Лживые жесты (гет)

Ноябрь был окрашен в тяжелый серый цвет, который пролазил в самое нутро и, казалось, растягивал все ее внутренности. Спроси ее, что же было такого ужасного, сложного в этом цвете, она бы незамедлительно ответила: серый — это белый цвет, замаравшийся черными каплями. И Лили ненавидела эту двойственность: ей хотелось, чтобы мир использовал только двухцветную палитру — черный и белый — и не привносил больше красок, не создавал оттенки.

Ей хотелось, чтобы пошел первый снег и чтобы деревья не раскачивались так печально, прогибаясь прямо к земле. Больше всего на свете тоски было в ноябре: в умершей, голой природе, которая печально поглядывала в окна; в безлюдных улицах и редких черных пальто, которые, словно безликие точки, передвигались бессмысленно в пространстве.

Да, Лили Поттер ненавидела ноябрь по многим причинам: было что-то в нем враждебное, мертвое, и еще в детстве она с ужасом переворачивала листы календаря и смотрела на одиннадцатый, тот самый, на котором обычно изображали голые деревья и покрывшееся тонким льдом озеро. И вот сейчас, глядя пытливым взглядом в слегка измятый, пожелтевший от времени лист, Лили мысленно просила силы, чтобы не заплакать, чтобы через пару секунд выйти из этой комнаты и, улыбаясь, спуститься вниз, к людям, что так высокомерно смотрели на нее, которые словно только и ждали ее проявления слабости, дабы окончательно извести Лили Поттер, дочь знаменитого Героя Войны.

Хмыкнув, она прикрыла на секунду глаза, ощутив странную горечь во рту, и с тяжелым сердцем опять погрузилась в думы, единственное убежище, где можно было найти покой. Впрочем, не надолго, потому что мысли с каждой секундой становились все мрачнее и мрачнее, вынуждая ее то и дело трясти головой, будто бы один этот жест мог помочь ей избавиться от невиданных пут.

Ее жизнь с удивительной легкостью преподносила сюрпризы исключительно по ноябрям. Три года назад ее родители — великие, непобедимые Гарри и Джиневра Поттер — погибли при террористической акции, второй по счету, но далеко не единственной, как оказалось позже. Никто так и не понял, что тогда произошло. Кто-то поговаривал о новом подпольном сообществе, что пропагандировало идеи Волан-де-Морта, кто-то, что это был исключительно политический заказ, исходивший от верхушки. Сказать честно, Лили было плевать: ее родители просто не вернулись к ней в один из дней ненавистного ноября, и это было единственно важное.

И Лили бы соврала, если бы сказала, что в то трудное для их семьи время она испытывала какие-то сильные чувства. Нет, напротив, в ней не было ненависти или яркого желания отомстить; все, что переполняло ее в тот момент, было пустотой. С каждым днем она лишь сильнее погружалась в собственные мысли, тем самым отдаляясь и от родственников, и даже от собственных братьев, в конечном итоге придя к осознанию, что осталась совсем одна. Она сама оттолкнула от себя людей, и поначу это было для нее своеобразным спасением.

Во всяком случае, после всех жизненных перипетий Лили никогда не печалилась открыто. Она улыбалась ярче прежнего и стремительной походкой ходила на занятия в свою медицинскую Академию, где постоянно переносила горящие ненавистью взгляды собственных однокурсников. Ее не любили просто из-за того, что считали, что она — бездарность, которую проталкивал отец, и такое мнение ходило о ней даже после его смерти. Никому не было дела до постоянной внутренней борьбы, до ее трудолюбия и неимоверной упорности — Лили не блистала ни знаниями, ни определенными талантами, а бессонные ночи и бесконечные попытки добиться высот тщательно скрывались.

Но Поттер никого не винила за столь предвзятое отношение. В конце концов, она не нуждалась в друзьях и не особо любила с кем-то сближаться. Проще было переваривать внутри себя эмоции и чувства, оставляя только лживую, слегка стеснительную улыбку.

И вот, когда она выпустилась, ей стало казаться, что нет на свете более счастливого человека. Лили была рада расстаться со своими однокурсниками и воспоминаниями о том, как тяжело ей было скрывать боль об утрате родителей в этих стенах, и пойти в больницу, помогать людям, чувствовать себя значимой. Все, чего Лили хотелось — чтобы ее любили просто за то, что она — это она, без особенностей, без отличительных черт; чтобы от нее не ждали подтверждения, что она достойна своей фамилии.

И в ее жизни настал покой: Лили почти позабыла о чувстве тревоги за свою семью — Джеймс давно женился и у него была великолепная карьера охотника в квиддичной команде, а Альбус… за него никогда не приходилось волноваться, он был гордостью родителей и факультета, всего добивающийся Альбус Северус Поттер.

И так действительно было: пока в ноябре ей не пришла повестка в магический суд на заключительное заседание по делу о магических терактах; пока ее брат не оказался главарем запрещенной политической партии.

Смотря в календарь, Лили сжимала руки и цепляла на лицо кривую улыбку. Она знала, Джеймс не придет на слушание, потому что братья уже давно были в глубокой ссоре, но Лили не могла просто остаться дома. Ей хотелось увидеть брата, понять, что все просто ошибаются и что он — не политический преступник, создатель партии, что пыталась изнутри уничтожить аппарат власти и изменить ее политику.

Больше всего на свете она боялась, что Альбус Северус Поттер, ее старший брат, может быть косвенно причастным к тем многочисленным терактам, которые сотрясали магический мир; к тем терактам, что унесли жизни их родителей.

Думая, Лили лишь сильнее сжимала пальцы в кулаки и ярче улыбалась. Ей нужно было спуститься вниз, пройтись по коридорам, послушать тяжелый шепот за спиной, а потом посмотреть в знакомые зеленые глаза и попытаться найти им оправдание.

Календарный лист выпал из рук, с шумом опустившись на пол, а нервный вздох невольно сорвался с губ.

Да. Ноябрь был ее нелюбимым месяцем.

* * *

Когда война закончилась и воцарился мир, новый министр магии, сэр Локантус, заявил о своей политической программе, главной целью которой было сближение волшебного мира с магглами. Что руководило министром, понять было трудно: маги только-только начали вставать с колен и привыкать к жизни без страха, а среди бывшей волшебной элиты происходили массовые зачистки. Его решение казалось абсурдным и несвоевременным, ведь куда существеннее было бы начать восстановление аппарата власти и доверия к нему, которое уже давно было подорвано. Однако, возможно, именно это и сыграло ему на руки: волшебники, недавно пережившие войну, восторженно рукоплескали ему, когда он рисовал счастливую картинку будущего, где не нужно было бы прятать магию, а магглы становились чуть ли не братьями по духу.

Сближение реализовывалось с трудом: за годы оптимизм поугас, однако никто открыто не решался выступать против политики главенствующей партии, и маги семимильными шагами начали сближение со своими новыми братьями. Постоянные переговоры с маггловскими министрами, попытка введения обязательного посещения маггловской школы, а затем и прохождение стажировки в некоторых маггловских колледжах — все это было лишь началом, на которое, впрочем, никто не жаловался: предыдущая война еще не угасла в памяти людей, а ее живые герои были лишь очередным напоминанием, как много волшебников пало. Никто не жаловался. Казалось, сближение с магглами было просто неизбежным.

Когда первые маггловские студенты начали посещать с экскурсией Хогвартс, Лили было тринадцать лет. Третий курс не был особо успешным для нее, впрочем, как и предыдущие, но именно этот она запомнила очень хорошо: магглы в рваных джинсах, с торчащими проводами из ушей были поистине удивительным зрелищем в консервативном Хогвартсе. Смотря на них, Лили испытывала странные чувства: с одной стороны, было увлекательно наблюдать за ними, аккуратно выглядывая из-за стены, когда их водили по коридорам школы и показывали разговаривающие портреты, которые демонстративно отворачивались и даже не пытались скрыть своего презрения. Но было в этом и что-то ужасное: уже тогда ей казалось, что они слишком другие, не такие как волшебники. Они использовали непонятные слова, показывали странные жесты руками и доставали всевозможные металлические штуки: она видела примерно такие только у дедушки и дяди Дадли, у которого бывала всего лишь два раза за всю свою жизнь.

Между ними была пропасть. И дело было даже не в металлических штуковинах и странных словах, магглы просто были другими. В их руках не оживала палочка и не извергалась магия, их глаза не блестели и в них не сверкали искорки чар, а всякий раз, стоило им увидеть хогвартских учеников, колдовавших или варивших зелья, что-то пробегало в их глазах — и это был не страх, а… странный, непонятный интерес. Лили это пугало и, возможно, именно поэтому все дальнейшие годы она была так насторожена по отношению к магглам. Отчего-то, ей не хотелось с ними связываться, а когда в медицинской академии мисс Поттер предложили стажировку в маггловском лекарском колледже, она скромно отказалась, внутренне содрогаясь только при мысли о возможной поездке.

— Если магглы не вытеснят нас с нашей же территории, то точно захотят найти способ контролировать и пользоваться нашими силами, — сказал однажды Альбус на одном из многочисленных семейных вечеров. Он заканчивал уже седьмой курс, Лили была на пятом, и к ним по-прежнему приходили магглы на экскурсию. Однажды Лили случайно узнала, что эти люди — дети видных магглов, и что их посещение Хогвартса — это договор между министрами магглов и волшебников.

— О, вы только послушайте нашего великого Альбуса, — протянул тогда Джеймс, весело посматривая на брата. В его голосе и глазах не было ни капли злости, но какая-то неприязнь так и висела в воздухе. — Все-то ему и не так. Магглы не угодили, понимаешь ли. А не считаешь ли ты их низшим сортом, братишка?

— Глупо отрицать, что у нас разные… возможности, — холодно протянул Альбус, резко откинувшись на спинку стула. — И я не настолько обделен интеллектуальными способностями, чтобы не замечать очевидного и пребывать в иллюзиях.

Джеймс расхохотался громко, фальшиво, и этот смех отчего-то был для Лили символичным: казалось, тот вечер был роковым.

— А у тебя уже, случаем, нет потайной клички, Альбус? Ну… Лорд Поттер, например, — протянул насмешливо Джеймс, и глаза его сверкали молниями, — а что, звучит… и приспешников в твоем гадюшнике отыскать точно получится. У них… как это там у магглов… наследственность!

— Джеймс, — резко одернул его отец, сурово посмотрев из-под очков. Для него тема Второй Волшебной Войны по-прежнему была болезненной и неприятной.

— Подожди, отец, не останавливай его, — протянул Альбус, смакуя каждую молнию в глазах брата. — Кажется, кто-то наконец-то овладел приличным словарным запасом, а я-то, дурак, считал, что никакой пользы от сближения с магглами нет, — хмыкнул он, демонстративно поднявшись со стула и откатив закатанные рукава, — а теперь послушай меня, братишка: Лорд Поттер — банально и предсказуемо, поэтому если я и захочу перевернуть этот гребаный мир с его сумасшедшими затеями, то буду всего лишь Альбусом. Да. Просто Альбус. И поверь, это имя будет действовать на общественность намного сильнее, чем какой-либо лорд. Потому что именно простота убивает, а пафос только подводит к насмешке. Хотя, боюсь, до твоего примитивного разума такое обильное количество предложений может и не дойти, поэтому, когда созреешь для ответа, приходи ко мне в комнату, конечно же, не забыв предварительно постучать в дверь. Надеюсь, это-то доступно к пониманию?

Тогда Лили не придала особого значения ни ссоре братьев, ни словам Альбуса. Он всегда говорил странные вещи, а его взгляд на жизнь существенно отличался от всей остальной семьи. Да и ей тогда было не до анализа. У нее был пятый курс, экзамены висели на носу, а отсутствие каких-либо существенных проблем и любящие родители были прекрасной почвой под ногами. Только вот через два года почва в момент исчезла: она потеряла родителей, Джеймс окончательно разругался с Альбусом, съехав от них, а Лили доучивалась в пресловутом Хогвартсе, изредка натыкаясь на магглов, нещадно краснея при их мимолетных встречах. Ей было страшно смотреть им в глаза, а ходившие по школе слухи, будто из-за магглов из школы выгнали какого-то слизеринца, который напал на одного из посещающих Хогвартс человека, заставляли ее относиться с подозрением к этим веселым и странно заинтересованным лицам.

Однако всего за каких-то два года ее жизнь перевернулась на сто восемьдесят градусов, и тогда она частенько стала вспоминать эту ссору: что-то не давало ей покоя.

И вот, стоя перед дверью суда, Лили отчаянно сжимала ручку, не решаясь открыть. Это было последнее, а оттого открытое для публики заседание, на котором должен был прозвучать приговор Альбусу. Мерлин, что она увидит, посмотрев в эти зеленые глаза? Что скажет судья, какая участь уготована брату? Ей было страшно: в зале была как минимум дюжина ее родственников, но их присутствие лишь давило и убивало окончательно.

Когда дверь скрипнула и она зашла вовнутрь, все головы резко обернулись к ней. Заседание еще не началось, но людей уже было так много, что с трудом можно было протолкнуться. Однако, когда все увидели вошедшую, то сразу образовалась небольшая дорожка из надоедливых, наглых журналистов.

— Скажите, мисс Поттер…

— Вы знали о деятельности вашего брата?

— Мистер Поттер обвиняется как минимум в двенадцати терактах…

— Что вы будете делать, если ваши родители пострадали именно из-за него?

— …а где же мистер Джеймс Поттер? Неужели разлад в семье?!

Свет софитов слепил, но Лили, непринужденно улыбаясь, медленно шагала вперед, к первой скамье у деревянного забора, что отделял ее от того места, где должны восседать судьи и где скоро будет сидеть в клетке ее брат. Каждый ее шаг отдавался в ушах эхом, дышать становилось так сложно, что Лили в какой-то момент непроизвольно схватилась за кофту, сжав ее в районе груди, а потом, опомнившись, отцепилась, выпрямив спину. Она уже видела Розу, дядю Рона и даже бабушку, которая поминутно промакивала глаза платком.

Ей вдруг стало так неловко, что захотелось провалиться сквозь землю: Лили знала, что вся семья была явно не на стороне Альбуса, отчасти из-за поведения последнего. Он никогда не старался быть хорошим сыном, а уж внуком и братом — тем более. Ал был закрытым и необщительным, а если он и затевал разговор, то непременно начинался скандал. Умело определяя слабые места противника, он бил с точностью убийцы, а его улыбка, холодная, задумчивая, становилась вишенкой, которая была далеко не всем по вкусу. Наверное, из всей семьи он общался-то только с ней, да и то это было скорее не общение, а обоюдное молчание. Альбус любил спускаться к ней по ночам в гостиную, когда они жили на каникулах дома, чтобы молчаливо смотреть на тлеющий в камине огонь. В такие минуты Лили любила брата еще сильнее, чем обычно, ведь он единственный ничего не ждал от нее, не заставлял ее прыгать выше головы и не пытался вылепить из нее победителя. Это был просто Альбус Северус Поттер, который принимал людей такими, какими они были, и не пытался ничто и никого приукрасить.

И Лили отвечала ему тем же: она принимала его со всеми недостатками, со всем высокомерием и грубыми словами. Но могла ли она принять его, если он действительно окажется террористом? Простит ли семья ее любовь к нему?

Садясь подле Розы и внимательно наблюдая за родственниками, Лили вдруг осознала одну очевидную вещь: в их семье такой разлад, что каждый готов заклевать другого, стоит лишь совершить одну ошибку.

* * *

три года назад, ноябрь.

— Альбус, — проговорила Лили, когда последний уголек в камине погас и комната наполнилась приглушенной темнотой, озарявшейся лишь слабыми лучиками восходящего солнца. Она куталась в плед и кусала нижнюю губу, испытывая такой спектр эмоций, что хотелось просто закричать. Но Лили лишь прикусила язык, отвернувшись. И зачем она только позвала его, будто ей есть, что сказать?

— Да, Лили, — глухо проговорил брат, и Лили вздрогнула от звука его голоса, робко посмотрев на знакомый профиль. Лицо Альбуса было словно вылито из мрамора: оно было идеальным, безразличным и холодным, будто не у него умерли родители всего неделю назад.

На секунду у Лили сбилось дыхание от одной только мысли о них. Боль от потери была такой мощной, что перекрывала все.

— Что же делать? — просипела она, чувствуя, что еще чуть-чуть и точно разрыдается. Слезы, которые она так старательно толкала внутрь, стояли в горле.

Альбус повернулся. Посмотрел затуманенными дымкой глазами и вдруг улыбнулся такой улыбкой, которую, кажется, она не видела у него никогда. От одной только этой улыбки сердце Лили сжалось.

— Как что? Сдавать экзамены, поступить в Академию и стремиться к поставленной цели. Одним словом, жить, как тебе бы хотелось.

Лили отвернулась. Внутри пролетела мысль о том, что у нее-то совсем нет никаких целей, и что она совсем не хочет никуда поступить, и что до чего же легко ему, умному и дальновидному, рассуждать. Альбус был так спокоен, что это даже злило, ей казалось это просто невозможным: до чего же легко у него получалось жить, несмотря ни на что.

Тяжело вздохнув, Лили поймала глазами солнечный лучик, который медленно проскальзывал от стола к книжному шкафу, и она задумалась еще сильней, ощущая, как солнце заполняет комнату с каждой минутой все больше.

— Альбус.

— Ну что? — протянул он лениво, расслабленно откинув голову на сидение дивана и повернув ее на тридцать градусов к ней. Вдруг на его лицо упал солнечный луч, и один зеленый глаз его стал светлее другого, и эта двойственность так шла ему, что Лили не сразу спросила наконец то, что давно хотела.

— А ты? Что бы хотелось сделать тебе? Что ты хочешь сейчас больше всего?

Он молчал, и молчание это отчего-то не приносило сейчас былого уюта. И то ли дело было в двойственности в его лице, то ли в самих глазах, в которых вдруг застыло такое жесткое и холодное выражение, что ее руки мелко задрожали, но Альбус больше не был тем, кто принимал всех такими, какими они есть. Он вдруг стал человеком, который сломает, искалечит, подомнет любого под себя.

— Я? — насмешливо хмыкнул он, прикрыв на секунду глаза. — Я бы хотел сбежать.

* * *

Черный человек

Глядит на меня в упор.

И глаза покрываются

Голубой блевотой, —

Словно хочет сказать мне,

Что я жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то.

Лили была совсем еще ребенком, когда сэр Локантус заговорил о том, что детям волшебников в обязательном порядке необходимо получить начальное образование в маггловских школах. Это была очередная попытка создать видимость работы Министерства, ведь с тех пор, как оно объявило о политике сближения волшебников с магглами, было сделано очень мало. Большинство волшебников, принявших с восторгом эту политику около пятнадцати лет назад, дабы кого-то убедить, что идеи Волан-де-Морта были изначально глупы и что магглы ничем не отличаются от магов, перестали так рьяно поддерживать министра. Мало кто действительно знал, что представляет из себя маггловский мир: несмотря на то, что волшебников пытались знакомить с достижениями маггловской науки, они по-прежнему предпочитали простой взмах палочки тысячам инструкций и непонятным проводам.

И если попытка привить волшебникам маггловский уклад жизни не вызывала особой негативной реакции, то декрет о необходимости получения детьми школьного образования был воспринят в штыки. Многие недоумевали, как можно отпустить несведующих детей в этот незнакомый и абсолютно другой мир? Кто сможет обеспечить им безопасность?

Недовольство было велико, но очаровательная улыбка министра и его убедительные речи были такими… ободряющими, что все обошлось лишь парой жиденьких митингов, которые не особо и были кем-то замечены. Всем просто хотелось посмотреть, что будет дальше, а далекий маггловский мир был все же заманчивым, чтобы окончательно отказаться от идеи сближения с ним.

Их было десять, тех самых счастливчиков, которые первыми отправились на обучение в маггловский Лондон. Лили помнила, как держа отца крепко-крепко за руку, она с некоторым ужасом смотрела на их внешний вид: маггловская одежда не понравилась ей еще в далеком детстве. Вокруг них толпились журналисты, а сэр Локантус, широко улыбаясь, задорно кивал детям головой, как бы говоря, что все будет в порядке. Ее отец тогда тоже улыбался: Гарри Поттер был рад предстоящей инициативе, и сам он не раз рассказывал детям о своих годах в начальной маггловской школе.

Атмосфера была позитивной и вдохновляющей, казалось, это и должно было быть решающим шагом для того, чтобы начать сближение с магглами. Однако уже через год декрет отменили, а сэр Локантус, печально опустив уголки губ на своем одутловатом лице, заявил на ежегодной пресс-конференции о поспешности принятых решений и о возможной альтернативе: зачем, действительно, отпускать детей в этот загадочный мир, если можно было бы отправить туда вполне взрослых и опытных магов? И не просто так отпустить, а для того, чтобы волшебник перенимал все лучшее в мире магглов и с помощью полученного опыта развивал волшебный мир.

Таким образом, первая попытка сближения провалилась, и причины провала так и не были названы. Люди начали недовольно перешептываться, считая, что их водят за нос, но и тут сэр Локантус смог вернуть бывалый авторитет: постоянно извиняясь на всевозможных общественных форумах и мероприятиях за свою ошибку, он опускал глаза и говорил о счастливом будущем, где бы процветал мир. И только лишь на вопрос о том, что сталось с этими десятью детьми, он тактично начинал переводить тему разговора.

Однако миру просуществовать долго было не дано. Первый теракт, как в последствии и обозвали это событие, настиг Волшебную Британию, когда мисс Поттер училась на седьмом курсе. Лили помнила, в какой ужас окунулось магическое сообщество, каким взволнованным был Гарри Поттер, когда он приехал, чтобы забрать ее из школы, и как опасливо перешептывались люди, оглядываясь по сторонам. Никто не знал никаких подробностей, сплетни перемешивались между собой, создавая страшную картину, в которой были тысячи жертв и взрыв в Министерстве, и только на следующий день сэр Локантус выступил со своей знаменитой речью:

— Как не прискорбно это осознавать, но мы не до конца смогли приспособиться к той быстроте, с которой меняется наш современный мир. Мы не смогли вовремя понять, что планируется нападение на Министерство, а именно на главный информационный отдел. И да, господа, вы правы, говоря о нашей некомпетентности, однако… что можете предложить вы? Мы не до конца понимаем, какие цели преследовали эти люди, взрывая магическую картотеку в самый разгар рабочего дня, и не понимаем, за какой именно информацией можно было бы поддаться в этот отдел. Очевидно одно: мы столкнулись с новой силой, которая, возможно, нанесет еще не раз свой удар, так… есть ли смысл в скором порядке реорганизовывать правительство? Если я, человек, находящийся у власти более двадцати пяти лет, не смог до конца воспользоваться своими возможностями, что сможет новый человек, который толком и не знаком с этой системой? Нет, наше волшебное сообщество не может рисковать нашей стабильностью. Сейчас не время для смены власти.

И волшебники, что так мечтали о стабильности, поверили ему еще раз. Им не нужны были ни объяснения, ни картина произошедшего — все, чего жаждали эти люди, еще помнившие ужасы войны, — это мира. Даже если он всего лишь иллюзия.

* * *

Лили вздрогнула, когда рука Розы резко дернула ее плечо. Она повернулась и бессмысленно посмотрела на кузину, которая выглядела как никогда уверенной в себе. Рози всегда была такой: гордой, с вздернутым носом, с громкой четкой речью и превосходством во всем. Она была любимицей семьи, ей постоянно пророчили великое будущее, и, стоило отдать должное, Роза действительно добивалась успеха во всем. Для нее не существовало преград, казалось, Уизли и была рождена для того, чтобы с легкостью добиваться вершин: лучшая ученица курса, получавшая «Превосходно» и «Отлично», всегда была открыта новым знаниям и знакомствам, и даже в тех вещах, в которых она откровенно была плоха, Роза умудрялась создавать видимость непогрешимой уверенности.

И это всегда раздражало Лили. Она изнывала от скрытой зависти к кузине, потому что ей, чтобы добиться хоть чего-либо мизерного, приходилось вкалывать так, что в конечном итоге она даже не была рада, когда все же достигала поставленной цели. Если Роза идеально училась в школе, то Лили еле-еле дотягивала оценки до «Удовлетворительно», если Роза, хоть и не умевшая играть в квиддич, каким-то образом пользовалась в квиддичной команде авторитетом, то Лили лишь изредка посещала матчи, слыша, как за спиной все шепчутся, что это поведение просто позорно для дочери Гарри Поттера.

Лили просто всегда была второй, ее затмевала все-умевшая-Роза-Уизли, и в конечном итоге единственное, что ей осталось, было смирением. Она никогда не старалась прыгнуть выше головы и довольствовалась тем, что хотя бы у родителей и братьев она явно была первее раздражающей кузины.

— Я надеюсь, ты не собираешься его жалеть или оправдывать? — резко спросила она, высокомерно вскинув брови. Роза всегда относилась к ней, как к маленькому ребенку, и не теряла ни единой возможности напомнить Лили, кто здесь был успешнее и умнее.

— Мы ничего толком не знаем, — холодно заметила Лили, уверенно посмотрев ей в глаза, но, не выдержав столь цепкого взгляда, отвернулась, прикусив губу.

— Ты — дура, если не замечаешь очевидного, Лили. Твой брат убийца. И это он причастен к смерти дяди Гарри. Сними уже свои розовые очки.

Сильнее прикусив нижнюю губу, Лили прикрыла глаза, сдерживая внутренний вопль. Ей хотелось закричать, что это не так, что такого просто не может быть, но… разве могла она быть уверенной хоть в чем-то? Ведь, в конце концов, кроме того, чтобы жалеть и оправдывать близких людей, она больше ничего не умела. Лили была всего лишь неудачницей, которая постоянно карабкалась в гору, и откуда ее неизбежно сбрасывали более прозорливые и уверенные. Этот мир принадлежал таким: изворотливым, умело маскировавшим свои чувства и эмоции, — и с каждым годом Лили все больше закрывалась внутри себя, понимая, что ничего в ее жизни ей неподвластно.

— Не переживай, пап, он точно получит свое наказание, — услышала она краем уха уверенный голос Розы, и вздрогнула. Конечно, кузина говорила это своему отцу, и Лили боялась бросить на дядю даже мимолетный взгляд, зная наперед, каким сломленным и убитым выглядит сейчас некогда веселый Рон Уизли. Смерть лучшего друга и сестры навсегда его сломали, сделав безвольной марионеткой в руках у Розы, а недавняя ссоры между ним и тетей Гермионой, которая закончилась уходом последней из их дома, окончательно подкосила и без того сломленного человека. И, конечно же, за него тотчас взялась уверенная и цепкая Роза, которая сделала все для того, чтобы ее родители не смогли помириться. Ей можно было лишь поаплодировать: никогда не ладившая со своей матерью, Роза не просто получила полный контроль над своим отцом и всеми его действиями, но и поспособствовала тому, чтобы Гермиона уехала в командировку, из которой ей явно не хотелось возвращаться.

Тяжелый вздох сорвался с уст Лили прежде, чем она смогла взять себя в руки и попытаться вклеить улыбку в свое безжизненное лицо. Внутри нее коптил легкие страх, она просто боялась повернуться и посмотреть на своих родственников, ведь прекрасно понимала, что была единственной, кто все еще стоял на стороне Альбуса и кто всё еще не верил в те ужасные вещи, которые о нем говорят. И почему-то одно лишь знание, что она шла против устоявшегося мнения, вызывало неописуемый стыд. Но что можно было поделать, если она так любила его? Как могла Лили пожелать ему смерти, если Альбус был единственным в ее жизни человеком, который верил в нее и мотивировал, кто был так искренен с ней и называл вещи своими именами?

И она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу поняла, что заседание началось, она даже не увидела, как Альбуса ввели в зал, и, только почувствовав на себе чей-то взгляд, Лили вздрогнула и вскинула голову. В клетке, в которой когда-то давно держали Пожирателей, сидел теперь ее брат, и он так внимательно смотрел на нее, что мурашки прошлись по всему ее телу. Альбус, развалившись на стуле, сцепил свои руки в кулак, и глаза его были такими пустыми и одновременно наполненными яростью, что все это придавало зеленому изумрудный оттенок. Ничто не дрогнуло в его лице, когда судья, войдя в зал, брезгливо и демонстративно прошел через все помещение, лишь бы не проходить рядом с клеткой. Он не повел и бровью, когда замелькали вспышки от камер, а кто-то из присяжных бросил в клетку стопку газет, где на первых полосах огромными черными буквами было написано: ОЧЕРЕДНОЙ ТЕРАКТ В ЛОНДОНЕ. Казалось, ему было безразлично все, кроме нее, потому что он смотрел так уверенно и многозначительно, что у Лили перехватило дыхание.

— Порядок в Визенгамоте, — громко провозгласил судья, и все притихли. — Подсудимый, а именно мистер Альбус Северус Поттер, обвиняется в создании террористической подпольной организации «Жест» и совершении семи акций, направленных против Правительства, в ходе которых погибло пятнадцать рядовых министерских сотрудников, девять авроров и столько же рядовых магов, случайно оказавшихся на месте преступления. Помимо этого, он подозревается в планировании операции, которая могла бы нарушить все договоренности между волшебным и маггловским миром и сделать наши отношения с магглами напряженными. В ходе облавы на квартиру подозреваемого были найдены запрещенные предметы, связанные с Темной магией, и некоторые листы, которые подсудимый успел частично сжечь до своего задержания. Из сохранившихся бумаг нам удалось установить, что уже долгое время мистер Поттер планировал нападение на магглов, что посещают два раза в год магический мир и Хогвартс. Из всего вышесказанного мы делаем вывод, что Альбус Северус Поттер является преступником и должен понести наказание, — сделав многозначительную паузу и бросив мимолетный взгляд на Альбуса, судья, криво усмехнувшись, лелейно продолжил: — Так как Азкабан вследствие роспуска Дементоров более не является надежной тюрьмой для общественно опасных преступников и пребывание в тюрьме не обеспечит его полную изолированность от общества, верховный суд Британии решает применить к заключенному высшую меру наказания: поцелуй Дементора, который необходимо будет привести к исполнению до конца ноября, то есть в течение двух недель, начиная с сегодняшнего дня. Все это время мистер Альбус Северус Поттер будет находиться под строгим контролем аврората в стеклянном вакууме, который будет подавлять любую магию и физическую силу заключенного. Да будет совершен справедливый суд во имя закона нашей страны.

Судья, резко посмотрев на Альбуса, слегка улыбнулся, а потом, взяв со своего стола пергамент и вновь посмотрев на него, протянул мягким голосом, из-за чего Лили непроизвольно сморщилась:

— Конечно, мы можем изменить наказание и вместо смерти оставить заключенного до конца своих дней в стеклянном вакууме, но только в случае, если мистер Поттер укажет соучастников и членов организации «Жест», ведь нам по-прежнему неизвестно ничего о численности ваших союзников, мистер Поттер.

— Отказываюсь, — резко ответил Альбус, не отводя своего пустого взгляда от Лили, и она заметно вздрогнула. Только сейчас ей удалось разглядеть глубокие шрамы на его руках и левой щеке, что лишь утвердило ее мнение о том, что Министерство уже не раз подвергало ее брата пыткам, дабы выбить из него показания.

— Разве это не слишком? — вдруг закричал кто-то из толпы слушателей. — Почему вы не убьете его сейчас, зачем ждать еще две недели?

— К сожалению, мистер Поттер обладает нужными нам данными, поверьте, он никуда не сможет сбежать от правосудия, и наказание так или иначе будет совершено, но прежде мы узнаем все, что нам интересно. Таково решение министра Магии, сэра Локантуса.

— Информацию можно узнать и за меньший срок, чем две недели, — вдруг встряла Роза, равнодушно махнув рукой, и от того, насколько безразличен ее голос и насколько страшны при этом были сказанные слова, Лили почувствовала дрожь в своих пальцах. Неужели для нее совсем ничего не значил тот факт, что Альбус и ее брат тоже? — Достаточно лишь парочки заклинаний и зелий.

— Поверьте, мы делаем все возможное, — холодно откликнулся судья, сложив в стопку все свои пергаменты, явно намекая на то, что любые вопросы и пререкания неуместны.

Лили вздрогнула, когда увидела, как тень какого-то торжества прошлась по лицу судьи, и с отчаяньем посмотрела на брата. Он больше не разглядывал ее, его взгляд был направлен куда-то в район двери, и весь вид Альбуса в один момент принял какое-то решительное выражение, что не на шутку испугало ее. Вокруг поднялся грохот и шум, люди резко что-то начали выкрикивать, а она просто смотрела на Альбуса и испытывала раздиравшее душу отчаянье, потому что по-прежнему не могла заставить себя ненавидеть его, не могла считать своего брата убийцей. Ей было так больно от осознания, что все люди, которых она любила, неизбежно покидали ее, что в какой-то момент Лили просто забыла, как дышать. Она только смотрела на своего брата, не замечая ничего вокруг, и пыталась отыскать в его лице ответы на свои вопросы. И когда он резко повернулся к ней и посмотрел в упор, то Лили вдруг поняла: все, в чем его обвиняют, действительно правда. Так было написано на его лице, в его многозначительном взгляде и крепко стиснутых пальцах. Ее брат — убийца. И легче от осознания не становилось.

— Лили! Мерлин, пойдем уже, — услышала она вдруг и резко вынырнула из своих мыслей, судорожно оглядевшись по сторонам. Судей уже не было, как не было клетки и ее брата, а магов в зале с каждой минутой становилось все меньше. Даже надоедливые журналисты с их чрезмерно яркими вспышками уже успели уйти, видимо, решив взять интервью у остатков ее семьи.

Лили перевела взгляд на Розу и криво улыбнулась. Как она могла быть такой спокойной и равнодушной, когда вокруг такой ад?

— Вставай, — холодно отчеканила Роза, будто поняв, что́ Лили думала о ней.

И ей действительно больше ничего не оставалось: надо было встать и пойти за кузиной, а потом, вернувшись, наконец, в опустевший дом Поттеров, окунуться в самые недра одиночества и усиленно делать вид, будто ей есть зачем жить. В этом не было ничего нового: привыкшая к собственному одиночеству Лили Поттер вела такое существование уже долгие месяцы, но именно сейчас меньше всего ей хотелось быть одной. Она отчаянно нуждалась хоть в ком-то.

Когда они выходили из зала заседания, людей уже почти не осталось, и они шли по пустому коридору, из-за чего звук ее собственных каблуков неприятно резал слух. Ей хотелось что-нибудь сказать шедшей впереди Розе, чтобы не чувствовать странное чувство опустошенности, но слова, как назло, так и не приходили в голову. Уверенная спина кузины, облаченная в изумрудную мантию, почему-то вызывала меланхолию: сколько раз Лили шла позади Розы, когда та, чувствуя свою власть над ней, всячески помыкала и принуждала Поттер идти за ней следом, словно тень? Сколько раз Лили наглухо запирала любое внутреннее сопротивление и выбирала полную отрешенность от этого мира?

Когда мысли о собственной жизни стали слишком тягостными, она вновь вернулась мыслями к брату, к его шрамам и расчетливому взгляду, и вместо ненависти, которую Лили должна была испытывать, внутри нее была лишь жалость и огромная боль. Лили не могла его ненавидеть. И она по-прежнему хотела предаваться иллюзии, что все это: обвинения, ненависть, листы и Жест, — наглая ложь.

— Мисс Уизли и… мисс Поттер, — Лили остановилась только тогда, когда почти врезалась в Розу, за которой следовала, опустив взгляд в пол. Резко подняв голову, она отошла на два шага назад, слегка поглаживая лоб, который немного побаливал из-за удара, и перевела взгляд вперед, чтобы посмотреть, кто же мог ее позвать и кого ей не повезло встретить в столь печальный день.

— Мистер Малфой! — воскликнула Роза раньше, чем осознание пришло к ней, и стоявший напротив Скорпиус Малфой прохладно улыбнулся. Лили медленно заскользила глазами по его лицу, не понимая, что мог он тут забыть: с Альбусом их связывал только факультет, никакого близкого общения между ними не было, да и сам Малфой был тем еще самодовольным малым, чтобы взаимодействовать с кем-либо без особой надобности.

Медленно скользя взглядом по его бледному лицу, Лили с интересом разглядывала его, даже не стараясь скрыть этого. Еще когда она училась в Хогвартсе, Скорпиус приковывал ее внимание: он всегда был непринужденно уверенным и насмешливым, казалось, его не волновала репутация семьи, из-за которой он часто вынужден был слышать презрительный шепот и испытывать открытые нападки гриффиндорцев. В такие моменты, когда ее однокурсники и просто знакомые с факультета кидались с язвительными замечаниями на Малфоя, она почему-то испытывала странную смесь понимания с сочувствием, а видя, как насмешливо он смотрел в лицо обидчикам и как вальяжно и беспечно отвечал им, Лили все больше проникалась к нему некой симпатией. Ей нравилось, что он никогда не злился на них, а только насмешливо что-то кидал на ходу, спеша по своим делам.

Она так засмотрелась на его лицо, что, когда он резко повернулся и посмотрел на нее в ответ, Лили вздрогнула. Его взгляд был необычайно задумчивым и таким насмешливым, словно вся ситуация его забавляла, однако и заставляла сильно нервничать. Они смотрели друг на друга, не отрывая глаз, и Лили вдруг вспомнила: ведь совсем недавно она встретила Альбуса в его компании, и тогда Скорпиус так же разглядывал ее, словно ища какие-то ответы. И это воспоминание так огрело ее, что она забыла, как долго и пристально смотрела на него, и только потом какое-то вязкое чувство стыда наполнило ее внутренности. Быстро отвернувшись, Лили почувствовала, как щеки покраснели, и ей стало слишком неловко от осознания, что она так открыто пялилась на кого-то.

— Что вы делаете завтра вечером, мистер Малфой? — продолжала терроризировать его Роза, и почему-то Лили была уверена, что сейчас он смотрит на нее со своей надменной насмешкой.

— В зависимости от того, для чего вы интересуетесь, — медленно и тихо проговорил он, и Лили ощутила некоторое волнение внутри себя. Его голос был таким бархатным и одновременно безразличным, что заставлял ее сильнее вслушиваться в интонационные манеры.

— Конечно же, чтобы провести этот вечер в вашей компании, — Лили раздраженно прикрыла глаза. Было очевидно, что Роза просто пыталась привлечь его внимание, дабы воспользоваться малфоевскими связями.

— Что ж, к сожалению, мисс Уизли, моя компания ни в ком не нуждается, — протянул он через секундную паузу, и Лили украдкой посмотрела на Малфоя. Весь его вид был равнодушным, он непринужденно опирался на трость с серебряным наконечником, и только где-то в глубине его зрачков она увидела странное презрение: что ж, похоже, в этом мире Розу не любила не только одна Лили.

Будто почувствовав то же самое, Роза, холодно усмехнувшись, резко развернулась и, многозначительно посмотрев на Лили, пошла вперед, что вынуждена была сделать и она. Но, не выдержав, Лили бросила взгляд из-за плеча, вновь поглядев на Скорпиуса, все отчетливее вспоминая тот день, когда увидела его с братом, и внутри нее начали прорастать сомнения: что же могло их связывать?

— Аккуратнее, девушка! — она, засмотревшись, не замечала, куда шла, а оттого вдруг почувствовала сильный удар в плечо, и ее сумка от неожиданности упала на пол. Резко вскинув глаза, Поттер вдруг увидела перед собой красивую темноволосую девушку с гневно искрившимися глазами, в которую и врезалась по неосторожности. Надменно фыркнув, она прошла мимо Лили, специально задев другое ее плечо, и Поттер почувствовала, как внутри нее почему-то начинают скапливаться слезы. В какой-то момент она вдруг поняла, что ей отчаянно хочется просто упасть на пол и не вставать, а только плакать, потому что стресс, что Лили испытывала за последнюю неделю, был таким сильным, что у нее просто не оставалось сил.

Присев на корточки, она стала собирать выпавшие из сумки вещи, и вдруг прямо над ухом услышала размеренный и бархатный голос Малфоя:

— Кажется, это выпало из вашей сумки, — и он протянул ей конверт, на котором красиво выведенными буквами значились ее адрес и имя, однако отправитель не был указан. В ее голове промелькнула мысль, что еще с утра этого конверта и в помине не было, однако четко выведенные инициалы, которые определенно указывали на то, что письмо было адресовано ей, заставили Лили прикусить губу. Она вскинула глаза и озадаченно посмотрела на Малфоя, подметив, что между их лицами было не так уж много расстояния и что с его стороны это было более чем бестактно. Ее глаза уже слегка слезились, когда Лили, все же решив забрать конверт из его рук, случайно коснулась своими пальцами его кожи, а потом хрипло проговорила:

— Спасибо.

Скорпиус улыбнулся. И улыбка это в какой-то момент так напомнила ей Альбуса, что она лишь сильнее сжала конверт в руках, не отрывая своих глаз. И почему свидетелями ее слабостей всегда становятся те, кому она меньше всего доверяет и кто вызывает в ней столько противоречивых чувств?

Лили не знала. Она лишь упорнее пыталась сдержать слезы, резко поднявшись с колен и направившись прямиком за Розой, чувствуя его взгляд спиной.

* * *

две недели назад, октябрь

— Альбус! — весело окликнула его Лили, когда, идя по Косой аллее, вдруг заметила своего брата. Он сидел, развалившись в кресле в летнем кафе, и с кем-то что-то бурно обсуждал, когда Поттер позвала его и радостно подбежала. Она так сильно соскучилась по Альбусу, что не могла сдержать собственного восторга. В конце концов, когда брат съехал в собственную квартиру, Лили была вынуждена оставаться совсем одной в мрачном Гриммо 12 вот уже как месяц, а потому любая встреча с любимым братом воспринималась чрезмерно эмоционально. — Как я рада тебя видеть!

Он, резко выпрямившись, тотчас расслабился, заметив сестру. Альбус спокойно ей улыбнулся, но не встал, дабы поприветствовать, и только тогда Лили вдруг заметила, что сидел он в кафе не один. Подойдя ближе, она увидела Скорпиуса Малфоя и робко улыбнулась ему, с интересом начав разглядывать. Лили не видела его с тех пор, как он выпустился из Хогвартса, и, учитывая, что этот человек всегда приковывал ее внимание, сейчас она испытывала неподдельное волнение. Однако, надо было отдать должное, его манера насмешливо усмехаться и кривить брови никуда не делась, поэтому вместо приветствия Скорпиус лишь молчаливо кивнул головой, и Лили, словно опомнившись, резко перевела взгляд на Альбуса, решив оставить Малфоя проигнорированным.

— Я как раз шла к тебе, Альбус, ко мне по ошибке пришло письмо для тебя, видимо, отправитель не знал, что ты съехал, — и, немного порывшись в сумке, она вытащила длинный конверт. Альбус вздрогнул, заметив его у нее в руках, и быстро забрал. — Ну ладно, я тогда пойду, — проговорила робко Лили, почувствовав некую обиду: он, похоже, даже не скучал по ней, когда она просто изнывала от длительных временных перерывов между их встречами.

— Лили, — она вздрогнула и посмотрела прямо на него, заметив, как существенно побледнел Альбус. — Ты читала его?

— Мерлин, Альбус, у меня нет привычки читать чужих писем!

— Тогда почему конверт вскрыт?

Лили удивленно и слегка глуповато уставилась на него, совсем не понимая, о чем он говорит. Медленно переместив свой взгляд с его лица на конверт, она, к собственному удивлению, заметила, что он действительно не запечатан.

— Я не знаю, — смущенно протянула Лили, резко переместив свой взгляд прямо на Скорпиуса, что все это время молчаливо сидел напротив Альбуса. Он тоже как-то подозрительно косился на конверт, и выражение его лица было слегка напряженным. — Я правда не читала.

Альбус долго и внимательно разглядывал ее, и этот взгляд так напомнил ей тот, каким он смотрел на нее в один из их молчаливых вечеров, что Лили вся сжалась. Пролепетав слова прощания, она развернулась, мечтая поскорее скрыться, потому что, не сделав ничего плохого, Лили почувствовала себя виноватой. Так было всегда, стоило кому-то так пронизывающе посмотреть на нее.

— Лили, — тихо протянул он, и она остановилась, бросив робкий взгляд из-за плеча. Альбус был еще бледнее, чем несколько минут назад, и Лили не на шутку испугалась: еще никогда она не видела его таким.

— Ты бы смогла оправдать убийство?

На секунду она перестала дышать. Его зеленые глаза горели таким решительным огнем, что ей стало действительно страшно, и сама постановка вопроса... он говорил слишком серьезно, совершенно не так, как обычно.

— Что? — тихо протянула она, сжав крепче ручку сумки. Лили перевела взгляд на Скорпиуса, который в этот раз уже смотрел на нее: его взгляд был задумчивым. И насмешливым. И в этой насмешки ей чудилось что-то дьявольское.

Альбус хмыкнул и прикрыл глаза, чтобы потом резко распахнуть их и криво усмехнуться. Теперь он был таким же, как и всегда, но Лили не становилось легче. В ее голове все еще звучал его странный вопрос, и ей казалось, что она стала невольницей каких-то не зависящих от нее обстоятельств. Стойкое ощущение надвигающихся бедствий так и грызло Лили изнутри.

— Ничего, это я так, — протянул он, улыбнувшись криво. — Интереса ради.

Лили сглотнула. Такой улыбки она не видела у него никогда.

Накрапывал мелкий дождь, когда Лили, не думая о том, как бы защититься от холодных капель, бездумно брела по магическим улицам домой, в особняк Поттеров, где никто ее больше не ждал и где навсегда поселилась пугающая тишина. Обвинительный приговор ее брату был последней точкой, и она прекрасно понимала, что осталась совсем одна: Роза всегда только красовалась на ее фоне, у Джеймса была своя семья и заботы, а с остальными родственниками она перестала общаться после смерти родителей, и не сказать, что это кого-нибудь возмутило.

Когда она была маленькой, ей всегда хотелось побыть одной, Лили думала, что именно в одиночестве сможет обрести долгожданный покой и предаться своим мыслям. Но с течением времени думы лишь стали непосильным грузом, а отсутствие людей — карой, и она отчаянно начала искать общества: сначала в медицинской академии, где ее все презирали из-за того, что Лили всегда была на слуху у профессоров, и ее часто выдвигали на какие-то важные проекты. Всем казалось, что это — заслуга Гарри Поттера, и никто не догадывался о том, сколько ночей и нервов потратила Лили, дабы соответствовать своему высокому статусу.

Изначально ей казалось, что после академии должна была начаться долгожданная жизнь, а не простое существование от зачета до зачета; казалось, что вот теперь никто не будет насмехаться за спиной из-за громкой фамилии и полного несоответствия поведения Лили ей, но в больнице имени св.Мунго ситуация не улучшилась. В конце концов Поттер пришлось уйти из отделения по ликвидации результатов опасных заклинаний и зелий и перейти в центр по оказанию помощи детям. Лили просто хотела, чтобы о ней все забыли и чтобы она могла работать там, где никто бы не смог упрекнуть ее в тщеславии и попытке пойти по карьерной лестнице, потому что в детской больнице, откровенно говоря, ловить было нечего.

Свернув с оживленной улочки, Лили наконец вынырнула из раздумий о прошлом и посмотрела на свой дом, тяжело вздохнув от накатившей тоски. В надвигающихся сумерках он выглядел зловещим, и ей стало совсем не по себе, когда она вдруг заметила, что дверь была отперта и в некоторых окошках мерцал свет, хотя никого в особняке быть просто не могло. Однако опустошенность внутри подавила страх, поэтому без особых раздумий, быстро вытащив палочку из кармана мантии, Лили осторожно поднялась по ступенькам, приоткрыла дверь пошире и с удивлением замерла. За столом в гостиной сидел Джейк Томас, который в свои двадцать три года умудрился выслужиться перед Министерством и сейчас занимал важную должность в силовой структуре, поэтому для Лили было совершенно очевидно, что его приход к ней домой не был простым визитом, а взломанные защитные чары лишь подтверждали ее догадки.

У них всегда были странные отношения: Лили прекрасно знала о том, что он никогда не был равнодушен к ней, более того, пока они еще учились в Хогвартсе, именно Джейк постоянно вытаскивал ее из всевозможных передряг и не забывал каждую субботу приглашать на свидание в Хогсмид. Он всегда как будто жалел ее, пытался облегчить ей жизнь, постоянно предлагая свою помощь. А его тесная дружба с Джеймсом, который, хоть и был старше Томаса на два года, в силу общих интересов стал его наставником во многих вопросах, давала ему доступ в их дом: каждые летние каникулы он непременно приходил к ним на недельку с ночевкой.

Джейк был одним из лучших учеников своего года, он был настолько магически одаренным, что ее отец не просто заметил Томаса, но и впоследствии стал брать его с собой на работу. Гарри Поттер видел в Джейке что-то недоступное другим, он всегда относился к нему с наставнической заботой, поэтому, наверное, после выпуска посоветовал ему поступить на аврора и часто приглашал с собой на опасные операции. Стоило ли говорить, что когда Гарри Поттер погиб при взрыве, Джейк был убит горем не меньше, чем Лили, Альбус и Джеймс? Уверенный в себе, всегда иронично-веселый, после смерти своего наставника Джейк Томас постоянно приходил к ней в дом, отдавая ей столько своего внимания и заботы, что иногда она испытывала странную горечь внутри.

Лили всегда было трудно понять, чем она ему так нравилась: в ней не было ничего необычного. Она не была ни доброй, ни общительной, чтобы можно было оценить ее за какие-то черты характера, напротив, за годы подростковых терзаний, в попытках угодить окружающим Лили сделалась мрачной и насупленной, вечно погруженной в свои мысли, в которых только и могла обрести долгожданный покой. И чем стремительнее проносились годы, тем сильнее она убеждалась, что, кроме глупости, у нее нет ничего, а потому было до невозможности удивительно, что такой видный и амбициозный человек, как Джейк, вообще обратил на нее внимание. Но видя, как нежность наполняла его глаза, стоило им только наткнуться на нее, Лили ощущала странное желание: отчего-то ей до невыносимого хотелось стереть эту влюбленность с его лица.

— Ну и что здесь происходит? — ворвавшись в дом, проговорила Лили, хмуря брови и прикусывая внутреннюю сторону щеки.

Томас, заметив ее, приветливо улыбнулся, встав с места. Он держался невозмутимо, будто бы не сидел сейчас без приглашения в ее гостиной, только вот выражение его слегка загорелого лица было нечитаемым, когда как цепкий взгляд слишком внимательно вглядывался в нее. И Лили, сжавшая свои руки до побеления пальцев, не опускала голову, не пыталась спрятать глаза, потому что знала, о чем он думает. Джейк Томас, потерявший своего учителя, которого уважал до робости, ненавидел Жест, пожалуй, больше всех в стране. А это означало, он здесь из-за Альбуса.

Видимо, он заметил, как помрачнела Лили, и хотел было уже что-то произнести, но именно в этот момент послышались быстрые шаги. Кто-то в черном стремительно спускался с лестницы, что вела на второй этаж, и уже через минуту около нее стоял незнакомый мужчина с жестким выражением лица, у которого в руках были странные пергаменты и палочка.

— Мы проверили его комнату, сэр. Все чисто, — пробасил он, протянув эти листки Джейку.

— Отлично, Пейлс, вы свободны.

Мужчина, холодно кивнув, тотчас трансгрессировал, и в доме повисла тишина, которая отчего-то слишком сильно давила на расшатанные нервы. Лили внимательно смотрела на Томаса, прекрасно осознавая, что здесь происходит — они обыскивали комнату ее брата, пока она была на заседании. И странное чувство раздражения пронзило все тело Лили: ей хотелось выставить Джейка за дверь или хотя бы возмущенно прикрикнуть на него, но после стольких переживаний из-за судебного процесса брата, у нее совершенно не осталось сил. Лили была сломлена и опустошена, наверное, поэтому она все еще позволяла Джейку стоять здесь, вместо того, чтобы обвинить его в проникновении на частную собственность.

— Не хмурься, красавица, — весело протянул он, подойдя на два шага ближе к ней. Вглядываясь внимательно в ее лицо, Джейк смотрел так открыто и прямо, что Лили точно бы смутилась, если б не знала его так долго и не привыкла к его повадкам. — Ты… что ты планируешь делать сегодня?

Она знала, что он хотел спросить далеко не это. Наверняка, у него так и вертелась на языке фраза: «Как дела?», — однако он был все же умнее многих, поэтому не задавал ей столь глупый и бессмысленный вопрос. Ведь, что могла Лили ответить? Могла ли она хоть кому-нибудь сказать правду? Сказать, что ей безумно больно из-за Альбуса и что она любит его сейчас даже сильнее, чем раньше? Могла ли Лили признаться, что, зная, какой ужасный он человек, она продолжала беспокоиться из-за него и чувствовать внутри разъедающее отчаянье?

— Я думаю сходить к Джеймсу, — коротко проговорила она, кинув сумку на диван, а затем, присев на него, прикоснулась холодными ладонями к вискам: у нее отчего-то начинала болеть голова.

— Что ж, может, я провожу тебя?

— Я похожа на человека, которому нужна помощь, чтобы куда-либо дойти? — прохладно проговорила Лили, посмотрев на него пристально. Как бы Джейк не улыбался, она знала, что он просто пытается увести разговор от недавнего обыска в ее доме. Ему, к сожалению, было невдомек, что Лили уже просто плевать почти что на все, и такое неслыханное поведение со стороны авроров не особо трогало ее измученные нервы.

— Нет, ты скорее похожа на человека, который проклянет меня, если я сейчас же не уйду, — протянул Джейк, сложив листки, которые тут же спрятал к себе в карман. Слегка нахмурившись, Томас похлопал руками по мантии, а потом вытащил из внутренней выемки что-то, уж больно напоминавшее магическую картонку. Какая-то странная улыбка появилась на его лице, когда Джейк, натянув на голову шляпу, подошел к Лили и, наклонившись, протянул ей колдографию, на которой она стояла со своими братьями в обнимку и весело смеялась в объектив. Она слишком отчетливо помнила, когда они сделали это фото. В тот день Джеймс узнал о своих результатах СОВ и впервые задумался о карьере охотника в профессиональном квиддиче; это был первый год обучения Лили в Хогвартсе, и перед ее взором пронеслись картинки тех лет. И сердце у нее замерло, казалось, оно просто перестало биться.

— Мы нашли это у него на квартире, я подумал, что лучше пускай колдография останется у тебя, хотя, признаться, до сих пор не уверен, что правильно сейчас поступаю. В скором временем его квартиру опечатают и утилизируют, поэтому… Ладно, на этом прощаюсь, Лили. Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся в более располагающей атмосфере. Мое предложение как-нибудь сходить в Хогсмид все еще в силе, — и, подмигнув ей, Томас положил фотографию рядом с ней на диван и зашагал к выходу. Он слишком быстро шел, и походка его, ровная, уверенная, заставила Лили беспомощно посмотреть ему в след, прежде чем измученный ее взгляд упал на снимок.

Колдография задорно переливалась от света, падающего с люстры, и Лили чувствовала, как внутри нее что-то обваливалось, рушилось, а потому, не выдержав, она резко вскочила на ноги, перекинув свои волосы за плечи.

— Сколько это будет продолжаться? — вскрикнула Лили, понимая, что больше не могла не поддаваться той ярости, что в миг образовалась в ней. Вся тяжесть серых будней после смерти родителей, ареста брата, сегодняшнего заседания — все это вспомнилось ей, стоило только увидеть безобидную колдографию. И смотря на широкую спину Джейка, она мысленно начинала винить во всем именно его, аврора, который был связан с этой треклятой властью, что погубила ее брата. — Когда вы уже оставите меня в покое?

Джейк остановился. Было видно, как тяжело он вздохнул, как напряглись его спортивные плечи. Повернувшись вполоборота, Томас серьезно посмотрел на нее и медленно, с расстановкой проговорил:

— Никогда, Лили. Тебя будут постоянно донимать, журналисты будут пускать небывалые слухи, а люди, с которыми ты работаешь, станут коситься на тебя и за спиной шептаться о том, что твой брат — преступник, из-за которого погибло много людей.

— Он… — запнулась Лили, вовремя прикусив язык. Томас явно был не тем человеком, кому можно было бы начать доказывать невиновность брата. Но было поздно, потому что Джейк явно понял, что именно она хотела сейчас сказать.

Хмыкнув, Джейк отвернулся, а потом резко дернулся всем телом и приблизился к ней почти вплотную, нависая, заставляя ее чувствовать себя полным ничтожеством. Голубые глаза слишком сильно искрились, казалась, та ярость, что жила внутри нее, в момент передалась и ему.

— Ты еще веришь в его невинность? — ледяным тоном протянул Джейк, схватив Лили за руку, которой она нервно теребила цепочку на шее. — После всего, что ты видела? Даже, когда он сам признался, что виновен? Лили, очнись! — он прикрыл на секунду глаза, тяжело вздохнув. — Ты же сама стала жертвой его детских игр в политику. Какие цели он преследовал, создавая свою террористическую группировку, по-твоему? Против чего он боролся? Мы живем в мире и достатке, маги на пути великого свершения — сближения с магглами. И тут появляется какой-то сосунок, решивший, что он может стать новым черным магом столетия. Ты хотя бы понимаешь, что пропагандировал твой брат? Его идеология ничем не отличается от идеологии Пожирателей, и если бы ты была Блэк или Розье, я бы еще понял твое заступничество, но ты — дочь героя Войны. Ты не имеешь права его жалеть, ведь он испортил жизнь и тебе: на тебя теперь никто не посмотрит прямо. Благодаря ему, ближайшие года два тебя не ждет ничего хорошего. Не ему, а тебе придется видеться с теми, кто потерял своих близких в ходе терактов. И ведь ты сама потеряла близких из-за этого урода! Так как ты можешь его оправдывать и быть на его стороне?

Сжав сильнее ее руку, он так пристально вглядывался в ее глаза, что Лили на секунду стало страшно: перед Поттер пролетели картинки, в которых была ее будущая жизнь, и только сейчас она начинала осознавать, что, действительно, Лили не ждет ничего хорошего. Обществу нужен будет козел отпущения, и, если члены Жеста не будут пойманы, им станет она. Это ей придется оправдываться и постоянно извиняться, как всегда, за то, в чем она невиновна.

— Мне больно, — охрипшим голосом бросила Лили, резко дернув свою руку. В ней бушевали смешанные чувства: у Джейка получилось то, что не удавалось ни у кого до сих пор — он вытащил ее из фантазий, заставив взглянуть на реальный мир. Ведь о будущем Лили Поттер никогда не думала; для нее, жившей в воспоминаниях, его просто не существовало.

— Черт, — он отошел на шаг назад и отвел взгляд в сторону. Было видно, что ему неловко, однако она даже не пыталась смягчить свой взор. — Прости, я не должен был. Передавай привет Джеймсу.

Лили молчаливо провожала его темную фигурку взглядом, чувствуя, как внутри образовывалась страшная пустота. То, что она высказалась, не принесло ей облегчения: напротив, стало так противно, будто вместе с давно убивавшей ее яростью вышла и та иллюзия, которая поддерживала внешнее безразличие Лили.

В какой-то момент ей стало так тошно, что она оглянулась по сторонам в поисках поддержки, а потом осознание собственного одиночества накрыло ее с головой. В этом доме никого не было. Только старая колдография переливалась на свете, и в этом жалком фото было больше жизни, чем в самой ней. И одна только эта мысль заставила ее захлебнуться, потому что чувство неистовой боли не щадило Поттер, оно только добивало всю ее выдержку и выстроенные иллюзии.

Быстро подойдя к шкафу, Лили накинула пальто и стремительно выбежала из дома, предварительно заперев все двери с помощью чар. Ей очень сильно хотелось увидеть Джеймса, чтобы он, уверенный и жизнерадостный, дал ей силу и развеял все сомнения. Она была почему-то уверена, что он тоже переживал из-за брата, что Альбус был не безразличен ему и что Джеймс так же, как и она, искал ему оправдания.

И эта мысль так взбодрила ее, что Лили, даже не задумавшись, трансгрессировала прямо к нему домой и бойко застучала по дубовой двери. Ей просто нужно было увидеть брата, чтобы не чувствовать это ужасно тоскливое чувство внутри себя, чтобы найти в нем родственную душу, которая бы понимала все ее сомнения. Лили боялась думать о том, что в этой семье все считали, что с ней что-то не так, раз она все еще оправдывала Альбуса, не пытаясь в полной мере осознать весь ужас тех терактов.

Дверь скрипнула. Лили резко подняла глаза и наткнулась на пристальный взгляд темно-карих глаз Джеймса. Он так внимательно смотрел на нее в течение минуты, что она боялась даже пошевелиться, а потом, вздохнув, открыл дверь шире, молча призывая ее войти в дом. В какой-то момент Лили пожалела, что пришла, потому что стоило только увидеть брата, как она поняла: он не поддерживал ее. Джеймс был на стороне большинства. И ей стало так тоскливо, так обидно, что она решила для себя не поднимать разговор об Альбусе.

— Где Мелани? — тихо поинтересовалась Лили, присев на кухонный стул. Ей не хотелось видеться с женой брата: Мелани Хелпекс была своеобразной личностью, с которой у нее никак не клеились отношения. И надо было отдать должное, это была не совсем ее вина — просто Мелани, как и многие другие, не особо считалась с Лили.

Он неопределенно мотнул головой и направился прямиком к шкафу, откуда достал чашки, чтобы тут же с видом знатока разлить чай в них. Напряженно хмурясь, явно о чем-то усиленно думая, Джеймс выглядел таким отчужденным, из-за чего Лили во второй раз пожалела, что вообще пришла. Брат был не в настроении.

— Ушла к родителям.

— А ты почему не с ней?

Джеймс вдруг резко поднял голову и опять внимательно поглядел на сестру. Он явно что-то хотел сказать, но не решался, поэтому вскоре опять вернулся к своему монотонному молчанию, которое просто дробило ее чувства.

— Джейк передавал тебе привет… — через несколько минут неуверенно пролепетала Лили, крутя в руках чашку. Услышав имя друга, Джеймс оживился и с интересом поглядел на нее.

— Неужели вы наконец-то стали парой?

— Нет, — возмущенно запротестовала Лили. — Хватит, ты же знаешь, как меня бесят подобные разговоры! — Джеймс хмыкнул, кинув две ложки сахара в свой чай, что заставило Лили непроизвольно поморщиться: она никогда не понимала, зачем он так сильно сластил этот божественный напиток. — Он приходил с обыском в особняк, — наконец проговорила Лили, и тут же мысленно дала себе пощечину: она же не должна была поднимать эту тему.

Джеймс замер, и в наступившей тишине Лили отчетливей почувствовала свое одиночество. Ее сердце так сжалось, что на мгновение Поттер показалось, что еще чуть-чуть, и она точно заплачет.

— Ты была на заседании? — наконец медленно протянул он, не поднимая головы. Джеймс явно напрягся, его выдавало то, как побелели его пальцы, которыми он вцепился в чайную ложку.

— Альбуса казнят где-то через две недели, — тихо проговорила она, рефлекторно прикрыв рукой рот, потому что вдруг испугалась, что сейчас просто разрыдается. Противные слезы уже стояли в глазах.

Откинувшись на спинку стула, Джеймс молчаливо посмотрел в сторону, и она увидела на секунду, что ему тоже больно, и это понимание заставило ее слегка улыбнуться, а потом противные, мерзкие слезы застелили ей брата. Больше всего на свете Лили ненавидела вот так вот плакать в чьем-либо присутствии и понимать, что сил держаться просто нет.

— Мне было так тяжело последнюю неделю, — неслышно проговорила Лили, пытаясь стереть влагу с щек. — Все говорят о том, что мне нельзя жалеть его и оправдывать, но… — она вдруг почувствовала, что ей совсем не хватает воздуха. Лили отчаянно быстро-быстро задышала, а потом на одном дыхании выпалила: — Ты считаешь, что это он виновен в смерти родителей?

Ей было страшно поднимать голову. Она боялась увидеть там то, что видела в глазах у всех: надпись, которая гласила, что Альбус — убийца. И он испортил жизнь всем, кто его окружал. И молчание Джеймса было слишком гнетущем... слишком очевидным, наверное, потому она с силой вцепилась в чайную ручку, мечтая провалиться сквозь землю.

— Да.

И этот ответ был для нее больнее всех слов, которые она когда-либо слышала. Какие-то две буквы насквозь проткнули ее, и она почувствовала, как резко перестала плакать. Конечно, нужно было успокоиться, взять себя в руки и перестать думать об Альбусе. Нужно было просто сказать себе: «Перестань жалеть убийцу, дура». Но почему же было так сложно сказать эти пару слов?

В какой-то момент она перестала осознавать реальность: Лили просто ушла в воспоминания, в свое детство, где они втроем играли в квиддич, ссорились из-за последней шоколадной лягушки и с нетерпением ждали отца с работы, чтобы, усевшись подле него, слушать истории из его жизни. В то далекое время было так хорошо и беззаботно, не было ни Хогвартса, ни ожиданий — впереди лишь неизведанная жизнь, которая должна быть просто замечательной. Но так ли вышло в итоге? Когда все пошло по наклонной?

Лили медленно шла домой, постукивая по асфальту каблуками. У Джеймса она просидела еще двадцать минут, а потом просто поняла, что все это время они сидели в полнейшем молчании. Им не о чем было говорить. Их немногое и связывало. Будто они не росли в одном доме, с одними родителями, будто не было у них так много совместных воспоминаний. Тяжелый вздох сорвался с губ, и Лили, прикрыв на секунду глаза, почувствовала, как с каждой секундой все больше разлагалась от собственного одиночества, которое она так ревности хранило да сих дней. В этой жизни для Лили сложнее всего было найти человека, с которым было бы уютно молчать, человека, который бы действительно хотел понять ее, не потому ли она по итогу отгородилась ото всех, полностью ушла в себя?

Ветер задул сильнее, поднимая дождливые капли с голых деревьев. Было сыро и влажно, а оттого и холодно, и Лили плотнее куталась в пальто, мечтая провалиться в самый ад. Как назло, в голове не было ни единой светлой мысли: она вспоминала треклятых магглов в Хогвартсе, Розу, вечно смеявшуюся над ней, Джейка, что вечно жалел ее и сдувал пылинки. Знал ли кто-нибудь из них, окружавших Лили всю жизнь, ее настоящую?

И у нее был ответ на этот вопрос: да, был такой человек. И был это Альбус. Убийца, которого она должна выкинуть из своей головы, который должен был быть для нее никем: у Лили остался только один брат, и это улыбчивый Джеймс Поттер, любитель всего сладкого и квидичча. Так правильно по мнению всех окружавших ее людей. А это означало, что она тоже должна была в это верить.

Устало плюхнувшись на диван, Лили подняла валявшуюся на полу сумку и бездумно стала рыться в ней, пытаясь привести в порядок мысли. В голове на секунду всплыл Скорпиус с конвертом в руках и кривой улыбкой, и Лили вздрогнула. Что это было за письмо? Она абсолютно не понимала, откуда оно вообще могло у нее взяться. Схватив его тогда автоматически, чтобы поскорее убежать от этого цепкого взгляда серых глаз, Лили даже особо не осознавала в тот момент, что именно она делала.

Найдя рукой шершавую поверхность, Лили с содроганием сердца вытащила письмо и еще раз внимательно прошлась глазами по конверту. Да. Все верно, это были ее инициалы, на шероховатой бумаге был выведен ее адрес, но почему же она совсем не помнила, как и когда получила его?

Распаковав конверт, Лили увидела небольшой лист пергамента, на котором черными чернилами было написано следующее:

«Если хочешь знать правду о своем брате, приходи завтра в семь часов в бар «Чармед». После прочтения бумажка сгорит сама по себе, так что даже не вздумай отнести ее ручному песику Джейку или Джеймсу Поттеру.

С нетерпением ожидаю встречи,

А. З.»

И действительно, в ту же минуту письмо загорелось, и от бумаги не осталось даже пепла. Лили озадаченно смотрела в пустоту, не осознавая, что это вообще было и как ей стоило реагировать. Тишина давила на перепонки, а в голове был такой рой, что она все никак не могла до конца определиться. Поттер не понимала собственных чувств, казалось, это просто чья-то глупая шутка, но чем больше Лили сидела в безмолвье, тем яснее понимала, что что-то тут не так. В ее голове опять возник Скорпиус со своими бездонными глазами, но Поттер уверенно замотала головой: это вряд ли его проделка, Малфой не из тех, кто стал бы рассказывать информацию задаром. И инициалы… перебирая в голове всех своих знакомых, Лили понимала, что никто не подходил. Но были ли эти буквы — именем и фамилией? Может ли быть, что это псевдоним?

Она дрожала. Конечно, ей хотелось прямо сейчас вскочить и пойти в этот паб, где она так часто бывала после работы, но потом она вспомнила собственное обещание: перестать думать об Альбусе и просто начать жить так, будто его в ее жизни не было никогда.

В ней боролись смешанные чувства, и чем сильнее она всматривалась в ночную тьму, тем яснее накрывало ее осознание собственной усталости. В конце концов это очень похоже на чей-то глупый розыгрыш, много ли стоило просто взять и посмеяться над убитой горем Лили, заставив ее носиться по пабам в поисках непонятной информации? Да и что ей могли еще сказать? В этой истории все и так было ясно. Приговор зачитан. Дальше — только серые, бессмысленные дни.

Лили встала. Надо было идти спать, завтра ее ждала работа, а все остальное не должно иметь смысла.

И ей очень сильно хотелось верить в это.

Когда Лили наконец пришла в больницу на работу, она на секунду остановилась: кругом сновали туда-сюда люди, и пока они не замечали ее, Поттер внимательно смотрела по сторонам, схватившись рукой за край юбки. Ничего, конечно же, не случилось за ту неделю, что ее не было здесь, но все же казалось, что что-то просто обязательно должно было измениться, причем в худшую для нее сторону. И Лили ждала, непонятно, правда, чего и почему, но какое-то внутреннее напряжение не давало ей покоя. Чем больше Поттер впивалась взглядом в окружающих, ожидая нападения, тем сильнее начинала верить, что, пока она будет стараться вести себя тихо и едва заметно, все будет хорошо. Поэтому, наверное, резко дернувшись, Лили стремительным шагом направилась в свой кабинет.

К своему несчастью, уже по дороге она успела встретить множество знакомых, чье поведение, казалось, совсем не изменилось, но все же было что-то в их взглядах такое, что заставляло ее нервно вздрагивать и сжимать сильнее сумку в руках. Слова Джейка о ее будущем не выходили из головы, и она с опасением ожидала развитие событий согласно его плану. Однако, то ли никто не хотел говорить что-либо в лицо, то ли Томас все-таки чрезмерно пессимистично смотрел на жизнь, все молчали, и Лили с некоторым облегчением выдохнула.

Иногда, когда перерывы между пациентами были слишком большими, Лили начинала задумчиво накручивать локон на палец, и в этот момент мысли ее неизбежно были устремлены к письму. Она по-прежнему боролась с соблазном все-таки пойти в этот паб, но каждый раз вовремя одергивала себя, напоминая, что стоило просто заняться полезным для общества делом, а не возвращаться мыслями к брату. Только это было сложно. Альбус постоянно мелькал в ее воспоминаниях, и стоило ей в подробностях увидеть перед собой такие знакомые черты лица, как сердце неизбежно проваливалось в какую-то пропасть. И Лили знала, оттуда — выхода не было. И с каждой своей мыслью ей хотелось лишь единственного: не думать. Ни о чем и ни о ком, потому что мысли съедали Лили Поттер заживо.

Когда настал один из таких перерывов, Лили, слегка утомленная рабочим днем, почему-то задумалась о Жесте и о терактах. Сейчас Поттер уже не могла вспомнить, что был за день, когда она узнала о смерти родителей, но ей до того хотелось, что Лили лишь сильнее начинала изводить себя. Да, они погибли в ноябре, в месяц, у которого все дни как один, а вокруг только слякоть и серое безразличие. Но она точно помнила, как, отправившись в срочном порядке из Хогвартса домой, увидела Джеймса, склонившегося над столом, схватившегося руками за голову. Он судорожно вздрагивал, и ей было страшно: веселый Джеймс Поттер напоминал сломленную куклу… разве существовало зрелище еще более ужасное?

— Они умерли, Лил-с.

Это были единственные слова, сказанные братом, и они подействовали на нее хлеще любых газетных выдержек и рассказов очевидцев. Что ж, данное событие было вторым терактом в Магической Британии, составлявший разницу с первым в чуть меньше года, и тогда это все еще было в новинку. Никто не мог сказать, зачем Жесту нужно было ждать так долго, однако их непричастность к этому делу было невозможно не оценить: опять взрыв сильной темной магии в общественном месте, столь похожий на предыдущий. Однако на этот раз это уже был даже не министерский объект, а журналистский отдел, обычное здание на Косой аллее, где и работала их мать — Джиневра. Почему в тот день отец решил забрать ее с работы, никто не знал, и Лили, бессмысленно слушавшая вердикт авроров, пришедших в их дом, смогла сфокусировать свое сознание лишь тогда, когда мужчина в черном сказал, что их взорвало сразу и трупы удалось опознать только с помощью специальных зелий.

Сердце екнуло, и Лили вздрогнула, на мгновение вернувшись в реальность, чтобы потом неизбежно провалиться в самый ад. В тот самый день, когда братья поехали опознавать тела. Наверное, настоящей точкой невозврата можно было назвать именно тот момент, когда они вернулись домой с самыми мрачными лицами и, молчаливо раздевшись, вошли в гостиную.

— Ну что? — проговорила тогда Лили, сорвавшись с дивана, на котором сидела уже больше часа, ожидая их возвращения. Братья не разрешили ей поехать с ними, да и не сказать, что Лили этого сильно хотела: она боялась, что просто упадет в обморок на месте.

Джеймс остановился, тяжело посмотрев из-под челки.

— Филигранная работа, — тихо проговорил он, — их не смогли до конца восстановить. Гроб нужно будет заказывать деревянный, иначе… зрелище не для слабонервных.

Лили почему-то перевела свой взгляд на Альбуса, который молчаливо смотрел в камин, отвернувшись от них, и, не видя его выражения лица, она была уверена, что он еле-еле сдерживает все свои эмоции в себе.

— Никогда не прощу этих уродов, — вдруг яростно проговорил Джеймс, стукнув кулаком по стене, и Лили дернулась. — Этот «Жест» заплатит нам сполна, Джейк начинает создавать специальную группу для расследования. И когда я увижу их главаря, то живым он от меня не уйдет!

— Почему ты так уверен, что это — дело рук «Жеста»? — вдруг проговорил Альбус, не поворачиваясь, и Лили удивленно перевела взгляд на брата, сжав руку в кулак. Она видела, что эти слова не на шутку разозлили Джеймса, и, замерев, она просто стояла в центре развязавшейся бури, надеясь, что своей мощью она не уничтожит их семью.

— Что? Ты серьезно спрашиваешь? — Джеймс, оторвавшись плечом от стены, резко подошел к Альбусу и развернул его к себе лицом, на котором было полнейшее безразличие. Просто н-и-ч-е-г-о. — В нашей стране есть еще больные уроды, способные на массовые убийства?

Альбус коротко хмыкнул, сбросив руку Джеймса с плеча, а потом его лицо приняло такое жесткое выражение, что Лили поняла: вот сейчас наступил тот момент, когда придет настоящий конец их семье. Их больше ничто не убережет.

— Ну да, есть, — ледяным тоном протянул он. — Наше Правительство, например.

Джеймс дернулся и, явно силясь что-то сказать, с недоверием, косо поглядел на него, хватая ртом воздух. В его глазах вдруг появилось такое презрение, которого Лили никогда до сих пор не видела никогда. И ей было страшно: хотелось что-то сказать, образумить их, но все, на что была способна она, молчаливо переводить взгляд с одного на другого, чтобы признать — Лили Поттер не будет вмешиваться. Она лишь будет наблюдать за тем, как от ее семьи остаются воспоминания.

— Ты больной, Альбус, — ошеломленно протянул Джеймс. — Что ты такое говоришь?

— Со мной-то как раз все в порядке, это вы все как будто ослепили. Очнись и погляди по сторонам, кому была выгодна смерть Гарри Поттера, который «везде сует свой нос» со слов нашего уважаемого сэра Локантуса? Тебе не кажется странным, что он умер почти через два дня после того, как дал неоднозначную оценку деятельности правительства в своем интервью?

— Заткнись, Альбус, — холодно проговорил Джеймс, сжав руки в кулак. — Все, что я вижу, так это то, что тебе, видимо, плевать на смерть наших родителей и ты по-прежнему пытаешься очернить правительство, поддерживая любые революционные настроения. Неужели твой максимализм еще не прошел? Ты так и не понял ошибочность своих заблуждений, лорд Поттер?

— Я же говорил, — прошипел в ответ Альбус, яростно приподняв левую бровь. — Я никогда не буду лордом Поттером!

— Да, точно, — закивал головой Джеймс, с омерзением поглядывая на брата. — Ты никогда не будешь лордом, ты будешь просто Альбусом, и знаешь что? Ты закончишь очень плохо, потому что ничего не любишь и не ценишь. Вас там на Слизерине, видимо, так воспитывают. И, если ты не заметил, еще ни одному змеенышу с вашего факультета не удалось прожить счастливую жизнь и добиться хоть мизерного уважения окружающих.

— Джеймс! — воскликнула Лили, поддавшись к нему, но, увидев его взгляд, остановилась, нерешительно взмахнув руками, призывая успокоиться. Лили с ужасом переводила взгляд с одного на другого, ожидая худшего.

— Я уйду, Лили. Мне не хочется здесь находиться, а ты выбирай сама, с кем хочешь остаться, уже большая, — и, сорвав с вешалки свое пальто, Джеймс исчез.

Больше он не появлялся в особняке, и братья перестали общаться окончательно. Картина некогда сплоченной семьи стала лишь воспоминанием: часть ее лежала в гробу, а другая… мечтала забыть о собственных родственных связях.

Эти воспоминания так захватили Лили, что она и не заметила, как закончился обеденный перерыв, а осознала это лишь тогда, когда случайно посмотрела на настенные часы. Было уже почти семь, коридоры, скорее всего, опустели и можно было бы воспользоваться этим и пойти пополнить запасы зелий. Но какая-то задняя мысль не давала ей покоя, казалось, что Лили забыла о чем-то важном, однако, решив не напрягать и без того уставшее сознание, она мотнула головой в пустоту, сжав на секунду руку в кулак.

Тяжело вздохнув, Лили крутанулась в кресле, а потом, резко поднявшись, вышла из кабинета и направилась в специальное отделение за препаратами, которые из-за ее недельного отсутствия были уже почти на исходе. И она шла, как в тумане, не замечая никого из мимо идущих, все думая о том дне, вспоминая слова Альбуса. Что он имел в виду, говоря, что смерть Гарри Поттера скорее нужна Правительству, нежели Жесту? Пытался ли он обелить свою организацию, или ему было что-то известно? И что, если человек, связавшийся с ней, не кто иной, как один из членов Жеста?

Лили замерла. Одна эта мысль до того смутила ее, что, нахмурившись, она уперлась взглядом в дверь, которая вела в лабораторию, но которую все не решалась открыть. Если это кто-то действительно был из Жеста, возможно, тогда Лили сможет лучше понять своего брата? Его мотивы, причины? Ведь как не пыталась она убедить себя, как не пыталась возненавидеть Альбуса, все ее нутро кричало о том, что он просто не мог. Кто угодно, но не Альбус, который все же любил свою семью.

Тряхнув головой, снимая наваждение, Лили наконец дернула ручку двери. Она опасливо огляделась по сторонам, внутренне страшась лишь от одной мысли, что встретит здесь какого-нибудь знакомого, потому что понимала, что не сможет ни с кем нормально поговорить, не сможет выдавить из себя хоть сколь-нибудь значившие эмоции. Однако внутри, к ее счастью, было совсем пусто, и она уверенно зашла в комнату, сразу же завернув за ширму к шкафам, где стояли всевозможные склянки. Лили начала бездумно складывать их на поднос, когда одна отчаянная мысль так и билась в сознание: что, если это не просто розыгрыш? Что, если в ситуации с Альбусом все было не так просто? Ведь тогда может выйти и так, что сам Жест боролся не против ветряных мельниц и что Правительство действительно плетет какие-то интриги… Прикрыв на секунду глаза, Лили тяжело вздохнула, призывая себя перестать думать, потому что от этих тяжелых, постоянных мыслей у нее уже начинала болеть голова.

— …Нет, ну вы видели, какова наглость!

Чей-то резкий женский голос заставил Лили вздрогнуть и замереть неподвижно. В этих гневных интонациях она узнала свою начальницу, мисс Фолмс, с которой ее связывали абсолютно невразумительные отношения: Фолмс просто старательно не обращала внимание Лили, и она в ответ не лезла в ее дела, стараясь по возможности игнорировать существование своей начальницы.

— Если бы мой брат был убийцей, я бы срочно депортировалась в другую страну, ну или хотя бы сидела дома и не высовывалась никуда.

— У Лили просто неуместное самомнение, как она только держалась всегда, вспомните. Добилась всего из-за фамилии, хотя сама по себе просто бездарная пустышка… зато гордости-то сколько. Так что ничего удивительного, что она вообще вернулась на работу. Все еще думает, наверное, что под Поттерами будут стелиться.

— Не понимаю, и куда только смотрит директор?

Разговор стал слабеть, а вскоре их голоса и вовсе стали почти неслышными, только Лили стояла по-прежнему неподвижно, в каком-то оцепенении, потому что все мысли в один момент просто покинули ее. Неосознанно Лили медленно подняла голову и наткнулась глазами на зеркало, в котором напротив нее стояла уставшая девушка с изможденным лицом и печальными глазами, в которых не было ничего живого, одна только нескончаемая горечь. И Лили смотрела в собственное отражение, но не видела в нем себя, а внутри у нее колыхались странные, непонятные ей эмоции, и какая-то ярость начинала биться в припадке. Никто никогда не знал ее настоящую. И все при этом брались судить ее. Это настолько раздражало, что, не выдержав, Лили с такой силой сжала склянку, из-за чего она разбилась, и тягучая зеленая жидкость потекла по руке, падая на пол, распространяя по комнате едкий запах.

Как ей хотелось просто исчезнуть или не проснуться в один из прекрасных дней. Чтобы больше никого не видеть и не слышать, чтобы эти лица не маячили перед глазами, не кривились в лживых улыбках. Все они так раздражали ее, так сильно действовали на и без того расшатанные нервы. Никто никогда не пытался понять ее, напротив, считая себя самыми умными, люди вокруг лишь вешали на нее свои шаблоны и злились, если она отходила от них. И зачем только в этом мире ей быть настоящим, искренним? В этом ведь просто нет смысла: все всегда будут считать Лили Поттер фальшивкой, тенью отца, у которой кроме фамилии долбаное ничего.

Вздохнув, Лили медленно вытерла руку о халат и вышла из комнаты, оставив склянки на столе, потому что поняла в какой-то момент, что просто хочет уйти и не видеть больше никого, оттого и не было смысла продолжать свою работу. Медленно идя по коридору, она стала внимательно оглядываться по сторонам, вдруг заметив, что на самом деле все мед-волшебники косились на нее, а пациенты тихо перешептывались, когда она проходила мимо. У всех у них на лицах был только один вопрос, который будто впечатался по самые капилляры: «Какого черта сестра убийцы по-прежнему смеет жить? Почему она не сидит, не плачет от осознания того, что сделал ее родственник?» Да. Джейк был прав, общество никогда не простит ей того, что ее брат — Альбус Северус Поттер. Оно будет уничтожать ее, даже если с ним Лили связывает только кровь и фамилия, а не характер и поступки. И это осознание теперь даже не производило особого впечатления на нее, потому что… чем отличалась ее прежняя жизнь от той, что началась после ареста брата?

Завернув за угол, Лили вдруг увидела плачущего мальчика, который растерянно тер глаза, и, глядя на него, ей стало так грустно, что она сама чуть не расплакалась. Лили внимательно смотрела на него, мечтая вот так же просто выражать свои эмоции, а не заталкивать их вглубь, намеренно убивая где-то внутри, зная, что даже если и попытается донести их до окружающих, то все равно будет проигнорирована. Чувствуя какой-то ком в горел, Лили махнула головой, пытаясь избавиться от какой-то внутренней тоски, но ничего не получалось, чувство просто дробили ее сердце на куски.

Тяжелов вздохнув, Лили скосила глаза чуть влево и вдруг заметила до ужаса знакомую белобрысую макушку. Захлопав ресницами, она внимательнее стала вглядываться и поняла, что это… был Скорпиус Малфой, пристально смотревший на нее своими насмешливыми серыми глазами, у которого на лице была холодная кривая улыбка, походившая скорее на оскал. Его черная одежда уж больно сильно выделялась на фоне белых халатов колдомедиков, да и вся фигура Мафлоя, подтянутая и статная, выглядела чрезмерно претенциозно среди сгорбленных от усталости и болезней пациентов.

Лили вздрогнула всем телом, резко отвернувшись, и неспешно пошла вперед, удивленно вскинув брови. Этого просто не могло быть: что он мог забыть в детском отделении? Какое-то странное предчувствие захватило ее, казалось, что это событие было если не роковым, то крайне значимым. Замахав головой, Лили ускорила шаг, пытаясь избавиться от нараставшей паники, а потом с ужасом замерла, потому что когда она вновь посмотрела на плачущего мальчишку, то увидела, что он просто застыл. Его руки неподвижно повисли в воздухе, а слезы, словно воск со свечей, застыли прямо на пухлых щеках.

Развернувшись, она поняла, что в этом помещении не двигался никто, кроме нее, и это так испугало ее, что Лили непроизвольно попятилась назад.

— Так-так-так, — услышала она над своим ухом и развернулась всем своим корпусом, почти что впечатываясь в широкие плечи. — Знаете, Лили, вы заставляете меня разочаровываться в хваленом гриффиндорском любопытстве.

Конечно, напротив нее стоял Скорпиус, и Лили так оцепенела, глядя в его насмешливые глаза, что не сразу поняла, что здесь происходит. А когда все же поняла, то не успела даже закричать, потому что, резко накрыв ей рот ладонью и заломив руки за спину, он прошептал холодно:

— Ну-ну, обойдемся без прелюдий, Поттер.

И тут же магических вихрь унес ее из медицинских палат. Она пыталась было отбиться от цепких рук, но он держал Лили так прочно, что у нее просто не было ни шанса. А когда трансгрессия закончилась, то он, резко освободив Поттер от своих рук, развернул к себе лицом и вжал ее спину в холодную кирпичную кладку, все еще цепко держа Лили за плечи.

Она с такой яростью распахнула свои глаза и посмотрела на склонившегося Малфоя, что он даже весело присвистнул. Нервно оглянувшись по сторонам, Лили поняла, что находилась она на знакомой улице, буквально в пяти шагах отсюда как раз и был тот самый бар «Чармед», о котором говорилось в записке. Страх, ярость, непонимание — все это накрыло ее слишком быстро, чтобы она смогла хоть как-то запереть свои чувства внутри себя, а потом, злобно сверкнув глазами, Лили уставилась на него в открытую, пытаясь хотя бы примерно понять, что ему вообще нужно.

— Вы с ума сошли, мистер Малфой?! — воскликнула Лили, намеренно обращаясь к нему на «вы», пытаясь скинуть его сильные руки, но это опять было безуспешно, а такая прыть с ее стороны только заставляла его шире улыбаться.

— Да нет, с моим умом пока все в порядке, — резонно заметил он, слегка хмыкнув. — Я отпущу вас, мисс Поттер, если вы дадите возможность мне поговорить с вами.

— И для этого вы похитили меня?!

— Ну что вы, какое это похищение? — насмешливо протянул он, внимательно смотря ей в глаза, и сердце у нее невольно пропустило удар. Потому что, несмотря на насмешливость, которая проявлялась в полукривой улыбке, его глаза были серьезными и стальными. Просто нечитаемыми. — При всем своем желании премило побеседовать, вы спокойно могли бы избавиться от моей компании.

