Рона Уизли - в Волдеморты! (джен)

«Тайная комната» не состояла из одной лишь комнаты, как можно было решить, услышав название. Троица спускалась по трубе долго и глубоко, и прибыв в подземелье, им пришлось пройти еще глубже, мимо довольно зловеще выглядящей шкуры василиска, прямиком к странной стене, которая, как они догадались, была на самом деле дверью. Гарри уже знал, что с ней делать.

— Откройся.

«Дверь» послушно распахнулась, и троица вошла в большой зал с огромной статуей в самом его конце. У самого подножия статуи что-то, или точнее кто-то, лежал.

— Рон! — Джинни сразу узнала полосатую пижаму своего брата и подбежала к нему. Мальчики немедленно поспешили вслед за ней.

Уизли лежал на животе, распластав руки и ноги, а недалеко от него валялась его волшебная палочка. И дневник.

Взгляд Хопкинса сразу же притянул черный чуть блестящий от воды ежедневник. Глаза его чуть заметно сощурились.

— Как он? — спросил Гарри Джинни, почему-то решив, что она больше смыслит в медицине и точнее сможет оценить состояние своего брата. Но та могла лишь в очередной раз потрясти неподвижного Рона, и потому лишь неопределенно мотнула головой.

— Он жив, но без сознания, — задумчиво ответил за нее Хопкинс, поднимая с пола и дневник, и палочку и спрятав и то, и другое за пазуху.

Поочередно все трое попытались помахать своими палочками и привести Рона в чувство, но ни у одного ничего не вышло. Рон никак не желал просыпаться. Вместо него проснулся кто-то другой.

— Ш-ш-ш! — неожиданно зашикал Гарри, приложив палец к губам и, замерев, внимательно к чему-то прислушиваясь. Двое его союзников тоже замерли и попытались понять, что именно насторожило Поттера, но ничего не услышали. Кроме… Шипения?

— Василиск! — хором воскликнули дети, неожиданно вспомнив, почему именно наследник Слизерина был так опасен. Не из-за его зловещих надписей на стенах, конечно же.

Юным волшебникам удалось удержаться и не начать бешено оглядываться по сторонам — это было бы очень плохой идеей. Но теперь они могли различить и едва слышный шорох скользящей по трубам чешуи, особенно после того, как Гарри указал направление, откуда тот раздавался. Взглядом и рукой Поттер показал сначала на бессознательного Рона, а потом на выход, который несколько мгновений назад был входом — дверь, через которую они вошли. Уэйн и Джинни кивнули и потащили неподвижного Рона в указанном направлении, спотыкаясь чуть ли ни на каждом шагу то ли от тяжести, то ли от чего-то еще. Джинни обеспокоенно взглянула на Гарри, крепко сжимающего палочку в одной руке, с опущенной головой и все еще отчаянно прислушивающегося. Поттер, очевидно, выбрал для себя роль приманки, как единственный, кто мог понимать василиска. И как самый юный ловец века тоже — если кому и удастся выйти живым из поединка с гигантским змеем, так это ему. Но это мнение скорее принадлежало Хопкинсу, чьи мысли все еще были в основном заняты загадочным дневником, и Джинни, которая не раз видела собственными глазами свидетельства молниеносной реакции юного ловца. Сам же Гарри не был настолько уверен в своей неуязвимости. Но проблема, одетая в броню из крепких чешуек и вооруженная ядом и клыками не менее смертоносными, чем ее взгляд, не оставляла ему времени сомневаться в себе. Тихое шипение и зловещий шорох становились все ближе, и бросив коротким заклинанием пучок искр и огня в проход, из которого они доносились, Гарри кинулся в соседнюю трубу, довольно громко стуча ногами и позволяя своим шагам эхом отдаваться по всей Тайной комнате.

Проходы петляли, пересекались и разделялись, и проносясь по ним со скоростью света, Гарри очень скоро потерялся и уже не мог сказать, что в какой стороне находится. Кроме василиска, следующего за ним по пятам и разъяренно бьющегося о стены с такой силой, что все вокруг время от времени сотрясалось, и куски стен и потолка откалывались и падали, поднимая облака пыли. Гарри не обращал на них внимания, он просто бежал так быстро, как только мог, пока, сделав очередной крутой поворот, не натолкнулся на… Уэйна и Джинни, несущих Рона за руки и ноги. На мгновение все трое испуганно замерли, а потом повернулись туда, откуда выбежал Гарри. Проход в стене был настолько темен, что он сливался со стеной, и его было чрезвычайно сложно заметить. Но теперь это было не важно, потому что василиск скоро должен был появиться оттуда.

