Сбрасывая шкуру (гет)

Прихожу в себя в Эрудиции, в сверкающей палате интенсивной терапии. В носу — кислородные трубки, рядом пищит монитор и стоит капельница. Когда я открываю глаза, подбегает целая свора Всезнаек в синих и голубых униформах. Все скалятся до ушей, радуются моей положительной динамике и хвастают, как они героически меня штопали. Улыбаюсь в ответ и заявляю, что мне пора. Всезнайки начинают швыряться умными словами — «полиорганная недостаточность», «значительная кровопотеря», «вы должны восстановиться»… Мне хреново — болит операционная рана, и дышать тяжело. Но я всё же пытаюсь встать с кровати и обнаруживаю, что прикован к ней наручниками! За обе руки!

Всезнайки щебечут, пытаясь меня умаслить. Распоряжение, блядь, Макса — не выпускать меня, пока не поставят на ноги! Неплохой по большей части начальник падает в моих глазах до конченного гондона. В Бесстрашии я бы за такую подлянку показал всем небо в алмазах. Но здесь так нельзя. В моей бывшей фракции другие способы выражения агрессии. Ими и собираюсь заняться.

Хоть я и Лидер, вызывать Джанин бесполезно — эта будет плясать под дудку Макса. Но врача, который сегодня дежурит, я знаю, его зовут Хэмиш МакМиллан. Вежливо говорю, что хотел бы кое-что с ним обсудить. Он разгоняет свою команду, пристраивает толстую задницу на стул рядом с моей койкой.

— Помнишь Джорджа Ву?

Хэмиш подпрыгивает на стуле. Джордж, брат Тори, был дивергентом и погиб именно в его лаборатории — после очередного эксперимента по изучению аномального мозга.

— Я решил, что семье Джорджа стоит узнать, кто его ликвидировал.

На верхней губе Всезнайки блестят капельки пота. Понтовые очки съезжают на нос, он поправляет их пальцем. Ничего лично против Хэмиша не имею, но его страх мне на руку.

— Чего ты хочешь? — подавленно спрашивает он. Молодец, моментально просек ситуацию.

— Отпусти меня. Честное слово, сожру все твои таблетки, и уколы в Бесстрашии есть кому делать, всё будет нормально!

— Понимаю, — он корректно улыбается. — Мы делаем все возможное, над тобой работают лучшие специалисты. Возможно, через несколько дней…

Пиздатый план, огонь просто! Моя Трис — идеальная приманка для подонков, которыми кишит гетто. Да ее сто раз уже могли убить, а перед этим оттрахать каким-нибудь жутким способом! При плохом раскладе может случиться, что даже ее труп не будет обнаружен. В этом долбаном городе масса мест, где можно потеряться с концами, просто исчезнуть, будто тебя никогда не было!

А мне, значит, предлагается нежиться здесь под капельницей и лопать витамины, а Всезнайки будут смахивать с меня пыль, как с музейного экспоната! Несколько дней!!! Говорю с нажимом:

— Мне нужно сегодня.

— В твоём состоянии это совершенно неприемлемо!

Хэмиш вещает что-то про воздушную эмболию и шоковое лёгкое. Сдержанно прерываю его:

— Что ж, ты сам принял решение.

Закрываю глаза, показывая, что разговор окончен. Сейчас дозреет.

— Эрик, ну что ты мне руки выкручиваешь! — выкрикивает он. — Я не могу, просто не могу! Если с тобой что случится, Макс и Джанин с меня голову снимут!

Как же я ненавижу, когда решают за меня! Прошу хотя бы коммуникатор. Хочу дать Носорогу команду пройтись по моим информаторам. А также узнать, как мои парни завершили операцию в Дружелюбии, проконтролировать патрульных и Фора. Хэмиш, сучий потрох, продолжает обо мне заботиться — мол, обязательно даст чуть позже, сейчас мне нельзя волноваться. В переводе это значит «хрен тебе, а не коммуникатор». Точно знаю, сам такие обещания частенько даю.

