Tied for Last / Нити привязанностей (гет)

Она не должна была начинать тот день с улыбки.

Было 3 декабря. Она должна была проснуться в слезах, выть от отчаяния, рыдать от безнадежной тоски. Она должна была каким-то образом знать…

Но, проснувшись в тот день, она улыбнулась. Ей приснился хороший сон. В тот день она оделась в теплые вещи: черный свитер, маггловские джинсы, объемную зеленую куртку и прорезиненные зимние ботинки. В тот день она шла, напевая себе под нос что-то очень похожее на «Уизли — наш король», чуть не упала, оступившись на лестнице, но вовремя ухватилась за перила. В тот день ей понадобилось все это время, чтобы наконец осознать, что этот мир уже никогда не будет прежним.

Спустившись по лестнице в общую гостиную, она тут же поняла, что случилось что-то плохое. По привычке она немедленно предположила худшее. И именно в этот раз, в кои-то веки, оказалась права.

Годрик крепко прижимал к себе Мину, оперевшись подбородком на ее макушку. Из-под его сомкнутых век медленно одна за другой стекали слезы. Спрятавшую у него на груди лицо Мину сотрясали глухие рыдания. Он нежно поглаживал ее по спине, слегка покачиваясь вместе с ней из стороны в сторону, словно баюкая.

Гермиона замерла на месте. Годрик медленно открыл глаза, посмотрел на нее, но ничего не сказал и, лишь покачав головой, снова измученно опустил веки.

Прошло немало времени, прежде чем они нашли в себе силы спуститься в Большой зал. Почти все гриффиндорцы выглядели крайне подавленными, но так называемую «честь» сообщить о случившемся предоставили Годрику, Мине и Гермионе.

Годрик нерешительно встал и устало постучал ложкой по своей тарелке. Разговоры вокруг мгновенно смолкли. Все точно разом задержали дыхание, слушая, что он скажет. Когда же Годрик закончил, то казалось, что это прокатившаяся по залу волна вздохов и перешептываний мягко толкнула его в грудь, вынуждая сесть обратно на скамью. Гермиона поняла, что тоже едва ли сможет устоять на ногах, если сейчас вдруг решит подняться. Она посмотрела на пустовавшее рядом с ней место. Она смотрела, но ее глаза ничего не видели. Она что-то ела, но не различала вкуса. Она сидела и ничего не чувствовала, пытаясь осознать случившееся и не веря, что все это действительно происходит с ней.

Ведь если бы здесь и сейчас действительно сидела Гермиона Грейнджер, то она, несомненно, должна была бы уже привыкнуть терять всех, кого знала. Это был всего лишь еще один ушедший, еще один боггарт, способный теперь напугать ее при встрече, еще один близкий, которого она больше никогда не увидит. Ещё один друг, с которым она больше никогда не сможет поговорить или обменяться остротами о Томе Риддле; который больше никогда не утешит ее ранним утром; который больше не будет изящным жестом откидывать с глаз свои черные волосы и обижаться на дружеские подколы по поводу его мужественности. Еще один человек, который больше никогда не сможет стойко выдержать все нападки Мины и после этого лишь мягко улыбнуться. Еще один человек, по отношению к которому жизнь была так жестока.

Гермиона, Годрик, Мина, Альбус и Миранда быстро покончили с завтраком и покинули Большой зал. Гермиона чувствовала, насколько даже ей было трудно смириться со случившимся. Для остальных же, знавших Ар-Джея на протяжении десяти лет, его уход был равнозначен потере близкого друга, которого они знали всю свою жизнь.

Гермиона спрятала лицо в руках и закрыла глаза. Всего несколько дней назад, буквально вчера, у нее мелькнула мысль, что Ар-Джей ей нравится, и что у них могло бы что-нибудь получиться. И конечно же, сразу после этого он должен был исчезнуть. Конечно же, это несчастье должно было обрушиться на них. Можно подумать, на их долю и без этого выпало мало страданий.

— Почему он? — внезапно выдавила Мина глухим, чуть гнусавым от слез голосом. — Я провела здесь значительно больше времени, чем он… как и все остальные… почему он, а не я? Почему не мы?

— Не говори так, — прошептал Годрик. Таким мрачным и подавленным Гермиона его еще не видела.

— Он хотел этого, — мягко произнесла она. Не то чтобы ей обычно удавалось хорошо утешать людей, себя-то не всегда получалось… но то, что она сказала, было правдой. Ар-Джей действительно хотел покинуть это место, восстановить целостность своей души, даже если это означало смерть… и Рене Сандерсон, где бы она ни была… Гермиона надеялась, что теперь они смогут воссоединиться. — Он хотел исцелить свою душу. И это произошло.

Годрик поднял глаза к потолку и беспомощно всхлипнул.

— Я знаю, но… как мне радоваться, что его больше нет? Боже, он ведь был моим лучшим другом. Особенно после того, как ушел Эрик…

Он умолк, сглотнув подступивший к горлу ком. Мина ободряюще положила ему на плечо руку. Гермиона не знала, о ком шла речь, но было ясно, что Годрику уже не в первый раз приходилось переживать подобную утрату.

— Как же меня все это достало, — прошептал он. — Я просто хочу уже выбраться отсюда. Вам всем не понять… я здесь уже двести лет. Двести лет. Я постоянно наблюдаю, как люди появляются и исчезают, но мой черед все никак не настает. Новые привязанности означают лишь новые потери и новую боль. Я так устал.

Мина нежно переплела их пальцы, и, взглянув на нее, он благодарно сжал ее руку. Гермиона уныло уставилась в пол.

— Знаете, — сказал Годрик, — иногда я жалею, что создал все это… — он слабо махнул рукой, обводя гриффиндорскую гостиную. — Не будь всего этого, я мог бы просто умереть, как самый обычный человек. Я был стар. Я был готов.

— Не говори этого, — взволнованно выпалила Гермиона. — Ты оказал влияние на столькие судьбы. Ты, Кандида, Пенелопа и Салазар… то, что вы сделали… это ни на что нельзя променять.

Гриффиндор слабо ей улыбнулся.

— Я… спасибо, конечно… но я уже сыт по горло всем этим самоотречением и чувством гордости за основание Хогвартса. После стольких лет и страданий здесь, это служит слабым утешением.

