Сумасшествие всем миром (часть III) (гет)

Сквозь вечность пущен ток по проводам

Высоковольтных снов. Хранитель слеп, но

Не в этом дело. Тикает звезда.

Иду один. Оно великолепно.

Д.Г. Чепилова

Я поднимаюсь с постели минут через десять после ухода Гарри. Хватит отлёживать бока — на том свете отосплюсь! Рёбра ещё ноют, причём с обеих сторон, и в груди сидит тупая боль, но всё это не заслуживает внимания.

Стараясь не разбудить феникса, я одеваюсь и забираю Дары. Поколебавшись, заглядываю к Лили. Следы побоев на ней уже не видны, но здоровой она не выглядит и, наверное, проспит до полудня стараниями нашей медиковедьмы. Лили это необходимо. Чёрт знает, когда мы спали нормально.

Повинуясь смутному импульсу, я распускаю шнуровку на её сорочке, проверяю, на месте ли шрам. Шрама нет. Значит, и правда, всё кончено. Целую её в лоб на прощание. Она называет меня сквозь сон не моим именем, но это совершенно не важно. И даже хорошо. Домовик подозрительно следит за мной из угла.

— Счастливо, Кикимер, — говорю я ему. — Ты сегодня был молодцом.

— Хозяин уходит? — осведомляется он, шлёпая следом за мной.

С чего вдруг такое обращение?

— Да. Ты что-то хотел?

Домовик медлит, выпучив на меня мутно-жёлтые глаза. Логика эльфов подчас недоступна человеческому пониманию.

— От Кикимера ушло много хозяев. Кикимер чувствует, когда это происходит, — выдаёт он, наконец, и прибавляет с неохотой: — Хозяин Джеймс был не худшим из них.

Поворачивается, топает обратно.

— И хозяйку не трогал! — бормочет он с ностальгическим вздохом.

Неподражаемое создание! Давясь смехом, я гашу лампу и покидаю палатку, на ходу надевая кольцо с Воскрешающим камнем. Безмолвная фигура выступает мне навстречу из тени палатки, заставляя вздрогнуть.

— Ты что тут делаешь? — спрашиваю я с испугом.

— Жду вас, — лаконично объясняет тень. — Чтобы извиниться за Мэри.

Не сказать, чтобы он любил извиняться. Я уже думал, что на сегодня достаточно потрясений.

— Это лишнее, Драко, — отвечаю я. — Ты сделал, что мог.

— Нет, не сделал, — произносит он через силу.

Сумрак уже светлеет, но в лагере ещё горят факелы, и по лицу Малфоя пляшут резкие тени и отсветы. Я почти не слышу его тихого голоса. Оказывается, на палатку были наложены мощные заглушающие чары. А тут, снаружи, настоящий праздник. Немного в стороне даже накрыли столы. Фирменные фейерверки Джорджа раскрашивают в разные цвета Левого и Правого, которые выписывают в небе сумасшедшие кульбиты. Измученные победители начали отмечать победу, не дождавшись рассвета. Ничего, что Волдеморта только-только зарыли и далеко не все его приспешники пойманы. Про Книгу Мерлина все и вовсе забыли. Эта война длилась тридцать лет. Мне кажется, даже Пожиратели были бы рады отпраздновать её окончание.

— Я рассудил, что лучше пусть она останется жива и сбежит. Чем попадёт в лапы Эйвери. Но я не знал, что она умеет делаться невидимой.

А она умеет? Мне очень хочется навестить ещё и Мэри, но это неразумно. Малышка теперь у Уизли, а там полно народу. И вообще, это уже выглядит, как попытка отсрочить неизбежное. Если я на неё посмотрю, то не уйду точно.

— Ты правильно поступил, — говорю я Драко. — Иначе всё пропало бы.

— А вы всё шутите! — усмехается он недоверчиво. — Вы меня хотя бы не убьёте?

Вот что за странный юноша? Никогда его до конца не поймёшь!

— Ну что ты, Драко! — поражаюсь я, беря его за плечо. — Мы же добрые волшебники!

— Да пошли вы! Сэр, — отвечает он, резко отстраняясь.