— Каким это образом, хочется знать! — раздраженно бросила Лили, наконец прекратив все свои попытки выбраться из его цепких рук. Тяжело дыша, она пыталась вложить в свой взгляд столько ненависти, чтобы он ей подавился. В конце концов, что Малфой вообще себе позволял?

— Все это время у вас была палочка, которая находится прямо в левом кармане, до которого вы могли бы спокойно дотянуться, — прохладно протянул он, будто смакуя каждую искорку ярости в ее глазах, — если бы, конечно, додумались.

Наступило молчание, и Лили вдруг почувствовала, что заливается краской. Действительно, все это время у нее было оружие, которым можно было воспользоваться, но… Резко повернув голову в сторону, Лили обиженно прикусила губу, а потом почувствовала, как его холодные руки отпустили наконец ее плечи. Невольно она лишь сильнее прижалась к стенке, понимая, что убежать прямо сейчас у нее не получится, любое действие — и он огреет ее заклинанием.

— Кстати, что вы сделали с больницей? — вдруг спросила Лили, резко посмотрев на него, пытаясь отыскать ответы в его лице. Тщетно. Малфой лишь равнодушно приподнял бровь, выражая абсолютное равнодушие ко всему, что сейчас происходит, и абсолютно невозможно было понять, о чем вообще думает этот человек. Так быстро безразличие и насмешка не сменялись ни у кого, кроме него.

— А, вы об этом, — наконец протянул он, словно только сейчас вспомнив о присутствии Лили, и это намеренное пренебрежение лишь сильнее раздражало ее. — Небольшое представление, чтобы вас впечатлить. Ну как, после такого вы согласны прямо сейчас пойти со мной в бар «Чармед»?

— Так это вы написали мне письмо! — тут же неверяще воскликнула Лили и, позабыв о собственном дискомфорте, приблизилась к нему на полшага. Какая-то странная догадка вертелась в голове, но она боялась озвучить ее даже мысленно.

Скорпиус криво усмехнулся.

— Ну да, если, конечно, мои инициалы — это А. З.

И, не дождавшись ее ответной реплики, он грубо схватил Лили за руку и трансгрессировал. В следующую минуту они оказались в сильно накуренном помещении, в котором висел дым от папирос, а алкоголем разило так сильно, что Лили даже на секунду подумала о том, что было бы неплохо пропустить стаканчик бурбона. Только столь ненужные мысли покинули ее сразу, стоило только посмотреть на Малфоя, который, ничего не говоря, схватил Лили за руку и повел дальше, сквозь толпу, отпихивая каждого на своем пути, из-за чего она невольно чувствовала небольшое смятение, когда эти люди недовольно что-то кидали им в спины.

В какой-то момент ей надоело вот так вот безропотно следовать за ним, и она уже хотела было возмутиться и вырваться, чтобы затеряться в толпе и тем самым сбежать, но именно в этот момент Скорпиус открыл потайную дверь в стене и резко завел ее внутрь, защелкнув замок. В комнате стояла кромешная тьма и было так тесно для них двоих, что Лили щекой ощущала его горячее спокойное дыхание, когда у нее самой сердце оттанцовывало какой-то смертоносный танец.

— Что…

Но он резко закрыл ей рот ладонью, и шепнул на ушко: «Слушай», — и Лили действительно стала прислушиваться, и среди шума, который издавали пьяные, танцующие люди, она вдруг услышала два женских голоса. Только вот один из них был до боли ей знаком.

— Роза, чего ты добиваешься? — проговорил высокий незнакомый голос, и у этой девушки была такая красивая интонационная манера, что Поттер непроизвольно придвинулась ближе к стенке, чтобы четче слышать разговор.

— Не имею ни малейшего представления о чем ты, Алфита, — елейно протянула Роза в своей ироничной манере, и Лили была уверена, что она сейчас улыбнулась снисходительной, презрительной улыбкой. Какая-то потаенная злоба проснулась внутри Поттера только от одного самодовольного голоса кузина, и она сильнее прижалась щекой к стене, в тот же самый момент услышав тихое фырканье со стороны Малфоя.

— Это же ты сдала Альбуса.

— Я? — она весело рассмеялась, и смех у нее был такой холодный и звонкий, что Лили стало совершенно противно, а тот факт, что Роза обсуждала ее брата таким веселым голосом, вызвал лишь яростное желание заставить ее замолчать. — Зачем мне это?

— Вероятно, потому что Альбус был единственным твоим соперником. Он никогда не плясал под твою дудку.

— Да, признаюсь, он был единственным умным человеком в нашей семье. А еще… он умел так хорошо определять истинную натуру людей, что меня это прямо до ужаса бесило. Но я никогда не считала его своим соперником, ведь он мой брат…

— О, теперь ты перешла к родственным связям, Рози? Ты их всех ненавидишь, не надо ломать комедию. Просто признайся наконец: ты просто сдала своего брата аврорам, перехватив письмо. Так себе вышло: подло и совсем не под стать крутой Розе Уизли.

— А я смотрю, ты ничего не боишься, Забини, — голос Розы стал в момент ледяным и жестким, так было всегда, когда она начинала злиться. — Молчи, сука, потому что вот тебя я, как раз-таки, и могу сдать, как его сообщницу и шлюху. Обрадуется ли твоя семья твоему членству в Жесте?

— Ну попробуй, — девушка коротко хмыкнула, и Лили невольно прониклась к ней симпатией, ведь мало кто мог дать отпор Розе Уизли, — однако ты этого не сделаешь, потому что прекрасно знаешь, что нам легко будет откупиться от правосудия, всего лишь пару тысяч галеонов. Только вот потом мы тебе отомстим, и еще как.

— О, так мне ждать мести великих выпускников Слизерина? Боюсь, боюсь. Только… Алфита, я не сдавала Альбуса. И я не перехватывала никакого письма. Да, я ненавижу Альбуса, и он всегда мешал мне. Но я этого не делала. Это был Джеймс. Он сдал его своему другу, Джейку Томасу. И великого Альбуса Поттера поймали на крючок. А совсем скоро так и вообще убьют. Даже жаль, он был единственным человеком, которого я признавала как ровню.

Наступило молчание, и Лили поняла, что она больше ничего не слышит: ни голосов, ни чьих-то пьяных визгов. Она просто шокировано стояла на месте, держась одной рукой за стену, не зная, что и думать. Внутри был какой-то хаос, а информация, полученная только что, лишь сильнее давила, морально уничтожала, заставляла окунаться в собственный ад. И Лили хотелось слиться с этой стеной, потому что все это — было слишком для нее. Могла ли она представить, что есть нечто более страшное, чем сам арест брата? Как оказалось — да. Ведь арестован он был по наводке Джеймса, который не мог не знать, что Альбусу грозит только смерть.

— Поттер, — грубо окликнул ее Скорпиус, и когда Лили подняла глаза, то поняла, что они уже больше не были в тайном помещении. Они опять стояли в проходе между домами, и сильный ветер, гулявший в пролете, поднимал края ее халата. Вокруг было уже совсем темно, только блеклый свет фонаря позволял ей увидеть его лицо: жесткое, с холодными глазами и презрительно сжатыми губами.

— Малфой, — тихо протянула она, с некоторым ужасом посматривая на него. Что за человек стоял пред ней? Какая роль принадлежала Скорпиусу Малфою в этой истории? — Ты… вы… то есть, ты из Жеста?

Он промолчал, по-прежнему жестко смотря на нее, и Лили отошла от него на полшага назад, к стене, впечатываясь спиной в самую поверхность камня. Холод, исходивший от нее, не освежал Лили, не давал отрезвлении, потому, наверное, она лишь стремительнее падала в какую-то бездну. Все казалось какой-то иронией, злой насмешкой, но только не правдой.

— Помоги нам спасти Альбуса, — хрипло протянул он, не пытаясь свихнуться со своего места, словно не желая выйти из полутьмы прохода. — Только ты можешь нам помочь.

— Зачем он вам? — взволнованно спросила Лили, сжимая руки в кулаки. Она с отчаяньем смотрела в это холодное лицо, пытаясь хотя бы немного понять, что именно он думает, но нет: Малфой был безразлично отдаленным; казалось, мыслями он был где-то очень далеко.

— Он наш лидер. Он нужен нам, чтобы нам было за кем идти, чтобы кто-то вдохновлял нас…

— Вы ненормальные, — вне себя быстро проговорила Лили, с болью впечатываясь кулаками в шершавую поверхность кирпича. — Вы убийцы, вы ничем не отличаетесь от Пожирателей! Я… я до сих пор не могу поверить, что Альбус… Альбус…

— Мы не убийцы, — холодно перебил он ее.

— Да, вы хуже, потому что ставите идею выше человека…

Скорпиус рассмеялся тихо, из-за чего она резко оборвала свою речь и удивленно посмотрела на него. Блеклый свет фонаря на секунду осветил его улыбку, которая вызвала внутри Лили панический, ничем не заглушаемый страх.

— То есть, тебя устраивает существующая политика? Ты хочешь сближения с магглами?

— Но есть же другой способ борьбы!

— И какие же? Поттер, — протянул он, резко приблизившись к ней. Скорпиус с некоторым презрением смотрел ей в глаза, уперевшись руками по разные стороны от ее лица, тем самым не давая ни малейшего шанса для побега. — Что ты вообще знаешь о сложившейся ситуации? Наш мир на пороге более страшных вещей, чем война. Магглы — страшные, чужие нам существа. Да и тебе ли говорить об этом, ведь ты сама презираешь их. Да, презираешь. Даже не отпирайся. Может, других и вводит в заблуждение твоя легкая улыбочка, но не нас. Мы знаем тебя очень хорошо, Лили Поттер, ведь ты его сестра, единственный человек, о котором он так заботился.

Фонарь замигал, и Лили с широко распахнутыми глазами посмотрела на него, не отрываясь, буквально изучая каждый сантиметр этой фарфоровой кожи. Скорпиус, со стеклянными глазами и слегка растрепанными из-за ветра волосами, был не похож на самого себя, и это безумно пугало ее.

— А знаешь, что мы еще знаем? Что ты по-прежнему оправдываешь его и не смотришь на него, как на убийцу. И ты хочешь спасти его, как и мы. Поэтому, Поттер, ты никому ничего не расскажешь: ты придешь домой и будешь долго думать об услышанном. В конце концов бессознательно ты возненавидишь Джеймса, ты будешь думать, зачем он сдал его? Нельзя ли было решить это внутри семьи? Да, Поттер, все так и будет: тебе плевать, скольких он убил. Ты всегда будешь смотреть на него сквозь призму своих воспоминаний, где он любящий брат, а не главарь Жеста, поэтому никогда и не возненавидишь. А потому завтра после пяти ты придешь на это же место за ответами. И я буду ждать тебя, Поттер. И я дам тебе ответы. Только… — Скорпиус усмехнулся, — на определенных условиях.

Нагнувшись совсем близко, тем самым окончательно сбив у нее дыхание, он прошептал, прямо смотря в глаза Лили:

— Все так и будет. Вот увидишь.

И в этот момент фонарь окончательно погас, окуная Лили во тьму.

четыре года назад, июнь

— Альбус, тише! — шикнула Лили, толкнув наглого брата в бок. Альбус усмехнулся, смотря на нее спокойным безмятежным взором.

— Как тебе не стыдно? Надувать своего родного брата, — насмешливо протянул Альбус, на что Лили лишь поморщилась, отвернувшись. Было раннее утро, родители еще спали, и они все вместе, Лили, Альбус и Джеймс, сидели в гостиной. В такие минуты, когда они были предоставлены только друг другу, Джеймс всегда предлагал им сыграть партию магических шахмат, однако Альбус, как правило, отказывался, считая, наверное, чтение книг более важным делом, а Лили, даже если и соглашалась, чаще всего проигрывала и сильно расстраивалась. Но в этот раз все пошло совсем не так: они напряженно играли уже почти час, и до сих пор было не совсем понятно, кто же будет победителем. Поэтому, когда Джеймс решил сходить на кухню за чаем, Лили, внимательно проследив, как он скрылся за поворотом, стащила с доски шахматную фигурку и спрятала ее в складки юбки.

— Он заметит, Лили, — наконец протянул Альбус, почему-то заинтересовано смотря на нее, отвлекшись от книги. Его глаза задорно сверкали от яркого летнего солнца, а темные густые волосы красиво блестели.

— Конечно, ты же так кричишь! — возмущенно протянула Лили, сощурив глаза. — Джеймс не заметит, вот увидишь. Он не ты, его обдурить не составит труда, да и он не склонен что-либо запоминать.

— Это ты так думаешь, — хмыкнул Альбус после минутного молчания и опять уставился в книгу.

Лили обеспокоенно посмотрела на брата: с тех пор, как прогремел первый теракт, миновало уже почти три месяца, и за это время Альбус очень сильно изменился. Скрытный от природы, он как будто еще больше ушел в себя, даже Джеймс теперь не мог вытянуть из него что-то, кроме обыденных реплик и просьб, а их дебаты за столом резко прекратились. Словом, теракт изменил образ жизни ее семьи кардинально, и Лили еще не могла понять, в лучшую ли сторону или в худшую.

Задумавшись, Лили не сразу заметила, как Джеймс вернулся из кухни и непринужденно плюхнулся напротив нее на мягкое сиденье. Переведя наконец на него взгляд, она с замиранием сердца стала наблюдать за его реакцией: в конце концов, как бы Лили сама ни верила в некую легкомысленность брата, нельзя было утверждать, что он не заметит пропажи фигурки.

Но Джеймс, как и думала она изначально, спокойно походил, ни о чем не задумавшись.

— Шах и мат! — воскликнула через некоторое время Лили, так и подпрыгнув на диване. Она видела, как переглянулись в этот момент Альбус и Джеймс и как на их лицах появилась легкая улыбка. И глядя на то, как они ладят друг с другом, она улыбалась еще сильнее, чувствуя внутри себя такую небывалую легкость, о существовании которой она и не знала ранее.

— Я поражен в самое сердце, — наигранно вздохнул Джеймс, печально кривя свои брови. — Я чувствую, как слезы подходят к моим глазам, пойду поплачу у себя в комнате.

— Эй! — возмутилась Лили, кинув в него подушкой, потому что в этом передразнивании узнала себя. — Сейчас ты будешь плакать от боли!

— О, — важно протянул Джеймс, — я всегда открыт для острых ощущений, — и улыбнулась во все зубы.

— Иди уже!

И, соскочив рожицу, он перепрыгнул через спинку дивана и опять исчез за углом. В комнате повисла тишина, нарушаемая только медленным тиканьем настенных часов, и Лили сладко потянулась, переведя взгляд в окно, чувствуя, как на лице появляется такая глупая, но искренняя улыбка. Она уже давно не чувствовала такого умиротворения.

— Так как ты это сделала? — вдруг проговорил Альбус, и тон его был настолько серьезен, что Лили удивленно повернула к нему свою голову. — Как ты забрала фигурку с доски? Они заколдованы против жульничества, и их нельзя просто так убрать или добавить. Невербальная магия?

И Альбус пустился в долгие перечисления всевозможных способов, а Лили просто улыбалась, смотря на него. Он впервые так много говорил, да и выглядел таким заинтересованным, поминутно заправляя все время выбивающиеся черные пряди, которые падали на лоб. И до чего же это было прекрасным зрелищем: видеть на обычно холодном лице что-то искреннее.

Однако, когда ей уже стала надоедать нудная терминология, а азарт брата не думал уменьшаться, Лили легким движением руки взяла коня с доски и медленно провела пальцем по шее фигурки, ощущая небольшие пупырышки.

— Посмотри, Альбус, — проговорила тихо она, убрав палец, открыв тем самым вид на небольшой деревянный сегмент, с которого слетела магическая краска. — Вся сила шахмат в их покрытии. И если она нарушается: слезает краска или появляются рубцы, — магия слабеет. Да, они по-прежнему могут двигаться самостоятельно по доске и убивать другие фигурки, но именно их защита с каждым разом становится все хуже. На соревнованиях никогда не используют старые шахматы, не замечал? Они всегда новые и чистые. А эти шахматы использовал дядя Рон еще во время своего обучения. Они совсем старенькие.

Лили молчаливо перевела взгляд на Альбуса и заметила, как пристально смотрел он на нее и как в его глазах происходила будто бы какая-то битва. Они наблюдали друг за другом, словно пытаясь мысленно передать что-то, и в какой-то момент Лили так засмотрелась, что не сразу поняла, как Альбус вдруг тихо проговорил:

— Знаешь, Лили, ты, может, и не сильна в магии, но ты безошибочно определяешь слабые места людей или вещей. Помни об этом, это хорошее качество.

И, потрепав ее по макушке, Альбус опять вернулся к чтению, сильнее сжав своими пальцами обложку книги, и больше не было на его лице ни азарта, ни искренности.

Лили молчаливо вздохнула. Она знала: с ним определенно что-то происходит, что-то мучает Альбуса, терзает его изнутри. И что если его молчание привлечет еще большие проблемы в будущем?

Усмехнувшись, Поттер прикрыла глаза.

«Это в его стиле».

* * *

Лили моргнула и вздрогнула, будто очнувшись ото сна. Была уже половина двенадцатого, а к ней не пришел ни один пациент, и все это время она бессмысленно смотрела в окно, думая о разном. Ей совсем не хотелось вспоминать вчерашний день, поэтому Лили усиленно уходила мечтами в свое детство и вспоминала вдруг такое, о чем давно уже забыла. С удивлением она поняла, что в их семье не всегда был такой раскол, Альбус и Джеймс не с самого детства ненавидели друг друга и что на самом деле даже в минуты страшных трагедий они были очень близки. Намного ближе, чем когда-либо. И только смерть родителей и эти долгие три года, которые казались вечностью, смогли расколоть их отношения. И что же делать ей, любящей своих братьев, не желавшей принимать ничью сторону? Она выбрала самую глупую, но удобоваримую тактику: держать нейтралитет, и, кто знает, может в том, что Джеймс сдал Альбуса, была ее вина?

Тяжело вздохнув, она посмотрела на стол, где лежала газета, на главной странице которой восседал ее брат. Лили всегда знала, что Альбус прославится: он был таким амбициозным и умным, что это было просто аксиомой, но думала ли она, каким образом Альбус попадет на главные заголовки? Никогда.

И тяжелее всего в этой ситуации было то, что, похоже, все было совсем не так просто, как кажется. Мозг постоянно возвращал ей одну и ту же мысль: Альбус не был виноват в смерти родителей, — и это так закрепилось в ее сознании, что в какой-то момент Лили начала думать о Джеймсе и его поступке и почувствовала в то же время странное… разочарование. Будто бы Джеймс не должен был так поступать. И будто невиновность Альбуса — это неоспоримая правда.

И ее пугало это, потому что все происходило так, как говорил Малфой. Она действительно начинала проникаться отвращением к старшему брату, считая, что нужно было действовать по-другому, и ей даже не приходила мысль в голову, что он-то мог быть не виноватым во всем. В конце концов, если в чем-то и была замешана Роза, то это всегда было что-то неоднозначное. И почему ей так везло с родственниками?

Прикрыв на секунду веки, она вдруг подумала о Малфое и о его безумном предложении спасти Альбуса, и на этот раз оно не казалось ей таким безосновательным. И в какую-то секунду она поймала себя на мысли, что готова. Действительно готова помочь ему спасти Альбуса, зная, в скольких смертях он, возможно, виноват. Потому что Малфой был во всем прав: и это раздражало. Ей не хотелось признаваться самой себе, что, похоже, на свете был еще один человек, что так хорошо ее знал, и был это чертовски непонятный ей Скорпиус Малфой, с которым она редко когда и виделась.

Когда ей надоело пустое созерцание пейзажа за окном, Лили решительно встала с кресла, чтобы пойти и узнать, записан ли вообще хоть кто-нибудь к ней, потому что иначе просто не было смысла сидеть здесь и постоянно чувствовать, что кто-то там, за стеной, точно обсуждает ее.

Выйдя из кабинета, Лили опять оказалась среди торопливо снующих людей и врачей, все были так заняты, что никто не обращал на нее внимания, и она начинала завидовать им: у этих людей было хоть что-то, с помощью чего можно было отвлечься от мыслей. Детский плач, раздающийся то и дело из палат, заставлял Лили содрогаться: за свою почти годовую практику она хоть и успела увидеть многое, но привыкнуть к этому было выше ее сил. В какой-то момент Лили просто задумалась о том, что вся эта работа не для нее, и ей стало непонятно, почему она вообще так упорно стремилась стать колдомедиком, зачем тратила столько жизненных сил и запрещала себе заниматься чем-либо, помимо вечных подготовок к экзамену. И ей стало так страшно, когда она осознала, что потратила больше шести лет на вещи, которые ей безразличны, а потому решила оставить такие неудобные мысли до более подходящего времени. Иначе можно было просто сойти с ума в этом живом аду.

— Лили! — услышала она вдруг радостный голос и, посмотрев вниз, увидела своего давнего пациента — Джеймса Ракью, семилетнего шалопая, который постоянно был вынужден приходить на обследования из-за своей предрасположенности к Драконьей оспе.

Лили удивленно приподняла бровь, а потом улыбнулась, присев на корточки, чтобы быть на уровне его глаз.

— А ты тут что забыл? — весело потрепала она его по макушке, и Джеймс возмущенно скрестил руки. — И где твоя мама? Неужели ты сбежал из дома? — серьезно спросила Лили, почувствовав внутри сильное волнение. Ей никогда не была безразлична судьба ее маленьких пациентов.

— Сбежишь тут, — насупился мальчишка, — моя мама сказала, что мне больше нельзя с вами общаться и лечиться у вас, и привела меня к какой-то злой тетке. У нее такие страшные руки, — искренне вздрогнул Джеймс, от ужаса даже распахнув глаза. — Но я так по вам скучаю!

— Твоя… — Лили запнулась, и улыбка сошла с ее лица. Она убрала свою руку с его макушки и с удивлением посмотрела на него. — Твоя мама запретила тебе общаться со мной?

— Да, она сказала, что у вас дурной родственник, и что несмотря на то, что ваш отец — Гарри Поттер, вы можете не так повлиять на меня, — передразнил он тон матери, но только в этот раз ей не стало легче от такого маленького каламбура. Она неверяще смотрела на Джеймса и даже не знала, что сказать. В какой-то момент ей стало так обидно, что Лили даже почувствовала, будто ей стало трудно дышать.

Она забыла, что общество ничего прощает. А английское снобистское общество — тем более. И в какой-то момент перед ней ясно представилось ее будущее: серое, безликое, с постоянно оглядывающимися на нее людьми, в чьих глазах отчетливо видно осуждение. Сердце замерло где-то внутри, а пальцы в момент оледенели: стало так страшно, будто ее будущее — это страшный зверь, который с грацией льва разорвет ее на части.

— Джеймс! Ах ты, паршивец, куда убежал?! — вскрикнула на весь зал миссис Рескью, быстро подходя, а потом, заметив Лили, она с силой рванула мальчишку на себя и крепко прижала его к себе. — Что вам нужно, мисс Поттер?

Лили холодно посмотрела снизу-вверх на миссис Рескью, так как все еще сидела на корточках, а услышав истерические и надменные нотки в ее голосе, вдруг с ужасом осознала, что у нее совсем нет сил встать. А ведь когда-то эта женщина не теряла ни единого случая, чтобы поблагодарить Поттер за успешное лечение Джеймса, из-за которого Лили порой не спала ночами напролет, ведь мальчишка все время плакал и не мог спокойно заснуть. Неужели благодарность так легко заменяется презрением?

— Ничего, мэм, — ледяным тоном проговорила Лили, резко встав и круто развернувшись, решительно направляясь к стойке секретаря, за которой стояла Елена, которая, весело накручивая блондинистый локон на палец и смеясь, обсуждала что-то с одной из медсестер. Когда Лили подошла совсем близко, секретарь, замолчав, опустила боязливо глаза, а другая девушка, пискнув, в ту же секунду развернулась и срочно ретировалась. И Лили смотрела на Елену, испытывая целую смесь эмоций внутри себя, ведь когда-то они тоже вместе стояли и сплетничали, а сейчас она видела в ее глазах какой-то стыдливый страх.

— Елена, у меня нет пациентов на сегодня? — холодно проговорила Лили, скрестив руки на груди, мучая ее своим взглядом, который и не думала отвести. Она просто смотрела и думала, как же раздражает это нервное постукивание пальца по стойке и лихорадочно перебегающие глаза, словно искавшие помощи. Не выдержав, Поттер громче нужного проговорила: — Мерлин, прекрати стучать, голова уже болит!

Елена вздрогнула, посмотрев на Лили широко распахнутыми глазами, и мимо пробегающие люди, видимо, услышав злобные интонации в голосе у Поттер, остановились, напряженно прожигая ее взглядам. И Лили чувствовала это липкое осуждение, непонимание, презрение, и ей хотелось просто сбежать, но, не подав виду, она лишь сильнее сжала руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу, настойчиво смотря на секретаря, которая, быстро пробежавшись глазами по списку, тихо и неуверенно проговорила:

— М-м, нет, мисс Поттер. У вас нет записей… на ближайшую неделю, и, — она замолчала, прикусив губу, а потом, с сожалением поглядев на нее, тихо продолжила: — у вас вообще нет ни одной записи.

Криво усмехнувшись, Лили резко развернулась и направилась прямиком к кабинету директора. Внутри нее поднялась такой мощи волна гнева, что сдерживаться уже просто не было сил: она лишь уверенно шла мимо людей, думая, как же остервенело такое несправедливое отношение окружающих к ней, постоянные претензии и немые упреки. Всё, чего жаждала Лили, это быть нужной, но как же ей быть сейчас, есть ли смысл в ее нахождении в больнице, когда к ней не записывается ни один пациент? Есть ли вообще смысл находиться там, где все считают ее только сестрой убийцы, а не квалифицированным специалистом?

Миновав удивленно озирающихся на нее людей, она резко дернула ручку двери и без разрешения ворвалась в помещение. К счастью или нет, но тут никого не было кроме директора, который, весело улыбаясь, наблюдал за своими уродливыми рыбками, что плавали в огромном аквариуме, заменяющем стену его кабинета. Услышав такой громкий звук, он медленно повернулся, а заметив Лили, которая, наверное, выглядела действительно угрожающе, выжидающе приподнял бровь, как бы спрашивая причину ее визита.

— Мистер Саутенд, — громко поздоровалась Лили, с хлопком закрыв дверь. Она быстрыми шагами приблизилась к его столу и, облокотившись на него руками, посмотрела на начальника прямо, с вызовом. — Что происходит? У меня нет ни одного пациента на сегодня. А старые же при встрече просто-напросто игнорируют меня. Вам, может, есть, что мне сказать?

— Мисс Поттер! — бодро протянул он, но она резко приподняла руку, прося его замолчать.

— Скажите, кто я по-вашему: квалифицированный специалист или сестра Альбуса Поттера?

Наступило молчание. Он задумчиво поглядел на нее, а потом, со свистом вздохнув, положил обе руки на пояс; уже через минуту уверенность и бодрость на его лице сменилась какой-то тоской, словно ему так и хотелось что-то сказать, но, видимо, из-за того, что Саутенд так и не смог подобрать нужные слова, его взгляд начал бегать от стеллажа с книгами до бумаг на столе, и Лили видела, как ему жаль и одновременно стыдно. Словно такое отношение общества к ей — полностью его вина.

Грусть пронзила ее в ту же секунду, и она смотрела на директора и понимала, что своим нахождением в больнице только разрушает его репутацию, прекрасно понимая, что мистер Саутенд, добрый и робкий человек, явно никогда не решится просто вышвырнуть ее.

— Я хочу написать заявление об увольнении, — оттолкнувшись от стола, Лили сняла свой белый халат и бросила его на стоящее рядом кресло. Липкое чувство страха переполняло ее внутренности, но она ведь знала, что так будет лучше для всех.

— Лили!

— Ради Мерлина, хватит! — дернулась Лили, и от злости у нее перекосилось лицо. — Не надо ничего говорить. Просто дайте мне это чертово заявление, и мы расстанемся. У вашей больницы не будет плохой репутации, а у меня не будет бессмысленно потраченного времени. Все в дамках, не так ли?

И, когда через три минуты она смотрела на белый пергамент с четко прописанными условиями увольнения, Лили вдруг почувствовал, как слезы, надежно спрятанные внутри, медленно потекли по ее щекам. Капли, стекая по лицу, мягким шлепком приземлялись на бумагу, прогибали ее. Рука тряслась, и она медленнее обычного вычерчивала пером свою подпись, словно боясь прощаться, потому что вся внутренняя злость в момент сменилась тоской; потому что она знала — теперь у нее нет ничего.

Отдавая бумаги, Лили даже не посмотрела на мистер Саутенда, а вместо этого сразу пошла к двери, чувствуя внутри такую пустоту, что хотелось просто закричать.

— Лили, — робко проговорил начальник, когда она положила свою руку на ручку и все не решалась нажать на нее. — Можно дать вам дружеский совет?

Поттер молчала, лишь сильнее сжав ручку, почувствовав холод, исходящий от металла. Перед глазами пролетели картинки того, как ночами она сидела и писала конспекты, а потом часами учила их; как выступала в Академии на семинарах, слыша завистливый шепот за спинами; как отчаянно прятала синяки под глазами под слоем косметических чар.

Лили вдруг вспоминала свою жизнь и поняла, что никогда не жила.

— Уезжайте из Англии, Лили. Вы хороший человек и врач, я это знаю. Но остальным… на это просто плевать.

Резко дернув ручку, Лили открыла дверь. Она в последний раз посмотрела на мельтешащих перед глазами людьми и внутри нее появилась какая-то идея-фикс. Ей срочно захотелось пойти к тому чертову пабу и ждать там Малфоя хоть до посинения. Лили Поттер просто хотелось решиться хоть на что-то.

Вздернув подбородок, она уверенно прошла сквозь толпу, не думая о том, что, наверное, из-за слез половина чар слетела с ее лица. Лили просто шла и, дойдя до выхода, резко трансгрессировала на знакомую улицу к знакомому дому и фонарю. И только тогда она смогла вдохнуть: воздух, проникнув в ее легкие, обдал их холодом. Поежившись, Лили вдруг осознала, что даже не забрала свое пальто, и сейчас стояла только в темно-красной водолазке, черной юбке и в туфлях, а беспощадный ноябрьский ветер, точно почувствовав жертву, нещадно обдувал ее порывами воздуха.

— Ну, что я говорил? — услышала Лили за своей спиной, а оттого резко развернулась. У противоположной стены, облокотившись на нее, стоял Малфой со своей извечно насмешливой улыбкой. И только глаза его сверкали жестким блеском. — Мне нравится ваш взгляд, — довольно протянул он, резко подавшись вперед по направлению к ней. — Я вижу в нем ненависть. Это хорошо. Ненависть заставляет нас жить.

Лили пристально смотрела на него, сжав губы. Она так внимательно изучала его фигуру, что в какую-то секунду заметила, что Скорпиус хромает на правую ногу, и этот факт заставил ее губы изогнуться в полуулыбке.

— Боевое ранение, — будто прочитав ее мысли, протянул Скорпиус, и Лили неуверенно повела головой влево. И, чем ближе он подходил к ней, тем больше она начинала нервничать, а потом и вовсе сомкнула руки и прикусила внутреннюю часть губы. Сказать, что она предвкушала что-то, все равно, что не сказать ничего.

Когда Скорпиус подошел достаточно близко, чтобы Лили могла возмутиться из-за его нахального поведения, он вдруг вытащил из своего кармана изящного шамотного коня, и эта фигурка заставила Лили задержать дыхание, когда вдруг узнала в нем того самого коня из шахмат дяди Рона, в которые они играли, оставшись наедине. Да, Лили отчетливо помнит, что в какой-то момент коробка просто пропала, а на ее следующий день рождения Альбус подарил ей совсем новые, очень красивые шахматы, лукаво заметив, что нет ничего полезнее, чем честная игра.

— С помощью этого мы можем попасть к нам в штаб. Это порт-ключ. Альбус рассказывал, что шахматы теряют свои магические силы со временем, поэтому старые шахматы можно обновить и добавить им определенные свойства, — медленно протянул Скорпиус, повертев фигурку в руках. — Очень увлекательно, ваш брат был… крайне наблюдательным. И умело применял свои знания, — и Скорпиус пристально посмотрел ей в лицо, когда Лили, как завороженная, смотрела на эту несчастную фигурку, испытывая внутри странные ощущения. Неужели он не просто слушал Лили, а воспринимал ее слова всерьез? Ведь это она рассказала ему про особенность магических шахмат.

Не успела Лили как следует подумать, как Скорпиус резко схватил ее руку и затянул магический вихрь. Невольно испугавшись, она прижалась к нему ближе, и Скорпиус насмешливо хмыкнул, но не отошел. Когда магия вокруг них погасла, они оказалась в темной, мрачной комнате с зашторенными окнами. Вокруг стопками лежали книги, некоторые из них висели в воздухе, другие издавали какие-то страшные звуки, из-за чего она непроизвольно дернула руками, чтобы закрыть уши, но вовремя остановилась. Атмосфера была слегка угнетающей, и Лили неуютно поежилась.

— Скорпиус, это ты? — услышала она знакомый женский голос, который раздался со стороны дивана, а потом с него встала высокая черноволосая девушка, и Лили узнала в ней ту, с которой она столкнулась после суда. Теперь у нее было больше возможности разглядеть ее: она была необычно красивой, с миндалевидными глазами и слегка вьющимися на концах волосами. Ее красные губы скривились, когда черные, как ночь, глаза поймали оценивающий взгляд Лили.

— Алфита Забини, — холодно проговорил Скорпиус, пройдя вперед и усевшись в кресле, что стояло в центре.

— Малышка Поттер наконец соизволила прийти в наше логово? — вальяжно протянула Алфита, скрестив руки на груди. — Альбус был бы не рад твоему появлению.

Лили, приподняв брови, слегка возмущенно хмыкнула, думая про себя, что эта девушка вряд ли могла хорошо знать Альбуса, чтобы делать такие выводы.

— Корвус, иди сюда! — крикнула она, и через секунду на лестнице появился худой, высокий мужчина, одетый во все черное. У него были ярко-голубые глаза и черные, как смоль, волосы. И от одного его взгляда по рукам Лили прошлись мурашки: до того безжизненным он был.

— Корвус Нотт, — лениво протянул Скорпиус, даже не глядя на Лили. — Нас всего пятеро, не считая Альбуса. Икарус Забини, брат нашей дрожащей Алфиты, работает в Министерстве, поэтому не может присутствовать сейчас с нами, а Демиан Роули, возможно, так и вовсе не сможет нас посетить, — и он мрачно переглянулся с Забини и Ноттом.

— А ей можно доверять? — вдруг спросил Корвус, и его голос был таким безэмоциональным, что Лили поняла: для него легко будет убить любого, кто станет на пути.

— Альбус же доверял ей! — слегка эмоционально проговорила Алфита, повернувшись к Лили спиной.

— Да, и его поймали именно из-за письма, которое она принесла тогда, — ответил он, вскинув брови, а потом резко перевел взгляд на Лили. Она, слегка сгорбившись, отвела взгляд в сторону, вдруг ясно вспомнив тот день и то злополучное письмо.

— Это не она, — холодно проговорил Скорпиус, равномерно постукивая пальцами по ручке кресла. Алфита резко перевела взгляд на него, и в ее глазах появился какой-то непонятный для Лили вопрос.

— В таком случае, даже если у нас все получится, то он убьет нас из-за того, что мы втянули его сестру в это дело, — заметил Нотт, сжав руками лестничную перегородку. С каждой секундой, что она слушала этот разговор, в ней поднималась волна раздражения. Ей совсем не нравилось, когда о ней говорили в третьем лице при ее же присутствии, а с учетом, что они нуждаются в ее помощи, их поведение было более, чем грубым.

— Эй, я еще здесь, — заметила Лили, и в эту же минуту все трое поглядели на нее. — И знаете, вам стоит поработать над своими манерами, если хотите, чтобы я вам помогла.

Скорпиус, весело приподняв брови, вдруг расхохотался. И смех его был, словно ведро холодной воды.

— Вы поможете нам в любом случае, — произнес он, а потом, поднявшись с дивана и взяв рядом стоящую трость, на которую облокотился, стал медленно подходить к ней. — Империо, дорогая Лили, заставляет любого человека делать даже самые неприятные ему вещи. Но мы же не хотим таких отношений, правда? И да, вы же понимаете, что не можете никому ничего рассказать из того, что услышите здесь? Впрочем, я уверен, у вас достаточно развит инстинкт самосохранения, чтобы не поступать так. А знаете, почему вам не следует переходить дорогу Жесту? Вы под нашим тщательным наблюдением, — растягивал он гласные, подходя к ней все ближе и ближе, и Лили хотелось инстинктивно податься назад, но она держала себя в руках, только лишь бы казаться сильной. — И стоит нам заметить хоть что-то подозрительное — вы умрете. Я лично убью вас, невзирая на последствия.

Лили нервно сглотнула, неосознанно начав поглаживать левой рукой свою шею, когда Скорпиус подошел к ней почти вплотную, оставался только один шаг.

— Добро пожаловать в Жест, мисс Поттер. Поверьте, мы никогда не причиняем зла своим. А я искренне верю, что мы поладим.

И Скорпиус улыбнулся, только его глаза были жесткими, холодными, проедающими ее душу.

Лили сжала шею. Во всяком случае, отступать было некуда.

Лили неотрывно смотрела на Малфоя, нервно сжав пальцы в кулак, и испытывала внутри целый взрыв эмоций. Она сидела напротив него в этой странной мрачной комнате, и, когда Алфита и Корвус оставили их наедине, ей стало так неловко и волнительно, что она еле-еле заставила себя остаться на месте, а не подпрыгнуть и накинуться на него с вопросами, которых было слишком много. А ему, казалось, все было нипочем, он безразлично смотрел на нее в ответ, даже не пытаясь увильнуть, и весь его вид был до того расслабленным, что сразу становилось понятно, кто являлся хозяином положения.

Медленно отвернувшись от него, она стала перебегать глазами с предмета на предмет, подмечая про себя, что этот дом явно был чьим-то родословным имением: высокие портреты в толстой позолоченной раме презрительно смотрели и надменно кривились время от времени; чуть левее от лестницы виднелся ярко-бордовый гобелен, на котором волшебными нитями были вышиты имена и красивые белые пионы. Но до чего же безвкусно выглядел окружающий Лили антураж, предметы мебели не сочетались друг с другом, и даже эти громоздкие портреты казались не к месту. Все помещение было вульгарным и броским, и здесь было до того неуютно находиться, что она, вздрогнув, наконец посмотрела в упор на Скорпиуса, который лениво наблюдал за ней, словно считывая все эмоции и чувства. Сощурив глаза, Лили слегка повела головой, а потом, набравшись сил, произнесла:

— Мне нужна информация, мистер Малфой. Вы же понимаете, что я не стану вам помогать, если буду оставаться в неведении?

— Даже если от вашей помощи будет зависеть судьба Альбуса? — насмешливо протянул Скорпиус, склонив голову набок. — Не смешите меня, вы определенно согласитесь помочь нам. А информация будет лишь приятным бонусом. Если, конечно, я вообще захочу рассказать вам что-либо.

Лили раздраженно сверкнула глазами, и Скорпиус шире улыбнулся своей беспощадной улыбкой. Нет, просто так она не будет помогать ему. Ни за что.

— О, — протянул Скорпиус вдруг, и Лили удивленно посмотрела на него. — Вот видите, когда надо, вы все же проявляете свои гриффиндорские замашки.

— Вы читаете мои мысли? — воскликнула резко Лили, вскочив с дивана. Она возмущенно посмотрела на него сверху-вниз и в какой-то момент почувствовала странный стыд. Если все время он применял к ней легилименцию, то он мог узнать многое, о чем никто не должен был знать.

— О, еще как узнал, — серьезно проговорил Скорпиус, и улыбка исчезала с его лица моментально. — Вы даже не пытались прикрыть свое сознание, поэтому я не могу доверять вам информацию, ведь вас прочтет любой волшебник при первой же возможности. Это проблема, Лили. И нам придется ее исправить: начиная с завтрашнего дня вы должны будете тренироваться со мной, если, конечно, все еще хотите что-нибудь узнать и помочь брату. И только тогда я смогу хотя бы немного успокоиться.

— Вы хотите научить меня ставить барьер? — неверяще посмотрела на него Лили, некстати вспомнив, как в юности она уже пыталась научиться этому, занимаясь с отцом, только все попытки прошли даром: то его вызывали срочно в Министерство, то она сама не хотела приступать к урокам, считая это бессмысленным. В конце концов все так и закончилось — ни у него, ни у нее не хватило терпения. — Это невозможно, Альбуса хотят казнить уже меньше, чем через две недели, и, если вы говорите, что я могу вам помочь, то мы не можем терять столько времени.

— Конечно, — резонно подтвердил Скорпиус, и его голос был так спокоен, что Лили даже немного усомнилась, а правильно ли она все сказала? — Я скажу, что вам нужно будет делать, но не скажу вам ничего важного. В конце концов, Лили, все, что от вас требуется, это наладить свои отношения с главой авроров, и в один прекрасный день задержать его своей очаровательной персоной.

Она непонимающе уставилась на него, лихорадочно пытаясь вспомнить, кто же был главой авроров сейчас, но на ум никто не приходил. Она нахмурилась: Малфой точно не сошел с ума? Иначе объяснить его стратегию ей было крайне сложно.

— О, — протянул он опять насмешливо, и ей захотелось огреть его по голове из-за этой снисходительной улыбки, — вы не знаете главу безопасности магического мира? Как давно вы вообще выходили во внешний мир, если не знаете, что Джейк Томас занял должность вашего отца через два года после его смерти? Да-да, тот самый Томас, с которым, как я знаю, у вас интересные отношения, — и его улыбка стала шире.

— Знаете ли, — холодно протянула она, испытывая внутреннее удивление: Лили действительно никогда даже не интересовалась у Джейка, чем он занимается. В конце концов, они и не были так близки.

— Ваша беспечность к окружающему миру и его полное незнание поражают, — медленно протянул он, а потом, откинувшись на спинку дивана, внимательно посмотрел на Лили и медленно, с расстановкой проговорил: — Лили, вы должны помочь нам, и все, что от вас требуется — просто продолжать видеться с мистером Томасом как можно чаще, а параллельно с этим заниматься со мной окклюменцией. И когда я пойму, что вы готовы, я все расскажу: и план, и историю Жеста. При других обстоятельствах любая информация будет вызывать в вас слишком сильные эмоции, вы будете постоянно думать об этом, и Томас, почувствовав, что что-то вас уж больно терзает, обязательно проникнет в ваше сознание. Но так как времени действительно мало, то напишите ему письмо уже сегодня, встретьтесь завтра и прощупывайте почву, нужно решительно начать действовать уже сейчас.

— Как можно быть таким уверенным? — тихо протянула Лили, отведя свой взгляд в сторону, нервно перебирая руками складку юбки. Внутреннее волнение нахлынуло на нее с новой силой, и Лили, вздохнув, быстро проговорила: — Джейк может спокойно прочитать мои мысли во время нашей встречи, и тогда он узнает о Жесте, о том, кто вы, и у Альбуса совсем не будет шанса…

— Томас не станет этого делать, — резко перебил ее Скорпиус, и Лили невольно посмотрела на него: о как безмятежен и холоден был его взгляд! — Он слишком любит вас, чтобы просто так войти в ваши мысли и увидеть, что вы к нему ничего не испытываете.

Она на секунду задержала дыхание, чтобы высказать что-то резкое и грубое, а потом просто поняла, что он чертовски прав. И ее действительно пугало то, насколько хорошо Скорпиус умел определять всю подноготную людей, как ловко он пользовался своими способностями, чтобы добиваться своих целей. Лили смотрела и прекрасно понимала, что сейчас он считывает все ее мысли и даже не пытается проявить элементарную вежливость и уважение, а потом она подумала: если только от этих уроков и нескольких встреч с Джейком зависит судьба Альбуса, то Лили готова. Ей было все равно, насколько Жест аморален и как низко падает она сама, договариваясь с ним о совместных действиях. Она просто хотела спасти брата, которого любила, наверное, больше всех.

Скорпиус улыбнулся. Да, конечно, он считывал все ее мысли, будто с ладони. И Лили лишь сильнее сжала руки, убеждаясь, что в их занятиях будет толк: она закроет свое сознание от этого раздражающего и наглого типа.

Поэтому на следующее утро она рано проснулась и стала готовиться к их встрече. На тумбочке стоял черный конь, дожидаясь момента, когда Лили с помощью него перенесется в то странное помещение. Однако день не задался с самого начала: несмотря на то, что Джейк с радостью отозвался письмом на ее приглашение, она испытывала внутри такие странные ощущения, что ей хотелось взвыть. Больше всего на свете она не любила обнадеживать влюбленных в нее людей, а когда этот человек был еще и лучшим другом старшего брата, это добавляло всей ситуации ещё больше минусов.

Покрутившись возле зеркала больше получаса, дабы наложить косметические чары, Лили никак не могла выкинуть из головы Скорпиуса и в какой-то момент поняла, что встреча с ним и есть причина, почему она так старательно приводит в порядок свой внешний вид. Ей было волнительно: уроки окклюменции с ним могли закончиться очень плачевно, ведь она помнила так много, и все это было таким негативным, связанным с ее провалами и неудачами, что ей стало страшно. Лили ни за что не хотела признаться себе, но она действительно боялась, что Скорпиус тоже начнет считать ее беспросветной дурой, ведь сейчас, несмотря на насмешки и холод в глазах, он говорил с ней на равных. И плевать, если все это только из-за того, что она сестра Альбуса.

Скептически оценив свой внешний вид, Лили взяла пальто, ведь сразу после встречи со Скорпиусом ее ожидал в пабе Джейк. Тяжело вздохнув и мысленно попытавшись настроить себя на позитивный настрой, она стремительно схватила коня с тумбочки и, зажмурившись, сразу же перенеслась в нужное место, а потом, когда Лили нерешительно приоткрыла глаза, то тотчас наткнулась ими на веселый, слегка озорной взгляд смутно знакомого ей мужчины.

— Значит, сестра не врала, и ты действительно теперь с нами, — весело протянул он, резко встав с места и ещё шире улыбнувшись. — Икарус Забини, — и он дружелюбно протянул ей руку, которую она неловко пожала, даже не зная, что и думать. — Все это время я следил за тобой, та еще морока, учитывая, что ты вечно куда-то опаздываешь и бежишь.

Лили удивленно приподняла брови, смотря на него во все глаза, и, когда он увидел, какую реакцию произвели его слова, то тут же положил свои руки в карманы и слегка хмыкнул.

— О, ты еще ничего не знаешь? — и Икарус покачал головой, опустив свои глаза на журнальный стол.

— Нет, и, будьте любезны, объяснитесь, — возмущенно, но тихо проговорила Лили, даже не пытаясь смилостивиться и убрать свой пристальный взгляд с его лица.

— Ну, Альбус всегда велел наблюдать за тобой и…

— Мерлин, Забини, ты идиот, — услышала Лили у себя за спиной и тут же обернулась. Прислонившись к стене, вальяжно стоял Нотт и холодно смотрел на них своими безжизненными глазами. — И как ты вообще дослужился до Министерства?

— А что такого? — надменно бросил Икарус, посмотрев на него также прохладно: обоюдное презрение так и искрилось их глазах. — Эта информация не представляет никакой ценности.

— Попробуй докажи это Малфою, — все также холодно отвечал Нотт, а потом, оттолкнувшись от стены, он медленно подошел к Лили. — Идите на второй этаж, вас уже давно ожидает Скорпиус.

У нее внутри все замерло от предвкушения, и, кивнув головой на прощание, она медленно стала подниматься по лестнице, скрип, издаваемый старым деревянным полом, неприятно резал слух. Руки, как и всегда, стали в момент ледяными от страха, и она лишь сильнее сжимала в руке палочку, внимательно уперев взгляд в пол, чтобы не упасть. Что ее вообще может ожидать на этом занятии? Определенно, очередная порция неудач.

Открыв дверь, Лили сразу увидела Скорпиуса, который стоял к ней спиной и напряженно облокачивался на стол. Вся его фигура была облачена в черную одежду, красивая трость стояла совсем рядом, и весь его вид говорил, что он чем-то недоволен. Лили тихо вздохнула, прикрыв за собой дверь.

— Вы опоздали, — жестко сказал он, даже не повернувшись, и Лили вся напряглась.

— Всего пять…

— Всего? — медленно протянул Малфой, наконец обернувшись. Его волосы сегодня были зачесаны назад, и она смогла различить на его виске длинный рубец, который, хоть и зажил, но был еще молодым. — Мы не можем позволить себе такую роскошь, как неорганизованность, мисс Поттер. Если вы считаете, что опоздание — приемлемо, то у меня для вас плохие новости: я буду мстить и обучать вас манерам.

— Что?..

— Легилименс!

Лили совсем не успела сориентироваться, когда он проник к ней в сознание. В голове пролетали картинки: ей пять, она смотрит на детей, которых отдают в маггловскую школу… шестнадцать, и она с ужасом видит, как магглы, смеясь, показывают пальцем на древние картины в Хогвартсе… ей страшно, она смотрит на провода, джинсы и слушает странную, непонятную речь… магглы ей неприятны.

Щелк, и она уже видит свою одноклассницу, Поппи Браун, она скалится, смотрит на нее, а за спиной стоят три девочки.

— Поттер, ты что, не любишь магглов?

Громкий смех оглушает ее, Лили мерзко, она сжимает крепче палочку.

— Что скажет твой отец, когда узнает, что его дочка — ненавистница магглов?

Ярость наполняет ее, и, не выдержав, Лили резко разворачивается и взмахивает палочкой, яркая вспышка озаряет коридор…

— Нет! — громко вскрикнула Лили, и в следующий момент воспоминания рассеялись, она увидела Малфоя, который одной рукой придерживал свой локоть, слегка поглаживая его.

— Серьезно? Ты решила применить ко мне Бамбардо, чтобы оставить поток своих мыслей? — насмешливо протянул Скорпиус, по-прежнему придерживая одной рукой локоть, и она заметила, что половина стола была отброшена ее магией, видимо, когда Поттер пыталась выкинуть Малфоя из своей головы.

Яростно сверкнув глазами, Лили подошла к нему на полшага и чуть громче нужного проговорила:

— Малфой, ты даже не предупредил меня!

— Неужели ты думаешь, что кто-то будет спрашивать разрешения, чтобы проникнуть в твое сознание, Поттер?

Лили нахмурилась, ничего не ответив, сжав палочку сильнее. Прикусив губу, она бросила на него испепеляющий взгляд, и в ту же секунду Скорпиус четко и быстро произнес:

— Легилименс!

Ее опять накрывает поток мыслей, Лили силится остановить воздействие Малфоя, но у нее совсем не хватает сил. Перед глазами кабинет Макгонагалл и родители, они, склонившись, спрашивают:

— Лили, зачем ты напала на Поппи?

У них в глазах есть что-то наподобие разочарования, и Лили, сжавшись, нервно кусает губу. Она боится сказать своему отцу, что причина всего ее поведения — приставания Поппи с ее вечным «ты ненавистница магглов, Поттер, что скажет твой папочка?».

Ей страшно.

Секунда, и перед ней другая картинка. Икарус Забини весело говорит ей о том, что он следил за ней… Альбус и Джеймс сидят и переглядываются друг с другом, когда она счастливо смотрит на них, сжимая в руках фигурку волшебных шахмат… темный вихрь накрывает ее, и она опять видит Альбуса, с которым Лили сидит возле Большого озера, у нее в руках альбом с рисунками, и она старательно выводит на листе его профиль.

— Лили, не общайся с Розой… — говорит он тихо, сжимая руки в кулаки. — Она использует тебя, чтобы самоутвердиться.

И он поворачивается, смотрит на нее, и в его взгляде она видит собственное отражение. Лили грустно. Ей кажется, что в мире нет никого, кто бы мог ее так хорошо понимать…

— Забавно, — протянул Скорпиус, и Лили открыла глаза, ощущая внутри какую-то удивительную пустоту. Она невольно схватилась рукой за грудь и слегка смяла блузку, лихорадочно пытаясь привести в порядок сбившееся дыхание. Воспоминания о Поппи Браун, что вечно донимала ее в Хогвартсе своими глупыми задирками, неприятно резанули по сердцу: наверное, то страшное разочарование в глазах отца после ее нападения на одноклассницу было самым ужасным воспоминанием во всей жизни в принципе.

Резко подняв голову, она бессмысленным взором посмотрела на Скорпиуса. Несмотря на то, что на его лице висела кривая улыбка, она почувствовала, что он недоволен.

— Ты даже не пыталась сопротивляться в отличие от первого раза.

Лили промолчала, резко отдернув руку от блузки и, сощурившись, сжала сильнее палочку, ожидая любой выпад с его стороны. Она больше не позволит ему вторгаться так просто в свое сознание.

— А знаешь, почему? — холодно протянул он, отвернувшись, — в первый раз в тебе проснулась ненависть. Поппи Браун, — тянет Малфой медленно, — ты серьезно обращала внимание на ее тупые задирки?

— Ну не все же такие хладнокровные, — перепорадировав его тон, проговорила Лили, сверкнув глазами.

— И то верно, — насмешливо протянул Скорпиус, пристально смотря на нее. — Твоя сила в ненависти, Поттер. Всегда используй это, ведь стоит тебе только на секунду впасть в грусть, как ты становишься непозволительно слабой. С таким открытым сознанием тебя не составит труда сломать.

Но и опять она упорно молчала, следя за каждым его движением, пытаясь предугадать, что он сможет предпринять сейчас. Лили не доверяла Малфою и ждала от него любого подвоха, а потому, сильнее впиваясь ладонью в деревко палочки, она решительно смотрела на него в упор, чувствуя какую-то странную смесь ненависти с азартом.

— Встретимся завтра, Поттер, — протянул наконец он после их минутного обоюдного молчания и испепеления друг друга глазами, а потом усмешка опять пробежала по его губам. О, как она ненавидела эту его вечную манеру насмехаться над ней!

Не выдержав, Лили резко развернулась, направившись прямо к двери, и только его тихий голос заставил ее остановиться в тот момент, когда она уже собиралась покинуть это треклятое помещение, чертыхаясь и проклиная все подряд.

— Поттер, постарайся сегодня, Томас очень нужен нам, — она замерла, робко посмотрев на него из-под челки. На этот раз Малфой не усмехался и не скалился, только его глаза по-прежнему были холодными, словно лед, и от этого, наверное, и без того онемевшие ее пальцы стали будто бескровными.

Лили нервно сглотнула. Ей показалось, но… кажется, она ощутила, как сильно и неумолимо бьется ее несчастное сердце.

* * *

Взволнованная, она влетела в бар, даже не пытаясь привести себя в порядок. Мысли путались у нее в голове, Лили не могла заставить свое сердце хотя бы на секунду помолчать, ведь сейчас ей нужно было встретиться с Джейком и быть как можно менее подозрительной. Но чем ближе она подходила к столику, за которым восседала так хорошо знакомая ей фигура, тем больше начинала нервничать, понимая, что все время думает совсем не о Джейке и миссии, а о треклятой темной комнате и этих холодных глазах.

— Джейк! — взяв себя в руки, весело проговорила она, усевшись напротив. Лили старательно улыбалась, чувствуя, как внутри у нее все просто ноет от боли, но она не выдавала своих истинных чувств ни единым жестом.

— Лили, — проговорил он, и какая-то легкая улыбка пробежала по его губам. Джейк всегда улыбался рядом с ней, хотя она прекрасно знала о том, насколько суров он с остальными людьми. Льстило ли это ей? Что ж, Поттер было плевать. — Я приходил сегодня в больницу, — протянул Томас, сделав минутную паузу, во время которой он глубоким взглядом посмотрел на нее. — Ты уволилась?

— Мерлин, ты следишь за мной? — усмехнувшись, проговорила Лили, подперев руками подбородок, ощущая какую-то нервозность.

— Нет, племянник заболел…

— И ты решил бросить работу в самый разгар дня и сводить его в больницу? — вкрадчиво протянув гласные, бросила она, видя, как он еще шире улыбнулся.

— Прости, это выше моих сил — не видеть тебя больше двух дней.

И они замолчали. Вокруг шумели люди, раздавался веселый хохот, а она просто лениво наблюдала за тем, как он выудил из кармана пачку папирос и медленно затянулся, выдыхая кольца дыма. И все это время Джейк также смотрел на нее в ответ, и у него был такой серьезный взгляд, что Лили становилось не по себе. Поэтому, слегка нагнувшись, она выхватила у него папироску, и сделала быструю затяжку, почувствовала, как легкие начинают неприятно зудеть.

— Подростковый бунт продолжается? — весело проговорил он, и Лили слегка покраснела. Да, когда ей было пятнадцать лет, и она ненавидела весь этот мир, Поттер действительно увлеклась сигаретами, за что получала нагоняи и целые скандалы. В конце концов, Лили бросила это дело, но по-прежнему любила иногда почувствовать знакомое ощущение расслабления.

Затянувшись, она лишь прохладно произнесла:

— Хорошо бы вернуться в те годы.

Джейк посерьезнел, и какая-то болезненная морщинка появилась на его лице. Весь он представлял собой комок стресса и забот, и ей на секунду стало жалко его, доброго и отзывчивого, того, кто действительно верил в то, что любил. Она смотрела на него, опять ощущая внутреннее напряжение: ей не хотелось обманывать его, давать надежду на что-то… большее, но если стоило выбирать между братом и им, то… Лили готова была даже сломать его.

— Я знал, что так и будет: тебя выгнали из-за этого ублюдка…

— Не надо, — четко процедила Лили, поморщившись. Рука с папироской безжизненно повисла в воздухе.

— Лили, — с болью в голосе произнес он и поднял наконец свои глаза. — Не забыла ли ты, что у тебя есть еще один брат? Почему ты всегда защищаешь только одного его?

Упоминание о Джеймсе отдало какой-то тоской, и Лили еще сильнее поморщилась, чувствуя внутреннее раздражение. Она так и не смогла определиться со своими мыслями и чувствами, поэтому предпочитала просто избегать любых встреч с Джеймсом: Лили не могла и не хотела смотреть в эти родные карие глаза и понимать, что, хоть он и поступил правильно с точки зрения общества, но, тем не менее, предал их семью.

— Джеймсу трудно, Лили, — продолжал он, как будто не видя, что ей совсем не хочется вспоминать старшего брата. — Его хотят выгнать из квиддичной команды, игроки не разговаривают с ним, а на следующем матче он будет сидеть на скамейке запасных. И это — Джеймс Поттер, звезда гарпий! Ты же понимаешь, что Мелани уйдет от него сразу, как только он потеряет свое место и славу? Что с ним станет после развода, Джеймс безумно влюблен в нее!

— Его женитьба изначально была идиотской затеей, всем было сразу понятно, что Мелани — меркантильная дрянь, — тихо проговорила Лили, сжав сильнее папироску в руках, с которой медленно падали искорки.

— Да не в этом же дело, — устало протянул Джейк, прикрыв глаза. — Да, Джеймс импульсивный и поступает, основываясь на чувствах, но он не убийца, и он не разрушил тебе жизнь. Ты посмотри, Лили: люди ненавидят вас, не спасает даже то, что ваш отец — Гарри Поттер. В Англии вы будете презираемы, вас не пригласит ни одно знатное семейство, хотя вы вообще ни при чем. Альбус разрушил ваши жизни…

— Хватит! — с некоторой злобой воскликнула Лили, сжав крепко зубы, она смотрела на него горящими глазами и хотела просто испепелить.

— Почитай газеты, почитай, — бросил он, даже не пытаясь отвести взгляд в сторону. — Ты ведь даже до конца не осознаешь, что он совершил, верно? Семь терактов, применение «империо» к министерским сотрудникам, планирование акций, направленных против магглов, посещающих Хогвартс. Это далеко не все, Лили. Из-за него гибли люди, ни в чем неповинные люди. И все только из-за отрицания возможности сближения магглов с волшебниками… я действительно не понимаю, как он вообще мог преследовать такие взгляды, учитывая, из какой семьи. Вспомни наконец о Джеймсе, он любит и дорожит тобой намного больше, но ты словно не замечаешь его! Для тебя существует один только он.

Сильнее сжимая папироску, Лили хотелось просто встать и уйти, но она сидела и не двигалась, слегка прикрыв глаза. Все, что говорил Джейк, было логичным и правильным, только почему же сердце ее никогда слушало разум? Ее разрывали на части противоречия: ненависть и любовь к обоим братьям просто сводили с ума, заставляя окунуться в самый ад внутри себя.

Они молчали достаточно долго, когда Джейк, улыбнувшись, накрыл своей ладонью ее крепко сжатую руку, лежащую на столе, из-за чего Лили непроизвольно дернулась и, чтобы точно не вскочить с места, сильно затянулась.

— Не злись, красавица.

— Что за дурацкое прозвище? — прохладно бросила она, выдохнув пар прямо ему в лицо.

— Это лишь констатация очевидного.

И искренне улыбнулся ей, демонстрируя глазами такую нежность, что ей стало тошно. Отчего в этом мире все было так некстати и не вовремя? Лили тяжело вздохнула, ловко потянув свою руку на себя, тем самым освободившись.

— К сожалению, мне уже нужно уходить, — проговорил наконец он, отвернувшись. Было видно, что его слегка задевало ее такое поведение, но она совсем ничего не могла поделать с собой. — Надеюсь, до скорой встречи, Ли…

— Давай послезавтра в этом же месте и в это же время? — резко проговорила она, когда Джейк поднялся с места. Он удивленно посмотрел на нее, и она видела, как Джейк будто даже расправил плечи — настолько ему было приятно.

— Конечно, — тихо ответил он, а потом резко трансгрессировал, оставив ее в одиночестве.

Лили опять затянулась сильно и вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд. Подняв глаза, она увидела сидящего напротив нее Малфоя, и ее сердце опять невольно пропустило удар. Он был недоволен: Лили не могла точно знать, почему так было, но она как будто чувствовала весь его эмоциональный спектр нутром. Скорпиус злился. Она опять провалилась, заведя разговор не в то русло.

Внутри поднялась некоторая ярость, и она нагло уставилась на него, выдохнув густой пар прямо в его сторону, а потом, резко поднявшись, вышла на улицу, тотчас замедлив шаг. Лили ждала, что вот сейчас он встанет и пойдет за ней. Малфой будет кричать на нее или просто насмехаться, но он определенно пойдет за ней.

Глупо улыбнувшись, она стала идти еще медленней, чувствуя мелкое покалывание в руках. Сердце билось, как сумасшедшие, от одной только мысли о предстоящей игре в психологию, которую они вечно затевали, оставшись вдвоем. Робко развернувшись, Лили действительно увидела его силуэт, и сердце затрепетало еще быстрее. Облизнув сухие губы, она резко повернулась обратно, чтобы стоять спиной к нему, заранее подняв надменно бровь и сделав свой вид как можно более уверенным.

Только никто не окрикивал ее, казалось, Малфой то ли покинул улицу, то ли вообще не заметил ее, и поэтому, не сдержавшись, она повернула голову, и уверенность ее слетела сразу. Потому что Скорпиус действительно по-прежнему стоял на улице, только он был не один: рядом с ним, повиснув на его руке, лепетала что-то Роза Уизли, и ее белые зубы сверкали так сильно, что казалось, будто это маленькие ножи.

Резко развернувшись, Лили неверящие уставилась на асфальт: у Розы и Скорпиуса что-то было? Их что-то связывает? На секунду ее затошнило от собственной глупости и импульсивности, и Лили непроизвольно прикрыла рукой рот. Она такая наивная. Он ведь даже никогда ничего не рассказывал ей, Лили не знала совсем ничего ни о нем, ни о его прошлом, ни о своих братьях, ни о Розе, ни о том, что происходит в мире. Она просто жила в своем мирке, не обращая внимания на действительность, которая тоже жила и менялась.

Когда Лили проглядела свою жизнь? Когда началось ее замирание, попытка уйти с глаз общества и оставаться только с собой?

Неуверенно повернувшись, она пристально следила за тем, как их высокие силуэты исчезали в толпе. Да. Роза красивая, высокая и яркая: она, ничего не умея, могла делать все. То ли дело Лили, средняя, обычная, пустая. Просто никакая Лили Поттер, дочь героя войны, которая искренне не любит магглов.

«Что скажет твой папочка, Поттер?».

Лили задержала дыхание.

Что ж, он будет неимоверно разочарован.

Весь следующий день Лили никак не могла забыть разговор с Джейком. И вроде он не сказал ничего необычного, по крайне мере, все это было уже давно им озвучено, но в совокупности с таким метким замечанием Скорпиуса о том, что она совсем не знает действительности, Лили впервые серьезно задумалась и окончательно осознала — после смерти родителей она так замкнулась на своей семье и себе, что совсем перестала разбираться в том, что происходит в мире. И вот, когда времени до занятия с Малфоем оставалось очень много, а делать ей было нечего, она, попросив эльфа принести газетные выпуски за прошлые года, пошла в бывшую комнату Альбуса и робко присела на кровать, почувствовав, как внутри образовался какой-то спазм, мешающий дыханию. Все было так же, как и в ее детстве: светло-голубые обои, широкая кровать с зеленым балдахином и куча книг на полках. Она переводила взгляд с корешка на корешок: книги были старые, местами истертые, но все они были так или иначе связаны с школьными предметами, ведь Альбус всегда был прилежным учеником. Лили ясно помнила, как бережно он относился к каждому фолианту, как часами напролет сидел за тяжеленными томами, не обращая особого внимания на тот балаган, что творился в семье Уизли-Поттер. Он, находясь все лето с ними под одной крышей у бабушки, тем не менее, оставался в стороне. Для Альбуса семьи-то, наверное, и не существовало.

Лили тяжело вздохнула, медленно подойдя к книжной полке, а потом, словно заведенный механизм, стала вытягивать книгу за книгой, бросая их на пол, лихорадочно думая лишь об одном: что, если он мог оставить здесь что-нибудь? Улику, подсказку или что-то в этом роде? И эта мысль так захватила ее, что Лили лишь упорнее вытаскивала книгу за книгой, царапалась об острые концы, но, не чувствуя ни малейшей боли, она с отчаяньем продолжала кидать книги на пол, проверяя их содержимое. Однако тщетно: в них ничего не было.

Разочарованно фыркнув, Лили, окончательно осознав, что ничего здесь нет, прошлась вдоль комнаты, вглядываясь в другие предметы мебели, но как бы она ни старалась найти что-нибудь интересное и значимое, ничего у нее не получилось. Альбус, скорее всего, забрал ценные вещи на новую квартиру. Да и, если учитывать, что сами авроры не могли найти ничего в результате своих поисков, то что могла Лили?

— Хозяйка! — прокряхтела Пэгги, и Лили благодарно кивнула головой, забирая стопки газет из ее тонких рук.

— Спасибо, Пэгги, ты можешь быть свободна.

Но домовик, моргнув, никуда не ушел, и Лили, робко улыбнувшись, почувствовала некоторую нервозность и вопросительно посмотрела на Пэгги, которая быстро затараторила:

— Вам пришло письмо, хозяйка!

Вздрогнув, Лили аккуратно взяла запечатанный конверт из рук домового, который, крутанувшись, исчез в воздухе, только она этого не заметила — Лили бессмысленно смотрела на письмо, так некстати вспоминая, что вот однажды из-за такого же несчастного конверта был пойман ее брат. И сдал его Джеймс. Прикрыв глаза, Лили с невыносимой мукой втянула воздух и тихо усмехнулась. Что еще должно произойти в ее жизни, чтобы она окончательно сломалась? Как много ей еще предстоит пережить, чтобы все эти муки ада прекратились? Сжимая конверт все сильнее, Лили невзначай задумалась о Скорпиусе, и одна мысль о том, что в тот проклятый вечер он уходил с Розой, моментально вывела ее из тоски и заставила с яростью впиться глазами в конверт. В графе отправителя значилось: Луи Уизли.

«Дорогая Лили!

Пишу тебе с горячими приветствиями и с мольбами от моей матушки, которая требует твоего скорейшего визита во Францию. Сама знаешь, после того, как Доминик уехала, она медленно сходит с ума, и мы с отцом уже не знаем, чем бы ее развлечь. Поэтому, почему бы тебе прямо сейчас не махнуть к нам? Осень, а к тому же зима, в Англии тоскливая, зачем тебе сейчас там сидеть? Скорее приезжай в Ракушку, ты же знаешь, мы всегда ждем тебя.

С наилучшими пожеланиями, Луи».

Сердце у нее дрогнуло, когда, всматриваясь глазами в знакомые завитушки, Лили сильнее сжимала пергамент в своих руках. Луи Уизли был ее самым любимым кузеном, его семья — самыми близкими родственниками, а Франция, в которой она бывала всего два раза, была настолько заманчивой и радужной, что у нее невольно заслезились глаза. Конечно, вряд ли они знают что-либо об Альбусе, его аресте и прочем; там, в этой далекой стране, у нее могло бы быть будущее и семья, ведь тетя Флер и дядя Билл были единственными, кто после смерти родителей забрал ее к себе на месяц в Ракушку, чтобы она могла прийти в себя. Но только радости от этого письма не было. Что-то внутри тянуло ее в мрачную комнату, к Жесту и к мысли о спасении брата. Да, Лили могла сбежать к Луи, могла бросить Джеймса, которого искренне боялась встретить, Альбуса, которому, скорее всего, не уготована даже могила, Розу, что будет по-прежнему блистать по жизни, и Скорпиуса, который, что бы он там ни говорил, она уверена, не станет за ней бегать, дабы принудить к делу. Но Лили не могла. Внутри нее, коптя легкие, росла с каждой секундой такая ненависть и ярость, что одна лишь мысль о побеге казалась глупой. Она остается. И чего бы ей ни стоило, как дорого ни пришлось бы поплатиться в дальнейшем, Лили доведет это дело до конца и узнает всю правду.

Поэтому, откинув письмо на кровать, следующие два часа она старательно вчитывалась в газетные статьи, и от каждой новой страницы кровь стыла в жилах. Если про первый взрыв в Министерстве она знала, как и про взрыв в отделе, где работала мама, то остальные пять терактов были для нее загадкой. И каково же было ее удивление, когда она поняла, что остальные три взрыва происходили в одних из самых неблагоприятных волшебных районов, в местах, у которых была дурная слава и куда вечно наведывались авроры, чтобы проверять рынки сбыта черных артефактов, а остальные два были устроены в банке Гринготтс, в результате которых пострадали государственные сейфы с крупными магическими реликвиями.

И Лили впервые задумалась, а зачем же Альбус это делал? Почему он совершал настолько странные акции, в которых страдали волшебники, а не магглы, и которые скорее были на руку правительству, чем кому-либо? Как вообще могли быть связаны сейфы банков с неблагоприятными районами, и зачем им нужен был офис газеты «Ежедневного пророка»? Во всем этом что-то не сходилось: у Жеста должна была быть какая-то идея и какой-то мотив, иначе… Она вздрогнула, медленно перевернула газетный выпуск за прошлую неделю и стала окунаться в чтение. Здесь уже говорилось о личности Альбуса, о его семи преступлениях и о том, что он накладывал империо на министерских сотрудников, и каково же было ее удивление, когда в списках пострадавших от магического воздействия она обнаружила Икаруса Забини. Лили еще раз перечитала статью, в которой говорилось о том, что после задержания Альбуса в его квартире удалось обнаружить некоторые секретные документы, которые можно было добыть только имея вход в специальные отделы, и вскоре аврорам удалось вычислить Икаруса Забини и еще двоих сотрудников, которые и служили в этом отделении. Кроме того, что в их сознании обнаружились следы непростительного заклинания, в самом конце статьи говорилось лишь о том, что вскоре всем пострадавшим удалось восстановить сознание, однако всех троих из секретного отделения уволили, переведя в другие, менее значительные.

Отложив газету, Лили опять окинула взглядом комнату брата и попыталась сконцентрироваться: ясно было, что Икарус не просто так служил в этом отделении и что никакого заклинания на него не накладывали, так каким образом он смог симулировать империо? Это определенно сделал не Альбус, к тому времени его уже задержали, а значит, он вряд ли смог бы проделать такую сложную операцию. Тяжело вздохнув, Лили распахнула глаза шире, замерев: конечно же, это сделал Скорпиус. И, Мерлин, на что он еще мог пойти ради… ради чего? Зачем Жесту вообще нужен был доступ в секретный отдел?

Мысли смешались, когда она, не ощущая ничего, молчаливо смотрела в пространство. Проведя рукой по поверхности стола, Лили, словно сквозь туман, подумала, что здесь вряд ли можно найти что-то полезное. Но в штабе Жеста вполне. Посмотрев на время, она с некоторым ужасом осознала, что до занятия со Скорпиусом осталось около 10 минут и что нужно было бы уже трансгрессировать в штаб, только вот при мысли о Малфое внутри нее что-то раздраженно заныло. Перед глазами опять выросла его высокая фигура и Роза, которая так улыбалась ему, что у Лили просто сводило руки. Что их вообще могло связывать?

Малфой был настоящей загадкой, и это бесило до ужаса. Лили понимала, что не готова ждать того момента, когда он расскажет ей то, что обещал, поэтому нужно было попробовать проникнуть в его сознание. И это было бы действительно выигрышным вариантом, только невозможным. Он всегда был сконцентрирован и замкнут, пролезть в мысли к такому человеку можно было только в минуты эмоциональных всплесков, но были ли такие у Малфоя?

«Сегодня точно не выйдет, надо самой пробовать держаться стойко, чтобы он не смог увидеть… то, что я действительно думаю о нем», — подумала Лили и тут же схватила коня, трансгрессировав. Очертания комнаты вновь навели на нее уныние, но, не увидев никого в гостиной, она, не дожидаясь, тотчас быстрым шагом направилась в комнату на втором этаже.

Открыв дверь, Лили даже не удивилась, увидев его ровную спину, облаченную в черную водолазку. Малфой что-то искал в бумагах у себя на столе, однако при скрипе не вздрогнул и даже не повернулся. Казалось, он не боялся ее от слова совсем, иначе можно ли было стоять спиной к противнику?

— Видишь, практика меняет твои привычки, Поттер, ты перестала опаздывать, — протянул насмешливо Скорпиус, и у Лили от раздражения невольно вырвался смешок. Почему-то перед глазами, как назло, в который раз выросла Роза Уизли, которая, схватив Скорпиуса за рукав, что-то весело щебетала, и у Поттер свело челюсть.

— Нелепое предположение, мистер Малфой, — отчеканила Лили, намеренно сделав акцент на его имени и на том, как официально она произнесла его. Но он даже не дернулся. — Мне просто не хочется, чтобы вы проникали ко мне в сознание.

— Даже так? — заинтересованно вскинул брови Скорпиус, наконец повернув голову к ней. Он пристально посмотрел ей в глаза, прекратив перебирать бумажки, и усмехнулся. Взяв палочку, он повернулся к ней теперь уже всем корпусом и облокотился о стол. Его что-то определенно забавляло. — Сегодня ваше сознание закрыто, вы просто молодец. А жаль, как бы мне хотелось еще полазить в ваших воспоминаниях, ведь за наши занятия я узнал много нового: например, что Икарус уж больно болтлив, — сжав палочку в руке, Скорпиус безразлично произнес: — Как врач с приличной практикой, ответьте мне, пожалуйста: рубцы, оставленные Темной магией, долго заживают? И насколько болезнен процесс заживления? 

У нее все замерло от ужаса, когда Скорпиус, холодно улыбнувшись, пристально посмотрел в ее глаза, заставляя Лили почувствовать себя совсем ничтожной. Резко подавшись вперед, испытывая неимоверную ярость, Поттер подошла к нему почти вплотную и тихо, но четко проговорила, забыв обо всех приличиях и правилах, которые она же выстроила для себя сама:

— Да как ты мог, Скорпиус?! Он же твой соратник! — с ужасом протянула она, но ничто не дрогнуло в лице напротив. — И ничего он мне не рассказывал такого особенного, из-за чего ты мог издеваться над ним! — Скорпиус улыбнулся еще сильнее, а потом, взяв ее крепко за локоть, подвел к себе ближе и прошептал, сверкая безмятежными глазами:

— Любая мелочь, мисс Поттер, может испортить даже самый гениальный план. А такая мелочь в руках взбалмошной девицы, которая не умеет контролировать свои эмоции, тем более. Вы, как всегда, даете волю эмоциям, — продолжал он, и Лили на секунду показалось, что в его глазах промелькнула искра азарта. — За них придется платить… Легилименс!

И он опять врывается в ее сознание. Перед глазами — сверкающих снег деревни Хогсмид… она кидает снежком в лицо Альбуса и звонко смеется… момент — и Альбус наваливается в нее, они оба оказываются в снежном сугробе… Лили весело… она закрывает ладонями лицо, чтобы не пугать окружающих своим смехом…

Воспоминание меняется. Она стоит за дверью своей комнаты и слышит громкий смех одноклассниц…

— Кто бы мог подумать, что Поттер назначат старостой?

— Просто возмутительно, и это тогда, когда есть Роза!

—Вот именно! Выбирая между ней и Розой, очевидно же, что вторая справится намного лучше! Поттер настолько тупа, что ей нельзя доверить даже котел, а тут целая орава школьников.

— И это она будет защищать честь Гриффиндора? Уже даже не смеяться, а плакать хочется…

— Да-а, Роза несомненно справилась бы лучше! Что вообще может Поттер? Разве что строчить своему папочке письма, чтобы ее выгородили. Помнишь, как она напала на Поппи? Бедняжка пролежала в лазарете почти две недели, да после такого нужно было немедленно выгнать ее из школы! А в итоге: Гарри Поттер пришел в школу и все уладил.

— Мерлин, какая же Поттер никчемная. Кто она без своего отца?..

Лили сжимает кулаки, прикрыв глаза. Но она ничего не делает, лишь разворачивается и уходит прочь…

Воспоминание меняется. Теперь она сидит в кругу семьи, и многочисленные тетушки и дядюшки громко смеются. Ей душно и противно, Лили смотрит во все глаза на Розу и пытается не взвыть.

— Роза, ты уже решила, куда будешь поступать? — спрашивает весело дядя Билл, откусывая крупный ломтик от курицы. Роза смеется. У нее на лице извечная маска превосходства.

— Пойду на государственное управление, — она поправляет свои и без того идеальные волосы, а потом, заметив Лили, весело усмехается. — Скорее всего, пройду стажировку у магглов, а потом заступлю в Министерство. Ах, дядя Билл! — протянула она, и Лили отвернулась, лишь бы не видеть ее лица. — Как трудно в этой жизни постоянно чего-то добиваться. Завидую беспечности моей любимой сестренки Лили, она никогда ничего не делает и просто наслаждается жизнью, можно было бы сказать, что это глупость, но… это такое удивительное свойство в нашем мире: ни к чему не стремиться…

— Нет! — крикнула Лили, резко открыв глаза. Она знала, что за воспоминание будет дальше: это будет то, как Лили смотрела на удаляющихся Розу и Скорпиуса, и она ни за что не позволила бы ему увидеть, как грустно и тоскливо ей стало в тот момент.

Скорпиус разжал руку, которой все это время держал ее локоть, и она увидела, что с нее медленно стекала алая кровь. Ужаснувшись, Лили робко прикусила губу, понимая, что это она ранила его своим всплеском магии, дабы он вышел из ее головы: отчасти ей было совестно за свои неконтролируемые сплески магии, но с другой стороны… Лили отчего-то хотела, чтобы он мучился за то, что страдала она.

— Уже лучше, — сухо прокомментировал Скорпиус, и Лили подняла на него глаза, которые начинали предательски слезиться. Они молча смотрели друг на друга, и его лицо больше не было насмешливым: оно было жестким, словно выбитым из мрамора. — Роза Уизли… — протянул Малфой медленно и задумчиво, не отрывая своих ледяных глаз от нее, и Лили нервно сглотнула. Мерлин, что же могло быть между ними? — Да, она добивается того, чего хочет, — он скривился. — Но какой ценой?

Лили вдруг почувствовала, что сейчас точно расплачется, поэтому резко отвернулась от него, даже не боясь, что он может запросто проникнуть в ее сознание. Было уже абсолютно плевать, войдет ли он в ее воспоминания или нет — что могло быть хуже того, что Малфой уже увидел? Над ней стоило лишь потешаться: всю свою жизнь она вела неравную борьбу со своей кузиной, и неизменно падала вниз. Оттого ли ее так распирало лишь от одной мысли, что их могло связывать что-то действительно значимое? Или… или было что-то другое, то, в чем она боялась признаться даже себе?

— Лили… — протянул Скорпиус, и Лили вся напряглась в ожидании, потому что было что-то в произношение ее имени особенное, заставляющее сжаться в комок и чувствовать, как сердце колотится, словно сумасшедшее. Однако тут же резко распахнулась дверь и в комнату влетел запыхавшийся Корвус, поправляющий по пути подолы разлетающейся мантии. Ему было плевать, что здесь был не только Малфой, но и она, Нотт резко и быстро произнес:

— Демиан очнулся, нужно срочно идти к нему.

Скорпиус дернулся и, взяв бумаги, резко пошел к выходу, бросив на прощание, даже не повернувшись:

— Увидимся завтра, Поттер.

И уже через минуту никого, кроме нее, в комнате не было. Лили обескураженно смотрела на дверь, не зная, что и думать, и внутри опять появилась какая-то непонятная ей обида, а осознание, что она никогда не узнает то, что Малфой хотел ей сказать, вызывало некоторое раздражение. Он вечно уходил, оставляя ее в полном одиночестве, с переполненной мыслями головой и гулко бьющимся сердцем. И эти непрошенные воспоминания, которые болью отдавались в голове: как же Лили ненавидела свою жизнь.

«Кто вообще, черт возьми, этот Демиан?» — задумалась Лили, а потом вспомнила, что в Жесте было пять человек вместе с Альбусом. Неужели это и был как раз пятый? Тогда что же с ним произошло? От чего он очнулся?

И тут до нее дошло: ведь сейчас здесь, кроме нее, никого нет, а это значит, что она спокойно может поизучать наконец эту комнату и найти, возможно, что-то интересное. Дернувшись, Лили окинула задумчивым взглядом комнату: ничего примечательного тут и не было, только один письменный стол и небольшой шкаф. Подойдя к нему, она увидела, что он был надежно закрыт на магический замок и, повертев его в руках, Лили пришла к выводу, что его не получится взломать обычными чарами. На замке явно было какое-то темное заклинание, она чувствовала это ладонью.

Опустив его на место, Лили развернулась и направилась к столу. Конечно, Скорпиус точно не был настолько глупым, чтобы оставить ключ от замка, но… попытаться все же можно? К большому удивлению, выдвижные ящики стола не были заколдованы, однако и ничего интересного в них не было. Только в последнем Лили заметила два странных свертка. Вытащив их на свет, она развернула сначала длинный и изрядно измятый листок, который оказался подземной картой Министерства магии. Краска сошла с ее лица, когда она узнала в пометках на полях почерк Альбуса.

До этих пор ей не предоставлялась возможность увидеть настоящее подтверждение его подпольной деятельности, но чем больше она смотрела на этот сверток, тем сильнее ее охватывали противоречивые чувства, Лили задавала себе в сотый раз один и тот же вопрос, чувствуя неизбежные мучения, потому что ответа на него не было. Лили не знала, могла ли она любить Альбуса сейчас, после всего этого. Не знала, была ли ее обида на Джеймса — предвзятой и необоснованной. Поттер совсем ничего не понимала: и это пугало. Неведение было страшнее любых ее воспоминаний, любых унижений и терактов. Потому что она как в лабиринте, и черт знает, а был ли из него выход вообще?

Она опять вспомнила разговор с Джейком, и ее руки мелко задрожали. Чтобы унять их, Лили отложила карту обратно в ящик и перевернула другой листок, явственно вздрогнув. Потому что это была ее колдография, где она, весело смеясь, стояла, облокотившись на перила моста во Франции. Это был ее первый визит в эту удивительную страну, который она устроила сразу после окончания шестого курса Хогвартса. Тогда, гуляя с Доминик и Луи, она была неимоверно счастлива и смотрела на объектив так открыто и даже вызывающе, словно впереди у нее не руины разрушенной жизни, а настоящие победы. И, смотря на себя, что стояла, сверкая глазами, Лили замерла. Ей стало так тошно, что она непроизвольно согнула эту колдографию: и зачем только Малфой ее хранит?

Поттер печально обвела взглядом комнату, а потом до нее дошло: потому что это не кабинет Скорпиуса. Здесь работал ее брат. Во всем здесь теперь Лили видела его отпечаток: серо-голубые обои, зеленый ковер, даже шкаф был почти копией того, что стоял в их доме. И как она раньше не замечала очевидного?

— Все успела разглядеть? — резкий женский голос вывел ее из мыслей, и Лили столкнулась с взглядом таких же холодных, как у Малфоя, но при этом злых глаз. Это была Алфита, которая, сложив руки на груди, стояла напротив, облокотившись. — Пойдем, Поттер. Здесь нечего делать.

Лили, повиновавшись, медленно спустилась по лестнице за девушкой, которая, остановившись возле дивана, кивнула головой на сиденье напротив, куда Поттер послушно и села. На минуту воцарилось молчание, в процессе которого они пристально наблюдали друг за другом, а потом, усмехнувшись, Алфита улыбнулась:

— Скорпиус хороший учитель, ты теперь не думаешь так громко.

— Может, учитель он хороший, но человек просто ужасный, — прохладно заметила Лили, почувствовав, что покрывается красными пятнами.

— А кто с тобой будет спорить? — спокойно ответила Алфита, откинувшись на сиденье. — Он скользкий и скрытный, мне кажется, что он знает что-то такое, о чем никому невдомек… возможно, даже Альбусу, — Алфита медленно стала накручивать черный локон на палец, разглядывая стенку напротив. — Но Альбус велел его слушаться.

Лили прикусила губу, на секунду смутившись, а потом, подумав, что терять ей все равно нечего, робко поинтересовалась, внимательно следя за тем, чтобы ни один мускул не дрогнул на ее лице:

— И что же, к примеру, он может знать такого, что неизвестно даже лидеру?

Наступило неловкое молчание, которое лишь отягощало расшатанные нервы Поттер, а Алфита, усмехнувшись, с каким-то дьявольским весельем в глазах посмотрела на Лили, приподняв надменно брови, и потом развязно, но вкрадчиво произнесла, слегка качая ногой:

— Мне не дает покоя вся эта история с Уизли и письмом, — отведя взгляд в сторону, Алфита задумчиво продолжала: — Ей нельзя доверять. Такая сука, как твоя кузина, никогда бы не стала раскрывать имеющиеся карты, да и какая ей была выгода вообще оправдываться и перекладывать всю ответственность на Джеймса Поттера? Зачем? В этом нет никого смысла. Но больше всего меня бесит Малфой: какого черта он с ней видится да еще и так часто?

Звонкий бой часов, раздавшийся откуда-то сверху, заставил Лили нервно вздрогнуть и слегка привстать с дивана, но, опомнившись, она села обратно и молчаливо посмотрела на свою собеседницу, отчаянно думая. А ведь Алфита права: зачем Розе нужно было вообще оправдываться и говорить, кто на самом деле сдал Альбуса? Тяжело вздохнув, она опять задумалась о странном поведении Скорпиуса, который вроде как презирал Уизли, но, видимо, зачем-то продолжал с ней видеться, причем часто. Здесь что-то не сходилось. Какая-то часть пазла все время ускользала от нее.

— Твой брат сильно пострадал? — взволнованно спросила Лили, поддавшись чуть вперед, пытаясь перевести тему в другое русло. Думать о Розе и Скорпиусе ей совсем не хотелось.

— О, это ничто по сравнению с тем, что бы с ним сделал Альбус.

— Он не так жесток.

Забини хмыкнула, посмотрев на нее в упор. У нее были кошачьи глаза, которые лукаво сверкали, и вся она обладала какой-то особенной аурой, из-за чего Лили невольно присмирела.

— Таким, каким Альбус был с тобой, он был далеко не со всеми, если вообще хоть с кем-то. Он, наверное, и любил только тебя, — горько произнесла Алфита, отвернувшись. Ее ровные плечи на секунду поникли, а потом опять вздернулись. Было видно, что ей так и хочется что-либо сказать.

