Лис (гет)

Легче приглушить эмоции, загнать их внутрь, чем переживать снова и снова.

Д. Мойес.

Наконец всё закончилось: все мучения невинных прекратились, реки крови перестали литься по каменному полу, здание Министерства Магии больше не сотрясали громкие крики, а по его коридорам больше не разносилось эхо гулких шагов десятка ног. Там остались только трупы и последние куски человеческого сострадания, которые таились глубоко в душах Пожирателей смерти. Теперь и от них не осталось ни следа. Больше ничего не удерживало этих людей от ужасных поступков. По прибытию в Штаб-квартиру, Доркас сразу сообщила Ордену о нападении, хотя был ли в этом смысл? Все были мертвы, осталось лишь констатировать их смерть и выделить немного времени для скорби. Марлин, услышав поникший и какой-то до неожиданности безразличный голос подруги, заволновалась, попыталась спросить о сторонней причине такого настроения, но Медоуз просто не стала её слушать, тут же сбросив звонок. Она никогда не любила делиться с кем-то своими переживаниями, привыкла прожёвывать это в одиночестве, пока железный кулак не отпустит внутренности из крепкой хватки. До чувствовала себя отвратительно, и единственной причиной того, что она не закрылась в собственной комнате, был Кэрроу. Чёртов Амикус Кэрроу, который будто специально бегал от неё, пытался не попадаться на глаза, но при этом даже никому не намекнул на отсутствие метки. У Медоуз просто не было времени наколдовать новую.

Пожиратели вошли в раж: даже после такой долгой кровавой ночи они не разошлись каждый по своим углам, как делали это всегда, а, собравшись, разговаривали о чём-то внизу. Руди обычно разгонял такие компании полуночников по постелям, жутко кричал о том, что ему не нужны сонные растения вместо бойцов, и чаще всего это помогало. Но в этот раз он даже присоединился к общим посиделкам и притащил бутылку чего-то крепкого. Доркас тошнило от того, что они праздновали массовое убийство министров как долгожданное Рождество, не хватало только гирлянды из человеческих голов. Но всё же были и те, кто решил обойти стороной всё это сборище и подняться наверх. Марк уже давно был у себя, ещё несколько человек прошли мимо До, в то время как она ожидала Кэрроу в коридоре, так как он всё ещё не появился. Было вполне возможно, что это просто Рудольф удерживал его внизу, надеясь, что может хоть на этот раз Амикус сможет расслабиться и выпить, но каждый раз эти попытки заканчивались окончанием терпения Лестрейнджа и уходом Кэрроу. В конце концов, это произошло и на этот раз.

Доркас услышала скрип нижних ступенек лестницы, который уже знала настолько, что могла безошибочно определить, как звучит каждая из них. Выпрямилась. Она была настроена серьёзно, хотя и чувствовала в себе жуткий упадок сил. Хотелось спать, но До не могла оставить всё вот так. Она в любом случае не смогла бы уснуть, ей бы всё время казалось, что в любой момент её свободе придёт конец. Медоуз и доверяла Кэрроу, и не понимала его одновременно.

Сначала она увидела его макушку, затем голову, плечи, а затем уже и могла осмотреть его с головы до ног. Но ничего в нём кардинально не изменилось, конечно, он же даже не успел перешагнуть порог своего временного убежища. Амикус на мгновение замер и взглянул на Медоуз так, будто она была старой надоевшей трещиной в стене, через которую дул холодный ветер и доставлял постоянные неудобства. Затем он повернулся и открыл дверь в свою комнату, вошёл внутрь, а Доркас, воспользовавшись моментом, проскользнула следом. Ей показалось, что он специально придержал дверь, словно даже не пытался сопротивляться её напору, как будто и так знал, какой разговор его ждёт.

Как До и говорила ранее, все гостевые комнаты в этом доме были практически одинаковые, отличались лишь расстановкой мебели, и то не такой уж и оригинальной. Кровать аккуратно застелена, вещи не были разбросаны, а наоборот, занимали положенные места. Доркас не смогла не удивиться тому, насколько Амикус обжился здесь: небольшое количество книг, какие-то бумаги, сложенные стопкой на столе, пепельница на подоконнике. У Медоуз в голове опять появилась куча вопросов, касающихся того, почему же Кэрроу жил здесь, а не в своём просторном поместье вместе с родными, возможно, она даже спросила бы об этом, не будь она настолько вымотанной. Из-за усталости не осталось никаких эмоций, лишь непреклонное, автоматическое желание узнать правду.

Амикус продолжал делать вид, что совершенно не замечал Медоуз. Она впервые могла видеть, как он взял пачку сигарет с подоконника, вынул одну, поджёг её с помощью волшебной палочки и тут же затянулся. Так глубоко вдохнул, что Доркас показалось, что он сейчас раскашляется от дыма, задохнётся, запутается в его паутине, но он лишь спокойно выдохнул клубы дыма. До вспомнила, как тоже когда-то курила, ещё в Хогвартсе, но тогда Ремусу удалось её отучить. А сейчас ей захотелось подойти к Кэрроу и точно также пропустить через себя убивающую, но такую приятную дозу никотина. Почему всё, что убивает тебя, кажется таким прекрасным? Обычно Амикус курил в одиночестве, закрывшись в комнате или покинув Штаб, — До иногда отчётливо чувствовала этот запах, исходящий от его одежды. Сейчас же Кэрроу будто решил открыться, как недоверчивый зверь, который скалился от любого лишнего слова или движения.

