Лживые жесты (гет)

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

* * *

Лили резко распахнула глаза, с шумом вдохнув воздух и дернувшись всем телом вперед. Было тяжело двигать руками, и она испытывала просто ужасающую слабость во всем теле. Сколько времени прошло? И почему Лили чувствовала себя настолько разбитой? Оглядевшись, она поняла, что находится в больнице, а потом, бросив быстрый взгляд на календарь, поняла, что пролежала без сознания… почти два дня. «Альбус!», — пронеслось в сознании, она подпрыгнула с кровати, и в глазах почернело. Ухватившись рукой за лампу, случайно спихнув с тумбы какие-то многочисленные пакеты, она зажмурилась, а потом, распахнув глаза, быстрым шагом выбежала из палаты.

Кругом суетились люди, но Лили, распихивая их, упрямо шла к стойке, где всегда лежали газеты, только чтобы узнать о судьбе Альбуса. Ей чертовски хотелось верить, что его казнь отменили или что ее не привили в исполнение так скоро, но чем ближе она подходила к нужному месту, тем быстрее ее покидала уверенность.

— Мерлин, это же Лили Поттер! — проговорил кто-то за ее спиной, но она лишь махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— Бедняжка, говорят, она была под империо все это время!

— Да уж, а знаешь, я ведь с ней учился в Академии…

Сглотнув, Лили резко схватила журнал, валяющийся на стойке, и поймала обеспокоенный взгляд старшей колдосестры. А потом, переместив свои глаза на главную полосу газеты, Лили почувствовала, как силы медленно покидают ее, ведь крупными буквами было написано: «Смерть убийцы: достойное возмездие Альбусу Поттеру! Ликованье правительства!». Газета с шумом выпала у нее из рук, и она схватилась рукой за стойку, чувствуя, как начинают дрожать ноги. Ей стало так больно, так тяжело, будто за одну эту минуту у нее украли все самое ценное на свете.

Кто-то подошел к ней со спины, посыпались вопросы о самочувствии, но Лили не реагировала. Она просто молчала, испытывая внутреннюю агонию, и сжимала до побеления пальцев свою единственную опору. «Мерлин, его же даже никто не похоронит…», — с отчаяньем подумала она, тихо всхлипнув. В этот момент ее заботливо взяли за локоть и куда-то повели, только ей было плевать: жизнь померкла для нее, потеряла краски и эмоции. И, когда уже через пару минут она опять лежала в кровати и бессмысленно смотрела в окно, Лили в полноценном объеме ощутила, каково это — терять все. Опять.

Вид из окна был поистине ноябрьский, и Лили сильнее сжимала одеяло пальцами. И когда уже только кончится этот ужасный месяц? Только сейчас она понимала, что там, дальше, не будет ничего хорошего, что все месяцы теперь будут окрашены в этот серый цвет. Тяжело вздохнув, Лили почувствовала, как теплые слезы медленно стали стекать по лицу, приземляясь прямо на руку, но она больше не старалась остановить свои эмоции: ей было так… отчаянно тоскливо и пусто, будто ничего больше хорошего произойти не могло, будто со смертью брата закончилась и ее жизнь. Перед глазами, словно назло, выросли ее родители, и она с ужасом вспомнила, как узнала о их смерти — через газету. И как тогда ей казалось, что весь мир просто рухнул у нее на глазах. Думала ли она в то время, что потеряет и брата тоже? Нет, иначе бы Лили давно бы покончила со своей жизнью.

Резко закрыв глаза руками, чтобы не видеть этот унылый вид за окном, Лили до боли прикусила губу, начиная испытывать там, где-то внутри, настоящую бурю. Она ревела внутри, с вихрем налетая на сердце, и Лили вспоминала все: как впервые увидела магглов, как Альбус печально смотрел в окно после смерти родителей, какими пугающими были его глаза тогда. Лили плакала, думая о том, что больше они втроем не будут сидеть в гостиной и играть в шахматы; Альбус не будет читать свои книжки, лишь изредка косясь на их игру. Ничего больше не будет: он мертв. И от осознания этого Лили готова была взреветь в голос.

Откинувшись на подушку, она бессмысленно посмотрела на потолок, опять ощутив какое-то убогое безразличие. Ей бы вскипеть и начать хоть что-то делать, но она не могла даже вытереть еще не застывшие слезы на лице. Было теперь так все равно: на задворках памяти металась какая-то отчаянная мысль, но Поттер намеренно блокировала ее — ей просто не хотелось ни о чем думать. Только забыться. И желательно больше никогда не просыпаться.

