Лесной дом (джен)

Жила-была Рыжая. Жила, не тужила, да вот только как стукнуло ей семнадцать годочков беда у неё завелась. Лиса к ней по ночам приходить начала. Хвостом манила, за собой звала. А беда была из-за матери с отцом — те колдовства не любили.

А хозяйка чащобная все хвостом крутила да сказы сказывала. Как от хвори лечить, как зло от дому отвадить, как колдовство злое разрушить. Заметил как-то отец, как Рыжая знаки колдовсвкие углем на печи рисует, и из дому её прогнал. Плохо стало Рыжей — как без дому-то, без корней. Да нету назад пути. Шла мимо пекарни да увидела, что помощница нужна — на седьмицу, покуда предыдущая месильщица прихворнула.

Пришла Рыжая к месильщице, травки ей смешала, хворь отвела.

— Чем отблагодарить тебя? — спросила.

— А скалку мне подари, — отозвалась та.

И пошла к другой деревне — где о ней не слыхивали, чтоб позору изгнанницы не сыскать. А на той деревне тоже беда была — птичник местный волк с лисой обхаживали. Хоть и горестно Рыжей было зверье обижать, но лесным — лесное, людям — людское, поэтому сожгла она скалку, углем руны по притолокам птичника расселила, пеплом стены обсыпала, дымные чары наложила, чтобы зверье человечьего чуралось.

За работу взяла немного — утку да курицу, думала, может, продать выйдет.

Дальше пошла. Птицы в корзинке спят, ветерок в лицо плещется, солнышко глаз радует.

До третьей деревни дошла.

А слух о ней прошел уже как о колдунье. Не успела на постой опуститься, как купец прибежал, в ноги упал — спаси, мол, жену мою, лихорадка её взяла. На работу тебя возьму, не обижу.

Не отказала ему Рыжая. Пришла — смотрит — да не просто лихорадка жену купцову поразила. Прицепилась к ней нечисть черная, от смерти укрывшаяся. Силы пьет, молодость, годы — и видно, что не жить купцовой жене больше три дней.

Не испугалась Рыжая задачи сложной. Курице шею свернула, кровью куриной на лбу больной знаки отворотные нарисовала. Утку прирезала, из костей круг выложила. Перьев насыпала под дверьми и окнами. Наказала никому не входить в дом три дня и три ночи.

В первую ночь тень пришла. Начала Рыжая заговоры читать. Перья, что рассыпаны были, заслонили Тени путь. Блуждала Тень в них — не смогла двери найти.

На вторую ночь Тень пришла. Поклонилась Рыжая костям, защиты попросила. Поднялся костяной забор вокруг купцовой жены. Всю ночь его Тень ломала, разбила и спряталась с первыми лучами солнца.

В третью ночь пришла Тень. На купцовую жену набросилась.

Упала Рыжая на колени, призвала Лисицу, что во снах к ней явлалась. На запах крови птичьей пришла Наставница её. В Тень зубами вцепилась, на тысячи клочьев разорвала да, в грудь лапами Рыжую ударив, исчезла.

Не обманул купец — на работу взял, монетами платил, кормил со своего стола. Рыжая лечила его исправно, а чтоб собаки на лисий дух не рычали — травками нюх им отбивала. И себе ненароком тоже. Беда подкралась незаметно — дочь у купца была. Сватался к ней воевода деревенский, сраженный красотой её — волосы у купцовой дочки будто шелк из орехов потканный, глаза — глубокие, да темные, будто омуты. Затянули эти омуты и Рыжую, сердцем легла она к дочери купца и в ноги отцу её упала, умоляя отпустить их двоих, свет белый дальше глядеть.

— Видано ли дело, девица и девица, — возмутился купец, — позору подальше, собирай-ка вещи и с дому моего уходи. Должен я тебе. Не прогоняю и не выдаю народу нашему. Сама знаешь, за блуд такой — камнями закидают. Жениху её тоже не скажу — не видать тебе тогда жизни спокойной.

Дочь купцова расстроилась.

— Я с тобою сбегу, — утещающе шептала она, когда Рыжая вещи собирала.

Ночь последнюю Рыжая в доме купца провела и в путь тронулась.

Шла, шла, слышит — догоняют её.

Воевода деревенский скачет, кнутом грозно трясет.

— Стой, — говорит, — воровка. Верни пса хозяйского.

Опешила Рыжая, мешок заплечный с вещами наземь опустила: "Знать не знаю, про что речь ведешь, про какого пса?"

Развязал воевода мешок, а в нем собака сидит и молчит. Посмотрела на неё Рыжая да охнула — глаза у собаки бездонные, словно омуты, а шерсть-то ореховая, да гладкая.

Заскулил пес, залаял, к Рыжей льнет, да воевода его кнутом вытянул и на веревке домой потащил.

— А тебя я как воровку прославлю, — напоследок пообещал, — жаль, хозяин твой бывший тебя просил не наказывать.

Пес же взвыл на прощанье, и услышала в вопле этом Рыжая: "Все равно сбегу, только время дай".