Когда смотришь сердцем (гет)

В тот же вечер Гермиона написала записку Гарри с просьбой встретиться наедине и поговорить. Гарри пришел к ней вечером, слегка взволнованный такой таинственностью. Но услышав, к кому едет работать Гермиона, опешил.

— Зачем тебе это нужно? — он явно был недоволен такой перспективой для подруги. — Это же Малфой и, судя по всему, что ты рассказала, он стал вести себя только хуже. Может, лучше забить на него и поехать прямо в Хогвартс?

— Но я уже пообещала. И потом, я потому и позвала тебя — не хотела ехать, не рассказав кому-то. Да к тому же если вдруг что — ты будешь знать, где меня искать. Если я, конечно, там вообще останусь. Мне кажется, он выгонит меня, как только узнает.

— Ох, это же Малфой. Кто знает, что придет ему в голову. А если специально оставит работать и будет издеваться?

— Ну, мы уже не дети, все-таки. Да и я не собираюсь спускать ему грубости. Я не в рабство продаюсь, всегда смогу просто уволиться.

— Хоть это обнадеживает. Ладно, только пожалуйста, пиши мне почаще. Если от тебя неделю не будет письма, я приеду к Малфою и не посмотрю, что он слепой!

— Ох, Гарри! Ну это же смешно. Мы не в школе, может, хватит уже угрожать кулаками? — она улыбнулась.

— Да. Точно, хватит. Я его засужу и отправлю в Азкабан, если по его вине с твоей головы упадет хоть волосок, так и передай ему от меня. В качестве привета.

— Ладно. Думаю, если я начну с такого привета, меня точно отправят восвояси, и я поеду в Хогвартс.

— Вот и отлично, тогда я буду спокоен за тебя.

В полдень следующего дня Гермиона стояла у ворот огромного поместья Малфоев.

Давно же она здесь не была. Конечно, и парк, и усадьба были шикарны, но в голове у Гермионы моментально вспыхнули воспоминания, и старый, почти стершийся, шрам на левой руке налился болью. «Грязнокровка» — вот что тогда кинжалом выцарапывала на ней Беллатриса, а потом было «Круцио»…

«Не лучшие воспоминания о будущем рабочем месте», — подумала Гермиона.

Домовик вел ее к дому и что-то говорил. Она не слушала. Всё пыталась избавиться от ненужного груза воспоминаний и настроиться на встречу с Малфоем. Она не боялась, нет. Но волновалась, однозначно. Они расстались не лучшим образом, и теперь она, учитывая фиаско предыдущих сиделок, явно не ждала теплого приема. И никак не могла взять в толк, почему это ее беспокоит — ведь ей только на руку, если он не примет ее или даст возможность отказаться самой из-за его грубости. Тогда она спокойно отправится в школу…

— Хозяин ждет вас в гостиной, мисс, — пропищал домовик. — А ваш багаж ожидает вас в комнате.

— Хорошо, — Гермиона медленно выдохнула, пытаясь в очередной раз успокоиться и взять себя в руки. Гостиная. Как раз та самая гостиная. Здорово он это придумал! Впрочем, что это она: он же не знает, кого к нему прислали. Для него она просто сиделка, без имени. Без лица. А может, он и голос ее давно забыл? Тогда она если и нарвется на грубость, то хоть не сразу. Ну, или если он сразу не спросит ее имя…

