После того, как они вернулись из города, Сэм сразу переоделся из джинсов в шорты и собрался рвануть в океан, потому что выносить нестерпимую жару ему было все тяжелее, но Дин быстро его осадил. Дав Сэму задание развешать белье из прачечной и подмести в домике, сам он пошел на кухню готовить еду. Хоть они и перекусили фастфудом перед тем как вернуться, еда, как справедливо заметил Дин на недовольное лицо Сэма, сама себя не приготовит, и если они не собираются питаться дальше «энергией Вселенной и росой с одного-единственного листа дерева Гинкго», придется заняться делом.
— С каких это пор ты стал цитировать мультфильмы ДримВоркса, а не Металлику? — для проформы пробурчал Сэм, хватая веник, стоящий в углу.
— Пока я был демоном, успел правильно расставить приоритеты, — почти не вникая в смысл разговора, рассеянно ответил Дин, высыпая вермишель в кастрюлю. — Я и диснеевские могу.
Сэм резко остановился посреди кухни и, запрокинув голову, расхохотался. Дин уставился на него, вскинув брови.
— То есть когда я застану тебя за просмотром «Приключений Тигрули», мне можно не пугаться? — сквозь смех выдавил Сэм.
Дин пожал плечами, не собираясь поддаваться на провокации, и вернулся к своей кастрюльке.
— Можешь не пугаться.
— А если ты начнешь плакать за просмотром «Бэмби» и «Короля Льва», я не…
— Не будешь солить меня и сжигать, — равнодушно закончил Дин, удерживая усмешку и желание врезать Сэму поварешкой по затылку.
Сэм поднял вверх обе руки, сдаваясь, — одну с зажатым в ней веником, вторую — с совком.
— Ладно-ладно, я понял, вари свою лапшу с секретным ингредиентом, — улыбнулся он, уворачиваясь от удара поварешкой, которой Дин все же попытался его огреть. — Глядишь, и мы будем пальцевыми захватами Уси раскидывать всех направо и налево.
Дин фыркнул, закатив глаза, и покачал головой, глядя на то, как Сэм, пританцовывая, выметает пыль в коридоре, и в который раз подумал, что, несмотря ни на что, идея с отпуском все же была замечательной. Хотя и диковатой, по его меркам.
После того как все дела были закончены, они, уже на закате, все-таки добрались до океана. Их опасения, к счастью, не подтвердились: фанатки больше не неслись на них как сороки на блестящие побрякушки, только изредка некоторые строили им глазки, но ни Дин, ни Сэм на это внимания не обращали. Океан был изумительно теплым, и закатное солнце окрашивало его в рыжевато-золотистый цвет; они около часа купались в этом золоте, как маленькие дети, плескаясь брызгами во все стороны и утаскивая друг друга за ноги под воду.
После «подвижных игр», как их назвал Сэм, Дин решил, что пришло время для розыгрышей и, поймав ладонями плавающую рядом небольшую медузу ушастую аурелию, он положил ее прямо Сэму на макушку. Сэм от неожиданности заорал благим матом, мигом ныряя с головой, чтобы избавиться от нежелательного гостя в своих волосах, сразу вынырнул и с большой скоростью понесся подальше от того места. Покатываясь от хохота, Дин смотрел, как брат, встав на дно подальше от него, ощупывает голову; заодно он выяснил, что Сэм, оказывается, боится медуз или, в принципе, любого, кто покушается на его шевелюру.
— Ну, сволочь! — Сэм издалека сверкнул глазами на хохочущего брата. — Не ори на меня, когда у тебя в кровати или в трусах окажется краб.
Дин, лежа спиной на воде, махнул рукой в его сторону и продолжил смеяться.
— Не смог удержаться, — он шумно выдохнул, успокаиваясь.
Сэм осклабился и шагом по дну направился к брату.
— Хороши шуточки, я… — он не договорил, почувствовав, как наступил на что-то очень колючее, и снова заорал, на сей раз от боли.
