Точка Пространства (джен)

Примечания:

Одновременно возвращаемся к событиям третьей части главы 3 и читаем предысторию первого бонуса.

И да, здесь много гета, кому не нравится — можете пропустить, ничего сверхважного для сюжета вы здесь не прочитаете.

Асгард

На сей раз коронации ничто не помешало. Притом, по мнению новоиспеченного царя, уж лучше бы Локи снова что-то выкинул, чем вот так… Снова стоять на том самом месте, но видеть пред собой не отца, а старшего советника; наблюдать за тем, как опустел тронный зал; не чувствовать молчаливого одобрения матери… На этот раз слова клятвы дались ему куда тяжелее. Исчез тот юношеский пыл и энтузиазм: увы, теперь те высокопарные, красивые слова обрели пугающее весомый смысл.

— Клянёшься ли ты охранять девять миров?

— Клянусь!

— Клянёшься ли ты оберегать в них мир?

— Клянусь!

— Клянёшься откинуть в сторону корыстные амбиции и действовать во благо этих миров?

— Клянусь!

Сложно оберегать мир там, где его то и дело нарушают. Да и чего уж таить… Почти невозможно оберегать Девять миров, одна половина которых давно не подчиняется Асгарду, а другая планирует к ним присоединится сейчас, когда Верховный мир как никогда слаб.

Увы, пока Одинсону хотя бы Золотой город уберечь… И если защитное поле и Радужный Мост ещё можно будет восстановить в достаточно сжатые сроки, то на восстановление прежней численности населения и тем более армии, принявшей на себя основной удар, уйдут тысячи лет. С демографией в Асгарде давно уже было туго… Видимо, особым желанием родиться в эпоху перемен не горел никто.

Что с этим можно было поделать Одинсон представлял слабо. Уж не личным же примером народ вдохновлять? Ну вот какой из него сейчас получится отец? А мать из Сиф? Нет, это точно следовало отложить на пару сотен, а то и тысяч лет. Но с другой стороны сейчас подобным образом размышляли все. И тогда уже у самого Асгарда может не быть и пары десятилетий, не то что сотен или тысяч лет. Государство — это, прежде всего, народ, а потому… Надо поговорить с Сиф. Трудно с этим свыкнуться, но в их случае даже год промедления слишком значим. Тогда, возможно, им удастся отделаться малой кровью, вселив надежду в сердца поданных одной лишь царской свадьбой.

Размышляя подобным образом, Тор совсем не по статусу подмигнул своей невесте, даже не подозревавшей о зреющих в царской голове мыслях, и уж тем более, не догадывающейся о своем новом статусе.

«Ну, а что? — размышлял Одинсон. — Вот станет Сиф царицей, и на неё уже официально можно будет переложить часть дел, даже дать право подписи… Мать же отцу править помогала? Помогала. Тем более, что и его подруга пока возражений не выказывала…» Мысль о том, что с боевой подруги станется ещё и ему отказать, царя даже не посещала, по крайней мере, надолго в голове не задерживаясь. Конечно, Сиф — это Сиф, но… Не бросит же она его в беде? Да и царица звучит гордо.

К слову, о неожиданностях. Потому как для всего Асгарда копье Одина кануло вместе со своим владельцем, и Тор не спешил никого в этом разубеждать, то церемония всё же требовала новоиспеченного царя чем-то этаким отметить. Не мудрствуя лукаво, ему подогнали настоящую корону, что интересно с крылышками и подозрительно напоминавшую его любимый шлем. Созданный специально для Одинсона венец виски нисколько не давил и вообще сел, как влитой, безо всякого утяжеления, так что с его ношением громовержец вполне готов был смириться.

Трон против ожиданий оказался довольно удобным — спасибо отцу. Седалище было обито мягкой подушкой, а золотую спинку можно было потерпеть… Все-таки рассиживаться на нём подолгу Тор не собирался. «О, наивный!»