Вдруг послышался робкий стук в дверь, и Лили встрепенулась. О, как ей хотелось увидеть на пороге Скорпиуса! Не зная отчего, но сейчас она испытывала какую-то нечеловеческую потребность просто посмотреть в его глаза. Лили только в этот момент ощутила, как же он стал ей нужен за это время, и было абсолютно плевать, что он только и использовал, да обманывал ее, что, возможно, есть доля и его вины в смерти Альбуса — плевать! Лишь бы почувствовать себя не такой одинокой, покинутой. Но, повернув голову, Лили увидела не Малфоя: на пороге стоял Джейк, который очень серьезно смотрел на нее, и тут на нее, словно лавиной, нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как ворвалась к нему в дом, как призналась о том, что связана с Жестом, и страх, а потом и боль поочередно захватили ее: потому что, смотря в его глаза, она думала лишь о том, что это он руководил смертной казнью ее брата.

Нервно сглотнув, Лили наблюдала, как он, закрыв дверь, вошел внутрь, но не решился подойти прямо к ее кровати, а замер в центре комнаты. Томас очень внимательно и цепко смотрел на ее лицо, будто пытаясь что-то в нем отыскать, и Лили молчаливо наблюдала за ним, испытывая странные, смешанные чувства. Она стояла на краю пропасти: внизу обрыв, и проще просто было прыгнуть в него, покончить со всем, но неужели тогда все напрасно? Смерть ее родителей, Альбуса… неужели это все пройдет бесследно? Он, Джейк Томас, стоящий перед ней, знал ли он, как далеко зашли те, кому он подчинялся? Возможно ли, что он сам принимал участие в смерти ее родителей? И, чувствуя, как внутри нее в истеричном припадке бьется ярость, Лили понимала: времени для слабости нет. У нее просто нет на это права, у нее в принципе ничего не осталось. И, Мерлин всемогущий, помоги каждому, кто встанет на ее пути, ведь иначе она просто уничтожит его в пыль.

— Как ты? — спокойно проговорил Джейк, но Лили знала, что он волнуется.

— Нормально, — слегка прохладно пробормотала она, неотрывно следя за каждым его движением. Опустив голову, он тихо усмехнулся, а потом достал из своего кармана палочку и медленно стал приближаться к ней, не глядя в глаза.

— Твоя палочка, я нашел ее в твоем доме, сразу после того, как задержал Поттера.

Холодок прошелся по ее коже, когда она увидела это древко. Она стала лихорадочно думать, насколько то, что она забыла палочку, могло скомпрометировать ее и как неосмотрительны были тогда все они. Ведь… любая ошибка, и Лили точно пропадет, никто не поможет ей. А потому, приподняв вопросительно бровь, она с некоторой долей безразличия в глазах посмотрела на него в упор, думая, может ли теперь она влиять на него?

— Весь мир в ужасе от проделок Альбуса Поттера, — крайне насмешливо проговорил Джейк, избегая ее глаз. — Наложить империо на сестру… всем почему-то кажется это более ужасным, чем убийства людей, — и он облизнул свои губы, глядя куда-то в окно. Задумчивый, Джейк будто что-то просчитывал у себя в голове, и Лили готовилась к новому нападению. — И почему я так не верю в это? — и он резко посмотрел ей в глаза: взгляд его был жесткий и пронзающий, в нем больше не было привычной нежности и любви. — Однако тот человек, что спланировал все это, действительно умен: на тебя действительно было наложено империо, следы заклинания остались в твоей голове, поэтому мы даже не смогли вытащить воспоминания. Твое сознание искажено, Лили Поттер.

Лили молчала, напряженно взирая на него, а потом с ужасом подумала, насколько же должен был быть силен Скорпиус, чтобы провернуть такое в действительности? И мог ли он воспользоваться этим ее состояниям и что-нибудь сделать? Такие элементарные мысли, почему-то не пришли ей в тот самый день, а только сейчас, когда ее сознание прояснилось и события прошлых дней воспринимались без всех крышесносящих эмоций. Нервно сглотнув, она с ужасом распахнула глаза, пытаясь придать своему виду жертвенность, когда в голове крутилась только одна мысль: а чем сейчас вообще занят Скорпиус? Перед глазами, словно картинки, замелькали воспоминания: вся его ложь по поводу смерти Альбуса, его жестокие слова, — и что-то внутри Лили противно заныло. Она чувствовала, будто упускает что-то, нечто очень важное.

