Между двумя ударами колокола (гет)

Туве Янссон «Шляпа Волшебника»

Вот и все. Словно и не было ничего – ни ярких огоньков, ни чарующего шепота над ухом, ни таинственного незнакомца за спиной. Вот теперь сказка, похоже, действительно закончилась. Пора возвращаться в реальный мир: к оскорбленному Виктору, к ехидному Рону, к торжествующей Сандре...

Гермиона подошла к узкому, словно бойница, окну, за которым плясали тысячи ярких огоньков, положила на подоконник свою сумочку и только собралась ее открыть, чтобы спрятать внутрь волшебную палочку, как в коридоре послышались торопливые шаги и на пороге появился Виктор Крам — один, без Сандры, и мрачный, как грозовая туча над Азкабаном.

Гермиона удрученно вздохнула. Судя по настроению Виктора, извиняться ей придется долго, и не факт, что извинения будут приняты.

Но до извинений дело не дошло. Увидев Гермиону, Виктор бросился к ней, словно коршун на стайку цыплят, набросил на шею толстый шнурок с каким-то тяжелым камнем, а затем схватил за локоть и, рявкнув изо всех сил «Гоменум ревелио», выбросил вперед палочку жестом, который Гермиона так и не смогла освоить.

По залу пробежала дрожь, камни зашевелились, с потолка что-то посыпалось, пол под ногами заходил ходуном. Гермиона закрыла лицо свободной рукой, но колючий вихрь все равно пронизал ее чуть ли не до костей, оставив на зубах гадкое ощущение скрипучего песка.

Гермиона тихонько порадовалась, что не применила это заклинание к невидимке: малейшая ошибка в движении – и бедняга остался бы не только без мантии, но и без одежды, а то и вовсе без кожи. И он, похоже, правильно поступил, поспешив исчезнуть, потому что настроение у Виктора было самое препаршивое.

— Вариари Виргис! Экспульсо! Вердимилиус! (1) – рычал озверевший Крам. Его палочка плясала, посылая во все стороны то зеленые искры, то пучки синего пламени, то невидимые волны. Срикошетив от стен, они больно хлестнули Гермиону по едва прикрытому тонким шелком телу. Гермиона вскрикнула и попыталась укрыться за спиной Виктора, но тот держал ее мертвой хваткой, не позволяя сдвинуться с места.

— Что ты творишь! Прекрати немедленно! – заорала Гермиона ему в ухо, перекрикивая свист и грохот. По-другому остановить она его не могла – правую руку словно зажало в тиски, а левой она все еще прикрывала глаза от клубящейся пыли.

Но Виктор ее услышал и опустил палочку. Гермиона так и не поняла, то ли он вымещал на стенах свою злость, чтобы не срывать ее на самой Гермионе, то ли всего лишь желал убедиться, что в зале, кроме них двоих, никого нет.

«Ничего себе, прелюдия к серьезному разговору... — подумала Гермиона, оглядывая свежие выбоины на стенах, и дернулась, пытаясь высвободить онемевшую руку. – Каким же тогда должен быть сам разговор?»

Как оказалось, у Виктора, действительно, имелся весьма своеобразный подход к выяснению отношений. Повернувшись к Гермионе, он отпустил-таки ее локоть, но тут же бесцеремонно ухватил за подбородок и пристально всмотрелся в лицо, что-то приговаривая по-болгарски. От неожиданности Гермиона чуть с каблуков не свалилась. Да, она нарушила все правила, уйдя из зала не попрощавшись, но набрасываться на девушку вот так, не дав ей и слова сказать в свое оправдание, попросту грубо и в высшей степени неприлично для джентльмена. Гермиона возмущенно пискнула – а попробуйте вы сказать что-нибудь членораздельное, когда челюсти словно тисками сжало — и попыталась его оттолкнуть.

Она совсем забыла, что до сих пор сжимает в руке волшебную палочку... Одно неловкое движение — и та выскользнула из онемевших пальцев, зацепившись за оборку пышной юбки, и осталась висеть где-то в кружевах. Палочка могла и вовсе свалиться на пол, но сейчас Гермионе было не до нее — она молотила кулачками по груди Виктора, пытаясь вырваться из его железной хватки, но с таким же успехом могла биться головой о фонарный столб: Виктор, похоже, ее усилий даже не заметил.