Веселье мигом слетело с лица Дина, сменившись тревогой, и он, быстро перевернувшись на воде, поплыл в сторону Сэма.
— Что случилось?!
— Чертов ёж! — проорал Сэм в ответ, скривившись от боли. Пытаясь не наступать на раненую ногу, он побрел к берегу, проклиная обитателей океана. Дин догнал его и подставил плечо, чтобы Сэм смог без проблем дойти до домика.
— И как ты умудрился найти в океане ежа? Ты прям как тот чувак, которого играл Том Хэнкс, из «Изгоя». Только тебе повезло: у тебя, в отличие от него, собеседник в виде меня, а не окровавленного волейбольного мяча, — Дин с сочувствием посмотрел на левую ногу Сэма, из которой на песок каплями падала кровь. — Сейчас я тебе замотаю, и с купанием на пару дней точно придется повременить.
— Очень смешно, — беззлобно огрызнулся Сэм, стараясь сильно не прихрамывать. — Это чертов ёж нашел меня. И не думаю, что я сильно расстроюсь, если не смогу купаться пару дней.
— Это сейчас ты так думаешь, а потом тебе станет жарко, и ты будешь страдать.
Сэм с коротким рыком стукнул Дина по плечу, но тот ничего не ответил и ухмыльнулся.
В домике Дин достал из-под кровати аптечку, которую притащил из Импалы, и, на всякий случай обработав Сэму пятку антисептиком, замотал ногу бинтом до лодыжки.
— Ну вот и все, — Дин заботливо похлопал ладонью ногу Сэма там, где теперь был бинт, — теперь ты не сможешь обуть свои вьетнамки. Может, тебе тогда прорезать дырку между средним и указательным пальцами? — Дин откровенно прикалывался, и Сэм мстительно швырнул в него бинт.
— Я придумал, я засуну тебе ежа в трусы, а не краба, — мстительно сообщил он. — Брат раненый валяется, а он угарает.
— При смерти уже, — поддакнул Дин, вставая и собирая с кровати бинт и бутылочку с антисептиком. — Я серьезно, тебе придется сидеть тут, пока не сможешь ходить без хромоты. А это минимум день. Тебе еще повезло, что ты не приземлился на него со всего маху.
Сэм вздохнул, с грустью осматривая свою ногу.
— Я надеюсь, дело ограничится ежом, потому что, если это будет акула, вьетнамки моим ногам больше не понадобятся.
Дин весело блеснул глазами и решил поделиться с Сэмом своими познаниями.
— А я слышал, что акулы часто приплывают к берегу и…
— Заткнись, а. И дай раненому брату его ноутбук.
Дин цокнул языком, прищурив глаза, но ноутбук все же подал.
— А молочного коктейля Его Величество не желает?
— Еще как желает, — охотно откликнулся Сэм, открывая крышку ноутбука и нажимая на кнопку включения. Он поднял взгляд на Дина, который смотрел на него с крайним возмущением. — Банановый. А лучше два.
— Еще как обойдется, — Дин проигнорировал жалобные глаза брата и, убрав аптечку, направился к своей кровати, где лежал его собственный ноутбук. — Я буду смотреть фильмы. А завтра, так уж и быть, схожу умирающему лебедю за коктейлем.
Сэм показал Дину язык, но Дин даже не посмотрел в его сторону, и они уткнулись каждый в свои ноутбуки.
Примерно через час безмолвия, пока Дин в наушниках смотрел фильм, а Сэм стучал по клавишам, шарясь в Интернете, у первого проснулась потребность прокомментировать увиденное.
— И почему я не додумался называть тебя Гигантором? — хмыкнул Дин, встречая недовольный взгляд Сэма.
— Тогда я бы называл тебя крохой, — парировал Сэм, вновь утыкаясь в экран. — И с каких это пор тебя потянуло на комедии об искусстве? Насколько я знаю, ты никогда «Ночь в музее» не смотрел.
— Все-то ты знаешь, — неохотно отметил Дин. — Последняя часть зимой вышла, видел рекламу, вот и решил глянуть всем скопом. И, эй, вообще-то Джедедайя называл чувака Гигантором из уважения.