Когда Всезнайки отворачиваются, втихаря пытаюсь оборвать цепи наручников. Психую из-за своих — наверняка хоть что-то да накосячили без меня. А вдруг афракционеры подстрелили ещё кого-то? А может, они все же решились взорвать склад? Презираю себя, я ведь должен быть одновременно в трёх разных местах — рядом с Трис, со своим отрядом и в Бесстрашии, без контроля и пиздюлей обязательно случится какая-нибудь херня. Медсестры вьются вокруг и мешают — то предлагают поесть, то берут кровь на анализ, то втыкают в меня очередной чудо-препарат. Чувствую себя слабым, как последний изгой, ни разу не евший досыта. И все равно пробую снова и снова. В нашем деле главное что? Правильно, человеческий фактор.

К сожалению, Всезнайки наблюдательны и понимают, с кем имеют дело. Одна из медсестер видит разодранные запястья, в ужасе таращит глаза и идёт меня закладывать. Где-то вне поля зрения несколько голосов нудно спорят о противопоказаниях, моих потрохах и пульсе, который типа зашкаливает. Возвращается давешняя медсестра, вооруженная шприцом. По фальшиво-нежной улыбке сразу понятно — затевает очередную пакость.

— Не нужно, — приказываю я ледяным тоном, от которого Бесстрашные ссались от страха. Эрудитка прикусывает губу, но все равно вводит в венозный катетер свою отраву.

И по венам разливается глубочайший, лютый, непобедимый похуизм. Гаснет тревога, злоба и желание срочно бежать разруливать проблемы. Я и в сознании-то удержаться не могу. Сопротивляюсь, сколько хватает сил, но эрудитское зелье побеждает, и я отключаюсь.

* * *

Не знаю, сколько времени меня держат на транквилизаторах. Большую часть болтаюсь между сном и явью, как дерьмо в проруби. Помню о Трис, но — позорище! — принимаю как должное, что не могу немедленно рвануть за ней. Можно было бы спать и поменьше, но мне одинаково похуй на мельтешащих вокруг Всезнаек, боль в шее и смену дня и ночи.

Но один из голосов все же пробивает броню химического похуизма. Торможу после очередной дозы, почти засыпаю, и вдруг мои пальцы сжимает холодная рука.

— Эрик, хороший мой, маленький мой, как же так…

Это невыносимо.

Она хлюпает носом, роняет на мою руку горячие слезы.

— Поправляйся скорее, я знаю, ты сможешь!

Щас возьму и открою глаза. И скажу матери, чтобы выметалась, ей здесь не место! Выздоровею — сам приду, в форме, при оружии, и никто не посмеет лезть в мои личные дела! А это ранение как раз из тех дел, которые я бы с радостью скрыл от всех!

Но я вовремя соображаю — стоит подать признаки жизни, и поток слез и пожеланий польется с двойной силой.

— Пойдем, дорогая, не стоит, — слышится голос отца. — Эрик поправится и, без сомнения, сам придет.

Правильно, папаша, забери ее отсюда! Ненавижу, когда бабы ревут! И сам тоже — двигай на выход, да поживей!

* * *

Неожиданно я снова чувствую себя человеком. Настроение мерзкое, хочется встать. Тревога за Трис вспыхивает с новой силой и сжигает изнутри. Открываю глаза, шевелю руками — наручников нет. Пора валить, даже если придется разнести на молекулы этот ублюдочный стеклянно-кафельный мирок.

Не помню, сколько изначально у меня было соседей, но сейчас их трое. Вся реанимационная бригада суетится вокруг того, что напротив, с шприцами, ампулами и прочей хренью, врач истерично выкрикивает команды. Молодцы, продолжайте в том же духе. Сажусь, с непривычки кружится башка. Аккуратно — я же не варвар — отключаю монитор, снимаю датчики с пальца и с плеча. Выдираю из предплечья венозный катетер. Пластырь, которым он был закреплён, отрывается от кожи вместе с волосами, секундная вспышка раздражения тут же сходит на нет. Наконец-то я чувствую себя живым.

