На огонь смотрю, на огонь (Обрывки) (джен)

* * *

Мерлин, что же мне делать?! Профессор, вы, главное, дышите. Я сейчас, я справлюсь. Вы дышите только. Аппарировать нельзя. Так, вспоминай, Луна, чему тебя учили. Рану надо закрыть… Эпискеи! Вот так. Криво вышло, но кровь больше не течет. Ферула! Дальше, дальше, быстро. Яд. Мисс Лавгуд, где вы будете искать безоаровый камень? В желудке козы? Здесь нет никакой козы. А ну-ка… Профессор, вечно вы с собой всякую дрянь таскаете, я давно заметила. Дайте-ка гляну. Да-да, я буду искать безоаровый камень в кармане у зельевара. Потом можете меня убить. И двадцать баллов с Когтеврана, я знаю. Хоть двести, вы только дышите, не отвлекайтесь. Что тут у нас? Есть! Конечно, знали же, с кем имеете дело. Что же вы сами-то не… Сил не хватило? Профессор, надо приподнять голову, совсем немного, я помогу, так, теперь проглотить. Ну, глотайте, я понимаю, что тяжело. Вот же глупость — умирать от яда с безоаром в кармане. Мужчины… Папа всю жизнь так…

Пульс есть. Слабый. Какие у вас руки холодные. Ничего, ничего. Теперь надо подождать немного, пока подействует.

А если бы я за ними не пошла? Они прятались от Темного Лорда, а я пряталась от них. Ну, от него тоже, конечно. Сама не знаю, почему следом увязалась. Я думала, смогу помочь убить змею, защитить их, как-то… пригодиться…— но Гарри рассердился бы, если бы увидел. Он же у нас вроде как главный. Избранный. Никто не спорит. Только он так ничего и не понял. Не понял, кто вы. И хорошо, что не понял, а то стал бы каяться, пробовать незаметно дружить — ха-ха! Где Гриффиндор и где незаметно? — погубил бы и вас, и себя. Нет, Гарри умеет дружить, он видеть не умеет. Даже морщерогих кизляков — куда уж там человека разглядеть… Да ему и без того проблем хватает. К тому же дружить с вами — это еще повезти должно. Или, наоборот, не повезти.

Дышите? Да. И глаза открыты. Не смотрите так, не надо. Говорить тоже не надо, все равно не получится. Ой, что сейчас будет… Вы только потом обязательно мне все выскажите, хорошо? Не забудьте. А то вас разорвет. Мобиликорпус! Это совсем недалеко, профессор, потерпите.

Они решили, что вы умерли. Потому и не стали ничего делать. Было, в общем-то, похоже. Что же вы ему передали? Что передали Гарри? Хотя я догадываюсь что. Не знаю подробностей, но смысл понятен. Он унесся, как ошпаренный, с вашими воспоминаниями. Расскажет потом, конечно. Будет сокрушаться, кричать… Если выживет.

Все, пришли. Где же эта дудка? Вот… Сейчас… Фестралы совсем не страшные. Здравствуй, мой хороший. Спасибо, что отозвался. Ты ведь знаешь, где я живу? Отнесешь туда профессора? Пожалуйста… Нет, не бойся, не бойся, профессор добрый, он даже сам не знает, какой добрый. Не обращай внимания, что он так глазами сверкает, — ему просто больно.

Как-то закрепить. Может быть… Нет, не то. Хотя почему не то? Инкарцеро! Вот так, вы не волнуйтесь, веревки крепкие, не упадете. Там папа, он о вас позаботится. А мне назад нужно — к ним. С ними. Я же на войне. Так, написать папе… покороче, но чтобы понял. "…пожалуйста, сделай все возможное… спрячь… всегда был на нашей стороне… папа, просто поверь, я потом все объясню…" Будет ли это "потом"? Ох, папа, папа…

Вперед! Фестралы — умницы. Уноси его отсюда, мой хороший, он отвоевался уже. Сделал все, что мог, — и чего не мог, тоже сделал. Пускай отдохнет теперь — хотя бы до конца войны. Или до конца мира, это уж как получится. Нашего мира. Только пусть дышит — ты проследи, ладно? А мы тут как-нибудь постараемся… Ну, хоть как-нибудь… Чтобы тоже…

* * *

Бедные, бедные дети. Победители. Герои мои искалеченные. Я не думала, надеяться не могла, что школа будет сражаться так. Ладно Гарри, с ним история отдельная. Но остальные… Даже Малфой — и тот… Нет, не помогал, конечно, но хотя бы под ногами не путался. С ним у меня еще будет разговор. Не сейчас. Сейчас у нас победа.