Кинув взгляд вокруг, Гарри понял, что прохода, кроме того, из которого он только что вышел, здесь только два — обратно в большой зал со статуей и назад ко входу. Гарри не мог придумать вот так сразу, как можно было бы подняться по трубам обратно, но ведь они же волшебники. Какое-нибудь заклинание должно помочь. А вот зал со статуей был очевидным тупиком. Значит, решено.

Гарри помахал Уэйну и Джинни, а потом указал в сторону выхода, и те продолжили свой путь. Сам же Гарри остался на месте и стал ждать. Ему нужно было убедиться снова, что василиск последует именно за ним. О том, что с ним самим будет, когда змей его настигнет, Гарри старался не думать.

Когда василиск был готов выскочить из прохода сбоку, Гарри снова засыпал его, не глядя, заклинаниями, которые наверняка отскакивали от шкуры василиска, не принося ему никого вреда. Но пробегая через стену-дверь уже второй раз за этот вечер, Поттер отчетливо расслышал рассвирепевший рев чудища, и стены опять затряслись, даже еще сильнее, чем в все прошлые разы.

Потрепанные временем и истертые потоками воды стены и потолок на этот раз не выдержали такой встряски. Уэйн и Джинни бросились на землю, когда глыбы камней обрушились на них. Где-то позади Гарри все еще отчаянно убегал от василиска, стараясь его отвлечь, но когда Джинни откашлялась от поднявшейся пыли и подняла голову, она увидела, что перед ними выросла стена из обломков камней. И Хопкинс и Рон, как и сама Джинни, были относительно невредимы — лишь пара ушибов и царапин. Но единственный выход отсюда, о котором они знали, был теперь заблокирован.

— Гриндилоу тебя за ногу, что нам теперь делать?! — воскликнула Джинни, потирая ушибленное плечо.

Хопкинс поднял было палочку, чтобы сделать хоть что-то, но так и не произнес никакого заклинания. Они бы могли разобрать завал, потратив на это некоторое время. Время, которого у них не было. Гарри не сможет отвлекать василиска вечно. Те же самые мысли, похоже, пронеслись и в голове Джинни, судя по тому, что затем она сказала:

— Я помогу ему. А ты ищи другой выход.

Девочка тут же убежала, и Хопкинс даже не успел ей ничего ответить, с трудом поднимаясь на ноги. Левой его ноге сильно досталось, и к лежащему бревном Рону он подошел, чуть прихрамывая. Но надежда еще была. Тот самый проход, который они не заметили в первый раз. Сколько еще таких потайных ходов в этом лабиринте? Возможно, если Уэйн постарается, то он сможет найти тот, который ведет наружу.

Джинни же не была столь оптимистично настроена, как бы она ни храбрилась. Как сражаться с громадным змеем, если ты не можешь его ничем ранить, а один лишь его взгляд может обратить тебя в бездыханный труп? Но, лишь она выбежала в главный зал, перед ее глазами предстала странная, но обнадеживающая картина. Гарри был еще жив, а василиск был занят битвой с какой-то птицей, очень ловко и быстро лишившей змея его смертоносных глаз. Издав победный крик, ярко-красная птица стала кружить по комнате, и ее песня сразу воодушевила и Гарри, и Джинни. У них все получится. Они выживут сами и спасут Рона. Никто не умрет сегодня, кроме этого ползучего гада!

Обратив свой полный решимости взгляд на Гарри, Джинни увидела у него в руках какой-то сверток. Поттер развернул его, и оба поняли, что это Распределяющая шляпа. Шляпа. Феникс, в котором Гарри узнал фамильяра самого Дамблдора, принес им в помощь говорящую шляпу. «Сейчас вовсе не время для ваших причуд, директор!» — в сердцах раздраженно воскликнул про себя Гарри, но не выпустил шляпу из рук.

А василиск, хоть и был теперь лишен зрения, все равно оставался грозным соперником. В ярости он бросился вперед, и Гарри, который стоял довольно близко к нему, едва сумел увернуться. Но теперь он оказался прямо в петле из длинного змеиного тела.

— Эй, ты! Сюда! — вскрикнула Джинни, замахав руками на змея. Василиск хоть и не мог видеть ее, отлично ее услышал.

— Джинни, нет! — вскрикнул и Гарри, но змей уже кинулся на Джинни. Та каким-то образом сумела увернуться от клыков василиска тоже, но оказалась сбита с ног и откинута к стене взмахом его хвоста.

— Джинни!

