Когда смотришь сердцем (гет)

Он очнулся от прохладных прикосновений к своему лицу. Кто-то обтирал его губкой, аккуратно, стараясь не причинить лишнего беспокойства ссадинам и царапинам на лбу и шее. В воздухе пахло травами и настойками, и он догадался, что находится в Больничном крыле. Медленно, очень медленно вернулось понимание того, почему он находится здесь, а не в подземельях родного Слизерина или вообще не дома. Гул в голове мешал сосредоточиться, мешал вспомнить подробности. Он смутно помнил, как Темный лорд напал на Хогвартс. Помнил, как все старшие курсы, исключая разве что Слизерин, бросились на защиту замка. Слизеринцы просто ушли через единственный оставшийся открытым потайной проход и, наверное, вернулись домой. Как они это сделали, он не знал. Возможно, их встретили там Пожиратели смерти, а может, они просто трансгрессировали по домам, забрав с собой младших или даже бросив их там, в Хогсмиде. Он и сам хотел уйти вместе со своими однокурсниками, вернуться к родителям. Но тогда нужно было бы примкнуть к рядам темной армии Волдеморта. А это было для него слишком. Уже давно он понял, что не хочет становиться Пожирателем смерти, не хочет подчиняться Темному лорду и своему отцу, который так гордился тем, что его сын примкнул к рядам его любимого Повелителя. Его отец... Всегда такой холодный и гордый. Драко любил своего отца, гордился им и… боялся. Он всегда хотел быть похожим на него, но почему? Зачем хотеть быть похожим на кого-то, пусть даже это твой отец? Ведь Драко и сам был личностью вполне самодостаточной, со своими предпочтениями в том, что ему нравится или не нравится. Но привычка снова взяля свое, и он согласился на Метку, согласился стать Пожирателем смерти по требованию отца. Тогда у него не хватило смелости сказать «нет». Но позже, уже в школе, он стал понемногу задумываться над причинами своих поступков и понял, что это было не его желание, он не хотел всего этого. Это была одна из причин, почему он остался в замке, окруженном со всех сторон Пожирателями смерти.

А другой причиной было то, что Гарри Поттер, ненавистный с самого первого курса, презираемый Драко до тошноты, спас ему жизнь. Это было невыносимо, непонятно. Разве может обычный парень рискнуть не только своей жизнью, но и жизнью своих самых близких друзей, только ради того, чтобы спасти врага? А ведь они действительно считали друг друга врагами все эти годы в школе. И тем не менее, он вытащил его и Блейза из того ада, который устроил идиот Кребб, вызвав «Адское пламя». Вернулся в самое пекло и вытащил. Потому что, если бы он не повернул, Уизли ни за что не рискнул бы вернуться сам, ему бы и в голову не пришло спасать их. Но этот Святой Поттер…

Как только они вывалились из Выручай-комнаты, Драко убежал и спрятался в подвале. Слишком много всего случилось сразу, и надо было переварить хоть часть событий, чтобы решить, как поступать дальше. Да и неплохо было бы раздобыть где-то палочку, ведь его собственная сгорела в Выручай-комнате, выбитая из рук заклятием Грейнджер…

Заполучить палочку оказалось намного проще, чем он себе представлял. Хотя это тоже как сказать. Драко брел среди развалин обвалившегося коридора, ведущего к подвалам, и наткнулся на мертвое тело. Это был кто-то из защитников замка. Совсем молодой, незнакомый ему волшебник. В него, видимо, попало смертельное заклинание, и он выглядел крепко спящим. Его палочка валялась рядом с откинутой в сторону рукой. И Драко просто подобрал ее, ведь волшебнику она уже точно не пригодилась бы. К сожалению. Да, он сам удивился, когда поймал себя на мысли, что ему жаль этого молодого мужчину. Жалость, сожаление — странное, незнакомое чувство. Но он отмахнулся от этого, решив, что подумает над этим после, если выживет. Усмехнувшись своим «веселым» мыслям, он быстро опробовал палочку несколькими простыми заклинаниями и убедился, что она работает, слушается. Это принесло облегчение и добавило немного уверенности. Стало не так страшно. Отойдя подальше от мертвого волшебника, он забрел в темный угол и сел на пол. Надо было сосредоточиться, собраться с мыслями, чтобы решить, что делать дальше.

Немного подумав, Драко решил узнать, что сейчас происходит вокруг замка. Где Темный лорд, кто побеждает — ведь сражение в самом разгаре, его звуки слышны и отсюда. И Драко побежал к главному входу. Чем выше он поднимался, тем слышнее были звуки битвы, но вскоре эти звуки стали меняться. Доносились хлопки трансгрессии, ближе к Большому залу слышался плач. Постепенно звуки сражения совсем затихли, и Драко стало жутко. Неужели Темный лорд победил, и все кончено? Почему в этой жуткой тишине слышны только плач и стоны? А потом он услышал с улицы голос Темного лорда, усиленный магией, и от этого голоса мурашки поползли по коже и волосы зашевелились на затылке. «Гарри Поттер мертв!» — кричал Темный лорд. И Драко сам удивился, что весть о смерти его врага не принесла ему радости, а наоборот, повергла в панику и ужас. Он только сейчас понял, что на самом деле, как и большинство волшебников, верил, что Гарри — Избранный, и, в конце концов, он спасет этот мир от всепоглощающего зла — Темного лорда. И теперь эта надежда разбилась на тысячи мелких осколков…

Драко медленно побрел во двор, понимая, что сейчас придется либо умереть, либо встать на сторону Волдеморта, а это значит: всю жизнь жить в страхе, всю жизнь прислуживать этого самовлюбленному убийце. Разве такое существование можно назвать жизнью? Он видел, как его отец, такой гордый и могущественный с другими, пресмыкался перед Темным лордом от страха, дрожал и старался не попадаться тому на глаза без надобности. И он не хотел становиться таким же. А значит, выбор остается один. Только жаль маму.

И когда он вышел во двор и увидел их всех — маму и отца, стоящих в рядах Темной армии рядом с его тетей Беллатрисой, тело Гарри Поттера на руках у рыдающего лесничего Хагрида, оставшихся в живых защитников замка, небольшой кучкой столпившихся на ступенях, и Невилла Лонгботтома, стоящего между ними и Темным лордом с мечом Гриффиндора в руках — он уже знал, какой выбор сделает. Темный лорд еще что-то говорил, но до Драко плохо доходил смысл сказанного. Он смотрел на маму. Какая она бледная, просто серая, как тяжело ей будет пережить потерю единственного, любимого сына. Ее глаза перебегали от одного защитника замка к другому, в них была паника, ужас, и вдруг она увидела его. Как сразу изменилась ее лицо, сколько облегчения и радости появилось в ее глазах. Она что-то быстро зашептала мужу, и он тоже нашел глазами Драко. И махнул ему рукой, предлагая присоединится к ним. Вот он — момент истины. Момент выбора между жизнью и смертью. А вернее, между рабством и свободой. И Драко уже собрался сказать отцу «нет», но тут вмешалась мама. Краем глаза он заметил, что она что-то пытается ему показать. Он присмотрелся и увидел, что у нее в руке две палочки. Он не очень удивился, ведь шел бой, и она вполне могла получить эту палочку во время сражения, хоть и предпочитала оставаться в тени и не воевать. Но ведь Темный лорд мог и заставить. И он пожал плечами, показывая ей, что не понимает. И тогда он почувствовал, как она касается его сознания… Умение закрывать свое сознание — этому учились почти все Пожиратели смерти. Но умение открывать его, менять его — было доступно немногим. Снейп учил его этой магии, потому что знал: Темный лорд любит ковыряться в мозгах не только своих врагов, но и союзников. И Снейп научил его не только прятать свои мысли и воспоминания, но и заменять их другими, выдуманными. И у Драко неплохо получалось. Как и у его матери. Но сейчас она явно пыталась понять его и что-то объяснить сама. И он открыл для нее свои воспоминания, показывая все, что произошло с того момента, как на замок напали, как Поттер спас его, как он бродил в подземелье и как принял решение, которое было страшным для нее. Она даже отшатнулась на мгновенье, но тут же взяла себя в руки и стала открывать ему свои воспоминания. Она показала ему, как Поттер пришел в Запретный лес и сам подставился под смертельное заклятье. Как он и Темный лорд упали на землю, но Темный лорд быстро пришел в себя, а Гарри Поттер все лежал и не двигался. И как Волдеморт приказал ей проверить, умер ли Поттер. Она подошла к неподвижно лежавшему парню, присела перед ним и вдруг поняла, что он жив, а значит, у нее есть надежда… И тихо, одними губами, она спросила его, в замке ли Драко. И Поттер в ответ едва заметно кивнул. Тогда она взяла палочку Избранного и повернулась к Темному лорду, воскликнув, что он мертв… И теперь она показывает Драко палочку Поттера и говорит, что еще не все закончено и не все потеряно…

Волдеморт все это время что-то говорил, призывал присоединиться к нему, вещал, что война заведомо проиграна и все, кто примкнут к его армии, будут жить. А Драко смотрел на Поттера на руках у лесничего, и в голове у него рождался план, который давал возможность выжить, но не становиться рабом. И как только Темный лорд еще раз повторил, чтобы все, кто пожелает, примкнули к нему, он вышел вперед. Он спиной чувствовал, как прожигали его спину взгляды защитников замка. Конечно, он же предатель! Ничего другого от него и не ожидали — он слизеринец, его отец Пожиратель смерти, он сам с меткой на руке — где ж ему еще быть, если не с Темной армией? Но ему было наплевать. Сейчас ему было на все наплевать, потому что еще пять минут назад он собирался умереть ни за что, а теперь у него был шанс помочь уничтожить этого убийцу, избавиться от его влияния на свою семью, и он сделает это, даже если ему придется пройти через строй этих взглядов, а не просто почувствовать их спиной. Он подошел к матери, и она сразу отвела его за спину отца, незаметно передав палочку Избранного. И в этот момент все разом пришло в движение — что-то закричал Лонгботтом, Поттер вывернулся из рук лесничего и вскочил на ноги, защитники закричали от радости… Волдеморт в ужасе смотрел на воскресшего из мертвых, и Драко воспользовался этим его секундным замешательством и бегом бросился к тому месту, где стоял Поттер, зовя его и кидая ему на бегу палочку. Темный лорд был в шоке от происходящего — мало того, что его враг, тело которого он с таким превосходством только что продемонстрировал защитникам замка, оказался жив, так еще и сын его слуги, Пожиратель смерти Драко Малфой, помог тому получить его палочку. В ярости волдеморт стал метать все самые ужасные смертельные заклятья в Поттера, который бежал к замку, битва возобновилась с новой силой, но среди Пожирателей началась паника, и многие стали трансгрессировать из замка. Они бежали, бросив своего повелителя, а Беллатриса визжала, что все они предатели и трусы. Драко нашел взглядом своих родителей — его мать и отец потихоньку отступали от общего сражения и продвигались в сторону выхода со двора замка, оглядываясь и ища в толпе сына. Он уже хотел догнать их, но тут к ним повернулась Беллатриса и, увидев их отступление, взвыла от негодования и швырнула в них смертельным заклятием. Драко видел, как сильный зеленый луч летит прямо в его родителей, обернувшихся в поисках сына и уже не успевающих защититься. Как он впивается в них обоих, на секунду они замирают и замертво падают на землю рядом друг с другом.

Драко закричал. Он не понимал, что он кричит, не видел, что происходит вокруг. Его душа только что разорвалась на части, когда единственные в мире люди, которые любили его и которых любил он, упали мертвыми на землю. И причина этого — его родная тетка, сейчас дико хохотала, глядя на него и направляя на него свою палочку. Ярость затопила сознание. И совершенно не отдавая себе отчета в том что делает, он направил всю эту ярость, всю свою боль в эту Пожирательницу смерти, не способную ни на жалость, ни на любовь, убивавшую и пытавшую других с какой-то дикой радостью, даже если это были ее родственники… Беллатриса Лестрейндж, его родная тетя, родная сестра его матери, еще даже не до конца подняла свою палочку, когда ей в грудь ударило настолько мощное смертельное заклятье, что оно не просто убило ее, оно отбросило ее на несколько метров и впечатало в уцелевший кусок стены замка...

Сильная боль, вызванная последними воспоминаниями, как ножом резанула грудь Драко. Слишком тяжело было вспоминать потерю родителей, слишком сильными были эмоции. Он почувствовал, как все сильнее стала кружиться голова, и снова отключился.

Второй раз он очнулся ночью. Он понял это по тишине и неровному дыханию раненых за ширмой. Сколько их там? Драко не знал. Но понимал, что должно быть достаточно, ведь бой был долгим и яростным. И еще он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как бой закончился. И кто еще остался лежать там, в развалинах замка и на подступах к нему. Однако он был почти уверен, что Волдеморт потерпел поражение. Иначе вряд ли бы ему позволили валяться на больничной койке. Нет, его бы пытали и мучили, ведь он осмелился идти против воли Темного лорда и помогать самому Гарри Поттеру! Зачем он это сделал? Драко и сам не мог с точностью ответить на этот вопрос. Может, потому, что Поттер спас ему жизнь? Или потому, что верил в то, что только Избранному суждено победить Волдеморта? Он не знал точно, но помнил, что это было осознанное решение, принятое им, а значит и нести за него ответственность ему придется.

Драко попробовал приоткрыть глаза. Странно, но что-то мешало, что-то давило на веки, и он попытался сдвинуть это рукой. Однако тут же ощутил на себе чьи-то теплые пальцы, не дававшие ему поднять руку.

— Не надо, — услышал он тихий шепот. — Там повязка и компресс с настойкой, ее нельзя снимать. Сейчас я позову мадам Помфри, и она все объяснит. Только пообещай не трогать повязку.

Драко коротко кивнул и услышал тихий шелест удаляющихся шагов. Он все же протянул руку и коснулся ткани на глазах. Это действительно была повязка, но зачем? Драко не помнил, чтобы его ранило, и глаза не болели. Болела голова, но это же совсем другое дело…

— Вы очнулись, мистер Малфой, — тихо сказала подошедшая мадам Помфри. — Это замечательно. Можете говорить?

Драко попробовать что-то сказать, но в горле пересохло, и он только прохрипел что-то неразборчивое. Мадам Помфри попросила кого-то рядом принести теплую ромашковую настойку. Как только настойку принесли, она поднесла чашку к губам Драко и легонько приподняла его голову.

— Выпейте это, мистер Малфой, вам сразу станет полегче. Я не вижу на вашем теле никаких глубоких ран, но мы еще не знаем, что послужило причиной столь глубокого обморока, так что до утра вам лучше поспать здесь. А там посмотрим…

— Что у меня с глазами? — все еще хрипло спросил он. — Почему повязка? Они не болят…

— Пока мы еще не уверены, но похоже, вы попали под отрикошетившее смертельное заклятие. Полной силы оно уже не имело, но кое-какие последствия все же есть. Однако все это мы обсудим утром, а сейчас вам надо поспать.

Драко чувствовал, как его сознание снова ускользает, однако на этот раз это был не обморок. «Наверное, в отваре было что-то снотворное» — успел он подумать и провалился в сон.

Он падал и падал, проваливался в пропасть без дна. Падал медленно, но это не было ощущением полета или скольжения. Это было именно падением, и он понимал, что когда долетит до дна, то разобьется. Но пока дна не было видно и это даже стало напрягать, хотелось скорее покончить с этой темнотой и неизвестностью, пусть даже в конце ждали боль и смерть. Смерть? Но ведь он выжил в этой войне! Они должны были победить Темного лорда, и он сам даже немного способствовал этому… Драко резко проснулся, так и не долетев во сне до конца пропасти, и был рад этому. Дыхание его было сбивчивым, лоб покрывал холодный пот. Он скомкал покрывало, под которым лежал, и хотел уже утереть им лицо, но его снова остановили мягкие руки, придержав за кисти. А потом он опять почувствовал, как его лицо обтирают прохладной губкой. Стало намного легче, но его мучил вопрос, и он не мог не спросить.

— Война?..

— Война окончена. Темный лорд мертв, Гарри убил его. Теперь все хорошо, не надо волноваться, — очень тихо, шепотом сказал тот, кто сидел рядом с его постелью.

Когда человек говорит шепотом, его голос практически невозможно узнать, но уже то, как этот человек назвал Поттера, давало понять, что они друзья. Друзья… Драко задумался. Он видел, как сражались рядом друзья с Гриффиндора. Видел, как Отряд Дамблдора отбивал атаку за атакой, как они прикрывали друг друга. Интересно, смогли бы слизеринцы быть так же едины? А были ли они все друзьями? Были ли друзья у него самого? Кого он может назвать своим другом? Гойла и Кребба, которые таскались за ним всюду и выполняли его команды с первого курса? Нет, это не дружба, они просто знали, что им нужно быть с ним, и все. Так говорили взрослые. Да и им самим нравилось запугивать и бить мелочь, которая попадалась им под ноги, всяких там грязнокровок с других факультетов… Так что разве что Блейз. В последнее время они часто и подолгу разговаривали. Обо всем. И Драко даже казалось, что Блейз не разделяет взглядов своей семьи на магглов, полукровок, грязнокровок, не считает их ниже себя, чистокровного волшебника. Ему нравились девушки с других факультетов, и он не заморачивался чистотой их крови, когда целовался за колоннами в замке. Драко улыбнулся. Как давно это было — первые поцелуи, первые тихие постанывания от еще непонятных желаний. Они давно уже не дети. Они прошли войну. И он даже не знает, остался ли Блейз в живых. Драко мог только надеяться, что Забини ушел вместе с другими слизеринцами через тайный ход и отправился домой.

— Который час? — тихо спросил он у сиделки. — Сейчас светло или еще ночь?

— Сейчас раннее утро, солнце только встало. Но скоро придет мадам Помфри и осмотрит тебя, Малфой, — все еще шепотом ответила та. Все профессора и мадам Помфри называли учеников по фамилии, добавляя к ней "мистер" или "мисс", а сиделка обращалась к нему просто по фамилии. Значит, это кто-то из студентов?

— Кто ты? — не выдержав, спросил он тихо.

— Сиделка, — ответил все тот же шепот.

— Но у тебя же есть имя. Я тебя знаю?

— Мы виделись.

— Где?

— Здесь, конечно. Я студентка.

— Со Слизерина?

Собеседница сделала паузу, снова обтерев ему лицо, которое почему-то горело, как при высокой температуре.

— Нет, никого из слизеринцев не осталось в замке, — наконец ответила она.

— А с какого?

— Ну, какое это имеет значение? Я просто помогаю мадам Помфри. Раненых много, а помощников мало. После боя тут осталось совсем мало людей, — в шепоте явно звучала грусть. Драко вдруг подумал, что это действительно не имеет значения, что сейчас важнее другие ответы.

— Много погибших? Кто-то из профессоров? Студентов?

— Много людей, слишком много, — она сделала паузу, справляясь с голосом. Как же тяжело говорить о потерях, которые еще так свежи. Всего сутки прошло, и она еще ни с кем не говорила об этом. Ей хотелось выплакаться, оплакать друзей, но нужно было помогать раненым, и она еще не выходила из Больничного крыла. Не виделась с друзьями, которые работали на восстановлении замка. Ей так хотелось быть с ними, но она понимала, что тут она принесет больше пользы. — Из Слизерина я не видела никого мертвым, — тихо сказала она, и у Драко отлегло от сердца. Надежда на то, что Блейз все-таки добрался до дома, окрепла. Но разговор о потерях всколыхнул в памяти образ погибших родителей, и у него сдавило горло от невыплаканных слез. Он попытался сглотнуть его, закашлялся. Она взяла его за руку и вложила в нее стакан с отваром трав. — Выпей. Станет легче. Тут успокоительное и обезболивающее. Не бойся, снотворного нет, — она приподняла его голову и помогла сделать несколько глотков. Он откинулся на подушки.

— Я не боюсь! Просто не хочется снова засыпать. Всякая дурь снится.

— Ну, понятно, Драко Малфой никого и ничего не боится, — в ее шепоте послышалась улыбка.

Он помолчал, а потом неожиданно сказал: — Это неправда. Я боялся, что Темный лорд победит, — и замолчал уже надолго…

Гермиона очень устала. Уже сутки после боя она не отходила от раненых в Больничном крыле полуразрушенного замка, который столько лет был ей вторым домом. Сейчас она, наконец, передала смену другим девушкам и хотела немного поспать. Усталость притупила восприятие, и боль пока чувствовалась где-то далеко, в уголках сознания, как будто ждала, когда можно будет захлестнуть душу в полную силу. Но пока Грейнджер удавалось не думать о всех тех ужасах, которые они пережили. Пока она механически занималась почти сутки тем, что подавала настойки и меняла повязки. И сейчас физическая усталость должна была дать возможность уснуть без сновидений и принести хоть немного отдыха. А завтра… Завтра они оплачут умерших, похоронят их с честью, и останется лишь светлая память о стольких дорогих ей людях. Но сейчас нельзя думать об этом, нельзя вспоминать.

Она никого не встретила, пока шла к себе в спальню. Сил хватило только на то, чтобы раздеться и упасть на постель. Гермиона провалилась в сон.

Мадам Помфри подошла к постели Драко. Он был бледен, и, хотя это был его обычный цвет лица, на этот раз бледность явно была неестественной. Что же это за заклятье такое угодило в юношу? Поппи не знала, чем помочь ему. Не знала, как сказать, что, возможно, он никогда больше не увидит света. Такие вещи всегда сложно говорить, особенно молодым, которым еще жить и жить, наслаждаться каждым мгновением этого мира, теперь свободного от зла. Она присела к его кровати.

— Доброе утро, мистер Малфой. Как себя чувствуете?

Драко вздохнул. Он сам толком не понимал, как он себя чувствует. Физически вроде бы ничего не беспокоит, если не считать эту надоевшую уже повязку на глазах. А внутри… Внутри он разбит на тысячу мелких осколков и только начинает пытаться собрать себя во что-то целое.

— Нормально, — тихо сказал он. — Когда с меня снимут повязку, и я смогу уйти отсюда?

Мадам Помфри вздохнула.

— Давайте-ка посмотрим, как там ваши глаза, мистер Малфой. Сейчас я уберу повязку.

Она аккуратно сняла бинты с его головы, промыла глаза, попросив полежать спокойно и не открывать их. Аккуратно высушила кожу и попросила:

— Пожалуйста, потихоньку попробуйте приоткрыть глаза. Очень осторожно!

Драко приоткрыл глаза. Ничего. Неужели ночь? Но ведь эта девушка, что была тут недавно, говорила, что уже утро, а значит, должен быть свет. Он открыл глаза пошире. Все равно ничего. Этого просто не может быть! Что происходит с ним?

— Я ничего не вижу, — напряженно сказал он. — Что это значит?

Мадам Помфри тяжело вздохнула. Она, конечно, почти не надеялась, но все же, все же…

— Мистер Малфой, — начала она. — В вас попала часть неизвестного мне заклинания. Я не знаю, как именно это произошло, но оно угодило вам в глаза, и я не знаю, чем вам помочь. Мы собираемся перевести вас в Мунго. Там более компетентные специалисты, они должны найти причину и помочь вам. А пока вы можете несколько дней пожить в комнате возле кабинета вашего декана, который, кстати, ждет, чтобы поговорить, как только вы будете в состоянии спуститься к нему.

Драко молчал. Внешне он выглядел почти спокойно, но в душе на него накатывали волны паники. Он ослеп. Как же такое случилось? Ведь там, на поле боя, после того, как он выпустил заклятье в Беллатрису, он просто потерял сознание? Или именно потому он и упал, что в него угодило то самое заклятие? Неужели она успела-таки выстрелить в него Авадой, и только то, что она не успела толком прицелиться, спасло его от смерти? И вот теперь он слепой, как крот, и зачем, спрашивается, ему нужна такая жизнь? Жизнь в постоянной тьме? О, нет!.. Мерлин, за что?!

Мадам Помфри заволновалась. Такая реакция была странной. Она думала, что он начнет кричать, возмущаться, обвинять ее в некомпетентности, устроит скандал. А Драко лежал так тихо, что почти перестал дышать.

 — Мистер Малфой? — тихо позвала она. — Вам плохо?

Глупый вопрос. Разве ему может быть хорошо после таких новостей? Он вздохнул.

— Так когда я могу уйти отсюда, чтобы поговорить с деканом?

— Прямо сейчас, если хотите. Я попрошу помощницу провести вас в его кабинет.

— Спасибо.

Мадам Помфри еще раз вздохнула и ушла за помощницей, и Драко остался наедине со своими мыслями. Поговорить с деканом. Да, наверное, это было необходимо. По крайней мере теперь он знает, что профессор Снейп жив, и сможет рассказать ему хоть какие-то новости.

Пришла помощница, судя по тяжелым шагам, это была не та молоденькая девушка, а взрослая медсестра. Он помогла ему подняться и повела его к выходу из Больничного крыла. Он шел и представлял себе, что это такая глупая странная игра: идти по коридору с закрытыми глазами. Он пытался представить, по каким именно коридорам они сейчас идут — ведь за семь лет он неплохо изучил этот замок. Но сейчас все было напрасно — замок полуразрушен, и они шли по уцелевшим коридорам, выбирая безопасный, а не самый короткий путь. Наконец они начали спускаться, и Драко понял, что подземелья уже близко. Подойдя к кабинету Снейпа, медсестра постучала, дождалась глухого «Войдите» и открыла дверь. Из кабинета потянуло сыростью и смесью зелий, видимо, во время сражения многие банки с зельями разбились и смешались. Теперь все это здорово воняло и выглядело, наверняка, неприглядно. Драко даже порадовался, что не видит последствий боя и того, во что превратился нынче замок. Он грустно усмехнулся: «Вот, уже нахожу плюсы в своем новом, кротовом, существовании». Медсестра подвела его к креслу, и он опустился в него, после чего она сразу ушла.

— Добрый день, Драко, — устало сказал знакомый голос профессора Снейпа. — Рад видеть вас живым и… — он запнулся, и Драко снова усмехнулся. Да, здоровым его можно было назвать с большой натяжкой. — Как вы? Нужна помощь?

— Добрый день, профессор. Я — нормально. Настолько, насколько это возможно в моем положении. Мадам Помфри сказала, что мне нужно будет отправиться в Мунго, и там мне, возможно, смогут помочь. Ваше мнение? Только честно!

Профессор вздохнул. Ему было жаль этого молодого аристократа, которого он знал с самого детства. Они с его отцом вместе учились и потом дружили, он занимался с Драко еще до того, как тот приехал в Хогвартс, и был деканом его факультета на протяжении семи лет. Он мог с уверенностью сказать, что они были почти друзьями, а не только профессором и студентом, и вот теперь ему предстояло открыть юноше страшную правду — он будет слепым всю оставшуюся жизнь.

— Видите ли, Драко, очень сложно давать преждевременные…

— Нет! Не нужно ходить вокруг да около, говорите прямо. Я прекрасно знаю, что для того, чтобы понять, что меня ждет, вам не нужны профессора из клиники святого Мунго. Так что просто скажите мне правду!

Снейп вздохнул. Конечно, так и нужно было поступить. Ведь перед ним сидел не изнеженный аристократичный мальчик, а бывший Пожиратель смерти, который пошел против воли самого Волдеморта, который переступил через свою гордость и ненависть и помог врагу, который убил свою родную тетку за то, что она убила его родителей. Драко понес тяжелую утрату и изменился, и все же говорить такое Снейпу было невыносимо тяжело. Но нужно было сказать.

— Драко, пообещайте мне одну вещь. Пообещайте, что вы будете все время помнить о том, чей вы сын, и не опуститесь до банального сведения счетов с жизнью. Прошу вас! Это удел слабых!

— Все ясно, — Драко как-то сразу сник, вжался в кресло и на миг снова стал тем маленьким мальчиком, который, бывало, прятался в большом кресле в гостиной своего родного поместья, переживая свои маленькие детские обиды. — Я так и думал. Не бойтесь, профессор, — он устало вздохнул, — я не буду прыгать с Астрономической башни или пытаться заморить себя голодом. А сварить качественный яд вы мне не поможете, не так ли? — он ухмыльнулся. — Давайте поговорим о чем-то другом. Расскажете мне, что тут случилось, как все закончилось и чего нам ждать?

Они говорили еще около часа. Профессор очень устал и еле держался на ногах, но не мог отослать Драко, не убедившись, что тот хоть немного пришел в себя. Снейп показал Драко его комнату, которая находилась в том же коридоре, что и этот кабинет, показал, что в ней и где находится, а потом рассказал, что поскольку людей катастрофически не хватает, то помогать Драко он попросил Добби и Винки, двух свободных эльфов-домовиков, тем более что Добби и так знал Драко с рождения. Драко не возражал. По сути, ему было все равно, кто будет тут находиться, но да, так даже лучше, все-таки люди напрягали его сильнее. Наконец, сославшись на то, что у него еще куча дел и он просто валится с ног, что Драко и так слышал по уставшему голосу, Снейп ушел, пообещав прислать к нему Добби.