— Алфита, хотя бы ты можешь мне рассказать, зачем… зачем все это? — тоскливо протянула Лили, опять окинув взглядом комнату. Она была мрачная и враждебная. Ей на секунду представилось, как Альбус часами находился тут, придумывая свои планы и теракты, и Лили стало совсем горько.

— Скоро ты все узнаешь, Поттер, потерпи, — проговорила она, повернувшись к ней. — Мы освободим его, и он сам тебе все расскажет.

И Лили хотелось бы поверить, но чем сильнее она думала об этом, тем нереальнее ей представлялась эта затея. Как Лили может помочь им, когда не в силах помочь хотя бы себе?

— Алфита, — протянула она слегка боязливо, и в это мгновение Забини, согнувшись пополам, вдруг резко встала с дивана и стремительно пошла куда-то в сторону, из-за чего Лили, озадаченно вскинув брови, бессмысленно посмотрела ей в след. Это было так неожиданно, что она не сразу услышала, как резко потекла вода из крана и раздался громкий кашель, словно Забини тошнило. Поттер, ужаснувшись, поднялась с сиденья и медленно, осторожно последовала за ней, как оказалось, в уборную, где Алфита, склонившись над раковиной, держала свои волосы и прикрывала ладонью рот. — Мерлин! С тобой все в порядке?

Алфита бросила на нее быстрый, острый взгляд, и Лили не решилась приблизиться. Она наблюдала, как девушка умывала свое лицо водой, и какое-то страшное понимание начинало приходить к ней.

— Ты… ты беременна? — тихо прошептала наконец Лили, и Алфита, прикрыв глаза, сильнее сжала руками раковину. На секунду у Поттер потемнело в глазах, и она схватилась рукой за дверь. Ужасная, просто ужасная догадка пришла к ней. — От Альбуса?

— Черт, Поттер! — воскликнула Алфита, яростно посмотрев на нее. — Не надо мне читать мораль и смотреть так, будто я испортила себе всю жизнь. Я этого хотела! И, когда Альбус вернется, у нас будет настоящая семья, — с отчаяньем прошептала Забини, не открывая своих злых черных глаз. И что-то поистине безумное было в ее лице в этот момент, Алфита как будто отчаянно пыталась ухватиться за что-либо. И это пугало.

И тут тоска напала на Лили, и она грустно смотрела на яростную Забини. В какой-то момент ей даже стало смешно от осознания, что Альбус, спокойный, рассудительный и всегда думающий о будущем Альбус, натворил. И неужели он просто пользовался влюбленной в него дурочкой? Лили вздохнула, опять испытывая внутри страшное смятение. Она смотрела, как яростно горели глаза напротив, как сильнее Забини сжимала в руках раковину, и Поттер медленно, не понимая, что говорит, произнесла:

— Ты специально забеременела, Алфита?

Только вот она молчала, вдруг вскинув бровь, и странная улыбка появилась на этих устах: измученная и затравленная, словно ей было тяжело и держать превосходство, и чувствовать себя униженной.

Лили вздрогнула. Мерлин, отчего же все было так ужасно?

Она не знала. Лишь смотрела на Алфиту и понимала: ничего не будет. У этой истории не будет хорошего конца. Они — заведомо пропащие. И так уж хорош и идеален был брат, как она всегда считала? Прикрыв глаза, Лили прикусила внутреннюю сторону щеки. Похоже, ее жизнь — это сплошная иллюзия, и она вынуждена будет разочаровываться каждый чертов день.

* * *

В день встречи с Джейком Лили равнодушно смотрела в зеркало и даже не пыталась привести себя в подобающий вид. Было абсолютно плевать просто на все: на Джейка, план и свою жизнь. Она думала о том, что знала, и не понимала, как вообще могла изначально начать помогать Жесту. Они ей не доверяют, а даже если она и узнает в конце концов всю правду, не станет ли это ее концом? Не будет ли правда убийственна для нее? Ведь беременная Алфита — далеко не самая ужасная проделка ее брата, и если она остро реагирует на этот, казалось бы, пустяк, что же будет дальше?

Письмо Луи лежало чуть поодаль на столике и время от времени Лили печально смотрела на пергамент, не решаясь сесть за ответ. Что она могла сказать ему? И стоило ли говорить хоть что-то? Нет, теперь она никуда не уедет: у нее просто нет выбора. В этой чертовой, ненавистной Англии ее держало слишком много всего.

Тяжело вздохнув, Лили трансгрессировала и, оказавшись напротив паба, медленно побрела к нему. Если равнодушие давало покой, то с ней точно было что-то не так. Ее убивало отсутствие хоть каких-то эмоций, а осознание, что Лили совсем ничего не знает и не понимает, лишь усугубляло ее депрессию. И как же надоедало время от времени жить с этим мерзким чувством где-то в груди!

Дернув дверь, Лили зашла внутрь и стала рыскать глазами по всей комнате. И каково же было ее удивление, когда она увидела Джейка не одного, а сидящего вместе с Джеймсом, весело что-то рассказывающим. Тоска с новой силой нахлынула на нее, и Лили молчаливо смотрела на макушку брата, испытывая желание просто подойти к нему и крепко обнять. Потому что одиночество, потерянность, боль и непонимание так дробили ее сердце, что Лили нужен был хоть кто-то: хотя бы даже брат, что предал свою семью ради каких-то общественных устоев. И тот, словно почувствовав, что она думает о нем, повернулся. Джеймс улыбнулся своей теплой улыбкой, и у Лили внутри что-то вздрогнуло. Ну почему из всех людей Альбуса сдал именно он?

Стремительно преодолев расстояние, она села к ним за стол, и Джейк радостно проговорил:

— Здравствуй, красавица.

Лили закатила глаза, а потом тотчас уставилась ими на своего брата. Отпив пива, Джеймс немного смущенно посмотрел на сестру и спросил:

— Что это ты так смотришь?

Но Лили молчала, улыбнувшись. Почему-то сейчас она опять вспомнила, как же было хорошо тогда, в детстве, когда они втроем играли вместе, таскали папину метлу, показывали друг другу первые выбросы магии и играли во всевозможные игры. Как же произошло, что это все так просто потерялось, забылось среди обыденности? Как получилось, что теперь между всеми тремя такая большая пропасть?

Лили молчала. А потом, улыбнувшись искренне, тихо произнесла:

— Я безумно соскучилась, Джеймс.

Он напрягся, немного не понимая, что вообще происходит, и только Джейк тихо посмеивался про себя, наблюдая за этой картиной.

Лили улыбнулась сильнее, чувствуя, как от давления улыбки ее щеки расслаиваются на куски, но только там, внутри, больше ничего не было: пустота, ярко сияющая, медленно, но верно убивала ее.

И что же делать, если она была совсем не против этого?

Был человек тот авантюрист,

Но самой высокой

И лучшей марки.

* * *

— …Лили, с тобой все в порядке? — спросил в одну из встреч Джейк, и она едва ощутимо вздрогнула. С того дня, как они встретились в пабе и поговорили с Джеймсом, прошло уже почти пять дней, в которые не происходило ничего выдающегося: она по-прежнему виделась в той злополучной комнате со Скорпиусом, но с того раза ему так и не удалось прорваться в ее сознание. Лили была настроена решительно, она даже особо не разговаривала с ним, а всякий раз, когда чувствовала, что Малфой пытается вывести ее на эмоции, прикусывала губу и яростно смотрела в ответ. Впрочем, Скорпиус лишь усмехался на такое ее показное поведение и даже не пытался повторять свои попытки. И это отчего-то обижало вдвойне.

— Все нормально, — соврала Лили, контролируя каждый свой жест. Они шли по людной Косой аллее, ее то и дело задевали плечами, и в таком шуме и толкучке врать было совершенно легко.

На самом же деле все было совсем не нормально. Ее терзали сомнения, страх за жизнь брата, ведь казнь приближалась слишком стремительно, но более всего — непонимание. Она начинала сомневаться во всем: открыто ничего не говоря Малфою, Лили ставила каждое его действие под вопрос, внимательно следила за всем Жестом и старалась понять, что же именно их объединяло. Право, все они были слишком разными, чтобы их было легко сплотить, значит, все-таки должна была быть какая-то идея, мотив. Но чем больше она наблюдала за нелюдимым Корвусом, который, встречая ее иногда в гостиной, молчаливо поворачивался спиной; за Икарусом, который с последней их встречи стал более молчаливым и недовольным — какое-то презрение то и дело проскальзывало в его лице, стоило Малфою появиться в радиусе пяти метров; за Алфитой, чье бледное лицо становилось с каждым днем бледнее, а в глазах горел странный, отчаянный огонек — тем больше убеждалась, что совсем не понимает, что именно происходит и зачем вообще им она. Лили знала, что в какой-то момент они придут к ней за помощью, и именно тогда Жест поможет Альбусу сбежать. Однако все остальное было для нее просто загадкой, а тишина, которая воцарилась в магическом мире — пугала. Не было больше терактов, сэр Локантус купался в лучах всенародной любви, но делать шаги на пути к реализации сближения с магглами не пытался. Складывалось ощущение, что что-то грядет. Но что?

— Виделась с Джеймсом?

Лили усмехнулась. Ее отношения с братом отчасти стали ее отдушиной, но с каждым мгновением, проведенным вместе с ним, она все больше хотела задать ему единственный вопрос: зачем он сдал Альбуса? И сдавал ли он его? Она смотрела в эти теплые глаза напротив и действительно не понимала: ну зачем! Сомнения, какая-то обида и даже ненависть мучали Лили. Образ идеального Альбуса Поттера рушился на глазах, а взамен ничего не приходило. Ее пугала неизвестность и отсутствие правды, но еще больше — сам Альбус, о грехах которого она начинала постепенно узнавать.

— Да, где-то раза два. Он выглядит бодрячком, хотя следующий матч для него будет последним, — протянула она, прикусив губу. То, что брат завершал квиддичную карьеру, было для нее словно ударом ножом. Зная, как сильно любит он спорт и все, что связано с этой игрой, Лили с ужасом пыталась осознать весь масштаб трагедии и все явственнее понимала, что в этом виноват Альбус. Только от осознания реальности Лили не становилась умнее и не переставала любить своего брата. Казалось, чем хуже он был, тем сильнее были ее чувства.

Джейк усмехнулся, и Лили печально посмотрела на его усталое лицо. Она никогда не пыталась выведать у него информацию о деле своего брата, потому что видела, как неприятна ему эта тема. И с каждой их встречей она начинала все лучше понимать Томаса, как и его любовь к ней, которую он проявлял в каждом взгляде, в каждом вопросе и нежной улыбке, однако это понимание лишь вызывало в ней жуткую грусть. Ей было стыдно использовать его, видеться с ним вот так вот и давать какую-либо надежду. Но по-другому она уже не могла. А потому всякий раз, когда прилетал его филин с запиской, Лили поспешно собиралась и шла к нему.

И вот в который раз всматриваясь в его добродушное лицо, думая о том, что все это только для нее и что в принципе ведь Лили могла воспользоваться своим привилегированным местом в его сердце, она, сжав руку в кулак, вздохнула, чтобы потом спросить то, что так сильно мучило ее. Лили больше не хотела оставаться в неведенье. Ей хотелось правды. И разве сможет соврать ей Джейк Томас, человек, с которым ее связывали годы странной дружбы в Хогвартсе и его нелепые, отчасти раздражающие ухаживания, если она попросит его наконец пролить хотя бы частичный свет на всю эту мутную историю?

— Джейк, — и он, будто предчувствуя неприятный вопрос, болезненно сморщился. Сердце у Лили колотилось, как сумасшедшее, когда слова надломанной конструкцией вырвались с уст: — Как поймали Альбуса?

— Я не могу распространять подробности дела, — сухо отреагировал он, ускорив шаг. Но только Лили уже было не остановить, она с отчаяньем схватила его рукав, заставив тем самым посмотреть ей в лицо и живо проговорила:

— К этому причастен Джеймс? Он… каким-то образом мог способствовать этому?

Минутная пауза нагнала на Лили такой страх, что смотревший на нее Томас болезненно сморщился, видя, как искажается ее лицо в гримасе отчаянья.

— С чего такие предположения? — насторожился Джейк, и вдруг Лили почувствовала, как кто-то пытается прорвать ее блок в сознание. Она крепче сжала его рукав. «У тебя ничего не выйдет», — говорили ее глаза, и Джейк явственнее напрягся. — Лили… тебе что-то известно?

— Не мучай меня, а просто ответить на мой вопрос, — и голос Лили дрогнул, а в горле образовался неприятный ком. Еще чуть-чуть, и она точно могла бы расплакаться, и как же ненавидела она в этот момент свою плаксивость.

И Джейк сжалился, потому что, наверное, видел все это или потому, что хорошо знал ее подноготную. Он прикрыл глаза, а потом, резко распахнув их, печально посмотрел на нее.

— Нет, это был не Джеймс, Лили. Это была мисс Роза Уизли. Она принесла нам вещественные доказательства и, основываясь на них, мы задержали его в той квартире, где он последнее время жил, — Томас говорил медленно, но каждое произнесенное им словом резало ее похлеще ножа. Лили нервно сглотнула, убрав свои руки, пустым взглядом посмотрев на асфальт. — В тот день, когда мы его задерживали, кто-то был у него, однако этот неизвестный успел сбежать. Наверное, это был кто-то из Жеста. К сожалению, Роза принесла информацию о главаре, но не о других членах этого… сообщества.

Воцарилось молчание. У Лили, казалось, сердце билось где-то в висках, когда понимание, отрезвляющее и яростное, накрыло ее с головой. «Его сдала Роза… чертова Роза!». Ненависть захватила ее, прежняя неприязнь к Уизли проснулась с такой силой, что Лили всю начинало колотить от злости и от бессилия. Ведь это же было очевидно: откуда Роза вообще могла знать, что это Джеймс его сдал? А даже если и знала, на кой черт ей вообще сознаваться в этом перед… Алфитой?! И как раз в этот момент она так не вовремя вспомнила, что Роза и Скорпиус явно близки, и Лили взвыла бы в голос от боли и ярости, если бы не стоящий напротив Джейк. Прикрыв глаза, она вдруг почувствовала, как кто-то там, внутри, говорит ей еле слышным, противным голосом: а что, если в том, что Альбуса поймали, виноват сам Малфой? Что, если это их план с Розой? Подозрения и какие-то безумные теории начали строиться в ее голове, и с каждой секундой она чувствовала, будто падает в какую-то пропасть. «Мерлин, ведь это действительно выгодно Скорпиусу», — ужасалась Лили, не поднимая своих глаз. Что же еще ей предстоит узнать, как много придется разочаровываться?

— Черт, зря я это рассказал, — услышала она наконец и резко посмотрела на Джейка, который все это время с заботой наблюдал за ней. Она скривилась, чувствуя, что на этой встрече совсем не готова держать себя в руках и что еще чуть-чуть, и может случиться непоправимое. — Лили, тебе надо выкинуть Альбуса из головы. У него нет будущего… ты должна понять, что он не достоин твоего сочувствия.

Но она лишь молча смотрела на него, начиная злиться уже и на Джейка. Почему он с таким упорством не понимал одного: Альбус ее брат. И он близок ей, как никто иной. Она не может просто взять и выкинуть его из головы, перестать испытывать к нему жалость. Для нее он просто заблудившийся человек, которого, тем не менее, она любит так сильно, что готова любым пожертвовать в обмен на его жизнь. И так будет всегда: даже если окажется, что это он виноват в смерти их родителей. К своему великому сожалению, Лили чертовски трудно было выкидывать людей из своего сердца.

И в это мгновение, когда ярость переполняла ее нутро и она как-то даже нагло смотрела в его лицо, вдруг появился патронус в виде леопарда. Джейк, как завороженный, смотрел на него, а потом весь напрягся.

— Это из аврората, — его глаза лихорадочно заблестели. — Мне нужно уходить, прости, Лили.

Она ничего не сказала, а лишь молчаливо проводила его взглядом и, развернувшись, свернула с людной площади и пошла мимо домов, не обращая внимание ни на кого. Было до невозможности паршиво: в голове творился какой-то хаос, а ее сердце лишь изнывало какой-то болью. То, что не Джеймс оказался предателем, давало ей непередаваемое облегчение, но тот факт, что все это — вина Розы, опять возвращал ее в угнетенное состояние. В череде бессвязных мыслей она особенно болезненно переживала насчет того, что к аресту брата может быть причастен и Малфой, который действительно мог хотеть свержения лидера и встать его на место, только вот зачем? Что нужно Скорпиусу?

Лили сильнее задумалась: если начинать с самого начала, почему же именно Альбусу так не нравилась политика правительства? Да, сближение с магглами опасная затея, но пока это не закончилось ничем настолько ужасным, чтобы так упорно пытаться помешать планам Министерства. Прикрыв глаза, Лили пыталась вспомнить, что говорил ее отец о всем этом: да, Гарри Поттер изначально поддержал правительство, но потом, буквально за месяц до смерти, его взгляды действительно слегка поменялись. Могло ли это быть влияние Альбуса? Общались ли они на эту тему?

Мотнув головой, она прикусила губу. Нет, Альбус точно не мог быть виноват в их смерти, Лили была уверена, ведь в этом просто не было смысла, если только… они не были случайной жертвой их теракта, но был ли вообще смысл атаковывать журналистский офис?

От мыслей стало совсем невыносимо, и она обратила свое внимание на реальность. Несмотря на то, что было где-то около четырех, сумерки постепенно начинали окутывать город, и Лили неприятно поежилась, а потом почувствовала чей-то пристальный взгляд. По ее телу прошлись мурашки, потому что какое-то внутреннее чутье говорило ей: это он. Не сбавляя шаг, она повернула голову на девяносто градусов и действительно наткнулась на взгляд его холодных глаз. Да, наверное, Скорпиус следил за ней, как и всегда, а сейчас по каким-то причинам решил выдать свое присутствие. Опираясь на трость, Малфой медленно шел, но при этом не отставал от нее ни на шаг, и Лили, как зачарованная, смотрела в его глаза. Какое-то странное, болезненное чувство переполнило ее сердце.

— Мисс! — услышала она, и резко отвела взгляд. Наблюдая за ним, Лили совсем не замечала людей, идущих ей навстречу, поэтому в какой-то момент умудрилась врезаться в карлика, который теперь возмущенно смотрел на нее. — Глаза разуйте, милочка! А то совсем уже!

И, пыхтя, он демонстративно прошел мимо нее, на что Лили слегка приподняла брови от такой наглости. А потом какая-то обида опять накрыла ее смертоносной волной, и сердце у Лили сжалось.

— Вы сегодня на редкость тихо думаете, — услышала она за спиной голос Скорпиуса, и непроизвольно приподняла голову, расправив плечи. — Но недостаточно, чтобы я не слышал.

— И как же вам мои мысли?

Скорпиус явственно хмыкнул.

— Они довольно… занятные.

Лили, яростно зыркнув глазами, медленно пошла, так и не обернувшись, и с удовольствием заметила про себя, что он идет рядом, об этом говорила его тень, отбрасываемая фонарем. Тень, искажаясь от ходьбы, принимала забавные очертания, и Лили отчего-то с любопытством следила за ней, меланхолично думая. Скорпиус был ужасным человеком, который пугал ее не меньше Альбуса, но было в нем что-то такое, из-за чего мурашки бегали по телу, а в душе появлялось неконтролируемое желание увидеть его, чтобы опять пуститься в словесную баталию, чтобы опять ловить эти ироничные насмешки… чтобы почувствовать себя живой. Ей даже начинало казаться, будто ее страх постепенно превращался в симпатию, а это страшило еще больше: никого любить Лили не хотела.

— Малфой, ты же знал, что это Роза сдала Альбуса, а не Джеймс? — решила все же спросить Лили, когда он поравнялся с ней и она спокойно могла изучать изгибы его лица. Скрывать полученную информацию не было особого смысла, да и Лили отчего-то отчаянно хотела услышать… его оправдания. Только вот вопрос не произвел никакой эмоциональной реакции: надо отдать должное, Скорпиус был невозмутим.

— Собачонка-Томас рассказал? — он понимающе хмыкнул. — А ты умеешь вертеть людьми, когда тебе нужно, я почти восхищен…

— Не съезжай с темы, Малфой!

— Ну что ж, я это знал, — спокойно проговорил он, и Лили прикусила губу, чтобы теперь не спросить его напрямую, что было между ними. — Скажу даже больше, об этом знает и Альбус. Твоя сестра — удивительный человек, — холодно протянул Скорпиус, и Лили почувствовала, что он не безразличен к ней. И это понимание отдало болью в груди.

Она больше не решалась ничего спросить. Медленно идя рядом, каждый думал о своем, и Лили грустно смотрела вперед, где уже виднелась Темза, к которой она приходила всякий раз, когда хотела остаться одна и подумать о чем-то, что беспокоит душу. Река была мрачной, волнующейся, и Лили ощущала себя также, оттого, наверное, ей стало на мгновение легко, когда она облокотилась о перегородку и мечтательно посмотрела вдаль. Боковым зрением она видела, что Скорпиус стоит совсем рядом, оперевшись двумя руками о трость, и также смотрит куда-то за горизонт. И до чего же безмятежно было его лицо!

— Зачем вы взорвали журналистский офис, где работала мама? — тихо прошептала Лили, почувствовав, как какие-то железные руки словно схватили ее за горло, начиная душить. Ей отчаянно, просто до ужаса хотелось знать ответ, но между тем она боялась, что правда может быть слишком непосильной.

Скорпиус молча приподнял левую бровь и вдруг, повернув голову к ее лицу, спокойно произнес:

— Ты думаешь, что мы совершали все из того, что на нас повесили? — Малфой хмыкнул, опять отвернувшись. — Признаться, мне нравится версия суда: благодаря им начинаю думать, что мы действительно круты, а не бесполезно тратим время, вместо… реальной атаки.

Задрожав, она одернула мантию, которая слегка слезла с плеча и почувствовала некоторое облегчение. Потому что исходя из слов Скорпиуса, Жест не убивал ее родителей. Это был не их теракт, теперь Лили была в этом почти уверена. Оставалось только дождаться освобождения Альбуса, и тогда она все сможет узнать! Однако облегчение, на секунду посетившее ее сердце, тут же покинуло его, когда Лили опять задумалась над одним и тем же вопросом, который просто сводил ее с ума вот уже почти неделю: что же было между Скорпиусом и Розой? Почему он продолжал видеться с ней, зная, что она предатель? И почему Малфой говорит, что Альбусу все известно? Прикрыв глаза, она склонилась ближе к воде, почувствовала, что от тяжести мыслей голова трещит по швам, а потом опять исподлобья поглядела на Скорпиуса, безмятежного, о чем-то думающего Скорпиуса, который, казалось мыслями был далеко не здесь. Уходящие лучи солнца скользили по его темной мантии, переливались радугой в складках, и у нее дух захватило от одного только его профиля.

— Кто научил тебя так хорошо владеть легилименцией и окклюменцией? — задумчиво протянула Лили, смотря на него теперь уже в открытую, силясь побороть внутри себя странные, изувеченные чувства. Скорпиус усмехнулся, но промолчал, и Лили, не сдержавшись, возмущенно протянула: — Мерлин, Малфой, как данная информация может разрушить твой гениальный план?

Малфой усмехнулся громче, и Лили раздраженно отвернулась от него. До чего же он был скрытен и как невыносимо было понимать, что он ей не доверяет от слова совсем! А между тем имеет явно близкие отношения с действительно предателем.

— Мой дедушка, Люциус Малфой, был крайне сильным магом, — медленно протянул он, и Лили напряглась всем телом от звука его вкрадчивого голоса. В его интонациях было что-то настолько проникновенное, что ей отчего-то становилось невыносимо жарко, хотя на улице был промозглый ноябрь. — Меня воспитал он, обучал он и вообще многое в жизни я взял от него.

— Но… говорят, он был правой рукой Волан-де-Морта, — осторожно начала Лили, однако реакции Скорпиуса не последовало. Он лишь меланхолично посмотрел на нее, будто задавая вопрос: «И что?».

— Да, он был убийцей, участвовал в двух войнах и занимался финансированием Лорда, — спокойно ответила он, подойдя ближе к перилам моста облокотившись на них правой рукой, чтобы стоять в полуразвороте к Лили. — Но это не делает его плохим отцом или дедушкой. Для него всегда была важна семья и собственное благополучие, и только лицемеры не признаются, что им также важнее эти жизненные постулаты, чем незнакомые волшебники и их проблемы. Мой дед был крайне искренним человеком, — усмехнулся он.

Тяжело вздохнув, Лили опять отвернулась и посмотрела на бушующую поверхность воды. Почему-то глупая улыбка лезла к ней на лицо и, не выдержав, она бросила робкий взгляд из-под ресниц, заметив, что он по-прежнему смотрит на нее. Сердце опять пропустило удар, когда Лили смотрела в эти бездонные серые глаза и готова была душу продать, лишь бы можно было вот так вот просто и искренне изучать его лицо хотя бы несколько лет, но все, что было им уготовано — пара встреч ради спасения брата.

— Как давно вы дружите с Альбусом? — заинтересованно протянула Лили, наклонившись вперед, так, что если бы ее руки соскользнули, она бы точно полетела вниз, в эту пучину. Только ей было не страшно: напротив, отчего-то казалось, что Скорпиус ни за что не даст ей умереть, хотя бы ради брата.

— Мы не друзья, Поттер. Я вообще не верю в дружбу. Что это вообще такое? Ты когда-нибудь видела людей, которые не были бы связаны друг с другом родственными узами или непреложными обетами и которые бы дружили друг с другом целую жизнь, а не определенный промежуток времени? Я — нет, оттого и не верю в состоятельность таких отношений. У меня много знакомых, деловых партнеров, даже единомышленники есть, но друзей — ни единого.

Лили уже хотела бы возмущенно что-то ответить, но Скорпиус, заметив это, перебил:

— Не лицемерь, Поттер. У тебя-то у самой нет так называемых друзей… как же это ты всегда говорила про себя, ах да: «Альбус — единственный человек, который меня понимает», — протянул он слегка противным голосом, чтобы, наверное, изобразить ее, что лишь раззадорило Лили, и она невольно поддалась к нему навстречу.

— Малфой! — возмущенно протянула она и замерла, когда увидела, как близко находились его глаза. На секунду ей стало так… страшно и волнительно, будто сейчас решалась вся ее жизнь. Скорпиус в момент посерьезнел и тоже пристально посмотрел на нее, и вдруг Лили осенило: он знает! Он точно видит все ее чувства! И руки стали в секунду холодными.

— Скорпиус? — они оба вздрогнули и синхронно развернулись. Напротив них стояла Роза, надменно вздернув носик, покручивая в руках зонт. Она холодным взглядом окинула Лили, а потом, улыбнувшись, сладко протянула, посмотрев на Малфоя. — Вот так не ожидала! — и не церемонясь, она быстро подошла к нему и, схватив под левую руку, сцепила свою с его. Скорпиус слегка прикрыл глаза, но даже не пытался сопротивляться, и это так болезненно укололо Лили, что она отступила на шаг назад. — Лили, Мерлин, а что ты тут делаешь да и еще в такой компании? Не ожидала, что вы близки, Скорпиус всегда предпочитал более… развязных и внешне интересных, что ли? — риторически протянула Роза, усмехнувшись. Лили молча опустила голову и тихо молилась про себя, чтобы сейчас же не вцепиться в волосы этой суки.

— Не понимаю, о чем ты, — вдруг холодно протянул Скорпиус, и голос его был переполнен ленивым безразличием, — если ты сравниваешь себя с Поттер, то, знаешь ли, у Лили цвет волос явно поинтереснее, чем твой, да и веснушек нет. Как раз в моем вкусе.

— Ты смеешься сейчас, да? — усмехнулась Роза, погладив его по руке. Скорпиус явно пытался задеть ее, но Уизли не терпела шуток, а оттого, неискренне рассмеявшись, она надменно бросила: — В таком случае у тебя крайне специфический вкус, у Лили и отношений никогда не было. Бедняжку никто не приглашал даже в Хогсмид, она была такой замкнутой, такой одинокой, настоящая герои…

— Я пойду, — резко встряла Лили, посмотрев на нее ледяным взором. Было обидно и непонятно одновременно: она с каким-то отчаяньем глядела в красивое, бледное лицо кузины и пыталась не закричать, потому что ей чертовски, просто до ужаса было непонятно, почему, предав Альбуса, она все еще так свободно ходит по улицам и буквально висит на Скорпиусе, который был правой рукой ее брата! — Нет времени слушать твой жалкий пересказ моей жизни, даже забавно, какими подробностями ты владеешь, — и, не дожидаясь ответа, она резко развернулась и направилась прочь, чувствуя, как противные, мерзкие, ненавистные слезы подходят к глазам, как дрожат нервно руки и как сердце готово просто сделать кульбит от переполняющих ее нутро эмоций. Почему из всех людей на этом долбаном свете Малфой был связан именно с ней? Ну почему, почему Роза всегда была лучше ее?

Ветер усиливался с каждым ее шагом, казалось, он просто хотел повалить ее, жалкую и глупую, на асфальт. Только Лили лишь решительно сжимала в руках мантию, чтобы она не разлеталась, чтобы ветер не обдувал ноги, и чувствовала, как внутри просыпалась ненависть. Да. Она ненавидела Малфоя. Потому что он не договаривает и врет, манипулирует и использует всех. Потому что смотрит на нее так понимающе, словно видит и знает ее даже лучше Альбуса. Потому что был одним из немногих, или даже единственным, кто открыто заявлял, что она интереснее Розы.

И потому что несмотря на все это предпочитал все-таки не ее. Почему?

Но этот вопрос, как и многие другие, оставался без ответа. Наверное, потому что Лили трудно было признать, что, избегая общество, она обрекала себя не на покой, а на разочарования. А может, все дело было в банальной зависти. Ведь Лили Поттер чертовски завидовала своей кузине.

* * *

Всю ночь Лили не могла уснуть и, встретив рассвет, с какой-то тоской вспоминала, что сегодня должно было быть занятие со Скорпиусом. Ей не хотелось идти к нему. Не хотелось видеть его. Не хотелось, чтобы он ворвался к ней в голову. Потому что сейчас Лили была настолько убитой, что знала — контролировать эмоции у нее просто нет сил. А значит, она вновь становится легкой добычей, и тогда… кто знает, что на этот раз выкинет ее подсознание? Что именно он сможет узнать?

Пару раз она порывалась написать ответное письмо Луи, но в то же мгновение что-то останавливало ее, и она лишь медленно скользила глазами по строчкам, чувствуя, что точно расплачется, что совершает очередную глупость: нужно собрать вещи и умотать во Францию, к людям, которые любили ее и поддерживали, которым было не плевать на нее. И, когда отчаянье загнало ее до того, что Лили, разрыдавшись, бессмысленно посмотрела в потолок, она вдруг почувствовала, что внутри нее просыпается какой-то странный душевный подъем. Сквозь безразличие и отрицание прорастала ненависть к Скорпиусу, которая в момент заставила ее вытереть слезы с лица и встать с кровати, чтобы, приблизившись к зеркалу, молчаливо начать изучать собственное отражение.

Она не хотела быть просто его игрушкой. Всякий раз, когда они оказывались наедине в комнате, Лили проигрывала, ведясь… на его манипуляции. Но неужели нельзя было дождаться момента и нанести ему ответный удар? Можно ли сделать так, что жертвой теперь станет не она, а он? Лили медленно провела рукой по щеке, стирая подушечками пальцев влагу, и прикусила губу. О как же сильно внутри нее билась в каком-то припадке ненависть! И как же сильно она хотела наконец найти ответы на свои вопросы и понять, хоть бы частично, каким человеком является Скорпиус.

Когда время подошло к назначенному, Лили поспешно стала накладывать косметические чары, чтобы окончательно привести себя в порядок, а потом, сорвавшись с пуфика, быстро схватилась за шахматного коня и трансгрессировала. Внутри нее бушевали странные чувства, но одно из них проявлялась явственнее других: это желание показать Скорпиусу, что она тоже не так проста. Отсутствие правды и постоянные малфоевские уловки лишь распыляли уверенность Лили, а его странные отношения с Рози настолько… провоцировали ее, из-за она решила для себя, что во что бы то ни стало сегодня покажет ему, как многому научили их занятия ее. И как легко ученик может превзойти мастера. Стоит только ждать и наблюдать, а потом, не дрогнув, нанести удар. Наповал.

И именно это заставило ее так решительно постучать к нему в комнату, игнорируя оклик Корвуса Нотта, который, скорее всего, опять хотел потренировать свой сарказм на ее скромной фигуре. Не дожидаясь ответа, Лили зашла внутрь и замерла на секунду, а потом, взмахнув головой, уверенно подошла к нему. На этот раз Скорпиус сидел за столом и выглядел до того напряженным, что она внимательнее стала наблюдать за всеми его повадками, пытаясь понять, насколько он сконцентрирован сейчас, однако уже одно то, что он не сразу обратил на нее внимание, давало ей красный цвет. Скорпиус Малфой сегодня явно был не в себе.

— Поттер, — холодно процедил он сквозь зубы, Скорпиус был чем-то по-особенному взволнован. И она лишь пристальнее всматривалась в его лицо, словно хищник на охоте, крепче сжимая палочку за спиной. — Думаю сегодня стоит отменить наше занятие.

Сделав свое лицо непроницаемым, Лили вкрадчивым, безэмоциональным голосом произнесла, решительно сжав палочку, понимая, что если у нее не получится совершить то, чего она так жаждет, то Малфой просто сотрет ее в порошок. Убьет на месте и без объяснений.

— Что-то случилось?

Скорпиус, не обратив ни малейшего внимания ни на тембр ее голоса, ни на неестественную для нее манеру держаться, лишь сморщился как-то, прикрыв глаза. А потом, резко открыв их, мрачно поглядел на стоящую напротив Поттер, и она нутром почувствовала, что что-то так и распирает его изнутри:

— Поттер…

— Вы сегодня необычайно эмоциональны, — резко перебив, протянула вдруг насмешливо Лили, держа палочку наготове. Да. Это был тот самый момент, когда Малфой больше не носил привычную маску безмятежности и не контролировал свое сознание. Она поняла это сразу.

Скорпиус удивленно посмотрел на нее: он точно думал о чем-то постороннем, и его глаза как-то странно бегали. Вопросительно приподняв брови, Скорпиус как-то недоверчиво сузил свои глаза, а потом какое-то понимание стало медленно прорисовываться в его лице, и Лили поняла: либо сейчас, либо никогда. Промедление смерти подобно.

— А как вы говорили, за эмоции придется платить, — Лили усмехнулась и тут же, вскинув палочку в его сторону, громко произнесла, чувствуя, как волнение переплетается с азартом: — Легилименс!

Перед глазами — мрачная комната с высокими потолками и на нее смотрит могучий человек с длинными платиновыми волосами… у этого человека такой жесткий взгляд, что Лили вздрагивает, ведь взгляд — копия Скорпиуса.

— Запомни, Скорпиус, ты никогда не должен реагировать на их издевки и слова. Держи спину прямо и смейся им в лицо. Ты — Малфой, если начнешь мараться о всякую гавкающую падаль, то навсегда потеряешь свою честь. Будь выше. Прячь свои эмоции и не давай этому миру повода избить тебя.

Картина меняется… Скорпиус сидит в беседке, окруженной цветущим садом, и, кажется, плачет. Лили точно не может понять, а подойдя ближе, вдруг видит, что его лицо, покрытое жуткими царапинами, кривится от слез. Пятилетний Скорпиус сдерживает истерику, и у него это не выходит.

— Ну и толку от твоих слез, Скорпиус? — говорит холодный, уверенный голос, и Лили вместе со Скорпиусом явственно вздрагивают. Перед ними опять этот могучий человек с жестким взглядом. — Сам виноват, что полез к статуи Ланции. Родители же не раз говорили, что она замахивается на любого, в ком не чувствует магии, а ты еще мал, чтобы она у тебя сформировалась.

Скорпиус фыркает, отвернувшись, понурив плечи. Его серые глаза, заплаканные и красные, на секунду сужаются от возмущения.

— Вытри слезы, Скорпиус. Эмоции мешают думать и мстить, так как ты собираешься жить, если начинаешь плакать от любого выговора отца? Скоро тебе предстоит поехать в Хогвартс, что, думаешь, там будет лучше, чем здесь? Смею заверить: тебя уничтожат сразу же, стоит только показать, насколько задевают тебя слова. Они не спустят тебе ни одного промаха, потому что ты Малфой. А значит, у тебя только две роли в этом жизни: подчиняться или подчинять.

Вздохнув, Скорпиус закрывает лицо руками. Через секунду о его слезах напоминают только опухшие веки.

Картинка вновь меняется, и теперь Скорпиус идет вдоль хогвартских стен и в спину ему громко кричат шайка гриффиндорцев:

— Посмотрите на Малфоя, этот гаденыш так высокомерно держится. Сыночек Пожирателя, и как только твоя семейка не сдохла в тюрьме?

Громкий смех раздается и оглушает Лили, она видит, как на секунду прикрывает глаза Скорпиус, а потом, усмехнувшись, идет вперед. Насмешливо скалясь.

— Малфой, если ты хочешь, чтобы все было так, как выгодно тебе, — мягко цедит восставшая перед ее глазами Роза, которая, обвив шею Скорпиуса, прижалась к нему всем своим телом. — То придется пойти на уступки. Как насчет того, чтобы переспать со мной?

Скорпиус явно медлит, и тогда она, улыбнувшись, резко притягивает к себе его голову и начинает яростно целовать, перемещая свои руки с шеи на плечи, постепенно начиная расстегивать пуговицы на его белоснежной рубашке…

Лили, не выдержав, разорвала воспоминание, ощущая внутри нечеловеческую боль от увиденного, и в упор посмотрела на Скорпиуса. О, он был зол, хотя и внешне оставался спокойным, но она нутром чувствовала, что ей несдобровать, а потому непроизвольно отошла от него на шаг назад, действительно боясь того дьявольского огонька в его глазах, что полыхал теперь там.

— Довольна? — холодно бросил он, вставая из-за стола. Лили непроизвольно дернулась и сильнее сжала палочку, когда Скорпиус пошел к ней навстречу, прихрамывая. — Ну и как тебе? Понравилось? Особенно тот фрагмент с Розой… он кажется довольно занимательным, не так ли?

Лили молчала, чувствуя, как к горлу подходит истерика и как медленно начинают слезиться глаза. Ей панически не хватало воздуха, а то воспоминание… мерзкое, ужасное воспоминание просто разрывало ее изнутри. Она совсем не думала о том, насколько они могут быть близки.

— Молодец, Поттер, — продолжал он, поравнявшись с ней, и резким движением схватил Лили за руку, тем самым приблизив ее ухо к своим губам. — Ты действительно умеешь определять слабые места людей и наносить удары исподтишка. Только правда порой бывает слишком жестока, да? Успокоенья ради скажу тебе по секрету: Роза просто ужасная любовница. Конечно, можно было бы подробнее поговорить на эту тему, однако есть дела поважнее. Ты определенно добилась успеха в окклюменции, а значит пора приступать к освобождению Альбуса. Завтра его будут перевозить из тюрьмы в Визенгамот для казни, командовать операцией будет Джейк Томас. Твоя задача — задержать его. Все остальное сделаем мы. К сожалению, нас осталось только четверо: сегодня с утра Демиан умер, — Скорпиус криво усмехнулся, — жизнь — ироничная сука, не находишь? Ты ужасаешься из-за одной только мысли, что я спал с Розой, но тебя совсем не трогает то, как много волшебников, возможно, я убил. Забавно.

Лили молчала, глотая тихие слезы, даже не пытаясь вырываться из его цепких рук и посмотреть на него. Ей было так страшно, но при этом… так больно, что хотелось просто исчезнуть. Задержав дыхание, она прикрыла глаза. Только вот в сознании опять всплыла омерзительная улыбка Розы и ее быстрые пальцы, скользящие по белой рубашке, из-за чего Лили почти что взвыла в голос.

— Я надеюсь, все понятно? — вкрадчиво поинтересовался Скорпиус, и Лили, не выдержав, яростно посмотрела на него. Она не могла точно сказать, откуда у нее вообще появились силы и откуда взялась вся эта ненависть, но именно это чувство придавало ей выдержку. Да. Скорпиус опять был прав: именно в ненависти ее сила — и она ощутила это как никогда.

— И как же я его задержу? — дрогнувшим голосом спросила она, чувствуя внутри бурю, которая сметала инстинкт самосохранения напрочь.

— Даже не знаю, — лениво протянул он, а потом приблизил ее лицо уж совсем близко. — Может, так?

И Скорпиус яростно, с нажимом поцеловал ее, прикусывая нижнюю губу, и она растерялась, ощутив, как мелко задрожали руки и как сердце готово было просто выскочить из груди. Лили чувствовала горьковатый привкус крови и, совсем уже сойдя с ума, яростно ответила на его поцелуй, обвив руками шею, прижимаясь к нему так близко, будто мечтая полностью раствориться в нем. Поцелуй был настолько жарким, что внутри нее что-то просто взрывалось от буйства эмоций, и было уже плевать на все: лишь бы он целовал ее, держал так крепко за талию. И, когда тяжело дыша, он посмотрел на нее глубоким взглядом, в котором явственно читалось возбуждение, Лили нервно сглотнула, замерев в его руках.

— В конце концов, Поттер, переспи с ним. Делай, что хочешь, мне плевать, только задержи его, — и эти слова так резанули ее по сердцу, что она с яростью отцепила его руки со своей талии и, сверкая глазами, бросила ему в лицо, прежде чем уйти:

— О да, я непременно так и поступлю!

Сердце отплясывало чечетку, когда она стояла у себя в комнате дома, прислонившись к двери, и Лили яростно ударила ногой от собственного бессилия. Медленно соскользнув по деревянной поверхности, она присела на пол, закрыв руками лицо, горько всхлипнув. Ей было до того тяжело и тошно, что сейчас она боялась даже просто подумать обо всем увиденном, об всем… испытанном.

Но труднее всего было понять, что хуже: знать, что твой брат преступник, или видеть, как безразлична ты тому, в ком так сильно нуждаешься?

Дорогой Луи!

Не передать словами, как я рада была увидеть твое письмо и как я рада знать, что ты и твоя семья еще помните обо мне. Эх, Франция звучит так заманчиво… но что может быть лучше ноябрьского Лондона? Слякоть, дожди, меланхолия — это то, что так нужно мне, честно. Не переживай обо мне, все в порядке: иногда вижусь с братьями, иногда захожу в гости к бабушке. Даже работа в последнее время начала радовать, никогда так не рвалась к пациентам. Поэтому, право, нечего мне сейчас делать во Франции: надеюсь, у вас все будет хорошо.

Мерлин, Луи, просто приезжай ко мне. (стерто).

Я больше не могу здесь: у меня ничего не осталось. (стерто).

Альбуса сегодня казнят. Как мне теперь жить? (стерто).

Что ж, пиши мне хотя бы иногда,

с любовью, Лили.

Мелкий дождь бил в стекла, и Лили, выпустившая сову с письмом, резко закрыла окно и безразлично посмотрела в зеркало, стоящее посередине комнаты. Ложь теперь давалась с такой легкостью, что, написав письмо Луи, она не почувствовала ничего: ни угрызений совести, ни каких-то внутренних тревог. По правде говоря, Лили боялась: боялась, что сегодня, когда она попробует спасти Альбуса, ее просто задержат или убьют, и тогда все. И, наверное, именно это сподвигнуло ее наконец к письму — любимый кузен не мог оставаться без ответа, даже если ответ-то был полон лжи и отчаянья. Вздохнув, она пристальнее стала всматриваться в зеркало и вдруг ощутила такую пустоту, что захотелось просто взвыть. Но Лили покорно молчала и лишь обнимала себя сильнее, пытаясь согреться хотя бы совсем чуть-чуть, но ничего не происходило: ей было холодно и тошно. А ведь нужно было собраться и пойти к Джейку, а потом попытаться отвлечь его, лишь бы он немного опоздал. Но были ли у нее хотя бы малейшие силы просто сдвинуться с места? Могла ли она после вчерашнего сделать хоть что-то, не ощущая, как внутри что-то мерзкое и холодное так и накрывает ее, калечит?

Тяжело вздохнув, Лили все же дернулась слегка заторможенно и стала перебирать одежду в шкафу, бессмысленно откладывая ее в сторону, думая совсем о другом. Сегодня Альбус сбежит, и она точно увидится с ним, а тогда уже сможет наконец узнать все, что ей было так интересно. Но не будет ли правда слишком… ненужной? Зачем Лили хоть что-нибудь знать? Чтобы просто разочароваться в своей жизни еще больше? Вздрогнув, она посмотрела на черное платье в своих руках и грустно улыбнулась: в этом платье она однажды пошла вместе с отцом на званый вечер, и блеск тех залов на секунду всплыл в памяти, из-за чего Лили почувствовала в груди очередной спазм. Отец часто выводил ее в общество, и как жаль, что раньше она не понимала, что счастье — это просто держать его за руку и чувствовать собственную защищенность.

Когда боль внутри стала слишком невыносимой, Лили, мотнув головой, прищурилась. В конце концов, вряд ли она найдет что-нибудь лучше, поэтому, быстро переодевшись и спустившись вниз, в гостиную, Лили стала лихорадочно искать палочку, чтобы тотчас пойти к Джейку. Времени терять было нельзя, и несмотря на то, что она больше не доверяла Жесту, все же вытаскивать Альбуса было нужно, ведь в противном случае… она просто сойдет с ума. Только вот плана-то у нее совсем не было: она не знала, что будет делать, когда придет к Томасу; не знала, что ему стоит сказать. Несмотря на такую долгую… дружбу, Лили с трудом могла найти к нему подход, а тут еще и задержать как минимум минут на пятнадцать. Что ей стоит предпринять? На что придется решиться?

Бросив быстрый взгляд в зеркало, Лили слегка нахмурилась, заметив, что за прошедшую неделю стала выглядеть как никогда уставшей и будто бы даже больной. Ежедневный стресс явно давал о себе знать, а вчерашняя ссора со Скорпиусом… Лили резко махнула головой, до крови прикусив нижнюю губу, отрезвляясь. Она запретила себе думать о Малфое, решив во что бы то ни стало убить все свои чувства в зародыше. Поттер не позволит ему взять над ней верх, манипулировать ее эмоциями, нет, такого больше никогда не произойдет. К тому же, после возвращения Альбуса он ей больше не понадобится. «Или ты не понадобишься ему, дура», — безразлично бросило подсознание, и Лили прикрыла глаза, слегка склонив голову набок. Чертовы мысли мучали ее, потому что центром их был он. И как же до ужаса ей хотелось, чтобы Малфой покинул ее воспаленный мозг, чтобы она не представляла из раза в раз его и Розу, не видела, как он скалится, скалится, с-к-а-л-и-т-с-я.

Решительно распахнув глаза, Лили уверенно вскинула голову: сегодня она покажет им всем, как же сильно они недооценивали ее, как сильно ошибались, считая, что все, что есть у нее — это фамилия. Нет. Она упорная и импульсивная, и внутри нее такая ненависть к миру, что Лили готова на все, поэтому уже сегодня она увидит Альбуса и посмотрит в такие любимые, родные изумрудные глаза. Вдохнув побольше воздуха, Лили решилась было трансгрессировать, но резкий звонок в дверь заставил ее боязливо вздрогнуть: за прошедший месяц к ней никто не приходил, исключая людей из аврората, Джейка и иногда Джеймса, поэтому этот звонок в дверь был для нее как могильный колокол. Особенно сегодня.

Подойдя ближе, она увидела в глазке фигуру Розы, и Лили замерла на пороге, чувствуя, как внутри лавиной поднимается боль. Растрепанные, мокрые волосы Розы казались ей красными змеями, и Лили невольно болезненно сморщилась, мечтая, чтобы кузина просто развернулась и ушла.

— Эй, Лили, открывай, я же знаю, что ты дома, — спокойно проговорила она без своих фальшиво-радостных нот, и Лили прикрыла на мгновенье глаза, а потом, дернув ручку двери, посмотрела в упор на кузину. — Привет, сестренка, — протянула Роза, уверенно зайдя внутрь и чуть сдвинув Лили в сторону. — Давно не виделись, — продолжала она, мерным шагом идя к дивану, а потом, элегантно присев, улыбнулась ей холодной улыбкой, — ах да, кажется, последняя наша встреча состоялась вчера. Ты гуляла, хм-м… со Скорпиусом Малфоем, правда же?

— Какие-то проблемы? — скрестив руки на груди, также холодно спросила Лили, громко хлопнув дверью и подойдя к ней ближе, однако не решаясь сесть. Все же, смотреть на Розу сверху-вниз было явно… приятнее.

— Ну что ты, просто как заботливая старшая сестра я пришла дать тебе совет, — улыбка ее стала ярче, — лучше тебе держаться от него подальше.

Лили промолчала, не отводя взгляд, и это лишь сильнее раззадорило кузину. В какой-то момент она даже стала с интересом смотреть на Поттер, чего не происходило раньше никогда, и только из-за одного такого взгляда Лили становилось понятно, что просто и безобидно закончить этот разговор не выйдет.

И вдруг Лили ощутила прилив какой-то отчаянной ненависти: она просто вспомнила, что из-за этого человека, так вольно восседавшего у нее дома на диване, Лили вынуждена была связаться с Жестом и начать спасать собственного брата, погрязнуть в пучине всех этих недомолвок и манипуляций Малфоя. И это действительно раздражало ее, ведь Роза выглядела так, словно у нее в жизни не было ни потерь, ни разочарований, и Лили до ужаса хотелось сделать хоть что-то, чтобы заставить ее расплатиться за все то, что она совершила и в чем была виновата. Сжав кулаки, Поттер попыталась сосредоточить в своем взгляде все отвращение и боль, чтобы она, уверенная и яркая, хотя бы почувствовала, что ей здесь не рады. И что не стоило ей вообще сюда заявляться.

— Так-так, ты все знаешь? — Роза слегка поддалась к ней корпусом, перекинув ногу на ногу. — Ты уже познакомилась с Жестом, как я посмотрю, — она хмыкнула, опять откинувшись на сиденье дивана и задумчиво прикусила губу, а потом, резко вскинув свой взор, протянула: — Лили, неужели ты по-прежнему на стороне Альбуса?

Лили вздрогнула, чувствуя надвигающуюся истерику, а какое-то странное, мстительное выражение, которое вдруг приобрело лицо Розы, лишь сильнее сдавило ее сердце. Было страшно и больно одновременно, она просто не могла понять, что же ей делать, как стоит себя вести. Несмотря ни на что Лили по-прежнему просто млела перед старшей кузиной, которая всегда умела надавить на нее и сломать любую ее выдержку. И время… Лили с отчаяньем вскинула голову на настенные часы и увидела, что у нее остается буквально десять минут, а Роза, судя по решительному блеску в глазах, только вошла во вкус.

— Милая Лили, что же с тобой будет, если я прямо сейчас пойду к аврорам и скажу им, что мисс Поттер, сестра Альбуса Поттера, главного террориста страны, судя по всему, имеет какие-то дела с Жестом? Сможешь ли ты хотя бы неделю отсидеть в стеклянном куполе? — задумчиво протянула Роза, слегка склонив голову набок, а потом по-дьявольски весело усмехнулась, и ее глаза слегка сощурились.

— Ты не сделаешь этого, — холодно ответила Лили, на секунду испытав что-то наподобие страха, ведь если Роза сдала Альбуса, то что помешает ей провернуть это же с ней? Однако, взяв себя в руки, Поттер, мстительно улыбнувшись, медленно проговорила, чувствуя, как ненависть сносит последние тормоза, потому что никакие последствия теперь не имели над ней силу: — У тебя нет доказательств, Рози. И… Малфой не позволит тебе сделать этого.

Громко хмыкнув, Уизли, вскинув брови, отвернулась на секунду, а потом, посмотрев на нее в упор, спокойно проговорила:

— Малфой мне не указ. Да и к тому же, он никогда не вступится за тебя, Лили, — сверкнув глазами, Роза слегка нагнулась, из-за чего Лили невольно отступила на шаг назад, опять ощущая, как она давит на нее, ломает своим спокойным тоном и надменным видом. — Потому что он не из тех людей, которые станут жертвовать всем ради какой-то выскочки Лили Поттер. Мерлин, тебе даже нечего ему предложить, ты слабая и глупая, от таких больше проблем, чем пользы. И вот незадача: теперь ты у меня на крючке. Готовься, Лили, и отсчитывай свои дни на свободе. Потому что если хоть что-нибудь в твоем поведении не устроит меня, то я тебя растопчу. Вот увидишь.

И эта ее насмешка на лице так взбесила Лили, что она было дернулась всем корпусом к кузине, чтобы прямо сейчас схватить ее за волосы и со всей дури ударить о гостиный стол. Как Роза вообще могла приходить к ней после всего, что сделала, и как может смотреть с такой надменностью? Как мог с ней вообще видеться Скорпиус? И почему в этом мире Роза Уизли всегда умудрялась унизить ее, не прикладывая никаких усилий? Но Лили ничего не делала: она стояла на месте, не позволяя себе ни вздрогнуть, ни вздохнуть, потому что знала — Роза Уизли зачем-то нужна Жесту. И что, если из-за импульсивности Лили может произойти что-то крайне печальное, то, что помешает ей увидеться с братом? Да. Нужно спасти Альбуса, и тогда уже он разберется с Уизли, отчего-то она была уверена в этом. Однако… почему бы не поиграть с ней? Почему не попробовать хотя бы что-то узнать даже у нее, лживой, лицемерной предательницы?

Как-то странная жесткая уверенность вдруг пронзила Лили, и она, вскинув голову, слегка усмехнулась и в упор посмотрела на Розу, которая, казалось, не замечала внутреннюю борьбу Лили и только снисходительно раскачивала ногой, явно наслаждаясь собственной победой. Но победила ли она? Да и в чем?

— Зачем ты сдала его? — не выдержала наконец она, понимая, что больше просто не может молчать и держать все свои вопросы при себе. Ей просто отчаянно, до ужаса хотелось понять самое простое: причину. Чтобы потом убедиться в том, что, возможно, ее разрушенная жизнь была всего лишь прихотью Розы Уизли, попыткой избавиться от того, кто всегда был лучше ее.

Только Роза весело рассмеялась, скрестив руки, и мягко ответила, даже не стараясь сделать свой голос виноватым или сочувственным, как обычно это делала:

— Скорпиус не мог тебе об этом рассказать. Должно быть, это Томас? А, Лили, так ты играешь на два фронта? — и ее улыбка стала еще шире, наглее и развязнее, из-за чего Поттер готова была пустить в нее какое-нибудь заклинание, лишь бы она не смотрела так… надменно. — Недооценила я тебя, сестренка, ты, оказывается, та еще стерва. Использовать влюбленного в себя человека, чтобы помочь… Мерлин, да кому помочь! Малфою и его шайке? Ну, Лили, а ты умеешь удивлять!

— Если это все, что ты хотела сказать, то дверь направо, дерни за ручку и иди прочь, — быстро проговорила Лили, демонстративно развернувшись, чувствуя, как ее щеки начинают покрываться красными пятнами. Чертова Роза, она всегда умела бить по больному!

— Скажи-ка, а какую роль, по-твоему, во всем этом играет Скорпиус? — вкрадчиво произнесла она, и Лили, нервно дернувшись, сглотнула, спиной ощущая ее надменный взгляд. Теперь Роза веселилась вовсю. — Кто он: верная собачка Альбуса, готовая выполнять все его указания, или трус, который помог мне заложить своего лидера?

Не выдержав, Поттер резко развернулась, сжав кулаки, посмотрев на нее горящим взором, в котором кроме боли и ненависти не было ничего. Верить Розе было нельзя, но ее наводящие вопросы лишь подтверждали смутные сомнения, которые зародились в ней после разговора с Джейком и которые лишь усилились после невозмутимой реакции Скорпиуса: ему определенно было, что скрывать. Такие, как он, всегда притворяются и манипулируют всем, что может хоть как-то помочь им добиться цели. И что, если это действительно заговор, и Скорпиус сдал Альбуса… только зачем тогда он так отчаянно старается спасти его? Разве есть в этом смысл? Лили с какой-то болью в груди втянула воздух: голова начинала кружиться, и она положила свою руку на стену, боясь упасть.

— Или, быть может, тебе плевать на это, на то, что является настоящим мотивом поведения Скорпиуса и какую роль он вообще играет в инциденте с задержанием Альбуса? — продолжала тянуть Уизли, правда, более не улыбаясь, а только вкладывая в каждое слово целую порцию яда, специально, зная, что Лили будет молча проглатывать его. — Может, ты просто влюбленная в него дура, которая выполняет любой его каприз?

— Что за бред? — уверенно произнесла Лили, когда внутри нее прошелся холодок. Она сама не знала своих истинных чувств, а может, просто боялась признаться самой себе, что она действительно просто обыкновенная идиотка, влюбленная в такого ублюдка, как Малфой. И теперь он пользуется ей, потому что знает: никогда и никуда Лили от него не денется.

— Серьезно? — резко поднявшись, Роза злобно сверкнула глазами, а потом, не сдержавшись, опять хмыкнула, и это ее движение было так похоже на Скорпиуса, что у Лили дрогнуло сердце. — Что ты знаешь о Жесте? Что знаешь о Скорпиусе? Ничего, можешь даже не пытаться меня убедить в обратном! Но при этом ты помогаешь им: скажи же, какова твоя причина?

Нервно сглотнув, Лили вдруг поняла одну вещь: Роза не знает о готовящемся побеге Альбуса. Иначе бы ей было сразу известно, что Лили в Жесте хотя бы из-за самого Альбуса. Да, Розе Уизли ничего неизвестно. И почему-то одна эта мысль заставила ее почувствовать странную, извращенную уверенность.

— Ладно, плевать! — не дождавшись ответа, проговорила Уизли, отведя взгляд, лихорадочно переводя его с предмета на предмет. Было очевидно, что она старается успокоиться, но природная вспыльчивость не давала ей покоя: чем упорнее Роза пыталась выглядеть непоколебимой, тем сильнее становилось понятно, что она волнуется. И, возможно, даже боится чего-то. — Честно, абсолютно все равно, что вы там делаете и зачем. Просто запомни одну вещь: Скорпиус — мой. И я не просто так сделала… — запнувшись, она, приподняв брови, прикрыла глаза, а потом, нацепив на свое лицо привычную маску безразличия, елейно проговорила, — оставь его в покое, если не хочешь потом страдать. Такие, как ты, ему не под стать. Я серьезно, Лили. Ты же меня знаешь: я всегда добиваюсь, чего хочу, а хочу я заполучить его, поэтому просто исчезни с моего пути. Вот мой сестринский совет, дорогая.

Бросив последний ледяной взгляд, Роза степенным шагом покинула ее дом, и в помещении повисла пугающая тишина. Сердце билось, как сумасшедшее, и Лили всем нутром чувствовала, как там, где-то внутри, полыхает невиданных размеров ярость, и она сносит все на своем пути, превращая в пепел любую эмоцию. Тяжело дыша, она вспоминала все, что произошло за последнее время, и вдруг поняла, что она чертовски изменилась. А это значит, что никакая Роза более не сможет стоять над ней и каким-либо способом управлять, навязывать свою волю. Лили Поттер докажет, всем им докажет, чего она на самом деле стоит.

Сорвавшись с места, Лили вышла из дома и тут же трансгрессировала к дому Джейка. Она совершенно не имела понятия о том, что будет делать, говорить, чтобы задержать его на ближайшие тридцать минут, но какая-то ужасающая решительность просто двигала ею. Нажав на звонок, Лили слегка отбивала нервно ритм ногой, а, когда та со скрипом открылась и она увидела Джейка, ей показалось, что мир просто перестал существовать, настолько ей стало страшно.

— Лили? — удивленно протянул он, слегка попятившись. — Извини, я немного занят…

Но она не слушала его, а, уверенно устремившись вперед, зашла в дом и закрыла за собой громко дверь. Наступило молчание, бледный свет едва проникал с кухни, освещая его измученное лицо, на котором был целый спектр эмоций: от удивления до паники. Лили пристально смотрела на него, нервно прикусив губу, и вдруг почувствовала, как жаль ей Джейка. Потому что он не заслуживал того, чтобы она использовала его, чтобы давала хоть какую-то надежду, когда сама она прекрасно понимала: он для нее просто друг. Хороший, надежный друг, которого, однако, можно было использовать в своих целях.

— Лили, я правда занят, мне нужно уходить… — не обращая внимания на его слова, поддавшись вперед, Лили быстрым движением обвила его шею своими руками и, задержав дыхание, закрыла глаза, поцеловав Джейка. Это был совершенно отчаянный, глупый, но единственно действенный способ заставить Томаса забыть о своей работе и вообще обо всем. Только поцелуй был какой-то неловкий, и на сердце у Лили образовалась такая рана, что, когда он, отойдя от удивления, наконец начал отвечать на него, Поттер резко отстранилась и печально посмотрела на него, чувствуя, что не может сдерживать эмоций.

Отсчитывая внутри себя секунды, Лили думала лишь об одном: ей терять нечего. В любой момент Роза настучит на нее и тогда Поттер все равно загребут. Так… может в этом ее выход? Опередить их всех? Ошарашить и тем самым выиграть время? «Альбус будет на свободе», — решительно подумала Лили, сверкнув глазами. О, теперь ее уже было не остановить.

— Я использую тебя, Томас, — холодно протянула она, боковым зрением посмотрев на настенные часа. Джейк опаздывал всего лишь на пять минут и нужно было заставить его задержаться хотя бы еще на десять, а лучшее нападение — это шокирование. Лили знала это сама по себе. — И сейчас я помогаю Жесту, задерживая тебя.

— Что? Лили, ты о чем вообще? — он смотрел на нее с каждой минутой все более и более удивленно, а потом догадка, медленная, болезненная догадка отразилась в его глазах. — Ты… ты знакома с членами Жеста?

— Не просто знакома, я непосредственная участница, — холодно бросила Лили, испытывая внутри непередаваемую боль, и только желание помочь брату заставляло ее держать хладнокровие на лице и оставаться невозмутимой.

Попятившись, Томас с отчаяньем посмотрел на нее, и она видела, как в его карих глазах поднималась ярость. И с каждой секундой ей становилось еще страшнее: она действительно не знала, что он может предпринять сейчас. Не станет ли он арестовывать ее и тогда Жест будет пойман прямо в момент, когда они будут разрушать стеклянный купол? Вздохнув, Лили решительно подошла к нему вперед, пытаясь сконцентрироваться все его внимание только на ней одной, чтобы в его голове не возникло ни единой мысли о немедленной трансгрессии в Министерство. Благо, влюбленный Джейк Томас, выглядевший сейчас, как побитая игрушка, был до такого ошарашен, что не мог думать ни о чем.

— Но зачем? — повысил голос Джейк и подошел к ней ближе: в этом взгляде была смесь боли и ярости, из-за чего Лили едва заметно вздрогнула. — Зачем ты вообще ввязалась в это? — и потом его лицо слегка исказилось болезненно, будто в нем внутри происходил надлом. — Так вот почему ты звала меня на встречи все это время? Ты пыталась просто наладить со мной близкий контакт, чтобы…

— …чтобы помочь сбежать Альбусу из тюрьмы, верно, и сейчас он уже на свободе, будь уверен, — бросила Лили, блефуя, но Джейк замер, посмотрев на нее неверящим взглядом. Он даже не заметил ее волнения, когда она говорила о том, что Альбус сбежал. — Потому что все не так просто, как нам всем кажется, и он может… нет, он должен объяснить мне все! Я хочу знать причины, Джейк…

— Причины, зачем он устраивал теракты и убил своих же родителей?!

— Он их не убивал! — яростно воскликнула Лили, чувствуя, как прорывается из нее все то, о чем она так стойко молчала. А потом она почувствовала, как болят ее глаза, как медленно стекают скопившиеся слезинки по лицу и как внутри нее самой происходит ужасающий надлом. Потому что делать вид, будто все в порядке и под контролем, больше не было сил.

Запустив руку в волосы, Джейк иронично усмехнулся, а потом, посмотрев на нее в упор, холодно спросил:

— А почему ты так в этом уверена? Какие доказательства у тебя есть?

И Лили молчала, с отчаяньем кусая губу, пытаясь придумать хоть что-то. Но что могла она сказать? Что просто боялась признать всем очевидное причастие Альбуса к убийству Гарри и Джиневры Поттеров, так как если это действительно было так, то окажется, что всю свою жизнь она доверяла и любила кого-то настолько ужасного? Или, быть может, она верила в невиновность Альбуса, потому что все время возвращалась к своим воспоминаниям о том, что было с ним после их смерти, как горевал и медленно угасал у нее на глазах?

Почувствовав металлический привкус крови, Лили до изнеможения вонзала зубы в нижнюю губу и молчала: потому что никаких доказательств у нее нет.

— Я повяжу тебя, как соучастницу, — вдруг проговорил с отчаяньем Джейк, отвернувшись и лихорадочно начав искать среди вещей на столе палочку. — Ты расскажешь о членах Жеста и тогда, конечно, я выхлопочу тебе меньший срок или даже вообще собью его…

— Нет! — резко бросила Лили, яростно смотря на его сутулую спину. Он вздрогнул, и его рука замерла в воздухе, так и не ухватившись за палочку. А время медленно, но верно капало, Лили внимательно следила за минутной стрелкой, и ее ритм, казалось, отбивало даже сердце. — Ты никогда не сдашь меня, Джейк. Мы оба это знаем.

Он молчал, и Лили видела, как сгибалась под давлением отчаянья его спина еще сильнее, как мелко дрожит его повисшая рука в воздухе. Часы отбили полвторого, и этот звон был слишком громким для наполненной тишиной комнаты. И когда последний бой утих, Джейк медленно развернулся и слегка потрясенно посмотрел на нее. Внутри него, казалось, шли баталии.

— Ты говоришь, он сбежал? — холодно проговорил он, и лицо его было до того безэмоциональным, что она вздрогнула. — Что ж, у него выбора немного: мы его найдем. Может, уже даже сегодня с учетом, что магически он сейчас слаб, — Лили вздрогнула, вдруг осознав, насколько изначально было глупым его спасение… и как она не задумывалась об этом раньше? Ведь Альбусу некуда бежать!

Она подняла на него опухшие, красные глаза, и Джейк, тяжело вздохнув, медленно проговорил слегка надломанным голосом:

— Лили, пойдем сейчас же со мной. Альбус, вероятнее всего, попытается встретиться с тобой, поэтому Министерство в любом случае прикажет следить за сестрой Поттера. Поэтому есть смысл пойти сейчас со мной и рассказать нам, кто они. Таким образом, тебе удастся избежать полноценного наказания… в крайнем случае я скажу, что они использовали на тебе империо или что они принуждали тебя, и тогда ты выйдешь невредимой, — он с нарастающим отчаяньем смотрел на нее, и Лили силилась оставаться по-прежнему хладнокровной и безразличной, лишь бы Джейк не видел, как больно ей самой. — Прошу тебя, просто пойдем со мной… за то, что ты выдашь их, ты станешь чуть ли не национальным героем, тогда все будет просто замечательно, ты вернешь себе работу, нормальную жизнь… просто пойдем!

— Не будет ничего замечательного! — не выдержала Лили, чувствуя, что начинает плакать сильнее, что слезы застилают ей его измученное лицо напротив. — Как ты не понимаешь, что я не переживу смерть Альбуса? Неужели ты не видишь, как дорог он мне? Плевать, серьезно, плевать мне, кого он убил и сколько, как много людей находилось в его власти и какой он на самом деле урод, плевать! Я лишь знаю одно: он не сделал бы ничего просто так. И он не виноват в смерти родителей. И будем честны, на остальных мне глубоко наплевать!

— Ты говоришь ужасные вещи, Лили, — холодно и тихо проговорил Джейк, и в его глазах Лили увидела страшную для себя уверенность.

— И что, Джейк? Ну иди, закладывай меня, давай, только потом будешь жалеть об этом всю жизнь! — резко бросила Лили, сузив глаза. — Поэтому ты ничего не сделаешь: ты любишь меня, а потому и понимаешь, почему я стремлюсь помочь Альбусу. И мне, как и тебе, абсолютно все равно на последствия, лишь бы был жив тот, ради которого и сам живешь!

Ее крик эхом раздался в комнате, и Лили вдруг почувствовала, как сильно болит ее лицо от слез и от эмоций. Впервые за столько времени она позволила себе наконец выйти из ада и открыть собственный ящик Пандоры, который и обличал ее истинную сущность: Лили никогда не была ни доброй, ни хорошей, она лишь маленькое, эгоистичное существо, которое может сделать что угодно ради собственной цели. И осознание этого обрушилось на нее только сейчас, когда Лили видела, с какой долей отвращения смотрел на нее человек, в чьих глазах она всегда видела только нежность и сочувствие.

Медленно попятившись спиной назад, Лили уперлась своим телом в дверь и тяжело вздохнула, не отнимая своих больных глаз от него. Она знала, что больше вряд ли сможет посмотреть ему в глаза вот так, открыто и искренне, а потому пыталась продлить этот момент чуть дольше. В конце концов, Джейк должен был уже осознать, как отличалась Лили настоящая от образа, созданного у него в голове. И эта мысль заставила ее отчего-то злобно усмехнуться: да, ему, должно быть, больно, потому что пребывать в иллюзиях нельзя, от них нужно непременно избавиться, и настал, наконец, его черед. Бросив последний взгляд, Лили резко развернулась и быстро вышла прочь, тотчас смешиваясь с толпой волшебников, снующих взад-вперед.

Что ж, пути назад больше не было. Отступать и капитулировать просто некуда.

* * *

Первый снег большими хлопьями падал на асфальт, и Лили с отчаяньем сжимала пальцы, совсем перестав ощущать их. Улица медленно начинала готовиться к наступающему Рождеству, и волшебники были веселее обычного. И ей казалось, что она одна шла, как в бреду, боясь даже подумать, что могло произойти за то время, что она ходила по улице. Единственное, что ее успокаивало — это то, что никаких новостей о смерти Альбуса нигде не было слышно, а значит, возможно, у них все-таки вышло… по крайней мере, Лили безумно надеялась на это.

Завернув за угол, она прислонилась на секунду к дому, и почему-то перед глазами у нее всплыл образ Джейка. Только в ее мыслях он восстал моложе и в гриффиндорской форме, и улыбка у него была совсем другая: яркая, заразительная, а в глазах целые надежды на будущее. Она до сих пор помнила, как ходила иногда с ним по Хогсмиду, и он, чтобы впечатлить ее, всегда выучивал необычные заклинания, которые постоянно и демонстрировал. О, как трепетало ее сердце, когда из кончика его палочки вылетел поток голубых бабочек, и они, кружась, превращались в различные геометрические фигуры; как захватывало у нее дух, когда он взмахом древка создал всевозможные скульптуры из льда, и они, на секунду ожив, приветственно кланялись ей. Джейк был просто необыкновенным волшебником, и он делал все, чтобы ее развеселить и помочь выйти из постоянных депрессий, и от этого его хорошего отношения, наверное, ей и было сейчас так тошно. Будь он хоть капельку груб, то Лили не было бы так стыдно за сцену, устроенную несколько часов назад.

Моргнув, Лили опять ощутила ненавидимые слезы и яростно смахнула их с глаз. «Толку-то жалеть теперь о сделанном», — успокаивала она себя же, но лучше не становилось, а ноябрьский ледяной ветер так сильно обжигал ее лицо, что становилось лишь тяжелее. И чего она только ходила по промозглым улицам, чувствуя, как тают снежинки у нее за воротом распахнутого пальто? Нужно было идти домой, а потом искать Альбуса, он наверняка сейчас находится в штаб-квартире Жеста, ведь совсем скоро за ней придут и отдадут в суд Визенгамота. Лили знала, что так будет: как бы Джейк ни любил ее, он всегда на стороне закона, а значит нужно в последний раз окинуть печальным взглядом эти украшенные улицы и побежать на встречу с Альбусом. Хоть бы один раз посмотреть в его глаза, и тогда ей не будет страшна даже смертная казнь.

И сердце Лили затрепетало от волнения и страха: настолько страшно было увидеть собственного обожаемого брата, который был для нее сплошной загадкой. Потому что больше всего Лили боялась признаться самой себе, что любовь к больному ублюдку, из-за которого страдали другие люди, могла быть самой главной ошибкой ее жизни. Тем, что полностью ввергло ее в самый ад.

Прикрыв глаза, Лили сжала палочку и трансгрессировала к дому, испытывая странную уверенность внутри себя: ей хотелось как можно быстрее привести свой внешний вид в порядок и пойти к брату. Немного помешкав, она сорвалась к двери и быстро забежала в помещение, ощутив, как промерзшие пальцы с болью стали хрустеть, стоило ей лишь прикрыть дверь. Стянув лениво шарф с шеи, Лили бросила его на пол и зашла внутрь, держа крепко в левой руке сумку, будто это была ее опора. После долгого пребывания на улице все ее тело словно заледенело, и до чего же больно теперь было даже просто передвигаться по комнате, в полнейшем мраке. Нащупав в сумке палочку, Лили вскинула ее, чувствуя, как отчего-то сильно-сильно бьется сердце.

— Люмос, — тихо произнесла она, и кромешная темнота в доме озарилась слабым светом. Пройдя в гостиную, Лили нашла наконец включатель и нажала на него, быстро развернувшись, чтобы окончательно избавиться от верхней одежды, но стоило ей только повернуться, как она наткнулась на пристальный взгляд до боли знакомых изумрудных глаз.

Сумка выпала у нее из рук, и Лили шокировано распахнула глаза, потому что на кухне, что была прямо напротив гостиной, за столом сидел Альбус, и вид у него был такой потрепанный, будто он не сидел в тюрьме, а подвергался постоянным пыткам: руки были покрыты крупными шрамами, в волосах поблескивало несколько одиноких седых прядей, а лицо его как будто осунулось, из-за чего скулы выглядели такими острыми, что Лили непроизвольно сжала свои пальцы. Ужас пронзил ее, и ни одно слово не могло сорваться с полузамерзших губ.

Лили было страшно: почему он вообще пришел сюда? Его же поймают!

Но Альбус лишь молчаливо смотрел на нее с какой-то несвойственной ему тоской, не пытаясь ни встать со своего места, ни сказать хоть что-то. Перед ней будто сидел живой труп, у которого ярко сияли глаза, и в них была такая печаль вперемешку с тоской, что впору было ей захлебнуться. Нервно сглотнув, Лили нерешительно замерла, изучая каждый миллиметр его лица, замечая все больше синяков и кровоподтеков. Что же делали они с ним? Сердце ее билось, как сумасшедшее, и Лили действительно боялась прямо сейчас упасть в обморок.

— Ну, здравствуй, сестренка, — наконец спокойно протянул он в своей ленивой манере, а потом, откинувшись на спинку стула, Альбус улыбнулся так, как, наверное, улыбался только ей. И в это мгновение, кажется, она увидела в его лице отпечаток смерти: он будто сам ею и был. — Давно же мы с тобой не виделись.

И сердце у нее будто остановилось.

Лили неверяще моргнула, а потом, будто осознав наконец, что произошло, быстро вбежала на кухню и остановилась в трех шагах от Альбуса, сжав трясущейся рукой сиденье стула, чувствуя такое волнение, что усталость, возникшая после стольких слез и операции с Джейком, в момент испарилась. Потому что Лили было страшно. Страшно настолько, что у нее на секунду потемнело в глазах.

— Мерлин, Альбус, какого черта ты здесь делаешь?! Тебя же точно обнаружат!

— Меня и так найдут, — спокойно произнес Альбус, и слегка кивнул головой на стул, как бы предлагая ей сесть. И вид его был до такого равнодушно ленивым, что у она лишь сильнее сжала сидение, чувствуя, как от напряжения у нее начинает покалывать в пальцах. — Садись, Лили. У нас, конечно, не так много времени, но поговорить придется о многом.

— Да о чем ты?! — взволнованно взмахнула руками Лили, но потом, покорившись, села на стул и устремила на него полный тревоги взгляд. Ей было так страшно и одновременно до жути интересно, что она несколько раз привставала со стула, а потом приземлялась обратно, и сердце ее гулко билось в груди. Все это время в голове жила единственная мысль: с минуты на минуту Джейк точно ворвется к ней в дом и арестует ее, так какого черта Альбус сидит напротив нее абсолютно без волнения? Ее дом — самое опасное место для него, это же очевидно! Так почему же он пришел сюда? Сглотнув, Лили напряглась всем телом, а ее уши, казалось, навострились до того, что она могла услышать разговоры с улицы. — Ты должен бежать из страны, а не сидеть со мной здесь!

— Никуда я не побегу, — сморщившись, ответил он, сжав руки в кулаки, а потом уверенно посмотрел на Лили, и она вздрогнула. Потому что это лицо напротив, казалось, принадлежало какому-то незнакомцу: до такого у него было странное выражение. Словно Альбус за время своего заключения изменился до неузнаваемости, и в нем больше не осталось ни любви к ней, ни какого-то понимания; словно он лишился последней человечности, что была у него. — Признаться, я зол, Лили, что ты была допущена до моего побега. Малфой, сукин сын, не должен был этого делать, — он сильнее сжал свою руку, и на лице его заходили желваки. — Впрочем, за свой проступок Малфой уже поплатился сполна.

Невольный вздох сорвался с ее губ, и она с опаской посмотрела на брата. Ее сердце так сильно сжалось на секунду, потому что Альбус, ее милый, дорогой Альбус, был до такого безэмоционален, когда говорил такие страшные вещи, что страх накрыл ее волной. Что он мог сделать со Скорпиусом? Жив ли он?

— Что ты сделал с ним? — осипшим голосом спросила Лили, чувствуя, как сердце замирает по-предательски, а руки начинают мелко дрожать. Она забыла обо всем: и о том, что ему грозит большая опасность, и о том, что ее вот-вот поймают и упекут в тюрьму. Одна только отчаянная мысль билась в ее голове, потому что она секунду задумалась, на что мог пойти ее брат с учетом всего того, что он творил раньше.

— А что? Тебе есть до него дело? — лениво протянул Альбус, и его взгляд стал таким жестким и пронзающим, что Лили нервно сглотнула. Страх тонкой пленкой обтянул ее сердце, и она с ужасом подумала, что может сделать Альбус со Скорпиусом, если прознает, как Лили относится к нему на самом деле. И в этот момент она вдруг почувствовала, как запульсировал нерв в виске и как кто-то стремительно попытался ворваться в ее сознание. Лили сжалась. И сосредоточилась. Потому что страх пересилил все. — Кто научил тебя ставить блок в сознании, Лили? — холодно спросил он, не по-доброму сузив глаза и как-то пристальнее начав встраиваться в нее. Но Лили молчала, сжав плотно губы, и, наверное, именно это и выдало ее. Альбус коротко рассмеялся. — А, так Малфой позаботился даже об этом. Видимо, вам есть, что скрывать, да? Стоит его еще раз попытать круциатусом, чтобы наконец войти в курс дела?

— Альбус! — с отчаянием воскликнула Лили, почти что подскочив со своего места. Такой брат пугал ее не на шутку, потому что в нем больше не было ничего от Альбуса, которого она знала. И, смотря на него во все глаза, Лили вдруг осенило: а знала ли она его? Была ли на самом деле той, кому он открывался? Сглотнув ком, образовавшийся в горле, она лишь отчаяннее смотрела на брата, так некстати вспомнив все предупреждения Джейка, все его слова. Что-то внутри нее ломалось надвое.

И он пристально посмотрел на нее с минуту, а потом, тяжело вздохнув, слегка наклонился ближе корпусом и тихим, спокойным голосом произнес:

— У нас так мало времени, Лили, поэтому не будем об этом, времени почти нет, — и он подбадривающе улыбнулся ей, явно смягчившись, а потом, посмотрев куда-то в сторону, замолчал, и Лили, лихорадочно пытаясь найти применение своим рукам, хватаясь то за края скатерти, за своё лицо, воскликнула:

— Мерлин, да о чем ты! Уходи сейчас же, мы потом обязательно поговорим, уходи!

— А будет ли потом? — мрачно и риторически протянул Альбус, резко вскинув свои глаза на нее.

— Альбус…

— Ты помнишь, как магглы впервые появились в Хогвартсе, да? — задумчиво произнес он, перебив, и Лили вздрогнула, облизнув пересохнувшие губы. Отчего-то она не решалась его прервать. — Их водили по старинным коридорам Хогвартса, им показывали наши реликвии, а потом пытались объяснить им нашу культуру… — Альбус хмыкнул как-то не по-доброму, сильнее сцепив свою руку в кулак, — вид у магглов был слегка… необычным, не находишь? Впрочем, я знаю, что тебя они тоже не особо впечатлили, но вот другие восприняли это очень радостно. Как будто между нами и магглами не вековая вражда и неприятие, а одно только единение.

Замолчав, Альбус прикрыл на секунду глаза, а потом, распахнув их, расправил плечи и согнулся ближе к столу, положив на него свои локти. Он о чем-то отчаянно думал.

— Помнишь тех детей, что отправили по программе обмена? Ну, посещение так называемой маггловской школы? — Лили кивнула, слегка нервно качнув головой, и он усмехнулся. — Так вот, они пропали, Лил-с. Никто не из них не вернулся. И как будто всему обществу было плевать на это, как впрочем, было плевать и на тех студентов, которых отправляли на стажировку и которые… по странным стечением обстоятельств потом либо занимали высшие посты в тех или иных учреждениях, либо оказывались на помойке магического мира. Странно это все, да? — протянул медленно Альбус, а потом резко перевел на нее свой взгляд, и он был такой пустой, такой болезненный, что у Лили сжалось сердце, — вот и мне так показалось. Но я ничего не предпринимал, да, иногда мы могли обсудить в гостиной то, что нам не нравится тенденция сближения магглов с волшебниками, но думал ли я тогда, сколько сделаю и как закончу? Нет, Лили. Мне казалось, что у меня впереди целая долбанная жизнь и попытки самоутвердиться, — он задумчиво провел рукой по своему лбу, и Лили заметила на его левой ладони глубокий, покрывшейся красной коркой порез, словно… он пытался выбить что-то стеклянное. Поддавшись вперед, она привстала с места и схватила его ладонь, а потом, потянув вниз рукав смирительной рубахи, замерла. Потому что вся рука была в длинных, глубоких порезах на перебой с шрамами.

— Альбус! — с отчаяньем бросила она, сильнее сжав его ладонь в своих руках. Сердце билось гулко-гулко. — Мерлин, что это?.. Что они делали с тобой?

— Не перебивай меня, Лили, — жестко протянул он, но руку не убрал, а потом, вздохнув, опустил плечи и проговорил медленно, словно ему с трудом давались слова: — Послушай меня внимательно: ты же познакомилась с Жестом, да? Хочешь же узнать, как все получилось? Так тогда слушай внимательно, ведь времени чертовски, просто до ужаса мало.

В его глазах вспыхнул дьявольский огонек, и он, сильнее сжав ее руку, быстро проговорил:

— Все началось где-то на шестом курсе, как-то после очередной экскурсии магглов по Хогвартсу, я вдруг обратил внимание, что мой однокурсник, Демиан Роули, стал слишком нервозным и начал постоянно выходить из себя. Не то, чтобы меня это волновало, однако у нас в подземельях мы стараемся помогать друг другу, а Демиан был хорошим человеком, надежным и упорным, поэтому такое его поведение вызывало много вопросов. К тому же, в этот момент по Хогвартсу вдруг стали ходить странные сплетни… И знаешь, что я тогда узнал, поговорив с ним? Что во время посещения магглов Хогвартса, когда их оставила одних профессор Сэллери, — помнишь, учительница по маггловедению? — двое магглов решили самостоятельно прогуляться по замку и тогда-то Демиан и наткнулся на них.

Альбус замолчал, сжав сильнее ее руку, да так, что ей стало очень больно, а потом слегка прикрыл глаза, видимо, пытаясь собрать воедино мысли, но даже не думая ослабить хватку. Сердце у Лили билось, как безумное, и она боялась сделать лишнее движение, боялась дернуть свою ладонь, потому что он выглядел сам не свой.

— У них случилась потасовка, ну знаешь, такие магглы, как детки богатых родителей и видных чиновников, а именно такие и являлись «мостом между магическим и маггловским миром», — он злобно усмехнулся, и опять жевалки заходили по его шее. — Так вот, им захотелось посмеяться. Они ведь нас воспринимают, как уродов, чьими силами можно воспользоваться, и чтобы там кто ни говорил, так и оно есть: мы для них — страшные существа, которых нужно подчинить, ведь иначе мы запросто уничтожим всех их. И знаешь что? — вдруг яростно произнес Альбус, и его глаза так блеснули, что Лили непроизвольно дернулась, пытаясь освободиться. Потому что ей было не на шутку страшно. — Они очень любят применять физическую силу, потому что больше-то ничего у них нет, и когда Демиан, защищаясь, просто оттолкнул одного из них с помощью заклятья, остальные два побежали стучать директору.

Выразительно хмыкнув, Альбус откинулся на спинку стула, разжав наконец свою ладонь, и Лили прижала ее к груди, замерев на месте. На его лице появилась какая-то дьявольская улыбка, и он, чуть помолчав, продолжил:

— Его выгнали из школы спустя пять месяцев после инцидента. Макгонагалл ничего не могла поделать, это был приказ свыше. И тогда меня это все отчего-то безумно заинтересовало. Кто они такие, эти магглы, что из-за них выгоняют сына уважаемой старинной чистокровной семьи? Я стал задавать себе вопросы, искать на них ответы, но это лишь была маниакальная идея. Ничего серьезного. Однако потом я начал задавать эти вопросы своим одноклассникам, и некоторые из них, как оказалось, были заинтересованы в ответах так же сильно, как я.

Наступило молчание, и Лили неотрывно смотрела на брата, который больше не улыбался, а жестко смотрел на стол и медленно облизывал кончиком языка нижнюю губу. Хмыкнув вдруг, Альбус на секунду отвел голову в сторону, а потом повернулся обратно, и теперь он лихорадочно переводил свои зрачки с Лили на стол и обратно. Было понятно: самое интересное впереди. И поэтому, наверное, она совершенно забыла об опасности, висящей над их головами.

— Малфои после войны сильно пострадали, знаешь же. Однако наш отец позаботился о том, чтобы они не сидели в тюрьме, но общество хорошо помнит тех, кто проиграл, а они проиграли. Только вот Скорпиусу роль проигравшего не нравилась, не правда ли, он довольно амбициозный человек? — он мрачно усмехнулся, пристально посмотрев на нее. — Наверное, именно поэтому он всегда с интересом слушал мои разговоры в гостиной и, хоть и никогда не включался в разговор и никак не выражал своего мнения, я видел, что он согласен со мной. А еще я видел, что он что-то знает. И, когда наши дороги окончательно разошлись, а я поступил по велению семьи на государственное управление вместе с дражайшей кузиной Розой, в один из дней он пришел ко мне и сказал, что у него есть кое-что интересное. И ты знаешь, Малфои никогда не делают что-то просто так, — весело протянул Альбус, перестав разъедать ее своими глазами, теперь он надменно улыбался, будто испытывая какое-то торжество. — Вот тут на сцену и вышел Корвус Нотт, двоюродный брат Скорпиуса, который и стал одной их причин, что побудило меня основать Жест. Корвус рассказал мне кое-что удивительное: что у него была старшая сестра, сквиб, которую всегда держали подальше от общества и мало вообще кто знал о ее существовании. И однажды ее просто не стало: ему сказали, что сестру отдали в мир магглов. И все бы ничего, это нормальная практика, только Корвус никак не мог с ней связаться на протяжении многих лет, а потом он просто смирился и жил бы себя припеваючи, если бы однажды, когда, выпустившись, стал помогать отцу в семейном бизнесе, не обнаружил странный документ: согласно ему, его сестра была одной из десяти детей, что должны были обучаться в маггловской школе, — сделав паузу, Альбус тут же решительно произнес, бравируя интонациями в голосе: — Скажи, Лили, кто были эти дети? Теперь ты понимаешь, каких именно волшебников отправляли в мир магглов?