Когда с официальной частью было покончено, грянул устроенный едва ли не с прежним размахом пир. Для поддержания, так сказать, народного духа. Необходимо было показать, что все далеко не так плохо, как кажется на первый взгляд. Пусть это и было неправдой.

Пусть даже Вольвштагг, ответственный за припасы, и был против, что само по себе неслыханно и говорило о том, что в их кладовых после пира начнут вешаться мыши. Ничего, надо будет — Одинсон и в Мидгарде продовольствие закупит. Благо золото в казне ещё было, а в крайнем случае, весь город из золота, а у него камень Реальности — переплавить да сокрыть иллюзией, только и всего. Бесконечное пиво Тор, может, и научился создавать (и то оно не появлялось из ниоткуда, где-то оно убывало), но вот с едой такой фокус пока почему-то не выходил. Да и не было в этом большой нужды.

Дворцовые погреба, что странно, не пострадали. Поэтому вино и эль лились рекой. По атмосфере пир быстро перестал напоминать поминки. Ушедших вспоминали, но слёз стало меньше.

Сам государь сначала старался не налегать ни на еду, ни на на питье. Затем, заметив, что этим несвойственным ему поведением пугает поданных, Тор сдался. После чего оказалось, что он на своей диете зверски проголодался, и что в сравнении с листьями руколлы мясо Таносовых тварюжек было просто восхитительным.

Так, ближе к ночи (а то и утру) приговорившему единолично с полбочки вина, Одинсону пришла замечательная идея потанцевать. Далеко убежать куда более трезвой Сиф не удалось, потому как, если Тор что-то вбил себе в голову, то переубедить его не представлялось возможным.

Потому подруга и мстила ему, то и дело оттаптывая ноги… В чем провинились остальные, которых эта замечательная, дурно танцующая совершенно дикие, одним им ведомые, танцы парочка, постоянно ненароком сшибала, не знал никто.

Но, кажется, царю было весело. Груз тревог ненадолго отступил, сдаваясь под натиском бешенного ритма медвежьего вальса, в котором самозабвенно кружились они вместе с Сиф. Воительница вскоре перестала намеренно отдавливать ему ноги, отдаваясь, как и он, танцу. Её дыхание сбилось, глаза лихорадочно блестели, а обычно бледные щеки слегка раскраснелись, делая куда более хорошенькой.

Завороженный этими переменами, Тор не отводил жадного взгляда от лица партнерши, продолжая вести их по залу лишь на инстинктах, чем реально опираясь на зрение и слух. Сейчас все его органы чувств принадлежали другой. Они не заметили, как стихла музыка, а лишь с запозданием почувствовали, как кардинально изменился ритм — то начался новый танец.

Сиф сама прильнула к нему, отринув ненадолго свою броню из колких шуточек и некоторой холодной отстраненности а-ля «Я не леди, а воин, те, кто считают иначе, пусть катятся к Сурту!»… Уже одно это открытое, прилюдное проявление чувств оставляло теплое чувство внутри. И Одинсону больше всего на свете не хотелось разрушать этот момент.

Тор тогда словно впервые увидел её настолько женственной, что захотел, чтобы на ней хоть раз были не привычные легкие доспехи, против которых он ничего не имел, даже наоборот, а всё же платье!

— На свадьбу наденешь платье. Считай это приказом своего царя, — склонившись над черноволосой макушкой, тот час прошептал ей Тор, с удовлетворением отмечая, как в ответ ожидаемо возмущенно забилось в его руках разгоряченное тело. Разгоряченное… Хм, и, правда, здесь становилось жарковато.

— На какую свадьбу, Тор? — против воли голос Сиф, тщетно пытавшейся высвободиться из его объятий и тем самым сохранить остатки боевой неприступности, слегка дрогнул, на что Одинсон торжествующее усмехнулся:

— На нашу. И прическу сделай подобающую. Я лично проконтролирую.

— Ты пьян, — быстро отмерла от потрясения воительница, найдя желаемое объяснение.