Драко сидел в кресле у камина и медленно цедил коньяк, который оставил ему Блейз. Он уже успел попрощаться с ним и тот отправился домой, стребовав с него напоследок обещание не пытаться выгнать новую сиделку в первый же час или день ее приезда. Попробовать потерпеть неделю. Всего неделю. А потом написать другу, как все идет. Драко пообещал. Это было самое малое из того, чем он мог отплатить другу за это лето. За то, что тот не отправился по своим делам, отдыхать, путешествовать, а торчал в сумрачном поместье вместе со слепым беспомощным Драко. Не бросил. Не сослался на необходимость, дом, еще что-то… Больше ведь никто даже не попытался навестить его. А в школе, помнится, чуть не в душу лезли со своими признаниями в любви и вечной дружбе. Драко скривился. Все-таки иногда он завидовал гриффиндорцам с их вечными принципами «один за всех», «дружба на века» и прочей ахинеей. Сейчас это не казалось такой глупостью. Конечно, они не были все до одного близкими друзьями, но если с одним что-то случалось — мигом вставали стеной. Такая вот опора в беде. Такая вот верность. А та золотая троица — вообще вне конкуренции. Эти друг за друга готовы были драться до последнего. Это Драко знал не понаслышке. Помнил с самого первого курса, как они всегда заступались друг за друга в ответ на его нападки. Особенно за эту девчонку. Она была такая смешная — эта зайка-знайка Грейнджер. Вечно растрепанные лохмы, вечно первой поднятая рука на уроках. Невыносимая всезнайка. Как она бесила его в детстве. Он не мог понять, не мог признать, как это так — грязнокровка и учится лучше всех. Знает больше всех. Умеет. Больше всех вместе взятых чистокровных, которых он знал. Это пошатнуло его привычный уютный мир, где все было просто и понятно: они аристократы с кристально чистой кровью, и это их мир. А остальные — грязь под ногтями, которой нет места в их мире. Так говорил отец. Так считал Темный лорд. И Драко верил в это, как верят в то, что после ночи приходит утро и после зимы — весна. Это закон природы. Незыблемый, вечный закон.

Но она не вписывалась в этот закон. Никак не вписывалась. Она была во многом умнее, но не имела на это никакого права. И это бесило. Они росли, и она менялась. Внешне. Внутри это была все та же знайка, но внешне… Он помнил ее на балу, на четвертом курсе. Когда они с Крамом открывали бал вместе с другими чемпионами. Он обалдел, не мог поверить, что это она. Такая… как принцесса из сказки. И потом, когда он увидел, как она сидит на лестнице и совсем по-детски вытирает слезы, ему вдруг захотелось прибить этого рыжего, который заставил ее плакать. Он даже сам испугался этой мысли — вот же дурость! Грязнокровка плачет? Да пусть хоть кровавыми слезами умоется — ему-то что за дело? Но он все равно помнил это странное чувство, которое появилось где-то в груди и растопило кусочек льда, в котором он привык держать себя. С детства. С самого детства — только холодный лед. Никаких чувств, кроме ледяного презрения. Никаких эмоций, кроме ухмылки. Ледяная статуя. Ледяной принц Слизерина. Ледяной принц и сказочная принцесса, горячая, как огонь. А она была такой живой, такой настоящей. Смеялась и плакала, чувствовала так много, жила… И тогда это чувство искоркой вдруг пробралось к нему в грудь и растопило кусочек его ледяной корки. Самый краешек. Но он уже не мог больше замерзнуть. Из-за той маленькой искры. Из-за этой девчонки. Конечно, он обвинил ее. Так было правильно, так было проще всего. Но он точно знал — тогда начались первые мысли о том, почему он не такой. Почему он никогда не чувствовал себя таким… живым? И от того, что она была как раз такая, — он ненавидел ее.

А потом все стало слишком сложно. Темный лорд, Пожиратели, отец, метка, война, смерти. В этом зале его тетка пытала ее, эту живую девочку, пытала с удовольствием, причиняя ей боль просто потому, что хотелось. А он смотрел и сжимал пальцами палочку, еле сдерживаясь, чтобы не запустить в тетку заклятьем, отшвырнуть ее от Грейнджер. Потому что так не должно было быть! Потому что она была слишком живой, чтобы умереть. И, наверное, он бы не выдержал, сорвался, если бы не Добби. Домовик тогда спас ее, спас их всех, и это позволило Драко сдержаться, не сорваться в непоправимое.

А потом он почти забыл о ее существовании в той буре, которая происходила вокруг них, в войне. Почти забыл, пока она вдруг не подошла к нему во дворе замка.

«Я просто хотела помочь».

Да, конечно! Кому ты захотела помочь? Драко Малфою? Да неужели?! Нравится смотреть на меня, когда я так жалок? Слепой Драко Малфой. Наверное, это нравилось обсуждать этой троице. Как же это унизительно! Гадко! Беспомощно!