Его поведение не вписывалось ни в какие стандарты: он не ругался, как это сделал бы Рон, не задал ей ни одного вопроса, с чего начал бы Гарри, не плевался ядом, как профессор Снейп, не смотрел укоризненным взглядом, как директор Дамблдор... Он что-то бормотал себе под нос и рассматривал лицо Гермионы так, словно на нем была написана разгадка величайшей тайны вселенной.

Когда же Виктор защелкал пальцами перед ее носом, словно доктор, принимающий пациента с черепно-мозговой травмой, Гермиона не на шутку перепугалась и отдернула руки. Может, Виктор сошел с ума? Может, на балу его чем-то опоили? Или он банально напился и съехал с катушек?

«Может, послать на кухню за глинтвейном?» — вдруг вспомнились ей слова Каркарова в день приезда. Вся школа шепталась, что, дескать, хорошенькие порядки должны быть в этом Дурмстранге, если директор сам предлагает студенту угоститься горячим вином.

Хотя, почему бы ему и не напиться? Виктор вполне взрослый, совершеннолетний парень, да и вероятный повод ей хорошо известен. Может, назавтра он и не вспомнит, где был и что делал. Может, вспомнит и ужаснется, а затем на всех парах примчится извиняться. Но это будет только завтра, а челюсть у Гермионы болит уже сейчас, и еще не известно, что Виктору придет в голову сделать в следующий момент.

Она снова дернулась и протестующе замычала, но Виктор повелительно приложил палец к губам, призывая к молчанию, зажег на кончике своей волшебной палочки «Люмос» и снова что-то забормотал.

— Открой глаза! – коротко скомандовал он, на миг прервав свой речитатив. – Шире!

Раскаленный кончик его волшебной палочки была направлен, казалось, в самый центр ее левого зрачка, но Гермиона, как бы ей ни было страшно, повиновалась. Раздражать человека, когда он находится в таком состоянии, пожалуй, не стоит, к тому же, если она не послушается, Виктор вполне сможет открыть ей глаза с помощью какого-нибудь заклинания, и хорошо, если просто открыть...

Повторить судьбу римского полководца Марка Атилия Регула(2) Гермионе совсем не хотелось, и поэтому она изо всех сил старалась не жмуриться, хотя под ослепительным светом «Люмоса» это было практически невыполнимо.

«Но почему он ведет себя так грубо?» — думала она, чувствуя, как набегающие слезинки беспрепятственно скатываются по вискам и скрываются в волосах. Нормальные люди таким тоном даже к животным не обращаются. За эти полчаса или час Виктор изменился до неузнаваемости и стал похож на Люциуса Малфоя. Квинтэссенция отмороженности, Мордред его побери...

Гермионе вдруг вспомнился один из недавних уроков зельеварения.

«Лонгботтом, вы долго будете страдать над несчастной долей этой пиявки?» — привычно нависал над любимой жертвой профессор Снейп. – «Вне кабинета зельеварения вы можете сколько угодно считать ее мыслящим существом и даже попытаться с ней подружиться. Но здесь это всего лишь ингредиент, и вас не должны волновать ее отчаянные вопли, взывающие к милосердию».

На миг Гермиона ощутила себя маленькой пиявкой в руках бездушного зельевара, и по спине пробежал липкий холодок страха. Неужели это и есть настоящее лицо Виктора Крама?

Нет, она никогда в такое не поверит. Ведь это же не Люциус Малфой, не Нотт, не Гойл и, тем более, не Волдеморт. Это Виктор Крам – застенчивый парень, который долго не решался подойти к ней, чтобы пригласить на Святочный бал. Это Виктор, который увлеченно рассказывал ей о солнечной Болгарии и продуваемом северными ветрами Дурмстранге; который раз за разом пытался выговорить ее, казалось бы, простое имя, а когда у него не получалось, смеялся вместе с ней. Он не может причинить ей никакого вреда, Гермиона уверена в этом, даже несмотря на руку, держащую ее практически за горло.

