Waste (джен)

Капля света просочилась через узкое, размером с две ладони, окно камеры. Здесь, в Азкабане, это было редкой, почти немыслимой роскошью — и Сириус тянулся к крохотному лучику, словно растение, по недоразумению выросшее из забытого в подвале семени. Больше всего на нервы действовала темнота, всё остальное, когда становилось совсем невмоготу, помогал выдержать Бродяга.

Блэк поднялся с узких нар и начал ходить по камере. Сто раз в дальний угол, сто раз обратно. Потом аккуратно вылил немного воды из кувшина на ладонь и протёр лицо. А потом отковырял от подоконника маленький камушек и положил его в кучку к трём собратьям, отмечая ещё один прожитый день. Он не смог бы объяснить, зачем ему это нужно — двигаться, умываться, заставлять себя проглатывать омерзительную жижу, которую здесь называли супом, вести отсчёт времени... Наверное, упрямство. То самое упрямство, которое, как не раз говорила в минуту раздражения мадам Блэк, родилось раньше него. Сириус считал свою судьбу справедливой. Мысль, что всё-таки не он убил тех маглов и предал Поттеров, помогала держаться, заслоняла разум от адского холода дементоров. Но это было неважно. Важно — что из-за его глупости погибли Лили и Джеймс! Если бы только он не считал себя самым умным, не уговорил друзей поменять первоначальный план, всё было бы хорошо! Но он это сделал — и всё равно что своими руками отдал их Вольдеморту! Сириус не надеялся, что ещё когда-нибудь увидит солнце и вдохнёт свежий воздух. Теперь от него зависело только одно — как он умрёт. Оставшись человеком до конца или превратившись в слюнявую безумную развалину, как его сосед из камеры напротив, труп которого неделю назад дементоры за ноги вытащили в коридор.

Дальше день пошёл по уже ставшему привычным распорядку: лязгнувший замок на двери, обжигающая волна холода, снова металлический скрежет, миска с утренней порцией супа… Бродяга опустошил и дочиста вылизал миску, а затем…

…в букете отвратительных запахов, пропитавших Азкабан, появилась новая струйка. Слабая, но близкая. Смутно знакомая, не очень приятная сама по себе, но заставляющая вспомнить о чём-то далёком и радостном — земле, деревьях, каплях дождя на траве… О тех временах, когда ночная тьма обещала приключения и азартную гонку.

Блэк быстро перекинулся в человека. Нельзя! Нельзя думать о тех беззаботных и счастливых школьных днях! Даже у пса эти воспоминания вызывали настолько яркие эмоции, что дементоров притягивало к камере, будто ос на повидло. Вот и теперь… А ещё он пока слишком плохо умел прятать ненужные мысли в самые дальние уголки сознания. Здесь всегда было холодно, но сейчас, казалось, сам воздух застыл прочной ледяной коркой. Сил не оставалось ни на что. Сириус скорчился в углу, чувствуя, как с каждым новым страшным образом, всплывшим из глубин памяти, от сердца отрывается кусок. Ещё немного — и не останется ничего, и как тогда жить? Он уже не мог видеть всё это — орущая мать вымещает злобу на ни в чём не повинном гобелене, брат проходит мимо, словно чужак… погасшие глаза Джеймса, волосы Лили ярким пятном на полу… бледное лицо Питера и оторванная детская рука на груде щебня… И лица, множество лиц — врагов, друзей, просто знакомых — мёртвых. Зовущие, манящие к себе, туда, где нет могильного холода, безумных криков, чёрного ужаса… где ничего нет… нет… нет!

Когда он очнулся, у дверей стояла миска — значит, уже вечер. Целый день быть трясущимся от ужаса студнем — слишком высокая плата за минуту слабости. Не думать, не думать сейчас ни о чём, кроме самых простых вещей. Пройтись по камере. Заставить себя проглотить эту бурду. Лечь и найти такую позу, чтобы отдавать как можно меньше тепла и не чувствовать комьев в тощем тюфяке под боком. Отрешиться от воплей соседей и заснуть, если удастся.