Он сжал кулаки. Беспомощность бесила больше всего. Потому что все остальное можно смыть: наказать, унизить в ответ, дать в морду, в конце концов. Но когда ты слеп как крот… кто будет слушать тебя? Кто полезет в драку? Только не эти гриффиндорцы с их вечной дурацкой честью.

И все же надо признаться себе честно — он скучает. Дико скучает по школе, по тихим ночным коридорам, по общим обедам, по урокам… даже по совмещенным урокам с гриффиндорцами, когда можно пооттачивать свое язвительное красноречие на Долгопупсе и Уизли. По всему этому. Даже по ней. И катись ты с горки — все эта аристократическая хрень с кровью и остальными заморочками! Он скучает по ее честности. Открыто и честно, без капли лицемерия, любить друзей и ненавидеть врагов. Черное и белое. Почти как у него, только… только… живое?

Драко понимал, что весь этот бред в его голове от коньяка и одиночества, которое особенно остро ощущалось после отбытия Блейза. Какого черта он вообще полез в эти воспоминания? Надо снова выпить и плевать, что еще не вечер. Просто он расстроился от того, что Блейз свалил в школу, и Драко очень сильно ему завидовал. Многое бы он отдал за возможность вернуться туда самому. Но только не таким. Нет. А еще эта встреча с очередной сиделкой, будь она неладна. И не напьешься теперь, обещал ведь не грубить с порога. Скорее бы уже она пришла, он скажет ей все те правила, что обычно говорил остальным, и потом…

На лестнице послышались легкие шаги и голос, тихо что-то сказавший. В ответ пискнул домовик, и снова шаги. Она поднималась по лестнице. Ближе и ближе. Он почему-то поежился. Шаги легкие, значит, молодая. Усмехнулся. Как будто для него это имеет какое-то значение. Вот она уже в комнате. Остановилась. Осматривается? Странный полу-вздох или полу-всхлип. Потом решительный выдох и уверенные шаги в его сторону.

— Привет.

Голос слегка неуверенный. Словно не знает, как обращаться. И что значит это «привет»? Разве не должна сиделка обращаться к нему вежливо — «мистер Малфой»? Стоп. Назад. Голос. Этот голос…

— Ты кто? — напряженно спросил Драко.

Гермиона вздохнула. Он снова не узнал ее, да и не мудрено — по одному слову узнать голос. Сейчас она скажет свое имя и начнется…

— Ты снова не узнал меня, Малфой. Так может, я буду просто …

Он в шоке смотрел на нее. Не видел, но вид был такой, как будто ему явился призрак. Она даже поежилась под этим невидящим взглядом.

А Драко не мог поверить. Это же не может быть правдой — вот только что он вспоминал ее, и вот она стоит тут. Стоит и что-то говорит про работу, а он не слышит, потому что тупо оглушен этим простым «ты снова не узнал меня»! Подожди, она говорит про работу. Наверное, ее прислали узнать, что же он тут вытворяет с сиделками, что они сбегают от него на следующий день и, может, поговорить, убедить вести себя повежливее. И сейчас вот она все скажет и исчезнет, и он снова останется в тишине, с коньяком и… один. Черт, послушай же ее, Драко! Она же к тебе обращается.

— П-прости, что ты сказала? — его голос слегка охрип, и он откашлялся. — Что-то про работу?

Усталый вздох. Ну конечно, зачем ее слушать? Так, не заводись, Гермиона. Просто он не ожидал услышать именно тебя и слегка опешил. Соберись и повтори еще раз.

— Меня прислала мисс Мунк из больницы святого Мунго. Ей сказали, что от тебя сбегают все сиделки, и она попросила меня, потому что я все лето проработала на практике в больнице и получила кое-какой опыт работы с… не очень сговорчивыми больными. И еще это ее личная просьба, потому что она вроде как знает тебя и волнуется. И можно мне присесть?

Сказать, что он был в шоке, значит не сказать ничего. Мысли бились и казалось, что она сейчас услышит, какая в его голове паника.