Всезнайки продолжают галдеть, шибают моего соседа током. Лезу в тумбочку — вдруг там есть что-то моё? Есть, ну надо же! Чистые черные шмотки взамен окровавленных, поверх них — коммуникатор. Как мило со стороны Всезнаек положить их именно сюда. Хотя я бы и нагишом ушел, я не девочка из Отречения, чтобы стесняться. Бесшумно одеваюсь. Как же здорово шевелиться, мышцы соскучились по движению. Щетина на роже настолько отросла, что уже не колется. Это сколько же дней я здесь потерял?!

Тихо встаю с кровати, держа в руках коммуникатор и берцы, когда вопли Всезнаек меняют тональность на мажорную:

— Синусовый ритм!

— Уменьшите скорость инфузии, кубика в час достаточно! Отличная работа, коллеги!

И несколько голосов хором:

— Мистер Коултер!.. Эрик!..

Заметили все же, тупицы. Здороваюсь и тут же прощаюсь:

— Добрый день. Спасибо за лечение, мне пора.

Топаю к выходу, уже не скрываясь. Башка кружится ещё сильней. Не грохнуться бы тут перед ними, пока изображаю из себя неубиваемого.

— Эрик, но вы ещё не прошли заключительные обследования! — гнусавит врач, семеня рядом со мной. Не останавливаясь, смотрю на него сверху вниз, и он скисает на глазах.

— Это займет совсем немного времени! — поддакивает одна из медсестер — маленького роста, вполне ничего, если бы не стервозное выражение лица. — Вернитесь, пожалуйста, на свою койку и…

Пока врач рядом, с медсестрами мне вообще не о чем разговаривать. Выхожу из ПИТа, на ходу успокаиваю Всезнаек — типа, все в порядке, приказ Макса выполнен, и больше мне нечего здесь делать. В коридоре больничного отсека почти пусто, на выходе — двустворчатые стеклянные двери без замков. Отлично — заблокировать их Всезнайки не смогут. Можно торопиться к выходу чуть меньше, и я сую коммуникатор в карман джинсов и влезаю в берцы. Наконец врач сдается, сворачивает свой занудный гундеж и выдаёт мне несколько препаратов — для ускоренной регенерации, для восстановления лёгочной ткани, от анемии. Вторая медсестра — очень симпатичная, сисястая — притаскивает из сейфа мой пистолет с кобурой. Вот теперь я окончательно укомплектован. Цепляю пистолет на место. Врач, похоже, рад от меня избавиться. Сисястая медсестренка молча сияет и любуется моими руками, я машинально подмигиваю ей и берусь за дверную ручку.

— Над вами трудился весь персонал интенсивной терапии, — вякает сзади медсестра-коротышка. — Мы все приложили столько усилий! Вы, конечно, захотите встретиться со всеми и поблагодарить?

Вот сука! Оборачиваюсь, злобно смотрю на ее бровки домиком и поджатые губы. Мысленно обещаю себе — если Трис погибла, пока меня здесь держали, вся Эрудиция умоется кровавыми слезами. А если я ее найду, по-любому отомщу медикам за все, но тонко, неявно. Открыто ссориться с ними нельзя. И уж конечно, расскажу Ву-старшему про эксперименты Макмиллана. Намекну, что если его подстрелит неизвестный снайпер, то это дело не раскроют никогда и ни за что*.

Улыбаюсь по-акульи и вежливо спрашиваю:

— Вы уверены, что персоналу стоит со мной встречаться? Кто пропустил в реанимацию мою мать?

Стерва-коротышка растерянно хлопает глазами.

— Но как же иначе!..

— Все было сделано по правилам! Вас могли посещать все близкие родственники! — вступается за медсестру врач.

— Моя мать очень ранима. Уверен, ее тревожно-депрессивное расстройство обострилось. Пускать ее сюда было жестоко и неэтично, — дырявлю Всезнаек взглядом и кайфую от их унылых рож. — А значит — непрофессионально.

Всезнайки смотрят на меня с ужасом. Я знаю, чего боятся и стыдятся в моей бывшей фракции, и продолжаю бить по больному:

— Вы нанесли вред душевному здоровью моей матери, а ведь она из вашей же фракции! — и финальный удар: — Я поговорю об этом с Джанин.