Удалось всё. Даже последнее, хоть и не до самого утра. Крохотное окошко было тёмно-серым, а не угольно-чёрным, когда Сириус проснулся от душераздирающего воя из камеры напротив. То, что выкрикивал до неузнаваемости искажённый голос, мгновенно сбило остатки тяжёлого забытья.

— Лили! Прости меня! Прости! Я не хотел! Я не знал, что это о тебе!

Лили? Этот тип действительно произнёс её имя?

— Лили, я не хотел называть тебя так! Я не это имел в виду!

Блэк чуть не застонал. Мерлиновы яйца! Из всех возможных уродов, которых могло занести в эту тюрьму, его соседом оказался именно Сопливус! И он ещё смеет поминать Лили! Не хотел её грязнокровкой называть, как же! Почему его это вообще волнует? И чего это он «не хотел» и «не знал»?

За следующие три дня желание прибить подонка стало почти нестерпимым. Снейп по-прежнему непрерывно бредил, то неразборчиво бормоча, то громко выкрикивая имя Лили. Это бесило до чёрной пелены перед глазами. Казалось, что самое чистое и светлое в его жизни покрывается липкой грязью, такой же, как душонка этого мерзавца.

Четвёртый день наконец-то начался иначе, чем три предыдущих. Сириус проснулся, когда уже рассвело, сам, а не разбуженный дикими криками Снейпа. За завтраком он наблюдал, что происходит в соседней камере — собачьи глаза в темноте видели лучше человеческих. Сопливус, сгорбившись, примостился рядом с решёткой, ведущей в коридор, и время от времени прихлёбывал из миски. Удивительно. Такой стойкости Блэк от него не ожидал. И это только усиливало тёмное желание проверить его на прочность. Сириус не верил, что Снейп просто оказался не в то время не в том месте. Этот ублюдок ещё в школе занимался тёмной магией и водился с Пожирателями. Не мог он остаться чистеньким! Блэк подошёл к решётке и, вложив в голос весь яд, скопившийся за долгие недели заключения, протянул:

— Надо же, какая встреча! Сопливус!

Снейп подскочил как ужаленный, вцепился в решётку, оскалился, показав крупные неровные зубы…

— Ты! Это ты во всём виноват!

— Ну да, и сюда ты из-за меня попал!

— Да! Если бы ты не оказался такой двуличной гнидой…

Слышать такое от Лунатика или от кого-то из Ордена было бы больно. От Сопливуса — смешно, если бы не дементоры рядом.

— А ты никогда не пробовал для разнообразия подумать, что сам можешь быть виноват? Ещё в школе стоило. Тебя под Иву никто пинками не гнал, сам полез! А виноваты оказались все — Ремус, что его оборотень укусил, я, что подсказал, как влезть, Сохатый, что твою шкуру спас! И с Пожирателями ты тоже не под Империо связался! Но опять все вокруг виноваты! Сопливусом родился, Сопливусом и сдохнешь, — закончил Сириус, с мрачным удовлетворением наблюдая, как перекашивает Снейпа от упоминания школьной клички. — И скоро.

Выговорившись, Блэк почувствовал, что ему стало немного легче смириться, принять эту новую часть своего персонального ада. На бред Снейпа он теперь почти не обращал внимания и даже не смотрел в сторону соседней камеры, но через неделю тот сам напомнил о себе.

— Я, по крайней мере, не предавал друзей, — заявил он, будто продолжая прерванный разговор.

Этот удар попал точно в цель. Неважно, кто оказался предателем, виноват в трагедии действительно был Сириус, и это уже не искупить. Но показать, что ему больно? Не дождётся, урод!

— А ты знаешь, что такое друзья?

— Я знаю, что такое предательство!

— Не сомневаюсь! Ты всегда был великим знатоком подлостей!

— Это мне ты говоришь? Думал, что выкрутишься, денежки и связи помогут?!

— Не твоё дело, Сопливус, о чём я думал! Мало мы тебя лупили, гниду, не отучили нос совать куда не просят! Я хотя бы знаю, что сделал, а у тебя все кругом в дерьме, один ты в белом! — ядовито фыркнул Блэк.