Драко даже обрадовался, что наконец остался один. Он нашел кресло и опустился в него. Да… Давать профессору обещания не пытаться свести счеты с жизнью было легко и правильно, но на деле к нему все время возвращалась мысль, что жить в кромешной тьме не имеет смысла и, может, правда стоит просто закончить то, что начало то самое смертельное заклятие…

Гермиона проснулась поздно. На улице уже было темно. Она еще немного повалялась в постели, но, поняв, что заснуть уже не удастся, все-таки поднялась. Живоглот, ее огромный умный рыжий кот, недовольно рыкнул, когда его подвинули, но остался спать на кровати, а Гермиона поспешила в ванную. После всего пережитого ей только и удалось быстренько принять холодный душ, перед тем как бежать в Больничное крыло на помощь, и теперь она планировала понежиться в ванной как следует. Лежа в душистой пене, она думала о всех, кто сейчас находился в Больничном крыле. Многих уже отправили в госпиталь святого Мунго, но те, кто был ранен не очень сильно, оставались в замке. Все хотели поскорее поправиться и помогать отстраивать Хогвартс. Несмотря на утраты, все были полны веры в радостное будущее, все хотели поскорее зажить нормальной жизнью, восстановить разрушенные дома, чтобы ничто не напоминало о существовании этого маньяка-убийцы, Темного лорда. Сколько семей он уничтожил, скольких мучил, заставляя в страхе служить ему. Она подумала о семье Малфоев. Гермиона не знала, как относились к Темному лорду отец и мать Драко, но точно видела их страх. Определенно, они боялись его. Боялись до ужаса. Может, поэтому они и заставили сына принять метку? Гермиона вспомнила Драко в Больничном крыле. Он лежал такой беспомощный, такой одинокий. К другим раненым приходили родные, друзья, а к нему за все время заглянул только профессор Снейп, да и то — пока Драко спал. У них, наверное, тоже довольно теплые отношения, но все же… Весь факультет Слизерина ушел из замка, не осталось никого, кто бы мог прийти к Драко, рассказать новости. Как должно быть грустно: лежать совсем одному. В одиночку переживать боль от потери семьи. А тут еще и эта беда со зрением… За время дежурства она несколько раз говорила с Малфоем, но он ее не узнавал. Это и хорошо, наверное. Неизвестно, как бы он отреагировал, узнав, что это Гермиона сидит около него и помогает. Младший Малфой — впрочем, теперь уже единственный — был гордым и заносчивым аристократом, воспитанным в семье, не терпящей таких, как она, магглорожденных волшебников, грязнокровок. Он всегда относился к ней враждебно, с презрением. По сути — они были врагами. Вся их дружная троица — Гарри, Рон и она сама — с первого курса враждовала с Малфоем, а вот теперь она вспоминала его на больничной койке и жалела. Странное это чувство — жалость к врагу. Не та унизительная, когда он, поверженный и беспомощный, у твоих ног, а простая человеческая жалость к несчастному одинокому человеку. Но если он узнает о том, что она думает, он наверняка возненавидит ее еще больше. Так что лучше не давать ему повода. Как-нибудь он справится с этой ситуацией, в конце концов, профессор Снейп поможет ему адаптироваться в новой для него жизни, он наверняка скоро уедет в госпиталь святого Мунго, а оттуда к себе в имение, и они, возможно, никогда больше и не увидятся. Надо просто выбросить эти мысли из головы, тем более ей было о чем подумать еще.

Например, о Роне… Да, о Роне Уизли. Этот поцелуй в Тайной комнате… Они тогда все были напуганы, адреналин зашкаливал, так что их действия вряд ли можно считать адекватными. Но так думает она, привыкшая рассуждать и все расставлять по полочкам, а он? Определенно, им придется это обсудить. Потому что на самом деле этот поцелуй был чем-то неправильным, лишним в их дружбе. Он ведь ей как брат, и она ему должна быть как сестра, правильно? Правильно! Значит надо поскорее решить этот вопрос, не затягивая, по-взрослому. Гермиона грустно улыбнулась. Да, теперь уже все будет по-взрослому. Детство кончилось внезапно, и юности почти не было — им сразу пришлось становиться взрослыми.

Гермиона решила поскорее найти ребят, найти Рона и поговорить с ним, пока еще есть немного свободного времени, а еще очень хочется увидеть Гарри. Она ведь с ним тоже не говорила с последнего боя, только убедилась, что они с Роном не ранены, и побежала в Больничное крыло.

Ребят она нашла в Большом зале, на ужине. Гермиона до сих пор не задумывалась, когда она ела в последний раз, и живот предательски заурчал при виде накрытых столов. В зале сидели все, кто работал на строительстве замка, старшие студенты и профессора, все сидели вместе, никто из профессоров не занял свои места на возвышении, как раньше. Сейчас они были равны, они сражались бок о бок и так же вместе восстанавливали свой любимый Хогвартс. Гермиона разглядела между рядами рыжую голову Рона и направилась к нему.

— Привет! — она обняла его и сидящего рядом Гарри за плечи. — Как вы?

— Привет! — радостно отозвались они в один голос. — Пашем, как домовики! Тебе пора основать общество в защиту нас! — ребята подвинулись, пропуская ее на скамью и пододвигая к ней тарелки. Они выглядели уставшими, но вполне довольными жизнью.

— Думаю, физический труд идет вам на пользу, — улыбнулась Гермиона. — Как идет восстановление? Скоро можно будет начинать учебу?

— О-о-о, — простонал Рон, — тебе бы только учиться!

— Конечно! — возмутилась Гермиона. — Мы же не закончили школу! Не думаете же вы, что все так и останется?

Ребята переглянулись. Было видно, что они почти не задумывались над этим. Да и сейчас им явно было не до того. Ужасы войны и последней битвы уже отходили на задний план. Еще не оплаканы погибшие, не было похорон, но молодость все равно брала свое, и радостные события стирали из памяти печаль.

Когда они поели, Гермиона обратилась к Рону.

— Нам надо поговорить. Может, выйдем на улицу?

Гарри удивленно глянул на них, но сообразив, что Гермиона хочет побыть наедине с Роном, пробормотал что-то про дела в Больничном крыле и отошел. Гермиона удивленно взглянула на Рона.

— Зачем ему Больничное крыло? — спросила она. — Я думала, все наши друзья уже на ногах и помогают вам или уехали домой.

— Так и есть. Но у Гарри навязчивая идея поговорить с Малфоем насчет его поведения там, во дворе, перед последним боем. Ведь это Малфой кинул Гарри его палочку. Ее ему передала его мать. И Гарри хочет поблагодарить его. Сказать по правде, этот поступок довольно странный для Малфоя, ведь так? Хоть он в последнее время и вел себя вроде как не по-малфоевски, и в Выручай-комнате не кидался смертоносными заклятьями, но все же. Может, это он из-за того, что Гарри вытащил его из огня? Как думаешь?

Гермиона помолчала. Она помнила, с каким лицом вышел Малфой на ступеньки перед замком. Он выглядел как смертник, идущий на казнь. В нем была какая-то отрешенность, как будто он принял какое-то страшное для себя решение, как будто он уже умер. И вдруг все переменилось, и он кинулся помогать Гарри. Она тоже была в шоке от его поступка, но еще она успела увидеть то, что произошло потом: смерть его родителей и зеленый луч, ударивший в самого Малфоя.

— Я не знаю, — тихо сказала она. — Я видела его в Больничном крыле. Знаешь, он ведь ослеп, и это так страшно.

— Да-а-а… — как-то неуверенно протянул Рон. — Он, конечно, был гадом и все такое, но такого и врагу не пожелаешь. Я бы не смог так жить, проще спрыгнуть с Астрономической башни.

Гермиона стукнула его кулаком в плечо

— Не смей так говорить! Всегда есть выход! Живут же люди и слепыми, и глухими, и немыми… Это страшно, но если он вдруг… — она вдруг замолчала, представив, как Малфой вслепую, по стенке, пытается найти проход в Астрономическую башню, чудом держащуюся буквально на нескольких каменных глыбах… Ей захотелось прямо сейчас пойти и убедиться, что он до сих пор лежит на койке в Больничном крыле, но она постаралась загнать эти мысли подальше — все равно скоро идти на дежурство, там она и убедится, что с ним все хорошо. В конце концов, он же Малфой, он слишком гордый, чтобы просить о помощи, а сам он на башню ни за что не заберется. И она потянула Рона на улицу.

Они обошли двор, где Рон с гордостью показал ей восстановленные спальни Пуффендуя, стены нескольких кабинетов и мост. Да, работа действительно продвигалась быстро, всем хотелось поскорее увидеть свой любимый замок вновь целым.

Майский вечер был прохладным, но тихим. На небе было полно звезд, и дышалось легко и свободно. Они брели вдоль озера, наслаждаясь тишиной и покоем. Наконец Гермиона решилась.

— Рон, — начала она решительно, — я хотела поговорить о том поцелуе…

— Да!

— Что «да»? — удивленно спросила Гермиона.

— Да, это было неправильно. Гермиона! — он резко повернулся к ней лицом и остановился. — Я хочу попросить прощения. Я очень люблю тебя, но ты мне как сестра, и это было неправильно. Это как если бы я поцеловал Джинни! И если я… — его решительность вдруг пропала, и он стал запинаться. — Если ты… У нас все равно…

Гермиона облегченно рассмеялась и обняла его. — Как хорошо, что ты тоже это понял. Я так боялась причинить тебе боль, думала, придется объяснять тебе, что я не та девушка, с которой ты должен найти свое счастье и все такое, а ты сам все это понял. Мы семья, и мы всегда будем вместе. Я люблю тебя. И Гарри. Вы мне оба как братья.

Рон облегченно обнял ее в ответ и, не разжимая объятий, они побрели в сторону замка. На полпути они встретили Гарри, который искал их.

— О, ребята. Рад за вас, — начал он, но видя, как они хохочут в ответ, пронял, что попал впросак. — Вы разве не… — начал он, но Гермиона обняла его, потом взяла их обоих за руки и заявила: — Мы — семья. Вы мне — братья, и мы не будем ничего в этом менять.

— А! Тогда ладно, все равно рад. За нас, — улыбнулся Гарри. — Я, собственно, за тобой, Герми. Мадам Помфри просила тебя прийти пораньше. Одна из ее помощниц уехала домой, и она совсем сбилась с ног.

— Ой, я побежала! — Гермиона заторопилась. — Потом еще поговорим! — и она исчезла в темноте.

— Ты уверен? — спросил Рона Гарри.

— В чем? — удивился тот.

— В том, что ты именно так к ней относишься. Как к сестре.

— Уверен, на все сто. Когда мы поцеловались в Тайной комнате — это был чистый адреналин. А после боя, когда наступило время прийти в себя и подумать, я был просто в ужасе. Я так боялся, что она и правда меня любит и придется причинить ей боль, ведь не притворяться же мне. Да и попробуй с Гермионой притворись! — он усмехнулся.

— Тогда все нормально. Мне бы не хотелось, что бы в нашей троице были ссоры, — Гарри задумчиво смотрел на воду озера.

— Ты видел Малфоя? — тихо спросил Рон. — Говорил с ним?

— Нет. Его уже нет в Больничном крыле. Мадам Помфри сказала, что теперь Малфой живет в комнате, в подземельях, возле кабинета Снейпа, и скоро его переведут в Мунго, потому что тут ему уже никто не сможет помочь. Но мне показалось, что она не очень-то верит в то, что и там ему помогут, — Гарри закрыл ненадолго глаза. — Как же это должно быть жутко: ослепнуть.

— Наверняка, — сказал Рон. — Малфой, конечно, подлый и гнусный Пожиратель, но мне его все равно жаль.

Гермиона прибежала в Больничное крыло как раз к вечернему обходу и сразу включилась в процесс. Наскоро переодевшись в рабочую мантию, она принялась раздавать настойки и менять повязки. У нее было радостно на душе после разговора с Роном, и она что-то тихонько напевала себе под нос во время работы. Ее отличное настроение резко упало, когда она увидела, что на койке Малфоя никого нет. Гермиона даже испугалась вначале, вспомнив слова Рона об Астрономической башне, но потом решила не паниковать и просто спросить о нем у мадам Помфри. Как она и думала, ее испуг был преждевременным. Никто ниоткуда не прыгал, по крайней мере, пока. А Малфой просто выписался и перебрался к себе в комнату. Странно, но почему-то Гермиона почувствовала сожаление из-за того, что не увиделась с ним на дежурстве. Ей хотелось узнать, как он переживает свое новое состояние, смирился ли с неизбежным и не думает ли… не думает ли, как Рон. Но спрашивать это у мадам Помфри не было ни времени, ни желания, и Гермиона решила, что это не настолько важно для нее. В конце концов, если Гарри виделся с Малфоем, то можно спросить у него. Потом. Когда-нибудь. И она продолжила свою работу, стараясь больше не думать ни о Малфое, ни об Астрономической башне.

* * *

Гарри медленно шел по коридору, ведущему в подземелья. Стены тут оставались практически целыми, но все равно тут здорово трясло во время сражения и видны были вывороченные камни, упавшие рыцарские доспехи, оборванные гобелены. Тут еще не успели навести толком порядок, только расчистили проходы. Гарри пытался собраться с мыслями, чтобы поговорить с Малфоем, но в голове была каша, и в конце концов он решил, что будет действовать по обстоятельствам. Еще неизвестно, как поведет себя Малфой, когда поймет, кто к нему заявился. Гарри подошел к двери его комнаты и прислушался — тишина. Тогда он тихонько постучал. В комнате раздался шорох, потом послышалось бормотание, и вдруг дверь распахнулась. Гарри, не ожидавший такого резкого движения, отшатнулся.

— Кто здесь? — перед ним стоял Малфой. Он почти не изменился. Несколько ссадин на лбу и скуле, высоко поднятая голова. Заносчивый вид. Драко приподнял брови и повторил: — Кто здесь?

Гарри понял, что слишком долго разглядывает его, и заговорил:

— Здравствуй, Малфой. Я зашел…

— Поттер? — кажется, Малфой не особенно и удивился. — Что тебе надо? — довольно грубо спросил он.

— Я бы хотел поговорить, — сдерживая раздражение, сказал Гарри. — Пока ты не уехал.

Малфой ненадолго задумался, но потом тяжело вздохнул и отошел в сторону, держась за косяк двери.

— Ладно, входи.

Гарри прошел в небольшую комнату и остановился у стола. Хотя на улице был май месяц, но в подземелье было довольно прохладно. Малфой нащупал ручку и прикрыл дверь, а потом по стенке прошел до кресла и опустился в него.

— Присаживайся, Поттер. Чаю не предлагаю, сам понимаешь. Хотя могу позвать домовика, ко мне тут приставили…

— Спасибо, не нужно, — отказался Гарри. — Думаю, я ненадолго. Я только хотел узнать, как ты… ну, вообще? Я знаю, ты потерял родителей. Мне жаль.

— Да, Поттер. Теперь мы похожи, не правда ли? Мы оба потеряли родителей от смертоносного заклятья и оба не пощадили их убийц, — Малфой говорил это с вызовом, но все же в голосе слышалась сильная боль. — Но ты ведь не за этим сюда пришел, правда, Поттер? Выкладывай уже, что ты хотел, и проваливай, я устал.

Гарри тяжело вздохнул. Малфой остался все тем же Малфоем, тут ничего не поделаешь. Впрочем, Гарри и не ожидал особых перемен.

— Я хотел поблагодарить тебя. Если бы ты не кинул мне мою палочку…

— Благодарность принимается. Все?

— Нет. Еще я хотел спросить, зачем ты это сделал? Почему? Разве Пожирателю смерти не проще было бы, если бы победил Волдеморт?

— Пожирателю? — Малфой ухмыльнулся, но вышло как-то грустно. — Может и лучше, только видишь ли, хреновый из меня получился Пожиратель. Не понравилось мне пресмыкаться перед Темным лордом. Так что, если бы он победил — валяться бы мне где-то в подземельях этого замка или родного поместья. Вот и делай выводы, зачем да почему я хотел, чтобы ты убил Темного лорда и избавил меня и мою семью от его вечного давления. Как видишь, у меня все неплохо получилось. И хоть семье это уже не помогло, но я все еще жив!

Гарри удивленно смотрел на Малфоя. На какую-то долю секунды там, во дворе замка, он подумал, что в Малфое что-то изменилось. Но потом случилось сразу много событий, и некогда было думать о поступках и их мотивах, надо было сражаться и побеждать. Зато после боя, уже восстанавливая замок, он снова и снова возвращался мыслями к тому моменту, когда Малфой кинул ему его палочку, и пытался понять причину. А все, оказывается, вот как просто. Чистый эгоизм. В этом и есть весь Малфой — жить для себя, думать только о себе. Гарри почувствовал, что начал заводиться, и постарался успокоиться. Это уже не его дело. Какие бы мотивы ни были у этого парня, — Гарри благодарен ему за помощь, и хватит с него.

— Я понял тебя, — сказал Гарри, вставая. — Спасибо, что уделил мне время. Надеюсь, в больнице святого Мунго тебе помогут. — И он, не прощаясь, вышел за дверь и тихо прикрыл ее за собой.

Драко все так же сидел в кресле. Его потряхивало от злости, но он сам не понимал толком, на что или на кого он сейчас злится. Этот Поттер! Зачем Драко его «спасибо»? В принципе, он сказал правду. Если бы Поттер не победил Темного лорда, Драко валялся бы мертвым уже давно. А может, его бы отдали Сивому, как иногда любил развлекаться Повелитель. Или просто пытали бы «Круциатусом», пока он не стал бы таким, как родители Долгопупса. Так что ему в любом случае нужно было, чтобы Поттер спас мир и его самого. Так почему же его так взбесил приход Поттера? Наверное, это была уже просто привычная реакция организма на врага. Хотя какой он ему теперь враг? Ему надо быть благодарным гриффиндорцу за подвиг. И он даже был благодарен… глубоко в душе. Очень глубоко. Но что-то мешало прочувствовать эту благодарность, ощутить ее в полной мере. Наверное, старая вражда. Ничего, Поттеру поют дифирамбы всем миром, так что одной благодарностью больше, одной меньше… не убудет.

Драко раздраженно передернул плечами. Холодно. И откуда в подземельях сквозняки? Надо бы взять из вещей что-то теплое, но для этого надо встать и дойти до шкафа, а сейчас это тоже своего рода подвиг. Проще потерпеть. И Драко уселся поглубже в кресло, скрестив на груди руки и закутавшись в мантию.

Раздался тихий хлопок — значит, пришел домовик. Драко повернул на звук голову и устало спросил:

— Кто здесь?

— Это Добби, сэр, — раздался испуганный писк домовика. Он все еще боялся Драко, и не мудрено. Ведь он когда-то был домовиком Люциуса, а тот обращался с ним очень жестоко. Ну, а юный Малфой считал себя вправе поступать с домовиком не лучше отца. Драко испытал пусть не стыд, но явное сожаление о тех поступках — ведь теперь он здорово зависел от Добби, и было бы лучше относиться к тому дружелюбнее. До сих пор к нему приходила Винки, и ему не приходилось задумываться над всем этим, но теперь…

— Добби, подойди ко мне, пожалуйста, — в голосе Драко послышались непривычные для домовика нотки. Он просил? Добби удивился, но просьбу выполнил, хотя и явно держался не на расстоянии вытянутой руки, а чуток дальше.

— Сэр? — Добби уже знал от профессора Снейпа, что Малфой-младший ослеп и нуждается в помощи. — Вам принести ужин?

— Позже, Добби, сначала я бы хотел поговорить с тобой, — Драко усмехнулся. Это было непривычно — говорить с домовиком как с волшебником. — Ты уже, конечно, знаешь, что я не вижу. Ничего не вижу. И поэтому мне необходима помощь. Я бы не хотел, чтобы ты продолжал бояться меня. Поверь, я вырос и не собираюсь обижать тебя, как в детстве. И я прошу у тебя прощения за то, что раньше вел себя как… Вел себя неподобающе.

Добби вытаращил и так немаленькие глаза. Мистер Малфой извиняется? Это уже само по себе было чересчур. Добби видел, что тому было трудно произносить эти слова, но Малфой пересилил себя. Оставалось только надеяться, что перемены эти не временные, и Добби действительно не нужно его бояться.

— Добби, ты еще здесь? — Малфой не слышал хлопка трансгрессии, но Добби что-то слишком долго молчал.

— Да, сэр! — Добби решил, что все же стоит поверить в искренность таких слов. В любом случае его попросили помочь, и он согласился, так что ему придется помогать сыну своего бывшего господина. А если он вдруг снова начнет обижать Добби, — домовик пожалуется профессору Снейпу и попросит того заменить Добби другим домовиком. — Добби еще тут, сэр! Просто до сих пор с Добби так говорили только несколько волшебников, и это друзья Добби.

— У тебя есть друзья среди волшебников? И кто же? — Драко удивился. По сути, он ведь ничего не знал о Добби после того, как Поттер освободил его.

— Это великий волшебник Гарри Поттер, сэр, который победил самого Темного лорда и освободил Добби. А еще его друзья мистер Уизли и мисс Грейнджер, сэр. А еще мисс Лавгуд и…

— Я понял, все они друзья Поттера, конечно, — раздраженно проговорит Драко.

— Да, сэр. Они очень хорошие волшебники, добрые и…

— Понятно, понятно! Сейчас принеси мне поесть, пожалуй, — Драко, все еще раздраженный, передернул плечами. Кого еще мог считать друзьями домовик, если не Поттера, который освободил его и его друзей, особенно Грейнджер, которая вообще взялась освобождать всех домовиков даже тут, в замке, и даже основала какое-то глупое общество для этого? Погруженный в свои мысли, Драко не услышал, как ушел домовик, но вскоре почувствовал, что в комнате стало теплее, услышал треск дров. Значит, домовик затопил камин. Ну что ж, спасибо ему за это, а то так снова недолго оказаться в Больничном крыле, но уже с банальной простудой. Надо учиться обходиться без помощников. Не будет же он все время вызывать домовиков, когда ему нужна какая-то ерунда. Тем более, что предстоит возвращение в поместье Малфоев. Надо вступать в права, теперь он — единственный хозяин. И нужно узнать, что стало с телами родителей, организовать похороны… Эти мысли тяжким грузом лежали на душе, он чувствовал себя совершенно беспомощным, а это бесило. Он Малфой, а это значит, что он не должен паниковать, отчаиваться, плакать… впрочем, плакать он и не мог. Раньше ему внушали, что Малфои не плачут, что это удел слабых. Потому все случаи, когда он плакал уже в сознательном возрасте, он мог бы пересчитать на пальцах одной руки. Но теперь… Когда Драко думал о родителях, к горлу подкатывал комок и глаза жгло, но слез не было. Просто не было. Наверное, это тоже было действием того заклятья, что попало в него. Однако сейчас Драко бы отдал что угодно, лишь бы выплакаться, тем более что все равно никто не увидит и не узнает. Но слезные спазмы до боли сжимали горло, а глаза оставались сухими. Драко подумал, что теперь его отец может быть спокоен. Его сын никогда не будет плакать.

С тихим хлопком вернулся Добби, и Драко отвлекся от грустных мыслей.

— Добби, ты случайно не знаешь, как мне увидеть… — Драко грустно усмехнулся: какая злая ирония, привычные слова сами лезут на язык. — Как мне поговорить с профессором Снейпом? Он в замке?

— Добби не видел его, сэр, но Добби может посмотреть в кабинете профессора.

— Пожалуйста. Это срочно!

— Хорошо, сэр. Добби поищет его, а вы пока поужинайте, сэр. Помочь вам подойти к столу, сэр?

Драко тяжело вздохнул.

— Нет, Добби. Мне нужно самому учиться ориентироваться хотя бы в комнате. Я жду тебя с вестями о профессоре.

Раздался тихий хлопок, и Драко понял, что домовик ушел. Медленно поднявшись, Драко попытался вспомнить, что ему раньше говорила Винки: недалеко от двери стоит кресло, потом кровать в углу, потом стол. Всю мебель специально поставили у стен, чтобы ему проще было ориентироваться, и он решил попытаться пройти, держась за стенку. Надо попросить принести ему трость — в их поместье была шикарная коллекция тростей, отец очень любил их, а теперь они пригодятся Драко. Впрочем, ему все равно скоро перебираться туда, там и выберет что-нибудь поудобнее.

Драко добрался до стола без приключений и даже порадовался за себя, но тут же оказалось, что преждевременно. Надо было еще разобраться с блюдами, не положить еду мимо тарелки. Он попытался нащупать рукой хлеб и тут же что-то сбросил со стола. Послышался звон фарфора, осколки явно усыпали пол. Драко выругался и попытался исправить все это с помощью заклинаний, но не знал, получилось или нет. Тогда он аккуратно нащупал тарелку с первым попавшимся блюдом и стал его просто есть, не пытаясь узнать, что там еще притащил домовик. В следующий раз надо будет ему сказать, чтобы просто приносил всего понемногу на одной тарелке.

Кое-как поев, Драко попытался найти дверь в ванную комнату. В прошлый раз Винки водила его туда и помогла определиться с кранами, чтобы принять ванну. А сегодня он хотел все пробовать сам. Ему удалось-таки найти и дверь, и краны, он умылся и, уже вытирая лицо, услышал стук в дверь.

— Войдите! — крикнул он. Он помнил, что не запирал дверь за Поттером и надеялся, что не придется тащиться по стеночке еще и к двери. Послышался легкий скрип и шаги в комнате, а затем знакомый голос профессора Снейпа сказал:

— Вы же не в прятки звали меня поиграть, Драко?

Драко поспешил добраться до двери из ванной.

— Конечно нет, профессор, — Драко проигнорировал язвительный тон профессора, к которому привык с детства, — мне нужна помощь. Вы знаете, что стало с телами моих родителей?

Голос профессора стал тише.

— Знаю. Я лично переправил их в ваше поместье, и завтра должны быть похороны. Я собирался к вам зайти и сказать об этом как раз, когда встретил Добби и он сообщил мне, что вы просили меня о встрече.

— Значит завтра… Во сколько?

— В пять вечера. Почти никого не будет, из родственников мало кто остался. Андромеда будет на похоронах своей дочери и ее мужа, Беллы нет. А дальним родственникам я решил пока ничего не писать. Подумал — вам, может быть, не захочется встречать лишних людей. Завтра здесь тоже состоятся похороны защитников замка. Но если хотите — я могу сопровождать вас в поместье и помочь с организацией.

Драко задумался. Действительно, он ни с кем не хотел бы встречаться сейчас. Даже Снейп показался ему лишним там, но без него Драко вряд ли справится.

— И вы не хотите остаться тут? Присутствовать на похоронах тех, кто сражался с вами рядом, защищая Хогвартс?

— Я успел попрощаться с ними, когда мы убирали тела из развалин. Так что поверьте, это не причинит мне беспокойства, — холодно сказал Снейп.

Драко почувствовал стыд.

— Извините, профессор. Я буду очень признателен, если вы будете со мной в поместье. Когда мы отправимся?

— Думаю, завтра в полдень будет в самый раз, — голос профессора стал заметно мягче. — Драко, вам надо выспаться. Может, дать вам зелье? Как вы спите? Кошмары?

— Нет, спасибо, профессор. Прошлой ночью я пил зелье и спал без снов. Думаю, этой ночью оно мне не понадобится, в любом случае у меня еще остались запасы от мадам Помфри.

— Тогда хорошо. Однако если что-то произойдет — немедленно вызывайте домовика и посылайте за мной.

— Благодарю, профессор.

— До завтра, Драко.

Снейп ушел, и Драко добрел до двери и закрыл ее на ключ. Он стоял, прижавшись спиной к двери, и смотрел в темноту. Как же это страшно — понимать, что даже если ты сейчас достанешь палочку и наколдуешь свет — ты все равно ничего не увидишь. Никогда. Больше. Ничего. Не. Увидишь. НИКОГДА! Страшно… Драко тряхнул головой и вернулся к креслу. Профессор прав, надо выспаться, но как? В голове столько мыслей и все время приходится заталкивать приступы паники в самые потаенные уголки души, не давая ей брать верх. Однако он все сильнее чувствовал, как накатывают волны страха. Когда он вот так сидел в своей темноте, ему начинали слышаться странные шорохи, шепот куда-то звал его, и Драко все пытался узнать, кто это ему мерещится, но безуспешно, конечно. Он вспомнил ту девушку, сиделку, которая тоже говорила шепотом там, в Больничном крыле… Может, сходить туда и попросить, чтобы к нему приставили обычную сиделку? Просто, чтобы не оставаться одному. Нет, там же на самом деле нет сиделок, просто студентки помогали мадам Помфри, а просить помощи у соучениц Драко не станет ни за что! Пусть он ослеп, но он не будет терпеть чью-либо жалость к себе! Он справится сам! Должен справиться. Наверное, справится…

С тихим хлопком появился Добби. Охнул, увидев разбитую тарелку на полу, щелкнул пальцами, убирая остатки ужина.

 — Сэр, принести вам еще что-нибудь? Чай?

 — Спасибо, Добби, — Драко решил, что проще будет сразу лечь, чтобы не было соблазна потащиться в Больничное крыло, — помоги мне переодеться, и я лягу спать. Завтра тяжелый день.