— Это ваше право, — врач пытается оставить за собой последнее слово. — Но мы всего лишь добросовестно выполняли свой долг.

На том и расстаёмся.

* * *

Мой верный дружок, джип, припаркован у здания Эрудиции. Это Носорог расстарался, больше некому. Знает, что у начальства, даже полудохлого, должна быть под рукой машина. Забираю у охранника ключи, закуриваю. Пока прогреваю двигатель, связываюсь с патрульными бригадами. Трис не появилась на раздаче еды, с предками и братом не общалась. Рулю в сторону Саут-Доти-авеню — начну с Лучано, он в это время обычно шляется вокруг озера и отвлекает рыбаков сплетнями. Потом рвану к Мо, а напоследок — к Джуэл. Не может такого быть, чтоб ни один из информаторов не дал мне зацепку.

По дороге набираю Мигеля. Тот радуется моему возвращению в строй и с гордостью докладывает, что операцию завершили успешно. Что он называет успехом? Делал все, как я и сказал — сняли всех снайперов (двоих ранили, остальных убили), потом вступили с противником в переговоры, по итогам которых афракционеры спокойно ушли, забрали своих раненых и трупы, склад не взорвали, а посевной материал цел и невредим, и Джоанна была очень…

— А главное? — вкрадчиво спрашиваю я, обрывая поток самолюбования. Мигель поперхивается на полуслове.

— В смысле?..

И этого тормоза, эту пародию на командира я оставил за главного!..

— Селитра, — терпеливо объясняю я, но терпение уже на исходе. — Взрывчатка. Ты приказал обыскать уходящих? Смотрел, что они выносят вместе с трупами?

Мигель молчит. Я почти вижу его растерянную рожу.

— А теперь объясни, какого хрена ты не приказал ликвидировать их, как только все покинули склад.

— Но ведь ты сказал «обещать все, что угодно»!

— Ключевое слово — «обещать»! А не «выполнять все, что изгои потребуют»!

— Ты всегда говоришь, что надо держать слово, чтобы не просрать репутацию!

Он ещё смеет возражать?! Я настолько зол на этого придурка, что вынужден затормозить.

— Чем ты меня слушаешь?! Угрозы надо выполнять, уг-ро-зы! Иначе перестанут бояться! Но если бы ты ликвидировал всех нападавших — некому было бы трепаться, что ты не выполнил обещание! Я уже не говорю о том, что недобитые враги возвращаются! Почему, по-твоему, они напали именно на этот склад?

— Там был посевной материал, — бормочет Мигель.

— И что?

— Его можно съесть…

— В Дружелюбии есть и продукты поценнее, и склады, которые легче взять! Следовательно, что было их ключевой целью?

Блядь, опытному бойцу приходится задавать наводящие вопросы, как сопливому новичку! И ведь Мигель ещё не из худших!

— Селитра, — вздыхает горе-вояка.

— Молодец, сообразил, — ядовито хвалю я. — На досуге посчитай, сколько селитры они могли вынести из Дружелюбия по твоей доброте. Когда в Чикаго начнутся теракты со взрывами — помни, что все жертвы на твоей совести. Взыскание я назначу позже.

Завершаю вызов и снова завожу мотор. Я-то знаю, кто на самом деле виноват в провальном результате. Но Мигелю об этом знать незачем, пусть не расслабляется.

Продолжаю обзвон патрульных. Узнаю́, что без меня снова было нападение на Дружелюбие, на мясной склад и сыроварню. Всех нападавших перестреляли. Ну хоть что-то хорошее. Связываюсь с детективным отделом. Эти тоже хорошо сработали, раскрыли убийство в Эрудиции. Разберусь со своими делами — выпишу им премию. Если буду добрый.

Я ошибся — Лучано не болтает с рыбаками. Он вешает лапшу на уши темнокожей девке в красно-желто-бело-синих шмотках. Они оба отламывают куски от одной и той же буханки хлеба. Белые зубы негритянки сверкают на всю улицу. Брачные игры в исполнении тощих грязных вонючек раздражают. И чего радуются! Это еда их так веселит или предстоящий трах? Мало же им надо для хорошего настроения! Жалкие люди, чесслово! Медленно проезжаю мимо этой пары уёбищ и останавливаюсь за углом. Через пять минут Лучано подбегает к машине. Улыбку так и забыл с рожи стереть.