Вечером, расхаживая по камере, Сириус задумался, почему Снейп вообще заговорил с ним, а он ответил. Можно было промолчать, и пусть бы думал, что хочет. Зачем ставить урода на место, ведь всё равно судьба у них теперь общая — сдохнуть среди этих мрачных стен. Но эта вспышка что-то изменила, вот только Блэк пока не мог понять, что именно. И потому через три дня он снова заговорил первым. И Снейп ответил.

Постепенно эти перепалки стали привычными, повторяясь по несколько раз в неделю. Так же постепенно Сириус понял, почему поддерживает эту игру. Ярость и ненависть, которые он чувствовал, были живыми и настоящими. И даже боль была другой, не той, что вызывали дементоры. Последняя ниточка, связывающая его с тем, что осталось за стенами тюрьмы. И как же злобно пошутила судьба, что этой ниточкой оказался один из самых гнусных мерзавцев, которых он знал. А ещё из обрывков бреда Сириус понял, за что Сопливус просил прощения у Лили. Пророчество. То самое проклятое пророчество, которое сгубило Поттеров, подслушал именно он. И передал хозяину. А теперь это стало его постоянным кошмаром. Блэк долго не мог поверить, что этот урод вообще способен на какие-то светлые чувства, но в итоге обнаружил, что к ненависти добавилась жалость — пусть и с изрядной долей брезгливости. Какая разница, чего ты хотел? Важно, что у тебя получилось… Он сам хотел спасти и защитить, а в результате — всё равно что убил…

Видимо, Снейп чувствовал что-то похожее. Во всяком случае, к удивлению Сириуса, ни сходить с ума, ни умирать он не торопился. Худел и бледнел, но заставлял себя проглатывать похлёбку до последней капли и с прежним пылом кидался обвинениями. А после одного подслушанного диалога, кажется, тоже начал менять отношение к старому врагу.

В тот день Белла разбушевалась особенно яростно.

— Предатели! — выла она, словно баньши. — Низкие душонки! Вы все забыли благодеяния Лорда!

— Белла, замолчи! — заорал Рудольфус.

— Не смей затыкать мне рот, мерзавец! Почему, почему с этим подонком Петтигрю рассчитался мой кузен?! Почему никто из вас не ловил изменника, заманившего господина в ловушку?! Он бы сказал нам, как вернуть Лорда!

— Белла! — выкрикнули сразу несколько голосов.

Вопли и взаимные обвинения не смолкали ещё полчаса. Когда всё стихло, из соседней камеры раздался хриплый голос:

— Блэк! При чём тут Петтигрю?

— Сопливус, ты глухой? — язвительно поинтересовался Сириус. — Не слышал, что сказала моя дражайшая кузина?

— А ты тупой? В какую ещё ловушку он мог заманить Лорда, если Хранителем был ты?

— А ты подумай. Вдруг получится, — посоветовал Блэк и ушёл в самый дальний угол камеры, давая понять, что разговор окончен.

Снейп думал долго, почти две недели. А когда заговорил в следующий раз, его тон стал другим. Чуть менее ядовитым, чуть более миролюбивым.

— Почему я должен тебе верить, Блэк?

— Не верь. — Сириус пожал плечами. Ему действительно было наплевать. Но Снейп не унимался:

— Откуда мне знать, что ты опять не издеваешься? Вы же всё время до меня докапывались! Вот можешь сказать почему? У меня что, на лбу было написано «козёл отпущения»? Сначала эта дура магловская, потом вы!

— Какая дура магловская? — удивился Блэк.

— Сестра Лили! Мымра сушёная! Тоже хотела волшебницей быть, а когда не вышло, не знала, что придумать от зависти! Точь-в-точь мой папаша — всё ей не нравилось, все у неё были ненормальные, одна она образец! Дура набитая и завистливая! Предложили бы ей бомбу на Хогвартс скинуть — согласилась бы! А нас с Лили своими руками задушить была готова!

Сириус обмер. Плевать, что там было в детстве, но сейчас у этой женщины Гарри! И если Снейп сказал хотя бы половину правды… да ведь и Лили предпочитала не рассказывать о сестре. Внутри что-то щёлкнуло, будто становясь на место. Гарри… Он вообще не должен был жить у маглов! Блэк дал слово, что позаботится о крестнике, и не сдержал! И теперь он должен был хотя бы убедиться, что с мальчиком всё хорошо!

