегодняшнего «La Magico Repubblica». Со стороны казалось, что аристократ совсем не заинтересован в моих упражнениях и попросту скучает, слишком вежливый, чтобы свалить по-английски, но я уже не велся на эту обманку, вкладывая всю силу в занятия. Если бы я начал халявить и работать медленнее, то получил бы метафорический пендель почти сразу же, выраженный едва ли не ласковым предложением присоединиться к Гермионе в библиотеке — и читать о домашнем хозяйстве. Правдивое замечание, что я уже победил Волан-де-Морта, на Марино почему-то не действовало.

К слову, утреннюю почту я мельком проглядел: в сложившейся ситуации я едва ли не дрожащими руками разворачивал каждую газету, страшась увидеть там свою колдографию. Новость, что два героя Второй Магической войны в Британии занимаются черт-те-чем, ошиваясь рядом с аристократом/писателем (зависит от того, на какую часть Европы мы смотрим), была бы не лучшей из полученных мной на этой неделе. А ведь я слышал историю о том, как Нарцисса посралась с Шеклболтом на приеме в честь дня рождения его жены только вчера!

Так или иначе, подрывать свое и так уж не очень устойчивое положение пуще прежнего мне не хотелось. В тот раз, когда о нас с Герми упомянули в «Il Messaggero [4]», интонациями всей коротенькой статьи на предпоследней странице словно спрашивая «что эти придурки тут забыли?», я получил неплохой нагоняй от всех, кому не лень. Люциус даже намекнул, что лично заберет меня в Англию, чтобы я не портил прекрасные интриги Марино, если я буду разбазаривать свой талант скрытности. Не знаю, был ли это сарказм, но посмеялся я на славу. В общем, если мы с Гермионой засветимся еще раз, обращая на себя внимание, то мне придется паковать чемоданы и окончательно перебираться в Палаццо, отказываясь от британского гражданства. Не то что бы это возможно, но, похоже, это еще будет вариант с минимальными затратами…

К несчастью, это звучит слишком непонятно. Похоже, мне все же придется пролить свет на события, имевшие место быть в моей жизни в последние полтора месяца с тех пор, как мы с подругой негласно присоединились к Кристиану Марино.

Утром шестого января, после скромного празднования крещения в компании Герми, Луны и Драко, сбежавшего от беременной жены под покровом ночи, я с дамами отправился на ежегодную ярмарку, проводимую в Риме. К слову, Англия считает себя страной первого порядка, но я никогда не слышал там о всенародных гуляниях хронологически после принятия Статута Секретности. Я был знатно удивлен, что такое смешение народов внутри одной нации вообще существует, и не ожидал многого, но, по правде говоря, праздник оказался очень и очень увлекательным. Огромная территория, на которой маги и магглы, приветливо улыбаясь друг другу, обсуждали погоду и последние высказывания Сильвио Берлускони, была там и сям заставлена небольшими прилавками с дешевыми безделушками. Я все никак не мог взять в толк: как это возможно? На моей памяти британские маги сознательно не выходили на одну площадь с обычными магглами, слишком ущербными от природы в их понимании. Удивительно, как различаются менталитеты двух европейских стран! Старший Малфой как-то говорил мне, чтобы я не полагался на свои знания социальной психологии в Италии, ибо национальность влияет на поведение людей гораздо больше, чем я даже могу се6е представить. Но, увы, иногда я бываю до идиотизма самоуверенным, строя собственные выводы без чьей-либо весомой помощи, наоборот, глубже вводя себя в заблуждение. Так или иначе, к сегодняшнему дню я уже признал правоту моего политического наставника.

Прошвырнувшись по магической части ярмарки, отгороженной только Магглоотталкивающими, и приобретя несколько милых амулетов, что я собирался отправить вместе с Луной в Лондон друзьям, мы нежданно-негаданно наткнулись на дуэт бравых авроров. Ребята уверили нас, что пришли сюда с той же целью, что и мы — потратить лишние галлеоны, — но Элиот скорчил недовольное выражение лица за спиной своего напарника, подтвердив наши догадки, что Черная Задница возобновил слежку. Это было странно, учитывая, что тот, по словам Дэниелса, прекратил доставать их расспросами, но выяснить это прямо сейчас было невозможно, так что я легкомысленно отмахнулся от причитаний Гермионы по поводу Кингсли. Единственное, что я мог сделать — наведаться вечером в Палаццо Марино, но, к несчастью, дело до этого так не и дошло…

Марк Клитфорд был убит шестого января две тысячи третьего года около восьми вечера по местному времени на границе Posto Libero и Rifugio группой неизвестных вооруженных палочками преступников. У нападения было несколько свидетелей, которые, к сожалению, не успели ничего предпринять, так как убийство произошло слишком быстро. Молодая экспрессивная итальянка, пребывая в состоянии шока, рассказывала, что привлекательный мужчина, которого она видела впервые, поинтересовался у нее, где можно отыскать магическую защиту от сглазов, а уже в следующую секунду был повержен зеленой вспышкой Убийственного проклятия со спины. Тело Марка лежало прямо под зловещей надписью «Впереди — смерть» рядом с массивной колонной, определяющей начало Тихой Гавани. Если в данном событии и была какая-то доля иронии, то я ее не заметил.

Через несколько часов после произошедшего мы с Гермионой, сидя на кожаном диване в малой гостиной Палаццо, выслушивали сухой отчет Дэниелса касаемо убийства. Ни Элиот, ни тем более Шеклболт, с которым беседовал оставшийся в одиночестве аврор, не имели ни малейшего представления, что привело Марка в магический квартал Рима этим вечером, и почему он интересовался амулетами от сглаза. Возможно, он вел какие-то дела за спиной своего соратника, но подтвердить или опровергнуть это не мог никто. Уже никто.

Марино, судя по виду, несколько нервничал, и уже на следующий день я понял, почему. И правда, утренняя газета, едва ли не самая популярная среди магического населения Рима, сообщала о смерти одного из «миротворцев Британских островов», не забывая, в свою очередь, и меня с подругой. Как результат, начал ныть Кингсли; мне стоило больших трудов убедить его, что это чистая случайность. Под тяжелым рентгеновским взглядом черного вождя Англии я едва ли не растрепал всю правду, но вовремя успел вспомнить, что наши действия слегка незаконны. Если так подумать, то уже сейчас Азкабан приветливо распахивает двери передо мной за «подкуп», «сотрудничество с оппозицией», «использование Третьего Непростительного» и, завершающее, «Преднамеренное убийство». Я провел в Италии только три месяца, но успел за это время «собрать паззл» на лет двадцать заключения в компании дементоров. Называйте меня привередой, но такая судьба мне что-то не по душе.

Одно из правил жизни времен Мародеров гласило: «Быть Сириусом Блэком — к добру» (хотя я и сомневаюсь в здравомыслии тех, кто это придумал). Но подумайте сами: надо ли мне лезть в это дерьмо и пытаться превзойти крестного в области побегов из магических тюрем? Конечно, нет.

Короче, это были изматывающие несколько дней. Министр, трепетно заботясь о моем благополучии, уговаривал вернуться в Англию; Люциус, матерясь так, словно в него вселился дух покойного Антонина Долохова, сетовал на госпожу «случайность»; Гермиона пытливо вглядывалась в меня, будто это я прикончил Клитфорда, — в общем и целом, сумасшедший дом на выезде. Было понятно, что внимание, обращенное на нас, может значительно подпортить ситуацию. Ибо не чуждо влиятельным итальянцам желание стереть с лица земли заигравшихся в шпионов интервентов, подрывающих их авторитет в такое сложное для страны время. Чисто официально это, конечно, нельзя, но уж больно хочется. Так что если бы оставшаяся четверка Верховных сеньор Магической Италии решила всерьез разобраться в том, что происходит у них под носом, то сверкали бы мои пятки до самого Лондона.

«Интервенция вовсе не исчерпывается вводом войск, и ввод войск вовсе не составляет основной особенности интервенции. При современных условиях революционного движения в капиталистических странах, когда прямой ввод чужеземных войск может вызвать ряд протестов и конфликтов, интервенция имеет более гибкий характер и более замаскированную форму» [5], — и об этом все, мать вашу, знают!

В конце концов, забив на наши так называемые «проблемы с доверием», мы с Дэниелсом помянули безвременно почившую душу отважного солдата своей родины, и, слегка покачиваясь на промозглом январском ветру, отправились в Аэропорт Фьюмичино встречать нового напарника Элиота в Международном Портключевом Терминале. Кого бы там ни подкинул нам Главный Аврор Роджерс с подачки Министра, вести себя надо тихо и не высовываться. Дэниелс здесь, конечно, как раз для того, чтобы прикрывать особо опасные авантюры, но скрыть спятивших Поттера и Грейнджер будет несколько проблематично.

И, вуаля, прямо посреди зала ожидания, где я с переменным успехом наводил мосты на прекрасную француженку, ожидавшую коллегу, меня окликнул знакомый голос. Дьявол, да не может быть! С лучезарной улыбкой и недовольным Элиотом ко мне спешил Дин Томас! Черт возьми, как же тесен мир.

— Гарри! Я думал ты отдыхаешь в Австралии с Гермионой, — мы тепло обнялись, не обращая внимания на мою petite Fee [6], удивленно хлопающую глазами рядом со мной.

— Это то, что вам говорят? Рад видеть тебя, дружище.

— Ха, нам вообще ничего не говорят. Прямо как на седьмом курсе, да? Я, кстати, не отвлекаю тебя? — мулат кивнул в сторону француженки, явно забавляясь. — А то я мог бы перекусить где-нибудь.

— Ну, уж нет, Томас и Поттер, у нас, в конце концов, работа! — недовольный старший аврор развернулся и тяжело зашагал в сторону стеклянных дверей на выход, не дожидаясь нас. Дин, видимо, имел больший запас инстинктов самосохранения, чем я, поэтому, слабо улыбнувшись прекрасной леди, засеменил вслед за раздраженным напарником.

— Ты Гарри Поттер, да? — француженка доверчиво уставилась на меня, не слишком обеспокоенная моим ступором. — Я понимаю, что ты спешишь сейчас, но, может, увидимся позже?

На-а-а-адо же. Чтобы завоевать симпатию девушки, мне необходимо только представиться или невзначай указать на бледный шрам. Что ж, даже и непонятно, расстраиваться мне или веселиться. Но пока не разберусь с ситуацией, не следует отказываться от свидания.

— Безусловно.

Ну, именно так и начался мой новый две тысячи третий год. Марино плел интриги, Дэниелс злился на некомпетентность Томаса, Люциус рассуждал о политике, а я ходил на свидания с прелестной Николь Дюкре, работающей в Отделе Тайн в Риме. О работе мы, как вы понимаете, не разговаривали, но это и было лучшим раскладом. Герми как-то невзначай вспоминала о Руквуде, бывшем Невыразимце, по чьей вине погиб Фред Уизли. Будучи Пожирателем Смерти и квалифицированным специалистом по темным искусствам, он, что и необычно, был весьма уважаем в Отделе Тайн, проработав там до первого падения Волан-де-Морта. «Невыразимцы — странные люди», — говорила Гермиона, — «и ценности у них тоже странные. Если не хочешь сыскать себе еще больше проблем на голову, то не доверяй им». Замечание, что и Грейнджер вообще-то проработала в Отделе почти три года, всегда оставалось непроизнесенным.

Кстати, о подруге: в последнее время она за что-то злится на меня, время от времени кидая необъяснимо раздраженные взгляды и запираясь в обширной библиотеке Палаццо. Сначала я прикидывал подождать, пока Герми сама не сдастся и не посвятит меня в причины такого неожиданного поведения, но, судя по тому, что за прошедший месяц этого так и не произошло, ответы хранятся в непостижимых Марианских впадинах женских душ. Так что забей, Поттер, и кидай ножи внимательнее.

* * *

— Какие планы на пятницу?

Кристиан вскинул на меня безэмоциональный взгляд, но, зная его, я был уверен, тот прикидывает, что мне от него понадобилось в очередной раз.

— Насколько я помню, ничего серьезного, Гарри. Почему вы интересуетесь?

— Так праздник же, — я недоуменно пожал плечами, усаживаясь напротив аристократа и делая глоток согревающего вишневого пунша. Последние два часа я провел на улице вместе с Драганом и наемниками, тренируя стихийные заклинания. Адский Огонь у меня не получается должным образом до сих пор. Я спалил весь мусор, накопившейся за зиму на тренировочной площадке, в попытках хоть как-то урезонить бушующее пламя, после чего эти взрослые остолопы, безудержно ржущие над моими потугами, прозвали меня Мусоросборником. В качестве маленькой мести я окатил их ледяной водой, а после еще полчаса держал блокаду на своей стороне площадки. При нулевой температуре, превращающей остатки снега в слякоть, все это оказалось не очень приятным. Я замерз и промок, а в кабинете Марино всегда можно обнаружить нескончаемые запасы согревающих напитков.

— Праздник? — мужчина приподнял светлую бровь, переводя рассеянный взгляд на меня.

— Праздник. Ну, что же вы, Кристиан…

Я забавлялся, наблюдая за непонимающим лицом аристократа, пытающегося вспомнить хоть что-то. Рождество? Чей-то день рождения? Ханука?..

— День Святого Валентина? — итальянец издевательски закатил глаза. — Гарри, это же… Что ж, мне следовало подумать об этом в первую очередь. Вы находите это интернациональным праздником?

— Не то что бы, — я поболтал пуншем в бокале. — Но, согласитесь, большинство людей ждут его с нетерпением. Об этом стоит помнить хотя бы для приличия.

— Я не женат, и необходимость в этом отпадает.

— Ну, откуда я знаю, вдруг у вас есть девушка, которая мечтает о романтичном вечере вдвоем…

Красноречивое выражение лица Марино дало ответы на все вопросы, но я с огромным трудом удержал себя от язвительного комментария.

— Жаль.

Он перевел взгляд в документы, лежащие перед ним на столе, и неестественно равнодушно заметил:

— Гарри, вы думаете, это необходимо для каждого человека? Моя работа не оставляет мне времени на личную жизнь.

— Девушка или, прости господи, парень могли бы скрасить ваши вечера. Не вижу ничего плохого в таком развитии событий. Многие известные политики женаты, и имеют большую семью. Вы, конечно, можете и не обсуждать личную жизнь со мной, но, полагаю, нет ничего страшного, если я узнаю, почему это не приветствуется вами.

На краю массивного стола из светлого дерева появилась дымящаяся чашка кофе, и я ощутил внезапный приступ тоски по Кричеру с его таинственным рецептом напитка. Некоторое время в кабинете стояла тишина, нарушаемая только легким постукиванием пальцев по столешнице. Наконец, Кристиан заговорил:

— Полагаю, вы не осознаете главной проблемы, Гарри, — он улыбнулся немного печально и рассеянно, словно частично погряз в своих воспоминаниях. — Если мужчина избрал путь к войне и власти, то не всякая женщина сможет удержаться на постаменте рядом с ним. Вспомните сами: почему вы расстались с мисс Уизли, сестрой вашего друга?

«Она попала под о-о-о-оползень», — пропел звонкий голос в моей голове, но, вежливости ради, я решил подавить этот порыв.

— Я понимаю, о чем вы. Хотите сказать, что Джинни не соответствовала мне?

— А мечтала ли она когда-либо начать новую войну? — он вопросительно поднял бровь, и я потупился, признавая его правоту. Уизли хотела мира и покоя, создавая уют на Гриммо, двенадцать, но я тащил с работы все трудности и печали, занимая ими каждый уголок Блэк-хауса. Вальбурга как-то крикливо заметила, что «война стала моей женой задолго до появления на этот свет», но я, на свое счастье, не проникся тогда этим высказыванием.

Если это означает, что у меня нет шансов завести нормальную семью, то я не против свернуть со злополучного пути. «Пути господни неисповедимы», — запищал раздражающий внутренний голос, и я расстроено нахмурился.

— Мерлин мой, и что мне прикажете делать в такой ситуации? Я, конечно, не пессимист, но положительных исходов почему-то не вижу.

Марино изобразил тень слабой улыбки на лице, но я успел уже привыкнуть к такому скупому выражению эмоций от него. В конце концов, я хорошо знаю Люциуса: и хотя последний год тот кажется мне чуть более экспрессивным, чем при злом и страшном сером Риддле, но, стоит признать, мирная обстановка располагает и не к такому.

— Если вас это успокоит, Гарри, то я все же встречал подходящих женщин в течение своей жизни. Единственное, что мне помешало жениться — нехватка свободного времени, — и, заметив мой тоскливый взгляд, добавил: — но это не значит, что такая же участь постигнет и вас. Мисс Грейнджер, к слову, также обладает волевым характером, способным если и не укрепить того мужчину, рядом с которым она встанет, то хотя бы поддержать.

— Отлично, женюсь на Гермионе, — проворчал я, допивая остатки пунша. — А как вам Николь?

— Я ее совершенно не знаю, чтобы судить о ней так конкретно.

— Ой, да ладно! Ваши люди следят за мной, я в курсе.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Все прекрасно понимаете.

— Прошу прощения, вы что-то сказали? Близость окна не спасает меня от шума ветра. Мерзкая погода, не так ли?

Я с неприкрытым скептицизмом на лице прислушался к тишине кабинета. Обычно в Палаццо немало народу, то тут и там прогуливающихся по своим делам или шлифующих палочку на любых поверхностях дома, так что атмосфера в замке суетливая и шумная. Но библиотека на первом этаже, спальное крыло и личный кабинет Марино были оббиты маггловскими звукоизоляционными панелями, не пропускающими ни звука. Когда я узнал об этом впервые, то нечеловечески удивился, хотя, вообще-то, вырос среди магглов. Все гениальное — просто.

— Ладно, Кристиан, можете не признавать этого, и я сделаю вид, что не в курсе. Только ответьте: как вам Николь? Она мне подходит?

— В самом деле, мистер Поттер, я не ваш отец, если вы случайно позабыли об этом. И, несмотря на мою мифическую схожесть с мистером Малфоем, я все-таки не собираюсь давать вам советы касаемо личной жизни…

— Ну, вам что, сложно? — я пустил жалобные нотки в голос. Драко говорил, что я могу быть чертовски хитрым и изворотливым ублюдком. «Глаза, глаза, Поттер! Честные наивные глаза цвета Авады», — пьяно смеялся Хорек, панибратски лезши обниматься. — «Ты, блять, как посмотришь, то и последний галлеон отдать хочется. Сученок!».

— И зачем я связался с ребенком? — прошептал блондин недостаточно тихо. А потом, повысив голос, продолжил: — Попробуйте сами ответить на вопрос, Гарри: пойдет ли ваша возлюбленная за вами, поставив таким образом себя под удар? Будет ли она ждать вас в сырых и холодных убежищах, пока вы сражаетесь за победу? Сможет ли она стать идеальной женой и матерью, не давая повода вашим соперникам бросить тень на вашу репутацию? Поддержит ли вас Николь Дюкре или отдаст на милость закона, против которого вы и выступаете?

Я крепко задумался. Николь была жизнерадостной милой девушкой, не лишенной при этом серьезности. Она нравилась мне: отношения с ней приносили легкость, которую я так отчаянно искал в Лондоне. Пока еще я не мог сказать, хочу ли провести с ней всю оставшуюся жизнь, или француженка является для меня лишь воплощением света, который весьма скоро перестанет мне требоваться.

С другой стороны, я бы не доверял собственным суждениям о людях: еще год назад я мог бы искренне ответить на заданные Марино вопросы положительно и о Джинни Уизли. Если я и читал «Человека от рождения до смерти» [7], то совсем необязательно, что теперь мне живется лучше.

Я обновил содержимое своего бокала с вишневым пуншем и сосредоточенно кивнул мужчине, откидываясь в кресле. В конце концов, никто не говорил, что мне обязательно отвечать…

* * *

Ранним утром тринадцатого февраля меня ждал пренеприятнейший сюрприз.

Лег спать я только около трех ночи: мы с Герми сцепились по поводу случайно просмотренной заметки в газете о Викторе Краме — ныне, неплохом политике местного болгарского масштаба. Тот ратовал за повышение цен для магглов на въезд в Золотые пески — неволшебный курортный комплекс и самый крупный город Магической Болгарии. Мол, должны же магглы обеспечивать им дополнительный доход, учитывая, как много маги для них делают. Мысль, не обремененная смыслом, если честно; но для поднятия морального духа малоимущих, на которых якобы и пойдет дополнительное финансирование, сгодится. Видимо, Крам, наконец, осознал, кто его главный электорат. Ну, а так как сейчас в Болгарии процентов девяносто восемь малоимущих, то бывший ловец сорвал такие аплодисменты, что ему на финальном матче Ирландия — Болгария и не снились.

Казалось бы, о чем тут спорить: Герми зачитала статью об успехе бывшего парня вслух, я согласился со всей абсурдностью предложения Крама Парламенту, и мы немного посмеялись, вспоминая наш четвертый курс. Но тут девушка вскользь упоминает о Константине Втором, перенесшим столицу Магической Болгарии из Софии в Золотые пески, и мы полночи спорим о его мотивах. В первой половине второго мы добираемся в библиотеку Палаццо, встретив по пути только нетрезвого Драгана, и еще часа два выискиваем хроники начала пятнадцатого века, когда маггловская столица раздиралась османскими повинностями. Константин Асень — полукровный сын ведьмы и болгарского царя, — видимо, мечтал о суверенитете для своей страны, потому и вывел магический мир едва ли не осадное положение в чистом поле, на месте которого уже и образовалась вторая столица. В маггловских источниках этого, конечно, не найдешь, но Золотые пески стояли на берегу Черного моря шестьсот лет к тому моменту, как там началось освоение курорта, укрытые такой сильной магией, что и до Статута Секретности никто из магглов и не подозревал об их существовании.

Удивительно, что тут еще сказать. Но если бы я заранее знал, что меня таким варварским способом вздернут с кровати, еще пока солнце не показалось на сером зимнем небе, я бы лучше лег спать, а не путешествовал с Грейнджер по страницам хроники.

Отвратительно бодро перепрыгивающий через летящие в него подушки Патронус Дэниелса сообщил мне, что «началась Переброска», и что меня и Гермиону сам Элиот через полчаса подкинет до места назначения. Сколько бы я не ворчал о нарушенном режиме сна, новости не испарились так же быстро, как и светящийся магией енот после доставки сообщения. Что ж, надо идти и будить подругу, у нас остается только двадцать семь минут, чтобы собраться и выпить чашку очень крепкого кофе.

«Переброска», ага. Краткое название комплексу операций, позволяющее переправить около двухсот дееспособных магов с севера страны в одно из загородных поместий, принадлежащих сеньору Марино, южнее Рима. Nora Lupo или просто Волчья Нора собиралась вместить в себя беженцев из близлежащих Австрии и Швейцарии, гонимых в дружественную Италию проводимым правительствами политическим курсом. Все они из низшего и среднего классов, но им неофициально предложили сражаться за независимость Европы, и те согласились. Сто восемьдесят четыре бойца, пусть и не профессиональные авроры и Пожиратели, но все же неплохо сражающиеся мужчины и женщины, поставили жирный плюсик под описанием полит-компании Кристиана Марино. Те восемь сотен, о которых когда-то говорил мне Люциус, за последние месяцы выросли в тысячу магов, большая часть из которых, увы, дети и старики. Мужчины, способные на что-то, оставались бороться за свою свободу дома, отправляя детей и жен метафорично греться на солнышке Италии. Когда я предполагал, что их кто-то в итоге заграбастает себе, я ни капли не ошибался. Но то, что это буду я?.. И, вот, сто восемьдесят четыре бойца, тогда как остальные восемьсот таятся на севере страны, ожидая возвращения своих героев. Кто знает, во что это выльется?

Кристиан предложил нам поучаствовать в «Переброске» в качестве послов доброй воли: поговорить с теми, кто хочет быть услышанным, помочь по мере своих сил, проследить за реакцией иностранцев на часы боевых занятий и так далее. Самого Марино в поместье не будет, так как он собирается мастерски отвлекать главу Отдела Транспорта за безобидной беседой. Это было необязательно; но все чувствовали себя спокойнее, зная, что министр внутреннего сообщения в стране сейчас занят, и не следит за медленно убывающими беженцами. Слабое утешение, если честно.

Завтра меня ждет романтический вечер в компании Николь, и все должно пройти великолепно. Но что делать, если вместо покупки подарка для француженки, я плечом к плечу со своей лучшей подругой принимаю незаконно путешествующих эмигрантов, оппозиционно и воинственно настроенных к правительствам Европы?

Пожалуй, мне стоит приготовиться снова быть брошенным.

* * *

— Гарри, это для тебя.

Николь сегодня в небесно-голубом платье, открывающем худые плечи. Светлые волосы, которые мне так нравятся, собраны в высокую замысловатую прическу, что я часто видел на картинках в маггловских учебниках истории времен средневековья. Жаль, что я в этом нихрена не разбираюсь, но выглядит обалденно. Она потрясающая, — думаю я. Во всех языках мира не хватит слов, чтобы рассказать ей об этом.

И вот, она протягивает мне аккуратную коробочку в яркой фольге — мой подарок на День Всех Святых. Занятно… Как объяснить девушке, что у меня нет подарка для нее? Что ее бестолковый кавалер, вместо того, чтобы бегать по магазинам, пытаясь выбрать что-то достойное, целый день общался с наемниками-эмигрантами, а после вел стратегически важные беседы с их нанимателем? Как вообще можно сказать человеку, что ты, черт побери, распоследний мудак, и тебе почти жаль, что она — прелестная и обворожительная леди — выбрала именно тебя?

В такие моменты я скучаю по старому доброму Риддлу. В любых жизненных неурядицах я мог со спокойной душой упоминать этого маразматика, грустно вздыхать и потирать шрам, не отвечая на вопросы. Эх, как давно это, казалось бы, происходило. В мае будет пять лет со дня его неслучайной — не без моей помощи, конечно, — смерти, а я так и не сумел справиться со всеми трудностями послевоенного невроза за такой немаленький период. По крайней мере, мне точно не удалось научиться правильной расстановке приоритетов… Хотя тут можно и поспорить; что важнее: работа или личная жизнь? Общественное благо и гедонический эгоизм? Вопрос на миллион галлеонов.

Операция «Переброска» вчера заняла слишком много времени, и, самое-самое ужасное, что я просто не мог подвести Гермиону и оставить ее справляться с этим одной. В последнее время я и так довольно часто ее раздражаю, так что не стоило сознательно расшатывать этот хрупкий фундамент.

Многие из беженцев — даже слишком многие — узнавали нас. Эти люди остались без дома и вынуждены вести войну за деньги, но знание, что вперед их вести будет Retter [8], как меня ласково прозвали в Европе, поднимало им дух. Я так и не решился сказать, что не стану участвовать в открытой войне за свободу магического мира Европы, боясь расстроить их, но, кажется, даже само мое присутствие делало их радостнее. Символ борьбы за независимость пред вашими очами, как иронично… Тем не менее, Николь не знала о моих супер-важных делах и не узнает, но вот то, что я кретин, весьма скоро станет очевидным даже для нее.

— Ну же, Гарри, быстрее открывай! Не собираешься же ты смотреть на него вечно.

Будто бы у меня есть вечность на это: завтра вечером мне необходимо появиться в Палаццо для еженедельной тренировки с Марино; тот как раз обещал показать что-то интересненькое.

В маленькой золотистой коробочке оказался зажим для галстуков — что сейчас вошли в моду среди магов — в форме молнии. Красивая вещица, жаль, не очень оригинально (после войны мне почти всё дарили в форме молнии), но…

Неужели мисс Дюкре также воспринимает меня только в качестве победителя Волан-де-Морта? Французы, понятное дело, в курсе, какой мертвый ныне Темный Лорд наделал переполох: в конце концов, Британия просила их о помощи еще в Первую войну. К слову, они заняли нейтралитет, боясь, что чума пожрет и их, но новости о победе восприняли так, словно это их личное достижение. Мерзкие лягушатники.

Помнится, какую лавину обожания на меня вылила Габриель Делакур первым послевоенным летом. Девица — вполне-таки себе недурная — шастала за мной по пятам, куда бы я ни направлялся, прямо до тех пор, пока Джинни не пригрозила отстричь той «блондинистые патлы». Я уже полагал, что «прошла любовь, завяли помидоры», но в одно из моих последних посещений Норы, где-то в начале октября, когда экс-подружка Героя была на заграничной игре, Флер тонко намекнула, что младшая сестренка собирается посетить столицу для «кросс-культурного обогащения», после чего скорчила слащавую рожицу. Нет, я, конечно, уважаю юную миссис Уизли как женщину, за то, что та решила остаться с покусанным Биллом и сражалась с ним бок о бок до конца войны, но ее противные ужимки бесят меня до глубины души. Неужели так сложно разговаривать нормально?!

Николь Дюкре, кстати, совершенно другая. Легкая в общении, неназойливая и, самое главное, предпочитающая говорить прямо. Почти сразу я узнал, что она присутствовала в Хогвартсе от Шармабаттонской делегации на Тримудром Турнире, но так как я в то время еще оставался закомплексованным неудачником, имеющем в своем распоряжение сомнительную поддержку не менее сомнительного общественного мнения, то никакие прелестные француженки меня не интересовали. Вот же я мудак! Окрути я тогда Николь, не было бы этой стремной эпопеи с Джинни Уизли.

«Дружище, поменьше заморачивайся, ты стал уже совсем как Гермиона!» — говорит мне воображаемый Рональд, и я стараюсь вытеснить негативные мысли из головы. В последний месяц я слишком много думаю. Реальность вызывает Поттера, прием!

— Черт, прости, я отвлекся… — я жалко улыбнулся, — прекрасный подарок, спасибо тебе большое! Я очень ценю, что ты стараешься для меня.

Девушка пожала плечами, обворожительно улыбаясь и озаряя меня своим внутренним светом.

— Я рада, что тебе понравилось. Довольно тяжело найти что-то для человека, у которого и так все есть, — Николь вскинула руку, призывая официанта обратить на нас внимание. — Выпьем еще по чашечке чая? Он здесь просто великолепен!

— Чай, конечно же… — я глубоко вздохнул как перед прыжком в помойную яму. — Николь, мне следует перед тобой извиниться.

— Извиниться за что? — француженка ощутимо напряглась, замирая на середине движения, и я с нечеловеческим трудом удержал себя от еще одного страдальческого вздоха. Как же я не люблю вступать в конфронтацию с женским полом!

Признаться, Гарри Джеймс Поттер был не самым приятным типом. Этот парень частенько сбегал из полутемных спален своих случайных спутниц исключительно по-английски, без слов и…нет, не без сожалений, конечно. Но юные дамы ждали его на следующий день, и на следующий, и так далее, но, сами понимаете, Герой все не появлялся. Юный аврор был таким ублюдком, надо сказать! Оставлять девушек без объяснений и с огромным чемоданом надежд следует запретить законом; с таким успехом у женщин колдография Гарри Поттера, должно быть, висела на девятом кругу ада с подписью «Лучший работник месяца» как в маггловских фаст-фудах, пользуясь особым уважением. Победитель Темного Лорда был ужасен; неудивительно, что Джинни Уизли бросила его, словно заранее знала, какой тот кабель, но… Но Гарри Джеймс Поттер остался в Лондоне. А здесь и сейчас сидела его усовершенствованная копия — то бишь я, — готовая отвечать за свои поступки. По крайней мере, пытаться это делать.

Жизнь без сожалений и бесплотных попыток изменить себя? Не мой вариант.

— Николь, мне очень жаль, но у меня нет для тебя подарка, — привычным нервным жестом я поднес руку к очкам, на секунду позабыв, что их нет уже года три как минимум. — Я мог бы рассказывать длинные истории, приправленные жалкими извинениями, стараясь убедить тебя в том, что я не забыл… Нет, это уже выглядит как оправдание. Тебе только следует знать, моя хорошая, что мне весьма и весьма жаль.

— И ты извиняешься за это? — девушка не выглядела злой, расстроенной или раздраженной. Хм, странно.

Я недоуменно моргнул.

— А следует попросить прощения и еще за что-то?

— Нет, нет, все в порядке, Гарри. Ты должен знать, что я сделала тебе подарок, потому что хотела этого сама. Не под влиянием жуткого праздника; я хотела увидеть твою улыбку, которую ты мне и продемонстрировал, — и далее язвительно добавила. — И я не загорелась от этого желанием оторвать твои coquilles [9], можешь не волноваться.

Несмотря на то, что мои чары переводы настроены только на итальянский, которым в совершенстве владеет француженка, общий смысл фразы я все равно улавливаю и не могу сдержать улыбку.

Сразу же за этим на меня обрушивается очередной укол вины:

— Я в самом деле хотел порадовать тебя. Ты прекрасна, Николь. Мне следует дарить тебе подарки каждый день, чтобы иметь возможность видеть твое лицо. И поменьше говорить, чтобы не скатываться к примитивным оправданиям.

— Почему ты так относишься к этому? Неужели объяснения — это не по-мужски? — светлая бровь насмешливо изгибается.

Я качаю головой с самым серьезным видом.

— Самооправдание — это не повод к прощению. Это лишь выгораживание себя и преуменьшение собственной вины. И да, это не по-мужски.

Николь ласково касается моей руки в приободряющем жесте. Смотрится она при этом чертовски привлекательно, надо сказать.

— Ах, мой дорогой Гарри, тебе нет нужды стараться выглядеть для меня милым или, наоборот, брутальным. Ты нравишься мне таким, какой ты и есть.

Некоторое время я, должно быть, имею несколько ошеломленное выражение лица, потому что девушка заливается смехом, не отпуская мою ладонь. В моей голове не укладывается, что с человеком может быть так легко и понятно. Никаких уверток и ужимок, неясных намеков и беспричинных (или по причинам, имеющим мутный смысл) обид. Просто…светлая радость.

— Ты сводишь меня с ума, — шепчу я ей, склоняясь к руке девушки с легким поцелуем. — Откуда ты взялась такая, прелестная леди?

— Монте-Карло, дорогой, — Николь отвечает мне теплой улыбкой. — Когда-нибудь ты там побываешь.

Возможно, я искал правильные отношения совсем не там. Возможно, Джинни Уизли, Аннет Эллисон и итальянская красавица Паола были не теми людьми, что требовались мне для полного умиротворения. Возможно, Марино ошибался, и Николь Дюкре именно та, что мне нужна. Даже если и нет, я получил превосходный шанс увидеть воочию причину, по которой люди-таки остаются друг с другом до конца жизни. До конца длинной безоблачной жизни.

Поэтому когда спустя пять минут Николь капризно заявляет, что ее домашний чай намного вкуснее, и предлагает мне убедиться в этом, я не сомневаюсь ни секунды. В конце концов, если уж судьба предлагает мне такую возможность, то почему бы и не приобщиться к прекрасному? Особенно, если это «прекрасное» так сексуально.

* * *

Когда я возвращаюсь домой пятнадцатого февраля, накрапывает мелкий противный дождь. По-хорошему, я мог бы банально аппарировать из переулка, но специфическое настроение гнало меня на улочки Рима. В конце концов, когда это плохая погода пугала Гарри Поттера?!

Почему-то мне вспоминаются годы жизни у Дурслей. Семейка идиотов тогда придумала правило «дисциплины и порядка» и успешно использовала его, забыв, кстати, предупредить меня. Итак, я мог возвращаться домой в любое время, не соблюдая даже комендантские часы для подростков, но если Дадли приходил раньше, то входная дверь запиралась на засов. И «чокнутый Поттер» оставался на улице на всю ночь, дожидаясь, когда Вернон пойдет на работу. Пару раз я действительно попадался на эту уловку: приходилось ночевать на лавочке в парке. Возможность ощутить себя бездомным не прошла даром; на плохую погоду — будь то снег или дождь — я перестал обращать внимание. И это если еще учесть, что в школьные годы я не мог пользоваться магией, чтобы наложить Согревающие чары.

Печальное напоминание об ублюдочной семейке, как ни странно, не испортило мне настроения. Должно быть, я смирился с их необъяснимой жестокостью и равнодушием. Какое-то время назад я прямо-таки мечтал, чтобы Риддл нечаянно нашел их и пришил, но сейчас мне, кажется, все равно. Гермиона часто повторяет, что я обладаю какой-то извращенной версией всепрощения, но, даже если мне и удастся позабыть обо всех мерзостях, что совершали Дурсли, вряд ли хватит сил их извинить. Таких отбросов общества не стоит подпускать к детям.

Ну, ладно, хватит о грустном. Сегодня утром Грейнджер прислала нервного Патронуса с просьбой как можно скорее вернуться домой. Николь была немного расстроена, что мы не проведем вместе выходные, но после здраво рассудила, что у всех могут быть дела. Что хотела Герми, я не знаю, хотя очень и очень надеюсь, что тут не замешана банальная ревность.

— Гарри Джеймс Поттер, когда я сказала «поскорее», я имела в виду именно то, что люди вкладывают в это слово! Ради всего святого, неужели нельзя хоть на минуту перестать думать о своей девице? — было первое, что я услышал, только войдя в квартиру. Разозленная фурия метала глазами молнии, извергала пламя и много прочих красочных метафор, которыми можно охарактеризовать недовольную женщину. Как тривиально.

— И тебе доброе утро, Герми, — я прошелся до середины комнаты и развернулся к ней. — Не понимаю, почему ты…

— Конечно, не понимаешь, это понимание слишком сложно для тебя! — ого, если Гермиона Грейнджер занимается тавтологией — с ее-то словарным запасом — то следует проверить температуру в аду. Там, должно быть, дьявольски похолодало. — А если бы на нас напали, а, Гарри?! К тому моменту, как ты приплелся бы сюда, остались обгорелые трупы! С каких пор ты стал таким безответственным? Я полагала, что на тебя всегда можно положиться!

Не понимаю, что происходит, и, честно говоря, не хочу. Подруга имеет привычку воображать себе что ни попади, а расплевываться потом всегда мне. Я мог бы резонно заметить, что, случись что действительно важное, Гермиона выразилась бы в своем сообщение более категорично, но вряд ли это возымеет действие. Проще притвориться соляным столбом и помечать о Николь.

— А если бы нас навестил Кингсли? Как бы я объяснила ему твое отсутствие?

— Сказала бы правду.

— Какую, черт побери? Что ты ушел удовлетворять свои животные порывы?! «О, извините, Министр, Гарри просто не мог больше сдерживать свое либидо», так что ли?

— Именно так, — я начинал злиться. Не стоило ей выставлять меня каким-то кобелем. — И я бы продолжил заниматься такими приятными вещами, не вызови ты меня. Что у тебя случилось, кран на кухне капает? Или, может, ты забыла, где оставила книгу?

— За нами следят, идиот!

Ничего себе! Я как-то упустил, что сказала девушка, но ее глаза смотрели на меня с такой нескрываемой злобой, что я даже немного растерялся. Я должен был мастерски напортачить, чтобы довести сдержанную Грейнджер до такого состояния. Неужели она злится из-за моей личной жизни? Маловероятно, конечно, но с ходу мне больше ничего не приходит в голову.

Постепенно сказанные слова доходили до меня. Следят? Да не может быть.

— Герми, за нами следят все, кому не лень. Марино, Дэниелс, вот теперь еще и Дин Томас…

— Нет, Гарри, это был кто-то другой, — она устало провела ладонью по лицу, и я заметил следы утомленности и недосыпа. — Он или она следовали за мной несколько кварталов, не сбиваясь с шага, даже когда я приметила слежку. В черном плаще с капюшоном — я не видела лица — и, похоже, со злыми намерениями… И потом я вспомнила еще кое-что: я уже видела этого человека. Пару дней назад он провел почти весь день, сидя на лавочке с восточной стороны площади. Я читала на веранде — магглы же не подозревают о ее существовании, — и обратила внимание на странного человека в плаще, по покрою похожем на мантию. Ведь если он маг, он мог видеть меня, не так ли?

Я ничего не ответил, уставившись в окно. После войны я был слишком беспечен, будучи уверенным в своей безопасности, но сейчас это сыграло ужасную шутку. Я знал, про кого говорит Герми. Я видел его пару раз на улице, всегда поодаль, но мне даже не приходила в голову мысль, что он мог представлять опасность. Одно дело я: полагаю, я смог бы себя защитить (или хотя бы попытаться) в случае чего; но подвергать подругу тем же испытаниям я не решился. В моей памяти все еще свежи воспоминания от встречи с ребятишками Романо, и это не самые лучшие моменты. Так или иначе, мистеру Поттеру пора прекратить валять дурака и заняться чем-то более важным. Например, защитой самого дорогого человека в этом мире.

