Повесть об одном дне (гет)

— Маришка! — вскрикнул я со смешанным чувством радости и удивления.

Девушка подняла на меня полный скорби и боли взгляд. Не сказала ни слова.

Гаршек за моей спиной хмыкнул.

— Удачи, — пробормотал он и зашагал прочь.

Что ж, пожалуй, удача мне понадобится. Хоть я и не верю в нее…

— Маришка, — вновь произнес я имя, которое звучало для меня, как музыка. — Ты жива! Ты жива!..

Я стоял перед нею и смотрел ей в глаза, преданно и влюблено, не решаясь прикоснуться к ней без разрешения. А она смотрела на меня. И я не смог прочесть в ее карих глазах ничего, кроме опустошения и боли.

— Маришка… — тихо сказал я. — Как же это все… почему так? Неужели все — неправда? Все, что было… Все, что ты говорила. Что я говорил. Что я чувствовал. Неужели все — обман? Все только ради того, чтобы… избавиться от меня?

Девушка молча смотрела на меня. Выражение ее лица оставалось непроницаемым.

— Прости меня, — вдруг сказал я. — Я виноват. Во многом виноват… я сделал непоправимую ошибку сегодня утром… но это был не я. Это был другой я, тот, который сегодня умер… Я знаю, я недостоин твоего прощения, но, может быть, ты позволила бы мне попытаться — всего лишь попытаться! — загладить свою вину? Я сделаю все, что ты захочешь! — я начал горячиться, слова сами слетали с моих уст, я почти не понимал, что говорю. — Я готов на все ради тебя! Только скажи, что все было правдой! Только скажи, что все — не напрасно! Что есть смысл в том, что я стал никем! Ты хотела от меня безумства — только скажи, я сделаю все! Умоляю! Хочешь, я отдам за тебя жизнь? Свободу? О, Солнце, я опять говорю что-то не так… Маришка!..

Я не выдержал и взял девушку за плечи.

Она не шелохнулась. Не оттолкнула меня. Но все так же молчала. Мимо нас шли люди, уставшие, разбитые. Оборачивались, смотрели на нас. Куда-то исчез Лабичюс, но мне сейчас было не до него. Сейчас я готов был на все, только бы ОНА заговорила со мной. Но она молчала. В ее темных глазах плясал огонек факела, и нельзя было понять, то ли это всего лишь обман зрения, то ли на глазах ее заблестели слезы.

— Прости меня… — проговорил я хрипло, чувствуя, как ледяной обруч страха и отчаяния обхватывает мое горло. — Прости, прошу! Дай мне шанс стать человеком. Только не молчи! Скажи что-нибудь! Пойми, я не смогу жить дальше, зная, что все было напрасно! Зная, что никому не нужен! Ты нужна мне! Ты нужна мне больше всех на свете… — в безумном порыве я упал на колени, обхватил ноги девушки руками и почти закричал, уткнувшись в них. — Маришка! О, Солнце, ответь мне! Ответь мне сейчас, иначе я просто умру! Скажи, что мне делать? Скажи, как мне жить дальше? Ради тебя я здесь! Только ради тебя! И я не смогу — слышишь?! — не смогу без тебя! Я… Я люблю тебя, Маришка! Я люблю тебя! Я люблю тебя!..

— Не нужно… — прошептала девушка еле слышно.

Я вздрогнул, посмотрел на нее. Маришка плакала.

— Не нужно… — повторила она.

Я встал с колен, приблизился к ней, взял в ладони ее лицо, заставив ее посмотреть на меня.

— Чего не нужно? — спросил я тихо. — Не плачь, пожалуйста, милая. Не плачь. Просто скажи. Чего не нужно?

— Не нужно ничего! — всхлипнула Маришка и вдруг, разрыдавшись, бросилась ко мне на шею.

Мне показалось, что мое сердце, время, жизнь — остановились. Я прижал к себе, обнял свое сокровище, обливающееся слезами. Мимо шли люди. Люди останавливались и смотрели на нас. Люди что-то говорили. Но для меня не было на свете никого, кроме Маришки, моей Маришки, и не существовало ничего, кроме этого мгновения объятий под проливным дождем…

Маришка отстранилась от меня и, вытирая слезы, сказала:

— Я не думала, что ради меня ты пойдешь на такое.

— Но я еще ничего не сделал, — с удивлением пожал я плечами.

— Сделал, — улыбнулась Маришка. — И то, что ты этого не заметил, делает тебя еще лучше.

— О чем ты? — все еще недоумевал я.

— Ты сам поймешь, — сказала Маришка, взяла меня за руку и направилась в сторону дома Катарины. — То, что ты сказал мне — правда? Ты, в самом деле, любишь меня?

— Да, — ответил я с замиранием сердца. — Я люблю тебя.