Добби принес ему пижаму и, когда Драко улегся в постель, заботливо подоткнул ему одеяло, и тут же, словно сам испугавшись того, что сделал, исчез. И хорошо, иначе он очень испугался бы, услышав, как сначала тихо, а потом все громче завыл Драко. Так поправляла ему одеяло только мама, еще когда он был маленьким. А став постарше, он все сердился на нее за это, бурча, что он уже взрослый мужчина. А она просто улыбалась в ответ. О, дорого бы он сейчас заплатил за то, чтобы она могла хотя бы еще раз сделать это. Чувство тоски и одиночества захлестнули Драко. Он вцепился зубами в край одеяла, завывая в голос, колотя кулаком по подушке, зовя мать и отца, надеясь если не услышать, то хоть почувствовать прикосновение, пусть даже призрачное… Но в комнате было тихо, догорал камин, потрескивали поленья, и никого на свете не осталось возле Драко.

Один. Навсегда один в вечной темноте!

Гермиона ушла с дежурства перед рассветом, чтобы хоть немного поспать. Ее сменила студентка с Пуффендуя, тоже оставшаяся помогать мадам Помфри. Хорошо, что не все уехали домой. Хоть раненых и оставалось все меньше, все же мадам Помфри тяжело было одной справляться с работой. Гермиона наскоро приняла душ и легла, но сон не шел. Сегодня должны состояться похороны защитников замка. Тех, чьи тела не забрали родные для захоронения в семейных склепах. Тех, кто навеки останется в Хогвартсе, и после смерти охраняя его. Среди них были друзья и знакомые студенты, а еще Люпин и Тонкс. У них остался маленький сын.

«Совсем как Гарри, — подумала Гермиона, — совсем маленьким остался сиротой. Гарри должен стать хорошим крестным, он уже понимает, что такое ответственность. Да, повзрослеть им пришлось слишком рано, — мысли перескакивали с одной на другую. — Интересно, поговорил ли Гарри с Малфоем? — почему-то эта мысль не уходила, все время вертелась в голове. Что-то не так, что же ее беспокоит? Гермиона привыкла рассуждать логически и обычно не допускала хаоса в своей голове. Надо было разложить все по полочкам, как книжки в библиотеке, иначе она точно не уснет. — Итак, почему ее так интересует, виделся ли Гарри с Малфоем? Потому что этого хотел Гарри? Нет, не то. Хотел и поговорил или не поговорил — ее это не касалось. Тогда что? Если поговорил, то как повел себя Малфой? А как он себя может повести? Встретить Гарри с распростертыми объятьями? Да никогда! Скорее он пошлет Гарри куда подальше. Там, в палате, он вел себя вежливо, но это только потому, что не знал, что рядом с ним — она. Иначе точно наслушалась бы оскорблений. Хотя, он же, вроде, изменился, помог Гарри… Его странные поступки за последний год, нервное поведение, болезненный вид… Что-то происходило с ним. Никто из них не знал, что именно, да и не заморачивался, — слишком много было событий, которые были гораздо важнее поведения и внешнего вида Малфоя. Даже сейчас она что-то слишком долго думает о нем и не может понять — почему, — Гермиона вздохнула и свернулась калачиком, подтянув поближе к себе мурлыкающего кота. — Хватит, решила она. Надо поспать. Возможно, утром она увидит Гарри, поговорит с ним, и все встанет на свои места, любопытство будет удовлетворено, и в душе наступит долгожданный покой». С этими обнадеживающими мыслями она и заснула.

Утром, выходя из своей комнаты, она наткнулась на Луну, которая собиралась к ней постучать.

— Я за тобой, — сказала та. — У озера сейчас начнутся похороны тех из защитников, кого не забрали домой. Теперь у нас будет общая могила друзей, мы сможем приходить туда и беседовать с ними, а они увидят, как мы отстроим замок, разве это не прекрасно?

На глаза Гермионы навернулись слезы. Как сказала Луна? Общая могила друзей? Как страшно это звучит! Но Луна всегда видела вещи иначе, не как все. Он рано потеряла маму и потому не понаслышке знала, что такое горе. Эти ее слова — не легкомыслие, просто она другая.

Девушки прошли во двор. Над замком собрались такие низкие и темные тучи, что казалось, будто сейчас не утро, а поздний вечер, — так темно было во дворе замка. Гермиона сразу увидела профессоров, отдельной группой стоящих недалеко от огромного, еще не зажженного, погребального костра. Все тела погибших были завернуты в саваны и сложены на огромной поленнице, вокруг которой были уложены готовые факелы, чтобы каждый желающий мог участвовать в этом грустном таинстве прощания. Кругом стояли студенты, виднелись небольшие группки пуффендуйцев, гриффиндорцев и когтевранцев. Не было только зеленых мантий Слизерина. Впрочем, нет. Ища глазами Гарри и Рона, Гермиона вдруг наткнулась взглядом на одиноко стоящую фигуру немного поодаль, под раскидистым деревом. Слишком светлые волосы даже для блондина, зеленая мантия — Малфой стоял один, откинув голову к стволу дерева и как будто прислушиваясь к происходящему вокруг него. «Идиотка! — тут же одернула себя Гермиона. — Конечно, он прислушивается, он ведь ничего не видит, и некому объяснить ему, что происходит вокруг. Как бы ты вела себя на его месте?». Девушке захотелось подойти и помочь ему, но вспомнив, какая может быть реакция, она засомневалась. Может, стоит поискать кого-то другого? Попросить кого-нибудь из… а из кого? Слизеринцев тут нет, а просить кого-то из других факультетов это все равно, что отправить кого-то вместо себя нарываться на грубости. Это несправедливо. А значит, придется самой…

Гермиона тихонько обошла вокруг двора и подошла к тому дереву, возле которого стоял Малфой.

— Здравствуй, — ее голос слегка охрип от волнения, очень уж не хотелось услышать сейчас какую-то грубость или оскорбление.

Драко слегка вздрогнул — не ожидал услышать женский голос. Он ждал Снейпа, но понимал, что до полудня было еще далеко. Малфой сам не знал, зачем попросил домовика привести его сюда. Зачем ему надо было приходить на похороны этих людей? В голове до сих пор не укладывалось то, как он к ним относился. Зато как они относились к нему, он знал точно: слышал все эти шепотки за спиной, пока шел к этому дереву. Наверняка они возмущались его присутствием и наслаждались его беспомощностью! Потому и попросил отвести его подальше от людей, все равно он ничего не видел, а Снейп, при желании, найдет его сам. И вот кто-то все же решил присоединиться к нему. Интересно, кто? Слизеринцев нет в замке, так что…

— Ты кто? — Драко напрягся, ожидая чего-то недоброго — издевки, яда в голосе — чего угодно. Самое время отомстить ему за все те язвительные шуточки, что он позволял себе за время учебы по отношению ко всем, кто попадался на его пути.

— Ты не узнал меня? — голос немного грустный, но вполне дружелюбный и спокойный. — Тогда, может, и не нужно? Мне просто показалось, что тебе хочется узнать, что происходит вокруг, и я могла бы рассказать.

— Тебе показалось! — голос Драко был колючим. — Мне все равно, что там происходит. Обычные похороны, разве нет?

Гермиона возмутилась, но заставила себя сдержаться. Обычные похороны! Неужели ему так трудно просто быть человеком? Выйти из своего ледяного панциря, отпустить чувства, плакать и смеяться, просто жить. Чувствовать. Понимать.

— Я не думаю, что эти похороны обычные, — тихо сказала она. — Эти люди сражались и умерли за то, чтобы ты и я, и все мы, смогли жить дальше. Жить без постоянного страха. Быть счастливыми.

— О, не-е-ет! — почти простонал он, узнавая ее. — Это не может быть правдой! Грейнджер? Только ты можешь выдавать что-то о счастливой жизни на похоронах! Неужели ты думаешь, что я хотел такой жизни? Да лучше бы то заклятье убило меня, чем так жить!

Гермиона прикрыла рот рукой, поняв, что сама ляпнула не то. Конечно, ему сейчас только и слушать о счастливой жизни. Вот дура!

— Прости, я не это имела в виду, — поспешно сказала она. — Я просто правда хотела помочь. Разве не все равно, кто именно тебе помогает, если помощь необходима? И разве ее так трудно просто принять?

— Конечно не все равно, — он вскинул голову. — Принимать помощь от такой гр…

«Вот и все, — подумала она. — Сейчас он скажет это слово, и останется только уйти. Не ругаться же с ним теперь, это нечестно и глупо».

Но он вдруг замолчал, и слово будто застряло в горле — как рык. Потом он медленно выдохнул.

В это время профессора стали говорить прощальные слова и по очереди подносить палочки к факелам.

Она молча смотрела, почти не слыша, что говорят вокруг костра люди. Слезы потекли по ее щекам, мешая рассмотреть, кто еще подходит к факелам, кто еще говорит. Мелькнуло что-то рыжее, и краем сознания Гермиона поняла, что там Рон, а значит, рядом с ним Гарри, а вот платиновая голова Луны. Она должна быть рядом с ними, должна, но не может, просто не может себе представить, что подойдет и возьмет факел, и прикоснется волшебным огнем к костру, и навсегда попрощается со всеми этими людьми, что отдали жизнь за нее, за всех них. Ее уже трясло, и когда все, кто стоял вокруг костра, одновременно поднесли к нему факелы, и пламя, зарычав, взметнулось до небес, а те, кто стоял дальше, зажгли на краях своих волшебных палочек «Люмос», и они засверкали маленькими звездами в это пасмурное темное утро, она не выдержала и разрыдалась, сползая по стволу дерева, у которого они стояли, закрыв лицо руками и ничего не видя вокруг. Так не должно быть! Это несправедливо, когда хорошие молодые люди умирают! Это нечестно!

Все переживания накатили разом, нервы не выдержали и лопнули, как струны на скрипке у гения-скрипача. Она, казалось, падала в бездну и не видела конца этой истерике, не могла остановиться, где-то совсем на краю сознания понимая, что надо, надо, — иначе она просто сойдет с ума. И вдруг почувствовала, как кто-то осторожно теребит ее за плечо, потом берет за плечи и приподымает, ставит на ноги и что-то говорит, говорит, но она не понимает, что. Ее голова мотается из стороны в сторону, слезы душат, дышать почти невозможно. И тогда этот кто-то просто прижимает ее к себе и обнимает. Это, наверное, Гарри или Рон нашли ее и пытаются успокоить. Надо успокоиться. Надо. Очень надо. Вздохнуть. Выдохнуть. Снова вздохнуть. И снова выдохнуть. И снова… уже лучше, увереннее. Какой у Гарри странный одеколон. Как будто набор успокоительных трав. Странный. Но такой нужный — именно сейчас. Она уже почти затихла, слезы еще текли, но истерика прошла, она дышала гораздо спокойнее и почти могла рассуждать здраво.

— Ты всю мою мантию зальешь слезами или оставишь хоть немного сухого места? — Гермиона невольно отшатнулась, поняв, кто все это время придерживал ее и на чьем плече она рыдала минуту назад. На его лице отразилось замешательство и легкое удивление. Он явно не ожидал, что она так шарахнется от него и, кажется, сам был удивлен тем, что только что успокаивал ее. Но постарался как можно скорее взять себя в руки.

— Я так понял — там уже все закончилось? Наверное, скоро полдень?

Гермиона кивнула. Потом, сообразив, что он ее не видит, хрипло сказала:

— Да, закончилось.

Малфой крутил в руках палочку. Не его и не его матери — она помнила, что сама выбила ту палочку у него из рук в Выручай-комнате, и она там так и осталась.

— Чья она? — тихо спросила девушка.

— Одного из тех, кто только что сгорел в Хогвартском погребальном огне. Я нашел ее в коридорах подземелья возле тела одного из защитников. Тогда я решил, что ему она все равно не нужна, а мне очень даже может пригодиться. А теперь…

— Она не слушается? Потому что это не ты его?.. — напряженно спросила Гермиона.

— Нет, — он ухмыльнулся тому, что она подумала, будто он сожалеет об этом. — Она слушалась, просто теперь, когда я… такой… не представляю, как она может помочь мне, разве что с самыми простыми заклинаниями. Не выходит даже починить разбитую чашку.

— Ты привыкнешь! Научишься. — Гермиона начала лихорадочно вспоминать, читала ли она что-то о таких вот случаях — чтобы с палочкой обращались вслепую. — Надо потренироваться, я могла бы…

— Да, ничего в этом мире не меняется, даже война не изменила тебя. Ты все так же приходишь в восторг от нерешенных вопросов и используешь любую возможность, чтобы научиться чему-то новому? — в его голосе зазвучала сталь. — Будешь теперь выискивать способы освоить новые возможности? А я буду подопытным кроликом? Благодарю покорно! — он наигранно поклонился. Она в шоке смотрела на него. Всего секунду назад она разговаривала с человеком и вот — снова перед ней ледяное чудовище. Да как он вообще может быть таким? Таким злым? И думать о других так же?

— Я всего лишь хотела помочь, — холодно сказала она. — Хотя уверена, ты отлично справишься сам. Удачи! И да, полдень уже почти наступил.

Она развернулась и пошла прочь от него, возмущенная и злая. Как он мог так о ней подумать! Подопытный кролик? Тупой хорек! А она уже чуть было не предложила ему позаниматься вместе. ВМЕСТЕ?! С МАЛФОЕМ?! Да никогда!

Драко слушал ее удаляющиеся шаги и сам не понимал, зачем сказал ей это. Он совсем запутался. Раньше все было понятно — он слизеринец, они гриффиндорцы. Между их факультетами вечная борьба за первенство. Между ними — вражда. Она грязнокровка, он — чистокровный аристократ. Черное и белое. Никакие полутонов, все ясно и просто — чистое презрение. А потом? Когда случился тот переломный момент, и ему стало самому противно называть ее грязнокровкой? Когда ему пришла в голову мысль, что надо помочь Поттеру? Когда он впервые задумался, что, может быть, тот мир, который так отлично олицетворял собой его отец, был неправильным? Что надо жить не так? Что, если у тебя есть чувства и ты их не прячешь за маской ледяного панциря, то это не плохо? Он знал, что у Грейнджер есть родители, и они явно любят ее — видел как-то на станции, как они провожали ее в Хогвартс, как мать и отец не стесняясь обнимали ее, мама плакала, и у самой Грейнджер глаза были на мокром месте.

А еще была другая любовь. Такая, за которую отдают жизнь. Как мать Поттера. Просто закрыть собой от смерти. Даже зная, что он будет следующим, все равно. Просто потому, что любила и по-другому не могла.

Могла ли его мама на людях хоть раз выразить такую любовь? Нет, никогда. Он знал, что она любила его, но всегда на людях была холодной и бесстрастной. А отдать жизнь за него? Наверное… Хотя, не остановила же она отца, когда тот настаивал, чтобы Драко поставили метку. Не запретила, не закрыла собой от Люциуса и от Темного лорда. А Лили Потер закрыла своего сына…

А отец? Тот и дома был айсбергом, и его проявления любви были только в обучении Драко тому, как нужно быть Малфоем.

Страшная обида на родителей захлестнула Драко. Зачем они воспитали его таким? Зачем ему эта аристократия, эта чистокровность, если он не чувствует себя живым? Зачем ему вся эта наносная роскошь и лоск, если в душе он тупо завидует Грейнджер, у которой есть и любовь, и смелость не бояться чувствовать ее, проявлять ее? Вот так плакать навзрыд или смеяться, радуясь тому, что она живая. Улыбаться солнцу, людям, цветам, своим любимым книгам…

Драко сжал кулаки и со всей силы стукнулся затылком о шершавый ствол дерева, прижавшись спиной к которому так и стоял с тех пор, как ушла Гермиона. Да, она могла улыбаться солнцу, книгам… а ему достались темнота и одиночество. Вечная темнота и вечное, ледяное, долбаное одиночество.

Похороны родителей прошли тихо. Драко и профессор Снейп появились на пороге усадьбы за полчаса до начала церемонии. Драко попросил провести его в гостиную и оставался там, пока Северус раздавал указания слугам и домовикам. А потом пришел Блейз. Драко обрадовался ему — значит, жив, выбрался из того пекла. Это хорошо. Может, хоть изредка будет с кем поговорить.

Блейз присел около Драко. Ему явно было не по себе, но раз уж пришел…

— Как ты?

Конечно, глупый вопрос. Но что-то же надо сказать? Так почему не попробовать передать инициативу предполагаемому собеседнику?

— А ты как думаешь? — Малфой ухмыльнулся в сторону Забини. — Я просто кайфую от такой жизни.

Драко позвал домовика и приказал принести им кофе и чего-нибудь перекусить. Он не завтракал и все сильнее чувствовал подкатывающую к горлу тошноту. Не хватало только, чтобы его прямо на церемонии вывернуло наизнанку.

— Как ты выбрался?

Блейз нахмурился, воспоминания того дня не были лучшими в его жизни.

— Прости, что бросил тебя. Мы разбежались, и я потерял тебя из виду, а все наши ломанулись в этот проход. Пенси вцепилась в меня, у нее была настоящая истерика. Пришлось почти на руках вытаскивать ее. А потом нас встретили Пожиратели и, не разобравшись, кто мы, стали метать в нас заклятия. Пока выяснили, что к чему, несколько младших, из тех, кто шли первыми, оказались уже мертвы. Остальных они отпустили. Пытались, правда, заставить старших остаться и сражаться, но все всё равно разбежались, а я почти сразу трансгрессировал с Пенси к ней в усадьбу. Потом уже, передав ее их домовику, отправился к себе. Я хотел вернуться, честное слово, хотел! Но…

— Хорошо, что не вернулся! — перебил его Драко. — Там была настоящая кровавая каша. Жуткое месиво.

— Это правда, что ты сам убил Беллатрису? — тихо спросил Блейз.

— Да! — жестко ответил Драко. — И я сделал бы это еще тысячу раз, но, к сожалению, смерть бывает только однажды. Она убила моих родителей.

— Понятно.

Они помолчали. Потом Драко поднялся.

— Наверное, уже пора. Пожалуйста, помоги мне пройти в кабинет к отцу и взять трость. Теперь она мне необходима.

На улице накрапывал дождь. Пока проходила церемония и они слушали прощальные слова, которые положено было говорить и которые вызвался сказать Снейп, Драко думал о том, как он теперь будет жить. О том, как все глупо и неправильно, потому что намного легче было бы сейчас лежать рядом с ними и ни о чем не думать. О том, что он теперь волшебник-недоучка, обреченный всегда опираться на кого-то, надеяться, что его не бросят, не обманут.

А может ну его: всё вокруг и все эти обещания, и проще написать завещание, передать дом и все остальное… да хоть Снейпу или Блейзу и реально свернуть себе шею, спрыгнув с башни? Он представил себе это жалкое зрелище — разбитое переломанное тело и растекшиеся мозги. Ну и что? Зато ему будет уже все равно. А так придется каждое утро вставать и бороться с этим желанием, каждое долбаное утро вставать и бороться… Мда, если есть встречи с умершими там, после смерти, отец его за это по головке не погладит, это точно. Драко ухмыльнулся. Даже после смерти отца он переживает, как тот отнесется к планам сына. Это уже болезнь.

По щекам текли капли дождя, и Драко хотелось думать, что это слезы…

После положенного обеда Снейп откланялся, сославшись на неотложные дела, и отбыл, предупредив, что заглянет завтра, чтобы решить вопросы с наследством, — Драко должен был сделать его своим доверенным лицом для подписания деловых бумаг. Блейз остался, спешить ему было некуда, а друга он не видел достаточно давно: учитывая последние события, можно было считать день за неделю. Они сидели у камина и пили кофе, беседуя о всяких мелочах. Беседа текла спокойно, и Драко постепенно расслабился. Утром он специально выпил настойку успокоительных трав, чтобы не сорваться, как вчера. И это определенно помогло. Хотя он и вспылил с Грейнджер, но дома все прошло довольно спокойно.

— Как там, в школе? — спросил Блейз. — Они скоро собираются открыть ее? Хотелось бы доучиться этот год.

— Думаю, она будет полностью восстановлена уже через месяц, но это будет уже летом, так что не думаю, что в этом году кто-то вернется за парты. Впрочем, ты всегда можешь спросить Снейпа.

— А ты? Не собираешься вернуться за парту? Хотя бы прослушать курс лекций? Лишним не будет. Я мог бы помогать тебе…

— Спасибо, но меня тошнит от одной мысли, что все будут таращиться на слепого Малфоя, вздумавшего явиться на лекции! Нет уж, увольте! Я буду тут. Найму сиделку, чтобы читала мне книжки на ночь, и буду слушать магическое радио. Мне еще предстоит научиться владеть палочкой вслепую. Так что забот у меня хватит. Уж поверь.

— Оставаться одному — не лучший вариант.

— Я же сказал — найму сиделку.

— Да сказать-то сказал, но видя, как ты через слово срываешься на меня, я прямо вижу, как она тут сидит и мило все это терпит. Ага.

— Ну, я постараюсь на нее не орать.

— Ага.

— Ты бесишь меня, Блейз!

— Ага. А я твой друг, да?

— Ну, да!

— Тогда послушай совета друга. Не оставайся один. Хочешь, я поживу с тобой, пока не отстроят замок? Я тоже могу быть отличной сиделкой — буду читать тебе книги и заваривать травяной чай. И ты даже можешь бросать в меня подушкой первые две недели — столько времени я отпускаю тебе на восстановление психики.

— Пошел ты! — улыбнулся Драко. — Я лучше буду отрабатывать на тебе непростительные заклятья, целясь на голос. Заодно освою новое умение — вслепую обращаться с палочкой.

Друзья засиделись у камина почти до рассвета. Медленно потягивали огневиски, вспоминали первые курсы учебы, однокурсников, игры в квиддич. И Драко вдруг осознал, что больше никогда не сможет полететь на метле. НИКОГДА. Не просто сыграть в команде, а вообще! Это накрыло новой волной отчаянья и боли. А Блейз все пытался утешить его, предложил даже прокатить за спиной, но глядя, как вдруг резко изменилось лицо друга, сдал назад.

— Эй, дружище! Ты вот сейчас что удумал? Не прыгнуть ли с метлы, как повыше взлетим? — с подозрением спросил он.

Драко погрустнел. Он совсем потерял хватку, если его мысли так просто читаются на лице. Малфой не выдержал и рассказал, что дал обещание профессору Снейпу не пытаться покончить с собой. Но эти мысли все время лезут к нему в голову. И Блейз в который раз убедился, что оставлять друга одного нельзя.

Несколько выпитых за ночь бокалов огневиски помогли Драко уснуть быстро. И сон ему приснился какой-то простой и очень легкий, хоть и странный. Ему снился аромат жасмина, горьковатый, как его любимый зеленый чай. И он с упоением дышал им полной грудью.

И только проснувшись, он вспомнил, что так пахли волосы Гермионы Грейнджер.

«Ну, почему он такой злой? Почему? Что я такого сказала? Я же просто хотела помочь! Просто — помочь! — Гермиона почти бежала — подальше от Малфоя, подальше от этого разговора, подальше… Сейчас на душе было и так плохо, а тут еще обида… Обида на Малфоя накатила так резко, что даже удивила. Как будто он раньше не говорил ей гадости. Ведь это давно вошло в привычку — отфыркиваться, огрызаться на любое его слово. Так почему сейчас это так больно зацепило? — Наверное, это просто нервы. Слишком много потерь и переживаний в последнее время, война, битва — вот нервы и не выдержали, сначала истерика, теперь вот обида. Толку на него обижаться? Свалит вот скоро отсюда, и она навсегда забудет о его существовании!». Гермиона постепенно успокаивалась, привычка рассуждать приводила мысли в порядок. Она остановилась и оглянулась в поисках друзей. С той стороны двора, где еще стояли профессора и ребята, шел Гарри. У него было явно обеспокоенное лицо. Конечно — он ведь не видел ее на церемонии погребения и распереживался, наверное, ужасно. Она подождала, пока он приблизится, подойдет, а потом медленно пошла дальше уже рядом с ним, уходя от двора в тень замка, подальше отсюда, в тишину пустых коридоров и классов.

— Где ты была? Все нормально? У тебя лицо… — Гарри, как всегда, задавал сразу много вопросов. Она грустно улыбнулась ему.

— Нормально. Плакала, конечно. Я просто не смогла подойти к ним, Гарри. Это было бы так…

— Как прощание навсегда?

— Да…

— Я понимаю. Тоже это почувствовал.

— Давай не будем сейчас об этом. Слишком больно. Давай лучше о живых.

— Давай. Что собираешься делать, когда всех раненых выпишут?

— Я еще не знаю. Думала закончить школу, мы ведь пропустили целый год. Сдать экзамены, а потом уже думать серьезно, но в этом году занятий не будет, а целое лето просто сидеть дома я точно не смогу. Пока будут выслеживать оставшихся Пожирателей, я не буду возвращать родителям память. А значит, я остаюсь одна.

— Ты не одна, ты же знаешь. Я и Рон — мы всегда рядом, и в Норе ты всегда сможешь жить как дома. Или у меня — теперь там снова можно жить, Министерство возобновило защиту и наложило еще несколько заклинаний покрепче, так что туда уже никто не пролезет.

— Да, конечно, но это не то, чего бы мне на самом деле хотелось. Я... Знаешь, я, наверное, поеду в больницу святого Мунго и поработаю там сиделкой.

— Понравилось?

— Ну… Просто мне вообще нравится помогать людям, а там можно будет научиться новому… и может, в будущем я этим и займусь.

— А как же мракоборцы? Я думал мы всегда будем вместе. Я и ты, и Рон…

— Гарри, ты же понимаешь, что это все, пока война, пока есть с кем реально бороться, а потом? Ну, мужчинам всегда найдется дело, но я — женщина. Когда-нибудь я захочу выйти замуж, родить детей… Нет, мракоборец — это явно не мое, разве что в лабораториях сидеть, но это больше похоже на Невилла или Снейпа.

— Ты, как всегда, здраво мыслишь, — Гарри улыбнулся. — Что ж, если ты будешь в Лондоне, то мы сможем видеться почаще, правда? Я тоже буду там — в Министерстве накопилось много дел, и мистер Уизли пригласил нас на практику — помогать с разными несложными случаями. Мне это интересно, а Рон за компанию.

— Это здорово.

Они надолго замолчали, бредя по коридорам замка, еще не до конца отстроенным и приведенным в порядок. Это было так странно — помнить, как выглядели эти коридоры еще совсем недавно, и видеть эту разруху. Так хотелось поскорее вернуть Хогвартсу его величие.

Гостиная Гриффиндора была открыта. Пароли сейчас были не нужны, поскольку портрет Полной дамы отправился на реставрацию, как и большинство других картин замка. Они молча присели у камина, как раньше, как много лет подряд делали после трудного дня. Протянули руки к огню, грея ладони.

— Знаешь, — неожиданно сказал Гарри, — я был у Малфоя.

Гермиона вздрогнула. Обида уже улеглась, но все же говорить о нем не хотелось, хоть и было еще любопытно, как у них прошел разговор. И она посмотрела на него, ожидая продолжения.

Гарри задумчиво смотрел на огонь.

— Он стал странным.

Она удивленно вскинула брови.

— Странным?

— Да. Определенно с ним что-то произошло. Что-то изменило его, и я бы очень хотел знать, что это.

— Не заметила, чтобы он особо изменился, — пробормотала Гермиона, но Гарри, казалось, ее не слышал. Он задумчиво глядел в огонь, и язычки пламени отражались в стеклах его круглых очков.

— Знаешь, — помолчав, сказал Гарри, — он все так же пытается язвить и говорить гадости, но внутри… он как будто сломался. Может, это смерть родителей так на него повлияла? У него совершенно пустые глаза. Без жизни.

— Но он же слепой, Гарри! — Гермиона непонимающе уставилась на друга. — Конечно, у него такие глаза…

— Нет! — Гарри резко повернулся к ней. — Пойми, не пустые в смысле «он слепой», а… как будто человек есть, а души нет. Наверное, так выглядят после поцелуя дементора, — Гарри поежился. — Мне даже на секунду подумалось, что он не жилец. Как будто я разговаривал уже с трупом.

Гермиона вздрогнула.

— Звучит ужасно. Может, надо попросить мадам Помфри дать ему какое-то успокоительное или наоборот… я не знаю… поговорить… — она поежилась, вспоминая их сегодняшнюю попытку «поговорить».

— Его здесь уже нет. Мне Снейп сказал, что они сегодня отправляются в поместье Малфоев на похороны его родителей, и там он пока и останется.

Гермиона помолчала, а потом, решившись, повернулась к Гарри:

— Он не может колдовать.

Гарри удивленно посмотрел на нее.

— Как это не может? Палочки нет?

— Палочка есть, но колдовать вслепую… Попробуй закрыть глаза и собрать рассыпанные булавки или склеить разбитую чашку? В общем, что угодно, только не глядя.

Гарри задумался. Потом испуганно охнул:

 — Он и летать не сможет! На метле! Это же надо видеть куда, а он…

Гермиона вздохнула. Для нее это не было самым страшным, но Гарри — он сам был ловцом, как и Малфой, и понимал, что значит для таких, как они, небо, ощущение полета, свободы, крыльев за спиной.

— Ты просто не понимаешь этого, Герми. Потому что боишься высоты. А я... Я не представляю, что бы со мной было, отними у меня кто-то метлу и скажи, что я больше никогда, НИКОГДА не полечу. Я бы прыгнул с Астрономической башни, наверное!