— Могу лишь похлопать, у тебя, считай, алиби, передай Жесту, что они постарались на славу, — и, немного помолчав, он добавил тихим и вкрадчивым голосом, наполненном слепой яростью: — И что я обязательно их всех поймаю.

Он уже хотел было встать и уйти, но именно в этот момент Лили наконец ощутила в себе силы, чтобы начать защищаться, а поэтому бросила ему в спину, слегка поддавшись вперед всем корпусом:

— И что, ты так уйдешь? Оставишь меня, зная, что я с ними связана? Неужели даже не попытаешься воспользоваться моим самочувствием и влезть в голову?

— Не провоцируй меня, Лили, — яростно проговорил он, развернувшись и посмотрев на нее с некоторой даже ненавистью. — И не строй из себя что-то… значимое. Ничего ты не делала особого, они тебя использовали, зная, что ты можешь остановить меня. А когда у них ничего не вышло, о, теперь они бросят тебя. Ты для них никто.

— Как думаешь, Джейк, насколько много я знаю? — холодно процедила она, даже слегка приподнявшись на месте. Была доля правды в его словах, оттого, наверное, ей так больно было их слушать. — А как, по-твоему, много знаешь ты?

Он смотрел на нее с какой-то даже яростью, сжимая руки в кулаки, и она видела, как глубоко внутри начинало зарождаться сомнение. Что ж, похоже мистер Томас был далеко не таким приверженцем правительства, как раньше, в нем как будто произошел такой сильный надлом, что он уже не верил ничему. Лили прикусила губу, думая о том, что его нельзя терять: будучи главой аврората, Джейк очень мог помочь им в будущем, нужно было только заставить его изменить свое мнение. Всего лишь стоило заставить его копать информацию, и он выйдет на правду, а тогда, справедливый, любящий казаться благодетелем Томас не сможет пройти мимо. Если, конечно, то, что знала она, и было истиной. Если, конечно, ее брат не оправдывался, заявляя о своей относительной ненависти и преступлениях правительства специально, чтобы она не чувствовала сейчас уж совсем преданной.

Сердце ее пропустило удар.

Фыркнув, он развернулся и вновь направился к выходу, но Лили, не удержавшись, опять выкрикнула ему вдогонку, чтобы Джейк окончательно потерял всю свою уверенность в правильности этого мира:

— Что стало с теми десятью детьми, которых отправили в маггловские школы?! Кем они были Джейк?

Его рука повисла в воздухе, но так и не коснулась ручки двери. В эту секунду Лили показалось, будто весь мир замер, будто все только сжалось до размера этой жалкой комнатки. И было отчего-то безумно страшно, потому что Джейк молчал. И она вдруг подумала, что, возможно, ему известно намного больше, чем ей кажется.

— Альбуса похоронили, — неожиданно бросил он, и Лили удивленно приподняла брови… неужели он слышал ее мысли в коридоре? Сжав руки, она почувствовала, как кожа покрывается мурашками: видимо, Джейк более решался не церемониться с ней. — Его тело забрал Джеймс, — и, помолчав с секунду, он бросил непринужденно. — Он, кстати, ушел официально из гарпий, и его жена запросила развод.

И только когда дверь в громким хлопком закрылась, Лили наконец отмерла. Она завороженно смотрела туда, где только что был Джейк, и чувствовала, как внутри нее металась какое-то отчаянье. «Разводится», — ее охватил такой ужас, что Лили, не сдержавшись, запустила руки в волосы. О, она знала, как дорога ему Мелини, как он мечтал создать с ней семью и как же он был счастлив, когда они наконец поженились. Глупый Джеймс. Он не видел, что его жена — меркантильная стерва, связавшаяся с ним из-за его успешной карьеры охотника, и сейчас… Мерлин, ведь не только ее жизнь рушится!

Какое-то маниакальное желание прямо сейчас спрыгнуть с этой кровати и сбежать из больницы к семейному кладбищу, где, она была уверена, захоронен теперь и Альбус, захватило ее. Ей хотелось просто посмотреть на могильный камень, а потом отыскать Джеймса, чтобы всего-навсего дать ему понять, что она рядом, что ей очень жаль, ведь из-за всех этих разбирательств Лили так несправедливо забыла о своем самом старшем брате. О милом Джеймсе, который никогда не причинял ей столько боли, который был всегда на ее стороне. И который, как оказалось, не имел никакого отношения к поимке Альбуса.

