Танцы с кровососами (джен)

Пэйна крутило-вертело и буквально выворачивало наизнанку, ему при этом мерещилось нечто невообразимо мерзкое. Настолько мерзкое, что покоробило даже его. К нему снова являлась наглая баба и протягивала к нему руки. Пэйну это надоело, он схватил ее за руки и хорошенько дернул, желая оторвать ко всем чертям, но баба словно приклеилась к нему намертво. Она тут же перешла в атаку и как бы втянулась вся внутрь него. Ему тут же стало очень и очень скверно, так, как, пожалуй, не было еще никогда.

Чужая сущность будто бы рассеивала разум, заставляя быстро исчезать по крупицам майора. Мелькнули остаточные лоскуты синего неба, зеленой травы, выхваченные случайным образом звуки, что пытались пробиться сквозь пелену его агонии… И, когда невыносимая боль достигла своего пика, внезапно наступило успокоение. На мгновение Пэйн погрузился в полную безмятежность, и последним, что он осознал, была необходимость уйти. Дальнейшего он не помнил.

Когда он очнулся, он почему-то пил вино, заедая клубникой, и флиртовал с Рейдзи. Судя по виду последнего, не очень удачно. Напротив за столиком сидел гадкий дядя Рихтер. Ох, не зря его рожа ему сразу не понравилась! Однако это было все похоже не на реальность, а на некое смутное видение, на которое смотришь как бы со стороны, прямо как в кино. Это продолжалось недолго. Вскоре темнота вновь залила его сознание, и майор готов был отправиться в небытие, но тут разгневанный Рейдзи влепил ему смачную пощечину, и он очнулся.

— Спасибо, сынок, — сказал Пэйн, потирая ушибленную челюсть. Он пытался оценить обстановку, которую видел теперь так, как обычно, разглядывая дорогого дядюшку Рихтера и собравшихся вокруг него братьев Сакамаки. Надо было кое-что прояснить. — Мне кажется, — начал он, — что меня уже основательно достал дух этой вашей Корделии, и это маленькое тельце тесновато для нас двоих.

— Прими свою судьбу, не мешай ей окончательно пробудиться, — настаивал дядя, так и прожигая его насквозь взглядом. Пэйну даже казалось, что он пытается так из него душу вынуть и спалить, и почувствовал, что тот, чего доброго, и правда до нее достанет.

«Вот екарный бабайка! И идей-то уже никаких и нет», — рассуждал сам с собой Пэйн. Он прекрасно понимал, что против сильного вампира вроде Рихтера без предварительной подготовки и должного вооружения шансы его невелики. Но майор не привык сдаваться и знал точно одно: живым он не дастся. Он непроизвольно потянулся к поясу и уяснил две вещи: на нем сейчас не любимая униформа, а вечернее дамское платье, и заветного кинжала, способного уничтожить вампира, при нем нет.

Дядя, заметив это движение, только усмехнулся:

— Не это ищешь? — он вынул из потайного кармана пиджака кинжал, дразня, повертел им в воздухе и спрятал обратно.

— Ищу свой ридикюль с пудреницей, — съязвил в ответ Пэйн, краем глаза уже присматривая что-нибудь достаточно тяжелое, что можно удобно опустить на голову дядюшке. — Хочу попудрить носик. Знаешь…

— К чему оттягивать неизбежное? — перебил его Рихтер. — Все кончено, — патетически вещал он.

— Мне много интересного про тебя известно, дорогой дядюшка, — усмехнулся в ответ Пэйн. — Только вот не все до конца понятно. Позволь, к примеру, внести ясность: ты хочешь использовать меня, чтобы сделать меня Корделией, а потом использовать Корделию? Не слишком ли сложно?

— Не тебе судить, смертная, — излишне надменно заявил дядя.

— Ну опять, твою мать… — выругался Пэйн и уточнил кое-что еще: — А если с Корделией не получится? Что тогда?

— Тогда наш любимый дядюшка огребет, — дружно ответили братья-вампиры. Все, кроме Райто. Тот куда-то вдруг запропастился.

Все дело в том, что учения майора не прошли даром. Райто, который, вопреки производимому им впечатлению думающего только о юбках раздолбая, был вовсе не глуп и умел-таки мыслить стратегически, решил убить сразу двух зайцев: раздобыть информацию о противнике и нанести удар с тыла. Он давно уже догадывался, где и что прячет дорогой дядюшка, и направился в заветный подвал, разобраться с тем, что осталось от Корделии.