Гермиона разозлилась не на шутку.

— Да вы сговорились, что ли? Далась вам эта башня!

— Кому — нам? — удивленно спросил Гарри.

— Вам — тебе и Рону! Он тоже заявил, что на месте Малфоя сиганул бы оттуда, и дело с концом.

Гарри невесело рассмеялся. Что поделать, старые друзья, они и мыслят похоже.

— Не волнуйся, — он приобнял ее за плечи, подтягивая к себе. Теперь он не может этого сделать, потому что его тут нет. Надеюсь, что он справится с ситуацией и мы еще услышим о нем что-то из светской хроники. Что-то типа: «Драко Малфой отметил свое двадцатилетие с размахом, присущим этому семейству уже несколько столетий» — пафосно прогундосил он, и они оба рассмеялись.

«Да, — подумала Гермиона. — Да, если там не напишут, что он в этот день сиганул с самой высокой башни своего поместья и на этом закончил свой грешный путь и путь всего своего рода». Но вслух она этого не сказала.

Скоро их нашел Рон, и вместе они отправились в Большой зал, где все собрались на обед. Лица вокруг были грустные, многие заплаканные. Так что обед прошел почти в полной тишине.

А после обеда Рон и Гарри отправились снова на восстановление замка, а Гермиона — в Больничное крыло, на помощь мадам Помфри. Она шла и думала о том, что сказала Гарри. Неужели она действительно решила отправиться в больницу на практику? И когда она успела принять такое решение? Но оно ей определенно нравилось больше, чем перспектива сидеть в Норе и помогать по хозяйству миссис Уизли. А значит, надо поговорить об этом с мадам Помфри, может, она подскажет, к кому обратиться в Лондоне, чтобы ее взяли на практику в больницу.

Мадам Помфри пришла в восторг от этой идеи и сразу сказала, что даст и рекомендации, и адреса, куда обратиться за помощью, если что-то пойдет не так. Она явно была довольна своей помощницей и видела в ней перспективного работника в будущем. Это радовало Гермиону и вселяло уверенность в свои силы. Решено! Как только тут закончится работа, она сразу отправится в Лондон.

В усадьбе Малфоев было тихо. Впрочем, там было тихо все лето. Молодой хозяин не устраивал приемов, никого не звал в гости, никого не хотел видеть. Не хотел? Да просто не мог. Он был слеп. Слеп вот уже четыре месяца. С того самого дня, когда Поттер убил Темного лорда. Когда Беллатриса убила его родителей. Когда он сам убил ее. И когда в него попало то заклятье, которое принесло ему слепоту.

Драко встречался только со своим бывшим деканом и со школьным другом Блейзом Забини. Он оформил все документы так, чтобы его делами распоряжался профессор Снейп, и тот сумел устроить, чтобы Драко не беспокоили. А Блейз просто провел у него все лето, постоянно теребя и отвлекая разными занятиями: верховыми прогулками (правда, никогда не давая Драко поводьев в руки, но все же), уроками — они вместе учились пользоваться вслепую волшебной палочкой (по крайней мере Блейз уверял, что честно закрывает глаза). А еще Блейз постоянно рылся в огромной библиотеке Драко, выискивая любые возможные заклинания, которые могли либо нанести такую же травму, как у Драко, либо снять последствия. Но за все лето он так и не нашел ничего похожего. Интересно, какой тайной магией обладал тот, кто лишил Малфоя зрения? Знать бы хоть, кто это был…

К концу лета Драко стал все больше нервничать. Блейз собирался заканчивать учебу в Хогвартсе, а это значило, что он не сможет больше жить у друга. Пора было оставаться одному, а этого очень не хотелось. Драко боялся. Он чувствовал, что одиночество будет для него страшным испытанием. Это пока он гнал от себя все черные мысли, но, оставшись совершенно один, он не сможет так успешно сопротивляться им. И тогда…

Недели за две до отъезда Блейз наконец заговорил об этом. Они сидели у камина и пили зеленый чай после еще одних неудавшихся поисков новых заклинаний. Драко не особо верил в успех этих занятий, но Блейзу хотелось это делать, и он не возражал — жалко, что ли? Да и чем черт не шутит, а вдруг?

— Драко, ты помнишь, что сказал мне весной, когда мы только приехали сюда?

— Много чего. А что?

— Я про тот разговор о сиделке. Кажется, пора подыскать для тебя подходящую кандидатуру. Мне скоро уезжать, и я хотел бы быть уверенным, что ты тут в надежных руках.

— Ну… Я, если честно, даже не представляю, к кому с этим обращаться. Может, обойдусь? С голоду мне не дадут умереть домовые эльфы, а без чтения на ночь я уж как-нибудь…

— Ну, да. И когда я приеду сюда на каникулы, меня встретит бодрый алкоголик? Ты думаешь, я не вижу, как часто ты пьешь, чтобы уснуть? Особенно в последнее время? Дружище, я все понимаю, но это неправильно. И я не смогу остаться, но и жить там спокойно я не смогу, если не буду уверен, что тут, с тобой, есть хоть одна нормальная живая душа, с которой ты можешь поговорить. И не надо мне тут про домовиков…

— Ну, хорошо, хорошо! — Драко не мог не признать, что огневиски в его баре в спальне действительно исчезает слишком быстро в последнее время. — И что мне делать?

— Думаю, надо написать в больницу святого Мунго. Они найдут сиделку с учетом твоих требований и все такое.

— А какие у меня требования? Как она будет выглядеть, мне все равно, я ведь не увижу. Разве что… чтобы не басила как мужик… И не шныряла по замку, зная, что я не вижу… и соблюдала тишину… и не приставала с разговорами, когда я не прошу… и не…

— А как насчет святости? Ну, там, как у магглов — крылышки и нимб над головой. Может, прямо написать — пришлите мне ангела во плоти, и мне все равно, какая у него внешность, главное, чтобы точно ангела?

— Откуда у тебя такие познания о магглах? — ухмыльнулся Драко.

— А я не шарахался от всех, у кого нет чистокровной родословной, только потому, что ее нет! — улыбнулся Блейз. — И видел, какие костюмчики на маскарад порой надевали на себя некоторые девушки из магглорожденных. И конечно, полюбопытствовал, что это такое… и как это снимается при случае, — он засмеялся.

— Все-то ты успел, — Драко тоже улыбнулся. — Знаешь, порой я так жалею, что не был таким, как ты. Из-за этого статуса крови… Столько интересного прошло мимо меня. Но когда тебе с рождения вбивают в голову, что ты не можешь даже подумать о девушке с нечистой кровью, вбивают не только разговорами, но и… Даже теперь, когда я уже вроде бы и не должен ни перед кем отчитываться, я все равно не могу думать об этом без дрожи. Он до сих пор держит меня в страхе.

— Отец? Да, Люциус был суровым отцом. По-своему он тебя, конечно, любил, но методы у него были… средневековые. Хорошо, что я рано сообразил, что ничего не теряю, общаясь со всеми девчонками без различия по крови: главное, чтобы мне нравилось! Слизеринские чистокровки были такие скучные. Зато флиртовать с гриффиндорскими львицами — просто было в кайф, они самые смелые и горячие, острые на язычок. Пуффендуйские скромницы — прямая их противоположность, а когтевранские красавицы что-то среднее между теми и другими. В общем, выбирай на любой вкус и настроение. Я уже в предвкушении нового учебного года.

— Ты не меняешься. Впрочем, это хорошо. Да, а я вот не смог перебороть в себе папочкино воспитание. Теперь жалею, да толку. Кому я нужен слепой? Это раньше на меня еще пялились — ну как же, сам Драко Малфой, ледяной принц Слизерина, наследник одной из самых аристократичных, чистокровных, древних, богатых и "бла-бла-бла" фамилий, а теперь?

— Это ты зря! Вот поехал бы со мной и убедился бы, что девчонкам на самом деле все равно, зрячий ты или слепой, лишь бы не немой. Женщины ведь любят ушами, а язык у тебя подвешен что надо, любую заморочишь, если только захочешь, конечно…

— Вот именно, Блейз! Если — хорошее слово. А я как раз не хочу.

— Эй, но ты же не собираешься ставить на себе крест? А как же продолжение рода Малфоев? У тебя все же есть некоторые обязанности вроде.

— Угу. Я еще лет десять подожду, да и женюсь на какой-нибудь обедневшей чистокровной леди, которую ты мне подберешь и которая согласится терпеть меня за те денежки и положение, которое ей обеспечит наш брак. А потом она войдет во вкус и начнет мне изменять направо и налево, и я… А что я? Буду слушать их стоны за дверью и тихо спиваться. Хотя нет, я свалю в свой коттедж во Франции и буду жить там. И если ты к тому времени все еще не женишься, то поедешь со мной — охмурять француженок. Помнишь, как тогда, на Кубке Чемпионов, с шармботонскими барышнями?

— Еще бы не помнить! Они были что надо! Заметано — свалим к легкомысленным француженкам!

Они посмеялись.

— Ладно, — сказал Блейз. — Сейчас уже поздно, а завтра с утра напишем письмо в Мунго и попросим тебе сиделку.

А за день до отъезда Блейза они снова сидели у камина. На улице уже неделю лили дожди, но у камина было тепло, руки согревали в бокалах коньяк, что притащил Блейз. Драко уже оценил этот напиток магглов, который его друг раздобыл во время недавней поездки в Лондон. Он согревал и успокаивал не хуже огневиски. И Драко было хорошо и спокойно, что редко бывало в последние дни. Зато Блейз явно нервничал.

— Драко, ну скажи мне, чем провинилась сиделка на этот раз? — грустно спросил он.

— Она ходит, как слон, и пыхтит при этом, как Хогвартс-экспресс!

— Ну, конечно! Почему же я не слышал ничего такого?

— Потому что у слепых обостряются другие органы чувств, и я слышу лучше тебя!

— Ага! А предыдущая пела в ванной, и тебя раздражал ее голос.

— Она дико фальшивила!

— А та, что была перед ней?

— Она плохо читала вслух, без выражения, так монотонно, что я засыпал на первых строках!

— Так разве это не здорово? Зато не надо напиваться, чтобы уснуть.

— Но я же хотел послушать книгу, а не спать!

— Драко, пойми, ты просто придираешься. В больнице мне сказали, что у них осталась только одна кандидатура и если она тоже не подойдет, то… ищите сами, где хотите.

— Ну, хорошо. Я постараюсь, ради тебя, потерпеть и попробовать. Ладно? Когда она приедет?

— Завтра к обеду. А я в обед уезжаю, мне надо заехать к матери, собрать вещи. Так что, скорее всего, тебе придется встречать ее самому, и постарайся не сделать ничего такого, отчего бы она сразу убежала, ладно?

Его голос был уставшим. Драко понимал, что друг заботится о нем, переживает, но его раздражали эти дамы, которые пытались тут изображать из себя сестер милосердия. Он не верил им. Они бесили его. Иногда он вспоминал, как очнулся у мадам Помфри в Больничном крыле и ту девушку, студентку, которая была с ним в первые минуты. Наверное, ее бы он выдержал. Ну, хоть постарался бы. Жаль, что он не узнал ее имени. Хотя, наверняка она будет учиться в этом году и все равно не смогла бы приехать.

— Ладно, дружище. Я обещаю, что очень постараюсь быть терпеливым. И вежливым, да. И я пришлю сову с запиской, если вдруг что.

Драко уже неплохо научился обходиться с палочкой и вполне мог нацарапать пару слов на пергаменте и справиться с отправкой письма.

— Хорошо. Ты же понимаешь, что я в любой момент сорвусь и приеду, если нужно? Пожалуйста. Что бы не случилось — сначала пиши мне. Я примчусь, и мы вместе решим, как быть дальше. Договорились?

— Конечно, — Драко пожал плечами. — Все будет нормально.

Гермиона все лето работала в больнице святого Мунго. Это было так интересно, что месяцы пролетели как недели. Иногда она встречалась с друзьями, они забегали в паб выпить сливочного пива и поболтать, но постепенно такие встречи стали все реже. Рон встречался с девушкой из секретариата Министерства, Гарри был с Джинни. И Гермионе все сложнее было оставаться с ними пятой. Одной. И она стала помимо воли искать отговорки, лишь бы остаться дома или на работе. Жила она в маленькой квартирке, которую ей выделила больница. Но мало там бывала — все время пропадала на работе и в библиотеке. Столько интересных случаев ей встречалось... все хочется узнать, изучить.

Так и вышло, что в августе она почти не виделась ни с кем из ребят и все время проводила на работе. Но лето подходило к концу, и наступила пора собираться в Хогвартс. Она уже купила все необходимое, собрала чемодан и забежала в больницу на часок-другой, просто так, попрощаться перед отъездом. Но ее остановила колдунья, с которой они особенно близко сработались. Почти сдружились на почве страстной любви к книгам и знаниям. Мисс Мунк была чистокровной волшебницей, но это не мешало ей общаться на равных со всеми и помогать любому, кто нуждался в ее заботе.

— Гермиона, ты не могла бы зайти ко мне на пару минут? — обратилась она к девушке.

— Конечно, — Гермиона пошла за мисс Мунк, размышляя, что той могло понадобиться от нее.

— Скажи, ты очень хочешь вернуться в Хогвартс?

Этот вопрос озадачил Гермиону. Конечно, она очень хотела закончить учебу. Но еще любопытнее было, почему ее сейчас об этом спрашивают.

— Я хочу закончить учебу, а что?

Мисс Мунк вздохнула.

— Понимаешь… Тут один настолько тяжелый случай... Даже не знаю, как тебе сказать. В общем, есть один человек. Он слепой. И он очень нуждается в сиделке, так как живет совершенно один, если не считать домовиков, конечно. Мой племянник — его друг и он очень переживает за него, пишет, что, если оставить его одного, он или сопьется, или спрыгнет с башни своего поместья. Я отправляла к нему уже четырех сиделок. Но все они возвращались назад на второй день и заявляли, что хозяин хамит, грубит и все такое прочее. Мне очень неудобно тебя просить, но не могла бы ты… Там всего и работы-то: читать ему книги да присматривать, чтобы не лез куда не надо, — например, на башню. Твой поезд ведь послезавтра? И если ты завтра поедешь к нему, то, думаю, за сутки сориентируешься, стоит ли остаться и попробовать или лучше сбежать, как предыдущие сиделки. Я знаю, что не вправе просить тебя бросить учебу ради сомнительной работы, но… мне просто не к кому еще обратиться. Я уже сказала Блейзу, что больше…

— Кому?

— Блейзу, — растерянно протянула мисс Мунк. — Моему племяннику, Блейзу Забини. Вы знакомы?

Гермиона закрыла глаза и кивнула.

— А его слепой друг — Драко Малфой?

— Да. Его ты тоже знаешь? Вы учились вместе?

Гермиона стояла, как оглушенная. Все в ней сейчас паниковало и вопило: «Нет! Откажись! Немедленно откажись и все!» Но она уже знала, что не сможет. В конце концов, это же ее работа, которой она собиралась посвятить себя, разве нет? А пациенты бывают разные, это она знала уже не понаслышке. Но вряд ли кто-то мог сравниться с Малфоем. А может, он изменился? Хотя нет, судя по словам тех сиделок, которые были там до нее.

Мисс Мунк удивленно смотрела на девушку. Такая странная реакция. Может, они дружили в школе, и она не знала, что Драко Малфой ослеп? Драко красивый мальчик. Может, это была не совсем дружба, и сейчас она толкает девушку на встречу с этим человеком… Как они встретятся? А если она нравилась Драко, то сейчас ему будет вдвойне сложнее нанять ее сиделкой. Мисс Мунк почти решилась отказаться от этой затеи, но Гермиона уже взяла себя в руки.

— Я поеду, — тихо сказала она. А про себя подумала: «Я поеду. Все равно он выгонит меня, как только узнает. И тогда я со спокойной душой отправлюсь учиться. Да, так будет правильно».

В тот же вечер Гермиона написала записку Гарри с просьбой встретиться наедине и поговорить. Гарри пришел к ней вечером, слегка взволнованный такой таинственностью. Но услышав, к кому едет работать Гермиона, опешил.

— Зачем тебе это нужно? — он явно был недоволен такой перспективой для подруги. — Это же Малфой и, судя по всему, что ты рассказала, он стал вести себя только хуже. Может, лучше забить на него и поехать прямо в Хогвартс?

— Но я уже пообещала. И потом, я потому и позвала тебя — не хотела ехать, не рассказав кому-то. Да к тому же если вдруг что — ты будешь знать, где меня искать. Если я, конечно, там вообще останусь. Мне кажется, он выгонит меня, как только узнает.

— Ох, это же Малфой. Кто знает, что придет ему в голову. А если специально оставит работать и будет издеваться?

— Ну, мы уже не дети, все-таки. Да и я не собираюсь спускать ему грубости. Я не в рабство продаюсь, всегда смогу просто уволиться.

— Хоть это обнадеживает. Ладно, только пожалуйста, пиши мне почаще. Если от тебя неделю не будет письма, я приеду к Малфою и не посмотрю, что он слепой!

— Ох, Гарри! Ну это же смешно. Мы не в школе, может, хватит уже угрожать кулаками? — она улыбнулась.

— Да. Точно, хватит. Я его засужу и отправлю в Азкабан, если по его вине с твоей головы упадет хоть волосок, так и передай ему от меня. В качестве привета.

— Ладно. Думаю, если я начну с такого привета, меня точно отправят восвояси, и я поеду в Хогвартс.

— Вот и отлично, тогда я буду спокоен за тебя.

В полдень следующего дня Гермиона стояла у ворот огромного поместья Малфоев.

Давно же она здесь не была. Конечно, и парк, и усадьба были шикарны, но в голове у Гермионы моментально вспыхнули воспоминания, и старый, почти стершийся, шрам на левой руке налился болью. «Грязнокровка» — вот что тогда кинжалом выцарапывала на ней Беллатриса, а потом было «Круцио»…

«Не лучшие воспоминания о будущем рабочем месте», — подумала Гермиона.

Домовик вел ее к дому и что-то говорил. Она не слушала. Всё пыталась избавиться от ненужного груза воспоминаний и настроиться на встречу с Малфоем. Она не боялась, нет. Но волновалась, однозначно. Они расстались не лучшим образом, и теперь она, учитывая фиаско предыдущих сиделок, явно не ждала теплого приема. И никак не могла взять в толк, почему это ее беспокоит — ведь ей только на руку, если он не примет ее или даст возможность отказаться самой из-за его грубости. Тогда она спокойно отправится в школу…

— Хозяин ждет вас в гостиной, мисс, — пропищал домовик. — А ваш багаж ожидает вас в комнате.

— Хорошо, — Гермиона медленно выдохнула, пытаясь в очередной раз успокоиться и взять себя в руки. Гостиная. Как раз та самая гостиная. Здорово он это придумал! Впрочем, что это она: он же не знает, кого к нему прислали. Для него она просто сиделка, без имени. Без лица. А может, он и голос ее давно забыл? Тогда она если и нарвется на грубость, то хоть не сразу. Ну, или если он сразу не спросит ее имя…

Драко сидел в кресле у камина и медленно цедил коньяк, который оставил ему Блейз. Он уже успел попрощаться с ним и тот отправился домой, стребовав с него напоследок обещание не пытаться выгнать новую сиделку в первый же час или день ее приезда. Попробовать потерпеть неделю. Всего неделю. А потом написать другу, как все идет. Драко пообещал. Это было самое малое из того, чем он мог отплатить другу за это лето. За то, что тот не отправился по своим делам, отдыхать, путешествовать, а торчал в сумрачном поместье вместе со слепым беспомощным Драко. Не бросил. Не сослался на необходимость, дом, еще что-то… Больше ведь никто даже не попытался навестить его. А в школе, помнится, чуть не в душу лезли со своими признаниями в любви и вечной дружбе. Драко скривился. Все-таки иногда он завидовал гриффиндорцам с их вечными принципами «один за всех», «дружба на века» и прочей ахинеей. Сейчас это не казалось такой глупостью. Конечно, они не были все до одного близкими друзьями, но если с одним что-то случалось — мигом вставали стеной. Такая вот опора в беде. Такая вот верность. А та золотая троица — вообще вне конкуренции. Эти друг за друга готовы были драться до последнего. Это Драко знал не понаслышке. Помнил с самого первого курса, как они всегда заступались друг за друга в ответ на его нападки. Особенно за эту девчонку. Она была такая смешная — эта зайка-знайка Грейнджер. Вечно растрепанные лохмы, вечно первой поднятая рука на уроках. Невыносимая всезнайка. Как она бесила его в детстве. Он не мог понять, не мог признать, как это так — грязнокровка и учится лучше всех. Знает больше всех. Умеет. Больше всех вместе взятых чистокровных, которых он знал. Это пошатнуло его привычный уютный мир, где все было просто и понятно: они аристократы с кристально чистой кровью, и это их мир. А остальные — грязь под ногтями, которой нет места в их мире. Так говорил отец. Так считал Темный лорд. И Драко верил в это, как верят в то, что после ночи приходит утро и после зимы — весна. Это закон природы. Незыблемый, вечный закон.

Но она не вписывалась в этот закон. Никак не вписывалась. Она была во многом умнее, но не имела на это никакого права. И это бесило. Они росли, и она менялась. Внешне. Внутри это была все та же знайка, но внешне… Он помнил ее на балу, на четвертом курсе. Когда они с Крамом открывали бал вместе с другими чемпионами. Он обалдел, не мог поверить, что это она. Такая… как принцесса из сказки. И потом, когда он увидел, как она сидит на лестнице и совсем по-детски вытирает слезы, ему вдруг захотелось прибить этого рыжего, который заставил ее плакать. Он даже сам испугался этой мысли — вот же дурость! Грязнокровка плачет? Да пусть хоть кровавыми слезами умоется — ему-то что за дело? Но он все равно помнил это странное чувство, которое появилось где-то в груди и растопило кусочек льда, в котором он привык держать себя. С детства. С самого детства — только холодный лед. Никаких чувств, кроме ледяного презрения. Никаких эмоций, кроме ухмылки. Ледяная статуя. Ледяной принц Слизерина. Ледяной принц и сказочная принцесса, горячая, как огонь. А она была такой живой, такой настоящей. Смеялась и плакала, чувствовала так много, жила… И тогда это чувство искоркой вдруг пробралось к нему в грудь и растопило кусочек его ледяной корки. Самый краешек. Но он уже не мог больше замерзнуть. Из-за той маленькой искры. Из-за этой девчонки. Конечно, он обвинил ее. Так было правильно, так было проще всего. Но он точно знал — тогда начались первые мысли о том, почему он не такой. Почему он никогда не чувствовал себя таким… живым? И от того, что она была как раз такая, — он ненавидел ее.

А потом все стало слишком сложно. Темный лорд, Пожиратели, отец, метка, война, смерти. В этом зале его тетка пытала ее, эту живую девочку, пытала с удовольствием, причиняя ей боль просто потому, что хотелось. А он смотрел и сжимал пальцами палочку, еле сдерживаясь, чтобы не запустить в тетку заклятьем, отшвырнуть ее от Грейнджер. Потому что так не должно было быть! Потому что она была слишком живой, чтобы умереть. И, наверное, он бы не выдержал, сорвался, если бы не Добби. Домовик тогда спас ее, спас их всех, и это позволило Драко сдержаться, не сорваться в непоправимое.

А потом он почти забыл о ее существовании в той буре, которая происходила вокруг них, в войне. Почти забыл, пока она вдруг не подошла к нему во дворе замка.

«Я просто хотела помочь».

Да, конечно! Кому ты захотела помочь? Драко Малфою? Да неужели?! Нравится смотреть на меня, когда я так жалок? Слепой Драко Малфой. Наверное, это нравилось обсуждать этой троице. Как же это унизительно! Гадко! Беспомощно!

Он сжал кулаки. Беспомощность бесила больше всего. Потому что все остальное можно смыть: наказать, унизить в ответ, дать в морду, в конце концов. Но когда ты слеп как крот… кто будет слушать тебя? Кто полезет в драку? Только не эти гриффиндорцы с их вечной дурацкой честью.

И все же надо признаться себе честно — он скучает. Дико скучает по школе, по тихим ночным коридорам, по общим обедам, по урокам… даже по совмещенным урокам с гриффиндорцами, когда можно пооттачивать свое язвительное красноречие на Долгопупсе и Уизли. По всему этому. Даже по ней. И катись ты с горки — все эта аристократическая хрень с кровью и остальными заморочками! Он скучает по ее честности. Открыто и честно, без капли лицемерия, любить друзей и ненавидеть врагов. Черное и белое. Почти как у него, только… только… живое?

Драко понимал, что весь этот бред в его голове от коньяка и одиночества, которое особенно остро ощущалось после отбытия Блейза. Какого черта он вообще полез в эти воспоминания? Надо снова выпить и плевать, что еще не вечер. Просто он расстроился от того, что Блейз свалил в школу, и Драко очень сильно ему завидовал. Многое бы он отдал за возможность вернуться туда самому. Но только не таким. Нет. А еще эта встреча с очередной сиделкой, будь она неладна. И не напьешься теперь, обещал ведь не грубить с порога. Скорее бы уже она пришла, он скажет ей все те правила, что обычно говорил остальным, и потом…

На лестнице послышались легкие шаги и голос, тихо что-то сказавший. В ответ пискнул домовик, и снова шаги. Она поднималась по лестнице. Ближе и ближе. Он почему-то поежился. Шаги легкие, значит, молодая. Усмехнулся. Как будто для него это имеет какое-то значение. Вот она уже в комнате. Остановилась. Осматривается? Странный полу-вздох или полу-всхлип. Потом решительный выдох и уверенные шаги в его сторону.

— Привет.

Голос слегка неуверенный. Словно не знает, как обращаться. И что значит это «привет»? Разве не должна сиделка обращаться к нему вежливо — «мистер Малфой»? Стоп. Назад. Голос. Этот голос…

— Ты кто? — напряженно спросил Драко.

Гермиона вздохнула. Он снова не узнал ее, да и не мудрено — по одному слову узнать голос. Сейчас она скажет свое имя и начнется…

— Ты снова не узнал меня, Малфой. Так может, я буду просто …

Он в шоке смотрел на нее. Не видел, но вид был такой, как будто ему явился призрак. Она даже поежилась под этим невидящим взглядом.

А Драко не мог поверить. Это же не может быть правдой — вот только что он вспоминал ее, и вот она стоит тут. Стоит и что-то говорит про работу, а он не слышит, потому что тупо оглушен этим простым «ты снова не узнал меня»! Подожди, она говорит про работу. Наверное, ее прислали узнать, что же он тут вытворяет с сиделками, что они сбегают от него на следующий день и, может, поговорить, убедить вести себя повежливее. И сейчас вот она все скажет и исчезнет, и он снова останется в тишине, с коньяком и… один. Черт, послушай же ее, Драко! Она же к тебе обращается.

— П-прости, что ты сказала? — его голос слегка охрип, и он откашлялся. — Что-то про работу?

Усталый вздох. Ну конечно, зачем ее слушать? Так, не заводись, Гермиона. Просто он не ожидал услышать именно тебя и слегка опешил. Соберись и повтори еще раз.

— Меня прислала мисс Мунк из больницы святого Мунго. Ей сказали, что от тебя сбегают все сиделки, и она попросила меня, потому что я все лето проработала на практике в больнице и получила кое-какой опыт работы с… не очень сговорчивыми больными. И еще это ее личная просьба, потому что она вроде как знает тебя и волнуется. И можно мне присесть?

Сказать, что он был в шоке, значит не сказать ничего. Мысли бились и казалось, что она сейчас услышит, какая в его голове паника.

Он сделал неопределенный жест рукой, как бы приглашая проходить, и она поняла это как приглашение сесть, устроилась в кресле, потянулась к огню. После холодной сырой улицы здесь, у большого камина, было тепло, но эта комната все равно вызывала слишком болезненные воспоминания. И, чтобы отвлечься от них, она переключила свое внимание на Малфоя. Он изменился. Прошло всего несколько месяцев, но у него уже здорово отросли волосы. Теперь он собирал их в небольшой хвост, и это ему шло. Глаза были все такими же не видящими, но что странно: не пустыми, как обычно у слепых. Нет, они живо выражали эмоции. Интересно, знал он, что теперь его можно читать по глазам? Наверное, нет, иначе уже нацепил бы свою ледяную маску. Ледяной мальчик… Нет, он уже не был мальчиком. Молодой мужчина, слишком много переживший за еще слишком короткую жизнь. Слишком рано повзрослевший, как и они все. Все — слишком...

— То есть ты прибыла сюда в качестве моей сиделки?

— Да.

Странный звук, что она делает?

Гермиона рассматривала лицо Малфоя, подмечая, как он осунулся и похудел, тени под глазами стали как будто еще темнее. Она никак не могла согреться и потирала плечи, наклоняясь ближе к камину.

— Что ты делаешь? — он нахмурился, не понимая этого звука.

— Прости, просто я замерзла и…

Драко щелкнул пальцами, и появился домовик.

— Принеси нам чаю и плед, леди замерзла, — приказал Драко.

— Не надо, — начала Гермиона, но домовик уже исчез. — Я бы справилась, зачем его утруждать? Наверняка ему хватает работы в таком большом доме.