Нервно сглотнув, она сжала руки в кулаки, постепенно начав осознавать сложившуюся ситуацию, но еще не до конца, а потому покачала отрицательно головой, на что Альбус спокойно улыбнулся и медленно, растягивая гласные, протянул:

— Все те дети были сквибами. Они заведомо отправили в мир магглов тех, кому и предстояло там жить. Только подали это с иной стороны, будто у нас начинает происходить какое-то сближение, а потом просто поспешно замяли эту историю, и никто не возмущался: родителям этих детей просто нужно было избавиться от них, да и им явно угрожали, Локантус не простой премьер-министр, Лили. У него огромные связи. А общество… Локантус кинул им другую кость: магглы в Хогвартсе. Правда, это уже произошло почти через шесть лет, но кого это волнует? В этом мире все только и заботятся о стабильности: неважно, как мы живем, главное, чтобы ничего не мешало нам пить сливочное пиво и играть в квиддич, — яростно воскликнул Альбус, и Лили ошарашенно отступила назад. Картинка, по кусочкам собирающаяся в голове, заставляла ее нервно прикусить губу и с ужасом посмотреть на брата.

— Но, я отвлекся. Вернемся к Нотту: именно в тот день мы и решили, что хотим все узнать. Демиан присоединился к нам по моей просьбе: я хотел отомстить за него, да и он, знаешь ли, жаждал расправы. Так и появился Жест, и первый наш теракт, по сути, был всего лишь облавой на отдел, где хранилась засекреченная информация и данные этих детей. Мы выкрали оригиналы, оставив только копии, и именно тогда начали собирать компромат, чтобы взбудоражить общество, однако никакого четкого плана у нас и не было. Просто обнародовать эти документы? Все журналы под министерством, это не прошло бы. Тогда что же делать, что?

Свет на секунду мигнул, и Альбус, прервавшись, заинтересованно посмотрел на потолок, усмехнувшись. Лили внимательно следила за ним, чувствуя сухость во рту и силясь задать тот важный вопрос, которой так и крутился у нее на языке. Но могла ли она пошевелить хотя бы пальцами? Нет, ее тело будто все оцепенело, и именно в этот момент, когда борьба внутри нее так явственно отобразилась в выражении лица, Альбус посмотрел на нее упор, и лицо его исказилось в гримасе боли.

— Я знаю, что ты хочешь спросить, Лили. И дам тебе даже больше, чем просто свой ответ. Я расскажу тебе, что было дальше, после первой облавы, — он многозначительно кивнул головой и слегка постучал пальцами по столу. Казалось, он что-то ждет. — Когда я получил оригиналы, я пришел к отцу, потому что знал, что он не останется в стороне, Лили. И он не остался. Он хотел на правах национального героя выступить перед общественностью как раз в день ежегодной декабрьской конференции Локантуса, на которую всегда приглашались сливки общества и журналюги. Там, создав общественный резонанс, можно было его задержать, ведь отец — глава аврората и герой. Кто бы мог ему помешать с учетом, что есть доказательства? — он запнулся, а потом, резко вздохнув, бросил, сверкая глазами: — Ни дядя Рон, который, впрочем, давно уже отошел от политики, ни тетя Гермиона, которая сама была инициатором сближения с магглами, никто не знал о нашем плане. Я не хотел посвящать в это дело никого, ведь чем больше людей — тем больше проблем. Но… как бы я не старался все предугадать, как бы не старался просчитать… Все оборвалось. Все! Ничего не могло быть из того, что было дальше, если бы в тот день отец не пошел к матери в офис, если бы до этого он… — Альбус явственно вздрогнул, сжав руку, а потом, прикрыв глаза, повел головой влево. — До этого великий Гарри Поттер имел неосторожность на своей пресс-конференции намекнуть на то, что его не устраивает политика Министерства. Всего один намек стал причиной, почему они убили их, Лили. Они безжалостно взорвали то треклятое здание и повесили это преступление на нас. Тебя не смутило, что прошел такой промежуток после взрыва Министерства и в издательском центре? И почему тогда я не мог просто убить их у себя дома? Это сфабрикованное дело, и они заплатят мне за это, Лили, заплатят, я заставлю их захлебнуться в той крови, что они пролили! — жестко протянул он, сверкнув глазами. — Вот поэтому я сбежал, у меня осталось одно маленькое дело.

Ни живая ни мертвая Лили во все глаза смотрела на Альбуса и чувствовала то ли облегчение, то ли еще большее отчаянье. Конечно, все ее мысли подтвердились: он не был причастен к смерти родителей, но… почему же Альбус говорил с ней так, будто они видятся в последний раз? И, будто прочитав ее мысли, он улыбнулся.

— Я ничего не понимаю, Альбус, — сорвавшимся голосом просипела Лили. — Зачем… почему ты сейчас все это мне рассказываешь, хотя знаешь, что на тебя охотятся? — она взмахнула рукой, а потом дрожащей ладонью провела по лбу, чувствуя влагу. Она даже не заметила, как вспотела. К глазам подступили слезы, Лили уже чувствовала, как у нее начинается самая настоящая истерика. — Я не понимаю!

— Я мщу, Лили, и я свергну это правительство, даже если не своими руками. Потому что то, что они отправляли сквибов под видом волшебников, это не самое ужасное. О, нет, — холодно протянул Альбус, смотря на нее в упор, будто прожигая своим взглядом ее скорчившуюся фигурку. — Ты же познакомилась с Икарусом и Алфитой Забини? И ты, наверное, знаешь, что Икарус работает в Министерстве. Что ж, признаюсь тебе честно, я поэтому сблизился с его сестрой, ведь мне нужны были его связи. Я все хотел узнать, кого же отправляют по обмену и куда, и что же происходит с этими людьми. Заполучить внимание Алфиты не составило труда, и вскоре в моих руках оказался и Икарус. И вот тогда мы узнали кое-что действительно интересное: по обмену в маггловские вузы отправляли уже реальных волшебников, однако они давали Непреложный обет, клявшись, что и в мире магглов и в мире волшебников они не скажут ни единого слово о том, каким именно образом они проходили свое обучение, в случае нарушения договора они просто умирали, а в самом мире магглов они лишались своей палочки и становились, по сути, обычными людьми, — разведя руки в сторону, Альбус дьявольски расхохотался и, посмотрев на нее сверкающими глазами, произнес по слогам: — Локантус всех надурил. Никакого сближения нет. Все мы — жертвы его политических игр, а Жест лишь просто борется с этой системой. Мы устраивали взрывы в неблагоприятных районах по нескольким причинам: привлечь внимание волшебного сообщества, что посмотрите, все неидеально. А также, потому что в этих районах и жили некоторые особо неудавшиеся…

Альбус резко умолк, и свет опять подозрительно моргнул. Медленно приподняв голову, она проследила за его взглядом, а потом опять перевела на брата, который, прикрыв на секунду глаза, улыбался немного тоскливо. И в моргающем свете его шрамы выглядели особо ужасающими. Лили нервно сглотнула, боясь сказать хоть слово, чувствуя нутром, что что-то должно произойти. И в это же мгновение Альбус опять посмотрел на нее, и глаза у него приняли то странное выражение, как тогда, когда он сказал ей, что хочет сбежать.

— Мне так многое хочется тебе сказать, — тихо и бездушно произнес он. — Но ровно через три минуту сюда придут авроры. Уходи, Лили.

— Что? — взволнованно произнесла она, так и подпрыгнув с места. — Ты… что… Альбус! Это тебе немедленно нужно уходить, чего же ты сидишь?!

— Я сбежал, Лили, чтобы отомстить, я говорил, — сказал он, тоже резко встав и остановившись напротив нее. Стул с грохотом приземлился на пол. — Все бы можно было избежать… если бы меня не поймали, если в бы в тот день Демина и Скорпиус… однако, Лили, — он с отчаяньем посмотрел на нее, приблизившись, схватив ее повыше локтя, а потом, нагнувшись так, чтобы его услышать могла только она, тихо зашептал: — В моей комнате под кроватью лежит книга, в которой я спрятал документы и кое-что еще… Найди ее, — пробормотал он с отчаяньем, — и, хоть изначально я был против твоего участия в этом… но сделай все, что только сможешь. Потому что эту месть я могу доверить только тебе. Ты, не Малфой, не Забини, не Нотт, раз не удалось уберечь тебя от всего этого дерьма… Только тебе я могу доверять, — он сильнее сжал ее в своих руках, — и резко подняв голову, он, отцепив свои руки, опять посмотрел куда-то в сторону. — Трансгрессируйте, Скорпиус.

Лили, резко дернувшись, вдруг увидела Малфоя, который стоял, облокотившись на свою трость с весьма помятым видом, на часть его лица падала тень, и он, смотрящий на нее из мрака, был до такого пугающим, что у нее невольно сорвался тихий полувскрик. У Скорпиуса был жесткий, безэмоциональный вид, и он только как-то слишком внимательно смотрел в лицо Альбуса, будто между ними велась невербальная беседа. Отвернувшись, Лили резко схватила брата за рукав и почувствовала, как медленные слезы стали стекать по ее щекам, как агония заметалась внутри пожаром.

— Я не для этого столько всего сделала, чтобы дать тебе вот так вот просто пойти на добровольную смерть, пойдем же скорее, Альбус! И что еще за книга! О чем ты! Уходи, Альбус! — почти что взывала Лили, неся бессвязную чушь, потому что мысли никак не выстраивались, не систематизировались, но он как будто не слышал ее. И в этот момент она вдруг поняла: он настроен серьезно, в его лице была такая жесткая решительность, что Лили вздрогнула, ослабив хватку, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Ты еще не поняла? — холодно бросил Альбус, резко отдернув ее руку. — Я без пяти минут труп, моя казнь должна осуществиться сегодня, потому что другого выхода нет: мне никак не сбежать, у меня нет ни палочки, ни достаточно сил, они истощили мою магию! В таком состоянии я только подставлю своих союзников и тебя! И, к тому же, убив меня, они будут думать, что победили, на некоторое время, с учетом, что больше Жест не будет делать терактов, они забудут о нас. И именно это их погубит. Я сделал все, что смог, и последнее, что от меня нужно — это выиграть нам время, и я готов пойти на это, — он резко замолчал, и сердце у Лили замерло от ужаса, когда она вдруг отчетливо представила, что могли делать они с ее братом. Они точно, безоговорочно убьют его. — Скорее, Скорпиус.

Тут же она почувствовала, как чьи-то теплые руки обвили ее талию и крепко прижали к себе. Лили вырывалась, брыкалась, пыталась отцепить крепкие руки, вонзая в них ногти, но тщетно — Скорпиус держал ее слишком сильно. И, когда она поникла безвольной куклой, Лили с ужасом посмотрела на брата, отлично увидев в его лице отпечаток смерти. Он прав. Он не жилец. Альбус — без пяти минут труп. И прежде, чем магический вихрь захватил ее, она услышала последние слова брата, наполненные какой-то странной, изувеченной тоской:

— Удачи, сестренка.

И его фигура исчезла. Растворилась в потоке скручивающейся реальности, словно и не было никакой встречи с Альбусом, словно он не был спасен. Ужас накрыл ее с головой, когда ноги почувствовали опору, а в ушах раздались звуки уличной кутерьмы. Люди, бродившие по красиво украшенным к Рождеству улицам, весело смеялись, и этот смех, эта радость так огрели ее, что Лили с яростью вонзила ногти в свои ладони. Будто обезумевшая, она осмотрелась по сторонам и увидела знакомый паб, с которого, по сути, все началось, а перед глазами забегали смутные воспоминания. Гнев, отрицание, досада нахлынули на нее, когда до Лили наконец стало доходить происходящее.

— Какого черта, Малфой?! — накинулась она на него, ударив по груди, а потом еще и еще, пытаясь выместить всю ту боль, что разрывала изнутри. Слезы текли по ее лицу, размазывая тушь, а из-за пелены перед глазами Лили совсем перестала видеть окружающие предметы. — Ты что вообще делаешь? Немедленно верни меня обратно, мы должны…

Его холодная рука резко закрыла ей рот, и Скорпиус приблизился к ней близко, так, что даже сквозь слезы она могла увидеть его разгневанное лицо.

— Замолчи, дура, иначе ты окончательно разрушишь все, что мы с таким трудом выстроили, — шептал он ей на ухо, и от звука его голоса Лили почувствовала мурашки по телу и одновременно еще большую ненависть, потому что это он! Это его вина! Пелена перед глазами медленно начинала спадать, и она, посмотрев по сторонам, увидела, что на улице почти никого не было, а те немногие, кто все же присутствовал, как-то странно косились на них.

Выждав минуту, Скорпиус убрал свою руку, и Лили резко отстранилась от него, а потом, вздохнув, подошла ближе, так, чтобы их не мог никто услышать, из-за чего почти что коснулась своим носом его шеи.

— Ты знал, ты знал, что так будет! — тихо проговорила Лили, смотря на него во все глаза с непередаваемым презрением. Ее голос был надломленным и слабым, потрясения и волнения, пережитые за день, окончательно надорвали всю ее стойкость. И глядя на невозмутимого Малфоя, который, казалось, не испытывал даже малейшей тревоги или грусти, она начинала проникаться к нему еще большей ненавистью. — Не было никакого спасения Альбуса, он… он…

— Ему нужно было сбежать, потому что… — Малфой осекся и, запустив свою руку в волосы, тяжело вздохнул. Даже у него больше не получалось оставаться спокойным, однако Лили почему-то чувствовала, что это волнение какое-то лживое… словно на самом деле ему было плевать, и он просто ломал комедию. — Перед своим задержанием Альбус спрятал бумаги, но у нас не получилось узнать, куда. Об этом знали только Альбус и Демиан, но Демиан… умер, так и не очнувшись, и информация осталась упу…

— Мне плевать, — жестко протянула Лили, и ее лицо исказилось в гримасе отвращения. Все, все было заранее спланированной игрой, ее использовали под предлогом спасения брата, когда изначально было решено, что ему суждено умереть. Лили дали надежду, а потом ее разбили. И осознание, что об нее вновь вытерли ноги, придавало Лили странную изуродованную выдержку, иначе почему она все еще стоит на ногах? — Мне плевать! Ты обещал мне спасти Альбуса, обещал! — воскликнула она, и Скорпиус угрожающе сжал ее ладонь, слегка наклонившись к ней.

— Я ничего тебе не обещал, — жестко, по слогам протянул он. Теперь она отчетливо видела, что ему совершенно плевать на смерть Альбуса, потому что в глазах напротив не было ничего, кроме злой, дьявольской насмешки. И весь вид его как бы говорил, что он достиг того, что было так нужно ему. — Ни разу я не давал тебе надежды на то, что он будет жить, Поттер. Потому что он сам не хотел этого: знаешь ли, твой брат с самого начала жаждал героической смерти. Все это: побег, разговор с тобой и последующая неминуемая казнь — было продумано им с самого начала, — он усмехнулся, и Лили яростно сверкнула глазами, сведя челюсти. — У него неплохо получилось, да?

— Ты! — протянула она, поддавшись вперед, чтобы схватить его за мантию, чтобы как следует вздернуть его безразличие, но Малфой, перехватив ее руки, резко прижал к себе, премило улыбнувшись проходящим мимо волшебникам, словно демонстрируя, что им следует пойти по своим делам дальше, а не…

— Ты идиотка, Поттер, — тихо прошептал он на ухо, и ее мысли сбились, спутались, и она, замерев, вдруг почувствовала, как боль накрывает ее чертовой лавиной. — По-твоему, что ты делаешь сейчас? Не пускаешь ли самопожертвование брата на самотек? Он умрет, да. С этим ничего не поделаешь. Потому что так нужно. Жертвы, Лили, неизбежны в игре под названием политика. А эта жертва, к тому же, благородная. Глупая? Да. Такая уж нужная? Нет. Он уверил тебя и себя в том, что его смерть действительно неизбежна, что по-другому нельзя. Только вот всего можно избежать, если человек сам этого хочет. Только твой брат не захотел.

Она вздрогнула, резко отстранившись от него, и прикрыла глаза, пытаясь сдержать бесконтрольные слезы, но ничего не получалось: ей было до того больно, что хотелось просто умереть. Перед глазами был один только Альбус, куда бы она не кинула свой взгляд, везде ей мерещился он, и это так мучило, терзало ее, что она опустила голову, скривившись от внутренней боли.

— Потому, проявляя сейчас эмоции, ты губишь все дело, хотя о чем я? Ты умудрилась загубить даже себя, чего уж говорить о Жесте и всем прочем, — схватив ее за подбородок и приподняв лицо, тем самым заставив посмотреть на себя, Скорпиус, мрачно сузив глаза, проговорил: — Зачем ты рассказала Джейку о Жесте?

— Откуда… — удивленно произнесла Лили, ужаснувшись, вдруг вспомнив все: Джейка, разоблачение и то, что она сама без пяти минут в тюрьме. Холодок прошелся по ее телу, и она стала лихорадочно думать, но мысли никак не хотели формироваться.

— Ты по-прежнему громко думаешь, когда не контролируешь эмоции, Поттер, и я, и Альбус уже успели прочесть тебя, — холодно процедил Скорпиус, убрав свою руку, и Лили слегка качнулась в сторону, чувствуя какое-то недомогание, из-за чего он вновь был вынужден резко схватить ее за талию и слегка прижать к себе. — Но на твое благо, Поттер спасет тебя. Его уже, наверное, привели в Визенгамот на исполнение казни, но перед этим он имеет права дать показание или прощальное слово, называй, как хочешь. Тогда он расскажет, что знает, что ты пришла к Джейку, и рассказала ему о Жесте, и сделала ты это под воздействием его союзников. И он скажет, Лили, что ты не знала, что говоришь, и никогда не участвовала ни в каком Жесте, что все это время ты была под заклятием империо, которое контролировали мы по его приказу, потому что только ты могла бы помочь ему сбежать. А когда Альбус сбежал, то он первым делом нашел тебя и снял заклятие, ведь больше в тебе никто не нуждается, поэтому, Лили, сейчас я принесу тебя в больницу, потому что нашел тебя, валяющуюся без сознания на улице в безлюдном переулке.

Почувствовав слабость во всем теле, Лили обмякла и бездумно посмотрела на широкие плечи Скорпиуса, совсем перестав его слушать под конец. Слез больше не было, была лишь какая-то отравляющая все живое пустота, а в голове только одна фраза: его казнят. Казнят. Альбуса больше не будет. Н-и-к-о-г-д-а.

Задержав воздух ртом, Лили посмотрела на Скорпиуса взглядом, полным ужаса:

— Где его казнят?

Но ответа не последовало. Малфой молчал, сомкнув плотно губы, и по нему было видно, что он словно что-то просчитывает в уме. И ей показалось, но будто в лице его промелькнула какая-то… жалость. К ней. И это отчего-то уж совсем по-больному укололо ее, ведь жалость — самое последнее, что ей хотелось видеть в этих серых глазах.

— Скорпиус, где его казнят? Кто его казнит? — с отчаяньем протянула Лили, обеими руками вцепившись в его рубашку.

И, помедлив с секунду, Скорпиус бросил тихим, но вкрадчивым голосом:

— Его казнят в Визенгамоте под предводительством главного аврора Джейка Томаса, Лили, — воздуха панически не хватало, и она, ослабила хватку, сглотнула, чувствуя, как дрожит все ее тело, как страх и одновременно безразличие накрывает ее, и Скорпиус лишь сильнее сжал ее тело своими руками, потому что, наверное, понимал: еще немного, и она точно рухнет. — Ему остался не больше часа, Поттер, и тогда ты услышишь, как они разнесут эту весть по всей стране и будут упиваться своим могуществом. И тогда, именно тогда, когда они не ждут, мы уничтожим их. Вот это я тебе обещаю. Запомни мои слова.

Резко вскинув голову, она посмотрела на него во все глаза и впервые в жизни вдруг увидела его истинные эмоции: он не врал и не насмехался, а лишь серьезно и жестко смотрел в ответ. Казалось, что он был запредельно искренним. И в это мгновенье в ней появилась какая-то странная уверенность, что все так и будет, что он ее не обманет, и, сглотнув, она спокойно произнесла, не зная, откуда вообще взялось это спокойствие:

— Отправь меня в Визенгамот.

Немного удивленно посмотрев на нее, Скорпиус недоверчиво сузил глаза. В нем будто происходила борьба, он оценивающим взглядом смотрел на ее лицо, словно что-то пытаясь составить. И Лили, не сдержавшись, приблизилась к нему ближе, касаясь руками груди, чувствуя, как его сердце размеренно бьется.

— Я хочу увидеть это…

— Нет, — резко оборвал он, и его глаза лихорадочно забегали. — Никого не допустят до наблюдения за поцелуем Дементора. К тому же, сейчас мы должны будем изобразить то, о чем я тебе уже говорил, иначе тебя завербуют. Уж поверь, Джейк придет и по твою душу во имя закона, а значит, нам нужно торопиться.

Нахмурившись, Лили сжала губы, выражая недовольство, хоть и понимала, что ее действительно никто не допустит до казни и что нужно было исправлять собственные ошибки, совершенные, как всегда, в силу неконтролируемых эмоций. Только вот от одного мимолетного упоминание о казни в мыслях Лили вся задрожала, испытывая сильный спазм в груди. «Альбус», — промелькнуло в сознании, и она схватилась рукой за горло, нервно начав поглаживать выпирающие косточки. Потому что перед глазами отчетливо встала картина его казни.

— Сейчас я оглушу тебя, — буднично произнес Скорпиус, аккуратно разомкнув ее руку с шеи, заставив тем самым Лили посмотреть на него. Было чертовски, просто невыносимо больно и хотелось взывать, но даже в таком состоянии она испытывала какое-то странное волнение, никак не связанное с братом.

— Скорпиус, но разве то, что ты принесешь меня в больницу, не навредит тебе? — робко поинтересовалась Лили, тяжело дыша. Одна мысль, что и он будет в опасности, заставила ее вздрогнуть. Больше она не врала себе и не отрицала очевидного: Малфой был ей далеко не безразличен. И терять еще его… было бы слишком невыносимым. Тогда бы она точно спустила курок.

Тихо усмехнувшись, Скорпиус склонил голову набок, спокойно наблюдая за ней, словно ничто и ничего в этой жизни не могло поколебать его.

— Меня нельзя так просто поймать или обвинить в чем-либо. Я всего лишь Скорпиус Малфой, занимающийся делами своего семейства и благотворительностью. И как раз сейчас я иду с очередного собрания одного из многочисленных фондов, учредителем которых я и являюсь. И это уважаемым аврорам подтвердит мистер Нотт, впрочем, не один он, ведь на встрече присутствовала почти вся чистокровная элита Британии. И, какая ирония, что, идя домой, я случайно набрел на тебя, валяющуюся без сознания.

Лили прикусила губу, отведя взгляд, вновь почувствовав внутри себя боль, ведь перед глазами опять возник образ брата. Какое-то волнение поднялось у нее в груди, когда она бросила на него робкий взгляд из-под челки и зацепилась им за длинный шрам на лице. «Альбус применил к нему круциатус», — с ужасом вспомнила она и не могла понять — отчего такая боль? От воспоминания об Альбусе или от осознания, что он применил непростительное к Скорпиусу.

И тот, прочтя ее мысли, улыбнулся странной, кривой улыбкой, в которой явно читалось превосходство. И какое-то торжество, что заставило ее сильнее поежиться.

— Не время для жалости, — как-то весело и азартно бросил он, приподняв левую бровь. — Кто знает, кого стоит пожалеть больше? — он усмехнулся, что уж совсем обескуражило Лили: чему он в конце концов так радовался? — Игра не закончена, Лили. Самое время исправлять свои ошибки, потому что больше ты не имеешь права на них. Тебя никто, запомни, никто не спасет, кроме тебя самой. Ну?

Отсчитывая внутри себя минуты, она с какой-то опаской смотрела на Скорпиуса, чувствуя, что что-то тут не так, что она упускает какую-то важную деталь. Махнув головой, она решительно расправила плечи, а потом, сжав глаза с силой, она через боль произнесла:

— Давай.

Потому что терять ей больше было нечего.

И как только тьма коснулась ее сознания, она неожиданно почувствовала у правого уха теплое дыхание и услышала тихий, вкрадчивый голос:

— Не облажайся, Поттер.

И тогда Лили окончательно провалилась во мрак.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

* * *

Лили резко распахнула глаза, с шумом вдохнув воздух и дернувшись всем телом вперед. Было тяжело двигать руками, и она испытывала просто ужасающую слабость во всем теле. Сколько времени прошло? И почему Лили чувствовала себя настолько разбитой? Оглядевшись, она поняла, что находится в больнице, а потом, бросив быстрый взгляд на календарь, поняла, что пролежала без сознания… почти два дня. «Альбус!», — пронеслось в сознании, она подпрыгнула с кровати, и в глазах почернело. Ухватившись рукой за лампу, случайно спихнув с тумбы какие-то многочисленные пакеты, она зажмурилась, а потом, распахнув глаза, быстрым шагом выбежала из палаты.

Кругом суетились люди, но Лили, распихивая их, упрямо шла к стойке, где всегда лежали газеты, только чтобы узнать о судьбе Альбуса. Ей чертовски хотелось верить, что его казнь отменили или что ее не привили в исполнение так скоро, но чем ближе она подходила к нужному месту, тем быстрее ее покидала уверенность.

— Мерлин, это же Лили Поттер! — проговорил кто-то за ее спиной, но она лишь махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— Бедняжка, говорят, она была под империо все это время!

— Да уж, а знаешь, я ведь с ней учился в Академии…

Сглотнув, Лили резко схватила журнал, валяющийся на стойке, и поймала обеспокоенный взгляд старшей колдосестры. А потом, переместив свои глаза на главную полосу газеты, Лили почувствовала, как силы медленно покидают ее, ведь крупными буквами было написано: «Смерть убийцы: достойное возмездие Альбусу Поттеру! Ликованье правительства!». Газета с шумом выпала у нее из рук, и она схватилась рукой за стойку, чувствуя, как начинают дрожать ноги. Ей стало так больно, так тяжело, будто за одну эту минуту у нее украли все самое ценное на свете.

Кто-то подошел к ней со спины, посыпались вопросы о самочувствии, но Лили не реагировала. Она просто молчала, испытывая внутреннюю агонию, и сжимала до побеления пальцев свою единственную опору. «Мерлин, его же даже никто не похоронит…», — с отчаяньем подумала она, тихо всхлипнув. В этот момент ее заботливо взяли за локоть и куда-то повели, только ей было плевать: жизнь померкла для нее, потеряла краски и эмоции. И, когда уже через пару минут она опять лежала в кровати и бессмысленно смотрела в окно, Лили в полноценном объеме ощутила, каково это — терять все. Опять.

Вид из окна был поистине ноябрьский, и Лили сильнее сжимала одеяло пальцами. И когда уже только кончится этот ужасный месяц? Только сейчас она понимала, что там, дальше, не будет ничего хорошего, что все месяцы теперь будут окрашены в этот серый цвет. Тяжело вздохнув, Лили почувствовала, как теплые слезы медленно стали стекать по лицу, приземляясь прямо на руку, но она больше не старалась остановить свои эмоции: ей было так… отчаянно тоскливо и пусто, будто ничего больше хорошего произойти не могло, будто со смертью брата закончилась и ее жизнь. Перед глазами, словно назло, выросли ее родители, и она с ужасом вспомнила, как узнала о их смерти — через газету. И как тогда ей казалось, что весь мир просто рухнул у нее на глазах. Думала ли она в то время, что потеряет и брата тоже? Нет, иначе бы Лили давно бы покончила со своей жизнью.

Резко закрыв глаза руками, чтобы не видеть этот унылый вид за окном, Лили до боли прикусила губу, начиная испытывать там, где-то внутри, настоящую бурю. Она ревела внутри, с вихрем налетая на сердце, и Лили вспоминала все: как впервые увидела магглов, как Альбус печально смотрел в окно после смерти родителей, какими пугающими были его глаза тогда. Лили плакала, думая о том, что больше они втроем не будут сидеть в гостиной и играть в шахматы; Альбус не будет читать свои книжки, лишь изредка косясь на их игру. Ничего больше не будет: он мертв. И от осознания этого Лили готова была взреветь в голос.

Откинувшись на подушку, она бессмысленно посмотрела на потолок, опять ощутив какое-то убогое безразличие. Ей бы вскипеть и начать хоть что-то делать, но она не могла даже вытереть еще не застывшие слезы на лице. Было теперь так все равно: на задворках памяти металась какая-то отчаянная мысль, но Поттер намеренно блокировала ее — ей просто не хотелось ни о чем думать. Только забыться. И желательно больше никогда не просыпаться.

Вдруг послышался робкий стук в дверь, и Лили встрепенулась. О, как ей хотелось увидеть на пороге Скорпиуса! Не зная отчего, но сейчас она испытывала какую-то нечеловеческую потребность просто посмотреть в его глаза. Лили только в этот момент ощутила, как же он стал ей нужен за это время, и было абсолютно плевать, что он только и использовал, да обманывал ее, что, возможно, есть доля и его вины в смерти Альбуса — плевать! Лишь бы почувствовать себя не такой одинокой, покинутой. Но, повернув голову, Лили увидела не Малфоя: на пороге стоял Джейк, который очень серьезно смотрел на нее, и тут на нее, словно лавиной, нахлынули воспоминания. Она вспомнила, как ворвалась к нему в дом, как призналась о том, что связана с Жестом, и страх, а потом и боль поочередно захватили ее: потому что, смотря в его глаза, она думала лишь о том, что это он руководил смертной казнью ее брата.

Нервно сглотнув, Лили наблюдала, как он, закрыв дверь, вошел внутрь, но не решился подойти прямо к ее кровати, а замер в центре комнаты. Томас очень внимательно и цепко смотрел на ее лицо, будто пытаясь что-то в нем отыскать, и Лили молчаливо наблюдала за ним, испытывая странные, смешанные чувства. Она стояла на краю пропасти: внизу обрыв, и проще просто было прыгнуть в него, покончить со всем, но неужели тогда все напрасно? Смерть ее родителей, Альбуса… неужели это все пройдет бесследно? Он, Джейк Томас, стоящий перед ней, знал ли он, как далеко зашли те, кому он подчинялся? Возможно ли, что он сам принимал участие в смерти ее родителей? И, чувствуя, как внутри нее в истеричном припадке бьется ярость, Лили понимала: времени для слабости нет. У нее просто нет на это права, у нее в принципе ничего не осталось. И, Мерлин всемогущий, помоги каждому, кто встанет на ее пути, ведь иначе она просто уничтожит его в пыль.

— Как ты? — спокойно проговорил Джейк, но Лили знала, что он волнуется.

— Нормально, — слегка прохладно пробормотала она, неотрывно следя за каждым его движением. Опустив голову, он тихо усмехнулся, а потом достал из своего кармана палочку и медленно стал приближаться к ней, не глядя в глаза.

— Твоя палочка, я нашел ее в твоем доме, сразу после того, как задержал Поттера.

Холодок прошелся по ее коже, когда она увидела это древко. Она стала лихорадочно думать, насколько то, что она забыла палочку, могло скомпрометировать ее и как неосмотрительны были тогда все они. Ведь… любая ошибка, и Лили точно пропадет, никто не поможет ей. А потому, приподняв вопросительно бровь, она с некоторой долей безразличия в глазах посмотрела на него в упор, думая, может ли теперь она влиять на него?

— Весь мир в ужасе от проделок Альбуса Поттера, — крайне насмешливо проговорил Джейк, избегая ее глаз. — Наложить империо на сестру… всем почему-то кажется это более ужасным, чем убийства людей, — и он облизнул свои губы, глядя куда-то в окно. Задумчивый, Джейк будто что-то просчитывал у себя в голове, и Лили готовилась к новому нападению. — И почему я так не верю в это? — и он резко посмотрел ей в глаза: взгляд его был жесткий и пронзающий, в нем больше не было привычной нежности и любви. — Однако тот человек, что спланировал все это, действительно умен: на тебя действительно было наложено империо, следы заклинания остались в твоей голове, поэтому мы даже не смогли вытащить воспоминания. Твое сознание искажено, Лили Поттер.

Лили молчала, напряженно взирая на него, а потом с ужасом подумала, насколько же должен был быть силен Скорпиус, чтобы провернуть такое в действительности? И мог ли он воспользоваться этим ее состояниям и что-нибудь сделать? Такие элементарные мысли, почему-то не пришли ей в тот самый день, а только сейчас, когда ее сознание прояснилось и события прошлых дней воспринимались без всех крышесносящих эмоций. Нервно сглотнув, она с ужасом распахнула глаза, пытаясь придать своему виду жертвенность, когда в голове крутилась только одна мысль: а чем сейчас вообще занят Скорпиус? Перед глазами, словно картинки, замелькали воспоминания: вся его ложь по поводу смерти Альбуса, его жестокие слова, — и что-то внутри Лили противно заныло. Она чувствовала, будто упускает что-то, нечто очень важное.

— Могу лишь похлопать, у тебя, считай, алиби, передай Жесту, что они постарались на славу, — и, немного помолчав, он добавил тихим и вкрадчивым голосом, наполненном слепой яростью: — И что я обязательно их всех поймаю.

Он уже хотел было встать и уйти, но именно в этот момент Лили наконец ощутила в себе силы, чтобы начать защищаться, а поэтому бросила ему в спину, слегка поддавшись вперед всем корпусом:

— И что, ты так уйдешь? Оставишь меня, зная, что я с ними связана? Неужели даже не попытаешься воспользоваться моим самочувствием и влезть в голову?

— Не провоцируй меня, Лили, — яростно проговорил он, развернувшись и посмотрев на нее с некоторой даже ненавистью. — И не строй из себя что-то… значимое. Ничего ты не делала особого, они тебя использовали, зная, что ты можешь остановить меня. А когда у них ничего не вышло, о, теперь они бросят тебя. Ты для них никто.

— Как думаешь, Джейк, насколько много я знаю? — холодно процедила она, даже слегка приподнявшись на месте. Была доля правды в его словах, оттого, наверное, ей так больно было их слушать. — А как, по-твоему, много знаешь ты?

Он смотрел на нее с какой-то даже яростью, сжимая руки в кулаки, и она видела, как глубоко внутри начинало зарождаться сомнение. Что ж, похоже мистер Томас был далеко не таким приверженцем правительства, как раньше, в нем как будто произошел такой сильный надлом, что он уже не верил ничему. Лили прикусила губу, думая о том, что его нельзя терять: будучи главой аврората, Джейк очень мог помочь им в будущем, нужно было только заставить его изменить свое мнение. Всего лишь стоило заставить его копать информацию, и он выйдет на правду, а тогда, справедливый, любящий казаться благодетелем Томас не сможет пройти мимо. Если, конечно, то, что знала она, и было истиной. Если, конечно, ее брат не оправдывался, заявляя о своей относительной ненависти и преступлениях правительства специально, чтобы она не чувствовала сейчас уж совсем преданной.

Сердце ее пропустило удар.

Фыркнув, он развернулся и вновь направился к выходу, но Лили, не удержавшись, опять выкрикнула ему вдогонку, чтобы Джейк окончательно потерял всю свою уверенность в правильности этого мира:

— Что стало с теми десятью детьми, которых отправили в маггловские школы?! Кем они были Джейк?

Его рука повисла в воздухе, но так и не коснулась ручки двери. В эту секунду Лили показалось, будто весь мир замер, будто все только сжалось до размера этой жалкой комнатки. И было отчего-то безумно страшно, потому что Джейк молчал. И она вдруг подумала, что, возможно, ему известно намного больше, чем ей кажется.

— Альбуса похоронили, — неожиданно бросил он, и Лили удивленно приподняла брови… неужели он слышал ее мысли в коридоре? Сжав руки, она почувствовала, как кожа покрывается мурашками: видимо, Джейк более решался не церемониться с ней. — Его тело забрал Джеймс, — и, помолчав с секунду, он бросил непринужденно. — Он, кстати, ушел официально из гарпий, и его жена запросила развод.

И только когда дверь в громким хлопком закрылась, Лили наконец отмерла. Она завороженно смотрела туда, где только что был Джейк, и чувствовала, как внутри нее металась какое-то отчаянье. «Разводится», — ее охватил такой ужас, что Лили, не сдержавшись, запустила руки в волосы. О, она знала, как дорога ему Мелини, как он мечтал создать с ней семью и как же он был счастлив, когда они наконец поженились. Глупый Джеймс. Он не видел, что его жена — меркантильная стерва, связавшаяся с ним из-за его успешной карьеры охотника, и сейчас… Мерлин, ведь не только ее жизнь рушится!

Какое-то маниакальное желание прямо сейчас спрыгнуть с этой кровати и сбежать из больницы к семейному кладбищу, где, она была уверена, захоронен теперь и Альбус, захватило ее. Ей хотелось просто посмотреть на могильный камень, а потом отыскать Джеймса, чтобы всего-навсего дать ему понять, что она рядом, что ей очень жаль, ведь из-за всех этих разбирательств Лили так несправедливо забыла о своем самом старшем брате. О милом Джеймсе, который никогда не причинял ей столько боли, который был всегда на ее стороне. И который, как оказалось, не имел никакого отношения к поимке Альбуса.

«В отличие от Розы», — с яростью подумала Лили, сжав больничное одеяло. «В отличие от Малфоя», — тихо прошептало сознание, и она вздрогнула всем своим телом, упрямо мотнув головой. От этих мыслей было так тяжело и так больно, потому что перед ее взором возник опять Альбус. Бледный, с седыми прядями в волосах Альбус, у которого на руках не было живого места. Легкие сжались от переполняющей внутренности боли, и она прилегла на подушку, мечтая забыться, провалиться в темноту и никогда не возвращаться в реальность.

Прикрыв глаза, Лили накрылась одеялом, чувствуя какой-то холод, неосязаемый, он латал ее сердце в ледяную корку, и кто знает, будет ли она теперь такой же, как раньше? Будет ли она теперь собой?

* * *

Когда дежурный врач, услужливо наведывающийся к ней каждый час, ушел и в больнице погас свет, Лили сильнее сжала палочку, которую предусмотрительно спрятала под матрас. Вынырнув из одеяла, она подошла к стулу и стащила с него свое пальто, а потом прислушалась. Был уже отбой, через какие-то тридцать минут дежурный врач точно заснет, и ее отсутствие вряд ли заметит хоть кто-то. В любом случае, ей было плевать: пускай увидят, что она сбежала — все равно, лишь бы пойти на могилу брата и просто убедиться в том, что его действительно больше нет среди живых. Чтобы внутри какой-то зверь успокоился и перестал ее терзать.

Распахнув окно, она, аккуратно зацепившись за выступающий кирпич, ловко схватилась другой рукой за ветку дерева, а потом и полностью повисла на нем. Мысли в голове все еще находились в беспорядке, и тело было каким-то обмякшим, обессиленным, и Лили в который раз задумалось, что такого сделал с ней Малфой, что она чувствует себя так, словно все ее силы покинули ее в одночасье? Однако отсутствие возможности трансгрессировать из больницы и давящая на сердце отчаянье заставляли ее аккуратно спускаться с дерева, опасливо посматривая вниз. Благо, она находилась всего на втором этаже и даже при самом неблагоприятном исходе максимум могла повредить кости.

Оказавшись на земле, она предусмотрительно спряталась за ствол дерева, потому что на первом этаже горел свет в окнах и кто-то ходил взад-вперед и о чем-то явно спорил. Зажмурившись, Лили представила мысленно кладбище, и в ту же секунду оказалась в Годриковой Впадине, и сердце пропустило удар от вида знакомой каштановой аллеи. Но времени не было, а потому, спрятав всю свою меланхолию, она внимательно стала прислушиваться. Осмотревшись по сторонам, сильнее прижав руку с палочкой к груди, она вдруг почувствовала, как предательски защипало в глазах: Лили вдруг вспомнила, как тогда они втроем негласно решили похоронить родителей у могил бабушки и дедушки; как скорбен был тот день, как много людей пришло попрощаться с национальным героем и как… тогда на могилу пришел и Скорпиус. Широко распахнув глаза, Лили вздрогнула всем сердцем и выдохнула воздух, из-за чего образовался пар. Знакомые, но неуловимые воспоминания крутились у нее в голове: могила родителей, сотни журналистов, озеро… и Скорпиус Малфой, смотрящий на нее холодными, насмешливыми глазами. Как же она могла забыть, что Малфой тоже приходил в тот день, что он тоже был на их похоронах?

Мотнув головой, Лили прошла мимо церквушки и подошла к могилам. Медленно огибая старые потертые изваяния, она с содроганием сердца приближалась к знакомым надгробным камням, а, когда увидела имена своих родителей, то в глазах у нее опять почернело, и она с силой схватилась за железные прутья заборчика. Как же давно она не навещала их. Как же страшно было смотреть и видеть высеченные их имена.

— Я знал, что ты придешь.

Она резко развернулась и тут же увидела Джеймса, у которого было до ужаса безразличное и красное от холода лицо. Он стоял, смотря будто сквозь нее, и даже в этой жуткой темноте Лили смогла увидеть большие круги под его глазами, его растрепанные волосы колыхались от порывов ветра, и весь вид его был… словно он не уходил от могилы дня два. Нет, перед ней стоял ни волшебник, а живой труп, у которого в глазах — пустота и столько вопросов, что можно было утонуть. Испугавшись, она стремительно подошла к нему и со всей силой обняла, громко всхлипнув, почувствовав, как его ледяные руки резко сжали ее плечи. А потом наступила тишина, прерываемая только унылой песнью летающей вороны, и Лили чувствовала, как с каждой секундой холод проникал куда-то внутрь, выворачивая наизнанку внутренности.

— Пойдем, лучше посидим дома, — тихо произнес он, и она, не споря, медленно поплелась за ним, плотнее кутаясь в пальто. Мерлин, и отчего же было так холодно? Почему на сердце такая… тоска? Она вдруг резко остановилась, будто вспомнив что-то, и посмотрела через плечо на могилы родителей, медленно переведя взгляд чуть-чуть левее и увидела знакомые инициалы, из-за чего в глазах у нее защипало:

АЛЬБУС СЕВЕРУС ПОТТЕР

23. 12. 2006 — 29. 11. 2029

«Самая могущественная страсть — тщеславие. Спаси меня от этой страсти, и я сам избавлюсь от остальных».

В глазах защипало, и Лили сильнее сжала руку брата, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она расплачется, упадет навзничь, потому что не было сил смотреть на его могилу.

— Я не думала, что ты… что… похоронишь… — из-за нехватки воздуха она не могла произнести что-нибудь хотя бы похожее на предложение, а эта фраза, выписанная курсивом на черном камне… Лили помнила, как Альбус любил читать Шеридана и как много раз на дню в восторге он цитировал все его выражения, восхищенно рассказывая о его деятельности. Но она никогда бы не думала, что Джеймс помнит об этом. Ей вообще казалось, отчего-то, что кроме нее Альбуса не знал никто, но… как можно было так ошибаться? Как можно было не воспринимать Джеймса всерьез?

— Напрасно, — спокойно ответил Джеймс, не смотря на его могилу, словно избегая чего-то. — Он же мой брат. — И сердце у Лили вздрогнула от того, с каким отчаяньем было это произнесено. — И мне тоже больно.

Они медленно шли вдоль освещенных улиц, и Лили не могла отвести своих глаз от лица брата. Перед ней будто был совсем другой человек: не нахальный, веселый Джеймс, который любил подкалывать всех, кого не лень; не взбалмошный квиддичных игрок, искренне злящийся, когда его любимая команда не выигрывала турнир. Это был будто постаревший на сорок лет измученный горем волшебник, и только сейчас Лили вдруг начинала понимать, насколько он был несчастен. Джеймс не знал правды; он-то верит, что Альбус убил родителей, и ему больно, потому что ему, как и ей, трудно ненавидеть своего брата. У Джеймса не было нормальных отношений: его одностороння любовь в конце концов сбежала именно в тот момент, когда ему была нужна поддержка. И даже карьера… ее больше нет. Так кто больший неудачник: она, всё-таки вовремя проснувшаяся от иллюзий, или он, так и пребывающий в них?

Когда они наконец пришли к нему в дом и Джеймс пошел заваривать чай, Лили тупо смотрела в одну точку, отчетливо начиная осознавать, что все это время она была просто ужасной сестрой. У нее не получилось спасти Альбуса, и она не смогла даже быть рядом с Джеймсом тогда, когда его жизнь рушилась просто на глазах у всех. «Эгоистичная, глупая, лживая», — думала Лили, аккуратно касаясь холодными пальцами посиневших губ: «Неужели я всегда была такой?».

Но из мыслей ее вывел их виновник. Джеймс, не рассчитав силы, с громким звуком поставил чашку, и чай слегка выплеснулся из чашки, оставляя маленькие капельки на белой скатерти. Лили, зачарованно посматривая, как они поблескивают, вдруг отмерла и перевела на него полный сострадания взгляд. Джеймс сморщился.

— Ну вот еще что удумала, — сказал он и попытался улыбнуться. Но улыбка у него просто не выходила. — Не надо смотреть так жалостливо, ты же знаешь, я ненавижу это.

— Джейк мне рассказал, неужели… Мелани действительно ушла?

Хмыкнув, Джеймс слегка скосил глаза в сторону и сжал чашку рукой, так и не отпив.

— Скатертью дорога, — глухо бросил он, а потом, видимо, не сдержавшись, посмотрел на Лили больными глазами и произнес яростно: — Оказывается, два месяца назад она избавилась от нашего ребенка, потому что, как она сказала, не хотела портить свою жизнь сопливой копией своего жалкого муженька, — и он так сильно сжал чашку, что Лили испугалась. Казалось, что еще чуть-чуть, и она просто разлетится на куски.

Она замерла, не зная что сказать, даже нет, боясь произнести хоть что-то. Потому что Джеймс выглядел до такого убитым и раздавленным, что… Лили в любом случае не смогла бы его поддержать. А потом ее вдруг осенило: Алфита! Схватившись руками за голову, Лили тяжело вздохнула и прикрыла глаза. «Мерлин, что же будет?», — с отчаяньем подумала она, а потом, посмотрев на брата, поймала его обеспокоенный взгляд, который будто спрашивал, что случилось.

— Есть одна девушка, — робко произнесла Лили, не зная, есть ли вообще смысл сейчас говорить об этом. Ей почему-то казалось, что Джеймс будет… зол. — В общем, она беременна от Альбуса.

Раздался громкий треск, и чай стал медленно течь по полу, пока не остановился посередине, приобретя вид искаженной фигуры. Лили прикрыла глаза, сжав еще сильнее свои волосы, ожидая хоть каких-то слов. Но Джеймс молчал, и она боялась посмотреть ему в глаза.

— Она из чистокровных? — вдруг спросил он, и Лили приподняла в удивлении бровь, не решаясь открыть глаза. Ей казалось странным, что это вообще интересует Джеймса.

— Да, — робко пролепетала она, переведя взгляд на свою чашку, где тихо и спокойно остывал чай, который пить больше не хотелось.

— В таком случае, ее искренне жаль. Они либо избавятся от этого ребенка, либо выгонят из семьи и вычеркнут из завещания.

— Что? — в некотором ужасе спросила Лили, испытывая какое-то странное, жуткое предчувствие. Почему-то этот ребенок… ей очень хотелось бы, чтобы он жил. — Почему ты так думаешь?

— Потому что это позор для таких семей, — хмыкнув, произнес он, — особенно, учитывая, кто отец. Повезет, если хотя бы это им неизвестно. Впрочем, сыворотка правды или окклюменция быстро выдадут и это.

Лили молчаливо кусала губу, смотря, как хмурится Джеймс, и мысленно просила кого угодно дать ей сил. Каждая секунда жизни давала ей все больше и больше горестей, и как могло ее маленькое сердце терпеть так много?

Медленно переведя взгляд на стену, она заметила красивое сувенирное блюдце, на котором яркими красками был изображен весенний цветущий Нью-Йорк. Настенная тарелка явно была маггловской, и Лили прикусила губу, всматриваясь в эти яркие краски, пытаясь заставить себя проникнуться этим весенним спокойствием, но ничего не получилось. Мысли мучали ее, как будто специально.

— Тетя Гермиона прислала, — тихо проговорил он, и Лили, вздрогнув, перевела беспокойный взгляд на Джеймса. Он выглядел уж слишком безразличным и говорил совсем не так, как всегда. — К ней полетел и Хьюго на прошлой неделе, так что теперь ей явно будет нескучно. Она даже сказала, что задержится в своей командировке до февраля. Хотя… это скорее похоже на побег от Розы, — он кисло ухмыльнулся.

— Не знала, что вы поддерживаете связь, — тихо произнесла она, вспомнив вдруг, что после развода тетя Гермиона попыталась максимально отдалиться от семьи Уизли, поддерживая отношения лишь с Хьюго и с Джеймсом, потому что, наверное, понимала, что Роза ее ненавидит, Альбусу никто не нужен, а Лили… Лили сама возводила вокруг себя стены одиночества, так что нечего было винить тетю, что она не пыталась прорваться. Вот и выходило, что с лучшей подругой отца связь поддерживал только Джеймс, и это заставило лишь сильнее проникнуться к нему какой-то… благодарностью. Потому что он всегда был простым и добрым.

— Недавно мне и Луи написал, — добавил он, вдруг нахмурившись, а потом, резко вскинув голову, упрямо посмотрел на нее: — Ты не говорила ему об Альбусе. И о казни. Ты ничего не сказала своему любимому кузену.

Дыхание сорвалось, и она виновато поглядывала на брата из-под челки, чувствуя будто бы какую-то ревность в его словах. Да. Получалось, что из всех окружающих ее людей, хуже всех она обошлась со своим родным братом, с тем, кто никогда не причинял ей боли, так почему же все вышло так? Почему их семья раскололась? Не ее ли вина в том, что она изначально встала на сторону Альбуса? Сердце забилось сильнее, так, словно готовясь выпрыгнуть, и Лили думала только об одном: Джеймс должен знать правду. Совсем несправедливо оставлять его в неведении.

— Джеймс, — тихо произнесла Лили, и он посмотрел на нее настороженно, будто догадываясь, что она хочет сказать. — Альбус… он поговорил со мной тогда. Я не знаю всего, но… он не устраивал взрыв в журналистском офисе.

И она замолчала, видя, как серьезно смотрит на нее Джеймс, как в его глазах просыпается какой-то дикий огонек. Лили вдруг подумала, что ему-то тоже, как и ей тогда, когда она только познакомилась с Жестом, хочется верить в невиновность Альбуса, но давление со стороны, семья и Джейк просто не оставляют выбора думать иначе. Джеймс — раб своего окружения, его простота и доброта — тряпка, об которую все вытирают ноги и которую все выжимают под себя.

— Я так и знал, что он не накладывал на тебя империо, Лили, — резко проговорил он, скрестив руки и отведя взгляд в сторону. Кадык на его шее дернулся, и воздух в момент наэлектризовался, что лишь вызывало внутри нее страх. — На кого угодно, но не на тебя. И знаешь: я бы мог обвинить, сказать, что ты предала нас, потому что все это время с помощью Жеста пыталась вызволить его из тюрьмы, но знаешь что? — и он резко посмотрел на нее, и этот дикий огонек больше не сверкал, а оттанцовывал в глазах жуткий танец. — Я не лучше. Ведь я уже почти год знаю, что он был главой Жеста. Я знал это, но не говорил властям. И… все это время мне было тяжело, потому что мой долг — служить справедливости, но что вообще есть эта справедливость? — тихо произнес Джеймс, прикрыв глаза, резко схватившись за голову, с такой силой сжав свои волосы, что, казалось, будто еще чуть-чуть, и он вырвет их всех в корнем.

И вдруг среди темных прядей она заметила отблеск кольца. Обручального. И внутри у Лили буря, не щадящая ничего на своем пути, заметалась сильнее — потому что никто, никто не стал счастлив от того, что сделал Альбус. И, если он мертв, то им придется жить, нося внутри такие пустоты и кладбища, что становилось страшно. Потому что проще было умереть.

— Я даже не попытался поговорить с Альбусом, мы же были в ссоре. Я только… только поделился своими соображениями с Розой, а через больше чем неделю его посадили в тюрьму. Понимаешь: я не говорил с Альбусом, не пытался ничего понять, а вместо этого поговорил с ней, зная, где-то на интуитивном уровне зная, что она точно предпримет что-нибудь, — его голос сорвался, и он сильнее опустил голову, словно пытаясь спрятаться от ее глаз. Напрасно. Лили уже ничего не видела, потому что слезы застилали все. — Неужели я настолько был зол на него? Неужели я не понимал, что Альбус никогда бы не убил их? Как там сказал Джейк: его мотив в том, что «Ежедневный пророк» готовил разоблачительную статью о нем… но, Мерлин, почему тогда взрыв произошел в отделении, где работали журналисты, отвечающие за спортивные статьи?

Лили плакала молча и чувствовала, как сердце ее сжималось с каждой секундой сильнее, как где-то там, внутри у нее ураган чувств сносит последние барьеры. И, вернувшись в палату, смотря, как солнце восходит, озаряя своими лучами ее комнатку, она молча давала себя клятву: найти справедливость. И больше никогда не судить людей. Потому что, черт знает, какой ад носит внутри каждый проходящий мимо нее человек.

* * *

три года назад, ноябрь

Ветер дул сильно, беспощадно, и Лили чувствовала, что она, словно дерево, прогнется сейчас и упадет прямо на землю. Было холодно и пусто. Или пусто и холодно. Лили не знала: чувства смешались, перепутались в веренице мыслей, и она лишь внимательно смотрела на свежие могилы, чувствуя, как кровь в жилах леденеет с каждой секундой. Кругом светили софиты, журналисты громко и звонко брали у окружающих интервью, и в какой-то момент Лили просто от отчаянья закрыла уши, лишь бы не слышать ничего, провалиться в пустоту. О, зачем этот ужасный день настал? Зачем она надела это черное платье и стоит сейчас здесь, смотрит на все и пытается быть хладнокровной?

Ее раздражали эти лживые, вульгарные жесты окружающих, бессмысленные и неискренние слова. Она смотрела в лицо каждому и хотела, чтобы они захлебнулись от ее же ненависти, потому что их лица… они кривились в какой-то жалости. Но Лили не надо было жалеть: потому что они никого никогда не жалеет, а значит, все, что нужно этим убогим лицемерам — это развернуться и пойти прочь от могилы родителей.

— Лили, — перед глазами выросла Роза, которая, скорбно строя мину, сверкала своими глазами. Возможно, ей было действительно жаль дядю и тетю, в конце концов, они всегда хорошо относились к племяннице. Но Лили было плевать: лишь бы только не видеть ее лицо. Никого не видеть. — Это так ужасно… у меня нет слов…

— Ну так и молчи, — грубо прошипела Поттер, резко развернувшись и пойдя прочь. Она знала, что расплачется сейчас, потому что сдерживать чувства больше не было сил, но реветь на глаза у Рози — моветон.

Слезы уже наполнили ее глаза, когда она пробиралась через могилы, мечтая просто провалиться и исчезнуть. Лили почему-то так некстати вспомнила, как папа сказал ей, что этим летом они обязательно съездят в ее любимую Францию, к Луи, круассанам тети Флер, веселым рассказам дяди Билла и заглянут к Тедди и Мари-Виктуар. О, если бы можно было променять весь мир только на то, чтобы не дать родителям пойти к этот чертов офис, Лили бы согласилась. Она бы отдала весь мир, жизни всех людей ради них.

Шатаясь, Лили брела дальше, мимо маггловских кварталов, шарахаясь каждый раз, стоило только увидеть их аляпистую одежду и громкие голоса. И вроде они говорили так же, и смех у них был тот же, но она начинала испытывать какую-то… страшную ярость. Если бы не вся эта канитель с магглами, может, ее родители были живы? Может, сейчас она не чувствовала бы такую тупую боль?

Дойдя до какого-то парка, Лили вдруг увидела небольшое озеро и подошла к железному мостику, чтобы просто посмотреть на водную гладь. Ей нравилось смотреть на то, как бежит вода, как она упорно точит любое препятствие; ей было плевать на все, она просто стремилась к чему-то и не обращала внимание ни на что. Вот бы также! Нагнувшись, Лили будто пыталась ближе увидеть водную гладь, а потом, слегка соскользнув, почувствовала, как ее руки начинают съезжать, как она теряет равновесие. Ужаснувшись, Лили с отчаяньем было зацепилась за железные прутья, но в этот момент чьи-то сильные руки схватили ее за талию и с силой дернули назад.

Уже через минуту она стояла, ошарашенная, ногами на земле, и глупо смотрела в воду. Опомнившись, Лили резко развернулась и увидела, как высокая мужская фигура в черном медленно бредет в сторону от нее, постукивая красивой, длинной тростью. Не мешкая, она подбежала к нему и, схватив за руку, резко развернула к себе лицом, а потом замерла, чувствуя, как по коже ее прошлись мурашки. Потому что на нее в упор смотрели холодные серые глаза Скорпиуса Малфоя, однокурсника ее брата, которого она не видела с тех самых пор, как он выпустился школы. Отшатнувшись, Лили почувствовала какую-то робость, ведь стоило ему посмотреть своим пристальным взглядом, как ей становилось так страшно, и весь мир в момент переставал двигаться; он просто замирал.

— Спасибо, — тихо протянула Лили, все же не отрывая глаз.

Скорпиус усмехнулся лениво, словно ему совершенно не хотелось здесь находиться, а потом, медленно надев перчатки на свои руки, холодно произнес:

— За спасибо не откупитесь, мисс Поттер. Я все-таки спас вашу несчастную жизнь, — насмешливо протянул он последнее словосочетание, явно иронизируя, а потом, прежде чем развернуться и уйти прочь, Малфой коротко произнес, усмехаясь шире: — Вы еще расплатитесь. Поверьте. Я всегда прихожу за своим.

Вещи левитировали прямо в сумку, и Лили сосредоточенно наблюдала за тем, как туда прыгают одежда, книги, небольшие гостинцы от тех немногих родственников, кто все же решил зайти. Особо частым гостем в ее палате был Джеймс, он не оставлял ее ни на минуту, а с учетом, что времени у него теперь было много, то… это уже не казалось фигуральным выражением. В такие моменты, когда Джеймс, сидя на диване около ее кровати, меланхолично перелистывал страницы журнала, о чем-то думая, Лили не могла оторвать от него глаз: он казался ей будто кем-то другим. Открытый, по-прежнему веселый, Джеймс всегда старался поднять ей настроение, а с учетом, что Лили постоянно думала об Альбусе и боль резала ее на куски, это было действительно нужным. И важным. Потому что она чувствовала себя не одинокой, а важной хоть для кого-то.

— Я рассказал все Луи, — сказал он в одну из встреч, и Лили, аккуратно попивавшая бульон, резко дернула тарелку, и пару горячих капель попало на ее ладонь. — Во Франции пока никто не знает о Жесте, видимо, наше Правительство пытается оттянуть момент и скрывать информацию, поэтому он очень удиви…

— Зачем, Джеймс! — воскликнула резко Лили, чувствуя дрожь во всем теле. Луи нельзя было сейчас приезжать в Англию, а в том, что он точно рванет к ней в такой тяжелый момент, не было никаких сомнений. Только вот Лили это никак не радовало: пока она не разобралась с Жестом и делом своего брата, Луи опасно находиться рядом с ней. Кто знает, что будет с Поттер и что может стать с теми, кто ей ближе всего?

— А что такое? — взъерошив свои волосы, спросил медленно Джеймс, явно не понимая, в чем дело. — Надо же было как-то объяснить, что ты не выходила на связь почти неделю, он, между прочем, пытался связаться с тобой через камин все это время.

Забота со стороны Луи не только грела душу, но и приносила новых проблем: убедив Джеймса в том, что кузену сейчас совершенно не стоит приезжать из-за ее плохого самочувствия и отсутствия настроения, она добилась того, что в тот же вечер он передал это все Луи. За ней оставалось лишь малое — обязательно связаться с ним после выписки, и это, несмотря на трудность врать ему в лицо, была все же меньшая из ее проблем. Ведь волновало Лили совсем другое.

Нужно было отдать должное, Роза к ней так и не заявилась, и Лили испытывала неимоверное облегчение: вся ситуация с кузиной все еще не была прояснена окончательно, и ее связь со Скорпиусом… это так бесило и вызывало столько вопросов, что Лили не могла спокойно думать над всей сложившейся ситуацией. Но наиболее раздражающим было то, что чертов Скорпиус Малфой к ней так и не пришел. Пролетело уже почти пять дней с того момента, как она пришла в сознание, а Малфой даже не попытался наведаться к ней в палату и хотя бы элементарно проявить участие в ее судьбе, отправить записку или письмом с элементарными вопросами. Можно было сказать, что это делалось в целях конспирации, но разумные доводы никогда не были для Лили слишком сильным доказательством. И она лишь сильнее обижалась, понимая, что никаких причин для обид нет.

Однако, несмотря ни на что, время, проведено в больнице, все-таки взбодрило Лили. За эти пять дней она наконец смогла отдохнуть, и теперь на ее лице не было следов бесконечной усталости; напротив, Лили была решительно настроена, и она была готова, если придется, прыгнуть выше головы, но отомстить за свою семью. К этому времени все факты и рассказ Альбуса уже смогли устаканиться в ее голове и выстроиться в определенную картинку: теперь дело Жеста не было для нее чем-то отвлеченным, казалось, что в этом и есть вся ее жизнь. Мысли о насильственной смерти ее любимых родителей не могли оставить Лили в покое: почему-то именно сейчас, спустя три года, на нее обрушилась вся ненависть к миру и боль от утраты дорогих людей. Сердце сжималось всякий раз, когда перед глазами опять возникли три могилки, и Лили прикусывала губу, сдерживая внутренний рев. Нужно было срочно чем-то заняться, иначе постоянные мысли о ушедших из жизни просто свели бы ее с ума. И именно тогда, наверное, она и решила: ничто теперь ее не остановит, и она не будет, как раньше, прятаться внутри себя и молча подавлять агонию. Нет, Лили завершит дело брата, поставит в нем точку, а раз уж Скорпиус дал обещание, что он уничтожит это Правительство… что ж, этим-то она и воспользуется в первую очередь.

Оглядевшись по сторонам, Лили медленно вышла из палаты и бросила последний взгляд на стойку, невольно вспомнив тот ужасный день, когда она увидела… газету с оповещением о смерти Альбуса. Сглотнув, Лили печально отвела взгляд в сторону, а потом остановилась в ступоре, ведь прямо напротив нее всего лишь в нескольких шагах стоял сам Скорпиус Малфой, облаченный во все черное, с аккуратно зачесанной назад челкой. Его руки в черных кожаных перчатках уверенно держали трость, но при этом Скорпиус выглядел таким безразличным, с какой-то ленцой во всем теле. Он любезно разговаривал с колдосестрой, а потом, будто почувствовав ее взгляд, резко поднял свои глаза и усмехнулся, завидев наконец ее. Внутри Лили поднялась целая буря чувств: это было и волнение, и ярость, а потом какой-то даже скептицизм. Потому что Поттер не забыла, как радостен он был в день казни Альбуса, как сверкали от торжества его серые глаза. О, теперь она не будет так слепо верить Жесту, и Лили никогда не простит Малфою того, что он все это время скрывал планы Альбуса. И, может прочтя все ее мысли на лице, Скорпиус еще веселее усмехнулся, а потом направился прямо к ней.

— О, мисс Поттер, рад видеть вас в сознании, — он неестественно широко улыбнулся, облокотившись о трость, и к ним тут же подбежала колдосестра.

— Мисс Поттер необычайно быстро пошла на поправку! — залепетала девушка, и Лили почувствовала раздражение. Ну да, Малфой, как всегда, делал вид любезного и добродушного паренька, у которого ни тени в мыслях, но ей-то была известна его подноготная.

Скорпиус усмехнулся, и Лили вдруг поняла, что за все время, проведенное в больнице, почти забыла о том, как ставить барьер в своем сознание. Безмолвно ахнув, она упрямо посмотрела в его глаза, будто бы угрожая, чтобы он наконец перестал читать ее мысли, но Малфою все было нипочем. Это читалось в каждой маленькой искорке в его глазах.

— Я пойду, — быстро залепетала она, обходя эту парочку, чувствуя покалывание на кончиках пальцев. И все же, как рада была Лили видеть его живым и здоровым, и таким… ужасно привлекательным.

— Что ж, в таком случае составлю вам компанию, мне все равно по пути, — и, слегка наклонив голову, он обворожительно улыбнулся колдосестре: — Мисс.

Возмущенно покачав головой, Лили стремительно направилась к выходу, надеясь где-то в задворках сознания, что он пойдет за ней. И, когда она вышла на улицу, то нерешительно и даже робко обернулась, чтобы посмотреть, насколько далеки ее мечты от реальности. Однако, как и ожидалось, Скорпиус действительно пошел за ней следом, только он особо не торопился и не пытался догнать Лили, а напротив, шел вальяжно и спокойно, словно весь мир мог подождать. И, наконец поравнявшись с ней, он заинтересованно посмотрел ей в лицо, словно пытаясь что-то понять. Лили хмурилась все больше, а потом уже хотела было вслух возмутиться и потребовать у него объяснений, как вдруг знакомый голос заставил ее нервно вздрогнуть.

— Лили? Мистер Малфой? — она резко повернула голову и увидела стоящего на последней ступеньке Джейка, который внимательно смотрел на Скорпиуса и у которого на лице было ярко выражено удивление, что у Лили потемнело в глазах. Это все было не к добру, а когда потом он перевел свои глаза на Лили, то она увидела, что Томас явно начинает о чем-то лихорадочно соображать. И в этот момент ей стало страшно, ведь Джейк может о чем-то заподозрить, и тогда Скорпиус будет грозить такое... Потому, наверное, она попыталась было улыбнуться непринужденно… только улыбка не клеилась к устам. Нервно прикусив губу, она с волнением поглядела на Малфоя, но тот уже не обращал на нее свое внимание, а только пристально и серьезно разглядывал аврора. И выражение лица его было до страшного безэмоциональным.

— Добрый день, мистер Томас, — наконец спокойно протянул Скорпиус, приподняв один уголок губ. В его глазах плескалась некоторая надменная насмешка, он явно с презрением относился к встреченному, но при этом его поза говорила о безграничной безмятежности и расслабленности, будто перед ним стоял не главный аврор страны, а всего лишь министерский клерк.

Недолго думая, Джейк стремительно приблизился к ним и будто бы попытался своим телом отгородить Лили от Малфоя, на что последний приподнял вопросительно бровь.

— Не знал, что вы знакомы, — холодно проговорил Джейк, а потом быстро окинул взглядом Лили из-за спины. В его глазах то и дело мелькало странное беспокойство.

— Ну, трудно было игнорировать лежащую без сознания мисс Поттер, — спокойно ответил Скорпиус, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — И еще труднее было удержаться от любопытства и не спросить у нее про ее самочувствие, когда мы случайно столкнулись в больнице. Не правда ли, мисс Поттер?

— Конечно, — в тон ему ответила Лили, а потом улыбнулась Джейку, следя, чтобы ни один жест не выдал ее беспокойства. — Со мной все в порядке, Джейк. Вот мы и решили пропустить стаканчик пива в баре и вспомнить школьные годы.

Она непринужденно хлопала ресницами, смотря на него внимательно, лихорадочно думая про себя, не могла ли она где-то проколоться? Но, услышав про школьные годы, Томас резко оживился и тут же посмотрел на Малфоя, как-то уж слишком азартно сверкнув глазами.

— Это не те ли годы, когда я сбил тебя с метлы на решающем матче квиддича, и ты закончил свою карьеру охотника? — слегка насмешливо бросил Томас, и Лили, не сдержавшись, заинтересованно поглядела на Скорпиуса, который не проявил ни одной эмоции, но она видела, как его зрачки потемнели. Она и не знала, что Скорпиус играл за сборную Слизерина, ведь совсем не интересовалась квиддичем. — Кажется, тогда у тебя начались проблемы с ногой, — и он кивнул головой в сторону трости.

Слегка отведя голову в сторону, Скорпиус покрутил в руках трость, будто впервые ее заметил, а потом в упор посмотрел на аврора, и глаза у него были ледяные и безразличные. Только Лили была уверена, что он не так спокоен, как ему бы хотелось быть.

— Да, бросил, не вижу смысла бравировать физическими данными и пытаться выиграть там, где нужно приложить много усилий. Зачем хватать звёзды с неба? Лучше вовремя остановиться и начать побеждать там, где это воздастся еще большей выгодой, — медленно, растягивая согласные, безразлично рассуждал Скорпиус, а потом бросил мимолетный взгляд на Лили, из-за чего ее сердце на секунду пропустило удар. — Например, нет ничего лучше, чем забрать у соперника то, что ему дороже всего, а потом наблюдать за тем, как он мучается и уничтожает сам себя.

Она видела, как напрягся Джейк, как его руки сжались в кулаки и как насмешливо смотрел Скорпиус ему прямо в глаза, будто пытаясь донести какую-то понятную только им мысль. И Лили совсем не понимала, что происходит и почему она чувствует себя так, будто оказалась меж двух огней… неужели Джейк и Скорпиус были врагами в Хогвартсе? Прикрыв глаза, она лихорадочно стала думать, но кроме того, что они были однокурсниками, ничего в голову не приходило.

Однако одно Лили знала точно: нужно было срочно уходить, ведь иначе может произойти что-то ужасное, в воздухе уже повисла крайне враждебная атмосфера. И именно в этот момент, когда, казалось бы, она должна была как минимум отвлечь Джейка, ее вдруг осенило, и Лили, беззвучно ахнув, прикусила губу и по-другому посмотрела на Скорпиуса. И как она только не могла понять, что Скорпиус был так хорошо осведомлен о Томасе только потому, что тот когда-то давно перешел ему дорогу? И не была ли она частью его замысловатой мести? Не потому ли он изначально обратился к ней за помощью? Сердце ее отбило удар, но сознание упорно пыталось донести: сейчас нужно уносить ноги, а уже потом пытаться оценить ситуацию.

Тряхнув головой, Лили громко проговорила:

— Ладно, Джейк, мы пойдем, — и, начав спускаться вниз, она обернулась после половины пройденных ступенек и мысленно взмолилась, чтобы Скорпиус просто взял и пошел за ней следом, ведь чем больше времени они находятся рядом с Джейком, тем сильнее вероятность, что он может подумать о том, что Малфой далеко не случайно прохожий, а имеет непосредственное отношение к Жесту. В горле пересохло от одной только мысли, что Скорпиуса тоже посадят из-за подозрении об его соучастии.

— До свиданья, — Малфой, видимо, прекрасно все понимая, кивнул головой и медленно стал спускаться, специально, чтобы это не выглядело как побег, и Лили вдруг заметила, как беспомощно смотрел на них Джейк, будто не веря в происходящее. Сердце у нее стучало, как сумасшедшее: не выдали ли они себя сейчас чем-нибудь?

Они молча завернули за угол, и Лили спиной все еще ощущала обеспокоенный взгляд Томаса. Было отчего-то противно, словно она стала невольной участницей чего-то мерзкого; словно ее использовали ради личных целей. Бросив мимолетный взгляд на спокойно идущего Скорпиуса, Лили прикусила губу и задумалась: она даже не знала, почему он хромает. Она не знала, что у него за отношения с семьей, откуда у него на виске этот длинный шрам и почему он поддерживает связь с Розой, хотя она явно ему не симпатизировала. Если так задуматься, Лили не знала о нем ничего. А он читал ее, как книгу. Так кто же побеждает в этом бою?

— Не знала, что Джейк выигрывал тебя в квиддич, — безразлично бросила Лили, пытаясь сыграть на его самолюбии. «Ну же, Малфой, покажи свои эмоции, ты же так не любишь проигрывать», — думала она про себя и смотрела на него исподтишка, подмечая любое изменение. Только Малфой оставался спокойным и безмятежным.

— Начинаем играть в манипуляции? — насмешливо спросил Скорпиус, — что ж, в таком случае тебе придется взять у меня парочку уроков, ибо то, что ты демонстрируешь сейчас, слишком примитивно. И понятно. Если хочешь узнать что-нибудь у человека, не говори с ним о его слабостях. Начинай всегда с восхищения, — Скорпиус перевел свой взгляд на нее, и Лили сглотнула. — Даже если это восхищение — ложь.

Резко отвернувшись, она почувствовала, как липкое чувство стыда окутывает ее с ног до головы. Скорпиус был не прост: он умело переводил разговор, скрывал любую информацию и обдумывал каждое свое слово. И, думая об этом все больше, она задавалась лишь одним вопросом: а почему такой человек вообще присоединился к Жесту? Демиан хотел отомстить за свое отчисление, Корвус — за свою сестру, а Икаруса сломила безнадежно влюбленная в Альбуса Алфита. Но что же двигало Скорпиусом? И почему он знал о том, что это Роза сдала Альбуса, но не имел ни малейшего понятия о том, где хранились важные для их дела документы? Знал Демиан, но не правая рука. Значило ли это то, что ее брат не доверял Малфою?

Молчаливо прикусив губу, Лили решила, что эти вопросы могут подождать: сейчас нужно было встретиться с Жестом, поговорить с Алфитой и Луи, а потом срочно пойти искать документы. Только ей почему-то казалось, что у Жеста уже был план. В который, наверное, они не посветят ее.

— Мерлин, Малфой, — тихо прошептала она, когда от мыслей в голове уже начинало покалывать в висках. — Даже в том, что я отвлекала Джейка, ты смог извлечь выгоду. Ведь ты не мог не знать, как больно ему будет, когда он поймет, что я действую вместе с Жестом.

Скорпиус усмехнулся, посмотрев на нее, а потом склонил голову вбок, из-за чего его волосы заискрились от солнечного света. И в его лучах он был каким-то бесцветным: бледный, с платиновыми волосами и серыми глазами — у Скорпиуса даже во внешности не было красок. Один лишь холод, одна лишь безэмоциональность.

— Не совсем. Ведь я не говорил тебе рассказывать ему, что ты работаешь на руку Жеста.

— Но ты сказал использовать что угодно, лишь бы остановить его! — раздраженно воскликнула Лили, остановившись, заставив тем самым и его поравняться рядом с ней. Внутри нее искрилось непонятное ей раздражение и даже ярость, и все, чего ей хотелось сейчас, это стереть усмешку с его губ.

— Я имел в виду более практичные методы, — спокойно бросил он, опять посмотрев на нее тем оценивающим взглядом, что и тогда возле выхода из больницы. В такие моменты, когда его глаза, наполненные какой-то меланхоличной дымкой, в упор прожигали ее, Лили чувствовала свою беспомощность: потому что понимала, что влюбляется всякий раз все больше. И Поттер это не нравилось. Потому что любовь к Альбусу сломала ей жизнь, а что же принесут ей эти чувства?

Резко махнув головой, Лили перевела взгляд в сторону, чувствуя какую-то обиду. Ведь из всего выходило, что она лишь расходный материал, к тому же, без особого интеллекта, раз самостоятельно раскрыла свою личность перед человеком, который непременно посадил бы ее.

— Я из-за Розы была вынуждена пойти на этот шаг, — резко бросила Лили, опять посмотрев на него, пытаясь одними глазами спросить: зачем тебе она? Ей хотелось пробудить в нем хоть что-то, любые зачатки эмоции, и ей хотелось, чтобы он не думал, что она — идиотка, чьи ошибки он был вынужден исправлять.

И Скорпиус, явно все поняв, опять приподнял уголок губ, и безразлично, слегка рассеянно, проговорил, прежде чем вновь возобновить шаг:

— Да?

Больше Лили не пыталась с ним заговорить, хотя и видела, как пару раз Скорпиус слегка наклонял голову к ней, будто ожидая очередной возмущенной реплики, но она намеренно упрямо шла вперед. Внутри была обида и боль, а еще ощущение, что ее опять водят за нос. Поэтому, когда они подошли к одному маггловскому дому, Лили не сразу обратила на это внимание, а когда уже подняла свою голову, то увидела, что Малфой зашел в небольшой проем, на который выходили пожарные лестницы. Пристально посмотрев куда-то в бок, он ткнул палочкой в середину стены, и в тот же момент кирпичи стали расходиться в стороны, и образовалась парадная лестница, по которой он тут же медленно взобрался, постукивая тростью.

Открыв металлическую дверь, Скорпиус жестом пригласил ее войти, держа проем открытым. Словно зачарованная, Лили вошла вовнутрь и оказалась в знакомой темной комнатке, где на диванах их уже ожидали Корвус и Алфита, которые полушепотом о чем-то спорили. Однако стоило ей переступить порог, как они молниеносно перестали говорить и внимательно посмотрели на вошедших. Алфита, завидев Скорпиуса, слегка поморщилась, и Лили увидела, насколько бледной стала она с того момента, когда последний раз они виделись. Она будто похудела и осунулась, а под красивыми кошачьими глазами появились легкие синяки. На ней было не по размеру широкое черное платье, и этот цвет будто делал из нее еще большего мертвеца.

Сердце у Лили сжалось, и она вдруг вспомнила слова Джеймса, и ей стало так… горько. Наверное, потому что при всех злоключениях Поттер еще хотелось верить в то, что будущее будет намного лучше настоящего.

Немного подумав, Лили, мысленно решившись, быстрым шагом подошла к Забини, смотря, не отрываясь, прямо ей в глаза.

— Алфита, пойдем, поговорим, — быстро отчеканила Лили тоном, который не требовал отлагательств, и Забини приподняла надменно бровь. — Срочно, — холодно добавила Поттер, чувствуя внутреннее раздражение и бессилие. В конце концов, если Алфита не согласится, то она не сможет ничего сделать. А это просто выводило из себя.

— Что ж, Поттер, — прохладно протянула Алфита, заправив упавшую на лицо прядь, и Лили заметила на ее руке маленький, но явно свежий синяк. — Удиви меня.

И она вальяжно поднялась с дивана, направившись к лестнице.

— Ну, ты идешь? — холодно спросила она, когда заметила, что Лили не сдвинулась с места. Поттер молча кивнула головой и слегка нервным шагом пошла за ней, спиной ощущая пристальный взгляд Скорпиуса. Да, конечно, ему определенно не нравилось, когда происходило что-то, что не было с ним согласованно, и почему-то это понимание приносило какое-то извращенное моральное удовлетворение.

Алфита привела ее в соседнюю с кабинетом Альбуса комнату, где в кучу была сложена старая, поломанная мебель, а висевшие на стенах портреты были настолько стары, что изображения на них более не двигались, хотя было видно, что они когда-то были магически заколдованы. Комната была полупустой, и бледный дневной свет проникал из-под щелей, которые образовались между заколоченными деревяшками в окне. Складывалось ощущение, что дом не просто пустовал, а будто лишился хозяина, ведь иначе магическая квартира, а это точно была она, не выглядела бы такой истощенной. Прислонившись к свободной и более-менее чистой стене, Алфита скрестила руки и выжидающе поглядела на Лили, которая испытывала сильное внутреннее волнение — в конце концов то, на что она решилась, может стоить дорого им обеим.

— Алфита, уходи из дома, — протянула Лили, а потом на секунду сжала губы, ожидая реакцию девушки. Но та молчала, и нервы у Поттер еще сильнее стали расшатываться. — Лучше тебе жить у меня, потому что… твои родители… они…

— Что, они? — холодно процедила Алфита, склонив на бок голову. У нее в глазах зажегся недобрый огонек. — Выгонят из дома, убьют моего ребенка? Что?

— Этого нельзя исключать, — быстро залепетала Лили, чувствуя неладное. А потом какое-то странное смущение напало на нее, будто все, о чем ей пришлось или придется говорить слишком личное.

Она опять робко посмотрела на Алфиту, освещенную этим тусклым светом. Ее широкое платье слегка обнажало торчащие ключицы, и вся она выглядела такой болезненно осунувшийся, что у Лили сжалось сердце. Потому что в этих искрящихся кошачьих глазах больше не было огонька. Одна лишь печаль и горечь.

— Конечно, они непременно что-то сделают, — будто не слыша ее, бросила вдруг Алфита, оттолкнувшись от стены. Она стала ходить взад-вперед, нервно прикусывая губу, и вся ее фигурка так и поникла, и платье ее печально раскачивалось при каждом шаге. Перед глазами Лили все мелькал тот злосчастный синяк, и она на секунду задумалась: а не начали ли они делать уже что-нибудь?

— Кто-нибудь вообще знает о твоей беременности? Брат? — помолчав, Лили добавила тихо: — Малфой?

— Нет! — резко откликнулась Алфита, сверкнув не по-доброму глазами. — Я более не доверяю ему. Он — трус, и черт знает, что от него вообще может ожидать. Малфой, знаешь ли, опаснее, чем мои родители: тем хотя бы жаль меня будет, а этот, — Алфита усмехнулась, проведя рукой по щеке. — Малфой убьет меня вместе с ребенком не моргнув и глазом.

Повисло молчание, и Лили, распахнув широко глаза, смотрела внимательно на нервную Забини, и не могла понять, почему она так уверена в этом? Чем Скорпиусу может помешать ребенок Альбуса? Прикрыв на секунду глаза, Лили медленно стала вдыхать воздух, пытаясь выровнять дыхание, а потом невесело усмехнулась. Возможно, было еще что-то, о чем она не догадывалась? Распахнув глаза, Лили в упор посмотрела на Забини.

А кто вообще такой Скорпиус Гиперион Малфой?

— Собери сегодня же вещи и приходи ко мне, Алфита, — наконец проговорила Лили, испытывая страшную тоску где-то внутри. В какой-то момент бессилие напало на нее, и эмоций больше не осталось. — Так будет лучше для всех.

Но Забини лишь хмыкнула, сомкнув себя в объятия. У нее отчаянно ходили туда-сюда глаза, и она будто совсем не знала, куда себя деть.

— Я еще подумаю, Поттер. Должна же быть альтернатива.

Только произнесено это было с таким сомнением, что Лили поняла: ей просто трудно принять ее помощь. Конечно, смерть Альбуса тяжело далась Алфите, а теперь еще приходилось терпеть его навязчивую сестру. Наверное, Забини просто не сможет без содрогания жить в том доме, в котором рос когда-то он, человек, которого она явно обожала больше собственной жизни и которому готова была отдать все, чем вообще обладала.

Не произнеся больше ни слова, Забини резко развернулась и вышла из комнаты, и Лили почувствовала, как внутри что-то так и давит на нее, ноет тихо. Выйдя следом, она бросила печальный взгляд на знакомый до боли кабинет и ощутила, как медленно стали подходить к глазам слезы. Если бы Альбус был жив, все было бы проще: у нее хотя бы были какие-то иллюзии или даже надежды. Но его больше не было. В этом огромном мире Альбуса нет. И почему-то именно сейчас осознание накрывало ее с каким-то ожесточением. Не помогали даже мысли о Джеймсе, которому явно было не легче: ничто, казалось, не могло зашить эту рану на сердце.

Медленно спускаясь с лестницы, Лили слышала, как спорят о чем-то Корвус и Скорпиус, но какая-то тоска не давала ей сил сконцентрироваться. Присев в самый уголок дивана, она безвольно смотрела в пустоту и перебирала руками складки платья, не реагируя ни на что. Времени не было, нужно было собраться и мстить, но… почему Лили больше не была ни в чем уверена? Она медленно перевела взгляд на Скорпиуса, который о чем-то говорил с жестким выражением лица, время от времени посверкивая глазами. Расслабленный, непоколебимый, он сидел напротив нее, отложив в сторону трость, и чем дольше Лили всматривалась в него, тем сильнее не понимала: что же он за человек?

Когда-то давно Альбус сказал, что она безоговорочно определяет слабые стороны людей, но почему тогда ей не удается узнать их у Скорпиуса? Неужели он так профессионально умел прятать свои эмоции и выставлять чужое нутро?

— …таким образом, наиболее благоприятный день — это девятнадцатое декабря, в день итоговой пресс-конференции сэра Локантуса. Там будет много журналистов и свидетелей, поэтому обнародованные нами доказательства не смогут быть проигнорирована или замяты.

— Это, конечно, звучит очень заманчиво, — подхватил Корвус, слегка дернувшись корпусом вперед. Он явно был не на шутку взволнованным, и его руки то и дело слегка тряслись. — Но туда не пустят кого попало, каким образом Жест проникнет на конференцию?

Скорпиус усмехнулся опять, и Лили сузила глаза, буквально пытаясь разглядеть малейший мускул на его лице.

— Да, ты прав, но меня ведь пустят.

Послышался короткий смешок, и Лили, словно в замедленной съемке, развернулась, увидев, как насмешливо сжала губы Алфита, яростно взирая на него. А потом, рассмеявшись в голос, Забини так по-злобному сверкнула глазами, что Лили невольно вцепилась рукой в сиденье дивана. Интересно, а почему Поттер всегда слепо считала, что Жест сплоченная организация? Ведь, как ни посмотри, он шел по швам без Альбуса. Значило ли, что никто не ладил друг с другом, и единственное общее, что у них было, это лидер, которого, впрочем, больше нет.

— Ты-то? Не смеши меня, Малфой, на такое способен был только Альбус.

— Ну так и узнаем, — протянул спокойно он, только глаза его опять потемнели. Что-то явно намечалось. И в этот же момент Алфита резко поднялась с дивана и положила руки на бока, и была она сейчас похожа на разъяренную гарпию, которая могла уничтожить любого одним только яростным взглядом.

— Ты просто хочешь доказать нам, что лучше Альбуса, да? — насмешливо говорила она, и по мере того, как Алфита все больше и больше сверкала глазами, Скорпиус лишь холодно смотрел на нее, и в этот момент он выглядел по-настоящему пугающим. — И почему ты вообще возомнил себя нашим лидером? Запомни, Скорпиус — ты не он, и никогда не станешь.

— Эй, Забини, остынь, — поднялся со своего места Корвус, пытаясь развернуть ее к себе лицом, но она лишь топнула ногой и вырвала свою руку из его хватки.

— Да как ты не видишь? Малфой только и делает, что все скрывает: ты знал, что Альбус не планировал сбегать? А знали ли ты то, что, оказывается, его сдал не братец, а Роза, с которой наш многоуважаемый Малфой спит? И не смотри на меня так! Я не дура, чтобы верить Уизли, которая строит из себя святошу, — Алфита замолчала на секунду, а потом подошла чуть ближе к Малфою и слегка нагнулась. — Ты думаешь, я не могу сама узнать то, что меня интересует, а, Скорпиус? Нет ничего проще разговорить одного из авроров на одном из званных вечерков у нас дома. И, видишь ли, можно узнать так много интересного, что аж голова кружится, — ее голос сорвался, и она яростно прикусила губу, а потом, поддавшись к нему еще ближе, проговорила тише. — Скажи-ка, а не твоя ли вина, что умер Демиан? Ведь, как-никак, именно ему доверял Альбус больше всего. И именно он его правая рука. И, о Мерлин, как же все удачно сложилось: в один день Жест потерял лидера и его поверенное лицо. Ну просто дьявольское веселье!

Ошарашенная, Лили внимательно смотрела на Скорпиуса, испытывая какую-то взрывную волну. С каждым словом она начинала понимать, что совсем ничего не понимает, хотя, казалось бы, ей довелось говорить с самим Альбусом. Черт возьми, а было ли хоть что-то, в чем она была осведомлена? Знала ли Лили хотя бы крупицу правды?

И Малфой молчал, по-прежнему смотря на Алфиту ледяным взором, не отрекаясь, не отнекиваясь, не пытаясь защититься. И лицо, мраморное и бледное, оставалось безмятежным, н-е-ч-и-т-а-е-м-ы-м.

— Нет, Забини, в одном ты все же ошиблась, — наконец медленно протянул он, подперев голову рукой, локоть которой он взгромоздил на подушку. — Ты все же дура.

Она громко и яростно фыркнула, и было это скорее похоже на рев, а потом, дернувшись, как будто ее ошпарили кипятком, Алфита быстро вышла из комнаты, не забыв громко хлопнуть металлической дверью.

— Черт, да что это с ней такое, — тихо проговорил Корвус и пошел следом, тем самым оставляя Лили наедине со Скорпиусом, и она уже не была уверена, что это то, чего бы ей хотелось сейчас.