Именно это я и собираюсь сделать. Удивительные, однако, люди — слизеринцы! Вроде и нахамил, и вежливость проявил.

— Останови метроном, Драко. Иначе он тебя погубит, — советую я, набрасывая мантию-невидимку. — Посмотри вокруг, насладись красотой мира. Или просто красотой.

Я исчезаю, чтобы не заслонять ему мисс Грейнджер, которая, судя по виду, уже обегала весь лагерь. Драко мгновенно обо мне забывает, а Гермиона и вовсе меня не видела. Между ними опять начинается импровизированный танец. Он застывает. Она замедляет шаги и идёт к нему, не глядя под ноги. Он осторожно протягивает руки. Она обнимает его за шею и замирает, уткнувшись лбом в его плечо. Он зарывается лицом в её волосы. Ещё не целует. Наверное, поцелует. Это совершенно не моё дело.

Моё дело — сумрачно светящиеся за холмом синие руны.

После выхода из лагеря каждый шаг даётся легче. Не то чтобы мне не больно было всё оставлять. Нет, это не больно, это совершенно невозможно. Но я ведь всегда знал, что так будет. Как только я пойму, что сделал то, зачем меня призывали. Я просто предпочитал не слишком задумываться. Ведь это ещё не скоро и, может, как-нибудь обойдётся. И, конечно, всё обошлось бы. Никто не посмел бы меня неволить. Но всё, что случилось сегодня, и особенно трупы под горящим в небе черепом смерти… Сейчас от Морсмордре осталось лишь бледно-зелёное облачко, но я… Я больше не могу так. Если никому нельзя вернуться, то почему я должен быть исключением?

И да, Снейп, мне не надо от тебя подачек.

Ты идиот, Поттер.

Неправда. Когда-то я даже был добрым и весёлым.

Не льсти себе. Меня не обманешь. Убить тебя, конечно, проще, чем воспитать, но мы ведь не ищем лёгких путей, верно?

Мне кажется, что эта ночь и этот разговор тоже были заранее продуманы в «предсмертной записке». И он ещё тогда знал, что я единственный в мире не приму его бесценный подарок.

Тут и думать особенно не пришлось. Все Поттеры предсказуемы до скуки. Но, заметь, тебя никто не гонит.

Пусть так. Не имеет значения. До чего же мне надоели голоса в голове — истинные и мнимые! Особенно вот этот — голос совести. Ничего, я уже видел ночь долгожданной победы. Могу поделиться этим ощущением. Не так уж оно и трудно.

«Джеймс, не сходи с ума! К нам ты всегда успеешь!»

«Он ударился головой. Много раз. Лунатик, скажи ему!»

Чтобы хоть эти не мешали, я с радостью отвлекаюсь на окликнувшего меня Аберфорта.

— Джеймс! Мы скрутили Шеклболта! — сообщает он довольно.

Дело, достойное Альбуса — что и говорить!

— Правда, он меня здорово приложил заклятиями, — Аберфорт, морщась потирает грудь поверх рассечённой мантии — кровь на ней кажется серебристой при лунном свете. — Но это ерунда. Уже не болит. А ты куда один и на ночь глядя? Тут ведь всякий народ бродит по полям!

Да уж, знаю.

— Проводить тебя? — спрашивает он озабоченно.

— Если хочешь.

А как от него отвяжешься?

Аберфорт немного отстаёт, лишь когда я начинаю спотыкаться в потёмках о мёртвые тела. Один Пожиратель, другой, третий… Этот страшный след ведёт к Перси Уизли, который сидит на верхней ступени амфитеатра, растерянный и бледный.

— Мистер Поттер! — вскрикивает он с отчаянной надеждой.

— Почему ты здесь, Перси?

— Я… — его голос срывается. — Мне стыдно идти в лагерь! Но я… Я хотел всё исправить! После того, как привёл вас к Министру, я ушёл. Долго бродил по лесу. И всё думал, думал. А потом, когда отец и все остальные прорвались сюда, я дрался за Орден. Честно!

Он указывает на лежащие кругом трупы.