---

[1] Отрывки из «Гарри Поттер и Орден Феникса».

[2] Роман А.И.Герцена.

[3] Роман Н.Г.Чернышевского.

[4] Самая популярная газета в Риме. В данном случае единственная в своем роде, что занимается освещением и маггловских, и магических событий; маггловские экземпляры после печати отправляются на газетные прилавки, а магические — в большинстве своем разносятся совами по домам. Беспрецедентный случай смешения двух полярных миров, который англичанам даже и не снился.

[5] «О перспективах революции в Китае» И.В.Сталин.

[6] «Маленькая фея» (франц.)

[7] «Психология человека от рождения до смерти» А.А.Реан.

[8] «Спаситель» (нем.)

[9] «Яйца» (франц. ругательство)

— Значит, вы считаете, что за вами ведется наблюдение? — Элиот задумчиво помешивал ложечкой сахар.

Мы с Гермионой переглянулись, поражаясь его спокойствию, и хором повторили:

— Да!

— Что ж… Если это действительно так, то нам следует сообщить сеньору Марино. Он, скорее всего, отправит меня и еще пару человек патрулировать кварталы рядом с домом, и запретит вам покидать квартиру через дверь. И, наверное, откроет для вас камин в Палаццо.

— Вряд ли это вызовет проблемы, — я раздраженно потер переносицу, язвительно добавляя, — уж камин-то точно.

— Хорошо, что вы сразу обратились ко мне, а не начали страдать самодеятельностью как в прошлый раз, — аврор словно и не услышал меня, продолжая размышлять вслух. — Теперь вы будете видеть меня значительно чаще. Остается только нерешенным вопрос с Томасом.

— А где он вообще сейчас?

— В библиотеке. Я отправил его искать информацию о революциях в Италии. Пусть хоть чем-то займется.

— Не хотелось бы втягивать его в наши неприятности.

— А меня, значит, втягивать можно? — блондин беззлобно ухмыльнулся.

Гермиона подарила аврору взгляд а-ля «ты сам виноват, идиот», и я решил, что отвечать уже необязательно. Дэниелс тем временем продолжил:

— Если я буду постоянно отсутствовать, то Томас заподозрит что-то. Шеклболт послал его за вами не просто так.

— А разве нельзя привлечь его на нашу сторону? — вмешалась Герми недовольным голосом. Похоже, не я один слегка расстроен всей ситуацией.

На этот раз переглядывались уже мы с Элиотом. Не знаю, что тут и сказать.

— Сомневаюсь, что Дин поддержит нас, — осторожно начал я. Нет, ну, в самом деле. Томас не захотел поверить мне на пятом курсе, когда я твердил, что Риддл возродился. А теперь уж совсем нестандартная ситуация: «Хэй, дружище, не хочешь присоединиться к итальянским оппозиционерам? У нас даже есть свой Темный Лорд!». Ну да, звучит специфически. Не удивлюсь, если он сдаст нас в дурку.

Подруга же этого почему-то не понимала или не хотела понимать.

— Мы не можем держать его в неведение все это время! Когда-нибудь он догадается.

— Грейнджер права, Томас может и стать проблемой, — вынес свой веский вердикт Дэниелс. — Пусть решает сеньор Марино.

И все так просто. Если возникают какие-либо проблемы, мы сломя голову несемся к аристократу. Бог и царь, одним словом, тьфу ты!

— Какого хрена вообще слежка ведется в таком ярком прикиде? — я взорвался, перенаправляя свое негодование на более безопасные темы. — Он бы еще повесил на себя табличку «Я смотрю на вас» и разгуливал бы по улицам Рима, мы же все равно не поймем, что происходит! Что за хрень-то?

Элиот через чур задумчиво и сосредоточенно чесал подбородок, и я, раздраженный до предела, с трудом удержался от того, чтобы кинуть в него что-нибудь тяжелое, например, Гермиону.

— Может быть, он и хотел быть замеченным. Не понятно, зачем это ему нужно, но мы не можем быть уверены на сто процентов, что это не так. Или он просто считает вас непроходимо тупыми детьми, которые не сложат два плюс два.

Грейнджер красноречиво сверлила дырку в авроре.

— Спокойно, ребята. Вам, в конце концов, чуть больше двадцати; в ваши годы люди страдают полной херней, так что можно простить его за это. К тому же, с учетом поведения Поттера, я и сам иногда так думаю.

Я закатил глаза, не поддаваясь на неумелые провокации.

— Спасибо на добром слове. В ближайшие дни обещал заглянуть Малфой, и мне не хотелось бы, чтобы его присутствие здесь было замечено, — и, добавив несколько унций яда в голос, продолжил, — так что работайте усерднее, господин аврор.

— Старший или младший?

— Что?

— Старший или младший Малфой? — терпеливо повторил мужчина. — Все знают, что ты, Поттер, якшаешься с младшим едва ли не как кровные братья.

— Откуда они могут это знать, если даже я не в курсе?! Старший. Кингсли ненавидит его до печенок.

— Понятное дело, Люциус — скользкий тип. Короче, потерпите приглашать его, пока я не узнаю у сеньора Марино, что можно сделать. Вполне возможно, что мы найдем вам новое место для встреч.

— Я не хочу таскаться хер-знает-куда, только чтобы поболтать с наставником.

Дэниелс вежливо сделал вид, что не расслышал последнее слово, но вот Гермиона чуточку нахмурилась. Для нее всегда оставалась секретом подоплека моих отношений с Малфоем, и теперь я, кажется, проболтался.

— Но он прав, Гарри, — вмешалась подруга. — Тот парень, что следит за нами, не сможет выявить твои передвижения по камину, но заглянуть в окно всегда сможет. Лучше перестраховаться, ты ведь знаешь, что это важная информация.

— Ни одно место не безопасно достаточно, чтобы остаться там, — капризно заявил я, непреднамеренно копируя интонации Драко.

Теперь же переглядывались Элиот с Герми. Какой-то день мысленных разговоров, ей-Мерлин!

— Есть одно, — проговорил аврор.

— Да, только одно из тех, что мы знаем, — добавила подруга. Я нахмурился.

— И какое же? Я не понимаю ваши намеки, можете перестать подмигивать как слабоумные!

Выдержав томительную паузу — в моей голове раздавалась барабанная дробь — аврор, наконец, ответил.

— Палаццо.

Некоторое время стояла тишина. После чего раздался совсем уж недовольный голос, свойственный пятилетнему ребенку, а не двадцати двухлетнему мужчине:

— Ну уж нет!

* * *

— Какая глупость.

— Гарри, хватит уже дуться, словно тебе двенадцать лет! — Гермиона цокнула языком от негодования.

Не особенно помню, как я обижался десять лет назад, но, так как я склонен доверять суждениям подруги, стоит предположить, что я вряд ли выглядел как респектабельный мужик. Ну, в самом деле, Поттер!

Я раздосадовано кивнул.

— К тому же, ничего ужасного не случится, — продолжала увещевать девушка. — Ты и сам понимаешь, что они все равно когда-нибудь встретились бы, не попади мы в такую ситуацию.

— Я предпочитал верить, что это сбудется не скоро.

— Ради всего святого, Гарри!

— Ради всего святого, Гермиона! — я скорчил неприятную рожицу, издевательски копируя ее интонации.

— Гарри Джеймс Поттер! — разъярилась подруга. — Не смей разговаривать со мной таким тоном!

Мой воинственный запал угас, и я растерянно пожал плечами.

— Извини, — на некоторое время нас накрыла тишина. — Я просто на нервах.

— Не понимаю, почему ты так переживаешь. Они взрослые цивилизованные люди. К тому же, у них нет причин конфликтовать. В чем дело?

— Тебе не приходило в голову, что мне может просто не нравиться эта идея?

— Обычно ты более последователен в суждениях.

— «Обычно», пф-ф-ф, — я недовольно скривился. Отметка моего настроения сдвинулась ниже еще на пару пунктов. — Еще совсем недавно ты говорила, что обычно я делаю глупости раньше, чем думаю головой. Неужели я так изменился, или ты просто потеряла надежду?

Подруга смерила меня раздраженным взглядом и отвернулась, не желая потакать моему капризу устроить препирательства на пустом месте. Я прямо-таки мастер светского общения. Стоит снова пересмотреть свои планы на будущее и податься в дипломаты.

Последняя пара дней выдалась не самой легкой. Марино действительно направил Дэниелса с командой патрулировать близлежащие кварталы Рима, осторожно выискивая шпиона-любителя, в то время как мы были вынуждены сидеть дома. Бездействие — худшее из того, что придумал сатана для меня, поэтому сейчас я, и правда, не в форме. Таинственного незнакомца мы видели лишь раз, и то он быстро смотался из зоны видимости, причем ребята также потеряли след. После этого мы с Герми еще пару часов сидели на террасе, разыгрывая сцену увлекательного разговора — на случай, если чувак затаился, — но, так и не получив результатов, свалили спать. С новым режимом дня это наше единственное развлечение.

Проблемой стал также и наш старый друг Дин Томас. Элиот, не найдя чем занять его на время патрулирования, спихнул его на наши головы. Кристиан согласился с тем, что Шеклболт прислал его не просто так, а потому сердечно советовал вести себя аккуратно. Чем мы, блин, и занимаемся теперь с утра до ночи, развлекая его беседами и своим присутствием. Мы даже не можем пойти в Палаццо, потому что у нас нет объективных причин куда-либо ходить, не считая достопримечательностей, а туда, в конце концов, можно направиться и с другом.

Короче, скукота. Каждый день я с нетерпением ожидаю ночи, чтобы отправить Дина домой, а самим вприпрыжку свалить к Марино, либо в Волчью Нору. Гермиона, правда, не любит тренироваться, но ей, кажется, нравится смотреть на то, как это делаю я. Так что каждую ночь подруга изымает из великолепной (по ее словам) библиотеки Палаццо книгу и рассеянно читает ее, поглядывая на мои сражения с Кристианом, Драганом или же обычными тренировочными куклами. Выглядит она веселой, так что могу предположить, что такое времяпровождение устраивает ее гораздо больше, чем сидение в четырех стенах. Однажды она так увлеклась разговором с Марино, который всегда присутствует рядом, что я едва ли не начал ревновать! Благо, мужчина не выглядит человеком, способным польститься на молодую девчонку. По крайней мере, я надеюсь на это.

Из-за бессонных ночей в Палаццо, наш распорядок дня несколько преобразился. Просыпаемся в обед, завтракаем, ожидаем прихода Дина, перебрасываясь колкими комментариями, занимаемся — прошу прощения — нихуянеделанием, ужинаем, провожаем Томаса и отправляемся в замок, возвращаясь только с рассветом. Такой режим сказывается на нашей активности, но даже я понимаю, что правила распространяются и на нас. Пока ребята не выяснят личность шпиона-долбое…кхм, дурачка, мы застряли именно в таком Дне Сурка. Все же лучше, чем сидеть в Аврорате под надзором всевидящего ока министра и его правой половинки задницы Роджерса.

Сегодня вот в наш план внесет разнообразие визит нашего хорошего знакомого Люциуса. Слабо представляю, почему я употребил слово «хороший» в одном предложение с именем старшего Малфоя, но да ладно. Марино в самом деле согласился дать ему персональный портключ до Палаццо, хотя и поначалу, кажется, сомневался. К неприметному медальону также прилагались инструкции по использованию, вежливая просьба предупреждать о прибытии заранее и чуть менее вежливое напоминание никогда больше не появляться вблизи нашей городской квартиры, во избежание… Во избежание чего — уточнено не было в той записке, что я передавал через Драко его отцу. Повышенный уровень секретности всех манипуляций сохранялся на протяжении всей недели.

К слову, Гарри Поттер любит творить беспорядок и находиться в самом его эпицентре. Участвовать в стратегическом планирование, мотивировать людей, тренироваться с могущественными магами… Гермиона говорит, что это нам подарок от войны: для нас она не прекращалась. Мы только лишь сменили декорации, да и слегка заматерели, но занимаемся той же херней, что в школе. Как бы то ни было, здесь мне не приходится беспокоиться о безопасности друзей и семей близких мне людей — Грейнджер сутки напролет под моим контролем, — так что от участия во всей этой белиберде я испытываю несравнимое ни с чем удовольствие. Разве что только с хорошим сексом, но сейчас не об этом. Одной из тех вещей, что Гарри Поттер терпеть не может, является секретность. И именно сейчас ее как раз в достатке. Ежедневно мне приходится врать знакомым и увиливать от кучи вопросов, и, не будь я наполовину слизеринцем, неизвестно, сколько бы моя прямолинейная душа смогла это вытерпеть. Единственная причина, почему нам удалось все так гладко организовать сегодня, заключается в том, что у Дина Томаса выходной, который он проведет в Лондоне. Хоть один день передышки от вездесущего лицемерия. Мне приятно общение с однокурсником — мы с ним неплохо сдружились еще в Академии, — но я очень сожалею, что Черная Задница прислал именно его.

В конце концов, Гермионе надоело молчать, и я был вынужден вернуться в реальность.

— Утром сова принесла письмо, — нейтрально начала она. — От мисс Дюкре. Я положила его на столик в гостиной, но забыла упомянуть тебе об этом.

Судя по идеально равнодушному голосу, которым говорила подруга, «забыла» может иметь и другой смысл.

— Да, спасибо. Герми, почему она тебе так не нравится?

Девушка вскинула бровь, не очень удачно копируя покойного Снейпа.

— А почему она должна мне нравиться? Гарри, у девушек существует такое распространенное понятие как «интуитивная антипатия», что означает…

— Я догадываюсь.

— Не перебивай меня! Что означает, что две дамы, даже не имея точек соприкосновения, могут невзлюбить друг друга с первой встречи.

— Хм, но ты же никогда не встречалась с ней, — резонный вопрос. Может быть, я и не разбираюсь в женской логике и всех ее ухищрениях, но здесь определенно кроется какое-то несоответствие.

— Ты слишком много про нее рассказывал, — недовольно добавила подруга, и по ее интонациям я понял, что развивать эту тему дальше она не намерена.

На мое счастье, скучать мне больше не пришлось. Из окна малой гостиной на первом этаже, в которой мы устроились, я заметил чинно шествующего Люциуса под предводительством одного из домочадцев — как пить дать, матерого наемника, что исполняет роль вежливого дворецкого сегодня. Поманив Гермиону за собой, я вышел встречать Малфоя в холл. Там, как ни удивительно, нас уже поджидал Кристиан.

— Вы чувствуете, когда кто-то пересекает защиту? — вежливо поинтересовался я, вставая рядом с ним.

— Только тех, кто не внесен в постоянный список. В ином случае это было бы слишком утомительно.

— А в этот списке есть наши имена?

Марино хитро улыбнулся, неопределенно качая головой, но от разъяснительных вопросов в моем исполнении его спасло появление аристократа.

— Мистер Малфой, как приятно, наконец, с вами познакомиться! — хозяин поместья расплылся в улыбке, которая, по правде говоря, выглядела зеркальным отражением выражения лица Люциуса. Я безмолвно переглянулся с Гермионой, поражаясь тому, как эти двое на самом деле похожи, по крайней мере, в манере поведения.

— Сеньор Марино, почту за честь пребывание в вашем доме. Гарри, мисс Грейнджер, — аристократ вежливо кивнул в приветствие. — Территория поместья восхитительна. Я видел множество деревьев, которые в летний период, должно быть, представляют собой цветущие сады. Замечательное место.

— Благодарю вас за теплые отзывы. Летом здесь действительно прекрасно, надеюсь, что вам удастся посетить нас в то время. Насколько я слышал, Малфой-мэнор также славится своей неземной красотой…

— Может, хватит? — я прервал этот обмен любезностями, от которых уже тошнило. В ответ на меня уставились две пары глаз с одинаково недовольным выражением, и я даже немного стушевался. Одобрительный хмык от подруги вернул мне некоторую уверенность. — Ну, у нас не так много времени, чтобы тратить его на вежливые разговоры.

— Вежливость, мистер Поттер, является важной составной частью любого светского общения, — заметил Кристиан с еле видимой ухмылкой. Люциус, кажется, хотел его поддержать, но в последний момент передумал и просто укоряюще качнул головой.

— Людей любят не только за вежливость, — подруга решила меня поддержать. Даже человек с крепкими нервами занервничал бы, находясь в такой компании. Эти двое даже по отдельности не самые простые люди, что уж говорить о данной ситуации.

— Неудивительно, что вы так часто находите себе проблемы, не пользуясь общими правилами этикета.

— Зато в Британии я Герой и без них, — я слегка нервно пожал плечами, тяготясь тяжелым взглядом английского аристократа. — Зато вот вы выглядите нелепо, рассуждая о саде, когда свидетельствуют этот разговор только двое незаинтересованных.

Блондины переглянулись, и я прямо-таки увидел продолжение этого разговора в выражение их глаз:

«Поттер такой идиот».

«Сад — это очень важно, жаль, что молодые люди не понимают этого».

«Никто не потрудился объяснить им правила вежливого диалога».

«Как хорошо, что мы знаем важность этого».

«Конечно, мы же чертовы потомственные аристократы!».

Ну, возможно, там не было слово «чертовы». Но смысл определенно был таков.

— Что ж, если Гарри желает приступить к делу, то оставлю вас для беседы. Малая гостиная в вашем распоряжении. Если понадобится какая-либо помощь, то вызовите эльфа. Всего доброго.

И Марино, наконец, унес свой пафосный зад вверх по лестнице. Как только дверь залы закрылась за нашими спинами, Малфой подал голос:

— Мистер Поттер, похоже, изоляция неважно сказывается на ваших умственных способностях. Уверены, что хотите продлить свое пребывание в Италии?

— Ох, Люциус, сегодня не день памяти Северуса Снейпа, так что оставьте хоть немного сарказма на второе мая. Мы ожидали вас раньше. Пробки в посольстве?

— Какой-то идиот решил проверить мое разрешение на пользование внутренней сетью посольств Британии и Италии. Бесконечно раздражающая бюрократия.

— А оно вообще существует? — я уселся справа от подруги на шикарный светло-голубой диван, откупоривая бутылку коньяка, что утащил из кабинета Марино.

— Разрешение? — Малфой устроился напротив и легко усмехнулся. — Чисто формальная бумажка. Но у итальянского посла в Лондоне передо мной некий долг, о котором я не собираюсь распространяться, так что проверить это невозможно.

— Ну, могли бы и делиться своим компроматом, на благо народа и меня, так сказать!

— Запасайтесь своим материалом для шантажа, — мужчина показушно недовольно поджал губы. — Кстати, Майкл Леррой передает вам наилучшие пожелания.

— О, его уже выпустили? Как-то Аврорат совсем слабенько работает, мы там в его доме столько темной херни нашли. Я надеюсь, он не ожидает, что я верну его побрякушки.

— По его словам, он «рад служить мистеру Поттеру».

— Фразочка из арсенала домовых эльфов.

— Или бывших Пожирателей Смерти.

— И то верно.

Словно вспомнив, где я и с кем, я глянул на Гермиону. Та, конечно же, не знала о моих взаимоотношениях с «друзьями» Люциуса, поэтому я понятия не имел, как она может отреагировать. Но, вопреки моим сомнениям, подруга, кажется, даже не обратила на разговор внимания, рассеянно помешивая крепкий кофе. «Крепкий» — потому что с коньяком.

Но да, я не обманывался этим ее нейтрально-вежливым выражением лица. Когда вернемся домой, девушка вытащит из меня всю информацию, после чего сожрет заживо. «Красота спасет мир», ага-ага. Гарри Поттера красота точно убьет.

— Ну, ладно, Люциус, рассказывайте, как там Англия. О наших делах, думаю, говорить нет смысла, так как вы читали полную версию событий в письме.

— Да, но я хотел бы задать пару вопросов, после чего и вернемся к интересующей вас теме. Что вы собираетесь делать с этим молодым аврором... хм-м-м, — он пару раз щелкнул пальцами в воздухе, — Томасом, кажется.

— А что с ним делать?! — я нервно пожал плечами, в очередной раз подивившись прозорливости аристократа. — Мы же не можем просто выгнать…

— Вы тоже считаете, что Шеклболт послал его с определенными целями? — прервав мои невнятные оправдания, заявила подруга, вперившись взглядом в Малфоя. Чуточку презрительную гримасу на лице последнего, появившуюся в том момент, я предпочел не заметить.

— Конечно, Министр сделал это, исходя из своих соображений, — словно умственно отсталому ребенку объяснил высокомерный блондин. Я не сдержался и слегка поморщился от его интонаций. — Но так как ни я, ни вы, мисс Грейнджер, не знаем подробностей, мы может только принять это к сведению и действовать соответственно.

— Вот только я понятия не имею, что предпринять, — вмешался я, поглядывая то на разозленную Гермиону, то на самодовольного Люциуса, выражая последнему все свое неодобрение. — Тем более, я сомневаюсь, что в случае раскрытия карт Дин поддержит нашу сторону, — и, задумавшись, добавил, — какая бы она там ни была.

— Томас — человек Шеклболта. Министр заручился его беспрекословной поддержкой, и нет ни единого шанса, что веру в наше магическое правительство вам удастся пошатнуть. Вы должны каким-либо образом избавиться от его излишнего внимания.

Грейнджер как обычно не смогла смолчать:

— Предлагаете нам убить его, мистер Малфой?

— Мисс Грейнджер…

— А что, как раз в вашем стиле!

— …имейте уважение разбрасываться такими обвинениями. Насколько я помню, в последние пять лет я не был причастен ни к одному убийству.

— Но вы же все еще общаетесь со своими «старыми друзьями», верно? Кто-то мог бы и постараться.

— Что мы вообще сейчас обсуждаем? — я перебил уже открывшего рот Малфоя, и недовольно покачал головой каждому из присутствующих. Как дети, ей-Мерлин. Я, конечно, не тешу себя надеждой, что эти двое когда-либо закорешатся, но хотя бы ради дела могли и заткнуть свой конфликт подальше.

— Итак, мы говорили о мистере Томасе, — Люциус сделал вид, что это не он сейчас спорил с девчонкой младше его в два раза. — Почему бы не отправить его на невыполнимое задание куда-нибудь вдали от Рима? Или приобщить к общественно-полезным работам патрулирования магических районов? Полагаю, он даже не знает, что вы тут делаете.

— Конечно, не знает.

— Я говорю не о том, что вы подумали, Гарри. Я сомневаюсь, имеет ли он понятие, зачем Шеклболт послал вас сюда и приставил к вам охрану.

Хм, и правда. Я, честно говоря, уже и сам стал забывать официальную версию. К тому же за последний месяц мы не сделали вообще ничего, чтобы поддержать ее поступками.

— И если Дин сегодня сообщает все это Кингсли… — вздох.

— То Министр будет недоволен, — Люциус внезапно улыбнулся, что никак не соответствовало ситуации. — Вам стоит придумать что-то посерьезнее на этот раз.

Гермиона неожиданно схватила меня за руку, привлекая все мое безраздельное внимание.

— Гарри, а об этом мы не подумали. Что ты говорил Кингсли перед отъездом?

— «Втираюсь в доверие». Но к кому? Мы, блин, не поддерживаем общение ни с одним из Великолепной Четверки — одна поверхностная встреча с Кастилья не считается, — только с наемниками и беглецами из заграницы. Не очень-то похоже на правду.

— Не стоит привлекать внимание к Марино, — блондин отпил немного из своего бокала, игнорируя красноречивый взгляд подруги.

— Ясное дело, — почему-то произнесенная вслух проблема заставила чувствовать себя обеспокоенно. Ну, это и логично: если Министр решит свернуть нашу программу в Италии, то придется перейти на подпольное существование здесь, в Палаццо. Не самая приятная новость. К тому же под определенным углом можно выставить это как измену родине.

— Так что подумайте об этом на досуге, — продолжил Малфой. — Сейчас же я хотел бы вернуться к обсуждению новостей из Лондона.

— Драко сказал, что там неспокойно.

— И это довольно слабая характеристика ситуации. Локальные забастовки поразили практически все улицы магической части города.

— Черт, ну почему, как только мы покинули Англию, там стали происходить интересные вещи! — я недовольно поморщился, проклиная свое «везение».

Гермиона, все еще удерживающая мою руку, раздраженно хмыкнула. Вряд ли она разделяет мою позицию, но конкретно сейчас это не имеет никакого значения.

— Сомневаюсь, что это связано с вами, — с лица Люциуса можно было писать аллегорию сарказма. — В первые годы после войны люди благосклонно относились к некоторым неудачам министерства, но срок в пять лет довольно немал. Маги хотят кардинальных изменений, тогда как Шеклболт мечется между преимущественно старым Визенгамотом, не желающим терять свои места, и оппозиционно настроенным народом. В его случае любой выбор в пользу одной из двух сторон приведет к недовольствам. К тому же ситуацию осложнило и «дело о растратах», в которых был замечен глава Отдела транспорта. Его даже не сняли с должности, так как Визенгамот якобы не нашел достаточных свидетельств его вины. Неудивительно, с учетом того, что за каждым из них висит такой же грешок.

— Ничего себе! — я прямо-таки удивился. — В «Пророке» об этом не было ни слова. Как вам вообще удается получать такие сведения, если вы не работаете в Министерстве?

— «Пророк» сейчас подчинен исключительно министерству, — проговорил он, уделив все свое внимание бокалу с коньяком. — Мисс Скитер вежливо выставили за дверь, так как редактор предпочитает не ссориться с Шеклболтом. Газета на сегодняшний день не поможет вам узнать чего-то важнее спортивных новостей.

Я крепко задумался. Если вспомнить, такая ситуация уже была на моем пятом курсе, когда Фадж целый год игнорировал появление Риддла. История повторяется. Не могу не порадоваться тому, что читал «Краткую историю политической МагБритании». Теперь уж меня ничем не удивишь, если помнить, что все циклично.

— Ах, как все сложно, — я закатил глаза к потолку, сетуя на обилие информации, которую еще надо переварить. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Как там поживает Нарцисса?

* * *

Покорно дожидаться в городской квартире Дина из Лондона мне совсем не хотелось, но и в Палаццо делать сегодня, если честно, было нечего. Проведя минут двадцать за пустым разговором и чашкой кофе с Гермионой, я засобирался к Николь; подруга этому, конечно же, не обрадовалась. Но я недаром был самым молодым ловцом столетия, так что уворачиваться от летящих в меня предметов — пусть будет бладжеров — я умел, а вот школа Дадли Дурсля научила меня развивать приличную скорость без предупреждения. Полоса с препятствиями до камина была пройдена на раз-два, и я с довольной миной отправился покорять одно конкретно взятое женское сердце. Не было еще проблем, с которыми не мог справиться хороший секс, а уж тут «ищите и обрящете».

А проблемы были, ой, какие были проблемы. На пару с Люциусом мы, конечно, состряпали рассказик для господина Министра, о том, что мы вообще тут делаем, но история слегка хромала. Я бы даже сказал, история была парализована по пояс и немного слабоумна, но альтернатив не было. Чуть позже мы подкорректировали особо «белые пятна» в ней с участием Марино, со всей свойственной нам стойкостью перенося очередной светский раунд между ним и старшим Малфоем. Но, стоит признаться, в интригах эти двое были так хороши, что аж челюсть сводило от восхищения.

Как я уже сказал, состоянию нашей истории это все равно нихрена не помогло. Большую ее часть должна была рассказывать Гермиона — якобы мой мозговой центр, — смущая собеседника умными незнакомыми словечками, переводя дух только для того, чтобы услышать мои жалкие поддакивания. Люциус, ехидно посмеиваясь, сказал, что к мужчинам, стоящим у женщины под каблуком, относятся благосклоннее. И Артур Уизли, кстати, живой и здоровый тому пример.

Нашей стратегической ошибкой было и то, что со всей присущей нам секретностью мы любовно охраняли наши тайны, позволив Томасу думать, что мы тут только и делаем, что сидим в четырех стенах, читая книжки и пререкаясь по любому поводу. На его глазах за последние дней пять мы даже не выходили в магическую часть города, что уж можно говорить о нашей инициативности в отношении политики Рима.

Так что да, проблемы были. Но были и методы, которыми эти проблемы можно чутка пододвинуть.

Домой я вернулся часа через два, довольный и сытый, как кот, обожравшийся сметаной. Француженка, на удивление, оказалась чрезвычайно понятливой, и даже не стала интересоваться, где я пропадал половину недели, после моего веского «работа». Что ж, это и к лучшему; в любом случае я не знал бы, что там ей наплести в ответ.

Гермиона обнаружилась в гостиной в кипе бумаг, выписывающей что-то из огромного на вид талмуда, что едва помещался у нее на коленях. Решив не мешать ее сосредоточенности, я молча плюхнулся на соседнее кресло, улыбнувшись в ответ, когда подруга обратила на меня свой взор. Интересно: Грейнджер днями, а то и неделями злилась на Рона за какую-нибудь провинность, а для меня всегда делала поблажки и прощала практически сразу, дай ей только перевести дух. Хм, никогда не задумывался над этим…

Заняться было особо нечем, потому я и выхватил первый попавшийся лист из огромной кучи бумаг, расположившихся на журнальном столике. Не стоит игнорировать исследования Гермионы, там вполне может оказаться что-то полезное и интересное для меня.

Как оказалось, я достал копию страницы из какой-то явно древней книжонки. Рукописные строки ввели меня в некоторое замешательство.

«Властью данной мне, незапятнанной

Поступками лживыми, подлыми,

Я молю Господа милостиво

Убить всех своих сыновей.

Изрезать, изранить, измучить,

Свернуть шеи их непомерно длинные,

И отправить на суд их праведный,

Небесный Суд,

Отвечать за грехи сотворенные

Во Его имя.

Я молю лишить людей почестей,

Рангов светских и красочных убранств,

Я желаю поставить всех в очередь

И убить не глядя на достоинства,

Выставляемые на показ,

Что бедным, что имущим,

Что хорошим, что плохим,

Что человеком, что отребьем.

Я желаю изничтожить всякого,

Кто помыслами добрыми прикрывает свое ничтожество.

"Бог простит", "мне позволено", "все князи виноваты" —

Нету правды в их голосе разума,

Нету чести и доблести в жилах.

Если есть, то они оправдаются ими

На Небесном Суде.

Люди врут, убивают и скалятся

На любого, кто делает также.

Я молю утопить в гиене огненной

Каждого.

Ибо жизнь не нужна тем, кто ее не достоин.

Ибо только злом можно сразить добро,

Которым люди вымостили дорогу в ад».

— Что это за хрень? — я недоуменно воззрился на подругу, несколько сбитый с толку кровожадными призывами.

Гермиона перевела задумчивый взгляд на лист в моих руках. Видно было, что мысли ее далеко за пределами комнаты и этого прелестного девчачьего тела, но ответа я все же удостоился:

— Записи выступлений Сант-Анжело, датируемые серединой шестого века. Воспроизведенные по памяти очевидцев, но, согласно истории, это цитаты.

Теперь уж была моя очередь смотреть на листочек с одобрением. Шестой век, подумать только! И как оригинал вообще дошел до нас?!

Но речь вообще-то не об этом. Пятнадцать столетий назад, может, и были в моде расчлененка да бассейны крови, но все же как-то странно это.

— А кто это вообще? Сант-Анжело этот.

— Ради всего святого, Гарри! Ты! Не! Знаешь! Ар-р-р, как это может быть, ты же не настолько недальновиден, как Рон. Почему ты приехал в Италию, не выясняя личности ее героев?!

— Э-э-э, героев? — я ощутимо растерялся. — Он что, герой? С такими речами? Да он больше Волан-де-Морта напоминает, нежели положительного персонажа.

Подруга отложила ручку и уставилась на меня укоряюще. Ну, да, я немного чувствую свою вину за промах, но, вполне возможно, что я просто не уследил за абсолютно всей информацией, проходящей рядом. История Италии — это же вам не пару веков Магических Соединенных Штатов, за день не выучишь.

— Ты можешь просто объяснить? — я огрызнулся. Любовь Грейнджер к нотациям была мне доподлинно известна.

— Только если ты будешь слушать, — сухо начала Гермиона. Дождавшись согласного кивка, продолжила уже живее. — Сант-Анжело в Италии известен как…хм, думаю, наш Мерлин. Великий маг, которому, согласно источникам, приписывают пророческий дар. В середине шестого века — точные года неизвестны — он был глашатаем в Риме и произнес ту самую речь, что ты держишь в руках. После нее, конечно же, был не понят и избит. Ох уж это раннее средневековье! Никто даже не потрудился выяснить, что Сант-Анжело имел в виду, сразу приступив к излюбленному методу борьбы с сомнениями — физическому насилию. О серьезно пострадавшем маге не было слышно ничего более года, по крайней мере, не сохранилось ни одного упоминания о нем. В пятьсот сорок третьем году в Италию пришла моровая чума, принесенная в страну торговцами из Константинополя. Ее появление связывают с речью Сант-Анжело, который якобы и призвал «страшную кару» на головы невежественных людей. Как бы итальянцы не пытались разыскать пропавшего мага, надеясь попросить прощения, у них ничего не вышло. Тот, наверняка, умер. Болезнь же убивала на протяжении почти пятидесяти лет, после чего, согласно преданию, в пятьсот девяностом году папа Григорий Великий увидел на вершине крепости Сант-Анжело, который убрал волшебную палочку в карман, что означало конец бедствия. В честь него и названа была та крепость Святого Ангела. Так или иначе, вспышки чумы постепенно затихли, и страна смогла вздохнуть спокойно на еще одно тысячелетие.

— А потом «черная смерть» вернулась.

— Да, и убила еще больше людей, — подруга слегка поморщилась. — Почти треть населения Европы! Многие заболевшие маги — уточняю, только маги — перед неминуемой смертью видели лик Сант-Анжело, который уговаривал их не переставать бороться. И, вуаля, они выздоравливали и разносили его имя среди людей. Болезнь оставляла их в покое, и они благословляли давно почившего пророка. Посмертно наградили его всеми возможными наградами и ввели Статут Секретности, якобы именно это и подразумевал Сант-Анжело, когда излечивал только магов, позволяя умирать магглам.

— А ты не очень-то веришь написанному, — я с сомнением поглядел на лицо девушки, скривившееся в гримасе отвращения.

Та в ответ только пожала плечами.

— Тут слишком много неясного, Гарри. Странная история со странным концом. Почему итальянцы решили, что именно Сант-Анжело призвал чуму? В то время она уже буйствовала в Константинополе, и, логично предположить, что по случайному стечению обстоятельств и так пришла бы в Рим. Почему нет ни одного свидетельства о его смерти? Может, он и не жил совсем, а то выступление — просто провокация средневекового масштаба? Или каким образом великий маг — допустим даже, что он, и правда, был таким, хотя о его магическом потенциале известно слишком мало — мог бы явиться умирающим людям через тысячу лет после своей смерти? Ну, не прожил же он все это время где-нибудь на севере в маленьком защищенном поместье, такое просто не возможно. Если о существовании Мерлина имеются конкретные писания даже у магглов, так что нам не приходится сомневаться в его существовании, то вот у итальянских неволшебников нет и слова о такой известной личности. Они вообще говорят, что Григорий Великий увидел архангела Михаила — одного из трех самых могущественных ангелов, и его именем и названа крепость. И все маги, как один, твердят о том, что «Сант-Анжело — великий пророк»! Не разделяю их необоснованной гордости.

В образовавшейся тишине я пробежался взглядом по странице с «пророческими» писаниями. Говорят, что любые слова спустя годы можно трактовать, как захочется. Живой пример тому — неугасающие споры о том, кто выиграл маггловскую Вторую мировую: Советский Союз, Америка или Великобритания. Каждый находит все новые поводы возгордиться, рассекречивая старые документы того времени. И абсолютно каждая сторона объясняет свое послезнание в свою пользу. Но вот в чем фишка: те люди, что сражались с фашизмом на поле боя, ничего не знали о засекреченных делах. Они умирали за свои семьи и свою страну, тогда как, видимо, никто из них и понятия не имел, какими темными делишками занимались Рузвельт, Черчилль и Сталин в своих кабинетах. В сороковых солдаты не знали реального положения дел, так и мы сейчас не видим истины, окруженные сугубо субъективными мнениями. Знание не абсолютно — какое бы верное это знание не было.

К тому же, люди любят изобретать причинно-следственные связи. Чума пришла, потому что Сант-Анжело годом ранее произнес обличительную речь о пороках людских, Вторая мировая началась из-за «некомфортного» Германии Версальского договора, курс галлеона вырос в связи с уменьшением объема поставок вина из Магической Франции. Все так, все именно поэтому.

Ожидания. Вот на чем строится история. Из-за ожидания людей, что произойдет именно «так», «так» и происходит. И, Мерлина ради, лучше не заморачивать себе голову причинами и следствиями, потому что, будь ты хоть тысячу раз самой умной ведьмой столетия, в своих размышлениях ты все равно налажаешь.

Вот она первозданная истина. Можете забирать себе и пользоваться, мне не жалко. Только будьте добры, не лезьте ко мне со своей «бытовой» политикой, экономикой и историей. Хотите истины? Учите, дети, математику.

Гермиона Грейнджер, к слову, была склонна в своих рассуждениях доверять написанному. Книги не во всем правы, потому что их, что неудивительно, пишут такие же люди, как и мы. Невозможно полностью отстраниться от своих интуитивных привязанностей и симпатий к определенным темам и написать нечто абсолютно объективное. Слово «абсолютно» — вообще весьма раздражающее, не так ли? Хотя бы потому, что применить его нельзя абсолютно ни к чему.

Ни одна биография не была написана без эмоциональной подоплеки автора к объекту. Ни одна историческая книга не отражала события так, как они происходили, а не так, как автор думал, они происходили. Ни одно исследование не было проведено людьми, одинаково оценивающими вероятность того или иного результата. Ни одно. Разве что только фантастический роман правдив: хотя бы потому, что вся вселенная изначально подчиняется законам писателя.

Хотя стоит, на мой взгляд, отдать должное Альберту Шпееру: за это я его и люблю. Тот хотя бы попытался сделать все честно. «Я попытался описать прошлое так, как его пережил. Многие сочтут мою точку зрения искаженной или неверной, но как бы то ни было, я рассказал о своем жизненном опыте так, как вижу его сегодня. Я старался не фальсифицировать прошлое. Я стремился не приукрашивать хорошее и не замалчивать ужасы тех лет. Другие участники событий будут критиковать меня, но это неизбежно. Я пытался быть честным», — вот что он писал в предисловии к «Третьему рейху». Что ж, он хотя бы пытался. Это заявление уже снимает с него часть вины за все сказанное далее. В любом случае, мы никогда не узнаем, насколько его произведение отражает правду.

Я вынырнул из своих мыслей и уставился на Гермиону, принявшуюся снова что-то строчить на своих листочках. Знает ли она, как часто бывает необъективна? Как-то в очередном споре о полезности чтения исторических книг, я весьма прозрачно намекнул ей на «Ежедневный Пророк», мол, тот тоже отражает историю; если пойти в архив и подшить все номера за последние годы, будет ли это документальным чтивом? Что ж она так не любит его в противовес слепому обожанию любой хрени в переплете?

В итоге, была ссора. И почти была драка, не появись Рон в самый нужный момент и не забери свою спятившую невесту. Видимо, Герми слишком ненавидит Скитер за ее публикации на нашем четвертом курсе, чтобы употреблять словосочетания «художественный смысл» и «книга» вкупе с писульками ведьмы. Хотя стоит признать, что Рита всего лишь работала, как умела. Не нам ее судить.

— Ты не разговаривала об этом с Марино? Он вроде умный мужик.

Уточнять, о чем я, для Гермионы не пришлось.

— Разговаривала. Но, Гарри, они все как-то очень странно реагируют на одно лишь нелицеприятное упоминание о Сант-Анжело. Как будто бы одна только здравая критика может вызвать на твою голову несчастья. Кристиан даже не захотел продолжать разговор, просто отдал мне всю интересующую литературу. Я знаю, что у него есть еще речи Сант-Анжело более раннего периода, но те хранятся в единственных экземплярах в его кабинете, и он запретил мне даже приближаться к ним. Я никогда не видела такого, разве что только Джинни…ой, прости.

— Ничего, говори, пожалуйста, — я небрежно отмахнулся.