Большие настенные часы тихо и мерно тикали, и Лили, словно зачарованная, молчаливо смотрела на его бледное лицо, и вдруг поняла одну вещь: Скорпиус выглядел до невозможности усталым. И только что же его так тревожило, неужели смерть Альбуса? Или дальнейшая реализация их плана? Размолвка с Алфитой? Что именно это было?

И смотря на него дольше, она чувствовала, как сердце ее, наперекор разуму, медленно начинало проникаться к нему сочувствием. Будто вся его усталость и тайная злость, которая все же был достаточно очевидна для нее, становились заботой Лили; будто ей вообще могло быть дело до человека, который, похоже, вполне мог сам подстроить арест и смерть ее брата. Потому что Скорпиус со своей насмешливостью и безразличием выглядел до того несчастным, что внутри нее накрывалась волна какой-то всепоглощающей нежности к нему.

И чтобы не забыть этого, Лили начинала вспомнить статьи из газет о терактах, яростный шепот людей за ее спиной, безразличный, пустой взгляд Альбуса и все те сломанные надежды и возможности, которые когда-либо были у Лили и ее семьи. Ей просто хотелось обвинить во всем Скорпиуса и тем самым успокоиться, но почему же выходило так туго?

— Документы в твоем доме, — наконец проговорил Скорпиус, поражая тишину. Но Лили молчала, смотря на него прищуренным взором. — Нужно посмотреть, что именно Альбус успел составить. Скорее всего, там всего лишь часть, а остальное… придется искать где-то здесь. К сожалению, о их местоположении знал только…

— Почему умер Демиан? — резко проговорила Лили, сжав руку в кулак. Скорпиус безразлично прошелся взглядом по ее лицу и посмотрел куда-то в сторону, будто что-то вспоминая. И когда тишина затянулась до неприличия долго, Малфой наконец безразлично проговорил, будто все это не имело ни малейшего значения:

— Мы убегали с квартиры Альбуса, когда за ним пришли авроры. Поспешная трансгрессия никогда не заканчивается чем-то хорошим, а в случае Демиана… его расщепило, — и он медленно погладил шрам на левом виске, который тонкой нитью тянулся до глаза. Шрам был длинным и бедным, но все же виднелся на лице, когда он поднимал свою белую, как снег челку.

Только вот, вспоминая все упреки Алфиты, ей почему-то начинало казаться, что в этой истории опять все было ложью. Разве мог здоровый волшебник так сильно пострадать от такой нелепости, как трансгрессия? И почему тогда такой профессионал, как Скорпиус, не смог оказать ему первую помощь, которая точно бы способствовала выздоровлению мистера Роули? Во рту резко пересохло, когда Лили резко прошептала, глядя на него во все глаза:

— Ты убийца, Скорпиус.

И он дернулся все своим телом и посмотрел на нее так, будто впервые увидев. Только взгляд его не стал ни более злым, ни мрачным, напротив, Малфой через секундную задержку в своей вальяжной манере усмехнулся и ласково проговорил, будто объясняя что-то ребенку:

— Я убиваю людей, а ты убиваешь собственные надежды. Боюсь, мы в равной степени аморальны. А в таком случае не тебе меня осуждать, ведь ты не лучше, ma chérie. Да и откуда ты знаешь, что именно двигало мной? Может, — он задумчиво посмотрел опять куда-то сквозь нее, и впервые Лили увидела, как на этом холодном лице проступила странная болезненная эмоция, — я преследую самые что ни на есть благородные цели. А может, мне так кажется, и все мы просто жертвы амбиций и тщеславия. Однако даже при таком раскладе ты все еще не лучше меня. Ведь если я смогу жить в любом случае и при любых обстоятельствах, то ты, Лили, нуждаешься в постоянной поддержке. Ты слабая. И апатичная. Все, что у тебя есть, какая-то поистине мизантропская ненависть к этому миру. А теперь и подумай, нужно ли тебе наше общение и стоит ли его портить такими громогласными заявлениями.

Почувствовав, как в момент оледенели ее пальцы, она поняла, что будто забыла, как дышать. Лили лишь слушала эту размерную речь и начинала сомневаться во всем, что когда-либо знала. Ей казалось, что Малфой — чертов кукловод, который манипулирует ее сознанием, выстраивает там нужные ему постройки своими лживыми жестами, словами.

И только почему ей так отчаянно хотелось верить ему?

Неужели лишь потому, что он делал то, чего не допускал даже Альбус: говорил с ней так серьезно и открыто, будто не ее все всегда считали дурой и недостойной отца; и так чертовски, просто до ужаса понимал всю ее сущность.

Распахнув глаза шире, она вдруг поняла одну вещь: он прав, она не сможет без поддержки. Ей нужен тот, кто бы смог быть с ней, несмотря ни на что; для кого не будет проблемой ни то, что она лжива, ни то, что эгоистична. Поттер нуждается в том, кого бы смогла полюбить до беспамятства и благодаря которому эта любовь, превращающаяся в ненависть, стала бы ее самой главной силой.

А значит, Лили Поттер навсегда заберет Скорпиуса Малфоя себе. Первоначально, конечно, отомстив за всех тех, кого ей пришлось потерять.

Снег медленно кружился в воздухе, и Лили бессмысленно наблюдала за тем, как снежинки, приземляясь на рукав ее черного пальто, таяли в мгновенье. Она стояла возле реки Темзы и ждала Джеймса, который бессовестно опаздывал, и испытывала внутри мерзкую тоску. Было страшно отчего-то окунуться в собственные мысли, ведь там творилась анархия, а сомнения, которые грызли ее все это продолжительное время, лишь нагнетали ситуацию. То, что Жест был не так сплочен, как ей казалось, дало свои плоды: Алфита так и не появлялась в штабе, куда наведывалась Лили, чтобы как раз-таки увидеть ее и хотя бы просто убедиться, что с ней все в порядке. Но, находя всякий раз квартиру пустой, она испытывала какую-то гнетущую тоску: и как только Жест собирается реализовать план? И что может сделать сама Лили?

Но больше всех сомнения вызывал Скорпиус, который был… слишком спокойным. Только это было лишь первым впечатлением, и, наблюдая за ним, Лили видела, что Малфоя что-то гложет. Будто бы была какая-то проблема, решить которую он просто не мог. И более странным было то, что Скорпиус так и не предложил ей вместе найти документы, о которых украдкой рассказал Альбус и которые теперь стали какой-то идеей фикс для нее, ведь, как бы ни старалась она понять, где именно они находятся, в голову ничего путного не приходило. Вдумчиво перебирая каждую книгу под его кроватью, она думала только об одном: а не нашли ли их авроры еще тогда, когда они обследовали ее дом? Но Альбус не был дураком, поэтому она понимала, что, скорее всего, бумаги надежно спрятаны и осталось только найти их… но как?

И то, что Скорпиус так и не заикнулся о них, бесило Лили. Она намеренно приходила почти каждый день в штаб и смотрела на него пристально, однако ни один из них не нарушал молчание. Только лишь изредка появлялся Корвус Нотт, который о чем-то полушепотом говорил со Скорпиусом, а чета Забини, похоже, навсегда решила покинуть это место.

Однажды, когда их обоюдное молчание как-то по-особенному начало нервировать ее, Лили, скрестив руки на груди, пронзив его, склонившегося над книгой, взглядом, тихо прошептала, чувствуя, как от холода начинает дрожать:

— Мы виделись с тобой намного раньше заседания в суде и встречи в кафе, — он оторвался от чтения, и, усмехнувшись, склонил голову на бок, внимательно поглядывая на нее из-под челки, которая падала ему на глаза. Скорпиус был таким уставшим, что Лили еле сдерживалась, дабы не сорваться с дивана и не обнять его крепко-крепко, преодолевая наконец то жалкое расстояние между ними. — Ты приходил на похороны родителей. И ты… — она запнулась, не зная как бы лучше сформулировать мысль, но только Малфою это было не нужно, он все прекрасно понял, поэтому, наверное, хмыкнув, ответил невозмутимо:

— Вспомнила? — его глаза азартно блеснули, и в ту же секунду в них промелькнула какая-то странная, непонятная эмоция. — У тебя был удивительно красноречивый взгляд.

— Уже тогда ты решил использовать меня? — резко спросила Лили, видя, как крепче он сжал кожаную обложку, как медленно отвел взгляд в сторону, словно задумавшись. А потом, посмотрев на нее в упор, Малфой рассеянно произнес, вскинув брови:

— Да. Уже тогда я понял, что ты чего-то стоишь. До этого понимания не дошел даже твой братец, не так ли?

Но она молчала. Потому что ненавидела его с каждой секундой все больше… или, впрочем, опять обманывала себя, понимая прекрасно, что несмотря ни на какие его слова, влюблялась все сильней. Это были странные, исковерканные чувства, которые почему-то согревали ее, давали спасительный круг. Но Лили не собиралась быть рабой своего сердца, потому, наверное, лишь пристальнее обычного наблюдала за Скорпиусом, перебирала книги под кроватью брата и внимательно следила за публикациями в газете. Она продолжала приходить в штаб-квартиру, садиться на диван и безразлично о чем-то думать, то и дело взглядом ища его. Но Малфой не спускался после того короткого разговора. Казалось, он был занят чем-то там, на втором этаже, и Лили, испытывая робость, все не решалась подняться к нему.

И в тот момент, когда ей начинало казаться, что она просто теряет время, молчаливо взаимодействуя с Жестом, к ней неожиданно спустился Скорпиус, и вид у него был крайне решительным.

— Пойдем, есть дело, — сухо бросил он и протянул руку, облаченную в кожаную перчатку. Задержав на секунду дыхание, Лили аккуратно вложила свою ладонь, и в ту же секунду очертания комнаты расплылись перед глазами, и она оказалась среди странных, потертых домишек. В воздухе стоял противный запах гнили, да и весь район оставлял очень негативное впечатление. Как некстати Лили вдруг вспомнила, что именно в подобных местах прогремели три теракта, совершенные Жестом. Неужели Скорпиус решил раскрыть одну из завес тайны? Сердце у Лили затрепетало, и волнение неприятно стянуло в узел живот.

— Пошли, — он отпустил ее руку и медленным шагом пошел вперед, вынуждая Лили пойти следом.

Она оглядывалась по сторонам и мучительно думала отчего-то о Джеймсе, о всей ситуации с документами и приближавшейся пресс-конференции сэра Локантуса. Ей начинало казаться, что они просто тратят время, и чем пристальнее она вглядывалась в фигуру Скорпиуса, тем сильнее начинала задумываться о том, что, возможно, ему и не нужно возмездие. Слова Алфиты почему-то казались слишком… логичными и правильными, чтобы можно было их вот так вот спустить, а гнетущее молчание со стороны Малфоя заставляло Лили сильнее проникаться к нему недоверием. И сильнее думать о том, что есть смысл привлечь к помощи Джеймса, который, она была уверена, будет в этом заинтересован намного больше, чем Скорпиус.

Задумавшись, Лили понуро смотрела на окутанный легким снежком асфальт, испытывая странное ощущение внутри: было как-то уж слишком тоскливо, и этот лютый, промозглый ветерок лишь сильнее заставлял ее ежиться в зимней мантии, пряча руки в широкие карманы. Ей вспомнилась Франция — красивая, летняя, с легким морским бризом… она виделась такой далекой, как и Луи, с которым бы сейчас ей и хотелось больше всего повидаться. Но, связавшись с ним по камину и убедив его в том, что она сейчас совершенно не готова к их встрече, Лили сама отрезала все пути к отступлению. Только решительности это не прибавило. Как и понимания, что она делает что-то действительно верное.

Вдруг Малфой остановился, и Лили, погруженная в свои мысли, не заметила этого, из-за чего с размаху ударилась своим лбом о его руку. Сузив глаза, Скорпиус, ничего не ответив, лишь слегка прижался к стене дома, и Лили, которая неловко дернула головой, чувствуя себя отчего-то глупой до невозможности, все пыталась понять, что они вообще здесь делают. Бросив ленивый взгляд из-под челки, Лили вдруг увидела, что по полупустой улице шел, подняв воротник мантии, человек, смотря себе под ноги. У него был нервный и неровный шаг, казалось, будто он выпил, да и вся его фигура как будто сжалась под чьим-то давлением, поэтому его спина скорее напоминала колесо. Резко свернув влево, человек стремительным шагом поднялся по ступеням и, не оглянувшись, быстро прошмыгнул в дом.

Приподняв вопросительно брови, Лили скрестила руки на груди и скептически сжала губы, не зная, как можно вообще толковать увиденное. Медленно повернувшись к нему лицом, она увидела, как Скорпиус пристально смотрел на зашторенное окно, как в его глазах что-то лихорадочно двигалось, будто он решал что-то важное. Говорить он явно ничего не собирался; напротив, Скорпиус как будто ушел в самую глубь своих мыслей, и она внимательно всматривалась в его острые черты лица, пытаясь запомнить его таким, потому что чувство неизбежности роковых событий давило на нее с каждой их встречей все сильней.

— Малфой, — наконец не выдержав гнетущего молчания, проговорила Лили, и он резко посмотрел на нее, словно впервые увидел. Его взгляд был как будто стеклянным и расфокусированным, и только спустя несколько секунд он в привычной манере сузил глаза. — Что происходит?

Скорпиус молчаливо вглядывался в нее, а потом, оторвавшись от стены, постучал два раза тростью по земле и задумчиво усмехнулся, находясь мыслями явно не здесь.

— Только что, Поттер, ты видела одного из убийц своего отца.

Дыхание резко оборвалось, и она, непроизвольно сжав свою шею в каком-то невротичном припадке, беспомощно посмотрела на него, словно спрашивая, шутит ли он? Но видя как серьезен и спокоен Скорпиус, Поттер лишь сильнее сдавливала свою шею, чувствую какую-то тупую ноющую боль. Резко развернувшись, Лили ошарашенно посмотрела на дом и почувствовала, как кровь отошла от ее лица, как перестало на секунду биться сердце. В мгновенье внутри нее образовалась ужасающая тишина: не было ни мыслей, ни чувств, только одна пустота. Рука с неестественной силой впились в кожу, и Лили чувствовала, как медленно внутри нее, словно змеи, начинали шевелиться эмоции: ненависть, боль, непонимание и злость. И это смертоносное комбо заставляло ее лишь удивленно смотреть вслед тому человеку, что только что скрылся с ее глаз.

— Артур Корнер, подчиненный твоего отца, был одним из организаторов взрыва в журналистском офисе. Он просто пешка, которая должна была выполнить самую грязную работу: заманить в здание Гарри Поттера и подать сигнал, когда тот наконец придет, — медленно и тихо говорил Скорпиус, стоя позади нее почти вплотную, так, что она ощущала его теплое дыхание на своих волосах. В мыслях пролетело бессмысленное, что он стоит так близко, потому что боится, что она упадет, но напрасно — Лили слушала, словно зачарованная, и несмотря на уходящую почву из-под ног, ненависть внутри заставляла ее стоять. — Гарри Поттер очень хорошо знал Артура, они проработали вместе почти десять лет, к тому же он был один из самых близких ему авроров, поэтому Корнер участвовал по поручению твоего отца в разоблачении Правительства, — помолчав, Скорпиус, наклонившись ближе к ней, холодно проговорил: — Альбус этого не знал. Он вообще многого не знал, не находишь?

Не сдержавшись, Лили резко посмотрела на него в упор, видя, как насмешка змейкой шевелится в его глазах, как равнодушие опутывает все его лицо. Но Лили молчала, лишь нервно сглотнув ком, образовавшийся в горле.

— Гарри Поттера подвело его неуместное доверие людям, — продолжал Скорпиус, резко отведя от нее глаза и выпрямившись, позволив Лили расслабиться: только сейчас она осознала, что все это время было предельно напряжена. — Кто знает, что они предложили Артуру, но факт остается фактом: в тот день он пришел к Гарри Поттеру с якобы поручением от Джиневры Поттер, она звала его к себе офис, потому что хотела написать разгромную статью о деятельности Правительства в Ежедневном Пророке и обсудить все возможные последствия этого шага. Какая глупость, да? — тихо проговорил он, и Лили, прикрыв глаза, почувствовала, как одинокая слезинка медленно пробежала по щеке, ощущая, что еще немного, и она разрыдается прямо здесь, потому что смерть родителей — это табу. Тема, которую она не поднимает никогда. — Гриффиндорское любопытство и отвагу очень любят использовать против самих львов, не находишь?

Лили вздрогнула и медленно повернула голову в сторону Скорпиуса, заметив, каким холодным и одновременно обжигающим был его взгляд. Жестокий, он будто хотел причинить ей больше боли, поэтому, наверное, резко замолчал, чтобы дать ей переварить информацию. В горле пересохло, и Лили попыталась было сглотнуть, а потом поняла, что просто не может: язык, словно мертвый, прилип к нёбу, не слушаясь ее, и только этот пристальный жесткий взгляд напоминал ей, что все это — всерьез. Это и есть реальность.

— Откуда… откуда ты это знаешь? — прошептала она наконец бесцветным голосом, чувствуя, как ярость пробирает ее до самых кончиков.

— Вот тут и начинается самое интересное, — с азартом проговорил Скорпиус, подняв свой взор на окна старого грязного дома. — Мистер Артур Корнер не помнит, что он делал последние пять лет. Ему стерли память, а с учетом, что пришлось уничтожить достаточно приличный кусок, то он просто сошел с ума. Ни мысли, ни фантазии, ни даже что-то близко стоящее с воспоминанием не посещает его больной мозг: он как живая кукла, которая автоматически выполняет что-то давно заученное, но не помнит ничего, что происходило в эти пять лет, он даже не может думать о чем-то дольше, чем пять минут. Для всего общества Артур Корнер — жертва ужасного теракта в офисе Ежедневного Пророка, ведь именно теракт, по мнению нашей уважаемой общественности, сломал его психику. Взрыв, крики и, как следствие, моральная травма, сделала из аврора больного сумасшедшего, которого, конечно, сразу же отчислили из аврората, — Скорпиус вдруг остановился и, словно обезумевший, резко схватил Лили за руку и подвел ее тем самым еще ближе к себе, заставляя невольно распахнуть глаза и смотреть ими только на него. — Убийца, устроивший теракт, считается всеми жертвой Жеста, Лили. Человек, уничтоживший твою жизнь, предавший твоего отца, заставивший нас радикально начать действовать, для всех вокруг несчастный безумец, которого так жалеют. Тебе не кажется, что это несправедливо, а?

Он шептал тихо, и с каждым его словом ярость охватывала ее все сильней. В какой-то момент она так сильно втянула воздух легкими и с такой ненавистью посмотрела ему в лицо, что Скорпиус улыбнулся, будто только этого и ожидая. И Лили чувствовала, как все ее нутро просто вырывается наружу, как ураган чувств охватывает ее и как ей нестерпимо хочется быть еще ближе к нему. Это было что-то просто сумасшедшее, и держать себя в руках становилось все трудней.

— Мы устроили три теракта в бедных районах. Первый из них был недалеко отсюда, он нужен был, чтобы напомнить им всем о нашем существовании и запутать их. Но вот второй мы сделали здесь, и знаешь зачем? Чтобы этот человек оказался в той же ситуации, что и тогда, когда взорвалось то здание и умерло столько людей. Ведь это воспоминание — очень сильное, его эмоциональный окрас ярок, а значит, был шанс вызвать в нем воспоминания, несмотря на сломанную психику. Но у нас не вышло. И, чтобы не было так очевидно, что мы нашли этого Артура и чтобы его не убили раньше времени, мы сделали третий свой теракт, и уже намного дальше отсюда. Таким образом, мы показали, что действуем хаотично, без плана и цели. Ведь ничего важного эти места не представляли из себя. А Артур… не удивлюсь, если о его существовании и роли не знает сам Джейк Томас, а ведь он, на минутку, главный аврор страны.

— Но откуда такая уверенность, что все именно так и обстоит?! — не выдержав, взорвалась Лили, яростно взмахнув ресницами. С каждой секундой ей становилось все тяжелее слушать его, ведь информация не давала успокоения; она только дробила нервы на куски.

— Его воспоминания были стерты, функционирование мозга нарушено, да, — продолжал, будто не слыша ее, Скорпиус, сильнее сжимая ее руку, но она не испытывала ни малейшей боли, это было ничто по сравнению с тем, что творилось внутри. — Но опытный легилимент может попробовать хотя бы частично восстановить их. Это не быстрый процесс, он требует очень много времени, а с условием, что мы не были уверены, что Артур не умрет… в общем, эта была та еще морока. Однако семья Роули обладала природным талантом в легилименции, чистокровный род хранил знания о том, как можно изъять информацию из любой головы, и Демиан по завету своего отца преуспевал в этом деле. Только больше в живых нет ни Демиана, ни его отца, и единственное, что ему удалось вытащить — это воспоминание, где Артур показывает знак кому-то и говорит, что пора начать операцию по ликвидации Гарри Поттера, и здание тут же взрывается.

Он наконец отпустил ее руку и отошел на шаг, хладнокровно окинув взглядом Лили, словно оценивая результаты своих трудов. Что ж, добился он многого, об этом говорило то, как искажено было ее лицо от ярости, как вздымалась нервно грудь, словно всего воздуха мира не хватило для нее. Лили с отчаяньем запустила ладонь в волосы и уставилась на асфальт, чувствуя, как у нее просто взрывается голова.

— Я не понимаю, — медленно протянула она, сжав сильнее свои волосы. — Откуда ты знаешь, что он заманил папу в то здание? С чего вдруг такая уверенность, что он не случайный свидетель?

— Потому что волшебники, что организовали этот теракт, очень спешили и не заботились о конспирации. Альбус видел, как Артур приходил в ваш дом в тот день, Лили, и он слышал, что Гарри Поттера звала к себе его жена. То, что сам Альбус не пошел вместе с ним, случайное стечение обстоятельств, ведь он просто вернулся раньше обычного и мистер Поттер не знал об этом, а поэтому быстро трансгрессировал, — немного помолчав, Скорпиус усмехнулся, отведя голову в сторону. — И, когда Альбус пошел следом за отцом к офису, он уже был взорван.

Ее затошнило, и она почувствовала головокружение, из-за чего вынуждена была отступить слегка назад, тут же споткнувшись об торчащий бордюр. Скорпиус молниеносно схватил ее за руку и дернул на себя, и Лили оказалось уж слишком непозволительно близко, только теперь ее это не радовало. Внутри нее загорался огонь, и она впервые начинала осознавать, что кого-то можно настолько сильно ненавидеть.

Мысленно прокручивая все его слова, Лили пыталась понять цепочку происходящего, все теракты и события, только для полноты картины все равно чего-то не хватало. Она уже знала о первом теракте в Министерстве, знала, что взрыв в Ежедневном пророке был делом рук Министерства, остальные три теперь тоже прояснились, но были же еще… в банке Гринготтс. Зачем? Сердце забилось сильнее, когда она подумала, что Скорпиус опять что-то скрывает, недоговаривает. И это вызывало какое-то жгучее раздражение. Тряхнув головой, Лили тихо пролепетала, лихорадочно перебегая глазами с его шеи к своим руке невольно вцепившейся в его мантию:

— Скорпиус… но были же еще теракты. Гринготтс… вы взрывали банк, — с вызовом посмотрев на него, она сильнее сжала его мантию в руке, пытаясь проследить за любыми изменениями в его лице. Напрасно. Оно было беспристрастным.

— Гринготтс? — медленно переспросил он, и его глаза опять покрылись какой-то задумчивой дымкой. — Не самый надежный банк для хранения ценностей…

— Малфой! — тихо прошептала Лили, угрожающе сузив глаза, что вызвало у него лишь ленивую усмешку. Он, как и всегда, играл.

— Это не наших рук дело, — холодно ответил он, переведя свой взгляд на старый, обшарпанный дом. — Мы никогда не взрывали банк Гринготтс, это дело рук Правительства. Зачем? — пожав плечами, Скорпиус слегка сузил глаза. — Это нам неизвестно. Довольно и того, что мы знаем, Лили. Не распыляй сознание, сосредоточься лучше на Артуре Корнере. Он очень нам важен.

Какое-то непонимание нахлынуло на нее, а от его загадочного, ленивого тембра хотелось просто взять и взвыть. Или шарахнуть хорошенько Малфоя, а потом… Сглотнув, Лили резко отцепила свою руку и отошла на шаг назад, разрывая его руки, пытаясь успокоить больное и глупое сердце, бьющееся так отчаянно явно не из-за всей миссии и новых знаний.

Оно билось из-за него, и, резко вскинув голову, Лили решительно спросила, пытаясь заглушить внутренний отчаянный рев:

— Зачем ты мне это рассказываешь, Малфой?

— Потому что его воспоминания — это огромная улика. И нам нужно восстановить их до конца. Я — не профессионал, но вот твоя любимая кузина, Роза, да. Тебе же было интересно, почему я держу ее близко, Поттер? — он усмехнулся слегка иронично, но усмешка напоминала скорее оскал. — Потому что она нужна мне. И Жесту. И, в случае, если со мной что-то случится до конференции, ты вынуждена будешь скооперироваться с Уизли и довести дело до конца. А до тех пор сиди ровно и ищи документы, Альбус точно хорошенько постарался, чтобы спрятать их, ведь там были одни из основных вещественных доказательств. Не подведи, слышишь? А я займусь Артуром. И вот тогда нас уже будет не победить.

Снег сильнее запорошил в воздухе, и Лили резко вздрогнула, почувствовав, как холод пробирается сквозь кожу. Разговор со Скорпиусом, что всплыл у нее в голове, резко исчез, и она вдруг поняла, что уже минут пятнадцать просто стоит на улице, дожидаясь Джеймса, которого по-прежнему нигде не было видно. Медленно выдохнув клубок пара, Лили сжала руки в кулаки в кармане и решительно задумалась о своём задании. С того разговора прошло почти два дня, а она так и не продвинулась в поисках, и стыд каким-то липким, противным чувством обступал ее. Под его кроватью было немного книг, и уже большую часть она успела хорошенько осмотреть, но самый главный вопрос заключался в том, в какой именно форме существуют эти доказательства? Скорее всего, Альбус их замаскировал, а с учетом, что Лили никогда не была сильна в заклинаниях и прочих таких вещах, ей было действительно трудно.

— Ну и выражение лица у тебя, — услышала она вдруг и резко подняла глаза, видя перед собой брата. У него было беспристрастный, отчасти даже холодный вид, и только знакомые искорки азарта поблескивали в этих карих зрачках.

Лили тепло улыбнулась. Джеймс почему-то был очень похож на дядю Билла, и только волосы у него были короткие и непослушные, такие же, как и у Альбуса. Внутри что-то заскреблось, и она опустила голову, ощутив прилив грусти. Нельзя было думать о умерших в такой важный момент; до пресс-конференции оставалось так мало времени, что любая меланхолия была не к месту.

— Пойдем скорее, а то и околеть можно, — слегка скривившись, проговорил Джеймс, и они медленно тронулись по безлюдной дороге, их сопровождал только медленно падающий снег.

Сжимая руки сильнее, Лили решилась наконец совершить единственно верный поступок: рассказать все Джеймсу и тем самым сподвигнуть его к помощи. Скорпиус больше не пользовался у нее никаким доверием, она не была уверена до конца, что он действительно придет на пресс-конференцию и устроит ажиотаж. В конце концов Малфой был не из тех людей, кто мог пожертвовать своим спокойствием и жизнью ради мщения за своего лидера, а с учётом, что он явно сам метит на место главаря, то… шансов на такой благородный поступок со стороны Скорпиуса совсем не оставалось. Более Лили не собиралась следовать исключительно его инструкциям, а непременно начнет действовать согласно своей интуиции, что никогда не подводила ее.

Поэтому, вдохнув побольше воздуха, она прикрыла на секунду глаза, мысленно собираясь с силами.

— Джеймс, — медленно протянула Лили, избегая смотреть на него, потому что так было явно проще изъясняться; потому что так его проницательные карие глаза не разъедали бы ее душу. — Ты же понимаешь, что Альбус не был причастен к взрыву в офисе Ежедневного Пророка?

Зная простую истину, что лучшая защита — нападение, Лили решила не церемониться с братом. Его нужно было встряхнуть, ведь она видела, что он на пороге глубокой депрессии, поэтому, вскинув свои глаза на него, Лили заметила, как напрягся Джеймс. Его лицо слегка скривилось: обида, чувство вины и даже ненависть отразились в нем.

— Я… — он вздрогнул, запнувшись, а потом посмотрел на нее в ответ как-то изучающе, будто пытаясь что-то считать. — Ты же знаешь: я всегда хотел верить в это.

— Ты должен верить в это, — уверенно проговорила Лили, сверкнув глазами. Сердце отчего-то забилось сильнее, и какой-то странный прилив энергии одолел ее. — Потому что это правда. Я говорила с ним. И мне многое… стало понятно.

Джеймс резко остановился, внимательно изучая ее своими глазами, словно задавая немой вопрос — какова твоя роль, Лили? И чем дольше он так пристально смотрел на нее, тем сильнее во всем его лице словно проявлялась какая-то обида и интерес. Ему явно были нужны ответы. Только Лили понимала, что раскрывать сейчас все карты было бы сродни безумию, все, что ей нужно, это заставить Джеймса полностью перейти на ее сторону, и она готова была пойти на любые методы, даже на манипуляции.

— Пообещай мне, — быстро проговорила Лили, остановившись и взяв его руку в свои ладони. Кожа у него была грубоватой и сухой на костяшках, и она медленно их гладила, будто пытаясь успокоить брата, — пообещай мне, Джеймс, что однажды, когда я приду к тебе за помощью, ты поможешь мне и ничего спросишь. Не задашь ни единого вопроса.

Сильный порыв ветра бросил ей снежинки в лицо, но она даже не моргнула, упрямо смотря на Джеймса, который молчаливо и по-жесткому изучал ее, что-то высчитывая. Какое-то странное у него было выражение лица в этот миг: отчаянно болезненное, будто ему было неприятно вот так вот стоять и обнажать свою душу, прятать которую больше не было сил.

— Лили…

— Я все расскажу тебе, — перебив его, она залепетала еще быстрее, боясь, что вот сейчас он оборвет ее, попытается в своей манере перевести разговор в другое русло. — Но только позже, когда… когда… все станет понятнее, и мы не будем ощущать враждебность и презрение со стороны общества, — ее глаза блеснули, когда внутри решительность медленно переплеталась с ненавистью, и казалось что еще немного, и она просто взорвется от буйства эмоций внутри. — О, они еще заговорят о Поттерах с былым уважением, вот увидишь!

Она, вдохновлено проговорив, выпустила его руку и взмахнула своими, перед глазами у нее замелькали картинки будущего. Несмотря на все то ужасное, что ей пришлось пережить, Лили верила, что справедливость восторжествует, и имя ее брата будет восстановлено. Альбус больше не будет презираем обществом, наоборот, все еще ужаснутся от сделанной ими ошибки. И тогда… тогда она заставит это общество вымаливать у нее прощение на коленях, ведь это все они сломали ей жизнь, уничтожили ее семью.

Заметив, что Джеймс молчит, Лили посмотрела на него и увидела опять это болезненное выражение лица. Его карие глаза как-то слишком грустно смотрели на нее, и она с интересом наблюдала за тем, как на этих черных ресничках медленно тают снежинки. Он не верил. Джеймс давно потерял любую надежду, и это выбивало воздух из легких.

— Вы всегда были близки, — тихо проговорил он, и Лили вздрогнула всем телом. — И ты всегда любила его больше.

Когда они шли уже молча, и Лили то и дело бросала на него взгляд из-под ресниц, она испытывала внутри что-то похожее на стыд. Потому что его слова были правдой. Она всегда любила больше Альбуса, ведь он, словно вершина, на которую ей даже не светило забраться. Далекий, мрачный, принципиальный, Лили восхищалась им, слепо верила всем его жестам, а в итоге… Тяжелый вздох сорвался с губ, и она прикусила губу до крови, ощущая едкий металлический привкус, потому что в итоге оказалось, что Альбус всего лишь загадка, которая, может, и сложнее других, но при этом еще и более опасная. Причиняющая боль и рушащая жизни.

Впрочем, Джеймс, как теперь было понятно, оказался не меньшей загадкой, чем Альбус, и только сейчас она наконец смогла осознать, что никогда не обращала столько внимания на него, как на среднего брата. Всегда, когда они были вместе, она видела перед собой только одного Альбуса. Могло ли это быть одной из причин их вечных конфликтов? Что, если сама Лили была частичной причиной их ненависти и соперничества?

Воспоминания из детства пролетали перед глазами, и Лили чувствовала, как внутри сердце так и ноет, грозится остановиться от той тоски, что на нее накатила. Ледяной воздух не бодрил, он лишь обжигал ее лицо, причиняя сильную боль, и она плотнее натянула шляпу, посмотрев в землю. Ей было страшно просто повернуться и посмотреть на брата, но страшнее всего было просто заговорить.

— Лили, кто это? — вдруг проговорил он, и она резко вскинула глаза. Они уже почти подошли к дому, и на ступеньках его сидел какой-то человек, рядом с которым стояли чемоданы.

Лили вопросительно вскинула брови и медленно направилась к лестнице, и по мере своего приближения стала различать под объемной зимней мантией очертания фигурки Алфиты, а когда человек вскинул голову, то Лили полностью убедилась, что это она. Растерянно остановившись, Лили безмолвно взирала на нее, пытаясь успокоить вдруг образовавшуюся внутри панику.

— Поттер, — холодно протянула Забини, видя, что Лили стоит, не двигаясь, и ее лицо исказилось в какой-то злобе. — А можно мы еще постоим с часик на улице? Ведь мне совсем не холодно сидеть на этих чертовых ступеньках!

— А вы кто вообще? — встрял Джеймс, подойдя к Лили, загородив ее своими широкими спортивными плечами, словно защищая, и Поттер, не выдержав, нервно улыбнулась, внимательно следя за гостьей. Скрестив руки на груди, Алфита надменно усмехнулась, смотря на Джеймса сверху-вниз безразличным взглядом, а потом, раздраженно вздохнув, резко бросила:

— Я — Алфита Забини, а вы, так понимаю, Джеймс? — поджав губы, она скептически и повторно прошлась взглядом по его фигурке, хмыкнув, а потом протянула лилейным тоном: — Я бы могла сказать, что рада вас видеть, однако дала себе завет быть искренней. И теперь, когда приветственная церемония окончена, надеюсь, вы соизволите отойти и дать мне взглянуть на вашу дражайшую сестру, а затем и вовсе покинуть нас минут так на двадцать, чтобы я могла поговорить с ней tet-a-tet?

— А немного ли вы хотите? — холодно проговорил Джеймс, а потом демонстративно взял Лили за руку и вывел ее из-за своей спины. — Это и мой дом тоже, и оставлять свою сестру наедине с вами я не считаю умным решением.

— О, я думаю, что это не будет для вас чем-то сверхвыдающимся, вы и так вряд ли пользуетесь своей головой, — мило улыбнувшись, протянула Алфита, слегка склонив голову в бок.

Лили чувствовала, как руки Джеймса сильнее сжали ее, как напрягся он сам, ошарашенно взирая на Алфиту и ее надменное выражение лица. Даже в такой ситуации Забини оставалась верна своей гордости и не пыталась смягчиться, хотя пришла явно по нужде. И судя по витавшему в воздухе раздражению, можно было понять, что назревает как минимум конфликт.

— Так, — быстро пролепетала Лили и потянула Джеймса к ступенькам, вынуждая его волей-неволей пойти следом, — пойдемте-ка все в дом.

Хмыкнув, Алфита слегка отступила, давая им дорогу, и уже через пять минут ее чемоданы были отлевитировали в коридор, а сама она вальяжно присела на диван, откинувшись спиной на сиденья. Джеймс сел напротив нее и скептически сузил свои глаза, явно давая понять, что он никуда не собирается уходить, и с каждой минутой гнетущего молчания, что установилось в комнате, Лили становилось все более неловко. Учитывая, что Алфита знала, что Роза, а не Джеймс, сдала Альбуса, можно было понадеяться на хотя бы лояльное ее отношение к нему, но, может, дело было в извечной борьбе Слизерина и Гриффиндора, или просто в природном высокомерии Забини, но она даже не смотрела в сторону брата и держалась очень гордо.

Прикусив губу, Лили внимательно смотрела на Алфиту, а потом медленно перевела взгляд на чемоданы, которые слегка торчали из пролета. «Неужели, она сбежала из дома?», — думала Лили, и в это же мгновенье Забини медленно и быстро кивнула головой. Слегка прикрыв глаза, она чувствовала некоторое смятение: было и радостно, и одновременно неловко, ведь Алфита была сложным человеком, который не идет на уступки и всегда отстаивает свое мнение, и вряд ли она бы хотела, чтобы Джеймс знал о причинах, которые побудили ее уйти из дома. Но каким же тогда образом все объяснить брату? Ведь их частые встречи, сиденья по вечерам в доме обязывали Лили дать всему объяснение.

Голова начала ныть, и Лили, медленно поднявшись с места, улыбнулась робко Алфите:

— Пойду поставлю чай. Ты, наверное, замерзла, — и, не дождавшись ответа, она быстро пошла в кухню.

Пока вода кипятилась, Лили то и дело бросала взгляды в соседнюю комнату, где по-прежнему неподвижно сидел Джеймс и внимательно изучал девушку. Неожиданно Алфита что-то проговорила, и в ответ он кивнул головой в сторону лестницы, куда и направилась она. Прикрыв веки, Лили склонила голову над шумящим прибором и думала о том, как же все в этой жизни незапланированно и непродуманно и как же ей хочется сбежать, потому что Джеймс непременно потребует ответов. И уж тут никак не выкрутиться.

— Это же она беременна от Альбуса? — она резко распахнула глаза и повернулась, увидев Джеймса, который, прислонившись к стене, бессмысленно смотрел куда-то в пол. Было трудно заставить себя что-то говорить, и она просто кивнула, и хоть Джеймс даже не смотрел на нее, Лили понимала, что ему не нужно ее подтверждения: ему все понятно и так.

— Куда… куда она пошла? — робко поинтересовалась Лили, тут же прикусив губу, чтобы не сказать ничего лишнего, но брат будто не замечал ее и даже не повел ухом. Он о чем-то думал, и Лили знала — о Мелани и о их не родившемся ребенке.

— В ванную, — и Лили тяжело вздохнула.

Наконец, оторвавшись от стены, Джеймс медленно подошел к окну и, облокотившись руками о подоконник, посмотрел вдаль. В это мгновенье его фигура как-то поникла, Лили была уверена, что он вспоминает свою жену, и ей стало так больно и стыдно, что она непроизвольно ухватилась за чайник и тут же зашипела от боли, дернувшись. Со стороны Джеймса раздался смешок, и он посмотрел на нее через плечо, сверкая глазами, а потом его взгляд устремился куда-то в сторону, и лицо его стало чересчур меланхоличным. Медленно подходя к ней, он все время смотрел в одну точку, и Лили, словно в замедленной съемке, повернула голову, проследив за его глазами. Он смотрел на шахматного коня, порт-ключ к штабу Жеста, и что-то внутри заставило ее нервно вздрогнуть.

— Я помню эти шахматы, — он взял коня и повертел в руках, улыбнувшись светлой, но грустной улыбкой. — Их тебе подарил дядя Рон на восьмилетие… помнишь, как всегда играли по выходным, пока родители спали?

— Конечно, — улыбнувшись в ответ, Лили кивнула головой, а потом ее сердце пронзила боль. Их осталось только двое: как можно было в это поверить? Как можно было это пережить?

— Я помню, как однажды ты стащила этого коня и выиграла меня, — его улыбка стала шире и одновременно какая-то боль засквозила во всем его лице.

Дыхание на мгновенье сперло, и Лили пристально посмотрела на Джеймса.

— Я думала, ты не заметил…

Усмехнувшись, он поставил коня на стол и отчего-то приподнял бровь, скептически поглядывая на бравую фигурку. Джеймс будто что-то вспоминал, и лицо его с каждой секундой становилось все напряжение.

— Конечно же, заметил. Ты всегда хотела выигрывать, поэтому я решил дать тебе насладиться победой, — а потом, подняв свои глаза, он медленно проговорил, делаясь наигранно безразличным: — Так Альбус вернул тебе шахматы?

— Что? — ошалело спросила Лили, поддавшись к нему навстречу.

— Ну, это же он забрал их и зачем-то спрятал, а потом еще новые подарил, — спокойно протянул Джеймс, слегка призадумавшись. — Когда же это было… кажется, за несколько недель до… до смерти родителей… я видел их у него под кроватью, когда искал свои перчатки для квиддича, он же вечно их таскал… — склонив голову в бок, Джеймс наконец посмотрел на Лили слегка странным взглядом, будто видя ее впервые, — правда, там была только коробка. И то, мне кажется, уменьшенная по размерам до формата книги.

Голова закружилась, и она сильнее вжалась в стол, прикрыв глаза. Да. Альбус не мог просто вложить документы в книгу, но он мог сделать тайник в книге, только… только зачем ему нужна была коробка старых шахмат? Руки пробило мелкой дрожью, когда Лили опять посмотрела на коня: если шахматы лишаются лака или на них появляются трещины, они теряют свои магические свойства. А если материал шахмат такой же, как и у коробки, то, получается, последняя тоже становится обычной маггловской штукой. А если магические вещи теряют магию, то их невозможно отследить или найти, если не знать этот предмет заранее. Авроры просто не могли отыскать коробку из-под шахмат, ведь они не знали, что именно ее им нужно искать, а магией маггловскую штуку просто так не найти.

Доказательства — в коробке. Коробка — в книге.

Распахнув широко глаза, Лили почувствовала, как внутри нее поднимается такая мощь, что она готова была горы свернуть, что угодно, но добиться своего. Улыбнувшись победно, она видела, как непонимающе смотрит на нее Джеймс и как его лицо становится серьезнее с каждой секундой их немого разговора. Кажется, до него начало доходить, что он совершил нечто страшное.

— Джеймс… — но договорить ей была не судьба, ведь в этот момент в кухню ворвалась запыхавшаяся Алфита с ужасом в глазах, и Лили почувствовала, как в момент вся ее мощь стала обычным страхом.

— Скорее, Лили, на штаб произошла облава, Корвус ранен, Икарус трансгрессировал сюда, — быстро затараторила Алфита в каком-то аффектном состоянии, и, взяв побольше воздуха, она с яростью прикрикнула: — чего ты стоишь?! Пойдем скорее, ты же колдомедик!

Сорвавшись с места, она стремглав побежала за Алфитой, которая быстрым шагом пошла по лестнице. Лили видела, как ошарашенно смотрел им вслед Джеймс и как он замер от ужаса и какой-то боли, но ей было так все равно, лишь сумбурные мысли в голове шли каким-то потоком. «Облава… черт возьми, и как только догадались?!», — мучительно думала она, а потом остановилась, почувствовав, как сердце замерло.

— Ты чего, Поттер? — злобно сверкнув глазами, Алфита посмотрела на нее сверху-вниз, держа рукой ручку двери, которая вела в комнату к Альбусу.

Только Лили молчала, будто забыв, как вообще можно говорить. Ведь в голове была только одна мысль, которая терзала ее душу, хлестала хлеще любого сильного порыва ветра.

— Корвус ранен, и Икарус привел его сюда, — медленно протянула Лили и подняла глаза на нее, переступив через одну ступеньку, чтобы быть ближе к ней. — Но где же Скорпиус?

Непонимание отразилось на лице Алфиты, а потом какая-то странная эмоция появилась в ее глазах: это было удивительное непонимание, смешанное с интересом, будто ей в голову пришла разгадка всех ответов.

— А Скорпиуса нет, — холодно протянула Алфита, и Лили увидела, что несмотря на ненависть к Малфою, он не так ей безразличен, как хотелось бы того, и она тоже волнуется. — Он не ушел с ними… Малфой пропал.

И сердце Лили сорвалось вниз.

Черный человек

Водит пальцем по мерзкой книге

И, гнусавя надо мной,

Как над усопшим монах,

Читает мне жизнь

Какого-то прохвоста и забулдыги,

Нагоняя на душу тоску и страх.

* * *

Ей снился Скорпиус, который был бледнее обычного, и глаза его серые были чересчур пронзительными, будто всматривавшимися в самую бездну. Она видела, как он шевелит губами, как пытается что-то сказать, но до ее слуха не долетало ни единого звука. Все было мертво и пустынно: один только Скорпиус, и вокруг него один только мрак. С каждой секундой его фигура будто куда-то отдалялась, и сердце у Лили лихорадочно билось, словно оно так и просило ее последовать вслед за ним. И, когда отчаянье внутри нее достигло невозможных размеров, она резко дернулась и открыла глаза, медленно поморгав. Нет. Его здесь не было, и комната не была сплошной тьмой, напротив, сквозь шторы еле-еле проникал блеклый дневной декабрьский свет. Лили тяжело вздохнула. Это была самая тяжелая ночь.

Взглянув на кровать, она увидела бледного Корвуса, чья рука лежала на груди, а другая будто повисла параллельно полу. Рядом с ним сидела Алфита, которая промакивала лоб влажным полотенцем, даже Джеймс был здесь: он держал таз с водой и хмурился до невозможности. Он ничего не спрашивал, когда Лили стала перевязывать рану Икарусу, ни о чем не поинтересовался даже тогда, когда Алфита что-то попыталась объяснить ей сбившимся шепотом, и Икарус, не выдержав, прикрикнул на нее, за что получил полный ярости взгляд. Лили знала — объяснение неизбежно, но она старательно не смотрела в сторону брата, а потом, совсем обессилев, уснула прямо на стуле и проспала всего-то около двух часов.

Корвус был плох: на него напустили заклинание расщепления, поэтому половина его груди была исполосована в мясо. Тяжелое дыхание и тихий лихорадочный шепот говорили Лили как медику с практикой многое: она знала, он не проживет и трех дней, но сказать об этом Алфите и Икарусу было выше ее сил. Поэтому, наверное, Лили молчаливо перевязывала его рану и пыталась сделать непринужденное выражение лица: вселять отчаянье не хотелось, ведь сама она была уже на грани. В ее голове был один лишь Скорпиус: она боязливо ждала новостей, думала, что вот сейчас к ней непременно заявится Джейк или целая группа авроров. Но ничего не происходило и на следующий день, вестей от Малфоя так и не пришло.

— Он был в кабинете Альбуса, когда они ворвались, — наконец рассказал ей Икарус спустя почти два дня после того, как он привел раненого Корвуса к ней в дом. Хмурившись, Забини сидел на диване и держал за руку сестру: он то и дело покидал их дом и возвращался только ближе к ночи, просиживая часы напролет в Министерстве, ожидая задержания. Его почему-то не покидала мысль, что его заметили и узнали. — Нотт вбежал к нам раненый, Скорпиус приказал убегать, и в этот момент, когда я исчезал, произошел взрыв. Думаю, Малфоя накрыло взрывной волной, если только он все же не успел покинуть дом самостоятельно.

— Почему же ты тогда думаешь, что он мог не уйти оттуда? — взволнованно проговорила Лили, сжав сильно руки. Кровь отошла от лица, и дыхание предательски сперло. Плевать было, как это выглядело со стороны: ей просто было до невозможности больно.

— Его палочка… он отдал ее мне, — медленно протянул Икарус, и Лили вся напрягался. — Моя осталась внизу… дурацкая привычка, не люблю ее таскать с собой, да и в штабе мы всегда выкладывали свои палочки, Альбус проверял их зачем-то и пытался натренировать руку для использования чужой палочки, специально, на случай, если нас когда-нибудь загонят в ловушку, ведь из нас самый сильный был он… — Забини пожал плечами, будто извиняясь, и в глазах ее потемнело.

Было уже почти пять, Джеймс молчаливо ушел из дома, и она знала, что он точно ничего не расскажет Джейку, ему просто нужно было переварить информацию, которую, впрочем, он так и не получил: Забини молчали, а Лили… всячески старалась не попадаться ему на глаза. И, когда дверь за ним захлопнулась, она не могла не признаться, что с уходом брата ей стало чуть проще: мысль о том, что пора раскрывать все свои немногочисленные карты, пугала.

Часы мерно тикали, наверху, наконец успокоившись, мирно спал Корвус, его горячка спала, и Забини расслабились. Одна только Лили знала: далее — лишь агония, а потом смерть. Ему не выжить. И в веренице всех тревог и злости на саму себя ярче всего было беспокойство. Потому что чертов Малфой вытравил ей сердце своим молчанием: отчего-то она все же была уверена, что Скорпиус жив. И он точно знает, куда направился Икарус с раненым Корвусом. Так почему он молчал все это время? Почему не пробовал связаться с ними? Не присылал Патронуса?

— Как они вас отследили? — тихо прошептала Лили, бессмысленно смотря на кухню. Она вдруг вспомнила, как совсем недавно сюда пришел Альбус и как он пообещал ей, что справедливость восторжествует. Так почему все складывалось настолько противоположно?

— Дом принадлежал Демиану. Думаю, они заинтересовались им из-за его смерти: все же, умереть из-за трансгрессии в наше время слишком странно, да и… он был отчислен из Хогвартса из-за драки с магглом, у него был мотив для вступления в Жест. Плюс, квартирка-то была магически мощно защищена, и они не могли просто так в нее попасть, поэтому, думаю, вывод для них был очевиден, Демиан — член Жеста, иначе зачем столько конспирации? Ведь дом после его смерти юридически числился на непонятно каком человеке, который даже в Англии не бывал, — горько усмехнулся Икарус, задумчиво подперев голову рукой. — И почему мы только не вспомнили, что после смерти хозяина дом теряет половину своей защиты? Штаб все это время был ненадежен, кто знает, может, нас даже прослушивали?

— Не говори глупостей, тогда бы нас всех сразу повязали, — встряла Алфита, слегка ударив его по руке.

— А может, мы нужны им живыми? Черт знает, какой у них план и чего они хотят добиться. Однако, думаю, Скорпиус все же смог сбежать… это же Малфой, он всегда был скользким малым и умудрялся выходить сухим из воды.

Алфита хмыкнула, будто соглашаясь, и Лили почувствовала, как какая-то тоска росла внутри. Они знали его явно лучше, чем она: в конце концов, совместная учеба объединяет, и от осознания, что он загадка только для нее, ей стало невыносимо тяжело. Больше Лили не могла отпираться: ей отчаянно хочется узнать его и открыть все те запертые на замок двери в его душе, которые Малфой так оберегал. Но позволил бы он? Что-то подсказывало, что нет, поэтому какое-то тяжелое чувство в груди усиливалось с каждой минутой неизвестности.

За прошедшие два дня ей так не удалось отыскать документы: почему-то делать это вместе с Забини было неудобно, хотелось самостоятельно распутать хитросплетения Альбуса, но, когда она перевернула листы календаря, чтобы удостовериться в дате, до нее вдруг дошло: до пресс-конференции осталось всего лишь два с половиной дня. Вырванные листки выпали из ее рук, и она схватилась за грудь. Нужно было срочно связаться с Малфоем, иначе весь план просто рухнет. Ведь это он должен был пойти на конференцию, у него было главное свидетельство о насильственной смерти ее родителей от руки правительства! Вся месть теперь держалась полностью на нем!

— Скорее всего, он в Малфой-мэноре, — проговорил Икарус, когда Лили выложила ему свои мысли. — Но мне нельзя там появляться, если его все-таки заметили, то за мэнором установили слежку. Возможно, они пытаются найти соучастников.

— Не понимаю, почему они не пытаются найти Корвуса? Ведь это так логично, что он у меня…

— С чего вдруг, Лили? — присвистнул Забини, слабо улыбнувшись. Они стояли в проеме комнаты Альбуса и смотрели на Нотта, который опять скулил и изредка мотал головой по подушке. Его мраморное лицо было краснее перца, и Лили отсчитывала про себя минуты его жизни. — У тебя алиби: ты находилась под Империо, ты политически правильная, для общества ты жертва Жеста, никто не станет искать у тебя преступника в бегах.

Поджав губы, Лили опустила глаза и подумала, что, видимо, ей никогда не понять, каким именно образом работает аврорат и почему он настолько спонтанен. Вздохнув, она вскинула голову и посмотрела на Забини, ощущая внутри какой-то лютый холод.

— Можно ли попасть в Малфой-мэнор, не попавшись на их слежку? — заинтересованно проговорила наконец она после минуты молчания, и поймала слегка удивленный, но между тем тяжелый взгляд Икаруса.

— Ты все еще пытаешься спасти эту операцию? — скептически промолвил он, бросив быстрый взгляд на Корвуса. На его шее заходили желваки, и рука непроизвольно сжалась в кулак. — Не в этот раз, сейчас мы не готовы… к тому же, почему ты думаешь, что Малфой до сих пор хочет провернуть это дело? — фыркнув, он сверкнул глазами. — Его, наверное, уже и в стране нет, уехал к своим родителям во Францию… Поэтому сейчас нужно заняться Ноттом, а уже потом думать, что делать. Да и улики-то? Большую часть спрятал Альбус, а остальное у Малфоя, так себе перспективы.

— Почему вы так не доверяете Скорпиусу? — тихо проговорила Лили, сжавшись под его взглядом: ей было неловко, будто он читал все ее тайные мысли и чувства. А Поттер ненавидела, когда кто-то проникал в ее душу и узнавал нечто большее, чем было положено.

— Потому что он всегда мечтал быть лидером, — помедлив, Икарус добавил: — По крайней мере, нам так кажется. Смерть Демиана не была случайной, когда они убегали с квартиры Альбуса в момент его задержания, у обоих были палочки при себе, так каким образом Роули, один из самых сильных волшебников, которого боялся даже Альбус, мог вот так вот нелепо умереть? И Уизли… она же сдала Альбуса, но тем не менее он непосредственно привлекает ее к нашей операции. Где тут логика? Мы долго пытались слепо верить ему, Лили, но время прошло, и терпение лопнуло: то, что он не рассказал нам о планах Альбуса и о том, что это и не было никаким побегом — это последняя капля. И, к тому же, откуда нам знать, что в этом и заключался план Альбуса? Не сдал ли его Скорпиус тогда, чтобы окончательно избавиться от единственного человека, кто мог им повелевать?

Ей хотелось возмутиться и сказать, что никого Скорпиус не сдавал и что Альбус действительно был решительно настроен на свою смерть, но язык отчего-то прирос к небу. Робкий взгляд скользнул по кровати, где лежало полумертвое тело, а потом она посмотрела на длинный полог, который скрывал за собой проем между кроватью и полом. Корвус скоро умрет — это было понятно, и вот тогда она найдет эти документы. И если Забини не захотят ей помочь, то она сама пойдет на эту пресс-конференцию и провернет все дело. Нужно было только… только найти Скорпиуса и посоветоваться с ним. Ведь Лили всем своим нутром хотела верить, что ему-то и хочется как раз отомстить, только мотив у него, наверное, был иной: дело было не в Альбусе… так в ком?

Спустившись в бывший отцовский кабинет, в котором все осталось так, как и при его жизни, она подошла к длинному шкафу, где стояли многочисленные склянки. Если Икарус прав и за мэнором велась слежка, то она не может появиться там в подлинном обличии, но Оборотное зелье… это был вариант, нужно было только найти чей-то волос. Лихорадочно перебегая глазами по названиям склянок, Лили, прикусив губу, параллельно подумала, что можно просто взять волосок у первого попавшегося маггла, и пока аврорат установил бы личность, она уже успела бы уйти.

Тяжелый вздох вырвался из ее груди. Ей отчаянно хотелось верить, что все получится, но, даже когда держала в руках нужную склянку, Лили не покидало ощущение безнадежности. Прикрыв аккуратно дверь, она вскинула голову и тут же наткнулась на горящий взгляд Алфиты, которая, скрестив руки на груди, стояла, вальяжно прислонившись к стене напротив отцовского кабинета, и весь ее вид выражал крайнее сомнение и озабоченность.

— Там твой брат пришел, — методично проговорила она, а потом заметила склянку в ее руках и вскинула брови. Сжав ее еще сильнее, Лили лишь прикусила губу и умоляюще посмотрела на Забини, будто прося, чтобы она не задавала никаких вопросов. — Поттер, — медленно протянула она, задумчиво скользя взглядом по ее фигурке. — Не могу никак взять в толк: неужели тебе настолько сильно нравится Малфой?

Молчание, наступившее после вопроса, говорило ей больше слов: слегка наклонив голову вбок, Алфита пристально посмотрела ей в глаза, и в это мгновенье больше всего Лили боялась услышать упреки или возмущение, которые получала всякий раз, стоило ей пойти наперекор собственной семье или чьим-то убеждениям. Но Алфита лишь молчала, и, сжав склянку еще сильнее, удивительная мысль осенила Лили: Забини понимала ее. Она не стала бы упрекать ее. И будто в подтверждение ее мыслей, Алфита отстранилась от стены и медленно подошла к Лили, схватив одну ее руку, и вложила в нее перстень с большим темно-синим сапфиром.

— Ценная вещь, — тихо проговорила Алфита, слегка погладив камень: он, поблескивая, так и манил Лили. — Когда-то давно один из моих предков женился на мисс Малфой… у них, знаешь ли, беда с дочерьми: одни сыновья, а оттого женщины этого рода ценятся очень дорого. И в другую семью они приходят с большим приданным, — ее глаза задумчиво блеснули, и вся она как будто окунулась в какие-то воспоминания, а потом, вздрогнув, словно очнувшись, решительно закрыла ее ладонь и на секунду сжала в своих руках. — Так вот, это ее кольцо, и оно необычное, ибо с помощью него можно попасть прямиком в Малфой-мэнор. Нужно только сильно этого захотеть.

Отступив на шаг назад, Алфита посмотрела на нее загадочным взглядом и как-то странно усмехнулась, будто оценивая Лили.

— Пойду поразвлекаю твоего братца, Поттер, — азартно проговорила Алфита, откинув мешавшие пряди за плечо. — А ты действуй, ведь если на пресс-конференции ничего не получится, Малфоя точно убьют, — усмехнувшись, она добавила: — Конечно, если его вообще заметили, и он не воспользовался ситуацией, чтобы сбежать из Британии.

И, бросив мимолетный взгляд, Алфита развернулась и пошла к лестнице, когда Лили чувствовала какое-то странное волнение, а вместе с тем и решительность. Сжав перстень, она подошла к окну и поставила склянку на подоконник, а потом, зажмурившись, представила Скорпиуса и опять испытала это отчаянное желание увидеть его, коснуться рукой до этих бесцветных прядей. Что угодно, лишь бы только удостовериться, что он хотя бы жив. И, когда Лили открыла глаза, то перед ее взором больше не было желтых обоев коридора: на нее смотрели волшебные портреты, и стены вокруг были обтянуты изумрудной тканью. Вздрогнув, она широко распахнула глаза, ощущая на себе чьи-то невидимые взгляды.

В комнате было прохладно, и Лили невольно поежилась, с интересом посмотрев на интерьер: это явно была не спальня, в комнате находился длинный стеклянный стол, на котором стояла ваза с цветами, а подле стола находились два маленьких кресла с изящными деревянными ручками. Подняв глаза, она заметила длинный книжный шкаф, который занимал собой всю стену. Почему-то ей сразу подумалось, что это лишь небольшая часть книг, что могла находиться в доме, и, забыв на мгновенье обо всем, она нерешительно подошла к стеллажу и провела рукой по обложкам книг. Все они были посвящены зельям, травам и целительству, и Лили с любопытством читала названья, иногда узнавая труды, которые самой довелось изучать в Академии. Неужели… неужели Скорпиус тоже был медиком? Но тогда почему она не помнила его во время своего обучения? Ведь Академия Зельеварения была лучшим учреждением по целительству в Британии, поэтому только тут он мог получить образование целителя.

— Может, потому что я и не учился в Британии? — холодно проговорил знакомый голос, и Лили резко развернулась, с ужасом распахнув глаза. Скорпиус стоял, непринужденно нацелив на нее палочку, и на голове у него сквозь ворох белоснежных волос просачивалась белая повязка. Его суровый вид говорил о том, что ей несдобровать, только она не могла ничего поделать с собственными эмоциями: Лили была до невозможности рада просто смотреть на него. — Вижу перстень Элладоры… что, Алфита поделилась? Моя ошибка, давно нужно было обследовать их дом на предмет малфоевского добра, которое им более не принадлежит, — раздраженно опустив руку, Скорпиус медленно, словно змея, подошел к ней и возвысился, потому Лили, которая была и без того ниже его на голову, непроизвольно сжалась. — Какого черта, Поттер?

Страх в момент прошел, и на его место пришло какое-то негодование: и это так он приветствовал ее? Так относился к тому, кто действительно беспокоился и переживал за него? Вскинув голову, она вдруг резко схватила его за руку, поддавшись какому-то странному эмоциональному порыву, и с силой сжала ее.

— Почему ты не давал знать о себе? Знаешь, как мы все испугались…

— Это Забини-то? — яростно прошептал он, перебив, и его глаза злобно сверкнули. Резко дернув ее на себя, Скорпиус в момент обвил рукой хрупкую талию и сжал ее с такой силой, что Лили безмолвно ойкнула. — Они больше не со мной, у них был шанс вернуться и просто прояснить все их интересующие вопросы, но вместо этого они предпочли позицию жертвы… думаешь, они хотят возмездия? — Скорпиус понизил свой голос сильнее, весь его вид говорил о том, что у него если не горячка, то точно аффектное состояние. Лили с опаской поглядела на Скорпиуса, и, не сдержавшись, коснулась рукой до его лба, из-за чего Малфой непроизвольно сжался.

— Кажется, у тебя температура, — заботливо протянула Лили, будто не слушая его. Аккуратно убрав за ухо прядь, она, забыв обо всем, что обещала себе и чего думала придерживаться, непроизвольно улыбнулась, и эта улыбка, нежная и ласковая, так обескуражила Скорпиуса, что он тут же убрал свои руки и отошел на шаг назад.

Наступило молчание, и она видела, как пристально и холодно он смотрел на нее, будто пытаясь что-то понять. «Чертова дура, просто идиотка!» — думалось ей, и с каждой секундой неловкость накрывала ее все сильней, и мысли о мести, брате, собственных чувствах отплясывали дикую чечетку в воспаленном головном мозге. Боясь, что молчание окончательно убьет остатки ее самообладания, Лили усиленно пыталась придумать, что бы сказать, а потом взгляд ее опять обратился к книгам и быстро прошелся по корешкам. Вдруг на глаза ей попался странный том, он был потрепанным, краска была почти стерта, и только ярким золотом сверкало название: «Жесты», — которое был написало вдоль большими буквами.

Нервно сглотнув, Лили чуть двинулась корпусом, а потом замерла, потому что даже с полустертой краской к низу книги можно было различить курсивом выделенную фамилию «Малфой». Какое-то волнение охватило Лили, и она посмотрела во все глаза на Скорпиуса, который, конечно же, уже проследил за ее взглядом, и теперь стоял, вальяжно вскинув брови, и на лице его появилась такая холодная и властная улыбка, что сердце у нее просто замерло.

Алфита говорила, что Скорпиус хочет быть лидером, она утверждала, что из-за стремления к получению власти он убрал Демиана, который точно не мог умереть от трансгрессии. Забини уверяла ее, что нет никого страшнее Альбуса, и сам он рассказывал Лили, что наложил на Скорпиуса Круциатус за неповиновение. Но почему тогда ее брат не убил Малфоя? Почему, зная про Розу и ее причастность к его аресту, он не усомнился в Скорпиусе? Что вообще связывало ее брата и его?

— Это ты, — вдруг тихо прошептала Лили, слегка отступив назад, и даже видя, что он не двигается, она испытала сильнейший страх. — Это ты создал Жест. Ты — лидер и создатель, не Альбус.

Подняв свои руки, Скорпиус коротко похлопал, а потом, усмехнувшись, подошел к стеллажу, вытащил этот старый потрепанный томик и с неподдельным интересом посмотрел на него. Книга была толстой, ее страницы отдавали желтизной от времени, и чем больше Лили смотрела то на Скорпиуса, то на книгу, тем сильнее в душе ее просыпался страх. Потому что Малфой теперь виделся ей до ужаса опасным.

— И что? Что это меняет, Поттер? — он насмешливо вскинул брови, подняв свое лицо. Вытянув руку с книгой вправо, Скорпиус разжал ее, и тогда том с грохотом упал прямо на стеклянный столик, так и не задев вазу. И от этого громкого звука, она вздрогнула, нащупав предусмотрительно палочку в кармане и с силой сжав. Заметив этот жест, он лишь сильнее ухмыльнулся, двинувшись ей навстречу. — Что тебя так пугает, Лили Поттер? Кажется, знание о том, в смерти скольких я причастен, не производило на тебя такого впечатления, а ведь это, если вдуматься, намного серьезнее.

— Но зачем тебе все это? Зачем? — она с отчаяньем отступила назад, держа палочку при себе, не сводя своих больных глаз с его фигуры, и ощущала внутри такую знакомую и всепоглощающую пустоту, что становилось даже страшно. — Ты позволял помыкать собой, позволял всем думать, что Альбус — создатель и идейный вдохновитель… в конце концов ты терпел от него Круциатус! — с ужасом пролепетала Лили, понимая, что еще чуть-чуть — и она упрется прямо в стену, и тогда вся надежда только на палочку, с которой Лили всегда была не в самых хороших отношениях.

— Потому что выигрывает тот, кто незаметен, тот, кто терпелив и не жаждет славы. Знаешь ли, в этом мире лучше не выделяться. Самая выгодная позиция — в тени. Находясь там, ты никогда не проиграешь, потому что тебя просто не заметят. Ну, а чтобы оставаться в этой позиции… что ж, нужно чем-то жертвовать. И самолюбие — не самое большее из того, чем я заплатил.

Он говорил тихо, но тон его голоса был уверен и прожигал до самых нервов. Надвигаясь, словно буря, Малфой не ускорял и не замедлял шаг, а шел, прихрамывая, словно заведенный механизм, и Лили, нервно сглотнув, прошептала злым голосом, испытывая такую ярость, что инстинкт самосохранения пропал окончательно:

— Ты предатель… Это из-за тебя Альбус умер, он принял твою роль и теперь все считают его главарем Жеста! Ты… ты же специально сговорился с Розой, да? Чтобы Альбуса поймали, чтобы все считали его лидером, а сам ты… Мерлин, Альбус умер за твои грехи! — ее голос сорвался, и в этот момент Малфой окончательно настиг ее, заставляя непроизвольно сжаться. Но, нащупав пальцами древко, Лили резко вскинула палочку и ткнула ее ему в грудь, ощущая, как лопатки больно ударились об стену, в которую ее почти впечатал Малфой. — Не подходи, — прошипела она сквозь зубы, сильнее надавливая кончиком палочки на кожу.

Расхохотавшись, Скорпиус, тут же обхватил одной рукой ее руку, в которой лежала палочка, а другой уткнулся в стену, слегка нагнувшись, чтобы быть с ней примерно на равных.

— Ну же, Поттер, — прошептал он наигранно сладко, и она, хоть и не видя, ощущала его улыбку нутром. — Что именно ты хочешь попробовать? Круциатус? Аваду Кедавру? Или… Империо? — усмехнувшись сильнее, он посмотрел ей в глаза, и между ними было так мало расстояния, что у Лили непроизвольно задрожали руки. Яркая смесь безумия накрыла ее с головой, и все, что она могла: просто смотреть и ловить губами его сбитое дыхание. — По мне, так самое страшное из непростительных — это Империо. Нет ничего хуже, чем потерять над собой контроль, Поттер. Боль и смерть — это капли в море тех чувств, что мы испытываем повсеместно, но быть марионеткой в чужих руках… — он вскинул левую бровь, будто что-то вопрошая. — Вот, чего бы я никому не пожелал. Только… что же делать, если человек сам добровольно становится игрушкой? Неужели пройти мимо и не воспользоваться? — ее рука под натиском его медленно опустилась, и, почувствовав какую-то слабость, Лили выронила палочку. В тот же момент она ощутила, как его теплая ладонь легла ей на колено, и он приблизился к ней еще ближе, опустившись своими губами к шее. — Как ты сказала? Альбус платил за мои грехи? Чушь, — его тяжелое дыхание просто сводило с ума, а когда она почувствовала, как его рука медленно заскользила вверх, Лили непроизвольно ухватилась за его плечи, просто боясь упасть.

— Я не верю тебе, — прошептала она с яростью, сжав сильнее его плечи, и опустила свою руку на пуговицы его рубашки. Будто зачарованная, она медленно вынимала пуговицу из петли, почему-то вспомнив тот эпизод из его воспоминаний, где Роза делала то же самое, и ярость накрыла ее с головой. — Не верю ни единого твоему чертовому слову.

— А придется, — с такой же злостью проговорил он, резко подняв голову и в ту же секунду поцеловав ее так же жестко, как и в тот раз, в доме у Роули, после того, как она проникла к нему в голову. Только теперь Лили, будто этого и ожидая, ответила ему с не меньшей яростью и злостью, до боли в пальцах сжимая его тело в своих руках. Резко отстранившись, он, сверкнув глазами, медленно проговорил: — Не я отдавал приказы, Поттер. Не я руководил командой, выдвигал планы. Это все — твой брат, который просто был жалким эгоистом… таким, как он, просто хочется умереть по-геройски и почувствовать значимость своей жизни. Такие никого не ценят и не любят, ты только посмотри, скольким людям он сломал жизни: ты, твой брат, Алфита, что, думала, я не знаю?

— Замолчи! — с яростью воскликнула Лили, дернув свою ладонь, будто пытаясь замахнуться, и в этот же момент Скорпиус лишь сильнее сжал ее ногу в своей руке, надавливая на кожу, вызывая мурашки. Она плавилась и от его прикосновений, и от собственной ненависти, испытывая такой букет эмоций, что уже даже не хотелось просто вцепиться Малфоя и не отпускать. Нет. Теперь Лили желала большего — она хотела его всего и полностью, чувство собственничества так и грызло ее изнутри. — Ты не смеешь говорить такое про Альбуса! Ты! Только ты виновник всего происходящего!

Скорпиус расхохотался, слегка откинув голову, а потом, не жалея ее, заскользил рукой чуть выше, к кромке нижнего белья, сбивая ее дыхание напрочь. И знал же, видел, как изнывала она, смотря на него широко распахнутыми глазами, цепляясь за его плечи, боясь упасть. Безумные, уродливые чувства. Лили ненавидела их всей душой, но и противиться больше не могла.

— Дура ты, Поттер. Все еще веришь в образ идеального Альбуса Поттера? — он прикоснулся к ее лбу своим, и Лили слышала, как гулко бьется его сердце, как сдавленно дышит Скорпиус сам. Не выдержав его взгляда, Лили опустила глаза на его рубашку, которая была уже полурасстегнута, и она могла различить матовую бледную кожу. — Вначале это была мальчишеская забава, он любил говорить по вечерам в гостиной о борьбе, сопротивлении и прочем. Я смотрел на него и думал, какой он напыщенный самовлюбленный идиот. Поттер не знал, против чего шел, не знал, насколько дорого может стоить его борьба. И я плевать хотел на него, уехал во Францию учиться, а этот недогерой все еще жаждал приключений… Мерлин, Лили, ты понимаешь? Мальчишеская забава превратилась в целую трагедию. Твоих родителей убили из-за него. Все произошедшее — из-за него.

— Нет! — резко воскликнула Лили, но голос ее был охрипшим и то и дело срывался, потому что рука Малфоя уже давно перешла все границы разумного и заставляла Лили слегка постанывать от желания.

— Я же всех вас спасаю, — продолжал он, и Лили, не выдержав, резко подняла свои глаза, столкнувшись с его безразличными серыми. Теперь в них вместо привычной насмешки была боль. И немного горечи, как будто внутри его что-то ломалось надвое. — Как ты там сказала, договор с Розой? Да я переспал с ней тогда только потому, что она пришла ко мне и стала угрожать, что сдаст не только Альбуса, но весь Жест. Она хотела, чтобы я был ее, — Малфой усмехнулся, скривившись, словно ему было неприятно что-то вспоминать, и Лили нервно сглотнула. — Помешанная сука. Из-за того, что я отшивал ее в Хогвартсе, она вдруг решила, что любит меня и всяческими способами пыталась… привязать к себе. Что ж. Однажды у нее действительно вышло, и я сделал то, чего она хотела.

Лили резко схватила его за руку, пытаясь успокоить дыхание, и, приоткрыв слегка губы, приблизилась ближе, потому что какая-то странная боль пронзила ее. Ей до сих пор было чудовищно неприятно от осознания, что Малфой был с ней. И что он до сих пор видится с ней, трудится над общим делом. Потому что Скорпиус должен был быть лишь ее.

— Только Уизли не успокоилась, — словно не видя, как больно и тяжело ей, методично проговорил Скорпиус, заставляя Лили нахмуриться. — Она все же решила сдать одного Альбуса, благо, мы это предвидели, и он уже стал зачищать свою квартиру. Тогда мы придумали весь план с его побегом, и Поттер перепрятал документы, но я не успел узнать куда. Он сделал это за день до задержания, за день до назначенной мною встречи… только, будто назло, именно в тот день вместо него ко мне пришла Уизли и сказала, что прямо сейчас авроры сделают облаву на квартиру Альбуса. И я, как идиот, прибежал туда, чтобы успеть предупредить его и Демиана, и знаешь что? Поттер не захотел уходить, самовлюбленный ублюдок, он всегда мечтал сдохнуть, словно действительно чего-то стоил. Только Поттер-то был ничем. Пустым местом. И из-за него пострадал Демиан, ведь он не хотел оставлять своего лидера.

От внутренней боли не было покоя, и Лили, резко зажмурившись, прикусила губу до крови, ощущая холодок, ведь он резко переместил свою руку к ней на талию, чтобы сильнее держать ее, опутывать, словно цепями. Не хотелось ни говорить, ни плакать. Потому что говорить было не о чем — она знала, кто такой Альбус. Лили все прекрасно понимала, поэтому и не было сил отрицать столь жесткие слова, спорить с ним. Ведь Скорпиус был абсолютно прав. И от этого хотелось лишь сильнее взвыть в голос, потому, прикрыв глаза рукой, Лили с силой сомкнула веки, боясь, что разревется или точно закричит.

Альбус. Ее любимый брат. Он действительно был таким. Даже Лили, проживавшая в иллюзиях, не могла отрицать очевидное — он сломал им жизнь из-за желания… быть таким же, как отец… быть героем. Было ли ей проще от собственного знания? Принесло ли оно ей утешение? Н-е-т.

Отдернув руку от своего лица, Лили безэмоционально посмотрела куда-то в сторону, а потом, словно ей было тяжело стоять, она неловко схватила Скорпиуса за рукав рубашки, давясь от внутренней истерики.

— Когда Демиан трансгрессировал, он не сосредоточился. Все его мысли были заняты спасением задницы святого Поттера, ведь они были лучшими друзьями… естественно его тело разорвало на куски, и он еще долго умирал в больнице, потому что я пытался спасти его жизнь, создавая всевозможные зелья, приглашая опытных целителей. Мне было не плевать на него. На всех вас. Потому что Жест — это я. В нем мой смысл жизни.

Запнувшись, Скорпиус опять перевел взгляд на Лили и, схватив ее лицо за подбородок, заставил Поттер посмотреть прямо на него. Осторожно касаясь своими губами ее, он лишь сильнее сжимал Лили в своих руках, и она, испытывая какую-то убийственную нежность внутри себя, схватилась за его рубашку, как за спасительный круг, поддаваясь на встречу. И, когда он остановился и просто посмотрел ей в лицо без всех своих насмешек и иронии, Лили почувствовала, как слезы подступают к глазам.

— Ты скользкий человек, Малфой, — прошептала она тихо, не пытаясь отстраниться. Было как-то горько и пусто, будто у нее украли все чувства. Но вместе с тем, где-то глубоко внутри какое-то ощущение упоительной нужды в нем разрывало ее на части.

— Что ж, видимо, это твой любимый тип мужчин.

И, улыбнувшись как-то совсем не по-Малфоевски, он опять поцеловал ее, отстранив от стенки и уводя куда-то за собой в сторону, она не видела, зажмурив сильно глаза, отдаваясь полностью всем своим эмоциям.

Лили трепетала.

Потому что там внутри, где была одна только боль из-за потери брата, родителей и всех своих надежд, расцветало удивительное, пугающее чувство, названье которого Лили прошептала ему тихо на ушко, когда плавилась от его рук, что так умело скользили по ее разгоряченному телу:

— Люблю.

Нервы были натянуты до предела, и Лили бессмысленно смотрела на свое отражение в зеркале, сжимая в руках полотенце. Было так страшно и так весело, будто она окончательно сошла с ума, и это было не так далеко от правды, ведь, воспоминая, что было всего лишь пятнадцать минут назад, Лили заливалась краской и испытывала удивительное, неописуемое счастье. Ее признание, казалось, было оставлено без внимания, и только сейчас она поняла, какую глупость совершила: наверное, много было таких, кто в порыве чувств и возбуждения признавался ему в любви. И одна только эта мысль опять пробуждала внутри нее тревогу: и зачем только Лили поддалась искушению? Чем теперь она лучше той же Розы? Разве что тем, что Лили ничего не просила взамен: ни отношений, ни любви, ни внимания. Она просто была счастлива, потому что человек, чье одно только присутствие в жизни вызывало целый фейерверк эмоций, подарил ей самые лучшие моменты в жизни. Интересно, была ли так же счастлива Алфита, несмотря на то, что ей прекрасно было известно, что Альбус просто использовал ее?

Упоминание в мыслях брата заставило Лили моргнуть, и она оглянулась. Находясь в ванной комнате Скорпиуса, сжимая в руках полотенце, что принес домовик, Лили думала о том, что она так и не выяснила самое главное: что же делать с пресс-конференцией? Какой именно план был у Скорпиуса? И как вообще теперь стоило себя вести рядом с ним?

Тяжело вздохнув, Лили медленно стала вытирать свое лицо, а потом, бросив последний взгляд на собственное отражение в зеркале, она слегка разочарованно поморщилась. Вид у Лили был помятый и глупый, и эта счастливая улыбка… Ее срочно нужно было стирать с лица. Чем тут же и занялась она, а потом, бросив мимолетный взгляд, Лили непринужденно приподняла уголки губ и поправила слегка помятую юбку.

Выйдя наконец из ванны, Поттер подошла к небольшому дивану, чтобы забрать оставшиеся вещи, но при этом она старательно избегала взглядом кровать, потому что боялась, что стоит лишь бросить хотя бы один взгляд, и все спокойствие и вся непринужденность спадут с лица. Однако все-таки не удержавшись, Лили прикусила губу и бросила мимолетный взгляд, почувствовав, как внутри что-то йокнуло. Сильные теплые руки Скорпиуса, казалось, теперь будут преследовать ее везде, а его сбитое, тяжелое дыхание, заставило Лили глупо улыбнуться. «Я точно и безоговорочно беспросветная дура», — одернула тут же себя она, нахмурившись. Чертов Малфой! Умел же он выводить Лили из спокойствия даже просто своим отсутствием.

Подойдя к двери, Лили опять оглянулась, взволнованно дернув ручку. Комната Скорпиуса была такой атмосферной: с дубовыми стенами, изумрудным балдахином над кроватью и множеством дорогих серебряных подсвечников. Тут не было ни книг, ни даже письменного стола, и только лишь одна фотография стояла на полке над трельяжем. На этой фотографии стоял сам Скорпиус, которому было не больше семнадцати, и рядом с ним находилась красивая высокая женщина с каштановыми волосами и теплой, ласковой улыбкой. Чуть поодаль от них, положив свою руку на плечо Скорпиусу, возвышался Драко Малфой.

Об этом человеке Лили иногда слышала из разговоров отца с дядей Роном, бывало, видела его на перроне, но никогда она не замечала, насколько отличался от него Скорпиус. У мистера Малфоя был немного усталый взгляд голубых глаз, когда у Скорпиуса — стальные серые; Драко Малфой держался слегка скованно, но все же довольно отчужденно, когда Скорпиус всегда выглядел так, будто ему было плевать на все и никто его не волновал, но между тем он не чурался общества и часто на его лице можно было увидеть улыбку. Насмешливую, но именно малфоевскую: уверенную и самодовольную.

Вздохнув, Лили нажала на ручку двери и вышла. Прохладный ветерок подул ей в лицо, когда она медленно стала спускаться с лестницы, чувствуя, как трепетало ее сердце с каждым шагом. В какой-то момент Лили вдруг с ужасом осознала, что в доме могли быть его родители. Уже был почти девятый час, и, скорее всего, если они не пришли до этого, то вполне могли быть дома сейчас. Паника накрыла ее с головой, когда она осторожно выглянула из проема, и, не заметив никого, Лили выдохнула, сжав палочку в руках. Именно тогда она вдруг вспомнила о едком замечании Икаруса, что Скорпиус мог уехать к своим родителям во Францию, и, не сдержавшись, Лили легонько стукнула себя по лбу, сетую на собственную забывчивость.

Однако на этом ее проблемы не заканчивались. Лили находилась словно в клетке: трансгрессировать обычным способом было нельзя, выйти на улицу — тоже, и, кто знал, что ее могло еще ожидать из-за причастности к делу Жеста и к разоблачению на пресс-конференции. Да и Скорпиус… было страшно просто посмотреть в его глаза, но выбора не оставалось. Нужно было действовать, ведь пресс-конференция неизбежно надвигалась.

— Что ты делаешь? — насмешливо протянул голос за ее спиной, и Лили вздрогнула, сильнее сжав палочку. Она и не заметила, что, задумавшись, по-прежнему стояла, прислонившись к стене, посматривая в дверной проем, и вид у нее, скорее всего, был немного комичным. Прикрыв на секунду глаза, Лили мысленно пожелала себе терпения и сил, а потом элегантно развернулась, слегка нервным жестом перекинув волосы за плечо. Когда Лили опять увидела эти серые глаза, внутри нее что-то заныло, чувство неизбежности происходящего сдавило ей легкие, и улыбка на устах слегка потухла. Потому что именно в этот момент она испытала изувеченную, непонятно откуда взявшуюся тоску.

— Пыталась найти тебя, нам нужно поговорить, — проговорила наконец она, когда молчание уже стало затягиваться. Но вместо ответа Скорпиус приподнял бровь, и до Лили вдруг дошло, насколько двусмысленно можно было растолковать ее слова. Резко взмахнув рукой, она поспешно добавила:

— Нет! Не об этом, — и, окончательно почувствовав себя дурой, Лили посмотрела на Скорпиуса, чья бровь поднималась с каждым ее словом все выше. На ее лице медленно стали появляться предательские красные пятна, и внутри, видел Мерлин, она уже почти рыдала. — Пресс-конференция, — неуверенно протянула Поттер, совсем поникнув, и, видимо, выглядела Лили настолько жалко, что Малфой, отвернувшись, медленно пошел в сторону, как бы заставляя ее следовать за ним.

— Так что случилось, когда авроры сделали облаву на дом Демиана? — медленно протянула Лили, когда тишина показалась ей слишком чудовищной. Хотелось спросить хоть что-нибудь, и она не особо-то ждала ответа, но Скорпиус, к некоторому ее удивлению, медленно бросил из-за плеча:

— Ничего особенного, я успел уйти в мэнор с помощью портключа, — и, качнув головой в сторону ноги, он безразлично проговорил. — Трость, правда, прилично подпортилась, но я ее восстановлю…

— Так у тебя нет никаких серьезных проблем с ногой? — немного неуверенно протянула Лили, ощупывая почву, на которую ей дозволено ступать. Только сейчас она обнаружила, что все это время он ходил без нее, хоть и заметно похрамывал. А не была ли трость просто спасительным атрибутом? Этаким инструментом, которым можно было бы воспользоваться в самый критичный момент? С Малфоем все было настолько неоднозначно, что Лили сомневалась даже в том, что было очевидным.

Хмыкнув, Скорпиус резко открыл дверь и повернулся к ней, как-то оценивающе поглядывая своими серыми глазами. И по этим глазам невозможно было прочесть ничего, они были просто пустыми, ничего не выражавшими.

— А не много ли вопросов, Поттер? — его голос был совсем безэмоционален, и это почему-то пугало больше всего. — Просто послушай меня наконец, а не пытайся, как всегда, проявить свое гриффиндорское любопытство. Ответы рано или поздно придут сами по себе, — непринужденно проговорил он, пошире открыв дверь, и Лили, задержав дыхание, прошла мимо него в уже знакомую комнату. Именно сюда меньше, чем два часа назад ее занес этот злосчастный перстень, который обратно забрал себе Скорпиус.

Опять окинув комнату быстрым взглядом, Лили невольно задержалась им на стеллаже с книгами, а потом, резко переместив глаза на стол, зачарованно посмотрела на том под названием «Жесты». В горле пересохло от волнения, когда она неуверенно подошла и взяла книгу в руки. О, как хотелось бы ей узнать все ответы на интересовавшие ее вопросы, но Лили знала, что Малфой ничего не расскажет. Он был просто донельзя скрытным слизеринцем, и Лили при всей ее мечтательности никогда не питала иллюзий на его счет, поэтому, внутренне решаясь задать ему вопрос, она действительно ни на что не надеялась.

— Почему ты держишь на видном месте такую книгу? — наконец проговорила Лили, резко вскинув голову, замечая, как внимательно он смотрел на нее. Почему-то ей вдруг подумалось, что она тяготила его, словно… одно только ее нахождение в его жизни было слишком проблематичным для Малфоя. Право, Лили и не особо-то вписывалась в его план, скорее, она была лишь придатком, от которого трудно было избавиться. И тот факт, что они переспали, ничего не менял: он лишь усложнил их и без того натянутые отношения.

Немного усмехнувшись, Скорпиус безразлично произнес:

— Кажется, мы договаривались, что сейчас говорить буду я, — Лили, возмутившись, уже хотела было что-то сказать, но Скорпиус отвернулся, решительно приподняв руку, призывая к молчанию. Отодвинув в сторону занавеску, он спокойно продолжил: — Рейд на дом Демиана провел Джейк Томас, и он мог меня заметить. Кажется, пару раз я чувствовал, как кто-то пытается проломить защиту дома, но это можно списать на температуру. Впрочем, даже если это и правда, то… это очень подозрительно. Почему он не пришел с орденом и не заточил меня в кандалы? — задумчиво протянул Малфой, и Лили вся сжалась. Одна лишь мысль о том, что его схватят и посадят, казалась ей просто невыносимой.

Не выдержав, она тоже подошла к окну и аккуратно выглянула наружу: перед глазами предстал шикарный сад, с аккуратно подстриженными кустами и огромным, величественным фонтаном, чья скульптурная композиция напоминала павлинов во время трапезы. Неслышно фыркнув, Лили вдруг поймала его взгляд и замерла, опять увидев там какой-то странный огонек интереса. Молчаливо изучая эти серые глаза, она вдруг ощутила внутри такую печаль, что захотелось отчего-то прижаться к нему и почувствовать, как бьется это несуществующее сердце. Только она никогда бы не решилась на это: Лили не совсем уже наивная, она прекрасно знала — как только закончится миссия, Малфой уйдет из ее жизни. Потому что Лили Поттер ему больше не будет нужна.

— Думаю, Томас что-то замыслил, — тихо проговорил Скорпиус, не отрывая своих глаз, напротив, даже слегка склонил голову набок, будто пытаясь поймать ее взгляд. — И это что-то совсем не связано с моим арестом. Думаю, он все же не так прост, и, возможно, уже давно начал сомневаться в правительстве. А ты — стала последним ударом, — усмехнувшись, он резко зашторил окно, и Лили дернулась невольно. В комнате образовалась полутень, свет люстры был слишком бледен, чтобы она могла полностью разглядеть выражение его лица, и поэтому сердце ее билось сильнее прежнего. — Поэтому он просто ждет, что я предприму. Однако, ты не можешь просто так покинуть мэнор, Джейк не должен знать, что ты и сейчас замешана во всем этом, хотя, думаю, для него это не секрет. Но мы же должны делать видимость того, что ты — жертва Империо, не так ли, Лили? — мягко протянул он, и, оскалившись, резко вскинул глаза по направлению к столу, и Лили знала, что смотрел Малфой на том. — Уже послезавтра все свершится. Уизли почти смогла восстановить воспоминания, а даже если не получится, то немногое, что мы добыли, уже весомое доказательство.