Змей дернулся, услышав крик Гарри, но решил все-таки сперва разобраться с менее прыткой жертвой — Джинни, которая еще к тому же только медленно переворачивалась, будучи оглушенной и не в силах пока что встать. В ушах ее стоял гул, и ей казалось, что руки и ноги налились свинцом и теперь весили по тонне. Ей удалось откатиться в сторону, и когда василиск атаковал снова, его пасть поймала только воздух и кусочек ее мантии. Но колоссальных размеров голова продолжала нависать над Джинни, и та попыталась отползти еще дальше. Ботинки заскрежетали по каменному полу. Василиск повернулся в ее сторону и на мгновение замер, готовя следующую атаку, от которой Джинни уже будет не увернуться. Но едва чудище раскрыло свою пасть, его челюсти тут же сомкнулись обратно, и вся голова целиком оказалась пригвождена к земле мечом Годрика Гриффиндора и Гарри Поттером, сжимающим его обоими руками и восседающим теперь на змее. Фоукс издал очередной воодушевленный крик, кружа над поверженным монстром, довольный тем, что помог Гарри десантироваться прямо в уязвимое место врага.

Василиск умер, но все же не так быстро, как Гарри и Джинни бы хотелось, и пока он извивался и завывал, укротитель змей отпрыгнул в сторону и подбежал к Джинни. Ушибов, синяков и царапин на ней заметно прибавилось, но руки-ноги были на месте. Все хорошо, что хорошо кончается?

Гарри с нескольких попыток сумел выдернуть из василиска меч, и, взяв под мышку дремлющую шляпу, свободной рукой помог Джинни подняться. Вдвоем они заковыляли к выходу, и несколько неуклюжих минут спустя добрались до завала. Хопкинс вышел им навстречу, заметив внезапно наступившую тишину, и облегченно вздохнул, увидев, что оба живы и что мифический змей, если судить по окровавленному мечу в руке Гарри, побежден. Пуффендуец проводил обоих до Рона, которого он спрятал за большой грудой камней. Увидев чуть запыленное тело Рона, Джинни ахнула.

— Он выглядит еще хуже, чем прежде!

И действительно. Рон выглядел едва ли живым и до того, как Джинни отправилась помогать Гарри с василиском. Но теперь он выглядел так, словно смерть уже ухватила его крепко за ноги и готова в любую минуту утащить на тот свет. Хопкинс тут же кинулся к Рону и попытался нащупать его пульс. Грудь едва поднималась, и если не приглядываться, можно было бы решить, что Рон и не дышит совсем. Но сердце все еще продолжало упрямо биться, хоть и было ясно, что времени у его хозяина осталось совсем ничего.

— Нам нужно что-то сделать прямо сейчас! Иначе Рон умрет! — объявил Уэйн, скорее для себя, чем для своих спутников. Джинни лишь повалилась на землю вместе с Гарри, которого тоже едва держали ноги. Они уже столько всего пережили, пытаясь спасти Рона, даже победили василиска! И вот уже у самой финишной прямой перед ними вдруг выросла непреодолимая преграда.

«Если бы я только знал какие-нибудь исцеляющие заклятия!» — сокрушенно подумал про себя Уэйн, хлопая себя по карманам и надеясь найти там хоть что-нибудь полезное, раз уж в его голове на этот раз ничего путного не оказалось. Он нашел смятую в лепешку конфету, ластик, пучок какой-то травы, непонятно зачем им подобранный… Палочку Рона. И дневник.

«Дневник».

Хопкинс вытащил его, отряхнул от воды и грязи и раскрыл, подчиняясь своему какому-то неописуемому и необъяснимому чувству. Все чуть подпорченные водой страницы были абсолютно пусты. Но на обложке и в правду значилось Т. М. Риддл, как и говорил Рон. «Т. М. Риддл? — медленно повторил про себя Уэйн. — Я где-то уже встречал это имя…»

— Гарри, — неожиданно произнес Хопкинс, с каким-то странным выражением уставившись на дневник. — Это у тебя меч Годрика Гриффиндора?

Гарри сначала растерянно моргнул, а затем взглянул на меч, который все еще сжимал в своей левой руке. Приглядевшись, он сумел прочитать на ней выгравированную надпись.

— Да? Кажется, — пробурчал он, все еще не понимая, как меч может помочь им спасти Рона теперь, когда василиск уже повержен. По идее, где-то еще должен бродить и загадочный наследник Слизерина, это чудище призвавший, но его нигде не было видно (и хорошо, что не было).

Хопкинс же снова замолчал, закрыл дневник и осторожно опустил его на землю. Тетрадь осталась безобидно лежать между Уэйном, Гарри и Джинни. Уэйн заговорил вновь, но будто с самим собой:

— Некто по фамилии Риддл получил награду за особые заслуги перед школы пятьдесят лет назад, тогда же, когда была первый раз открыта Тайная комната. Полагаю, что этот Риддл и есть тот самый «знакомый» Рона, поведавший ему об истории с Хагридом.