— Ну, — подруга немного помялась, явно чувствуя себя неуютно, — Джинни ведь была влюблена в тебя все время, что мы учились в школе. Ее слепое обожание просто сводило с ума: если кто-либо рядом говорил что-то плохое про тебя, она сразу кидалась Летучимышинным, не разбираясь в ситуации. Мы ведь были подростками, а, значит, неидеальными и взбалмошными людьми, но она даже не желала слышать что-то, порочащее твое имя.

Конечно, я знал об этом. Но никогда не думал о Джинни в таком ключе.

Так или иначе, но обсуждать ее прошедшее «обожание» мне не хотелось.

— Ты ведь скучаешь по ней, верно? — обратился я к подруге, отгоняя воспоминания. — Вы были подругами.

— Да, и еще моим другом был Рон, — девушка только печально улыбнулась. — Но вот в эти годы Золотое Трио не такое уж трио. Образуем Дуэт? Кстати, Рон писал в последнем письме, что у Джинни какое-то «событие». Ты не знаешь, что случилось? Прости, что спрашиваю.

— Ее сожрал лев.

— Что?

— Что? — я тяжело вздохнул. Говорить об этом было так же неприятно, как и вырывать больной зуб. — Ну, какое у нее может быть событие?! Джинни помолвлена.

— Помо…что? Но, как, ведь…прости, Гарри, мне так жаль.

— Ничего страшного. Луна не хотела сначала говорить, но решила, что хуже не будет. Давай не станем обсуждать это.

Я поднялся с кресла, намереваясь пойти к себе в комнату и почитать что-нибудь отвлекающее или банально поспать, как за моей спиной полыхнул камин. Ладони мгновенно вспотели, и я вытер их о штаны, разворачиваясь к пламени. Надо же, полтора месяца относительного бездействия, а я уже нервничаю, как только встречаю трудности. Разбаловал ты себя, Поттер, ох, разбаловал!

На ковер вышел Дин Томас, приветливо улыбаясь. А я почти настроился на нужную волну, чтобы безбожно врать следующие полчаса.

— Привет, ребята, — аврор отряхнул руки от сажи. — А у меня для вас сюрприз!

— Сюрприз? — синхронно воскликнули мы с Герми. И позади Дина появился…

Мать вашу. Только этого еще не хватало. На его личное присутствие я не рассчитывал даже в самых пессимистичных раскладах.

…Кингсли Шеклболт собственной персоной! Здравия желаем, господин Министр.

— Гарри, Гермиона, приятно снова видеть вас, — бывший Глава Аврората крепко пожал мне руку и лучезарно растянул губы в белозубой улыбке.

— Кингсли, какой приятный сюрприз! — подруга вступила в игру. Спокойствие, только спокойствие. По спине вопреки уверениям пробежал неприятный холодок.

— Привет. Как тебе наша квартирка? С видом на Палату депутатов, между прочим. Ты присаживайся, кстати.

— Благодарю, — Черный Вождь с самым что ни наесть королевским видом уселся в предложенное кресло. — Квартира неплохая, да. Солнечно? В Лондоне снова зарядили непрекращающиеся дожди.

— О, как же я скучаю по ним! — я осторожно улыбнулся. — К сожалению, сейчас и мы страдаем от мороси, так что прогулочную экскурсию по городу предложить не могу. Какими судьбами к нам?

Взгляд Шеклболта был изучающим, неприятно колющим под лопатками. Движения выверенные, скупые, уверенные, — вот он, Министр Магической Англии. От одного только его присутствия здесь, в нашей защищенной обители, делалось дурно. Разговоры по камину тоже, конечно, не располагают к релаксу, но видеть его и понимать, что в следующей фразе может последовать официальный приказ о возвращение в Лондон, было стремно. Очень и очень стремно.

— Был свободный час и готовый к перемещению портключ, так что я решил зайти и узнать, как вы тут справляетесь.

— О, все довольно неплохо. Познакомились с главами самых влиятельных семейств; пока нас, конечно, не приглашают на персональные встречи, но мы делаем все, что можем… — ну, почему я не сказал, что просто еду отдыхать, зачем надо было выдумывать такую сложную историю о работе, ну зачем я это сделал, что за долбо… — в данной ситуации. Никто не стремится доверять англичанам свои тайны.

— В первую очередь, следует разобраться в менталитете итальянских магов, — Гермиона наставительно подняла палец к потолку. — Не совсем ясно, почему они не хотят обсуждать одни темы, и отчего так долго распространяются по поводу других. Только что мы с Гарри имели интересную дискуссию по поводу одного из таких спорных моментов, так что могу уверить, что с этой стороны мы делаем все возможное. С точки зрения самоопределения личности к нации, следует отдавать должное истории и культуре, но выяснять какие-либо причинно-следственные связи довольно проблематично. Необходимо смешаться с магами, перенять их эмоциональные настройки, и только после этого ждать результатов. В последние несколько дней мы взяли перерыв на размышления: проанализировать полученную информацию, попытаться воспроизвести стандартный психотип среднестатистического итальянца, обратиться к историческим источникам. Мы выявили некоторые безусловно важные отличия и сходства, порождающие личность здесь, в Риме. Исследования идут небыстро, мы знаем, но сбор первичной информации и, после, превращение ее во вторичную занимают много времени. Сейчас мы работает над тем…

Мерлин, Гермиона, сделай это! Мы должны отстоять свое право находиться здесь. Возвращаться домой — не-а, только не сейчас.

Главное, спокойствие. Ох, Сант-Анжело, если ты существуешь, то подари мне капельку спокойствия. И бутылку коньяка. Пожалуйста.

...Что там лепечет Гермиона сейчас?

«В тысяча девятьсот девяносто третьем, как раз через год после подписания главами маггловских правительств Маастрихтского договора, согласно которому на территории Европы создавался интеграционный союз стран, магические государства основывают ЕМС — Европейский Магический Союз. Цели перед собой они ставят далеко идущие: образование общего рынка и создание единой политической единицы на мировом магическом поприще. Это, впрочем, схоже с идеями, лежащими в основе ЕС; разве что введение единой валюты (магглы обращаются к ней лишь в девяносто восьмом) не требуется, так как реформа мирового финансового рынка справилась с этим еще в тысяча восемьсот семьдесят третьем году, введя в обращение галлеон — более чем за сотню лет до магглов, что не может не говорить о высоко развитой кооперации и сотрудничестве у волшебного населения.

Многие из крупных держав Магической Европы присоединились к Льежскому договору (по названию города в Бельгии, где главы двенадцати стран подписали соглашение) несколько позже, как например, Испания, Великобритания и Австрия. Интересна в этом вопросе позиция Соединенного Королевства: подписание договора планировалось осуществить еще двадцать пятого июня девяносто пятого года, на следующий день после окончания Турнира Трех Волшебников, проводившегося в стране, но неожиданное и траурное стечение обстоятельств помешало этому. После — Вторая магическая война, поразившая Британию, и приход к власти оппозиционно настроенной группировки под предводительством Темного Лорда, отложили решение вопроса до лучших времен. Великобритания присоединилась к ЕМС только в первый день нового тысячелетия, поэтому, возможно, жители магического государства еще не успели проникнуться всей глубиной разочарований, что ждет их от вступления в интеграционный союз. Так или иначе, но многие эксперты признают Англию сейчас наиболее свободной от беспорядков страной.

Как же обстоят дела в других государствах-членах ЕМС? Об этом вы можете судить, просматривая ежедневные заметки об участившихся восстаниях и забастовках оппозиционно настроенного населения. Увы, но на сегодняшний день такового — подавляющее большинство. Одним из главных недовольств называется нецелесообразность развития ЕМС на сегодняшний день. Правительства, следуя примеру магглов, не учли исторические особенности развития Магической Европы, и необдуманно сочли объединение ее перспективной затеей. Многие эксперты сходятся во мнении, что маги, в большинстве своем, склонны к индивидуализму в делах государственных и во внешней политике, а потому удар по высокому чувству патриотичности, нанесенный им изнутри нации, задел их за живое.

Заявление Джозефа Мэнсха, пресс-секретаря Европейского Магического совета, об образовании в перспективе политического союза на территории ЕМС встретило небывалое сопротивление магов. Уже следующим утром под окнами штаб-квартиры союза в Брюсселе развернулось кровавое столкновение возмущенных граждан и вооруженных сил ЕМС. Двадцать три мага погибли, и еще полсотни ранены; среди пострадавших находятся маги Бельгии, Германии, Швеции, Австрии, Италии и еще нескольких стран, входящих в интеграционный союз. Бедствие переходит на интернациональный уровень.

Так или иначе, правительства государств скованы по рукам и ногам: те обязательства, что они взгрузили на свои плечи, не могут быть не выполнены. Вероятно, Совет Министров полагает, что хуже уже быть все равно не может, потому не предпринимает ничего для разряжения сложившейся ситуации. «Позиция наблюдателя» могла бы и возыметь свое действие, не будь все так запущено. Жаль только, что лучше от этого не станет».

Отрывок из статьи Анатолия Кирисейского «Почему мы революционируем?» в польском издании «Pamietnic» [1] за 21.02.2003.

* * *

Очередное утро встретило меня…не слишком радужно.

— Мерлин, Герми, где пожар? — я сонно потирал отросшую щетину и недовольно рассматривал подругу, устроившуюся у меня в ногах. Бодра и жизнерадостна, черт возьми. И никакого сострадания к ближним!

— Одиннадцать часов, Гарри, хватит спать. У нас много дел.

— Ох, я поздно уснул. Можно было бы и перенести дела на пару часиков.

Это правда. Вчера после разговора с Кингсли — закончившегося вполне благоприятно — я еще целую ночь мучился непонятными сомнениями, размышляя о той ереси, что мы ему скормили. Душа требовала предпринять что-то в срочном порядке, готовая творить подвиги и хаос, но разум советовал остановиться и сперва хорошенько подумать: а что делать-то? В общем, так я и провел время, в которое обычные люди предпочитают спать.

— Нет, нельзя, Гарри, потом может и не подвернуться такой удачной возможности, — далее Герми продолжила уже шепотом: — У меня есть идея!

— Идея? — я перевел взгляд на дверь, проследив за нервным бегающим взглядом подруги. — Дин еще не появлялся?

Выражение лица девушки было немного расстроенным.

— Я не знаю, какие новые инструкции ему сообщил Кингсли. Вполне возможно, что тот теперь не будет следить за нами так…очевидно. Министр не глуп, значит, он мог и догадаться. Так что я не имею ни малейшего понятия, ждать ли нам его сегодня.

— О, реальность все равно во много раз превосходит его самые худшие опасения, — я снова скосил глаза на приоткрытую дверь и видневшуюся за ней гостиную. — Здесь небезопасно обсуждать серьезные идеи. Томас все-таки может прийти в любой момент, а мы в последнее время и так слишком проштрафились.

— Да, и именно поэтому я тебя разбудила. Пока его нет, надо быстрее убраться в безопасное место, если ты понимаешь, о чем я.

М-да, теперь паранойей страдаю не только я. Печально осознавать, что с каждым днем ситуация все более будет располагать к мании преследования. Это наш выбор, я понимаю, но чувство, что мы снова бегаем от Риддловских Пожирателей как на седьмом курсе — не самая приятная компания. Жизнь в напряжении — не жизнь, но, черт бы меня побрал, если бы я сейчас отказался от этой авантюры!

— Хорошо-хорошо, только, Герми, дай мне выпить кофе!

* * *

— Поттер, вас не смущает обилие крови и вид растерзанных человеческих тел?

Я сонно потер глаза и уставился на Кристиана. Мы пересеклись с ним в холле Палаццо, появившись здесь минуту назад, и я, если честно, еще слишком туго соображаю после сна, чтобы ответить что-то остроумное.

— Да не особо. А что?

— Тогда пойдемте со мной, будет, на что посмотреть.

— Хэй, Кристиан, возможно, я тоже захотела бы пойти, упомяни вы об этом, — подруга выплыла из-за моего левого плеча, сверкая огромными глазищами. Не женщина, а просто прелесть! И как ее еще себе никто не захапал? Ну, может…может, и хорошо, что пока никто. Это бы определенно создало мне некоторые трудности, да.

— Гермиона, я понимаю ваше любопытство, но картина действительно будет неприятной, — Марино театральным жестом прикрыл глаза. — Не для ваших хрупких женских нервов.

Девушку такой ответ, по всей видимости, совсем не устроил.

— Да в чем дело-то?

— Пока я и сам не уверен, что знаю. Но следует проверить лично. А Поттер с его «разносторонне развитыми» интересами может оказаться полезным.

— Это что, оскорбление?

— Я также могу оказаться полезной, Кристиан, — Грейнджер некультурно перебила меня, посылая взгляды, полные раздражения. — Что бы там ни произошло, моих знаний хватит…

— Серьезно, Гермиона, вы не можете пойти. Но в качестве утешающего приза могу предоставить вам доступ в личную библиотеку.

Личная библиотека — камень преткновения подруги и аристократа. Я уже много раз слышал, как девушка выпрашивает оттуда книги по разным поводам — и всегда получает отказ, — но еще ни разу сам Марино не предлагал ей просто войти туда и взять все необходимое. Что-то новенькое. Что касается меня, то я почти уверен, что в библиотеке валяются лишь книги по темной магии, так что отсутствие интереса к данной таинственной комнатке у меня было вполне объяснимо.

Кажется, в данную секунду тут происходит подписание мирного договора двух противоборствующих сторон. Я безрезультатно попытался подавить зевок, даже не делая вид, что прислушиваюсь к их разглагольствованиям.

— На какой срок? — голос Гермионы сменился с возмущенного на любопытный.

— До конца месяца?

— Сегодня двадцать третье. Пять дней?! Ну уж нет.

— Скажем, неделю?

— Я все еще слишком обижена, Кристиан.

— Ох, Гермиона, вы из меня веревки вьете. Две недели? Знайте, это и так слишком много с учетом того, что вы там можете обнаружить.

— Я надеюсь, вы не храните там «Набор юного шамана» [2]? Потому что, знаете, Гермиона — натура увлекающаяся.

— Гарри!

Марино драматично закатил глаза.

— Ну же, мистер Поттер, кто хранит такие серьезные вещи в кабинете?!

— Я так и думал, что он у вас в подвале, — ухмыльнулся я. — Хотя знавал я тех, кто проводил жертвоприношения на кухонном столе.

— Как негигиенично.

— Ага. Помню, конфисковал я как-то у одного темного мага такую штучку. Вот вещица! Я тогда еще… — я медленно перевел взгляд на высоко поднятые брови Герми, — хм, пожалуй, потом расскажу историю до конца. Мы вроде как куда-то собирались?

— Непременно. И, замечу, мы все еще спешим, господа.

— Хорошо-хорошо! — Герми подняла ладошки в защитном жесте. — Я согласна на две недели. И обязательный рассказ о произошедшем после. И, Гарри, я буду в библиотеке, так что не заставляй даму ждать.

— Wait for me, and I’ll be back, should you wait me strong, — заголосил я на мелодраматичной ноте, — wait for me, when sky is black and the sun has gone…

— Ой, Кристиан, заберите уже этого клоуна отсюда!

— …Let them say that it’s too late. What you feeling tells? I’ll be back, because you wait like nobody else [3]!

* * *

— Что ж, — я с трудом сглотнул комок в горле, — кажется, я окончательно проснулся.

От развернувшейся передо мной картины меня передёрнуло от отвращения.

Минуту назад мы аппарировали с Марино в какой-то захудалый район Рима с грязными узкими улочками и измазанными непонятно-чем (Мерлин, я даже не хочу знать) стенами. Перебрасываясь по пути ехидными комментариями и шуточками, мы пересекли антиаппарационную защиту, установленную наемниками, и переступили порог невзрачного на вид дома, отлично вписывающегося своим облупившимся фасадом в общую картину мира. Ну, и тут начались неприятные сюрпризы.

Первое — запах. Уже в холле смердело так, что слезились глаза. Я попытался отогнать накатившую тошноту, но ощущение, что тебя закинули в яму к некро-коровам, не переставшим после смерти нести дерьмо как золотые яйца, от этого не исчезло.

— Неужели никто не мог очистить здесь воздух?! На кой хер нам всем нужна магия? — прогундосил я, зарываясь носом в ворот куртки. От нее все еще немного пахло Гермиониными духами, осевшими на коже после перемещения камином.

Итальянец прикрывал лицо кристально-белым аристократичным платочком, безрезультатно пытаясь согнать с лица брезгливое выражение.

— Нельзя портить место преступления. В конце концов, я еще не решил, стоит ли показывать это властям.

Второе — дверь комнаты, к которой мы двигались. Точнее, полное ее отсутствие. От чудом уцелевшего косяка по стене стелились крупные трещины, кое-где виднелись подпалины. Словно кто-то пытался сжечь дверь, а когда это не вышло по причинам магической защиты, следы которой все еще чувствовались на пороге, банально выломал ее. Кстати, сама дверь валялась в центре той самой залы, занесенная туда каким-то носорогом.

Ну, и третье — сама комната. Данное красочное зрелище следовало бы запретить для просмотра детям, беременным женщинам и людям с нарушениями психики, ибо хрен знает, как те среагировали бы на это безобразие. Меня, допустим, чуть не стошнило, а я ведь Ветеран Магической войны.

Чуть правее лежащей двери раскинулось нечто… хм, напоминающее человека. Если его, конечно, собрать. Голова от тела практически отделена, горло выдрано с корнем, руки — не совсем прикрепленные к туловищу — раскинулись в стороны. Кровищи столько, что любой маг крови с ума бы сошел на радостях. Мне бы хватило этого описания, но наметанный глаз аврора продолжал выхватывать детали: вот жижа, исторгнутая из кишечника, который попытались то ли вырвать, то ли вырезать; вот несколько пальцев; вот… Бр-р-р!

В голове замелькали картинки из отчетов по нераскрытом делу Джека Потрошителя, который изымал у жертв органы для темномагических экспериментов. Подражатель? Фанат? Нет, что-то не сходится, горло явно резали не ножом. Если только…

— Вампиры?

— Да, Гарри, вампиры, — Кристиан устало потер глаза. — По крайней мере, согласно оставленным магическим следам.

— О, Поттер, и ты здесь! — казалось бы, совсем не смущенный открывающимся видом Драган протиснулся в проем позади меня. — Не тошнит ли тебя, барышня?

— Иди на хрен. Что вообще вампиры тут забыли? И кто это вообще?

— Карло Романо. Работал в Отделе международного сотрудничества, — неопределенно отозвался блондин, игнорируя мой первый вопрос.

— Стоп, что? Романо? Родственник тех двух ребяток, что почили с миром в прошлом декабре?

— Племянник Михеля, если точнее, — Драган по большому кругу обходил то, что осталось от вполне уважаемого в обществе аристократа. — Он вроде как работал на сеньора Марино, поставлял информацию. Якобы разочаровался в отце и дяде, решил пойти своим путем. Как оказалось, путь его был недалек, — индеец громко заржал.

— И все-таки причем здесь вампиры? — я обращался напрямую к Кристиану, но тот был через чур задумчив, и ответ я снова получил от говорливого наемника.

— В прошлом августе старина Карло провел три дня в резервации клыкастых. В качестве посла доброй воли или типа того. Не знаю, что он там делал — это закрытая информация, — но бежал он оттуда быстро. Сказали, что кто-то из вампирят покушался на его жизнь, но Романо быстро свернули скандал, прежде чем кто-нибудь докопался до правды. Возможно, месть или что-то в этом роде. Карло был раздражающим малым.

Марино все так же задумчиво покачал головой.

— Только вот за последние семь месяцев, если верить официальным документам, не произошло ни одной попытки побега из резервации.

Надо же, в Англии вампиры, признанные магическими существами без прав, живут, где им захочется. В Италии у них есть дом. Сомнительный дом, стоит признать.

— И о чем же это говорит? — две пары глаз смерили меня подозрительными взглядами. — Ну, либо документы врут, и кто-то прикрывает социально опасных существ с непонятными целями, либо те умеют хорошо прятаться от правосудия на срок больший, чем семь месяцев. Но я все еще не понимаю, зачем вампирам убивать какого-то парня, что достал их полгода назад, подставляя тем самым под удар и своих сородичей, и свою свободу.

— Месть — это то, о чем мы должны были подумать в первую очередь, — итальянец постучал пальцем по подбородку, даря мне многозначительный взгляд. — Далее, мы должны были проверить теорию об убийстве за предательство, совершенное магами и представленное как обычная охота магических существ, но факты указывают на то, что вампиры здесь действительно были, и следы их неподдельны.

— Сеньор Марино, вы полагаете, что это подстава? Чтобы мы думали на клыкастых.

— Поттер прав, маловероятно, что вампиры вспомнили бы мелкую пешку в Министерстве и возжелали бы его смерти. Здесь что-то другое.

На некоторое время в комнате установилась тишина: каждый из живых присутствующих буравил взглядом искалеченного Карло, словно выпрашивая идеи. Тот был подозрительно молчалив и невозмутим, потому на взгляды реагировал слабо — только чутка пованивал.

Были тут какие-то несоответствия, что противоречиво раздирали мне мозг. Давайте подумаем обстоятельно. Племянник одного из четырех ныне живущих самых влиятельных людей Рима втайне снабжает информацией предположительно оппозиционную силу. Вроде бы ничего серьезного, но, как известно из истории Магической Британии, такие «перебежчики» приносят ужасающий вред. По одному они, как правило, безобидны, но вместе эта кучка придурков составляет подпольную информаторскую сеть для врага. И, в итоге, имеешь ты дохера планов и людей, которым эти планы можно перепоручить, но доверия к ним в тебе ноль. У Риддла, к слову, было такое множество этих «немеченых» информаторов, что вылавливает Аврорат их и по сей день. Я же, как его неотъемлемая часть, благоразумно слинял и пинаю теперь метафорический хер чуть южнее Англии.

Но вернемся к нашим баранам, я опять увлекся. Есть у нас «информатор» из богатенькой семьи. Есть его дядюшка, который, если бы узнал о теневой жизни родственничка, вставил бы ему по самую глотку. Есть вампиры, которым этот редкостный дебил, прости господи, в свое время подпортил кровушки. Что мы имеем?.. Нет, я что-то снова упускаю.

Праздное разглядывание трупа навело меня еще на некоторые мысли.

— Что он делал здесь? Романо, в конце концов, не побираются, и одежда у него приличная, так что мне не ясно, что мужик творил в этом забытом богом райончике.

— Жена сказала, что у него была встреча с «заинтересованным лицом». Она и обратилась к нам вчера утром, и мы уже поговорили с ней сегодня, чутка проредив ее память. Бедная девушка, она так и не вспомнит, на кого работал ее муженек.

От внезапно вспыхнувшей идеи я чуть не подскочил на месте. Ну, конечно! Хотя этот вариант кажется мне наименее желательным для нас, но, увы, не менее вероятным.

— А что если это было совсем не убийство? — ответом мне служили снисходительные взгляды. — Нет, вы не поняли. НЕ убийство. Предостережение! Вы правильно сказали, необходимо мыслить последовательно. Первое — месть. Второе — искупление вины за предательство. Третье — предостережение. Если тот, кто спланировал это все, считает своего противника умным и хитрым ублюдком — простите, Кристиан, — то полагает, что вы додумаетесь и до третьего!

Драган понимающе хмыкнул:

— Послание, чтобы мы держались подальше?

— Почему бы и нет.

— Но вампиры не работают на людей, — он слегка покачал головой. — Это общеизвестный факт.

— И потому неочевидный.

— Подождите, Гарри, — Марино поднял руку, призывая к молчанию. — Вы полагаете, что кто-то намеренно использовал вампиров по обоюдному согласию сторон, чтобы заставить нас оставить свою деятельность?

— Я просто говорю, что думаю, — я пожал плечами. — Согласитесь, в Министерстве работают не глупые люди: они вполне могли и заметить шевеления в низах. Если кто-то прознал о смене ориентации — ой, блин, сторон — Карло, то они получили хорошую возможность связаться с вами, кем бы вы ни были.

— Но клыкастые не работают на людей!

— Смотря на кого работать, Драган, смотря на кого.

Высказанное, казалось, так и повисло между нами в спертом воздухе, как огромная грозовая туча. Пожалуй, стоит поставить плюсик своим навыкам раздутия маленьких проблем в теории заговора. Браво твоей больной фантазии, Поттер! С другой стороны, на шестом курсе я всем твердил, что Драко Малфой — ублюдок, и желает прикончить кого-то из школы. Когда все случилось именно так, как я и думал, и Дамблдор умер, у меня не было настроения произносить это противное «я же говорил!», но все и так знали это. В течение года даже лучшие друзья ни разу не прислушались к моим словам; и только когда полетели головы, им пришлось признать наличие у меня хоть капли стратегического мышления. Нельзя сказать, что я совсем не злюсь на них за это. Просто каждый обладает правом на ошибку.

За последовавшее за последней фразой безмолвие, Марино, видимо, проникся моими словами, потому что когда он начал говорить, в его голосе звучала некая уверенность, которой не было там ранее.

— Считаете, что это кто-то из Четверки?

— Или все сразу, — с горечью добавил я, — но я больше ставлю на Романо.

— Дядя приговорил племянника к смерти таким мерзким способом? Упаси меня господь, еще хоть раз появиться на семейных посиделках, — не скрывая усмешки, произнес хорват.

Кристиан был, впрочем, не так благодушен к моим мысленным изысканиям, опиравшимся на чистую интуицию.

— Михель не стал бы идти против семьи, — осторожно начал мужчина, ритмично постукивая пальцем по древку палочки. — Карло был ему, конечно, не сыном, но близким человеком, и такая жестокость, что мы сейчас можем наблюдать, не свойственна разочарованным главам семейств даже под гнетом внешней опасности.

— Что, кстати, тоже неочевидно.

Марино смерил меня раздраженным взглядом серых глаз.

— Что за тяга к «неочевидности», Гарри? Или вы полагаете, что самый маловероятный вариант — самый верный?!

— Я, сеньор Марино, охотно верю в наличие краплёных всяким дерьмом тузов в рукавах у всех власть имущих людей, — вкрадчиво протянул я, делая несколько шагов по направлению к мертвецу. — Это, — я ткнул пальцем в почившего Карло, — не сделал бы никто без молчаливого попустительства Михеля. Возможно, он и не участвовал в планировании данной мерзости, но, судя по тому, что Романо любят решать свои проблемы тихо и скоро, это-то как раз и похоже на него.

— Слишком много белых пятен в вашей теории, Гарри.

— Но это не значит, что ее стоить сбросить со счетов. Но, — я заговорщицки понизил голос, — если это так, то у нас плохие новости: о вас, Кристиан, уже знают.

— Quod est demonstrandum [4], — неожиданно спокойно проговорил мужчина и, резко крутанувшись на месте, направился в сторону выхода. Из холла до нас донеслись его указания наемникам: — Заметайте следы нашего пребывания. Аппарируйте по одному, и только в самом конце снимайте антиаппарационный купол. Вызовите авроров, и покиньте место в ту же секунду, не хватало еще, чтобы вас обнаружили…

В это время, оставшись наедине, мы с Драганом и Карло мрачно переглядывались. Ой, то есть просто с Драганом. Карло вроде как бессмысленно рассматривал голубыми глазищами потрескавшийся потолок.

— Поттер, — хмуро начал индеец, — если ты прав, сейчас будет нелегкое время. Так что постарайся не вляпаться никуда, и не добавить нам каких-нибудь проблем.

Это замечание, как ни странно, меня задело.

— В последнее время я и так веду себя тише воды, ниже травы. Да что я могу натворить?!

— Пиздец какой-нибудь, — философски заметил Драган, пожимая плечами. И потом уже веселее добавил: — Давай вали уже отсюда. Мне еще надо подождать, пока эти ребята закончат. Увидимся в поместье!

* * *

Настроения, откровенно говоря, не было. Вернувшись в Палаццо, я, было, направился на кухню за полноценным завтраком, но вовремя свернул в боковой коридор: не хватало мне еще не прожаренного бифштекса с кровью. После всех-то ужасов этого утра.

Только сейчас я начал чувствовать, как напряжение потихоньку уходит из тела. Я даже и не знал, что виденные час назад картины так меня поразили своей жестокостью. Кто вообще мог бы сотворить такое в здравом уме? Убийство, конечно, само по себе плохо, я в курсе, но лучше уж выбирать более гуманные методы: чем вам не Авада, и не Кедавра.

Надо было наведаться к Грейнджер в область тьмы и познаний, именуемую библиотекой. Рассказать новости, послушать ее соображения и так далее… Дерьмо, почему проблемы возникают постоянно. Либо ты, Поттер, какой-то косячный, либо места ты выбираешь себе стремные. Эх, мне бы в небо, мне бы в небо…

Гермиона обнаружилась на обычном месте: за заваленным книгами и рукописными бумажками столом рядом с входом в библиотеку. Я, кстати, надеялся, что она ходит где-то в глубине огромного зала, сверху донизу обставленного шкафами. Так бы я мог с почти чистой совестью сказать, что не нашел ее, и свалить отсыпаться. Но нет, Герми была тут, и, только увидев меня, растянула губы в широкой улыбке.

— Хорошо, что ты пришел. Я тут как раз кое-что нашла, и… Гарри, все нормально? Ты что-то зеленоватый. Плохо все прошло?

Видимо, мой слабый кивок не удовлетворил ее интереса, потому что подруга принялась тыкать в меня карманным зеркальцем, вытащенным из закромов супер-сумки, и обеспокоенно приглядываться. Чтобы не обидеть девушку, я все же взглянул на своего зеркального двойника: заросшее щетиной лицо, мутные зеленые глазища, кожа с приятным оттенком асфальта… Мда, такой рожей только Волан-де-Морта пугать, не иначе.

— Да все нормально, Герм, не переживай так. Просто декорации там и правда были чутка неприятными, хорошо, что ты не пошла.

— Меня вообще-то не пустили, — девушка недовольно нахмурилась. — Что там случилось?

— Ну, мужика растерзали вампиры. Ничего особенного, — я деланно равнодушно пожал плечами, посматривая краем глаза на подругу.

Гермиона громко охнула и прижала ладошку ко рту. Я почти разозлился, прежде чем вспомнил, что передо мной не Марино, в каждое свое действие вкладывающий намеренную театральность. Девушка действительно обеспокоена.

— Слушай, все, правда, нормально, — я провел рукой по волосам в безнадежной попытке их пригладить. — Но ситуация странная: мы с Кристианом вроде как сошлись на мнении, что за этим стоит Романо, убит его племянник, хотя… короче, я не знаю. Ничего не ясно; но аппетит они мне испортили напрочь.

— Вампиры предпочитают не работать с магами, — резонно заметила девушка. — Если предположить, что они нарушили свои вековые принципы, то необходимо выяснить, что их побудило к этому.

— Ну-у-у, Михель мог пообещать им относительную свободу передвижений и, скажем, какие-либо права…

— И тем самым, пошел бы против мнения магов, — она легко качнула головой. — Ты забываешь, Гарри, что люди также не любят вампиров. И оборотней. И всех, кто может представлять угрозу их безопасному существованию.

— И Темных Лордов, ага. Хэй, Герми, почему мы вообще больше не качаем права домовых эльфов в ГАВНЭ? Маги их тоже не особо жалуют.

Гермиона подавилась воздухом и возмущенно уставилась на меня. Ну, у каждого из нас есть пару дурацких ошибок молодости.

— Ты несправедлив ко мне, Гарри. Но если тебе интересно, то с годами я пришла к выводу, что ни маги, ни сами эльфы не готовы к изменениям. Сложившуюся за последние тысячелетия установку не поколебать даже разумными доводами, а других действенных методов я не знаю.

— Грубая сила, не? — я, было, вытянул ноги под столом, но, столкнувшись с женскими туфельками, неловко передвинулся правее.

— Гарри! Грубая сила не является ответом на все вопросы! Весьма аморально так считать, более того, я имею непреодолимое желание упомянуть в данном контексте Тома Риддла.

Я угрюмо осклабился. Какое нелепое противоречие засело в мозгу у подруги! Глупо указывать на схожесть в мышлении с Волан-де-Мортом в качестве оскорбления, когда все наши действия и поступки, совершенные в последние полугода, итак — я мысленно вздрогнул — равняют нас с ним. Ну, вот, я и сказал это.

— Ты знаешь, Герми, я просто хотел бы успевать предугадывать эти вопросы, — проказливо проворчал я себе под нос. — И давай по-честному: ты отдаешь себе отчет в том, что мы творим?

Девушка не выглядела сбитой с толку замечанием, и я принял это за хороший знак.

— Конечно, я понимаю. На данный момент мы, фактически, выступаем против интересов Британии, связались с человеком, развязывающим войну, и бывшими сторонниками Волан-де-Морта, участвуем в преступной деятельности, а также применяем Непростительные. Скажи мне кто об этом в семнадцать лет — мгновенно бы закидала проклятьями, благо, не теми, что у нас в обиходе сейчас. Ты осваиваешь Адский огонь, что убил Крэбба в Выручай-комнате, я изучаю историю темных магов. Мы, Гарри, уже слишком далеко ушли вперед от тех наивных детей, что заканчивали Хогвартс.

— И тебя это не беспокоит? — я нервно потер переносицу, не поднимая взгляда на Грейнджер. — Ну, что мы сейчас очень близки к тому, чтобы оказаться вне закона, как и Пожиратели Смерти.

— Определенно, беспокоит! Но, как ты и сказал, нет более эффективного способа борьбы с системой, чем грубая сила, или я его просто не знаю. Освободив Британию от Темного Лорда, мы рассчитывали на наступления справедливого мира, но оказалось, что прочая грязь — коррупция, мошенничество и высокомерие власть имущих — тормозят процесс также хорошо, как и открытые военные действия. Боролись за мир, а получили то же самое, только в скрытом виде. Печально-печально, и самое главное, — девушка наставительно подняла палец, — что такое творится везде. Будь то Англия или Италия, нравы везде одинаково прогнившие. Я понимаю, что нам, скорее всего, не под силу их пошатнуть, но все-таки хотелось бы быть в числе первых, кто пытался.

— То есть Риддл теперь уже не «злодей», а «реформатор»? — я неверяще покачал головой. Поверить не могу, что моя милая Герми это сказала.

— Он избрал не те методы, да. И, скажем, не тот электорат, на который опирался в ведение политических игр еще в шестидесятых. Если бы Волан-де-Морт тогда переориентировал свою программу и на полукровок и магглорожденных, то, вполне возможно, сейчас был бы Министром Англии. Конечно, Том Риддл не смог бы скрыть жестокую натуру, и со временем это выяснилось бы, но кто знает…

В порыве чувств я подскочил с кресла и принялся расхаживать рядом со столом. Лицо мое было совершенно спокойно, но внутри бурлил ничем неунимаемый гнев, поднимающийся из глубин.

— Ты хочешь сказать, что Волан-де-Морт старался на благо народа? — выдавил я из себя. Голосовые связки как будто бы атрофировались, и у меня все никак не получалось убрать арктический холод, звучащий в каждом слове.

— Конечно, нет, Гарри. Я просто намекаю на то, что не каждая оппозиция может быть так ужасна… — осторожно начала девушка.

— Мерлин, Гермиона, ты назвала его перспективным революционером! — в ярости выпалил я.

— Я не это имела в виду! Гарри, успокойся, пожалуйста. Я не считаю Волан-де-Морта хорошим предводителем. Он ужасен, и его понятие этики и морали просто отвратительно. Я не оправдываю его! Просто провожу аналогии.

Гермиона аккуратно придерживала меня за плечи, заглядывая в глаза. Лицо у нее откровенно светилось виной и сочувствием, и я чуть сбавил обороты. Конечно, подруга имела в виду не это, почему мне вообще пришла такая хрень в голову. Кто, как не она, знает обо всех ужасах, что творил Риддл в годы своего негласного правления.

— Ладно, я погорячился, прости, — я мимолетно погладил пальцами ладошку девушки, опуская ее, после чего уселся на свое прежнее место. — Но давай по порядку: гражданская война, что собирается начать Марино, не будет тихой и спокойной. Это кровавая революция с целью смещения закостеневшего правительства, которая, возможно, перерастет в восстание всей Европы. И мы… — я неловко замялся, — собираемся участвовать в ней. Тебя не пугают жертвы, что обязательно будут со стороны мирного населения?

Грейнджер методично отряхивала джинсы, не поднимая взгляда на меня, и я невольно засмотрелся, не боясь быть раскрытым за неуместное внимание. И как Рон мог выбирать между ней и Браун? Ведь и Гойлу ясно, что красота Лаванды временная, до появления первых морщин и растяжек. Пройдут ведь годы, не пожалев такую прелестницу: ее светлые волосы уже не будут так привлекательно блестеть, а симпатичная мордашка не сможет завлекать мужчин своей таинственностью и загадочностью. Старость не пощадит никого.

Другое дело — Герми. Ее, конечно, не назовешь королевой красоты, да и постоянно топорщащиеся волосы всегда бросаются в глаза при первой встрече, но есть в ней что-то такое захватывающее, что не отпускает взгляд. Какое-то необычное очарование в этих высоких скулах, тоненьких ручках и теплых глазах. Да и фигурка у нее неплоха: вон, и грудь красивая имеется, и то, что пониже спины, совсем не костлявое. Не будь Грейнджер моей лучшей подругой долгие годы, приударил бы за ней с большим удовольствием.

…Поттер, вот похотливая скотина! Что за крамольные мыслишки о самом верном человеке в твоей жизни?! Да узнай Герми твои грязные фантазии, улепетывал бы ты от разъяренной женщины до самого Лондона.

А, может, и нет. А ну, к черту эту херню!

— Герми? Ты все еще со мной?..

— Я понимаю, Гарри, — медленно начала она, не открывая взгляда от своих коленей. Не удержавшись от соблазна, я потянулся через стол, перехватив ее маленькую ладошку, и ободряюще сжал. — Я знаю, что мы собираемся воевать. Только в этот раз на совсем противоположной стороне, — девушка грустно улыбнулась. — Это меня не беспокоит, только немного расстраивает. Но ты, в конце концов, и не можешь по-другому, а я все равно бы осталась с тобой в любой авантюре.

— В смысле?

Гермиона мягко усмехнулась, погладив большим пальцем костяшки моей руки.

— Для тебя, дорогой мой друг, война — естественное состояние души. Аврорат с его мелкими поручениями и кипами документации не давал тебе достаточно адреналина, так что это было делом времени, когда ты поднимешь бунт против существующего режима. Какая разница, против кого биться: Темного Лорда или Министерства. Признаться, я не рассчитывала, что это случится так скоро, но приятно удивлена, что своим первым плацдармом ты выбрал не родной Лондон. Ломать — это ведь не строить, Гарри. Но, знаешь, — она задумчиво склонила голову к плечу, оценивающе разглядывая меня, — я почти уверена, что ты будешь хорошим правителем: Министром или Темным Лордом — называй, как хочешь. Но Кристиан, похоже, угадал с тобой: ты действительно способен на большее, чем разбор скучных делишек в приемной Аврората.

— Ну, допустим, что так, — я догадывался о чем-то похожем; хорошо, что Грейнджер тоже осознает, что обо мне плачет послевоенный синдром. — Но ты? Ты бы не стала губить свою жизнь ради моих амбиций.

— А почему нет? — девушка легкомысленно пожала плечами. — Меня вполне все устраивает.

За дверью библиотеки в коридоре что-то грохнулось, сбивая меня с мысли, после чего последовал отборный трехэтажный мат, красочно упоминающий архитекторов Палаццо до седьмого колена, а также всех самок собачьего рода… О, какая метафора! Надо бы запомнить на случай важных переговоров.

— Говорила же я Кристиану, что надо убрать эту статую, — заметила Герми. — Вот ему и доказательство, что она мешает не только мне!

Тихонько посмеиваясь, я откинулся в кресле. С лояльностью подруги к насилию все и так понятно, пора бы и делами заняться.

— Ладно, Гермиона Джин Грейнджер, мы совсем отошли от темы. О какой идее ты говорила утром?

* * *

— Конечно, это можно устроить, Гарри. Я и сам, признаться, думал о чем-то таком, но вы пришли раньше, чем я сформулировал мысль, — Марино лениво просматривал документы за столом, но рядом стоящий бокал, на дне которого сиротливо поблескивали остатки темно-коричневого напитка, намекал, что хозяин поместья до нашего прихода был занят намного меньше, чем сейчас пытается показать. — Надеюсь, вы понимаете, почему я ни разу не приглашал вас на светские вечера в Палаццо.