Оторвавшись от стены, Скорпиус подошел к столу, взял злополучную книгу, и, повертев в руках, положил ее обратно на полку. «Жесты» слегка поблескивали издалека, но Лили больше не решалась задавать вопросы: она лишь слушала и думала. А подумать действительно было над чем.

— Я уже получил приглашение, — продолжал он тихим голосом. Слегка погладив лоб, который был перевязан белой повязкой, Скорпиус резко ухватился за полки, будто у него потемнело в глазах, и Лили стремительно подошла к нему, опасливо заглядывая в его лицо. Нет, он далеко не был в порядке.

— Ты в ужасном состоянии, Скорпиус, — тихо протянула Лили, оценивая его внешний вид. Слегка впалые глаза говорили о бессонных ночах, да и болезненно мраморный цвет лица… он выглядел до того измотанным, что у нее защемило в сердце. — У тебя явно сотрясение, и ты, я уверена, не обратился ни к кому за помощью! Конечно, тебе не станет лучше, и как в таком… в таком виде ты вообще сможешь что-либо сделать?

— Успокойся, — хмуро проговорил он, сверкнув глазами. — Я в полном порядке, — Скорпиус слегка усмехнулся, а потом вновь сморщился, резко отдернув свою руку от головы. — Я тоже кое-что смыслю в целительстве, забыла? Лучше скажи, ты принесла мне те доказательства, которые я просил тебя найти?

Казалось, ее кто-то огрел, и Лили замерла, а потом, прикусив губу, многозначительно посмотрела на Скорпиуса, который неотрывно считывал все ее эмоции с лица. «Корвус при смерти», — думала она так громко, как могла, и Малфой, услышав это, резко оттолкнулся от стеллажа и угрожающе надвинулся на нее, вынуждая Лили отступать назад. В какой-то момент ей опять стало страшно из-за его выражения лица, которое становилось мрачнее с каждой секундой, и Лили подумала, что, конечно, Нотт же его кузен, скорее всего, Малфою будет… больно?

— Ты не нашла? — холодно протянул Скорпиус, и какое-то разочарование просквозило в его лице. Похоже, Малфоя даже не смутил тот факт, что его кузен при смерти, и это почему-то укололо Лили. Она с некоторым недоверием посмотрела на Скорпиуса, сомкнув за спиной пальцы, пытаясь найти в этом безразличии хоть каплю горечи или страдания. Но тщетно. — Впрочем, не стоило многого ожидать, — будто говоря сам с собой, протянул Скорпиус, остановившись, и равнодушно посмотрел на нее слегка рассеянным взором. Из-за одного только этого взгляда хотелось исчезнуть тут же. — Если это все, можешь уходить, Поттер. Сейчас уже должна подойти Роза, и мы наконец закончим это дело.

— Корвус при смерти, мне пришлось ухаживать за ним, я просто не успела! — залепетала Лили, решительно схватив его за руку, вынуждая остановиться. Приподняв брови, он насмешливо хмыкнул. — Мерлин, Малфой, неужели тебе плевать? Он же твой кузен!

— Чему быть, тому не миновать, — жестко процедил Скорпиус, сверкнув глазами, и Лили подумалось, что за всем этим безразличием было нечто большее: Малфой просто боялся показать свои чувства, особенно перед ней. Но почему? Неужели совсем ей не доверял? — Вместо этого стоило озаботиться документами…

— Я знаю, где они, и я принесу их на пресс-конференцию! — раздраженно воскликнула Лили, нахмурившись. Забытая ярость поднималась внутри, и с каждой секундой она проникалась каким-то отвращением к Скорпиусу. Ее раздражало его поведение: что пытался он показать своей скрытностью? Зачем хоронил внутри себя все чувства?

— А как же ты попадешь туда? — спокойно спросил Скорпиус, и Лили резко дернула свою руку, освобождая Скорпиуса от собственных оков. У нее как будто забрали воздух из легких, и она просто молчаливо смотрела на него, ощущая внутреннюю бурю. Об этом Лили не думала, ей даже и в голову не приходило, что ее могут не допустить туда.

— Вот именно, — холодно протянул он, а потом, засунув руку в карман, вытащил сапфировый перстень и протянул его Лили. — Я все сделаю сам, Поттер. Просто уходи. Будет не очень удобно, если Роза заметит тебя.

Эта фраза вызвала внутри такую ярость, что Лили, сузив глаза, внимательно начала следить за тем, как он идет к двери, а потом, не выдержав, громко крикнула ему в спину, вкладывая в каждую свою фразу целую порцию ненависти:

— Как ты можешь доверять Розе? Она предала Альбуса, что мешает сделать то же самое с тобой?

Малфой остановился, но не повернулся к ней лицом, а стоял спиной, и Лили видела, как на секунду он сжал руку в кулак. Эмоции, что взрывной волной накрыли ее, стали понемногу утихать, но одна лишь мысль о том, что Роза помогала ему больше, чем она, выводила из себя. Почему кузина неминуемо оказывалась полезнее ее? И ведь Роза совершенно не нравилась ему, Лили знала это, но не могла избавиться от ревности: ей хотелось, чтобы Скорпиус принадлежал только ей.

— А ты вообще знаешь свою кузину? — холодно и медленно протянул он, наконец посмотрев на нее из-за плеча, и Лили вздрогнула от того, насколько был ледяной у него взгляд. Этот вопрос, что она постоянно задавала себе по отношению ко многим людям, окружавшим ее, заставил нервно отступиться. Осознание, что она совсем не знала, казалось бы, близких людей, било так сильно, что еще чуть-чуть, и Лили могла бы перестать держаться на ногах. Она не знала Альбуса, никогда не понимала Джеймса, даже Роза, по сути, была для нее загадкой, стоило ли говорить о Скорпиусе? Неужели даже то, что она лишилась иллюзий на счет свой жизни, тоже было только блажью?

Холодный серые глаза выжигали в ней дыру, когда она, тяжело вздохнув, проговорила медленно, с неимоверной усталостью в голосе:

— Но что ты будешь делать в том случае, если Джейк придет и арестует тебя прямо перед пресс-конференцией? Что тогда? Кто доведет это дело до конца?

Тягучее, долгое молчание выворачивало душу, коверкало ее, когда стоявший напротив Малфой безразлично изучал Лили, что-то прикидывая в уме. И, усмехнувшись вдруг, Скорпиус запустил ладонь в карман и проговорил насмешливо:

— А тогда ты возьмешь эти документы и придешь к Томасу, — улыбка его стала шире, — и тогда его гриффиндорский разум более не сможет игнорировать очевидное, а тяга к справедливости заставит его привести мистера Локантуса к суду. К тому же… щепотка манипуляции по отношению к этому идиоту — и он будет твоим. Полностью в твоей власти.

Мысли лихорадочно бегали с его слов к ее воспоминаниям, и она, закусив губу, недоуменно поглядела на Малфоя. Но почему же нельзя было сделать так изначально? Зачем вообще нужно было устраивать представление на пресс-конференции, когда был иной путь, более безопасный и в чем-то даже более надежный? «Только если он не хотел осуществить месть именно от своего лица», — пронеслось в голове, и Лили распахнула глаза, будто впервые его увидев. Конечно, у Малфоя были мотивы: как лидер Жеста, он хотел… чего же он хотел? Не сближаться с магглами из-за своей чистокровной идеологии, привитой ему вместе с фамилией? Отомстить за свою кузину, которую просто выкинули в маггловский мир? Зачем ему нужен был Жест? Она определенно что-то упускала из вида. Бросив быстрый взгляд на полку с книгами, Лили опять наткнулась на поблескивавшие золотые буквы и прикусила губу, впиваясь глазами в «Жест».

Нервы, натянутые до предела, лопнули, и Лили почувствовала внутри себя неконтролируемую ярость. Ему плевать на Альбуса, на Демиана, Корвуса и всех них. Малфоя волнует только его цель. Но почему? Зачем было человеку, который явно старался оставаться в тени, идти на такой риск?

— А за что ты мстишь, Малфой? Зачем тебе это? — растягивая в его манере гласные, протянула Лили и, не сдержавшись, улыбнулась вдруг иронично, так, как уже и позабыла, что умеет. — Ты же ненавидишь Альбуса. Тебе плевать на Демиана. Не думаю даже, что тебе есть дело до кузена и кузины. Потому что иначе ты бы пошел сразу к Джейку, или заставил бы меня. В любом случае, ты бы не стал рисковать своей жизнью, потому что уж больно мелкая душонка, — усмехнувшись, Лили скрестила руки на груди и сузила глаза насмешливо. — Ну так зачем все это представление, Малфой? К чему столько жертв?

Весело усмехнувшись, будто его позабавила ее речь, Скорпиус, не сдержавшись, вдруг рассмеялся вслух, сверкнув своими глазами.

— Наконец узнаю Лили Поттер, — проговорил он, вскинув брови. — Долго же ты пыталась спрятать свою личность за всеми эти улыбочками и наигранным отчаяньем… как ты сказала? Мелкая душонка? — Скорпиус усмехнулся сильнее, и Лили невольно сжала руку в кулак. — Ну так тебе такие и нравятся, Поттер.

— Да, нравятся, — жестко проговорила Лили, почувствовав, как от его слов у нее внутри будто что-то переворачивается. — Я, видимо, просто дура, которая вечно симпатизирует эгоистичным ублюдкам и считает, что именно мне они открывают свою душу, — горько усмехнувшись, Лили непроизвольно сжала в руке перстень, и камень больно впился ей в ладонь. — Только все время забываю, что у таких ничего нет, одна насмешка да лживые жесты. Моя любовь хотя бы делает меня живой, тогда как ты, Малфой, безжизненная насмешливая кукла, у которой кроме иронии и стали в глазах ничего нет, одна только пустота, — сглотнув, она посмотрела в упор на Скорпиуса, чей взгляд по мере ее слов становился все более холодным, а его улыбка давно уже превратилась в полоску бескровных губ. — Если тебя посадят, я закончу это дело, потому что несмотря ни на что я люблю Альбуса. Он мой брат, моя семья. А значит, я не успокоюсь, пока не буду уверена в том, что его смерть была ненапрасной.

Хмыкнув, Скорпиус как-то неопределенно повел плечом, и, прежде чем развернуться, бросил непринужденно, из-за чего Лили опять почувствовала крышесносящую ярость:

— Отлично. Теперь я могу быть спокойным за наше дело, — очередная насмешка, — а теперь иди. Роза ждет.

И, хлопнув дверью, Скорпиус вышел, оставив Лили, у которой внутри от одной только последней фразы заполыхал пожар. Ярость победила нерешительность, и она, не став ограничивать себя, подошла быстро к книжной полке и вытащила старый том. Взмахнув палочкой, она тихо прошептала заклинание, и книга тут же раздвоилась. Вложив копию в стеллаж, Лили схватила оригинал, зная, что уже к завтрашнему утру он точно обнаружит пропажу, но пока что… оглянувшись на дверь, Поттер сильно сжала перстень и тут же почувствовала, как будто ее тело отрывается от пола, а когда она открыла свои глаза, то больше уже не было ни роскошных кресел с деревянными ручками, ни обтянутых тканью стен.

Кровь кипела в жилах, и, воровато оглянувшись, Лили стремительной походкой зашла в свою комнату, спрятала томик под кровать, а потом, сорвавшись с места, решительно направилась в комнату Альбуса. Однако именно в этот момент она вдруг увидела Джеймса, сидевшего на ступени, а рядом с ним стояла Алфита, которая держала в руках таз с водой, и сердце у Лили замерло из-за какого-то неприятного чувства внутри. Нерешительно замерев, она упрямо посмотрела на них, будто пытаясь понять что к чему, а потом, сообразив, что быть пойманной именно сейчас — крайне неудобно, отошла к коридору, что вел в комнату отца, и прижалась к стене таким образом, чтобы стойка с их семейными фотографиями полностью скрыла ее фигуру.

— …говорю же, она скоро придет!

— Ты говорила это больше часа назад, а Лили все нет дома. Где она, Забини?

— Мне почем знать, и вообще, угомонись уже, Поттер. Развел сопли, сам видишь, что тут вообще происходит, не до этого сейчас.

— Вот это мне и не нравится! — рявкнул Джеймс и резко подскочил со ступени, а потом, будто только сейчас заметив таз в ее руках, он с силой выхватил его, из-за чего вода слегка расплескалась. Алфита презрительно сощурила глаза и скрестила руки на груди, явно занимая оборонительную позицию. — Ты же одна из них, да? — он устало прикрыл глаза, а потом, распахнув их, твердо спросил: — И Лили… она тоже с вами заодно?

Алфита почему-то молчала, и у Лили замерло сердце. Ей было очевидно, что теперь не получится избежать разговора с братом, но, Мерлин, как это было не вовремя! Сморщившись, она сильнее сжала палочку в руке, когда до ее ушей наконец дошел ответ Забини:

— Заодно, однако сейчас не место и не время говорить об этом, Джеймс, — выделив его имя, степенно проговорила Алфита, а потом Лили увидела, что она дернула его за руку и кивком головы указала на первый этаж. — Пошли уже, нужно поменять воду и опять пойти караулить у постели Корвуса.

— А кто же с ним сейчас?

— Никого, Икарус тоже ушел, а Лили… как видишь, она не возвращалась.

Звук их голосов долетал до нее еще в течение пяти минут, а потом, будто опомнившись, Лили отлипла от стенки и бегом подбежала к комнате брата. Внутри было очень темно, и только настольная лампа, опущенная к полу, чтобы не мешать спящему, хоть как-то разбавляла мрак. Подойдя ближе, она увидела бледнее смерти Корвуса, который, постанывая, что-то шептал и вдруг сквозь ворох бессвязных букв до нее отчетливо дошло имя: «Лиззи». И оно было произнесено с такой горечью, что Лили сразу поняла: это она, кузина Скорпиуса и сестра Корвуса. Сквиб, выброшенный Министерством в насмешку обществу. Очередная игрушка в политических играх.

И ярость наполнила Лили, она вдруг вспомнила, к чему вообще все это, и, не думая более не о чем, отодвинула полог покрывала, посвятила палочкой: книги были разделены на две части, первая уже была проверена и стояла чуть поодаль… но вот другая. Стремительно придвинув к себе тома, она лихорадочно стала раскрывать их, но, не найдя нужного, кидала обратно под кровать. Время неимоверно поджимало, но ничего у нее не получалось найти. Опять заглянув под кровать, Лили просунула руку между стенкой и кровью, и вдруг нащупала что-то мягкое и очень напоминающее по формату книгу. Резко дернув, Лили вытащила слегка измятую книгу, чья обложка была покрыта шерстью. Это был справочник по магическим животным Ньюта Скамандера, кажется, его подарил Хагрид, когда Альбус учился на шестом курсе.

С гулко бьющимся сердцем Лили раскрыла книгу, и, как и ожидалось, внутри не было страниц: они были вырезаны, и вместо них была магически вшита уменьшенная втрое шахматная доска. Резко вынув все содержимое, которое тоже не соответствовало своим размерам, Лили вдруг заметила на самом дне склянку с синей жидкостью.

«Воспоминания», — с долей удивления проговорила Лили, а потом, услыхав позади себя шорох, вздрогнула, и резко положила бумаги обратно, оставив в руках только склянку. Поднявшись с места и отряхнув юбку, она поправила порог, пригнула еще сильнее лампу, чтобы ее свет не тревожил глаза больного, и, бросив последний взгляд на Корвуса, Лили решительно вышла из комнаты.

— Лили? — удивленно проговорил за ее спиной голос, уж больно похожий на Икаруса, но она, даже не повернувшись, быстро проговорила, направляясь в соседний коридор, где пряталась от Алфиты и Джеймса:

— Не сейчас!

Хлопнув дверью, она вновь оказалась в комнате отца. Лихорадочно осмотрев содержимое его полок, Лили решительно подошла к шкафу и стала рыться между коробок в надежде найти омут памяти. Она была уверена, что он еще остался здесь, потому что это была непростая вещь: с помощью нее отец систематизировал воспоминания магов, которых он ловил. Да и сам омут был необычный: с выгравированными инициалами и серебряной резьбой по краям, Лили помнила, как старалась мать, заказывая подарок отцу на сорокалетие. На секунду замерев, она вдруг схватилась резко за грудь, потому что внутри что-то так больно йокнуло, из-за чего у нее потемнело на мгновенье в глазах.

Эмоции, чёртовы эмоции грозились просто уничтожить ее изнутри, и Лили, прикусив щеку, решительно стала открывать коробку за коробкой, и, когда она вдруг увидела знакомый серебряный ободок, сердце ее дрогнуло. На глаза предательски набежало пару слезинок, и Лили перевела дыхание, потому что вдруг вспомнила, как отец частенько показывал ей чьи-нибудь воспоминания, когда Лили было совсем грустно и одиноко. В такие моменты он подходил неслышно, клал руку на плечо и с теплой улыбкой на лице звал смотреть интересные воспоминания-подделки, которые можно было купить на Диагон-Алее. И она помнила, как смотрела реконструкцию битвы за Хогвартс, нападение Пожирателей на Лондонский мост, и душа ее наполнялась восторгом.

Это все было когда-то давно, и, не сдержавшись, она тихо всхлипнула, выудив омут памяти из коробки и поставив его на пол.

— Алохомора! — руки ее дрожали, когда она, откупорив склянку, вылила содержимое внутрь. Синева, смешиваясь с водой, бледнела, и вот она уже могла различить в водяных пятнах чьи-то лица, и стало так страшно, словно вот именно сейчас Лили найдет все интересующие ее ответы.

Задержав дыхание, она окунула голову, и тут же белый туман заволок глаза, а потом уже Лили опять стояла в знакомом Хогвартсе, только все, что она видела, было словно искаженным. Казалось, воспоминание было повреждено, но Лили толком не успела подумать об этом, потому что уже через секунду картинки перед глазами стали стремительно сменять друг друга.

Раз. И она видит красивого юношу: высокого, с черными кудрями, обрамлявшими лицо, с блестящим от свечей галстуком Слизерина, — Лили понимает, это Демиан Роули, который нагнувшись, приоткрывает слегка дверь, и тихий хогвартский коридор наполняется звуками чей-то болтовни вперемешку с громким гоготом.

— Отец сказал, что мы — счастливчики, и никто еще не попадал в этот… как его там? Тогвартс?

— Хогвартс, придурок.

— Да плевать! Самое интересное другое — отец как-то проговорился, что то кто-то из этих… тоже приходит в наш мир.

— Ты имеешь в виду волшебников?

— Ну да, их. Только вот они попадают как-то не просто так. Они дают какую-то смертельную клятву, и клянутся они, что не будут использовать магию… и, представляешь, кто-то уже умер, даже смешно… может, нам узнать имена этих уродов и подкараулить их в Лондоне? Вот умора будет, они даже не смогут воспользоваться своей палочкой.

Громкий смех становится все сильнее, расползаясь по коридору, и Лили, оторопев, смотрит во все глаза на Демиана, который, резко отойдя от двери, с таким же ошарашенным видом резко разворачивается, идет по коридору, а потом, дойдя до угла, поспешно срывается с места и бежит по лестнице.

Два. Теперь она видит трех мальчишек в маггловской пижаме. Они скалятся и смотрят в лицо Роули, который холодно глядит на них в ответ. У него на лице безразличие играет в танец с яростью, и Лили видит, что он сжимает палочку за спиной.

— Что ты здесь делаешь? Разве не говорили тебе, что это наша территория?

— Майк, не надо — вмешивается один из них, но Майк, озорливо махнув головой, опять поворачивается к Роули.

— У магглов территории в Хогвартсе нет, вы здесь просто гости, — жестко цедит Демиан, сильнее сжав руку за спиной, сплюнув на пол.

— Что-что? Кажется, ты забываешься. Мы не просто гости, а важные партнеры вашего министра, стоит нам хоть слово пикнуть, и тебе не жить, уродец, — нагло скалясь, тянет маггл, приближаясь к Роули ближе. И в тот момент, когда расстояние между ними становится до опасного мало, он вдруг замечает, что рука Роули неестественно согнута за спиной. — И что же ты там прячешь за спиной?

— Майк!

Голоса смешались, и яркая вспышка вдруг озарила Лили. Глазам стало так больно, что она с криком закрыла их ладонью, а когда открыла, то увидела, что больше не находилась в Хогвартсе, а валялась на полу подле омута памяти.

Оглянувшись по сторонам, Лили подползла к нему, и, поднявшись, быстро стала собирать склянкой воспоминания, только из-за дрожавших рук сделать это никак не получалось. Мысли путались, будто вязь, и она, прикусив до боли губу, лихорадочно думала, пытаясь понять; пытаясь осознать увиденное.

— Непреложный обет, — бесцветно прошептала вдруг Лили, сжав слишком сильно склянку, а потом, опомнившись, разжала руку. Да, об этом ей говорил еще Альбус, но почему-то полноценное осознание на нее нагрянуло именно сейчас. — Они дают непреложный обет!

Вне себя от эмоций, она, даже не убрав омут, разблокировала дверь и стремительно направилась к себе в комнату, словно в бреду, не пытаясь ни скрыться, ни перестраховаться. И только когда прохлада помещения слегка остудила ее нервы и она, присев на пол, облокотившись на кровать, посмотрела в стенку, вот тогда до нее медленно, словно пазлы, начинало доходить все. Игра Министерства заключалась в том, что никакого сближения не было. Маги попадали туда под непреложным обетом и не могли показать свою сущность, а магглы в Хогвартсе были детьми элиты, которые… под каким именно предлогом они попадали туда? Неужели Локантус не понимал, насколько это может быть опасно? «Они говорили про партнерство», — зажмурившись, тихо пролепетала Лили, а потом прикусила губу. Но что могло понадобиться Локантусу от обычных магглов?

Мысли роились в голове, предположения съедали спокойствие. Все это было слишком запутанным и странным, словно и вообще не являлось реальностью. Ну зачем, зачем Министерству эта игра? Неужели она стоила всего этого? Перед глазами всплыли родители, брат, и Лили, не сдержавшись, завыла в голос, откинув голову на кровать. Боль, тягучая, вязкая, накопленная до самого дна, прорывалась наружу, и не было более ни пустоты, ни безразличия.

И в голове ее возник Скорпиус, насмешливый, равнодушный, для которого чувства не значили ничего. Его никто не волновал, он умело выставлял капканы на своем пути… жалел ли он о том, чего стоила ему его игра? Переживал хотя бы капельку из-за грядущей смерти Корвуса? Столько лет вынашивать какой-то план, а не держался ли Малфой за него так сильно, потому что больше у него не было ничего?

Сильнее всхлипнув, Лили вдруг захотела, чтобы он пришел к ней сюда, какая-то убогая потребность просто увидеть его полностью охватила ее воспаленный мозг, и чувства, страшные, жесткие, резали ее сердце на части. Ну зачем ей все это? Эта любовь, отчаянье, попытка отыскать справедливость? Неужели раньше было не лучше? Жила бы себе и думала всю жизнь, что Альбус — убийца, что он уничтожил даже родителей, и не было бы никого: ни Скорпиуса, ни Жеста, ни Розы — ничего. И тогда можно было сбежать… да, сбежать, куда угодно: во Францию, в Италию, в Германию… куда угодно, только лишь бы!

Прикрыв глаза, Лили опустила на пол руку, и вдруг ощутила ладонью что-то шершавое, двинув ею, она увидела сверкающие золотом «Жесты», и сердце у нее замерло. Нервно сглотнув, она взяла книгу в руки, и, раскрыв, увидела выведенную красивым с завитушками почерком надпись на странице:

«Скорпиусу в честь десятилетия от Люциуса Малфоя с надеждой, что ты сможешь осуществить задуманное и найти свой путь. Иди тихо, медленно и терпеливо: тигр никогда не издаст рев прежде, чем приложит жертву к земле. Время отплатит за ожидание. Помни».

Облизнув сухие губы, Лили перевернула страницу и прочла вполголоса предисловие, отчетливо ощущая, как сердце ее замирает с каждым словом:

«Le précepte les descendants: règles et code d'honneur.

(Напутствие потомкам: правила и кодекс-чести).

Sanctimonia vincet semper.

(Чистота всегда одержит победу).

— Armand Malfoy. »

Уже начало светать, когда Лили закрыла книгу и, задумчиво прикусив губу, посмотрела на стену, испытывая странные чувства. «Жест» оказался биографическим романом Арманда Малфоя, первого представителя этого рода, который вступил вместе с норманами на землю Англии. Он рассказывал о дворцовых интригах, о том, как смог приобрести земли за верную службу королю, а в конце давал напутствия своим потомкам, среди которых было пару слов о том, как важно быть терпеливым на пусти к достижению своей цели и уметь находиться в тени. И как же много, видимо, почерпнул для себя Скорпиус из фамильных напутствий, каким же… эталонным Малфоем он стал. Всякий раз, когда Арманд говорил о тщетности дружбы, об теневом лидерстве и умении манипулировать людьми, Лили видела пред собой его, и сердце ее почему-то тоскливо ныло, отдаваясь болью в груди.

Прикрыв на секунду глаза от усталости, Лили наконец поняла, почему он не прятал эту книгу: по ней ничего нельзя было предъявить. Это просто напутствия Арманда Малфоя, ничем непримечательные родовые традиции, которые он окрестил достаточно обычным названием: «Жесты», — в которые включал слова, эмоции, телодвижения человека, зачастую лживые, но которые преследуют всех нас на протяжении жизни. В этой книге не было ничего, кроме чистокровных замашек старинного рода, поэтому, наверное, Малфой даже не пытался хоть как-то замаскировать фолиант или стереть с обложки столь вызывающее название.

Интересно, не потому ли он выбрал такое название для всей группировки, что не верил в ее искренность, зная наперед, что каждый, кто вступит в нее, будет состоять из жестов? Лживых жестов. Которые использует каждый человек ради заполучения выгоды, которые в итоге и становятся тем, что ломает его на части.

Отложив аккуратно книгу под кровать, Лили поднялась с коленок и плюхнулась на мягкую постель, не переставая лихорадочно думать. Она обязательно попадет на пресс-конференцию, осталось только достать приглашение… что, если попросить помощи у Джейка? Прийти и выложить ему документы, тем самым склонив на свою сторону? Вздохнув, она посмотрела на шахматную доску, которую Лили магией привела к нужным размерам и которая теперь величественно стояла на столе, возле той самой фотографии, что в день приговора Альбусу принес ей Джейк. Внутри этой ничем не примечательной коробки лежали дела десяти сквибов, которых Министерство выдало за магов; также там были допросы, засвидетельствованные ее отцом, в которых говорилось о применении Непреложного обета к магам, посещавшим колледжи магглов. Всего это было достаточно для того, чтобы уже распустить магический Парламент, а с учетом, что Скорпиус восстановил воспоминание, согласно которому Министр Магии был причастен к гибели национального героя, то… Мир будет сотрясен. Сэру Локантусу не спастись.

Усмехнувшись, Лили резко поднялась с кровати, испытывая не свойственный ей заряд энергии. Нет, она сделает все по-другому: стоит лишь поговорить с Джеймсом и выложить ему все карты на стол, и он не останется в стороне. Напротив, скорее всего, именно у него получиться повлиять на друга, а Лили… она будет конечным аргументом, когда придет к нему сегодня вечером и окончательно сломит его.

Бросив быстрый взгляд на настольные часы, она увидела, что сейчас было всего лишь пять утра, но, так как усталость давала о себе знать, Лили все же решилась спуститься на кухню, чтобы выпить чая. И каково же было ее удивление, когда она обнаружила там совершенно бодрого Джеймса, который стоял, прислонившись к раковине, и как-то слишком печально смотрел на Алфиту, склонившуюся над кружкой с водой, придерживавшую рукой лоб, из-за чего Лили все никак не могла понять, какое у нее выражение лица.

— Что случилось?

Джеймс вздрогнул, сузив глаза, когда Алфита даже не попыталась обратить свое внимание на вошедшую Лили. Сердце у Поттер на мгновение перестало биться, будто в предчувствии чего-то ужасного, поэтому, когда брат проговорил сиплым, уставшим от бессонной ночи голосом роковые слова, она даже не испытала никакого удивления:

— Корвус умер. Икарус отнес его тело родителям.

И эти слова прозвучали словно удар колокола в полнейшей тишине, из-за чего Лили ощутила, как онемели у нее руки от волнения и страха. Она с отчаяньем посмотрела на Алфиту, которая, громко всхлипнув, резко сорвалась с места и не смотря ни на кого, прикрыв лицо ладонью, быстро вышла из кухни, слегка задев плечом Лили. Вздрогнув на секунду, Поттер лихорадочно стала бегать глазами с предмета на предмет, избегая при этом Джеймса, а тишина, повисшая в комнате, от которой хотелось только спрятаться или сбежать, лишь сильнее расшатывала воспаленные нервы.

Сглотнув, Лили запустила руку в волосы и почувствовала, как какая-то волна боли накрыла ее с головой. И вроде бы Корвус был ей не близок, и она бы не могла сказать, что их вообще что-то связывало, но, тем не менее, его утрата резко погасила все ее воодушевление. В голову пришла мысль, что Скорпиус, наверное, даже не обратит внимание на смерть кузена, судя по тому, как плевать ему было, когда вчера она попыталась донести до него, что Нотт на пороге смерти. Малфоя ничто не остановит. Он уверенно шел к своей цели, и сколько бы, и что бы он ни терял, Скорпиус будет идти прямо по намеченному пути. Интересно, потому ли он был таким страшным человеком, что всегда, вне зависимости от обстоятельств, доводил задуманное до конца?

Обессиленно присев на стул, Лили прикрыла глаза, испытывая странные болевые ощущения внутри грудной клетки. Конечно, у нее не было времени, чтобы переживать и впадать в грусть, но она так и не смогла научиться беспристрастно терять людей. Так или иначе, ей было не плевать на Жест и на его участников, которые заняли определенные места в ее мыслях и сердце.

— Ну что? Наконец соизволишь рассказать, что здесь, черт побери, происходит? — агрессивно сверкнув глазами, проговорил Джеймс, с силой дернув на себя придвинутый стул напротив, и, плюхнувшись на него, он скрестил руки на груди, упрямо пытаясь поймать ее взгляд. — Во что ты ввязалась, Лили?

Она тяжело вздохнула, откинувшись на спинку, пытаясь собраться с мыслями, но они, как назло, разбегались в разные стороны.

— Я связалась с Жестом, Джеймс, — решив начать с самого больного, медленно протянула Лили, уперевшись взглядом в точку на столе, лишь бы только не видеть его лица. — И мы… мстим… нет, даже не так, восстанавливаем справедливость…

— А о какой справедливости ты говоришь? — серьезно перебил он ее, и Лили, не сдержавшись, резко вскинула голову. Было понятно, что его нужно было ошарашить, пробудить в нем эмоции, что угодно, но лишь бы вызвать реакцию. Поэтому, слегка сузив глаза, она медленно и вкрадчиво стала рассказывать. И рассказ ее был о Демиане, которого выгнали из школы; о Корвусе, чья сестра участвовала в программе обмена и которая на самом деле была сквибом; и в конце концов Лили поведала ему об Альбусе. Об их брате, который боролся против обмана Министерства, которое просто захватило власть и не хотело уходить оттуда; который разоблачил их поистине ужасающие схемы с применением Непреложного обета. И, когда дело дошло до родителей, которые просто были жертвами чужих амбиций, у Лили сорвался голос, и она замолчала. Потому что говорить больше было не о чем.

Наступившая тишина заставила Лили нервно постучать пальцами по столу, ей хотелось увидеть реакцию Джеймса, но он, мрачневший с каждый ее словом, теперь сидел и молчаливо перебегал глазами с предмета на предмет, явно о чем-то рассуждая. И Лили было тоскливо. Потому что она так и не смогла понять Джеймса, потому что совершенно не знала, что ей предпринять дальше и как сделать так, чтобы внутренняя боль перестала съедать ее заживо. Происшествия последнего месяца изменили ее… впрочем, скорее лишь заставили посмотреть в свое собственное лицо и не увидеть там ничего, кроме лжи и пустоты. Но даже теперь, когда Лили наконец осознавала, кем она является, это понимание не дарило ей облегчения. Оно лишь добавляло проблем.

«Мерлин, как же мы похожи, — с иронией подумалось Лили, когда она пристально смотрела на своего брата, но мысли ее постепенно перетекали от него к Скорпиусу. Какая-то злая улыбка все лезла к ней на уста, когда она видела, как беспомощен Джеймс, как разъедают его собственные мысли, но, подавив ее, Лили лишь сузила глаза, вглядываясь все пристальнее. — Оба пустые и ничего не жалеющие».

— Ты говоришь, его сдала Роза?

— Да. Она перехватила письмо и передала его Джейку.

— Но что это было за письмо? Как она перехватила его? И разве оно не должно было быть заколдованно против прочтения посторонних лиц?

Лили уже было открыла рот, чтобы ответить ему, а потом поняла, что ей и сказать было нечего. Потому что именно этот момент она так и не обговорила со Скорпиусом, и понимание того, что он по-прежнему держал ее в дураках и недоговаривал очень важные вещи, на секунду вызвало в ней злость. А потом, заметив, что Джеймс уж слишком подозрительно и внимательно смотрел на нее, она попыталась было улыбнуться непринужденно, но только ничего не вышло: не было сил притворяться, что все хорошо.

— Я не знаю, Джеймс.

— То есть, сам Жест тебе ничего не говорит? — каким-то торжествующим тоном протянул он, откинувшись назад, по-прежнему держа руки скрещенными. — А ты действительно соучастница, а не простая жертва чужих целей?

— Мерлин, да не это сейчас главное! — эмоционально бросила Лили, подавшись к нему всем корпусом, намеренно игнорируя такую больную, но очевидную правду. — Завтра будет ежегодная пресс-конференция сэра Локантуса, на ней можно и разоблачить его, Жест и занимался этим: собирал информацию! Только, — переведя дыхание, Лили сжала в руках складку юбки и попыталась напустить грустный вид. Ей нужно было, чтобы Джеймс поверил и встал на ее сторону. И ради этого она была готова играть так, как никогда. — Только ты сам видишь, что сейчас происходит. Корвус умер, Алфита явно не в состоянии что-либо предпринять, а Икарус… думаю, он больше ни на что не решится.

— Вас только четверо? — приподняв вопросительно бровь, спросил Джеймс, и Лили замерла, медленно сглотнув. «Сказать или нет?», — лихорадочно думала она, облизнув нижнюю губу, а потом, подняв свои глаза и посмотрев в упор на него, Лили, четко контролируя каждый мускул своего лица, произнесла уверенным, ровным, но при этом ничего не выражающим голосом:

— Да.

Задумчиво поджав губы, Джеймс медленно стал раскачиваться на стуле, над чем-то явно размышляя, и Лили нервничала, смотря на него: все-таки прятать свои эмоции или хотя бы контролировать их явно не было ее талантом. И, Мерлин, почему она только решила умолчать о Скорпиусе? Неужели потому, что боялась? Или просто не хотела делиться им ни с кем другим? Махнув головой, она лишь сильнее призадумалась: нет, он не должен знать о Скорпиусе. Если существует хоть малейшая вероятность, что Джейк еще не знает о его участии в Жесте, то… даже не так: нужно было придерживаться видимости, что он ни при чем. Ведь сама Лили ничего по себе не значит, у нее может и не хватить сил дойти до конца, а вот он… у него явно есть определенные, веские мотивы, и Малфой готов на все ради собственной мести. А значит, дело будет доведено до конца. И сама Лили получит от этого выгоду, ведь тогда родители и Альбус не будут забытыми, ненужными жертвами, которых просто выкинули на свалку истории.

Сглотнув, Лили улыбнулась робко, беспомощно посматривая на брата, специально, чтобы он точно не смог оставить ее одну. В конце концов, Джеймс был ее подушкой безопасности на тот случай, если Джейк все-таки захочет ее посадить, ведь тогда ему придется столкнуться с лучшим другом, который этого не допустит. А значит, она выиграет время и будет наслаждаться тем, как игра Скорпиуса дойдет до конца. Ничего более ей не нужно было.

И действительно, стоило только Джеймсу посмотреть в печальные глаза Лили, как его выражение лица резко приобрело суровую уверенность. Ее самый старший брат всегда был таким. Добродушным и слишком любившим вставать на защиту жертвы. Даже если образ жертвы был лишь иллюзией для того, чтобы он попался в ловушку.

— Мы сейчас же пойдем к Джейку, — уверенно проговорил он, вставая из-за стола. Лили слегка дернулась в сторону, нахмурившись: нет, конечно, чего-то такого она и добивалась, но ей при этом хотелось оставаться в стороне. В конце концов, видеться с Джейком напрямую даже сейчас у Лили не было никакого желания, да и она не видела в этом смысл — он явно ее ненавидел, поэтому было бы идеально, если бы поговорить с ним направился один Джеймс.

Сглотнув, Лили непринужденно улыбнулась, испытывая внутреннее волнение. Видел Мерлин, как ей не хотелось сейчас встречаться с Джейком, особенно после всего, что было между ними. Однако именно в этот момент, когда ее мозг лихорадочно думал о последствиях столь рокового шага, она вдруг подумала, что ведь именно с помощью Джейка можно было попасть на конференцию.

И эта осенившая ее сознание мысль на секунду перехватило дыхание. «Как только я раньше не подумала об этом?».

— Конечно, только сейчас…

— Но нужно будет взять с собой доказательства, — перебив ее, протянул Джеймс, внимательным, цепким взглядом поглядев на сестру. Было видно, что он будто проверял ее.

Натянутые до предела нервы начали лопаться, и Лили, усиленно кривя губы в улыбке, с отчаяньем думала. Несмотря на то, что она все же была склонна доверять Джейку, где-то внутри нее было странное, непонятное ей сомненье. Казалось, будто общение со Скорпиусом разучило ее верить кому-либо, и теперь, прежде чем совершить такой страшный, но важный поступок, Лили действительно пыталась понять, каковы шансы, что Томас пойдет за справедливостью, а не за властью. Ведь, что ему стоило отдать эти документы Локантусу и заслужить повышение в иерархии власти?

«Можно отдать ему лишь дела десяти магов… нет! Нужно взять свидетельство отца о том, что министр заключал сделки за счет Непреложного обета, и тогда он не сможет противиться, ведь Джейк так уважал отца», — тихо усмехнувшись, Лили спокойно ответила:

— Да, определенно, сейчас я возьму засвидетельствованные показания отца о Непреложном обете, — и, развернувшись, она быстрым шагом направилась к лестнице, продолжая лихорадочно думать.

«В конце концов, даже если ничего не получится, у меня все еще остаются воспоминания Демиана и дела десяти сквибов. Я сделаю копии, отдам одну Алфите, а другую возьму с собой на пресс-конференцию… только если получится попасть туда».

Вбежав в свою комнату, она взяла бумаги, раздвоила их, и, спрятав оригиналы и склянку с воспоминаниями обратно в шахматную доску, прижав ее к груди, стремительно направилась к Забини, которая, как она и думала, сидела все это время в комнате Альбуса, меланхолично прикрыв свое лицо рукой, явно находясь мыслями где-то далеко.

Хлопнув дверью, тем самым заставив ее вздрогнуть и посмотреть безжизненным взглядом карих глаз, Лили подошла к ней и протянула доску. Можно было сказать, что убитая горем Алфита вряд ли была в состоянии слушать ее поручения, но Поттер, блеснув глазами, слишком сильно понимала цену времени, что ускользало сквозь пальцы, поэтому, не мешкая, приблизилась к ней ближе, так, чтобы можно было перейти на шепот.

— Внимательно послушай меня, Алфита, — вкрадчиво проговорила Лили, некстати заметив, как сильно дрожат ее руки, а вместе с ними и доска. — Здесь лежат воспоминания Демиана и оригиналы дел десяти сквибов, а также копия показаний, который засвидетельствовал мой отец. Ты должна спрятать их очень хорошо и выжидать подходящего момента, — переведя дыхание, Лили быстро продолжила. — Я рассказала кое-что Джеймсу, и сейчас мы идем к Джейку, чтобы уговорить его помочь нам раскрыть все дела Министерства. Завтра на пресс-конференции, куда я постараюсь попасть, он, если все получится, раскроет показания, оригиналы которых я буду вынуждена ему передать, чтобы заполучить его доверие. Однако есть шанс того, что он лишь сдаст меня, Алфита. И тогда ты должна будешь взять эти документы… даже не так, лучше сейчас же покинь страну вместе с братом и внимательно следи за происходящим здесь. Я думаю, это будет мировой скандал, поэтому… да ты в любом случае узнаешь, если что! Просто возьми эти документы и доведи дело до конца. Отомсти за Альбуса.

— Мерлин, Поттер, ты что задумала вообще? — с ужасом воскликнула Алфита, резко поднявшись с места. Она смотрела на Лили так, словно никогда ее не видела, и Поттер отчего-то хотелось по-злобному улыбнуться. Ведь, в самом деле, именно сейчас она и была собой. — Ты какого черта творишь?

— Скорпиус у них крючке, скорее всего, — преодолев себя, продолжала, как ни в чем ни бывало, Лили, не разрывая зрительную связь с Алфитой. — И, несмотря на то, что завтра он пойдет на пресс-конференцию вместе с вспоминаем об убийстве моих родителей, есть вероятность, что его схватят. И кто знает, что с ним сделают, пока мы будем медлить, поэтому я привлеку Джейка, чтобы в тот же день, когда они будут заняты Скорпиусом, мы смогли бы им нанести удар. А даже если не получится у меня, тогда сможешь ты! — глаза Лили засверкали, отчего Алфита отступила назад, с ужасом поглядывая на нее. Но Поттер уже было плевать, пребывая в каком-то внутреннем экстазе, она лишь говорила и говорила, не думая ни о каком контроле собственных эмоций. — Про Скорпиуса я не сказала Джеймсу, а вас не получилось бы скрыть в любом случае. Но я попробую уговорить его не говорить о членах Жеста Джейку, однако все же будет лучше, если вы покинете страну. У вас же есть недвижимость за границей?

— Лили... — ошарашенно прошептала Алфита, отойдя на шаг назад, и, наткнувшись на полог кровати, она замерла, вопросительно кривя брови. Было видно, что сейчас она слишком потеряна, чтобы до конца понять, чего именно от нее ожидала Лили, и, поэтому, не теряя более ни минуты, она подалась к ней навстречу, схватила за руку и вложила в нее доску, на секунду сжав пальцы, уверенно просверливая в ней дыру.

— Иди к Икарусу. И Сейчас же уезжайте из страны.

Бросив последний взгляд, Лили развернулась и хотела было покинуть комнату, как вдруг она услышала тихий, с ошалелыми нотками в интонации голос Алфиты:

— Ты теперь даже рассуждаешь, как Малфой.

Лили вздрогнула, с силой сжав ручку двери, боясь повернуться, потому что в этот момент ее поразил такой мощной силы страх, что было тяжело даже просто открыть эту чертову дверь. И непонятно было, что вызвало такую реакцию: осознание, что именно Скорпиус вновь сделал из нее личность, или понимание, что все это он сделал только ради собственной выгоды. Он по-прежнему использовал ее, потому что своими манипуляциями смог выстроить внутри нее мировоззрение, которое полностью отождествляло его.

— И говоришь его фразами, — продолжила Алфита, и, не выдержав, Лили все же развернулась, холодно взглянув на нее. — Это не доведет тебя добра, Лили. Он погубит тебя.

— И почему вы все думаете, что это он губит меня, — с насмешкой протянула она, оскалившись, из-за чего Забини, кажется, даже побледнела. Вместо злобы Лили испытывала странную тоску, словно впервые осознав, что в этом мире, на самом-то деле, никто ее никогда не понимал. Кроме него. Кроме чертового Скорпиуса Малфоя, который использовал Поттер ради определенной цели и который вот-вот выбросит ее на помойку своей жизни. — Неужели неясно? Я сама хочу погибнуть. Что угодно, только не та бесконечная череда ноябрьских дней. Минута жизни ценой в то существование, что я вела? Это даже слишком дешевая плата, — и, горько усмехнувшись, Лили резко нажала на ручку двери, а другой рукой лишь сильнее сжала документы, чтобы, выйдя в гостиную к брату, уверенно посмотреть ему в глаза и с широкой улыбкой протянуть их. Испытывая при этом нечеловеческую, тупую боль.

— Отлично, — как-то совсем невесело протянул Джеймс, видимо, узнав в бумагах почерк отца. Одобряюще погладив его по плечу, Лили внимательно смотрела на него, чувствуя убийственную смесь: она знала, что во что бы то ни стало пойдет на пресс-конференцию, и было плевать, какую цену придется за этот заплатить. Ей только хотелось увидеть его, Скорпиуса, который, о, она была уверена, будет восхитителен в момент своего триумфа.

— Джеймс, — уверенно проговорила Лили, пользуясь его замешательством. Брат явственно вздрогнул, а потом опять как-то уж слишком подозрительно посмотрел на нее, ожидая подвоха. — Ни слова о Забини. Как бы мы ни верили Джейку, ты же не хочешь навредить Алфите?

Он слегка непонимающе посмотрел на нее, будто пытаясь понять, что именно она имела в виду, а потом, сдвинув брови к переносице, растерянно проговорил:

— Что?..

— Она же тебе нравится, — продолжала нажимать Лили, безошибочно находя его слабые места. Конечно, для нее было очевидно то, что Джеймс не только из-за братских чувств оставался все это время у нее дома и помогал ухаживать за Корвусом. Каким бы благородным ни казался Джеймс Сириус Поттер, ей-то было известно, что он бы и пальцем не пошевелил, если бы что-то его не привлекло в этом доме. И это явно была не одна только сестра. — У нее вряд ли получится перенести аврорскую проверку, все-таки, она беременна, и срок немаленький. Как думаешь, что может случится с ребенком из-за магического воздействия на мать? А они точно попытаются проникнуть ей в разум, — и, задержав на секунду дыхание, она размеренно произнесла, зная наперед, что делает стопроцентный выстрел: — Ты же сам знаешь, каково это терять ребенка. Помнишь... Мелани?

Джеймс вздрогнул, и Лили замолчала, не пытаясь продолжить фразу про аборт. Потому что карие глаза брата налились такой горечью, что ей стало еще тошнее от самой себя. Но что Лили могла поделать? Ей нужно было, чтобы он почувствовала всю боль, а потом сделал так, как она сказала. И Джеймс, видимо, прекрасно все понимал, поэтому стоял, не двигаясь, а потом протянул ей свою руку и тихим, уверенным голосом проговорил:

— Ну, пойдем?

И в ту же секунду она окунулась в магический поток, который исказил окружавшие ее предметы, а уже через мгновение Лили опять стояла напротив такой знакомой двери. Дыхание перехватило, но она не испытывала того волнения, что раньше: казалось, время, проведенное со Скорпиусом, сделало из нее воина, на которого ничто не могло больше влиять. Чувства, спрятанные вглубь, были теперь под надежным контролем, и она с толикой безразличия наблюдала, как Джеймс постучался в дверь, как на пороге в какой-то момент появился сам Джейк, который, заметив Лили, так и вздрогнул, с каким-то непониманием поглядев на нее.

Тут же улыбнувшись, Лили уверенно зашла вовнутрь дома, опередив Джеймса, и с неподдельным интересом стала рассматривать интерьер, прекрасно понимая, что сейчас ей лучше ничего не говорить. Лучше, чтобы это сделал Джеймс, который, как Лили и ожидала, тут же накинулся на друга и предъявил тому документы, с каким-то поистине детским возбуждением начав рассказывать все то, что сама она недавно поведала ему.

— …теперь ты понимаешь?! Отец и Альбус хотели разоблачить их, они умерли ни за что!

— Нет, подожди! Ты не можешь этого утверждать!

— Но разве ты сам не видишь?! Посмотри на эти документы, — Джеймс с отчаяньем помахал перед его глазами бумажками, только Джейк, похоже, не собирался сдавать позиции. На секунду остановившись, Лили с некоторой злобой взглянула на него, прикусив внутреннюю сторону щеки. Его упертость просто выводила из себя, и она боялась, что можно сделать что-то не так под воздействием эмоций.

— Это тебе Лили рассказала, да? И ты веришь? Как думаешь, много ли стоило Альбусу промыть ей мозги? Да даже если не Альбус, это мог с легкостью сделать Жест! Ты не знаешь, на что они способны.

— Считаешь меня идиотом? — с некоторой угрозой протянул Джеймс, сжав с силой бумагу. Выругавшись про себя, Джейк резко отвернулся, поймав вдруг взгляд Лили, и та, не удержавшись, насмешливо фыркнула, тотчас повернувшись к нему спиной. — Это оригиналы, Томас. Или слишком больно посмотреть правде в глаза и признаться, что ты все это время работал на большее зло, чем уничтожал?

— Жест — убийцы, подпольные убийцы, не забывай! — с некоторой яростью выкрикнул Джейк, и Лили замерла, сжав руку в кулак. Еще немного, и она вступит в игру. — Скольких людей они убили…

— Джейк, — мягко протянув, перебила его Лили, даже не повернувшись, но она спиной почувствовала его прожигающий взгляд, который, казалось, хотел просто убить ее на месте. — В каком из терактов было убито больше всего людей?

— Что за вопросы? Конечно в том, в котором умерли ваши родители.

— Именно! — с некоторым восторгом воскликнула Лили, тут же развернувшись на каблуках к нему лицом. — Только это дело не рук Жеста. Его устроило твое же любимое Правительство. Посмотри на документы и подумай, зачем Альбусу было уничтожать офис, в котором готовилась разоблачительная статья о деятельности людей, против которых он же и боролся?

Открыв рот, Джейк явно что-то хотел сказать, а потом, резко вырвав из рук друга документы, с яростью стал переворачивать их, будто пытаясь что-то прикинуть. Медленно проведя палочкой по листкам, он проверял, поддельны ли они или нет, но убедившись, что все чисто, Джейк с каким-то отчаяньем посмотрел на Лили, и она, не испытывая ни малейшей жалости, жестко проговорила:

— Если ты жаждешь справедливости, то ты должен посадить преступников. Да. Жест виновен во многом, и ты разберешься с ним, но вначале ты должен поймать тех, кто может до конца своих дней творить беззаконие и так и не получить наказание. Заставь их ответить перед обществом и законом, открой наконец правду. Потому что мой брат не такой уж и аморальный ублюдок, ведь, если ты прямо сейчас вчитаешься во все дела терактов, то поймешь, что все они проходили почти без жертв. И даже эти жертвы являются всего лишь необходимостью для разоблачения…

— Как ты можешь говорить, что тех мертвых людей можно считать необходимым расходным материалом, Лили? — резко воскликнул Джейк, яростно сжав бумагу в руках. — Что, цель теперь оправдывает средства?

— Да! — с не меньшей яростью воскликнула Лили, подавшись к нему вперед. Было уже плевать на все: ей просто хотелось говорить, чтобы каждым своим словом уничтожать Томаса прямо на месте. Чтобы этот слепец наконец осознал, в каком прогнившем мире они жили. — Если цель — это установление порядка и упразднение той ужасающей политики сближения с магглами, которой в общем-то и не было, то да! Можешь привлечь меня к ответственности за эти слова, но чуть позже, поверь, я не сбегу. Но завтра мы с тобой пойдем на пресс-конференцию и разоблачим Министерство на глазах у сотни свидетелей и журналистов. Против твоего слова не пойдет никто.

— Лили! — ошарашенно проговорил Джеймс, встряв в разговор. Он поравнялся с Джейком в одну линию, и теперь они оба глядели на нее с некоторым ужасом. — Ты-то здесь причем, я не позволю тебе пойти с ним завтра туда!

— А мне не нужно ничье позволение, — отмахнувшись, безразлично проговорила Лили, упрямо смотря только на Джейка. — Я отомщу за свою семью, Джейк. И ты мне в этом поможешь.

— А иначе? — резко бросил Томас, скрестив руки на груди, смотря на нее яростным, ненавистным взглядом.

— А иначе ты просто трус, который до конца жизни будет жалеть себя и лицемерить, — усмехнувшись криво, Лили вдруг поймала себя на мысли, что ведет себя, абсолютно как Малфой, ведь каждая ее манипуляция была полным отражением тех, что он сам проводил с ней в первые дни их знакомства. — Ты будешь говорить себе, что борешься за правое дело, но только это правое дело будет, словно машина, поглощать всех, пока не придет и за тобой. И знаешь, что? В этот момент меня уже даже и не будет. Потому что завтра, с тобой или без тебя, но я пойду до конца, может, погибну. Как тогда ты будешь жить, Томас? Неужели только в этом случае ты покинешь свои иллюзии и увидишь, что всю жизнь был всего лишь слепой пешкой, которая шла на поводу у умелого игрока?

Джейк молчал, пораженный, и даже Джеймс, казалось, пребывал в некоторой растерянности. Знакомые настенные часы противно тикали, и Лили, взвинченная до предела, теперь переводила дыхание, с долей отчаянья смотря на аврора, который с каждой секундой становился все бледнее. Она знала, что такое ему никогда не проигнорировать; знала, что все, что сказала, причинило ему боль, но Джейку стоило наконец посмотреть правде в лицо. И, видя, как постепенно в его глазах поднимается целая буря, Лили решительно скрестила руки на груди, готовясь к любой обороне.

— Что ж, Лили Поттер, — жестко протянул Джейк, и даже Джеймс, видимо, удивился той холодной интонации, с которой было произнесено ее имя, из-за чего и непроизвольно отступил на шаг. — Ты пойдешь со мной завтра на пресс-конференцию, но при одном условии: назови мне членов группировки «Жест».

Повисло молчание и Лили, тяжело дыша, яростно смотрела на него в ответ, видя там только безразличный, лютый холод. Почему-то именно о таком развитии событий она даже не подумала, а оттого, наверное, так оторопела, лихорадочно стараясь найти выход из такого трудного положения. И как же ей захотелось, чтобы именно сейчас, в этот момент здесь появился Скорпиус, который точно выпутался из этих силков. Но его здесь не было. И Лили, лихорадочно хватая ртом воздух, млела от переизбытка внутренней тревоги.

Джейк усмехнулся торжествующе, так, словно ожидал, что она отступит, и у Лили свело скулы.

— Так, ребят, расходимся, — вдруг вмешался Джеймс, почувствовав в воздухе одно сплошное напряжение. У него был абсолютно растерянный и даже испуганный вид, видимо, он уже начинал жалеть, что вообще привел сестру к другу. — Лили, ты остаешься завтра дома, пони-…

— Демиан Роули, Икарус Нотт, Алфита и Икарус Забини. Доволен? — тут же выпалила она и заметила, как ошарашенно на нее посмотрел Джеймс, но Лили даже не посмотрела на него. Конечно, она знала, что делает: двое из них мертвы, остальные покинут страну до завтрашнего дня, потому что Лили была уверена, Алфита точно пошла к своему брату, а тот долго размышлять не стал бы. В конце концов, у них были деньги и знатное имя, Забини откупятся. «А если нет?», — прошептал мерзкий голосок, и Лили с ужасом вдруг осознала… что готова была даже душу продать, лишь попасть на эту конференцию, что уж говорить о Забини? «А если нет, то я все равно их вытащу. Только чуть позже».

— А Малфой? — медленно протянул Джейк, упрямо смотря на нее, не разрывая зрительную нить. — Скорпиус Малфой состоит в Жесте?

У нее пропал весь воздух в легких, и даже кровь, казалось, отошла от лица. Она не знала, что делать и говорить, лишь упрямо цепляясь за его взгляд, стараясь поддерживать невозмутимость и неуверенность, но понимала, что, похоже, терпела полное поражение.

— Что? Малфой? — удивленно протянул Джеймс, переводя по очереди свой взгляд с него на нее, и Лили почувствовала, что у нее задрожала рука, которую она тотчас завела за спину.

Времени думать не было, оно стремительно ускользало, и Лили, так много поставившая на кон, знала лишь одно: Малфоя она не выдаст никогда. Поэтому, вдохнув, она проговорила громко, уверенно, каким-то даже не своим голосом:

— Нет. Не понимаю, с чего ты вдруг вообще его вспомнил.

Громко хмыкнув, Джейк усмехнулся не по-доброму, и Лили с ужасом поняла, что он не поверил. И она стоял напротив него и, казалось, уменьшалась в размерах прямо на глазах. «Какая же я дура», — с некоторым отчаяньем подумала Лили, прикусив губу, но при этом все еще старалась выглядеть уверенной и невозмутимой. И, черт возьми, ну почему из нее получалась такая плохая актриса?

— Завтра в шесть у ворот Министерства, — холодно протянул Джейк, и Лили с некоторым недоверием посмотрела на него, так и вздрогнув. Тут определенно был подвох, она просто не могла поверить, что он согласился. — Только попробуй опоздать, Поттер.

Мрачно взирая на него, Лили видела, что он смотрел на нее с каким-то торжеством и радостью, будто в момент найдя ответы на все свои вопросы. И ей действительно стало страшно, оттого, наверное, она тут же улыбнулась ему широкой, яркой улыбкой, чувствуя, как натягиваются губы. Потому что готова была сделать что угодно, лишь бы отомстить за семью и помочь Скорпиусу в его мести; потому что теперь она была готова пойти до самого конца. Даже если конец — это обрыв, с которого будет слишком больно падать.

* * *

Длинное красное платье с разрезом от середины бедра струилось по ногам, и она с некоторым раздражением поправляла подол, чувствуя невиданное волнение. В руках был клатч, в нем — дела десяти сквибов и палочка, и она нервничала, посматривая по сторонам, ожидая Джейка Томаса, который, словно назло, опаздывал.

Люди, весело смеясь и что-то обсуждая, шли к открытым дверям Министерства, у большой парадной лестницы то и дело появлялись с хлопком красиво одетые мужчины и женщины, и Лили, кутаясь в шарф, с некоторой тоской пыталась отыскать среди приходивших Скорпиуса. Только вот его нигде не было, и какая-то злость, смешанная с обидой, громоздилась внутри комом. Потому что, не видя его вот уже два дня, Лили мечтала хотя бы о мимолетной встрече.

В какой-то момент она вдруг подумала, что вот сейчас ее просто арестуют и что Джейк задерживается, потому что собирает группу авроров для задержания. И эта мысль отчего-то заставила злорадно усмехнуться: это ничего, пускай задерживает. Алфита и Икарус уже почти как день уехали в Италию, ее предположения полностью сбылись, и теперь Лили была уверена, что дело в любом случае и при любом исходе будет доведено до конца, потому что почти все нужные оригиналы и копии были у Забини.

И, когда Лили уже было хотела просто пойти напролом сквозь охранников, среди людей она увидела Джейка, который, тоже заметив ее, на секунду замер, оценивая внешний вид Лили, а потом махнул ей рукой.

— Ты опаздываешь, — слегка прохладно протянула Лили, и Томас скривился. — Документы с тобой?

Он бросил на нее какой-то странный взгляд, значение которого Лили не смогла разгадать, и, не сказав ни слова, Джейк взял ее за руку и сцепил вместе со своей, из-за чего она почувствовала подступившую к горлу тошноту, но даже не попыталась освободиться. И вот они шли по нескончаемым ступенькам, и сердце у нее падало с каждым шагом все больше, из-за чего в какой-то момент Лили вовсе забыла, как вообще люди умеют дышать. А когда последние двери распахнулись, и они вошли в огромный зал, в котором собралось все советское общество, Лили совсем смутилась.

Все так блистало и очаровывало, что она даже на мгновенье забыла, зачем вообще сюда пришла. Хотелось просто вечно смотреть на этих красивых людей, что, толпясь возле столиков, бурно обсуждали что-то за бокалом шампанского. В голове пронеслись воспоминания, как отец брал ее на подобные вечера и как ей тогда было неловко, но вместе с тем и безумно интересно. О, как же красиво блестели начищенные люстры, вымытые до скрипа полы и золотые рамы картин, в которых, шевелясь, разговаривали умершие Министры Магии.

Лили замерла, отцепив свою руку, и с восторгом посмотрела по сторонам, тут же потеряв из вида Джейка, которого в сию минуту окружила толпа людей. Конечно, всем хотелось поговорить с главным аврором страны, а о Лили никто и знал, поэтому она могла вдоволь поразглядывать все великолепное убранство и насладиться таким забытым прошлым. И в этот момент, когда она, словно зачарованная, схватила бокал шампанского у проходившего мимо официанта, Лили вдруг ощутила чей-то знакомый, ледяных взор. Сердце ее замерло, оно, глупое, как будто знало, что смотрел на нее он, поэтому грозилось вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки.

Резко развернувшись, она увидела его: Скорпиус стоял в черном фраке, в идеально белой рубашке, челка его была убрана назад, открывая вид на крупный лоб, по которому до самого глаза шел длинный, уже побледневший шрам. Он смотрел на нее по-свойски насмешливо, слегка скривив брови, но при этом выражение лица у него было такое решительное, целеустремленное, что у нее сперло дыхание. Потому что в этом лице Лили отчетливо увидела собственный конец: даже если когда-то и существовала малейшая надежда, что они будут вместе, теперь ее не было. Скорпиусу она не нужна, кроме как пешка в игре.

Вдруг, подняв бокал вверх, он подмигнул ей, и у Лили сжалось сердце. Даже сейчас этот черт продолжал играть, строить из себя безразличие! И она хотела сорваться с места и броситься прямо к нему, чтобы стереть эту усмешку с его губ, чтобы разозлить его как когда-то и наконец вызвать искренние эмоции, но именно в этот момент Лили увидела Розу в красивом блестящем синем платье, которая, подойдя к Скорпиусу, по-хозяйски обвила его руку, и, заметив Лили, усмехнулась.

Сердце у Поттер упало именно в тот момент, когда веселый, бодрый голос сэра Локантуса разразился по всей аудитории, заставляя всех обратить свой взор на него.

Всех. Но только не ее, смотревшей с ненавистью, непередаваемой яростью на эту парочку.

— Дамы и господа. Я рад приветствовать вас на ежегодной пресс-конференции! Надеюсь, этот вечер оставит у вас незабываемые впечатления, мои дорогие! Да поднимем же бокал за великую Британию и тот мир, что дался нам такой ценой! Да будет его процветание незыблемым и вечным!

Музыка играла слишком громко, из-за чего и без того взволнованная Лили начинала нервничать больше, постукивая ногой по кафелю, не попадая в ритм. Она стояла совсем одна: Джейка окружили со всех сторон, и она даже не пыталась протиснуться сквозь толпу, отчасти из-за того, что не хотела привлекать раньше времени внимание окружающих, а отчасти… потому что боялась потерять из виду Скорпиуса и Розу, которые, закончив танцевать, остановились у стола, где пирамидой стояли наполненные шампанским бокалы. Платье Розы противно отливало искрившейся синевой, было видно, что ткань заколдована, и Лили, стоявшая в обычном красном платье, испытывала смесь раздражения с завистью. Ее действительно бесило то, что именно с ней пришел Скорпиус, и, хоть она и понимала причину, но все же не могла себя успокоить.

Почувствовав, что злость начинает просто уничтожат ее изнутри, Лили резко перевела взгляд на сэра Локантуса, который, громко смеясь, что-то обсуждал с близстоящими джентльменами, и улыбка у него была до того наигранная, что у нее свело скулы от свирепой ярости. Единственное, что заставляло Лили держать себя в руках, было осознание, что именно сегодня этот человек получит, наконец, свое, остальные же варианты развития событий Лили попросту не принимала. Слишком много было брошено на кон, чтобы думать о поражении.

Вдруг заиграл вальс и звуки волшебного пианино окутали зал. Люди становились в пары, и, будто отсчитывая понятный только им ритм, они пускались в танец, тем самым окончательно отделив Лили от Скорпиуса с Розой. Вскинув голову, она медленно стала огибать толпу, потому что вдруг заметила, что Малфой, деловито взяв Уизли под локоть, куда-то направился, и судя по всему, явно не танцевать, потому что в следующий момент они скрылись за одной из массивных дверей.

Какое-то волнение с отчаяньем накрыло ее, и Лили, забыв о Джейке, почувствовав себя полной идиоткой, стремительно направилась следом, распахнула широкую дубовую дверь, а потом неслышно вернула ее на место, обернувшись лицом к темному, молчаливому коридору. Сняв с ног туфли, чтобы звук каблуков не пронзал тишину, Лили медленно стала продвигаться вперед, вслушиваясь в любые шорохи, однако кроме звуков вальса она ничего не улавливала, а коридор, похоже, был слишком длинным, и ей стало на секунду страшно. Вдруг показалось, и они никуда не уходили? Или ушли, но совсем в другое место?

Ей стало совсем не по себе, когда она ни с того ни с сего подумала, что именно сейчас, когда Лили оставила Джейка одного, могло произойти что-то непоправимое, ведь она по-прежнему не особо доверяла аврору, у него явно был какой-то план, а когда он заметит ее исчезновение… Мерлин, Джейк мог сделать что угодно! Резко развернувшись, Лили попыталась вглядеться во тьму, чтобы хотя бы примерно понять, насколько далеко она ушла, а потом, почувствовав неосязаемый страх, резко направилась обратно, и только когда показались знакомые очертания дубовой двери, она вдруг услышала голос. Громкий, четкий, звонкий голос Розы, который она бы не смогла спутать ни с кем.

Остановившись и прижавшись к стене, она стала медленно продвигаться в темноте, пока голос Розы не стал более отчетливым, чтобы у нее получилось разобрать слова:

— Мне надоело, Скорпиус! Я не сдала Жест ради тебя, помогла восстановить воспоминания этого урода, терпела твое наплевательское отношение и даже не заикалась, а что взамен получила? Что здесь вообще забыла Лили? Что между вами происходит?

Роза говорила слишком четко и надменно, но Лили, знавшая кузину слишком долго, отчетливо слышала в ее голосе нотки обиды. И это было странно. Еще никогда уверенная, горделивая Роза Уизли не говорила ни с кем подобным образом. Возможно, Лили действительно чего-то не знала? Могло ли быть так, что Скорпиуса и Розу связывало что-то другое, отличное от Жеста?

Дыхание сперло, и Лили сильнее прижалась ухом к стене, схватившись руками за каменные выступы.

— Тебя послушаешь, Роза, — наконец проговорил спокойный голос, который несомненно принадлежал Скорпиусу. Казалось, Малфой намеренно выделил ее имя, и — Лили была уверена — усмехнувшись, он лениво протянул: — Так ты все делала бескорыстно. И не просила ни за что плату.

— Да, конечно, я делала все не за просто так. Но… единственное, чего я всегда добивалась, это тебя, Малфой. Все, что мне нужно было, ради чего я делала это, все из-за тебя! И не надо делать вид, будто ты никогда этого не знал, Скорпиус, ты сам пообещал мне…

— Как интересно, — перебив, протянул он лениво, и Лили вся напряглась, потому что какой-то неосязаемый страх поселился внутри нее и мешал ей спокойно слушать. — Только чего ради ты тогда решила сдать Альбуса? Как это могло помочь тебе завоевать меня?

— А каким образом я еще могла привлечь твое внимание? Напомнить тебе, как ты отшил меня при всем Хогвартсе, опозорив?! Ты хоть знаешь, что я испытала тогда!

Раздался приглушенный, холодный смех Скорпиуса, и Лили, замерев с туфлями в руках, облизнула сухие губы от волнения. Она никогда не слышала о подобном случае… неужели Скорпиус действительно опустил ее, Розу Уизли, неоспоримую королеву, победительницу, на глазах у других людей? Но что более всего было удивительно… как и почему стерпела это она сама? Зачем теперь Роза все равно с ним связалась? Тихо ахнув, Лили лишь сильнее прижалась щекой к стене, забыв обо всех заботах, о планах, стремлениях. Единственное важное сейчас было — он, и то, что же все-такие связывало его с кузиной.

— Послушай, Рози, что думаю я: не время и не место сейчас обсуждать это.

— Нет, как раз самое и оно. Я серьезно, Скорпиус, зачем ты вмешал в это все Лили? Что вас связывает? Думаешь, я не заметила, как вы смотрели друг на друга?

— А это тебя касается?

— Не забывайся, Малфой, я помогла тебе! И знаешь ли, я по-прежнему могу просто взять и сдать тебя!

— В этот вся твоя натура, Роза: лицемерная, подлая и… жалкая. Говоришь, Альбуса сдала, чтобы меня привлечь? Хотя бы сама не обманывайся, ты сделала это потому, что он был лучше тебя. И как бы его ни гнобили в вашей семейке, все осознавали, что он умнее, сильнее магически и мог бы достигнуть высот больших, чем ты. И меня ты пыталась добиться только потому, что все никак не могла забыть, как я тебе тогда отказал. Непокорное манит, правда? Ты всегда играла людьми, Рози, и когда приходил кто-то, кто делал это лучше тебя и не поддавался твоим глупым манипуляциям, ты стремилась покорить этого человека. Только со мной так не вышло и не выйдет, знаешь, почему? Потому что я вижу тебя насквозь. Ты всегда была фальшивкой, вся ты — сплошное ничего, тебя не существует, Роза Уизли.

Послышался грохот, судя по всему, Скорпиус то ли встал, то ли спрыгнул с чего-то на пол, и Лили, резко отмерев, огляделась по сторонам и вдруг увидела нишу, быстро подошла к ней и спряталась, зажав рукой рот, чтобы, когда они вышли обратно, ничто не смогло выдать присутствия Лили. Сердце у нее стучало, как сумасшедшее, а молчание, перебиваемое лишь цоканьем мужских каблуков, пугало ее. Она почему-то была уверена, что Роза просто так не отпустит Скорпиуса, что прямо сейчас они все на пороге роковых событий, которые вихрем снесут их с ног.

И вот, когда ручки двери крутанулась, Лили вдруг услышала отчаянный, полный мольбы голос:

— Я люблю тебя, Малфой! Действительно люблю!

Повисло молчание, и в нем было столько напряжения, что холодок прошелся по спине. Лили стояла ни живая ни мертвая, прикусив губу до крови, чувствуя, как сильно-сильно бьется сердце. Было отчего-то горько, словно она догадывалась об этом давно, но мечтала, чтобы это никогда не оказалось правдой. Но теперь было поздно: кузина сказала то, что было очевидно всем, и Лили становилось страшно, ведь… как он отреагирует? Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем холодный, размеренный голос разбил вдребезги всю чертову реальность:

— Как жаль. Единственное твое искреннее чувство никогда не найдет ответа. Иронично, не находишь?

И голос у него был таким насмешливым, словно все это забавляло его, словно все это… надоело ему до ужаса. Сердце пропустило удар, и Лили моргнула, слегка отойдя от стены, безмолвно всматриваясь в темноту. Чем больше она наблюдала за Скорпиусом, тем сильнее убеждалась: все, что окружало его, все, что взаимодействовало с ним, ему опротивело, разонравилось. Отсюда он так много усмехался — за своей насмешкой Малфой скрывал непосильную ненависть к этому миру.

— Я сдам тебя! Прямо сейчас сдам! — яростно прокричала Роза, и что-то грохнуло так сильно, что эхо прошлось по коридору. Лили вздрогнула, находясь в легком замешательстве, потому что, казалось, она наконец-то подошла к истинной сущности Скорпиуса, и голос Розы был слишком громок, чтобы Поттер могла продолжить размышлять. — Стой, я сказала, стой! Уйдешь, и тебе конец. Твоему делу конец!

— Валяй, — опять насмешка, и Лили, сжав сильнее туфли в руках, сморщилась, всматриваясь во тьму.

Шум возни, стук каблуков, звук открывающейся двери — все это смешалось для Лили, звуки доносились будто из вакуума, и она стояла, прислонившись к холодной стене и не могла понять, о чем вообще ей нужно было думать. Как мог Скорпиус так просто подорвать всю операцию? Роза непременно сдаст его, и что же тогда? Неужели все то, чего он добивался, было напрасно? Он только и делал, что смеялся над обстоятельствами, зная, что так или иначе выйдет сухим из воды, но что будет сейчас? Как смел он подрывать дело всей своей чертовой жизни? Какая-то злость обуяла Лили, когда она, словно отмерев, избавившись от сковавшего тело оцепенения, вышла из ниши и стремительно направилась к дубовой двери, лихорадочно думая.

Все летело просто в бездну, и понимание, что допустил это Малфой, почему-то убивало. Лили не могла понять, осознать, зачем ему это все, ведь не мог же такой человек не понять, что Роза обязательно сделает то, что пообещала. Или… может быть, у него был какой-то план? Возможно, Скорпиус что-то задумал, как всегда, не посвятив ее ни во что?

Лили подошла к двери и со всей силы дернула за ручку, однако она не поддалась, и Поттер, прикусив губу, с ужасом попыталась опять ее открыть, а потом медленное осознание начало накрывать ее с головой: что вообще это за коридоры? И разве мог Скорпиус проводить столь важный разговор, зная, что его могут в любой момент подслушать? Нет, это была ловушка. А она, дура, попалась в нее. И единственное, что волновало сейчас: была ли это его ловушка или все же… кого-то другого? Лили нервно сглотнула, в последний раз дернув со всей силой за ручку.

— Гриффиндорское любопытство — самая отвратительная вещь в этом мире, но иногда ею можно воспользоваться в свою пользу. Не находишь, Лили?

Она резко развернулся, прижавшись всем телом к двери, из-за чего из рук выпали туфли, и они с грохотом упали на пол, и этот звук противно отозвался эхом, которое озарило коридор. И вдруг среди этой ползучей темноты Лили увидела его высокий, статный силуэт, и сердце, глупое, жалкое, пропустило удар, опять подведя ее.

Скорпиус явно усмехался, и этот жест до того разозлил Лили, что она, резко подойдя к нему, схватила его за руки чуть выше локтя, а потом с нескрываемым отчаяньем проговорила:

— Что ты делаешь?! Она же сдаст тебя, прямо сейчас сдаст!

— Не беспокойся об этом, По…

— Ты с ума сошел! — не унималась Лили, испытывая теперь страх только от одной мысли, что они сделают с ним. Авроры не оставят от него живого места, ему достанется еще больше, чем Альбусу, и ведь никто Скорпиуса не сможет спасти. Она махнула головой, словно отгоняя такие ненужные, слишком сильно ранившие мысли, а потом крепче сжала его руки, думая, отчаянно соображая, где в этом всем хоть какой-то смысл? Ну зачем ему это? Она с мольбой всматривалась в его глаза, в эту сталь, от которой бросало в дрожь и сердце так трепетно замирало, и понимала, что, сколько бы ни общалась она с этим человеком, он никогда не открывался ей до конца. Скорпиус Малфой — чертова загадка, и неужели именно эта вычурная, извращенная таинственность столь манила к нему?

— Так, — натянуто улыбнувшись, процедил Скорпиус резко сбросив ее руки, а потом, цепко обвил ее талию и прижал Лили к себе настолько близко для того, чтобы среди этого мрака она смогла разглядеть его яркие, искрящиеся каким-то магическим светом глаза. — Послушай внимательно, Лили. И не перебивай, — тут же добавил он, заметив, как она напряглась и вдохнула больше воздуха, чтобы разразиться тирадой. — То, что ты пришла сюда, это отлично. Можно сказать, я восхищен, — он усмехнулся и склонил голову в бок, из-за чего Лили, не выдержав, легонько ударила его по плечу, чтобы Скорпиус прекратил разыгрывать комедию и притворяться, что все хорошо. Ей было больно и страшно, мысли, словно пчелы, жужжали в голове, и с каждой секундой становилось все тяжелее просто стоять.

— У нас есть небольшая проблемка, Лили. Помимо авроров, подвластных Томасу, в помещении находятся другие силы, которыми командует лично сэр Локантус. Признаться честно, этого я не учел, но тот факт, что ты здесь, и Джейк явно на твоей стороне, дает альтернативу, — Скорпиус замолчал, глубокомысленно смотря ей в глаза, и Лили, распахнув их еще больше, замерла в его руках. То обстоятельство, что Скорпиус Малфой чего-то не учел, было до удивительного странным. — Потому что в ином случае, при любой моей попытке дать ходу доказательствам, я буду немедленно устранен, ведь эти люди… о, они очень сильные и опасные, а особенно, когда их так много. Поэтому мне и нужно, чтобы Роза сдала меня. Да, меня схватят, но схватит не Томас, а эти самые силы, потому что члена Жеста Локантус не доверит никому. И тогда, когда я буду устранен, Локантус расслабится, он будет думать, что ему ничто не угрожает, только вот реально его людей в зале больше не останется, а те немногие будут всего лишь пылью для такого опытного аврора, как Джейк. И именно в этот момент, Лили, в игру вступишь ты, — он нагнулся к ней ближе, сделав так, чтобы их лица были на одной линии, и тихо проговорил: — Я же могу тебе доверять?

Ей хотелось крикнуть, что, конечно, но язык прирос к небу, и она испытала такой мощной волны страх, что у нее задрожали пальцы рук. А что, если у нее ничего получится? Тогда все напрасно? Родители, Альбус умерли ни за что? И даже сейчас Скорпиус жертвовал собой просто так? Она смотрела в эти глаза и чувствовала, как с каждой секундой будто испаряется, и было так страшно и одновременно тошно от себя, что она облизнула сухие губы, отчаянно всматриваясь в его лицо, словно пытаясь донести, что она совсем не уверена в своих силах. Это было… слишком.

Почувствовав, как от нервов у нее застучали зубы, Лили на секунду прикрыла руками рот, смотря слегка слезившимися глазами на Скорпиуса, который был не на шутку напряжен: его губы, сложенные в тонкую полоску, глаза, бегавшие от по всему лицу — казалось, он словно на что-то решался.

— Ну же, Лили, просто скажи это, — с неприкрытым отчаяньем шептал он, и она, покачав головой, лишь сильнее прикрыла рот рукой, чувствуя, как слезы стоят в глазах. Отчего же, Мерлин побери, было так тяжело решиться?

— Ты как будто просто пытаешься переложить на меня все дело, — просипела Лили, на секунду запнувшись от того, какая искренняя улыбка вдруг появилась на его лице.

— Нет же, дурочка, — ласково проговорил он, аккуратно заправив мешающую рыжую прядь за ухо, — я помогаю тебе. Тебе и самой станет легче, когда твоя семья будет отомщена.

— А ты? Разве ты не мстишь за что-то? — не выдержала она, резко схватившись за его лицо, чтобы он даже не посмел отвести свой взгляд. На секунду в его глазах пробежала тень печали, а потом они вновь стали стальной пустотой, которая взирала на нее и поглощала в свои недры. — За что ты мстишь, Скорпиус? Почему? — тихо прошептала она, крепко держа его лицо в своих руках, ощущая, как их пробивает мелкая дрожь.

Скорпиус усмехнулся криво, из-за чего она непроизвольно отступила на шаг назад, разорвав его оковы с своей талии, и он даже не попытался ее остановить. Нет, Малфой просто стоял и насмехался, силясь выдать безразличие, только ни черта у него не выходило.

— Из-за скуки, Поттер, — протянул он лениво, — мне скучно. Вот и весь смысл…

— Лжешь! — яростно воскликнула Лили, непроизвольно взмахнув рукой.

— Вот! — тут же подхватил он как-то азартно и улыбнулся еще шире. — Ненависть, Поттер, это твоя сила. И поэтому прямо сейчас ты пойдешь и сделаешь то, что я сказал. А лучше всего иди и спровоцируй Розу, чтобы у нее не осталось ни единого сомнения. Ну же, давай! Дверь открыта.

Ярость так сильно прошлась по всему ее телу, что Лили, испытывая такую мощную волну, лишь сильнее стиснула пальцы в кулаки, а потом, вскинув голову, она посмотрела на него с нескрываемой злобой, потому что больше не могла мириться с его поведением, с этой насмешкой, с тем, что он не доверял ей. Лили было больно, а оттого и злоба была ядовитая, смертельная, и она мечтала уморить ею Скорпиуса.

— О, не нужно приглашения, я все сделаю, — прошептала она, сверкнув глазами. — И когда месть будет свершена, даже не смей приписывать эту победу себе, Малфой, — злая улыбка заиграла на ее губах, когда какое-то мимолетное озарение появилось в голове. — Ты же все прекрасно знал, да? Про людей Локантуса… ты знал, черт возьми! Изначально в этом и состоял твой план — чтобы я сломила Джейка на нашу сторону, верно? — рассмеявшись коротко, Лили почувствовала, как от ненависти у нее сперло дыхание, и смех медленно переходил в отчаянный всхлип, который нельзя было подавить. — Впрочем, ничего нового… ты, как всегда, перекладываешь все на других и используешь, используешь, используешь!

— Именно, Поттер, ты чертовски права, — проговорил он лениво, будто все это его до невозможности утомляло. И по его лицу нельзя было ничего понять: ни мыслей, ни эмоций, ни чувств. — И тебя я тоже использую, только тебе это еще и нравится.

Не выдержав, Лили резко сорвалась с места и, подойдя к двери, нацепила туфли, а потом, оступившись, с силой ударилась локтем о стену, почувствовав, как слезы, стоявшие в глазах, медленно стали стекать по лицу. Закрыв глаза, она медленно вдохнула воздух легкими, чувствуя, как он смотрел, прожигал своим взглядом ее фигуру, и, не выдержав, Лили глянула на него заплаканными глазами и, скривившись от какой-то внутренней, душевной боли, бросила, прежде чем уйти:

— Надеюсь, ты доволен тем, чего добился, Скорпиус.

Звуки вальса добивали ее еще сильней, когда она пробивалась сквозь толпу, попутно смахивая слезы с щек. Было страшно даже представить, какое зрелище теперь представляло ее лицо, и только внутренняя ярость заставляла Лили держать плечи расправленными и идти вперед, сквозь толпу. Она отчаянно выискивала среди людей Розу, чтобы сделать то, чего от него так ждал Скорпиус, и, когда Лили подняла свой взор вперед, то увидела наконец ее. Уизли шла к ней прямо навстречу, и лицо у нее было до того злым, что Лили мысленно взмолилась о силах, предчувствуя настоящую тираду, еще похлеще, чем со Скорпиусом.

— Вот ты где, — ледяным тоном проговорила она, сцепив свои руки на груди. Лили усмехнулась иронично, потому что в какой-то момент ей стало так страшно, так… весело, что она даже поняла, отчего Малфой извечно насмехался и скалился. Ну как можно иначе реагировать на весь это фарс вокруг? — Я уже говорила, Лили. Ты не должна иметь никаких дел со Скорпиусом, — Лили, прикусив внутреннюю сторону щеки, с непередаваемой злобой поглядела на нее. Когда-то она завидовала Розе, думала, что она чертов победитель, тогда как сама Поттер полное ничтожество, не имевшее ничего. Только вот сейчас, смотря в эти голубые глаза, Лили чувствовала какую-то жалость к кузине. Потому Скорпиус был прав: она сплошное ничего. Фальшивка. — Пока я не заполучу его и не… — Роза вдруг махнула головой, словно отгоняя назойливую мысль, а потом, прикрыв глаза, спокойно промолвила: — В общем, повторяю, Лили, не стой у меня на пути. Он — мой.

— Так ли это? — спокойно протянула Лили, чувствуя внутри какое-то дьявольское веселье. И Роза сейчас ей казалась такой… никчемной в своей надменности, манерности, в извечном стремлении быть лучше других, что Поттер захотелось просто унизить ее. Уничтожить.

— О чем ты? — присвистнув, проговорила Роза, и Лили увидела на дне ее зрачков мимолетный страх. «Ты хотел, чтобы я спровоцировала ее, ну так получай», — с каким-то извращенным наслаждением подумала она, а потом спокойно протянула:

— Знаешь, Рози, Скорпиус как-то обмолвился, что ты очень плоха в постели, интересно, поэтому ли он решил переспать со мной? Думаю, ему не хватало нормального секса, а не этой жалкой пародии ради достижения цели, — лениво протянула Лили, усмехнувшись холодной, абсолютно безэмоциональной улыбкой. — Бедный-бедный Скорпиус, чего только ему не пришлось терпеть ради того, чтобы посадить Правительство за решетку. Это заслуживает моего восхищения.

Роза, отступившись, сузила глаза, яростно взмахнув рукой, будто невольно пытаясь отмахнуться от сказанных ею слов.

— Тебе лучше сейчас же замолчать, Лили…

— А то что? — развязно протянула она, а потом, развернувшись, уверенным шагом направилась прямиком в толпу, чувствуя, как улыбка непроизвольно лезет к ней на лицо. Ведь никогда еще она не видела такого уязвленного вида у той, что вечно задирала нос и учила ее жизни.

Лили знала, кузина не стерпит такого и сделает все что угодно, лишь бы прямо сейчас отомстить Скорпиусу, и от одной этой мысли у нее пальцы сделались в момент ледяными, ведь какая бы ярость ни руководила ею сейчас, Поттер все еще была в уязвленном положении. В конце концов, из-за злости Роза могла сдать совсем не Скорпиуса, а ее, но… Лили нахмурилась, подумав, что это будет совсем не в стиле Розы; ей определенно захочется уничтожить именно того, кто из раза в раз унижал ее, а не того, кого она считала всю свою жизнь ниже и хуже себя. До таких людей кузина бы никогда не снизошла.

Почувствовав волну уверенности, Лили решительно направилась к Джейку, а потом, подойдя к нему, схватила того за руку, чтобы толпа людей, которая, похоже, не спешила оставлять главного аврора страны в одиночестве, хотя бы удивленно отшатнулась. Он прохладно посмотрел ей в глаза, на что она лишь улыбнулась наигранно ласково, чувствуя, как дрожали руки, как сердце замирало в ожидании. Было очевидно, что действовать можно было начать только после того, как Скорпиуса схватят, но чем больше она всматривалась в эти голубые глаза напротив, тем явственнее понимала, что ждать больше не было сил. И как только намекнуть ему, что сейчас не время что-либо делать?

— Потанцуем? — по-прежнему улыбаясь, вальяжно протянула Лили, сжав его руку сильнее, чтобы он понял, что отказ не принимался. И то ли дело было в ее решительном виде, то ли в том, что он и сам был не против, но Джейк, по-хозяйски переложив ее руку с локтя к себе в ладонь, спокойно проговорил:

— Конечно.

Они медленно качались в толпе, как назло, игривый вальс перешел во что-то невразумительно спокойное, и эта музыка только раздражала Лили. В какой-то момент она вдруг увидела Скорпиуса, который, как ни в чем не бывало вернулся в зал, подошел к каким-то джентльменам и о чем-то стал разговаривать с ними. Его лицо, холодное и спокойное, озарялось время от времени дружелюбной улыбкой, и Лили выворачивало наизнанку от этого лицемерия. Резко отвернувшись от него, она облокотилась лбом о плечо Джейка и прикрыла глаза.

— Каков план, Лили? — вдруг протянул он, и она, приоткрыв веки, сильнее сжала его ладонь в своей руке.

— Нужно дождаться момента и обнародовать документы. Ты же будешь читать речь на сцене?

— И что это за момент такой?

Она вдруг резко вскинула глаза и посмотрела на него, видя, как в этих зрачках волной поднималась какая-то горечь и одновременно любовь, и ей стало тошно, противно, потому что только сейчас Лили в полной мере смогла осознать, что за последний месяц только и делала, что ломала людей и коверкала их судьбы. Прямо… Прямо как Малфой. Вздрогнув, она рефлекторно попыталась вырваться из объятий Томаса, но он не дал ей, а склонившись к уху тихо прошептал:

— Думаешь, я не знаю, с кем ты действуешь? Ведь только поэтому я так бешусь! Малфой никого не доводит до добра, посмотри, что он сделал с тобой?

— Это сейчас не имеет значения, — прошептала холодно Лили, опять попытавшись вырваться, но он лишь сжал ее крепче, с какой-то мольбой смотря в ее глаза, заставляя ее чувствовать себя убитой и жалкой.