— Есть новости? — я закуриваю.

— А как же! — изгой задирает нос. — Твой «объект» прибился к шайке Вана пару дней назад. Я видел их вместе.

— Уверен?

— Обижаешь! Светлые волосы, серые глаза, черная куртка. Да точно она! Мордаха круглая, грязи мало… Не похожа на помойную кошку… пока, — и Лучано ржёт.

Много он видел помойных кошек! Терпеть не могу, когда люди выпендриваются и говорят о вещах, в которых не шарят. Кошки в Чикаго только и остались, что в Дружелюбии — охраняют склады от грызунов.

— Ну и где она сейчас?

— Пока ещё не выяснил, — изгой перестает лыбиться. — Ван планировал пощипать Дружелюбие, наверное, где-то пьют на радостях, Чикаго большой…

Вот это номер! Больше из Лучано ничего выжать не удается. Объясняю, что недоволен его результатами, оплата будет, только когда он узнает местонахождение «объекта». Как только Лучано скрывается из виду, я еду в сторону Атриум Молла. Снова звоню патрульным, выспрашиваю все подробности о неудачном ограблении.

После разговора с ними малость легчает. Патруль настаивает, что всего убитых изгоев было шестеро — два взрослых мужика, трое парней и только одна девка, рыжая.

То, что Трис связалась с грабителями, паршиво. Хуже этого — только присоединиться к афракционерам. Ее могут подстрелить мои же Бесстрашные, и даже я не могу ничего сделать, чтобы ее обезопасить — в темноте или сумерках никто не будет разглядывать особые приметы попавшего в прицел изгоя. Но настроение невольно поднимается. Она смогла! Беспомощная Убогая организовала ограбление, а потом успешно слиняла от Бесстрашных! А план был именно ее, никаких сомнений. Изгои не страдают пацифизмом, они убивают членов фракций с тем же удовольствием, что и воруют. Но на этот раз не пострадал ни один Весельчак или Бесстрашный. Вегетарианский какой-то план, сразу виден почерк бывшей Убогой. И отличный отвлекающий маневр с поджогом — у Трис всегда были нестандартные идеи. Теперь я точно знаю, что Лучано не соврал и не ошибся — полтора дня назад Трис была живехонька и занималась преступной деятельностью. Радоваться рано, но я так горжусь своей девочкой, что непроизвольно улыбаюсь.

Мо на месте, в своей норе в Атриум Молле. Когда я подъезжаю, он рассчитывается с двумя оборванцами почерневшей морковью и вялыми яблоками. Изгои пытаются торговаться, но при виде меня Мо их выпроваживает.

Этот тоже с результатом. Вчера вечером Мо привозил Упырю кой-какие припасы и своими глазами видел, что тот взял в команду девушку, по всем приметам — моя Трис! А собирался Упырь куда-то «на запад», сегодня утром отправились!

Ёб вашу мать… Хватаю очередную сигарету. Я точно откручу Трис ее дивергентную башку. Она, кажется, пытается делать в гетто карьеру? Вообразила себя сталкером? Да она же ничего не знает о том, что за Стеной! Упырь — последний человек в этом поганом городе, с которым можно связываться бабе! Он никогда раньше не работал с женщинами. И совсем доходяг он в команду не берет, Трис будет самым слабым звеном. Она могла понадобиться ему разве что как расходный материал, пушечное мясо. Ну там — первую запустить по ненадёжному перекрытию или мосту. Или заставить первой переплыть реку, чтобы узнать, нет ли в воде сомов-мутантов. Правило «дамы вперёд» в Чикаго не имеет ничего общего с вежливостью. И насколько далеко «на запад» Упырь собрался, неужели на территорию, поражённую радиацией?!

Мо, засранец, внимательно наблюдает за мной. Пытаюсь сделать вид, что я совсем не нервничаю.

— Девчонка стащила у Бесстрашных что-то важное? — добродушно интересуется он.

— Это пусть тебя не волнует!