— Конечно! — хором пробасили мы с Герми. Потом переглянулись, синхронно открыли рот для продолжения, и также синхронно его закрыли. Еще раз столкнулись взглядами, одинаковыми жестами показывая друг другу начать, наконец, говорить, но все равно не произнесли ни звука. От нетерпения я начал чертыхаться.

— Черт бы побрал… Кристиан, прекратите смеяться! Мы тут серьезные вещи обсуждаем, а вы… Ар-р-р, я вас сейчас ударю.

— Попробуйте достать, мистер Поттер, — блондин резко успокоился, снова надевая на себя маску холодного аристократа. — Драган мне жаловался, что вы так и не освоили рукопашный бой.

— Да это не бой, а избиение малолетней мелюзги! Он же меня одним ударом может вырубить, ясное дело, я его побаиваюсь.

— Попробуй использовать свою скорость, — сухо заметила подруга.

— Я надеюсь, вы говорите мне это не для того, чтобы я попросил Драгана вас пощадить, — меж тем продолжил мужчина со скучающим видом.

— Совсем нет, — щеки как назло окрасились неловким румянцем. — Может, вернемся к делам? Кристиан, у вас есть повод для полномасштабной вечеринки? Когда у вас там день рождения?

— Нет, но для этого и нет необходимости, — сказал мужчина, напрочь игнорируя последний вопрос. — Один мой старый знакомый, Чарльз Палмер, в ближайшую субботу организовывает Весенний бал. Убедить его пригласить двух соотечественников — несложная задача.

— Англичанин? — Гермиона приподняла брови в наигранном удивлении. — И откуда вы их всех берете?! Кто-то нам говорил, что бывал в Британии пару раз.

Марино на провокацию не поддался. Крепкий орешек.

— Чарльз покинул страну во время Первой магической. А, как вы можете судить, в Италии я все же бываю намного чаще.

— Полагаю, суббота нам вполне подойдет, — я перебил разгорающихся энтузиазмом спорщиков. — Вы уверены, что нужные люди там будут?

— Там будут практически все родовитые маги Италии, мистер Поттер. И я в том числе. И я совсем не намерен лицезреть то, как вы портите хорошую игру, так что будьте добры, не ударьте в грязь лицом.

Я задумчиво крутил палочку в руках, не обращая внимания на насмешливые взгляды подруги. В конце концов, в эту партию можно играть и вдвоем.

— Не забудьте, сеньор Марино, грязь меня действительно любит.

* * *

Вечером первого марта двух тысячи третьего года я сидел на диване в гостиной в своей новенькой выходной мантии и задумчиво крутил палочку в руках. Правильно ли я сделал, что не позвал ее? А если она уже приглашена, и мы там случайно встретимся? Вот же будет неловкая ситуация. А если она придет не одна? Нормально ли это вообще, что я ни слова не упомянул про Весенний бал? И да, неужели ее не раздражает, что я прихожу только на «потрахаться»? Почему ее не беспокоит моя вечная занятость?..

…В то же время звонкий девичий голос радостно вещал из-за приоткрытой двери второй спальни какую-то дребедень:

-…И Рон напомнил, что придет завтра вечером, его надо встретить в Фьюмичино. Лучше используйте камин, не аппарируйте почем зря. И, кстати, вы собираетесь устроить мужские посиделки и мне стоит наведаться в библиотеку Марино или мое присутствие обязательно?

— Как сама хочешь, — ответил я с некоторым опозданием, продолжая размышлять о Николь Дюкре. В чем подвох? На днях она вежливо поинтересовалась, почему закончились мои предыдущие отношения. На мой не менее вежливый ответ «она угодила под чертов фиолетовый Сайен», девушка только рассмеялась. Больше мы эту тему не поднимали. Но почему? — О, Гермиона, желаешь ли ты слушать истории о рутинной жизни Аврората и пустоголовой Лаванде Браун?

— Нет, конечно. Значит, решено, я буду в Палаццо. Скажи ему, что я занята, ну, или придумай что-нибудь. О, или пусть я буду на свидании, — подруга хихикнула. — Посмотрела бы я на лицо Рональда, узнай он, что я тоже могу ходить на свидания.

— Да-да… — нет, серьезно, разве нормальные девушки себя так ведут? «Привет, Гарри. Вот, покушай вкуснятину, кровать там. Завал на работе? Ну-ну, ничего страшного, мой дорогой, смотри лучше, какие я трусики себе купила». Это, конечно, приятно, но уж больно странно, особенно учитывая, что она даже не знает, где и на кого я работаю.

— Луна с Драко прибудут в понедельник, эти сами доберутся. Надо купить какой-нибудь коньяк, только не Hennessy! Ну, или виски, тут сам решай. Я предпочла бы Baileys, но если никто не желает, то согласна и на любой другой напиток. Главное, чтобы у тебя на вторник не было назначено тренировки, а то, я боюсь, твои заклинания будут летать мимо цели, а ты не устоишь перед соблазном выставить Протего и поспать под щитом.

— Надеюсь на это… — ну, или вчера. Я пришел в половину двенадцатого ночи, даже толком не успев принять душ после нелегкого дня в Волчьей Норе, где мы с Драганом и Гермионой десять часов подряд проверяли боеготовность беженцев. И она даже ничего не сказала! Джинни бы надрала мне зад за такой вид.

— Ага, ну, я готова, Гарри. Как тебе?

Я оторвался от напряженного созерцания тонких царапин на остролисте и перевел взгляд на замершую в дверном проеме подругу. Черт бы побрал!..

— Герми, ты просто божественна! Тебе охренительно идет фиолетовый, ты знала? Все мужчины на балу глаз от тебя не смогут отвести.

— Да нужны мне эти мужчины, — проворчала девушка, заходя в комнату. Ее щеки украшал восхитительный румянец, что спускался ниже к оголенным плечам. Тонкие ключицы притягивали взгляд, а кокетливо выглядывающая ножка в разрезе длинного темно-фиолетового подола просто завораживала. В самом деле, очень красиво. Прямо-таки открываю для себя Гермиону с новых сторон!

…Стоп, Поттер! Те стороны, что сейчас крутились у тебя в голове, открывать не стоит! Она же твоя подруга, дебил!

Ну, вот, помогло. Удивительно вообще, как упоминание о нашей вечной дружбе утихомиривает мое расшалившееся либидо. Тут обязательно должен быть какой-то принцип «подруги неприкасаемы, даже если они такие горячие штучки», но я ни разу не слышал о нем. Хм, если это перестанет работать, надо почаще представлять в красках, что сделал бы со мной Рон за такие крамольные мысли. Рыжий чурбан, отказавшись от борьбы за такую прелестницу как Гермиона, потерял очень многое! Хотя он вроде бы счастлив с этой своей Лав-Лав. Так или иначе, Герми все еще бывшая-девушка-Рона и лучшая-подруга-Гарри, так что нет смысла думать о чем-то настолько ирреальном.

Отбрасываю шутки в сторону, и настраиваюсь на предстоящем задании. Элиот вчера мне все уши прожужжал толстыми намеками, что если я все испорчу, то он меня выпотрошит. Я, конечно, не стал уточнять, что именно аврор имел в виду, говоря о таинственном «все». Полагаю, если поместье начнет гореть, и это будет отчасти моя вина, то это вполне попадает под описание. Не то что бы я собираюсь… Но стоит признать: если Гарри Поттер нервничает, что-то обязательно воспламеняется. Вспомнить хотя бы мое первое посещение Палаццо. Когда на тренировке я познакомился с Аролдо — старым наемником, и одним из тех, кто был в тот день на балу в качестве охраны, — он, только услышав мое имя, встретил меня восторженными криками: «Это же Воспламеняющий-Поттер!» По части выдумок дурацких кличек, мужик мог бы поспорить с Драко Малфоем.

Галантно предлагаю Герми руку и подвожу ее к камину. Согласно общим соображениям безопасности было решено не аппарировать сразу из квартиры, а перенестись сначала через Дымолетную Сеть в дом британских авроров, чтобы сбить след в случае слежки. Элиот обещал выкурить из квартиры Дина, и, судя по тому, что он не прислал предупреждающего Патронуса, свою миссию он выполнил. Что ж, путь открыт.

— Готова, моя боевая подруга? — я в последний раз окинул взглядом стройную фигурку Грейнджер. Ее ответная улыбка (которая почему-то показалась мне обольстительной) была на удивление широкой.

— Конечно, Гарри. Будь осторожен, — и мы синхронно шагнули во взметнувшееся зеленое пламя.

В тот вечер, кстати, я больше ни разу не вспомнил о Николь Дюкре. Только о Гермионе Грейнджер.

* * *

Когда мы проходим через огромные парадные двери особняка, меня прямо-таки поражает освещение зала. В буквальном смысле. На какие-то пару секунд я слишком дезориентирован бьющим в глаза светом зачарованных ламп, чтобы рассматривать обстановку и окружающих меня людей. Это плохая новость, потому что трепетно взращенная мной параноидальность практически заставляет меня выхватить палочку в связи с частичным отказом зрения. К счастью, проворная ладошка Гермионы вмешивается раньше, чем я начинаю, не глядя, кидаться взрывоопасными заклинаниями, накрывая мою дрогнувшую руку своей. За внезапно пролетевшее мгновение после я снова становлюсь арктически спокойным и, тщательно проморгавшись, оглядываю зал.

Передо мной предстает небольшая искусно украшенная комната размерами где-то двадцать на двадцать метров. Это — как я понимаю почти сразу же — только лишь фойе, и я внутренне удивляюсь тяге всех аристократов к большим размерам. Серьезно, может, им чего-то не хватает? Ну, величины там или габаритов…если вы, конечно, понимаете, о чем я.

Мы делаем лишь пару шагов — Гермиона при этом так цепко держит меня за локоть, словно планирует оставить мою руку себе на память — прежде, чем к нам подбегает суетливый маленький человечек.

— Мистер Поттер! Мисс Грейнджер! — разоряется он, пока я нервно оглядываю зал в поисках свидетелей нашей публичной идентификации. Пару немолодых людей у столика с шампанским с удивлением посматривают на нас. Дерьмо. — Как хорошо, что вы пришли! Я просто не мог не воспользоваться такой потрясающей возможностью повидать вас, когда узнал, что вы гостите в Риме.

— Добрый вечер, мистер Палмер, — вежливо здоровается подруга, склоняя голову в легком поклоне. — Для нас большая честь быть приглашенными на Весенний бал.

— И так приятно увидеть соотечественников, — добавляю я. Пока мы церемонно раскланиваемся и пожимаем друг другу руки, я снова мысленно интересуюсь: что ему сказал Марино? На прямой вопрос итальянец только пожал плечами, не удостаивая меня ответом, но я так и не прекратил гадать. Впрочем, зная о высоком уровне изворотливости мужчины, это не самое волнующее, что могло случиться.

Англичанин — «просто Чарльз, господа, просто Чарльз!» — втягивает нас в светскую беседу, подробно расспрашивая о Лондоне и Хогвартсе, в то время как мы втроем степенно шествуем в следующий зал, размерами превосходящий фойе раза в три-четыре. Какие размеры, Мерлин подери этих закомплексованных аристократов… Я с удовольствием отвечаю на все вопросы (приятно все же вспомнить о старой доброй Британии), но разговор по большей части ведет Гермиона. Что ж, не стану отказывать ей в инициативе. Люблю я все же уверенных в себе девушек, в них есть какая-то фантастическая изюминка… Святые яйца эльфов, опять меня не туда несет.

Чарльз Палмер оказывается приятным собеседником, способным восторгаться даже самыми банальными вещами. Чем-то напоминает мне Горация Слизнорта, но только в самом лучшем своем настроении. Его искренняя жизнерадостность натурально захватывает, и я ловлю себя на том, что открыто улыбаюсь мужчине на его разглагольствования о Гриффиндоре, в котором он также учился многие годы назад. Не уверен, что смогу определить настоящий возраст мага, но, если судить по сеточке морщин на лице, ему где-то за пятьдесят.

Такие люди, к слову, вылезли из своих дыр как раз после Победы. Не отягощенные военными переживаниями и прочей дребеденью, они смотрелись на фоне мрачных школьников поистине забавно. Неудивительно, что Палмер — проживая вдали от магических войн Британии — сумел сохранить в себе эту любовь к жизни.

А неплохой он все-таки человек, думаю я, окидывая огромный зал взглядом. На противоположном конце на претенциозных белых кожаных диванах устроилась большая компания, среди которой я приметил Марино в своем самом пафосном обличье с этой милой «привет, ничтожество» улыбочкой и ледяным лицом. Отвык я от этого вида уже, конечно. Кристиан отметил, что мы можем попробовать познакомиться с ним официально — что гораздо облегчит нашу дальнейшую жизнь, — но необходимо сделать это настолько естественно, что бы ни у кого не зародилась мысль, что мы, фактически, провели почти два месяца под одной крышей. К сожалению, итальянец совсем не уверен в моих актерских способностях, поэтому он также настойчиво просил Гермиону держать меня подальше от него. Такое недоверие меня жутко опечалило, но после этого разговора мы знатно повеселились с Драганом, в красках представляя, как я знакомлюсь с Марино. Грейнджер нашла меня в столовой, утирающим слезы после особо яркой сценки, где недотепа-Поттер нахально подкатывает к арктически спокойному аристократу, зазывая того «покатать шары» в бильярд. В общем-то, именно тогда я и решил, что это правда плохая идея.

-…ваше мужество! — ворвался в мой маленький мирок звонкий голос Палмера. — Я так болел за вас, Гарри! То, как вы победили Того-кого-нельзя-называть, стоит восхищения!

— Его уже можно называть, — хмуро замечаю я, разом теряя весь свой хороший настрой. Опять завели эту волынку… — Спасибо.

— Не за что, Гарри! Не за что! Это мы должны благодарить вас за все хорошее. За мир в нашем мире!

Мне хочется вылить на него ушат язвительности и так ненавязчиво отметить, что тот свалил из «нашего» мира лет тридцать назад, с воем спасаясь от трудностей своей страны, но я вовремя ловлю предупреждающий взгляд подруги. Гермиона как никто другой знает, что я ненавижу эти разговоры, но мы сейчас не в той ситуации, чтобы возражать. Дьявол, мы на опасном задании! Не время строить из себя обиженного обстоятельствами и умом ребенка.

— Всегда пожалуйста, Чарльз, — я криво улыбаюсь в ответ. — Будут проблемы с Темными Лордами — обращайтесь ко мне, помогу с удовольствием.

— О, Гарри, вы такой забавный! — маг, наконец, замечает пожилую пару итальянцев, застывших каменным изваянием у входа в поместье и, по всей видимости, ожидающих появления хозяина бала, и виновато разводит руками: — Прошу прощения, господа, мне придется покинуть вас на некоторое время. Не скучайте! Надеюсь на продолжение беседы.

— А я надеюсь на ее окончание, — шепчу я, как только мужчина отходит от нас на пару метров. — Пошли присядем, — я киваю Гермионе на свободные диванчики возле массивного постамента для выступлений.

— Какой-то он скользкий для Гриффиндора, — задумчиво отмечает девушка.

— Ну, не знаю. Мы, в конце концов, знаем как минимум одного не храброго гриффиндорца, так что вряд ли это такое уж фантастическое исключение из правил. В последнее время Шляпа работает на удивление скверно. Может, ее профилактически обрабатывают Конфундусом? Все предыдущие лет пятьдесят? — не стоит упоминать, что даже Распределяющую Шляпу можно банально уговорить. Тот факт из моей биографии, что меня почти отправили в Слизерин, знают только Малфои, да и то каждый из них обещал держать рот на замке. Не знаю, почему я не хочу об этом говорить. Быть может, не желаю давать лишних поводов тыкать на меня пальцем как на втором курсе? Короче, эта тайна за семью печатями для всех магов Британии, кроме белобрысой семьи интриганов.

Хотя эта крыса, Питер, точно должен был оказаться на факультете Змей. Скорее всего, он был слишком туп для любого из Домов, и Шляпа оказалась перед нелегким выбором. На его счастье, в Гриффиндоре «тупость» часто созвучна с «храбростью» и «самоотверженностью», так что там у него были хоть какие-то шансы затесаться в толпу. Как хорошо, что Петтигрю все-таки сдох.

— На такие мощные артефакты, как Распределяющая Шляпа, обычные Конфундусы не действуют, — назидательно произносит Гермиона, усаживаясь на поблескивающий в этом свете диван.

— Кубок Огня же надули с несуществующей школой имени меня.

— И что бы это сделать, понадобился действительно сильный маг.

— Почти такой же могущественный, как и Дамблдор, например.

Глаза подруги впились в меня с непередаваемым выражением. Если бы меня попросили его охарактеризовать, я бы сказал что-то вроде «мне-не-нравится-куда-ты-клонишь».

— Туше, Герми. Я принесу выпивку, — говорю я и ловлю на себе укоризненный взгляд подруги. — Что?

— Ты не должен употреблять такие выражения здесь, Гарри. Это совсем не величественно, — качает головой она.

— А то я вижу ты внезапно приобрела эту величественность… Неужели все девушки, надевая красивое платье, становятся такими скучными леди? — бурчу я себе под нос, продвигаясь сквозь толпу к столу с напитками. Это, впрочем, не относится к Панси Паркинсон. Слизеринка даже в самом изысканном одеянии ведет себе слегка хамовато и фамильярно. Хотя именно это составляет толику ее очарования, так что я никогда не был против.

Несмотря на то, что мы прибыли почти вовремя, людей здесь уже дохрена. Они все шатаются из стороны в сторону, приветливо улыбаясь всем тем, кого уже завтра будут поливать грязью из своих поганых ртов. Это светский бал, и я ни на секунду не могу забыть, почему их так ненавижу.

Я как раз выбираю между легким шампанским, дорогущим красным вином и моим дорогим другом — виски, — когда по левую руку от меня материализуется неизвестный мужчина, окликая меня по имени.

— Гарри? — он высокий, щуплый и светлый. Это все, что приходит мне в голову, и я в ступоре гляжу на него не менее пяти секунд. Рука непроизвольно тянется к палочке, но я усилием воли в очередной раз за вечер подавляю инстинктивные реакции. Я законченный параноик, вы знали?

— Прощу прощения, мы знакомы? — я подозрительно щурюсь на мага. Его белые невыразительные брови взлетают вверх, и некоторое время мы тупо пялимся друг на друга, как две овцы на бездорожье. Через пару мгновений незнакомец меняется в лице и звонко хлопает себя рукой по лбу.

— Ох ты, дьявол меня раздери, я и забыл…

— Э-э-э?

— Гарри, это я… — блондин неловко мнется и слегка склоняется ко мне в попытке говорить тише, — Вито, помнишь? Мы выпивали с тобой и твоей милой подружкой в маггловском баре. Это все Оборотка, не обращай внимания.

Твою мать!.. Теперь моя очередь корчить глупое выражение лица. Я стою с открытым ртом и выпученными глазами несколько бесконечно длинных секунд, прежде чем вспоминаю о том, что в данном прескверном обществе следует держать маску. Но «думать» и «делать» иногда совершенно разные вещи, особенно когда перед тобой появляется оживший мертвец — мы были почти уверены, что Леон и Эмилио выследили его еще до последних запоминающихся событий в их жизнях, а потому и не надеялись еще когда-либо увидеть Вито — и говорит тебе, чтобы ты не обращал внимания на мелочи. Конечно! Именно так я и сделаю! Сразу после того, как выйду из ступора, куда он самолично загнал меня своими шокирующими новостями для моих неподготовленных ушей!

Вообще, ситуация неоднозначная. Я беру стоп-минутку и в скором порядке продумываю варианты.

В качестве первой — инстинктивной — реакции я бы вытащил палочку и приставил ее к горлу блондинчика. Это неправильно, и я это, к счастью, понимаю. Мы находимся в зале, полном людей, и мальчик-иностранец, угрожающий какому-то замшелому аристократу был бы потрясающим зрелищем, но, увы, совершенно противозаконным. Хотя тут стоит отдать должное инстинктам: я не могу быть уверен, что передо мной на самом деле Витторе Пампо, а получать ответы в относительной безопасности для себя всегда приятнее. Может, я превращаюсь в Хмури? Меня даже посещает мысль, что Лили и Джеймс Поттеры просто усыновили ребенка старого друга по Ордену Феникса, и все, кто мог бы подтвердить эту информацию, уже мертвы. Ладно, кто о чем, а я о птичках. Кристиан как-то сказал в шутливом разговоре о моей параноидальности, что подозрительность хороша тогда, когда она незаметна окружающим. Не знаю, смогу ли я это принять в ближайшее время.

Второй — и наиболее жизненно необходимой реакцией — было, наконец, выдохнуть, и состроить хорошую мину при плохой игре. Сначала задать все важные вопросы, получить исчерпывающие ответы, и уже потом думать, что делать с этой информацией и ситуацией в целом.

Сразу за этим следует крик о помощи Гермионе. Но, согласитесь, это было бы странно, что два только прибывших гостя с каменными выражениями лиц опрашивают невыразительного блондина. Марино меня за это убил бы.

Черт, Марино! Вито был первым, кто упомянул его имя в разговоре. Знает ли он что-нибудь? Какая жалость, что я так и не додумался подробно обсудить с Кардиналом семью Пампо. Этот блондинистый хер сообщает новые сведения, только если задавать ему прямые вопросы, и это, кстати, отличает его от Люциуса: тот доверяет мне достаточно, чтобы безвозмездно (почти безвозмездно) делиться со мной интересующей меня информацией. Со временем привыкаешь, конечно, и не к такой ужасной манере общения, как у Кристиана, но иногда — допустим, в такие моменты — это раздражает как никогда.

Ладно, закругляемся, а то время все-таки не резиновое. Я навешиваю на лицо свое самое отстраненное выражение, которое я позаимствовал у Драко, наблюдая за его беседами с Асторией, и пытаюсь следовать голосу разума и рациональности, а не потакать своим желаниям сеять хаос, где бы я ни находился.

— Почему я должен верить тому, что ты — это ты? — осторожно начинаю я, беря с подноса первый попавшийся бокал, только что бы занять чем-то руки.

— Ну-у-у, — мужчина глубоко вздыхает, собираясь с мыслями, — мы встретились с тобой в маггловском баре в конце ноября. Твоя девушка, Гермиона, не заказывала себе алкоголь, но постоянно таскала твой коньяк. Я рассказал тебе о приключившемся со мной несчастье, произошедшем из-за двух довольно известных братьев, и назвал имя одного достопочтенного джентльмена, когда вы оба изъявили желание поиграть в… э-э-э, злых копов. Этой информации достаточно?

— Гермиона не моя девушка. И это, кстати, можно было выяснить, просто подслушав наш разговор в баре. Пока не убедительно.

— Да, я знаю…но мне ведь больше нечего сказать. Мы встречались лишь однажды, и, хоть я и пытался вас разыскать, чтобы попросить помощи в деле вышеупомянутых братьев, но мне так и не удалось выйти на ваш след. Ты, кстати, в курсе, что их убили? Какой-то сукин сын опередил меня!

— Ага, слышал что-то такое, — сейчас не лучшее время, чтобы говорить, что одного из братцев-кроликов прикончил я. Причем вышло это именно из-за Вито, которого мы в то время искали. Хм, прямо-таки удивительно. — Но что ты делаешь здесь? Да еще и под Обороткой?

— Ну, я ведь не могу выйти в свет в своем обличие: я уже полгода как считаюсь мертвым.

— Логично, но, Ви…э-э-э, как мне тебя называть? Пожалуй, надо быть чуть более осторожными.

— Конечно-конечно! — мужчина активно закивал головой, напоминая китайского болванчика. — Мое имя Франциско, Гарри. Приятно познакомиться.

— Да, и мне весьма и весьма, — я пожал протянутую руку. — Ты так и не сказал, зачем понадобился весь этот маскарад.

— Надо было послушать, о чем трепятся «сливки» общества. В конце концов, кто-то из присутствующих убил моего отца!

Вот разговор и приобретает интересный оборот. Не то что бы у меня совсем не было собственных предположений, но узнать мнение вроде как умного человека никогда не бывает лишним.

— Ты уверен в этом? Потому что все выглядело как несчастный случай.

— Знаю-знаю. Сразу после случившегося я связывался с сестрами, чтобы разузнать подробности. В момент…смерти дома никого не было. Когда девочки вернулись от подруг, то в первую очередь проверили все поместье на предмет магической активности.

— И ничего не нашли? — судя по мрачному лицу смазливого блондинчика, я попал прямо в цель.

— Вообще ничего! Потом только вызвали авроров, но те — что ожидаемо — объявили о «несчастном случае».

Кажется, скепсис отразился и на моей физиономии.

— Гарри, послушай! Я понимаю, что это выглядит нелепо, но я знал своего отца сорок лет! За эти годы он ни разу не оступился в доме, он знал это место лучше кого бы то ни было. Просто невероятно, что ему отказали ноги, и он грохнулся с лестницы.

— Самое интересное, — продолжил Вито драматичным шепотом, после того как я промолчал в ответ, — что в Министерстве сейчас происходит что-то странное. Кто-то убирает моего отца, потом в драке погибают старшие сыновья Романо, после — в начале этой недели — вампиры убивают племянника Михеля. Не могу поверить, что все это происходит случайно!

— Есть идеи, кто за всем этим стоит? — я пытался не показать искреннего любопытства, а потому всем корпусом развернулся к центру зала, равнодушно оглядывая гостей. Марино все с таким же индифферентным видом беседовал с чиновниками, Гермиона в компании Палмера и еще каких-то неизвестных людей чему-то смеялась, искоса поглядывая на меня. Когда наши взгляды пересеклись, я ободряюще улыбнулся на невысказанный вопрос, и снова обратил все свое внимание к мужчине рядом.

— Честно говоря, я не знаю. Я бы сказал, что во всем замешаны Романо, но даже Михель не стал бы казнить собственных сыновей. Похоже, в Риме зреет буря.

Мы заканчиваем разговор на приятной ноте, договорившись встретиться во вторник вечером в том же баре, что и в первый раз. К тому времени я успею обсудить сложившуюся ситуацию с Марино и вытрясти из него все ответы, а также выяснить, могу ли доверять Витторе Пампо. Пока что делать выводы слишком рано.

Я присоединяюсь к Гермионе, и мы час или чуть больше беззаботно болтаем со всеми попавшимися людьми. В Италии довольно много тех, кто знает мое имя! И, конечно же, мне это льстит.

Я даже успеваю пофлиртовать с миловидной итальянкой — Лукрецией, — прежде чем подруга утаскивает меня на танцевальную площадку, чтобы поделиться информацией. Это, похоже, единственное место в поместье, где мы можем поговорить без дополнительных ушей.

— Кто был тот мужчина, с которым ты беседовал в начале? — без предисловий начинает девушка, обвивая мою шею руками. Мы стоим слишком близко для тех, кто прикидывается друзьями, — и я ловлю недовольный взгляд Лукреции, направленный на нас, — но что поделать, если мы ищем хоть какое-то уединение в танце. К тому же, я совсем не против.

— Ты не поверишь, но это был Вито под Обороткой. Похоже, он жив.

— Мерлин, ничего себе! Он сказал что-нибудь интересное? Оставил контакты для связи?

— Да и да, ответ на оба вопроса. Мы встретимся с ним во вторник, а полученные от него сведения я придержу до безопасного местечка. Ну, Герми, не дуйся, потом все узнаешь!

— Я не дуюсь, — она протяжно вздыхает мне в плечо, и я слегка морщусь от мурашек по всему телу. — Ты, похоже, неплохо справляешься со светскими разговорами. Готов познакомиться с Кристианом?

Около получаса назад компания серьезных чиновников разбрелась по разным углам зала. Я нахожу глазами интересующего меня аристократа возле маленького фонтанчика из шампанского в компании всего двух пожилых магов. Выглядит так, словно он поджидает именно нас. Хотя хрен его знает, я же никогда не понимаю намеков.

— Давай попробуем. Закончим танец и пойдем якобы выпить шампанского. Как раз поухаживаю за тобой, юная леди.

Гермиона нервно смеется, и мы в уютной тишине заканчиваем круг, останавливаясь всего в двадцати метрах от цели. Я медленно веду ее к фонтанчику, развлекая разговорами, когда нас прерывает низкий хриплый голос с противной интонацией:

— О, Гарри Поттер, наша новая знаменитость! Вы потрясли всех своим явлением на бал!

Разворачиваясь, я почти ожидаю увидеть Снейпа. Представший передо мной мужчина преклонного возраста глядит высокомерно и чуть издевательски. Я чувствую, как кровь начинает бурлить в венах от волнения и ожидания скорых неприятностей.

— Михель Романо. Добрый вечер.

Наша главная цель.

---

[1] «Ежедневник» (польский)

[2] Шаман в данном контексте — черный маг, делающий жертвоприношения.

И вот вам загадка: «Как называется человек, проносящий жертву? Не в религиозном смысле».

[3] Перевод на английский стихотворения К.Симонова «Жди меня». Мысль, что Поттер знает русские военные стихи, показалась мне несуразной. А вот переведенные на английский русские стихи — уже более вероятно.

[4] «Что и требовалось доказать» (лат.)

Ранним утром вторника я посещаю Тихую Гавань в очередной раз. Строго говоря, я не должен быть здесь по многочисленным и вполне обоснованным причинам, но обстоятельства вынуждают меня забить на все предостережения злобных дяденек из Палаццо, и проверить кое-что самостоятельно. Я знаю, что это плохая идея, но не имею ни малейшего — даже самого херового — понятия, как избежать воплощения данной затеи.

Последние дни были отвратительными. Серьезно, я не преувеличиваю, когда говорю это! Пришлось решать слишком много проблем, которые, блять, были созданы исключительно с моей помощью.

После моего «фееричного» разговора с Михелем Романо на весеннем балу, на поверхность всплыло немало дерьма. Например, мое неумение вести политические беседы. Тоже мне, новость. Попробовали бы удивить меня таким! Ладно, возможно, идея нанять для меня преподавателя «ораторского мастерства» не так уж и плоха; будем честными, кому-нибудь следовало сделать это еще лет пять назад. Кроме уроков английского в начальной и средней школах до одиннадцати лет я никогда не занимался чем-то подобным. Мой язык груб, развязен и зачастую откровенно некультурен. Не похоже на характеристику политического деятеля, не так ли? А если уж взбесить меня, то последние крохи ума теряются в красном мареве ярости, и, в итоге, я несу какую-то несусветную хрень. Это прокатило бы, реши я до конца своей жизни — очевидно, скучной жизни — отсиживать зад в Аврорате, но раз уж я затесался в компанию политиков и интриганов, что, кстати, одно и то же, придется исправлять упущенное. Лучше поздно, чем никогда, верно? Я действительно надеюсь на это.

Мое фиаско привлекло и навязчивое внимание Шеклболта. Как будто, мне и раньше нечем было заняться! Должно быть, ему еще в субботу донесли, как мастерски я умею настраивать против себя общественность, но — надо отдать ему должное — недовольное письмо от него пришло только вчера утром. Мерлин, спасибо! У меня были целые сутки, чтобы собраться с силами, и, хотелось бы верить, ответное послание убедило Министра не вмешиваться в мои дела. Хотя бы не делать это так открыто. Дин по его указке отирался с нами все воскресенье, пока не пришел Рон, безмерно раздражая Гермиону, которой хотелось поболтать, но уже в понедельник приказ, видимо, был отменен, потому что до обеда Томас не появился, и мы камином ушли в Палаццо, наплевав на всю осторожность в общении с английским аврором. Я так устал от всяких увиливаний в разговоре, что готов был уже вырубить Дина табуретом по голове, если тот внезапно заявится. Хорошо, что этого так и не случилось.

Я, было, хотел переговорить с Марино, но тот оказался то ли не в настроении, то ли слишком занят, так что я до самой ночи проторчал в тренировочном зале в компании наемников, сбрасывая накопившееся напряжение в поединках. Гермиона тусовалась рядом, время от времени накладывая на меня диагностические и обезболивающие, и именно ей я должен быть благодарен, что не сдох к вечеру и смог должным образом принять еще одних гостей из британской столицы.

Вообще, это все лирика. В Тихой Гавани я оказался, конечно же, не поэтому. Кристиан, игнорируя мои вежливые запросы о встрече, подтолкнул меня на рискованный поступок, сам того не ведая. Мне нужна была информация касаемо видных деятелей политической арены, тогда как единственный человек, владеющий ей, метафорически слал меня на хер, и я вынужден был добывать ее сам. Старик Деметрио, к которому я обратился, скорее всего, уже сейчас докладывает Марино о моем посещении, но мне, честно говоря, глубоко насрать на последствия. Записавшись в «команду серого кардинала», я не планировал становиться комнатной собачонкой итальянца, которую можно вертеть на хую, как пожелаешь. Пора бы уже и запомнить ему, что я всегда делаю только то, что хочу, и если он не дает мне желаемого, то я найду, где получить это еще, несмотря на вероятные опасности. Черт, наболело.

Вечером у нас с Герми назначена встреча в баре с Витторе Пампо, а до этого времени я надеялся навестить Николь. Не то что бы это было необходимо: у меня довольно много дел, которым следует уделить внимание, — но француженка, возможно, поможет мне немного развеяться и отвлечься от всякого попеременно происходящего в моей жизни…счастья.

Я уже направлялся к выходу из Тихой Гавани, когда почувствовал что-то не ладное. Как говорит старая поговорка, если у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой не следят, но здесь что-то другое. Жизнь научила меня замечать приближение опасных ситуаций, и я бы соврал, если бы сказал, что в этом деле у меня недостаточно опыта. Фактически, фразой «опасные ситуации» можно охарактеризовать всю мою жизнедеятельность за исключением секса, хотя и он порой бывает немного «на грани».

Сбавляю шаг. Якобы задумавшись, похлопываю левой рукой по карманам в поисках сигарет. Правая ладонь в это время уже крепко обхватывает остролистовую палочку, но длинный рукав куртки скрывает это действие, так что со стороны все выглядит вполне невинно. Если я правильно думаю, и здесь в темноте есть кто-то, желающий добавить мне неприятностей, то он воспользуется моей расслабленностью и отвлеченностью, напав с эффектом неожиданности. Тем хуже для него.

Так и есть. Когда из переулка слева, ведущего, кажется, к рынку Тихой Гавани, вылетает темно-синяя вспышка, почти неразличимая в слабом свете фонарей с главной улицы, я мысленно аплодирую себе. Может, старушка Сибилла была права, и у меня есть Третий Глаз? Неплохо бы иметь запасные варианты, если карьера аврора мне наскучит. Я мог бы сидеть в Хогсмите в проеденных молью шалях, слегка под мухой, и за пару галлеонов предсказывать будущее: «Не посещайте стремных районов города! Возможны встречи с людьми, желающими видеть вас мертвыми!». Как будто бы мне не хватало подтверждения очевидных вещей!

А еще я мог бы, наконец, отвлечься от своих размышлений, и вернуться, блять, к реальности!

Ставлю мощный волховский щит, вливая в него дохренища энергии, и ухожу с позиции. Это — главное правило дуэлянта: если ты не знаешь, что в тебя летит, не пытайся проверить на собственной заднице, выдержит ли твоя защита. Наугад отправляю в переулок слабенькое режущее, не переставая двигаться, и краем глаза вижу, как первое проклятье, пущенное в меня, ломает щит, проходя через него, как нож сквозь масло. Так, значит, у нас тут не обычные ночные грабители, с трудом зажигающие Люмос по пьяне. Плохая новость.

Теперь плохая новость для них: я не так-то и прост. Два месяца усиленных тренировок под руководством лучших боевых магов Италии научили меня не только жарить блинчики. Хотя блинчики получаются — просто обалдение!

Сколько их тут? Прикрываю правый бок щитом — «на всякий пожарный» — и запускаю костелом в темноту. Дьявол, нихрена не видно! Может, осветить пространство? Нет! Тогда моя позиция также легко обнаружится. Прижимаюсь к стене и отступаю вниз по улице, вырисовывая в воздухе сложные движения заклинания Ночного зрения, но мою работу прерывают три синхронно выпущенные из разных концов улицы Диффиндо. Вынужден защищаться. К черту осторожность! Они, похоже, и так видят меня. Запускаю в небо Люмос Максима, и сразу же за ним стреляю по одной смутной фигуре сильным парализующим.

Нападавшая команда состоит из пяти человек, выстроившихся полукругом в узком пространстве улицы. Как бы мне не хотелось этого признавать, обучены они довольно хорошо. Если бы у меня было время охарактеризовать их стиль ведения битвы, я бы сказал, что парни больше похожи на специально обученных боевиков, чем на средних наемников. Черт, да среди них есть даже женщина! Шовинизм в сторону; сейчас, кажется, популярны феминистки? Не могу отказать леди в ее праве получать столько же оплеух, сколько и ее альтернативно-гендерные братья.

Вся ситуация вызывает во мне чувство дежавю. Вот сейчас должны появиться наемники Марино и раздать всем люлей. Ага, как бы ни так! Даже немного жаль, что я попросил Кристиана снять слежку за мной. Постфактум все сильны умом.

— Тонаре! Редукто! — «дровокол» вырывает у парня слева крик боли, но от второго заклятья тот уклоняется.

Сотворенное мной огненное лассо блокирует ледяные осколки на полпути ко мне, и мне удается обогнуть кнутом защиту нападавшего и ласково похлопать того по плечу. Мужчина заваливается набок, и я добавляю ему ударное, не глядя на результат, и перехожу к следующей цели.

Сложность сражений в небольшом пространстве — возможность рикошета. Ребята боятся зацепить друг друга, а потому действуют по большей части поочередно, а не одновременно. Мне же, наоборот, не нужно волноваться за сохранность своих друзей, хотя бы потому, что их здесь нет. Это можно использовать в свою пользу, если знаешь как.

Колдую на левую руку дуэльный щит с маленькой поверхностью защиты, продолжая закидывать противников разного рода боевыми заклинаниями. Такие щиты обычно малополезны, но вот я только что словил им разрывающее, что вырвало бы у меня кусок плоти размером с кулак. Отвечаю ответной услугой. Мужчина собирается уйти в сторону, но, подчиняясь своей фантазии, я создаю за его спиной зеркальный экран, в который со всей дури ударяется Лацеро, отскакивая прямо в мягкое место человека. Забавно. Искренне хочется верить, что еще пару дней он не сможет ровно сидеть.

Посылаю в женщину разрубающее, а следом — ударное. Мощь первого заклинания разрывает ее щит, а второе — эффектно прикладывает об стену. Взрываю камень над ее головой, засыпая ее обломками. Хочется еще и поджечь всю эту постмодернистскую конструкцию, но моя пиромания не доведет до добра. Увеличиваю Энгоргио один из бетонных кусочков, укладывая его сверху. Тепло ли тебе, девица, под моим одеялком? Если она еще и жива, то выбраться из этой гробницы будет не простой задачей.

Получаю режущим в ногу. Дерьмо! Ударное врезается в мой наспех выставленный щит с такой силой, что выгибает его и протаскивает меня, по меньшей мере, метра два вниз по улице. Будет ушиб. Закрываю кровотечение на бедре, и обстреливаю ублюдка со всей яростью, что сейчас переполняет меня. Что им от меня надо? О, Поттер, что за глупые вопросы ты задаешь. Убить, конечно же!

Чертово взрывное от типа-с-гематомой-на-заднице пролетает близко от меня. Слишком близко, черт! Запускаю в него осколком бетонной стены и разрезающим. От первого он уворачивается, а от второго — нет. Ха-ха! Вот она любовь к перфекционизму и симметрии. Теперь, когда его лицо и задница выглядят идентично, мне даже дышать проще. Ему — с этой экзотичной вентиляционной дырой в голове — наверное, тоже.

Остается трое на одного. Блять, четверо! Глупая женщина выкопалась из гробницы. На счастье, она не кажется достаточно здоровой.

Еще минуту перекидываемся проклятьями. Некоторые из них мне не знакомы, так что я просто ухожу с линии огня по возможности. Вон та огненно-красная штука, пролетевшая мимо, вряд ли подарила бы мне приятные ощущения. Незабываемые — да, но точно не приятные.

Чувствую, что начинаю уставать. Это — первый звоночек о том, что скоро все станет слишком плохо. Несгибаемая гордость не позволяет мне спастись бегством, но черта с два! Этот разговор мы могли бы закончить и позже.

