Джедаи в Хогвартсе (гет)

У Энакина было несколько самых дорогих воспоминаний, два из которых были связаны с учителем. В первом воспоминании четырнадцатилетний Скайуокер решил самостоятельно побороться с космическим пиратством, что вылилось в полномасштабное космическое сражение, взрыв очередной орбитальной станции и наземную операцию силами будущей неразлучной пары джедаев. Через неделю закопченный как вобла молодой Кеноби и его падаван с оторванным в бою ухом предстали перед Советом.

Энакин научился слушать ругань вполуха еще на Татуине, а в тот раз ему было еще проще, потому что одного уха у него временно не было. Кеноби унаследовал от своего покойного учителя странные приступы глухоты при разговорах с начальством. Но целых двенадцать ворчунов в Совете все-таки смогли Кеноби чем-то достать, и он отчеканил с каменным лицом:

— Падаван Скайуокер молод и невыдержан. Но у него есть мужество, и этого достаточно!

Когда Энакину пришили обратно ухо и собрали из мозаики четвертое ребро, учитель навестил его в госпитале. Оби-Ван употребил несколько оригинальных языковых конструкций, пообещал Энакину в следующий раз оторвать оба уха и высказал интересные соображения про наследство покойного учителя и влияние татуинских трущоб на шансы его, Оби-Вана, погибели. На все следующие боевые операции Энакин и Оби-Ван летали только вместе, хотя на Совете их все равно периодически песочили.

Во втором воспоминании семнадцатилетний Энакин случайно услышал разговор Винду и Кеноби о том, что падаван Скайуокер применяет порой Темную Сторону, слушает только учителя, и то лишь когда учителю почти приходят кранты, а на чужие приказы отвечает сдержанным хамством. Энакин знал, что Оби-Ван категорически против всего этого, но на этот раз услышал учителя в несвойственной ему роли защитника джедаев-нейтралов и сторонника полной автономии разведгруппы.

— Сколько вы можете его защищать, Кеноби? — вышел из себя Винду, чувствуя, что осточертевшего ему Энакина можно выгнать из Ордена только вместе с учителем. — Сколько вы еще будете из-за этого мальчишки подставляться под вражеский огонь и дисциплинарные взыскания?

— Он мой падаван, — лаконично ответил Кеноби.

С этого момента Энакин больше никогда не гордился тем, что спасал учителя чаще, чем учитель его. Темную Сторону он по-прежнему порой юзал, особенно когда его брали за жабры, но Светлую считал стороной учителя. Коварный Дарт Сидиус так никогда и не понял, почему главный неформал и анфан террибль Ордена в ответ на все соблазны Темной Стороны схватился за меч. Это было личное.

Месяц назад Энакин поссорился с Падме — в последнее время она была особенно невыносима. Энакин, конечно, списывал все на ее положение, и спустил бы ссору на тормозах и на этот раз, но в самый разгар семейной сцены из шкафа Падме вышел Оби-Ван. От тяжких телесных повреждений магистра Кеноби спасли только соломенная шляпка на голове и мышеловка на большом пальце — Энакин чуть не вцепился ему в глотку, но от хохота не смог дойти до шкафа. Речь Оби-Вана о том, что к нему не следует ревновать и вообще он только хотел поговорить о Сторонах Силы, оборвалась на середине, потому что он увидел свое отражение в буфете и тоже начал погорать. Падме обозвала их обоих идиотами и улетела на Набу.

Учителя Энакин, конечно, простил, после того как тот трижды поклялся обеими Сторонами Силы, своим мечом и ушами Йоды, что не было ничего, а главное, что ничего больше не будет. Энакин два дня скучал по жене и чудесил на нижних уровнях Корусканта, а потом вся его неуемная энергия, которая раньше уходила на семейные сцены и примирение после них, выплеснулась в политику. Магистр Винду просил его шпионить за Палпатином. Палпатин просил его шпионить за Винду и вообще всем Советом. Оба интригана Энакина раздражали, и через месяц он заморочил Винду мозги так, что тот арестовал сам себя. Канцлер Палпатин в это время был уже небоеспособен: он серьезно спал с лица, потому что каждую ночь ему снился синий меч перед его носом и строгий голос «Ты про воскрешение мертвых давай рассказывай, а не философией грузи!»