— Сначала того это бесило, — протянул Сэм и поднял голову, его лицо слегка уязвленное выражение. — И вообще, какого черта я спорю с тобой об этом?
Дин довольно усмехнулся и снова надел наушники.
— Потому что фильм классный. Ну и я классный.
Спорить о персонажах фильма было, определенно, куда лучше, чем о том, кто в следующий раз будет жертвовать собой ради спасения мира, поэтому Сэм промолчал. Это казалось слишком диким — те обычные вещи, которые у всех людей составляют всю их жизнь, а для них с братом это приравнивается к чему-то… экзотическому. Если бы их разбудили ночью и спросили, с какой отдачей стреляет какое оружие, они бы запросто ответили, но стоило бы кому-то поинтересоваться, где проходили прошлогодние Олимпийские Игры и кто в них победил и считают ли они Джейн Псаки дурой, братья, вероятнее всего, запоролись бы. У Винчестеров были совершенно другие праздники, другие дни скорби, другие проблемы и желания, они жили на своей собственной планете и зависели мало от кого, и всего два года назад Сэма это осознание невероятно бесило. Дин, похоже, смирился еще в самом начале. Сэм тряхнул головой, отгоняя порядком надоевшие мысли об «уникальности», и вновь уставился на экран.
Еще через полчаса Дин оторвался от просмотра, увидев, как Сэм с серьезным выражением лица жестами просит его снять наушники. Дин поставил фильм на паузу и вопросительно посмотрел на брата.
— Что?
Вид Сэма стал немного неуверенным, похоже, он моментально пожалел, что оторвал брата от его занятия.
— В общем, ммм…
— Хватит мычать, говори уже, раз начал.
Дин раздраженно выдохнул и, сняв наушники с шеи, встал с кровати, чтобы подойти к брату. Он присел одним коленом на кровать и, опершись на руку, заглянул к экран.
— Я нашел в полицейском архиве материал про ту девочку, что утонула сегодня, — скороговоркой выпалил Сэм. — Нечаянно наткнулся.
— Это ты втихушку шаришься в базах стражей порядка и говоришь мне, что мы в отпуске? — Дин приподнял одну бровь, и Сэм выругался про себя.
— По привычке. И я вообще-то сюда тебя не звал, я просто хотел сказать.
Дин молча пихнул его в плечо свободной рукой, и Сэм прикусил язык.
— В общем, ничего криминального, как я понял, они не обнаружили, — щелкая по ссылкам, продолжил он.
— Ну и зачем ты мне тогда об этом сказал? — без интереса спросил Дин. — Мне от этого легче не стало.
— Просто подумал, что тебе захочется узнать, — с легким раздражением отозвался Сэм, переключая ссылку и выводя на экран фотографию погибшей Мелинды. Он рассматривал ее несколько секунд, ощущая неприятное сосущее ощущение где-то в груди: девчонка была еще совсем малышкой и выглядела счастливой.
Дин рядом с его плечом выдохнул с еле слышным чуть прерывающимся свистом, и Сэм резко повернул голову, чтобы посмотреть на него. Лицо Дина уже ничего не выражало, а глаз Сэм не видел; тот внимательно разглядывал лицо девочки, словно пытаясь что-то запомнить.
— Все в порядке? — наконец, решился спросить Сэм, и Дин вздрогнул, словно от неожиданности.
— Смотря что ты под этим подразумеваешь, — отозвался он совершенно спокойно и откинулся назад, вставая на обе ноги. — Бедный ребенок, — помедлив, добавил он, и голос его чуть дрогнул.
— Да, — Сэм не сводил с брата подозрительного взгляда, но тот вел себя как ни в чем не бывало, и ничего странного Сэм уловить не мог. Отметив про себя, что ему нужно меньше параноить, а Дин наверняка просто расстроен смертью ребенка, хоть и старается это скрыть под маской крутого мужика, которому стыдно в этом признаться, Сэм закрыл вкладки и выключил ноутбук. В глубине души он осознавал, что интуиция его редко подводила, но решил на этом не зацикливаться, поэтому он не заметил, как лицо Дина на секунду ужесточилось, а в глазах промелькнуло что-то похожее на застарелую боль.