Драко закатил глаза. Ну конечно! Это же Грейнджер с ее вечной заботой о домовиках. Он вздохнул, но решил, что может объяснить. Попробовать объяснить.

— Он не один тут. И вообще-то им нравится заботиться, это у них природой заложено.

Появился домовик с теплым пледом. Гермиона благодарно укуталась в него, потерлась щекой о мягкую ткань — она пахла совсем не по-Малфоевски, цветами и солнцем. А вовсе не снежными вершинами, как можно было предположить, глядя на хозяина. Присмотревшись, она поняла, что этот домовик выглядел совсем не так, как несчастный Добби, когда служил в этом доме. Этот был одет в чистую голубую наволочку и выглядел вполне довольным собой и жизнью.

Чуть позже принесли чай. Она уже согрелась и потому, поблагодарив домовика, принялась разливать чай сама. Потом осторожно взяла из рук Малфоя бокал и вложила в его ладонь чашку с горячим чаем. Его пальцы были теплыми и слегка вздрогнули от ее прикосновения.

— Мне кажется, еще рановато для таких крепких напитков, — тихо сказала она, каждый миг ожидая, что ему вот сейчас надоест играть в доброго хозяина, и он пошлет ее куда подальше или обзовет, как обычно.

У нее были теплые и мягкие пальчики, и он вдруг вспомнил Больничное крыло.

— Это ты была сиделкой возле меня, тогда, в школе? После битвы?

Голос звучал подозрительно. Он даже подался вперед, ожидая ответа.

— Я, — растерянно ответила Гермиона. Она уже и забыла про это.

— А почему не призналась тогда?

Снова осторожный вздох. Вот как ему сказать, что не хотела нарываться на все его грубости? Что и сейчас бы не призналась, если бы не понимала, что все равно он узнает ее по голосу. Хотя, надо отдать ему должное — до сих пор ни одного резкого слова, даже не верится.

— Тебе нельзя было нервничать, и я…

Он вдруг рассмеялся, горько так, понимающе.

— Ага, мне нельзя было нервничать. Потому что, если бы я понял, что это ты, то наговорил бы тебе… гадостей… по самое… наверное, прогнал бы…

— Ну… да. И поэтому тоже.

В ее голосе послышался привычный вызов. Она всегда так реагировала на его язвительные реплики — с вызовом.

Он поставил чашку с чаем на столик у кресла и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Вдруг представил, как это выглядело с ее стороны. Она сидит у постели раненого. Пусть врага, но раненого, а значит, это ее работа и ее надо выполнять хорошо, потому что Грейнджер всегда выполняет задания только на отлично. А этот раненый — говнюк, который доставал ее с первого курса и которому вовсе не хочется помогать, а хочется придавить подушкой, чтобы больше он уже не смог ничего ей вякнуть. Но, с другой стороны, он вроде хоть и враг, но помог ее другу. А значит, придушить не получится. Придется помогать. И она честно помогает. Вот, даже сюда приехала помочь.

Драко усмехнулся. Да, столько противоречий. Но ведь тогда в ее голосе он не чувствовал скрытой горечи или неприязни. Они говорила с ним спокойно. И сейчас…

— Так значит, тебя прислали ко мне сиделкой?

Она вздрогнула, так резко прозвучал его вопрос, так резко он сменил тему.

— Эм, ты в курсе, что уже второй раз спрашиваешь меня об этом?

— Серьезно? — побольше язвительности в голос, Драко.

— Да. Но если ты не хочешь, чтобы я…

— Отчего же?

— Ну, я подумала, что ты ведь не хочешь принимать от меня помощь, ты ясно дал это понять в нашу последнюю встречу. И ты можешь обратиться в газету и найти кого-то другого…

«Ага, другого, типа тех, кто уже сбегал отсюда».

— Ну, то ведь была просто помощь, а это будет работа. Я буду платить тебе, Грейнджер, ведь так?

Ему показалось, или она обиделась?

Гермиона задохнулась от его слов. Снова он сделал это. Снова он сказал правду, но так, что это звучало оскорблением. Она постаралась взять себя в руки. Хорошо, что он не видит, как вспыхнули ее щеки.

— Да, Малфой. Это моя работа и ничего больше. Так что, если тебя устраивает моя кандидатура, нам следует обговорить детали, и я напишу мисс Мунк, что остаюсь.

— А тебя, значит, моя кандидатура устраивает? Не боишься?

— Чего мне бояться?

— Ну, мы тут одни… вдруг я с ума сошел за это время и бываю буйным? А еще я грублю, ты же знаешь. И могу швыряться стаканами, когда напиваюсь, и даже некоторыми заклинаниями. И вообще не контролировать себя…

— Не смеши меня, Малфой. Ты не можешь сойти с ума, потому что…

— Потому что у меня его нет? Ты это хотела сказать? — он вопросительно приподнял бровь и снова откинулся на спинку кресла.

— Эм… нет. Хотя это было соблазнительно. Я хотела сказать, что по твоему виду не скажешь, что ты способен сойти с ума. Может, ты слишком горд для этого?

«О, знала бы ты, какие сумасшедшие мысли порой приходят ко мне в голову, Грейнджер».

— И потом, у меня есть палочка и я всегда могу превратить тебя в… хорька! Так что да, меня твоя кандидатура вполне устраивает! — «Ну, вот и зачем ты ввязываешься в это? Ты же так хотела в школу!».

— Даже так? Отлично, — он почему-то даже не обиделся на хорька. — Значит, мы договорились. Ты работаешь на меня, а значит, должна выполнять кое-какие правила. Твоя работа заключается в том, чтобы находится здесь для успокоения моих друзей, а еще иногда я прошу, чтобы мне почитали книгу. Сама понимаешь, мне теперь несколько сложно читать самому. Еще я иногда могу захотеть поговорить. За обедом там или вечером. Но если у меня нет настроения, то ты не лезешь ко мне. Никогда. Ни под каким предлогом. Это для твоего же блага. Ты ездишь верхом?

Вопрос был неожиданным.

— Ну... Я каталась когда-то на лошадках в деревне, еще маленькой. И еще мы летали на фестралах, но это не было удовольствием. Так что я не знаю, стоит ли…

— Ладно, это мы проверим после. Ну так что? Условия принимаются?

— Вполне. А сейчас могу я пройти в свою комнату?

— Конечно, Грейнджер.

Он снова щелкнул пальцами. Появился домовик, и Малфой отправил его провести Гермиону в ее комнату, а заодно немного показать дом, самые необходимые комнаты и рассказать про распорядок — когда там завтраки, обеды и все такое. Когда домовик и Гермиона ушли, Драко задумался и сам не заметил, как на лице появилась довольная ухмылка. Нет, эту сиделку он не выгонит. С Грейнджер он не соскучится, это точно.

Гермиона успела до обеда разложить вещи по полочкам, сходить в душ, переодеться и написать письма мисс Мунк и Гарри. Обоим она написала, что остается и что все нормально, только для Гарри еще уточнила, что Малфой встретил ее довольно сносно и почти не грубил, так что есть шанс, что работа будет несложной, но обо всех новостях она сразу будет писать. И если что — уедет без обсуждения.

Драко тоже решил, что к обеду надо бы переодеться. Сейчас это было странно для него. Когда он был один в замке, он мог вообще целый день проходить в пижаме или в халате, мотивируя это тем, что его все равно никто не видит. А теперь вот придется все время выглядеть как… как всегда раньше — подтянуто, аккуратно и со вкусом. Он ухмыльнулся. Ну да, не показывать же Грейнджер, до какой степени ему бывает все равно, как он выглядит, что он может неделями не бриться — и плевать на вопли Блейза о том, что нельзя опускаться. Он не опускался. Просто позволял себе расслабиться. Иногда. Но не теперь. Теперь он будет в тонусе все время. Он же Малфой, другим его видеть чужим не полагается. Он потерпит, до вечера. А потом… а потом посмотрим. Блейз, конечно, просил не налегать на спиртное, но спать же все-таки надо иногда, а сидеть на зельях тоже не вариант. А просто так Драко спать не мог. Честно старался, но… кошмары выматывали его. Некоторые он не помнил, но тот, в котором он все падал и падал в черную бездонную яму так долго, что начинал хотеть долететь и разбиться… его самый «любимый», повторялся с завидным постоянством.

Обед прошел слегка напряженно. Гермиона явно чувствовала себя в огромной столовой усадьбы Малфоев не в своей тарелке. Они сидели по разные стороны огромного обеденного стола, и разговаривать в любом случае было глупо.

Драко тоже не понимал, зачем не сказал домовикам поставить приборы рядом, чтобы можно было поговорить, как бывало с Блейзом. Хотел сразу показать, кто хозяин, а кто тут на работе? Так можно было вообще не звать ее на обед, пусть бы на кухне… нет, в своей комнате ела. Нет же, захотелось повыпендриваться, а теперь вот сиди и прислушивайся, ест она вообще или так просто, наблюдает за ним. И к десерту он не выдержал.

— Тебе там не скучно, Грейнджер? — он повысил голос. — Может, поболтаем?

Она скривилась, благо он ее не видел.

— Интересно, как ты себе это представляешь на таком расстоянии? — в ее голосе слышался явный сарказм.

— О, ты тут только первый день, а уже пытаешься язвить?

Она не ответила, ясно давая понять, что кричать не намерена.

— Перебирайся поближе ко мне, тебе это проще сделать.

Послышался звон посуды, наверное, она отложила вилку. Пауза. Потом она тихо хмыкнула, и он услышал, как отодвигается стул, шаги, и вот она уже садится справа от него. Тихо шуршит салфеткой.

— Итак, — вздох, — о чем бы ты хотел поговорить?

— Ой, Грейнджер. Не надо так тяжело вздыхать. Просто расскажи мне что-то интересное. Я же все лето тут просидел, ничего не видел, что и так понятно, не слышал, не в курсе событий в мире.

— Ты что, совсем один тут был? — в голосе слышится даже не удивление — почти страх. Она испугалась за него? С чего бы?

— Нет, конечно. Со мной тут все лето куковал Забини и Северус иногда заглядывал. Но теперь они в Хогвартсе.

— Почему ты не поехал?

— Трудно догадаться?

— Ох, прости. Просто мне казалось… ну, — она замялась, — можно же слушать лекции и все такое…

— Ой, прекрати, Грейнджер! Я не собираюсь заявляться в замок и выслушивать все эти «ах, бедненький, как же он теперь?» или «о, снова этот Пожиратель притащился. Слепой, как крот, а туда же!».

В голосе Драко звучала скорее боль, чем злость. Гермионе даже захотелось прикоснуться к его руке, успокоить, но она тут же одернула себя за такие мысли. Это же Малфой! Сейчас как пошлет тебя с твоим сочувствием. Нет, ему не жалость нужна, ему…

— А ты уверен, что все было бы именно так? Может, твоя репутация сыграла бы тебе на руку и бывший Пожиратель, пострадавший в битве за Хогвартс, имел бы огромный успех, тем более у девушек?

Драко ухмыльнулся.

— Ну, конечно. Они прямо штабелями бы посыпались мне под ноги…

— Как и раньше.

— Да ну?..

— Ой, да не скромничай! — Гермиона понимала, что ступает на скользкую почву, но надо было разговорить этого упрямца. Чем больше она узнает, тем проще им будет общаться в будущем, а общаться им придется. Много. Иначе как она может писать мисс Мунк, что присматривает за ним, если не будет знать его настроение? Вдруг он тут действительно собирается с башни сигануть? А она и не подумает, что с ним что-то не так? Нет, надо растормошить его. А это можно сделать, только позлив его как следует.

— Я не знаю, кого ты имеешь в виду, но тебя я там точно не видел.

— Где?

— В толпе моих поклонниц, которых ты только что нарисовала в своем воображении.

— О, ну конечно, еще не хватало. Ты же слизеринский принц, забыл? А я гриффиндорка! Мне на тебя и смотреть тошно было…

— А сейчас?

Вопрос застал врасплох. Гермиона как-то не рассматривала его с этой точки зрения. Нет, она отмечала еще в школе, на старших курсах, что он изменился. Стал меньше говорить гадости, вырос и возмужал. Да ладно, себе-то можно признаться — ей нравился Драко. Внешне, конечно. Но по привычке она огрызалась на его «не стой на пути, Грейнджер!» или «вали к своим дружкам, заучка» такими же ничего не значащими фразами и не задумывалась. Вообще. А этим летом она больше думала над его поведением, чем над внешностью.

Пауза затягивалась, и Драко уже пожалел, что спросил. Что она может ответить? Если бы это был старый школьный недруг Малфой — она бы, не задумываясь, послала его ко всем чертям. А так… как сказать слепому, что теперь он увечный и… Он начал злиться на себя и на нее тоже, все сильнее, и уже хотел сказать, что обед закончен, как вдруг она заговорила:

— Тебе ведь на самом деле не интересно, правда? Что я думаю о тебе? Признайся.

— Отвечать вопросом на вопрос невежливо, Грейнджер! — в его голосе явно слышалась злость.

— Ладно. Тогда скажи, про что тебе интересней: про внешность или про самого тебя?

— Ой, ну вот зачем все так усложнять? Любую девчонку спроси о том же — она бы ответила про внешность. Сразу. Ну типа — ты неотразим, Драко! — он произнес это девичьим голосом с придыханием, и она засмеялась. — И только тебе надо поумничать. Ты родилась сразу старухой, как МакГонагалл?

Гермиона возмутилась:

— Кто сказал тебе, что она такая?

— Да ладно, вот ты уже кинулась ее защищать, а я, между прочим, тебя только что старухой обозвал. Ничего? Мне что, сойдет это с рук?

— Хм. А ты хотел бы, что бы я — что? Доказывала тебе, что я не старуха? — она рассмеялась. Мы не в школе, Малфой, чтобы обижаться на такие подначки.

— Ты так и не ответила.

— Ох, ну ладно. Хочешь дифирамбов? — она тоже заговорила томно, с придыханием, почти шепотом — Драко, ты стал таким великолепным, я просто таю рядом с тобой. Твои волосы отросли и выглядят так сексуально, когда ты собираешь их в хвост. А твои плечи стали такими… такими… крепкими, так и хочется положить тебе на плечо голову и уснуть в твоих объятьях. Я даже не знаю, как усну сегодня… одна, — она расхохоталась, а он… Драко вначале тоже улыбался, но вдруг почувствовал, что ему уже не смешно. Не смешно, а… Черт, его тело слишком резко отреагировало на эти ее слова, а точнее — на ее голос. Он сглотнул. Вот же... У нее получилось весьма правдоподобно, и он бы хотел, чтобы она это чувствовала на самом деле. Но что он может теперь, калека… Он резко поднялся.

— Ладно. Обед окончен, спасибо.

И нащупав трость возле своего кресла, отправился к себе в комнату.

Гермиона сидела тихо. Сначала она растерялась, потом разозлилась. Он ведь сам этого хотел, так чего беситься? Вот в этом весь Малфой — все ему не так.

Она посидела еще немного, допивая чай и размышляя над их недолгой беседой, поблагодарила домовиков и тоже отправилась к себе.

Сон не шел. Ему вообще редко удавалось заснуть быстро, но сегодня с этим было совсем тяжко. Мысли роились в голове, и она уже гудела как улей. Уже два стакана огневиски — и никакой реакции. Как будто он пил воду. Даже просто лежать не получалось. Хотелось движения, резкости, драйва. Если бы не эта долбаная слепота, он бы сейчас несся верхом мили две, загоняя себя и коня, чтобы ветер вынес из головы все дурацкие мысли, которые роятся там, жужжат, не дают расслабиться. Он любил такую скачку так же, как и полеты. Только тут под тобой такое же живое, как ты сам, существо, и вы сливаетесь вместе в едином порыве унестись подальше от всего, пока в тебе не остается ничего, кроме свободы… Сегодня за обедом он сам нарвался на эту ее шуточку с придыханием, а теперь в голове эти слова то гремели, то слышались едва-едва. Это наверняка все потому, что он давно нормально не общался с девушками, не говоря уже про секс. О, дружище Блейз, где ты? Почему-то Забини всегда легко удавался флирт. А вот Драко все это не заводило. Как она сказала — толпа поклонниц? Что-то он не помнит за собой такого в школе. Это у него там такая репутация была? Ха, интересно, с чьей легкой руки. На самом деле его никто не волновал. Вообще никто. Ну, приходили к нему в спальню девушки, было дело, но это были какие-то случайные встречи «для здоровья», как говаривал Забини, и ему было даже как-то противно заниматься с ними сексом и ничего к ним не чувствовать. Ледяной принц Слизерина… ледяной… Так почему его сегодня так зацепили ее слова? Тело никак не успокоится, даже после ледяного душа. Нервы, блин…

Драко вышел из комнаты. Интересно, она спит? Конечно, спит, уже поздно. Наверное, час или два ночи. А он все это время мерил шагами свою комнату.

Он уже хорошо научился обращаться с тростью, так что спокойно вышел в сад. Розы еще цвели, и ночной прохладный воздух, пропитанный их прощальным ароматом, приятно холодил грудь. Драко тихонько шел по аллее, успокаиваясь. Бежать куда-то, как в комнате, уже не хотелось. Хотелось просто дышать, наслаждаться тишиной. А еще очень хотелось увидеть окно ее комнаты. Он даже поднял голову. Но, конечно, ничего не увидел. Ничего. Как же давила его эта темнота. Сначала он еще пытался вызвать в памяти краски — красоту природы, лица людей, страницы любимых книг. Но со временем эти воспоминания как будто стерлись, и он почти не мог представить себе розы в своем саду или поляну цветов, или маму… Все расплывалось, темнота постепенно и в памяти занимала все больше места. Это было жутко, но что он мог с этим сделать?

Сбоку послышался шорох, и он замер, направляя в ту сторону палочку, прислушиваясь.

Гермиона сидела на скамейке в парке, закутавшись в плед и наслаждаясь тишиной. Ей не спалось, и она решила, что освежить голову не помешает. Но никак не ожидала встретить тут Драко, а потому решила, что просто посидит тихо и, может, он ее не заметит. Пройдет дальше, а она вернется в свою комнату. И надо было, чтобы какая-то ночная бабочка так некстати решила, что ее теплый плед краше роз? Гермиона дернулась от неожиданности, и он сразу замер, прислушиваясь, и направив почти на нее свою палочку. Интересно, если она замрет — он пойдет к ней или дальше? Но бабочка решила вернуться и пришлось шевелиться снова — не терпеть же порхание этого наглого насекомого чуть ли не у себя на носу.

— Малфой, опусти, пожалуйста, палочку, — тихо попросила она. — Я тут просто воюю с бабочками в твоем саду.

— Бабочки среди ночи, Грейнджер? Может, это пикси?

— Ну, конечно, я же не отличаю пикси от бабочки, вот глупая! — в голосе слышалась улыбка.

Он подошел к скамейке. Она подвинулась.

— Присядешь?

— Даже не знаю. Если у тебя тут боевые действия в самом разгаре — не хотелось бы попасть под горячую руку.

Она хихикнула.

— Я их отвлеку, а ты садись пока.

Гермиона создала светящийся шарик и запустила его вглубь аллеи, глядя, как несколько бабочек почти сразу устремились за светом.

Он присел. Повисла неловкая пауза, потом Гермиона решительно вздохнула, как будто собиралась прыгнуть в холодную воду, и спросила:

— Малфой, могу я брать книги в твоей библиотеке? Я слышала, что у тебя тут она не уступает хогвартской, а я… мне надо… — она замялась.

— Ну да. Гриффиндорская заучка просто не может без своих любимых книжек? Это как наркотик для тебя, да?

Тихий усталый вздох.

— Как с тобой бывает тяжело. Почему ты не можешь говорить, как… Неужели это так важно — все время обзываться, подначивать, грубить?

Странно. Захотелось извиниться. Да ну, еще чего! Он у себя дома и будет вести себя, как ему хочется. Тем более, ничего такого он и не сказал, все, как и в школе…

— А я разве не веду себя как вежливый и гостеприимный хозяин? Да я вообще тебе грубого слова не сказал… Почти. По сравнению со школой.

— Да, по сравнению со школой ты, конечно, сама вежливость, но мы ведь уже не дети, Малфой. Может, стоит и вести себя по-взрослому?

Судя по голосу, она сидела совсем рядом, и он нащупал ее руку, обхватил за плечи и резко привлек к себе.

— А по-взрослому — это как? — голос резко стал хриплым.

Она уперлась ладошками в его грудь. Почувствовала запах огневиски.

— Не надо, Малфой. Ты пьян. Я пойду. Отпусти.

В голосе легкая паника и непонимание. А что тут понимать? Хотя он и сам не очень понимает, что делает и зачем.

— Куда? Мы же не договорили.

— Спать. Я хочу спать. И я не хочу с тобой разговаривать, когда ты такой.

— Какой? И это твоя работа, между прочим.

— Не посреди ночи! — возмущенно.

— Ты не ответила. Какой это я — такой?

— Пьяный.

— Я не пьян!

— Ну, да. Пусти! — уже злится.

— Ладно, ладно, — Драко слегка ослабил хватку. — Только не уходи. Я же не смогу один найти дорогу в дом. Ты же не бросишь слепого? — очень жалостливо, просительно. Состроив уморительную мордашку и брови домиком. С мамой всегда проходил этот номер.

Фыркнула. Значит, получилось! Драко не хотелось ссориться сейчас. Он медленно убрал руки, выпустил ее, напрягся — вдруг сейчас вскочит…

— Почему-то я тебе не верю.

Не ушла. Только отодвинулась немного на скамейке.

— Как будто ты не гулял тут ни разу с тех пор, как… — она замялась.

— Как ослеп? Называй вещи своими именами. Меня это не задевает. Правда.

— Просто я еще не привыкла. И не хочу причинять тебе боль.

— Нет, правда? А раньше, помнится, ты не очень-то выбирала слова.

— Я просто отвечала тебе на твои. Разве я хоть раз первая начала?

— Да, это верно. Я просто ужасная скотина, да?

— Есть немного, — в голосе улыбка — это значит, что точно не убежит. Хорошо! Расхотелось бродить тут одному. Лучше просто поговорить.

— Книги можешь брать, конечно. Завтра домовик покажет тебе библиотеку, только смотри, не заблудись там, а то мне придется нанимать еще и сыщиков, чтобы разыскать свою сиделку.

— Спасибо, — судя по голосу — она улыбается.

— А если серьезно — зачем тебе? Просто книжки или КНИЖКИ? — Драко сделал страшные глаза. — Не учиться же ты собралась? Там есть, кстати, книги по очень темной магии, так что ты поосторожнее.

— Если серьезно, то я хотела поискать что-то о твоем случае. Я все время летом думала об этом, но не было ни времени, ни библиотеки, чтобы порыться как следует в книгах. Но сейчас ты натолкнул меня на отличную мысль. Я же думала, что поеду в этом году в Хогвартс, и купила все необходимые учебники. Так кто мешает мне поучиться тут? Конечно, все я не смогу освоить сама, но частично… — она явно уже была в предвкушении. — И ты будешь учиться вместе со мной!

— ЧТО?! НЕТ!

— Да! Мы будем учиться вместе. Я же все равно должна тебе читать, беседы вести и все такое — так почему нет? Подумай сам! Я не буду ни смеяться, ни жалеть тебя и поблажек, кстати, давать тоже не буду. Учебники я тебе буду читать, а учиться новым заклятиям и что там у нас еще будет — будешь самостоятельно, а я — следить, чтобы ты не взорвал дом и не превратил меня в… в какую-то мерзость.

— Да кто тебе сказал, что я хочу доучиваться этот год? Зачем оно мне нужно?

— Еще как нужно! И потом, Малфой, неужели ты допустишь, чтобы у потомка твоих предков было неоконченное образование? — в ее голосе явно слышалась издевка.

— Это удар ниже пояса, Грейнджер! Мне уже прямо сейчас захотелось превратить тебя в лягушку! Нет, в сороконожку!

— Фу, гадость! — она рассмеялась. — Ничего, у тебя еще будет время выбрать. А теперь пойдем в дом, — она дотронулась до его руки и тут же обхватила ее двумя руками, согревая в ладонях ледяные пальцы, — Ты с ума сошел? Ведь ледяной же!

 — Все нормально, — Драко вдруг почувствовал, что действительно здорово продрог, что его даже потряхивает. Это, наверное, огневиски выходит. — Я не замерз.

— Ага, уже вон зубы стучат! Я не стану давать тебе поблажек в учебе, если ты заболеешь, не надейся. Я буду приходить к тебе в комнату, отпаивать бодроперцовым зельем и читать тебе главы из школьных учебников, учти!

— Это самая страшная угроза из всех, что я слышал! — попытавшись усмехнуться, он действительно четко услышал, как его зубы выбивают дробь от холода.

Гермиона накинула на Драко половинку пледа, и он чуть не замурлыкал, когда нагретая ее телом ткань укрыла его спину и плечи, всунула ему край пледа в руку, сжимавшую трость, и взяла за вторую:

— Я поведу, а ты держи плед, чтобы он не упал.

Драко кивнул. Боялся, что голос выдаст его волнение. Ее ладошка была такой маленькой и теплой, она обжигала пальцы. Он еще никогда не чувствовал себя таким неуверенным слепым котенком. Хотелось идти так подольше, но вот уже ступеньки, холл…

— Где твоя комната?

Пришлось остановиться, выпуская ее руку, и она тут же закутала его в плед как в шаль, чему он только обрадовался. Они пошли на второй этаж, у своей комнаты он остановился.

— Спокойной ночи, — она пошла дальше.

— Грейнджер!

Остановилась. Наверное, обернулась.

— Что?

Такой спокойный голос.

— Тебе понравилась твоя комната? Потому что если нет, то я могу…

— О, она замечательная! Меня все устраивает, но все равно — спасибо, что спросил.

— Тогда ладно. Спокойной ночи.

— Спокойной.

Он зашел к себе и присел на кровать, медленно раздеваясь. Какое странное состояние. Тихого покоя. Тишины. Боясь спугнуть его, он тихонько скользнул под одеяло, сунув плед под щеку, уткнувшись в него носом, вдыхая аромат летних цветов и чего-то еще… горьковатого… жасмина… Закрыл глаза. И уснул.

Ему снова снился ее запах.

Спускаясь утром в гостиную, он услышал голоса в столовой. Ему стало интересно. Раньше он почти никогда не завтракал. Или валялся в постели до обеда после тяжелой, полубессонной-полукошмарной ночи, или просто пил кофе у камина в гостиной. Драко свернул к столовой и замер, услышав, как Гермиона расспрашивает старого домовика о его любимой еде на завтрак, обед или ужин, о распорядке дня, любимых книжках и радиопередачах. А старый эльф тут же выложил ей все и начал вспоминать о том, каким Драко был маленьким… Ну, нет! Это пора прекратить немедленно, а то наговорят тут…

— Ты могла все это и у меня спросить! — голос получился злее, чем он собирался показать.

— Доброе утро, Малфой! — в ее голове послышалась растерянность. — Я думала, ты еще спишь.

— И поэтому решила выведать побольше информации у домовика? Зачем тебе все это, Грейнджер? — домовик тут же испарился.

— Мне просто интересно, как ты жил раньше и как теперь…

— Вплоть до того, что я обычно ем? — побольше сарказма в голосе.

— Ну, да. Глядя на тебя, можно подумать, что ты вообще не очень-то и ешь, — язвительно.

— Ем, когда хочу! — он уже о-о-очень злится.

— А нужно три раза в день.

— Кому нужно?! — он уже почти кричит.

— Всем, Малфой, — ее голос, наоборот, становится все тише и спокойнее, мягче. Удивительно. А должна бы орать в ответ.

— Мне — нет!

Драко вдруг ощутил ее руку на своем предплечье. Дернулся, но скорее от неожиданности. Она сразу отпустила.

— Почему ты кричишь? Разве это преступление — узнать побольше о старом знакомом?

— О старом враге, ты хотела сказать?

Тяжело вздыхает и отходит.

— Нет, Малфой. Я хотела сказать то, что сказала. Ты мне не враг сейчас, надеюсь. Да и в школе это только называлось так. На самом деле враги были другими. Они пытали и убивали. Ты — нет.

Драко почувствовал себя странно. Он не понимал ее и не мог поверить в то, что она не считала его врагом. Действительно, их детские обзывалки и тычки — это не настоящее. Это все наносное, внешнее. А внутри, в душе, в мыслях — считал ли он ее когда-то врагом? Да он даже Поттера не считал врагом по большому счету. Просто под давлением отца и Темного лорда со всеми его приспешниками он привык так думать. Все по инерции, по привычке. А сам? А сам он надеялся, что Поттер снова окажется героем и спасет его и их всех от этой жуткой жизни пресмыкающихся перед Темным лордом. Что и произошло в итоге. Так какие враги? Она действительно стала взрослой, а он все еще ведет себя как маленький мальчик, цепляется за старые обиды, старое отношение, лишь бы не смотреть в глаза настоящему. А в настоящем… темнота и одиночество. И все, что у него есть сейчас, — только эта девушка, которая пытается общаться «по-взрослому», а он… ведет себя как ребенок.

Гермиона смотрела на него с грустью. Она видела, как мечутся его глаза под длинной челкой, как меняется выражение его лица. Смущение, сожаление, задумчивость, отчаяние, растерянность… Ей хотелось подойти и просто погладить его по голове, сказать, что все будет хорошо, но она не решилась. Вместо этого она глубоко вздохнула и подошла к столу.