Зато Энакин спал спокойно, до того времени, пока с Набу не пришла телеграмма, что у него родилась двойня, но детей он увидит только в присутствии адвоката. Энакин набрал Варыкино, чтобы выяснить, какого черта, но в этот момент по второй линии прорвался севший на измену Винду и попросил арестовать магистра Винду, потому что он предатель. Сразу после Винду позвонил Палпатин и попросил слетать на Мустафар вместе с джедайским детским садом. Энакин почувствовал, что с него хватит.

— В деревню! К Уотто! В глушь! На гонки! — приговаривал Энакин, в сердцах ломая мебель, но вдруг вспомнил свой сон, зеленую траву, голубое небо и немного испуганные золотистые глаза.

В осуществимости всей затеи Энакина убеждали только его безрассудство и любимый астроном Оби-Вана из кабака напротив Храма. Правда, астроном из кабака во время разговора находился в состоянии готовальни, но рассуждал он при этом разумнее, чем, например, непьющий Совет, направивший вспыльчивого и невыдержанного Энакина в Штирлицы.

— Главное, — сказал астроном, принимая вертикальное положение при помощи Энакина и стойки, — видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий.

Энакин кивнул и отправился модифицировать гиперускоритель.

— Либо убьется, либо покалечится, — изрек кабацкий астроном ему вслед, но Энакин этого уже не слышал.

Спустя неделю Энакин стоял на зеленой траве под мягким желтоватым солнцем и чувствовал себя Эйнштейном. Впереди был знакомый замок и блестящее озеро, а сзади вкрадчиво шуршали знакомые сапоги. Энакин опробовал на бывшем учителе новую подсечку, но Оби-Ван успел подпрыгнуть.

— Мышеловку с сапога сними, — посоветовал Энакин с улыбкой. — А за безбилетный проезд — штраф.

— А ты все остришь, — сказал Оби-Ван, инстинктивно глянув на сапог, — скучать не даешь. Между прочим, Йода вывел Винду из штопора, и они вдвоем арестовали Палпатина. А меня вот послали сказать тебе, чтобы ты возвращался. Врут, что ничего тебе не будет, но чтобы один я и показываться обратно не смел.

— И че теперь, командир? — спросил Энакин, кладя руку на меч.

— Тебя что, на гиперухабе тряхнуло? — возмутился Кеноби. — Ты же брат мой. Будем отсиживаться где подальше, не впервой. Сила с нами и хрен с ними. Что это за местность?

— Дядь Обик, ну не будь ты таким серьезным, — попросил Энакин, закидывая трос на стену Хогвартса. — Кодекс в далекой-далекой галактике остался. Давай пошалим.

— Думаешь? — спросил Кеноби, проверяя трос. — Ладно, Энька, все, что случится, будет на твоей совести.

Профессор Дамблдор был очень удивлен, когда в его запароленном кабинете вдруг появились два добрых молодца гвардейского роста, с кудрями до плеч и хитрыми лицами.

— Здравствуйте, дедушка! — сказали хором добры молодцы. — Сами мы не местные. Светлые маги мы, ставим диагноз по переписке, гадаем ложкой по щам погуще, к черной магии испытываем животную ненависть. Можем защиту от сил зла преподавать, потому что какие мы ни есть, а все получше, чем кошелка министерская.

— Фред, Джордж, — сказал Дамблдор, отсмеявшись, — снимайте этот маскарад и кыш в общежитие. Гриффиндору пять баллов, только чур никому!

— Опа, — удивился Энакин. — Дядь Обик, мы не одиноки во Вселенной.

— Профессор Дамблдор, — обратился Оби-Ван уже серьезно. — Мы безо всяких шуток предлагаем вам свои услуги. Меня зовут Оби-Ван, это мой названный брат Энакин. Я могу даже рассказать вам, откуда мы здесь взялись. Если у вас вдруг возникнут по ходу моего рассказа какие-то сомнения, вспомните: у сумасшедших не бывает чувства юмора.