Но как же тогда объяснить этот медальон на шее, и подозрительное бормотание, похожее то ли на молитву, то ли на цепь заклинаний...

Виктор отвел палочку от глаз Гермионы, и она наконец-то смогла поймать его взгляд.

В нем не было горечи обиды, не было лихорадочной торопливости безумия, не было поволоки опьянения. В его черных, глубоко посаженных глазах светились трезвый расчет и холодная решимость. Гермиона вдруг осознала, что стоит чуть ли не в обнимку не просто с враждебно настроенным взрослым парнем (хотя для любой пятнадцатилетней школьницы и этого было бы достаточно), а с лучшим учеником Дурмстранга – «средоточия темной магии», как писал кто-то из историков. И Виктор смотрел на нее не как на обидевшую его девушку, а как на бездушный объект. На жертвенную курицу, грубо говоря. И место для жертвоприношения было выбрано просто великолепно – темный заброшенный тупик, в котором ее косточки могут лежать невостребованными не один год и даже не одно десятилетие.

Неужели у него действительно поднимется на нее рука?

Гермиона провела мгновенно повлажневшими ладонями по юбке и о, чудо! Ее пальцев коснулась знакомая рукоять.

Гермиона моментально воспряла духом. Значит, еще не все потеряно! У нее есть отличный шанс освободиться и сбежать, надо только дождаться подходящего момента. Только бы на ее лице ничего не отразилось...

Гермиона в упор смотрела на Виктора, удерживая его взгляд, а ее пальцы в это время медленно, миллиметр за миллиметром высвобождали из кружев застрявшую палочку. Виктор тоже не отводил глаз. Похоже было, что он чего-то ждал: скорее всего, реакции на действие медальона или произнесенные заклинания. Гермиона уже не сомневалась в том, что это были темномагические заклинания, только вот как должно было проявиться их действие, она понятия не имела — никаких изменений в самочувствии она пока что не замечала. Медальон тоже вел себя, словно обычное украшение – не нагревался, не холодил ей кожу, не вибрировал и не покалывал. Но дожидаться, пока темные чары проявятся во всей красе, Гермиона не собиралась. Действовать следовало как можно быстрее. К тому же, Крам мог ждать не чего-то, а кого-то, и если с одним темным магом она бы еще могла потягаться, то выстоять против двух – вряд ли.

Скорее всего, Виктор действует в сговоре с кем-то из местных. Он всегда обедает за слизеринским столом, общается с Малфоем, любезничает с Паркинсон... Эти господа вполне способны устроить Гермионе Грейнджер приличную пакость — к примеру, поставить в дурацкое положение или запереть на недельку в подвале с корнуэльскими пикси. А Виктор сегодня – наиболее подходящий для этого объект. Интересно, они ему заплатили или он согласился на добровольных началах, из личных побуждений?

Палочка наконец-то привычно устроилась в ладони и Гермиона мысленно порадовалась, что Виктор не озаботился тем, чтобы ее отобрать. Наверное, он просто не ожидал серьезного сопротивления от пятнадцатилетней девчонки. Вот и замечательно. Только бы во взгляде ничего не дрогнуло... Только бы палочка снова не запуталась в оборках...

Позже Гермионе объяснили, что ей следовало воспользоваться моментом и ударить Виктора в упор, исподтишка, ткнуть его палочкой под ребра, словно кинжалом, и одновременно поразить заклинанием. Против сдвоенной атаки он наверняка бы не устоял. Но Гермионе даже в голову не пришло воспользоваться таким подлым приемом. Впрочем, у нее был свой план.

Переведя взгляд с Виктора на дверной проем, Гермиона вдруг вытаращила глаза и испуганно вскрикнула. Виктор ожидаемо обернулся, и в этот миг она изо всей силы толкнула его в грудь и взмахнула палочкой. Как там писал профессор Локонс? Сначала «Петрификус», затем «Экспеллиармус», а в завершение комбинации – «Инкарцеро». И, вуаля, – противник вытирает носом пыль у твоих ног.