Победа… Я прохожу по Большому Залу и не узнаю его. Не узнаю тех, кто сейчас шумит, обнимается, плачет или смеется — не разобрать. Тем более не узнаю тех, кто неподвижно лежит на полу. Не хочу, не могу себя заставить узнать. Словно я предам их, если пойму, если назову по имени, если позволю себе всматриваться в мертвые лица. "Директор! — кричит кто-то. — Директор, постойте!" Растерянно оглядываюсь по сторонам. Где директор? Ах, да… Это меня. Кто это? Кто? Оборачиваюсь медленно, пустота плещется в голове, как огневиски в бокале, обжигает. Усилием воли разгоняю туман перед глазами. Мисс Грейнджер. Гермиона, девочка… Не надо сейчас, я не хочу ничего знать, слышать, чувствовать. Иначе я никогда не дойду до другого края бесконечного зала. Рассыплюсь, рухну, древние кости загремят на всю школу, прах, пепел, память, ничего больше…

"Директор, вам плохо?" — В голосе бьется такое участие и беспокойство за меня, старую дуру, что я моментально прихожу в себя. "Нет-нет, — вру, как последний слизеринец, — все в порядке. Что вы хотели?" "Там Гарри! В кабинете Дамблдо… то есть в вашем кабинете. Ему нужно с вами поговорить, очень нужно. Пожалуйста, пойдемте! Он сам… не может…" — Гермиона выдает это на одном дыхании, скороговоркой, громоздит фразы друг на друга. Волнуется. Что-то на самом деле важное. Какой я, к Мерлину, директор? Соберись, Минерва. Размазня, старуха. Детям нужна твоя поддержка. "Разумеется, пойдемте. Он ранен? Позвать с нами мадам Помфри?" Я же видела Поттера после… после всего. Вроде бы он не пострадал. То есть все относительно, конечно. "Нет, это… усталость. — Девочка сама еле держится, прозрачная, бледная, как призрак. Знает, о чем говорит. — Вы же понимаете, как это бывает… Мадам Помфри потом, ей и так работы по горло…"

Ну что ж, придется обратно… Через Большой Зал… Только теперь я вижу и узнаю. Осознаю. И ноги подкашиваются. Как же дойти сквозь этот кошмар до проклятого кабинета Дамблдо… до моего кабинета?!!

Семья Уизли, как осенняя, рыжая, поникшая роща, — склонились над кем-то — таким же осенним, рыжим, но поникшим уже навсегда. Фред? Джордж? Так и не научилась их различать. Спи, мальчик, спи. Не тревожься больше ни о чем. Шалость удалась.

Римус… Волчонок… Помнишь, ты показывал мне боггарта? Удивлялся еще, что нечисть обернулась мной же — озирающейся в сумасшедшем и безмолвном ужасе. Ты не понял тогда. Я всегда больше всего боялась пережить тех, кого люблю. Ридикулус! Слышишь? Ридикулус!!! Поздно, волчонок, поздно и бесполезно…

Нимфадора… Маленькая разбойница… "Не называйте меня Нимфадорой!" Не буду, девочка, не буду больше, прости. Дай вот только дотронусь до холодной щеки, приглажу черные волосы… Черные??? Маленькая моя…

Не смотреть, не смотреть, не смотреть. Шагай, Минерва, не останавливайся. Тебе нужно дойти. Поттер не дойдет, это усталость. Он дрался с Волдемортом, ребенок — против монстра. Ты дралась всего лишь с Пожирателями. Твоими бывшими учениками. И ты директор — какой-никакой, других не осталось. И ты дойдешь, я сказала.

В кабинете тихо и знакомо. Все как раньше. Как всегда.

Поттер сидит на полу, привалившись к стене спиной. Губы сжаты, в зеленых глазах плещется недоумение, растерянность, гнев. И еще что-то… Вина. Ты-то перед кем провинился, победитель Волдеморта? Ты же умирать пошел, умирать! Чувствуешь себя виноватым, что не смог спасти всех? Что выжил? Да кто мог бы сделать больше?!

Рядом суетится Луна Лавгуд. Протягивает ему стакан с водой, вытирает капли пота со лба. Они дружат, да. Загадочная, непостижимая дружба. Грейнджер — это объяснимо, и младший Уизли, и его сестра-огневушка. Даже неуклюжий Невилл — хотя в свете последних событий… Меч Гриффиндора все-таки, не лимонные дольки… Все равно. Тем более объяснимо. Но эти-то каким образом притянулись друг к другу? Отчаянное благородство — и хрупкое безумие. У обоих инстинкт самосохранения вырван с корнем. Может, в этом разгадка?