«В отличие от Розы», — с яростью подумала Лили, сжав больничное одеяло. «В отличие от Малфоя», — тихо прошептало сознание, и она вздрогнула всем своим телом, упрямо мотнув головой. От этих мыслей было так тяжело и так больно, потому что перед ее взором возник опять Альбус. Бледный, с седыми прядями в волосах Альбус, у которого на руках не было живого места. Легкие сжались от переполняющей внутренности боли, и она прилегла на подушку, мечтая забыться, провалиться в темноту и никогда не возвращаться в реальность.

Прикрыв глаза, Лили накрылась одеялом, чувствуя какой-то холод, неосязаемый, он латал ее сердце в ледяную корку, и кто знает, будет ли она теперь такой же, как раньше? Будет ли она теперь собой?

* * *

Когда дежурный врач, услужливо наведывающийся к ней каждый час, ушел и в больнице погас свет, Лили сильнее сжала палочку, которую предусмотрительно спрятала под матрас. Вынырнув из одеяла, она подошла к стулу и стащила с него свое пальто, а потом прислушалась. Был уже отбой, через какие-то тридцать минут дежурный врач точно заснет, и ее отсутствие вряд ли заметит хоть кто-то. В любом случае, ей было плевать: пускай увидят, что она сбежала — все равно, лишь бы пойти на могилу брата и просто убедиться в том, что его действительно больше нет среди живых. Чтобы внутри какой-то зверь успокоился и перестал ее терзать.

Распахнув окно, она, аккуратно зацепившись за выступающий кирпич, ловко схватилась другой рукой за ветку дерева, а потом и полностью повисла на нем. Мысли в голове все еще находились в беспорядке, и тело было каким-то обмякшим, обессиленным, и Лили в который раз задумалось, что такого сделал с ней Малфой, что она чувствует себя так, словно все ее силы покинули ее в одночасье? Однако отсутствие возможности трансгрессировать из больницы и давящая на сердце отчаянье заставляли ее аккуратно спускаться с дерева, опасливо посматривая вниз. Благо, она находилась всего на втором этаже и даже при самом неблагоприятном исходе максимум могла повредить кости.

Оказавшись на земле, она предусмотрительно спряталась за ствол дерева, потому что на первом этаже горел свет в окнах и кто-то ходил взад-вперед и о чем-то явно спорил. Зажмурившись, Лили представила мысленно кладбище, и в ту же секунду оказалась в Годриковой Впадине, и сердце пропустило удар от вида знакомой каштановой аллеи. Но времени не было, а потому, спрятав всю свою меланхолию, она внимательно стала прислушиваться. Осмотревшись по сторонам, сильнее прижав руку с палочкой к груди, она вдруг почувствовала, как предательски защипало в глазах: Лили вдруг вспомнила, как тогда они втроем негласно решили похоронить родителей у могил бабушки и дедушки; как скорбен был тот день, как много людей пришло попрощаться с национальным героем и как… тогда на могилу пришел и Скорпиус. Широко распахнув глаза, Лили вздрогнула всем сердцем и выдохнула воздух, из-за чего образовался пар. Знакомые, но неуловимые воспоминания крутились у нее в голове: могила родителей, сотни журналистов, озеро… и Скорпиус Малфой, смотрящий на нее холодными, насмешливыми глазами. Как же она могла забыть, что Малфой тоже приходил в тот день, что он тоже был на их похоронах?

Мотнув головой, Лили прошла мимо церквушки и подошла к могилам. Медленно огибая старые потертые изваяния, она с содроганием сердца приближалась к знакомым надгробным камням, а, когда увидела имена своих родителей, то в глазах у нее опять почернело, и она с силой схватилась за железные прутья заборчика. Как же давно она не навещала их. Как же страшно было смотреть и видеть высеченные их имена.

— Я знал, что ты придешь.