— Но Хагрид невиновен! — сразу же сказал Гарри.

— Да, — охотно согласился Хопкинс. — Хагрида посадили в тюрьму, но атаки продолжились. Гарри, уничтожь дневник.

 — Что? Зачем? — пробормотал Поттер, но он уже понимал, к чему клонит Хопкинс.

— Эти два случая, пятьдесят лет назад и тот, что происходит сейчас, связывает это имя. Т. М. Риддл.

Буквы на дневнике, объявляющие, кому он принадлежит, тускло поблескивали посреди полуразрушенного коридора.

— Стой! Что если станет только хуже? — попыталась остановить Гарри Джинни, когда тот уже встал и начал замахиваться мечом.

— Рон и так умрет, если мы ничего не сделаем. Куда уж хуже? Давай, Гарри! — возразил ей Уэйн, махнув рукой Гарри.

Лезвие меча блеснуло и легко вонзилось в дневник, проткнув его насквозь и с отчетливым скрежетом упершись в пол. Все трое замерли в ожидании, озираясь и переглядываясь, но ничего не происходило. Оглушительную тишину нарушало только эхо от падающих на камни где-то далеко капель воды. Дневник продолжал неподвижно лежать на земле.

Как и Рон.

* * *

Может быть, кто-нибудь бы сказал, что лучше умереть, оставшись самим собой, чем медленно увядать, с каждым мгновением теряя какую-то частичку себя, и смотреть, как место этой очередной частички занимает пустота. Как смерть подступает все ближе и ближе, обдавая холодом, пробирающим до самых далеких уголков души, но не могущим забрать твою жизнь. Но должна же быть грань, перейдя которую ты, твоя суть, все же умрет, а то, что останется жить, больше не будет тобой? Или же все эти потерянные кусочки, на самом деле, лишь слабости, от которых наоборот, нужно стремиться избавиться, а что останется в конце — это и есть то единственное, что стоит сохранить?

Среди миллионов глаз, каждый день смотрящих на него, Том Риддл доверял только одним глазам, которые мог увидеть только в зеркале — своим. Все эти люди, и магглы, и волшебники, — их глаза не могут рассмотреть даже то, что находится у них прямо под носом. Как можно доверить им поиск истины? Как можно принять на веру их слова?

Все, что находится под строжайшим запретом, но что может дать силу — не потому ли прячут его, что боятся? Что дрожат в страхе при мысли, что может появиться кто-то способный эту силу подчинить себе?

Том Риддл никогда никому не верил. Даже если кто-то говорил, что другого пути нет — он находил его. И те дороги, по которым, говорили, невозможно было пройти, — он проходил до конца. И тернистыми тропами, погребенными под суевериями, он следовал за своей целью тоже.

Бог ли, судьба ли, подарили Тому талант, которым, быть может, лучше бы и не обладал никогда ни один человек. И никто из живущих — людей, зверей или волшебных созданий — не мог быть ему соперником. Единственным врагом, которого Том Риддл страшился, была смерть. Но и ее Том сумел победить, в возрасте всего шестнадцати лет. Так он думал.

Темное небо было похоже на бездонную пропасть, без единой звезды и такую глубокую, что ни единый луч света не мог дотянуться до дна. Пропасть, в которую можно падать вечность. Стены из бледных листьев, казалось, стояли за мутным стеклом — границы были смыты, и все смешивалось в сплошную бесцветную массу. Выше была бездна. Ниже — темная земля, в которой пробивались редкие, такие же мертвые и неподвижные, как и все вокруг, травинки. Время почти что остановилось здесь, потому что жизнь, которая осталась где-то там — за пределами этого странного места, — можно было уловить лишь краем глаза, если не пытаться ее поймать. Залитый водой пол, гигантская статуя, покрытая слоями пыли, плесень, забившаяся в трещины в стенах, — все это можно было увидеть, если только правильно смотреть.

Рон вышел на середину образовавшейся поляны, и под его сосредоточенным взглядом земля расступилась, и из-под нее поднялся простой деревянный круглый стол и два таких же деревянных стула по обоим бокам от него. На столе лежала знакомая шахматная доска, сложенная сейчас пополам, которую часто можно было заметить забытой в гостиной Гриффиндора — Рон забросил игру, потому что не мог найти достойного противника. Том мог бы стать таким противником, но до сего момента у Рона на своего друга из дневника постоянно были другие планы — посоветоваться об этом, спросить о том. Сейчас же Рон был вынужден возвращаться к своему некогда любимому занятию больше из необходимости, нежели действительно желая сыграть партию-другую. Подойдя поближе, он раскрыл доску и разложил ее, вывалив черные и белые фигуры на край стола.