— Имеет, еще как. Если бы ты только изначально пришла ко мне и показала эти документы… что, думаешь, я бы не поверил? Еще как бы поверил, и твоего брата бы спас…

— Ты наивен, Джейк, если действительно веришь в то, что говоришь. Ни черта бы ты так просто мне не поверил, только бы начал говорить о невиновности своего любимого Правительства, ведь что ты делал все это время? Вместо того, чтобы задуматься о всех этих странностях с детьми, студентами, в конце концов, сама смерть моих родителей и то не вяжется в общую канву! Но нет, ты получил титул и власть, а потом, словно слепой, шел у них на поводу, потому что считал их правыми, ведь они выбрали тебя.

Лили с яростью посмотрела на него, и Джейк резко остановился. В его глазах полыхнул огонь, кажется, она в какой уже раз смогла задеть его, только ей было плевать, абсолютно и бесповоротно, потому что во всем случившемся изначально был виноват и он тоже, а посему не стоило делать вид, будто все могло быть иначе.

— Скорпиус, как всегда, поступил умнее всех, — тихо прошептала она, горько улыбнувшись. — Он никому не верит, а оттого и добивается всего…

— Твой Малфой ничтожный человек, ничего он не сделает, — яростно проговорил Томас, приблизившись. — Я, а не он, сделаю это, вот увидишь!

— А что, думаешь, ты сам-то не являешься лишь частью его плана? — насмешливо протянула Лили, почувствовав, как к горлу подступила истерика и как злая улыбка опять непроизвольно полезла на уста.

Джейк замер, и ему явно что-то хотелось сказать, но вдруг поднялся крик, и в следующую минуту Лили вдруг заметила, как сэр Локантус стремительным шагом поднялся на кафедру, как-то престранно улыбаясь. Она с отчаяньем перевела свой взгляд в то место, где совсем недавно стоял Малфой и увидела, что его больше не было, и только люди, с ужасом перешептываясь, смотрели в то же самое место, потому что там, вместо стоявшего стола, теперь были разбросаны осколки от бокалов, а мебель напоминал скорее груду деревяшек.

Сердце у нее упало вниз.

— Дамы и Господа, сегодня удивительный день! — начал он, поправив магический микрофон, который беспечно левитировал в воздухе. Люди, ошеломленные, стояли и молча взирали на министра, и какая-то паника вырисовывалась в их лицах. — Только что мы смогли поймать одного из членов Жеста с помощью нашего анонимного свидетеля. Прямо сейчас оперативная группа проводит… беседу, и, кто знает, может к концу этого дня мы наконец сможем поймать этих ублюдков, что так долго волновали наше общество!

Камеры защелкали, свет софитов, казалось, на секунду ослепил даже Лили, стоявшую на приличном расстоянии от сцены, и в это же мгновенье она вдруг поймала задумчивый взгляд Томаса, который, схватив ее за руку, резко отвел к стене и вопросительно посмотрел на Лили.

— Что?..

— Скорпиус отвлек внимание провластных сил, Томас, — тихо зашептала она ему на ухо, сжав свою руку в кулак. — Теперь дело за тобой.

— Признаться, это был один из самых тяжелых, но при этом плодотворных годов, — Лили смотрела внимательным, серьезным взглядом в его лицо, пытаясь передать ментально все свои мысли Джейку, и, кажется, он постепенно начинал понимать ее, потому что с каждой секундой в его лице прочерчивалось какое-то решительное, властное выражение. — Почти семь лет мы жили в страхе перед терактами и Жестом. Многих бравых людей унес он, и самая большая утрата — это наш герой, Гарри Поттер. Верите, но, когда я узнал, кто же является главарем этой организацией, я ужаснулся. Альбус Поттер был подающим большие надежды волшебником, и что же в итоге? Бессмысленный террор, который не имел никаких оснований, и такая глупая кончина. Прискорбно.

Повисло молчание, премьер-министр, опустив голову, провел платком по лбу, и камеры заработали активнее, из-за чего этот щелкающий звук стал напоминать скорее лязганье цепей. Сжав яростно руку Джейка, она с ненавистью посмотрела на сцену, силясь прямо сейчас не вырваться вперед и не крикнуть на весь зал, что это он и был убийцей. Но она стояла, крепче сжимая руку аврора, думая о том, что ждало этого человека дальше — вот, зачем стоило жить и почему прямо сейчас Лили стерпела эти унижения.

— Все эти подпольные организации, жесткость, которую они проявляют… думаю, вы согласитесь со мной, что следующий декрет, который мы просто обязаны издать буквально в январе, это будет строжайший запрет на организацию каких-либо кружков на всей территории магической Британии. Также, полагаю, есть смысл реорганизовать больницу святого Мунго и создать отделение, где работали бы исключительно волшебники, прошедшие практику в маггловских учреждениях, ведь, какие это специалисты! Конечно, за то время, что практикуется такой обмен, мы смогли выучить не так много людей, в общей сложности… человек пятнадцать, но сейчас именно эти люди являются ценными лекарями, на которых должны равняться наши колдомедики. Мы на пороге великого свершения, дамы и господа, еще совсем немного, и мы с нашими братьями магглами будем одним неделимым целым. Ведь ради этого полегли наши лучшие волшебники, а значит, мы не отступим никогда.

Лили напряглась всем телом, и только лишь когда, переведя взгляд, посмотрела на Джейка и увидела, с каким презрительным видом он смотрел на Локантуса, что-то внутри у нее отлегло. Она смотрела на его профиль и понимала, он сделает все и даже больше. Томас не предаст ее, и от осознания, что она так дорога кому-то, ей стало так… тошно. Потому что все ее мысли в один момент переместились к Скорпиусу, и от одной мысли, какие именно допросы могут проходить, у нее затряслись руки.

— Однако потчевать только мертвых в сегодняшний день было бы кощунством. Я не могу не сказать, как сердечно благодарен нашему главному аврору, мистеру Джейку Томасу, этому поистине сильному, волевому человеку, который с полной самоотдачей боролся с Жестом и отстаивал наши национальные интересы. Поаплодируем ему, друзья, и позовем же сюда, на сцену, чтобы он смог рассказать нам, как это тяжело — отстаивать справедливость в столь жестоком мире.

Джейк бросил последний взгляд на Лили, и та, резко распахнув сумку, всучила ему в руки копии дел десяти сквибов, с некоторой мольбой посмотрев ему в глаза. Трудно было сказать, почему она решила отдать их ему, а не самостоятельно, прямо здесь обнародовать доказательства, но в какой-то момент ей показалось, что именно так и будет правильно: систему должны были сломать ее элементы. Она решительно сжала его руку на прощание, и вдруг заметила в этих глазах огонек какой-то нежной благодарности.

В следующий момент он уже уверенно шел к сцене, попутно махая рукой здоровавшимся с ним людям, которые, хлопая, с некоторым восторгом смотрела ему вслед, и только одна Лили так и стояла у стенки, разрываясь от одних только мыслей о Скорпиусе, Жесте и своей жизни, которая, казалось, только теперь начинала иметь смысл.

— Спасибо, мистер Локантус, — вежливо проговорил Джейк, когда мужчина, отойдя от микрофонов, самодовольно усмехнулся ему и, посмотрев на толпу, резво захлопал в ладони. — Однако прежде чем начать, я бы хотел позвать на эту сцену некоторых людей, вы же позволите?

Локантус, удивленно приподняв брови, весело кивнул головой, и Джейк, который с минуту глядел на него, резко перевел свой взгляд на толпу и четким голосом провозгласил:

— Что ж, в таком случае, попрошу выйти на эту сцену Икаруса Забини и мистера Пэлса, моего главного помощника, которому я обязан многим, — Лили ошарашенно дернулась, когда вдруг увидела силуэт Икаруса, и страх парализовал ее. Она смотрела во все глаза на Забини, который, поймав ее взгляд, весело ей усмехнулся, и Лили, не выдержав, прикрыла рот рукой, боясь издать хоть малейший звук. Дыхание ее участилось, когда она внимательно следила за Икарусом и думала, что… а не он ли изначально играл на два лагеря? Нападение на дом Демиана даже тогда казалось странным, ведь случилось оно именно тогда, когда его и Алфиты не было в доме, да и его поведение… почему он продолжал служить в Министерстве? Пропадал постоянно куда-то?

Сердце билось нервно, и Лили, тихо усмехнувшись, прикрыла на секунду глаза. Конечно. Джейк знал обо всем намного раньше, чем к нему пришла она с Джеймсом. Он начал копать, наверное, еще в тот день, когда понял, что она помощница Жеста. И Икарус… он был завербован, с помощью него Томас хотел подобраться к ним еще ближе. Но зачем тогда нужно было нападение на дом Роули: еще раз доказать верность Правительству или… попытаться уничтожить Скорпиуса?

— Да, вы правы, мистер Локантус, искать справедливость в этом жестоком мире очень тяжело. И иногда мы почему-то закрываем глаза на творящийся беспредел, а ведь он так очевиден, — медленно проговорил аврор, и люди, тихо зашептались, удивленно поворачиваясь, всматриваясь в лица волшебников в зале. Атмосфера ожидания повисла в воздухе, казалось, все только и ждали, что что-то произойдет, и даже сам сэр Локантус как-то нервозно огляделся по сторонам. — Дамы и господа, уважаемые коллеги, я, как главный аврор этой страны, обвиняю действующего министра магии, сэра Локантуса, в превышении своих должностных полномочий и убийстве Гарри Поттера. Мистер Пэлс, задержите преступника.

Раздались крики, в какой-то момент в середине зала появилась странная группа людей, но в ту же секунду в зал зашли с десяток авроров. Грохот, лязганье, сверкающие заклинания обрушились на зал, и Лили, прижавшись к стене, опустилась на колени, а когда поднявшаяся пыль опустилась обратно на пол, то она увидела, что Джейк по-прежнему стоял на сцене вместе с Икарусом, и они были вооружены палочками, которые держали наготове перед собой. Сэр Локантус, чье тело обвили неонового цвета толстые нити, лежал на полу, рядом с ним стоял тот самый помощник, и Лили вдруг увидела, что весь зал превратился в мешанину из людей, камер, пергаментов и сломанной мебели.

— Попрошу всех сохранять спокойствие, — громко проговорил Джейк, когда авроры, открыв настежь двери, стали вытаскивать из зала людей, одетых во все черное, и которые, скорее всего, и были теми самыми подвластными силами Локантуса. Сердце у Лили стучало, как бешеное, когда она вдруг поняла, что эти люди не просто без сознания, а кажется, очень опасно ранены, если и вовсе не мертвы. — Пользуясь тем, что сегодня проходит ежегодная пресс-конференция, я хочу дать большое интервью журналистам, собравшимся здесь, надеясь на то, что уже сегодня вечером вся Британия сможет узнать о преступлениях сэра Локатуса и о его приближенных. А поможет мне в этом мистер Икарус Забини, один из членов Жеста, да, той самой группировки, которая, как оказалось, была фактически оболгана действующей властью и которая, будучи все же неправомерно действующей, помогла мне разобраться в истинных причинах и делах уже бывшего Министра Магии, сэра Локантуса. Что ж, думаю, стоит начать с события, которое произошло пятнадцать лет назад, именно в то время премьер-Министр отправил десять детей в маггловские школы…

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым —

Самое высшее в мире искусство.

* * *

— Уважаемые коллеги, журналисты и присяжные, в ходе последних событий, мы, судьи магической Британии, с помощью главного аврора Джейка Томаса были вынуждены проводить закрытое заседание относительно преступлений бывшего Министра Магии, сэра Локантуса, и пойманных членов запрещенной группировки «Жест». Час назад, после тщательного осмотра дел, мы вынесли свои решения, а сейчас предадим их огласке. Итак, мистер Уильям Локантус, занимавший пост Министра магии с 1999 по 2029, обвиняется в совершении ряда преступлений, которые способствовали дестабилизации ситуации в Магической Британии. В ходе проведения маггловской реформы сэр Локантус и приближенные к нему Министры заключили соглашения с чиновниками магглов и разрешили их детям посещать Хогвартса. Во время этих мероприятий магглы вынесли из школы несколько магических реликвий, таких, как золотые кубки, заколдованные медальоны и другие исторические ценности, о пропаже которых не раз докладывал директор школы, Минерва Макгонагалл, однако соответствующих мер принято не было, а после, когда директор стал настаивать на объяснениях, Правительство стало заменять пропавшие вещи магическими подделками. Помимо этого сэр Локантус и его партнеры-магглы вывозили из банка Гринготтс драконье золото, которое считается ценнейшим и редчайшим волшебным металлом, после чего это золото шло в обмен на обычные маггловские деньги. В результате своих махинаций сэр Локантус построил в мире магглов целую компанию, которая перепродавала магические вещи богатейшим магглам, а также занималась наложением порчи, проклятий и прочих магических эффектов, которые крайне опасны для обычных людей, что при обнаружении могло способствовать разрыву Статуса Секретности и других договоров с маггловской стороной. Помимо всего перечисленного сэр Локантус обманывал своих избирателей и весь народ Магической Британии. Так, вместо волшебников, он отправлял в маггловские школы детей-сквибов, которые так или иначе должны были попасть в маггловский мир, а впоследствии, прекратив эту программу, Министр начал новую операцию: отправление наших студентов в маггловские колледжи. Однако студентов, что отправлялись туда, заставляли давать Непреложный обет, что нарушает одну из статей о недопустимости посягательства на жизнь волшебника, а также у них конфисковывались палочки и на время учебы им запрещалось поддерживать любую связь с родными, что также противоречит Магическому Уставу. В результате этих неправомерных действий умерло шесть волшебников, остальная часть была запугана. И, наконец, сэр Уильям Локантус обвиняется в организации теракта в офисе Ежедневного пророка, в результате которого погибли два героя войны — Гарри и Джиневра Поттеры и еще пятнадцать волшебников. Сэр Уильям Локантус также обвиняется в организации терактов в Банке Гринготтс, во время которых и были похищены слитки гоблинского золота и пострадало девять гоблинов. Таким образом, принимая во внимание все вышесказанное, магический суд Британии приговаривает подсудимого к смертной казни посредством поцелуя дементора. Мистер Локантус, вам есть что сказать в свое оправдание?

Толпа резко замолчала, как будто даже подавшись корпусом вперед, к Локантусу, но тот, скривившись, кивнул отрицательно головой, и волшебники вновь загудели. Шорохи, возня — все это отчего-то действовало ей на нервы, и Лили, тяжело вздохнув, на секунду прикрыла глаза. Она опять сидела в первом ряду, прямо на том же самом месте, как и почти два месяц назад, но только сейчас не было ни иллюзий, ни каких-то надежд. Реальность безвозвратно превратилась в невразумительный кусок глупой иронии, от которой ей было тошно. И горько. А оттого, наверное, и так одиноко.

Распахнув глаза, она пустым взглядом посмотрела на Министра, понимая, что внутри у нее целое ничего. И это было удивительно: казалось бы, все его преступления были разоблачены, смерть родителей перестала быть просто несчастным случаем и даже отношение к Жесту стало пересматриваться, но… чего-то не хватало. Ей не нужна была его смерть: Лили хотела, чтобы Локантус страдал и терзался, чтобы из него по капле забирали магию, чтобы его так же мучали, как Альбуса, и как, наверное, мучают сейчас Скорпиуса.

Прикрыв на секунду глаза, она попыталась было вдохнуть побольше воздуха, чтобы успокоиться, но лавина ненависти, что накрывала ее, никуда не пропадала. Почему Джейк вообще согласился на его смерть? Почему нельзя было придумать что-то более жестокое, правильное? Иронично усмехнувшись, Лили открыла глаза и, поправив мешающую челку, беспристрастно посмотрела на судей, чувствуя тошноту. Ведь осознание, что все это было только ради денег и каких-то материальных ценностей, ужасало ее настолько, что ей хотелось просто сорваться с места и вцепиться в волосы бывшего Премьер-министра, и рвать их, рвать.

— После раскрытия преступлений Премьер-министра и кабинета Министров, мы пересмотрели все дела группировки «Жест» и пришли к выводу, что данная организация не совершала все то, в чем мы обвинили ее лидера, мистера Альбуса Северуса Поттера. В результате допроса, а также предъявления доказательств, «Жест» обвиняется в совершении пяти терактов, в ходе которых пострадало десять волшебников и три министерских сотрудника. Помимо этого, данная организация планировала совершение еще одного теракта, намеченного на день встречи сэра Локантуса с его маггловскими партнерами. Принимая во внимание все обстоятельства, а также оказание содействия в раскрытии преступлений, Магический суд Британии провозглашает членов группировки «Жест», а также её лидера, виновными в смерти десяти волшебников, а обвинения в совершении антигосударственных преступлений снимаются. Таким образом, мистер Икарус Забини, являющийся одним из членов теоретической организации «Жест» за свое содействие в раскрытии преступлений Министра и близстоящих к нему Министров, а также за своевременное осведомление главного аврора, Джейка Томаса, оправдан по всем статьям. Замороженные на время фамильные активы по личной просьбе мистера Томаса возвращаются к мистеру Забини, и его дальнейшему пребыванию в Британии более ничто не будет мешать.

Нервно переведя дыхание, Лили на секунду облегченно улыбнулась, но улыбка исчезла с ее лица сразу, стоило только дверям распахнуться, ведь именно тогда на пороге появился Скорпиус, который, бледнее обычного, выглядел все же очень даже сносно, но, не стерпев, Лили привстала с места, чтобы лучше разглядеть его. Руки Малфоя были заключены в цепи, а двое авроров, что вели его под руку, делали это до того небрежно, что она возмущенно хмыкнула, а потом, словно опомнившись и осознав, что уже успела привлечь чужое, липкое внимание, тут же села обратно на место и напряженно стала сверлить взглядом фигуру Скорпиуса.

Только вот он никак не реагировал, хотя, несомненно, знал, что она здесь и прямо сейчас смотрит на него. Какая-то горечь наполнила легкие Лили, и она, фыркнув тихо, опустила глаза на свои руки, которые нервно теребили светло-розовую юбку и грозились стереть ткань.

— Мистер Скорпиус Гиперион Малфой обвиняется в участии в террористической группировке «Жест», а также в содействии организации побега мистера Альбуса Поттера из стеклянного купола. По показаниям анонимного свидетеля нам также известно, что после ареста мистера Поттера мистер Малфой являлся непосредственным лидером данной организации и руководил всеми операциями. Помимо этого, пользуясь своими связями, мистер Малфой неоднократно нарушал конфиденциальность специальных министерских залов, откуда под его непосредственным руководством были вытащены специальные зелья темного назначения, а также конфискованные около двадцати лет назад у семьи Малфой черные книги, запрещенные к изданию и изучению, и темномагические артефакты. Все это было найдено в ходе облавы на Малфой-мэнор и возвращено обратно. Принимая во внимание все вышеперечисленное, суд провозглашает следующее: запереть мистера Малфоя в стеклянный купол на десять лет, а также заморозить все его счета и собственность, что находится на территории Англии. Естественно, на время исполнения меры пресечения палочка мистера Малфоя будет конфискована. Да будет совершен справедливый суд во имя Магической Британии!

Ее сердце замерло, когда негодование просто переполняло, травило душу. Лили не могла поверить в это, ведь по какой-то причине ей казалось, что Скорпиуса тоже оправдают или хотя бы… Тяжело вздохнув, почувствовав, как болит грудная клетка, она с ужасом схватилась рукой за блузку и сжала в своих руках, что мелко дрожали. Звук молотка скорее напоминал гром среди неба, и Лили, не выдержав, вдруг резко подняла свои глаза, в которых, по непонятным ей причинам, уже стояли слезы, и именно в этот момент она увидела, что он смотрит прямо на нее своими серыми, безразличными пустотами.

У Малфоя на лице была какая-то ленивость, словно ему опротивело сидеть здесь и слушать все это, но при этом крепко сжатые губы и этот бессмысленный взгляд, которым он просто терзал ее, давали ей понимание, что не так уж Скорпиусу и плевать. И она смотрела на него в ответ, понимая, что разлука в десять лет для нее хуже его смерти, ведь в таком случае Лили была бы уверена, что больше никогда не увидит его, а тут… стеклянный купол, который уничтожает магический потенциал волшебника, кем же он будет, выйдя после него? Что с ним станет?

Когда его выводили из помещения, Лили чувствовала, как внутри что-то ноет, скребется, словно пытается сподвигнуть ее к единственно верному поступку. И она знала, что ей стоит сделать: прямо сейчас встать и пойти к Джейку, лечь хоть к его ногам, но выпросить помилование Скорпиуса. И унижения не казались ей чудовищными, ничто не было для нее столь ужасным, как осознание, что у нее опять забирают дорогого, близкого ей человека. А потому, решительно встав, Лили, пробиваясь сквозь толпу, не реагируя ни на отклики, ни на на вопросы журналистов, быстро вылетела из душной комнаты, а потом уверенно направилась прямиком к кабинету главного аврора страны. И она знала, что он поможет ей, потому Лили готова была ради этого пойти настолько далеко, насколько вообще позволяла ей ее сломленная гордость.

Резко распахнув дверь, тем самым заставив Джейка удивленно крутануться на месте, она решительно вошла вовнутрь, предварительно наложив чары против подслушивания. И, наверное, вид у нее был до того решительным, что Томас, приподняв вопросительно бровь, все же не решился ничего спросить вслух и хотя бы просто поинтересоваться, что случилось. И Лили стояла, смотрела на него, понимая, что не имеет ни малейшего понятия о том, что стоит сказать и как лучше к нему подступить; она испытывала отягощающее душу отчаяние, и было так горько при одной только мысли, что у нее заберут Скорпиуса, что Лили готова была взвыть. Это были странные, в какой-то степени извращенные чувства, но она ничего не могла поделать: Малфой притягивал ее, как магнит, и противиться его шарму… было выше всех ее сил.

— Скорпиус не должен сидеть в куполе, Джейк, — решив не особо церемониться, уверенно проговорила Лили, и аврор, заметно вздрогнув, вскинул на нее свои глаза, в которых на секунду просквозила такой силы печаль, что еще месяц назад она бы точно смутилась.

— Что? Он преступник, Лили, — попытался было оправдаться он, но Лили, резко вскинув руку вверх, упрямо посмотрела на него:

— Именно добытые им документы, вещи, воспоминания ты использовал в своем расследовании, это все благодаря ему…

— Да, и именно поэтому он приговорен к лишению свободы, а не жизни! — эмоционально воскликнул Томас, а потом, запустив руку в волосы, устало прикрыл глаза. — Лили, я не хочу о нем говорить, к тому же, не я избираю меру пресечения…

— Не смеши меня Джейк, — холодно протянула Лили, невольно скривившись, чувствуя, как внутри что-то поднимается, и это что-то могло просто уничтожить всю ее рациональность и спокойствие. — Ты поступаешь так с ним из-за личной неприязни, ты хочешь, чтобы он страдал, поэтому и выбрал такое наказание!

— Лили, — предостерегающе начал он, чуть дернувшись корпусом, но она, взмахнув головой, уверенно вскинула руку, призывая к молчанию.

— Он помог нам больше, чем кто бы то ни был. Ты не можешь просто взять и посадить его в купол, который за десять лет просто уничтожит его. Скорпиус не заслуживает такого!

И Лили с отчаяньем посмотрела на Джейка, вкладывая в свой взгляд столько боли, сколько вообще было в ней, но видя, как ярость и неприязнь постепенно сменялись на этом лице, она понимала — Томас не поможет. Он хочет уничтожить Малфоя, и ему абсолютно плевать на любые доводы… только, почему он так злился на него? Что, в конце концов, сделал ему Малфой?

— Одно твое слово, и он будет на свободе! — отчаянно протянула Лили, пытаясь достучаться до него, но Джейк был по-прежнему был глух: и ей на секунду подумалось, что теперь-то она не сможет им воспользоваться. Он больше не станет ей помогать.

У нее сперло на мгновение дыхание, и Лили, не выдержав, круто развернулась, схватившись рукой за горло. Ей все это напоминало несчастный ноябрь, когда она испытывала такое отчаянье и тоску, что хотелось пустить в себя Аваду Кедавру. Но только теперь Лили больше не была той мечтательной, пребывающий в иллюзиях волшебницей, теперь она была готова идти до самого конца.

Медленно переведя взгляд на окно, Лили задумчиво смотрела, как несчастная голая ветка качается туда-сюда, и, загипнотизированная, она думала лишь об одном: никому Лили больше не позволит забирать у нее дорогих сердцу людей. И даже если им не суждено быть вместе, если все, что на самом деле их связывает, это всего лишь ловкая манипуляция Малфоя, ей было плевать. Потому что только ради него ее сердце продолжало прогонять кровь по венам; только ради него она стояла на ногах, а не лежала в могиле.

Распахнув глаза, Лили вдруг с ужасом осознала: ведь никто никогда не понимал ее так, как он. Никто не знал ее лучше него. Малфой был словно собирателем душ, который изучал все ее повадки и жесты, чтобы потом воспользоваться ими для себя, и она действительно была готова на все ради него одного.

— Ты убил моего брата, Джейк, — вдруг тихо протянула Лили, понимая, что то, что сейчас говорит, не совсем является правдой, но она была готова на любое давление, только лишь бы добиться своего.

— Я…

— Ты отдавал приказ, — она резко развернулась и посмотрела на него в упор тяжелым взглядом, в котором можно было считать всю горечь прошедших дней, которые, похожие друг на друга, сменялись так мучительно медленно, будто специально, чтобы выполоскать все внутренности. — С тебя должок.

Дернувшись, он хотел уже было что-то сказать, но потом, словно ему не хватало воздуха, Джейк замер в оцепенении и посмотрел на нее широко распахнутыми глазами, в которых читалась какая-то странная боль и даже разочарование.

— Тебе… так нравится Малфой? — неверяще проговорил он, и Лили, прикусив губу, в упор посмотрела на него. Именно в этот момент она вдруг поняла, почему Джейк поступал так — все, чего он хотел, это отвадить Скорпиуса от нее. Он все еще надеялся. И эта мысль заставила ее усмехнуться тихо, пронзая его нечитаемым взором: потому что это означало лишь одно — он по-прежнему в ее власти, и он спасет Скорпиуса ради нее. — Лили!

— Я люблю его, да, и это точно не та тема, которую я хочу обсуждать с тобой! — воскликнула она, сверкнув глазами, испытывая непередаваемую злость, а вместе с ней — веселость. Да. Теперь она чертовски понимала, почему вечно насмехался Скорпиус, почему его губы всегда были сложены в презрительную улыбку. Ведь как по-другому можно было реагировать на весь этот фарс под названием «жизнь»? — Просто сделай это ради меня! Вы все и без того сломали мою семью, так не лишай же меня последнего смысла жизни!

И, резко развернувшись, она быстрым шагом пошла прочь, чувствуя, как сердце бьется гулко-гулко, словно заведенный мотор, который просто невозможно остановить. А потом, остановившись посередине безлюдного коридора, Лили взяла в грудь побольше воздуха и расплакалась, вытирая поспешно руками лицо, пытаясь стереть эти ненужные признаки слабости. Было горько и больно, а оттого, наверное, и так противно, и Лили злилась на себя из-за излишней эмоциональности, какой-то убогой чувствительности, но ничего не могла поделать.

Потому что там, среди этих хитросплетений чувств, существовало одно, самое яркое, сильное, мощное, и чувство это было любовью.

Такое же ненужное и глупое, как и сама она.

* * *

Дни, сменявшиеся поочередно, были для нее как один: она не могла повидаться со Скорпиусом, потому что никому не позволено было ходить на свидания с преступниками такого масштаба, а все ее письма к Джейку оставались без ответа. И она просто сидела дома, глядя в пустоту, осознавая, что, если его не выпустят, то просто сойдет с ума от понимания, что он там, в этом чертовом куполе, который уничтожает волшебника, просто убивает его магию.

В день казни сэра Локантуса, Лили даже не попыталась встать с кровати и пойти воочию ее увидеть. Она, только сильнее накрыв свое обмякшее тело одеялом, продолжала лежать в своей комнате и чувствовать, как бесцветные декабрьские дни проходят мимо, а старый, потрепанный календарь, который по-прежнему показывал тридцатое ноября, в какой-то момент, сорвавшись с гвоздя, с шумом упал на пол.

Ее тоску не мог разогнать никто: почти сразу после заседания она получила письмо от Луи, но, даже не попытавшись вскрыть его, Лили лишь безжизненно слышала, как с первого этажа доносился голос кузена — он каждый день связывался с Джеймсом, и они долго о чем-то говорили. Лили знала, что о ней, а потому, зарываясь сильнее в одеяло, она лишь сильнее кривилась в потугах сдержать слезы, испытывая такую тоску, от которой хотелось лишь повеситься.

Лили не мог успокоить даже брат. Джеймс, обеспокоенный настолько, что, собрав свои вещи, вновь вернулся в дом, постоянно заходил к ней в комнату и приносил поднос с едой, буквально заставляя ее кушать. И Лили, слабо улыбаясь брату, чувствуя внутри какую-то щемящую любовь, смотрела на него ласково, а однажды тихо прошептала:

— Вот ты и вернулся домой, Джейми.

И он вздрогнул, а потом, посмотрев на нее с непередаваемой горечью, обнял крепко, и Лили почувствовала, как ткань ее мятого свитера стала влажной, из-за чего, не сдержавшись, она громко всхлипнула и разрыдалась, вспоминая Альбуса, родителей и понимая, что никого из них действительно нет. Осознание, что только после их смерти в семье наконец настал покой и единение, было самым ужасным: ведь если бы только можно было отмотать время назад и просто взять и помирить этих идиотов-братьев друг с другом… как же по-другому могла сложиться вся эта история!

Теперь, когда их осталось только двое, Лили окончательно поняла, что всю свою жизнь относилась к своему самому старшему брату с некоторым предубеждением. Живя столько времени вместе, она так и не смогла узнать, кто он на самом деле, и, смотря на него печальными глазами, Лили чувствовала внутри себя тоску и смущение: она всегда упрекала общество в любви к тому, чтобы вешать на всех шаблоны, но была ли Лили лучше?

— Знаешь, Лил-с, я немного в шоке, — проговорил он ей на следующий день после казни Локантуса, и Лили, бессмысленно смотревшая в потолок, медленно повернулась к нему лицом. Он сидел рядышком на кровати, меланхолично качая свешенной с нее ногой, и, насмешливо поджав губы, весело чему-то улыбался. — Джейк рассказал мне, что ты у нас, оказывается, сохнешь по Скорпиусу Малфою…

— О, нет, — застонала Лили, понимая, что сейчас точно начнется одна из очередных тирад, и, закатив глаза, она быстро отвернулась лицом к стене, сжав под одеялом руку в кулак.

— И я так понимаю, что вся эта депрессуха в основном из-за него, да?

Сильнее зарывшись в одеяло, Лили вся сжалась, чувствуя неловкость и смущение: в конце концов, мнение брата значило для нее очень много, и она очень боялась, что он начнет упрекать ее.

— Бросай это дело, Лили. Я обещаю тебе: Малфоя выпустят, только, пожалуйста, возвращайся к жизни, вон Луи все время зовет тебя к ним, поэтому… давай, начинай уже жить, потому что мне невыносимо смотреть на тебя.

Резко вскочив с подушки, Лили с волнением посмотрела на брата, и Джеймс, насмешливо хмыкнув, потрепал ее по макушке, а потом, улыбнувшись, кивнул утвердительно головой, будто подтверждая сказанные им слова. И от осознания того, что брат так дорожит ею, Лили, не сдержавшись, улыбнулась слегка кривовато, но искренне, благодарно.

— Ну и что? Ты даже не упрекнешь меня в том, что я вечно выбираю не тех людей? — насмешливо протянула Лили, явно намекая и на Альбуса тоже, и Джеймс, закатив глаза, резонно заметил:

— Ну что поделать, в этой семье хороший вкус только у меня. Так что страдай теперь, Лили, но в меру!

И вот двадцать второго декабря в день рождения Альбуса, которому должно было исполниться двадцать три года, Лили встала рано-рано и наколдовала ослепительных нарциссов, чтобы потом прийти к нему на могилу и долго смотреть, как могильный камень в лучах рассвета переливается радугой. Нащупав в сумке кожаный переплет, она вытащила потрепанный томик «Жестов» и, открыв первую попавшуюся страницу, стала читать, окунаясь в какой-то невиданный мир Арманда Малфоя, испытывая внутри себя буйство эмоций, потому что на секунду представила, как Скорпиус также открывал эту книгу в минуты грусти и находил в ней ответы.

В какой-то момент Лили поймала себя на том, что просто бессмысленно смотрит в книгу и не понимает, о чем и что читает, потому что все ее мысли заполнил он. Она думала о Скорпиусе, о причинах, которые побуждали делать его то, что он делал, и понимала, что ничего, совсем ничего не знает. Хотя бы только из-за этого стоило бороться за его освобождение, и Лили, почувствовав вдруг внутри себя прилив какой-то странной энергии, вскочила с лавки и, бросив печальный взгляд на могилы, медленно побрела прочь. Она шла, запахивая на ходу пальто, потому что ветер вперемешку с снегом задувал ей под свитер, и Лили чувствовала, как от этого холода у нее сковывались легкие.

Не выдержав, она трансгрессировала прямо к дому и, положив руку на обледеневшую ручку, замерла, потому что боялась открыть дверь и зайти внутрь. Это были абсолютно странные ощущения, но ей казалось, что ее пропажу Джеймс уже точно должен был обнаружить, и сейчас Лили понимала, до чего непредусмотрительно повела себя: на могилу к брату нужно было пойти именно с ним, но что она могла поделать, если даже сейчас, после смерти Альбуса, предпочитала находится рядом с ним наедине? Тяжело вздохнув, она открыла дверь и тут же замерла, потому что услышала не только голос Джеймса, но и Алфиты.

— Что, Забини, Италия не удовлетворяет в полной мере твое эго, да? Хочется покупаться в славе братца? Вы ведь теперь почти что герои-освободители.

— А что, завидно, Поттер?

— О, ничуть. Я звезда и без всего этого.

Громко фыркнув, Алфита, сидя на кухне за столом, откинулась на спинку стула и Лили, тихо прикрыв дверь, медленно пошла к ней навстречу, чувствуя радость и облегчение от того, что она жива и здорова. Подойдя ближе, она увидела, что ее живот уже сильно выпирал, и Лили, не сдержавшись, сильнее улыбнулась, чувствуя, как щеки трещат под натиском.

— Я рада вновь увидеть тебя, — вдруг протянула Забини, и Джеймс, каким-то задумчивым взором посмотрев на нее, хотел уже было что-то сказать, но заметив стоявшую в проходе Лили, смущенно запустил руку в волосы и весело проговорил:

— О, Лили!

В ту же секунду Алфита, резко крутанувшись на стуле, сверкающими глазами посмотрела на Лили и, дернувшись с места, подбежала к ней и, обняв, закружила, засмеявшись.

— Вот же чертовка, слышала я, что ты тут натворила! Ну, держись, теперь будешь под строгим моим контролем!

— Ты остаешься в Англии? — немного неверяще спросила Лили, когда они, перестав кружиться, остановились. Алфита, надменно вскинув брови и скрестив руки на груди, прохладно бросила:

— Что, думала, избавилась от меня?

— Ага, конечно, — вдруг встрял Джеймс, и Алфита, по-хитрому сверкнув глазами, посмотрела на него через плечо, намеренно элегантно выгнув бровь. — От таких прилипал только могила избавит.

— Ну тогда держись, Джеймс Поттер, — протянула она с такой красивой интонационной манерой, что он, раскачивающийся на стуле, замер и серьезно посмотрел на нее. — Потому что, кто знает, может, ты — моя следующая жертва?

Уже вечером, когда Лили, наконец решившаяся убраться в комнате, стала перетаскивать разбросанные на диване вещи в шкаф, а рядом с ней, подмяв под руку подушку, сидела Алфита, весело уплетая шоколад, Поттер вдруг ощутила, что ее жизнь медленно, но верно стала налаживаться. Она с удовольствием слушала рассказы Забини о теплой Италии и слишком кричащих итальянцах, а потом, когда та, съев весь шоколад, обиженно посмотрела на Поттер, и той пришлось достать из своей заначки шоколадных лягушек, Лили, не удержавшись, подсела к ней и, заглянув в глаза, серьезно спросила:

— Ты хочешь встречаться с Джеймсом?

— Нет, — задорно помотав головой, проговорила Алфита, с интересом разглядывая изображение на обороте конфеты. — Я хочу его на себе женить.

Присвистнув, Лили ошеломленно приподняла брови и неверяще посмотрела на Забини. Конечно, от Алфиты можно было ожидать что угодно, но такого… С широко распахнутыми глазами, она замотала головой и, тихо рассмеявшись, все еще с удивлением приподнимала брови.

— Ну, а что? Мой сын ему не абы кто, а племянник. К тому же, Джеймс под моим чутким руководством вновь вернется в команду Гарпий, опять будет на пике славы, а я, верная жена, буду рядом, чтобы направлять его. И… — запнувшись, она, облизнув губы, тихо проговорила: — У моего сына, считай, будет отец.

В комнате резко стало тихо, и Лили, опустив глаза на свои руки, прикрыла глаза. Конечно, Алфита не просто так приехала именно в этот день, скорее всего, она тоже уже успела побывать на его могиле, и от осознания, что она любит его, Лили стало тошно: ведь, по сути, Альбус поступил с Забини омерзительно.

— Но как же ты будешь с Джеймсом, зная, что он его брат? Тебе… не будет тяжело?

— Тяжелее, чем было, когда я узнала о беременности, мне не будет никогда, — резко перебила ее Алфита, упрямо сверкнув глазами и насупив брови. — Да и к тому же, кого волнует эта любовь? У меня будет будущее и семья, если я заполучу Джеймса. Остальное — ерунда.

— Так… по-слизерински, — насмешливо бросила Лили, и Алфита, слегка пнув ее ногой, проговорила быстро:

— Да ну тебя!

Горько улыбнувшись и резко отвернувшись, Лили прикрыла глаза, потому что опять вспомнила о Скорпиусе. Ей на секунду стало трудно дышать и, улыбнувшись Алфите, она бросила что-то о том, что ей нужно проветриться, и стремительно вышла из комнаты. Только когда захлопнув дверь, Лили прислонилась к стене коридора, она прикрыла рот рукой и почувствовала внутри себя назревавшую истерику. Вот уже почти пять дней от Скорпиуса не было ни одного известия, а Джейк старательно игнорировал ее, и что же делать отчаявшейся Лили, боявшейся за Скорпиуса так сильно, что стоило ей только подумать о нем, как у нее сразу сдавали нервы?

Поняв, что сейчас точно расплачется, Лили решительно замахала головой, и, отлипнув от стены, стала медленно спускаться по лестнице, как вдруг знакомый голос заставил ее остановиться прямо посередине.

— …Джейк, ты обещал мне!

— И я исполнил свое обещание. Скорпиуса отпустят! Но он не будет иметь права жить в Англии в течение этих десяти лет, разве этого тебе недостаточно?

Повисло молчание, и Лили, резко закрыв свой рот ладонью, чтобы случайно не выдать своего присутствия, замерла неподвижно, боясь даже дышать.

— Мне, знаешь ли, больно, Джеймс. Я бы хотел запереть его далеко и надолго, но вынужден вытаскивать этого сосунка только по одной вашей прихоти! Каково мне, по-твоему?

— Я все понимаю, но мы оба прекрасно знаем, что ничего не поделаешь: в конце концов Лили никогда не давала тебе ни малейшего повода, чтобы ты мог истолковать ее чувства превратно.

— Это должно меня успокоить?

— Мерлин, Томас, соберись! Ты говоришь, он не сможет десять лет жить в Англии, так используй это! Лили оценит уже даже то, что ты помог ей вытащить его из-за решетки, а теперь будь просто рядом и поддерживай ее, кто знает, может, она поймет, что лучше тебя вряд ли кого-то можно найти?

Раздался тяжелый вздох, а потом, словно кто-то двинул стол по паркету, раздался противный по звучанию скрип, и Лили зажмурилась. Внутри нее бушевала какая-то буря: казалось, какой-то тяжелый камень в момент упал с ее груди, позволив наконец ей полноценно дышать. Глаза резко заслезились от счастья от понимая, что Скорпиус отпустят! Он будет жить! И только потом до нее стал доходить весь смысл слов Джейка, и Лили, распахнув глаза, почувствовала опять, как сердце замерло.

— Знаешь, что я тут узнал? — вдруг проговорил бодро Джейк, и Лили вздрогнула, направив свой взгляд в лестничный пролет, где можно было различить его тень, отбрасываемую люстрой с кухни. — Оказывается, Люциус Малфой был арестован по личному приказу сэра Локантуса и отправлен в стеклянный купол. Только вот всем было известно, что у Малфоя здоровье подорвано: он отсидел после войны около трех лет в Азкабане, а сколько всего было до конца войны… в общем в итоге, он не прожил в стеклянном шаре и неделю. Умер в припадке.

— И что это дает?

— А то, что сдается мне, что Скорпиус участвовал в Жесте нисколько из-за самой политики Правительства, сколько из личной мести Локантусу. Когда Уильям пришел к власти после войны, он особо интересовался Пожирателями, и, говорят, требовал огромные суммы за оправдание. Таким образом были оправданы Нотты, даже Эйвери, но почему-то именно к Малфоям он был неблагосклонен. А потом в придачу ко всему проводил у них особенно тщательно обыски и много чего вытащил из мэнора. И именно эти вещи Малфой и вернул себе обратно. И в числе тех вещей был наконечник для трости: серебряная змея, которая, судя по некоторым имеющимся у меня источникам, принадлежала опять-таки Люциусу и являлась очень интересным магическим объектом. Конечно, Малфой наложил на нее чары, чтобы наконечник могли распознать только определенные люди, но, видимо, трость попала под магический обстрел и потеряла свою защиту. Так что с Малфоем все как-то странно и загадочно… я совершаю большую глупость, что отпускаю его.

Ни живая ни мертвая, Лили, резко сорвавшись с места, пошла к коридору и, не решившись зайти в свою комнату, замерла, приникнув лбом к двери. Прикрыв глаза, она схватилась за голову, массируя виски, чувствуя, как какое-то странное, горькое чувство переполняет ее.

Ей бы обрадоваться. Сказать, что все получилось, как нельзя лучше, но что-то не давало ей покоя. И у этого «что-то» было имя, которое, превозмогая внутреннюю боль, она прошептала тихо, чувствуя, как тяжелеют ноги, как мутнеет сознание:

— Скорпиус…

* * *

Ветер, хлестая по лицу, словно призывая Лили остановиться, раздражал ее до невозможности, но она, лишь сильнее склоняя голову против потока, стремительно неслась сквозь толпу людей, уверенно, не обращая ни на кого внимание. Ноги несли ее, будто заведенные, и Лили, толком ни о чем не думая, шла вперед, чувствуя тупую, ноющую боль. Завернув за угол к платформе девять и три четверти, Лили, озираясь по сторонам, поспешно оправив маггловское пальто, остановилась у поворота к поезду, и, прижавшись щекой к кирпичной стене, медленно стала выискивать глазами нужную фигуру.

Постояв так минут пять, Лили, развернувшись и пойдя вдоль стены, стала осматривать коридоры, которые все вели к дымящему поезду, и она останавливалась у каждого поворота, шла прямо, но, не доходя до поезда, исподтишка начинала выглядывать из-за кирпичной стенки. Она искала Скорпиуса, который вот-вот должен был покинуть Англию и отправиться, как она узнала с помощью Алфиты, в далекую, такую любимую Францию, и у Лили сжималось сердце от боли, тоски. Ведь она понимала, что совсем ему не нужна: выйдя на свободу и имея два дня для того, чтобы собрать вещи и покинуть Англию, Скорпиус никак не попытался дать ей знать о своем существовании, и только вчера поздно ночью к ней прилетел красивый белый филин с запиской о том, что он благодарен мисс Поттер за помощь в обнародовании преступлений правительства и за то, что его выпустили из стеклянного купола.

И все: ни слова о том, куда он уезжает, ни слова о том, что он бы хотел увидеть ее. Ничего. Лили, хоть и глупая, но даже ей прекрасно стало понятно, что Скорпиус намеренно не дает ей знать большее: он не хочет с ней видеться. И если вначале на нее накатила такая ярость от осознания, что вся его благодарность только на листке, хотя она так старалась для него, то потом она подумала, что, может, так и лучше?

Сердце опять заныло. Глупая, и зачем Лили только вообще узнавала, куда и когда он уедет? Зачем пришла на платформу? Чтобы стоять здесь, словно преступник, и прятаться за кирпичными стенами?

Прикрыв глаза, она двинулась дальше, а потом, ни на что не надеясь, завернула в последний, как решила для себя, коридор, и замерла. Потому что, не доходя даже до конца, увидела его высокую, статную фигуру в черном. От ветра подол его черного пальто разлетались в стороны, и, склонившись, он с кем-то о чем-то разговаривал, поминутно кривя брови. Подойдя чуть ближе, Лили увидела, что это была высокая с каштановыми волосами женщина, и когда та, слегка повернувшись, посмотрела на рядом стоящего мужчину с такими же, как у Скорпиуса платиновыми волосами, Лили поняла, кто это: Астория и Драко Малфой. Видимо, они приехали на слушанье дела сына, и сейчас провожали его в другую страну, а, может, и уезжали вместе с ним. Сжав сильнее кирпичную кладь рукой, Лили дрожала всем телом, исследуя его тело глазами, пытаясь запомнить его вот таким: красивым, высоким и очень далеким.

Когда поезд издал первый гудок, Лили, почти что сорвавшись, резко одернула себя и просто молчаливо стала провожать его взглядом, наблюдать, как чета Малфоев, засуетившись, зашла в вагон поезда и скрылась из виду. В горле пересохло, и Лили, отвернувшись от поезда, прижалась спиной к стене, зажмурившись. Она знала, что даже если побежит сейчас за ним, он не останется. Потому что чувствовала, на каком-то интуитивном уровне чувствовала, что ему хочется… сбежать. И не видеть их, напоминавших ему о провальном деле.

Второй гудок ворвался в сознание словно через туман, и Лили, смотря на стену сквозь пелену слез, взяла грудью больше воздуха, чтобы перебить внутренний крик.

Как-то она сказала, что ни за что его не отпустит, что сделает все ради него. Но почему она никогда не думала о том, что ему это вовсе и не нужно? Зачем ему глупая, мечтательная Лили Поттер после того, когда она не может принести ему никакой пользы?

Вдох-выдох.

Ветер заметался сильнее, в коридоре загулял сквозняк, который бил ее по ногам, и Лили, вдруг согнувшись на корточках, запустила руку в рыжую челку.

Когда раздался третий гудок, то он унес вместе с поездом и ее горький, отчаянный, полный боли и несбывшихся надежды крик.

Весенний легкий приятный ветерок проникал в комнату, поднимал занавески, а затем плавно возвращал на место, и Лили, обняв себя, спокойно наблюдала за этой неспешностью жизни. Странное чувство жило внутри нее: вроде она наконец смогла взять себя в руки, начать улыбаться и смотреть на мир прямо — право, Лили даже начала вновь ходить на работу, но только не в детское отделение св.Мунго, а в исследовательский отдел, где она часами напролет оставалась в лабораториях и искала какие-то новые возможности по применению устаревших средств.

Вместе с Лили изменился окружающий мир: «Жест» больше не казался всем ужасающей организацией, но и проникнуться симпатией к нему волшебники так и не смогли, как и не смогли и дальше придерживаться политики сближения с магглами. Все это было забыто — волшебники решили, что, возможно, их миры слишком несовместимы, и с учетом, что людей все же больше, то кто мог быть уверен на все сто процентов, что в какой-то момент они просто не захватят магов? Даже изобретения магглов вызывали совсем другие толки: если раньше волшебники восхищенно перешептывались, то теперь лишь мрачно поджимали губы и думали о том, а не сломают ли люди однажды всю магическую защиту? Не смогут ли просчитать магию в целом?

Прикрыв глаза, Лили прохладно усмехнулась про себя, а потом, соскочив со стула, подошла к шкафу и стала вытаскивать из него всевозможные платья, пытаясь успокоить какое-то внутреннее волнение. В последнее время она часто так делала: просто раскладывала вещи по полкам или наводили тотальный порядок в комнате, чтобы отвлечься от ненужных мыслей в голове, ведь в ее жизни все было хорошо. Так хотелось думать. В это хотелось хотя бы просто верить.

И ведь причин для радости было много: две недели назад у нее родился племянник, славный малыш с редкими черными волосами и ярко-зелеными глазами, которого Алфита назвала Альбусом в честь отца. И самое главное, по мнению Лили, было то, что у него фамилия тоже Поттер, ведь Джеймс записал этого ребенка как своего, и уже меньше через месяц должна была произойти его женитьба на Забини, которая специально настояла на свадьбе после родов, чтобы не выглядеть в свадебном платье, словно раздувшийся белый помидор.

И Лили искренне была рада за них. Она не могла перестать любоваться ими: Алфита и Джеймс не выглядели безумно влюбленными, они не находились в эйфории, не смотрели друг на друга мечтательными взорами, но было у них на лицах такое безмятежное счастье, что Лили давилась какой-то странной, едкой завистью. Ведь она, как бы ни пыталась улыбаться, носить голубые платья и сверкать своим смехом, чувствовала себя глубоко несчастной, покинутой.

В какой-то момент Лили просто поняла, что становится лишней в этом доме: она так же принимала участие в заботах, связанных с Альбусом, но с каждым днем Лили понимала, что даже в этом ее помощь совсем им не нужна. Алфита и Джеймс были слишком идеальными и понимающими друг друга с полуслова, заботы о ребенке были не чьим-то одиночным бременем, а общей ношей, Джеймс даже отказался на время возвращаться в квиддич, несмотря на все настояния Алфиты, ведь хотел оставаться как можно больше дома и помогать.

Лили улыбалась. Смотрела на них, сомкнув пальцы в кулак, а про себя думала, что как же чудесно, что эти двое несчастных людей нашли себя в этом мире разочарований. Потому что у нее это не вышло, и, чувствуя, как с каждым днем все больше холодеют ее руки, она лишь безжизненно поджимала губы в подобии улыбки.

С каждым днем Лили все чаще стала ходить на могилу к брату, чтобы просто поплакать, подумать обо всем и, нащупав в сумке потрепанный томик, вчитываться в его имя в дарственной надписи и падать в какую-то бездну. Она почему-то наивно думала, что чувства к Скорпиусу уйдут где-то через месяц после его отъезда, но уже прошло три, и Лили понимала, что внутри у нее глубокая пустота, которая наполняется только от одних упоминаний о нем.

Ей не у кого было узнавать про Малфоя: Алфита никогда не общалась с ним, а Икарус, ставший одним из приближенных Джейка, так и вовсе не успевал даже проведать сестру, не говоря уже о чем-то другом. А сам Томас, который, она была просто уверена, знал о его местоположении все, никогда не поднимал эту тему, и стоило Лили только лишь намекнуть о Скорпиусе, как тут же мрачнел и старательно переводил разговор.

И она не могла его судить, ведь прекрасно понимала его чувства: теперь Джейк вызывал внутри нее грусть, а не презрение, и глядя на то, как он горбатится на работе, чтобы забыться, а потом приходит к ней и смотрит так… выжидающе наивно, словно спрашивая, невольно и робко, можно ли ему надеяться хоть на что-то, Лили лишь мотала головой. Ничего не попишешь. И эта череда дней без него убивала ее, она отчаянно, с ужасом и ненавистью к себе мечтала увидеть его.

Когда однажды, работая над антидотом в лаборатории, Лили случайно, краем уха услышала о Малфое, все ее нутро волнительно сжалась, а стеклянная палочка с грохотом упала на стол:

— …Да, раньше мистер Малфой работал здесь, а теперь, говорят, он поселился во Франции в своем имении и никуда не выходит. А такой ум!

— Ну не знаю, он же так и не закончил Французскую Академию Зельеварения…

— Так-то и оно, он без всего этого усовершенствовал зелье невидимости, и тем самым помог в свое время аврорам! Эх, и кто б знал, что он из «Жеста»?

Лили вдруг замерла, смотря на кучу ткани на кровати, и отвела голову в сторону, словно пытаясь отмахнуться от воспоминаний. Понимание, что она до сих пор ничегошеньки не знает о Скорпиусе, давило на нее своей силой, и ведь она даже не пыталась как-нибудь расспросить Алфиту, потому что боялась саму себя: стоит узнать что-нибудь, как она точно рванется к нему, найдет тысячу оправданий его ужасному поведению и будет искать, искать Малфоя по всей Франции хоть до посинения.

Накинув на плечи кремового цвета пальто, Лили резво вышла из комнаты и торопливо спустилась вниз, краем уха услышав плач Альбуса и ласковые шептания Алфиты, которая, видимо, успокаивала ребенка. Она уже было хотела остановиться и пойти к ней, чтобы предложить свою помощь, но в ту же секунду дверь с хлопком открылась, и Лили услышала резвый голос Джеймса, который задал тот же вопрос, что она хотела.

Смутившись, передернув нервно плечом, Лили быстрее побежала по ступеням, а, оказавшись на улице, уверенно направилась вперед, совершенно не зная, куда бы ей податься. Хотелось просто бессмысленно брести сквозь людей и думать о своем, может, был смысл сходить на могилу к брату, Лили не знала: она просто шла мимо витрин, смеющихся магов, искрящихся палочек и выкриков заклинаний. Что же ей делать? Этот вопрос мучал ее бессонными ночами, когда, сомкнув глаза, она пыталась уговорить себя просто заснуть, но ничего не выходило; этот вопрос она задавала себя тогда, когда очередной эксперимент проходил удачно и ее теория подтверждалась, но только ни радости, ни триумфа Лили не испытывала. Ее совсем не радовало даже то, что маги стали относиться к ней с неким уважением, и больше не было никаких перешептываний о том, что она не достойна своего отца. Ничего не было. Все просто боялись о ней сплетничать, и в этом идеальном, казалось бы, мире Лили чувствовал себя еще более неуверенной и глупой, чем раньше.

Усмехнувшись, Лили на секунду прикрыла глаза, вспоминая, как однажды, вот так же бродя по Косой аллее, она встретила Поппи Браун, которая, окликнув Лили, с интересом заглядывала ей в глаза и вдруг произнесла спокойно, без той мерзкой манеры, какой она обычно говорила с ней в Хогвартсе:

— Вау, Лили, ты так изменилась, — она улыбнулась, качнув головой, и что-то теплое заискрилось в ее глазах, — я недавно читала статью про вашу семью в Пророке… даже не знаю, как ты смогла все это пережить. Я бы не справилась. И ты прости за все, что было в Хогвартсе. Мы, знаешь ли, так завидовали тебе. Да и ты тоже, — рассмеявшись тихо, продолжила она, слегка сузив глаза, — ты была очень высокомерной, в курсе? Ни с кем не взаимодействовала и всегда была сама по себе. Конечно, нам хотелось, чтобы ты наконец обратила и на нас внимание тоже.

Это было настолько странно, что тогда Лили, лишь передернув плечом, еще долго стояла, облокотившись о кирпичную стену, и наблюдала, как Поппи удаляется от нее, растворяясь в разноцветных мантиях. Пятнадцатилетняя Лили бы обрадовалась такому, но сейчас… ей было так плевать, что, отмерев, Лили опять продолжила брести сквозь толпу, совершенно не зная, куда ей пойти.

Прохожие, больно обивая ее плечо, безразлично проходили мимо, и Лили, нервно сжав ремешок пальто, опустила понуро голову, радуясь, что никому до нее сейчас не было дела, потому что очередные предательские слезинки уже стояли в глазах и грозились растрястись до размера истерики, что она так упорно сдерживала внутри себя. И именно в этот момент Лили вдруг почувствовала всем своим телом чей-то упорный, цепкий взгляд, направленный прямо на нее.

Резко подняв голову, Лили увидела перед собой Розу, и дыхание на мгновенье сперло. С тех самых пор они не разу не пересекались, казалось, кузина просто игнорирует ее, впрочем, как и Малфоя, на слушание которого она так и не заявилась. И Лили сама была рада этому: несмотря на то, что больше не было слепой зависти, постоянных сравнений с кузиной, но она все еще ненавидела Розу всем своим нутром от понимания, насколько близка она была со Скорпиусом. Ей не давала покоя такая едкая задняя мысль, что, возможно, даже Роза знала его лучше, чем она.

Закатив глаза, Роза уверенным и прямым шагом пошла навстречу к ней, и глаза у Поттер забегали, пытаясь найти место, куда можно было бы ретироваться, но увы, это был обычный переулок, а ближайший поворот виднелся только в километре.

— Ну здравствуй, сестренка, — прохладно протянула Роза, а потом, цепко схватив ее за руку, она улыбнулась широко и презрительно. — Давай поговорим?

— А нам есть о чем? — также надменно бросила Лили, но Уизли не повела даже ухом: ей было плевать, она просто потащила ее за собой, и Поттер, которая хотела было уже возмутиться, вдруг осеклась, так некстати вспомнив, что вот… уже за следующим поворотом будет тот самый бар «Чармед».

Когда воспоминания, невольно представшие перед глазами, исчезли, и они уже давно прошли сам бар, Лили, не выдержав, резко дернула свою руку, заставив Розу остановиться, но она даже не обернулась.

— Мерлин, что тебе надо! Говори сейчас, — резко выпалила Лили, испытывая ни с чем несравнимое раздражение.

— Неужели тебе самой ничего не хочется спросить?

Тяжело дыша, Лили смотрела на нее упрямо, скривив лицо от ярости, что переполняла ее. Медленно, словно в замедленном съемке Роза повернулась к ней лицом и посмотрела на нее с не меньшей ненавистью, и это как будто отрезвило Лили. На секунду она вспомнила все — как Роза всегда унижала ее, как, воспользовавшись домыслом Джеймса, она сдала Альбуса и как всегда вела себя так, словно ничто и никто не может ее ни сломить, ни уничтожить.

— Зачем ты сдала Альбуса? — спустя минутную паузу проговорила наконец она, и идущие мимо них маги подозрительно обернулись на них, из-за чего Роза, яростно сверкнув глазами, зашла в проход между домами, куда непроизвольно и направилась за ней сама Лили, а потом, наложив на пространство антипрослушивающие чары, резко развернулась и посмотрела на Лили сверкающими голубыми глазами:

— Почему сдала? Потому что раздражал меня чертовски, до ужаса раздражал! — а потом, усмехнувшись как-то иронично, Роза отвела взгляд в сторону и улыбнулась чему-то. — Впрочем, вру. Я сделала это из-за Малфоя. Я хотела его внимания.

— Что-то здесь не вяжется, Рози, — холодно протянула Лили, и она резко, в упор посмотрела на нее. Сегодня Роза выглядела бледнее обычного и даже не скрывала редкие веснушки на своем лице — казалось, что что-то то ли мучило ее, то ли раздражало, но она смотрела на Лили с такой яростью, будто ей нестерпимо хотелось что-то сказать.

— Включай мозги, сестренка. Наверняка Джеймс уже рассказал тебе о том, что это он поделился со мной своими предположениями насчет Альбуса. Ну так я стала следить за квартирой Альбуса, постоянно следить, а чтобы не упускать ничего, даже сняла квартиру в доме напротив и установила следящие чары. И вот однажды я стала замечать, что уж больно часто к нему наведывается Роули, а однажды пришел и Малфой, — усмехнувшись, Роза цокнула. — Скорпиус никогда не ладил с Альбусом, что могло их связывать? Интересы? Мерлин упаси, Скорпиус занимался восстановлением своего светлого имени и работой в лабораториях, когда Альбус просто прожигал свою жизнь, не учась, ничем не занимаясь. У нашего братца, кроме чрезмерного самомнения и тщеславия, ничего не было, — Роза рассмеялась быстрым нервным смехом, ударив себя ладонью по колену, словно находя свои слова до ужаса уморительными. — Он просто не мог быть полезен Малфою даже теоретически. И вот в какой-то момент я подумала, но должно же быть что-то. В тот день я пришла к тебе, мне нужно было забрать по просьбе отца из кабинета дяди Гарри какие-то склянки, уже даже не вспомню… только вот тебя не было. Естественно, меня это не остановило, а ты, дура, даже не меняла замки, поэтому я без проблем зашла к тебе в дом и вдруг увидела письмо.

Замолчав, улыбка на лице Роза погасла, и она каким-то беспомощным взглядом посмотрела на стену кирпичного дома, а потом продолжила с той же надменной интонацией:

— Видимо, при пересылке сова повредила защиту, поэтому письмо не загорелось в руках того, кому оно не предназначалось…

— Зачем ты вообще читаешь чужую почту?! — возмутилась Лили, скрестив руки на груди, и Роза, приподняв брови, проговорила по слогам.

— Потому что оно было предназначено Альбусу Северусу Поттеру. И в этом письме подробно разбиралось нападение, которое Жест должен был осуществить во время встречи сэра Локантуса с представителем со стороны магглов. Это был план теракта, который должен был навсегда разрушить отношения между волшебниками и магглами.

Она замолчала, и Лили, воспользовавшись паузой, цепким взглядом посмотрела на кузину, стараясь понять, врет она или нет. Роза всегда была лицемерной лгуньей, Лили знала это прекрасно, но смотря на нее сейчас, она не видела ничего, кроме какой-то тоскливой меланхолии. Такой знакомой и такой болезненной.

— Как ты поняла что Скорпиус замешан в этом всем? — медленно спросила Лили, нервным движением руки откинув волосы назад, и Роза раздраженно приподнял бровь.

— Письмо. Оно было с его инициалами на обороте. В самом письме говорилось только об Икарусе, который по просьбе Альбуса пытался найти хоть какие-то документы насчет Артура, того аврора, что участвовал в убийстве твоих родителей, — переведя дыхание, Роза продолжила: — Я пришла к нему сразу и сказала, либо он будет со мной и я сдам только Альбуса, либо он отказывается от меня, и я сдам их всех. Три члена Жеста из шести, Демиана легко можно было вычесть из-за постоянных его визитов к нему, а остальные… дело времени. И Малфой согласился. Только не сдержал своего общения.

Замерев, Роза явственно сглотнула, смотря куда-то в сторону, словно окунаясь в какие-то видения, и Лили, болезненно сморщившись, почувствовав тупую, ноющую боль, посмотрела на кузину широко распахнутыми глазами. Почему-то… она не испытывала к ней ненависти. Лили не хотелось наброситься на Рози, не хотелось даже кричать. Просто вся эта история была до такого наполнена горечью и чередой глупых ошибок, что у Лили не было даже сил кого-то винить.

— Я стерла его инициалы с письма, — тихо прошептала Уизли, не отводя своего взгляда, не пытаясь ни надменно улыбнуться, ни придать голосу презрение. Она даже не смотрела на Лили, казалось, Роза забыла, что она вообще с кем-то говорит. — Это проще простого… и пошла к Джейку, — хмыкнув, она опустила голову, и Лили вдруг заметила, что глаза у нее до того стеклянные, словно их покинула сама жизнь. — Альбуса схватили тогда же, я видела, как они ворвались в квартиру, видела, как, сковав его цепями, они, сжав его шею, тащили его на улицу. И я думала, что вот, Роза, радуйся: единственная мразь, что вечно мешала тебе быть первой, побеждена. Но только отчего-то мне стало пусто. Словно в этом всем не было никакого чертового смысла.

И она замолчала, смотря на Лили каким-то оценивающим скользким взглядом, словно пытаясь найти ответ на свой вопрос, и Лили, не выдержав, прикрыла веки. Хотелось сказать хоть что-то, съязвить или просто поставить ее на место, но у нее не было сил. Перед глазами живо вырисовалась картина задержания Альбуса, и Лили поняла, что еще немного, и просто закричит от разящей наповал боли, а потом, резко развернувшись, медленно поплелась вперед, чувствуя какую-то тоску. Правда не приносила ни покоя, ни радости. Было как-то тошно, словно жить в неведении было проще. И лучше. И выгоднее для нее.

— Не понимаю, — вдруг протянула Роза, и Лили, остановившись, бессмысленно посмотрела вперед, на улицу, совершенно не собираясь оборачиваться, — почему ты так дорога ему?

— Что за глупость, — сморщившись, безжизненно сказала Лили, чувствуя внутри череду тоски и какой-то апатии. Одно упоминание о Скорпиусе опять выбило воздух из легких и заставило ее окунуться в недры своего личного, внутреннего отчаянья.

— Ты еще не поняла? Думаешь, если бы он не был влюблен тебя, сдался бы сам? Не скинул бы вину на тебя? Все, чего я просила у него, оставить тебя, но он отверг меня, хотя знал, что тогда я просто сдам его. И Скорпиус был согласен. Он был согласен поставить под удар план, который вынашивал столько лет, ради которого стольким пожертвовал, лишь бы ты осталась в стороне! Все это время, какой резон был у Скорпиуса спасать тебя? Он мог стереть твои воспоминания, убить, в конце концов, отдать в руки правосудия, предварительно стерев воспоминания о себе — да даже сломать твое сознание, учитывая, какой он профессиональный легилимент! Но он оставил тебе жизнь, позволил зайти так далеко. И это Скорпиус Малфой, который динамил меня — меня! — почти десять лет!

Лили ошарашенно замерла, распахнув глаза. Нет, она никогда не рассматривала все с этой стороны и сейчас… если подумать, почему после того, как Лили сказала Джейку, что она из Жеста… почему он просто не убил ее? Зачем нужно было придумывать весь этот план, рисковать? Зачем еще тогда он оставил ее в здравом уме, а потом посвящал в курс дела? Неужели только из-за Джейка, но… разве он сам не признавался, что ему пришлось резко поменять план? Резко развернувшись, Лили вдруг посмотрела на Розу и заметила, как у нее блестят щеки. Слегка согнувшись, она с ненавистью смотрела на Поттер, яростно кривя свои губы, а потом холодно, презрительно проговорила:

— Какого черта ты до сих пор в Англии, дура?

Лили сглотнула, оступившись, смотря на Розу, как на прокаженную. А в голове только один вопрос: почему она до сих пор не с ним? Что она вообще делает? Разве не готова она была ради него идти на что угодно? Не клялась себе, что он будет с ней при любом раскладе? Решительно сжав руки в кулаки, она развернулась и стремительно побежала домой, чувствуя, как на лице на секунду появилась тихая улыбка, полная надежды, хотя где-то внутри тошнотворное чувство оставляло пустоты. Ну что ж, даже если ей больно, плевать. Плевать и на то, что он просто сбежал, оставив ее без вестей о себе.

Потому что теперь у Скорпиуса Малфоя не было ни шанса на побег. Лили настигнет его, как ураган, от которого ни спасенья, ни убежища — одна только смерть.

* * *

Поезд, пыхтя и гудя, стремительно летел по рельсам, ритмично постукивая колесами, и Лили, прислонившись щекой к окну, мечтательно смотрела на окружающий ландшафт, и яркое весеннее солнце так и слепило ее, заставляя то и дело невольно прикрывать глаза. Франция была уже совсем близко, Лили в предвкушении сжимала сильнее в руках томик Жестов и улыбалась, сама не зная чему, слыша время от времени быструю французскую речь. Ее не пугала ни другая страна, ни другой язык — еще с детства влюбленная в Францию, она часто приезжала в гости к дяде Биллу и к любимому кузену Луи, с которыми у нее были самые доверительные отношения. Высокий блондин, обладавший кровью вейлы, он постоянно всех очаровывал своими манерами и яркой улыбкой, а его легкий характер, отсутствие злобы и упреков к другим, делали из него чуть ли не ангела. Наверное, тот факт, что они были ровесниками и был решающим в их сближении: она рассказывала ему о Хогвартсе, а он — о Шармбатоне, и в эти моменты Лили чувствовала себя крайне счастливой и значимой.

Протяжно прогудев, поезд остановился, и Лили, словно отмерев, подскочила с сиденья и отлевитировала палочкой чемодан, который, схватив за ручку, потащила сквозь толпу выходящих на перрон волшебников. Ей всего лишь нужно было отметиться в французском Министерстве о своем визите в страну, а потом сразу трансгрессировать в «Ракушку», где, Лили была уверена, ее уже ждали свежие круассаны тети Флер, которые она специально делала с шоколадной начинкой.

Она точно знала, что Доменик не будет в коттедже, ведь та уже три года подряд жила в Египте, где занималась изучением драконов, а ее старшая сестра, Мари-Виктуар Люпин, вышедшая замуж за крестника отца, Тедди, так и вовсе не жила с родители уже больше десяти лет: у нее была своя семья и двое маленьких детей, которых, откровенно говоря, Лили никогда и не видела. Оттого и получалось, что во Франции ее ждали только Луи с его родителями, и она была этому даже рада: ей не хотелось ни с кем разговаривать или видеться, ведь все силы Лили хотела бросить на его поиски.

Она так и не решилась поговорить с Алфитой, хотя и знала, что та, скорее всего, знала о местонахождении Скорпиуса. Лили просто хотелось сделать все самой, потому что это все было до такого личное и смущающее, что она действительно боялась услышать любой, даже самый мало-мальский и незначительный упрек, а потому, собрав вещи и поставив Джеймса и Алфиту перед фактом своего отъезда, она решительно направилась на вокзал, ощущая дикое волнение. И, как оказалось не зря, ведь там она увидела Джейка, который, рассеянно оглядываясь по сторонам, явно выискивал ее.

В тот момент у Лили так защемило сердце, что она остановилась, как вкопанная, в результате чего и была обнаружена им.

— Зачем, Лили? Чего ради ты едешь в эту чертову Францию? — прошептал он тогда, и лицо его так болезненно исказилось, что Лили и самой стало больно. Она бы могла сказать ему хоть что-то, но молчала, упрямо моргая глазами, в которых, Лили знала, горел решительный огонь.

— Он того не стоит! — воскликнул Джейк с отчаяньем, упрямо пытаясь поймать ее бегающие глаза.

Только почему он думал, что знал, кто и чего стоит? Почему Джейк, такой умный, находчивый человек, никогда не хотел принимать очевидного? У Лили не было ни оправданий, ни заготовленных фраз: она, лишь сжав на секунду его ладонь, с благодарностью посмотрела ему прямо в глаза, и, решительно взяв чемоданы, пошла на поезд. Который привез ее сюда. В цветущую Францию.

Когда все дела были сделаны, Лили, трансгрессировав, оказалась на морском берегу и, увидев вдалеке двухэтажный дом, быстрым шагом направилась прямо туда. Ветер игриво трепетал юбку, и Лили, ощущая какую-то дикую легкость во всем теле, шла, то и дело проваливаясь в песок, который проникал в ее лодочки, щекотя стопы.

— Лили! — весело проговорила тетя Флер, когда она подошла совсем близко к коттеджу, где на террасе сидела и, видимо, ждала ее тетя.

— Здравствуйте, — искренне улыбнувшись, проговорила Лили и, не сдержавшись, подошла ближе, словно желая внимательно разглядеть лицо Флер, которая, казалось, никак не изменилась: она было красивой и выглядела очень молодой, и только глаза у нее были слегка задумчивые, уставшие.

— Луи, ну где тебя носит? — крикнула она, слегка отвернувшись, а потом, вновь поглядев на Лили, живо затараторила на английском со смесью французского. — Ох, деточка, ну и дела! Доминик недавно п’ислала мне отк’ытку из Австралии, оказывается, эта негодница успела остыть к драконам и Египту, и, познакомившись с каким-то… «Avec un homme de vieillesse, mais avec des yeux si charmants» (человеком преклонного возраста, но зато с такими обаятельными глазами), уехала с ним на другой континент… я в terrifié! — Лили усмехнулась, видя, как живо сменялись эмоции на красивом лице, как, быстро-быстро тараторя, она то и дело не выговаривала «р», ведь гнев, возмущение и одновременно удивление сбивали ее с мыслей и правильного произношения. — Билл поехал к ней, узнавать что и как… Oh mon dieu Ils disent qu'il est marié!.. (О мой Бог, говорят он еще и женат!)

— Ну мам, опять ты завелась, — жалобно и иронично протянул голос за спиной и Лили, обернувшись резко, столкнулась с голубыми глазами своего кузена, который, усмехаясь, прислонился к косяку двери и с азартом глядел на мать.

У Лили волнительно забилось сердце, когда она внимательно посмотрела на Луи, который, широко улыбаясь ей, подмигнул и страдальчески покачал головой, невольно вызывая улыбку и у Лили.

— И как тебе хватает совести в такое тяжелое время насмехаться над собственной матерью? — протянула Флер, грустно посмотрев на сына, и Луи, сдавшись, подошел к ней, развел руки в стороны:

— Прошу покорнейше простить!

Уже через час, после того, как тетя Флер накормила ее до отвала своими фирменными французскими круассанами и еще раз рассказала про «негодницу Доминик», Лили, схватив под руку Луи, который лениво и с ноткой иронии в лице слушал причитания матери, повела его к берегу, где, увидев ослепляющее море и отпустив руку кузена, живо побежала к воде. Присев на корточки и поджав лицо руками, она с упоением смотрела на бушующие волны и чувствовала внутреннее спокойствие. Вид воды всегда внушал ей особенное чувство удовлетворенности, и наблюдая за неспешными волнами, Лили вдруг впервые подумала, что она действительно рада, что жива.

— Рад, что ты приехала к нам, — наконец пробормотал Луи, слегка прищурившись, и она невольно посмотрела на него, подмечая мельчайшие изменения с их последней встречи. Впрочем, тщетно, кузен, как и прежде, был писанным красавцем с белокурыми волосами, которые слегка трепетали от морского бриза. — А то маман сведет меня с ума, кто бы знал, что ее так может расстроить выходка Доминик.

— А по мне, это забавно, давно я не слышала таких искренних и семейных каламбуров, — спокойно протянула Лили, а потом замерла, потому что вдруг осознала, что именно сказала. Напоминание о родителях тоской отдалось в груди, и Лили зажмурилась, мысленно отсчитывая до десяти, потому что ей больше не хотелось думать о прошлом. Она мечтала его отпустить.

— Так, сестренка, предлагаю нам сходить развеяться, — весело протянул Луи, схватив Лили под руку и заставив подняться с коленей. И она знала, что он прекрасно понимал все ее мысли и внутренние хотения, поэтому никогда не говорил с ней ни о чем серьезном, болезненном. — Ты приехала сюда не сопли распускать, а веселиться!

Фыркнув, Лили улыбнулась ему благодарно, и в ту же секунду мерцающее в лучах солнца море исчезло перед глазами, и они оказались на оживленной улице Парижа. Люди, весело болтая и смеясь, проходили мимо них, и Лили, почувствовав эту радость, тоже улыбнулась и восторженно посмотрела на кузена, который довольно усмехался в своей ироничной манере.

— Ну что, кафе мадам Реле уже заждалось нас? Помнится, мы с тобой там были в последний раз, когда ты заканчивала Хогвартс. Во времена были!

Мороженое у мадам Реле, как и всегда, было самым вкусным, и Лили, уплетая уже третью порцию, с упоением слушала Луи, который рассказывал ей о забавных случаях со своей работы. Он работал в главном французском банке, где постоянно происходили потасовки с понаехавшими эмигрантами, которые, обладая южным темпераментом, не особо ладили с гоблинами. Все это приводило к их постоянным стычкам, причем иногда словесная перепалка перерастала в магическую, и Луи не раз разнимал их, попадая под удар.

То и дело Луи замолкал и с интересом разглядывал Лили, словно что-то пытаясь понять для себя, и в такие моменты ей было до ужаса неловко. Она то и дело пыталась завести разговор, но в какой-то момент понимала, что говорить ей было не о чем: ее жизнь, связанная с Жестом, Альбусом, была абсолютной пустой, и, слушая истории кузена, Лили чувствовала тоску — ей тоже хотелось таких вот бытовых ситуаций и скандалов. Все лучше, нежели безликие серые дни, которыми и была только наполнена ее прошлая английская жизнь.

— Недавно у нас в газетах написали про Жест, вернее, про Альбуса, — резко проговорил он тогда, когда солнце уже висело в зените, и они бессмысленно шатались в парке. Людей уже почти не было, зато из различных кафетериев, ресторанов раздавались веселые возгласы. — Признаться, я даже не знаю, что и думать. Это все… неожиданно. Хотя вполне в духе Альбуса.

И он упрямо посмотрел на нее, пытаясь поймать ее взгляд, который Лили отводила куда угодно, только бы не смотреть на него. Ей не хотелось ни о чем рассказывать: в конце концов, ей и нечего было поведать — ведь самое главное было и для нее в секрете. Усмехнувшись, Луи наконец отвернулся, и Лили, нервно проведя большим пальцем по указательному, мысленно настроив себя, тихо проговорила:

— Луи, ты знаешь что-нибудь о Скорпиусе Малфое? — и с надеждой вскинула свои глаза, видя, как задумчиво прикусив губу, он, нахмурившись, посмотрел вдаль.

— М-м, не уверен, — медленно протянул Луи, а потом, сощурившись, потрепал себя по волосам. — Кажется, я точно где-то слышал это имя, но… А что?

Он вопросительно поглядел на нее, и вдруг какое-то понимание мелькнуло в этих голубых глазах. Приподняв бровь, Луи спокойно спросил:

— Ты из-за него приехала?

Отмахнувшись нервно, Лили повернулась к нему спиной и задумчиво поглядела на красно-оранжевое небо. День умирал. Умирало и время, прожитое без него. Все было бестолку. Трудно найти человека, который скрывается ото всех.

— Знаешь, я хочу напиться! — вдруг протянула Лили, азартно сверкнув глазами. Фыркнув, Луи лишь покачал головой. — Отведи меня в лучший бар Парижа!

— Ну прямо истинная англичанка.

— Не ерничай, chéri!

И, толкнув его в бок, Лили весело рассмеялась. И смех ее, разлетаясь, звучал так искренне и так живо, что она даже удивилась, что все еще умеет так смеяться.

Когда они подошли к старинной двери в стиле ар-нуво, и Луи, галантно приоткрыв дверь, жестом пригласил ее внутрь, Лили с восхищением вздохнула. Внутри было до того роскошно и красиво, что она с восторгом стала рассматривать всевозможные узорчатые выступы на стенах, расписанные плафоны и виднеющиеся кое-где витражи. Луи повел ее дальше, прямо к барной стойке и, подмигнув официантке, проговорил какое-то странное название, и Лили, уже через пару минут увидевшая перед собой стакан с красной и зеленой жидкостью, присвистнула.

— Мерлин, что это?

— Особый сорт абсента, — загадочно проговорил он, усмехнувшись.

— В таком случае приготовься тащить пьяную мину домой.

— Да о чем ты, опыта мне не занимать! — и они оба весело засмеялись, вспомнив, как Лили в тот самый свой визит после выпускного напилась в первый же день в пабе недалеко от коттеджа. Ярости Флер тогда не было предела, и она ругала своего сына по чем свет стоит, считая его виновником всех курьезов.

Алкоголь, проникая внутрь, давал ей какую-то безмятежность, и глупо улыбаясь, Лили слушала ровный голос Луи, который, тоже слегка поддатый, продолжал рассказывать всевозможные истории, время от времени впадая в беспричинный смех, который ловила и она, ощущая такую внутреннюю легкость, словно ничего не было. Кроме этого красивого ресторана и кузена Луи.

— Слушай, тут на тебя мужчина вот уже минут тридцать пялится, — вдруг проговорил Луи, склонившись к ее уху, и Лили нахмурилась. — Ты его знаешь? На извращенца не похож, такие здесь не сидят, уж больно дорогое заведение.

Насмешливо вскинув брови, Лили резко повернулась и замерла, чувствуя, как разом весь алкоголь вышел из нее, как легкость, пробежавшись по венам, просто испарилась. Потому что на диванах, что стояли посередине зала, сидел, развалившись, Скорпиус с бокалом виски руках, который он мерно покручивал в воздухе. Рядом с ним сидели какие-то мужчины в черном, но он не обращал на них внимание, а упрямо, слегка пьяным взглядом смотрел на Лили, и был он до того холодным, что у нее сжалось сердце.

Лили испугалась. А потом, развернувшись, она с мольбой посмотрела на Луи и бессильно прошептала:

— Пожалуйста, пойдем отсюда скорее.

И не дожидаясь его, она резко встала со стула и направилась к выходу, ожидая, надеясь, что Скорпиус тоже встанет и пойдет за не следом, но, когда холодный ветерок коснулся ее лица, и рядом с ней уже стоял Луи, а она, тяжело дыша, пыталась привести суматошные мысли в порядок, его не было. Он не пошел.

— Вот же дура, — прошептала тихо она, думая, что нужно было пойти сейчас прямо к нему и поговорить, узнать хотя бы, где он живет, а вместо этого Лили просто убежала!

— Ты как? — обеспокоенно проговорил Луи, схватив ее за руку, всмотревшись ее красное лицо. — Все нормально?

Лили стояла и смотрела. А вернее, падала. Падала в бездну своих страхов, мечтаний и любви. Этого тяжелого, давящего на легкие чувства. И могла ли сказать, что у нее все в порядке?

Нет. Это ложь. У нее не все нормально. И причина только одна. И имя у нее Скорпиус.

На следующее утро ее разбудил резкий стук чего-то тяжелого о стекло, и Лили, сонно зевнув, приподнялась с кровати, а потом увидела сову, которая мерно и ритмично постукивала по окну. Это был красивый, пушистый белый филин, и она, засмотревшись, не сразу поняла, что нужно впустить птицу, иначе она если не разобьет стекло, то точно всех разбудит.

Откинув одеяло, Лили стремительно преодолела расстояние и впустила гордого филина в помещение, однако он, выпустив из клюва надежно запечатанное письмо, пролетел по всей комнате, а потом с шелестом вылетел наружу. Лили, минут пять смотревшая вслед птице, с удивлением запустила руку в волосы, думая, что, возможно, здесь какая-то ошибка: кто бы стал ей писать во Франции: разве что Джеймс или Алфита. Но у них не было такого шикарного филина.

Переместив робкий взгляд на конверт, Лили с почему-то замирающим сердцем медленно протянула руку и подняла письмо с пола, а потом зачарованно уставилась на красивые каллиграфические завитушки, что выводили ее имя и адрес, а внизу, в графе отправителя значилось имя — Скорпиус Малфой. Сердце у нее замерло, когда она дрожащими руками резким, нервным движением разорвала конверт и стала внимательно вчитываться в строки:

«Кажется, наша встреча вышла слегка сумбурной: предлагаю сегодня в пять у того же ресторана попытать удачу и вновь сделать вид, будто мы стали случайными заложниками обстоятельств и намеренно не искали наших встреч».

— С.М.

Лили сглотнула, ошарашенно присев на кровать. Прошлый вечер тусклыми воспоминаниями всплывал в воспаленном сознании, и только одно было явно, словно и не пила она никакого абсента, — это были спокойные, холодные серые глаза, смотревшие будто в саму ее душу. Бросив быстрый взгляд на настенные часы и осознав, что уже было половина первого, Лили с ужасом выбежала из своей комнаты в ванную и с озадаченным видом стала рассматривать свое отражение. Ее помятый вид, спутанные волосы и синяки под глазами заставили Поттер слегка скривиться, а понимание, что времени чертовски мало, лишь взбодрило, и она стала усиленно приводить себя в порядок.

Когда волосы лежали крупными прядями на плечах, а синяки пропали под слоем косметических чар, Лили, накинув домашний халат спустилась вниз, откуда разносился запах свежесваренного кофе, и, присмотревшись, она вдруг заметила Флер, которая легкими взмахами палочки левитировала тарелками и другой посудой.

— Лили, mon cher! — радостно протянула она, обернувшись, и тут же на столе появились тарелки с разнообразными яствами. Лили, улыбнувшись приветливо, робко присела на краешек стула и стала с интересом накладывать себе различную еду.

Тетя Флер, весело щебеча на смеси французского с английским, наконец отставила все свои кастрюльки и, подперев подбородок руками, немного озадаченно посмотрела на Лили, видимо, ожидая каких-то пожеланий или просьб. Сколько Поттер себя помнила, Флер всегда была такая: эмоциональная, но при этом одухотворенная своими чувствами, она относилась с заботой ко всем без исключения родственникам, и в моменты своего альтруизма ее и без того красивое лицо преображалось до неузнаваемости — красота вейлы была ничем перед красотой искренне любящей женщины, ласково смотревшей на окружающих.

— Луи сегодня не будет, — пролепетала она, подмигнув Лили, и Поттер прикусила губу, думая о том, как можно более деликатно сообщить тете, что ее тоже не будет, возможно, даже сегодня ночью. — Этот паршивец уехал на работу и, судя по всему, вернется не раньше семи. Рабочая неделя, — вздохнула Флер, посмотрев куда-то в сторону. — Ах, и когда только вернется Билл?

Отпив немного кофе, Лили внимательно наблюдала за ней, а потом, мысленно пожелав себе не краснеть и не смущаться, уверенно проговорила, очаровательно улыбнувшись:

— Тетя, я… боюсь, мне придется уйти в четыре.

— О, — только и нашлась Флер, посмотрев на нее оценивающим цепким взглядом, и Лили поняла: той ясно все без слов.

— И… — протянула Лили, отведя слегка подбородок в сторону, при этом не отрывая своего взгляда от безмятежной женщины напротив. — Меня может не быть сегодня ночью.

Повисло молчание, и Лили, усиленно сжимая руки на своих коленях, отчего-то начинала волноваться. Это так напоминало ей те смущающие разговоры с матерью, которых она лишилась уже вот как года три, и это незнакомое чувство стыда перед старшим переполняло ее изнутри.

Наконец, усмехнувшись, Флер бодро протянула:

— Что ж, в таком случае надеюсь увидеть тебя хотя бы в среду…

— Нет! Я вернусь завтра, — поспешно добавила Лили, а потом, прикусив губу, почувствовала себя самой настоящей дурой. И с чего она вообще решила, что не вернется сегодня вечером?

Когда на часах было без пяти четыре, Лили, распахнув дверцы шкафа, стала скептически оценивать ту немногую одежду, что она взяла с собой: белый сарафан с открытой спиной казался ей слишком… не к месту, а бледно-голубое платье до колен — слишком простым. Усиленно пыхтя, она перебирала одежду за одеждой, пока в самой глубине шкафа не мелькнуло что-то зеленоватое, и, дернув ткань на себе, пред ней престало изумрудное платье с небольшим треугольным вырезом. На нем россыпью цвели белые розы, оно едва доходило до колен, и Лили, скептически покрутившись перед зеркалом, подумала о том, что был смысл сделать вид, будто она и вовсе не готовилась к их встрече.

Застегнув черные замшевые полусапожки и накинув такого же цвета пальто, Лили выбежала из своей комнаты, отчего-то радостно крикнув сидящей на диване Флер, что меланхолично перелистывала страницы журнала:

— Au revoir!

Улыбаясь своим мыслям, Лили неспешно шла по улице, не обращая внимания ни на кого: какая-то легкость заставляла ее идти вперед, и она, всеми силами пытаясь спрятать свою улыбку за широким воротом пальто, слегка размахивая сумкой, продолжала свой неспешный шаг. Времени было еще очень много: струсив, она вышла почти за час, хотя до ресторана при трансгрессии было не так много пути, но, оказавшись в Париже, она почему-то почувствовала странное влечение к тому, чтобы пойти посмотреть на набережную реки Сено, хотя и находилась она совсем в другой стороне. Потребность посмотреть на искрящуюся водную гладь, вызвала внутри нее дрожь, и Лили, круто развернувшись, медленным шагом направилась к реке.

Лили ничего не ожидала от этой встречи, на самом деле, ей было просто радостно увидеть его насмешливые, лукавые глаза, а томик Жестов, лежавший у нее в сумке, отчего-то грузом лежал на душе — она знала, что ее подделка, сделанная впопыхах, уже растворилась, а какое-то седьмое чувство, говорившее ей, что данная книжка не просто обычный родословный том, привело ее к тому, что она мечтала отдать «Жесты» ему. Сжав сильнее ручку сумку, Лили вышла наконец к знакомому мосту, и, задержав дыхание, слегка замедленным шагом подошла к нему, потому что вдруг среди вороха цветных мантий и шармбатонских шляп, она увидел высокую, облаченную в черное фигуру, меланхолично смотревшую в воду.

— Скорпиус, — отчего-то нерешительно позвала Лили, и он, словно очнувшись от столетнего дрема, дернулся и круто развернулся, сузив глаза, словно ожидая опасности и нападения. И только наткнувшись на ее пытливый взгляд, он, мрачно усмехнувшись, произнес, отвернувшись:

— Давно не виделись, Поттер.