Она резко развернулась и тут же увидела Джеймса, у которого было до ужаса безразличное и красное от холода лицо. Он стоял, смотря будто сквозь нее, и даже в этой жуткой темноте Лили смогла увидеть большие круги под его глазами, его растрепанные волосы колыхались от порывов ветра, и весь вид его был… словно он не уходил от могилы дня два. Нет, перед ней стоял ни волшебник, а живой труп, у которого в глазах — пустота и столько вопросов, что можно было утонуть. Испугавшись, она стремительно подошла к нему и со всей силой обняла, громко всхлипнув, почувствовав, как его ледяные руки резко сжали ее плечи. А потом наступила тишина, прерываемая только унылой песнью летающей вороны, и Лили чувствовала, как с каждой секундой холод проникал куда-то внутрь, выворачивая наизнанку внутренности.

— Пойдем, лучше посидим дома, — тихо произнес он, и она, не споря, медленно поплелась за ним, плотнее кутаясь в пальто. Мерлин, и отчего же было так холодно? Почему на сердце такая… тоска? Она вдруг резко остановилась, будто вспомнив что-то, и посмотрела через плечо на могилы родителей, медленно переведя взгляд чуть-чуть левее и увидела знакомые инициалы, из-за чего в глазах у нее защипало:

АЛЬБУС СЕВЕРУС ПОТТЕР

23. 12. 2006 — 29. 11. 2029

«Самая могущественная страсть — тщеславие. Спаси меня от этой страсти, и я сам избавлюсь от остальных».

В глазах защипало, и Лили сильнее сжала руку брата, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она расплачется, упадет навзничь, потому что не было сил смотреть на его могилу.

— Я не думала, что ты… что… похоронишь… — из-за нехватки воздуха она не могла произнести что-нибудь хотя бы похожее на предложение, а эта фраза, выписанная курсивом на черном камне… Лили помнила, как Альбус любил читать Шеридана и как много раз на дню в восторге он цитировал все его выражения, восхищенно рассказывая о его деятельности. Но она никогда бы не думала, что Джеймс помнит об этом. Ей вообще казалось, отчего-то, что кроме нее Альбуса не знал никто, но… как можно было так ошибаться? Как можно было не воспринимать Джеймса всерьез?

— Напрасно, — спокойно ответил Джеймс, не смотря на его могилу, словно избегая чего-то. — Он же мой брат. — И сердце у Лили вздрогнула от того, с каким отчаяньем было это произнесено. — И мне тоже больно.

Они медленно шли вдоль освещенных улиц, и Лили не могла отвести своих глаз от лица брата. Перед ней будто был совсем другой человек: не нахальный, веселый Джеймс, который любил подкалывать всех, кого не лень; не взбалмошный квиддичных игрок, искренне злящийся, когда его любимая команда не выигрывала турнир. Это был будто постаревший на сорок лет измученный горем волшебник, и только сейчас Лили вдруг начинала понимать, насколько он был несчастен. Джеймс не знал правды; он-то верит, что Альбус убил родителей, и ему больно, потому что ему, как и ей, трудно ненавидеть своего брата. У Джеймса не было нормальных отношений: его одностороння любовь в конце концов сбежала именно в тот момент, когда ему была нужна поддержка. И даже карьера… ее больше нет. Так кто больший неудачник: она, всё-таки вовремя проснувшаяся от иллюзий, или он, так и пребывающий в них?

Когда они наконец пришли к нему в дом и Джеймс пошел заваривать чай, Лили тупо смотрела в одну точку, отчетливо начиная осознавать, что все это время она была просто ужасной сестрой. У нее не получилось спасти Альбуса, и она не смогла даже быть рядом с Джеймсом тогда, когда его жизнь рушилась просто на глазах у всех. «Эгоистичная, глупая, лживая», — думала Лили, аккуратно касаясь холодными пальцами посиневших губ: «Неужели я всегда была такой?».

Но из мыслей ее вывел их виновник. Джеймс, не рассчитав силы, с громким звуком поставил чашку, и чай слегка выплеснулся из чашки, оставляя маленькие капельки на белой скатерти. Лили, зачарованно посматривая, как они поблескивают, вдруг отмерла и перевела на него полный сострадания взгляд. Джеймс сморщился.

— Ну вот еще что удумала, — сказал он и попытался улыбнуться. Но улыбка у него просто не выходила. — Не надо смотреть так жалостливо, ты же знаешь, я ненавижу это.

— Джейк мне рассказал, неужели… Мелани действительно ушла?

Хмыкнув, Джеймс слегка скосил глаза в сторону и сжал чашку рукой, так и не отпив.