Не нарушая установившегося молчания, Том тоже приблизился к столу с противоположной стороны и, кинув невыразительный взгляд на разбредающиеся по своим клеткам фигуры, сел. Рон тоже сел напротив, и вскоре все фигуры заняли свои места. Взглянув на доску, он увидел, что белые решили расположиться с его стороны. Черные достались Тому.

— Ну, теперь можно… — начал было Рон, но его противник тут же его перебил.

— Прежде чем мы начнем, думаю, будет не лишним убедиться, что нашу игру никто не прервет, — произнес Том, снова надев обаятельную улыбку, но оставляя свои глаза холодными.

Рон, чуть нахмурившись, уставился на Риддла, пытаясь понять, что он этим имеет в виду. Но долго гадать не пришлось. Где-то в углу зрения продолжали маячить статуя Салазара Слизерина, затопленный зал и лабиринт ходов и тупиков Тайной комнаты. И его собственное тело, до сих пор лежавшее на полу неподвижно. Но теперь оно снова двигалось, а точнее, двигались его губы, шепчущие что-то на змеином языке слишком тихо, чтобы Рон, так далеко забравшийся в свое подсознание, мог это услышать. Но ему и не надо было знать, что именно было произнесено. Потому что в следующее мгновение изо рта гигантской статуи выполз не менее впечатляющих размеров василиск. Том, без зазрения совести используя тело Рона, дал древнему змею какие-то инструкции, и он уполз. Но Рон уже и не думал о василиске.

«Перехитрить слизеринца, ага, как же! Том знает, что этой игрой в шахматы я хочу просто потянуть время! А пока я буду тянуть время, он перетянет на себя одеяло, и вот вам и трагичная концовка истории моей жизни — смерть»

Теперь, если кто-то явится в комнату или же если Рон вернет контроль над телом себе, то ему (или неизвестным спасателям) придется иметь дело с василиском. Так что вариант с возвращением в реальность и продолжением сражения с Риддлом там — отпадает. Но, если подумать, это и не было вариантом с самого начала. Том — не какая-то опухоль, которую можно вырезать, и не болезнь, которую можно прогнать, выпив какое-нибудь зелье. Том каким-то образом сумел поселиться в самом разуме Рона, или даже душе? Где именно погребен корень проблемы, Рон не знал, он понимал лишь только, что от нее надо избавиться и что сделать это можно только здесь — в его собственном сознании. Но как разорвать столь тщательно сплетенную слизеринцем паутину, которую нельзя различить, нельзя увидеть?

Рон вновь взглянул на доску — фигуры время от времени нетерпеливо покачивались из стороны в сторону и сжимали свое оружие. Он довольно быстро освоился, как здесь все работает, — в его собственном мозгу, что не удивительно. И Риддл, проведя здесь тоже почти целый год, неплохо ориентировался среди всего этого хаоса и непостижимых закономерностей. Но уж точно не лучше, чем сам Рон? И даже если Риддл и стал экспертом в здешних правилах и законах, Рон — эксперт в том, как эти правила и законы обходить.

«Раз я не знаю, где именно надо атаковать, значит, буду атаковать везде» — решительно кивнул сам себе Рон. Он сделает вид, что тянет время, чтобы подготовить какую-то неожиданную атаку. Но на самом деле, отвлекающий маневр — игра в шахматы — и будет этой атакой.

Не отрывая взгляда от доски, Рон, держа руку под столом, чуть шевельнул пальцами, пытаясь охватить все вокруг, прикоснуться и протянуть от каждой песчинки его сознания тоненькие нити, переплетая их друг с другом до тех пор, пока не осталось только тридцать две главных. Большинство из этих нитей было сложно различить между собой, но что символизировали две из них, Рон догадался сразу же. Одну он присоединил к своему белому королю, другую — к черному королю, и остальные нити сами послушно легли на оставшиеся фигуры. Теперь белые представляли все, что делало Рона — Роном, а черным досталось все остальное, чужое. На все эти манипуляции ушло, наверное, одно лишь мгновение, один удар сердца, но сказать наверняка было нельзя. Время, как и все остальное тут, тоже было не совсем настоящим. Как бы то ни было, теперь шахматная доска стала истинным полем битвы. Побив черного короля, Рон побьет Риддла. Можно было бы, конечно, изменить только фигуры Риддла, не поставив со своей стороны ничего на кон. Но здесь, в самом центре разума Рона, нет месту лжи. Реальный мир и так полон обмана, неравенства и несправедливости. Кто-то расслабляется в своих особняках, а кто-то едва концы с концами сводит. За кем-то всю жизнь ходят няни, репетиторы, слуги. А кому-то некого попросить о помощи даже на смертном одре. Что ж, реальность такая, какая она есть. Но здесь — где хранятся все мечты Рона, все его надежды и идеалы, все равны. Цена, которую заплатит проигравший, должны быть одинаковой, как для Рона, так и для Риддла.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Рон придвинул стул поближе к столу и взглянул на Тома. Тот не отводил взгляда от сидящего напротив Уизли, но, кажется, еще не заметил небольших изменений в правилах игры, а конкретнее — в ставках. Рон, откашлявшись, уставился на доску.

