Темная леди (гет)

Рассуждая вечером о холодности и отстраненности, Гермиона и подумать не могла, как сложно это будет реализовать. В течение нескольких последующих дней она старательно придерживается официального тона. И Снейпа это вполне устраивает. Или он очень успешно делает вид.

Чувство одиночества гложет изнутри. Гермиона старается с головой уйти в занятия, загонять себя до изнеможения, чтобы не страдать от отсутствия друзей рядом. Но усталость только усугубляет проблему. Попытка поближе подружиться с Вальтером тоже не дает желаемых результатов. Эльф видит в людях лишь господ, с которыми невозможно дружить. Да и он столько времени жил один, что разговоры отбирают у него слишком много сил.

Чтобы отвлечься, Гермиона начинает исследовать и восстанавливать замок Мраксов. Ей кажется, что магический дом отвечает ей благодарностью: становится более уютным, открывает новые ходы, сам подстраивается под ее вкусы. Вальтер выглядит довольным тем, что его владения приобретают более жилой вид, и молча обхаживает новую хозяйку. Гермиона чувствует, что замок, словно бездомный пес, стремится понравиться ей, чтобы его больше не бросали на медленное разрушение. Интересно, не первый ли это признак сумасшествия — воспринимать здание как одушевленный, мыслящий объект? Хотя, в магическом мире никогда нельзя сказать наверняка. Хогвартс ведь явно обладает неким аналогом сознания. Почему тогда старинное магическое поместье Мраксов не может чувствовать?

Неожиданно для Гермионы в некоторых ранее пустых рамах начинают мелькать лица. Старые местные портреты давно спят и не реагируют на живых, но те, у которых есть холсты в других местах, заглядывают в старый замок, чтобы узнать, что же происходит.

— Кто вы такая, милочка? — окликает как-то Гермиону обрюзгшая старуха в платье XVIII века в коридоре третьего этажа.

— Гермиона Грейнджер, — отвечает она и внутренне съеживается, помня грозные вопли Вальбурги Блэк на площади Гриммо, 12.

— Грейнджер? Я не знаю такого магического рода! — голос у старухи визгливый и неприятный.

— Я дочь маглов, мэм, — отвечает Гермиона, не желая скрывать очевидное.

— Дочь маглов? В моем доме?! — обитательница портрета готова перейти на визг.

— И чего ты разоралась, старая перечница? — подает голос только что возникший на соседнем портрете мужчина лет тридцати пяти в костюме эпохи Возрождения. — Если эта девчонка восстановит славу Мраксов, то не все ли равно, кто ее родители?

— Она магла! — возражает «старая перечница».

— Я темная леди, — вставляет слово Гермиона.

У старухи отвисает челюсть. Она и предположить не могла, что такое возможно.

— Темная леди? Магла? Куда катится мир!

— Все меняется, все меняется, — риторически восклицает ее сосед.

Гермиона спешит ретироваться. Как ни странно, в следующий раз, когда она оказывается в коридоре третьего этажа, визгливая старушка встречает ее с улыбкой, словно давнюю знакомую.

Другие портреты обычно молчат. Некоторые смотрят сурово, некоторые с любопытством, но в диалог не вступают. И одиночество берет Гермиону за горло с новой силой.

* * *

Снейп замечает упорную официальность Грейнджер. Она составляет разительный контраст с ее первоначальной эмоциональностью. Замечает он и то, как тяжело ей дается эта холодность.

Эта показная старательность его даже умиляет. Девочка явно стремится заслужить его уважение. И она не понимает, что Северус ею и так восхищается. Ее храбрость, позволяющая не терять присутствия духа в столь плачевной ситуации, ее жажда знаний, ее усердие и, как ни противно Снейпу это признавать, ее бесспорные таланты. У него никогда не было более способного ученика. Гермиона схватывает все налету, легко запоминает и быстро осваивает навыки.

Судьба, поставившая ее жизнь под столь серьезную угрозу, кажется ему несправедливой. Грейнджер должна была иметь возможность путешествовать по миру, занять приличную должность, посветить себя магическим исследованиям… Да даже перспектива выйти замуж и родить ребенка не имела права обойти ее стороной! Хотя представить Гермиону матерью семейства сопливых рыжеволосых Уизлят у Снейпа никак не получается. Она создана для большего.

При этом Снейп отмечает в ней чисто женские красоту и грацию, которых она сама не видит. Даже в движениях ее вечно вымазанных чернилами пальцев есть что-то плавное и завораживающее. Северус никогда бы не признался, что ему нравится смотреть, как Гермиона пишет, царапая пером острые ровные буквы по пергаменту, как она поправляет непослушные кудри, как закусывает нижнюю губу, задумавшись, как отводит взгляд в окно и замирает, и тогда в ее глазах танцует упорная мысль, скоро облекаемая в вопрос или вывод.

Снейп тихонько наблюдает за ее исследованиями замка Мраксов и невольно ловит себя на мысли, что она будет хорошей хозяйкой. Грейнджер внимательна и аккуратна, даже деликатна. Кто бы мог подумать, что шустрая школьница, неспособная освоить приличную прическу для собственной головы, может казаться такой милой и естественной? Северус привык считать себя знатоком человеческих душ. Ведь, чтобы играть на два фронта, нужно уметь обмануть самого внимательного наблюдателя. Однако он вынужден признать, что Грейнджер не поддается его анализу. Снейп ровно ничего не знал о ней, пока учил в Хогвартсе, да и теперь понимает ничтожно мало. И дело тут, конечно, не в незнании психологии, а в том, что Северус привык иметь дело с мужчинами, а женщины так и остаются для него загадками. Начиная от Беллатрисы и заканчивая собственной матерью, он так никого и не понял. Даже Лили не раскрыл, поэтому она предпочла заносчивого Поттера. Тот умел нравиться женщинам, в отличие от Снейпа.