"Гарри, как вы? О чем вы хотели поговорить?" Он дергается, напрягается. Конечно. Ты и раньше видел смерть, малыш. Друзья и близкие умирали рядом с тобой, а ты ничем не мог помочь — просто шел и шел дальше своим страшным путем. Альбус не сказал мне, но я догадалась. Да ты и сам догадался — иначе не пошел бы сегодня один в Запретный лес. И не смог бы вернуться, хотя я понятия не имею, как тебе удалось… Наверное, сегодня смертей оказалось слишком много — даже для тебя. И я уже знаю, какие именно горькие слова сорвутся сейчас с твоих посеревших губ. Уизли, Люпин, Тонкс…

Но он произносит другое. То, чего я совсем не ожидаю. То, что немыслимо услышать от него, — да еще так… тихо, безнадежно, невыносимо. Проговаривает — будто осколки зеркала собирает, складывает, и они звенят, звенят, но не срастаются вновь, репаро не работает, магию отменили…

"Я хотел поговорить о Снейпе… профессоре Снейпе…"

Прежде чем удивиться и встревожиться вконец, я успеваю заметить, как поспешно Лавгуд отводит взгляд. А Поттер говорит, говорит что-то, в чем я никак не могу уловить смысл. Поттер почти кричит, задыхается, захлебывается горечью и виной, запоздавшим осознанием потери. Только при чем здесь Северус?

" …я ведь смотрел ему в глаза — и ненавидел. Даже тогда… И он умер, профессор МакГонагалл! Умер у меня на руках!"

"Он давно умер, Гарри. Предательство разъедает душу и…" — Договорить не получается.

"Вы не понимаете!"

Да, ты прав. Я не понимаю. Ничего не понимаю. Перед последней схваткой с Тем-Кого-Нельзя… Кого-Теперь-Можно-Называть-Как-Заблагорассудится… Поттер что-то высказывал ему — с вызовом так, с холодной усмешкой. Про Дамблдора. Про родителей. И про Снейпа, да. Дескать, Снейп всегда был верен Ордену… Это был рассчитанный удар, хороший блеф, молодец, мальчик. Пятьдесят баллов Гриффиндору. Я давно не видела у Тома такого обескураженного лица... Того-Что-Осталось-От-Лица… Но это же не может быть правдой… Или… Господи…

"Ты должен показать, Гарри!"

Это Гермиона. Сосредоточенная, серьезная. Еще воюет. Они все еще воюют. Показать что?

"Вот, директор! Вы должны знать…" Грейнджер забирает у Гарри какую-то склянку. Воспоминание, догадываюсь я. Подхожу к омуту памяти. Давайте. Я готова провалиться в любые чужие воспоминания, лишь бы не думать о собственных. Давайте, мисс Грейнджер, что там у вас. И все-таки — почему Луна так странно…

* * *

Я смотрю на директора МакГонагалл. И мне страшно за нее. Впервые в жизни.

Она молча смотрит прямо перед собой, моргает. Слишком часто моргает. Дрожащими руками собирает воспоминание обратно в склянку. Я его видела. И Гермиона видела. Гарри нам показал. Теперь вот и директор… Если директор МакГонагалл — железная Минерва! — расплачется, наверное, ее слезы будут исцелять любые раны не хуже, чем слезы феникса.

"Я же и сейчас его ненавижу, — бормочет Гарри, — не умею по-другому. И никогда не узнаю, каким он был на самом деле". Ага, так бы он и позволил тебе это узнать. "Почему Дамблдор так поступил со мной? И с ним? Почему не дал шанса прожить по-другому?!" Ну вот, началось. Я же говорила — каяться и пытаться дружить, пусть даже задним числом. Ты же опять ничего не увидел, Гарри. Ладно, до тебя еще дойдет. Побереги себя, вдруг еще придется мир спасать. Оставь безумие безумным. Мне, например.

А вот директор, похоже, поняла все и сразу. Увидела. В красках. И мне за нее страшно — я знаю, каково ей. И страшно не выдержать, сорваться, пожалеть… Я ничего не скажу. Пока что. Я так люблю вас всех, но вы все испортите. Вы слишком умеете дружить. Я сама, сначала я должна сама. Никто больше не справится. Это только моя война, вы в своей — победили.

Осторожно трогаю МакГонагалл за рукав. "Директор, можно я воспользуюсь вашим камином? Мне нужно домой. Я волнуюсь за папу, он же после тюрьмы… слабый... Утром вернусь, обязательно, здесь потребуется помощь…" Наверное, это жестоко и не по-дружески — уходить вот так, в такой момент. Но все же знают — Луна Лавгуд странная, подумаешь, одной странностью больше — только и всего.

Директор слабо кивает — кажется, почти не услышав моих слов. Обнимаю Гарри и Гермиону. Держитесь, ребята. Может, когда-нибудь спасибо скажете. Может, не только вы. Простите меня. Бежать, бежать. Что меня ждет там, дома, — я даже представлять себе боюсь. Фестралы — умницы, но и их убивают. Записка могла потеряться, не с совой же… Могло случиться все что угодно, — понимаю я внезапно. Все что угодно. И самое плохое — тоже. И другое самое плохое. И третье.

Мерлин, пожалуйста… Летучий порох, каминная решетка, вспышка... Здравствуй, папа.