Но, как показали дальнейшие события, благородство не всегда приводит к победе, как впрочем, и чтение приключенческой литературы. Виктор даже не почувствовал ее удара, а от заклинаний увернулся и вовсе играючи, словно от тренировочного бладжера. Он ловко схватил Гермиону за запястья, скрутил ее, как маггловский полицейский карманного воришку, пойманного с поличным, отобрал волшебную палочку и сунул к себе в карман.

Гермиона совершенно недостойно для гриффиндорки взвизгнула и принялась вырываться.

— Подлец, скотина, придурок косолапый...

Оскорбления посыпались из нее, словно горох из продырявленного мешка. Гермиона и сама не предполагала, что тесное общение с мальчишками однажды может принести такие щедрые плоды.

— Предатель, подлый наемник...

— Подожди, Гермивонна... – Виктор наконец-то соизволил перейти с непонятного бормотания на корявый английский. И он снова исказил ее имя!

Но сейчас Гермионе было не до исправлений.

— Иуда! Подлец! Сколько тебе заплатили?.. – прошипела она, словно разъяренная кобра, и дернула головой, пытаясь ударить Виктора затылком в нос. Все вызубренные заклинания, как оказалось, в критической ситуации не стоили выеденного яйца, и Гермионе оставалось надеяться только на испытанные веками приемы исконно женского маггловского арсенала.

— Да погоди ты! – Виктор попытался закрыть ей рот ладонью, но Гермиона тут же впилась в нее зубами, словно Живоглот в украденную отбивную. Виктор коротко ругнулся, отдернул руку, и только чудом ухитрился не выпустить Гермиону, которая, пользуясь моментом, рванулась вперед так, что едва не вывихнула себе плечо.

— Отпусти меня! Ничтожество, продажная шкура...

Путаясь острым каблуком в подоле платья, Гермиона несколько раз лягнула Виктора ногой и, выслушав в ответ короткую, но очень эмоциональную тираду, порадовалась, что хотя бы в этом случае не промахнулась.

— Бандит, дрянь, тупица, хамелеон, негодяй! — Гермиона сыпала подряд всем, что только приходило ей на ум. — Алкоголик, футболист несчастный!

Виктор наверное, был очень удивлен внезапной метаморфозой смиренной школьницы, в долю секунды обернувшейся злобной фурией. Даже лишенная палочки, Гермиона чувствовала, как скопившийся гнев рвется наружу, придавая ей нечеловеческих сил. Еще рывок-другой – и она сможет освободиться. Ей плевать, что Крама считают лучшим ловцом Европы – такой снитч, как она, ему не по зубам. Она растерзает предателя прямо голыми руками, спляшет рил вокруг его горящих останков, а пепел развеет по ветру над водами Черного озера.

Но осуществить сие благое намерение она не успела. Виктор тоже оказался не лыком шит, и каким-то образом ухитрился, не выпуская взбешенную Гермиону, достать из рукава свою палочку. Локти девушки тут же оказались плотно прижаты к телу, на плечи был наброшен длинный тяжелый плащ, а когда она принялась громко звать на помощь, ее без церемоний угостили старым добрым «Силенцио» и накинули на голову глубокий капюшон, подбитый густым черным мехом. Пока Гермиона отплевывалась от набившихся в рот шерстинок, пахнущих полынью и хвоей, Виктор туго стянул полы плаща, перебросил получившийся кокон через плечо и направился прочь из запретного коридора.

Впервые в жизни ощутив на себе ограничение личной свободы, Гермиона чувствовала себя донельзя униженной. Ее, одну из самых перспективных учениц Хогвартса, обезоружили в несколько секунд, обезвредили, как царапучего котенка, а затем еще и завернули, словно шахскую наложницу в персидский ковер, разве что бантик сверху не повязали. И это все без малейшего применения магии! И что толку в ее отличных знаниях по ЗОТИ, нумерологии и трансфигурации, если она ничего не может противопоставить грубой силе?