Поверить в рассказ Оби-Вана Дамблдору было не легче, чем простому английскому магглу поверить в существование Дамблдора. Но факт был налицо — вновь прибывшие светлые маги без всяких палочек кидались предметами, демонстрировали чудеса акробатики и отбивали большую часть заклятий световыми мечами. Правда, единственной доступной им трансфигурацией было завязывание и развязывание узла на кочерге, а из зелий они знали только неизвестные колдовскому миру, но явно предосудительные смеси с психотропным эффектом. Зато в чтении мыслей и чем-то, похожем на Империо, но производившемся с честными голубыми глазами, они достигли небывалых высот. Напоследок Оби-Ван и Энакин продемонстрировали Дамблдору образцово-показательную дуэль, которая стоила директору нескольких ценных предметов обстановки. Дамблдор обратил внимание на еле заметную ласковую плавность ударов, указывающую на то, что, несмотря на юный по его меркам возраст, бойцы достаточно хорошо знали смертоносность своего оружия, чтобы пускать его в ход против друг друга только вполсилы.

— Впечатляет, — признал Дамблдор. — Я даже готов сразу записать вас в Орден Феникса.

— Вот только никаких Орденов нам больше не надо, — резко ответил Энакин, и Кеноби с ним согласился.

У мистера Олливандера был самый странный день на его памяти, а память у него была длинная. В десять утра на него обрушилось настоящее нашествие магических урок из Кривого переулка. Уркам срочно были нужны новые палочки — их палочки странным образом испарились после встречи с молодым и очень наглым магом, которому палочка, похоже, была не нужна. Некоторых уркаганов молодой нахал одарил и фингалами, видимо, взамен испепеленных палочек. Олливандер сначала отказывался давать палочки, думая, что в Кривом переулке начнется настоящее побоище, но очередь все прибывала, и по разговорам в ней мистер Олливандер понял, что сегодня все магические бандюганы скорее пойдут в Азкабан, чем сунутся в Кривой переулок.

В одиннадцать очередь разбежалась, словно в нее плеснули кипятком, и в лавку Олливандера вошли два явно нездешних парня в коричневых плащах. Парня помоложе кто-то одарил свиным пятачком и павлиньим хвостом, его более солидный спутник мог гордиться отличными бараньими рогами.

— Энакин, забодай тебя забрак, — недовольно сказал Кеноби, задев рогами за притолку и поморщившись, — сколько раз тебе говорить, что нельзя вступать в бой, не имея представления о том, на что способен противник. Выглядим теперь как клоуны.

— Ага, они явно не представляли, как ты способен пробить с ноги, дядь Обик, — весело ответил Энакин, почесывая пятачок. — А уж как ты рогами в конце вмазал этому слащавому блондину…

Кеноби улыбнулся, но потом опять посуровел.

— Энька, все началось с твоей идиотской идеи приставить меч к горлу этому… Борджину?.. и потребовать у него термальные заряды, — напомнил Кеноби. — Знаешь, что простота хуже воровства? Здесь нет термальных зарядов, олух ты галактический.

— Теперь согласен, — признал Энакин. — Хотя кой-чем мы же все равно разжились. Кстати, я не просил за мной ходить.

— Дурак ты, Энька, — ласково сказал Кеноби и взъерошил бывшему ученику волосы на затылке.

Мистер Олливандер выронил футляры с палочками. Приставлять меч к горлу Цезаря Борджина не осмеливался даже будущий Темный Лорд. Хотя этот Энька был похож на того, кто приставит меч к горлу и Темному Лорду. Например, по павлиньему хвосту это было особо заметно.

— Хозяин! — громко сказал Оби-Ван. — Мы от Дамблдора.

Олливандер возник из-за стеллажей и несколькими заклятиями избавил своих гостей от их украшений. Он даже пытался превратить железную руку Энакина в настоящую, пока Энакин не объяснил ему, что протезу уже три года.

— Вам придется колдовать левой, молодой человек, — сообщил Олливандер. — Или Скелерост. Но после трех лет… лично я бы скорее пошел под Пыточное Проклятие.

— Стоп, — тут же сказал Энакин. — Вы можете вернуть мне руку?

— Я нет, — признал Олливандер. — Но любой лекарь может. Хотя в вашем случае это будет такая боль… Вы сойдете с ума.

— Или не я, — хитро сказал Энакин, которого владение Силой защищало от физической боли, а врожденные актерские способности позволяли ее успешно имитировать.

Энакин тут же почувствовал на себе взгляд Оби-Вана и закрыл свои мысли.

— Мне и читать тебя не надо, — фыркнул Оби-Ван. — Бабник.

Оби-Вану подходила любая палочка. Он умел подстраиваться, умел сдерживать порыв и находить путь в Силе. Энакину не подходила ни одна. Олливандер задумался, опустив голову на грудь.

