Умерший и вновь воскресший (джен)

На крыше было холодно.

Мелкий дождь дробью был в лицо, а холодный ветер гнал прочь, не желая делить пространство. На душе было мерзко: давящее чувство подступающих неприятностей сковывало внутренности, кислотой омывало органы. Хотелось действий, но вот беда — делать было категорически нечего. Точнее так: занятие себе всегда можно было найти, но все было не то. Хотелось драйва, опасности: совсем как недавно, когда к ним с Лешей привязались гопники или когда он, Андрей, пытался в воскрешение и шастал по кладбищу темной ночью. Хотелось погонь, и…

Андрей тупо не находил себе места.

— Не застудишься, Андрюша? — спросил Леша ласково, пытаясь спародировать бабушку. Вышло, кстати говоря, неплохо, но огрызаться все равно не хотелось.

— Отстань, — тихо ответил, натягивая на голову капюшон.

Леша слишком быстро адаптировался к новым условиям, его, казалось, невозможно было чем-нибудь удивить. Вернуть к жизни в лунную ночь? — плевать. Уберечь от убийства? — все равно. Поселиться на крыше? — ну ладно. Любую ситуацию он встречал с безразличием, которое Андрей в упор не понимал. Для него это было чем-то страшным, ведь как можно так легко принимать все, что с тобой творят? Или все дело было в том, что он был не живым? Или?..

У Андрея уже голова пухла от мыслей.

— Птичка на хвосте ничего не приносила? — Леша присел рядом, скрепляя ободранные руки в замок.

Кстати о птичках.

После той ночи, прошло уже несколько дней, а от Настеньки не было вестей. Она даже отвечала через раз, постоянно пропадая где-то и Андрей ее понимал — в ее жизни постепенно наступал покой, и ему не хотелось его нарушать.

— Нет, — сказал, шмыгая носом, натягивая рукава куртки на костяшки пальцев. — Я думаю, что она сама позвонит, когда…

— Не сказал бы. — Леша улыбнулся. — Она очень ветреная: любит переключаться с одного на другое, да и забыть — раз плюнуть. Так что тормоши, не стесняйся, — сказал, поднимая взгляд вверх, — только без фанатизма.

Андрей тоже задрал голову: небо было серое, недоброе. Тучи разной степени серости заволокли небо, делая город под ними блеклым и унылым.

— Солнце хочется, — тихо сказал Андрей, ведя плечами.

— А мне и так хорошо, — уютное удовлетворение слышалось в голосе Леши, будто он видел все совершенно в других красках.

Собственно, он вообще был странным: любил все, что только видел. Без особых привязанностей, правда, но так было даже лучше. Легко принимал и отпускал, и всегда был как-то спокоен, умиротворен. Словно словил дзен или познал желанную тайну. А его взгляд… грустный и мечтательный одновременно, бередил в душе странные чувства, отдаленно напоминающие наступающую тоску.

— Я хотел спросить, — начал Андрей, останавливаясь на полуслове. — Это… личный вопрос, но…

— Валяй, — перебил Леша, кривовато улыбаясь, — я, может, отвечу.

И прищурился так ехидно, словно лиса, что захотелось потрепать его по голове.

— Почему ты решился?.. — замолчал, так и не договорив, потому что банально не смог сказать то, что так давно хотел.

— Хм… — протянул, будто выпуская воздух из легких, — это будет сложно объяснить, не факт, что ты поймешь.

— А ты попытайся, — настоял на своем Андрей, поворачиваясь к Леше лицом: хотелось видеть его всего, чтобы впитать все доступные эмоции.

— Просто когда ты больной, такое иногда случается, — ответил в шутку, опуская голову.

— Ты считал себя больным? — спросил, ежась от пронизывающего ветра.

— Посмотри на меня и задай этот вопрос еще раз, — сказал с улыбкой, прищуривая глаз. — Андрей, я умер по собственной инициативе, конечно я больной. По-другому быть не может.

— Так почему? — спросил, ерзая на месте от нетерпения.

Андрею хотелось всего и сразу, и желательно побольше. Но Леша отшучивался, Настенька молчала, а у других он не мог спросить. Не было этих других, вот и все.

Леша поджал губы, потянулся, садясь ровно и сказал:

— Я просто не знаю, с чего начать. Это действительно сложно, но… — Он замолчал, переводя взгляд на небо. — Это просто накапливалось, — сказал, сжимая пальцы, — все проблемы, все внутренние неурядицы и… я не знал, что с этим делать. Я чувствовал себя беспомощным и одиноким. Мне хотелось, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то помог, но…

Он замолчал.