— Всему на свете есть причина, — вздохнул Альбус, проводя рукой по темно-рыжим волосам и устало оглядывая собравшихся. — Даже если на первый взгляд эта причина неочевидна.

На губах у Миранды появилась легкая улыбка.

— А я рада, что попала сюда, — сказала она, заставив Гермиону удивленно на нее посмотреть. — Вы единственные друзья, которые у меня когда-либо были.

— Что? — изумленно выдохнула Гермиона.

— В школе меня все считали странной, поэтому друзей у меня как таковых не было. А после окончания Хогвартса я на тридцать лет заперлась от мира в своей квартирке, и все мое общение ограничивалось обменом письмами с издательствами.

Ничего себе. Для Гермионы это откровение стало полной неожиданностью. Все, что она до этого знала о Миранде Гуссокл, было почерпнуто из краткой информации об авторе на внутренних отворотах суперобложек, где обычно упоминалось, что она проживает в Лондоне, а дальше шел список публикаций. По выражениям лиц своих друзей Гермиона поняла, что для Дамблдора это не стало открытием, а вот Годрик и Мина, казалось, были удивлены не меньше нее.

Сглотнув, Гермиона увидела, что Мина тоже явно собирается что-то сказать. Кажется, настало время разговоров по душам. Черт. Означает ли это, что и ей придется откровенничать о своей жизни на Земле?

— Для меня самое мучительное в том, что я оказалась здесь до того, как умерла, — начала Мина, — это то, что я так никогда и не узнаю, как в итоге сложилась моя жизнь. Смерть, во всяком случае, дает хоть какое-то ощущение завершенности, а мне было всего двадцать три… Насколько я могу судить, я вышла замуж. Как-то прожила жизнь.

— Что конкретно вы оба сделали? — спросил Годрик. — Вы же попали сюда из-за задания для Первого этапа Турнира?

Альбус переглянулся с Миной и откашлялся.

— Вообще-то мы создали новый вид. Это потребовало от нас немало времени и магии… но после серии сложнейших чар и трансфигураций нам все же удалось получить гибрид акромантула и электрического угря. Результат эксперимента был поистине ужасен, поэтому международное жюри приняло решение его уничтожить. А следующее, что я помню… мы с Миной очутились здесь.

Гермиона неверяще тряхнула головой. Чем больше она узнавала о различных способах попасть сюда, тем меньше понимала. Вероятно, создание живого организма было сродни наделению предмета чертами своего характера, поскольку, в результате, объекты получали определенную свободу действий. Однако в случае с по-настоящему живым созданием все наверняка обстояло куда сложнее.

В гостиной воцарилась тишина. Гермиона молчала, хоть и чувствовала, что возникшая пауза как бы подразумевает, что настала ее очередь рассказать о себе. Но что она должна была им сказать? Меня хладнокровно прикончил самый злой темный волшебник всех времен? Я жила и радовалась жизни, пока вокруг внезапно не начали гибнуть люди, и все, кого я знала и кем восхищалась, не были убиты?

Перед глазами Гермионы встали лица погибших. Воспоминания о том последнем месяце… когда она бежала, бежала, а затем снова бежала, прежде чем оказаться в Выручай-комнате… причиняли боль. Все те ужасные вещи, которые она видела. Которые не могла развидеть. Симус Финниган и Ханна Аббот в залитой голубым светом комнате наедине с Беллатрисой Лестрейндж, чьи глаза горели поистине дьявольским огнем. Фенрир Сивый, с хищным оскалом преследующий Эрни Макмиллана. Им всем было по восемнадцать-девятнадцать. Она не знала кто был перед ней, боггарты или настоящие люди… стоящая на коленях и кричащая от боли миссис Уизли… Эйвери, куда-то тащивший за длинные рыжие волосы Джинни… подвешенная за лодыжки Полумна, с помертвевшим лицом медленно раскачивающаяся под потолком взад и вперед… отрубленная голова Кингсли Бруствера, насаженная на ограду…

Гермиона судорожно сглотнула, усилием воли останавливая поток нахлынувших воспоминаний. Она слишком долго старалась избавиться от них, слишком упорно убеждала себя, что это были всего-навсего боггарты, все до единого, и, очень вероятно, что именно так оно и было. Ее утешала мысль, что, по крайней мере, Гарри и Рон были в безопасности. Да. Они были в безопасности. Ее смерть выступила тому лучшим гарантом. И слава богу.

* * *

Наблюдая, как Грейнджер и ее друзья спешно покидают Большой зал, Риддл ощутил, как у него внутри что-то дрогнуло. Новость была просто отличная. Однако несмотря на то, что теперь для Риддла все складывалось как нельзя лучше, привычного в таких случаях злорадного торжества почему-то не было. Он не мог подобрать точного определения своему состоянию. Казалось, какое-то давящее чувство возникло у него в груди. Обычно Риддла мало волновало, когда кто-то покидал это место. Если речь шла об одном из его последователей, это, конечно, доставляло неудобства, но лишь временные, ведь всегда можно было найти замену среди новоприбывших. Охватившее его чувство при виде Грейнджер, готовой вот-вот расплакаться, было странным и непонятным, и он поспешил его отогнать. Погрязнуть в эмоциях, которые еще никого до добра не доводили, ему совершенно не хотелось. Это была бессмысленная трата времени.

Так или иначе, но исчезновение Кинга крайне удачно вписалось в его план. Если двое других ее друзей теперь встречались, а Дамблдор и Гуссокл по-прежнему были не разлей вода, Грейнджер неизбежно окажется со своим горем наедине. Это была для него оптимальная ситуация.

Тогда почему же он не упивался своим триумфом?

Это было необъяснимо и крайне раздражало Риддла, в результате чего настроение у него испортилось окончательно. Мрачнее тучи он поднялся из-за стола и направился к выходу, заставив Малфоя и Годелота встревоженно переглянуться.

— Разве для нас это не хорошая новость? — вполголоса обратился Абраксас к Ревеленду, провожая глазами высокую мрачную фигуру Риддла, который с перекошенным от гнева лицом вылетел из зала и скрылся за углом.