— Итак — уверенным голосом, будто и не было только что этой его злости, — сейчас мы позавтракаем, потом прогуляемся по саду, а потом — поход в библиотеку. И я была бы совсем не против, если бы ты пошел туда со мной и рассказал, какие книги ты хочешь, чтобы я тебе читала, кроме учебников. Так что иди сюда, пока не остыли эти прекрасные блинчики и чай. Или кофе?

— Зеленый чай, пожалуйста, — он даже слегка опешил от такого напора, и, наверное, поэтому не стал спорить. Зеленый чай пах жасмином…

С тех пор так и повелось — она составляла за завтраком график работы на день, и ему приходилось завтракать. Сначала это давалось тяжко, но потом он привык, и это даже стало приносить удовольствие — приятно, когда за тебя все решили и можно расслабиться. Напоминало школу — там они тоже не выбирали время уроков и расписание, разве что можно было прогулять прием пищи, а тут такого спуску не давали. Но он и сам понимал, что силы нужны. Он стал, как в былые годы, по утрам заниматься спортом. Квиддича ему теперь не видать, но это не повод расслабляться. Тело отвыкло и ныло, но со временем он втянулся. А после занятий появлялось зверское чувство голода. Так что он не очень спорил по поводу еды.

С книгами было сложнее. Они порой ругались до хрипоты споря, что лучше читать. Оба любили книги и много читали, но в учебниках она давно разбиралась лучше него. Он это признавал, но явно не старался ее догонять. На уроках истории магии он демонстративно зевал и говорил, что она зануда еще большая, чем профессор Бинс в Хогвартсе. Изображая попытки наколдовать себе стакан воды, он специально обливал ее струей из палочки, а пока она сушила магией одежду, он начинал читать ей лекцию по истории чистокровных семей магического мира, манерно растягивая слова и заявляя, что если в Хогвартсе есть урок маггловедения, то должен быть и урок о чистокровных семьях. В ответ она порой обзывала его разными маггловскими словечками, значения которых он не знал и не понимал, но они явно звучали неприличными ругательствами, а объяснять, что они значат, она категорически отказывалась.

А после обеда она зарывалась в библиотеку уже одна, перечитывая кучу литературы в поисках решения его загадочной слепоты. Он говорил ей, что Забини уже перерыл тут практически все, но она все равно с упорством маньяка искала хоть что-то, маленькую зацепку, похожий случай…

Время летело незаметно, приближалось Рождество. На Рождественские каникулы обещал приехать Забини. А Гермиона собиралась навестить друзей в Норе. Она скучала по ним, но ее дни были очень насыщенными и да, с Малфоем было достаточно интересно, а его библиотека, о-о-о… Гермиона была явно довольна своей работой. Поэтому письма Гарри становились все короче, сводились к стандартному: «Все хорошо, занимаюсь, работаю. Не грубит. Не хамит. Загадку еще не разгадала». Эта загадка не давала покоя. Гермиона не понимала, почему это странное заклятие не убило его? И почему при полной слепоте его глаза оставались такими же живыми. Он выглядел как абсолютно здоровый, зрячий человек. Если он слышал звук в стороне, то сначала двигались глаза, а потом уже он поворачивал голову на звук. И выразительность его глаз была потрясающей. Она никогда не видела его таким живым в школе. Там на нем всегда была холодная маска ледяного принца, а тут — совсем другой человек. И поэтому она не переставала искать, рыться в учебниках, в древних фолиантах — везде. Ей так хотелось помочь ему. Увидеть, как эти живые глаза снова смогут наблюдать жизнь вокруг. Помочь, как всегда хотелось помогать любому из друзей. Друзей? Она сама удивлялась тому, что думает так о Малфое. Да, она давно не считает его врагом — они выросли, поумнели. Он изменился. Сейчас даже не грубил почти, разве что когда они яростно спорили о чем-то. Но ведь и она не оставалась в стороне, отвечала ему, как и раньше. Но все это не оставляло в душе боли, как бывало. Теперь это просто была перебранка, как с Гарри или Роном. Ох. Неужели она сравнивала их? Но Гермиона была бы не Гермионой, если бы не признавалась сама себе, что сейчас с Малфоем легко и приятно общаться. Легко жить в его доме, и даже гостиная перестала давить на нее воспоминаниями. Да и он старался там ничем не заниматься, чтобы ей не приходилось находиться долго в этой комнате. Заботился о ее чувствах? Не похоже на него, но факт остается фактом. И внешне он изменился — мышцы на руках стали крепче, вся фигура выглядела подтянутой. Сначала она не обращала на это особого внимания, но однажды утром пробегала по коридору мимо его комнаты и заметила, что дверь слегка приоткрыта, а оттуда доносятся странные звуки. Она не удержалась и, притормозив, тихонько заглянула. Малфой отжимался, считая вслух, а на его плечах для большей нагрузки сидел домовик. Гермиона так же тихо отошла от двери, но с тех пор стала замечать, какие у него крепкие плечи, шея, какие сильные руки… Она пыталась объяснить свой интерес чисто профессиональной стороной — мол, я же работаю тут, должна быть уверена, что с ним все в порядке, что он не хандрит больше, вот и обращаю внимание на все эти изменения. Но получалось не очень убедительно. Гермиона видела не только его фигуру. Она видела, как здорово отросли его волосы и как он порой, собирая их в хвост, не замечает, что прядь остается висеть у виска. И хотелось взять ее и заправить ему за ухо. И от этого румянец разливался во всю щеку — и хорошо, что он не видит. Она часто наблюдала за ним, когда он разучивал движение палочкой и был таким сосредоточенным, хмурил темные брови, когда что-то не получалось. Ее всегда удивляло это сочетание — темные брови и очень светлые волосы.

Когда они гуляли, она часто рассказывала что-то о своем мире — он совершенно ничего не знал про магглов. И ему действительно было интересно. Он так смешно морщил нос, когда старался представить себе, как выглядит и работает телефон или что такое кино. Вот об этом Гермиона тоже очень жалела — как было бы здорово вместе посмотреть фильмы, особенно в Рождество. Но не судьба… пока. Она верила, что решение найдется. Не может быть, чтобы не нашлось.

Вместе с домовиками они украсили дом к празднику, и казавшееся всегда немного угрюмым поместье стало намного уютнее. Гермиона выспросила у Драко, что и как они украшали раньше, и постаралась сохранить ту атмосферу, которую создавала тут Нарцисса. Только про омелу не сказала. Не решилась. Она не собиралась ее вешать, но традиция…

На улице лежал глубокий снег. Гермиона наколдовала на стенах дома разноцветные огоньки, и теперь поместье было похоже на дома в Лондоне, украшенные к Рождеству гирляндами. Это напоминало ей о родном домике, где она отмечала праздник с родителями. Она так скучала по ним.

Они слепили снежную ведьму и нахлобучили на нее островерхую шляпу. А потом Гермиона стала бросать в Драко снежки. Он возмущался, что это нечестно, но ничего не помогало. Тогда он пошел на хитрость — притворился, что поскользнулся и упал. Конечно, она сразу кинулась его поднимать, а он схватил ее и вывалял в снегу. Нахохотавшись, они вернулись в дом мокрые и счастливые.

Никогда еще он не чувствовал себя настолько живым. А она любовалась его открытым, разрумянившимся лицом, на котором больше не было ледяной маски.

Он вспоминал смешные истории из своего детства и расспрашивал ее о том, какие самые лучшие подарки она получала на Рождество. Она рассказала ему, что когда-то училась рисовать, еще маленькой. А потом уехала в Хогвартс и стало некогда, но руки иногда так и просятся взять кисть и акварель… И он решил для себя, что обязательно когда-нибудь подарит ей самые лучшие волшебные краски, кисти и все, что там еще нужно. Драко жалел лишь об одном — что он никогда не увидит ее картин.

А она ломала голову, что бы ему такое подарить. Тяжело делать подарки человеку, который может позволить себе почти все на свете. И тогда она решила, что подарит ему плеер и наушники. И запишет ему туда маггловскую музыку и книги. У нее был такой плеер, и однажды она давала ему послушать свою любимую песню. Ему понравилось. Хорошо, что близнецы Уизли придумали, как магией заряжать маггловские электрические приборы. Им тоже нравилась такая музыка.

В последний день перед Рождеством приехал Забини. Гермиона была еще в поместье, она должна была отправиться в Нору вечером, убедившись, что Блейз точно приехал и Малфой остается не один. Обняв друга, Блейз отстранился от него и внимательно пригляделся к Драко.

— О, да ты отлично выглядишь, парень! Твоей сиделке надо выдать премию, однозначно! — он повернулся к девушке. — Какими чарами ты околдовала его, Грейнджер?

Драко удивленно вскинул брови — это прозвучало весьма двусмысленно. Но Гермиона почти не смутилась. После подначек Малфоя слова Забини были просто детской игрой.

— Просто не давала ему спуску и применяла «Круцио» не реже раза в день.

Блейз захохотал.

— Так вот как мне надо было вести себя летом? — он отошел от Драко и направился к Гермионе.

— Грейнджер, — в его голосе зазвучали мурлыкающие нотки, — ты великолепна! Просто хочется срочно тяжело заболеть и нанять тебя своей сиделкой! — он подмигнул и, взяв ее руку в свою, поднес к губам и легко коснулся кончиков пальцев. И уже тихо, шепотом, произнес совершенно серьезно: — Спасибо тебе.

Гермиона поняла, что он искренне благодарит ее и переживает за друга. Это было понятно, и она кивнула.

А Драко вдруг насупился. Что-то у него в груди рыкнуло, напряглось, и захотелось оттащить Забини от девушки. Он слишком хорошо помнил, как легко его друг флиртовал в школе, как часто менял подружек, и ему совсем не хотелось, чтобы Гермиона попала под очарование этого ловеласа. Почему? Да просто потому!

— Забини, прекращай уже любезничать! — грубо рыкнул Драко. — Лучше расскажи мне, что там происходит в школе, кто из наших вернулся и вообще…

Забини приподнял брови и взглянул на Гермиону, но та была удивлена не меньше его.

 — Ладно, ладно, не кипятись так, — примирительно сказал он Драко. — Может, ты меня покормишь, а то я сорвался до обеда и здорово проголодался уже.

— Я распоряжусь, — Гермиона вышла из комнаты.

— Ого, — Забини был в легком шоке, — она тут распоряжается, как заправская мисс Малфой. Что у вас?..

Драко нахмурился. Почему-то эта тема была ему неприятна. Вообще, он вдруг остро ощутил, что Гермиона сегодня уедет, и ее не будет целых три дня — так они договорились. И понял, что даже с Блейзом будет скучать по ней. И сам опешил от этих мыслей.

— У меня к тебе дело, — игнорируя вопрос Блейза, он прошел в сторону гостиной.

Обед прошел весело. Блейз рассказывал о новостях в школе. Как все окончательно отстроили и что теперь изменилось. Кто вернулся и кто с кем встречается. Кто остался на каникулах в школе. Кто поехал домой. Смешил разными историями, происходившими на уроках ухода за магическими существами или зельеварения. Из слизеринцев вернулось совсем мало человек. В основном на младшие курсы. И поэтому Забини теперь учился вместе с когтевранцами. Как и еще несколько старших слизеринцев, рискнувших вернуться в школу.

Про то, вспоминали ли о Драко в школе, он не говорил. А Драко не спрашивал. Блейз только передал ему привет от Северуса и добавил, что тот просил передать: дела со счетами Малфоя в порядке. Драко только кивнул.

После обеда Гермиона попрощалась и отправилась в Нору. И Драко как-то сразу загрустил, что не прошло мимо внимания его друга. Решительно взяв инициативу в свои руки, он потащил друга к камину, доставая на ходу из кармана флягу с коньяком, который нравился ему больше огневиски.

— Рассказывай! — потребовал он, разливая по бокалам янтарный напиток и вкладывая бокал Драко в его руку. Тот ухмыльнулся.

— Решил меня подпоить? Что тебе рассказывать?

— Все! С момента, как она тут появилась и до вот этого, сегодня, когда ты три раза повторил, что через три дня она должна быть тут, и ни днем позже. Иначе ты… А кстати, что — ты?

Драко насупился.

— Ничего не три…

— Именно три!

О, Мерлин! Не может быть, что бы он повел себя так по-идиотски, да еще в присутствии Забини! И как теперь оправдываться? А она? Что она подумала?

— Не знаю. У нас контракт, а она там может и забыть, а я не хочу пропускать занятия и…

— Ты с ней спишь?

— Что?! Нет!

— Да я бы на твоем месте уже давно затащил ее в постель! Надо же, в доме только вы двое, а ты даже не попытался воспользоваться своим положением?

Драко вдруг разозлился на друга. Тот говорил о Гермионе как о… Как о своих, не особо переборчивых в связях, подружках. И это взбесило. Он залпом выпил весь коньяк. Тот обжег горло. Драко уже давно не пил ничего крепче вина и забыл, каково это. Что ж, для того, чтобы Забини все понял и сам не полез к Гермионе, придется все рассказать. С самого начала. Может это и Драко поможет разобраться в себе.

— Она приехала, и я обалдел, если честно. Уж ее я точно не планировал тут принимать. Но она как-то сразу повела себя… не знаю, как сказать, объяснить… в общем, мне не было с ней сложно. Она не бесила, просто дразнила, а если мы ругались, то так искренне, что даже осадка не оставалось потом. Иногда мы просто начинали хохотать после того, как наорали друг на друга. А еще она ругается маггловскими словечками и не объясняет мне их значение, и это выбешивает! А иногда мы просто часами разговариваем. Мне кажется, я с тобой за всю жизнь не проговорил столько, сколько с ней за это короткое время. И мне не хочется говорить ей гадости. Мне не хочется обижать ее. Она много делает для меня, и хоть это ее работа, но не все же! И еще она ищет, Блейз! Она все время ищет, как помочь мне со слепотой. Она не верит, что это навсегда. И уже за одно это я благодарен ей. Потому что сам я…

Он замолчал, и Забини подлил ему в бокал еще порцию коньяка.

— Как-то странно все. Где мой милый эгоист? Разве тебе не должно быть все равно? Где мистер ледяной принц?

— Говорю же — сейчас все не так! Я сам в шоке, но я не хочу, чтобы это причинило ей боль. Не хочу, чтобы между нами встало недопонимание происходящего. Мне слишком хорошо с ней, чтобы все испортить одноразовым сексом.

— Да кто говорит об одноразовом? Ей же тут еще работать и работать, так почему не сделать это время еще приятнее?

— Да потому, что она не такая, как другие! Потому, что с ней не выйдет просто секс «для здоровья»! Потому что Я.ТАК. НЕ. ХОЧУ!

Драко уже почти рычал на друга.

— Та-а-ак! — медленно протянул Блейз. — А как же ты хочешь?

Драко чувствовал себя прижатым к стенке.

— Я не знаю… но точно не как ты со своими …

— Ты хоть сам понимаешь, что это значит? — тихо спросил Блейз.

Драко зажмурился, стиснув бокал в пальцах так, что тот чуть не треснул, и тихо, как-то даже обреченно, ответил:

— Понимаю.

— А она?

Драко вскинулся.

— Нет! И не вздумай ей даже намекнуть на все это! Я не хочу…

— Чего ты не хочешь, друг? А если она чувствует то же самое и просто думает, что ты никогда не сделаешь шаг вперед из-за статуса крови?

Драко усмехнулся. Кровь. Голубая аристократическая кровь. Когда-то это действительно имело значение, но как же давно это было.

— Пусть лучше так и думает. Она же не будет со мной долго, все равно уедет. Зачем я ей — такой?

— А может, она потому так старательно и ищет ответы о том, как тебе помочь? Потому что не планирует так просто сдаваться? Ты вообще хоть что-то замечал в ее поведении… что было бы не как обычно?

— Да что я могу заметить, блин?!

— Но ты же не глухой? Нет еще? — Забини усмехнулся. — Легкий вздох, когда касаешься руки, случайное столкновение и дрожь, ну, не мне тебя учить всему этому…

— А кому?! Кому меня учить, если я ни черта не понимаю в этом? Если мне всегда было все равно, кого я там зажал в темном коридоре школы или кто притащился ко мне в постель? Ты же знаешь, что вся эта репутация моего донжуанства — это пшик, я даже не знаю, кто обо мне все эти слухи распускал. Мне, кстати, о них она тут рассказала, я даже не думал, что все это болтают обо мне. А когда я случайно вдруг касаюсь ее, то у меня самого так шумит кровь в башке, что я не то что не слышу ничего — не соображаю даже…

— Ох, ты и влип, парень, — Забини задумался и помолчал. — Такому ведь действительно не научишь. Это просто чувствуешь кожей. Если бы она так быстро не уехала, я бы хоть присмотрелся, а так… Но она же вернется через три дня, а я еще побуду здесь до конца каникул, так что время у нас будет. А пока давай-ка подумаем, как проведем праздник.

Гермиона скучала. Это было странное чувство, и она не совсем понимала, что с ней происходит. Ведь Нора — это второй дом, на праздник собрались все самые дорогие ей люди. Было весело, горы подарков, воспоминания, любимые друзья. Живоглот, которого на время взяла к себе в Нору Молли, — Гермиона так переживала, где бы оставить его, и так скучала по нему, что как только схватила с порога в охапку и уткнулась носом в теплый рыжий мех, так сразу и решила, что заберет. И ничего — Малфой переживёт как-нибудь! Поместья хватит!

Но ей было грустно. И мыслями она все чаще возвращалась в дом Малфоя, все чаще задумывалась о том, как он там? Как проводит время с Забини? Чем занимается в данный момент? И почему он так странно повел себя, когда его друг только приехал? И зачем потом три раза напомнил ей, что у нее всего три дня, и она обязательно должна потом вернуться. И когда она попробовала заикнуться, что если вдруг что-то заставит ее задержаться, то она пришлет сову Забини, Малфой расстроился, разозлился и заявил, что никаких отсрочек он не примет и она должна быть здесь вовремя? Странный…

Перед отъездом в поместье Гермиона с Джинни отправились в Лондон, купить плеер в подарок Малфою. Джинни повзрослела, у них с Гарри все было серьезно, и это радовало Гермиону. Они много говорили о школе, Джинни рассказала о Луне и Невилле, о том, что Рон теперь с Лавандой. Это немного отвлекло Гермиону от мыслей о Малфое. Но Джинни все равно как-то странно поглядывала на нее. И, когда они уже все купили и зашли в Косой переулок попить шоколада в любимое с детства кафе, Джинни не выдержала.

— Герми, что происходит?

Гермиона удивленно посмотрела на подругу.

— В смысле?

— Не прикидывайся. Мне-то ты можешь сказать. С того момента, как ты приехала, ты ведешь себя так, как будто впервые у нас в гостях. Ты ничего не рассказываешь, молчишь часами и вздыхаешь. И ты сегодня все время смотришь на часы, как будто считаешь секунды до отъезда. Что происходит там?

— Там?

— Там. С тобой. С вами? Что случилось? Он… Он не обижает тебя, это точно?

— Нет! Нет, Джинни, он не обижает. Ты даже не представляешь, насколько он изменился. Мне с ним теперь очень легко. Так легко как… дышать… — она слегка покраснела.

Джинни приподняла бровь, всматриваясь в подругу, и от ее внимательного взгляда та все сильнее заливалась краской.

— Гермиона! — Джинни сама опешила от своей догадки. — Ты… ты любишь его?

Гермиона зажмурилась и замотала головой. Говорить не получалось, она боялась расплакаться.

— Так! — Джинни сразу взяла все в свои руки. Рассчиталась по счету, взяла подругу за руку и переместилась в их с Гарри городскую квартиру. Там никого не было, потому что Гарри оставался в Норе, и можно было спокойно поговорить.

— Рассказывай, Герми. Выговорись. Ты же знаешь, я никому не скажу, — она взмахом палочки заставила закипеть чайник и стала заваривать любимый зеленый чай Гермионы.

Но та молчала. Она доверяла Джинни, но как рассказать то, что еще самой себе никогда не говорила? Как признать то, что кажется сейчас таким глупым, таким… неправильным? Она подняла на подругу полные слез глаза.

— Я не знаю. Я правда не знаю, как это все произошло. Мы просто общались. Занимались уроками, разговаривали. Мы очень много разговаривали. И как-то незаметно для себя я…

— А он?

Вопрос прозвучал как выстрел. Гермиона не думала об этом. Она вообще обо все этом не думала, гнала от себя такие мысли, зарываясь с головой в книги, полностью уходя в поиск решения его проблемы…

— Я не знаю, — тихо сказала она. — Мы не говорили об этом.

— Но ты же не можешь не чувствовать, равнодушен он к тебе или нет? Ты же женщина!

— Ну, ты же знаешь, я не женщина, а книжный червь! — она попыталась улыбнуться, но Джинни смотрела серьезно и явно ждала ответа.

— Он иногда смотрит так…

— Смотрит? — удивленно перебила подруга. — Но он же слепой…

— Да, но у него остался очень живой взгляд. Такой, что если ты не знаешь, что он слепой, то не догадаешься ни за что! Поэтому меня так и интересует это заклятье, которым его…

— Ладно, я поняла. Что еще?

— Еще он иногда ляпнет что-то и сам краснеет. Ты видела, чтобы Малфой когда-то краснел? И он может иногда… — Гермиона смутилась, — когда думает, что я далеко отошла и не смотрю, он может взять оставленную мной шаль или кофту и уткнуться в нее носом, а потом быстро положить все на место. Это считается?

— Еще как! — Джинни засмеялась. Да, вот бы никогда не подумала, что ты и Малфой будете вместе.

— Но мы не вместе, Джинни, — грустно сказала Гермиона. — Мы не можем быть вместе. Не забывай — он же Малфой. Чистокровный аристократ. А я Грейнджер. Магглорожденная. Его мир никогда не примет меня. Да и он сам проклянет и меня и себя за эти чувства. Если все это не самообман от его одиночества и моей заботы…

— А разве его мир уже не отрекся от него? Скажи, хоть кто-то из слизеринцев навещал его, пока ты была там? Он получал письма?

— Ну, к нему вот на праздники приехал Забини…

— Забини не показатель. Он хоть и сам чистокровный — никогда не ставил это выше своих чувств и желаний. Он и теперь в школе вертится далеко не среди слизеринок, знаешь ли. Еще кто-то был?

— Нет.

— Вот видишь! Его мир отверг его еще и за то, что он тогда помог Гарри. Может, они были и не против того, чтобы Темный лорд был побежден, но лично помогать в этом никто не стремился. А тут Пожиратель. И не просто кто-то, а сам Малфой! Я, кстати, говорила об этом с ребятами — ну, про то, почему так произошло и все такое. Гарри рассказал, как ходил к Малфою после боя. И о чем они говорили. Он тоже считает, что Малфой изменился. Это, конечно, не значит, что он будет в восторге от ваших чувств, но мне кажется, что он поймет. А вот Рон… Но пока ты там — тебе вообще нечего думать о мальчишках. Это не их жизнь, у них все отлично, так что пусть не лезут со своими амбициями и эгоизмом. Послушай. Обещай, что будешь писать мне и рассказывать о вас? Особенно если что-то изменится? Ладно?

Гермиона улыбнулась. Как хорошо, когда есть с кем поговорить. Ей стало намного легче.

— Спасибо тебе. Я обязательно напишу, если что-то… если он… ну, в общем обо всем. А теперь нам пора, я уже и так опаздываю, обещала быть на закате, а уже почти ночь. Да и тебя уже заждались в Норе.

Джинни пожала плечами.

— Я, пожалуй, вернусь сегодня с Гарри сюда. Я устала от опеки мамы и братьев и хочу побыть с ним наедине.

Подруги обнялись и отправились в Нору собираться.

Драко мерил шагами гостиную уже второй час. С тех пор, как Блейз наконец сказал ему, что да, уже закат. А потом — да, солнце уже село. А потом… а потом он просто ходил как маятник и ругался сквозь зубы. И никакие уговоры Блейза успокоиться, выпить, прогуляться, почитать, остыть не помогали. И когда прошло уже часа три после заката и Блейз заразился настроением Драко и сам стал волноваться, не случилось ли чего, в холле раздался характерный хлопок, и на лестнице послышались сначала странные звуки, а потом торопливые легкие шаги.

Драко остановился, прислушиваясь. У него отлегло от сердца. Она здесь, она вернулась! А он так боялся… Боялся, да, но еще больше он теперь злился. Он был просто в ярости за то, что еще минуту назад так боялся не услышать этих шагов на лестнице своего дома.

Гермиона легко взбежала по лестнице и замерла на последней ступеньке. Она явно не ожидала, что ее будут встречать с таким зверским выражением лица.

— В-веселого Рождества! — ее голос испуганно дрогнул, когда Драко сделал шаг в ее сторону. Она помимо воли отступила. — Что-то случилось?

Она повернулась в сторону Блейза и поставила сумки на пол, стягивая перчатки и начиная расстегивать пальто.

— Где ты была?! — Драко не говорил, а рычал.

— В Норе, конечно. И в Лондоне. А что?

— Ты обещала быть на закате, а он давно отгорел! Ты опоздала! — столько ярости, как будто она убила кого-то по дороге и только что попросила их помочь припрятать труп в его саду.

— Что происходит? — она уже смотрела на Блейза, пытаясь понять причину такого приема. Ну, в самом деле, не потому же он такой злой, что она задержалась? Сегодня у нее еще выходной, и она вполне могла себе это позволить, хотя и понимала, что обещала вернуться раньше.

Забини попытался разрядить обстановку.

— Наш гостеприимный — он сделал акцент на том слове, стараясь отрезвить Драко — хозяин не любит, когда опаздывают к ужину, видимо. Когда он голодный — он становится злым. А еще он соскучился, — Блейз ухмыльнулся.

— Да уж, я вижу! — она подошла к огню и протянула ладони, чтобы согреть их. — А на улице такая метель, ступеньки совсем замело. Надо бы наложить заклятье, а то завтра не выберемся из дому. А мне так хотелось бы погулять по саду, он такой красивый в снегу. Слепить снежную бабу…

— Кого? — Драко даже забыл, что сердится и с недоумением повернулся на голос Гермионы.

— Снежную бабу. Волшебники лепят из снега ведьм и колдунов и надевают им островерхие шляпы. А магглы лепят снеговиков и снежных баб, и надевают на них, что хочется. В этом и вся прелесть — она засмеялась, глядя на их удивленные лица. — Но это будет завтра. А сейчас, если наш гостеприимный — она тоже сделала акцент на этом слове, чем вызвала ухмылку у Блейза — хозяин уже успокоился и перестал на меня рычать, я подарю вам подарки. Только переоденусь. А то я жутко замерзла и промокла, пока пробиралась от ворот сюда.

— А чего тебе понадобилось тащиться от ворот? — Драко удивленно поднял брови. — Не могла сразу в дом трансгрессировать?

— Мне до ужаса нравится снег, и захотелось посмотреть на поместье в метель. Ну, и не рассчитала сил, да еще с сумками. Спасибо твоему домовику, он как-то понял, что я там, и вытащил меня из сугроба, — она засмеялась.

Драко порадовался про себя: если бы он не приказал домовикам просматривать территорию парка на всякий случай — она бы совсем закоченела там.

— Сумасшедшая девчонка, — он нахмурился. — Еще мне болезней тут не хватало! — и вспомнив ее давние слова, добавил: — Я не стану давать тебе поблажек из-за простуды!

Она засмеялась снова. И убежала к себе переодеваться. А он стоял и все прислушивался, впитывая в себя ее смех, ее голос, запах, который она принесла с собой, такой странный, несовместимый — запах мороза и жасмина, зимы и лета разом…

— Да, дружище, ты пропал, — тихо проговорил Забини.

Драко опомнился и опустил голову. Вся его ярость улетучилась, и сейчас он только и думал: понравится ли ей его подарок и как жаль, что он не увидит ее лица в тот момент, когда она его откроет. Он ведь еще никогда ей ничего не дарил.

Гермиона быстро переоделась в джинсы и темно-зеленую блузку, распустила волосы, чтобы те подсохли, и взяла подарки. Она улыбалась. У нее получилось не отвечать на его рычание и усмирить бурю. И это радовало потому, что у нее было отличное настроение и она просто не могла позволить кому-то испортить этот вечер. Спустившись, она нашла друзей на диване у камина.

— Сначала хозяину! Сиди тихо и не шевелись, Малфой! — она подключила к плееру большие наушники, запустила музыку, проверила громкость, чтобы было комфортно слушать, и подошла к Драко.

— Не шевелись, — еще раз попросила она. И аккуратно надела ему на голову наушники. Он сначала не понял, что она делает, и схватился за наушник рукой, но потом замер, прислушиваясь. В наушниках играла ее любимая песня, та самая, что он уже однажды слушал у нее в плеере. Но теперь это был совсем другой звук, четкий и глубокий, в котором, казалось, можно утонуть. И он заслушался, даже забыв поблагодарить ее за подарок.

Видя, что он не обращает на них никакого внимания, она повернулась в Забини и тихо спросила.

— Как он?

Блейз удивленно посмотрел на нее.

— Он не слышит нас, он слушает песню. И пока она играет, можно говорить свободно.