— Я сделал большую глупость, мистер Поттер, — договаривает он едва слышно.

Да уж, немалую.

— Я принял Метку, потому что боялся! — признаётся он с горечью. — Боялся, что мы проиграем, и меня убьют. Боялся, что Волдеморт более сильный маг, чем вы.

Разумеется, так и есть.

— Боялся даже Драко Малфоя! Что Гермиона выберет его, а не меня. Я столько боялся, что сам не знаю, почему моим факультетом был Гриффиндор. Как вы думаете, мистер Поттер, меня простят?

Не уверен. И этот вопрос уже не ко мне.

— Хотя бы родные…

В отличие от Аберфорта, на нём ни единой царапины. Узнаю дыхание Авады. Быстро и без мук — вот и всё утешение.

— Надеюсь, что простят, Перси, — отвечаю я, спускаясь по лестнице к Арке.

— Уж я-то тебя в жизни не прощу! — выкрикивает Захария с другого конца зала.

— И я тоже, — соглашается Эйвери.

Сейчас в разрушенном Зале смерти нет никаких трупов — их успели убрать. Но я помню, что мы раскладывали своих и чужих отдельно. Теперь же все стоят вперемешку. Их очень много, их всё больше и больше. Кажется, что шелест многих голосов давит на барабанные перепонки, хотя я не уверен, что слышу этот шёпот ушами.

Я догадываюсь, почему все они собрались тут и захотели меня увидеть. Все, кто лежал на заснеженной равнине, и ещё другие, более давние, толпящиеся за ними. Неважно, сколько их — всем придётся остаться за Аркой. А мне надо только вернуть всё на круги своя. Не больше — не меньше. Эти врата вообще нельзя было открывать.

Чтобы не отвлекаться, я впервые поворачиваю расколотый чёрный камень в кольце, и настаёт тишина.

Я стою один под тлеющими над Аркой рунами. Снег падает медленными неслышными хлопьями. Близится рассвет, и интересно было бы посмотреть, каким он будет. Но я и без того задержался. Под мантией-невидимкой меня не заметят, но если сюда кто-нибудь явится, возникнут ненужные осложнения. А мне и так нелегко решиться. Слишком сжимается сердце. Так оно застывало в прошлый раз или нет? Ничего, выдержало однажды — выдержит снова. Я тоже сомневаюсь, что меня простят. Но, надеюсь, поймут. Записку я, кстати, оставил. Только запер в шкаф. Чернила станут видны, когда всё закончится.

Что делать, я знаю. Я десятками просматривал воспоминания Пожирателей Смерти, и почти все они ярко запечатлели тот день, когда моей рукой были оживлены эти руны. Сейчас надо лишь пробудить их. Всего несколько движений Бузинной палочкой — Жезлом Смерти, и врата отворяются. Из ниоткуда мне в грудь ударяет призрачный ветер, который вздымает бесплотные занавеси на Арке, но бессилен сдуть даже одну снежинку. Руны разгораются повсюду — и над головой, и под тонким слоем снега, замыкая сияющее кольцо вокруг каменных врат. О Мерлин, что я делаю?

Я поднимаюсь на знакомый помост и подхожу вплотную к проёму, так, что лица касаются оборванные края полуистлевших полотнищ. Смерть — не очень-то приятная штука. Но меня, невидимого в этом мире, уже заметили по ту сторону. Пусть я и стараюсь не всматриваться в расплывчатые картины, которые различаю там. Я уже был в них, но ничего не помню об этом. Я надеюсь, что меня встретят друзья, но это только фантазии. Уловки магии. На самом деле никто не знает, что по ту сторону.

Заставив себя не оглядываться на бесплотную толпу за спиной, я снова поворачиваю камень кольца и устремляю взгляд в Арку. Потрясение столь сильно, что, кажется, я забываю человеческий язык. Меня одновременно охватывает смертельный ужас и неодолимое желание просто шагнуть за завесу.

«Скажи мне, как его звали! Я хочу, чтобы ты это произнёс…»

— Северус Снейп, — объявляю я, протянув руку, и понимаю, что ощущает вырываемый из тела крестраж.