— Я тоже так подумал, — пожав плечами, тихо откликнулся Ревеленд. — Во всяком случае, в этот раз никто из нас не накосячил, так что поводов злиться у него нет.

Абраксас невесело рассмеялся.

— О, поверь, у него повод может найтись всегда.

К ним двоим повернулась удрученно смотревшая вслед Риддлу Араминта.

— Почему… — ноющим голосом начала она.

— Меня не спрашивай, — резко оборвал ее Абраксас, вставая. Он не собирался обсуждать Риддла с Араминтой. От того, как она упрямо закрывала глаза на его истинное лицо, Малфою всегда становилось не по себе. Ревеленд поспешно последовал за ним, и они оба покинули Большой зал.

* * *

Гермиона тихо скользнула в портретный проем, однако, едва оказавшись внутри гостиной, была вынуждена тут же круто развернуться и поспешно выбираться обратно в коридор. Мешать Мине и Годрику, страстно целовавшимся, сидя в красном кресле в углу, ей не хотелось. Она и так недолюбливала это кресло за то, что в свое время его облюбовали Рон и Лаванда, и тот факт, что с недавних пор Мину с Годриком все чаще можно было тоже застать обнимающимися именно в нем, эту неприязнь лишь усиливал.

Гермиона упрекнула себя за эти мысли. Мина и Годрик только что потеряли близкого друга и нуждались в утешении. Лучше их самих с этим все равно никто бы не справился, они ведь были лучшими друзьями и все такое. Но Гермиону все равно немного задело, когда после исчезновения Ар-Джея Мина и Годрик вдвоём исчезли куда-то на весь день, оставив ее одну. Тот день выдался очень тяжелым. В попытке отвлечься, Гермиона погрузилась в чтение хороших художественных произведений. И хотя обычно она предпочитала научную литературу, вымышленные сюжеты позволили ей хотя бы на время перестать думать об Ар-Джее.

Казалось, с каждым часом ей не хватало его все больше. Прежде она не отдавала себе отчет в том, насколько сильно успела привыкнуть к ним всем. Большую часть времени Ар-Джей предпочитал как бы оставаться в тени, но стоило ему начать говорить… Гермиону не покидало ощущение, что она проворонила кого-то невероятного. Словно какой-то таинственный незнакомец проходил мимо, и ей удалось всего лишь на пару секунд схватить и сжать его руку… Вспоминать его лицо, его улыбку было для нее пыткой, потому что память немедленно начинала услужливо подкидывать лица остальных. Отныне Ар-Джей тоже принадлежал к этой категории. Утраченных. Павших. Прошлого.

Пару дней она безвылазно провела в замке. У нее не было ни желания о чем-либо думать, ни сил что-либо делать. Наконец, решив, что ей нужно проветриться, Гермиона отправилась в совятню.

Там оказалось пусто, а потому непривычно чисто. Гермиона вздохнула и провела пальцем по рядам насестов. Совятня располагалась на вершине одной из самых высоких башен Хогвартса, и из ее окон открывался вид на все окрестности. Где-то вдалеке Гермиона смогла даже разглядеть границу наколдованного Мелией снегопада.

Гермиона высунулась из окна. Ее лицо обдало порывом ветра. Морозный воздух здесь наверху был по-особенному свеж.

Тем не менее долго оставаться здесь на сквозняке было плохой идеей. Может, спуститься в подземелья и сварить какое-нибудь зелье? Просто, чтобы хоть чем-то себя занять…

Однако, отвернувшись от окна, Гермиона обнаружила, что в совятне она уже не одна. На пороге, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, со скучающим видом стоял Том Риддл.

— О…

— Увидел, как ты поднимаешься сюда, — сказал он, — и решил пойти следом.

Она кивнула.

— Понятно.

Он чуть сменил позу, опустив руки вдоль тела.

— Тебя давно не было видно.

— Верно.

Риддл лихорадочно соображал. Что там обычно говорят люди, когда пытаются утешить других?

— Я… ну, если тебе нужно с кем-нибудь поговорить, то я готов выслушать, — медленно произнес он. Что-то типа этого? Вроде прозвучало как надо.

Гермиона вздохнула, ни на секунду не поверив в искренность этого предложения — Риддла выдавало полное отсутствие убежденности в голосе.

— Том, — начала она, собираясь его в этом упрекнуть, но умолкла. У нее не было на это сил. — Как поживает твое зелье?

Он пожал плечами.

— Неплохо. Правда, все еще нуждается в некоторых доработках.

— Все еще не хочешь мне сказать, для чего оно? — спросила она с вымученной улыбкой.

Риддл был поражен, насколько обессиленной она выглядела. Чем она занималась все эти дни? Гонялась в горах за троллями?

— Нет, — сказал он. — Даже несмотря на твой усталый вид.

Гермиона удивленно подняла брови.

— Я выгляжу усталой?

— Очень, — ответил Риддл, — так, словно ты при смерти.

— При смерти, говоришь? Забавно получилось… — безрадостно усмехнулась Гермиона. — Просто я… мало сплю в последнее время.

— Да?

— Почти совсем не сплю, если честно… с тех пор как Ар-Джей ушел. Все остальные тоже слишком подавлены, чтобы заниматься чем-то серьезным…

Риддл поднял брови. Почему для гриффиндорцев имело такое огромное значение, что кто-то покинул этот мир? Это явно не было чем-то, из чего стоило устраивать целую трагедию. Так почему же они все вели себя так, будто у них при трансгрессии расщепило кошку? Те, кто исчезли, двинулись дальше, им, можно сказать, повезло…

— Абраксас предложил перед Дуэльным клубом совершить набег на «Сладкое королевство», — сказал он. — Почему бы тебе не пойти вместе с нами? Возможно, это поможет тебе немного отвлечься от своих страданий.

Малфой, естественно, ничего такого не предлагал. Однако Риддл счел, что более правдоподобным покажется, если инициатором идеи наведаться в магазин сладостей выступит порывистый и жизнерадостный Абраксас, а не он сам.

Грейнджер выглядела немного удивленной, точно не ожидала, что Риддл делает еще что-то кроме того, что сидит в слизеринской гостиной и пытает людей. Эта мысль заставила его усмехнуться.