Ночью ему приснилось, что Гарри плачет и протягивает к нему руки. И следующей тоже. И на третий день. Идея проверить, как живёт крестник — хотя бы для того чтобы поймать Снейпа на лжи — начала превращаться в манию. Не хватало только одного — решимости сделать первый шаг за порог камеры. Так прошло ещё несколько дней.

Проснувшись однажды утром, Сириус не сразу понял, что изменилось. Вроде бы всё оставалось на свои местах: сырые каменные стены, отвратительное варево в миске, темнота… Но было почти весело. Весело? Мерлин и Моргана, что сдохло в Запретном Лесу? Куда делись дементоры?

Вскоре причина неожиданной радости прояснилась: по коридору, громко переговариваясь, прошли люди. В нарядных мантиях, пахнущие дорогим парфюмом... Это заставляло узников вспомнить обо всём, что было похоронено в самых дальних закоулках сознания — ярких цветах, свете, живых человеческих голосах, не сорванных постоянным криком и долгим молчанием… Первым шёл Фадж в нелепом зелёном котелке — это лицо Блэк не забыл бы и через сотню лет, лицо человека, который первым назвал его убийцей посреди развороченной улицы. Министерская инспекция, цели которой Сириус так и не понял — мимо их со Снейпом камер чиновники прошли, не замедляя шага. Только одна женщина в безвкусной кричаще-розовой мантии, удивительно похожая на жабу, бросила на Блэка брезгливый взгляд.

Отсутствие дементоров произвело эффект почти магический и далеко не однозначный. Стало теплее, отступили мрачные воспоминания — и ожили физические чувства. Вонь и темнота стали почти невыносимы. И голод.

— Душу бы сейчас продал за самую обычную яичницу! — проворчал Снейп, прижимая руку к животу.

Сириус тихо хмыкнул — надо же, впервые в жизни он был полностью согласен с Сопливусом. Даже у Бродяги арестантская похлёбка уже вставала поперёк горла. Но, разумеется, упустить случай вставить шпильку он не мог.

— А ты умеешь её готовить?

— У меня, в отличие от некоторых белоручек, не было собственного домового эльфа! — буркнул Снейп, отворачиваясь.

— Ты меня с Регом перепутал, — огрызнулся Блэк. — Это он, чуть что, сразу канючил: «Кричер, явись, Кричер, явись!»

Он осёкся на полуслове, услышав за спиной лёгкий хлопок. Обернулся — и в первый момент не поверил своим глазам. Там стоял Кричер, до мельчайших деталей такой, каким Сириус его помнил — грязная наволочка, пучки волос из ушей, огромные вытаращенные глаза… Он ущипнул себя. Нет, не галлюцинация.

— Что угодно молодому господину? — низко поклонившись проскрежетал эльф. — Молодой господин неблагодарная свинья, разбившая сердце своей матери, моя бедная госпожа, как она…

— Заткнись! — раздражённо бросил Сириус. Мысль работала с лихорадочной скоростью. Раз Кричер здесь, значит, может прийти ещё раз? Чёрт подери, как же до этого раньше никто не додумался?!

— Принеси мне волшебную палочку! И никому не смей рассказывать, что видел меня и выполнял мои приказы!

— Как будет угодно молодому господину. Кричер помнит свой долг, хотя молодой господин предатель рода!

Эльф исчез, а Блэк в нетерпении заметался по камере. Он уже почти дозрел до решения вырваться отсюда. Он должен был убедиться, что с Гарри всё в порядке, а там — будь что будет! А теперь этот сказочный подарок судьбы, на который он не смел даже надеяться! Он не имел права упустить такой шанс!

Наконец Кричер вернулся и с поклоном протянул ему палочку. Отцовскую, дуб и волос единорога, двенадцать дюймов. Ещё один подарок судьбы — у самого Сириуса была такая же, только длиннее, значит, эта должна неплохо слушаться…

— Молодому господину угодно что-нибудь ещё? Бедная моя госпожа…

— Пока нет. Ступай.