— Но я не находил этой помощи и понял, что мне нет смысла пытаться ее искать. Понимаешь, никому не важны твои проблемы, кроме тебя самого. Я это уяснил очень четко, поэтому перестал нагнетать, знаешь? Я больше не ныл, не просил выслушать, мне казалось, что если я буду так делать, то стану напрягать. Я буду переваливать свое говно на чужого человека, это ведь неправильно. И я закрылся.

Андрей тяжело вздохнул и подсел ближе, обеспокоенно глядя в лицо Леши.

— Настя просила меня делиться с ней, и я пытался прислушиваться к ней, но ничего не выходило. Я чувствовал себя мерзко каждый раз, как только вываливал на нее все, что меня беспокоило. Я думал, что зря ее тревожу и заставляю волноваться — это было просто выше моих сил. И я тонул.

Взглянув Леше в лицо, Андрею показалось, что он готов заплакать, но это было секундной иллюзией: его лицо не выражало ничего. Ни ехидной улыбки, ни мечтательной грусти — пусто. Теперь он действительно был похож на труп.

— Потом, — Леша прервался, — я поймал себя на мысли, что хочу все закончить. Чтобы не было вот этого всего, чтобы не чувствовать. Это было не сиюминутным решением, — сказал, растягивая губы в кривую, что выглядело жутко, — я где-то год накидывал варианты. Тогда еще просто не достиг своего предела, думал о лучшем и вообще… цеплялся за все, что только можно. Привязанности очень хорошо держат, скажу я тебе, но потом даже их не хватает. Мне — не хватило. И я сделал то, что сделал.

Мелкая дробь из дождя прекратилась, а вот ветер взбесился не на шутку. Андрею было не по себе: горло душил комок, глаза покраснели, а душа неприятно болела. Повинуясь порыву, он схватил Лешу за плечи и притянул к себе, крепко обнимая.

— Такой усредненный вариант тебя устроит? — спросил, подозрительно посмеиваясь.

Леша не стал обнимать в ответ: просто прижался, закрывая глаз.

— Жалеешь? — тихо спросил Андрей, стискивая пальцами кофту.

— А кто бы не жалел? — ответил вопросом на вопрос. — Но если серьезно: я так до сих пор и не понял. Но если вдруг — не надо, слышишь? Никогда.

— Никогда, — повторил Андрей, отпуская.

* * *

Настенька объявилась на следующий день: позвонила ни свет ни заря, перепугала сонного Андрея и велела подрывать задницу с постели и тащиться на крышу. И чем скорее, тем лучше.

У Андрея после этого весь сон слетел с лица. Он, тихо насколько мог, стал в спешке одеваться, натягивая на себя все, что первым попадалось под руку. Поэтому на крышу он вывалился уже через пять минут, глубоко дыша от подъема по лестнице и волнения.

Настенька, в своем черном пальто, стояла в самом центре и цепко всматривалась в даль. Ее длинные блондинистые волосы трепал ветер, сеткой рассыпая по черной ткани. Выглядела она воодушевленной, поэтому Андрей выдохнул с облегчением — все было в порядке.

— С добрым, — сказал Леша сзади, не пытаясь напугать Андрея неожиданным появлением, что было странно.

— Ага, — только и смог выдавить, часто моргая.

Говорить по утрам вообще было не его, но ситуация обязывала. Да и в такой момент наоборот хотелось говорить много и очень часто.

Настенька обернулась: не накрашенная, с усталым взглядом, ее хотелось укрыть пледом и уложить в кровать. Андрей, подорвавшись, схватил Лешу за запястье и потянул за собой, хотя в этом не было необходимости. Он бы и сам пошел, но хотелось на секунду сделать вид, что это было полностью решение Андрея: пойдет он или нет.

— Это было сложно, — начала она, а Андрею на секунду показалось, что это «сложно» его преследует, уж слишком часто он слышал его. — Но.

Она поправила волосы, которые лезли ей в лицо, слегка потерла глаза.

— У тебя есть выбор, — сказала она, глядя на Лешу.

— Синяя или красная таблетка? — шутливо спросил, щурясь.

— Типа того, — согласилась, тяжело вздыхая. — Смерть или жизнь, что выберешь?