Больше ничего. Свет.

* * *

Я прихожу в себя с тем же ощущением боли в измученном теле. Особенно в голове. И в плохо залеченном горле. Поэтому, ещё не открыв глаза, я осознаю — что-то пошло не так. Тот свет не должен быть таким же, как этот. Скорее всего, я напутал с колдовством. Неясно только, в какой момент. А вдруг оно и не могло сработать повторно? Эта мысль приносит несказанное облегчение. Я не виноват. Я попробовал, но ничего не вышло!

Чёрт. Значит, придётся пробовать снова. И поскорее, пока кто-нибудь не явился сюда и не наступил на меня случайно. Я неловко пытаюсь сесть, ощущая под собой мокрый снег, вдобавок набившийся за шиворот. Оттенки мира те же: белое и серое. И над всем этим — бледно светящиеся магические письмена. Но чёткости у пейзажа нет. В прошлый раз было так же. Пока не приспособилось зрение.

В прошлый раз? Я не могу сориентироваться, когда именно. Все воспоминания как бы свалены в кучу. Но расплывчатую фигуру рядом я всё-таки различаю и машинально протягиваю к ней руку. Если это Пожиратель, мне, безусловно, конец, но надо же как-то определяться? Я вздрагиваю и шарахаюсь в ужасе, потому что неожиданно близко вижу вейлу в образе летающей гарпии.

— Очнулся? — коварно спрашивает меня смутно знакомый голос.

Гарпии ведь не разговаривают!

— Д-да… — боль в ногах подсказывает, что убежать я не смогу.

— Скажешь, как твоё имя? — в её интонации явно слышится угроза.

О, как мне надоела нелепая игра в имена!

— Джеймс Поттер, — я решаю умереть с достоинством, так как в моё горло уже вонзился кончик волшебной палочки.

— Что было в сундуке?

Волдеморт? А!

— Омут! Омут… памяти.

По-моему, ответы верны, но в награду я получаю пощёчину. Зрение тут же восстанавливается, и часть мыслей выстраивается, как надо. До тех пор, пока я не поднимаю руку, чтобы приложить к горящей щеке. Потому что в этот миг я понимаю, что вижу Кингсли Шеклболта. Вижу в каких-то непривычных и резких красках, но это определённо он. Его лысая голова, и серьга в ухе, и ошалелое лицо в запекшихся царапинах от когтей Лили. И его же ярко-синее Волшебное Око, в которое я сейчас гляжусь. Ну что ж, здравствуй, Кингсли!

Будь ты проклят, Поттер!!!

В сущности, ничего нового. Ничего такого, с чем нельзя было бы справиться.

Путаница с тремя глазами мешает мне правильно ориентироваться, и я сжимаю в кулак левую руку, чтобы магическое зрение не отвлекало, пока я к нему не привык. Всё сразу становится на места. Мы по-прежнему рядом с Аркой. Причудливые символы почти потухли, бледный нездешний свет едва заметен за занавесями. Всё закончилось.

Я сижу, прижавшись спиной к нижней ступени амфитеатра. Нарцисса — в своём нормальном облике — стоит на коленях рядом. Она и не смогла бы преобразиться в гарпию, для этого в ней маловато от вейлы. Должно быть, Волшебное Око так передаёт суть увиденного. Но я всё никак не поверю, что могу им смотреть.

— Что ты сделала?! — спрашиваю я в страхе.

Вместо ответа она прижимает к своей груди мою голову, так что я различаю частые, как дробь, удары сердца.

— Любовь моя… Как же я тебя ненавижу! — роняет она чуть слышно.

Она уже определится когда-нибудь?!

— Нарцисса, это запретное колдовство, — произношу я в отчаянии. — Оно разрывает ткань мироздания.

Она отстраняется и бросает на меня один из самых холодных взглядов:

— В таком случае, тебе повезло, что мне нет дела до ткани мироздания. Уж как-нибудь не рассыплется.

Я молчу, обречённо рассматривая потемневшую кожу своих рук. Похоже, я всё-таки уравнял счёт с Волдемортом.