— Значит, ты несчастный человек, — вздохнула Маришка.

— Почему? — спросил я, упиваясь ощущением прикосновения к ее руке.

— Потому что я не могу любить. Я дала клятву, что не стану строить своего счастья, пока не сделаю счастливым народ Юнита. А это очень долгое и трудное дело. К тому же, ты уже знаешь, что я замужем за старостой.

— Это неправда, — возразил я. — Ты не замужем. Мне говорили, твое сердце вообще невозможно завоевать.

— Тот, кто сказал тебе это, был прав, — неожиданно зло бросила Маришка. — Мое сердце принадлежит прежде всего моему народу, а уже потом — мне. Я же сказала тебе, что не могу любить. И не могу позволить кому-то любить меня… Я обречена на скитания, гонения и вечный страх. Не могу, нет, я просто не имею права подвергать тебя опасности. Мы не можем быть вместе…

При этих словах мое сердце провалилось куда-то вниз, а на его месте образовалась ледяная глыба. Не успев обрести счастье и любовь, я должен был сразу же проститься с ними. Это было несправедливо. Хотя… возможно, я это заслужил.

Маришка толкнула дверь и вошла в дом. Я прошел следом за ней. В углу, свернувшись калачиком, спала Катарина. Маришка укрыла девочку одеялом и села за стол. Я сел напротив. Девушка зашептала:

— Восстание провалилось, Валерий. На этот раз у нас ничего не получилось. Совет Патрициата избрал нового Главу, не успев похоронить старого.

— И кто же он? — без особого интереса спросил я.

— Наверное, твой знакомый. Его зовут Ллойд. Он работал во Внутренней Разведке.

— Не может быть!..

Я был поражен до глубины души. Ллойд, тот самый Ллойд, которому еще сегодня утром Я отдавал приказы!.. Да уж, поистине, у судьбы бывают странные повороты. За один день она дает одним все, а других лишает всего… но это, наверное, не про меня. Лишившись, я получил сторицей.

— Он объявил нас в розыск, — неожиданно заявила Маришка. — Только тебя и меня. И еще — Гаршека. О Лабичюсе и Чейзе он не знает, но это ненадолго… ох, ты же не знаешь…

— Я догадывался, — сказал я и положил свою руку на руку Маришки. — Они справятся. И Гаршек, и Чейз, и Лабичюс. А ты? Что ты будешь делать?

— Я не знаю, — Маришка опустила голову. — До сегодняшнего дня мне удавалось скрываться. Но Ллойд меня вычислил, уж не знаю, как именно… А, может, он сделал это только потому, что я была с тобой. Что уж гадать! Нужно скрываться. В первую очередь Патрициат направит войска прочесывать Германскую Марку, они ведь знают, что мои родители… — девушка осеклась, замолчала. Я не стал ничего говорить, дал ей время собраться с мыслями. Наконец, она снова заговорила. — Думаю, я улечу в Питерополис. А оттуда подпольным рейсом — в Нихонский Юнит. Придется некоторое время отсидеться за границей…

— Я полечу с тобой, — решительно сказал я.

— Ни в коем случае, — возмутилась девушка. — Вдвоем нас будет легче выследить и поймать.

— Но вдвоем намного легче справляться с проблемами, — настойчиво убеждал я Маришку. — Пожалуйста, не спорь со мной. Я никуда не отпущу тебя одну. И спор здесь неуместен.

— А вы все так же самонадеянны, патре Верий, — лукаво улыбнулась Маришка.

— Аннэ, — нахмурился я. — В чем дело? Вы все еще не можете простить меня? Пожалуйста, я прошу вас, не надо на меня сердиться. Я люблю вас, Аннэ. Простите меня.

Девушка подняла голову. Ее теплые карие глаза светились нежностью.

— Давно… — прошептала она. — Уже давно простила. Ее тогда, в Сибрусе, когда вы… когда ты… спас мне жизнь, — Маришка закрыла глаза. Из-под ее пышных ресниц скатилась жемчужинка — слеза. — Это ты прости меня. Я… Я ошибалась. Я не знала, что ты чувствуешь ко мне. Думала, что твои слова — ложь, а чувства — лишь забава самовлюбленного патриция. Но ты… ты не такой. То, что ты сказал сейчас Лабичюсу… не думай обо мне так плохо. Это неправда, то, что мне наплевать на чужие жизни. Любое несчастье каждого из тех, кто живет здесь, кто знает меня — это и мое несчастье тоже. Прости меня…

— Ну, что ты, что ты, — зашептал я в ответ, прижал к губам ее тонкую женственную ручку. — Не проси у меня прощения. У меня и в мыслях не было обижаться на тебя. Золотая моя… любимая… Я люблю тебя! И буду любить вечно. И никуда тебя не отпущу, даже если ты будешь просить меня… Маришка, любимая моя Маришка…

— Меня зовут Светлана, — сказала девушка.