— Не настолько, чтобы сомневаться в своей любви и желании обрядить тебя-таки в платье, как подобает леди. И не кривись так, ты будешь отличной царицей, Сиф, а доспех можешь надеть поверх платья. — Тор расплылся в ободряющей улыбке, в то же время уводя их в сторону летнего сада, подальше от любопытных ушей и досужих глаз. Рано пока народу знать о таком сюрпризе, тем более, если он встретит отказ… Это лучше никому не видеть и не слышать. Увы, начав этот разговор, громовержец ощутил, как его уверенность пошатнулась, однако он не собирался отступать.

— Мы были друзьями долгие столетия, и потому ты не можешь так уверено говорить о любви. Тем более о… — Сиф нервно выдохнула. — Женитьбе. Особенно сейчас, когда ты стал царем и весь Асгард…

— Переживает не лучшие времена. Именно поэтому мы и должны сделать это, как можно скорее. Ты знаешь меня, я знаю тебя, — упорствовал Тор, легонько сжимая её плечи. — Может, мы не станем вторыми Одином и Фриггой, но этого и не требуется. Мы не они. И Асгард тоже уже не тот. Однако если мы хотим сохранить надежду, то начинать следует с себя. Я не прошу тебя прямо сейчас подарить мне наследника, нет, я и сам этого боюсь, почище Таноса и Суртура вместе взятых, потому как, если налажаю, то последствия будут…

— Вселенского масштаба, зная ваш род, — улыбнулась воительница, чуть подаваясь вперед. — Но ты не налажаешь. Ты будешь отличным папой, а вот я… — она отступила. — Я вряд ли стану хорошей матерью.

— Мы не знаем, как будет, — покачал головой Тор. — И не можем загадывать. Моя мать столько вложила в Локи и всё равно… Я не знаю, как всё будет. Какое будущее нас ждет, удастся ли Асгарду воссиять вновь, но одно знаю точно! Я хочу пройти этот путь с тобой. Вместе, плечом к плечу, как когда-то, но ещё ближе. Я теперь царь, ты не сможешь больше прикрывать меня в охотах за очередным монстром, просто потому что теперь мои монстры в основном сосредоточены в бумагах и чернилах. Я пойму, если ты откажешься от такой жизни рядом со мной. Мне больно тянуть тебя за собой, но, боюсь, без тебя я не выстою, а вместе со мной и весь Асгард. Потому, Сиф, я прошу тебя, стань моей царицей!

— Тор Одинсон, это самое бредовое признание в любви, которое я только слышала!

— Как? У меня есть конкурент? — больше шутливо спросил Одинсон, у которого отлегло уже от того, что Сиф улыбалась.

— Может, и есть… — продолжила игру воительница. — И раз уж я теперь меняю дым походных костров и удобные штаны на затхлый дворец и неудобные платья, то будь добр, опустись на колено и попроси меня как следует!

— Эй, ты ведь была против всей этой романтической лабуды, и всегда кривила нос… Понял, молчу, — словив ответный взгляд, покивал Тор, решивший, что его царское достоинство несильно пострадает, если он выполнит просьбу, больше прозвучавшую, как приказ.

Однако только Одинсон начал опускаться, как в глазах у него резко потемнело, чтобы через мгновение прояснится и явить ему одинокую фигуру отца, застывшую в тронном зале у подножья престола.

* * *

Нью-Йорк

Романофф своё обещание держала и до конца дня больше не появлялась. В закрытой части башни стояла зловещая тишина, перемежаемая шорохом страниц и складок ткани Плаща.

Локи никто не тревожил: Бартон, как и обещал, уехал; заверение Старка «всё обговорить завтра утром», видимо, разбилось о решительную непреклонность Пеппер, наконец, заполучившую обратно своего мужа и теперь вполне естественно желающую удерживать его около себя как можно дольше; Стрэндж также пока не показывался, и хотя бог обмана не сомневался, что у Верховного Чародея сейчас хватало забот и без него, но было чуточку обидно. Даже мелкие прилипалы, как в сердцах окрестил Локи паучка и его друга, и то куда-то подевались! И это он ещё молчал о Торе… Не то, чтобы ему так хотелось лицезреть пред собой его заросшую физиономию, скорее наоборот, но… Это «но» он не мог в полной мере охарактеризовать.