Он сделал неопределенный жест рукой, как бы приглашая проходить, и она поняла это как приглашение сесть, устроилась в кресле, потянулась к огню. После холодной сырой улицы здесь, у большого камина, было тепло, но эта комната все равно вызывала слишком болезненные воспоминания. И, чтобы отвлечься от них, она переключила свое внимание на Малфоя. Он изменился. Прошло всего несколько месяцев, но у него уже здорово отросли волосы. Теперь он собирал их в небольшой хвост, и это ему шло. Глаза были все такими же не видящими, но что странно: не пустыми, как обычно у слепых. Нет, они живо выражали эмоции. Интересно, знал он, что теперь его можно читать по глазам? Наверное, нет, иначе уже нацепил бы свою ледяную маску. Ледяной мальчик… Нет, он уже не был мальчиком. Молодой мужчина, слишком много переживший за еще слишком короткую жизнь. Слишком рано повзрослевший, как и они все. Все — слишком...

— То есть ты прибыла сюда в качестве моей сиделки?

— Да.

Странный звук, что она делает?

Гермиона рассматривала лицо Малфоя, подмечая, как он осунулся и похудел, тени под глазами стали как будто еще темнее. Она никак не могла согреться и потирала плечи, наклоняясь ближе к камину.

— Что ты делаешь? — он нахмурился, не понимая этого звука.

— Прости, просто я замерзла и…

Драко щелкнул пальцами, и появился домовик.

— Принеси нам чаю и плед, леди замерзла, — приказал Драко.

— Не надо, — начала Гермиона, но домовик уже исчез. — Я бы справилась, зачем его утруждать? Наверняка ему хватает работы в таком большом доме.

Драко закатил глаза. Ну конечно! Это же Грейнджер с ее вечной заботой о домовиках. Он вздохнул, но решил, что может объяснить. Попробовать объяснить.

— Он не один тут. И вообще-то им нравится заботиться, это у них природой заложено.

Появился домовик с теплым пледом. Гермиона благодарно укуталась в него, потерлась щекой о мягкую ткань — она пахла совсем не по-Малфоевски, цветами и солнцем. А вовсе не снежными вершинами, как можно было предположить, глядя на хозяина. Присмотревшись, она поняла, что этот домовик выглядел совсем не так, как несчастный Добби, когда служил в этом доме. Этот был одет в чистую голубую наволочку и выглядел вполне довольным собой и жизнью.

Чуть позже принесли чай. Она уже согрелась и потому, поблагодарив домовика, принялась разливать чай сама. Потом осторожно взяла из рук Малфоя бокал и вложила в его ладонь чашку с горячим чаем. Его пальцы были теплыми и слегка вздрогнули от ее прикосновения.

— Мне кажется, еще рановато для таких крепких напитков, — тихо сказала она, каждый миг ожидая, что ему вот сейчас надоест играть в доброго хозяина, и он пошлет ее куда подальше или обзовет, как обычно.

У нее были теплые и мягкие пальчики, и он вдруг вспомнил Больничное крыло.

— Это ты была сиделкой возле меня, тогда, в школе? После битвы?

Голос звучал подозрительно. Он даже подался вперед, ожидая ответа.

— Я, — растерянно ответила Гермиона. Она уже и забыла про это.

— А почему не призналась тогда?

Снова осторожный вздох. Вот как ему сказать, что не хотела нарываться на все его грубости? Что и сейчас бы не призналась, если бы не понимала, что все равно он узнает ее по голосу. Хотя, надо отдать ему должное — до сих пор ни одного резкого слова, даже не верится.

— Тебе нельзя было нервничать, и я…

Он вдруг рассмеялся, горько так, понимающе.

— Ага, мне нельзя было нервничать. Потому что, если бы я понял, что это ты, то наговорил бы тебе… гадостей… по самое… наверное, прогнал бы…

— Ну… да. И поэтому тоже.

В ее голосе послышался привычный вызов. Она всегда так реагировала на его язвительные реплики — с вызовом.

Он поставил чашку с чаем на столик у кресла и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Вдруг представил, как это выглядело с ее стороны. Она сидит у постели раненого. Пусть врага, но раненого, а значит, это ее работа и ее надо выполнять хорошо, потому что Грейнджер всегда выполняет задания только на отлично. А этот раненый — говнюк, который доставал ее с первого курса и которому вовсе не хочется помогать, а хочется придавить подушкой, чтобы больше он уже не смог ничего ей вякнуть. Но, с другой стороны, он вроде хоть и враг, но помог ее другу. А значит, придушить не получится. Придется помогать. И она честно помогает. Вот, даже сюда приехала помочь.