В очередном маневре отскакиваю за ближайшее здание, думая об аппарации. Дьявол! Эти мудаки поставили противоаппарционный купол. За моей спиной — тупик, так что позорно сбежать не получится. Ладно, раз уж нет выбора, то придется драться. Быстро наколдовываю Патронуса с сообщением Драгану, воскрешая в памяти прогулку над Римом в Рождество, и как черт из табакерки вылетаю из своего укрытия, неся с собой хаос и разрушения. Бомбарда расхерачивает угол дома, за которым прятался один из мужиков, и взрывная волна со шрапнелью сносит под ноль все щиты ребяток и их самих. Это энергозатратное заклинание, но сейчас без него никуда. Пока команда дезориентирована после взрыва, работаю руками. Сложными пассами создаю из грязной брусчатки голема трех метров в высоту. После завершения трансфигурации руки у меня дрожат нещадно, но концентрируюсь на текущей по венам магии и направляю свою каменную машину для убийства на поднявшихся с земли магов. Не время ныть. Видно, что женщина откровенно напугана этой громадиной.

Добавляю простенькие разрубающие к общей неразберихе. Повинуясь интуиции, запускаю Конфундусом прямо в мужика, которого уже через секунду сметает с пути лапища конструкта.

Устал. Не знаю точно, когда Драган получит мое сообщение, но лучше бы это случилось как можно скорее. Помогаю своему голему с потрошением людишек. Увы, это работает не так хорошо, как мне бы хотелось, потому что маги, преодолев первоначальный порог паники, начинают забрасывать того взрывными, откалывая от него куски бетона. Надо бы продолжать поддерживать трансфигурацию, но это, кажется, выше моих сил. Меняю тактику: бросаю в спину конструкта Бомбарду и, следом, изгоняющее, чтобы кусочки камня, летящие к противникам, точно нашли свое место на их телах.

Завеса пыли преграждает мне обзор. Может, они там померли? Жаль, но даже я не настолько оптимистичен, что бы верить в это. Тяжело вздыхая, поливаю развалины струей кипятка, пытаясь прибить пыль к земле и, может быть, зацепить кого-нибудь заодно. Два мужчины и женщина с трудом вырываются из каменных объятий. Интересно, у них также противно звенит в голове, как и у меня? Неважно, они уже атакуют.

Отбиваю несколько проклятий, выжидая минутку для контратаки. Пропускаю костелом, черт! От боли в сломанных ребрах темнеет в глазах. Надеюсь, легкое не задето. Несмотря на это, не прекращаю движение по зигзагу, чтобы не прослеживалась моя позиция. Кидаю подряд взрывное, режущее и ударное в мужчину. Хорошая новость: это надолго выключает его из игры. Плохая новость: в меня летит неизвестное заклятье, и я не успеваю уклониться.

Все же делаю попытку, но в последний момент раненая нога нелепо подворачивается, и я мешком валюсь навстречу темно-синей вспышке, той, с которой все и началось. Разве у меня не должно быть какой-то кошачьей грации и ловкости?

Мой щит ожидаемо рушится под гнетом этой хрени. Краем уха слышу аппарационные хлопки, но это, честно говоря, уже немного не актуально. Наверное, противнику не хватает концентрации поддерживать противоаппарационный купол. Радует, что я свалил троих из нападавших, и сильно потрепал оставшихся.

Темнота накрывает сознание.

* * *

За пару дней до этого.

Нашей главной ошибкой в свое время было то, что мы не побеспокоились об известности. Нет-нет, я не имею в виду свою славу Мальчика-который-выжил! Имя Гарри Поттера даже в этом конце Европы знакомо каждому второму, и, если бы мне с детства не привили ущербность мышления о самом себе методом кнута и…кнута, то я бы мог даже возгордиться. Эти размышления, конечно же, не имеют ничего общего с тем, о чем я собираюсь толковать, но треп на пустом месте — пусть даже он происходит лишь в моей голове — всегда был моим излюбленным способом времяпровождения. Один из моих тренеров в Академии как-то сказал, что подавляющая часть жизни происходит именно в черепушке, скрытая от чужих глаз, поэтому единственным шансом на относительно безопасное существование является «думай больше и быстрее, чем твои враги!». В противовес этому утверждению, боевой маг из Австрии, Фабиан Вайнцирль, разговаривая со мной на ломаном английском, заметил что-то, что я перевел бы как «убивай врагов, думая меньше и делая больше!». Я был не прочь продолжить с ним знакомство и заодно поспорить с его взглядами на жизнь, но то, как он извращался над моим родным языком, вводило меня в некий лингвистический ступор. Впрочем, это не помешает мне иногда сражаться с ним на дуэлях, ведь битва с соперником, которого ты нихрена не понимаешь, позволяет сосредоточиться не на словах, а на струящейся вокруг тебя магии. Это как раз и является одним из трюков по укрощению невербальной магии, с которой у меня до сих пор проблемы размером с Вернона Дурсля.

Итак, нашей главной ошибкой была не чрезмерная слава моего раздутого эго. Мы, наоборот, сделали слишком мало для того, чтобы познакомить людей с Гарри Поттером, не Победителем Волан-де-Морта, но миротворцем в Риме. И, в итоге, большая часть итальянцев относилась ко мне с пренебрежением и подозрительностью, вызванными одной лишь победой над Темным Лордом в моем послужном списке и отсутствием каких-либо других знаменательных поступков, и не имеет значения, насколько близко было их мнение о моих способностях к правде. Плюс, многие приходили в недоумение: зачем им нужен миротворец, если у них все хорошо? В переубеждение уверенных в своей правоте магов смысла было мало, и, что меня очень расстраивает сейчас, я ведь на самом деле ни дня не потрудился над поддержанием своей легенды для Италии.

Объяснение такой халатности с моей стороны было вполне простым, хотя нихрена и не устраивало меня. Сразу по приезде, когда необходимо было действовать, я конфликтовал с Гермионой, вместо того чтобы сесть, блять, и обсудить все самое важное. А я сам, как известно, никогда бы не победил на конкурсе лучшего стратегического мышления, даже если бы помимо меня в нем участвовала только Парвати Патил. Как показывает жизненный опыт, мои далеко идущие планы срабатывают только в том случае, если о них никто не знает, да и то не часто. Я имею в виду, даже когда я о них не подозреваю. Так что проще сказать: никогда!

Но это все еще далеко от главной цели. В последние два месяца я только и делал, что развлекался в дуэльном зале, и, строго говоря, это было больше похоже на продолжение обучения в Академии, разве что набор заклятий, вдалбливаемых в мою голову всеми правдами и неправдами, чуть более далек от разрешенных, чем те, которым обучали в Аврорате. Я все еще пальцем не тронул по-настоящему темную магию, и в этом, конечно же, кроются глубокие причинно-следственные связи, о которых в данном контексте я не вижу смысла распространяться.

Это были неплохие два месяца, стоит заметить. Но они подошли к концу, а после приснопамятного разговора с Шеклболтом скелеты, именуемые проблемами, стали вывалиться из своих шкафов, грозя погрести всем под костяными завалами. Утром двадцать третьего февраля Гермиона представила мне пару стоящих идей по их решению, и позже вместе с Марино мы отшлифовали их, доведя до ума, гордо назвав Планом. Но, как я уже говорил, планы с моим участием работают из рук вон плохо, и я чертовски устал напоминать об этом всем, кто меня слушает.

Главной идеей Плана было наверстывание всего того, что мы игнорировали последнее время. Мы должны были пройтись по залу, светя довольными белоснежными улыбками, засветиться перед глазами влиятельной верхушки общества и составить в умах присутствующих лишь положительное мнение. У нас были колдографии всех, кого нам следует помнить в лицо, а также список людей, к которым нам не стоит подходить ни в коем случае. Это — действительно опасные маги, и нам не следует метафорически меряться с ними палочками, даже если они сами подберутся слишком близко.

Михель Романо, естественно, был в этом списке. По словам Кристиана, он и сам не вполне может контактировать с Романо, не попадая в неприятности. А это уже что-то, да и значит! Изворотливый ублюдок силен как в словесных баталиях, магически и слишком влиятелен для всех простых смертных. Он прямо-таки воплощение идеала любого слизеринца, но я совсем не испытываю к нему высоких чувств. Я послал Люциусу запрос, чтобы тайно проверить информацию, что я получил от Марино, и она, в большинстве своем, совпала. Меня настоятельно просили держаться от Романо как можно дальше, особенно учитывая некоторые подозрения на его счет, что витают в воздухе. Люди поговаривают, что Михель ожесточился после смерти старших сыновей, но скорее всего на свет просто выползла его истинная природа.

И вот я стою и смотрю на самого пугающего мага Рима, собираясь держать оборону своей репутации до победного конца. Я, конечно, пока еще не в курсе, насколько переоцениваю собственные силы, но все имеют право на ошибки.

Михель высокий, широкоплечий, но без резких черт лица, что характерны для всех дуболомов. От него веет опасностью, и он наверняка работал над созданием этой ауры не одно десятилетие, хотя я бы описал его всего лишь двумя словами: пафосный сноб. Но первое, что приходит мне в голову после минутного полу-вежливого полу-вызывающего разговора, так это то, что не всем аристократам свойственна вежливость. А я ведь думал, это их характерная черта!

— …это прекрасно! Мне так симпатизируют нравы вашей страны, что я даже подумываю навсегда оставить Англию, — разоряюсь я в надежде, что ублюдок оставит меня в покое. Ну же, уйди, уйдиуйдиуйди! Краем глаза замечаю, как хмурится Кристиан за спиной моего собеседника.

— Полагаю, вам скоро наскучит Италия, сеньор Поттер. Никаких Темных Лордов, за счет которых вы бы могли прославиться здесь. Спокойная страна! Желание вашего Министра помочь нам с якобы существующими беспорядками расстраивает меня и вводит в некоторое недоумение. Ваше присутствие здесь совсем необязательно.

— О, я решил оставить карьеру по истреблению темных магов.

— Покинули Аврорат в угоду собственным желаниям? Или, быть может, решили пойти в противоположную сторону? — видимо, мерзавец знает гораздо больше, чем хочет показать. Не удивлюсь, если подосланный шпион окажется его человеком. Хотя глупости, это слишком очевидно и к тому же безрезультатно. А мне следует лучше следить за тем, что вылетает из моего рта.

— Ну почему же, я все еще аврор Магической Британии.

— Неужели это может измениться в ближайшее время?

— Конечно, нет, — я уже раздражен, а это плохой знак. Напоминает мне игру в кошки-мышки, где огромный кот пытается поймать меня на слове. Только вот я чувствую себя так, словно меня подвесили за мой мышиный хвост над пропастью. — Я безмерно предан своей стране и в ближайшее и неближайшее время работу менять не собираюсь.

— В таком случае я не понимаю, как ваша преданность завела вас на континент. Или вы ошиблись координатами для аппарации?

— В присяге, данной мной Министру, сказано, что я всеми силами буду поддерживать порядок во всем мире, а не только в Англии.

— О, так именно из-за этой присяги погиб ваш коллега, сеньор Клитфорд, кажется? — он холодно улыбается мне, произнося фамилию аврора так, будто говорит о грязнокровках. От покалывания магии на кончиках пальцев у меня сводит руки, в которые намертво вцепилась Гермиона.

— Марк Клитфорд погиб, потому что кто-то не хочет, чтобы мы были в Риме. И сделали это ваши «мирные» люди, между прочим. А что, у вас не произносят клятв при принятии на службу в Министерство? — я с деланным сочувствием улыбаюсь. — Я думал, что ваши сыновья — не помню имен, к сожалению — почили с миром, как раз нарушив оную.

И я убил одного из них, сукин ты сын, думаю я, глядя на него со злым удовлетворением. К моему вящему неудовольствию, у ублюдка на лице не дрогнула ни одна мышца.

— Может быть, вам и правда не следует находиться здесь? — в голос Романо вплетаются опасные нотки, от которых очень неуютно. — Способность понимать намеки — полезный навык, сеньор Поттер.

— С этим у меня всегда были проблемы. К тому же сейчас, после смерти Марка, я просто обязан разобраться со сложившейся в Италии ситуацией.

— Честь аврора, сеньор Поттер? — желчно усмехается он. — Не слишком ли много берете на себя? Убийство человека, знаете ли, преследуется по закону, и если вы собрались мстить — то мы не собираемся делать поблажек для вас из-за вашего прошлого.

— Я верю в справедливый суд, а не в кровную месть!

— Кто знает, кто знает. Один раз вы уже совершили расправу над человеком, без суда. Действительно ли вы верите в справедливость или только говорите о ней?

Несколько секунд я пытаюсь понять, о ком вещает Михель. Когда до меня, наконец, доходит, я уже не в состоянии контролировать свой голос. Я говорю так громко, что меня слышит, должно быть, миссис Фигг из Литлл-Уингина, а она ведь глухая на одно ухо.

— Он убил множество людей! — кричу я. — Том Риддл был Темным Лордом, мечтающим о господстве над всем миром! Да если бы я этого не сделал, вы бы уже через год пришли просить моей помощи, чтобы избавить вас от заразы!

— Слишком высокое самомнение, сеньор Поттер? — Романо скалится, обрадованный тем, что смог вывести меня из себя. — Италии не нужна ваша помощь. Ни сейчас, ни когда-либо еще. С вашим самовольным линчеванием можете возвращаться в Англию, там вас, кажется, прощают и за убийства.

Марино появляется внезапно. Вставая сбоку от меня на приличном расстоянии, он демонстративно обращается исключительно к мужчине, не удостаивая ни меня, ни Гермиону взглядом:

— Еще раз добрый вечер, Михель. Минуту назад мне пришло письмо с ответом на интересующий вас… — он деловито покашливает, — вопрос. Я могу подождать, пока вы закончите… здесь.

— Что вы, Кристиан, я уже почти договорил. Кстати, вы знакомы с сеньором Поттером и его спутницей?

— Да, мы встречались однажды, — маг равнодушно кивает нам.

— Что ж, тогда нет смысла откладывать важные дела. Сеньор Поттер, — это он уже мне, — буду премного благодарен, если вы учтете мои дружеские советы. Надеюсь, у вас не создалось ошибочного мнения, что я и все итальянские маги не рады принимать вас в нашей стране. Хорошего вечера.

— До свидания, — цежу я сквозь зубы, глядя на его удаляющуюся спину. Гермиона дергает меня за руку, и я следую за ней к выходу из зала.

Вокруг почти стихли все разговоры, только фоном играет музыка. За нами по пятам идут взгляды: настороженные, подозрительные, возмущенные — от всех тех, кто еще двадцать минут назад беззаботно шутил в нашей компании.

Возле самых дверей нас перехватывает Палмер, неловко улыбаясь.

— Уже покидаете нас, господа? Веселье же только начинается!

«Что-то мне больше невесело. Может быть, все из-за одного мудилы?» — собираюсь ответить я, но Герми меня, к счастью, опережает.

— Мне что-то нездоровится, Чарльз. Прошу простить нас за ранний уход, — она что-то и правда слишком бледная. Волнуется?

— Ничего страшного, моя дорогая. Надеюсь на повторение нашей встречи. Гарри?

У меня нет настроения отвечать, но я выдавливаю из себя слова прощания и фальшивые заверения, что мы обязательно увидимся.

До границы антиаппарационного щита поместья мы идем молча, вцепившись друг в друга как двое утопающих. Я открываю рот, только когда мы проходим через массивные ворота, выталкивая из себя слова с таким трудом, словно у меня в легкие залили кипящую лаву.

— Я совершил ошибку, Герми. Такую большую ошибку, — я сокрушенно качаю головой, останавливаясь и готовясь аппарировать нас.

— Все в порядке, Гарри, — девушка осторожно заключает меня в объятия. — Мы что-нибудь придумаем. Кристиан что-нибудь придумает. Все будет хорошо.

Я потеряно киваю. Да, я проиграл этот раунд, и, может, он был и последним. Может, уже завтра меня вышлют из страны. Один — ноль в пользу Романо.

Все проблемы решаемы, если дать себе время на раздумья. Надеюсь, это относится и ко мне.

* * *

Оказалось, что ситуация гораздо хуже, чем мне представлялось ранее. Я подумывал о другом эпитете, более красочно описывающем картину, но так и не смог выбрать ничего конкретного из всех трехэтажных конструкций отборного мата, что крутились у меня в голове. Так или иначе, смысл был понятен и без дополнительных словечек: за одну ночь меня низвергли с позиции Героя магической войны, единолично переломившего ее ход, на роль психически неуравновешенного подростка «в изгнании». Ничего вам не напоминает, м-м-м? Надо бы посмотреть в зеркало и убедиться, что мне уже не пятнадцать.

Знаете ли, из всех судеб я почему-то выбрал самую скандальную. Черт возьми, моя «жажда славы» снова завела меня не в то русло, что за невезуха!

Я искоса глянул на «La Magico Repubblica», лежащий на столе в гостиной нашей квартиры на Пьяцца Колонны. Первый экземпляр, доставленный с утра совой, я под ноль сжег стихийной магией, так что это вторая версия, притащенная Дином. Полагаю, он хотел удивить нас новой информацией или еще что-то такое — понятия, блин, не имею, но я пришел в бешенство, только завидев заголовок вшивой газетенки. Жалкие уверения Томаса, что он хотел только помочь, слабо помогли моему разрушительному настроению. Из моей палочки сыпались многообещающие зеленые искры, когда Гермиона отобрала журнал; мы провели несколько увлекательных минут, бегая по квартире и сшибая все на своем пути. Многое пришлось восстанавливать и чинить волшебным скотчем. Кое-что — выбросить. Никакая магия в этом мире не помогла бы той табуретке, о которую я споткнулся на особо опасном вираже.

— Я упустил новости, и Рита Скитер переехала в Рим? — я поднял глаза на Грейнджер, выходящую из ванной. Ее влажные после душа волосы свисали по обе стороны от лица причудливыми ершистыми волнами.

— Ты же знаешь, Рита — еще не самый ужасный представитель своей профессии, — она уселась напротив, с неодобрением поглядывая на полупустую бутылку виски, стоящую на журнальном столике в непосредственной близости со мной. — Не слишком ли рано для алкоголя, Гарри? А что касается журналистки, то я и сама сначала грешным делом подумала на Скитер, так что перепроверила имя, когда Дин принес газету. Незнакомая нам женщина, не переживай на этот счет.

— Ха, будто бы мне больше не о чем переживать.

— Не драматизируй, все не так плохо. И, знаешь, скоро…нет, Гарри, дай мне договорить! Скоро эта ересь выветрится из умов итальянцев. По крайней мере, здесь нет ни слова об обвинениях Романо, что ты устроил самосуд над Волан-де-Мортом; это было бы намного сложнее забыть.

— Беспочвенных обвинений, бля. Ты же и сама в курсе, что это далеко от истины, как кентавры от ипподромов.

— С точки зрения закона, он не так уж и не прав, — Гермиона кинула взгляд на дверь кухни, за которой Томас гремел какой-то посудой. — Не думай ничего такого, Гарри, но, скажем, суд над Гриндевальдом все-таки состоялся, пусть и весьма символический. Тома Риддла же обвиняли во множестве преступлений против человечества, но, по факту, его дело в Аврорате закрыто в связи с «неожиданной смертью ответчика», и там ни слова не сказано о вынесение ему смертного приговора.

— Бла-бла-бла… — я разом допил остатки виски в бокале, и налил новую порцию, — ты понимаешь, что мне насрать? Я ни секунды не пожалел, что приложил руку к смерти этого ублюдочного самопровозглашенного Темного Лорда, — это не совсем правда, но сейчас мне наплевать.

— Я понимаю, что ты расстроен, но…

— Да нихрена ты не понимаешь! — я подскочил с дивана, принявшись синусоидой ходить из стороны в сторону, слегка покачиваясь, как пьяная снежинка на ветру. — У нас не было времени на то, чтобы проводить судебные разбирательства. Ты, блять, была там! Как они вообще себе это представляют? «Хэй, Том, не можешь чуточку подождать, пока мы соберем Визенгамот? А-а-а, ты уничтожил половину из них. Ну ладно. Тогда, подожди, мы проведем срочные выборы. Не хочешь? Ты, бля, хочешь убить всех? Ага, окей. Согласно презумпции невиновности мы не можем казнить тебя до подтверждения твоей вины. А то засудит нас потом к херам Human Rights Watch[1]».

Гермиона недовольно сдвинула брови к переносице. Я могу только догадываться, как ее бесят мои интонации; еще год назад старая добрая Грейнджер прокляла бы меня за такую экспрессивную форму текста и снисходительность по отношению к ее мнению. Но времена идут, декорации меняются, моральные принципы рождаются и умирают, но за последние пять месяцев совместной жизни и совместной деятельности мы успели пройти через все стадии принятия друг друга, в том числе и наших неприятных сторон.

Тем не менее, здравомыслящая — или кажущаяся такой — часть сознания подсказала мне сбавить обороты. Я послушно уселся на диван и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов под аккомпанемент мерзкого дребезжания стеклянных предметов в комнате, что сумели пережить утренний эмоциональный всплеск стихийной магии.

— Я никогда не хотел убивать его, — продолжил я, когда немного совладал со своим голосом. — Видит Мерлин, я никогда не хотел совершать что-то настолько ужасное. Но у меня, как и у всех магов в той войне, не было выбора. Темные маги, светлые — неважно, мы делали то, что могли, что должны были сделать. Иначе…дьявол, иначе бы просто не сработало. И теперь, спустя годы, люди корят меня за единственный правильный поступок, что я совершил в жизни: остановил убийцу. Это, блин, просто отвратительно, — я понизил голос, стараясь не забывать о Дине Томасе за стеной. — Это общество, эти люди, эта мораль — это не работает, видишь? Мы как будто ходим по кругу: одного диктатора меняем на другого, тоталитаризм на демократию, демократию на анархию, террористов на спасителей, спасители превращаются в террористов, государственные границы рушатся, перестраиваются, законы вводятся, отменяются, — мы проводим изменения, но мы не меняем ни-че-го. Говорят, одно единственное действие способно поменять ход истории, но почему тогда сумма всех поступков возвращает все на прежнюю колею? Почему мы так и не разобрались в том, как выглядит идеальное общество? Маггловская религия утверждает, что мы должны делать все как можно лучше, чтобы обрести покой после смерти в раю. Не смотри на меня так, я читал Библию, просто ради научного интереса. Так вот, подавляющая часть магов — атеисты, они не верят в загробную жизнь, в карму, в добрые поступки, что зачтутся нам после смерти. Во что мы верим: в деньги, во власть? Мы отвратительны, — я устало покачал головой, — нельзя бояться не попасть в рай, если жизнь здесь — ад на земле.

Я замолк и пустым взглядом уставился на дно бокала. Истина в вине, да? В установившейся тишине Гермиона поднялась со своего места и уселась сбоку, прижимаясь ко мне всем телом. Ее руки обвили меня за шею, а подбородок уткнулся в плечо.

Окей. Окей, я спокоен. Философия не поможет решить мне проблемы. Я протянул руку, обнимая подругу.

Слова девушки — на грани слышимости, — выдохнутые мне точно в ухо, прошлись приятной дрожью по позвоночнику:

— Если ты идешь через ад, просто продолжай идти[2].

* * *

«…Список знаменитостей, посетивших традиционный светский раут в честь наступления весны, на этом не заканчивается. Хочу уведомить вас, мои дорогие читатели, что на балу мы могли наблюдать немало известных соотечественников уважаемого и любимого нами сеньора Палмера. Были среди них и герои отгремевшей в конце девяностых Второй магической войны в Британии, сеньор Гарри Джек Поттер и сеньора Гермиона Джин Грейнджер. Напомню вам, что сеньор Поттер считается победителем Темного Лорда, революционера, что привел страну к гражданской войне и расколу в аристократических слоях общества. Все мы здесь, на континенте, были поражены смелостью и храбростью юного героя и болели за него всей душой. Многие из нас выросли на сказках о маленьком мальчике, что остановил зло двадцать два года назад. Когда в нашу редакцию попало письмо со списком гостей Весеннего бала, мы были просто взбудоражены: как же, такая долгожданная встреча! Но знакомство с реальным Гарри Поттером, а не вымыслом сказочников, превзошло все наши ожидания. К сожалению, не в лучшем смысле.

— Он оказался совсем не таким, как я его представляла, — с тяжелым вздохом делится с нами Лукреция Руссо, старшая дочь главы нашего бравого Аврората. — Сеньор Поттер был груб и зачастую откровенно некультурен в своих высказываниях. Он не оказывал никакого уважения к нашей культуре и стране, и вел себя достаточно ожесточенно, что выглядело скорее как хамство, нежели прямолинейность.

Так или иначе, все мнения, что мы услышали на счет сеньора Поттера, в общем и целом сходятся в одном: героем его называть ни в коем случае нельзя. Лично я, дорогие читатели, не стала бы доверять свою безопасность этому сеньору. Напомним, что сеньор Поттер, сеньора Грейнджер и два других аврора направлены Британскими островами в Рим в качестве миротворческой акции «для прекращения беспорядков». Закономерен вопрос: о каких «беспорядках» идет речь? Возможно, Министр Магической Англии таким образом выказывает свою иронию, намекая, что сеньор Поттер и сам не прочь эти беспорядки создать? Возможно, простые маги на островах настолько устали от заносчивости юного «героя», что решили сослать его подальше? Или возможно, никто не осмеливается назвать его поведение аморальным, потому что все боятся получить в ответ от неуравновешенного мальчика? Имеет ли место быть здесь психическому отклонению, или сеньор Поттер так своеобразно переживает поствоенный синдром? Этот вопрос мы задали компетентному целителю, что предпочел остаться неназванным, во избежание нападок со стороны «пациента»:

— Скорее всего, сеньор Поттер в достаточной мере не осознает пагубности своего поведения. Такое случается, если в возрасте от восьми до двенадцати лет взгрузить на плечи ребенка непомерную ношу, например, весомую роль в войне, и заставить его принимать жизненно важные решения. Возраст, во время которого должна была зародиться сила воли, противостоящая детскому инфантилизму, оказывается безвозвратно утерян. Теперь, после окончания действий внешних факторов, уже взрослый мужчина ежедневно возвращается к детской непосредственности и импульсивности, переживая их заново в каждой минуте.

Что ж, будем надеяться, что сеньор Поттер сможет преодолеть детские отклонения в развитии с помощью специалистов, которых редакция журнала направила к нему. Будем верить в светлое будущее для нашего любимого героя из сказок…»

Отрывок из статьи Агнесы Буджардини «Весенний бал: взгляд со стороны» в «La Magico Repubblica» за 02.03.2003.

* * *

Единственным приятным событием за последнюю пару мрачных деньков стал приезд друзей. Прямо-таки светлое пятно на заваленной дерьмом площадке моей жизни! Изначально мы планировали выбраться погулять по Риму, покутить в каком-нибудь захудалом баре и немного поразвращать женскую половину местной молодежи, но из-за последних значимых событий все мечты полетели к херам. В общем-то, у нас не было ни настроения, ни возможности покидать квартиру. Дэниелс, заглянувший на зажигательный праздник уныния днем воскресенья, вежливо посоветовал Гермионе ничего не предпринимать до тех пор, пока не станет ясно, в какую сторону грести.

Тем более я был удивительно пьян уже к обеду.

Рон прибыл вечером второго марта. Наши скупые мужские объятия длились так долго, что почти перестали быть скупыми мужскими объятьями. Мы не виделись несколько месяцев, и это, если не считать еженедельных писем, самый большой период без нашего обычного общения с тех пор, как мы познакомились. Нельзя даже выразить, как я был рад видеть Уизли. Пока мы тут бегали и творили какую-то хрень, ведомые одним нам понятными мотивами, и были вечно занятыми по горло, это не ощущалось настолько ярко. Тоска по лучшему другу, что всегда рядом, и смутное чувство ностальгии по былым временам смешались воедино и рухнули мне на голову в тот момент, когда Томас вышел из камина под ручку с Рональдом Уизли.

Был, конечно, и неприятный момент. С Герми у нас существовала договоренность насчет Рона и того, что можно ему рассказывать. Увы, она звучала примерно как «он ничего не должен знать». Это и понятно: Рон днями и ночами в Аврорате, и, зная его, может ляпнуть что-то, не особо подумав. Я бесконечно предан Рыжику, но, черт возьми, его длинный язык по чистой случайности способен обосрать всю малину, так что мы решили обезопасить себя…таким предательским образом. Это действительно меня расстраивает, ведь…честное слово, я никогда ничего не скрывал от лучшего друга — согласно Кодексу Бро, — но пока мы не определимся с дальнейшими планами на будущее, не стоит волновать Уизли раньше времени.

Когда следующим вечером прибыли Драко с Луной, осведомленные в подробностях моей скандальной истории больше, чем бы мне хотелось, их первый вопрос звучал как «какого хрена вы тут творите». Малфои тайно выписывают пару популярных итальянских газет, чтобы следить за особо важными новостями, которые, в основном, читает Люциус. Драконыш сказал, что его в этой кипе макулатуры интересует только рубрика рекламы хороших магазинов одежды и антиквариата в Милане, но даже он не смог пропустить настолько громкой сенсации. Рон, который о происходящем даже и не знал, с порога — ну, после всех этих смущающих объятий и бессвязных восклицаний — спросил, как поживает «моя француженка».

К слову, и первый, и второй вопросы ввели меня в чертов ступор.

— Рональд! Вообще-то я нахожусь здесь, если ты не заметил, — Гермиона недовольно хмурится, удобнее устраиваясь в кресле напротив меня.

— Сложно не заметить, — друг легкомысленно пожал плечами. — Но я хочу знать подробности. Все подробности! А то Гарри ничего толком не рассказывает, а я должен сидеть там в Норе и сгорать от любопытства.

— Это не повод вести ваши мужские разговоры при мне. Вы могли бы это сделать, когда я отправлюсь спать.

— Боюсь, я не досижу до этого момента, — я качаю бокалом с виски на весу, намекая, что моя трезвость оставляет желать лучшего. — Наша Герми — поздняя пташка.

Уизли недоверчиво косится на подругу, пряча улыбку за подвернувшимся под руку апельсином.

— И что, ты даже не стукнешь его? Я думал, ты не любишь, когда коверкают твое имя, — судя по мечтательной полуулыбке, в голове друга роились приятные воспоминания.

— Мерлин, Рон.

— Ага, это я. И все-таки, дружище, как там француженка? Я спрашивал о ней Флёр, они же вроде учились вместе, да? Она так и не смогла ее вспомнить.

— Странно, Николь хорошо о ней отзывалась… Ладно, что ты хочешь знать? Только вкратце, пока Гермиона нас не сожрала.

— У вас там все серьезно или просто перепихон на пару ночей?

Я неуверенно пожимаю плечами, пытаясь не анализировать все то, что лезло в мою голову пару дней назад. Методом научного вероятностного подбора — или просто пальцем в небо — Рон попал в тот единственный вопрос, что беспокоит и меня. Я не разговаривал с Николь несколько дней, так что не знаю, как она отреагировала на статью в журнале. Может быть, меня уже бросили, а я и не в курсе. Не самый нежелательный вариант из имеющихся, если признаться. В последние недели в моем бизнес-плане значится катастрофически мало времени на личную жизнь.

— Мы пока просто пробуем наладить связь. Она милая, и я бы хотел узнать ее получше, — на периферии зрения лицо Грейнджер кривится в недовольной гримасе. — А еще Николь не нравится Гермионе, вот уж не знаю, почему.

Рон задумчиво почесал нос кончиком пальца, просчитывая ходы на шахматной доске, что не задели бы «королеву».

— Она что, тупая?

— По-твоему я могу не любить людей, только если они глупее меня?

— Не знаю. Но обычно случается именно так.

— Пф-ф-ф, тогда бы вы, два идиота, должны были стоять в моем черном списке.

— Ага, я тоже так думаю. Но где ты, о, Гермиона, еще нашла бы таких терпеливых людей как мы?

Под наш с Роном дружный смех подруга закатила глаза к потолку, с мученическим видом поднимая вверх руки.

— Мерлин, дай мне сил.

* * *

В понедельник вечером нас навещает блондинистая парочка Малфой-Лавгуд с недовольным письмо от отца первого и двумя самодельными ловцами снов от Луны. Приятно видеть их такими счастливыми. В течение двух часов мирных посиделок я прокручиваю в голове варианты того, что происходит в Лондоне за закрытыми дверями, и почему эти двое так сдружились. Должно быть, Астория совсем невыносима, раз Драконыш подался к врагам лагеря слизиринцев.

Я чувствую себя чертовски уставшим после тренировочного дня в Палаццо. Видит Мерлин, мне нужно было снять напряжение, но тут я, кажется, немного переборщил. У меня тупо ноет в ушибленных ребрах, и слегка побаливает голова после того, как я запнулся о мусор для трансфигурации на площадке и пропахал лбом каменный пол.

Видел Марино. Тот в одиночестве поднимался по лестнице на второй этаж в главном холле, но при моем появлении скорчил недовольное лицо, взглядом показывая, что бы я не смел приближаться к нему и доставать вопросами. Плохая тактика с его стороны. Даже если он и обижен на меня после субботы (хотя, серьезно, в диапазоне его эмоции я еще не встречал обиды на кого-либо и сомневаюсь, что там такое вообще есть), не следовало бы игнорировать меня так откровенно. Это, вообще-то, расстраивает. Разве в сложившейся ситуации мы не должны мобилизовать все силы, чтобы смягчить последствия Весеннего бала? Я думаю, да. Но вместо этого я оказываюсь в информационном вакууме, понятия не имея, что происходит на верхах итальянской элиты. По факту, не считая короткой заметки о моем нестабильном психическом здоровье в газете, я не знаю совсем ничего. Это, как я уже говорил, нехило расстраивает.

В конце концов, мы выбираемся с Драко из квартиры до ближайшего ликерного магазина. Формально мы идем за Командарией[3] для девочек, но по факту я хотел поболтать наедине — мужской разговор, как называет это Гермиона. Вечером на улице довольно многолюдно — смельчаки выбираются из своих домов с наступлением весны навстречу первому мартовскому теплу, — и мы сворачиваем с Via del Corso в переулок, который, по моим расчетам, ведет к площади Петра, если я не ошибаюсь в названии, с забавной лепниной на жилых домах и баром, в котором мы иногда прохлаждаемся с Грейнджер. Воздух днем прогрелся до тринадцати градусов по Цельсию, так что мы делаем крюк и наслаждаемся погодкой, раскуривая Marlboro.

— Раскрой-ка ты мне тайну, Драко, с чего это ты сошелся с Луной? — у него нерешительный вид. — Или это секрет?

— Да нет, конечно же, — он нервно улыбается. — Просто встретились с ней однажды случайно и разговорились. Она нормальная.

— Ага, я знаю.

— Нет, не в этом смысле…э-э-э я не должен тебе говорить…

— Я знаю, что это притворство, не утруждай себя, на тебя смотреть страшно, — я выпускаю дым, пытаясь придать ему вид колец, и игнорирую ошарашенный вид блондина. У меня редко это получается. Кольца, я имею в виду.

— Я не знал, что ты знаешь.

— Да-а-а, это выяснилось мимоходом, когда я посрался однажды с Джинни. Хотя…такое вообще-то бывало часто. Хорошо, что она умерла от жажды в пустыне. Короче, где-то с год-полтора я в курсе.

— О, — попытка справиться с лицом у парня валится с треском, — ну, тогда ты понимаешь, что она…хорошая, если разобраться. С ней весело. Вы двое свалили, а Пэнси постоянно нудит о своих платьях, так что надо же мне с кем-то расслабляться.

— Подожди-подожди, — я придаю голосу драматичности, — Драко Малфой только что назвал кого-то хорошим? Все в порядке? В аду должно быть минус.

— Ой, завались, Поттер. Я же не комментирую твои отношения с Грейнджер.

Я недоуменно пялюсь на него в течение минуты, пока какой-то мужик — маггл, видимо — стреляет у нас сигарету.

— А что не так с моими отношениями с Гермионой?

Малфой вредно ухмыляется.

— Ты смотришь на нее как на мамины кексы, — он показывает что-то в воздухе, вероятно, обозначающее выпечку Нарциссы, — или как на London Eye[4]. Или как на бутылку Джека. Короче, так, словно тебе этого хочется, но много нельзя.

— Нельзя много Гермионы? — он вещает что-то странное.

Драко тяжело вздыхает, поглядывая на меня из-под челки.

— Ты имбецил, Гарри. Серьезно.

— Что? Почему, блин? Ты изъясняешься какими-то тупыми метафорами, что я должен здесь понять?!

— Что ты смотришь на Грейнджер, как на что-то запретное. Что-то, что ты хочешь себе, но тебе не разрешают. Хотя глупо, никто не будет против, тем более Гермиона.

— Хэй, мастер чтения взглядов, зайдем сюда? — я показываю на вывеску круглосуточного магазина. — И давай закроем эту тему, окей? Ты, похоже, надрался и несешь какую-то хрень. Я не хочу Герми себе. Блять, это даже звучит как бред в стиле психопата-маньяка.

— Ну, как знаешь, — он пожимает плечами.

— Ты лучше скажи: как относятся Астория и твой отец к твоему общению с Лавгуд?

— А почему вообще они должны как-то относиться к этому? — бормочет он.

— Ты им не сказал, не так ли?

— Отец знает, — обиженно произносит Драко. — Он случайно встретил нас в кафе. Астория не в курсе, потому что она и так ноет двадцать четыре часа в сутки, и я не хочу давать ей лишнего повода. Поверь мне, Поттер, беременная женщина невыносима.

— Тебе не удастся перевести тему.

— Да что же ты, Мордред, такой приставучий! Отцу это не нравится, конечно. Но Лавгуды — чистокровная семья, и я рассказал ему, что она нормальная, — парень переводит дыхание и слегка сбавляет громкость. — Ты не понимаешь, Поттер. Астория — просто ужас сейчас. Я уверен, отец понимает мое нежелание появляться дома, потому что и сам делает также. Дьявол, да он даже поставил защиту на свой кабинет в мэноре, чтоб эта фурия не врывалась к нему с тупыми жалобами на меня и весь мир. Мама поначалу относилась к этому с весельем, но даже у нее сдают нервы. Мы живем как на пороховой бочке.

— Я не думаю, что все настолько плохо, — с сомнением бурчу я. Астория мне никогда не нравилась, и когда Драко женился, я попытался объяснить это Люциусу. Конечно же, меня не услышали. Та же Лавгуд в миллион раз лучше этой Гринграсс.

— В том-то и дело, что все именно так! Послушай, я полагал, что после того, как вы двое уехали, я стану проводить больше времени дома, и Асти перестанет меня пилить. Но все, блять, стало даже хуже. Теперь у нее в распоряжении был я, и она пошла вразнос. Я сходил с ума, когда мне встретилась Луна. Она несколько эксцентричная, но милая, и с ней приятно разговаривать; неудивительно, что я провожу много времени в ее компании, — Малфой тяжело вздохнул. — Слушай, я не пытаюсь тебе ничего доказать. Просто, Гарри, ты должен понимать, что я не собираюсь причинить Луне боль или еще что-то такое. Она прекрасный человек, и я хочу, чтобы это никогда не менялось.

На такую длинную проникновенную речь я давлюсь купленным в магазинчике апельсиновым соком. Я был бы не я, если бы не насторожился: только ли эти мотивы играют в Малфое? Он не злой человек, но часто прикидывается мизантропом и циником, так что услышать от него столько приятных слов в адрес человека — живого человека — довольно необычно. Может быть, здесь скрывается что-то большее.

К счастью, мы уже подошли к нашему дому. С самым серьезным видом я киваю ему.

— Конечно, я тебе верю. Повеселись с Луной как следует.

Надеюсь, мои слова не окажутся излишне пророческими. Не хотелось бы становиться крестным отцом для внебрачного ребенка Малфоя.

* * *

Сейчас.

Я открываю глаза. Невероятно, я снова открываю глаза! Перед носом маячит бесцветная плотная пелена какого-то неопределенного состава, но все, о чем я могу сейчас думать, это — я жив! Я, черт бы вас побрал, снова вышел живым из паршивой ситуации. Мне нравится такая тенденция. Дьявол, да мне сейчас нравится абсолютно все!