Примостившись рядом с ним, она также облокотилась об узорчатую решетку, и, поджав губы, бросила на него холодный взгляд:

— Как ты нашел меня?

— Очевидно же, что ты приехала к кому-то из своих многочисленных родственников…

— Да нет, не очевидно, — холодно протянула Лили, а потом победно усмехнулась: — По-моему, кто-то потратил на добычу этой информации чертовски много времени.

— Да? — наигранно ласково протянул Малфой, повернув к ней голову. В его глазах сверкало едва заметное раздражение, смешанное со злостью, что лишь раззадорило Лили. — Что ж, в таком случае, этот кто-то, видимо, очень хотел с тобой встретиться.

— И самое главное: для чего, — подхватив его тон, прошептала она, и он, озадаченно поглядев на нее, устало вздохнул, проговорив:

— Не знаю, что у тебя за энергия или чары такие, Поттер, но стоит нам встретиться tet-a-tet, как я начинаю сильно уставать и жалеть, что вообще куда-то пошел.

— Восприму это как комплимент, — развернувшись и медленно направившись вдоль моста, бросила Лили, зная, что вот сейчас он точно, непременно пойдет за ней. И так действительно было: мерный стук трости раздавался за ее спиной, и, не сдержавшись, она посмотрела на него. Трость в его руках была не той, что в Англии, и почему-то именно в этот момент она вспомнила, как Джейк говорил, что Скорпиус тайно возвращал себе конфискованные правительством вещи.

Он тоже остановился, посмотрев на нее, и, озаряемый светом, Скорпиус вдруг предстал пред ней как будто больным: его глаза больше не искрились той опьяняющей опасностью, он выглядел как человек, который заставлял себя жить, дышать, куда-то идти — это впечатление выбило у нее воздух из легких.

— Что ты делал все это время, Скорпиус? — тихо, болезненно протянула Лили, чувствуя, что готова расплакаться. Какая-то тоска силками сковало ее сердце, когда она все пристальнее всматривалась в это лицо и видела там только усталость и какую-то боль.

Усмехнувшись, Скорпиус, приподняв брови, спокойно ответил:

— Тратил свою жизнь впустую, пил, изредка ходил по шлюхам и навещал время от времени родителей, — и, словно ему стало тяжело говорить, он остановился, взяв побольше воздуха легкими, а потом холодно добавил: — Я удовлетворил твое любопытство?

— Вполне, — яростно прошептала Лили, почувствовав неконтролируемую ненависть внутри себя. И как она только могла подумать, что он, Скорпиус Малфой, любит ее? Эта мысль показалась ей до того абсурдной сейчас, когда она стояла напротив него и видела в его глазах холодное безразличие, что Лили, не сдержавшись, подошла к нему ближе и проговорила быстро: — Зачем ты вообще захотел встретиться?

— А зачем ты решила меня найти?

— Я…

— Что, скажешь, приехала повидаться с родственничками? — холодно проговорил он, улыбаясь сильнее, сверкнув не по-доброму глазами, в которых так и читалась ярость. — Дорогая Лили, кажется я говорил уже не раз: не стоит мне врать. Я слышу все твои мысли за версту и, о ужас, весь тот вечер в ресторане ты думала обо мне.

— Ну, Малфой, — с ненавистью прошептала она, ударив его кулачком по плечу, но он даже не шелохнулся, смотря на нее своим ледяным взором, когда ей хотелось, чтобы вместо этого застывшего насмешливого выражения лица появилась боль, та самая, которая иногда сквозила в серых глазах. — Какая же ты сволочь!

— Правда что ли? — рассмеявшись коротко, протянул он, слегка склонив голову набок, будто специально вызывая в ней новый приступ неконтролируемой злости. — А я когда-то был другим? Если тебе нужен добрый, надежный паренек, Поттер, то ты немного ошиблась страной: Томас ждет тебя в Англии, и, думаю, сейчас находится в пучине депрессии. Бедняга, я вот иногда думаю, что бы сделал на его месте. Как жаль, что такого никогда не будет — я не настолько жалок.

Звук раздавшейся пощечины оглушил Лили, и она сквозь слезы увидела лишь свою занесенную руку и безмятежное лицо Малфоя, которое в момент исказилось: сквозь это безразличие прорисовывалась такая ярость, что Поттер даже испуганно сжалась, ей отчего-то показалась, что сейчас он ее точно убьет или искалечит, разве Малфои прощают такое хоть кому-то?

Но ничего не происходило. Приоткрыв глаза, она посмотрела на Скорпиуса, который каким-то странным взглядом изучал ее: в этом сером, поистине английском тумане проблескивала странная эмоция страха, которую она не видела у него даже тогда, когда ему огласили приговор на суде. Сглотнув, Лили, распахнула глаза, непроизвольно сильнее сжала ручку сумки, выжидательно смотря на него.

— Уезжай, Поттер. Ничего хорошего не выходит из наших встреч.

— Потому что ты, Малфой, всегда говоришь и делаешь то, что считаешь правильным, а не то, что действительно бы хотел! Ты заложник своего мировоззрения, — с отчаяньем бросила Лили и, приоткрыв сумку, стала искать среди содержимого книгу.

— А не кажется ли тебе, что ты хочешь думать, будто это так? Не выдумала ли ты себе Скорпиуса Малфоя, несчастную жертву трагических обстоятельств? — эмоционально проговорил он, и его глаза сверкнули знакомым блеском. — Ты проецируешь на меня свою любовь к Альбусу: поначалу я слишком напоминал его тебе, вот и ты стала любить меня. На самом деле, тебе нравится во мне лишь образ твоего умершего брата: что уж сказать, у нас есть определенное сходство.

Лили замерла, удивленно смотря на него, видя какую-то болезненную эмоцию, и оцепенение так сковало ее, что не было сил даже ответить. Неужели Скорпиуса раздражала одна только мысль, что она видит в нем Альбуса, что ее чувства к нему — лишь психологическая ловушка, в которой она хотела спастись от чувств к брату? Ошарашено вздохнув, она замотала отчаянно головой, и он, прикрыв глаза, бросил, прежде чем развернуться:

— Я позвал тебя попрощаться. Окончательно, Лили. Признаться, моя ошибка: я думал, что если не навещу тебя после своего освобождения, то ты никогда не пойдешь искать меня. Но… Ты упорнее, чем я считал, — слегка усмехнувшись, Скорпиус меланхолично посмотрел на нее, а потом резко повернул голову, тем самым встав к ней спиной. — Уезжай, Поттер. Все это с самого начало было слишком… сложным и ненужным.

— Нет! — воскликнула Лили, видя, как на секунду дрогнула его спина. Ей казалось, что почва стремительно уходила у нее из-под ног, когда как теперь она еще более явно видела его чувства. Скорпиус действительно был влюблен в нее, и зная это… как она могла его отпустить?

Стоя спиной к ней, он, остановившись, сжал сильнее трость и посмотрел на текучую гладь, а потом спокойно, размеренно проговорил с полным отсутствием эмоций:

— Тогда как тебе это: я сделал так, чтобы Роза Уизли нашла это письмо. Это я подстроил все так, чтобы письмо было без защиты и в твоем доме. А потом я же убедил Альбуса, что ему нужно сдаться властям… только вот из-за того, что он доверял Демиану, а не мне, я просчитался, и не смог забрать документы. Когда его задерживали, а я не знал, что это именно этот день, я пришел к нему за ними, но облава авроров порушила все мои планы. И тогда мне пришлось обратиться к тебе, Поттер, — сильнее сжав трость в своих руках, Скорпиус спокойным, безразличным голосом спросил, не поворачиваясь: — Как тебе такая правда? Все еще любишь меня, несмотря на то, что я разрушил всю твою жизнь? Стал виновником смерти твоего брата?

Дыхание оборвалось уже после первых его слов. Лили стояла, распахнув глаза, чувствуя внутреннюю истерику и горечь, и теплые, мелкие слезинки вдруг забежали по ее лицу. Легкие болели: было так тяжело, словно они наполнились до основания свинцом. Злость, кромсающая внутренности, с такой силой навалилась на нее, что Лили, не сдержавшись, присела на корточки и безмолвно вскрикнула, сильнее сжавшись в комок.

И Скорпиус, стоявший напротив нее, смотревший в эту чертову реку, даже не пытавшийся убежать или куда-то скрыться, представлялся ей страшной глыбой. А страшно было от того, что среди этой злости и ненависти по-прежнему жила любовь, от которой она не могла избавиться. И, когда он занес ногу для шага, Лили яростно выкрикнула, сильнее сжав руку в кулак, не контролируя ни свои эмоции, ни свои мысли:

— Разве Люциус Малфой хотел бы, чтобы ты вырос таким?

Он так явственно вздрогнул, что Лили, ослепленная своими и его эмоциями, резко встала на ноги и вынула томик Жестов, сжав его до побеления костяшек.

— Откуда? — ошарашенно бросил он, круто развернувшись и увидев книгу в ее руках. Лили молчала, тяжело дыша, чувствуя даже некоторую слабость от этих болезненных эмоций. Вдруг подул сильный ветер и мелкие дождевые капли полились с неба. Люди, что-то вскрикивая, стали стремительно покидать набережную, потому что дождь с каждой минутой становился все сильнее, и Лили, мокрая, обозленная, со слипшимися волосами, которые спутались и теперь застилали ей частично обзор, подошла к нему, схватила с силой его руку и вложила в нее томик.

Медленно развернувшись, она тяжелым шагом побрела прочь, чувствуя себя побитой собакой, все время отчаянно думая, что вся ее жизнь — череда роковых ошибок, что она вечно и всегда любила не тех. И от этого мерзкого чувства внутри своей души не было покоя: сердце разрывалось от боли и осознания предательства. Оно просто дробилось на мелкие куски.

Когда чья-то тяжелая рука легла ей на плечо и заставила развернуться, Лили вздрогнула, сильнее заплакав, чувствуя, что не может больше сдерживать слезы, а холодный промозглый дождь лил с такой неукротимой, жестокой силой, что ей становилось слишком холодно. И только горящие серые глаза напротив заставили ее непроизвольно поддаться к нему ближе, уткнуться лбом в его грудь, а потом почувствовать, как очертания улицы пропадают, а вместо них плавно вырисовываются мрачные своды просторной комнаты, в которой было так тихо, словно в могиле.

Аккуратно взяв ее под локоть, Скорпиус отвел ее ближе к окну, а потом, скинув с ее плеч мокрое пальто, громко позвал:

— Тилли, сюда, — маленький домовик в красивом, на шотландский мотив, костюме появился в комнате, и Лили отчего-то сжалась, почувствовав прохладу: платье, хоть и не промокло, было все-таки легковатым для этой комнаты, ведь в ней стоял тяжелый, холодный воздух. — Просуши пальто и помоги мисс Поттер снять сапоги.

Безвольная и обессиленная, Лили села в кресло напротив Скорпиуса и удивленно на него посмотрела. Ее переполняли странные, противоестественные чувства, когда он оценивающим взглядом прошелся по ее открытым ногам, и она непроизвольно сильнее натянула подол своего платья. Тяжелая тишина не приносила ей облегчения, но и плакать не было сил: Лили просто ждала. Смотрела. Пыталась понять. Зачем? И, видимо, этот вопрос так сильно прорезался в ее лице, что Скорпиус, переведя свой взгляд в сторону, мрачно усмехнулся.

— Знаешь, Лили, когда родители без ума друг от друга, иногда выходит так, что их ребенок… остается будто один. И вроде бы они и его любят тоже, но какая-то странная, непомерная тяга, привязанность друг к другу перебивает все. Они бессознательно замечают только свои чувства, живут в своем выдуманном мирке и не могут трезво оценивать ни людей, ни обстоятельства, — спокойно протянул Скорпиус, и его взгляд был до того пустым, что Лили поежилась. Он говорил спокойным, ровным голосом, но с каждым произнесенным словом его лицо теряло привычное безразличие, обнажая ненависть, — и я из такой семьи. Мои родители так любят друг друга, что я не выдерживаю их присутствия больше часа. Меня выворачивает наизнанку, Лили. Потому что они ничего не замечают: право, моя мать пошла против своей семьи, выйдя замуж за отца, даже ее сестра Дафна перестала с ней общаться, оттого все мое детство прошло то в Малфой-мэноре, то во Франции: я даже не виделся до Хогвартса с Корвусом, и, конечно, ничего и никогда не слышал о своей кузине.

Замолчав, Скорпиус вдруг перевел свой взгляд на нее и как-то странно усмехнулся, слегка прищурившись. В его взгляде было так много разнообразных чувств, что Лили, завороженная, молча сидела и смотрела на него, пытаясь все их понять.

— Я избалованный ребенок: ничего в моей жизни меня не волновало и ничто не являлось ценностью. Чего бы я ни захотел, всего добивался: захотел изучать зелья — мне наняли лучшего профессора; решил заняться квиддичем — и отец выписал мне новейшие метлы. От природы так получилось, что у меня не было никаких трудностей, а даже если и было то, что мне давалось тяжело, я бросал все силы и в порыве азарта добивался-таки своего. В итоге: лучший ученик по зельеварению, все пророчили мне карьеру прадеда Абраксаса, который прославился на этом поприще. И поначалу мне было очень интересно: я ходил в запретную секцию, изучал и варил втайне запрещенные зелья, а потом неизменно блистал на уроках, все время уделывая эту заучку Уизли, — ухмылка на его губах стала шире, когда взгляд — меланхоличнее. Казалось, мыслями Скорпиус уже был не здесь и даже не замечал Лили. Все выглядело так, будто ему нестерпимо хотелось говорить и говорить, и было абсолютно плевать кому и при каких обстоятельствах.

— Но только мне стало скучно, еще на седьмом курсе Хогвартса я понял, что меня это совсем не волнует, и когда я поступил в лучший университет во всем магическом мире, чтобы доказать себе, что нет для меня в этом мире преград и невозможного, то я просто бросил его. Бросил, видя, как некоторые все ставили на кон, чтобы туда поступить; видя, как некоторые ломали себе жизни, морально гнили прямо на глазах от того, что все их труды оказались напрасными. Но. Я. Бросил. Потому что это больше не имело для меня ценности. Зелья теперь ничего не значат для меня, я чувствую лишь отвращение к ним и всему этому. Мне просто до ужаса было скучно и ненавистно все, чем я когда-либо занимался.

— То есть, ты хочешь сказать, что действительно сделал это все… из-за скуки? — робко протянула Лили, и он улыбнулся, даже слегка наклонившись к ней корпусом, а потом тихо прошептал:

— О нет, я мстил.

— За кого? — таким же шепотом проговорила Лили, и тут понимание мелькнуло стрелой в сознании: конечно же. За Люциуса Малфоя.

Скорпиус кивнул, а потом, встав с кресла, подошел, слегка прихрамывая, к Лили, и протянул ей руку, которую с волнующимся сердцем она приняла и поднялась к нему.

— Да, ничего не имело ценности, кроме одного: моего деда. Это он меня всему научил: пока родители, увлеченные своими жизнями и чувствами, пребывали в своем дивном мирке, он давал мне наставления, формировал мой характер и готовил к тому, чтобы всегда побежать, — Скорпиус, одной рукой подняв перед ее лицом томик, взволнованно проговорил: — Эту книгу он не отдал моему отцу, нет, наверное, дед видел во мне себя и хотел, чтобы я был сильным и жил, согласно этому кодексу, а значит, добивался всего. Только ничего не вышло: я повторил отчасти его судьбу и теперь не могу даже пойти к нему на могилу. Потому что он завещал быть похороненным в этой чертовой тоскливой Англии.

Яростнее сжав том, он отпустил ее руку и направился к настенному трельяжу, куда, выдвинув первый ящик, положил драгоценную книгу, и Лили отчего-то поежилась, чувствуя холод, когда он отошел от нее.

Не сдержавшись, она, повернувшись к нему так, чтобы можно было видеть его всего, эмоционально бросила:

— Ты мстил правительству, потому что Локантус посадил твоего деда, не так ли?

— Именно! — яростно ответил Скорпиус, круто развернувшись. Было непривычно видеть столько разнообразных эмоций в его лице, потому что они искажали Скорпиуса до неузнаваемости. — Он всегда относился к нам плохо, потому что моего отца защитил сам Гарри Поттер, и он не платил ему огромные суммы за свое освобождение. А вот деду было сложнее: он просидел два года после войны, а потом, опять же благодаря твоему отцу, был выпущен. Моя бабушка слишком долго и упорно писала письма великому Гарри Поттеру с просьбой об одной единственной услуге, и он сдался, — рассмеявшись коротко, Малфой с силой сжал руку в кулак, а потом, словно опомнившись, быстро отцепил пальцы, пытаясь придать лицу спокойствие и леность. Впрочем, тщетно. — Вот тогда Локантус уже ни на шутку разозлился: и спустя десять лет после суда над Пожирателями и того, как мой дед отсидел срок, он забрал его обратно в Азкабан. Сказал, что Люциус Малфой ненадежный человек в эпоху, когда идет сближение с магглами и что мы, Малфои, по-прежнему поддерживаем идеологию Пожирателей, хотя, видит Мерлин, как же плевать нам было на этих магглов!

Резко замолчав, Скорпиус отвернулся к трельяжу и облокотился руками о него, слишком часто задышав. Было так больно смотреть на него, что Лили, не сдержавшись, медленно подошла к нему и положила робко свою ладонь на его широкую спину, и он весь вздрогнул, не отрывая своего взгляда от деревянной лакированной поверхности.

— Твой брат любил заводить разговоры в гостиной Слизерина о мести Правительству. Его интересовала геройская история и лавры, и поначалу я не обращал на это внимание: Поттер вообще меня всегда бесил своим желанием прославиться где бы то ни было. Он, наверное, и на Слизерин поступил лишь для того, чтобы выделиться, — усмехнувшись, Скорпиус оттолкнулся от деревянной поверхности, и внимательно посмотрел на Лили. — Все в Жесте было моим: и название, и план, и доказательства. После того, как я понял, что нет у меня ничего, кроме желания отомстить этому сопливому уроду за смерть моего деда. Я жил ради этого! Впервые я чувствовал интерес к этой чертовой жизни! И поэтому Альбус был идеален для роли предводителя: он прекрасный оратор. Только вот…

Тишина, повисшая в ту же секунду, заставила Лили сильнее всмотреться в малфоевские черты. Непроизвольная жалость к нему и сострадание так сильно переполняли ее, что она, забывшая на секунду об Альбусе, погладила его по руке, видя в Скорпиусе загнанного зверя.

— Зачем ты сдал Альбуса? — решительно протянула она тогда, когда тишина уже слишком раздражала воспаленные нервы, а жаление оправдать его прорисовывалось так отчетливо, что она, подавшись к нему ближе, схватила его плечи руками.

— Что, хочешь оправдать меня? — с какой-то яростью проговорил Скорпиус, не скидывая ее рук, но и не обнимая. Его глаза опять яростно сверкнули, придав Лили какую-то странную, извращенную уверенность:

— Ты никогда не делаешь ничего просто так, поэтому ответь: зачем?

— Потому что он стал с медленно сходить с ума со своим тщеславием, — быстро проговорил Скорпиус, блеснув глазами. — Он хотел убить его, когда весь Жест существовал для справедливой мести перед всем народом! Он хотел устроить теракт в тот день, когда Локантус должен был встретиться с представителями магглов, в день, когда в одном этом министерском помещении было людей больше, чем, наверное, даже на пресс-конференции, ведь это эпохальное событие! — тяжело задышав, он вдруг притянул Лили к себе ближе, отчаянно пытаясь найти что-то в ее глазах. — Я ужасный человек, да, но не больной психопат, готовый убить сотни людей. Все, чего я хотел, — справедливости. И чтобы мой дед гордился мной, ведь впервые Малфой занял не выгодную сторону, а борьбу против мошенников, которые растрачивали волшебные богатства. И кто ж знал, что я сама создам еще большее зло в лице Альбуса Поттера, для которого после смерти родителей не существовало больше никаких границ.

И опять молчание повисло в комнате, только теперь Лили чувствовала, как земля мерно уходит из-под ног. Закрыв глаза, она почувствовала подступающие к горлу слезы и, отпустив свои руки с его плеч, прикрыла половину лица ладонью, отрывисто дыша. Было страшно и больно, и сейчас она ненавидела себя за то, что стоит здесь и зачем-то пытается разобраться в этом всем. Стало ли ей лучше от правды? Была ли хотя бы капля счастья в том, чтобы понять, насколько ты заблуждался во всех и вся?

Открыв глаза, она печально посмотрела на Скорпиуса, который внимательно следил за всеми ее эмоциями, и вид у него был до того напряженный, что Лили, не сдержавшись, как-то болезненно и при этом ласково улыбнулась, смотря на него, чувствуя, как от одного только его вида ее всю переполняет какой-то странный, противоестественный покой.

— И ты пытался меня отправить обратно? — тихо прошептала она, чувствуя, как он свел скулы от эмоций. — Запирая внутри себя все эти эмоции, ты разрушал не меня, а себя, Скорпиус…

— Я сдал твоего брата, Лили, — вдруг напомнил он, и Лили, опустив на секунду глаза, вдруг подняла их и посмотрела с такой горечью, что его руки на талии дрогнули.

— Если бы ты не рассказал мне, из-за чего, то тогда я бы точно возненавидела тебя, а потом и себя. Но теперь, зная все это… хотя, может ты мне врешь?.., но таково мое сердце: я люблю, и моя любовь будет вечно верить и нуждаться в тебе. Не надо отвергать мои чувства, Малфой. Я никогда не видела в тебя Альбуса, никогда. Все это время я любила тебя потому что ты был единственным, кто понимал меня. Действительно понимал.

И, подавшись навстречу к нему, она обвила его напряженную шею и аккуратно поцеловала, чувствуя, что с каждой секундой поцелуй становился все жарче, а тело — разгоряченным, и среди этого вороха чувств, эмоций, Лили думала лишь об одном: что жить в этом мире, полном страданий и боли, иллюзий и лживых жестов, без этих сильных рук, обнимающих ее талию, ведущих куда-то за собой в другую комнату, просто невозможно.

В этом мире просто нужно кого-то любить.

Или хотя бы что-то.

И как всегда Лили выбирала то, что было тяжелее всего: любить Скорпиуса Малфоя.

* * *

Первые солнечные лучи, проникавшие в комнату, медленно ползли от тюли к шкафу, а затем, словно смущенные своим озорством, они медленно поплыли по всей комнате, останавливаясь иногда на скомканной кровати, где среди вороха постельного белья спал, поджав под себя подушки, Скорпиус, и Лили, сильнее вцепившись в одеяло, которым укутывалась, с неосязаемой лаской и волнением смотрела на него. Было так сладостно просыпаться и видеть его, спящего и умиротворенного, что у нее просто замирало сердце, и чтобы не разбудить его, она робко присела на кресло у кровати и внимательно смотрела на него.

Размеренно дыша, он иногда что-то ворчал про себя, и Лили, не сдерживаясь, улыбалась себе и не могла нарадоваться: ей было так хорошо и радостно, что она боялась только одного — засмеяться в голос.

Часы показывали почти десять, когда он, повернувшись к ней лицом, приоткрыл сонно глаза, и Лили, не сдержавшись, ласково улыбнулась, а потом, присев на кровать, все так смотря на его лицо, тихо произнесла:

— Кто бы знал, что опасный Скорпиус Малфой такая соня?

Малфой усмехнулся, а потом, резко привстав и завалив ее на кровать, весело ответил:

— Насчет опасного советую не шутить. Ведь еще немного, и тебе придется брать ответственность за свое поведение.

— И в какой же форме? — кокетливо протянула Лили, аккуратно пробежав кончиками пальцев по его слегка выпирающим ключицам, а потом, не сдержавшись, она резко провела языком по одной из них и весело усмехнулась.

— Я серьезно, Поттер. Такими темпами я тебя вообще никуда не отпущу.

— А может, я и не хочу никуда уходить?

Он фыркнул, перекатившись на спину, и Лили, опьяненная какой-то радостью, задумчиво посмотрела на потолок, когда лучик солнца прошелся по ее лицу. Легкость и какая-то воздушность переполняли ее — прямо сейчас она могла перевернуть весь этот чертовый мир и добиться всего, что только пожелает.

Улыбнувшись сильнее, Лили подумала, что вот теперь все будет точно нормально: она больше никогда его не оставит, ничто не сможет стать у нее на пути, потому что без него ее ждет такая пустота и тоска, что вправе удушиться. Повернув голову к Скорпиус, она заметила, что он разглядывал ее своим холодным взглядом, только Лили теперь знала, что холод не приравнивался безразличию. Это лишь его глупая попытка скрыть собственные чувства. Улыбнувшись сильнее, Лили прошептала тихо, медленно сцепив свою руку с его и облизнув на секунду губы:

— А сейчас… есть ли что-нибудь ценное для тебя сейчас?

Хмыкнув, Скорпиус отвел свой взгляд куда-то в сторону, и Лили с замиранием сердца следила за ним, пытаясь считать все его эмоции. Но тщетно. Он лишь смотрел каким-то задумчивым взглядом, словно пытаясь что-то прикинуть, и с каждой секундой она чувствовала, как внутри нее каплей за каплей появлялась какая-то грусть.

И вдруг он резко посмотрел на нее серьезным взглядом и проговорил тихо, так, чтобы даже озорные солнечные лучи не смогли ничего услышать, чтобы весь мир в своей постоянной житейской спешке и погоне за несущественным не мог посмеяться над искренностью его слов. Вернее слова, потому Скорпиус сказал лишь одно:

— Есть.

ноябрь, пять лет назад

Снег пушистыми хлопьями падал на землю, и Лили, поежившись, плотнее укуталась в пальто, словно это вообще могло спасти ее от холода. Впрочем, это все было бессмысленно изначально, ведь Лили сидела прямо на земле и безжизненными глазами смотрела на обледеневшую гладь Большого озера, и думала, думала, думала. Задирки идиотки Поппи принимали совсем дурной оборот: если раньше она отделывалась простыми замечаниями и ехидным «что скажет твой папочка, когда узнает, что ты — магглоненавистница, Поттер?», то теперь у Лили внезапно стали пропадать домашние работы, а среди вещей в шкафу то и дело обнаруживались жабы и мелкие больно кусавшиеся насекомые.

В какой-то момент Лили, не обращавшая внимание на ее слова, а вместо этого лишь сильнее поднимавшая голову, проходя мимо надоедливой однокурсницы, почувствовала внутри себя комок такой ярости, что, не сдержавшись, она напустила на нее летучемышиный сглаз, однако, видимо, перестаравшись, Лили не просто парализовала Поппи, но и ввела ее в транс, из которого стараниями мисс Помфри Браун удалось вывести только на следующий день.

Скандал был страшным: мистер Браун, видный министерский деятель, вызвал ее родителей в школу, и, ругаясь, заявил, что не даст этому делу спуска, и только директор смогла повлиять на него, сказав, что Лили будет строго наказана отработками после уроков до конца учебного года и весь оставшийся пятый курс будет тщательно следить за тем, чтобы мисс Поттер ни коем образом не навредила мисс Поппи Браун.

Усмехнувшись, Лили отвернула голову от глади озера, и, презрительно сощурившись, посмотрела на простилающийся Запретный лес. Если бы ей сказали, что можно отмотать время назад и не делать всего того, что сделала она, Лили бы насмешливо фыркнула и ушла прочь. Потому что, если бы была ее воля, то она бы из раза в раз наслаждалась тем, как Поппи, скривившись, падала навзничь на пол. «Она заслужила», — меланхолично подумала Лили, а потом, встав с слегка мокрой земли, отряхнула подол своей мантии.

Да, она заслужила… но отчего же так грустно? Огорченный отец, шепотки в ее спину и разочарование в глазах директора — почему все это так сильно подрывало ее настроение? Как же Лили ненавидела видеть это тягучее, сложное чувство неудовлетворения ее поведением в глазах у отца. Казалось, ему было до того грустно смотреть на нее и Альбуса, что всякий раз его лицо искажалось в каком-то надуманном страдании.

Тяжело вздохнув, Лили медленно побрела прямиком к Хогвартсу, понуро опустив голову, то и дело ежась от пронзительного ветерка. Как она ненавидела эту школу! Хотелось просто сбежать или заболеть настолько сильно, чтобы ее увезли в Мунго, Мерлин, да что угодно, лишь бы не эта треклятая школа с извечно ворчащими портретами, странным магглами, смотрящими на них, волшебников, как на кусок мяса, и идиотов однокурсников, которые, словно сговорившись, то и дело пытались вывести ее из себя.

Когда в Хогвартсе учился Джеймс, никому не приходило в голову даже спорить с ней, но стоило старшему брату покинуть школу, как люди, окружавшие ее, резко переменили свое поведение: они смотрели на нее оценивающими скользкими взглядами и будто ждали того самого момента, когда она была наиболее уязвимой, чтобы с ревом вырвать у Лили эту глупую улыбку и маску спокойствия. И если поначалу она с достоинством несла свой крест, то с каждым днем становилось только хуже — неизбежные сравнивания ее с Розой, постоянное доминирование последней и вечные упреки в глазах родителей — все это так осточертело ей, что, в какой-то момент Лили задумалась о том, что, возможно, что-то действительно не так именно с ней, а не с окружающими людьми?

Отчаянье переполняло ее, когда, отряхнув мантию, она прислонилась спиной к стене замка и задумчиво посмотрела на вход. Лили стояла между рыцарскими доспехами, и люди, то входившие, то выходившие, не могли видеть ее, отчего Поттер становилось легче: наблюдая за ними, она все думала и думала о том, как же ей жить дальше и есть ли смысл вообще терпеть всех вокруг, а не взять и не сбежать в неизбежность? То ли дело Альбус: он всегда знал, как и для чего жить, у него были стремления и таланты, ее брату не нужно было ничего никому доказывать, один его вид говорил о многом. Так почему же наследственность решила отыграться на Лили, не наделив ее ничем примечательным? Почему во всей ее многочисленной семье она была самой убогой?

— Бедная Поппи, — услышала Лили сквозь дрему мыслей и напряглась, слегка скосив глаза в сторону выхода. В замок вошли Саммер и Энтони Флетчер, двойняшки-сплетники, которые не упускали ни одного момента, дабы не промыть кому-нибудь кости. — Ну и сучка же Поттер. Так трусливо и исподтишка, словно крыса.

— А ты ожидала чего-то другого? Всем же очевидно, что у нее ни мозгов, ни очарования, один только папаша за плечами.

— И что она только забыла на Гриффиндоре? Пошла бы на Слизерин вслед за братцем… хотя, таких убогих туда не берут! — и, рассмеявшись, они прошли мимо так медленно, словно специально, будто зная, что она стоит в нескольких шагах от них и слышит это все.

Прикрыв глаза, Лили скривилась, некстати подумав, что Роза-то, наверное, счастлива, ведь у нее появился очередной мотив, чтобы летом на семейных вечерах унижать Лили на глазах у всех родственников и бросать колкие, едкие, задевавшие саму душу слова.

Очередной тяжелый вздох сорвался с губ, и она, не выдержав, резко вышла из-за доспехов, заставив вскрикнуть входивших в помещение своим неожиданным появлением, а потом стремительно пошла к гостиной Слизерина, чувствуя какую-то потребность увидеть брата, просто посмотреть в его изумрудные, все понимающие глаза и услышать хоть что-нибудь ободряющее, ведь еще немного, и она точно сойдет с ума или расплачется от давления и этого общественного осуждения.

Стремительно спустившись по ступенькам к подземельям, Лили, остановившись у входа в гостиную, поняла, что не знает пароля. Неловко схватив себя за руках, она сглотнула, понуро опустив голову, и поморщилась от собственной глупости и импульсивности. И на кой черт она вообще сюда пришла? Не хватало ей позора раньше, так нет же, нужно прийти сюда и ждать, пока какой-нибудь слизеринец не выйдет и не начнет смеяться над ней. Повезет еще, если это будет однокурсник брата, а если кто младше… Слегка топнув ногой, Лили развернулась и резко остановилась, потому что прямо к ней по ступеням спускался Скорпиус Малфой, задумчиво придерживая в руке книги и бессмысленно смотря куда-то под ноги. И, словно почувствовав ее взгляд, он резко поднял голову и вопросительно вскинул бровь, холодным, ледяным взором окинув ее.

Лили сжалась внутренне и в который раз прокляла себя за излишнюю импульсивность.

— Я… — медленно протянула она, сцепив руки, а потом, поджав губы, тихо проговорила: — Ты не мог бы позвать Альбуса?

Скорпиус хмыкнул, пройдя мимо, а потом, насмешливо бросил из-за спины:

— Не стоит приходить сюда в одиночку, Поттер.

— Я…

— Не стоит, — холодно повторил он, а потом исчез за портретом, и Лили вновь оказалась в гудящей и дробящей перепонки тишине.

Какое-то время она все еще по-глупому пялилась в то место, где совсем недавно стоял Скорпиус, а потом, смирившись и сдавшись, она медленно поплелась дальше.

Настроение было до того паршивым, что, не выдержав, Лили прикрыла на секунду глаза, а потом решительно поднялась по ступенькам и пошла вперед, думая о том, что самое время натягивать улыбку на лицо и идти в свою комнату, накладывать защищающие заклинания на вещи и пергаменты, чтобы эти стервы даже не пытались еще хоть как-то подставить ее перед профессорами.

Решительно огибая коридоры, Лили, кривя губы, шла и шла, не обращая внимание ни на что, пока до ее сознания не стало доходить, что кто-то отчетливо зовет ее по имени. Развернувшись, она заранее сжала палочку в своих руках, а потом, заметив знакомый силуэт, Лили вздохнула слегка облегченно, потому что звал ее Альбус.

— Ты что здесь делаешь? — серьезно проговорил Альбус, подойдя к ней ближе. В полутьме Лили с трудом могла разглядеть его выражение лица, но уже по голосу знала и слышала, что он начинает злиться.

— Я пришла к тебе…

— Никогда больше не ходи в подземелья, Лил-с, — тут же перебил он ее, а потом, оглядевшись по сторонам, схватил за локоть и повел куда-то в сторону, явно чего-то опасаясь, может, быть подслушанным?

Лили не особо сопротивлялась, когда он в какой-то момент вывел ее к Астрономической башне, и, прикрыв дверь, облегченно выдохнул, наконец отпустив Лили, чтобы теперь посмотреть внимательно ей в лицо. Его взгляд был серьезным и сосредоточенным, словно он действительно о чем-то лихорадочно думал, и Лили, сжавшись, вдруг осознала, что зря она хотела найти в нем утешение: в конце концов, Альбус был не из тех людей, кто поддерживал людей в трудные минуты; о нет, обычно он делала так, чтобы им становилось хуже, ведь, как Альбус считал, нет иной возможности выбраться из этого жалкого состояния.

Но в этот раз он медлил и ничего не говорил. Наверное, вид у нее был до того грустным, что Альбус не решался хоть как-то подступиться, а только внимательно взирал этими так похожими на отца глазами, из-за чего Лили стало неловко и она отвернулась, чтобы посмотреть на простиравшееся темно-синее небо, которое своими безжизненными красками отравляло ее внутренности.

— Скажи, Альбус, — медленно проговорила она, когда молчание стало слишком тяжелым, а его взгляд — невыносимым. Лили бессмысленно пыталась отыскать в этом ноябрьском небе звезды, но их не было — синева была до того безжизненна, что даже мертвый свет звезд не появлялся на ней. — Я плохой человек?

— Не бывает хороших или плохих людей, Лили, — спокойно ответил он, и она, не сдержавшись, повернула голову к нему и меланхолично посмотрела.

— Как это?

— А вот так: не бывает. Есть лишь те, кто нам нравится, и те, кто нет. А дальше в зависимости от нашей симпатии или антипатии мы считаем этого человека хорошим или плохим.

Грустно хмыкнув, Лили отвернулась и опустила голову, задумчиво проведя носком сапог по каменному полу, словно стараясь стереть этот несчастный камень. Пожав плечами, она спокойно бросила:

— Не понимаю.

— Ну вот я: хороший или плохой человек?

— Конечно, хороший!

— Да? — насмешливо протянул Альбус, и Лили, улыбнувшись, еще сильнее стала проводить сапогом по полу, чувствуя внутреннее отчаянье. — А ведь с тобой, пожалуй, никто не согласиться. Ты любишь меня, Лили, оттого и думаешь, что я хороший. Но для всех остальных — я тот еще урод. Отсюда и получается, что все дело лишь в твоем отношении к человеку, а потому и не бывает добрых или злых, хороших или плохих. Ты либо симпатизируешь кому-то, либо нет.

Задумчиво остановившись, Лили медленно подняла на него свои грустные глаза и внимательно посмотрела на Альбуса: он выглядел непринужденным и расслабленным, что было довольно редким зрелищем. Альбус тоже смотрел на небо, прислонившись к стенке, и его волосы трепетались от легких порывов ветра, и в этом движении жизни Лили видела что-то такое тоскливое и пугающее, что, сильнее всматриваясь в черты брата, находя там столько всего от отца, она с некоторым отчаяньем чувствовала, как сильно, больно бьется ее сердце.

— Дурак ты, Альбус, — тихо прошептала она, и он, вздрогнув, посмотрел на нее, и вид его в момент стал каким-то напряженным. Словно Альбус ждал какой-то атаки, а может, все это время бой был в его груди, и он на секунду забыл о нем, пока Лили не напоминала ему о реальности? — Я считаю тебя хорошим не потому, что люблю. Я люблю тебя, даже зная, что ты творишь. А делаешь ты много ужасного, Альбус. И именно потому я и считаю тебе хорошим: ведь несмотря на твое лицемерие, тщеславие и самомнение, что ты проявляешь к другим, со мной ты совсем другой, — сглотнув, наблюдая за тем, как мрачнее и мрачнее становился Альбус от каждого ее слова, Лили, повернувшись к нему всем корпусом, ласково проговорила, смотря в эти жесткие, наполненные зловещей зеленью глаза. — Я дорога тебе, Альбус. И именно из-за этого для меня ты всегда, чтобы ни сделал, ни сказал, ни выкинул, всегда будешь хорошим.

Ветер вздрогнул, налетел с последней силой, а потом, пораженный, умолк. И в этой тишине, полутьме, с гулко бьющимся сердцем Лили внимательно смотрела на брата и думала, что там, впереди, неизведанные и неиспытанные чувства и события, которые могут сделать ее сильнее или окончательно сломать. Даже завтра может быть что угодно: от потери до приобретения, и Лили, уставшей, надломанной, но еще стоявшей на ногах, было абсолютно плевать.

Потому что среди всех лживых жестов, окружавших ее, среди людей, мечтавших о ее падении, среди разочарований и тревог, в ее жизни было то немногое, ради чего стоило стоять и смеяться в лицо неприятностям; стоять и искать новый горизонт.

И кто знает, кто может ей сказать уверенно и без оглядки на собственные заботы, что уже даже завтра она не найдет еще тысячу причин для того, чтобы продолжать сносить бремя своей жизни и лицемерия, чтобы вот так вот стоять напротив Альбуса и улыбаться ему от той нежности, что просыпалась в ее души из-за любви.

Лили улыбнулась сильнее, так, что щеки еще чуть-чуть — и могли лопнуть под давлением ее старания. Ведь все рано или поздно пройдет, и даже после этой измученной синевы взойдет яркое солнце. Так будет всегда: и при ней, и после нее, а значит, и в ее жизни сквозь череду невзгод и страхов, боли и иллюзий наступит день полного счастья.

И тогда больше не будет нужна ей ни лицемерная улыбка, ни раздражавшее окружающих внешнее спокойствие — тогда она будет запредельно, до ужаса искренней.

* * *

Дорогой Луи!

Прошу, не злись на меня и не обижайся за то, что я так поспешно уехала в Англию, даже не предупредив тебя лично при встрече: это ненадолго. В конце концов, мне нужно навестить могилу брата, прежде чем окончательно собрать все вещи и переехать к Скорпиусу, ведь кто знает, когда у меня появится минутка для следующего визита? Сам знаешь, как Скорпиус ненавидит Англию, поэтому, сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь наведаем эту страну.

Знаешь, здесь все, как и прежде: дождь нещадно льет каждый день, и стоит мне только выбраться в Годриковую впадину, как я вынуждена накладывать заклинания, чтобы не промокнуть; один Альбус(Мерлин, подумать только, ему уже исполнилось целых три года!) радуется дождю, вот серьезно, стоит только забарабанить каплям по окнам, как он начинает смеяться и бить в ладошки. В такие моменты невольно вспоминаю его отца: вот кто уж всегда радовался плохой погоде, находя в этом убедительную причину остаться дома.

Алфита и Джеймс подозрительно переговариваются, кажется (я почти уверена), скоро я стану тетей во второй раз, но отчего-то они совсем ничего не говорят мне. Джеймс вообще странный, как узнал, что я помолвлена со Скорпиусом, так и сконфузился: наверное, все это время он надеялся, что я вернусь к Джейку, хотя, видит Мерлин, ему совсем уже плевать на меня: недавно я видела его на общественном выступлении перед волшебниками, где он говорил об альтернативных отношениях с магглами, мол, нужно усилить наше тайное присутствие в высших государственных органах, дабы знать наперед, что они разрабатывают и придумывают. В общем, он на коне и так счастлив, что, кажется, забыл меня, даже более того, в последнее время он стал появляться на официальных раутах с Розой (нужно срочно проверить его на применение империо), и не могу винить его в том: все-таки, она настоящий профессионал в своем деле, не правда ли, Луи? Помнишь, как она всегда кичилась, что точно прославится? Боюсь, как бы при встрече с ней я случайно не стала иронизировать на тему того, что все интересующие ее мужчины предпочитают меня (ничего не могу поделать с собой).

По просьбе миссис Малфой я заглянула в мэнор, чтобы забрать пару книг и ее украшений: она сказала, что мистер Малфой не отпустит ее в Англию даже со мной, потому что считает, что на них все еще точит зуб Министерство. Что ж, не могу их винить в этом, о Малфоях в английском обществе сейчас говорят удивительные вещи: кажется, так еще никого не романтизировали таинственным флером… Поэтому, передай, пожалуйста, Скорпиусу, чтобы он не сердился, что я задержусь еще на пару дней — в этом доме столько всего, что, боюсь, на поиски мне понадобится больше времени.

А еще передай, что если он опять хотя бы заикнется в письме о приветствиях Томасу, то я его точно убью при встрече: ревновать меня к нему просто смехотворно! (стерто).

И вот еще: увидишь, что он опять пошел в ресторан со своими друзьями, обязательно сообщи мне и тактично намекни ему, что его после моего возвращения ждет адская жизнь, коль он думает, что может опять начинать выпивать в компании этих мужланов. (стерто).

А также проследи, чтобы он вовремя питался и, если он будет выглядеть так, словно совсем не спит, пиши мне! (стерто).

И вообще: почаще приходи к нему, правда, а то я очень волнуюсь, в последнее время из-за заказов из Министерства он с этими зельями не расстается, вот уж кому и к чему ревновать нужно. (стерто)

На этом, наверное, все.

Извини за это сумбурное письмо, но просто я так зла на Скорпиуса, что даже не хочу ему писать и вообще, что он думает о себе, когда начинает упрекать меня в том, что намеренно задерживаюсь в этой чертовой Англии, как будто я не мечтаю днями и ночами увидеть его! (стерто)

Передавай привет родителям и не скучай, Джеймс достал нам билеты на его ближайшую игру, которая пройдет во Франции, так что мы еще оторвемся!

С любовью и наилучшими пожеланиями,

Лили.

P. S. И все-таки, Луи, пожалуйста, навести как-нибудь Скорпиуса. Мне кажется, что он там совсем со своими склянками одичал.

P. S. S. Прикладываю тебе колдографию Альбуса, Мерлин, какой же он душечка, Луи!

P. S. S. Интересно, как думаешь, Скорпиус переживет, если нашего ребенка тоже будут звать Альбусом? Или два Альбуса в одной семье — это слишком? А как тебе имя Дионис? Слишком вычурно? Мерлин, как я надеюсь, что Скорпиус не захочет назвать его Люциусом, ну в самом деле, кто дает имя ребенку в честь дьявола?.. (стерто).

Счастье, — говорил он, —

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты.

* * *

— Вы уверены, мистер Малфой?

Скорпиус молчал, смотря в окно, выходившее на хижину Хагрида, и, безразлично передернув бровью, лениво крутил палочку в руках. За окном была яркая осень, одетая в желто-красную одёжку, и его мутило от этой пестроты. Было тошно, и, может, совсем немного даже как-то тоскливо, но Малфой, презрительно скривив брови, лишь безразлично смотрел на улицу, чуть склонив голову набок.

— Если вы сейчас откажетесь от статуса старосты, то… вы же должны понимать, что больше никогда не получите столь высокое предложение, не говоря уже о чем-то более значимом?

Склонив голову еще чуть ниже, чтобы профессор не увидел, до чего же смешно ему и до чего же ненужная улыбка лезет на губы, Скорпиус неслышно усмехнулся, пытаясь не засмеяться вслух. Профессор Когар, его декан, был до удивительного не слизеринец, и внутри себя Малфой всегда презирал его. Подхалимный старик, который просто имел хорошие отношения с директором и всей властью в целом — от одного его вида Скорпиуса выворачивало наизнанку, а губы непроизвольно поджимались. Но он молчал. Дед учил его, что нельзя портить отношения с людьми, даже если кажется, что они совсем незначительны, ведь в любом случае — это связи, которые неминуемо принесут свои плоды. И Скорпиус, уважавший своего деда до робости, покорно следовал его советам: он прятал любую искорку презрения и старался усмехаться менее высокомерно, стоило ему только прийти на очередной урок Зельеварения.

Когар не разбирался в своем предмете — это Скорпиус просек сразу, но, захлопнув гордость где-то между ребер, молчаливо скалился, наблюдая за тщетными попытками произвести впечатление на учеников. Люди, хоть немного умевшие читать учебники и следовать инструкциям, видели его насквозь и не уважали, из-за чего получали нагоняи и отработки. И Малфой, будучи все же умнее своих однокурсников, лишь наблюдал за всем балаганом в классе. Он не вмешивался и не встревал, зная, что толку от этого не будет.

— Конечно, сэр. Но я все равно настаиваю: мне не нужен значок старосты.

— В таком случае… я отдам его мистеру Поттеру.

Малфой усмехнулся, открыто посмотрев на декана, думая о том, какой же он все-таки идиот, но, даже не скривившись, спокойно произнес:

— Отличный выбор, сэр.

С Альбусом он договорился сразу, как получил оповещение о том, что его назначают на должность старосты. Скорпиус не хотел им быть: патрулировать коридоры, ходить на заседания, быть постоянно использованным однокурсниками для прикрытия их уходов — все это казалось Малфою слишком… тягостным. Одно дело просто прикрыть опаздывающего однокурсника, а потом заставить его выполнить какую-то мелкую работенку, а с другой стороны полноценная ответственность и постоянное отмазывание собственной репутации. Скорпиусу не нужна была репутация. У него была фамилия, которая заранее вызывала в людях только лишь определенные ассоциации.

То ли дело Поттер: любитель серьезных разговоров в гостиной, постоянного внимания и отчаянных выходок. Конечно, было очевидно, что выбирали из них двоих: оба были лучшими учениками Слизерина с отсутствием промахов, у Скорпиуса — потому что мастерски все скрывал, у Альбуса — потому что все закрывали глаза. И Малфой понял, что это отличный план: дать Поттеру так необходимое ему внимание, а потом в какой-то момент прийти и потребовать платы. В конце концов, он и сам был не идиотом, соглашаясь на сделку со Скорпиусом — все знают, что Малфой всегда приходит за своим.

— Что ж, тогда доразбирай книги, Скорпиус, и возвращайся в гостиную, — мрачно пробормотал Когар, а потом, схватив значок со стола, вышел из аудитории. Он явно был раздосадован.

Когда дверь закрылась, Скорпиус, проведя рукой по подбородку, презрительно сощурился, словно пытаясь вылить весь этот скопившийся яд из своих легких. Он приходил разбирать книги по зельеварению, потому что все знали, что Скорпиус метит в Французскую Академию, и Когар, как человек, который явно получит определенные бонусы за такого ученика, всячески пытался обучать его. И отсутствие интеллекта и каких-то более-менее зачатков рациональности привели его к решению, что Скорпиусу будет полезно покопаться в его старых захламленных архивах.

Вздохнув, Малфой лениво зашел в лаборантскую и, небрежно скидывая книги на отдельный стол, безразлично перелистывал страницы время от времени, прекрасно зная, что ничего полезного здесь нет.

Скорпиусу было скучно. И отчасти даже грустно. Но второе скорее взаимоисключалось первым, потому что, как можно грустить, когда у тебя ничего нет? Он не знал, ему просто казалось, что внутри поселился какой-то маленький дикий зверь, который кромсал его легкие, ломал каждый день по ребру, иначе откуда это беспощадное чувство собственного ничтожества? Почему он чувствовал себя так, словно у него ни будущего, ни настоящего — одно только расстилавшееся в сознание пятно? Прикрыв глаза, Скорпиус до боли в пальцах сжал книгу, сглотнув. Отсутствие смысла жизни слишком уж сильно давало о себе знать, и Малфой начинал бояться: депрессия не вписывалась в мировоззрение, это — болезнь морально слабых людей, а он сильный. Во всяком случае, разумнее многих в его возрасте, а оттого и было так тягостно: стоит впасть в грусть, и, Скорпиус уверен, его сломит жизненным течением.

Поток его мыслей внезапно прервался из-за странного звука, раздавшегося из класса. Наверное, вернулся профессор и стоило попытаться отмазаться от этой ненужной работенки. Нахмурившись, Скорпиус слегка выглянул и сощурился: в классе стоял не Когар, а… Лили Поттер, сестрица Альбуса, мрачная и при этом меланхоличная гриффиндорка, которая не замечала просто ничего. Сколько раз он становился свидетелем постоянных ее столкновений с людьми, когда, задумавшись, Поттер не замечала куда шла; или сколько раз он видел, как она спотыкалась, падала, разбивала коленки, но, будто не ощущая боли, резко вскакивала и шла вперед.

Скорпиус знал, из всех людей на этой планете Альбус любил только свою сестру, знал также, что именно поэтому никогда и никто из Слизерина не пытался поддразнить вечно задумчивую гриффиндорку. А дразнить хотелось: Поттер была жалкой и слабой, улыбаясь через силу, накладывая слои спокойствия, Лили выглядела так убого, что Малфой всегда отворачивался. Ему было до бесконечности противно осознание, что она… жалеет его. Как-то, когда гриффиндорские шавки опять начали гавкать на его происхождение, он вдруг услышал поток ее бессвязных мыслей, где она сочувствовала ему, и, наверное, поэтому Скорпиус так невзлюбил младшую из Поттеров: непримечательная, жалостливая, глупая Лили Поттер. У Розы Уизли хотя бы был характер, пусть и дерьмовый, но все же — а у нее не было ничего.

Внимательно присмотревшись, он вдруг заметил, как Поттер, бодро перебирая стопку пергаментов со стола, вдруг выудила один из самых последних свитков и громко вздохнула, явно с облегчением. Бумага резко загорелась, а потом, окинув робким взглядом комнату, из-за чего Скорпиус был вынужден слегка пригнуться к двери, Лили положила на то же место другой свиток и заторопилась к выходу. Но, то ли по иронии судьбы, то ли Поттер была неудачницей по жизни, но в этот момент открылась дверь и на пороге появился мистер Когар. Запыхавшийся, он сверкающим взором окинул Лили и грозно проговорил:

— Мисс Поттер, не могли бы вы объясниться, что забыли в моем кабинете в такой поздний час?

Скорпиус усмехнулся. Тот факт, что только что на его глазах мелкая Поттер сожгла свою работу и заменила ее на «правильный» вариант, заставил его с издевкой задуматься, что, возможно, с ней все было не так просто. Поэтому он лениво стал наблюдать за девчонкой, которая, сжав свои руки и нервно теребя их, медленно, словно ей было трудно говорить, произнесла:

— Профессор Лонгботтом поручил мне принести вам связку трав, о которых вы просили…

Когар, оценивающим взглядом пройдясь по ней, вдруг поднял свой взор, наткнулся на Малфоя и резко проговорил:

— Мистер Малфой, все так и было?

Лили, словно громом огретая, резко развернулась и с ужасом посмотрела на него. «Жалкая-жалкая Поттер», — насмешливо подумал он, вдруг ощутив какое-то опьянение. Чувство, что именно в его руках находится ее судьба, будоражило кровь. И именно в этот момент в этих карих глаза страх сменился яростью, она будто бы говорила ему: «Только попробуй, Малфой, и мой брат узнает об этом». Отчего-то это лишь сильнее раззадорило Малфоя, и он почувствовал несвойственную ему веселость.

Усмехнувшись, Скорпиус нарочито медленно, по слогам произнес:

— Конечно, сэр.

И, бросив безразличный взгляд, Скорпиус развернулся и вернулся в лаборантскую, подошел к стопке с книг и лениво посмотрел в окно. Проклятая осень горела огнем, и Скорпиуса мутило: хотелось сбежать от этих красок и от всей жизни в целом, но места капитулирования было не найти. Бежать было некуда. Оставалось только жить с надеждой, что дальше будет хоть что-то.

Сморщившись, он перевел взгляд на книги и едко-зеленая надпись «Зельеварение» противно резанула глаза. Как же все-таки он ненавидел все то, что делал; как же он ненавидел все то, что его окружало. И от осознания этого не было ни горя, ни печали: в общем-то часов до двух ночи Скорпиусу было плевать. И только потом мерзкое сердце начинало ныть, медленно сводя его с ума.

* * *

Иногда, когда его особенно доставала окружающая действительность, Скорпиус задумывался, до чего же в этом мире все несправедливо организовано: те, кто не умел ничего, добивались многого, а те, кто был талантливее всех от природы, прозябали по жизни, медленно потухая. Скорпиус знал: тот,кто везде — тот нигде, и, понимая, что ничего ему не нравится и ничто ему неинтересно, он лишь сильнее прятал какое-то отвращение к когда-то так сильно нравившемуся предмету и с большей самоотдачей варил зелья, изучал новые техники, потому что знал — стоит расслабиться и не поступить в эту треклятую Академию, и его съедят заживо.

Однако, когда все вокруг ожидали от него побед и достижений, думали, что Скорпиус определенно многого добьется и станет когда-то человеком с большой буквы, он жаждал всего лишь разрушения и хаоса, потому что думал, что в нем легче сосуществовать. И, изнуряя себя дополнительными уроками и лекциями, читая и читая, Скорпиус с каждой секундой мечтал найти смысл. То, ради чего стоит жить. Потому что сейчас — он был не в лучшем положении, чем та же жалкая Поттер.

— …Политика Министерства, нацеленная на сближение нас с существами, которые не хотят жить по нашим правилам и нарушают их, абсурдна. Вы посмотрите, Демиана выгоняют из-за двух жалких магглов, которые сами виноваты в случившемся. И… если им делают такие поблажки сейчас, когда мы даже не интегрировали, то что ожидать после? Не подчинят ли они нас?

Гостиная живо загудела, и кто-то с презрением, а кто-то с уважением посмотрел на Альбуса Поттера, который, развалившись в кресле, напустив на себя легкий флер таинственности, мрачно усмехался. На секунду оторвавшись от книги, Скорпиус насмешливо посмотрел на Поттера: признаться, он все же понимал его, Альбусу так же, как и ему, всего лишь хотелось найти дело, оттого он так стремился захватить умы своих сверстников и привлечь их к какой-нибудь тайной деятельности.

Скорпиус внимательно смотрел на него. Борьба с министерством? Звучит довольно забавно. Но стоила ли игра свеч?

— К тому же, помните ли вы тех детей, которых отправили в маггловские школы по обмену? Где они сейчас? Почему ничего не слышно? А стоит только кому-то спросить у самого Локантуса, как он тотчас переводит тему. И кто знает, что еще скрывает наш очаровательный глава государства?

— Не юли, Поттер, что ты предлагаешь? — насмешливо встрял Икарус Забини, который сидел ближе всех к нему, а рядом, прижавшись к его руке примостилась сестра, Алфита, которая, Скорпиус видел, с каким-то нездоровым обожанием смотрела на Поттера и млела, боясь сказать хоть что-то.

«Какой же это все сюр», — презрительно подумал он, уткнувшись в книгу. Но читать больше не хотелось.

— Я предлагаю борьбу, настоящую борьбу, — с азартом проговорил Альбус, — а не это молчаливое сидение на месте. Если не мы, то кто?

— Это бессмысленно, нас всех устранят уже в первый день нашей подпольной деятельности, — быстро ответил Икарус, и по тону его голоса было понятно, что он явно недоволен тем, что Поттер вообще говорит на эту тему в таком людном месте: благо, отбой уже давно отгремел, и кроме семикурсников никого здесь не было. Но Скорпиус понимал Забини: Поттер был беспечным и импульсивным. Однажды это точно погубит его.

Вздохнув, Скорпиус сильнее сжал книгу в руках, пытаясь вчитываться в строки, но почему-то… у него никак не получалось сосредоточиться. Чертов Поттер гудел и агитировал, а ему хотелось просто встать и сказать, что ничего он не понимает: если бороться с Министерством, то только продумано, с отобранными людьми и вескими причинами.

На секунду у него кольнуло в сердце, и Малфой замер: он вдруг вспомнил, как вшивые авроры выводили деда из Малфой-мэнора и как он, еще мальчишка, с отчаяньем смотрел на него. Книга в руках треснула под нажимом его пальцев, и Скорпиус, громко захлопнув ее, с ненавистью посмотрел себе под ноги. Самая большая печаль и утрата в его жизни — это смерть Люциуса, которого он обожал настолько, что не замечал ничего: ни его репутации, ни его поступков в прошлом, просто ничего. Это был самый близкий, самый важный человек в его жизни, и у Скорпиуса его забрали.

— Не получится из Поттера Волан-де-Морта, — проговорил кто-то рядом, и Скорпиус, вздрогнув, посмотрел в сторону. Он и не заметил, как к нему подсел Корвус Нотт, который, не обращаясь ни к кому конкретно, явно говорил все же для Малфоя. — Слишком маленькие масштабы. И полное отсутствие веских мотивов.

— Не мешай геройствовать людям, Корвус, — тихо проговорил Малфой, невольно взглянув на Поттера. Тот, усмехаясь, о чем-то спорил с Забини, и Скорпиус сморщился от какого-то мерзкого чувства внутри себя.

— Нет, меня это правда бесит, — холодно и совсем без раздражения протянул Нотт, сжав свои кулаки, и Скорпиус даже с некоторым интересом посмотрел на него. Своего кузена он знал плохо: их семьи не общались, а сами они, впервые встретившись в Хогвартсе, не спешили как-то сближаться. В общем-то Малфою это было не нужно, когда-то сам Нотт порывался начать разговор, но… Скорпиус просто не нуждался ни в друзьях, ни в родственниках. Он не хотел ни с кем сближаться. — У него нет никаких веских причин, но зато так языком мелит…

— А у тебя, — медленно протянул Скорпиус, холодным взором окидывая кузена. Тот, вздрогнув, перевел взгляд на него и приподнял вопросительно бровь. — У тебя есть причины?

Нотт молчал, и в этом молчании было больше слов, чем во всех речах Альбуса, и Скорпиус понимающе кивнул. У него тоже была причина. Но достаточно ли ее, чтобы выйти из зоны комфорта и начать действовать в ущерб собственной репутации и жизни?

Скорпиус не знал. Но ему отчаянно, просто до ужаса хотелось найти чертов смысл, чтобы оправдывать то, что его кровь еще бегает по венам, а воздух проникает в организм.

* * *

Серое небо напоминало грязную половую тряпку, натянутую до таких пределов, когда нити кое-где начинают белеть. Погода была паршивой, и он, сильнее сжав кружку в руках, меланхолично смотрел на волеизъявление природы, даже не пытаясь отпить давно остывший чай.

Скорпиус ненавидел Англию за сырость и грязь, чопорность и какую-то злопамятность, поэтому, бросив Французскую Академию, из-за чего в его семье разгорелся невиданный ранее скандал, Скорпиус понял сразу — он вернется сюда. В конце концов, его родители бы точно не последовали за ним, и это, в какой-то мере, было решающим фактором: он до ужаса, просто до остервенения не хотел оставаться с ними во Франции, а снимать отдельную комнату было слишком расточительным — в семье денег было немного, все драгоценности были опечатаны в Англии и не могли быть вывезены.

Из всего немногого, что осталось в Малфой-мэноре, Скорпиус понял, что нужно что-то делать. Найти старых знакомых, изучать котировки акций, посещать акционерные собрания — он занялся этим с какой-то больной решительностью, потому что знал — дорога в политику ему закрыта. Скорпиус ненавидел Правительство, сэра Локантуса и каждый день боролся с глупым, иррациональным желанием найти дурочка Поттера и предложить ему сотрясти этот мир. Но Малфой держался: он помнил, как дед говорил ему, что никогда нельзя соваться в тайные организации. Это дорого и опасно. Другое дело… а если быть негласным лидером? Быть в стороне, но при этом влиять на все?

Скорпиус морщился. А потом, прикрывая всякий раз глаза от этих мыслей, силился держать себя в спокойствии. Ему не нужны проблемы. Все, чем он должен заниматься — восстановить средства семьи, заработать денег и по возможности навсегда уехать из чертовой Англии.

Впервые его уверенность в том, что нужно просто сидеть на месте и не влезать в политику, пошатнулась в тот день, когда, зайдя в Министерство с попыткой все-таки вернуть определенные вещи обратно в мэнор, он увидел Джейка Томаса. Широкоплечий громила с лихими глазами был так счастлив и беззаботен, что Скорпиуса просто выворачивало: он помнил, с каким азартом и радостью этот урод скинул его тогда с метлы и наблюдал, как Скорпиус, зацепившись за узорчатую башню, выкрашенную в цвет Гриффиндора, падал вниз, обрывая деревянные балки вниз. Его тупая шутка обернулась трагедией: левая нога навсегда перестала слушаться Малфоя, а чары и зелья никак не могли исправить ситуацию. Никто не встал на сторону Скорпиуса, заявившего, что Джейк специально сделал это: нет, профессора, а особенно директор, словно сговорившись, настаивали на несчастном случае. Но все это было ложью, Скорпиус видел, как целенаправленно Томас летел к нему, какой насмешкой и превосходством горели его глаза.

И что же видел Скорпиус сейчас?

Джейк Томас — правая рука Гарри Поттера, особое доверенное лицо самого Локантуса, борец за справедливость и очень популярная личность в высших кругах. Это было несправедливо. А Малфой, кем бы он ни был по натуре, ненавидел чувствовать себя так, словно его обделили.

Второе происшествие, которое натолкнуло его на мысль, что месть за деда, а заодно и Томасу, не такое уж и иррациональное желание, приключилось с ним буквально через неделю. В тот день к нему пришел его кузен, Корвус Нотт, выглядевший еще мрачнее, чем раньше, сверкавший своими темными, словно бездна, глазами.

— Малфой, ты вернулся? — меланхолично протянул он без капли заинтересованности, а потом, усевшись без приглашения, при этом сжимая в руках какие-то документы, упрямо уставился на него. Скорпиус обреченно вздохнул: с ним все всегда происходило как-то странно и сложно — Нотт был непонятным и тяжелым для понимания человеком, а таких Малфой ненавидел больше всего. — Ты, наверное, не знаешь, но у меня есть сестра, — Скорпиус, вежливо изобразив заинтересованность, присел напротив и подумал о том, что слушать нытье, хоть и от родственника, последнее, что ему хотелось бы сделать. — Она сквиб, — резко сказал Икарус, поймав его взгляд, и Скорпиус приподнял бровь. Становилось даже интересно. — И я думал, что ее просто отправили в мир магглов, однако сегодня я обнаружил документы, согласно которым она являлась одной из тех десяти волшебников, что должны были пройти программу обмена, — сделав паузу, он холодно, с расстановкой произнес, — понимаешь, что это значит?

Скорпиус был не идиотом, поэтому, конечно, он все понимал. Весело присвистнув, он на секунду ощутил, как внутри что-то шевельнулось в предвкушении… это странное живое чувство, о существовании которого он забыл уже на многие годы, так ошарашило его, что Малфой замер.

Правительство играло в грязные игры, каждому здравомыслящему волшебнику было очевидно, что политика сближения с магглами — это красная тряпка перед лицом быка, а тот факт, что почти за тридцать лет правления Локантуса никакого сближения, по сути, не произошло, заставлял задуматься и понять, что у них какие-то свои цели. И что, если узнать эти цели, найти доказательства и уничтожить их? Поставить на место этих уродов, возомнивших, что они могут вот так вот уничтожать жизнь Скорпиуса, загонять его в пучины бездны?

Скорпиус решался: однажды, гуляя по вечернему Лондону и морщась всякий раз от его грязных, каких-то изломанных улиц, он увидел Демиана Роули, однокурсника, с которым жизнь его не сталкивала больше года, который словно пропал после своего отчисления. Роули ему никогда не нравился: он был таким же спесивым, как и Поттер, но более скрытным, однако Малфой видел его насквозь и знал, что он жаждет расправы. И что такой человек может пойти на все.

— Какими судьбами, Демиан? — насмешливо бросил Скорпиус, сомкнув свои руки на трости, которая так уперлась в асфальт, что ее было трудно сдвинуть. Он внимательно изучал лицо Роули, каждую его эмоцию, чтобы убедиться в своей правоте — и стоило Малфою заметить этот яркий блеск в его глазах, как Скорпиус, не сдержавшись, улыбнулся еще шире. Роули был бы отличной марионеткой.

— Какого черта, Малфой? Что тебе надо? — нахмурившись, пробормотал он, а потом, как-то нервно оглянувшись, положил свои руки в карманы. Что он делал в Косом переулке, понять было несложно: без образования, без права поступить в любой университет страны, Роули, скорее всего, связался с темными волшебниками и занимался какой-нибудь расточительной подпольной деятельностью.

Скорпиус молчал, склонив голову набок. Какое-то тоскливое, мерзкое чувство обволакивало его нутро, сковывало легкие, и он понял: так жить нельзя. Никому из них — ни ему, ни Корвусу, ни Демиану, ни уж тем более Альбусу Поттеру. Они не могут просто так оставить в покое тех, кто калечил, ломал и без того сложные судьбы слизеринцев, коим уготовано вечное презрение уже только благодаря их фамилиям.

— Приходи завтра в семь часов в Малфой-мэнор. С тобой хочет увидеться Альбус Поттер, — подойдя ближе к нему, проговорил Скорпиус, слегка сощурив глаза. Роули молчал, хмурясь сильнее с каждой секундой, но Малфой знал — он придет, ведь Альбус, можно сказать, был его другом. — У нас есть кое-что интересное для тебя.

А потом, развернувшись, Скорпиус резко и целенаправленно пошел к себе домой, чтобы, придя, написать Поттеру записку с просьбой о встрече, а потом не спать всю ночь и думать. Думать. Думать.

Скорпиус все сделает: он создаст эту организацию, привлечет к этому делу только важных людей и поставит во главе всего Альбуса Поттера, который определенно никогда и ни за что не откажется от власти. Но что бы ему ни захотелось сделать, что бы ни взбрело ему в голову, Малфой будет начеку, чтобы корректировать каждый его шаг, влиять, манипулировать, играть с его сознанием. Потому что эта месть — его.

Вскинув глаза к книжной полке, он вдруг заметил, как в лучах умирающего солнца озаряются весело корешки. Том «Жесты» сверкал отчего-то особеннее всех, и Малфой, словно смакуя, тихо произнес в пустоту, изнемогая себя, чувствуя, как внутри после сотни лет пустоты просыпается что-то живое, и оно хочет крови и веселья, действий и целенаправленного хаоса:

— Ж-е-с-т-ы.

Потому что в хаосе, как и всегда, было проще всего сосуществовать. Ведь в нем ничего не было.

* * *

Сквозь путину скомканных мыслей и череду неопределенностей внутри, Скорпиус силился просто идти к кладбищу и ни о чем не думать. Но было труднее всего сейчас просто взять и отключить свой мозг и идти, как на автомате, к уже собравшейся у Годриковой впадины толпе, которая, щелкая фотоаппаратами, что-то декларировала.

Гарри и Джиневра Поттер погибли. Скажи ему кто об этом еще год назад, он бы не поверил — смерть героя войны казалось Малфою нереальной, он всегда возводил его в ранг бессмертных, и тут теракт. Только не их. А Правительства. И от осознания этого было так плохо, что Скорпиус, остановившись, хмуро посмотрел на журналистов, простых обывателей и попытался выследить в толпе Альбуса. Он боялся, что Поттер сойдет с ума и пойдет на поводу эмоций, что он начнет безраздумно мстить за их смерть и к чертям развалит его идеальный план. Нужно было срочно с ним поговорить, заверить его, что продуманная и терпеливая месть — вот их путь, а не беспорядочные, хаотичные поступки, основанные на сиюминутных эмоциях.

Только идя вдоль толпы людей, приближаясь к могиле, Скорпиус вдруг почувствовал какой-то страх: он вспомнил, как когда-то хоронили его деда, и это были последние похороны в его жизни, потому что больше он не мог терпеть вида гробов, вскопанной земли и надгробий. И эти люди, щелкавшие, смеявшиеся, гогочущие, так раздражали его, что Скорпиус, бросив хмурый взгляд, прошел еще ближе к гробам и замер, заметив вдруг Лили Поттер.

Еще более мрачная, чем раньше, она стояла, упрямо смотря в могильную яму, и ее черное, едва достающее до колен платье, разлеталась от лихих порывов ветра. Но она не плакала, не прятала лицо, не пыталась накричать или прогнать журналистов — все, что Лили делала, это смотрела, и взгляд у нее был до того решительным, что Скорпиус задумчиво повел бровью, внимательно смотря на нее. А ведь при необходимости Поттер можно было привлечь… и с ней, в отличие от ее брата, было бы намного проще работать.

— Лили… Это так ужасно… у меня нет слов… — подошла к ней Роза Уизли, и Лили, вскинув голову, прошипела, словно наполненная ядом змея:

— Ну так и молчи.

Она развернулась, поплелась сквозь толпу, и Малфой сам не заметил, как непроизвольно пошел следом. Он думал. Скорпиус помнил, что Лили тесно общалась с Томасом, что она поступила в Академию и училась на колдомедика — все это рассказывал ему Альбус, всякий раз, стоило ему только вспомнить о своей сестренке. И Малфой действительно запоминал, отчасти потому, что тот факт, что она — близкая подруга Джейка, многое для него значил, ведь этим можно воспользоваться. Этим можно было его сломать.

Они вышли к мосту, и Лили, подойдя ближе к перилам, слегка свесилась к водной глади, и у Скорпиуса пролетело безразлично в мыслях: «Упадет». И он смотрел за тем, как дрожат ее согнутые локти, как ноги, слегка заскользив, стали медленно терять опору. Ему было отчего-то жаль ее: мрачная Лили Поттер, ведь она тоже боролась, как могла, и кто был виноват в том, что она изначально выбрала неправильные методы? У нее никого не было, кто бы подсказал ей истинный путь: Альбус при всей своей привязанности к ней, совершенно не знал свою сестру, и его любовь к ней была скорее данностью. Ему просто нужно было кого-то любить.

Скорпиус медленно подходил к Лили, когда ее тело уже совершенно перевесилось и точно бы упало, но тут, даже не ожидая от себя, Малфой резко схватил ее за талию и потянул на себя, и Лили, тихо вскрикнув, ошарашенно захлопала ресницами. Усмехнувшись, Скорпиус развернулся и спокойно пошел прочь, пытаясь сфокусировать свои мысли, но они, словно проклятые, все время возвращались к одному — Лили Поттер можно использовать для мести Томасу. Она не так проста.

Ускорив шаг, он уже собирался завернуть за угол, но тут кто-то схватил его за локоть, заставил развернуться, и вот уже Скорпиус стоял напротив Лили, у которой был такой решительный и одновременно удивленный вид, что Малфой даже засмотрелся и смог усмехнуться в своей ленивой манере только тогда, когда она, робко и нервно отдернув свою руку, все также упрямо смотрела ему в глаза.

— Спасибо, — тихо протянула она, и что-то было в ее глазах такое, что Малфой понял: да. Младшая Поттер определенно не так проста, как кажется, и ее репутацией, ее характером можно было воспользоваться. Никогда раньше он не замечал, до чего же полыхают ненавистью глаза Лили Поттер, как отчаянно сверкает на самом дне зрачков надежда, будто она только и ждала кого-то, кто мог бы показать ей другую жизнь. Кто мог бы стать ее опорой.

Всматриваясь все больше, Скорпиус думал, что из нее, как раз, и можно было бы сделать того самого человека, кто станет его окончательной местью этому миру.

— За спасибо не откупитесь, мисс Поттер. Я все-таки спас вашу несчастную жизнь, — иронично протянул Малфой, а потом резко посерьезнел и, намеренно обжигая ее холодом, спокойно и властно произнес, будто зная все наперед: — Вы еще расплатитесь. Поверьте. Я всегда прихожу за своим.

Лили замерла, задержав дыхание. И в ее глазах, Малфой готов был поклясться, проблеснул такой азарт, что Скорпиус почувствовал внутри себя странный интерес. А потом он сильнее усмехнулся, неотрывно смотря в эти бездонные карие глаза: да, Лили, как и многие другие, была теперь в его руках.

Поезд ехал с громким стуком, и Лили, рассеянно смотревшая в окно, совсем не замечала того, что творится вокруг. Все ее мысли были устремлены к Франции, к Скорпиусу, а также к приближающемуся новому году, который подступил так незаметно и неожиданно, что она до сих пор не могла смириться с очевидным — прошел уже пятый год, как не стало Альбуса, и второй, как она стала миссис Малфой.

Она возвращалась во Францию почти с легким сердцем: могила брата, к которой Лили приезжала аккурат под его день рождения, всплывала в памяти лишь на мгновение, а потом растворялась в ворохе других мыслей, устремлений и беспокойств. Однако тоска, изувеченная, хорошо спрятанная, давала о себе знать — каждый раз, в декабре, когда Лили садилась в поезд и бросала печальный взгляд на напряженного Скорпиуса, который никогда не любил ее отпускать, она чувствовала, как воспоминания окутывают ее сознание и как она больше не может думать ни о чем другом.

Лили всегда останавливалась у Алфиты и Джеймса, правда, уже не в своей комнате: ее переделали под детскую для Джиневры, их второго ребенка и племянницы Лили, которой было всего два года, но которая до удивительного была похожа на Джеймса — у нее были даже небольшие веснушки, которые россыпью раскинулись по всему лицу.

— Ты забрал все значимые имена, — почти недовольно заметила Лили, держа племянницу на руках — она была непоседлива и так и норовила сбежать от опеки взрослых. И ее карие глаза шоколадного оттенка смотрели с такой неподдельной радостью на все, что Лили невольно улыбалась: улыбка была легкой и немного рассеянной.

— Продолжаю нашу семейную традицию, — взлохматив волосы, отмахиваясь, беспечно бормотал Джеймс, — можно сказать, это уже прямо отличительная черта Поттеров — называть в честь умерших родственников.

Голос у Джеймса был бодрый и деловой, можно было сказать, что после появления в его жизни Алфиты он воспрял духом и открыл в себе новые возможности: между ними не было ни страсти, ни обоюдного обожания, только лишь глубокое понимание, которое проскальзывало всякий раз, когда они смотрели друг другу в глаза и когда иногда держались за руки. Их счастье было тихим, и спокойствие нарушалось лишь в дни матчей. В такие моменты он собирался рано утром и исчезал из дома почти на неделю, и его можно было увидеть лишь через газетные выпуски и многочисленные репортажи — Джеймс Поттер, как и всегда, был великолепным игроком, а его прошлое, окутанное тайной и близостью со столь интересной фигурой, как Альбус, лишь прибавляло ему шарма.

И, как по иронии судьбы, именно в ту неделю, что у них гостила Лили, Джеймс был вынужден уехать на свой новый матч. Алфита смотрела на него слегка обиженно: Рождество в этот раз он пропускал, как и день рождения своего брата, но, не сказав ничего кроме пожеланий удачно добраться, она проводила его долгим взглядом, пока фигура Джеймса не скрылась за стенами домов, а потом, вздохнув, принялась за работу.

Двадцать третьего декабря они пошли на могилу к Альбусу, но в разное время: Алфита пришла к нему еще рано утром, оставив сидеть с детьми Лили, и она, по-светлому улыбаясь, слушала рассказы своих племянников — Лили любила и Альбуса, и Джинни одинаково, хоть они и были совершенно разными детьми. Альбус был более молчаливым ребенком и очень скрытным, его волосы, его глаза, все его лицо было копией отца, и, глядя на него, Лили чувствовала острую, такую режущую боль. Порой она пыталась понять, каково было Джеймсу и Алфите, ведь сходство было не только во внешности, но и в характере, и втайне Лили боялась, что он может повторить судьбу отца.

Альбус также рано научился читать, был любознательным и обожал играть в шахматы. Особенно, почему-то, он любил играть именно с ней: и первое время Лили даже поддавалась ему, чтобы племянник обязательно выиграл. Правда, через некоторое время она уже стала сомневаться, кто именно поддавался в игре, потому что он был столь хитер, хоть и детской хитростью, что всегда умудрялся ее обдурить.

Когда ближе к обеду домой вернулась Алфита, Лили не решилась сходить к могиле. Хотелось дождаться того мгновения, когда сумерки съедят небо, и только тогда в полной тишине и мраке прийти к нему, посмотреть на знакомые буквы и задуматься. О жизни, о будущем… обо всем.

— Дети забирают много сил, — с усмешкой проговорила Алфита, когда заметила, сколь задумчива была Лили и сколь большая усталость проступала в ее лице. — Но постепенно ты привыкаешь и уже даже не мыслишь жизни без них.

Иногда Лили казалось, что Алфита будто бы старается что-то выудить из нее. Смотрела таким глубоким, долгим взглядом, что ей становилось не по себе: возможно, дело было в том, что Лили почти никогда не делилась подробностями своей жизни, а может, она просто что-то упускала из виду, но Лили всегда стремилась сбежать из-под этого цепкого взгляда, закрыться в своей комнате и с тоской вздохнуть.

Она так не любила расставаться хоть и на время со Скорпиусом, что всякий раз тосковала. В Англии для нее больше ничего не существовало, и лишь племянники да брат вынуждали ее возвращаться сюда, слоняться по дому, заходить иногда в комнату Альбуса, которая была не тронута и почти всегда закрыта, а потом долго смотреть на книжную полку и вспоминать, как много всего произошло в ее жизни за несколько лет.

Возвращаясь в эту страну, она всегда боялась найти призраков своего прошлого: ей совершенно не хотелось видеться с Розой, которая вот уже второй год являлась главной помощницей Джейка и самого Томаса. Лили видела его лишь в газетных вырезках и однажды на улице. Но он прошел мимо, даже не заметив ее, и Лили это, право, очень обрадовало: она знала, что так будет лучше для всех и что ей же лучше никогда с ним не видеться. Джейк должен был жить новой жизнью, находить для себя новые привязанности, поэтому, когда Алфита поведала ей слухи о том, что, на самом деле, Розу и Джейка объединяют связи чуть более интимные, чем просто работа, она почти рассмеялась.

Поезд с громким шипением остановился, и Лили, не сразу отреагировавшая, моргнула, а потом присмотрелась. Люди быстро-быстро покидали вагоны, и она не спешила подниматься, боясь влиться в толпу — гораздо разумнее казалось просто подождать. И она сидела, всматриваясь в знакомые пейзажи за окном, вспоминая одинокую могилку брата, и почти не испытывала тоски — в этом году она провела Рождество вместе с Алфитой и племянниками, подумав, что не стоило оставлять их в одиночестве, и Лили была почти уверена, что Скорпиус если не рассердился, то непременно был раздосадован данным ее поступком.

Они были со Скорпиусом сравнительно недолго, жалкие пять лет — разве сравнимо это с той серой вечностью, которую носила под ребрами Лили до появления его? Точно нет, поэтому сейчас она ценила каждый день, каждое мгновение, которое они проводили вместе, и испытывала непередаваемое, такое живое, глубокое счастье.

Скорпиус был скрытен и побольше части молчалив. По его лицу никогда нельзя было понять, что он чувствует или о чем думает, а глаза, казалось, всегда были покрыты тонкой пленкой. Настолько безэмоциональным и равнодушным он был. Только вот Лили чувствовала где-то на уровне интуиции каждое его чувство, видела даже в его лице тени эмоций и всегда догадывалась о его мыслях. Они могли не говорить, хватало лишь одного взгляда, чтобы она сразу могла понять, что именно он хочет сказать, какая тягость его одолевает.

Первое время Скорпиус почти никогда не делился тем, что по-настоящему его тревожило. Прятал все в себе, лишь изредка сотрясая собственные эмоции, и Лили, учившая его делиться своими чувствами, учившая его принимать их, всегда смотрела на него прямым, открытым, безмятежным взором, а потом обнимала, прижимаясь ближе, вдыхая такой знакомый, родной аромат. С виду они едва ли казались влюбленными: рассеянная Лили, которая вечно задумывалась и будто пребывала в каком-то ином мире, и безразличный, криво скалившийся Скорпиус — она знала, что люди говорили о них за спинами, знала, что все считали, будто это коммерческий брак, и никогда не стремилась их разуверить.

Ей хватало того, что показывал ей Скорпиус, когда они оставались наедине. Хватало его холодного взгляда, в котором она всегда видела хорошо спрятанную нежность, хватало его сильных рук, в которых всегда можно было найти спасение, и его необузданной жажды просто жить, несмотря ни на что.

В своей любви Лили находила собственное утешение и желание двигаться, стремиться к чему-то. И зная, что Скорпиус был предан ей и замечал лишь ее одну, она никогда не беспокоилась о будущем, уверенно следуя за своей интуицией и за своими чувствами.

Франция, каменная, холодная Франция, встретила ее тихим гулом на перроне и каменным асфальтом. Снега нигде не было, и Лили, все еще помнившая роскошные усыпанные сугробами поля Хогвартса, тоскливо зашагала вперед. Новый год должен был наступить уже через два дня, и Лили, оглядываясь по сторонам, замечала, как красиво были украшены улицы — все только и ждали праздника, уповая на лучшее.

Скорпиус не знал о том, что она должна была приехать; ей хотелось устроить сюрприз, а чувство вины, которое все-таки давало о себе знать, заставляло Лили идти чуть быстрее, направляться прямиком к офису, где он работал. Совсем недавно Скорпиус получил повышение в крупной фирме, и Лили, любившая наблюдать за тем, как много трудился он дома, как много скапливалась на его столе книг, всевозможных отчетов, лишь с улыбкой, в шутку, просила иногда его наконец уделить время и ей. А теперь, идя вдоль знакомых улиц, улыбнувшись еще светлее обычного, Лили на секунду положила руку на живот, но тут же убрала ее, опомнившись.

Едва ли она могла сказать, как и когда поняла, что беременна. Просто в один из дней, что она гостила у Алфиты, Лили вдруг проснулась рано-рано и ощутила, что в ней будто что-то изменилось. Она не могла полноценно дать описание этому чувству, однако в тот же вечер сходила к знакомой целительнице и лишь получила повреждение тому, в чем и так была уже убеждена.

Эта новость принесла ей столько радости, что, наверное, именно поэтому она решила, что больше не может оставаться в Англии, что ей до безумия хочется увидеть Скорпиуса и рассказать ему обо всем, обо всем! Радость переполняла Лили, когда она поспешно собирала чемоданы, и Алфита, наблюдавшая за ней в скептическом молчании, лишь пожала плечами — еще никто не знал об этой чудесной, прекрасной новости, и Лили казалось, что будет правильнее сперва поведать о ней именно Скорпиусу.

Звук каблуков отлетал от стен проспектов; людей было мало, а те, кто все же ходил вдоль магазинов, с любопытством заглядывая в витрины, едва ли замечал Лили, которая, легко улыбаясь, шла, слегка призадумавшись. Ей так хотелось прямо сейчас в раз пересечь все расстояние и оказаться в одно мгновение прямо напротив Скорпиуса, что это чувство лишь придавало большую энергию. Поэтому она совсем не удивилась, когда вдруг оказалась у здания офиса, где непременно должен был быть сейчас Скорпиус, и, оглядевшись по сторонам, она аккуратно приблизилась к дереву и внимательно стала наблюдать за людьми, которые то выходили, то заходили в здание.

Раньше она частенько приходила сюда и, прижавшись к этому самому дереву, ждала Скорпиуса, чтобы потом пойти вместе с ним домой, и, улыбаясь, тихим шепотом рассказывать ему обо всем произошедшем за весь день. Он слушал всегда молча и лишь изредка что-то уточнял или переспрашивал, и ей думалось, что только в такие моменты Скорпиус наконец расслаблялся — многочисленная работа, груз воспоминаний и родители, которых он всегда держал на расстоянии, слишком сильно давили на него, порождали эту холодную безразличность. Наверное, именно поэтому она всегда старалась отвлечь его от тяжелых мыслей и душевных мук, почти беззаботно рассказывая о чем-то неважном, замечая, как иногда улыбка появлялась на его устах. За одну только эту улыбку Лили готова была отдать многое.

С каждой минутой на улице темнело все сильней, гирлянды, развешенные вдоль фонарных столбов, начинали сверкать ярче, пестрее, и Лили, зачарованная, смотрела на них, осознавая, что больше нет ни тоски, ни печали, ни душивших мыслей: была одна лишь надежда на будущее и было ее тихое счастье.

Скорпиус вышел одним из последних, и, не поднимая головы, почти что прошел мимо, но в какую-то секунду, словно ощутив ее присутствие, резко оглянулся и посмотрел почти в упор. Впрочем, осознание пришло к нему не сразу: его взгляд, расфокусированный, блеснул на мгновение, и Лили, улыбнувшись, махнула ему рукой, не обращая внимание ни на что другое, кроме него.

— Почему ты не сказала, что приедешь сегодня? — почти безразлично спросил он, быстрым движением взяв у нее чемодан. Лили не сопротивлялась, и, улыбнувшись лишь сильнее, аккуратно взяла его за другую руку.

Они шли молча и неспешно, сопровождаемые светом гирлянд и умиравшим небом — новый год близился, и в нем было столько надежд и устремлений, что Лили, вздохнув едва слышно, мечтательно прикрыла всего на секунду глаза.

— Что с тобой? — спросил Скорпиус, и только тогда она поняла, что все это время он бросал на нее быстрые, слегка обеспокоенные взгляды.

Но Лили лишь улыбнулась, и, когда они свернули в безлюдный переулок, она, не удержавшись, вдруг резко обняла его, прижимая ближе, так, чтобы между ними не было ни одного лишнего сантиметра, а потом с улыбкой произнесла:

— Давай в следующем году обязательно съездим к твоим родителям в поместье?

— Зачем это?

Плечи его напряглись, и Лили, хоть и не видела, почему-то была уверена, что он едва нахмурился.

— Не знаю, может… в новом году нужно обязательно успеть сделать то, на что никогда не решался? На что не хватало душевных сил?

Отстранившись аккуратно, он серьезно посмотрел ей прямо в глаза, словно что-то считывая, а потом, слегка склонив голову, усмехнулся, почти точно так же, как и раньше: уверенно и даже развязно.

— Ты сегодня очень странно себя ведешь, Лили, — наконец проговорил он, и, уверенно взяв ее за руку, крепко сцепил пальцы, кивнув головой в сторону. — Пойдем. Нам еще столько нужно успеть.

Стук каблуков отлетал от стен, и Лили, радостно рассказывая об Англии, о небольшом снегопаде, выпавшем ближе к Рождеству, о своих племянниках, то и дело едва уловимым движением касалась своего живота. Почему-то казалось, что о таком стоило говорить лишь у себя дома и именно завтра, потому что новый год, которого все они так ждали, хоть и не оправдал все надежды и принес новые, едва ощутимые разочарования, был желанным гостем.

В новый год стоило непременно верить в чудеса. И в то, что все обязательно будет лучше, чем оно было сейчас.