Сдаваться без боя было не в характере Гермионы, однако Виктору ее стремление к свободе, похоже, ничуть не мешало. Извивающийся сверток он держал крепко и в то же время бережно, словно любимую метлу, и от этого Гермионе было еще страшнее: если курицу не придушили сразу, кто знает, что ей придется пережить в перспективе?

Через несколько бесконечных минут Гермиона выдохлась и перестала брыкаться. Капюшон полностью закрывал ей лицо и о том, где они сейчас находятся, оставалось только гадать. Но, похоже, из Хогвартса Виктор еще не выходил, иначе Гермиона ощутила бы холод даже под плотной тканью плаща. Вниз они тоже не спускались, как не поднимались и наверх, Гермиона бы это тоже почувствовала. Значит, они до сих пор находятся на третьем этаже, там, где Гарри впервые встретился со своим кровным врагом...

Вдруг Гермиону пробил озноб: а если все ее домыслы о Малфое и жертвоприношениях ни при чем? Может, Виктор воспринял ее уход как смертельное оскорбление, которое можно смыть только кровью? Мало ли какие у этих болгар обычаи, пел же кто-то из дурмстранговцев на палубе корабля песню о персидской девушке, которую разбойничий атаман бросил за борт корабля в угоду своей шайке? И сейчас он...

Гермиона зажмурилась. Ее ведь даже из замка выносить не надо – одна из наружных галерей третьего этажа проходит как раз над подземной гаванью, через которую первокурсники впервые попадают в Хогвартс. Вот вытащит сейчас Виктор ее на балкончик и сбросит вниз на радость случайным зрителям, а этот камушек на шее позаботится о том, чтобы тело никогда не нашли...

Ноги Гермионы обдало холодом, и она поняла, что ее самые мрачные прогнозы сбываются. Если прогулочные аллеи и прочие окрестности замка преподаватели на время бала защитили от мороза и ветра, то на галереях, как и положено в конце декабря, зима царила во всей красе.

Гермиона представила, как сейчас плащ распахнется, чтобы с огромной высоты вытряхнуть ее в мутные глубины Черного озера, и затрепыхалась изо всех сил.

Впрочем, через миг ноги снова окутало теплом. Гермиону аккуратно поставили на землю и сняли с головы капюшон.

Они с Виктором, действительно, находились на одной из галерей третьего этажа, прямо над той самой гаванью. От холода и ветра их защищала прозрачная радужная сфера, похожая на огромный мыльный пузырь.

Виктор осторожно прислонил Гермиону к стене и снял заклинание молчания.

— Ты нормальная? – требовательно спросил он, придерживая ее за плечи.

Гермиона задохнулась от возмущения.

— Я? – только и смогла выговорить она. – Я-то как раз нормальная. А вот ты... Что ты себе позволяешь? Да как тебе только в голову пришло напасть на меня! Похитить в самый разгар праздника! Ты точно ненормальный! И что ты собираешься со мной сделать? Учти, меня будут искать! И обязательно найдут, и тогда даже Каркаров не сможет тебя защитить! Так что в твоих интересах поскорее вернуть меня в Большой Зал и тогда...

Гермиона вдруг осеклась. Ослепленная праведным гневом, она напрочь забыла, что ситуация «положи, где взял» вовсе не относится к Большому Залу, да и возвращение партнерши чемпиона Дурмстранга в столь плачевном виде может вызвать грандиознейший скандал. Поэтому Гермиона на миг умолкла, чтобы подобрать нужные слова и только тогда заметила, что Виктор смотрит на нее с выражением крайней обеспокоенности.

— Гермивонна, — медленно произнес он. – Я хотел спросить, все ли с тобой нормально?

Гермиона фыркнула. Сначала он хватает ее в охапку, затыкает рот, таскает по коридорам, словно мешок с мукой, а потом у него еще хватает совести интересоваться, все ли у нее в норме.

— Со мной все в порядке, — четко произнесла Гермиона. – Вернее, будет в порядке, когда ты развяжешь мне руки и вернешь палочку.

— Не сейчас, — кратко ответил Виктор. Снова скомандовав «Силенцио!», он зажег «Люмос» и внимательно осмотрел ее лицо.

Да что же такое он там пытается найти? Что ему от нее нужно, психу ненормальному?