— D2 на d4, — объявил он, и пешка медленно продвинулась вперед.

— D7 — d5, — спокойно ответил Риддл, и его черная фигура встала лицом к лицу с фигурой Рона.

— С4, — прозвучал ответ, и вторая белая пешка встала слева от первой.

Том сделал небольшую паузу, бросив на своего противника взгляд, будто говорящий: «Ферзевый гамбит? Как заурядно». Но Рон ответил ему своим лучшим покерным лицом, несмотря на то, что они сейчас играли вовсе не в покер. «Ничего не могу с этим поделать, — думал Рон, стараясь, чтобы его мысли не отражались на его лице. — Мне нужно первому сдать фигуру, чтобы понять, насколько сильна связь. Связь должна быть достаточно прочной, чтобы отразиться на реальной обстановке сил в моем сознании, но не слишком очевидной, чтобы Риддл ее быстро заметил!»

Тем не менее, Том, как истинный джентльмен, принял гамбит, и пешка Рона была разбита вдребезги. Ничего особенного не произошло, и Уизли не получил такого ощущения, словно вместе с его фигурой была разрушена и часть него самого. Но нить порвалась, и то, к чему она вела, будто накрыло тяжелым покрывалом от Рона. Навсегда ли, Рон не знал, но очень скоро, буквально в следующий же момент, он и забыл, что под этим «покрывалом» что-то лежит. «Связь установлена» — лишь подытожил он, выпрямляясь на стуле и скрещивая руки. Игра началась.

Рон еще ни разу не проигрывал никому в шахматы. Хотя он, конечно, никогда и не играл с, скажем, чемпионом мира по шахматам. Тем не менее, если чем Рон и мог гордиться, так это тем, что после его игр ему не часто приходилось приводить в порядок больше двух третей своих фигур. Романтиком Рон не был и не кидал под ноги сопернику ни пешки, ни уж тем более ферзя без крайней на то необходимости. Однако, если Уизли надеялся на размеренную классическую партию, его надежды не оправдались. Обмен жертвами на одном лишь дебюте, разумеется, не закончился, но и последующего за ним безумия Рон никак не ожидал. Том бесстрашно избавлялся от «лишних» фигур, не заботясь о защите и постоянно наступая. Рон был бы и рад просто игнорировать все его попытки обострить ситуацию, но гордость ему не позволяла. Риддл сражался, не зная, чем он жертвует. Да, на войне все средства хороши, но Рону циничность этого высказывания никак не помогала избавиться от чувства, что это он здесь главный подлец и хитрец, а не Том. «Хочешь старую школу? Будет тебе старая школа!» — в итоге раздраженно воскликнул про себя Рон, решив послать осторожность к черту. Совершенно забросив стратегию, он погрузился с головой в яростный обмен ходами. Сами шахматные фигуры, не привыкшие к такой агрессивной игре, громили друг друга без особого энтузиазма, но следовали всем приказам беспрекословно. В конце концов, опять-таки, это были не настоящие шахматы. Так что Рон не слишком боялся их повредить, забыв о том, что фигуры собой олицетворяли.

Очнулся Рон только тогда, когда потерял обе ладьи и слона, а вся доска была завалена мелкими обломками. Общая ценность фигур и у Тома, и у Рона было примерно одинаковая, и доску, в принципе, все еще нельзя было назвать пустой — выбыло меньше половины фигур. Но в атаке был Том, и Рон жалел, что ответил на вызов Риддла и принял участие в этом безобразии, которое у него язык не поворачивался назвать игрой.

«Все хорошо. Главное — победить!» — хлопнул себя по щекам Рон. Прошлого уже не вернуть, надо идти дальше. Том же выглядел спокойным и ничуть не встревоженным своими потерями.