Чуть морщась, Сэм встал на пол и, проковыляв через метровое пространство между кроватями, забрался к Дину на кровать, слегка пихнув его, чтобы тот выдернул наушники из ноутбука.
— Офигел? — поинтересовался Дин, но провод все-таки вытащил и пододвинул ноутбук на коленях чуть правее, чтобы Сэму было лучше видно.
— Мы сто лет как вместе кино не смотрели, так что нет, — ответил Сэм и, прислонившись плечом к плечу брата, вместе с ним погрузился в мир, где все всегда заканчивалось хэппи-эндом.
За деревянными стенами тихо, переливчато шумел прибой.
* * *
Апрель, 1992 год
Дин уже не один десяток раз оказывался новичком и, прекрасно зная о том, что через две недели, в лучшем случае — через полтора месяца — они все равно уедут, старался ни с кем не заводить никаких отношений. Уже потом, позже, он не удерживался от того, чтобы арканить девчонок своим обаянием, но пока он предпочитал оставаться в стороне и в конце уходить незамеченным — так, как будто его не было. Чтобы и все они уходили от него незамеченными — так, чтобы потом это не причиняло боли.
Пол Рудмейн оказался исключением, которое Дин не мог объяснить сам себе, и поначалу он старался замыкаться, неосознанно выпускал колючки, но к середине второй недели понял, что и сам тянется к этому простому в общении мальчишке. Пол был сыном учителя по физике — неприятнейшего типа, и из схожего с отцом у Пола была только фамилия. Мистер Рудмейн оказался предвзятым, несправедливым уродом, у которого каждый урок превращался для любого ученика в тяжелую битву. Впрочем, и сам Пол не стал исключением — отец сыну не давал никаких поблажек и порой требовал даже больше.
— В следующий раз, мне кажется, он меня прикончит, — шепнул Дин Полу. Они как раз сидели в кабинете, ожидая мистера Рудмейна; тот всегда являлся ровно через минуту после звонка. — Или сегодня, если вздумает спросить у меня домашку. Я ее не сделал.
Тот усмехнулся краешком губ, не сводя взгляда с двери.
— Ты любишь играть с огнем, я заметил.
— Это он на меня взъелся, — возмутился Дин.
Пол помрачнел и сжал в кулаке ручку, которую до этого вертел между пальцами.
— Отец после смерти матери вообще мало кого любит. Ненавидит весь мир.
Дин прикусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего, и легко хлопнул приятеля по плечу. Пол не любил говорить об этом, и каждый раз, стоило им в разговоре случайно наткнуться на эту тему, то Пол весь словно сжимался и старался как можно быстрее переключиться на другое. Дин понимал и не давил, но Пол сам иногда опускал комментарии об этом — будто так долго ждал, кому можно выговориться, и теперь по кирпичику разбирал свою построенную стену. Оба вели себя друг с другом осторожно, ощупывали почву, но иногда Дин замечал за собой, что рассказывает Полу то, что никому до этого не рассказывал. И у Пола, как ему казалось, было то же самое.
Если Дин и замечал, что мистер Рудмейн по какой-то причине относится к нему хуже, чем ко всему остальному классу, то никак не подавал виду, и жаловаться Полу или отцу — последнее, что он стал бы делать.
— Да я шучу, — спокойно ответил Дин. — Он сегодня был в хорошем настроении вообще?
— Смотря что ты под этим подразумеваешь, — Пол смотрел куда угодно, но не на Дина. Дин нахмурился, внимательно вглядываясь в Пола, и о чем-то напряженно думал. У него создавалось странное ощущение, что он с отцом сегодня вообще не встречался, и сейчас лихорадочно придумывает ответ.
— Я понял, всем контрольная, — усмехнулся Дин, и Пол поднял на него взгляд, благодарный за смену темы.