— Скатертью дорога, — глухо бросил он, а потом, видимо, не сдержавшись, посмотрел на Лили больными глазами и произнес яростно: — Оказывается, два месяца назад она избавилась от нашего ребенка, потому что, как она сказала, не хотела портить свою жизнь сопливой копией своего жалкого муженька, — и он так сильно сжал чашку, что Лили испугалась. Казалось, что еще чуть-чуть, и она просто разлетится на куски.

Она замерла, не зная что сказать, даже нет, боясь произнести хоть что-то. Потому что Джеймс выглядел до такого убитым и раздавленным, что… Лили в любом случае не смогла бы его поддержать. А потом ее вдруг осенило: Алфита! Схватившись руками за голову, Лили тяжело вздохнула и прикрыла глаза. «Мерлин, что же будет?», — с отчаяньем подумала она, а потом, посмотрев на брата, поймала его обеспокоенный взгляд, который будто спрашивал, что случилось.

— Есть одна девушка, — робко произнесла Лили, не зная, есть ли вообще смысл сейчас говорить об этом. Ей почему-то казалось, что Джеймс будет… зол. — В общем, она беременна от Альбуса.

Раздался громкий треск, и чай стал медленно течь по полу, пока не остановился посередине, приобретя вид искаженной фигуры. Лили прикрыла глаза, сжав еще сильнее свои волосы, ожидая хоть каких-то слов. Но Джеймс молчал, и она боялась посмотреть ему в глаза.

— Она из чистокровных? — вдруг спросил он, и Лили приподняла в удивлении бровь, не решаясь открыть глаза. Ей казалось странным, что это вообще интересует Джеймса.

— Да, — робко пролепетала она, переведя взгляд на свою чашку, где тихо и спокойно остывал чай, который пить больше не хотелось.

— В таком случае, ее искренне жаль. Они либо избавятся от этого ребенка, либо выгонят из семьи и вычеркнут из завещания.

— Что? — в некотором ужасе спросила Лили, испытывая какое-то странное, жуткое предчувствие. Почему-то этот ребенок… ей очень хотелось бы, чтобы он жил. — Почему ты так думаешь?

— Потому что это позор для таких семей, — хмыкнув, произнес он, — особенно, учитывая, кто отец. Повезет, если хотя бы это им неизвестно. Впрочем, сыворотка правды или окклюменция быстро выдадут и это.

Лили молчаливо кусала губу, смотря, как хмурится Джеймс, и мысленно просила кого угодно дать ей сил. Каждая секунда жизни давала ей все больше и больше горестей, и как могло ее маленькое сердце терпеть так много?

Медленно переведя взгляд на стену, она заметила красивое сувенирное блюдце, на котором яркими красками был изображен весенний цветущий Нью-Йорк. Настенная тарелка явно была маггловской, и Лили прикусила губу, всматриваясь в эти яркие краски, пытаясь заставить себя проникнуться этим весенним спокойствием, но ничего не получилось. Мысли мучали ее, как будто специально.

— Тетя Гермиона прислала, — тихо проговорил он, и Лили, вздрогнув, перевела беспокойный взгляд на Джеймса. Он выглядел уж слишком безразличным и говорил совсем не так, как всегда. — К ней полетел и Хьюго на прошлой неделе, так что теперь ей явно будет нескучно. Она даже сказала, что задержится в своей командировке до февраля. Хотя… это скорее похоже на побег от Розы, — он кисло ухмыльнулся.

— Не знала, что вы поддерживаете связь, — тихо произнесла она, вспомнив вдруг, что после развода тетя Гермиона попыталась максимально отдалиться от семьи Уизли, поддерживая отношения лишь с Хьюго и с Джеймсом, потому что, наверное, понимала, что Роза ее ненавидит, Альбусу никто не нужен, а Лили… Лили сама возводила вокруг себя стены одиночества, так что нечего было винить тетю, что она не пыталась прорваться. Вот и выходило, что с лучшей подругой отца связь поддерживал только Джеймс, и это заставило лишь сильнее проникнуться к нему какой-то… благодарностью. Потому что он всегда был простым и добрым.

— Недавно мне и Луи написал, — добавил он, вдруг нахмурившись, а потом, резко вскинув голову, упрямо посмотрел на нее: — Ты не говорила ему об Альбусе. И о казни. Ты ничего не сказала своему любимому кузену.