— Да, — наконец сказала она, глядя на него своими слегка покрасневшими глазами. — Это кажется… отличной идеей, — с легким подозрением во взгляде она пристально на него посмотрела, — если только Мелли не будет.

Риддл ухмыльнулся.

— Нет, она к нам не присоединится.

— Хорошо.

— Ну, тогда… где тебе удобно встретиться? — вежливо спросил ее Риддл. — У входа в Большой зал, когда солнце начнет садиться? Идет?

— Конечно, — ответила она, кажется, даже сделав попытку улыбнуться.

Риддл вздохнул.

— Послушай меня, — начал он, стараясь, чтобы приказные нотки в его голосе, обычно появлявшиеся, когда он говорил кому-то слушать его, звучали не так отчетливо. — Где бы твой… друг ни оказался, ему, весьма вероятно, сейчас намного лучше там, чем здесь.

Гермиона улыбнулась и снова повернулась к окну. Ее улыбка медленно угасла. В ярком солнечном свете, ее лицо внезапно показалось Риддлу по-особенному взрослым и задумчивым. Прислонившийся к стене, он спокойно за ней наблюдал.

— Я знаю, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал. — Просто мне сложно поверить, что мы с ним больше не увидимся. Никогда.

Она закрыла глаза, и в следующий миг по ее щеке скатилась слеза. Вот так просто, ни с того ни с сего. Внутри Риддла поднялась паника. О, нет, только не это. Он сложил руки за спиной.

— Может, еще увидитесь, — нерешительно произнес он.

Гермиона взглянула на него и вытерла глаза, озадаченно шмыгнув носом. В его глазах она увидела ужас. Ну, конечно. Он ведь понятия не имеет, как вести себя с плачущей девушкой. И уж точно не в ситуации, когда к названной девушке требуется проявить участие. Он что, пытался таким образом меня утешить? При этом Гермиона странным образом почувствовала, что ей действительно стало легче от этих трех простых слов. Может, еще увидитесь. Как ему удалось сделать то, чего даже отдаленно не смогли добиться своими утешениями ее друзья?

У нее вырвался нервный смешок, и она опять отвернулась к окну. Далеко внизу кто-то, одетый в красный свитер, катился по замерзшему озеру, съехав на животе как с горки с высокого берега. Когтевранцы тренировалась на поле для квиддича. На Гермиону снизошло странное умиротворение. Ар-Джей был теперь свободен, и когда-нибудь она присоединится к нему в Смерти. А вдруг им так и не доведется снова увидеться? Она этого не знала. Может, еще увидитесь. Оба расклада могли выпасть с одинаковой вероятностью, а значит, ее вера в счастливый исход была вполне обоснованной.

Посмотрев на Риддла, она поняла, что он явно чувствует себя не в своей тарелке, как будто проявление эмоций и боль утраты были ему абсолютно чужды. Гермиона вздохнула, внезапно испытав к нему странный прилив жалости.

Риддл нервно крутил кольцо на своем пальце. Ее глаза проследили его движения. Крестраж, крестраж, крестраж…

Ну, разумеется, ему была неведома боль утраты. Единственная и самая большая утрата в его жизни — смерть отца — и та наступила с его собственной подачи. Сердце у Гермионы сжалось от страха, когда она осознала, что это уже случилось. Стоящий перед ней парень убил своего отца, прекрасно отдавая себе в этом отчет.

— Я, хм, спа…

И снова. Она не могла вынудить себя поблагодарить Риддла, а потому неловко оборвала фразу, просто посмотрев ему в глаза.

— Я закончила плакать, можешь расслабиться, — вместо этого сказала Гермиона и увидела, как на его лице проступает облегчение вперемешку с удивлением. Она снова отвернулась к окну.

— Ладно, — ответил он.

Неужели то, что он слегка запаниковал, было так очевидно? Или все дело в этой ее невероятной способности, благодаря которой она постоянно видела его насквозь? Что ж, по крайней мере, знакомое чувство торжества начало возвращаться. Он, Абраксас и Грейнджер собирались вместе куда-то пойти и заняться чем-то, что делают нормальные люди. И все это подстроил он, да так ловко, что ему даже каким-то чудом удалось ее утешить…

Да. Он был очень горд проделанной им работой. Пора было уходить.

— Увидимся на…

— Не уходи, — сказала она, по-прежнему стоя к нему спиной у окна, и Риддл замер на месте, пораженный тихой мольбой в ее голосе. Ее слова точно затронули и настроили у него внутри какие-то потаенные струны, тем самым позволив ему теперь слышать гораздо больше, чем было доступно его слуху прежде…

Но он был Томом Риддлом. И ей не следовало об этом забывать, равно как и о том, что она не может и дальше продолжать безнаказанно указывать, что ему делать…

— Что ты сказала? — переспросил он. — Не повторишь?

Она развернулась к нему, и он увидел, что на ее губах почему-то играет кривая усмешка.

— Я сказала остаться, Риддл, но это вовсе не повод сразу же возомнить о себе невесть что.

Он предпочёл оставить без внимания ее выпад и медленно приблизился к окну, остановившись рядом с ней.

— На что ты там смотришь, что тебя так завораживает?

Она пожала плечами.

— Да так… просто когда я смотрю отсюда на Хогвартс, мне легче представить, что я снова дома, — со слабой улыбкой прошептала она.

Риддл ее не понимал.

— По какому конкретно аспекту земной жизни ты так сильно скучаешь?

— По людям, — тут же, не задумываясь, ответила она. — По тому, что на Земле было так много людей. С ними было… все значительно лучше.

Риддл перевел взгляд на расстилавшийся перед ними пейзаж, где кое-где на фоне белоснежного снега разноцветными пятнами пестрели фигурки людей. Он никогда особенно не скучал по… количеству людей. Все люди везде делились на два типа: полезные и бесполезные, и, по мнению Риддла, только это разграничение никогда и не теряло своей актуальности.

— В каком смысле? — уточнил он.

— Ну, когда много людей, всегда можно с кем-то познакомиться, кого-то понять, кому-то помочь, — пояснила она.

Опять это слово — «помочь». Зачем она стремится помогать кому-то, кто, возможно, в этом даже не нуждается, или тем, кто в ответ не отплатят ей тем же? Так сильно печься о благе других было просто неразумно. Чем меньше беспокоишься о других, тем больше силы и власти в твоих руках.