Как-то неумело, небрежно, но они начали понимать друг друга.
А через неделю Дин заметил, что Пол начинает сторониться его. На переменах куда-то уходил, возвращаясь перед самым звонком, на уроках сидел, будто отгородившись от Дина бетонной стеной, и никак не реагировал на внешние раздражители. Поначалу Дин пытался узнать, в чем дело, но получал лишь односложные ответы и все те же холодные взгляды Ричарда Рудмейна. На несправедливо заниженные оценки было плевать — во-первых, потому что плевать было всегда, во-вторых, потому что не ему одному в классе так доставалось, просто немного чаще, чем остальным.
Ему не нужно было напрягаться, чтобы сложить два и два, и понять в чем дело, поэтому Дин, не спрашивая, не возражая, послушно отошел в тень. Они хоть и сидели все так же вместе, но словно не знали друг друга, камень вынужденного отчуждения стоял между ними, и обоим от этого было не по себе. Дин хотел корить себя за то, что позволил себе слабину, сблизился с одноклассником, и вот он — результат, но стоило ему начать думать об этом, неизменно накатывало отвращение к себе.
Обижаться на Пола было глупо, тем более Дин видел, что тому это все радости также не приносило. Да и… он не какая-то там слезливая дамочка из бразильских сериалов, в конце концов.
Чем мрачнее становился Пол, тем радостнее его отец.
Через пять дней Пол сам выловил Дина за углом и затащил в туалет для разговора.
— Отец не хочет, чтобы я с тобой общался, — прямиком заявил он, и на этот раз он не отводил взгляда, смотрел Дину прямо в глаза смело и решительно.
Дин хмыкнул и, облокотившись на стену у раковины, сложил руки на груди.
— Я это понял уже во второй день. Было бы интересно узнать почему.
Во взгляде Пола что-то неуловимо мелькнуло, и глаза уже не выражали той решительности, что секунду назад; они стали какими-то загнанными и опустошенными.
— Он со всеми так, — глухо ответил Пол и отвернулся, принявшись разглядывать маленькую трещину в кафеле. — Все мои друзья, которые были… отец всех разогнал. И кто бы ни пытался потом подойти, из них или же кто-то другой… после смерти мамы он слишком изменился.
Глаза Дина расширились. Он, конечно, подозревал, что Рудмейн-старший слегка скатился с катушек после смерти жены, но судить его права не мог — его собственный отец был в этом чем-то похож на Рудмейна. Но Дин не мог предположить, что отец Пола дошел до того, что не позволяет сыну ни с кем дружить.
— Но это… это же глупо.
Пол невесело улыбнулся.
— Папа боится, что и со мной что-то случится, как с мамой. Он оберегает меня как может.
— Но это же клетка, а не жизнь.
— Я пытался с ним поговорить, он меня не слушает, — тихо ответил Пол. — Один раз… когда я вернулся на пару минут позже, чем нужно было, он… — его голос дрогнул. — В общем, он…
— Он тебя ударил, — догадался Дин. Пол вздрогнул, как от того удара, но не повернулся. — Вот урод.
— Нет! — Пол повернулся так стремительно, что Дин невольно отступил на два шага. — Не надо, — уже спокойнее добавил Пол, — не называй его так. Он не образцовый отец, но он заботится обо мне.
Дин помолчал, кусая губы, будто не решаясь сказать то, что вертелось на уме.
— Я считаю, что твой отец не образцовый, а дерьмовый, — по крайней мере, это было честно. Пол собирался что-то возразить, но Дин поднял руку, прерывая его. — Но знаешь… — он замялся. — Я понимаю тебя. Мой отец любит меня и брата, но эта любовь…
— Своеобразная, — закончил Пол, послав Дину понимающую ухмылку. На душе у обоих стало немного легче.
Это был первый раз, когда Дин вслух признал то, что яростно упрятывал даже в своих мыслях, впервые он смог признать кому-то — и себе, — что отец далеко не тот несокрушимый идеал, который Дин рисовал себе когда-то и у него тоже есть свои недостатки. Дин не собирался его судить, не имел права, но хотя бы он посмел наконец-то увидеть правду.