— Ты обменяла меня на Шеклболта? — спрашиваю в полной растерянности.

— Его всё равно ждал Поцелуй Дементора, — отвечает Нарцисса с тем же невозмутимым видом. — Если кого и следовало казнить без суда и следствия, так его. Ты знаешь, что он убил старика Аберфорта?

Я киваю, потому что шок ещё не прошёл.

— Откуда?.. — она осекается. — Ах, ну конечно же! Давай-ка его сюда.

Я моргаю, гадая, про что она.

«Ничего не поделаешь, Джеймс. Пора прощаться».

«Война закончилась. Хватит опасных игр».

Нет, я не могу так сразу! Я не смогу без них! Судя по силе паники, я и впрямь у края.

— Реши уже, на каком ты свете, — хмуро предлагает бледная, измотанная за ночь Нарцисса.

У неё, по-видимому, нет сил меня убеждать. Она сама чуть не падает. В голубом предутреннем свете я вижу, как осунулось её тонкое лицо, вижу заплаканные глаза и белые снежинки, запутанные в чёрных растрепанных волосах. Я молча снимаю с серебряного пальца Кольцо Смерти и отдаю Нарциссе.

— Делаешь предложение? — ей приходит в голову та же мысль, что и мне.

— Да.

Я осторожно сжимаю ледяные, влажные от снега пальцы Нарциссы. В этот раз моя женщина, по крайней мере, не говорит, что ненавидит меня. Садится рядом и придвигается теснее, не отнимая руку.

— В конце концов, — рассуждает она неспешно, — ты теперь принадлежишь к «списку двадцати восьми». И ещё у тебя лицо Министра магии. А мне всегда казалось, что я буду прекрасной женой Министра. Это только вы, гриффиндорцы, почему-то считаете, что чувства исключают корысть. Тогда как серьёзная корысть лишь укрепляет серьёзные чувства. Отрадно, что я не зря развелась с мужем.

Я застываю.

— Как — развелась?

— Ты знаешь, довольно легко. С учётом денег. И вменяемости Люциуса.

— Но мне ты ничего не сказала! — даже после самоубийства я не могу воспринимать такие вещи спокойно. — Ты настолько боялась случайно оказаться моей женой?

Нарцисса обращает на меня кристальной чистоты взгляд.

— Я боялась оказаться твоей вдовой. Лили к этому привычна. А мне не к лицу чёрный цвет.

— Оставь уже в покое Лили! — прошу я, прикрывая глаза.

— Как скажешь. Теперь можно, — покладисто соглашается Нарцисса, легонько гладя меня по голове — непривычное ощущение, когда нет волос.

— Где ты была так долго?

— Долго? — переспрашивает она своим прохладным голосом. — Мы всего лишь сутки не виделись! Прости, я обороняла Хогвартс, а потом помогала ловить Министра. Поскольку в строю осталось мало сильных волшебников. Филиус до сих пор отлёживается у целителей после этой погони. А мне пришлось одной сопровождать Шеклболта в лагерь. Тут-то я и увидела, как полыхнули руны. И поняла, что это очень в твоём стиле.

— О Годрик! — я замираю, лишь теперь вспомнив, с чего всё началось. — А что со Снейпом?!

— А это Снейп?! — изумляется моя возлюбленная.

— А кто же?

Мы смотрим друг на друга во взаимном недоумении.

— Откуда мне знать? — находится, наконец, Нарцисса. — У меня не было времени разбираться! Я просто наложила на него Петрификус, пока не очнулся. А потом накрыла от посторонних глаз мантией-невидимкой. Вдруг ты вернул Тёмного Лорда, чтобы он смог предстать перед Визенгамотом?!

Я вспоминаю волшебника над пропастью с мертвецами, и мне плохеет.

— По-твоему, я совсем ненормальный?!

— Прости, но, по-моему, ты ещё хуже, — признаётся Нарцисса.

Как я по ней скучал.

— Надо его расколдовать, — спохватываюсь я, нашарив рядом с собой Бузинную палочку.

— Лучше не шевелись, — заботливо предупреждает Нарцисса. — Мне пришлось переломать тебе ноги. Я потом дала костерост, но времени прошло мало.