Трис украла у меня душевный покой и самообладание, зато взамен подарила несколько новых страхов. И об этом не обязательно никому знать, тем более изгою.

— Эрик, что ты готов отдать за точный маршрут Упыря?

Теоретически можно было бы дождаться Упыря в городе. Даже не лично, а приставить очередной патруль к его логову. Но меня это не устраивает. Выслеживание Трис с помощью патрулей не даёт результата, я все время на шаг позади нее, а ждать нельзя. Мою неуловимую жену пора выручать, пока ее не настиг окончательный пиздец.

— Даже не знаю… — тяну скучным голосом. Достаю пачку сигарет, внимательно рассмотриваю, будто ничего интереснее не видел. — Как насчёт блока сигарет?

Изгой широко ухмыляется в свою нечесаную бороду.

— Эрик, может, Мо и старый хрен, но не дурак. Нет-нет. Предложи что-нибудь поинтересней. Что-нибудь… особенное.

После нескольких минут торга и взаимной демонстрации силы мы приходим к компромиссу. Я отдаю Мо все медикаменты, полученные сегодня в Эрудиции. Судя по тому, как у Мо горят глаза, покупатели у него уже есть. Крепко подозреваю, что это не рядовые изгои, а афракционеры — те, кого подстрелили мои парни во время стычки в Дружелюбии. Но оно того стоит. Мо врубает неказистый на первый взгляд компьютер и показывает что-то невероятное. Это техническая документация на бункер для верхушки правительства, оборудованный много лет назад в нескольких сотнях километров к западу от Чикаго. Пятнадцать метров под землёй, защита от всего на свете, возможность наблюдать за обстановкой снаружи. Я поднимаю Мо на смех и жалею о зря истраченных препаратах. Данные об убежищах такого уровня должны быть засекречены, разве нет? Или тогдашнее министерство обороны США выжило из ума в полном составе?

— А кто сказал, что нет? — парирует Мо. — Историю Америки помнишь? Чем кончилось, в курсе?

Возразить нечего.

— А насчёт секретности — ты прав, файлы были зашифрованы. Но их все же удалось расшифровать.

— А ты, значит, компьютерный гений дна?

В который уже раз задаюсь вопросом — не из Эрудиции ли его выгнали, такого умного. Или кто-то помог ему с дешифровкой? Мо отводит глаза.

— Ну, просто старик Мо много чего видел в жизни…

Мо щелкает поросшей грязью мышкой и открывает файл за файлом — общая схема, чертеж каждого помещения, схема проводки, положение на карте, вид снаружи — вход замаскирован под склад автозапчастей… Разрешает скопировать все, что мне нужно. Рассказывает, что продал Упырю флешку с данными о бункере — сам Мо по-любому не собирался ехать в радиоактивную зону. С первой попытки Упырь не смог проникнуть в бункер, пришлось ездить несколько раз — сперва он вскрыл двери склада, потом дверь в подземный ход, потом прорезал люк в кабине лифта. Уже уходя, спрашиваю:

— А тебе-то что за интерес сажать меня на хвост Упырю?

— Пару месяцев назад он наколол Мо. Теперь очередь Мо повеселиться. Мо так понял, сам Упырь тебе не нужен? А в бункере наверняка найдется много интересного для Бесстрашных! Только представь рожу Упыря, когда он поймет, сколько прибыли недополучил! — Мо злорадно хихикает. — Вот увидишь, Эрик, он ещё прибежит к Мо жаловаться!

* * *

По дороге заезжаю в Бесстрашие, оно как раз по пути. Беру запасную обойму, выгребаю из аптечки все медикаменты. Отчаянно хочется смыть с себя больничные запахи и побриться, но сейчас не до мелочей. В столовой хватаю несколько сухих пайков и термос чая, в лазарете — три пакета первой помощи. Все встречные Бесстрашные глазеют на меня, как на привидение. Осталось заскочить на склад, но совершенно некстати передо мной возникает широкоплечая черная фигура и закрывает мне свет.

— Эрик, вот это сюрприз!

Врёт. Уж конечно, не успел я уехать из Эрудиции — Всезнайки побежали докладывать Максу.