Гермиона зажмурилась и мотнув головой, отвернулась от него. Виктор придержал ее за плечо, убедился, что она не упадет, и отошел на несколько шагов. Его «Люмос» заплясал по стенам и полу галереи, освещая самые дальние ее уголки. Похоже было, что Виктор кого-то ждал, или опасался чего-то, невидимого Гермионе.

И вдруг Гермиону осенило: Виктору нужен Гарри. Ему, как и всем остальным, нужен только Гарри, а она, Гермиона, всего лишь приманка. И весь Турнир был задуман только для того, чтобы уничтожить Гарри Поттера, даже Рон это понял своей ревнивой головой. И трижды прав он был, когда буквально час назад предупреждал об опасности, исходящей от Виктора.

«Он ученик Каркарова!» — так, кажется, говорил тогда Рон. – «Он просто пытается подобраться к Гарри — чтобы узнать о нем побольше, или подобраться поближе, чтобы сотворить какую-нибудь пакость!»

Рон, конечно, болван редкостный, но благодаря братцам чует всякие подлянки, словно нюхлер золото. А она-то, дура набитая, обиделась и убежала. А теперь Гарри пойдет ее искать, и если найдет... А он обязательно найдет, у него ведь тоже свое чутье есть, только на всякие неприятности. И даже явившись на галерею в отцовской мантии, Гарри попадет прямо в лапы к Виктору, потому что никакая мантия-невидимка не в силах скрыть изменения траектории падающих снежинок и свежих следов на припорошенном полу галереи. А она, Гермиона, не сможет его предупредить... И будет она стоять столбом и смотреть, как ее лучшего друга убивают или, так же как и ее, обездвиживают и куда-то уносят...

Глаза невольно наполнились слезами, стены галереи расплылись, и Гермиона отчаянно заморгала, пытаясь восстановить остроту зрения. Сейчас ей нельзя расслабляться ни на минуту. Если бы только она смогла догадаться о появлении Гарри быстрее, чем Виктор, и сумела подать какой-нибудь знак...

При определенном везении можно было бы привлечь к себе внимание гуляющих на берегу озера школьников. Если бы только ей удалось сбросить с галереи туфельку или даже спрыгнуть самой...

Гермиона представила, как она со связанными руками летит вниз и содрогнулась. Даже если ее падение заметят, сомнительно, что кто-нибудь полезет в ледяную воду ее спасать. А пока позовут преподавателей, пока те разберутся, что к чему, ею уже кальмар подзакусит. Нет, пожалуй, стоит обойтись без радикальных методов.

Перед глазами снова мелькнула вспышка «Люмоса», и Гермиона, вспомнив о своем женско-маггловском арсенале, с мрачной решительностью подумала:

«Укусить его, что ли, за нос... Или в горло вцепиться, а там — будь что будет.»

Не подозревая о страшном замысле Гермионы, Виктор Крам заботливо убрал с ее лица спутанные пряди и в очередной раз заглянул в глаза.

— Не плачь, Гермивонна, — шепнул он с пугающей нежностью. – Все будет хорошо, только потерпи немного.

Ну вот, еще один лицемер на ее бесталанную голову!

Гермиона с отвращением отшатнулась и чуть не упала, поскользнувшись на мокром камне, но Виктор вовремя подхватил ее и прижал к себе. Гермиона вдохнула знакомый запах – теперь она знала, что так пахнет предательство — и позволила нескольким слезинкам скатиться по щекам и впитаться в тонкое сукно парадного мундира. Плечи ее дрогнули, из горла вырвался приглушенный всхлип. Виктор осторожно обнял Гермиону обеими руками и принялся нашептывать на ухо какие-то лирические глупости на адской смеси английского с болгарским. Давались они Виктору явно тяжело, звучали коряво и неуверенно, но, как и льющиеся, словно мед, слова невидимки, были насквозь фальшивы.

Гермиона не протестовала – она знала, что пока Виктор занят ею, путь для Гарри свободен, и второй раз за эту бесконечную ночь позволила себе выслушать лживые признания, произнесенные голосом, но не сердцем.