О Мерлин!

— Понимаешь ли, Шеклболт не очень хотел открывать Арку. Даже отказывался красть Бузинную палочку! И всё время сбрасывал Империо, — поясняет она чуть смущённо. — Я прямо не знала, как сделать его сговорчивей! И… перенервничала.

Нет, не могу больше это слушать!

— Ты сам виноват! — переходит в наступление Нарцисса. — Ручаюсь, ты даже не подумал, что будет со мной!

— Я подумал, что и так уже умер для тебя, — пожимаю я плечами. — Нельзя умереть в большей или меньшей степени. Но, может, ты всё-таки разморозишь Снейпа, и мы уйдём? Не хочу обсуждать всё это при нём.

Снейпа я не вижу, но слух у него всегда был что надо.

— Так тянет увидеться? Ничего, потерпите, — назло мне отвечает Нарцисса. — Лучше повтори ещё раз, что ты сказал. Я сорвалась на тебе из-за Драко, поэтому ты пошёл и бросился в Арку Смерти?

В общих чертах. На секунду меня охватывает неподдельный ужас. Я никак не могу сообразить, живым или мёртвым видел её сына в последний раз. Всё как-то перепуталось.

— Это не единственная причина, — признаюсь я после невольной заминки.

Нарцисса тоже глядит на меня со страхом.

— Это вообще не причина, — хрипло выговаривает она. — Я не понимаю тебя. Совсем! С Драко не случилось никакой беды. Не считая того, что он сбежал куда-то вместе со своей Грейнджер. Но, думаю, дня через два объявится.

— Рад за вас троих, — отвечаю я, пытаясь усесться ровнее. — Но я твоего сына не спасал. Так что можешь не менять гнев на милость.

— Ты забрал его от Пожирателей посреди битвы, — тихо напоминает она.

— Не потому что ты об этом просила. Так было нужно для дела.

— Я догадалась, — холодно признаётся Нарцисса. — Но я предупреждала — меня не волнуют твои резоны.

— Тогда зачем спрашивать, почему я здесь?

— А зачем устраивать всем траур в час победы?! — восклицает она. — Мы ведь победили, Джеймс! Ты всё сделал, со всем справился… Умирать не надо!

Я не успеваю ответить — нас прерывают шаги на лестнице. И я, и Нарцисса живо оборачиваемся с палочками наготове и тут же опускаем палочки.

— Всё в порядке, Гарри! — поспешно произносит моя возлюбленная. — Я его вернула. Пришлось, правда, пожертвовать Шеклболтом.

Гарри невидящими глазами озирает амфитеатр и нетвёрдой, как у слепого, походкой преодолевает последние десять ступеней. Учитывая его состояние, ни я, ни Нарцисса не решаемся упомянуть про Снейпа. Мне кажется, что сын сейчас тоже меня ударит. Он имеет право. Почему никто не понимает, что иначе было нельзя? Я и сейчас так считаю, но умирать по сто раз на дню — это слишком.

Гарри тоже так считает, по-моему. Он подходит, яростно сверкая глазами, и даже не говорит ничего. Вместо этого он резким движением вырывает из моей руки палочку. Собственно, это всё, что нужно, чтобы стать её владельцем. Все прочие экзерсисы — лишняя трата времени.

— Ещё кольцо, Гарри! — спохватывается Нарцисса и отдаёт ему Воскрешающий камень. А заодно уж и Карту Мародёров, которую вынимает из своего кармана.

В новом хозяине Бузинной палочки сейчас чувствуется такая решимость, что его ничем не остановить. Мантии-невидимки у Гарри нет, и как открыть врата, он не знает. Но я невольно вздрагиваю, когда он подходит вплотную к Арке и всё также молча швыряет за занавесь кольцо, а следом за кольцом — Книгу Мерлина.

— Пригнись! — с малфоевской предусмотрительностью предупреждает Нарцисса, но я смотрю, как завороженный.

Смотрю, как мой сын отходит к самым ступеням и делает резкий взмах Бузинной палочкой.

— Бомбарда Максима!