Дыхание сорвалось, и она виновато поглядывала на брата из-под челки, чувствуя будто бы какую-то ревность в его словах. Да. Получалось, что из всех окружающих ее людей, хуже всех она обошлась со своим родным братом, с тем, кто никогда не причинял ей боли, так почему же все вышло так? Почему их семья раскололась? Не ее ли вина в том, что она изначально встала на сторону Альбуса? Сердце забилось сильнее, так, словно готовясь выпрыгнуть, и Лили думала только об одном: Джеймс должен знать правду. Совсем несправедливо оставлять его в неведении.

— Джеймс, — тихо произнесла Лили, и он посмотрел на нее настороженно, будто догадываясь, что она хочет сказать. — Альбус… он поговорил со мной тогда. Я не знаю всего, но… он не устраивал взрыв в журналистском офисе.

И она замолчала, видя, как серьезно смотрит на нее Джеймс, как в его глазах просыпается какой-то дикий огонек. Лили вдруг подумала, что ему-то тоже, как и ей тогда, когда она только познакомилась с Жестом, хочется верить в невиновность Альбуса, но давление со стороны, семья и Джейк просто не оставляют выбора думать иначе. Джеймс — раб своего окружения, его простота и доброта — тряпка, об которую все вытирают ноги и которую все выжимают под себя.

— Я так и знал, что он не накладывал на тебя империо, Лили, — резко проговорил он, скрестив руки и отведя взгляд в сторону. Кадык на его шее дернулся, и воздух в момент наэлектризовался, что лишь вызывало внутри нее страх. — На кого угодно, но не на тебя. И знаешь: я бы мог обвинить, сказать, что ты предала нас, потому что все это время с помощью Жеста пыталась вызволить его из тюрьмы, но знаешь что? — и он резко посмотрел на нее, и этот дикий огонек больше не сверкал, а оттанцовывал в глазах жуткий танец. — Я не лучше. Ведь я уже почти год знаю, что он был главой Жеста. Я знал это, но не говорил властям. И… все это время мне было тяжело, потому что мой долг — служить справедливости, но что вообще есть эта справедливость? — тихо произнес Джеймс, прикрыв глаза, резко схватившись за голову, с такой силой сжав свои волосы, что, казалось, будто еще чуть-чуть, и он вырвет их всех в корнем.

И вдруг среди темных прядей она заметила отблеск кольца. Обручального. И внутри у Лили буря, не щадящая ничего на своем пути, заметалась сильнее — потому что никто, никто не стал счастлив от того, что сделал Альбус. И, если он мертв, то им придется жить, нося внутри такие пустоты и кладбища, что становилось страшно. Потому что проще было умереть.

— Я даже не попытался поговорить с Альбусом, мы же были в ссоре. Я только… только поделился своими соображениями с Розой, а через больше чем неделю его посадили в тюрьму. Понимаешь: я не говорил с Альбусом, не пытался ничего понять, а вместо этого поговорил с ней, зная, где-то на интуитивном уровне зная, что она точно предпримет что-нибудь, — его голос сорвался, и он сильнее опустил голову, словно пытаясь спрятаться от ее глаз. Напрасно. Лили уже ничего не видела, потому что слезы застилали все. — Неужели я настолько был зол на него? Неужели я не понимал, что Альбус никогда бы не убил их? Как там сказал Джейк: его мотив в том, что «Ежедневный пророк» готовил разоблачительную статью о нем… но, Мерлин, почему тогда взрыв произошел в отделении, где работали журналисты, отвечающие за спортивные статьи?

Лили плакала молча и чувствовала, как сердце ее сжималось с каждой секундой сильнее, как где-то там, внутри у нее ураган чувств сносит последние барьеры. И, вернувшись в палату, смотря, как солнце восходит, озаряя своими лучами ее комнатку, она молча давала себя клятву: найти справедливость. И больше никогда не судить людей. Потому что, черт знает, какой ад носит внутри каждый проходящий мимо нее человек.

* * *

три года назад, ноябрь

Ветер дул сильно, беспощадно, и Лили чувствовала, что она, словно дерево, прогнется сейчас и упадет прямо на землю. Было холодно и пусто. Или пусто и холодно. Лили не знала: чувства смешались, перепутались в веренице мыслей, и она лишь внимательно смотрела на свежие могилы, чувствуя, как кровь в жилах леденеет с каждой секундой. Кругом светили софиты, журналисты громко и звонко брали у окружающих интервью, и в какой-то момент Лили просто от отчаянья закрыла уши, лишь бы не слышать ничего, провалиться в пустоту. О, зачем этот ужасный день настал? Зачем она надела это черное платье и стоит сейчас здесь, смотрит на все и пытается быть хладнокровной?