— Почему ты помог мне? — Доркас решила не растягивать время, не пытаться начать издалека, медленно и тактично завязать разговор. Во-первых, у неё не было на это сил, а во-вторых, с Амикусом Кэрроу это не пройдёт. Она сделала пару шагов от двери, остановилась посередине комнаты, а пройти дальше не решалась, словно перед ней стояла непреодолимая стена. До Медоуз дошёл одновременно тошнотворный и до безумия приятный запах дыма. Ей захотелось вдохнуть его и в то же время отвернуться. Нет, она не считала курение чем-то настолько вредным, по крайней мере в разумных количествах. А сейчас, когда началась война, это было меньшим из зол. Но было бы глупо пережить десятки битв и умереть от скрученной бумажки.

Амикус не ответил, лишь повернул голову в сторону Доркас и взглянул на неё каким-то пустым, опьянённым взглядом. Он сделал к ней несколько медленных шагов, зажав губами сигарету и продолжая выпускать клубы дыма. Удивительно, а ведь изначально в комнате даже не чувствовался этот едкий запах, ненавистный для большинства людей. Кэрроу подошёл к Медоуз вплотную, отчего До не смогла сдержаться, чтобы не вздрогнуть. Он взял её руку, как тогда, в первый день их дипломатичного общения, закатал рукав мантии и достал волшебную палочку. До даже не могла пошевелиться, не успела сообразить, как на её коже вновь появился знак Волдеморта, всё такой же, как и раньше, практически неотличимый от настоящего. Амикус потушил сигарету, оставив её в пепельнице. Доркас подняла взгляд на лицо Кэрроу, которое было таким же спокойным и непроницаемым, а может он действительно не скрывал эмоции, а просто ничего не чувствовал? Нет, так не бывает. Он определённо всё чувствовал, знал, что такое страх и боль, просто не показывал этого. Но порой глаза выдавали его. И сейчас в этом взгляде читалась теплота и жуткая усталость. Амикус Кэрроу слишком устал от жизни, чтобы проявлять ещё больше эмоций.

Что творилось в его голове? Кто принуждал его делать совершено не связанные между собой вещи? Они были искренними порывами заботы или лишь хорошо продуманным планом? До не могла понять этого с того момента, как Кэрроу впервые облегчил её участь. Она лишь была по гроб жизни обязана человеку, который десятки раз пытался убить её, но ещё сотню вытаскивал из самых разных неприятных ситуаций. Иногда Доркас даже задумывалась, не был ли он тайным членом Ордена Феникса, но стоило ей взглянуть на то, какими методами он добивался своих целей, то эти мысли тут же начинали казаться глупыми и бессмысленными. Но тогда она совсем не могла понять его мотивов.

— Я задала вопрос. — Голос Медоуз вдруг дрогнул. Ладонь Кэрроу скользнула вниз по предплечью До, задержалась на запястье, тёплые пальцы обхватили тыльную сторону её ладони и замерли.

— Будто тебя действительно волнует мой ответ, — еле слышно отозвался Амикус, сделал ещё полшага к ней, чуть прикрыл глаза и опустил голову, замерев в паре сантиметров от её лица. Его голос казался более хриплым из-за сигаретного дыма в лёгких, Кэрроу уже весь пропах этим опьяняющим запахом, и это его пьяное настроение переходило к Медоуз. Мурашки бежали от ощущения его дыхания.

— Волнует. Вдруг ты решишь сразу выдать меня, или сначала будешь шантажировать, а потом наиграешься и убьёшь. — Доркас просто не могла ответить что-то более-менее нейтральное. Несерьёзность Амикуса будто ощущалась физически, из этого бесполезного разговора вряд ли вышло бы что-то правильное. От расслабленного тона Кэрроу усталость так ярко чувствовалась, что начинали подкашиваться ноги.

Медоуз снова опустила глаза, не в состоянии выдержать взгляд Амикуса, неловко улыбнулась и взглянула на их руки. Чуть склонила голову набок, перевернула ладонь и крепко обхватила пальцами его запястье. Это было похоже на их немой непреложный обет, только крепкая ладонь неустанно пыталась коснуться её кончиков пальцев.

Кэрроу фыркнул. До ещё яснее поняла, что подними она голову, и они столкнутся лицом к лицу. Но она видела, что Амикус всё ещё не отрывал от неё взгляда, смотрел как-то странно, будто больше ничего вокруг не замечал. Доркас слышала, какой ритм отбивало его сердце, хотя не могла понять, слышит ли своё собственное, которое словно остановилось.

— Если хочешь знать, я просто обязан беспокоиться о тебе, Медоуз. — Она почувствовала, как Амикус отстранился, выпрямился, медленно выпустил её ладонь и сделал шаг назад. Поток свежего воздуха ударил ей в лицо, но Доркас показалось, что ей больше нечем было дышать.

Она подняла голову, а когда нашла взглядом Кэрроу, тот выразительно открыл перед ней дверь. Не стало той отрешённости во взгляде, возвратилась непоколебимая уверенность, твёрдость духа и сухое безразличие. Но теперь Доркас точно знала, что это обман. Она с сожалением поняла, что ей пора идти.

Шли дни, а они больше и словом не перекинулись. Медоуз лишь постоянно ощущала присутствие Амикуса за своей спиной, всё время находила его неподалёку, но даже не хотела покидать его молчаливое общество. Доркас отчётливо помнила каждую встречу, когда в единственный свободный вечер Кэрроу появлялся у её двери, еле заметно улыбался, а уходил лишь поздней ночью. И гробовое молчание всё это время совершенно не обременяло их, наоборот, позволяло успокоиться. От Амикуса всё реже доносился сигаретный дым, а Доркас могла бы стереть руки в кровь, но продолжала бы чувствовать прикосновения его ладоней.