— Люди не достойны того, чтобы им помогали, — вырвалось у него раньше, чем он успел себя остановить. Она повернулась к нему всем корпусом. Он ожидал увидеть на ее лице недоумение или неодобрение, но вместо этого она смотрела на него с каким-то грустным смирением.

— А вот тут ты совершенно неправ, — тихо откликнулась она, не отрывая от него глаз. — Каждый человек достоин помощи.

Он небрежно облокотился локтем на подоконник.

— Даже самые отъявленные негодяи?

В ее взгляде что-то неуловимо промелькнуло.

— Да, — прошептала она. — Даже… даже они.

Скептически подняв брови, он вновь посмотрел в окно.

— Почему?

Она растерянно выдохнула, точно пытаясь собраться с мыслями, прежде чем объяснить какое-то сложное понятие маленькому ребенку. Риддл почувствовал себя немного глупо, но почему, ему и самому было не до конца ясно.

— Потому что, — терпеливо сказала она, — у каждого человека есть сердце и душа, и каждый был создан, чтобы быть любимым и любить кого-то в ответ.

Воистину всем гриффиндорцам была присуща какая-то чрезвычайная сентиментальность. С другой стороны, это не было похоже на пустые высокопарные слова. В ее голосе чувствовалась та же глубокая убежденность, с какой она обычно излагала свой взгляд на вещи. Она искренне верила в свою правоту, и именно это заставило Риддла не посмеяться, а задуматься над сказанным. В голову ему неожиданно пришла мысль, от которой он преисполнился совершенно несвойственной ему жалости к самому себе:

Если каждый был создан, чтобы быть любимым, то что же пошло не так, когда Господь создал меня?

Риддл издал легкий смешок, и Гермиона бросила на него быстрый взгляд. Конечно, ведь понятия сострадания, безусловной и всеобъемлющей любви были недоступны его пониманию. Не стоило об этом забывать и понапрасну сотрясать воздух. Сейчас он, наверное, постарается перевести разговор в другое, более понятное и комфортное для него русло.

— Это напоминает философию целительства, — вместо этого пробормотал Риддл, чем изрядно ее удивил. — Ты не думала о том, чтобы стать колдомедиком?

Гермиона пожала плечами.

— Идея мне нравится, но я не уверена, что способна на это.

— Почему?

Она стала рассеянно накручивать на палец прядь волос, и Риддл поймал себя на том, что неотрывно следит за этим движением.

— Ну, целитель должен быть готов прийти на помощь всем, кто в ней нуждается, невзирая на то, кто они и что сделали. Но несмотря на то, что я искренне верю, что каждый человек заслуживает второй шанс, мне кажется, что я не смогла бы преодолеть личные предубеждения в случае… некоторых людей, — Гермиона сразу же подумала о Беллатрисе Лестрейндж. Эта женщина убила Сириуса, сломала жизнь родителями Невилла. Она была просто безумна. Какую пользу могло хоть кому-то принести ее исцеление?

Риддл сглотнул. Хоть он это и не планировал, но разговор все больше принимал оборот, при котором он мог получить весьма ценную для себя информацию.

Тщательно подбирая слова, он произнес:

— То есть, если бы на твоих глазах умирал человек, которого бы ты до определенной степени ненавидела, ты бы не смогла себя пересилить, чтобы исцелить его?

Как только он договорил, перед его глазами возникла картина его самого, лежащего на каменном полу подземелья в луже крови, хлещущей из глубоких ран на его теле, и Грейнджер, замершей над ним со странным выражением лица — в тот момент он не придал этому значения — и бездействующей так долго, что это уже нельзя было списать на обычный шок…

Стоящая рядом девушка подняла на него свой прямой открытый взгляд.

— Нет, не смогла бы, — ответила она, ничуть не смутившись. Понять по выражению ее карих глаз, о чем она сейчас думала, было невозможно.

От этих слов Риддл испытал почти физический дискомфорт. Это было… не слишком приятное ощущение. Словно его со всей силы толкнули в грудь. Его взгляд упал на ее губы, с которых только что столь беспечно сорвались эти жестокие слова… Она ведь должна была понимать, о чем он сейчас думал, что он имел в виду себя?

Во рту у него пересохло. Он медленно облизнул губы и отвел взгляд в сторону, оперевшись руками на подоконник. В голове было пусто за исключением одного единственного вопроса: Почему ты меня ненавидишь? Она сказала, что даже худшие из преступников заслуживают помощи, но была готова просто стоять и смотреть, как он истекает кровью из-за каких-то личных предрассудков? Что же он такого сделал, чем заслужил такую ненависть с ее стороны? И опять-таки, какое ему вообще было до всего этого дело? С чего ему в принципе переживать из-за того, что она его ненавидит? Разве это было плохо? Из ненависти рождался страх, а из страха — повиновение.

Она действительно хотела, чтобы он узнал, что она так сильно ненавидит его, что ни за что не стала бы спасать? Было ли это признание своего рода продуманным тактическим ходом? Риддл так сильно теребил кольцо, что кожа на его пальце покраснела.

— Слушай… — обратилась она к нему, заставив его выпрямиться в полный рост.

— Мне нужно идти, — тихо перебил он ее.

Гермиона убрала локти с подоконника и, отряхнув с рукавов пыль, повернулась к нему. Немного озадаченная, она чуть запрокинула голову назад, чтобы как можно лучше разглядеть выражение глаз Риддла. Однако его лицо было непроницаемым, не давая ей ни малейшего намека на причину, побудившую его столь внезапно уйти.

— Почему?

— Мне пора, — ответил Риддл, но голос его прозвучал как никогда мягко. Он моргнул, и его взгляд, устремленный на нее, тоже смягчился.

Сделав шаг, он склонился над ней, и Гермиону окутал уже знакомый незабываемый запах, который был слаще любого парфюма и опаснее любого яда. Потрясенная до глубины души происходящим, она невольно приоткрыла рот, чувствуя, как кровь стремительно прилила к лицу. Риддл нежно прикоснулся к ее щеке своими теплыми губами, чуть отстранился, на краткий миг замерев в непосредственной близости от ее лица, и затем выпрямился, обдав напоследок волной прохладного воздуха. Его поцелуй горел на ее коже, точно клеймо, и Гермиона машинально коснулась щеки в этом месте.