— Как ты себя чувствуешь?

Подвох виден невооружённым глазом. Скажу «хорошо» — нагрузит работой, «не очень» — отправит обратно к Всезнайкам, долечиваться. Выбираю третий вариант.

— Макс, меня здесь нет. Ты ведь не планировал, что меня выпишут сегодня, давай будем считать, что я ещё у Эрудитов!

Макс поднимает брови.

— Ты ведь не пытаешься саботировать работу, мой хороший?

Начинается!

— Приведи себя в порядок, сегодня Совет Фракций. А перед ним будь любезен сдать мне отчёты за прошлый месяц и уделить время новичкам!

Ненавижу просить. Особенно что-то важное. Проклятая субординация! Но сейчас придётся засунуть гордость в жопу.

— Макс, я не так уж часто прошу тебя о чём-то. Сколько раз ты отменял мои выходные из-за срочных дел? И я никогда не спорил.

— Куда бы ты делся, — самодовольно отвечает Макс, его толстые губы раздвигаются в ухмылке. — Ты знал, на что шел, когда соглашался на должность Лидера.

— Мне нужен только один свободный день. Ты ведь все равно не ждал меня сегодня.

Его узкие глаза — как черные дыры. Кажется, Макс видит меня насквозь. Нарочно он, что ли, тянет резину? Издевается?! Мало мне его гребаной заботы!!!

— Это как-то связано с тем, что Фор говорит о твоей жене? Якобы она пропала, перестала являться на тренировки…

— Фор пусть не лезет не в свое дело!

Выдаю давно заготовленное враньё: в наказание я отправил Трис в гетто и сейчас еду забрать ее. Макс охреневает.

— За что ты её так?..

— Готовить не умеет.

— Что-то ты темнишь, Эрик. Что у вас на самом деле происходит?

Я начинаю терять терпение.

— А что тебя не устраивает? Ты ведь знал, что делал, когда выдавал ее за меня замуж? Сейчас у нас медовый месяц! Кстати, давно хотел сказать тебе спасибо, я доволен, столько драйва!

Макс раздражённо сопит.

— Один день, Эрик. И если без тебя что-нибудь случится, хоть что-то — твой отгул на этом закончится!

— Спасибо.

— Будь осторожен. Это приказ!

— Есть, — изображаю послушание и мчусь на склад. Хорошо ещё, Макс не видел, что я собираюсь оттуда вынести, точно не отпустил бы.

РЗК** с максимальным уровнем защиты ни к чему — он весит чуть не двадцать кило, а я все же не в зону свежей аварии еду. Хватит и лайт-версии — комбинезоны и респираторы. Делаю выговор Бесстрашному, работающему на складе, какого хрена у него нет маленьких размеров. Тот смотрит на меня, как на психа, но возражать не смеет. Наконец находится комбинезон чуть меньше остальных (Трис в нем утонет). Забираю спецодежду, запасную форму для Трис, ещё кое-что из спасательного оборудования и сваливаю из Бесстрашия, пока никому больше не понадобился.

Гоню изо всех сил, насколько позволяет дорога. В итоге в ста километрах от Чикаго пробиваю колесо, приходится менять. Радости это не прибавляет. Но почти сразу удача возвращается. Из-за полуразвалившейся автозаправки навстречу выруливает покоцаный грузовик. Водила замотан во что-то непонятное, так что лица не видно. Особенно сейчас, когда вечереет. Но по мятому бамперу и красивому узору ржавчины на капоте я узнаю машину Упыря.

— Ты-то мне и нужен, — говорю вслух.

Останавливаю машину прямо посреди дороги, перекрываю проезжую часть. Выхожу с поднятыми руками, медленно иду в сторону грузовика. Упырь узнает меня и скидывает капюшон. У нас ни разу не было разборок, но он мне иррационально не нравится. Хотя изгои вообще мне не слишком симпатичны.

Кроме Упыря, в кабине никого нет. Загнал остальных в кузов?