Критически разглядев замусоленное рваное платье, в котором была убита мамаша, Райто лишь усмехнулся, приятно вспоминая, как уничтожил ее вместе с братьями, и швырнул в него масляный фонарь. Это ослабит чары Корделии и влияние ее беспокойного духа на Юи. Дальше все будет зависеть от самой девчонки. (Ну или от вселившегося в нее мятежного майора.) Райто ничуть не сомневался, что та покажет зарвавшейся вампирше, где Сакамаки зимуют.

Тем временем Аято сцепился с дядей, устроив просто фильмографическую схватку на мечах. Пэйн даже засмотрелся: в этом было свое очарование. Правда он находил подобный способ уничтожения противника, мягко говоря, неэффективным: гораздо проще было бы всадить в того обойму, ну или засунуть гранату в глотку, на худой конец. Но майор не мог отрицать, что такая «романтика» ему чертовски импонирует.

Аято бился изо всех сил, но против дяди оказался слабоват, тому удалось довольно быстро обезоружить его и…

«Кажется, дорогой дядюшка собирается снести племянничку голову», — понял Пэйн. Пока тот замахивался, он ловко ухватил его за полу пиджака и вытащил из кармана заветный серебряный кинжал. С этим цирком пора было кончать.

Пэйн попытался поднырнуть снизу и пырнуть кинжалом Рихтера в сердце, но промахнулся и чиркнул его бок. Вампиру это явно не понравилось, он зарычал по-звериному от боли и тут же получил удар мечом, который Аято подкинули братья. Рихтер попытался достать Юи, но та отлетела в сторону лестницы и сползла по ступенькам.

— Ты будешь моей! — истошно кричал дядя. — Мне нужно твое сердце!

Невзирая на полученные раны, он был все еще силен и, несмотря на прекрасную командную подготовку, приобретенную братьями с легкой подачи майора, раскидывал их как котят. Он совершил неимоверный рывок и попытался схватить Юи. Ей, то есть Пэйну сейчас было очень хреново, и, как назло, под рукой не было ни нормального оружия, ни дымовой шашки какой завалящей, чтобы отвлечь внимание. Да на такого дядю и ядерной ракеты было бы не жалко, но все, что сейчас было у Пэйна — тот самый заговоренный серебряный кинжал, который всадить в сердце супостата так и не удалось. Оставалось одно: не дать противнику получить желаемое. С криком: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“!» — фразы, некогда подхваченной у русских на совместных учениях, — он сам кинулся грудью на острый кинжал…

* * *

Заговоренный кинжал, пронзивший сердце Юи, расставил все по своим местам. С помощью его и чудодейственного зелья, изготовленного Рейдзи, дух Корделии был изгнан, впрочем как и дух самого майора, притянутый в тело Юи неудачным экспериментом Карла. Юи умерла как человек, с тем, чтобы воскреснуть как вампир, Корделия ушла в небытие, а майор, повертевшись где-то на околорайской орбите, вернулся обратно в свое тело.

Майор не видел, как ликовали братья Сакамаки, как, чувствуя приближение Карла, который, как всегда, не спешил вмешиваться, раненый Рихтер вынужден был с позором отступить, и как очнулась мучимая жаждой Юи. В это время он уже почти был дома.

Когда он открыл глаза, было ранее утро. Первые солнечные лучи падали на его лицо, словно бы говоря о том, что тьма повержена, что вновь будет день, и что жизнь продолжается.

«Ненавижу вампиров», — подумал он и попытался улыбнуться не слушающимися мышцами лица сидящей у его постели Эмили.

Мисс Уолберн дремала. Измученная долгими бдениями у постели почти безнадежного, лежащего в коме, Бенсона, она вся осунулась и словно бы постарела сразу на десять лет. Но даже измученная горем, с синяками под глазами и небрежно уложенными волосами, это была все та же милая Эмили.

Почувствовав его пробуждение, она открыла глаза, пару секунд встревоженно на него смотрела, желая убедиться, что ей не показалось, и тут же вскочила, чтобы позвать врача. Пэйн хотел ее остановить, взять за руку, сказать ей что-нибудь, но не мог даже пошевелить пальцем. Он слушал поднимающийся вокруг него шум и понимал, что им предстоит еще немало трудностей, но верил, что теперь все будет хорошо. В конце концов, что ему может быть страшно после кучи горячих точек и особняка с вампирами?