«Он не придает этой игре большого значения, он думает, что это — всего лишь отвлекающий маневр, — пронеслось в голове Рона, но и эти мысли его не воодушевили. Наоборот, его брови снова начали сдвигаться друг к другу, а пальцы рук сжиматься в кулаки. — Он думает, что это даже и не важно, от чего именно этот маневр отвлекает, потому что никакой опасности его планам ничто не представляет». Но взглянув на свою линию защиты, полную дыр, которую даже и линией-то назвать было сложно, Рон заставил себя успокоиться. «Это не игра в кости. Надеяться на удачу сейчас — бесполезно. И вот так опрометчиво бросаться в бой — было глупо с моей стороны. Но еще не все потеряно».

Рон медленно окинул взглядом доску, пока его глаза не остановились на одной из его пешек. Она безобидно стояла там практически с самого начала игры.

«Вот оно. Вот что я использую! Но чтобы все получилось, придется пожертвовать ферзем…»

— Мы не договаривались, сколько времени отводится на ход, но я скажу, что заставлять противника так долго ждать просто невежливо, Рон, — проронил Риддл, небрежно оглядываясь вокруг с выражением ленивой скуки на лице.

«Все или ничего!»

— Конь на f5! — чуть ли не выкрикнул Рон, и названная фигура, хоть и оглянулась встревоженно на своего командира, подчинилась.

Битва продолжилась, и очень скоро гордая фигура ферзя оказалась сметена с доски вражеским конем. Но ловушка уже была установлена, и Риддл попался в нее. Несколько очередных обменов ходами, и исход стал очевиден. Мат в четыре хода.

Рон едва удержался от того, чтобы самодовольно усмехнуться, а Том, кинув взгляд на стол и уже некоторое время подозревая, что его противник что-то задумал, замер. Но застыл он не из-за осознания своего неизбежного проигрыша. Где-то «снаружи» возились с телом Рона Уэйн и Джинни, пока Гарри отвлекал василиска, но и не это встревожило слизеринца.

— Что ты сделал? — тихо произнес он, подняв глаза и устремив их прямо на Рона. Рон ответил ему таким же неподвижным и холодным взглядом, которым так часто одаривал всех Том.

— То, что было нужно, чтобы победить.

Тонкие нити-связи натянулись теперь от напряжения, готовые лопнуть в тот самый момент, когда король будет повержен. Их нельзя было не заметить. Мгновение спустя загадка была разрешена Томом и довольно легко при этом. Он быстро понял значение этих эфемерных связей и расслабился на стуле, чуть запрокинув голову к небу. Но вот понимал ли суть этих связей тот, кто их сам же и установил? Понимал ли Рон, что в любом случае потеряет больше, чем Том?

— Твой ход, — сказал Рон, и на этот раз он подгонял своего противника.

Несколько мгновений лицо Риддла сохраняло свое расслабленное неопределенное выражение, пока его не сменила улыбка.

«Ненавижу эту его ухмылку», — раздраженно подумал Рон. Для Тома все было кончено. Даже если он и сдастся, это все равно будет означать проигрыш. Поле будет захвачено белыми, и вся территория отойдет к ним. Разум и тело Рона вернутся к своему полноправному хозяину — вторженец больше не будет иметь здесь никакой власти. Но тогда почему Риддл так беззаботно улыбается?

Том махнул в сторону фигур рукой, приказывая двигаться так, как им захочется. Король быстро оказался загнанным в угол, а оставшиеся черные фигуры бросили свое оружие на землю, принимая поражение. Неторопливо поднявшись со стула, Риддл со вздохом оглянулся вокруг.

— Жаль, что василиск был повержен, — как бы между прочим заметил он.

Рон мельком глянул на приближающихся чуть ли не ползком Джинни и Гарри. Когда он обратил свой взгляд обратно на Риддла, он увидел, как его силуэт теряет четкость линий. Спустя несколько же секунд от него не осталось и следа. Кинув последний взгляд на стол, Рон тоже встал, устало потянулся и закрыл глаза, собираясь вернуться в реальность.

Оставшиеся же стоять на доске фигуры самым удивительнейшим образом образовывали новый двухцветный набор из шестнадцати — половины черных, половины белых пешек, а потерянные раннее белые ладьи, одного слона, коня и ферзя заменяли черные.

* * *

Проходила минута, другая, и Уэйн, Джинни и Гарри с надеждой смотрели на Рона, но тот оставался неподвижен.

— Не сработало, — прошептала Джинни, опуская голову.

Ни у кого из троих больше не было никаких идей. Все, что они могли сделать теперь, это передать Рона мадам Помфри как можно быстрее и надеяться, что Рон продержится до того момента, когда они доберутся до больничного крыла. Надеяться… Гарри надеялся, что им не придется столкнуться лицом к лицу с василиском, и вот что из этих надежд получилось.