Ему приходится повторить заклятие трижды. Сперва как будто ничего не случается. Потом вся каменная конструкция покрывается сетью трещин. Наконец, камни разлетаются мелкой пылью, и она зависает в воздухе наподобие ядерного гриба, про который мне рассказывал Артур.

Наверное, нельзя было так делать, думаю я обречённо. Вопли потусторонних голосов заполняют уши, ледяной ветер проносится по амфитеатру, ослепительно-яркий свет, завязываясь в узел, клубится над постаментом. Всё это длится какие-то секунды. Нарцисса в ужасе прячет лицо у меня на груди. Я кричу Гарри, чтобы он ушёл оттуда, и пытаюсь подняться.

Гарри вплотную приближается к опустевшему постаменту, ломает о колено Бузинную палочку и швыряет обломки в сердцевину пульсирующего клубка. Клубок сжимается в искру, искра гаснет, и врата исчезают.

— Всё! — ни на кого не глядя, огрызается Гарри. — Так надо!

И уходит, даже не посмотрев в мою сторону. Наверное, он очень обиделся. А ведь только начали находить общий язык!

— Понимаю — это у вас фамильное, — задумчиво произносит Нарцисса, вытряхивая из волос каменную крошку.

Пыль и сейчас парит в воздухе мелкой взвесью, неспешно оседая вместе со снегом.

— Забыла сказать, что послала за твоим сыном патронуса, — прибавляет Нарцисса, виновато моргая. — Я боялась, что не справлюсь одна, и не придумала ничего лучше.

У меня на этот счёт масса возражений. А у Нарциссы только одно. Она вдруг придвигается ближе и прикасается губами к моим губам, сперва привыкая и осторожно пробуя, потом неспешно наслаждаясь поцелуем, потом приплетая страсть. Я отвечаю, в момент забыв про магический коллапс, Снейпа и больные ноги. И про то, почему считал, что между нею и мной всё кончено. Кажется, потому что я бессердечная неблагодарная сволочь. Но раз её это устраивает! Может, мне больше не придётся принимать чудовищные решения? Раз главное чудовище сдохло. И вообще, всё это было в прошлой жизни!

Нарцисса опускает ресницы и мягко отстраняется. Потом поднимает ресницы и рассматривает меня очень близко с едва заметной улыбкой.

— Зато глаза теперь карие, — сообщает она в виде утешения.

В принципе, можно продолжить эксперименты с Оборотным зельем — я уже привык.

— Пожалуй, я пойду, — прибавляет Нарцисса, грациозно встав со снега.

Что значит — пойду?! Куда это?!

— Ты… оставишь меня в заснеженной глуши?! Со сломанными ногами? Без палочки? А если заявятся Пожиратели?!

Я никак не могу в это поверить, но она и впрямь уходит! А когда оглядывается, становится ясно, что Пожиратели — не самое страшное.

— Ты же меня оставил в этом заснеженном мире! — таким голосом можно реки замораживать. — И я тебя бросаю не одного, а с человеком, за которого ты всё отдашь. Разбирайтесь тут сами.

Разберёмся, конечно. Если не убьём друг друга. Нарцисса делает ещё пару шагов и сообщает через плечо:

— У тебя в кармане палочка Шеклболта. Выберешься, раз передумал умирать. Как-никак, ты… верховный чародей.

И не обязательно произносить это с таким презрением!

— Найдёшь меня после. Если захочешь, — бросает она уже с лестницы. — Может быть, я прощу. Или дождусь благодарности.

Я откидываю голову на ступеньку и смотрю на неё, пытаясь изобразить ослепительную улыбку Кингсли.

— Спасибо, любимая.

Она вздрагивает и уходит, больше не оборачиваясь.

О Мерлин, какой бесконечный день! За что мне всё это? За Леви… Можно не продолжать.

Я терпеливо дожидаюсь, пока Нарцисса скроется из виду. Надо же сохранить остатки гордости! И, конечно, накладываю упомянутое Поппи заклятие Эпискей. Но Эпискея тут явно недостаточно. Пытаюсь подняться на ноги, держась за ступеньку. Падаю. Опять пытаюсь подняться… Где-то на пятой попытке догадываюсь послать патронуса к Лили. Правда, неизвестно, решится ли Гарри её будить.