К вечеру богу коварства уже казалось, что абсолютно все о нём забыли, словно он уже умер. Локи уже начал подумывать о том, как бы всем напомнить, что хороший злодей — мёртвый, а он пока вполне живой и может устроить им всем веселую жизнь, когда вдруг понял, что не хочет. С учетом всего пережитого это уже не казалось таким странным. Во всяком случае не страннее того, что он весь день общался с Плащом, который оказался замечательным слушателем, но отвратным собеседником.

Не помогло и то, что Локи подогнал Сэму планшет со специально настроенной крупной клавиатурой. Плащ либо оказался от природы немногословным (от создателя), либо просто привык к этому. Однако кое-что полезное бог обмана для себя всё же выяснил.

Сэм работал с довольно-таки разными личностями, и вот у одного из предыдущих владельцев также наблюдался схожий недуг, приобретенный, правда, в следствие резкого повышения магической мощи, а не в качестве побочного эффекта от силы-восстанавливающего зелья. Однако состав подсказанного рецепта звучал вполне обнадеживающее и практически всё имелось у него в запасах. Кое за чем, конечно, пришлось телепортировать Плащ; но вскоре настроение наконец занятого делом Локи поднялось с отметки «весьма погано» до «погано, но терпимо»; а уж когда опытным путем выяснилось, что отвар способен худо-бедно снять приступ удушающего кашля, то ему и вовсе захотелось жить настолько, что бог коварства решил пересилить свою гордость и спуститься на кухню, дабы лично засвидетельствовать своё презрение Романофф.

— Нет, Сэм, дальше я пойду один, — покачал головой Локи, когда Плащ с готовностью подлетел на помощь. И действительно сейчас он чувствовал себя достаточно сносно, чтобы не смешить смертных своими магическими «костылями». — Если понадобишься, я позову. А пока иди поспи, почитай, кино посмотри — я не знаю, как вы, магические артефакты, отдыхаете. Ты мне сегодня и так уже очень помог.

Плащ хоть и выражал своим видом явный скептицизм, касательно его возможностей, однако спорить не стал, видимо, умасленный полученной, если не благодарностью, то признанием трудов, что для вредного характера одного конкретного трикстера было практически одним и тем же.

Вот только когда Сэм выпорхнул через открытую форточку прямиком в ночной Нью-Йорк, Локи задумался, что, во-первых, мало что знает о досуге разумных артефактов, тем более, что их надо выгуливать, а, во-вторых, что какая-то часть сообщений об НЛО всё же правдива, и, в-третьих, а не отправился ли этот засранец на доклад к Стрэнджу?

Последняя мысль задела особенно сильно, утешало лишь то, что и сам чернокнижник, наверняка, не был в курсе таких прогулок, а для связи и перемещения существовали куда более надежные способы. Да и докладывать было почти нечего. Разве что то, что Локи весь день лежал, читал книги, разговаривал едва ли не сам с собой и откровенно скучал. Ах да, он ещё заварил отвар от кашля. Очень продуктивный день. Даже ничего лучше этой варварской заплатки от Романофф пока придумать не удалось.

Спуск к кухне отнял достаточно сил, чтобы Локи тяжело прислонился к дверце холодильника. Однако он был доволен собой — без лишней порции зелья, Гунгнира и Плаща — бог коварства-таки преодолел это ничтожное расстояние даже не хватаясь за стены. Великое достижение. Хотелось напиться или побиться головой о… ну, допустим, холодильник. Из двух зол трикстер выбрал наименее вредную и пару раз несильно приложился о дверцу. В голове нисколько не прояснилось. Скорее, наоборот. Стало ещё тошнотнее, чем было.