Минуты шли одна за другой. «Ведуньи» были в ударе, быстрые танцевальные композиции сменялись медленными и лирическими, а Гарри все не было. Измученная ожиданием и неизвестностью Гермиона уже едва стояла на ногах, и, если бы не Виктор, фактически удерживающий ее в вертикальном положении, давно бы свалилась прямо на холодные каменные плиты.

От хижины Хагрида послышался заполошный крик петуха. С удивленным возгласом Виктор прислонил Гермиону к стене, вытащил из кармана круглую луковицу часов на тонкой цепочке и зажег «Люмос», чтобы посмотреть, который час.

Гермиона слабо усмехнулась. До полуночи на самом деле оставалась еще уйма времени – этот петух, привезенный Хагридом из каких-то дальних краев, никак не мог приспособиться к местному времени и орал, когда ни попадя, сбивая с толку как остальных обитателей курятника, так и мерзнущих на Астрономической башне первокурсников.

Но Виктор, хоть и прожил два месяца практически на территории замка, этого не знал, очевидно, звукоизоляция на дурмстранговском корабле была выше всех похвал. А, может, Виктор просто спал, словно младенец, не обремененный угрызениями совести. Хотя какая у него может быть совесть...

Наблюдая, как на лице Виктора проявляются доселе невиданные ею выражения – удивление, недоверие и какая-то странная растерянность, Гермиона вспомнила о своем кровожадном намерении. Осуществить его было самое подходящее время, но сил для какого-либо активного действия у нее просто не осталось.

«Так что останетесь вы, мистер Крам, с носом», – с сожалением констатировала она, наблюдая, как Виктор то прикладывает к уху свои часы, то с недоумением вслушивается в истошные вопли хагридового любимца.

Несмотря на все еще угрожающую ей опасность, Гермиона злорадно усмехнулась. Выходит, и непробиваемого злодея можно выбить из колеи.

Видеть своего похитителя растерянным и озадаченным было невыразимо приятно. Но, сожалению, любоваться таким зрелищем Гермионе пришлось недолго. Когда к воплям иноземного крикуна присоединились еще несколько сонных голосов его собратьев, решивших, очевидно, на всякий случай тоже отметиться, Виктор сердито захлопнул крышку часов, засунул их обратно в карман и вытащил палочку.

Гермиона насторожилась. Музыка, сотрясавшая стены замка, только что смолкла. Скорее всего, к музыкантам выстроилась очередь из желающих заказать исполнение любимой композиции, но Виктора это затишье должно было ввести в заблуждение – все знали, что «Ведуньи» будут играть только до полуночи. Поэтому, что бы там ни задумывал сотворить Виктор ровно в полночь, ожидаемого эффекта оно не принесет. Знать бы только, что именно он собирается сделать...

Гермиона взглянула на Виктора, пытаясь предугадать его действия, но перед глазами снова мелькнула вспышка и девушка покорно подставила лицо очередному осмотру.

В наступившей тишине до ушей Гермионы донеслись чьи-то веселые голоса, плеск воды в озере и дурацкое хихиканье в зарослях плюща, скрывающих подземную пристань — наверное, Панси с Малфоем никак не могли надышаться.

Гермионе стало обидно до слез: все ее друзья и враги сейчас гуляют по розовым аллеям, ловят огненных феечек, угощаются пуншем и сладостями, и никто-никто даже не задумается, куда это подевалась Гермиона Грейнджер, и не случилось ли с ней какой-нибудь неприятности. Даже Гарри не пришел ее спасать.

Впрочем, зря она наговаривает на Гарри: он, скорее всего, заметил ее отсутствие и даже поинтересовался у Джинни, не вернулась ли Гермиона в спальню. Но если при их разговоре присутствовал Рон... Этот болван вполне мог отговорить Гарри от поисков, измыслив какую-нибудь мерзость в адрес ее и Виктора – на такие темы фантазия у Рона работала, словно вечный двигатель, стоит только вспомнить его грязные намеки в адрес Панси и Малфоя. А ведь Гарри мог ему и поверить....