Слава Мерлину, у меня теперь приличный патронус! Рысь как рысь. Никаких напоминаний. Боль выбивает из глаз звёзды и слёзы, зато даёт ощущение жизни. Надо же нащупать Снейпа, в конце концов! Будет обидно, если он возьмёт и околеет.

Нет, ну что за женщина, а? Хоть бы подсказала, где искать!

Я идиот. А Волшебное Око на что?

Никогда не думал, что обрадуюсь при виде Снейпа! Он совершенно ледяной, но пусть сам отогревается. Я пока его искал, успел с новой силой возненавидеть. Вот почему я опять должен его спасать? Я забираю мантию-невидимку, снимаю Петрификус и усаживаюсь на треснувший парапет, даже не глядя в его сторону. В глазах темно — сейчас сознание потеряю!

Снейп поднимается, отряхивает мантию от снега и пыли и пристраивается на парапете чуть поодаль, потому что тоже не может идти дальше. Его колотит от холода, но он молчит и не просит помощи. У нас всегда были восхитительные отношения! Говорить больно — и ему, и мне. Ему — из-за старых укусов крестража, а мне — потому что сам полоснул Министра по горлу Сектумсемпрой. И вообще — о чём нам говорить? Между нами давно сказано всё, что можно и нельзя.

Я немного прихожу в себя и шарю в карманах мантии-невидимки — последнего из Даров Смерти. Выуживаю волшебную палочку. Чёрное дерево, тринадцать с половиной дюймов. Я так и таскаю её с собой с тех пор, как отнял у Мэри. Толку никакого, зато дочка не доберётся! А Снейп ведь и не знает про дочь… Не уверен, что именно я должен сообщать такие новости.

Чтобы не сболтнуть лишнего, я молча протягиваю палочку. И всё. Будем в расчёте.

Снейп кидает на меня молниеносный взгляд. Всего один. Надеюсь, он не думает, что я в последний момент отдёрну руку? И всё равно возникает неприятное ощущение, что он вспоминает тот же давний эпизод. Или все наши разговоры, начиная с моего прошлого воскрешения. В общем, что-то такое вспоминает. Хотя я по собственному опыту знаю, что это невозможно. Но машинально опускаю щит окклюменции. Снейп наверняка делает то же. И коротким, быстрым, как бросок кобры, движением забирает у меня палочку.

Теперь, по крайней мере, мы сможем отбиться от Пожирателей, если они вдруг появятся.

Но вместо Пожирателей появляется Лили. Роняет на верхней ступени метлу, хватается за голову, закусывает запястье... Начинает спускаться, всё более замедляя шаг, ступая, как по воде. Я не знаю, чего ждёт Снейп. Лично я просто не могу встать.

Я смотрю на розовеющую полоску рассвета над заснеженным амфитеатром и думаю про то, что мы всё-таки победили эту чёртову смерть. На время. И вообще… победили! Умирать не надо. До меня, наконец, начинает это доходить.

Лили останавливается в шаге от нас. Белая, как снег. Рыжая, как поднимающееся солнце. Смотрит то на одного, то на другого. Садится между нами. Видно, её тоже не держат ноги. Хватает обоих за руки, сжимает до синяков. Словно всё ещё боится, что кто-нибудь из нас прыгнет в Арку. Никто никуда не прыгнет. Мы остаёмся.

Я ложусь на ледяную плиту и гляжу в безоблачное небо. Там, широко раскинув крылья, кружит золотой феникс.

Лили опускает голову на плечо того, с кем была все эти годы, и спрашивает вполголоса:

— Как ты?

Вот с ней он рискует заговорить. Он отвечает:

— Отвратительно.

И мы начинаем хохотать, как сумасшедшие. Потому что всё болит так, что, кажется, не осталось ни одной целой кости. Потому что война закончилась, и ослепительный снег засыпает лежащую в руинах Магическую Британию. Потому что над Залом смерти поднимается солнце нового дня.

И оно великолепно.