Блэк наклонился к нарам, чтобы спрятать палочку под тюфяком, бросил беглый взгляд на соседнюю камеру — и застыл. Потом выпрямился и нахмурился. Пришедшая в голову мысль ему совершенно не нравилась, но с каждой секундой она становилась всё более и более навязчивой. Да что с ним такое? Это же Снейп! Сопливус! Пакостник, шпион, Пожиратель Смерти, который натравил Вольдеморта на Лили и Джеймса! Чем он лучше всех остальных, кто сидит в камерах по соседству?! Но что-то внутри грызло, мешая плюнуть и забыть о старом враге, оставить его в этом аду, где не место даже самому последнему мерзавцу. Всех не спасёшь, но Сопливуса — можно. И ведь это он, пусть и невольно, указал путь к свободе…

Из дальнего конца коридора потянуло лёгким, пока ещё почти неощутимым холодком — дементоры возвращались на свои посты. Времени оставалось совсем мало. Камера слева пустовала уже несколько лет после смерти Барти Крауча, ближайший сосед Снейпа уже давно не выныривал из мира своих кошмаров… Должно было выйти незаметно. И Блэк решился.

— Снейп!

— Чего тебе?

Снейп обернулся на его оклик, подошёл к решётке, вцепился в неё обеими руками… то, что надо! Сосредоточившись, словно на уроке у Макгонагалл, Сириус произнёс заклинание трансфигурации человека. В мышь. Сутки оно точно должно было продержаться, а дольше и не нужно. Вроде бы получилось — во всяком случае, так утверждал собачий нюх. Блэк снова превратился в человека и горько усмехнулся — даже если бежать не удастся, Сопливусу он уже оказал услугу. Хотя бы один день, но Снейп будет меньше страдать от присутствия дементоров. Он положил палочку под тюфяк, оставив снаружи только кончик, и приготовился ждать.

Наконец до его слуха донеслось металлическое звяканье — дементоры разносили ужин. Пора! Он сменил облик, крепко ухватил зубами палочку и рванул мимо опешившего охранника, как только распахнулась дверь. На мгновение остановился у соседней камеры, негромко зарычал, давая Снейпу знак выйти, и почувствовал, как маленькие лапки вцепились в его шерсть. Мышь мгновенно взлетела на загривок, и Бродяга понёсся по коридору направо. Единственное, что он чётко помнил о своём появлении в тюрьме — что камера была по левой стороне от входа.

Дальнейшее почти не отложилось в памяти: коридоры, решётки, солёный морской ветер, трещащий под лапами лёд у берега, обжигающе холодная вода… И торчащая из моря скала. Из последних сил вскарабкавшись на неё и превратившись в человека, Сириус с радостью понял, что здесь антиаппарационный барьер, установленный вокруг острова, уже не действовал. Он аппарировал, смутно представляя себе, куда именно хочет попасть. Куда-нибудь, где будут стены, крыша и не будет людей. Там, где он оказался, было темно, а собачий нос улавливал только запах пыли и затхлости. И этого было достаточно. Пёс рухнул на пол и мгновенно заснул.

Он не знал, сколько проспал, но первое, что он увидел, открыв глаза — солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели в бревенчатых стенах. Блэк обернулся человеком, потянулся, осмотрелся и улыбнулся. Впервые после смерти Лили и Джеймса — просто от радости. Даже специально он не выбрал бы лучшего убежища. Визжащая Хижина, живая память о мародёрской юности, хранительница самого большого секрета четверых гриффиндорцев. Если прошлой ночью кто-нибудь и услышал шум, то всё списали на привидений. Сириус небрежно взмахнул палочкой, стряхивая пыль с кровати, завернулся в полог и сел. Кричер… Почему он вообще отозвался на его приказ? При том, что они, сколько Блэк себя помнил, ненавидели друг друга всем сердцем. Разве что…

Закончить мысль ему помешал какой-то шум снизу. Он посмотрел на пол. Чёрная мышь со слипшейся шёрсткой, встав на задние лапки и вытянувшись во весь свой невеликий рост, возмущённо пищала.

— Вот чёрт, — пробормотал Сириус, доставая палочку. — О тебе-то я и забыл. А мышь из тебя тоже получилась так себе…

Как только заклятье подействовало, Снейп разразился бранью.