— Оби-Ван, вы не хотите поговорить наедине? — наконец спросил Олливандер.

— Это мой брат, — ответил Кеноби.

— Хорошо, — Олливандеру было непросто подобрать слова. — Понимаете, ваша гибкость, ваше терпение являются также и вашей слабостью. Чего хотите вы сами, Оби-Ван? Даже если вы хотите разнести к черту эту лавку — разнесите, задери вас дракон! Та палочка, которая это сделает, будет вашей палочкой. Вы понимаете меня?

Оби-Ван кивнул, взяв следующую палочку, и вместо изящного заклятия из палочки вырвался сноп черного пламени.

— Ага! — воскликнул Олливандер, призывая к себе новую коробку.

Следующая палочка в руках Оби-Вана неожиданно даже для него самого вызвала в лавке Олливандера настоящую бурю, в порывах которой была необычная первозданная музыка.

— Ваша палочка, Оби-Ван! — радостно сказал Олливандер, откапываясь из-под кургана из пустых футляров. — Я бы сказал, она ждала своего смельчака, которому не сможет оторвать голову. Теперь с вами, Энакин…

— А мне что-нибудь такое же попробовать, — решительно попросил Энакин, и следующая палочка вдруг ему подошла.

Олливандер понимающе улыбнулся, наконец увидев, почему эти непохожие юноши считают себя братьями.

Пятый курс был не на первом уроке, но Энакин, конечно, на их уроке появился. Кеноби в лаборантской хрустел поп-корном и суфлировал в Силе, помогая Энакину излагать их общее любимое фэнтези в стиле Йоды. Правда, когда уже накатанная колея урока неожиданно свернула на Непростительные Проклятия, Кеноби все-таки шумно отодвинул стул, но из лаборантской не вышел и поп-корн есть не перестал.

Наяву золотистые глаза были еще красивее, чем во сне, и было в глубине что-то такое, что заставило Энакина отнестись к нацеленной на него дрожащей палочке серьезно.

— Следующий! — Энакин тряхнул головой, подрезав Экспеллиармус в потолок. — Бейте уж чем умеете.

— Эээ, брат, да ты по уши, — отечески поприветствовал его Кеноби, когда Энакин после урока вернулся в лаборантскую. — Сильные эмоции ведут на Темную Сторону, а Темная Сторона ведет к сильным эмоциям. При замыкании на себя получается сферический ситх в вакууме. При открытом контуре — тоже ничего хорошего.

— Дядь Обик, ты откуда знаешь? — тут же подрезал нравоучение бывшего учителя Энакин.

— Меня ученицы Дуку соблазняли, но не поддался я, — в отпуске Кеноби был остроумнее. — Эх, дать бы тебе Кодексом по голове.

— Я ж извинюсь сейчас, дядь Обик, — пообещал Энакин и выбежал из лаборантской, поняв, что учитель не слишком шокирован его поведением.

— За это бы именно и дать, — сказал Оби-Ван ему вслед.

Энакин добежал до библиотеки за двадцать секунд, потому что ему было плевать, как это выглядит со стороны.

— Гермиона, вы на меня все еще сердитесь? — спросил Энакин, садясь рядом с Гермионой.

— Я просто не хочу с вами разговаривать, — отрезала Гермиона и отвернулась.

— О, да у вас характер! — улыбнулся Энакин. — Вы всем профессорам так дерзите?

— Только черным магам, — ответила Гермиона с вызовом. — Тем более что вы сами просили называть вас по имени, а не профессором.

— То есть я сам нарвался на откровенность? — уточнил Энакин. — Скажите, а на луч другого цвета я тоже нарывался? Вы меня даже встряхнули, в отличие от остальных.

— Гордитесь своим талантом к сомнительным комплиментам? — Гермиона была все еще сердита на Энакина, но уже не кусалась.

— Нет, — сказал Энакин доверительным шепотом, — просто не могу сразу признаться, что у меня не получается Экспеллиармус. Вы мне поможете?

Гермиона ошарашенно посмотрела на Энакина. Она, конечно, пока не знала, что Энакин нагло врет, и Экспеллиармус у него даже левой получился с первого раза, а с шестого и железной правой, потому что Живая Сила слишком уж баловала своего сыночка. Зато Энакин уже знал, что в Хогвартсе есть Выручай-комната, которая встретит их охапками белых и тигровых лилий.