Так и Гермиона теперь представляет собой неразрешимую шараду. Ее веселье и внезапная грусть не укладываются в логику Северуса. И это подстегивает его любопытство. И, хотя он все внимательнее наблюдает за ней, приходится признать, что теперь он не ближе к разгадке, чем в тот момент, когда Грейнджер вошла в его класс, словно сразу с поднятой рукой, готовая ответить на любой вопрос. Тогда все его внимание было сосредоточено на маленьком Поттере, который смотрел совершенно материнскими глазами, светящимися отцовским выражением. Это было потрясением для Снейпа, поэтому кудрявую девчонку он и не увидел толком.

Теперь же, приглядываясь к ней, он все больше склоняется к мысли, что именно она была настоящей звездой их курса, а не Поттер. Мальчишку вырастили обстоятельства и влияние Дамблдора. Он сам ничего не сделал для того, чтобы стать героем. Его всегда подталкивали, ему всегда помогали. Грейнджер же росла сама, оторванная от семьи, как все маглорожденные ученики Хогвартса, вынужденная самостоятельно принимать решения в очень сложных вопросах, она воспитала в себе мужество и стойкость. И это заслуживает уважения.

Снейп смотрит на нее и все больше понимает, что именно такая темная леди им сейчас и нужна. Яркая, харизматичная, сильная, энергичная, стремящаяся к новизне, а не консервативная, как подавляющее большинство чистокровных волшебников. Вот только эти самые консервативные чистокровные волшебники не захотят ее узнать и принять, они обрекут ее на гибель, сами не понимая, от чего отказываются.

И со все большим остервенением Северус ищет способ спасти Гермиону. Ради нее самой. А, возможно, и ради себя, которому после стольких лет впервые захотелось пойти на поводу у собственных страстей. Снейп уже не врет себе, что Грейнджер его привлекает, однако, он вполне уверен, что справится с этим недостойным влечением.

За всеми этими наблюдениями он почти забывает о собственной проблеме. Его организм, сделавший в начале выздоровления резкий рывок, исчерпал свои запасы сил и теперь практически не восстанавливается. Северус чувствует себя разбитым и больным. Укрепляющие снадобья оказывают лишь временное действие.

Идею проконсультироваться с медиками из Мунго Снейп даже не рассматривает, пусть лучше считают его мертвым. Возможно, Каркаров смог бы помочь, но признаваться Игорю, что вдруг захотел жить, как-то не хочется. Да и отлучаться из замка Мраксов тоже. Северус пичкает себя восстанавливающими силы настоями, которые сам готовит тайком от Грейнджер, и надеется, что собственное тело не предаст его, пока он не успел помочь Гермионе.

Как-то на занятии в начале июня, когда с гор на замок резко спустился ливень, по силе больше напоминающий ураган, Снейп чувствует себя совсем плохо, и это не укрывается от глаз его внимательной ученицы.

— Как вы себя чувствуете, профессор? — осторожно спрашивает Гермиона.

Северус испытывает лишь досаду, что его слабость не осталась незамеченной. И какое дело Грейнджер до его самочувствия?

— Это не ваше дело, мисс Грейнджер! — рявкает он, стараясь напустить на себя побольше грозности. — Я вполне здоров!

Гермиона утыкается в книгу и обиженно сопит. Она впервые почти за месяц отступила от официального тона.

Снейп чувствует вину за грубость. Но он настолько не привык к проявлениям человеческой заботы, что всегда ищет в ней подтекст, а, не найдя, предполагает лишь более изощренный, чем его мозг способен осознать, заговор.

Может, Грейнджер хочет воспользоваться его болезнью в каких-то своих целях?

Остаток дня проходит в напряжении взаимного недовольства. К вечеру оба вымотаны и испытывают облегчение от возможности разойтись. Несмотря на слабость, Снейп остается в библиотеке за книгами. Чтобы не замышляла Гермиона против него, Северус обещал себе ее спасти, и он сделает все, чтобы сдержать обещание.

Голова тяжелая, мысли путаются. Организм, все еще слабый после «воскрешения из мертвых», не выдерживает навязываемых нагрузок.

Когда Снейп выныривает из тяжелого то ли сна, то ли забытья, он осознает себя укутанным в мягкий клетчатый плед. Видимо, Грейнджер застала его спящим и укрыла. И от этой ненавязчивой заботы на сердце становится тяжело. Он был груб с ней сегодня, а она лишь проявила к нему интерес. Когда последний раз кого-то интересовало его здоровье? Мать, еще на младших курсах школы! С тех пор он никому не был нужен. На глаза наворачиваются непрошенные слезы, и Северус смахивает их злым движением ладони. Он стареет, раз становится таким сентиментальным. Простой плед, несложное трансфигурирующее заклинание способно его растрогать.

И все-таки в сердце сворачивается маленький комочек теплоты. А вдруг это, и правда, искреннее, не поддельное, не прицельное?.. Вдруг без сомнения доброе сердце Гермионы Грейнджер способно вместить и угрюмого ворчливого профессора? Нет, это конечно невозможно, но кто убьет робкий, но живучий росток надежды в уставшем от одиночества сердце?