Конечно, вокруг что-то не так. Я даже почти и не сомневался, что подвох где-то рядом. Может быть, я и привык, просыпаясь после «кризисов», видеть перед глазами белый потолок больничного крыла, но сейчас его нет и в помине. Вообще, здесь совсем нет потолка, и, если я правильно вижу, нет никаких физических границ вокруг. Бестелесное пространство на мили вперед становится первым звоночком, предупреждающим меня о каком-то дерьме, творящемся в этом месте.

Что ж, на самом деле, вторым звоночком. Первым все-таки является полная нечувствительность тела. Я поднимаю руки на уровень глаз, машу ими из стороны в сторону, касаюсь лица и коленей, но все равно не чувствую ничего. Довольно странное «ощущение», если так вообще можно выразиться. Я бы сказал, похоже на моменты, когда онемевает ладонь, что ты отлежал, но даже такая аналогия и близко не подходит к правде. Это — ничего. Я чувствую ничего.

При этом я совершенно точно сижу в кресле. Оно такое же бесцветное, как и окружающая действительность, и выглядит мягким, хотя проверить это довольно сложно в сложившейся ситуации. Я спускаю одну ногу, чтобы разведать обстановку и при возможности уйти к хренам подальше, но никакого сопротивления пола — или хотя бы какого-то подобия его — не намечается. Я скольжу вниз дальше и дальше, пока не повисаю на руках, которые я все равно не чувствую, и только тогда задумываюсь, а стоит ли продолжать. Судя по всему, кресло — островок спокойствия и сомнительной материальности, так что, возможно, его поставили сюда не просто так.

Я догадываюсь, где я. На третьем курсе Академии в программе ментальных наук нам рассказывали о таком, хотя раньше я и не видел ничего подобного. Высококлассные мастера окклюменции способны создавать «ментальный мешок», который представляет из себя ловушку для легилимента. Он проникает в разум и сразу попадает сюда, и — хоп! — дверцы захлопываются, и сознание оказывается запертым в чужом подсознании, тогда как его тело остается без поддержки воли и выглядит как кукла. Если оставленное тело убить, то легилимент превратиться лишь в тень бессознательного, и все его теоретические знания перейдут к создателю ловушки. Бывали, правда, случаи, когда события развивались совсем наоборот, и «заблудшая душа» захватывала тело, отодвигая носителя на задворки. Вообще, такую магию в Европе практиковали в пятнадцатом веке, пока чума косила многих магов. Пару лишних трупов никого не наводили на подозрения, так что окклюменты-умельцы создавали гигантскую теоретическую базу из знаний чужих людей. Наловчившись, они даже научились притягивать в «ментальные мешки» сознания без использования теми легилименции, но вскоре все эти факты раскрылись, и такую магию объявили вне закона, а после принятия Статута Секретности так вообще отнесли к темной. В частной библиотеке Блэков сохранилось еще пару книг на эту тему, но вряд ли можно отыскать что-то еще в открытом доступе, даже если ходить по самым стремным магазинам в самых стремных магических районах городов. От скуки я как-то начал читать одну такую книжку со следами засохшей крови на переплете, но очень скоро это наскучило. Мне было любопытно: мог бы я заманить в такую ловушку Волан-де-Морта, если бы разбирался в окклюменции как бог? Риддл много раз дробил свою душу, так что, даже соединившись с крестражем в моей голове, его кусочки все равно были бы меньше моего — если, конечно, предположить, что со мной все нормально; но тут был, скорее, вопрос воли. Кто из нас сильнее? Мои размышления зашли в тупик, а книга интересующие меня темы не рассматривала, так что я бросил это дело.

Конечно, никто не заманил меня в «ментальный мешок», но этот пример хорошо объясняет мою догадку. Я в подсознании, только, если я правильно думаю, в своем собственном. Неизвестное проклятие заперло меня в моей же голове. Прелестно. Похоже на начало охуительной истории.

Я еще раз огляделся вокруг. Я помню, что слышал хлопки аппарации прямо перед тем, как отключиться, а, значит, Драган или его ребята найдут мое тело. Главный вопрос в том, поймут ли они, что со мной за хрень приключилась, так как со стороны я, наверное, выгляжу как поцелованный Дементором.

Надо бы попробовать вспомнить что-то еще из тех лекций в Аврорате. Рассказывали ли нам о способах перехватить управление телом? В данном случае, собственным телом. Если я смогу придумать хоть что-то, то буду стремиться к «излечению», тогда как ребята снаружи помогут мне в этом.

— Думай, Поттер, думай! — по крайне мере, здесь есть звук. Если станет совсем тоскливо, могу развлечь себя тупыми шуточками.

В некоторых местах эфемерная завеса плотнее, чем в других. Не знаю, стоит ли обращать на это внимание, но возьму на заметку.

…Нет, определенно стоит! Из клубов белесого дыма что-то материализуется. Так-так, похоже на…кресло? Еще одно кресло? Это типа для того, чтобы я мог попрыгать с одного на другое? Какое-то странное проклятие в меня попало, честное слово.

На втором «островке материальности» в метрах трех от меня появляются смутные очертания человека. Это хороший знак, но я почему-то чувствую себя еще хуже. Что за личность может быть представлена моим подсознанием? Насколько я знаю, «память» о людях хранится в другом месте сознания. О таком повороте событий я слышу в первый раз. Но вот в чем дело-то: я же все равно вижу того, кто тут материализуется, несмотря на то, что такого просто быть не может.

Бледная кожа, аристократичное лицо, чуть вьющиеся волосы…

…быть не может.

— Ты! — рычу я в неприятно ухмыляющееся лицо незваного гостя. — Что ты здесь делаешь?! Я убил тебя!

Мужчина только улыбается.

— Ты думал, это конец, а, Поттер?!

---

[1] «Наблюдение за соблюдением прав человека» — частная американская организация, следящая за соблюдением прав человека.

[2] Цитата Уинстона Черчилля.

[3] Традиционное кипрское вино со вкусом сухофруктов.

[4] Лондонское колесо обозрения высотой 135 метров.

Чертчертчерт!

Надо подумать. Успокоиться и подумать, ага. Не стоит поддаваться панике и принимать сразу наиболее ужасные варианты развития событий близко к сердцу. Я, в конце концов, не пессимист. Если я буду держать себя в руках, ничего непоправимого не случится.

— Ты сдох! И я уверен в этом на сто процентов, ты, чертов кусок дерьма!

М-да, это не похоже на спокойствие. Веду себя так, словно мне пятнадцать. Мне казалось, я прошел возраст неконтролируемой агрессии, но, видимо, нет, хотя в свое оправдание могу заметить, что этот человек всегда вызывал во мне самые яркие чувства.

— Щенок, как ты смеешь! Я вечен! Никто не может уничтожить меня.

Следовало бы разобраться в ситуации прежде, чем пороть горячку. Это как с многими печальными моментами в моей жизни: если бы я сначала думал, а потом делал, нескольких трагедий удалось бы избежать.

— Очень в этом сомневаюсь, потому что я смог!

Итак, что происходит? В «ментальном мешке» проявляется еще одна личность, тогда как такое просто невозможно. Моему подсознанию не доступна память о людях. Не может же оно сконструировать что-то настолько правдоподобное, не пользуясь реальными воспоминаниями. Здесь должен быть какой-то подвох.

— Ты слишком высокого мнения о себе, Гарри Поттер. Ты жалок и беспомощен передо мной.

…Нет, определенно возможно. Я, может быть, элементарно не слышал о таком или, что также вероятно, спал на этих лекциях. Человек рядом ведет себя ровно так, как я и запомнил, а, значит, характер сохранен полностью. Чем это может быть? Ментальная проекция, слепок человека или…часть души?

— Риддл, — рычу я в его направлении. — Что ты?

Темноволосый мужчина в ответ скалится в неприятной гримасе.

— Ты забыл мое имя, несносный ребенок? Я Лорд Волан-де-Морт! Не смей называть меня этим маггловским именем.

— Что ты? — настойчиво повторяю я, игнорируя оскорбление.

— Твоя память настолько дырява, что забыл меня?!

— Ты не выглядишь как Волан-де-Морт, — с неожиданным спокойствием медленно проговариваю я. — Ты выглядишь как Том Риддл, — задумчиво оглядываю его с ног до головы.

Это правда. Темный Лорд, с которым я познакомился, был изуродован ритуалами и множественными разрывами души, что оставили от его физического облика малые крохи, если вообще ничего. Мужчина напротив выглядит лет на тридцать, может, чуть больше. У него нормальная внешность, аккуратный маггловский костюм и, вообще, он весь из себя такой обычный, но темные глаза иногда поддергиваются красноватой дымкой. Он похож на Риддла из воспоминания Дамблдора, когда первый хотел получить работу профессора защиты от темных искусств, разве что сейчас будущий-мертвый-Темный-Лорд чуть моложе.

— Сколько тебе было, когда ты пришел убить меня в первый раз? — спрашиваю я, не отводя взгляда от яростно сдвинутых бровей. Так уже лучше, если говорить спокойно, можно и добиться ответа.

— Мне плевать, Поттер, что ты там хочешь знать.

— Ты выглядишь старше того куска личности, что была заперта в моей голове после восемьдесят первого, — принимаюсь я размышлять вслух. — К тому же, это был твой последний крестраж, так что ты вероятно уже был уродом.

— Заткни свой поганый рот, мальчишка!

-…Я не видел фотографии того периода, но наверняка все так и есть. Ты выглядишь лет на тридцать, значит…это шестидесятые? Семидесятые? Неважно, — я качаю головой. — Ты не остатки души Волан-де-Морта.

— С чего ты взял, что это так? Я могу принимать любое воплощение, глупец.

Несколько секунд я обстоятельно обдумываю данное предположение.

— Не-е-е, вряд ли. Если бы ты захотел попугать меня в моем сознании, то нарядился бы страшной образиной, что ты был в девяностых.

— Посмотрим, как ты станешь говорить, Поттер, когда я займу твое тело и убью твоих грязнокровных друзей.

— Не похоже, что ты свободен в передвижениях, да? Попробуй для начала уничтожить меня, Риддл. Задачка для слабоумных: как выйти из комнаты, в которую нет входа?

* * *

Вне занимаемого нами времени и пространства раздаются приглушенные голоса. Отвлекаясь от праздного разглядывания бесцветного и бесконечного полотна метафорических стен вокруг, я пытаюсь сосредоточиться на словах. Речь тех «на свободе» монотонная и гладкая сродни той, что мы ежедневно слышим от случайных прохожих на улицах города, не придавая ей значения. Но вот только в моем случае это единственная возможность понять, что происходит вне моего сознания, поэтому я концентрируюсь на несвязных звуках, едва ли не краснея от напряжения.

— Это не имеет смысла, — довольно отчетливо звучит холодный голос Люциуса Малфоя, и я только на мгновение удивляюсь, как быстро Марино успел пригнать англичанина в Палаццо. — Даже если мы и снимем проклятье, неизвестно, как данное событие скажется на работоспособности Гарри. Это слишком опасно для него.

Риддл со своего островка по эту сторону преграды на заявление надменно хмыкает. Я теряю концентрацию, и все посторонние звуки мгновенно стихают.

Такая хрень происходит не в первый раз. Несколько раз я уже слышал чьи-то голоса «за стеной», но только сейчас говоривший человек был мне знаком. Значит, мое тело в безопасности, и маги отчаянно пытаются достать меня, о чем как раз и свидетельствует присутствие Малфоя. Он — высококвалифицированный темный маг со стажем. Марино и сам не брезгует темными заклятиями, но те в основном направлены на атаку, а не на снятие долговременных проклятий. Люциус в этом спец, поэтому я даже немного расслабляюсь, услышав его, несмотря на печальное содержание сказанных слов.

С Риддлом мы не разговариваем. В последнем диалоге мы так выбесили друг друга, что было принято почти кулуарное решение «заткнуться нахрен» и «не отсвечивать, блять, совсем». Это меня устраивало, но сейчас я чувствую невыносимую скуку от монотонного ничего-не-делания.

— Что, даже никаких разочарованных вздохов по поводу того, как быстро твой старый дружок позабыл о твоей мерзкой роже и теперь помогает заклятому врагу бывшего господина? — проказливо замечаю я. Мертвый Темный Лорд будит во мне детскую непосредственность и раздражительность. Будь мы оба материальны здесь — я бы просто набил ему физиономию, но за неимением других вариантов приходится довольствоваться грубыми словами.

— Люциус никогда не был моим «старым дружком», Поттер, — презрительно отметает Риддл, не глядя на меня.

— «Правая рука Темного Лорда», — передразниваю я. — Всего лишь любопытно, как часто ты пользовался своей правой рукой? Или на левой у тебя хватка сильнее? Кто там занимал это местечко под солнцем, несравненная Белла? — я наигранно смеюсь.

— Ты омерзителен, Поттер! Твои грязные намеки вызывают отвращение. Лорд Волан-де-Морт никогда не опускался до низменных отношений со своими слугами!

— Да что же ты так завелся, я просто спросил, — в ответ слышится утробное рычание. — Ладно-ладно, успокойся. И все-таки, ты даже не удивлен, что сейчас Малфой пользуется моим доверием и уважением?

Риддл стряхивает невидимые пылинки с маггловских брюк и педантично расправляет ткань. С учетом того, что мы находимся внутри моей головы, и здесь нет никаких материальных объектов за исключением двух кресел, в том числе нет пыли, эти действия выглядят тупыми и бессмысленными. Тянем время, ага?

— Я удивлен только, что он не примкнул к твоей стороне, Поттер, еще в последний год войны, — наконец, равнодушно тянет мужчина.

— Ч-что? — я ошеломленно моргаю. — То есть ты не доверял ему, но все равно держал рядом с собой? Какой, блин, в этом смысл?!

— Из всех моих Пожирателей Смерти Люциус был наиболее…скользким типом. С ним можно было иметь дело, только если держать в страхе. К тому же, после окончательной победы над тобой, мальчишка, я собирался убить большую часть Внутреннего Круга и собрать новый, верный мне до последней мысли.

— У тебя хоть были люди, которым ты доверял?

Голос Риддла прямо-таки сочится самодовольством:

— Конечно. Я.

Этот парень реально чокнутый, думаю я. Не стоило бы мне с ним трепаться, а то вдруг подхвачу какую-нибудь ментальную заразу, от которой плавятся мозги.

— Твоя кадровая политика меня восхищает.

— По крайней мере, у меня в слугах не было той швали, что населяли Орден Безмозглой Курицы, Поттер.

— Вот тут ты ошибаешься, вся шваль как раз и лобызала подол твоей мантии, у меня были друзья и соратники.

— Которые послали тебя на смерть.

— Ой, да пошел ты! — я психую и отворачиваюсь от неприятного собеседника. Все попытки начать разговор кончаются примерно так: я ругаюсь, а Риддл презрительно скалится в ответ. Конечно, это меня не удивляет: при жизни мы не упускали случая унизить друг друга, чередуя с попытками избавиться от осточертевшего врага. Но сейчас — и я не хочу говорить «при смерти» — мы заперты в одном пространстве, так что нет никакого смысла в том, чтобы следовать принятым много лет назад правилам. Мне же скучно, верно? Плюс Риддл все же был Темным Лордом, а на сегодняшний день любая информация об этом кажется мне чертовски привлекательной. Не буду уточнять, почему.

Все же у суки-судьбы отвратительное чувство юмора.

— Хэй, Риддл, расскажи мне о войне, — вежливо начинаю я, пытаясь следовать голосу разума.

— Не смей называть меня этим именем, мальчишка! — рассерженно шипит мужчина, игнорируя мою просьбу. В ответ я только закатываю глаза, как бы говоря «да срал я на это».

— Ну, если я буду обращаться к тебе «эй», то тебя это удовлетворит еще меньше.

— Ты можешь просто закрыть рот?

— Вообще-то, нет.

Нет, потому что я точно уверен, что Том захочет поговорить. Не имеет значения, что я вижу перед собой: остаток крестража, ментальный отпечаток или образ, сконструированный моим больным сознанием, — в любом из случаев человек скучает здесь. «Помогай людям», — вот главная заповедь старого доброго Поттера.

— Что именно ты хочешь знать? — говорит Риддл, глядя на меня с исследовательским интересом.

— Ну, не знаю. Просто о войне с вашей стороны. Как она выглядела, что вы чувствовали, за какие идеалы сражались.

— Идеалы? — мужчина издевательски выплевывает это слово. — Ты даже глупее, чем я думал, Поттер.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты так говоришь?

— Ну, потому что я всегда считал тебя безмозглым щенком, в чем я в очередной раз убедился.

— Нет, черт возьми, — я усиленно подавляю гнев, разливающийся внутри. — Почему ты так отреагировал на «идеалы»?

— О войне и моральных ценностях никогда не говорят в одном предложении, мальчишка, — глубокомысленно изрекает Лорд с видом сверхмудрого мудилы.

— Мерлин, что здесь вообще происходит… — убито шепчу я, потирая переносицу. Этот мужик выводит меня из себя. — Ладно, давай попробуем по-другому. Ты хочешь сказать, что в гражданских войнах сражаются не за идеалы? Тогда за что?

— За власть, конечно же.

— И все? А как же там «долой грязнокровок», «силу чистокровным» и прочая муть, что вы несли?

— Ты сам только что ответил на свой вопрос, Поттер.

— Я…не понимаю, — и я правда не понимаю. Зачем я полез в эту полемику?! У меня уже голова пухнет.

Риддл, кажется, насмехается надо мной. Именно этим можно объяснить, почему через несколько минут (или часов? время здесь относительно) он начинает более-менее подробно объяснять.

— Любые войны ведутся для приобретения еще большей власти, чем имеется на данный момент. Контроль над промышленностью, торговыми путями, территориями, частной жизнью людей, системой образования, демографическими особенностями и прочим, что тебе может взбрести в голову. Враждующие стороны пытаются заполучить как можно больше влияния и укрепиться в своем господстве. Идеалы — что бы ты ни вкладывал в это бессмысленное слово — служат в качестве ширмы для всех стремлений к власти и, что главное, для разграничения сторон. Не имеет значения, что произносится вслух; важно лишь, кто обладает большей силой. Побеждает не справедливость, правда и вера. Война — будь то гражданская или межнациональная — это массовое собрание меркантильных и алчных до власти людей, разделенных стеной мифических ценностей, которые…

— А как же освободительные войны? — я говорю первое, что приходит мне в голову.

— …которые не оказывают никакого влияния на исход войны. Не смей перебивать меня, Поттер! В ходе освободительных войн люди пытаются приобрести власть над собой и своими территориями, и если это происходит, то их стремления не исчерпывают себя и ведут дальше в бой, что в последствие историками называется «революцией».

— О. Но разве люди не восстают против системы, если ущемляются их интересы, скажем, давление на свободу выбора или…

— Нет. Они просто выбирают ту сторону из имеющихся, которая подходит им по социальному положению. Бедные выбирают бедных, богатые — богатых. Грязнокровки встают на «защиту» мнимо светлых магов только потому, что чистокровные уже сделали свой ход и организовали «темную сторону», и им не остается ничего другого. Конечно, первую партию разыгрывают имеющие авторитет и силу личности с противоположными убеждениями, создавая в ходе первого столкновения баррикады, которые и разделят в последствие всех, кто находится в их зоне действия.

— А как же те, кто придерживаются нейтралитета?

— Маргиналы. Им не имеет значения, кто победит в войне. Любой из исходов их вполне устроит.

— Хорошо, окей… То есть ты говоришь, что ты и Дамблдор в свое время не поделили власть, а потому самостоятельно провели разделение на «чистокровных и магглорожденных», организовывая таким образом две социальные группы, которые и устроили эти ужасные войны?

— Если утрировать, то да. Гриндевальд начал это в Германии, и я продолжил его политику.

— Его крах не навел тебя на какие-нибудь мысли относительно твоего будущего?

— Нет.

— Пиздец, — я в шоке качаю головой. — Я думал, мы сражались за свободу… Подожди, но Дамблдор умер раньше окончания войны.

— Не имеет значения; колесо было запущено до этого, под весом инерции оно продолжало раскручиваться без одного из двух руководителей.

— И победившие получили власть, — я уткнулся носом в раскрытые ладони, с ужасом думая об уничтожении собственных иллюзий. — Шеклболт и его команда получили власть.

— Да, Поттер. А ты бился за идеалы и остался ни с чем.

— Ох, получается, что все эти противоборствующие лагери типа темных и светлых магов — это…политический ход?

— Еще полтысячелетия назад использование темной магии — или то, что под ней подразумевается сейчас — никак не регламентировалось законом. Но в ходе неудачной войны за господство с излишне активным участием маггловской Инквизиции в качестве третьей стороны победили светлые маги. Чтобы укрепиться в своей власти, они приняли Статут Секретности, исключая магглов из их обретенной сферы влияния, и множественные ограничения на пользование темной магией, дискредитируя последних противников. Даже ты, Поттер, можешь видеть, насколько катастрофичным был тот проигрыш, потому что даже спустя годы ущербная стереотипность мышления по поводу темной магии не теряет своей силы, — заканчивает мужчина с заметным сожалением в голосе.

— Но есть же какие-то общепринятые категории добра и зла; ты не можешь отрицать очевидной опасности темной магии.

— Далеко не все из запрещенных разделов магии ставят своей конечной целью убийство человека. Более того, Поттер, у глупца даже перьевая ручка в руках — опасный предмет, не стоит ли его запретить? Нельзя скрывать от магов важную часть их культуры только потому, что так было политически выгодно их предкам.

— Ага, а ты прямо самоотверженный революционер, взявший на себя право казнить всех, кто не согласен с твоей точкой зрения, — ко времени припомнились слова Гермионы.

Риддл мрачно улыбнулся, показывая ряд ровных зубов.

— Нет, Поттер. Мне просто нравилось убивать. А зло не нуждается в оценке. Но я не сомневался, что твой ограниченный умишко, стесненный бреднями старика о высшем благе, не позволит посмотреть на все с моей стороны. Хотя, — продолжил он как ни в чем ни бывало, не обращая внимания на мой возмущенный взгляд, — может быть, ты и не настолько безнадежен.

— О, такой комплимент от тебя я никогда не забуду, Риддл! — проговорил я сквозь зубы, отворачиваясь от мерзавца. Не требуется много сил, чтобы понять, на что он намекает. Я помню — конечно же, я это помню — как лишал жизни ублюдка Романо и думал о том, что убивать…неплохо. Что это всего лишь один из методов решения проблем, иногда — мера вынужденная. Что убийство не делает тебя чудовищем, что оно не меняет тебя, если ты достаточно рационален, что ты всегда можешь прекратить. Но Том Риддл — не тот, что находится прямо передо мной, а тот, на борьбу с которым я положил годы своей жизни — Том Риддл всегда напоминал мне, что смерть отвратительна, и на долю секунды я позволил себе забыть об этом.

«За стеной» раздались неясные голоса, постоянно повторяющие что-то об «откате», «последствиях» и «нестабильности». Ни один из говоривших знаком мне не был, поэтому когда они в очередной раз стихли также внезапно, как и появились, я не особо расстроился, снова погружаясь в пучину размышлений.

Я убил человека. Не то что бы эти мысли ни разу не посещали меня после случившегося, но…черт возьми, я убил человека просто потому, что мне так хотелось. Не имеет значения, заслужил ли он это. Потому что да, заслужил, но это не прощает мне того, что я не испытываю сожалений. И Том Риддл, насколько я знаю, никогда не испытывал раскаяния за совершенные преступления против человечества. И чем тогда я отличаюсь от него? Моральными принципами? Теми, что, блять, позволяют убивать людей просто так?!

Самое ужасное, что даже сейчас, думая обо всем этом дерьме, что я игнорировал последние месяцы, я не испытываю раскаяния. Потому что его нет и быть не может. И человек, сидящий передо мной, тому доказательство.

Под гнетом осознания рушатся мои мысленные барьеры.

Я поднимаю тяжелый взгляд на Риддла. Он выглядит лет на тридцать, молодой и красивый, еще не обезображенный мерзкими ритуалами. Выглядела ли так частичка его души или я всегда представлял Темного Лорда именно таким? За которым пошли вперед, потому что у него была сила и харизма, потому что он стоил того, чтобы вести стадо овец, возвышаясь над ними как холодный айсберг, погубивший Титаник.

— Ты ведь не ментальная проекция, да? — мой голос звучит равнодушно, словно это не я сейчас открываю чертов ящик Пандоры.

Мужчина оценивающе смотрит на меня несколько бесконечных мгновений, прежде чем отрицательно качнуть головой.

Я смеюсь. Нет, серьезно, я начинаю смеяться, будто мне рассказали отличную шутку. Это выглядело бы абсолютно нормально, не будь я заперт в своем сознании со своими ужасами.

— Дьявол, я об этом не думал, — беззвучно выдыхаю я, откидывая голову на спинку кресла. Смех прерывается как по щелчку пальцев.

В тебя попало темное проклятие, и ты, Поттер, думал, что все будет отлично? Что ты проведешь пару часов, беззаботно болтая с Лордом Волан-де-Мортом, который оказался рядом по чистой случайности? Ты совсем идиот, Поттер, или только прикидываешься им, чтобы не травмироваться об острые углы своего подсознания?!

Том Риддл мертв. Его последний крестраж был уничтожен в девяносто восьмом году в момент попадания Смертельного проклятия в тело Гарри Поттера. Так что Том Риддл никак не может оказаться сейчас здесь, даже в виде ментального слепка души.

На самом деле, мужчина передо мной…ох, это неприятно признавать. Этот мужчина с внешностью поверженного врага — это я. Это то, чего я боюсь также сильно, как и желаю. Это то, во что я страшусь превратиться, но кем я уже стал.

Риддл живет не в моих воспоминаниях, он живет во мне, потому что в ту секунду, как с тисовой палочки сорвался зеленый луч, в ту самую секунду, я проиграл.

А тот, что был мертв уже как пять лет, выиграл, сам того не ведая. Побежденный становится победителем. Как…драматично.

Потому что Том Риддл — это и есть я. Не в буквальном смысле, конечно. Его образ воплощает в себе все ужасы, все чудовищные черты, все злодеяния, что только можно вообразить. Они есть во мне, но пока что активизировались недостаточно, чтобы…точнее, уже слишком. Именно так.

Это проклятье не убивает меня, оно сводит меня с ума, сталкивая с собственными страхами. С неприглядной истиной, в конце концов. Оно запирает меня в своем сознании, медленно лишая здравого смысла. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем я…исчезну.

Ты так облажался, Поттер.

* * *

— Значит, я и правда так думаю?

Минуту назад из-за «стены» раздался мягкий голос Гермионы, повторяющий, что все будет хорошо. Это немного подняло мне настроение. Мне, конечно, не лучше, у меня тут едет крыша, но теперь я хотя бы надеюсь на лучшее. Все-будет-хорошо-все-будет-хорошо-все-будет-хорошо. Если я буду повторять это как мантру, возможно, мне удастся рехнуться не так скоро.

— Что именно?

— Ну, я действительно думаю так о политике, войнах, убийствах? — я беззаботно качаю ногой, уставившись на Тома.

— Я не сказал ничего такого, о чем бы ты еще не размышлял, Поттер, — говорит мужчина, кидая на меня недовольный взгляд.

— Безумие какое-то. Я хренов социопат.

— Ты хочешь услышать подтверждение?

Я выставляю руки в защитном жесте так быстро, что, будь я материален, у меня бы свело плечо.

— Нет-нет-нет, спасибо, обойдусь. Ты, кстати, цитировал Макиавелли.

— М-м-м? — Риддл вопросительно вздергивает бровь.

— Ну, «зло не нуждается в оценке» — это фраза из «Государя» Макиавелли. Настоящий Волан-де-Морт читал его или это уже моя вариация?

— Я знаю ровно столько же, сколько и ты, мальчишка. Хватит задавать глупые вопросы. Если ты не хочешь разговаривать со мной о своих грешках, то просто замолкни.

— Какие мы обидчивые. Этим ты в папочку пошел. Ну, в настоящего Риддла. Я-то буду не таким занудой.

— Заткнись.

* * *

— Хэй, раз уж ты знаешь все ответы на мои вопросы, может, поможешь?

— Я не твой личный психолог, Поттер.

— Вообще-то, ты и есть я, — я обвинительно тыкаю пальцем в мужчину. Последние какое-то-там-количество-времени я нахожусь в прекрасном расположении духа, потому что эфемерное пространство вокруг пару раз мигнуло, впуская в серое марево яркие цвета. Это не может не быть хорошим знаком. По крайней мере, я в это искренне верю.

— Это не значит, что я буду следовать твоим указаниям, глупец, — Риддл презрительно скалится в ответ.

— Тебе скучно. Давай же, ответь мне на вопрос, Том.

— Не смей! Это не мое имя.

— Я не стану называть тебя Гарри, даже не проси. Ну, так что?

Мужчина устало трет глаза, и я с трудом сдерживаю рвущийся наружу смех.

— Хорошо, Поттер. Я отвечу на один твой вопрос, — бесцветным голосом сообщает мой собеседник.

Этого-то я как раз и ждал.

— Почему меня бросила Джинни? Я слишком много времени проводил с друзьями, и она права, что я бессердечный мудак, или проблема все-таки в ней? Что изменилось?

Мрачная ухмылка Лорда должна была меня насторожить, но этого почему-то не произошло.

— Что изменилось, Поттер? — он принял театрально задумчивый вид, хотя яд из голоса никуда не делся. — Она утопилась в горячей ванне.

— А, — я тупо кивнул. — Ясно.

Даже если моя «темная сторона» и знает ответы на все вопросы, это совсем не подразумевает, что она не может использовать мои же приемчики.

Кто бы сомневался.

* * *

— Кажется, Люциус все же нашел способ тебя вытащить.

Это был первый раз, когда Риддл начал разговор сам. Время от времени я задавал ему ничего не значащие вопросы или просто принимался рассуждать вслух о чем-нибудь столь же бессмысленном, как и все мое времяпровождение здесь, просто чтобы напоминать себе, что я жив, я здоров, и все будет хорошо. Помогало так себе, если честно.

Но серое пространство вокруг с каждой минутой светлело все больше и больше, и становилось очевидно, что мое пребывание в подсознании подходит к концу. Не описать словами, как сильно я был этому рад. Мне нужно на свежий воздух. Мне нужно, блять, куда угодно, только бы подальше отсюда. Все эти жуткие мысли, естественно, не покинут меня даже «на воле», но там я уж как-нибудь разберусь.

— Да, похоже на то. Мне, конечно, жаль покидать твои гостеприимные объятия, но у меня там дела, знаешь ли.

Мою язвительность Лорд проигнорировал.

Вокруг раздавались голоса. Неизвестные мне, какие-то знакомые, в общем, целая какофония звуков.

— Что, Поттер, помогла тебе встреча с собственными демонами? — Риддл издевательски выгнул бровь, буравя меня взглядом.

— Ты здесь один, нет смысла обращаться к себе во множественном числе.

— О, так ты уже не считаешь себя? — меня непроизвольно пробрало холодным потом от его слов. Волан-де-Морт определенно торопился сказать все, что должен, и что растопчет окончательно останки моих самооправданий. — Запомни, Поттер: есть вещи, которые невозможно забыть; есть события, которые нельзя стереть. Ты убийца, сколько бы ты не убеждал себя в обратном. Ты можешь врать себе, а можешь принять это. Только два варианта, видишь? В первом — ты проиграешь, во втором — получишь шанс. Ты можешь стать великим, а победителей, как знаешь, не судят. Никаких ограничений; ты сам ставишь рамки. Мораль не стоит того, чтобы о ней заботились. Темный Лорд попробовал, но потерпел крах; ты сдался, даже не пытаясь. Ты ничем не лучше его, но ты можешь стать лучше! Все в твоих руках, Поттер, — мужчина рвано выдохнул, наблюдая, как рассеивается окружающий нас туман. — Все в твоих руках. Только вот лжи в твоих руках нет.

Я чувствовал, как меня медленно уносит. Пространство распадалось, вызволяя меня из плена. Смазанное лицо Тома Риддла — не настоящего, это только мираж — поплыло куда-то в бок. Чтобы не видеть этого хаоса, я закрыл глаза, надеясь, что следующим, что откроется передо мной, будет самый реальный потолок какой-нибудь комнаты. Плевать, какой именно, главное, что он будет материальным.

Под раскатистое эхо последних слов Лорда, я отключался.

— Итак, нельзя упустить этот случай: пусть после стольких лет ожидания Италия увидит наконец своего избавителя![1]

* * *

Медленно, словно веки щедро залиты свинцом, я открываю глаза.

— Поттер? — чьи-то холодные пальцы настойчиво вздергивают мою голову выше. — Поттер, ты меня видишь? — мгновеньем позже взволнованное лицо Люциуса появляется в поле зрения. Несколько секунд он обеспокоенно вглядывается мне в глаза, после чего резко выдыхает на грани слышимости.

— Ага, — хрипло шепчу я. Ощущения такие, будто я лег поспать в обеденный перерыв и просрал все на свете. Какой сегодня день?

Люциус сдвигается вглубь комнаты, и я слышу тихое позвякивание стекла. Да-а-а, вода бы мне сейчас не помешала. Но вообще это прекрасно — чувствовать что-то. Даже если это всего лишь сухость во рту. Я конвульсивно дергаю конечностями, ощущая под собой какие-то простыни, кровать, землю, планету и все-все-все. Неестественность моего пребывания в подсознании сейчас кажется еще более омерзительной.

Я пью из предоставленного стакана, и Малфой по-отечески поддерживает мою голову. Действительно ли я не верю в его лояльность так, как говорил Риддл? На краю сознания всегда плавала мысль, что доверять ему слишком сильно — это как прятать ключи под половым ковриком рядом с дверью: вроде бы ничего страшного, но в иной раз может и стукнуть по тебе же. Так или иначе, беспрекословно я верил только Гермионе и Рону, так как даже такие тормоза как я иногда учатся на своих ошибках.

Не хочется признавать, но скорее всего все сказанное Риддлом во время заключения будет остро бить по любой из поднимаемых проблем еще немало времени. Он зародил не то что бы семя сомнения; он вырастил внутри двухсотлетний дуб, который переживет и меня. И именно поэтому я так благодарен Люциусу за то, что он спас меня.

— Спасибо, — я приподнимаюсь на руках и устраиваюсь поудобнее в подушках, — что вытащили меня. Это было ужасно.

— Ты, Гарри, никогда не думаешь головой, — мужчина тяжело привалился боком к стоящей рядом с кроватью тумбочке. Должно быть, он охренительно устал после такого выброса энергии. — Неужели каждое неопознанное темное проклятье необходимо ловить своей грудью? Кого ты там защищал в этот раз — котенка?

Игнорирую неприкрытую издевку насчет моего «комплекса героя». В конце концов, тут он как раз не прав, потому что спасал я только свою задницу.

— Я не успел аппарировать, как они поставили купол. Пришлось сражаться, и в какой-то момент я устал. Вы обнаружили тех, кто это сделал? — мысли об этом отдают тянущей болью в затылке.

— Люди Марино работают с двумя оставшимися в живых наемниками. Еще один — в коме. Ты неплохо держал оборону, но все-таки недостаточно хорошо.

— Они хотели меня убить. Не могу сказать, что я полностью доволен собой, но, как ты можешь судить, я все-таки жив.

— Значит, тебе повезло, — Малфой пожимает плечами. — Что ты видел во сне?

Копируя его деловую манеру поведения, равнодушно отвечаю:

— А что я должен был видеть, согласно инструкции к применению?

— Animus Dolentis — если буквально, «страдания сердца». «Вызывает галлюцинации-фобии в состояние комы, сводят с ума за семьдесят два часа», — процитировал Люциус.

— Ну, именно это я и видел. Галлюцинации-фобии.

— Можешь не отвечать, если не хочешь.

— Да ладно, что уж тут, — я передернул плечами. — Только не говори об этом никому, хорошо? Не думаю, что это положительно скажется на моей репутации. Я видел Волан-де-Морта.

Так как я в упор рассматривал блондина, то успел заметить, как тот ощутимо вздрогнул. Интересно, он также интуитивно боится упоминания бывшего хозяина?

— Значит, это твой самый серьезный страх? — спросил англичанин деланно-равнодушно, хотя я чувствовал, что это выбило его из колеи.

— Нет, Риддл меня давно не пугает. Но то, что он говорил, было…стремно, — я протяжно вздохнул. — Что-то я больше не хочу об этом говорить. Сколько я был без сознания?

— Почти двое суток, сейчас шестое марта.

— Отлично, а то я боялся, что пропустил Всемирный день поэзии[2], — по ощущениям я потерял не два дня, а две вечности. В голове немножечко мутно.

— У тебя еще есть шанс его отпраздновать. Если ты не против, я приглашу ожидающих.

— Да, конечно, — я наблюдал, как мужчина направляется к входной двери. Увидеть Гермиону будет потрясающе. Я соскучился. Даже удивительно, как ее голос поднимал мне настроение «в зазеркалье».

— Гарри! — бушующий ураган по имени Грейнджер пронесся по комнате и вцепился в меня, полностью повалив на постель. Я даже не успел сориентироваться. — Гарри, ты в порядке!

— Привет, Герм. Как делишки? Скучала? — я подвинулся так, чтобы упираться спиной в изголовье, удобнее устраивая девушку на своих коленях. Для этого мне пришлось выпутать одну руку из объятий и переместить ее на талию подруги, для устойчивости подтягивая ее еще ближе.

— Ты! — она обвинительно ткнула в меня пальцем, мгновенно входя в состояние рассерженной женщины. — Как ты посмел так рисковать собой, а? «Я на часик, скоро буду», — передразнила Гермиона текст записки, что я оставил перед уходом, продолжая дырявить пальцем мое плечо. — Мы думали, что ты…ты погиб! Гарри!

— Все хорошо, все же хорошо, — я заключил ее в крепкие объятия, прижимая к себе и не давая воли рукам. Подруга зло дышала мне куда-то в шею. — Виноват, Герми, очень виноват. Прости меня.

В двух метрах от меня о чем-то тихо переговаривались Малфой и Марино, не отрывая от меня взгляда, но и не думая помогать. Хитрые ублюдки.

— Не делай так больше, хорошо? — девушка жалобно выдохнула.

— Не буду. А ты не нервничай, ага? Ты, кстати, очень помогала мне, пока я был…там. Слышал тебя и не терял надежды.

— Правда? — она слегка отодвинулась, заглядывая мне в лицо.

— Да.

— Гарри, вы слышали все происходящее? — спросил Кристиан, участливо улыбаясь. Я кинул на него короткий взгляд, и снова перевел его на сидящую рядом девушку.

— Не все, только отдельные фразы иногда долетали. Постоянно говорили о последствиях. Надеюсь, прогнозы не оправдались?

— Нет, похоже, ты в порядке, — Люциус кивнул самому себе.

— Отлично, просто отлично, — Марино повторил жест.

— Слава Мерлину, — Гермиона также начала кивать, участвуя в этом флешмобе китайских болванчиков, но я мгновенно переместил ей руку под подбородок, удерживая в таком положении. Девушка замерла, комично расширив глаза.

— Вот и хорошо, все счастливы. Да, Герми?

Подруга одеревенело промычала что-то согласное.

— Я, если честно, скучал по тебе, — продолжал я, инстинктивно поглаживая большим пальцем подбородок ведьмы. — Серьезно, очень соскучился. Не знаю, как для тебя, но для меня это была целая вечность.

— Я тоже, — прошептала девушка. — Тоже скучала.

Гермиона выглядела уставшей. Вряд ли она хорошо спала эти двое суток, переживала. Когда зимой девяносто восьмого нас бросил Рон, подруга неделю себе места не находила, изредка забываясь чутким сном.

Игнорируя возобновившееся перешептывание блондинов, я тепло улыбался девушке. Все будет хорошо, все уже хорошо, Герми, не переживай, ладно? Я здесь, чтобы защитить тебя.

Это было странное чувство. Как будто бы от ответной улыбки Грейнджер у меня по позвоночнику прокатилась обжигающая волна, замирая на кончиках пальцев. Я посмотрел на свою руку, удивляясь, что это за хрень, и наткнулся взглядом на приоткрытые губы девушки. Ах, вот что я чувствую: теплое участившееся дыхание. Я улыбнулся еще лучезарней, проводя свободной рукой вверх по спине Герми, и аккуратно подул на свисающую на глаза прядку, качнувшуюся на ее скуле и не сдвинувшуюся ни на дюйм. В голове было приятно пусто.

И тогда, не отрывая взгляда от злополучной пряди волос, я сделал кое-что непонятное. В тот момент это казалось важным, а я привык доверять своей интуиции.