В этот раз Виктор рассматривал лицо Гермионы особенно тщательно, и невооруженным глазом было видно, что его терзают какие-то сомнения. Но через несколько томительных минут, когда Гермиона уже решила, что ее голове не суждено вернуться в привычное положение, Виктор отстранился и, очевидно, пришел к определенному выводу, потому что, потушив огонек на конце своей палочки, он снял с Гермионы и заклинание немоты.

— Что тебе от меня нужно? Что ты все время ищешь? — устало спросила девушка, едва только обрела способность говорить.

— Уже ничего, — тихо ответил Виктор, как показалось Гермионе, на оба вопроса сразу. Крепкие пальцы отпустили ее подбородок и нежно провели по щеке, стирая остатки слез. Черные глаза вглядывались в нее с тревогой и надеждой, абсолютно неуместными на лице врага и предателя.

Затем Виктор прерывисто вздохнул, словно решаясь на отчаянный поступок, и отвел взгляд.

— Прости, Гермиона, — его голос виновато дрогнул. — Но так надо.

Гермиона похолодела. Вот и все. Сейчас его пальцы скользнут немного ниже, туда, где под ухом бьется тонкая жилка и тогда...

Не успела Гермиона додумать, что будет тогда и кому это вообще надо, как Виктор крепко обхватил ее за плечи и... поцеловал. Ошеломленная Гермиона глухо пискнула, трепыхнулась, но деваться было некуда. «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается», — вспомнилась ей любимая поговорка папиной ассистентки. Этот образчик черного медицинского юмора никогда ей не нравился, но сегодня она вынуждена была признать его справедливость. Деваться ей, действительно было некуда, и она даже успела снова испугаться, однако прикосновение к ее губам оказалось легким и ненавязчивым, а через несколько мгновений Гермиона почувствовала, как веревки на локтях исчезают, а спина снова обретает гибкость. Радужная сфера тоже исчезла, позволив ледяному ветру ворваться на галерею и запорошить снегом темный пятачок пола у них под ногами.

Виктор отступил на несколько шагов, неуловимым жестом извлек из кармана знакомую до боли волшебную палочку и протянул Гермионе.

— Ты свободна, — коротко сказал он, и лицо его озарилось такой безмятежной радостью, таким торжеством, что Гермиона чуть не отдернула руку, заподозрив очередной подвох. Но затем она все же схватила палочку и нацелила Виктору в грудь. От долгой неподвижности плечи затекли, руки позорно дрожали, но Гермиона была уверена, что не промахнется. И только Мерлину ведомо, что она сейчас с ним сделает...

«Только дай мне повод!» — так, кажется, говорил в прошлом году профессор Снейп Сириусу Блэку. У Гермионы таких поводов были вагон и маленькая тележка, но она никак не могла заставить себя нанести первый удар. Наверное, будь Виктор во всеоружии, как тот же профессор Снейп в Воющей Хижине, она мигом забросала бы его атакующими заклинаниями, но он стоял перед ней, опустив руки, словно вовсе не собирался защищаться. В его взгляде не было ни страха, ни тревоги, а только усталость и какое-то удовлетворение, словно после экзамена, сданного на «отлично». От маньяка-убийцы, одержимого странными идеями, не осталось и следа. Это снова был тот же Виктор, что пригласил ее на бал — простой и понятный, с открытым взглядом и несмелой улыбкой.

Но почему, почему он так с ней поступил? Неужели весь этот фарс был разыгран только с одной целью: поцеловать ее ровно в полночь? Но ведь Виктор – нормальный парень, не обиженный женским вниманием. Да если бы он продолжил ухаживать за ней, как положено цивилизованному человеку, возможно, к концу бала она сама позволила бы ему...

— Поттер!

Резкий окрик ударил по ушам, словно плеть. Гермиона встрепенулась и птицей метнулась по скользким камням в ту сторону, откуда послышался знакомый неприветливый голос.

2. Марк Атилий Регул — римский полководец и флотоводец времен Первой Пунической войны. Легенда гласит, что взявшие его в плен воины Карфагена отрезали ему веки и привязали на солнцепеке, после чего он ослеп.