— И, в общем… я хотел сказать, — былая решительность зажглась в глазах Пола, — хоть он и мой отец, но я сам решу, что мне нужно. Поэтому… — он протянул Дину ладонь и, вскинув подбородок, твердо произнес: — Пол Рудмейн, сын сволочного учителя по физике, который обожает валить всех у доски и особенно друзей своего сына.
Дин усмехнулся и ответно протянул руку; их ладони встретились в крепком рукопожатии.
— Дин Винчестер, та еще сволочь, которой так же плевать на физику, как белке на лося*.
Пол расхохотался.
— Ты что, заговорил как миссис Лосс?
Дин толкнул его плечом и с независимым видом вышел из туалета.
Дин снова проснулся раньше Сэма и некоторое время лежал, неподвижно глядя в потолок. Он пытался вспомнить, что ему снилось, а в том, что ему что-то снилось, он был уверен. Он помнил только смутные ощущения и расплывчатые образы, но этого было слишком мало, чтобы вспомнить. Это было не связано с Меткой, Дин знал точно. Те кошмары все еще снились, иногда, но после них он больше не просыпался в холодном поту, задыхаясь и содрогаясь. Все виделось… в приглушенном свете и уже не причиняло такую сильную боль. Этого хватало, чтобы поддерживать легенду для Сэма, что все действительно в прошлом. Но до этого было еще очень далеко. Может быть, вечность.
Дин сел на кровати и спустил ноги на пол, потирая глаза.
Дин, помоги мне! Помоги!!!
Он вздрогнул и резко распахнул глаза. Крик прозвучал слишком реально и… слишком близко. Дин тихо выдохнул сквозь сжатые зубы и, встав, направился умываться. Он долго, с остервенением тер лицо холодной водой, пока щеки не зажгло, будто вода могла смыть с него отголоски давнего кошмара. Дин не знал, почему это стало преследовать его именно сейчас, они были здесь уже две недели, и все было нормально… до того момента, пока Дин не увидел в волнах океана того, кого там не было.
Если бы Сэм знал, чего стоило Дину удержать лицо, когда он понял, куда привез его Сэм. Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не выдать себя, не дать показать того, что больше всего на свете ему хочется убраться отсюда, и у него получилось. Он надеялся не вернуться сюда никогда в жизни, а, когда вернулся, понял, что еще не готов. Ему так и казалось, поначалу. Но Сэм был упрямым, как сто баранов, и прошло всего два дня, чтобы Дин осознал, что почти не думает о прошлом, и искренне наслаждается отпуском, устроенным для них Сэмом. Насколько это было возможно в его ситуации. С призраками за спиной и воспоминаниями, отравляющими душу.
Возможно, океан и на самом деле приносил исцеление, медленно, почти незаметно — но не ему, а Сэму. Для Дина океан уже больше двадцати лет оставался напоминанием о его ошибке, о его первом настоящем промахе, который он не смог бы исправить.
Дина лечил Сэм, не океан. Своей заботой, осторожностью и желанием помочь — после того, как причинил сильную боль, навсегда отпечатавшуюся на его сердце. Он быстро простил Сэма, потому что видел его искреннее раскаяние, но… слово не воробей, и забыть Дин не мог. Простить — да, но не забыть. Но теперь Сэм зашивал то, что разорвал в порыве злости, и он выстраивал заново куда больше, чем разрушил сам. Он пытался выстроить и то, что разрушил сам Дин, и это заслуживало большей благодарности, чем Дин мог бы выразить словами. Это было больше… всего. Так что он просто отпустил себя и позволил Сэму делать то, что он хочет, и попытался посмотреть на океан по-новому. И у него почти получилось… почти.