Риддл тем временем уже шел к двери, на ходу поправляя свою черную куртку. Гермиона расширенными от шока глазами, не отрываясь, следила за тем, как он скрылся из виду. Слегка покачнувшись, она в поисках опоры вцепилась в подоконник. Она пыталась думать, но ее разум был пуст. Первой более-менее связной мыслью, которую ей наконец удалось сформулировать, было: Что?

* * *

Том Риддл сидел на диване в пустой слизеринской гостиной. В непроизвольной попытке успокоиться он с силой надавил обеими руками на черное кожаное сидение по бокам от себя. Он понятия не имел, зачем прибавил на прощание тот поцелуй. Он просто поддался странному порыву, почувствовав, что это был подходящий момент. Мысленно Риддл упрекнул себя за то, что не обернулся и не посмотрел на ее реакцию — это могло оказаться полезным при планировании следующего шага.

От нее приятно пахло. Чем-то бодрящим и свежим, совсем не похожим на изысканные и нежные ароматы, источаемые большинством девушек. В сознании было пусто, когда он прикоснулся губами к ее мягкой коже, и странное расслабленное состояние охватило его, точно в эту самую секунду Риддл позволил себе отвлечься от своего непрерывного мыслительного процесса. Лишь на одну секунду, чтобы почувствовать стоящую перед ним девушку. На одну единственную секунду, но всецело уделенную ей. Одна из непокорных прядей Грейнджер скользнула по его носу — он до сих пор помнил это ощущение.

Это было странно. Прежде он неоднократно заходил в общении с девушками гораздо дальше, но при этом не мог вспомнить о тех ночах ровным счетом ничего. Он вообще не мог припомнить случая, чтобы он хоть на секунду отвлекся от собственных размышлений, дабы уделить девушке все свое внимание. У него каждая секунда была на вес золота. Ему стало интересно, что именно он обдумывал, пока те девицы млели в его объятиях. Хватило ли хоть одной из них мозгов, чтобы заметить, что даже в моменты их близости мыслями он был от нее далеко?

В гостиную вошел Малфой. Риддл лениво поднял руку, и Абраксас незамедлительно приблизился к нему, словно притягиваемый мощным магнитом. Риддл ухмыльнулся и моргнул, возвращаясь от плотских мыслей к делам более насущным.

— Добрый день, — произнес Риддл. Малфой в ответ лишь слегка склонил голову. — Послушай, Абраксас, — резким тоном продолжил он, — надеюсь, у тебя нет никаких планов на сегодняшний вечер.

У Малфоя упало сердце. Обычно это означало встречу Риддла с последователями, а встреча обычно означала пытки и интриги. А он так хотел отдохнуть от роли мальчика для битья хотя бы один вечер на этой неделе.

— Конечно, нет, — с едва слышной горечью в голосе ответил он.

— Вот и славно, — одобрил Риддл. — Я сказал Грейнджер, что мы будем ждать ее на закате у входа в Большой зал.

Малфой нахмурился и в нерешительности уставился на Риддла, который рассматривал кольцо на своей руке и, похоже, не собирался давать какие-либо пояснения. Однако, стоило Риддлу перехватить его взгляд, как Абраксас моментально опустил глаза в пол. Сердце у него учащенно забилось.

— И тебе, конечно же, интересно зачем, — задумчиво протянул Риддл.

— Да, повелитель, — прошептал Абраксас с долей облегчения, но при этом страшась узнать причину. Он не знал, сможет ли найти в себе силы, чтобы вместе с Риддлом пытать невинную девушку, которая помогла ему, когда он был ранен…

— Я сказал ей, что мы собираемся наведаться в магазин сладостей в Хогсмиде, — пробормотал Риддл. Абраксас не знал, почудилось ли ему, или он и впрямь уловил в голосе Риддла намек на смущение. От этого открытия его внезапно охватило желание расхохотаться. — Я, разумеется, сказал ей, что это была твоя идея, — торопливо прибавил Риддл, помрачневший при виде искорок веселья в серых глазах Малфоя, которые тот не мог даже толком скрыть.

— Да, конечно, — ответил тот, изо всех сил подавляя подступавший к горлу смех. Веселиться в присутствии Риддла, когда кроме них здесь к тому же никого не было, было не самой удачной идеей. — Мы пойдем втроем?

Риддл безразлично пожал плечами.

— Я не знаю, Абраксас. Это ведь была твоя идея, — сказал он.

Малфой понимающе кивнул.

— В таком случае я думаю, Герпий и Ревеленд тоже могут захотеть присоединиться, да и Грейнджер будет не так сильно ощущать себя под прицелом.

— Какая чудесная идея, — с легкой иронией прокомментировал Риддл. Усмехнувшись, он встал с дивана и стряхнул несуществующие пылинки со своих безупречно отглаженных черных брюк. Накинув себе на плечи серый пиджак, он бросил напоследок:

— Не забудь предупредить их.

И ушел.

У Малфоя вырвался облегченный вздох. Никаких наказаний… и вместо этого вкусняшки. Это было всегда заманчиво. На лице у него появилась довольная улыбка. Бросив взгляд в зеркало и немного пригладив волосы, он отправился на поиски остальных слизеринцев.

* * *

Гермионе не удалось найти Мину или Годрика, чтобы предупредить их, куда она собралась, и она рассудила, что увидится с ними позже во время Дуэльного клуба. В конце концов, Годрик был там организатором, и его присутствие подразумевалось само собой.

Щеку все так же жгло в том месте, где ее коснулись губы Риддла. Каждый раз, когда Гермиона об этом думала, воспоминание отдавалось новым покалыванием кожи. Она по-прежнему была растеряна.

Пытаясь понять, что могло тогда послужить причиной его ухода, Гермиона мысленно вернулась к их разговору.

Что он тогда у нее спросил?

«То есть, если бы на твоих глазах умирал человек, которого бы ты до определенной степени ненавидела, то ты бы не смогла себя пересилить, чтобы исцелить его?»