Я наклонился еще ближе, носом убирая пушистые кольца волос, и наткнулся на ошарашенные, раскрытые в немом вопросе глаза девушки. Ее дыхание касалось моей щеки, и это было так волнующе, словно первый поцелуй на пятом курсе Хогвартса. Кто это был тогда? Не помню, да и неважно это сейчас. Я почувствовал какое-то необыкновенное чувство спокойствия и умиротворения.

И поэтому…

…я просто поцеловал Гермиону.

* * *

Какой же я болван.

Сейчас я должен бы быть в уютном лазарете Палаццо и видеть десятые сны с длинноногими красотками и теплыми пляжами, заставленными ящиками рома. Целитель и Люциус прямо-таки приказали мне отдыхать и не совершать прогулок дальше клозета и обратно. Но вот он я — осторожно крадусь по третьему этажу поместья! Каждый раз, когда я нарушаю правила, в мире грустит один Перси Уизли.

Я не мог уснуть, когда Драган прислал записку с предложением присоединиться к нему и Каролю Островскому в дуэльном зале. Кароль — настоящий зверь. Он поляк, и у него есть определенные понятия о том, что хорошо и что плохо, немного отличающиеся от общепринятых. В жизни он ненавидит — и боится, как я полагаю — только русских и летучих мышей, а все остальные существа, не попадающие под эти категории, подлежат полному уничтожению. По крайней мере, именно так выглядят его попытки обучить меня боевым искусствам. Я до усрачки боюсь его, и даже не скрываю этого.

То, что я посреди ночи выбрался из теплой постели на встречу с этими двумя, говорит о явном помрачнении рассудка.

В сознание я пришел уже как четырнадцать часов, и чувствую себя на удивление прекрасно. Параноики из Палаццо и Лондона уговорили меня остаться здесь на ночь, пока я не приду в норму. В общем-то, я уже там. У меня все еще немного не в порядке с головой — я искренне хочу в это верить, — но в остальном я как огурчик. Неплохо бы размяться перед сном. Если Кароль меня не убьет, то я даже смогу выспаться, и, надеюсь, мне не приснится совсем ничего.

Ну какой же я болван.

Эта мысль крутится у меня в больной голове уже тринадцать часов пятьдесят пять минут, ровно с тех пор, как я проснулся и натворил черт-те-что.

Мне приходится остановиться и спрятаться за портьеру, пока двое наемников поднимаются по лестнице. Марино сказал, что ребята были так огорчены моим состоянием, что не пили два дня. Это так мило. Понятное дело, сейчас большая часть из них уже ужралась в стельку, так что мои шансы добраться до цокольного этажа, где располагаются дуэльные комнаты, увеличиваются во много раз. Я спускаюсь по лестнице на этаж и ныряю в ближайший коридор.

Когда я поцеловал Гермиону, в шоке были все. Люциус и Кристиан с одинаково удивленными лицами пялились на меня, а я, в свою очередь, пялился на враз покрасневшую девушку. Глаза у всех были как огромные, наполненные дерьмом, блюдца.

Марино попытался спасти ситуацию, неловко кашлянув, но мы всё продолжали пялиться друг на друга. Когда в моем мозгу оформилась крамольная мысль повторить поцелуй, и я, испугавшись самого себя, отдернул руки от тела подруги, та, кажется, ожила. Грейнджер нервно улыбнулась мне, сказав, что зайдет позже, мигом спрыгнула с моих колен и унеслась в неизвестном направлении. Еще несколько мгновений я сидел неподвижно, разглядывая что-то перед собой, после чего перевел охуевший взгляд на блондинов, безмолвно спрашивая «что это сейчас было».

— Похоже, я поторопился насчет положительной оценки твоего состояния, — медленно протянул Люциус, разглядывая меня как диковинную зверушку. — Хотя Драко уже пару раз пытался доказать мне, что между вами двумя что-то есть, так что, возможно, я и не прав.

— Похоже на то, — поддакнул итальянец. Видимо, на моем лице отразилось какое-то отчаяние, потому что он сразу исправился: — Или это просто шок. Не переживайте, Гарри, вы двое суток провели в компании самого себя, так что ваша жажда…хм, близости вполне объяснима.

Тем не менее, эта «жажда» оказалась совершенно необъяснимой для меня, так что я провел часы, прокручивая все это в голове и мучаясь тупой болью в затылке.

— О, ну наконец-то явилась принцесса! — Драган залихватски просвистел, объявляя о моем прибытии. Он стоял у стены, облокотившись на стойку с холодным оружием, и раскуривал до отвращения огромную сигару. — Мы уже и не знали, ждать тебя или нет.

— И тебе привет, идиот. Где Кароль? Я думал, вы будете здесь вдвоем.

— Сегодня мы решили скрасить нашу романтику. Поучаствуешь в тройнячке? — он громко заржал.

— Без интима. Два дня назад меня неплохо поимели, так что я, пожалуй, воздержусь, — я прошелся по залу, разглядывая укрепления с метр высотой, разделяющие дуэльный круг на три ровные части. — Пинг-понг?

— Ага, тебе надо развивать скорость и гибкость движений. Я видел, как ты падал на землю — будто мешок с навозом — перед попаданием в тебя этого психоделического заклятья. Ты сейчас как, нормас?

Я киваю, поглядывая в сторону. Магическая вариация пинг-понга служит наемникам для тренировки рефлексов. Вместо маленького безобидного мячика здесь — огромный огненный шар, что с бешеной скоростью летает в округе. Его траекторию невозможно просчитать, потому что зачастую он ведет себя как живой, посылая на хер всю физику, и еще он может спалить тебя дотла, если ты прозеваешь факт появления шара на своем секторе площадки. Это травмоопасная игра, но ради моментов триумфа стоит рисковать. Самым крутым случаем, что я вообще видел, было мастерски проделанное отзеркаливание шара от пола совсем рядом с укреплениями, после чего тот полетел прямехонько в противника, направляемый перекрестными ветрами по этой траектории. Игрок считается проигравшим, если вся одежда на нем сгорит. Мы используем огнеупорное зелье на кожу, так что страдаем совсем немного. Хотя не скажу, что ощущение зуда на покрасневшей коже после пинг-понга так уж и радует.

— О, Поттер, вот и ты, — Кароль заваливается в комнату, с ноги открывая дверь, и светит мне белозубой улыбкой. От его акцента у меня кровь из ушей идет, но я раз за разом прихожу сюда. — Соберись, мужик, я не собираюсь тебя жалеть.

— Да я, блин, и не надеялся. Начнем?

— Ага. Только если сеньор Марино спросит — ты сам захотел сыграть, лады?

Я киваю и принимаю зелье из рук Островского. Может быть, пинг-понг меня немного отвлечет. Я поцеловал свою лучшую подругу и, кажется, хочу еще, так что из меня следует чуточку выбить дурь.

Ты такой болван, — говорю я себе мысленно. — Ты снова все сделал таким сложным.

---

[1] Цитата из «Государь» Макиавелли.

[2] Двадцать первое марта.

Комментарий:

О Вселенная, я вернулась из затянувшегося перерыва. Черт, простите, люди, я забыла, что за мной значится долг!

Я не стану давать пустых обещаний, но скажу, что сделаю все возможное, чтобы выложить оставшиеся 8 глав настолько быстро, насколько позволяет график жизни. Так что вам ещё полагается страниц 150-200 из мемуаров бестолкового Поттера.

Если я теряюсь, смело можете кидать помидоры мне в личку. Возможно, это смотивирует мою ленивую прокрастинирующую задницу.

А, может, и нет. В любом случае я рада, что вы ещё здесь, ребята, потому что только это и имеет смысл.

 

 

 

— Fish in thick tomato sauce swims in happy comatose. Only me, pathetic wimp, have no fucking place to swim[1]…

На часах чуть больше трех после полуночи; спокойный вечер в Палаццо медленно, но необратимо превращается в спокойную ночь. Я бы многое отдал, чтобы таких безмятежных часов в моей жизни было больше, но даже в этом желание есть какая-то необъяснимая ирония, словно злобная сука-судьба или чувак на небе или кто-там-еще-может-быть согласно всем этим религиозным бредням ждут — не дождутся моих неосторожно высказанных мечт, чтобы воплотить их в реальность самым извращенным способом. Верно говорят, что желать надо умело. И еще, что у высших сил самое отвратное чувство юмора в нашей вселенной. Короче, лучше уж держать язык за зубами, чем размахивать им на манер помело, а потом огребать за собственные промахи.

— Fish in thick tomato sauce…

В коридорах в восточном крыле было темно как в гробу, только луна мелодраматично освещала все вокруг. Можно было, конечно, достать магические светильники, но так как по пути сюда мне не встретилось ни одного, то я решил пометить эту задачу как невыполнимую. Ну, или маггловское электричество. Когда лет десять назад Марино окончательно вселился в полузаброшенное поместье, то в первую очередь он не поставил защиту на всю территорию, как сделал бы любой нормальный маг, а вызвал магглов-электриков, что провели ему сюда кучу кабелей, о назначении которых никто и не знал. Не уверен, что понимаю все детали этого дела, но в итоге Палаццо озарился механическим светом, а магический фон, что возникает от использования всех заклинаний в поместье, заметно снизился. Это-то в общем и круто, потому что обычно на всяких там полигонах так фонит магией, что даже тупой и слепой сквиб способен ее учуять, а тут у нас развернутые тренировочные действия проходят абсолютно незамеченными, так как творимую тут херню по незнания можно списать на бытовую магию по тому же, скажем, освещению огромной территории.

Так что да, во всем Палаццо есть электричество, но так как за последние десять лет ни одна нога электрика не ступала по этой земле, то и получается, что в некоторых местах оно слегка похерилось. Ну, как «слегка». Если говорить откровенно, то большинство кабелей в темных закоулках Палаццо на сей день испорчены руками пьяных наемников. Тут и добавить особо нечего, потому что даже я один раз наблюдал крайне не эстетичную картину, как пару едва стоящих на ногах мужиков играли в «догони меня бутыль» и сшибли парадную люстру. Вообще, не знаю, как мы собираемся выигрывать политическую войну, если наша военная сила находится в вечно пьяном состоянии. Забросаем противника пустыми бутылками и наспех сооруженными коктейлями Молотова? Или, ну не знаю, надышим полную комнату стойкого перегара? Марино, конечно, не парится по этому поводу, но меня это, блин, беспокоит. Цицерон сказал, что «война требует быстроты», но у нас тут на скорость только в клозет бегают. Ах да, еще и за добавкой. С другой стороны, Драган, как командир наемников, успокоил меня, заверив, что в случае срочных военных действий все будут в сборе и при полной готовности. «Готовности», о Мерлин… Я надеюсь, он говорил не о том, о чем я думаю.

— …Swims in happy comatose…

Итак, в коридорах было темно, как в гробу. Тоненькая ниточка дыма от непотушенной сигареты стремилась под самый потолок, создавая там белесый вонючий туман. Картина получалась настолько космогонической, что навевала стойкое ощущение пребывания в Сайлент Хилл — той самой игре, по которой Дин Томас тащился пару лет назад. Тишина стояла мертвецкая, не считая время от времени раздающихся с улицы крепких ругательств ребят, что посреди ночи убирали во дворе талый снег. Прекрасная атмосфера, чтобы предаваться метафизическим исследованиям собственной жизни.

Был у меня один давний случай: целый день крутится в голове — не могу не рассказать, хотя бы чисто для смеха. Мне было лет шесть-семь-восемь, уж не знаю точно, когда я по уши втюрился в девчонку. Сара Джеймс, как сейчас помню. Вся такая миленькая, в белых носочках, с заплетенными косичками, светленькая и аккуратненькая во всем, отличница и прочее-прочее, то есть стандартная модель ребенка из благополучной обеспеченной семьи, какой никогда и в помине не было у меня. Моя репутация была тогда, конечно, не самой лучшей, а все из-за толстозада Дадли и его дружков с садистскими наклонностями. Но пока мы учились в младшей школе, сфера влияния этих дегенератов распространялась только на ближайшее окружение, и за пределами класса меня не считали «чокнутым заморышем». Плюс, Сара занималась на курсе продвинутой математики, поэтому относилась ко мне непредвзято. Ну, и как это бывает с такими хорошими девочками-паиньками, после занятий найти ее можно было только в библиотеке, что, по счастливой случайности, являлось местом моих «отсидок». Дадли боялся книг больше, чем термоядерной войны, больше голодовки и даже больше указки мистера Тернера, учителя литературы, так что библиотека была безопаснее забаррикадированного бункера.

В один из таких дней мы и познакомились. Я был довольно одаренным ребенком, но в ее присутствие, честно говоря, терял любой навык поддержания разговора. Сейчас, спустя годы, забавно вспоминать, как я пытался очаровать ее своим детским интеллектом, будучи неспособным связать двух слов. Полагаю, выглядел я как слабоумный… Но суть, конечно, не в этом. Я все время мечтал, чтобы Сара обратила на меня внимания, а ее персональные уроки биологии, что она проводила для меня в библиотеке, совсем не интересовали. Ну, хотя бы потому, что биологию я знал лучше всех в классе. Так что, испробовав все возможные и невозможные способы завоевания любви дамы сердца, я просто пошел на необдуманный импульсивный шаг с моей стороны. Я, блин, просто поцеловал ее, когда она наклонилась ко мне показать что-то на схеме расположения органов каких-то зверюшек. Не знаю, о чем я думал. Похоже, что вообще ни о чем! Так или иначе, Сара обиделась и больше со мной не общалась, что, с одной стороны, было и хорошо, так как в тот период началась массовая травля имени Гарри Поттера. Но с другой стороны, я бы сказал, что эта ошибка должна была научить меня чему-то важному… Оказалось, в моем двадцатидвухлетнем теле живет разум мелкого шкета. Удивительно, как я умудрился выживать все эти годы?..

— …Only me, pathetic wimp…

Прошло по меньшей мере пятнадцать лет, а я снова совершил ту же самую ошибку. Только отличие настоящего и прошлого состоит в том, что тогда я хотя бы знал, что влюблен в Сару. Сейчас дела обстоят так глухо, словно передо мной раскинулась чаща Запретного леса. Населенная снейпами и волан-де-мортами. И хреновыми пауками. Кратко говоря, все очень глухо.

Осознанно я никогда не думал о Гермионе как о женщине. Да, она красивая и обаятельная, но все это воспринималась мной, как что-то должное. Как что-то, что было всегда неизменным. Словно уже в одиннадцать лет Грейнджер умела игриво накручивать прядку волос на палец и стрелять глазками. Срань господня, я правда в это верил? Наверное, в этом и состоит главный минус дружбы, завязанной в молодости: человека ты воспринимаешь как забавную квинтэссенцию из его детских поступков и черт характера того периода, но с обновленной годами внешностью. Хотя, стоит заметить, вряд ли в свои одиннадцать я видел Грейнджер соблазнительной, это уж точно.

В последний год мы сильно сблизились с Гермионой, особенно после ее расставания с Роном. Какой бы сильной и независимой женщиной она ни была, ей все равно требуется поддержка и понимание со стороны. А так уж вышло, что я остался единственным ее другом, которому можно заливать про неудавшиеся отношения. Безусловно, не только про это, но дружба, протертая хорошеньким слоем спирта, неплохо блестит. Так что Гермиона всегда была для меня самым дорогим человеком.

После меня бросила Джинни, и подруге пришлось практически переехать ко мне из уютной однокомнатной квартирки на Элмингтон-роуд. Это было довольно славное время, несмотря на то, что я выглядел как тоскливое дерьмецо. Потом был психоделический сон, будто я задремал под мескалином, где Гермиона — моя лучшая подруга — признается мне в платонической любви, и, хотя я признаю, что моя реакция была чересчур эмоциональной, это немного выбило меня из колеи. Далее нашу дружбу ждали взлеты и падения, ссоры и примирения, и — вот оно — мой самый провальный шаг на льдине наших отношений. Поцелуй! Твою мать, я поцеловал ее, и нельзя списать это на повреждение рассудка. Да и реакция Гермионы, окончательно смутившейся, доказывает одно: для нее это было не просто касание губ.

— … Have no fucking place to swim…

— Какой прилипчивый мотивчик, — Драган оторвался от задумчивого созерцания отчетов колдомедиков, исписанных таким мелким забористым почерком, что буквы напоминали скорее мошек, чем слова, и недовольно глянул на меня. Я внезапно обнаружил себя в ярко-освещенной холодной комнате на цокольном этаже. Черт, даже приблизительно не могу сказать, как давно я здесь стою, тупо не обращая внимания на смену обстановки. Это ж как крепко я ушел в себя?.. — Ты можешь напевать что-то другое? Или вообще лучше не пой, у этих парней уши от тебя вянут, — он махнул рукой себе за спину.

Вообще-то, мне давно следовало отвлечься от обмусоливания трагичности сложившейся ситуации в своей голове. По крайней мере, задвинуть эти мысли в далекое бессознательное до возвращения в квартиру в Риме, а это, по моим подсчетам, произойдет все равно не раньше завтрашнего обеда. Мерлин, спасибо за передышку.

— Такая напряженная обстановка, так и хочется разрядить. Ну, знаешь, мертвая тишина, — я многозначительно подвигал бровями в такт словам, давясь нервным смехом. Обстановочка, и правда, так себе.

Наемник раздраженно закатил глаза.

— Идиот. Может, займешься делом? Здесь, — он потряс отчетом, — хватит работы и на тебя. Я не хочу проторчать здесь до утра из-за того, что эти тупицы не умеют пользоваться пером.

— Что нового ты хочешь там найти? И так все ясно: колото-резанные раны, большая поверхность ожогов, несовместимых с жизнью, повреждения внутренних органов, множественные ссадины и ушибы. Я ничего не забыл?

— Вот этого убило электрическим током, — потирая светлую щетину, глубокомысленно изрек Драган. Кивком головы он указал на неподвижное тело на столе по соседству, накрытое белой тканью, что выглядела так же аккуратно, как и носовые платки Марино.

— Чья работа?

— Фредди чутка перестарался с шоковой терапией. А еще твердил, что электрический стул херово работает! Прикольное изобретение, кстати, мне нравится.

— Это же вроде еще со времен Инквизиции осталось, — я осторожно отогнул край простыни, разглядывая синеватую кожу мертвеца. Довольно-таки отвратительно. Я хотел испортить себе аппетит? Я испортил себе аппетит. — Ого, вот это мрачный видок! Он рассказал хоть что-то интересное, прежде чем пасть смертью храбрых?

— Только пару способов, как пройти в задницу, и еще эти бесконечные «слава Италии», — мужчина устало вздохнул, буравя меня нечитаемым взглядом. — Пожрать бы сейчас, а то торчим здесь голодные.

Я подавился набранным в легкие воздухом для отповеди. Веселящийся голос в моей голове проорал что-то вроде «ну и ну!».

— Блять, мы в морге.

— Спасибо, кэп. А то я думал, что мы случайно забрели на after-party после какой-нибудь клубной тусни, где все такие ужравшиеся и спокойные, — еще один тягостный вздох. — Хотя, конечно, ты прав, делать нам тут особо нечего. Что эта четверка, что тот, доживающий свои последние часы в подвале, не имеют никаких опознавательных знаков, чтоб пробить их по базе. Никаких обороток или магического воздействия на внешность, вообще никакой магии на них, не считая магического осадка после столкновения, но их все равно никто не идентифицирует. Ни в Министерстве, ни в Таможенной службе. Как будто они родились, только чтоб грохнуть тебя в переулке.

Я неопределенно пожал плечами на ходу, направляясь в сторону выхода из «холодильника». Моя нежная душа, конечно, уже не пищит при виде трупов — стоит признать, трое из четырех присутствующих мне уже почти родные, результат моих заботливых ручек, — но прогулка по моргу вряд ли станет моим любимым времяпровождением в ближайшие деньки. Черт, да вообще никогда не станет!

— Ставлю на Аврорат.

— Да, я, в общем-то, тоже. Но, знаешь, Поттер, не так-то просто доказать их причастность к выродкам Руссо. Разве что спец подразделение… Но, один хер, недоказуемо. Он находится под протекторатом Романо, а, значит, нам его не достать.

— Никто не говорит о том, чтобы лезть к нему прямо сейчас, — прикинув в голове, что спать мне совсем не хочется, а заняться чем-то надо, я вырулил к дверям столовой. Странное совпадение, что морг и кухня расположены так близко друг к другу. В следующий раз буду тщательнее проверять пироги с мясом. — Но ты сам видел в Омуте, что нападавшие двигались слаженно и четко, разве что командная работа слегка подкачала. Если исключить из уравнения использование ими запрещенных проклятий, то стиль ведения боя схож с тем, чему обучают в Академии. Не английская учебка, конечно, но точно и не американская или азиатская, значит, засранцы вышколены где-то в Европе.

— Мыслишь ты верно, это да, но доказательств-то никаких.

— Да на хрен нам эти доказательства сдались, — я с трудом сдержал порыв закатить глаза. — У нас тут гражданская война на носу, кто выиграет, за тем последнее слово и останется. К тому же, раз весь итальянский Аврорат под Руссо, а Руссо — под Романо, то даже будь у нас стопудовые улики против них, типа сотни свидетелей или огромной фосфоресцирующей надписи «я здесь был», дело бы все равно прикрыли за неимением доказательств, как в случае со смертью главы семейства Пампо. Про эту славную пятерку просто забудут, даже вряд ли объявят поиски. Серьезно, Драган, я не знаю, чего ты тут изгаляешься с этим дерьмом. Пиво будешь?

— Светлое, давай сюда. Но нам в любом случае нужна информация на будущее. Да и, насколько я знаю сеньора Марино, он сделает попытку сдвинуть правительство честно, ну, как это вообще может быть. К тому же, надо обезопасить себя что ли…

Я кивнул, просчитывая в уме, влезет ли в меня три куска стейка, или лучше поголодать, и съесть два. Аппетит у меня после своеобразной пятидесятичасовой комы просто зверский, а недавнее посещение морга забыто как сон. Что, впрочем, не так уж и плохо, можно немного поднабрать в массе, раз уж силовых тренировок у меня хоть отбавляй и отсыпай. А теперь, видимо, их число возрастет в геометрической прогрессии.

— Чтобы предупредить и обезвредить, я понял.

— Мы же даже не знаем, от кого конкретно тебя защищать!

— Драган, как показала практика, защищать меня необязательно, я сам справляюсь, — снисходительно проговорил я, разглядывая запотевшее стекло бутылки. Пиво немного горчило, но для Италии это обычная хрень. Английское пиво здесь достать так же сложно, как и Святой Грааль.

— Да, блять, конечно! Если бы практика показала это, ты бы не валялся два дня в форме ноющего дерьма.

— Я уложил троих из пятерых. Кстати, что там с пятым, тем, что в подвалах коротает дни?

— Помрет скоро. Тогда всю партию в крематорий и отправим.

— Сраный Мерлин, я же ем! А с ним-то что приключилось?

— Да тоже Фредди перестарался. Регулятор мощности на электрическом стуле сильно сбоит. Экспериментировать-то не на ком было.

Должно быть, у меня действительно пластичная психика, раз такие замечания воспринимаются мной как само собой разумеющееся. Или это еще один звоночек в череде колокольного звона по безвременной кончине моего категорического императива. Не знаю, потом задамся этим вопросом.

— Почему, кстати, никто не вызвал авроров ночью? Мы там полдома снесли, а ни один смельчак не вышел проверить, что за шум на улице. Я теперь не уверен, что Руссо выслал бы своих людей из Аврората, но отреагировать они все равно должны были; а так — тишь да гладь. Или это обычная для Rifugio ситуация ночного сабантуя?

Наемник посмотрел на меня как на умалишенного.

— Это Тихая Гавань, парень. Не помню, чтоб слышал о случае сообщения в Аврорат оттуда хоть единожды. И не уходи от темы, трое из пяти — говеный результат. Ты, правда, действовал весьма творчески, за это хвалю, но во всем остальном — полный капец. Запнуться о собственную ногу и попасть под смертельное проклятие…Я даже не знаю, нужны ли тебе какие-нибудь уничижительные комментарии, или ты сам додумаешь.

— Для первого раза неплохо, — я недовольно скривился.

— Эту отмазку для первого секса будешь использовать, — и, игнорируя мое возмущенное «эй», продолжил: — Столько промахов я даже на вступительных в учебку не делал. Твой первый раз мог быть последним. Грейнджер здесь все глаза выплакала, пока этот англичанин тебя с того света доставал. Кстати… — голос мужчины сделался подозрительно равнодушным. Я оторвал раздраженный взгляд от чрезвычайно интересной столешницы. — Тут слухи ходят… О произошедшем после твоего чудесного воскрешения…

Мысленно я несколько раз чертыхнулся. Слухи ходят, да? Ну, ты и трепло, Кристиан.

— Что-то любопытное? — нейтрально проговорил я.

— Ну, можно и так сказать. Что-то про тебя и Грейнджер…

Да просто, блин, потрясающе, теперь-то уж точно не съехать с разговора. Дьявол, проклинаю тот день, когда доверился Марино и его болтливому языку! А я только нормально отвлекся от этих завалов в личной жизни.

— Понятия не имею, о чем ты. А что слухи говорят-то?

Фанатично блестящие глаза Драгана должны были меня насторожить, но я почему-то слабо проникся ситуацией. Как оказалось, зря.

— Что ты завалил ее прям там при сеньоре Марино и этом англичанине!

Я моргнул.

Потом моргнул еще раз и сумел открыть рот.

— Что, блять?

— Так это правда? Ну, Поттер, не ожидал от тебя такой прыти.

— Да никакая это нахрен не правда! — вспылил я. — У вас там что, крышу у всех посносило?! Я ее просто поцеловал!

Ну, а потом я, договорив, конечно, понял свою ошибку. Вполне в духе Драгана, на самом деле. Глупец, повелся на провокацию.

— Так вот что имел в виду сеньор Марино под «некоторым конфликтом»! — торжествующе заорал наемник на весь первый этаж. В барабанных перепонках у меня слегка кольнуло. — А я всю голову сломал, думая, по поводу чего вы там опять посрались в такой драматичный момент! Ну, молодец, Поттер, мужик, горжусь тобой.

— Нет, — я выставил обвинительный средний палец ему в лицо, — нет. Даже не начинай. Замолкни, Драган.

— Наконец-то это свершилось.

Несмотря на готовность, казалось бы, ко всему, я все равно с шумом подавился пивом.

— Что…что, блин, значит, «наконец-то»?

— Я выиграл у Элиота десять галлеонов.

— Тотализатор, ну, конечно, — я раздраженно закатил глаза. — Какого хера вы вообще спорили на это?

— Надеялись, что ты когда-нибудь возьмешь свои яйца в кулак, парень.

— Мерлин, я вас всех ненавижу.

— Дэниелс, к слову, ставил на то, что первый шаг сделает Гермиона. Радуйся, что я верил в тебя, Поттер.

— Драган. Завались, а, — мученически простонал я, утыкаясь лбом в столешницу. Что-то в затылке отозвалось громким насмешливым «бум».

— Да что ж ты такой мрачный? Все же отличненько вышло, Грейнджер теперь твоя…

— Она никто не «моя», ясно? Мы не в отношениях и не собираемся в них быть! Но вот я просрал дружбу, и мне совсем не смешно.

Наемник уставился на меня как-то напряженно. В его глазах читался такой живой интерес напополам с непониманием, что я всерьез задумался, а не пора ли мне пойти и повеситься на фонарном столбе.

— Ты как-то непрошибаемо туп, Поттер, — осторожно проговорил мужчина. — Ты поэтому таскаешься за мной целый день? Потому что не хочешь говорить с Грейнджер об этом?

— Я и с тобой не хочу об этом говорить вообще-то.

— Значит, ты…нет, подожди, — он приложил руку ко лбу с видимым страданием на лице. — Я чего-то не понимаю. Ты влюблен в Грейнджер, наконец-то поцеловал, а теперь не хочешь ее?

— Что…? Я не влюблен в Гермиону!

— Ага, ну да, — Драган скептично изогнул бровь. — А я ношу розовый пеньюар, когда никто не видит. Ты кого обманываешь, парень?

Довольно…сложная ситуация, да. Не то что бы я сам не понимал, что происходит, но…хотя нет, вообще-то я нихрена не понимал.

— Ты думаешь, что я влюблен в Гермиону? — медленно выговорил я, словно беседовал с душевнобольным. В каком-то смысле весь этот диалог немного безумный.

— Это пиздец как странно, что ты не думаешь так же, — мужчина покачал головой. — Ты серьезно?

— Наверное, — силы внезапно покинули меня. Я протяжно выдохнул, испытывая странное ощущение, что если не скажу сейчас ничего, то сдохну от этой катавасии. — Я…я, кажется, запутался. Очевидно, путаюсь уже очень долго. Я люблю Герми, но я не хочу терять нашу дружбу только для того, чтобы проверить, действительно ли я чувствую к ней то, что…что чувствую.

— Гарри, — непривычно мягко начал Драган, — не решай за вас двоих. Поговори с Гермионой. Просто поговори, узнай, что она думает. Если тебе это интересно, я уверен, что она хочет попробовать. Ни одна девушка не прошла бы столько ради друга.

Я слабо хмыкнул, совершенно не чувствуя облегчения.

— Лучшего друга.

— Это ты так думаешь. Как ты там говорил? Твоя любовь «затанцевалась до смерти в ночном клубе»? Может, перестанешь так заморачиваться по тому, что уже давно прошло?

Просто сказать, Драган, просто сказать. Попробуй еще сделать это так, чтобы не жалеть всю жизнь об испорченной дружбе с единственным человеком, что был так дорог. Просто сказать.

* * *

В комнату я возвращаюсь только к рассвету, с унылым видом плетясь по непривычно тихим коридорам Палаццо. За ночь температура воздуха неожиданно опустилась до нуля, и пошел мелкий накрапывающий дождик, почти мгновенно обесценивший все труды ночных работников по уборке территории; остается надеяться, что эльфы додумались прикрыть настежь распахнутое окно в выделенных мне покоях, потому что в ином случае придется отказаться от идейки подремать в уютной теплой постели. Маги, может быть, и считаются самой умной и продвинутой человекообразной расой на планете — хотя, признаться, есть в этом утверждение какое-то высокомерное форменное безумие, — но даже они еще не изобрели заклинаний для обогрева шелковых простыней. Или вообще каких-либо абстрактных простыней. Короче говоря, надо заняться этим вопросом в будущем.

Окно, к моему превеликому удовольствию, оказалось плотно закрытым. Уже что-то. Но сна не было ни в одном глазу, а мои собственные мысли настолько осточертели, что проводить с ними еще часы и часы бессонного времени казалось ужасной идеей. Пожалуй, даже скверной идеей. Надо было срочно отвлечься; но мои лечащие врачи не рекомендовали мне принятие любых зелий в ближайшие трое суток — в том числе, и так желаемого сейчас «Сна без сновидений», — а все жители Палаццо, по моим скромным догадкам, видят уже десятые сны про полуголых девиц и смертоносные битвы. Хотя, определенно, не все: Марино наверняка и в царстве Морфея проверяет бесконечные отчеты. Чем черт не шутит, такого асексуального человека я еще не встречал.

К слову, о наемниках. Не могу сказать, что мне сколько-нибудь полегчало от разговора с Драганом; в смысле, нет, мне совсем не полегчало. Я только еще более запутался — что вообще-то казалось невозможным, — потому что резонный вопрос «а не влюблен ли я в Гермиону» встает теперь уродливым боком. Откровенно говоря, не могу ответить «нет»; это было бы чистым враньем, а на руке до сих пор едва различимо белеет шрам «я не должен лгать». Но сказать «да», сложнее, чем кажется на первый взгляд, потому что, ну, насколько я могу судить по грустной медицинской карте моей личной жизни, дружба между экс-любовниками невозможна. И это вроде как дверь в одну сторону, и, Мерлин, меня бросает в дрожь только от мысли, что я могу быть любовником Гермионы, а это совсем не улучшает мою способность к рассуждению. Дьявол.

С другой стороны, кое-что из сказанного наемником я все же принял к сведению. Нам с Грейнджер предстоит поговорить по моему возвращению, и это не будет легкий разговор про погоду или биржевые котировки. Черт, это будет определенно сложно! Но, что бы я там импульсивно, в конце концов, не решил, начало светской беседы в любом случае задаю я. Что ж, даже не знаю, радует ли это меня или огорчает.

Я неторопливо прохожусь по комнате, засунув руки в карманы потрепанных джинсов, — Драко говорил, сейчас они вроде как в моде? — вяло раздумывая о том, куда бы прибиться попутным ветром.

Отношения с Гермионой выбивали из колеи. Было так просто любить ее и быть рядом, не давая никакой оценки обоюдно существующим чувствам. Но реальность раз за разом с упорством толстокожего барана пробивала бреши в красиво оформленном фасаде, заставляя если и не понимать, то хотя бы видеть. Видеть, словно со стороны, как мы смотрим друг на друга, как смягчаются интонации в голосе, как мы летаем рядом будто светлячки вокруг лампочки, боясь и искренне желая приблизиться, и многое-многое другое, что время успешно скрывало годами. М-да. Самообман — худшая ложь. Я бы, разумеется, мог долго и пространно вещать о вытесненных воспоминаниях и общей рассеянности, вызванной давлением бессознательного — спасибо Фрейду, — но правда в том, что я банально проморгал зарождение у себя чувств к Герми, отличных от дружеских. Такой промах можно сравнить разве что с игнорированием Фаджем возвращения Волан-де-Морта, без особого успеха, надо сказать.

Ну, и я оказался так же непроходимо глуп, как и Фадж. Ужас какой.

На улице просто фу. Не представляю, как магглы спешат на работу в такую погоду.

Отворачиваюсь от окна, скользя ленивым взглядом по предметам вокруг, и замечаю кое-что интересное. И, нет, это не кровать размера кинг-сайз, на которой может разместиться толпа беженцев из Румынии, она была здесь и в предыдущие посещения; хотя в первый раз я действительно смотрел на нее как на надувной батут, устроенный под крышей Палаццо. На прикроватном столике лежит огромный черный фолиант, задорно поблескивающий тесненными золотом страницами. И это уже довольно любопытно.

Очевидно, его принесли эльфы в мое отсутствие. Но, строго говоря, я не ожидал, что моя неловко промямленная просьба будет выполнена так скоро, и, кажется, еще не готов встретиться с реальностью, в которой я читаю книги по черной магии.

Черт побери.

После произошедшего, как выразился Марино, «некоторого конфликта» в моей больничной палате мы некоторое время трепались с Люциусом тет-а-тет. Тот был настроен дружелюбно, а я оказался слишком шокирован быстрой сменой собственных эмоций, поэтому — каким-то неведомым мне образом — выказал желание ознакомиться поближе с насланным на меня проклятьем. На ехидное замечание Малфоя о том, что это чистая темная магия, без примесей чего-либо доброго и светлого, так любимого мной, я отреагировал на удивление покорно, мысленно подписывая договор об отказе от морального принципа «не изучать способы убийства людей». Сложно сказать, почему я так поступил. Мной руководило желание узнать, чем еще грозит мне и Гермионе нахождение в эпицентре событий в Риме, а последствия на тот момент осознавались чрезвычайно слабо. Полагаю, какое-то влияние оказала и прощальная речь Риддла, но я даже думать об этом не хочу. В итоге, я попросил Малфоя выслать как можно скорее книгу по интересующей меня теме, минут двадцать распалялся в обещаниях хранить ее как первое дитя, не есть и не пить рядом с ней и, по возможности, дышать осторожно, а после благополучно забыл об этом. Надо же, как работает человеческая память. Люциус-то, похоже, всеми силами вцепился в возможность научить меня чему-нибудь «стоящему», по его словам, тогда как я просто удалил эту информацию из головы.

Настенные часы показали без четверти восемь. В принципе, до обеда мне нечем заняться, а выспаться я успел, пребывая в коматозе. Если я сейчас немного почитаю, ничего же не случится, да? Верно я говорю?

«Возьми себя в руки, — раздраженно поправил я себя. — С каких пор знание стало враждебным?!».

Тут я, конечно, могу поспорить, так некстати вспомнив жаждущего до знаний Риддла, но даже я понимаю, что длинные мысленные выкладки всего лишь оттягивают неизбежное. Честно говоря, это не первая книга по темной магии, что попадает мне в руки. В Блэк-хаусе есть потрясающая по размерам и омерзительная по содержанию закрытая часть библиотеки, проход в которую открыт только чистокровным Блэкам или, как в моем случае, магическим наследникам. Между собой мы ее всегда называли запретной секцией, хотя из всех знакомых мне людей реально видел ее только я. Довольно мрачноватое место, на самом деле: кучки пыли и чего-то малоприятного и неидентифицируемого, разбросанного по углам, не прибавляют шарма, — но в те не такие уж и редкие моменты, когда семья Уизли полным составом перебиралась на праздники в Блэк-хаус, закрытая ото всех секция библиотеки становилась спасением. Уизли были мне дороги, не поймите неправильно, но я не привык к такой…суете, наверное. Так что я проводил там по несколько часов в день, синусойдой слоняясь без дела от одного стеллажа к другому, ничем конкретным не интересуясь. Я искренне считал себя приверженцем светлой магии или, максимум, «сероватой», поэтому забывал все прочитанное практически сразу.

Но вот конкретно сейчас было совсем другое дело. Я собирался прочесть пару проклятий, совершенно точно темных, и по возможности их запомнить. Куда ты катишься, Поттер, куда ты катишься…

Правда в том, что знание не равно действию. Как бы там ни думали окружающие, я не протеже Тома Риддла, а, значит, смогу справиться с влечением к активному применению убийственных проклятий. Мерлин, я на этой неделе убил троих нейтральной в основном магией, и пусть это была самозащита, факт остается фактом. Поздновато воротить нос от полезных в полевой жизни заклинаний, не находите?

Я просто почитаю, — уверил я себя, присаживаясь на заправленную постель. Книга обожгла руки мертвецким холодом, и я от неожиданности позорно вздрогнул. Ладно, ничего страшного не случится. Это просто чернила на обработанной древесине и…подождите, я надеюсь, текст не написан кровью?

Вроде бы нет. Претенциозное название — «Полное собрание заклинаний темнейшей магии» — заставило меня нервно засмеяться. Разве существует темнейшая из темных магия? Или там, не знаю, чуть менее темнейшая? Ерунда какая-то.

Шестьсот четырнадцать страниц, оббитых толстым переплетом и исписанных ровным мелким почерком. На каких-то листах (я не удержался и рандомно открыл пару глав) — маленькие рисуночки с не очень приятным содержанием. С прискорбием я отметил, что отсутствует содержание, а, значит, мне придется самостоятельно копаться в этом дерьме, выискивая Animus Dolentis. Что ж, раз так, то ладно.

Я перелистнул обратно на первую страницу, скользя взглядом по эпиграфу: «Посвящается всем тем, кто не умер от моей руки». Это…м-м-м, не очень-таки обнадеживает, на самом деле. Возможно, для привлечения читателей автору следовало использовать что-то более оптимистичное, типа «моей маме и тете», «спасибо всем тем, кто был рядом со мной» или что-то в этом роде. В маркетинге парень явно был не силен.

Итак, начнем сладострастную пытку.

«Зарождение темной магии приходится на начало четвертого века по летоисчислению магического народа майя, когда Якоб Третий впервые казнил пленных изобретенным проклятием выворачивания…»

* * *

— Хэй! Кто-нибудь дома?

Я лениво прохожусь по гостиной, интуитивно выискивая изменения. Но их нет, и это как будто бы удивляет, потому что многое изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз, пару дней назад. На низком журнальном столике разбросаны газеты и книги — кажется, даже те же самые, что я оставил там, но я не присматриваюсь, чтобы удостовериться, — огромное плетеное кресло вытащено в центр комнаты (Гермиона решила, что тут оно смотрится лучше, чем на террасе), а репродукция какой-то картины с изображенными на ней тосканскими полями все также криво висит на стене с треснутым в нескольких местах стеклом. Выглядит так, словно никто не бывал здесь довольно приличное время. Эй, кто-нибудь вообще заметил, что я пропал? Я имею в виду, из английской когорты. Не похоже, что Томас и Шеклболт зарыдали здесь все вокруг.

И не похоже, что Гермиона тут, а это уже откровенно подозрительно.