Он понимающе кивнул.

— Все нормально. Только очень злился, что ты опаздываешь. Я уже думал, что он тебя стукнет, когда ты появишься.

— Ничего, — она улыбнулась. — Помнится, в начале моей работы у него он хотел превратить меня в сороконожку.

Забини удивленно посмотрел на нее, но она только отмахнулась.

— У меня и для тебя есть подарок. Я подумала, что тебе будет интересно узнать, что это такое у Малфоя, и купила портативный плеер и вакуумные наушники. Позже, если тебе понравится, я подскажу, где выбрать такие наушники, как у него, или другие.

Она протянула ему коробку. Он удивленно повертел ее в руках, кашлянул.

— Я не умею…

— О, тут все просто, — она распечатала коробку, показала, как включать и как надевать наушники. — Я не знала, какой стиль ты предпочитаешь в музыке, поэтому у тебя то же, что и у Малфоя. Потом покажу где покупать музыку в Лондоне и как заряжать.

— Спасибо! Не ожидал, если честно. Приятно.

— Мне тоже. Веселого Рождества!

У Драко закончилась песня, и он снял наушники с головы. У него был слегка обалдевший вид.

— Гермиона… Спасибо… Это… это… просто великолепно! Там такой звук! Блейз, ты должен это попробовать!

— Обязательно, потому что мне подарили почти такой же плеер, как и у тебя, только наушники у меня вак…ваки… Грейнджер, как называются мои наушники? — Блейз повернулся к ней и замер. Она смотрела на Драко и ее взгляд… Она даже не слышала, что Блейз звал ее. Потому что Драко только что впервые назвал ее по имени. Так просто. И это было так… так приятно. Ее имя, произнесенное его голосом. Драко тоже повернулся в ее сторону.

— Что-то случилось? — спросил он удивленно, слыша, что она не отвечает Блейзу.

Она вздрогнула, обхватывая себя руками.

— Прости, что ты спросил? — она повернулась к Блейзу и наткнулась на внимательный изучающий взгляд, который он тут же отвел.

— Как называются мои наушники? — повторил Забини.

— Вакуумные.

— Ах, да. Вот именно так они и называются, — засмеялся Забини, и Драко, поняв, что друг не может повторить это слово, захохотал следом. Гермиона держалась, но глядя, как парни хохочут, тоже не выдержала и рассмеялась. Напряжение спало, стало легче. Отсмеявшись, Драко повернулся в сторону Гермионы.

— Теперь наша очередь дарить тебе подарки. Ты готова?

— Я обожаю получать подарки, — она протянула к ним руки и снова засмеялась.

— Блейз! — Драко повернулся к другу.

— Секунду! — Забини вышел из комнаты.

Драко сразу повернулся к Гермионе.

— Ты удивила меня, я просто в шоке! Спасибо. Это потрясающий подарок.

— Я рада, что тебе нравится, — она присела рядом с ним. — Там не только музыка. Я привезла несколько аудиокниг, подумала, что тебе это может понравиться тоже. И потом можно будет купить еще. Только скажешь, в каком жанре ты хочешь. Ты сможешь их слушать, когда меня не будет рядом и некому будет тебе читать. Я покажу, как выбирать музыку или книги.

Драко напрягся.

— Ты куда-то собралась? — в голосе зазвенело напряжение… страх?

— Нет, я имела в виду, когда я работаю в библиотеке, к примеру. Или перед сном…

— А, — он выдохнул с заметным облегчением. — Понятно. Почему ты так задержалась? — голос дрогнул, но прежней злости уже в нем не было. — Я уже подумал, что ты решила не возвращаться.

— А ты бы расстроился? — она явно улыбалась и дразнила его.

— Я бы разозлился, озверел и отправился в Нору за тобой!

— Ой, мне уже страшно! — Гермиона рассмеялась, представив себе удивленные лица всех Уизли вместе и Поттера в придачу, если бы Драко действительно ринулся в Нору за ней.

Вернулся Забини, левитируя перед собой несколько больших и маленьких упакованных пакетов и складывая их на стол перед Гермионой.

— Ну давай, показывай нам, как ты любишь подарки, — он улыбался, а Драко вдруг стал напряженным и занервничал. Гермиона удивилась — с чего вдруг? Боится, что подарок не понравится? Она развязала ленту на самой маленькой коробке, открыла и увидела красивый серебряный браслет. Он лежал, скрученный тонкой змейкой, но стоило ей достать его, как змейка легко скользнула на руку девушки, обвив кисть спиралью. Гермиона тихонько охнула, а Драко сразу потянулся к ней.

— Что? Что случилось? — его голос был полон тревоги и испуга за нее.

— Все хорошо… наверное. Просто эта змейка как живая. И я испугалась.

У Драко отлегло от сердца. Он уже успел придумать себе все самое страшное, правда, до конца так и не оформившееся во что-то адекватное.

— Это амулет. Носи его не снимая, он напитается твоей энергией, и ты всегда будешь знать, если тебе лгут или пытаются околдовать. Конечно, от черной магии он не спасет, но простенькие заклятья или зелья, типа приворотного или сыворотки правды, он узнает. Ну и ложь, однозначно. Когда все хорошо — глаза змейки изумрудные. А когда что-то не так — рубиновые. Чтобы снять браслет с руки, надо прижать головку змейки к руке, и она сползет в ладонь. Но лучше не снимай, пожалуйста.

— Она красивая. Змея… Я уже было подумала, что вы меня в Слизерин переманиваете, — она ухмыльнулась, почти как Драко. — Спасибо. Мне нравится. И спокойнее, когда знаешь, что можешь различать, где правда, а где ложь. А ты не боишься, что теперь я всегда буду знать, когда ты мне врешь?

— А какой мне смысл тебе врать?

— А когда ты отлыниваешь от занятий под видом того, что не выспался или голова у тебя болит, а сам потом отжимаешься до чертиков в глазах?

Он вдруг вспыхнул и закашлялся, а она поняла, что проболталась. Потому что откуда ей было бы знать, чем он там занимается в своей комнате, когда отказывается от уроков и почти убегает к себе? Но она знала. Потому что подсмотрела как-то, пусть и случайно. Дверь осталась приоткрытой…

Забини молча переводил взгляд с одного на другого. Какие же они милые и наивные, особенно она. Ведь ежу понятно, что Драко сгоняет физической нагрузкой сексуальное напряжение, а с уроков уходит потому, что понимает: может не сдержаться и боится, что она заметит его возбуждение. Мужчинам это намного сложнее скрыть, чем женщинам. Тем более, что он-то сам себя не видит и не контролирует процесс… Надо спасать ситуацию.

— Ну, это только один подарок, что ж мы зависли. Ты еще мой не открыла, Гермиона!

Она с облегчением повернулась к нему.

— Да? А какой твой?

Он достал из кучи пакетов еще одну коробочку и подал ей с деланным поклоном.

— Вам, леди.

Она развязала ленту и открыла коробку. Внутри лежали серьги и кулон на тонкой цепочке. Тоже из серебра, серьги были выполнены в форме змеи с открытой пастью, но змея была с крыльями и немного напоминала дракона. Глаза были изумрудные. И такой же кулон-подвеска свешивался с тонкой ниточки — цепочки, почти незаметной в руках.

— Я выбрал полузмею-полудракона, чтобы твои друзья не очень ругались на тебя, — Блейз улыбнулся ей открыто и с пониманием.

— Спасибо, — Гермиона была ошеломлена такими подарками. Она явно не ожидала ни такой щедрости дарителей, ни такого внимания к своей особе. — Они очень красивые, — она надела серьги и застегнула на шее цепочку. Дракончик-змейка уютно устроился на груди. — А что в остальных коробках?

— О, это Драко никак не мог выбрать тебе подарок и потому купил все, из чего поначалу хотел что-то выбрать.

Драко рыкнул в сторону друга, но ничего не сказал, только смущенно улыбнулся.

— Открой, — попросил он. — Я надеюсь, что тебе понравится.

Гермиона начала распаковывать оставшиеся несколько пакетов. В первом был очень красивый кожаный блокнот-ежедневник с разными магическими картинками на каждой странице. На одной пролетала сова, на другой проявлялась и исчезала каждый раз новая надпись — какие-то пословицы и поговорки о магии. На третьей вспыхивал огнем феникс. На четвертой из леса медленно выступал единорог. И так далее. К блокноту в комплекте шло красивое перо золотого фазана. Гермиона была в восторге.

— Драко, это так прекрасно! — она не удержалась и махнула длинным пером по кончику его носа, рассмеявшись, когда он его сморщил.

Он почесал нос, поняв, что она открыла блокнот, и с серьезной миной заявил:

— Я подумал, что ты сможешь в нем планировать наше расписание дольше, чем на один день, как мы делали раньше. Так удобнее.

— О, какой ты предусмотрительный. Я это учту на будущее, — так же серьезно ответила она и, не удержавшись, рассмеялась. Он тоже посмеивался, изо всех сил стараясь не показать, что заметил, как она только что назвала его по имени.

— Итак, последний пакет, самый тяжелый! — провозгласил Забини голосом продавца на распродаже. — Давай, Гермиона! Я весь в предвкушении!

Она с опаской начала разворачивать последний пакет и онемела. Книги! Да какие! Три старинных, просто древних фолианта лежали перед ней на столе. И все они были полны нового, еще непрочитанного, неизведанного, неизученного, непознанного… Она перестала дышать, открывая верхнюю и забывая, где она, с кем она. «История древних заклятий», — гласило название книги. Она успела прочитать несколько первых абзацев, когда хохот, раздавшийся над ее головой, отвлек ее от чтения. Она подняла глаза, еще не вполне вернувшись в этот мир из мира книжного и увидела, что Забини просто сползает на пол от гомерического хохота, а Драко, ничего не понимая, встал и шагнул к столу, пытаясь понять, что происходит. Она с сожалением закрыла книгу, поднялась и взяла Драко за руку. Он слегка вздрогнул, но тут же ухватился за ее пальцы.

— Что с ним?

— Это у него такая реакция на то, что я увидела эти книги и забыла обо всем на свете, — она с сожалением вздохнула, понимая, что сейчас почитать не удастся.

Он истолковал этот вздох по-своему.

— Тебе не понравилось?

Она повернулась к нему и сжала его руку крепче.

— Драко, это лучший подарок. Это дает нам надежду. Я не знаю, где ты достал эти книги, но таких я нигде не видела. Я почти все перерыла в твоей библиотеке, и ничего. Я уже думала писать Дамблдору, спрашивать его о книгах, но ты… ты сам нашел. Или тебе помог Забини, но в любом случае — это замечательно. Это лучший подарок из всех, правда!

— Я жуткий эгоист, Гермиона! Я, конечно, подозревал, что тебе понравится этот подарок, это же книги, это твой наркотик, но о себе я тоже думал и тоже надеялся… Ну, не то что бы, но вдруг ниточка какая. Даже просто любопытно…

— Не смей! Не смей не верить, понятно?! — она стукнула его кулачками в грудь. — Не смей не верить, что у нас получится! — она схватила Драко за плечи и попыталась встряхнуть, но силенок хватило лишь на то, что бы толкнуть его на диван. Он не удержался на ногах, но, вскрикнув и схватившись за локоть, сразу же с криком вскочил, а с дивана раздалось шипение.

— Что это?! — он повернулся к Блейзу, ничего не понимая. — Что это было?

Гермиона испугалась.

— Прости, пожалуйста. Только не злись. Я сейчас все залечу.

— Да скажет мне кто-нибудь, что это было?!

— Это мой кот. Малфой, прости, но я так соскучилась по нему, и он не отходил от меня все время, пока я была в Норе. Я подумала: у тебя же столько места и он совсем не будет мешать тебе. Я никак не ожидала, что он полезет сюда, обычно он не идет к незнакомым людям. — Живоглот, брысь отсюда, бессовестный кот! — в голосе Гермионы уже чувствовались слезы. Она взяла Драко за руку и быстро залечила глубокие царапины, которые оставил ее кот.

— Так! Отставить слезы! Гермиона! — Блейз приобнял девушку за плечи. — Это всего лишь еще одна пушистая подушка в поместье Малфоя. Никому он не помешает. Просто это получилось несколько неожиданно, — он улыбнулся ей, успокаивая, пока Драко переваривал услышанное, и перешел на заговорщический шепот: — Поскольку мы тебя ждали долго, то очень проголодались. И теперь самое время…

Гермиона судорожно вздохнула и выпрямилась, аккуратно освободившись от рук Забини.

— Ты прав. Простите меня. Спасибо вам обоим за такие прекрасные подарки. Вы замечательные! Драко… если ты… в общем, тебе стоит только сказать, и я отправлю Живоглота назад в Нору, — опустив голову, она ушла в сторону столовой, распорядиться об ужине.

— Дружище, ты как? — Блейз подошел к Драко и хлопнул его ладонью по плечу. Драко вздрогнул и затряс головой.

— Я… Я не знаю, Блейз. Слишком много всего сегодня. Наверное, мне надо выпить. Но я не хочу коньяка, — он щелкнул пальцами, и в гостиной появился домовик. — Подай к ужину сладкого вина из подвалов отца.

Домовик кивнул и исчез.

— Ей должно понравиться, как думаешь?

— Хочешь ее напоить?

— Нет, с чего ты… — Драко вдруг замолчал и задумался, а Блейз рассмеялся.

— Не нужно, друг. Она заслуживает другого.

— Да я знаю, но я сам, сам боюсь, понимаешь? Ты заметил хоть что-то?

— О, я много чего заметил. И тебе вовсе не стоит переживать — она явно неравнодушна к тебе. Так что реши свои проблемы с этикой и моралью и вперед. Она ждет тебя, явно. И озвучь свое решение с котом, а то у нее такое лицо…

— Да кот — это самое малое, что я могу сделать для нее! А вот остальное… Легко сказать. Как я могу заставлять ее жить с кротом?

— Хм, как по мне, так хорек тебе больше подходил, — Драко грустно усмехнулся, вспоминая, за что ему дали эту кличку гриффиндорцы. — Хорек изворотливый и хитрый. А ты сейчас какой-то… кролик скорее. Ты же никогда не был трусом, друг?

— Ну, вот. Теперь как-то так… — он запустил пальцы в волосы, стаскивая резинку и растрепав их окончательно. — Я не боюсь услышать «нет». Я боюсь, что она с этой своей гриффиндорской честью не сможет уйти, когда поймет, что ничего не выйдет и я так навсегда и останусь слепым. А быть вечной сиделкой и жить со мной из жалости… Я такого не хочу. Не смогу вынести. И тогда точно забью на все обещания Северусу.

Забини приобнял друга за плечи.

— Давай-ка мы сейчас забудем о грустном и составим девушке компанию за ужином. А что делать дальше — подумаем потом. А то она возьмет и подслушает нас так же, как подсматривала за тобой, когда ты сбегал от нее и утешал себя бесконечными отжиманиями, — он хихикнул.

— Что?.. — Драко растерянно повернулся к другу.

— А ты как думал — откуда она узнала, что ты врал о том, что у тебя башка твоя тупая болит, а сам качался до потери сознания?

— Блин! — Драко закусил нижнюю губу. — Вот это да, я и не обратил внимания тогда на ее слова, думал, как теперь буду выкручиваться с этим браслетом. А оно вот что…

— А то! Двери закрывать надо, друг мой. Хорошо еще, что ты отжимался, а не… снимал свое напряжение другими способами, вот это было бы зрелище, — Забини захохотал и потащил обалдевшего от всех этих новостей Драко за собой. — Пошли, а то ей придется топать сюда за нами, а это уже перебор.

— Да, пошли, — Драко наконец собрался и взял себя в руки. Собрал волосы в хвост, и друзья отправились в столовую.

Наутро была чудесная морозная погода. Ветер унялся, аллеи в парке уже расчистили своей загадочной магией домовики, и Драко попросил друга прокатиться с ним верхом. Он ждал этого с лета и не мог сдержать нетерпения. Но у Блейза были на этот счет свои планы.

— Почему бы нам не подождать Грейнджер и не пригласить ее с собой?

Драко растерялся.

— Она не была особо в восторге от полета на фестралах и не умеет…

— Так ей и не нужно. Я убью двух зайцев. Даже трех. Во-первых, если она будет сидеть перед тобой в седле, ты точно не понесешься как ненормальный, и я смогу доверить тебе поводья, а не тащить твою лошадь за собой. Во-вторых, ей будет не так страшно, она поучится, и, может быть, потом еще покатаетесь вдвоем. И в-третьих, тебе, думаю, будет приятно обнимать ее, когда она будет сидеть перед тобой. Или я в чем-то не прав?

И Блейз победно рассмеялся.

— Ты все продумал, верно?

Драко тоже улыбался в предвкушении.

— Я твой друг и просто стараюсь быть полезным, тем более я уверен, что Грейнджер тоже это понравится.

— Что мне понравится? — она спускалась к завтраку и услышала конец фразы.

Ребята повернули к ней головы.

— Доброе утро, — хором поприветствовали они ее и рассмеялись.

Блейз помог ей присесть к столу, пока Драко занимал свое место.

— Наш гостеприимный хозяин пригласил нас на верховую прогулку.

Видя, как Гермиона изменилась в лице, он поспешил рассказать свой план дальше и успокоить ее.

— Только не нужно пугаться. Драко рассказал мне, что ты не в восторге от верховых прогулок. Но тут такое дело… Надо помочь! — он выглядел озабоченным, как будто не мог решить, как все устроить. — Дело в том, что Драко нельзя доверять поводья, а то у него есть дурная привычка пускать своего коня в галоп и удирать. А за его жеребцом на этих конюшнях ни один конь не угонится. Поэтому обычно поводья я ему не давал, и приходилось вести коня в поводу. А это очень неудобно, знаешь ли. Вот я и подумал — если ты сядешь в седло к Драко, то тебе будет не так страшно, он будет тебя придерживать и не будет рисковать и скакать во весь опор, а я буду спокоен и смогу наслаждаться прогулкой. К тому же мы сможем полюбоваться красотой заснеженного парка в полной мере, потому что обходить его пешком дело нелегкое, а верхом все происходит проще и быстрее. А тебе ведь этого вроде хотелось вчера?

Гермиона растерялась от такого напора. Драко так умоляюще смотрел, снова эти брови домиком, разве еще руки не сложил молитвенно, ожидая ее согласия. Она не выдержала и рассмеялась.

— Ну, если без моей помощи никак не обойтись…

— Никак! — опять хором подтвердили юноши. И все втроем рассмеялись.

— Тогда ладно. Но ты, Малфой, поклянешься мне… не знаю, чем, но поклянешься, что не будешь скакать галопом. По крайней мере, пока я с тобой в седле.

— Клянусь! — Драко готов был поклясться чем угодно, на чем угодно, лишь бы она согласилась! Держать ее в объятьях всю прогулку, прижимать к себе, и главное — не придерешься, это все вопрос ее же безопасности! Ай да Забини! Вот же — настоящий слизеринец, хитрый и умный.

Они позавтракали и отправились переодеваться для прогулки. Тут вышла заминка — пальто Гермионы уж точно не было предназначено для верховых прогулок. Их выручил домовик. Помогая Драко, он услышал, о чем беседуют молодые люди, и решился напомнить хозяину, что в доме есть вещи для гостей как раз на такой случай, и если хозяину будет угодно, то он отведет леди, чтобы та выбрала вещи по размеру. Драко было угодно, и скоро Гермиона щеголяла в полном обмундировании для верховой езды зимой. Ей все очень шло, и Блейз рассыпался в комплиментах, а Драко только сильнее сжал зубы. Как он хотел сейчас увидеть ее, но не судьба. Почему он раньше так мало смотрел в ее сторону? Идиот! Он выдохнул сквозь зубы, решив не портить себе радостного настроения. Сейчас он обнимет ее, прижмет к себе и будет наслаждаться запахом жасмина на морозе. Только она умела так врываться своим горячим летом в его холодную зиму…

Конь был огромен. Гермиона, увидев его, тихо ахнула и попятилась. А конь радостно заржал, услышав голос хозяина. Драко часто приходил сюда после обеда, когда Гермиона убегала в библиотеку после их занятий. Он разговаривал с конем, чесал осторожно гриву. Но не катался. За конюшней следили, коней выгуливали, но сам он не решался кататься в одиночку. Однако сейчас совсем другое дело. Драко обнял коня за шею и тихо заговорил:

— Дружище, сегодня не только я буду твоим пассажиром. Сегодня нам предстоит доказать вон той леди, что ты совсем не страшный и воспитанный, и что прогулки верхом на тебе — это не кошмар, а море удовольствия.

Умный жеребец поводил ушами и косил на Гермиону карим, цвета совсем как у нее, глазом. Пока Блейз седлал его, Драко подозвал Гермиону к себе и протянул ей яблоко.

— Тебе надо с ним познакомиться. Протяни ему яблоко на раскрытой ладони. Он возьмет очень мягко, губами, не бойся.

Она неуверенно взяла яблоко и покосилась на пятнистого тяжеловоза. Конечно, он был очень красив. Но казался ей просто огромным. Драко сделал шаг к коню.

— Позови его.

— Как? — она определенно боялась.

— По имени. Его зовут Кей.

— Как?! — она удивленно повернулась к Драко.

— Кей. Что-то не так?

— Почему? Откуда ты взял это имя?

— Так звали одного из рыцарей Круглого стола, а что?

Гермиона медленно выдохнула. Надо же, назвать коня тем же именем, что и мальчика из маггловской сказки, с ледяным сердцем…

Драко не мог понять, что такого в имени коня ее напрягло.

— Гермиона?

— Нет, все нормально. Я потом тебе расскажу… как-нибудь, — она улыбнулась, представив себе, как эта история похожа на самого Драко. — Сейчас, — она сделала шажок к коню и протянула ему яблоко на слегка дрожащей ладони.

Прогулка однозначно удалась. Они объехали весь парк, а он был совсем не маленький. Блейз был ее экскурсоводом, поскольку знал поместье с детства, а по пути рассказывал, в каких местах парка и как шкодничали они с Драко в детстве. Гермиона хохотала, откидывая голову Драко на плечо, и он замирал и вдыхал ее запах, запах лета, касаясь губами ее волос, и мечтал, чтобы эта прогулка не заканчивалась. Он даже не рычал на Блейза, когда тот рассказывал истории, в которых Драко порой представал не в лучшем свете. Ему было все равно, что несет его друг, главное, чтобы она не переставала смеяться и они подольше находились так близко друг к другу. Но все заканчивается, в конце концов, ребята и лошади замерзли, и пришлось возвращаться. Снимая Гермиону с седла, Блейз не удержался и, подмигнув ей, спросил:

— Ну, как? Понравилось кататься верхом? Не страшно было?

Гермиона рассмеялась, гладя коня и почти не боясь его теперь.

— Это было замечательно, — негромко сказала она, вспоминая, как сильные руки прижали ее к себе, как только Блейз подсадил ее в седло, и уже не отпускали. Хорошо, что от мороза щеки красные, никто не заподозрит, что она краснеет от смущения.

Все же катание не прошло даром. С непривычки Гермиона нахваталась морозного воздуха и на следующее утро слегла с жаром. Горло нещадно саднило, голос пропал, тело ломило и жар никак не спадал. Она не спустилась к завтраку. Ребята прождали ее час, перекусили, обсуждая, почему она спит так долго, но Драко явно нервничал, и Блейз вызвался пойти, постучать в ее комнату, вдруг что не так. Едва подойдя к двери, он услышал ее хрип и надрывный кашель. Блин, вот некстати! Через день ему уезжать, и они останутся тут одни. Совсем не хочется оставлять их, когда одна болеет, а второй почти беспомощный. Одна надежда на домовиков.

Забини тихонько постучал и, услышав какой-то хрип и приняв его за разрешение, вошел. Гермиона лежала, откинувшись на подушки и тяжело дыша. Щеки горят, глаза блестят, держится за горло. Все признаки налицо — жар.

— Ну, утро тут явно не доброе, — протянул Блейз. — Будем тебя лечить, — он неловко улыбнулся. — В конце концов, и сиделки иногда болеют.

Она тоже попробовала улыбнуться, но зашлась в надрывном кашле.

— Пойду, успокою Драко, скажу, что ты жива, и принесу тебе все, что нужно — настойки там, теплое питье, жаропонижающее.

Она кивнула, глядя на него с благодарностью. Говорить было очень больно.

Забини спустился к другу. Тот смотрел в сторону лестницы в ожидании новостей.

— Она заболела, дружище. И лежала молча, ну, не дурочка? Эй, ты куда?

Но Драко уже сорвался к ней. Влетев в комнату, даже не постучав, он остановился на пороге. Видно было, что он волнуется — дыхание сбилось, красные пятна на щеках, растрепанный. Гермиона даже улыбнулась, глядя на него.

— Гермиона! — он позвал, не зная, что теперь делать — идти к кровати или стоять на месте.

Она хотела сказать, что он зря волнуется, что просто надо выпить настойку от простуды и температуры, и все будет как раньше. Но только закашлялась. И он сразу шагнул на звук.

— Нет, дружище, тебе это точно не нужно, еще заразишься, — сзади уже подошли Блейз с домовиком, нагруженные подносами с чашками и бутылочками. — Мы сейчас будем тебя лечить, Гермиона. Готовься, это испытание не из легких, — Блейз рассмеялся.

Она безропотно пила все лекарства, теплый чай и бульон, но жар не проходил. Драко сходил с ума от беспокойства. Он предлагал переправить ее в больницу, вызвать врачей в поместье, что угодно, лишь бы она скорее начала поправляться, но Гермиона мягко отказывалась, хрипло объясняя, что с детства болеет редко, но если уж заболела, то обязательно сильно, с температурой, кашлем и прочими неприятностями. Уверяла его, что все скоро пройдет, но он не отходил от ее постели. Она часто забывалась коротким сном, но когда открывала глаза — он всегда сидел рядом, в кресле. Просто сидел и прислушивался к ее хриплому дыханию, иногда щупая ее горячий лоб. Забини пытался утащить его пообедать — бесполезно. Тогда он приволок еду в комнату Гермионы, и они немного поели все вместе. Гермиона знала, что Блейз скоро уедет, и настояла, чтобы Драко провел вечер с другом. Драко нехотя согласился, пообещав, что зайдет к ней перед сном проверить, не поднялась ли температура еще выше.

Ребята разговаривали в гостиной перед камином — Блейз потягивал коньяк, а Драко кофе. Он не собирался спать.

— Когда ты ей скажешь? — Забини больше не хотел ходить вокруг да около.

— О чем? — Драко сделал вид, что не понимает.

— Вот только не нужно тут!.. — Блейз разозлился окончательно. — Ты думаешь, она не видит, как ты смотришь на нее? Как беспокоишься по каждому пустяку?

— Ее болезнь не пустяк!

— Болезнь — нет. Но ты же готов чуть не на руках ее носить, лишь бы она не споткнулась! И она — она заслуживает этого. Я никогда не думал, что скажу это о Грейнджер, но да, я ошибался. В школе я считал ее занудной заучкой, недостойной даже взгляда таких, как мы. Но теперь… я знаю многих, не только слизеринок, которые ей в подметки бы не годились. Да я тебе больше скажу, если бы ты не был моим другом, я бы попробовал отбить ее у тебя.

Драко рыкнул. Блейз засмеялся.

— Да, рычи. Потому что ты как собака на сене. Жадина! Или делай шаг сам, или не жди, что другие будут молчать и бездействовать.

— Даже и думать забудь! — Драко понимал, что друг прав, но сейчас мог думать только о том, что кто-то может отобрать у него его Гермиону. Его? Пока еще нет, но ему так хотелось хоть в мечтах представлять ее своей. Он снова вспомнил запах ее волос, их мягкую щекотку на губах, когда она откидывала голову ему на грудь, смеясь над шутками Блейза. Он мог бы поклясться, что ей нравилось находиться в его объятьях. Она не застывала в неловкости прикосновений — она хотела их, сама прижимаясь к нему. Наверное об этом и говорил Забини — такое чувствуешь кожей.

А теперь она лежит там, наверху, такая слабая, с горящими жаром щеками, задыхаясь. Он, конечно, оставил с ней домовика на случай, если ей чего-то захочется, но все равно сильно волновался. Ему не терпелось вновь оказаться рядом с ней. Быть с ней для него было так же необходимо, как и дышать.

Забини смотрел на друга и улыбался. Как он изменился рядом с этой девушкой. Никогда еще Драко не выглядел таким живым, таким настоящим. Всегда такой гордый, замкнутый, умевший чувствовать к окружающим только презрение, ледяной принц Слизерина сейчас был полон жизни. И Забини вдруг подумал, что слепота — это не самая большая плата за то, чтобы почувствовать себя по-настоящему живым и счастливым. И теперь главное, чтобы его друг не сделал самую большую ошибку своей жизни — не оттолкнул ту, которая сделала его живым.

— Ну, так когда ты ей скажешь, что любишь ее?

Драко опустил голову. Столько вопросов и совсем нет ответов. Как понять, что тебя не жалеют, а любят? Конечно, друг не стал бы обманывать его.

Если он говорит, что она неравнодушна к нему, то так и есть, наверное. Да он и сам это вроде бы чувствует, но… Это вечное НО…

— Я не знаю, Блейз. Мне страшно.

— Ого?