Тогда она, не задумываясь, ответила «нет», потому что видела перед собой лишь образы Беллатрисы Лестрейндж и несчастных родителей Невилла, и совершенно не приняла во внимание, о чем в тот момент мог думать он. Тем не менее в общении с Риддлом никогда не следовало руководствоваться только тем, что лежало на поверхности, и, заново вдумавшись в его вопрос, Гермиона уловила ход его мыслей. Что ж, в каком-то смысле это было даже очевидно. Он, конечно же, имел в виду себя. Как только она могла упустить это из виду?! Она, разумеется, могла бы списать все на его гипнотизирующий темный взгляд, от которого в голове у нее всегда возникала какая-то каша, или винить свои не вовремя нахлынувшие воспоминания. Она могла найти себе еще много разных оправданий, но факт оставался фактом: она должна была вовремя понять, что именно он тогда имел в виду.

Мерлин… теперь он наверняка понял… понял, какое сильное недоверие она к нему испытывает. Абсолютно непреднамеренное откровение получилось…

Но вместе с этим Гермиона осознала, что не может с уверенностью утверждать, что она ненавидит Риддла. Даже с учетом того, что он уже успел натворить к своим восемнадцати годам. Интересно, почему?

Может быть, из-за жалости, которая теперь частенько просыпалась в ней всякий раз, когда она становилась свидетелем того, каким абсолютно неприспособленным он был к любому нормальному взаимодействию в социуме? Гермиона с ужасом поймала себя на мысли, что изначальная антипатия, которую она к нему питала, ослабла и на смену ей пришло любопытство. Теперь Риддл ее больше интересовал, нежели пугал, и это было плохо. Да. Для того чтобы держать ситуацию под контролем ей следовало продолжать вести себя с ним вежливо, но несколько отстраненно. Но тогда откуда взялось это зудящее желание знать все о его образе мышления, и почему он делал то, что делал? Почему ей были так важны мотивы его поступков? Разве того, что он их совершил, было мало и недостаточно, чтобы держаться от него подальше?

«Похоже, что нет», — криво усмехнувшись, ответила сама себе Гермиона. Повернув за угол, она увидела стоящую возле дверей Большого зала знакомую фигуру.

— Привет всем, — неловко пробормотала она, не желая встречаться взглядом с Риддлом и потому глядя на Абраксаса. Присутствие двух других слизеринцев, Герпия и Ревеленда, заставило ее немного насторожиться. Ревеленд был одного роста с Риддлом, примерно метр девяносто. У него были короткие русые волосы и равнодушные зеленые глаза. Герпий Злостный был сантиметров на десять пониже и более щуплым. Своими длинными черными волосами он очень напоминал Гермионе Снейпа.

Не могу поверить, что тусуюсь в одной компании с человеком по прозвищу «Злостный»…

Впрочем, Герпию от ее присутствия тоже, кажется, было не по себе.

— Грейнджер, — мягко приветствовал ее Риддл, так же старательно избегая зрительного контакта. — Это Ревеленд, а это Герпий. Вы двое, это Гермиона Грейнджер.

— Отлично, — потирая от нетерпения руки, сказал Абраксас. — Теперь, когда все перезнакомились, мы можем наконец идти? Я уже сто лет не ел карамели, а ты, Герпий, я уверен, соскучился по тем кислым шипучкам, я прав?

Герпий рассмеялся и шутливо ткнул Абраксаса в плечо кулаком. У Гермионы кольнуло в сердце, до того они напомнили ей Годрика и Ар-Джея. Моргнув, чтобы отогнать наваждение, она поспешила за ними на улицу.

— Ты вроде говорил, что будем только мы и Абраксас, — тихо обратилась она к Риддлу, когда трое остальных слизеринцев припустили вперед по дороге в Хогсмид.

— Но ты же ничего не имеешь против, не так ли? — спросил он, лукаво улыбнувшись. — Или ты испугалась?

— Заткнись, — буркнула Гермиона, закатив глаза, — нет, конечно. После встречи с тобой меня уже мало чем можно испугать.

Услышав это, Риддл слегка приосанился, точно польщенный ее словами.

— Я полагаю, в свое время ты не часто бывала в Хогсмиде? — спросил он, несколько озадачив ее своим вопросом.

— Э-э-э, вообще-то, довольно часто, — ответила она. — А что?

— О… просто обычно, единственные, кто ходят гулять в Хогсмид… — Риддл смущенно прочистил горло, — это… парочки, — медленно закончил он, взирая на нее с высоты своего роста. «Парочки». Слышать от него это слово было дико странно.

Гермиона рассмеялась.

— Нет, все изменилось, — заверила она его. — Теперь туда ходят все. Хоть с друзьями, хоть в одиночку, как угодно, — возникла краткая пауза. — А ты к чему клонишь? К тому, что тебе не верится, что меня могут позвать на свидание? — внезапно спросила она, с мрачным выражением пнув сугроб и обдав Риддла по колено снегом.

— Я этого не говорил, — чопорно возразил он, вынимая палочку и взмахивая ей. На Гермиону свалилась груда снега. Выхватив свою виноградную лозу, Гермиона тоже сделала взмах, но Риддл отразил полетевший в него снежный ком, заставив его изменить свою траекторию и врезаться в затылок Абраксаса, чья безупречная укладка была теперь безвозвратно испорчена. Вся компания остановилась.

Малфой медленно развернулся к ним с убийственным выражением на лице.

— Так, и кто это сделал? — шутливо угрожающим тоном спросил он.

Гермиона и Риддл переглянулись и, не сговариваясь, указали друг на друга.

Абраксас пожал плечами и, достав свою волшебную палочку, обрушил по куче влажного снега на головы обоих. Ревеленд и Герпий покатились со смеху.

— Ну, погоди, Малфой, ты за это заплатишь, — проворчала Гермиона, но не успела поднять палочку, как Абраксас сорвался с места и помчался вперед. — А НУ, ВЕРНИСЬ! — завопила она и кинулась следом, но он был уже далеко.