— Идиот! Ты так и собирался оставить меня животным?

— Это вместо «спасибо» за то, что я вытащил твою задницу из Азкабана? — высокомерно спросил Блэк.

— Спасибо, что вытащил не только задницу!

Сириус фыркнул.

— Интересно, что это так на тебя подействовало — превращение или свежий воздух? Первый раз слышу, чтоб ты шутил!

— А что бы я без задницы в Азкабане делал?!

— Там и без неё сидят!

Они переглянулись и рассмеялись. Хохотали долго — истерично, нервно, до слёз. Давая смеху, словно очищающему заклинанию, смыть боль и ужас долгого заключения.

— Но всё-таки ты чокнутый, Блэк, — заявил Снейп, снова обретя способность говорить. — Додумался, умник — в мышь меня превратить! А если бы я раньше времени из камеры сбежал? Или не вышел к тебе, потому что мыши собак боятся? И где ты взял палочку?

— Ты по трансфигурации только учебники читал? — иронично поинтересовался Сириус. — А я и кое-что другое. В умных книжках написано, что у магов, в отличие от маглов, после насильственного превращения сохраняются остатки разума. Вот и проверил.

Снейп провёл рукой по лицу. Спросил тихо и серьёзно:

— А зачем ты вообще меня вытащил? И когда ты, чёрт возьми, успел стать анимагом?

— Анимагом — давно. Неплохо у тебя разум сохранился, раз ты это понял. А вытащил — потому что в этой гостинице и без тебя хватает постояльцев.

— И что теперь?

— Я как раз об этом думал, да ты меня своим писком с толку сбил. Подожди немного.

Сириус откинулся на спинку кровати и закрыл глаза. В Азкабане он отвык думать о завтрашнем дне — но теперь этот завтрашний день у него был. А день сегодняшний начался со Снейпа, с которым надо было что-то решать. Можно, конечно, приказать Кричеру принести ещё одну палочку, вручить Сопливусу и пусть проваливает. Но… то же самое нечто, что не дало ему оставить школьного недруга в Азкабане, снова кольнуло изнутри. Был это приступ безумия или откровение свыше, но Снейпа он вытащил не просто так…

Дальше мысль перескочила на Кричера. Итак, эльф откликнулся на призыв Сириуса, чего предпочитал по возможности не делать, даже когда они жили под одной крышей. Значит… «Чёрт, — выругался про себя Блэк, — совсем мозги засохли! Нашёл тайну великую! Мать и деды умерли, я последний в роду — вот и вся разгадка! Стало быть, и дом в моём распоряжении…» Теперь Сириус хотя бы в общих чертах представлял себе, что будет делать дальше. Очередь за Снейпом.

— Что будет теперь — зависит и от тебя.

— А какие есть варианты?

— Первый — можешь отправляться на все четыре стороны. Я тебе даже палочку обеспечу. В этом случае подпишешь магический контракт, что не сболтнёшь обо мне лишнего в случае чего. Второй — держаться вместе. Я от этого не в восторге, но ты можешь пригодиться.

— Вот как? А чем ты можешь пригодиться мне?

— Предоставлю надёжное убежище.

Снейп нахмурился.

— Ты настолько мне доверяешь? И насколько оно надёжно?

— Твоему желанию спасти собственную шкуру я доверяю — с ума ты ещё не спятил. А убежище — надёжнее не бывает.

— А какая связь между моей шкурой, убежищем и твоим благополучием?

— Речь о доме Блэков. Защита на крови. Попробуешь мне пакость устроить — пожалеешь, что в Азкабане не остался.

Сириус немного лукавил — чары ещё предстояло замкнуть на себя. Но он совершенно не сомневался, что такой любитель тёмной магии, как Снейп, прекрасно знает, на что способна кровная защита. И не ошибся.

— Хорошо, Блэк. Договорились.

— Тогда давай руку. Без меня ты этот дом даже не увидишь. Аппарируем прямо на крыльцо.

Через мгновение только потревоженная пыль и сдёрнутый с кровати полог указывали, что в Хижине недавно были люди.