Драко усмехнулся. Да, столько противоречий. Но ведь тогда в ее голосе он не чувствовал скрытой горечи или неприязни. Они говорила с ним спокойно. И сейчас…

— Так значит, тебя прислали ко мне сиделкой?

Она вздрогнула, так резко прозвучал его вопрос, так резко он сменил тему.

— Эм, ты в курсе, что уже второй раз спрашиваешь меня об этом?

— Серьезно? — побольше язвительности в голос, Драко.

— Да. Но если ты не хочешь, чтобы я…

— Отчего же?

— Ну, я подумала, что ты ведь не хочешь принимать от меня помощь, ты ясно дал это понять в нашу последнюю встречу. И ты можешь обратиться в газету и найти кого-то другого…

«Ага, другого, типа тех, кто уже сбегал отсюда».

— Ну, то ведь была просто помощь, а это будет работа. Я буду платить тебе, Грейнджер, ведь так?

Ему показалось, или она обиделась?

Гермиона задохнулась от его слов. Снова он сделал это. Снова он сказал правду, но так, что это звучало оскорблением. Она постаралась взять себя в руки. Хорошо, что он не видит, как вспыхнули ее щеки.

— Да, Малфой. Это моя работа и ничего больше. Так что, если тебя устраивает моя кандидатура, нам следует обговорить детали, и я напишу мисс Мунк, что остаюсь.

— А тебя, значит, моя кандидатура устраивает? Не боишься?

— Чего мне бояться?

— Ну, мы тут одни… вдруг я с ума сошел за это время и бываю буйным? А еще я грублю, ты же знаешь. И могу швыряться стаканами, когда напиваюсь, и даже некоторыми заклинаниями. И вообще не контролировать себя…

— Не смеши меня, Малфой. Ты не можешь сойти с ума, потому что…

— Потому что у меня его нет? Ты это хотела сказать? — он вопросительно приподнял бровь и снова откинулся на спинку кресла.

— Эм… нет. Хотя это было соблазнительно. Я хотела сказать, что по твоему виду не скажешь, что ты способен сойти с ума. Может, ты слишком горд для этого?

«О, знала бы ты, какие сумасшедшие мысли порой приходят ко мне в голову, Грейнджер».

— И потом, у меня есть палочка и я всегда могу превратить тебя в… хорька! Так что да, меня твоя кандидатура вполне устраивает! — «Ну, вот и зачем ты ввязываешься в это? Ты же так хотела в школу!».

— Даже так? Отлично, — он почему-то даже не обиделся на хорька. — Значит, мы договорились. Ты работаешь на меня, а значит, должна выполнять кое-какие правила. Твоя работа заключается в том, чтобы находится здесь для успокоения моих друзей, а еще иногда я прошу, чтобы мне почитали книгу. Сама понимаешь, мне теперь несколько сложно читать самому. Еще я иногда могу захотеть поговорить. За обедом там или вечером. Но если у меня нет настроения, то ты не лезешь ко мне. Никогда. Ни под каким предлогом. Это для твоего же блага. Ты ездишь верхом?

Вопрос был неожиданным.

— Ну... Я каталась когда-то на лошадках в деревне, еще маленькой. И еще мы летали на фестралах, но это не было удовольствием. Так что я не знаю, стоит ли…

— Ладно, это мы проверим после. Ну так что? Условия принимаются?

— Вполне. А сейчас могу я пройти в свою комнату?

— Конечно, Грейнджер.

Он снова щелкнул пальцами. Появился домовик, и Малфой отправил его провести Гермиону в ее комнату, а заодно немного показать дом, самые необходимые комнаты и рассказать про распорядок — когда там завтраки, обеды и все такое. Когда домовик и Гермиона ушли, Драко задумался и сам не заметил, как на лице появилась довольная ухмылка. Нет, эту сиделку он не выгонит. С Грейнджер он не соскучится, это точно.