Дин уже позже понял, что Сэм не помнит, что когда-то они были здесь, потому что тот факт, что Сэм привез его туда, где Дин желал больше не оказаться никогда, как он думал, не мог оказаться случайностью. Но все же мог. Сэм не помнил, потому что они вместе никогда не посещали сам пляж, безвылазно сидели в городе, который остался для Сэма таким же, как и сотни других — без названия и цвета. Сэм думал, что они здесь никогда не были, потому и привез его сюда, хотя если бы и знал, наверное, все равно выбрал бы это место. Он ведь и на самом деле никогда не приезжал сюда — именно на побережье, а Дин никогда не рассказывал ему о том, что сам он был. И больше всего на свете желал никогда здесь не быть.
Дин вытер лицо и посмотрел на себя в зеркало, невесело усмехнувшись отражению. Райско-адские каникулы как вечный лабиринт, из которого не выбраться. Дин мечтал уехать отсюда, из места, которое было насквозь пропитано плохими воспоминаниями, и в то же время хотел остаться, не возвращаться в привычный, но от этого не менее надоевший и злобный мир, где снова пришлось бы сражаться за место под солнцем.
Он ненавидел это место за прошлое и любил его за настоящее, каким сделал его Сэм. Ему нравилось нырять в теплых волнах и ходить босиком по горячему песку, он даже смирился с чертовыми цветастыми шортами и рубахами-распашонками. Нравилось быть не охотником на нечисть, разрушающим и спасающим мир, а просто… собой, хотя бы частично. И он честно, изо всех сил пытался заглушить прошлое, и в те минуты, когда для него оставался только настоящий момент, безо всяких «было» и «будет», его смех и улыбка были искренними. Он не чувствовал себя виноватым перед Сэмом, который, если бы все узнал, спустил бы на себя всех псов и корил себя за то, что привез его сюда, за то, чего не мог знать; чуть ли не первый раз за те многие разы, когда он утаивал от Сэма правду, его совесть была полностью чиста. Потому что, несмотря на боль, которую он иногда чувствовал, глядя на волны, он на самом деле наслаждался тем, что вокруг происходило, и действительно был благодарен Сэму за это время.
— Все нормально? — Дин вздрогнул. Полностью уйдя в свои мысли, он не услышал, как проснулся Сэм и что теперь он стоял сзади, опершись на косяк, и смотрел на него. — Ты тут уже пятнадцать минут торчишь.
— Задумался, — Дин надеялся, что его лицо выглядит непринужденно.
— О чем же? — Сэм, чуть прихрамывая, прошел мимо Дина к раковине и вытащил из стаканчика зубную щетку.
— О том, чем мы сегодня займемся, — соврал Дин, понимая, насколько глупо звучит его объяснение, но другого у него не имелось. — С твоей лапой мы ограничены в удовольствиях.
Сэм поднял голову, через зеркало встречаясь с братом взглядом, и неодобрительно прищурился. Он прекрасно понимал, что Дин ему врет.
— Судя по твоему выражению лица, ты как минимум прикидывал, как по-своему доказать теорему Ферма.
— Ха-ха, — выдал Дин и, развернувшись на пятках, вышел из ванной. — Вообще-то, я серьезно. И я придумал.
— Да? И шо э? — из-за зубной щетки во рту Сэм коверкал слова. — ‘Агорашь?
— Что?!
Сэм сплюнул пасту в раковину и повторил:
— Загорать, что ли?
Дин поставил на плитку чайник и громко ответил через стенку:
— Лучше. Но если ты хочешь, то загорай, великовозрастная дамочка.
— Вообще-то, это был сарказм. И все-таки что?
— Увидишь.
__________________________
*Взаимоотношение белки и лося (без намеков, пожалуйста) — неизменный и вечный пример в школах и университетах, иллюстрирующий такие межвидовые взаимоотношения, как нейтрализм. И хотя автор недобиолог и говорит вам, что истинный нейтрализм в природе, в принципе, невозможен, все равно все авторы учебников, и автор фика в том числе, приводят вам такой пример как близкий к возможному. Все это к тому, что Дин цитирует свою учительницу по биологии, и автору все равно, что школьникам в 13 лет до нейтрализма и аменсализма есть такое же дело, как белке до лося.