Я посмотрел на нее непонимающе.

— Мое настоящее имя, которое мне дали при рождении — Светлана, — повторила она. — Его знают немногие. Все зовут меня Маришкой, потому что Светлана…

— Русское имя, — закончил я. — Ты — тоже?.. Я знал. Я догадывался…

— Почему же не арестовал?

— Тогда бы мне пришлось арестовать самого себя. И потом… Я никогда бы не поступил так с тобой. Я люблю тебя. Светлана…

С грохотом распахнулась дверь. Вскочила в испуге Катарина. Мы обернулись, поднялись из-за стола. В дверях стояли Гаршек и Лабичюс с ружьями.

— Я вижу, вы помирились, — мрачно изрек Гаршек. — Что ж, рад вам сообщить, что войска Патрициата уже на подходе к Марке. Вас с Маришкой разыскивают. Вам нужно срочно улетать. Наш секретный канал в Питерополис пока открыт, но это ненадолго. Если не поторопитесь, то окажитесь в окружении. Из Берлинтауна поддержку прислать не могут, там пока что жарковато… У нас осталось два гравиплана. Одного вам хватит. Улетайте сейчас. В Питерополисе разделитесь.

— Ни за что, — тихо сказал я Светлане.

Девушка не стала спорить. К Маришке — Светлане подбежала Катарина. Светлана подхватила девочку на руки.

— Ты вернешься, Маришка? — со слезами в голосе спросила девочка.

— Когда-нибудь я обязательно вернусь, — пообещала Светлана, и я заметил слезы в ее глазах. — А пока что ты остаешься в этом доме хозяйкой. Присматривай за ребятишками и за старым Петером. Обещаешь?

— Обещаю, — всхлипнула девочка, размазывая по щекам слезы.

— Ну, вот и умница. Не переживай. Знай, Катюша, — Маришка всегда будет с тобой, всегда будет тебя помнить. Не забывай меня и ты… — голос Светланы дрогнул. Она поцеловала девочку в лоб и опустила на пол.

Катарина, шмыгая носом, уставилась на нас, словно хотела взглядом задержать наш отъезд. Маришка — Светлана, с превеликим трудом стараясь справиться с собой, сказала:

— До свидания, девочка моя. Не будем долго прощаться, это ни к чему. Мы ведь еще увидимся. Правда?

Катарина, наконец, улыбнулась:

— Правда.

Маришка кивнула и, не сказав больше ни слова, вышла из дома. Я шел следом. Маришка — Светлана плакала. Я обнял ее за плечи.

— Не плачь. Ты увидишь ее. Обещаю.

Светлана через силу улыбнулась мне и нырнула в гравиплан. Я хотел сесть на место водителя, как вдруг меня остановил Гаршек.

— Подожди, — он взял меня за плечо. — Вот, возьми.

Вирслав сунул мне в руку бластер и запас зарядов.

— Тебе пригодится, — сказал он твердо.

— Спасибо, — поблагодарил я, слегка удивленный таким ко мне расположением. — Спасибо вам, Вирслав. За все.

— На здоровье, — ответил Гаршек, развернулся и зашагал прочь.

— Удачи! — крикнул я ему вслед, но он даже не оглянулся.

Я сел в гравиплан. Рядом со мной сидела посерьезневшая, напряженная Светлана. И Маришка. И Аннэ. И Хэзвиг. И сейчас я был готов поклясться, что это — четыре разных человека. И все это была она — одна хрупкая, ранимая девушка. Девушка, которую я люблю.

Я положил руку на руку Светланы. Она вздрогнула и посмотрела на меня. В ее глазах была тревога.

— Почему мы не летим, Валерий? — взволнованно спросила она. — Пора взлетать, войска Патрициата наверняка уже в Марке. У нас мало времени!

Я кивнул. Завел гравиплан. Рванул ручку взлета. Машина взвилась над Селением и понеслась в сторону тоннеля, соединяющего Марку и Питерополис. Я не стал рисковать и не включил наружное освещение, поэтому лететь пришлось в темноте, по приборам, практически наобум. Я не видел дороги, не видел своих рук, держащих штурвал, не видел лица Светланы. Но я знал, что сейчас она очень волнуется. Я знал, что она обязательно полюбит меня. Может, не сейчас, может, чуть позже. А если нет — то моей любви хватит на нас двоих. Я знал, что она не прогонит меня, а я не отпущу ее. Я знал — она думает, что у нас мало времени.

Но у нас впереди еще целая жизнь.

27 марта 2006 — 6 июля 2006 — 6 апреля 2010