— Серьезно! Я… столько всего сразу свалилось на меня. Я реально паникую. Я хочу быть с ней все время, каждую минуту. Хочу жить с ней, спать и просыпаться с ней, хочу ее. До одури хочу, но…

— Только не говори, что тут стоит вопрос ее крови.

— Нет! Давно не стоит. Отец, конечно, перевернется в гробу, если я с ней, если мы… но мне плевать! Я думаю только о том, чтобы ей не стало плохо. Я боюсь, что надоем, что она устанет, и мы расстанемся. Я чувствую себя идиотом — совершенно не уверен в себе и боюсь за нее.

— Ладно. Хоть я и не понимаю тебя и не узнаю, но помочь тебе я попытаюсь. Представь себе, что ее нет.

Драко вскинулся.

— Тише, тише… просто она уехала, ведь ты же сам говорил, что она не будет твоей сиделкой вечно. Рано или поздно ее работа закончится, и она уедет. Ей будет сложно, она будет много и долго плакать, вспоминая тебя и проклиная за то, что ты так и не сказал ей того, чего она ждала. Но она справится. И рано или поздно в ее жизни появится другой человек. Возможно, Рональд Уизли, который сейчас флиртует и не только со всеми подряд в школе, а точнее, ведет себя совсем как я, — Забини усмехнулся, — но он тоже нагуляется, одумается и поймет, что такая замечательная девушка грустит рядом с ним, ведь они же не перестанут общаться. А может, это будет и не он, может, это окажется Кормак Маклагген, и в этот раз, от тоски и безысходности, она не оттолкнет его. И тогда…

С каждым словом Блейза Драко все больше зверел. А под конец, услышав имя Маклаггена, он почти готов был броситься на друга с кулаками. Но тот вовремя остановился.

— Теперь ты понимаешь, что своим молчанием делаешь только хуже? Ведь если ты прав и она разочаруется и устанет, то что ты теряешь? У вас будет столько времени, сколько ей понадобится на то, чтобы понять, что ты идиот и придурок. И уйти. А если ты ошибаешься, и она будет любить тебя несмотря на то, что ты полный дурак, — Забини усмехнулся, — а я в этом не сомневаюсь, то у вас будет целая жизнь. И дети. И счастье. Вот из этого надо выбирать, а не из: быть с ней или не быть.У тебя нет такого выбора. Потому что если ты потеряешь ее сейчас — ты просто сдохнешь. И я даже останавливать тебя не буду. Потому что таким идиотам незачем топтать эту грешную землю.

Забини поднялся.

— Я пошел спать, а ты подумай. Хорошо подумай. Потому что, несмотря на всю нашу дружбу, если ты оставишь ее — я буду на ее стороне. И если она хоть раз посмотрит на меня так, как сейчас смотрит на тебя… Думаю, ты понял меня.

И он ушел. А Драко остался сидеть в кресле, совершенно опустошенный. Он верил Забини. Понимал, что молчать не стоит, что лучше все сказать и покорно выслушать приговор. Но как тяжело будет, если она потом уйдет. И так хочется ухватиться за маленькую надежду, что Блейз все же понимает ее лучше него, и она не уйдет никогда, не бросит, не разлюбит.

Решив, что все равно, пока она болеет, он не будет ничего говорить ей, он поднялся. Надо узнать, как она там. И он направился в комнату Гермионы.

Ее трясло. Трясло так, что казалось, душа вот-вот вылетит из горла. Краем сознания она понимала, что это кризис. Что сейчас должен быть самый сильный жар, а потом она пойдет на поправку, но легче все не становилось, и ее продолжало колотить. Домовик вздыхал и менял ей холодные компрессы на голове, но от этого становилось только холоднее. Живоглот жался к ней своим теплым боком, но этого явно было мало. Когда Драко зашел в комнату, она его уже не видела. У нее начался бред.

Она что-то бормотала, стонала и все время пыталась укрыться, натянуть одеяло повыше, как будто пряталась за ним от чего-то жуткого, от кошмара, который видела только она. Драко понял, что температура зашкаливает, что лекарства не помогают, жар убивает их действие в крови, и надо что-то делать, как-то успокоить ее. Попробовав прикоснуться к ее лбу, он услышал, как она шепчет что-то о смерти и Пожирателях. Метка отозвалась болью. Сколько же горя они принесли этой девушке, что даже в бреду ей мерещится война. Он присел рядом с ней на кровать и попробовал взять за руку, но она пряталась под одеяло, тряслась и жаловалась на холод. Но не открывала глаз. И тогда Драко решился. Он отослал домовика, быстро разделся и, осторожно подвинув девушку, нырнул к ней под одеяло. Она вначале вздрогнула всем телом от холода, который он пустил под одеяло вместе с собой, но, почувствовав рядом тепло, крепко прижалась к нему спиной и ногами, обхватив его ноги своей. Он обнял ее, стараясь не касаться маленькой груди и не думать, что она сейчас прижимается к нему сама. Потому что мужское начало быстро начало брать свое. А это было явно не к месту. Он старался не думать об этом. Просто согреть. Просто помочь. И в этот момент, прижимая ее к себе, он понял, что уже не сможет отпустить, отдать кому-то, добровольно отказаться от нее. Никогда. Это понимание и стало главной точкой отсчета в его жизни. У них все еще будет. И секс, и прогулки верхом, и свадьба, и, возможно, даже дети. Но для этого нужно, чтобы эта маленькая живая девушка в его объятьях выздоровела. И как можно скорее.

Он прижал ее покрепче, чувствуя как она, согреваясь, расслабляется в его руках. Так они и заснули: она — прижимаясь к нему всем телом, а он — обнимая ее как самое дорогое, что у него есть в жизни.

Она проснулась первой. Во всем теле еще чувствовалась глухая боль и слабость, но горло уже почти не болело, голос вернулся. Кризис прошел, как она и говорила, и теперь все будет хорошо. Надо бы успокоить Драко. Она решила повернуться к креслу, вдруг он сидит там, бедняга, но едва пошевелившись, почувствовала, что в постели она не одна. Как только она пошевелилась, кто-то обхватил ее за талию и сильнее прижал к себе, что-то недовольно бормоча. Гермиона замерла. Ее голова лежала на сгибе мужского локтя и, судя по тому, что ее так по-хозяйски обнимают… ох… она совершенно не помнила ничего из происшедшего ночью. Только помнила, как к вечеру начала сильнее подниматься температура и ее стало трясти. И на этом все. Она прислушалась к своим ощущениям. Ничего. Осторожно заглянула под одеяло — шорты и майка на месте. Значит, ничего не было? Тогда почему он лежит тут и не выпускает ее из объятий? Не то что она была против, но все же хотелось бы знать, что все это значит. Она еще раз попыталась выползти из кровати, но ее в очередной раз очень крепко прижали и снова недовольно забурчали в волосы. Гермиона расслышала что-то про беспокойных больных и не выспавшихся врачей. Не выдержав, она тихо рассмеялась и тут же почувствовала, что хватка ослабла. И что теперь прикажете делать? Она вся мокрая — когда жар спадал, она здорово пропотела, и теперь хотелось скорее в ванну и переодеться. А как быть, если он лежит как раз с краю постели и не дает ей встать?

— Драко, пусти меня, пожалуйста, — шепотом, вдруг он все-таки спит и просто отпустит руки? Ага, сейчас!

— Не-а.

— Ну, Драко! Мне нужно… — делаем вид, что нужно в туалет, а забираемся в ванную.

— И мне нужно, но ты никуда не пойдешь!

— Почему?

— Потому что за ночь ты отлежала мне руку, и за это придется платить, Грейнджер!

Он зарылся носом в ее макушку.

— Фу, ты воняешь!

— Говорю же, мне надо в ванную! — она просто взвыла от его наглости. — Сейчас же выпусти меня, Драко Малфой!

— Ох, и за что мне такое счастье? — он растекся в довольной ухмылке, но руки убрал. Потом стал серьезным. — Ты себя точно нормально чувствуешь? Может, помочь?

— Нормально! — она возмущенно фыркнула и мстительно зацепила коленкой его бедро, от чего он охнул и хотел схватить ее, но она успела увернуться и выскользнуть из постели. — Может, объяснишь мне, что ты делаешь в моей постели?

Он развалился, вытянувшись всем телом и закинув руки под голову.

— Может и объясню. Потом. Я, знаешь ли, тоже хочу в душ, так что поторопись, а то я составлю тебе компанию. И не надо так пугаться — я же все равно ничего не вижу. К сожалению, — он нарочито грустно вздохнул.

— Это ничего не меняет, и у тебя есть своя комната и своя ванная.

— Там скучно. Так что поторопись, я не шучу.

И он снова улыбнулся, уморительно напоминая Чеширского кота из Алисы…

Гермиона стояла под горячими струями воды и не могла прийти в себя. Она в постели с Драко Малфоем. И ведет он себя как-то не так, странно. Как будто ночью что-то произошло, чего она не знала или не помнила, и теперь он ведет себя как… как… как будто у них был… секс? Ну, не могла же она забыть об этом напрочь? Черт, она не любила, когда ситуация выходила из-под контроля. Чувствуешь себя полной дурой, вот угораздило.

Послышался стук в дверь. Она испуганно вздрогнула. Не зайдет же он, в самом деле? Не посмеет! А если посмеет? Что тогда делать? Она явно была близка к панике.

— Гермиона! — голос Драко был слегка обеспокоенным, — ты там уже полчаса. Тебе нельзя еще так долго быть на ногах.

— Я уже выхожу! — она быстро выключила воду и закуталась в халат. Закрутив волосы в полотенце, она почувствовала себя намного увереннее. А еще захотелось есть. Но на выходе из ванной комнаты у нее все-таки закружилась голова, и пришлось быстренько дойти до кресла и опуститься в него, чтобы не упасть. Все же она переоценила свои силы.

Гермиона огляделась. Кровать уже была перестелена, и Драко развалился сверху прямо на покрывале. Он уже успел сходить к себе в душ и выглядел свежим и довольным жизнью. А на столе стоял восхитительный завтрак и любимый зеленый чай.

— М-м-м, еда… — она потянулась за тостом. — Присоединяйся. Тут вполне хватит на двоих.

— А на троих? — в приоткрытую дверь протиснулся Блейз. — Отлично выглядишь, Гермиона. Использовала старый маггловский способ сбить жар?

— Ты о чем это? — недоуменно подняла глаза девушка.

— Ну, как там у вас говорится… Чай с малиной и постель с... — он недвусмысленно посмотрел на Драко. — С магом? — и расхохотался, глядя на ее покрасневшие щеки. — Да перестань, я пошутил. Так будет там завтрак и на меня или сгонять за бутербродами в столовую?

Драко запустил в него подушкой. Но Забини уже исчез за дверью, и подушка попала в Гермиону, которая все пыталась прийти в себя от такой наглости. Что происходит?

— Не обижайся на него. Он вечно ляпает, не подумав, — Драко сел на постели и протянул руку. — Верни подушку и давай и правда поедим, пока не остыло.

Гермиона вложила в его руку подушку и не удержалась.

— Драко… — тон был вопросительный.

— Ничего не было, — серьезно сказал тот. — Просто тебя трясло так, что ничего не помогало, пришлось согревать тебя собой. А потом мы просто уснули, — он вздохнул.

У нее отлегло от сердца. Конечно, ей очень нравится Драко, но что бы вот так переспать с ним и ничего не помнить — это было бы очень нечестно. И стыдно. И обидно.

— Тогда, может, объяснишь, почему ты сегодня такой… такой довольный — как кот, который слопал канарейку?

Драко улыбнулся еще шире.

— Понимаешь, во-первых, я очень рад, что ты поправляешься и кризис миновал. А во-вторых, я этой ночью принял очень важное решение, и мне стало так хорошо, что кажется, сейчас крылья вырастут за спиной.

Она рассмеялась.

— Решение? Какое еще решение?

— Ты это узнаешь. Обязательно. Но сначала тебе надо окончательно выздороветь, а для этого нужно хорошо есть.

С этого дня они как будто поменялись местами. Теперь он дразнил ее, не давал скучать, поминутно находя какие-то занятия для них обоих. Они проводили Забини в школу, и Гермиона взяла с него страшную клятву, что он передаст приветы всем ее друзьям и расскажет, что у нее все хорошо, потому что она давно им не писала, и они наверняка волнуются.

Потом Драко заявил, что надо разобрать его старые детские книжки, и они два дня перебирали вещи в его старой детской комнате. Там было интересно. Гермиона нашла альбом с его детскими колдографиями и завалила Драко вопросами — когда и где что было снято. Что-то он помнил, что-то нет, но все равно это было весело. Потом они забрались на чердак и перебирали кучу старинных вещей. Когда она окончательно поправилась, они стали потихоньку выезжать верхом на его Кее, всегда вдвоем и ненадолго. Обоим это ужасно нравилось, но когда он после прогулки снимал ее с коня, она радовалась, что он не видит, как еще сильнее краснеют ее щеки. Зато она видела, как меняется его лицо всякий раз, как он бережно берет ее за талию и на секунду прижимает к себе, медленно позволяя ей соскальзывать по его телу вниз. И на одну секунду дольше, чем нужно, прижимается к ней всем телом. И как гаснет его улыбка, когда она отходит от него.

Время летело незаметно за всеми этими занятиями, но его катастрофически не хватало, чтобы заняться теми книгами, что он подарил ей на Рождество. Она расстраивалась, а он успокаивал ее, убеждая, что все еще успеется. Он как будто сам оттягивал время, не давая ей вплотную заняться изучением. Как будто не верил, что она найдет в них решение и тогда придется смириться. А она ругала его за неверие. И говорила, что есть другие книги, есть другие волшебники, и они все равно никогда не перестанут искать.

Она все время разглядывала его колдографии, любуясь его улыбкой, живыми глазами. Некоторые она даже поставила в рамки у себя в комнате. Но не сказала ему. Пока не сказала.

К началу весны Гермиона все же занялась старинными фолиантами вплотную, заявив, что больше не намерена тянуть время и не позволит Драко отвлекать ее всякими глупостями. А когда он, надув губы в притворной обиде, заявил, что все эти дела важные и вовсе не глупости, она пригрозила, что тогда будет изучать их ночами. Пришлось уступить — он не хотел, чтобы она засиживалась до утра. Разбирать эти книги было сложно — они были написаны на староанглийском, да еще на каком-то диалекте, так что пришлось здорово помучиться, чтобы разобраться. В первой и второй книге были описания темных и очень древних заклятий, о которых Гермиона практически не слышала, разве что о некоторых. Но о случае с Драко там ничего не говорилось. Даже ничего похожего не было. А в третьей книжке были старинные сказки. Гермиона сначала расстроилась. Все же она здорово надеялась на эту древность. Но постаралась взять себя в руки и не показывать Драко, как ей больно от того, что снова ничего не получилось. Сказки она читала не спеша, просто для удовольствия. До сих пор она только и знала, что сказки барда Бидля. Не считая маггловских, конечно. Но тут были истории намного древнее. Вечерами она рассказывала их Драко, и в один из таких тихих, еще снежных, вечеров он напомнил ей об ее обещании.

— Ты удивилась кличке моего коня. Может, уже расскажешь, почему?

Гермиона улыбнулась. Сейчас Драко совсем не напоминал сказочного Кея с ледяным сердцем, но вот в школе…

— Хорошо, расскажу. Это старая маггловская сказка. Она о мальчике Кее, у которого был теплый и уютный дом, дружба и любовь. Но однажды к нему в сердце попал осколок волшебного злого зеркала, и его сердце заледенело…

Гермиона рассказывала, а Драко слушал и думал, что, кажется, понимает, почему ее так удивило имя его коня. Наверняка, он сам напомнил ей этого Кея. Как глупо он вел себя в школе. Твердо убежденный в том, что отец прав и только чистокровные маги имеют право на все, а остальным нет места в их мире. Быть Малфоем. Быть ледяным принцем Слизерина. Всех залить презрением с высоты малфоевского высокомерия. Бр-р-р, самому вспоминать противно. Как он жил? Как он вообще мог так долго не понимать, что теряет все самое живое, самое ценное, самое настоящее в жизни.

А Гермиона так напоминала живую Герду. Его воображение рисовало злую колдунью в виде Беллатрисы, пытавшей ее «Круциатусом» в этом самом доме. И разбойники — все эти Пожиратели, пытавшиеся ее убить. А ее друзья всегда были рядом. Готовые помочь, спасти, поддержать. Вот только шла эта Герда не за своим Кеем. А за своим другом. И было в этой дружбе что-то такое, чего Драко так и не смог понять. Хотя… Наверное, теперь, если бы они с Блейзом вот так отправились воевать, как эта троица, то тоже стояли бы друг за друга насмерть. Но это теперь. А тогда… Нет, тогда он ни за кого не пошел бы умирать. Разве что за маму… Так что не его эта Герда спасала тогда. Он усмехнулся. Надо же — спасала других, а спасла именно его.

Гермиона замолчала. Драко сидел, задумавшись. Сказка была красивой, она ему понравилась. Удивительно, какие красивые и интересные истории придумывают эти магглы.

— А ты бы пошла, как эта девушка, за любимым? — он сам не ожидал от себя, что спросит, и теперь ждал ответа, затаив дыхание, но она не торопилась отвечать. Он уже сто раз успел пожалеть, что спросил, когда она, наконец, заговорила.

— Я никогда особо не верила в сказки. Ну, то есть, пока была маленькой — верила, конечно. Потом я узнала, что сама волшебница и что вокруг меня как раз и есть сказка, настоящее чудо. И это стало привычным и обыденным как-то. И вот теперь мне кажется, что на самом деле чудо — это не волшебство, не магия. Это простые человеческие отношения. Это когда мы, люди, независимо от того, волшебники мы или магглы, можем пронести через всю жизнь со всеми ее переживаниями, перипетиями, любовь и дружбу. Когда мы не думаем о том, чем и как все это кончится. А просто чувствуем. Просто живем.

— Я знаю, что для друзей ты способна на многое. Я видел, как вы сражались спина к спине в последнем бою, видел, как прикрывали друг друга. Это было как… как — будто вы единый организм, одно целое. И ваша золотая троица…

Гермиона улыбнулась, вспомнив Гарри и Рона.

— Я очень рада, что мы смогли сберечь нашу дружбу. Хотя, когда мы разыскивали крестражи, мы чуть не рассорились с Роном. Я думала, что убью его собственными руками. Он тогда очень долго носил медальон Темного лорда на шее и был страшно зол. Наорал на меня, на Гарри. Совсем озверел и ушел. Он, конечно, сразу одумался и хотел вернуться, да только наша палатка была скрыта всеми возможными заклинаниями, и он нас, конечно, не нашел. Ну, а потом случилось много чего, и он смог вернуться. Спас Гарри и уничтожил крестраж. Но я все равно хотела прибить его еще очень долго.

Гермиона рассмеялась. Сейчас гораздо легче было вспоминать их приключения, но вот тогда…

— Ты мне никогда не рассказывала о том, где вы тогда пропадали, — задумчиво сказал Драко. Он решил не задавать снова свой вопрос о любви, понимая, что девушка не хочет об этом пока говорить.

— Ну, ты не спрашивал. Но если тебе интересно — я расскажу, только это очень длинная история, так что уже не сегодня, хорошо? Спать охота, — она зевнула. Живоглот, все это время сидевший у нее на коленях, спрыгнул и отправился в сторону комнаты хозяйки. — А ты расскажешь мне за это о том, что происходило с тобой в те дни, когда нас не было в Хогвартсе, ладно?

— Все, что ты только захочешь, — Драко ухмыльнулся, — только это не так интересно и весело.

— О, поверь, у меня тоже будет достаточно страшного. Поэтому на ночь кошмарить не будем, а то приснится еще гадость какая-то.

Она встала и потянулась.

— Спокойной ночи, Драко.

Гермиона поднялась к себе, переоделась и устроилась в кресле с книжкой. Эти старинные сказки притягивали ее как магнит. В них было очень много магии, волшебства, любви и ненависти, добра и зла. В них не всегда побеждало добро, но всегда была такая возможность. Только люди не всегда пользовались этой возможностью. Иногда попадались сказки, очень похожие на маггловские. Например, сегодня она читала сказку, похожую на «Красавицу и чудовище». Только тут принца заколдовали не в чудовище. Его поразили заклятием, от которого он ослеп. Поскольку эта тема напомнила ей историю Драко, Гермиона заинтересовалась еще больше. В сказке принц рос в огромном старинном замке и был с детства избалован родителями и слугами. Это был злой и жестокий эгоист, и Гермиона невольно улыбалась, вспоминая Малфоя в школе. И хотя дома его вовсе, кажется, не баловали, все равно было похоже. А потом этот принц оскорбил ведьму, и она прокляла его, сказав, что он не увидит больше ничего, пока его первенец от любимой и любящей жены не закричит у него на руках. Родители принца разослали гонцов по всем соседним и дальним королевствам с просьбой прислать принцесс, чтобы принц мог выбрать себе жену. Но то ли принцессы не хотели замуж за ставшего еще более злым и жестоким принца, то ли сам принц уже не верил в избавление, но он так и не нашел себе жены. Так и оставшись слепым, он разогнал всех слуг и в итоге умер один в разорившемся королевстве, в старом замке. Одинокий и никому не нужный.

Гермиона решила, что не будет рассказывать эту сказку Драко. Он и так после неудачи со старинными книгами всеми силами старался не показывать, как ему тяжело, еще и ее успокаивал. Зачем лишний раз напоминать парню о его горе. Как же ей хотелось ему помочь. И хотя она порой задумывалась о том, что этот Драко нравится ей гораздо больше, чем до проклятия, в школе, все же она многое отдала бы за возможность исцелить его. Гермиона видела, что он неравнодушен к ней, но не понимала, почему он молчит. Конечно, он не видит ее, может, думает, что она не захочет быть с ним потому, что он слепой? Какая глупость! Но мальчишки всегда такие глупые — она улыбнулась, вспоминая Гарри и Джинни. Пока девушка сама не взяла все в свои руки, Гарри боялся даже смотреть в ее сторону, только вздыхал и молча страдал. Может, и Гермионе надо самой дать понять Драко, что она не против быть с ним? Но как? Это так страшно! А вдруг она ошибается и на самом деле это просто благодарность за то, что она с ним, что она пытается помочь? Жаль, что Джинни тут нет. Она бы поддержала Гермиону, помогла решиться. Может, пригласить ее в гости? Но сейчас еще не каникулы, и она захочет быть с Гарри. Видно, придется все решать самой.

Этот день был каким-то особенно тихим. Тихо и по-весеннему тепло было на улице. Тихо было в доме. И сами обитатели его как-то притихли, спокойно позанимались в библиотеке, где они обустроили себе местечко под занятия уроками. Спокойно пообедали и разошлись каждый по своим делам. Гермиона отправилась изучать очередной фолиант, выписанный ею из Лондона. А Драко сказал, что прогуляется по парку. На улице было тепло и сыро. Снег еще не везде сошел, и на пруду еще стоял лед, но в воздухе ощутимо пахло весной. Драко бродил по знакомым с детства аллеям и пытался вспомнить, где первыми зацветали крокусы. Ему хотелось порадовать Гермиону, которая сегодня показалась ему грустной. Услышав плеск воды, он понял, что уже у пруда. И вдруг на пруду раздался громкий треск и сразу за этим кошачий ор. Драко резко остановился. Что происходит?

— Живоглот? — он прислушался. Ничего. Да что ж там такое делается? Проклятая слепота!

И тут снова раздался плеск и снова мяуканье, но на этот раз уже жалобное, и что самое ужасное — оно звучало все дальше. Драко выругался. Потом выругался еще раз, поняв, что палочка осталась в доме. Надо было действовать быстро, и он шагнул к воде, на ходу скидывая пальто. Тростью проверяя, где лед и постоянно зовя рыжего, Драко шел на звук. Под его весом лед проломился почти сразу, и ему приходилось пробивать его перед собой и дальше, чтобы была возможность двигаться. Ледяная вода обжигала, но пруд был небольшим, и Драко искренне надеялся, что кот был не так далеко от берега. Однако впереди что-то происходило, потому что мяуканье несчастного животного звучало не ближе, а все дальше. И вскоре Драко понял, что придется плыть.

Он уже почти задохнулся в ледяной воде, одежда и ботинки тянули вниз, когда, наконец, почувствовал под рукой мокрый мех и схватил царапающегося кота. Теперь надо было еще добраться до берега. Развернувшись, Драко поплыл на боку, держа одной рукой кота и надеясь, что он выбрал правильное направление в этом круговороте льдинок и холода. Почему-то вспомнилась сказка про Кея — вот сейчас он замерзнет и точно станет ледяным. Он почувствовал под рукой кромку льда и ухватился за нее, давая себе передышку, опуская на лед кота, который сразу умчался куда-то. Значит, это был цельный кусок и кот нашел дорогу к берегу. Ну что ж, это хорошо. Теперь надо выбираться самому и лучше не отдыхать слишком долго, пальцы уже немеют. Он попробовал плыть, держась за кромку льда, но тот вдруг с треском разломился под ладонями, до крови порезав руки. Драко не чувствовал боли. Он не удержался и ушел под воду с головой. Вынырнув с большим трудом, он вдруг со всей ясностью понял, что сил доплыть и выбраться на берег у него не хватит. Слишком холодной была вода. Слишком тяжелыми были намокшие вещи. Тело заледенело и не хотело слушаться. Страха не было, была только обида и еще сожаление. Он так и не сказал ей самое главное…

Гермионе не читалось. Страницы книги никак не хотели делиться с ней информацией, что было странно — она всегда находила с книгами общий язык. Тогда она решила, что надо проветрить голову и открыла окно. Перед ней был сад, почти весь еще в снегу, и пруд, на котором происходило что-то странное. На берегу валялось темное пальто Драко, а сам он пытался зайти в пруд? Зачем? Не топиться же он собрался, в конце концов?! И тут Гермиона разглядела далеко от берега маленькую рыжую точку — Живоглот вцепился в небольшую льдинку всеми когтями и его относило все дальше от Драко, который, видимо, пытался его вытащить. Чертыхнувшись, Гермиона схватила палочку и бегом кинулась к выходу.

Она успела увидеть, как рука Драко выпустила край льдины, за которую он держался из последних сил и ушла под воду уже окончательно, потому что бороться сил уже не было. Отчаянный крик Гермионы прорвался сквозь затуманенное сознание и воду. Девушка кинулась за ним. Она успела схватить Драко за волосы, которые светлым пятном выделялись в темной ледяной воде, но вытащить его никак не получалось, и тогда она трансгрессировала с ним прямо в гостиную. Гермиона обхватила Драко за плечи, заглядывая ему в лицо, зовя по имени. Слезы душили ее, но она попыталась собраться с мыслями. Парень не дышал, он наглотался воды. А значит… Ее родители были врачи. Она знала, как оказывать первую помощь… и напрочь забыла про палочку и волшебство. Резко нажимая Драко на грудную клетку, пытаясь очистить его легкие от воды, она стала делать искусственное дыхание. Она не может потерять его. Только не теперь, не так, не тогда, когда она… Мысли бессвязным потоком перетекали в истерику. А он все не открывал глаз. Она целовала его щеки, лоб, мокрые волосы, зовя его, умоляя не бросать ее, обещая что угодно, лишь бы он вернулся, и снова и снова пытаясь вдохнуть в его легкие хоть немного кислорода. Казалось, она пытается поделиться с ним не только воздухом, но и своей жизнью. И у нее получилось. Он вдруг выгнулся у нее под руками, вода фонтаном вырвалась из легких, и он закашлялся, тяжело и надрывно, отплевываясь и хрипя. Она все еще сжимала его в объятиях, плача уже от того, что он жив, что теперь все будет хорошо. Продолжая что-то шептать, бессвязно и непонятно даже для нее самой. А он вдруг повернулся к ней и стал целовать. Так, как будто его выпустила сама смерть только для того, чтобы он успел. Успел сказать.

— Ты выйдешь за меня?

От неожиданности у Гермионы перехватило дыхание. Драко выглядел так, как будто от ее ответа зависело, останется он сейчас жить или снова уйдет на дно. И она ответила. Ничего не спрашивая и почти не раздумывая. Не могла не ответить.

Свадьба в поместье Малфоев собрала под одной крышей много бывших врагов. Со стороны жениха были только Блейз и Северус. Зато друзей Гермионы набралось за двоих. Друзья, которым Джинни так ничего и не рассказала до самого конца, были, мягко говоря, в шоке. Так же, как и все обитатели Норы. Но, видя Гермиону счастливой как никогда раньше, они смирились. Да и Драко выглядел совсем не так, как в школе. Видно было, что он сильно изменился и просто млел от свалившегося на него счастья. Гарри первым подошел поздравить его, и они даже немного поговорили. После этого разговора Гарри расслабился и, видя это, Рон тоже нашел в себе силы перебороть старую ненависть и попытаться быть вежливым. Драко улыбался всему миру и явно был счастлив.

А где-то через девять месяцев, держа на руках своего первенца, Драко вспоминал слова из маггловской книжки, которую когда-то прочитала ему жена: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь» и мысленно благодарил Мерлина за то заклятие, лишившее его зрения, и за то, что заплатил такую недорогую цену за свое бесконечное счастье.

06.2016.