Ее раздражали эти лживые, вульгарные жесты окружающих, бессмысленные и неискренние слова. Она смотрела в лицо каждому и хотела, чтобы они захлебнулись от ее же ненависти, потому что их лица… они кривились в какой-то жалости. Но Лили не надо было жалеть: потому что они никого никогда не жалеет, а значит, все, что нужно этим убогим лицемерам — это развернуться и пойти прочь от могилы родителей.

— Лили, — перед глазами выросла Роза, которая, скорбно строя мину, сверкала своими глазами. Возможно, ей было действительно жаль дядю и тетю, в конце концов, они всегда хорошо относились к племяннице. Но Лили было плевать: лишь бы только не видеть ее лицо. Никого не видеть. — Это так ужасно… у меня нет слов…

— Ну так и молчи, — грубо прошипела Поттер, резко развернувшись и пойдя прочь. Она знала, что расплачется сейчас, потому что сдерживать чувства больше не было сил, но реветь на глаза у Рози — моветон.

Слезы уже наполнили ее глаза, когда она пробиралась через могилы, мечтая просто провалиться и исчезнуть. Лили почему-то так некстати вспомнила, как папа сказал ей, что этим летом они обязательно съездят в ее любимую Францию, к Луи, круассанам тети Флер, веселым рассказам дяди Билла и заглянут к Тедди и Мари-Виктуар. О, если бы можно было променять весь мир только на то, чтобы не дать родителям пойти к этот чертов офис, Лили бы согласилась. Она бы отдала весь мир, жизни всех людей ради них.

Шатаясь, Лили брела дальше, мимо маггловских кварталов, шарахаясь каждый раз, стоило только увидеть их аляпистую одежду и громкие голоса. И вроде они говорили так же, и смех у них был тот же, но она начинала испытывать какую-то… страшную ярость. Если бы не вся эта канитель с магглами, может, ее родители были живы? Может, сейчас она не чувствовала бы такую тупую боль?

Дойдя до какого-то парка, Лили вдруг увидела небольшое озеро и подошла к железному мостику, чтобы просто посмотреть на водную гладь. Ей нравилось смотреть на то, как бежит вода, как она упорно точит любое препятствие; ей было плевать на все, она просто стремилась к чему-то и не обращала внимание ни на что. Вот бы также! Нагнувшись, Лили будто пыталась ближе увидеть водную гладь, а потом, слегка соскользнув, почувствовала, как ее руки начинают съезжать, как она теряет равновесие. Ужаснувшись, Лили с отчаяньем было зацепилась за железные прутья, но в этот момент чьи-то сильные руки схватили ее за талию и с силой дернули назад.

Уже через минуту она стояла, ошарашенная, ногами на земле, и глупо смотрела в воду. Опомнившись, Лили резко развернулась и увидела, как высокая мужская фигура в черном медленно бредет в сторону от нее, постукивая красивой, длинной тростью. Не мешкая, она подбежала к нему и, схватив за руку, резко развернула к себе лицом, а потом замерла, чувствуя, как по коже ее прошлись мурашки. Потому что на нее в упор смотрели холодные серые глаза Скорпиуса Малфоя, однокурсника ее брата, которого она не видела с тех самых пор, как он выпустился школы. Отшатнувшись, Лили почувствовала какую-то робость, ведь стоило ему посмотреть своим пристальным взглядом, как ей становилось так страшно, и весь мир в момент переставал двигаться; он просто замирал.

— Спасибо, — тихо протянула Лили, все же не отрывая глаз.

Скорпиус усмехнулся лениво, словно ему совершенно не хотелось здесь находиться, а потом, медленно надев перчатки на свои руки, холодно произнес:

— За спасибо не откупитесь, мисс Поттер. Я все-таки спас вашу несчастную жизнь, — насмешливо протянул он последнее словосочетание, явно иронизируя, а потом, прежде чем развернуться и уйти прочь, Малфой коротко произнес, усмехаясь шире: — Вы еще расплатитесь. Поверьте. Я всегда прихожу за своим.