Фоукс залетел в коридор, и их проблема с выходом наружу решилась — Хопкинс хоть и сумел найти еще один выход, подъем в нем был даже еще круче, чем в первом. Но как им покрепче закрепить бессознательного Рона? К счастью, долго ломать голову над этим вопросом не пришлось.

Рон резко сел, уставившись прямо перед собой и заставив троицу подпрыгнуть от неожиданности.

— Рон! — Джинни тут же подползла душить своего брата в объятьях. Тот сидел на полу, словно деревянный, и едва сумел повернуть онемевшим языком:

— Джинни!.. Дышать нечем! — прохрипел он, и Джинни его отпустила.

Уэйн и Гарри тем временем одновременно выдохнули от облегчения. Теперь все будет хорошо. Феникс подбросит их до верха, а потом они потихонечку доберутся до Больничного крыла. И, наверно, предстоит еще и долгий разговор с владельцем птицы…

— А! — громко, но все еще хрипло воскликнул Рон, указав пальцем на пронзенный дневник. — Что?.. Это что, меч?..

* * *

Вопросов и у Рона, и у трех его спасителей было предостаточно, а вот у Дамблдора их было не так много, как они предполагали. Когда мадам Помфри сочла всех достаточно здоровыми, Гарри поведал свою историю, и директор внимательно его выслушал, не перебивая и почти даже ничего не уточняя, когда рассказ был закончен. Он пристально посмотрел на дневник Тома Риддла, представленный Гарри как доказательство правдивости поведанной истории, но ничего не сказал.

И вот настала очередь Рона исповедоваться. Добавить ему оставалось не так много — лишь рассказать о том, как он нашел дневник летом, познакомился с Томом, как слишком поздно обнаружил, что с ним творится что-то неладное. Но что-то заставило Рона умолчать об их с Томом длинных разговорах обо всем, что им приходило в голову — о школе, о магии, о квиддиче (об этом в основном говорил только Рон). О справедливости, о судьбе и удаче, о том, что на самом деле важно, а что нет. О партии в шахматы Рон тоже решил не говорить, и из всего рассказанного выходило, что именно Гарри, проткнувший дневник мечом, спас Рона. Такая версия событий Рону совсем не нравилась, но он предпочел ее правде. Правде, которую он еще не до конца осознал, но о которой догадывался.

 — Значит, Король змей умер, — как-то довольно прошипел Ушастик, решивший заглянуть к Рону, когда тот уже засыпал в освобожденной от всех других учеников, кроме него, комнате.

— Да, я видел его труп собственными глазами, — отмахнулся было Рон, повернувшись на другой бок — прочь от змея, и собираясь как следует выспаться перед экзаменами, от которых, при всех его злоключениях, его никто не освобождал. Но не успел Рон даже до конца закрыть глаза, как он снова их широко распахнул. — Стоп. Я все еще понимаю тебя!

Рон резко перевернулся, выставив палец вперед и чуть ли не ткнув им в забравшегося на кровать Ушастика.

— Ты, я с-с-смотрю, любишь повторять очевидное, — ответил змей, и, если бы мог, наверняка бы закатил глаза.

— Да нет же!

Ведь он мог понимать змей только из-за Риддла, верно? Змееусты среди Уизли — ну, это же бред, верно? И что тогда все это значит?

Рон тут же почему-то вспомнил одну из многочисленных подсказок Риддла: всегда иметь запасной план. И несмотря на то, как вся эта история с тайным советником обернулась, Уизли все же предпочитал думать, что это не была какая-нибудь беспечно брошенная фраза или намеренно бесполезный совет. Наоборот, он предполагал, что изворотливый Том именно теперь и решил своему же совету последовать.

Ушастик, может быть, прошипел что-то на прощание, а может, пожаловался на то, что Рон опять его игнорирует и совсем не заботится о своем питомце. Сам же Рон лег на кровати поудобнее и зажмурил глаза, пытаясь вновь попасть на ту странную бесцветную поляну, но, конечно, ее уже больше не было. Перед глазами стояла лишь чернота.

«Я знаю, что ты еще здесь!» — крикнул Рон, отчаянно вглядываясь во тьму. Он побил черного короля, но что этот черный король представлял собою? Амбиции, власть, лидерство. Рон отвоевал право быть хозяином в своем собственном теле и сознании, но это не значит, что непрошеный гость понял намек и вернулся в свою обитель. Учитывая и то, что его обитель была разрушена мечом Гриффиндора.

Секунду или вечность спустя Рон все же получил ответ — тихий смешок и едва различимые среди откуда-то взявшегося шума в ушах слова:

«Да. Я здесь и всегда тут буду».