Упырь вылезает из машины, и я спокойно начинаю его расспрашивать. На вопрос о девке в команде Упырь на секунду замирает, но в итоге сознается, что девушка была. Но — какая жалость — вся команда сбежала от него посреди рейда! Испугались стада церволюпов* * *

! Ага, верю. Церволюпы — это сказки для недоучек. А куда они ездили? Упырь с честными глазами объясняет, что в Роксфорд. Тоже верю. Из этого городишки все ценное было вывезено еще лет десять назад. Я, похоже, неплохо симулирую спокойствие, и Упырь расслабляется, не успевает среагировать, когда я выхватываю пистолет и сую ему под нос.

— Дернешься — пристрелю на месте!

Я долго работал на свою репутацию, теперь она работает на меня. Упырь бледнеет так, что даже в сумерках заметно, и даже не пытается вырвать пистолет.

— Где ты их оставил на самом деле? Они живы?

Молчит, глаза бегают.

— Если будешь лепить горбатого — отпущу, не вопрос, — доброжелательно обещаю я. — Сможешь снова сталкерить. Только без пальцев. Или без ушей. Или, не знаю…

Упырь тяжело сглатывает, смотрит на меня с видом мученика.

— А может, свозить тебя в Искренность? Ты выболтаешь нам всё — про свои жалкие заначки, про козырные места…

Это его добивает, и он наконец сознается.

Я вырубаю Упыря ударом рукоятки пистолета в висок, аккуратно связываю, затыкаю пасть и гружу в багажник. Неожиданно тяжёлый для изгоя, зараза. В его грузовике на пассажирском сиденье — свернутая веревочная лестница и лёгкий, но мощный фонарь с налобным креплением, лучше моего. Тоже забираю. Грузовик с остальным барахлом отгоняю с дороги, чтобы освободить проезд.

Следующую остановку приходится сделать, когда пропадает растительность — значит, время одевать спецодежду. Заодно глотаю радиопротекторы. Бледный закат понемногу сдыхает, ориентироваться все сложнее.

Не знаю, как разговаривать с Трис. Допустим, она жива, я успешно притащу ее обратно в Бесстрашие — а дальше? Как найти к ней подход, добиться, чтобы больше не сбегала? Иногда кажется, что Трис меня дрессирует. За время нашего знакомства она отлично навострилась делать пакости. Стоило подумать, что я контролирую ситуацию — она вытворяла такое, что хоть стой, хоть падай. Осталось понять, с какой целью, что у нее в голове. Угораздило же меня выбрать такую… нестандартную!

Вот и бывший склад. А что, если Упырь соврал? Если он бросил команду в другом месте? А может, сталкеры сами выбрались и свалили куда глаза глядят? Или перегрызлись, и Трис уже… Нет, сейчас не до эмоций, нельзя давать волю страхам. Останавливаюсь у здания напротив нужного, вытаскиваю связанного Упыря из багажника и тащу его внутрь. Оставляю неподалеку от входа. Если пригодится — ничто не помешает за ним вернуться.

Вот вход в бункер. На складе просто темно, а в шахте лифта — темно, как в могиле. Если бы не Упырь, я бы воспользовался своим тросом, но его лестница удобнее. Протискиваюсь в дыру в крыше кабины, выхожу в длинный коридор. Фонарь у Упыря на славу — хорошо разгоняет темноту. В коридоре пусто, несколько дверей по обе стороны. Спецодежда жутко раздражает, неудобная. Решаю снять на время хотя бы респиратор — бункер ведь можно считать условно чистой зоной в отличие от поверхности, верно?

— Эй! Есть кто живой?

Молчание. Заглядываю в помещение справа от входа. Тоже никого.

Позади звучат легкие шаги. Кто-то пытается проскочить к лифту, но я быстрее, даже несмотря на комбинезон. Выскакиваю обратно в коридор, цепко хватаю убегающего за плечо. Ещё не видя лица, понимаю, что это Трис — по росту, по движениям. Она пытается вырваться, но я разворачиваю ее лицом к себе. Выглядит мой ангел хреново — волосы растрёпанные, лицо грязное. Большие миндалевидные глаза вспыхивают мне навстречу страхом и отчаянием. Забываю всё, что хотел ей высказать, и просто сгребаю в охапку.