Недовольно бормоча себе под нос какие-то ругательства, я довольно поспешно открываю дверь в комнату подруги. Здесь в отличие от гостиной чисто и убрано — я не добрался сюда со вспышками стихийной магии, оставившей неизгладимый след в самой большой комнате и кухне, — но чего я уж точно не ожидаю увидеть, так это Гермиону, выходящую из ванной в одном только полотенце.

Мерлин.

Завидев меня, девушка спотыкается на ровном месте, с диким видом прижимая маленький кусок белой ткани к груди с таким рвением, словно защищает котенка. В каком-то смысле так и есть. Я, должно быть, пялюсь слишком откровенно и ошеломленно — и это сбивает с толку, что за хрень? — потому что после нескольких явно затянувшихся мгновений, во время которых я даже не открываю рот, чтобы начать говорить, она, в конце концов, недовольно цокает языком:

— Гарри, мои глаза здесь, — Грейнджер тыкает себе пальцем куда-то в лицо. Я с огромным трудом — и превеликим сожалением, надо заметить — отрываю взгляд от светлой кожи, не прикрытой слоями одежды. — И я тоже рада тебя видеть. Но, если ты не против, я оденусь, подожди меня в гостиной.

Честное слово, я почти говорю, что против. Даже не уверен, что именно меня останавливает: самоконтроль или состояние шока, в которое я мгновенно попадаю, как только до меня доходит, о чем я вообще думаю.

За дверь я вылетаю со скоростью, во много раз превышающей скорость света. От того потока воздуха, что я создаю в движении, где-нибудь на Шри-Ланке наверняка зарождаются волны цунами. М-да. Что я там говорил о самоконтроле?

Разве дружба может быть такой извращенной?

К тому моменту, как Гермиона — полностью одетая — выходит из спальни, оцепенение понемногу скатывается с меня. Я приветливо улыбаюсь девушке из кухни, продолжая разливать кофе по чашкам, и искоса наблюдаю за тем, как она залезает на высокий барный стул у стойки.

— Для кофе в постель ты встала, увы, слишком рано, — непринужденно шучу я, а потом с силой прикусываю себе язык. Вот же черт. Хорошее начало разговора для наших неопределенных отношений, что тут скажешь. Должно быть, у меня вырубило какие-то фильтры в речи, раз я флиртую с Гермионой.

Подруга улыбается на удивление мирно.

— Почти час дня, Гарри, твоего кофе не дождешься, — она заправляет за ухо свисающую на глаза прядь влажных волос и отпивает из чашки. — Как провел день в гостях?

— Неплохо. Поел-поспал, поел-поспал, почитал, поспал и поел. А ты как, — я делаю трудно идентифицируемый пас рукой, — здесь?

Гермиона смеется, слегка запрокидывая голову назад, и я старательно делаю вид, что не рад тому, что сумел ее развеселить.

— Примерно так же, как и ты, — смешинки понемногу растворяются в ее глазах, и девушка продолжает, чуточку посерьезнев: — Вчера вечером заходил Дин. И, сам понимаешь, мне пришлось сказать, что ты ночуешь у Николь. Элиот нагрузил его работой, так что предыдущие дни, что ты был…м-м-м, не в себе, он не появлялся, что играет нам на руку. Не думаю, что я смогла бы как-то объяснить твое отсутствие.

— Понятное дело, — пожимаю плечами. — Спасибо, что прикрыла. Люциус, скорее всего, преувеличил последствия, но я, по крайней мере, хорошо отдохнул и потренировался.

— Он все правильно сказал! Ты два дня пробыл в коме, тебе необходим покой. И, ох, Гарри, зачем ты вообще полез в Тихую гавань?

— Все же нормально закончилось, — я ободряюще улыбнулся. — К тому же, теперь подтвердились наши опасения насчет Романо. Процентов так на девяносто пять. Деметрио рассказал мне пару неприятных слушков о нем, ничего серьезного, но вполне вписывается в общую линию.

— Вот только издержки в твоем проекте значительно превысили полезность полученных сведений. Гарри, не делай из меня идиотку! Я понимаю, что разборки с наемниками не входили в твой план, но именно это люди и имеют в виду, когда говорят «будь осторожен».

— Открытие военных действий…

— Ничего нам не дало, потому что мы все равно не можем доказать причастность нападавших хотя бы к одной правительственной структуре!

— Да, вот только…

— Мы и раньше знали, что Романо тебя ненавидит, а Руссо потворствует ему и даже готов выделить особо ценные кадры из своего Аврората для достижения общих целей.

— Ладно, — говорю я через мгновение. — Что ты хочешь услышать? Что я облажался? Ну, может и так. Только вот сейчас-то какая разница, если события уже произошли, и мы не в состоянии что-либо изменить. Необходимо работать с имеющейся информацией, нравится тебе это или нет.

Я умею признавать ошибки. Но одно дело — отмечать для себя свои собственные неудачи, и совсем другое — отчитываться об этом перед кем-либо еще. Конечно, Герми имеет пожизненную квоту на участие в моей жизни — что-то вроде бонуса за десятилетнее спасение моей несчастной задницы, — но это не отменяет того факта, что меня бесят ее нотации. Не хочу хвастаться, но я вечность провел, слушая всякое заунывное дерьмо на свой счет, так что, возможно, мне в кои-то хочется обойтись без этого. Мое сентиментальное отношение к подруге не дает ей права действовать мне на нервы.

— Гарри, тебе нет нужды оправдываться, — в глазах у девушки мелькает какая-то неуверенность, прежде чем она накрывает мою ладонь своей, сжимая. — Я…мы все волнуемся о тебе. Ты опять попал в эпицентр серьезных событий, и все, о чем я прошу, чтобы ты был осторожен, понимаешь? Или хотя бы брал меня с собой в эти твои ужасные авантюры.

Я отвечаю, как ни странно, нервничая еще больше:

— Тебе безопаснее вдали от меня.

Гермиона легко улыбается.

— Может быть. Но я уже здесь, и тебе меня не прогнать, — она шутливо стукает меня салфеткой, сдвигаясь обратно на свое место.

У меня в горле комок. Я с трудом сглатываю его, давясь волнением, и медленно прикидываю, каковы шансы сохранить хорошие отношения, если я не поддержу Грейнджер в игре «а разве что-то произошло?».

— Ты не хочешь поговорить о случившемся? — спрашиваю я наконец, отставляя в сторону чашку с кофе. Руки жутко потеют и трясутся, так что я боюсь вывернуть здесь все нахрен.

— А мы разве уже не разговариваем об этом? — Гермиона издает нервный смешок.

— Я…немного не об этом. Не о нападении. А о том…что произошло после.

Девушка молчит, изучая свой кофе.

— Я хотел бы…

— Гарри, я все понимаю, — она поднимает голову, глядя поверх меня, и на лице у нее застывает немного неестественное выражение. — Ты был не в себе после комы; ничего страшного не случилось — тебе не надо за это извиняться.

— Да я и не собирался, — меланхолично замечаю я. Гермиона переводит на меня удивленный взгляд. — Герми, я…я не был «не в себе». Немного дезориентирован, да, но прекрасно понимал происходящее, — это, конечно, не совсем правда, но лучше ей не знать. — И я…сделал то, что хотел. Хотел этого, понимаешь? — я прочищаю горло, наблюдая за ошеломленным лицом подруги, не в силах продолжать.

А что если все они ошибались? Драган, Люциус, Драко, — что если они не правильно истолковали язык тела Грейнджер и сделали ошибочные выводы? И Гермиона игнорирует поцелуй не потому, что, как и я, хочет сохранить крепкую дружбу, а потому, что ей все равно?

Я с трудом подавил желание аппарировать в ледники Арктики. Не знаю, возможно ли это? Минусовая температура в районе очень-холодно наверняка остудила бы кипящую кровь. Может, мне следовало как-то проверить ее взаимность, прежде чем задавать неудобные вопросы и рушить все к херам? Неосознанно я уже просчитывал кратчайший путь до своей Молнии, когда взгляд случайно зацепился за сложенные в крепкий замок вокруг кружки руки девушки. Стиснутые до побелевших костяшек. Я затолкал тяжелый вздох подальше в диафрагму, настраиваясь на серьезный лад.

— Знаешь, — наконец говорю я, — и я все еще этого хочу.

Гермиона заторможено моргнула.

А потом уставилась на меня подозрительным взглядом.

— Кажется, тебе следовало больше отдыхать, Гарри, — медленно проговорила она.

— Я в порядке. И я говорю на полном серьезе…. Мерлин, Герми! Вот это сейчас вообще было не к месту.

— Прости, но… — она запускает руку в волосы и нервно проходится по ним несколько раз. Я молчу, совершенно пораженный творящимся вокруг хаосом. — Я никогда не замечала за тобой интереса…такого рода, — продолжает девушка.

Прямо в точку. Это только третья реплика в разговоре, а я уже полностью сбит с толку. Что ответить? Соврать или сказать правду? Я несколько секунд с ужасом обдумываю возможные последствия.

В конце концов, вряд ли Гермиона оценит красочную лапшу, что я могу навешать ей на уши. Безусловно, я в этом чертовски хорош, но это кажется не тем случаем.

— Откровенно говоря, я и сам не замечал. Понимаешь…Герми, мы все время вместе. С чертовых одиннадцати лет. Я не помню периода, когда ты не была рядом, и даже твои отношения с Роном нихрена не изменили. Я…это всегда просто было. Сначала дружба, а потом…потом что-то другое. Я не определял это какими-либо словами, но тут — бац! — я смотрю на тебя и вместо близкой подруги вижу красивую девушку. И больше не могу это игнорировать.

Грейнджер выглядела как самый шокированный человек на свете. Может, я погорячился? Будь это кто-либо другой, я бы сказал что-то вроде «и я устал отрицать это притяжение между нами, детка, не хочешь сократить расстояние?», банально не заморачиваясь над смысловой нагрузкой слов — возможно, потому, что она ничтожно мала, — но такие трюки не сработают с человеком, знающим меня еще сопливым неудачником. Это было бы откровенно смешно, и я даже не стану экспериментировать.

— Ты серьезно? — наконец сказала Гермиона, пристально меня разглядывая. Получив в ответ мое невнятное «ага, сам в шоке», она, казалось, зависла. — То есть я…

— Нравишься мне, да. Как девушка, — перебил я ее, потому что подругу, похоже, готов был хватить удар. — Я даже довольно близок к тому, чтобы сказать, что влюблен в тебя.

— О.

Я тяжело вздыхаю. Ладно.

— И, Герми, я пойму, если ты не хочешь…

— Но я хочу. Стой-стой-стой, Гарри, — она машет руками, чуть не заезжая мне по носу. Я поспешно отодвигаюсь от нее на другой конец стола, безуспешно борясь со сжимающимися в волнении внутренностями. — Подожди немного. Все происходит так быстро, что…знаешь, это сводит с ума, — Гермиона криво улыбается. — Ты уверен в том, что сказал? Уверен, что это не отсроченное последствие от проклятия?

— Я бы никогда не позволил себе навредить нашей дружбе, если бы не был уверен, Герми. На сто процентов. Ты нравишься мне, и я хотел бы попробомпкхф…

…Губы у Гермионы теплые и мягкие, а еще невыносимо податливые, когда я легко прикусываю нижнюю, перехватывая инициативу. Поцелуй сильно отличается от того, первого: здесь нет той расслабленной лености, что наполняла меня после своеобразной комы, а наша поза — девушка неудобно перегнулась через стол, вцепившись мне в волосы — совсем не располагает к тесным объятиям, — но я чувствую такое не сравнимое ни с чем удовлетворение, что кровь превращается в расплавленное олово, заполняя каждую чертову прожилку в сфере досягаемости. Я думал что-то об Арктике? Забудь. Я резко выдыхаю в рот девушки и неохотно отстраняюсь, когда Герми подается назад.

— Вот это да! — наконец говорю я, пока Гермиона, явно немного удивленная, прижимает ладони к покрасневшим щекам. — Похоже, моя милая подруга, мы влюблены друг в друга.

— Похоже, что да, — выдыхает девушка. Мы пристально всматриваемся в лица напротив в течение нескольких мгновений, прежде чем синхронно рассмеяться. Ситуация получается до ужаса нестандартной, но я, кажется, счастлив.

Я опрокидываю в себя чашку остывшего кофе, все еще широко улыбаясь.

— Значит, ты не откажешь мне в первом свидании? — весело замечаю я, поднимаясь с места и огибая стол.

— Там будут смертельные опасности? — Гермиона слезает с барного стула, подходя ближе. — А то не знаю, брать ли мне с собой палочку.

— Ну, главное, что палочка будет со мной, — я игриво двигаю бровями, еле сдерживая смех.

— Гарри! Твои намеки со мной не пройдут! Хотя…впрочем, я рада, что ты всегда во всеоружии.

— Ага, всегда, — я делаю шаг вперед, уставившись сверху вниз на девушку. На щеках у нее играет очаровательный румянец. Чертовски мило же, ну. — А поцелуи на первом свидании будут?

— Свидании на пятом только. Сам понимаешь, принципы, все такое.

Довольно удивительное начало чего-то нового. Не знаю, получится ли из этого что-то, но, по крайней мере, я всегда смогу сказать, что попробовал. Жизнь без сожалений — вот мое новое кредо!

— Тогда закрой глаза, чтобы ничего не видеть. Ага, вот так. И иди сюда.

Сраные купидоны наверху разразились гомерическим хохотом.

* * *

Из дома мы выбираемся глубоким-глубоким вечером.

Не то что бы мы занимались чем-то предосудительным. В том смысле, что да, немного пошалили — совсем чуть-чуть, — но не стали заходить слишком далеко. Большую часть времени мы провели, составляя предельно аккуратное письмо для главы английского Аврората, выспрашивающее особенности итальянской аврорской учебки и отличия ее от английской. Роджерс может этого, конечно, не знать; или может знать, но окажется — то есть он такой и есть, но вдруг — слишком ленивым, чтобы ответить своему нелюбимому подчиненному, который не единожды слал его на хрен, так что просто перепоручит это задание кому-то из молокососов. У меня вроде как есть оправдание: я в Италии на совершенно секретной миссии, и мне требуется информационная поддержка с родины, так что отказать мне, не поправ своей говеной репутации перед Шеклболтом, почти невозможно. В любом случае, нам важен лишь результат, а как все это будет делаться — хером или мозгами — мне вообще по барабану.

Так или иначе, интерес у нас довольно-таки праздный. Определенное мнение по поводу нападения на меня уже сформировалось, но мне все же хочется сравнить свои собственные наблюдения и выводы со словами Роджерса — или кто там будет заниматься этой ерундой, — чтобы окончательно убедиться в том, что насланные на меня как саранча наемники — совсем не наемники, а часть тщательно скрываемого подразделения Аврората, где Руссо — давний кореш Романо — занимает должность Главного Аврора. А Синатра и Кастилья им потворствуют или, как вариант, просто молча не вмешиваются во все плохо пахнущее. И тогда, возможно, удастся разобраться, кто именно и за что заказал смерть Клитфорда, старшего Пампо и этого чудака-Романо, что загрызли клыкастые. И какие сукины дети следили за нами. И почему резко возросла стоимость вишневых пирожков в пекарне напротив. Инфляция цен на вишню? Смерть на производстве? Или сраный Макдональдс опять демпингует?..

Ой. Очевидно, меня немного занесло к птичкам. Вычеркнем пирожки из мысленного списка вопросов мирового заговора. Хотя, просто для справки, пирожки — это вообще как плевок в душу!

По центральным темам вроде все. Фу-у-ух. В этом итальянском дерьме так просто запутаться. Чувствую себя как в мыльной опере, где брат моего брата мне не брат. Итальянские сериалы похожи на бразильские? Надо бы раздобыть где-нибудь маггловский телевизор и сравнить. Чисто для науки.

Нам все еще немного странно ощущать себя как пара с Гермионой. Конечно, прошло-то всего лишь полдня, мы и не должны были смириться, но все это…чересчур быстро, как и сказала Грейнджер. Позавчера мы еще были крепкими друзьями, а сегодня я вовсю исследовал гланды своей подруги. Ничего так гланды, кстати, мне нравились. Не знаю, кто учил Гермиону целоваться — довольно неловко думать, что это вполне мог быть и Рон, — но она и в этой сфере оказалась лучшей ученицей. Смотрите и внимайте, лучшая выпускница школы французских поцелуев! Черт возьми. Двадцать восемь часов без сна любопытно сказываются на моем здравомыслии.

Когда мы с Гермионой не торопясь шествуем по гравийной дорожке в пределах территории Палаццо, стараясь не пялиться друг на друга слишком странно, мою голову неожиданно посещает мысль о Николь. Блять, я совсем забыл о ней! Нужно ли сообщить ей, что я…э-э-э, занят? Или полторы недели, что мы не виделись по случайному стечению обстоятельств, говорят сами за себя? Я даже не прочитал письмо, что девушка прислала мне на прошлой неделе: вероятно, оно сгорело синим пламенем в приснопамятное воскресенье. Или же Гермиона измельчила его в приступе ревности. Теперь, к слову, я хотя бы понимаю, откуда ноги растут у той злобы, что подруга — бывшая подруга? я не знаю, можно ли теперь ее так называть, это немного дико — источала, когда речь шла о моих отношениях. В будущем надо предельно аккуратно пялиться на чужие задницы.

Лабиринт из дорожек со стороны дворового фасада Палаццо довольно умилителен. Это закрытая часть для гостей; из панорамных окон большого бального зала его, правда, немного видно, но все выходы сюда перекрыты. На мой взгляд, это территория неопределенного назначения. Кристиан запретил нам здесь тренироваться, после того как какой-то идиот превратил все цветы на клумбе в шипящих змей — забавно, но эти ползучие твари еще и кусались! Садовники в Палаццо такие же редкие гости, как и здравомыслящие люди, так что я понятия не имею, зачем иметь несколько акров рандомно цветущего сада. Впрочем, сейчас я с уверенностью направлялся в беседку у декоративного пруда — там декоративно жили те змеи с клумбы, что были слишком быстрыми и удачливыми, чтобы избежать гнева Марино — для дружеского разговора с Витторе Пампо. Мы условились встретиться здесь, а не в баре, потому что…

Очевидно, я упустил кусок истории. Пока я валялся в веселом коматозе в компании Риддла, Гермиона нашла в себе силы посетить во вторник вечером Salotto 42 — уютный бар рядом с домом — и поболтать с Вито. Тот, казалось, только ее и ждал. У меня нет полного стенографического отчета случившегося разговора, но даже по вырванным из контекста отрывкам было понятно, что мужику явно требуется помощь. Согласовав свои действия с на удивление спокойным Марино — а ведь я умирал, никакого сочувствия, — девушка доставила Пампо в Палаццо, где тот, к слову, вполне прижился. Узнав об этом от одного из наемников после волшебного воскрешения, я собирался обсудить с Вито дела насущные, но он, как назло, ушел на тайную встречу с сестрами, после чего наш разговор был перенесен. Кстати. Стоит ли мне волноваться, что сейчас все в моей паскудной жизни осуществляется тайно? Тайная работа, тайная девушка, тайные друзья… Я мог бы пошутить на тему мистически неуловимого Гарри Поттера, но это не так уж и весело. Разве что только чуть-чуть.

По пути сюда нам попался Марино. Ну, как попался: считай, вынырнул из-за угла прям пред наши светлые очи. Итальянец весьма вежливо попросил о личной встрече — что удивительно, потому что я прохлаждаюсь в его особняке уже не первый день, — но я из каких-то мстительных соображений отказался в связи с занятостью. Занят я, прикиньте? На самом деле, поздней ночью на площадь Колонны прибудут Драко с Луной, а не послы доброй воли из Камбоджи, как могло показаться по моему важному виду, а с Кристианом я поговорю уже завтра, так что ничего страшного не произойдет, и небеса не ниспадут на наши плечи. Бред все это. Единственное, что меня беспокоит — как долго мы с Герми сможем скрывать наши отношения. Потому что о поцелуе знает — всего-то — весь Палаццо и Люциус, а если знает Люциус, то знает и Драко, а если знает Драко — знает вся гребанная вселенная. Возможно, мы немного перегнули с желанием самостоятельно разобраться с собственными отношениями.

— Эй, мужик, привет! Давно не виделись. Выглядишь бодрячком, — заголосил я, поднимаясь с Гермионой по лестнице в беседку. Витторе немного нервно подорвался нам на встречу, сразу кидаясь ко мне с протянутой рукой. Ну, насчет вида я немного погорячился. Выглядел он, если честно, будто не спал несколько недель, а если спал, то исключительно в мусорном баке в компании бродячих котов. Возрастные морщины на лице стали только четче, так что теперь Пампо казался даже старше своих сорока. Любопытно, чем он занимался последние четыре месяца?

— Приятно, наконец, увидеться с Гарри Поттером, — весело говорит он, пожимая руку. До меня доходит, что он-то и не знал моей фамилии сперва, а, наверное, случайно услышал ее на балу, когда я устраивал тошнотворный фурор. Неловко вышло, да.

— Сам понимаешь, у всех свои секреты, — я пожимаю плечами.

— В любом случае, вы даже не спрашивали, — замечает Грейнджер, таща меня к деревянным лавочкам. — Как вам, кстати, Палаццо? Мне сказали, что вы уже беседовали с сеньором Марино.

— Беседовал, да, — кивает он, усаживаясь напротив. Его взгляд безмолвно проходится по моей руке, удобно устроившейся на бедре у Гермионы. — Мы вроде как знакомы.

— К чему тогда вся эта секретность? Ты сразу мог попросить у него помощи; Кристиан редко отказывает.

— Так-то да, — итальянец закидывает руки за голову и пытливо смотрит. — Но вы и сами должны понимать, чем могла грозить мне и моей семье связь с оппозиционером. Сейчас, после смерти отца, семейство Пампо ослаблено как никогда; если бы что-нибудь из происходящего вскрылось, сестры бы никогда не отмыли имя от позора.

— И любая помощь имеет цену… — меланхолично отмечаю я.

— Да. Я пытался разыскать вас, но в какой-то момент Леон, видимо, понял, что я не подох как скотина, и люди Романо начали шерстить город, выискивая блох. Мне пришлось покинуть Рим, а когда вернулся, месяца полтора назад, оказалось, что братьев кто-то грохнул.

— Не обидно, что не ты это сделал? — говорю я нейтральным голосом. Похоже, Марино не рассказал Вито, что одного из подонков убил я. Говорить ему или нет? Я немного сжимаю пальцы занятой руки, прося Гермиону пока помолчать.

— Обидно, конечно. Но лучше уж так, чем никак.

— Но теперь-то вы готовы принять помощь сеньора Марино. Что изменилось? — Гермиона окидывает меня многозначительным взглядом и отворачивается к пруду. Дьявол, как будто бы я в состоянии понять все ее намеки! — Ситуация практически не поменялась с тех пор.

— Верно, но теперь у сеньора Марино появилось значительное преимущество! Я уже не так уж и уверен, что он проиграет эту войну.

— И вы готовы в ней участвовать? — напряженно спрашивает девушка. — Готовы только потому, что у Марино появились какие-то шансы? Вам совсем все равно, что произойдет с вашей страной?!

Витторе недоуменно хмурится, рассеянно почесывая лысину на макушке, и несколько раз переводит взгляд с Герми на меня.

— Конечно, мне не все равно! — взрывается эмоциями он. — Я желаю лучшего будущего для Италии, для своей семьи! Вы, иностранцы, нихрена не понимаете, если думаете, что можете так просто прийти и судить нас. В вашей Англии…черт побери, да это же были вы! Те, кто боролся за свою страну с Темным Лордом. Вы делали все, чтобы спасти народ, верно?

— Да, но я не понимаю, как это…

— Вот и я готов сделать все возможное! Послушайте, — внезапно смягчается он, глядя на нас прозрачными голубыми глазами, — еще год назад у сеньора Марино не было ни единого шанса. Мой отец вел некоторые дела с ним, но правда в том, что никто бы не поддержал его оппозиционную деятельность, насколько бы богат и влиятелен он ни был. В магическом сообществе Италии есть четкое понимание иерархичности: и если ты не был рожден в определенной семье — как случилось со мной, — то никогда не получишь больше возможностей, чем было у твоего отца. Это неизменно. Всем чхать на амбиции и потенциалы — важна только твоя фамилия. Мне не слишком нравится эта ситуация, но правда есть правда. Сеньор Марино настаивал на изменении многовековых устоев, но никто не воспринимал его всерьез; ему бы даже не доверили должность главы отдела в министерстве, потому что все места там разобраны задолго до сегодняшнего дня! Черт побери, да Венцеслао Грассо занял кресло Министра только потому, что женился на дочери Ферро Синатра. Понимаете, да? Общество закрыто. И Марино был обычным выскочкой, которого в ближайшие год-два подмяла бы под себя суровая действительность так, что его имя не вспомнили бы уборщики в министерстве! Я даже немного пожалел, что послал вас к нему: вы, ребята, показались мне отличными. Хотели приключений, а я был пьян, так что никто больше не всплыл в старой голове кроме него. Думал разыскать вас и отговорить от затеи, но тут, — Пампо понизил голос, — пошли слухи. Не знаю, как давно. Люди из Rifugio поговаривали о новой оппозиции, совершенно новой. Будто бы появилась сила, способная переломить ход истории, но никто не знал имен, только…что-то витало в воздухе. Аврорат Руссо поднял свои ленивые задницы и стал травить всех вольнодумцев, чего уже давно не бывало. Я даже не знал, кого искать, пока не увидел, как Михель Романо — эта хитрая сучья падла — собачится с тобой, Гарри. Тогда-то все и встало на места.

Я с трудом подавил желание театрально закатить глаза. Да, все сказанное весьма и весьма интересно, но…зачем же столько драматизма, а? Я не могу нормально воспринимать речь, если она звучит как монолог Гамлета. И это еще меня Гермиона называет Королевой Драмы.

— Ладно, — наконец хмуро сказал я, пока Грейнджер, видимо, переваривала информацию. — Ладно. Это все, конечно, ясно. Но причем здесь я? Возможно, тебе стоит пояснить, потому что, откровенно говоря, я нихрена не понимаю, и ты так быстро меняешь темы, что я потерял нить повествования еще вначале.

Витторе взглянул на меня как на имбецила.

— Ты Поттер, Гарри! — фанатично воскликнул он.

— Я, скорее всего, об этом знаю.

— Да, нет же, — Вито порывисто встал со скамьи и принялся ходить из стороны в сторону. Я неосознанно насторожился. — В своей стране ты остановил смерть, победил Темного Лорда и изменил застоявшееся общество англичан. Сделал то, что было не под силу остальным. Знаешь ли ты, что значит твое появление для Романо или Руссо?

Я покачал головой:

— Теперь я уже не уверен, что все точно знаю о себе.

— Это означает, что спокойному времени пришел конец! — Пампо отнюдь не проясняет ситуацию. Почему Гермиона молчит, когда ее голос разума так необходим? — Ты можешь менять историю, Гарри! Конечно, для кардинальных изменений тебе нужна инфраструктура: ты либо создаешь ее сам, либо присоединяешься к кому-то, у кого она уже есть — что, как я узнал из слухов на Весеннем балу, ты и сделал, — и, дьявол раздери, ты можешь сломить сопротивление зажравшихся консерваторов из министерства! Разве не чудо, а?

— Так вот почему Романо тебя ненавидит! — резко воскликнула Грейнджер. — А я гадала, в чем же дело, вы же никогда ранее не виделись, и тут такая открытая конфронтация на пустом месте. Заодно объясняет его попытки разрушить твою репутацию.

— Ты в это веришь что ли? — прошипел я.

— Так все сходится же, Гарри. Смотри, Романо попробовал опозорить тебя перед народом, подтвердил это той жуткой статьей в наверняка купленном издательстве, а после, когда выяснилось, что это плохо работает, приказал Руссо убрать тебя малоизвестным темномагическим проклятием. Уверена, если бы у них вышло — прости, Гарри, — то они бы написали в некрологе, что ты сам нарвался на какого-нибудь некроманта в подворотне. Думаю, наемники именно поэтому не стали использовать Аваду — решили не рисковать.

В некотором приступе раздражения я прислонил ладонь к лицу, с силой потирая переносицу. Это что сейчас было? Массовое помешательство, передающееся воздушно-капельным, или люди всегда так радуются, когда пасьянс чудесным образом складывается в аккуратную стопку? Если мне надо подчеркнуть слово «чудесным» — что значит небывалым, случайным, иллюзорным, — то я сделаю это жирной-прежирной линией.

— Да, звучит хорошо, — осторожно начал я, не открывая глаз. — Но вот только вы не учли тот факт, что ни один человек в здравом уме не посчитает меня революционером. Или хотя бы тем, кто сколько-нибудь разбирается в политике. Серьезно. Я понимаю, почему это упускает из виду Вито или, скажем, Кристиан, но ты-то, Гермиона, должна помнить о моей репутации. И в ней нет ничего положительного, не считая удачно выполненного Разоружающего.

— Ты слишком плохо о себе думаешь, — девушка мягко погладила меня по щеке, искренне улыбаясь. — Ты герой, Гарри. Не отнимай этой веры в тебя у людей.

Мой тягостный вздох был практически не слышен за разглагольствованиями Пампо. Знали бы люди, что я сам в себя верю не так уж и часто, не были бы так легкомысленны.

— А как вы поняли, что в этом замешан Кристиан? Я помню, что вы не удивились, когда я упомянула его имя.

— Ну, ребятки, — Вито хитро улыбнулся, отчего его лицо значительно преобразилось, — я же, в конце концов, воспитан аристократами, а, значит, достаточно умен, чтобы строить далеко идущие предположения.

— Ты просто сам послал нас к нему, — невнятно пробормотал я.

Итальянец пожал плечами.

— Ну, или так.

* * *

— Поднимаю до двадцати пяти.

— Пас.

— Поддерживаю.

— Уравниваю. Диллер, еще карту.

На несколько секунд устанавливается тишина.

— Чек.

— Ставлю двадцать.

— Луна, хватит повышать!

— Ш-ш-ш, не мешай мне обкрадывать тебя. Гарри, ты поддерживаешь?

— Да, давай. У тебя там что, Стрит Флеш[2]?

— Неа, Роял Флеш[3].

— Кто бы сомневался. Драко?

— Да уравниваю, уравниваю. Мордред, если все это чистый блеф…

— То можешь смело говорить отцу, что пропил все деньги.

— Грейнджер!

— Вам нужен ривер[4]?

— Сдавай.

Червовая дама легла между королем и десяткой. Чем черт ни шутит, может, и Роял Флеш.

— Ставлю двадцать.

— Поднимаю до пятидесяти.

— Луна!

— Поднимаю до ста.

— Поттер! Едрена матерь, и ты туда же?

— Мне тоже хочется обобрать тебя до нитки, Драко.

— Вот они — друзья! Милосерднейшие люди. Я теперь всегда буду проверять столовое серебро после вашего посещения… Уравниваю чертовы ставки.

— Я тоже. Вскрываемся?

— Может, по одной?

— Выпить или по одной карте? Драко, давай по правилам.

— Ладно-ладно! Пара десяток.

— А ты, я вижу, рассчитывал снять банк.

— Отвали, Поттер, посмотрим, есть ли у тебя хотя бы старшая карта.

— Тяжело собрать комбинацию хуже твоей, милый.

— Луна, не обращай на них внимания, их по ошибке забрали из детского сада. Что у тебя?

— Сет двоек.

— Сет?! Видишь, Драко, три больше одного.

— Вскрывайся, Поттер!

— Две пары: дамы и четверки[5]. Луна, банк твой.

Гермиона возвела глаза к потолку, передавая баттон[6] Драко.

— Как вы умудрились с отличными картами на столе собрать такие низкие комбинации?

— А все потому, что ты сбросила, — я посмотрел на свою редеющую стопку галлеонов с явным сожалением. Сегодня мне явно не даются ни карты, ни блеф.

— Итак, — Драко помешивал карты, хитро улыбаясь. — Вас теперь можно называть парой?

— А вас?

Самым большим удивлением вечера — читай, ночи — послужил приход Драко и Луны, крепко держащихся за руки. Я все гадал — шли они так с посольства Италии в Лондоне или осмелились только на подходе к нам? В любом случае, мы с Герми никак не прокомментировали ситуацию: решили, что узнаем все в ходе длинного разговора — по крайней мере, я надеюсь, именно это и означал многозначительный взгляд девушки, что чуть не продырявил мне голову.

Гермиона веско наступила мне на ногу под столом — да, вероятно, я правильно расшифровал ее переглядывания.

— Кажется, я ударился мизинцем об стол, — небрежно произношу я. Тяжесть чужой очень красивой, но в данном случае очень вредной ножки только усиливается. — Герми, ну, честное слово, они же не пуганые олени; я могу спросить прямо и верить, что они не унесутся в самые темные леса.

— Гарри, — предупреждающе шипит она, сузив глаза. Шипение довольно сексуально, на самом-то деле, но, опять же, сейчас немного не тот случай. Я сгибаюсь на месте и перехватываю руками ее щиколотки, закидывая их себе на колени.

— Вот так, умница, — девушка пытается вывернуться из захвата, но я вцепляюсь в нее как в спасательный круг и безмятежно улыбаюсь, пока она переживает приступ раздражения. Что ж, возможно, это и есть ответ на вопрос, пара мы или нет. Довольно очевидно, и теперь мне не надо отвечать.

— Да, — резко говорит Малфой, оценивающе разглядывая нас. Луна сбоку от него улыбается немного ехидно.

— Драко, тебе не обязательно соглашаться с этим чурбаном, он… Гарри, ну хватит уже!.. Ладно-ладно, я сижу так. Доволен?

Улыбаясь, оборачиваю руку вокруг ее плеч и притягиваю ближе, целуя в висок. Волосы у Гермионы пахнут шоколадным шампунем, и я ностальгически думаю об утренней сцене с полотенцем. Кажется, Охладающие чары в комнате испортились?

Малфой выглядит чересчур серьезно. Будто убили его собаку или что-то в этом роде.

— Я не соглашаюсь с Гарри, я говорю, что да, это…правда…

— Мы вместе, — вмешивается Луна, успокаивающе сжимая ладонь блондина. — Да, Гарри, мы спим вместе, и да, Гермиона, я в курсе, что он женат.

— Но…э-э-э…

— Ничего себе! Рада за вас, очень-очень рада, — Грейнджер порывается встать, но потом внезапно целует меня, обнимая за шею. — Ты должен мне двадцатку!

Драко ощутимо расслабляется и привычно криво улыбается. Он что, думал, что я не пойму его? Наругаю? Типа «а-та-та, плохиш, не трогай святое»?

— Знаете, — лениво тянет он, раскидывая карты на четверых, — если бы мы не спорили на ваши отношения, то я бы оскорбился.

Нет, конечно, это странно, что они в отношениях. Немного странно, да. Драко и Луна, серьезно? Любой сидящий в этой комнате, узнай он об этом в школе, помер бы от спазматических колик после долгого смеха.

— Ну, и кто выиграл?

— Я, конечно. Мужская солидарность превыше всего, — он подмигивает мне.

Выкладываю на стол десять галлеонов большого блайнда[7], думая о том, как же необычно складывается жизнь. Мы в Риме, играем в Техасский Холдэм[8] и пьем Balblair[9] семьдесят девятого года, который я нагло позаимствовал у парня, что нанял меня, чтобы выиграть гражданскую войну, такой непривычной компанией, в которой две самые экзотичные парочки. Мда. Надо запить эту мысль.

— Ради всего святого, хватит на нас спорить, — бурчит Гермиона, пытаясь посмотреть свои карты так, чтобы я не заметил. Ага, вижу крестовую девятку.

— Ну, это весело! — Луна, похоже, рада всему происходящему.

— Может быть, но заставляет странно себя чувствовать. Ставлю десятку.

— Поддерживаю.

— Уравниваю. Гарри?

— Не повышаю. Диллер, флоп[10] на стол. Мы теперь можем ходить на двойные свидания что ли? — задумчиво отстукиваю прилипчивый мотивчик на колене Гермионы. Я еще ни разу не был на свидании с Герми, но двойные свидания — это всегда круто. Готов поставить десятку, что это было бы феерично. Тьфу ты! Хватит спорить на всякую ерунду! Людишки говорят, что это аморально.

— Только если в самый темный ресторан в Риме, — рассеянно замечает Лавгуд. — Пятнадцать.

— Кто-нибудь вообще знает о вас? Повышаю на десять.

— Поддерживаю.

— Пас. Нет, не знает, и я надеюсь, что в ближайшее время этого не случится, — Драко вымученно улыбается. В чем-то я разделяю его сомнения. — Мы не такие счастливчики как вы, ребята: ни у кого из вас не рожает жена через несколько месяцев, и никто из вас не носит маску сумасшедшего, — так что поймите правильно, мы счастливы вместе, но…

— Лучше это останется секретом. Уравниваю до двадцати пяти. По крайней мере, до тех пор, пока мы не привыкнем друг к другу. Драко, карту, пожалуйста.

— Ух ты, вы уже договариваете фразы друг за другом! Кого-то мне это напоминает…

— Не поминай имена рыжих всуе, Поттер. К тому же, я уверен, что у них были несколько иные отношения. Не то что бы я знаю, но хотелось бы верить.

— Ставлю десять.

— Поддерживаю.

— Поддерживаю.

— Не смотрите на меня, я же скинул. Кстати, о рыжих: вы, сладкие, собираетесь как-нибудь рассказать Рональду о вашем качественном познании граней дружбы? Выкладываю ривер.

— Рано еще об этом говорить, — Гермиона покачала головой. — Ну, и нам же повезло: мы сейчас даже не живем с ним в одной стране.

— А как же сраные средства массовой информации?

— Чек.

— Ставлю десять.

— Полагаю, они любопытствуют немного в другой сфере частной жизни. И, Драко, мы же не в Лондоне, в конце концов. Поднимаю до двадцати.

— Интересный шаг, Гермиона. Уравниваю.

— Поднимаю до тридцати.

— Гарри!

— Отстань, я коплю деньги на наше свидание.

— Ох, ладно. Уравниваю.

— Поддерживаю.

— Все? Ты больше ничего не хочешь добавить, Поттер?

— Пока и так нормально. Луна, вскрывайся.

Неожиданно, но мой старший стрит покрыл младший стрит Гермионы. С трудом сдерживаю порыв проделать по комнате круг почета. Радостно улыбаясь, невинно целую девушку.

— Так теперь всегда будет что ли? — притворно ворчит Малфой.

— Надеюсь, что да.

— Вы были посерьезнее с этими постными минами и боязнью спалиться друг перед другом.

Игнорирую его подколы. Не все достаточно проницательны, чтобы разобраться в собственных чувствах же, ну.

Вместо этого я поднимаю бокал с темно коричневым односолодовым виски. Мне сказали, что экзотичный цвет появился от дубовых бочек из-под бурбона. Не то что бы я был специалистом в области варения…э-э-э, ну, варения алкоголя — нет же такого слова «вискиварение»? — но мне все равно немного кажется, что меня наеб…обманули. Хотя краденному коню в рот не смотрят.

— К черту все, выпьем за нас?

— Выпьем за любовь, — Луна присоединилась ко мне.

— За нашу любовь.

Я осторожно скосил глаза на Гермиону. Девушка открыто смеялась, опрокидывая в себя содержимое бокала, и чуть не вывернула на меня его остатки. Ее щеки были розоватого оттенка, а глаза лихорадочно блестели — скорее всего, от алкоголя. Так ли выглядит счастье?

Ага, подумал я. Именно так.

---

[1] Вольный перевод русской частушки:

Рыбка плавает в томате,

Ей в томате хорошо,

Только я, едрена матерь,

Места в жизни не нашел.

[2] Вторая комбинация в покере по важности: пять карт одной масти, идущих последовательно.

[3] Лучшая комбинация в покере: десятка, валет, дама, король и туз одной масти.

[4] Последняя выкладываемая на стол карта в открытую.

[5] Иерархия комбинаций, выпавших у героев, по возрастанию важности:

Старшая карта — самая большая карта на руке. Самая слабая комбинация в покере.

Пара — две карты одного достоинства.

Две пары — две разные пары карт.

Сет — три карты одного достоинства.

[6] Фишка, обозначающая в покере дилера, то есть сдающего карты.

[7] Одна из двух минимальных ставок, сделанных до поднятия карт.

[8] Наиболее распространенный вид покера.

[9] Шотландский виски.

[10] Три карты, выложенные на стол в открытую.