Есть перехотелось, как и встречаться с Романофф. Так что Локи со вздохом поднялся и поковылял обратно. Он уже был у общей комнаты, когда запах свежей пиццы заставил его остановиться. В душе проклиная себя за слабость к этой отвратительной мидгардской пище, бог коварства всё же позволил проснувшемуся низменному желанию увлечь себя.

Смертная обнаружилась нагло развалившейся в его любимом кресле у телевизора с ведром отвратительно вкусных наггетсов и двумями пиццами в загашнике, запивала же Романофф весь этот ужас темным нефильтрованным. Неизвестно, что из этого больше добило Локи, но промолчать он не смог.

— Умерь аппетиты, дорогуша. Я понимаю, твой зелёный недобойфренд погиб, но ты не боишься разжиреть настолько, что твой латексный костюмчик треснет по швам и тебя выпрут из мстителей?

— Надо же, кто выполз из своего склепа! — Наташа хищно осклабилась на его подколки. — А я уж думала сходить проверить, а не склеил ли ты ласты… А нет — дерзишь, значит, жить будешь. Не сказать, что я этому рада, но… Раз пришёл, садись, ещё не хватало потом твою бесчувственную тушку снова до дивана волочь. И да — латексные костюмчики в секс-шопе, а у меня…

— А у тебя бронелифчик, да-да, я видел. Знаешь, нужно направить претензию к разработчикам — шибко долго расстегивается, что совсем не сексуально. Для шпионки твоего профиля — это непро… — договорить ему не дала прилетевшая в лицо подушка. — Эй, я ведь…

— Скажи спасибо, что не пуля, — злобно заметила Романофф.

В это время серый маг в телевизоре громко крикнул, взмахивая посохом: «Бегите, глупцы!» Кому другому при столкновении со взбешенной Романофф Локи именно это и посоветовал бы, но себя к данной категории он не причислял, да и бегать в его состоянии было тяжеловато.

— О, да брось! Тебе ж понравилось! — вопреки встречаемым красноречивым взглядам и злобному шипению, Локи с той грациозностью, которую вообще смог из себя выжать, плюхнулся в соседнее кресло и уже было потянулся за пиццей, когда оказался самым вопиющим образом остановлен.

— Никогда. больше. не. напоминай. мне. об. этом! — И как бы Наташа ни убеждала себя, что потряхивало её исключительно от злости и желания попортить нахалу его холенную мордашку; умом она понимала, что импульс идет скорее от этого обжигающего прикосновения, однако руку не отдернула.

— Ты просто боишься… Тебя, великую и ужасную Черную Вдову, до чертиков пугает, что ты не чувствуешь того, чего должна! По отношению ко мне, к Брюсу… О да, ты хотела бы ненавидеть меня, чувствовать омерзение, но не можешь. Ты хотела бы обмануться тем, что любила его, но не можешь. Как и не можешь остановить это сумасшествие, глупая мямлящая девка! — с этими словами бог коварства резко подался вперед и, пользуясь тем, что та ещё не переварила его мозговыносящую речь, подмял под себя.

Вряд ли Локи отдавал себе отчет в том, что делает. Совсем не разум, а лишь одно очень сильное желание жить вело его в тот момент. «Только бы почувствовать себя прежним, не развалиной, что вот-вот умрет… Только бы…» И средства становятся не так важны.

К тому же, если бы Романофф была против… Ещё бы она была против! Сейчас физически он был слабее её. И… это она сдергивала с него рубашку, а не наоборот. Впрочем, на этот раз обошлось без «бронелифчика», Локи как раз расправился с застежкой, когда…

— Признаться, я рассчитывал застукать вас за тем, как вы тут друг друга долго и со вкусом убиваете, но чтобы таким вот способом… Ну вы даёте! — едва сдерживал смех заявившийся на огонёк Старк, однако тут же спохватился и повернулся к маячившим за его спиной подросткам. — Питер, а ну отвернись! Рано тебе на это смотреть. И к тебе, Нэд, это тоже относится!

Кресло с диким грохотом перевернулось.