Весь оставшийся путь до Хогсмида Ревеленд и Герпий, бежавшие рядом с ней, ухитрялись спорить об использовании яда василиска. Закончилось все тем, что Гермиона не выдержала, вмешалась и исправила их обоих. Прямо как когда-то Гарри и Рона… как глубоко они порой были неправы насчет разных вещей, например, той же астрономии… этот урок требовал много основательной подготовки, с улыбкой вспомнила она. Но вместе с тем нельзя было забывать, что Ревеленд Годелот и Герпий Злостный, оба являлись выдающимися знатоками Темных искусств и сильнейшими магами, так что сравнивать их с Гарри и Роном было, наверное, не совсем корректно.

Наконец они добрались до дверей «Сладкого королевства». Абраксас уже хозяйничал внутри, поэтому Ревеленд и Герпий с горящими от предвкушения глазами поспешно протиснулись в ярко освещенный магазин. Гермиона огляделась вокруг в поисках Риддла и обнаружила, что по дороге сюда они успели его потерять.

Начался снегопад — спасибо, Мелия, — и при том сильный. Риддла нигде не было видно.

— Риддл? — позвала она, а затем снова, но уже чуть громче, — Риддл?

Посмотрев на землю, она увидела, что под свежевыпавшим снегом их следы начинают исчезать. Потеряться по дороге в Хогсмид было непросто, но однозначно возможно — с Невиллом такое случалось не раз и не два, к тому же однажды в сильную метель Гермионе и самой пришлось некоторое время поплутать.

Вздохнув, она быстро пошла вдоль дорожки следов в обратном направлении, наложив на одежду Импервиус, а на руки — Каленту. То и дело щурясь, она вглядывалась в завесу снегопада. Люмос! Кончик палочки подсветил теплым белым светом красиво кружащиеся в воздухе снежинки. Пытаясь разглядеть маленький мост, по которому они пробежали несколько минут назад, Гермиона увидела очертания высокой фигуры, тоже с зажженной палочкой идущей к ней навстречу.

— Риддл? — крикнула она, пытаясь перекричать шум ветра.

— Грейнджер, — раздался его голос, и Гермиона с облегчением выдохнула. Стоп. С облегчением? Из-за того, что с Томом Риддлом ничего не случилось? Какого черта, Гермиона?! Раздосадованная сама на себя, она круто развернулась и зашагала обратно к Хогсмиду, но он быстро нагнал ее.

— Погодный распорядок Мелии Трублад, — вздохнул он, — определенно, нуждается в доработке.

Продрогшая Гермиона не могла с ним не согласиться, а потому просто кивнула.

«Сладкое королевство» встретило их волной благодатного тепла. Согревшись, Гермиона облегченно стянула свою белую куртку, небрежно перекинув ее через плечо. Абраксас, Ревеленд и Герпий веселились возле ведра с тараканьими гроздьями.

— Эй, вы двое, идите и гляньте-ка сюда, — позвал их Герпий, указывая на содержимое ведра.

Малфой поймал взгляд Риддла, надеясь понять, что конкретно тот все это время делал с гриффиндоркой снаружи. Внешне было не похоже, чтобы ее пытали или вообще хоть как-то притесняли. Сам Абраксас после встреч тет-а-тет с Риддлом обычно не мог похвастаться тем же. Она, конечно, была смелая, даже очень — Малфой наблюдал за ней весь вечер и был поражен, увидев, что порой она даже позволяла себе командовать Риддлом, как будто он был самым обычным мальчишкой. Но опять же, возможно, Риддл просто еще не явил ей свое истинное лицо. Он вел себя вежливо и — неслыханно, но — можно даже сказать, как нормальный человек! Так что, скорее всего, дело было именно в этом.

— Слабо это съесть? — с ехидной усмешкой поинтересовался Ревеленд у Герпия, ткнув в одну из гроздьев своей волшебной палочкой.

Герпий покачал головой, сморщив в отвращении нос:

— Что за мерзость, Годелот?

— Я знала того, кто однажды это сделал, — похвасталась Гермиона, и слизеринцы уставились на нее со смесью отвращения и недоверия.

— И кто это был? — с нескрываемым восхищением в голосе спросил Ревеленд.

Ну, разумеется, Рон. Хотя благодаря Фреду и Джорджу в тот момент он думал, что ест тыквенное печенье.

— Э-э-э, один мой друг, — хихикнула она, вспомнив выражение лица Рона, когда правда открылась… — Как тебе идея, Том? — сказала она, левитируя одну тараканью гроздь прямо перед его глазами. На красивом лице Риддла появилось крайне обеспокоенное выражение, и он чуть отклонился назад. — Хочешь перекусить парочкой тараканов?

Выхватив свою палочку, он одним касанием превратил золотисто-коричневую массу в мыльный пузырь, который тут же лопнул.

— В другой раз, но спасибо за предложение, — с сарказмом процедил он.

Абраксас не мог поверить ни своим глазам, ни ушам. Еще никогда он не видел, чтобы Риддл так спокойно реагировал на чьи-то шутки в свой адрес и тем более их подхватывал. Даже его саркастический ответ, и тот на самом деле прозвучал вполне добродушно. Усмехнувшись про себя, Абраксас подумал, что каким бы Империусом Грейнджер ни шарахнула Риддла, он явно подействовал.

— О, вы только гляньте, — воскликнул Ревеленд, — это же бесконечная лакрица.

С этими словами он потянул за кончик черной палочки, торчавший из коробки на прилавке, вытащив один за другим около шести метров лакричной ленты, которая кольцами опала у их ног.

Герпий снова сморщил нос.

— Лакрица на вкус как воск, — пробормотал он.

— Есть хоть какие-нибудь сладости, которые ты любишь? — с неверием глядя на него, уточнил Абраксас.

— Эй, ты забыл, что он у нас любит кислые шипучки, — влез Ревеленд, сунув один из упомянутых леденцов Герпию под нос.

— Не смешно, — буркнул тот, одним пальцем отодвигая конфету подальше от своего лица.

Гермиона тем временем выбрала себе один из шоколадных батончиков.

— А это вообще можно есть? — отломив кусочек, поинтересовалась она у Риддла, с подозрением разглядывая обертку, на которой волнистыми закорючками было написано что-то на непонятном языке, отдаленно напоминающего смесь арабского и хинди.

— Ну, разумеется, — с невинным видом заверил ее Риддл.

Однако стоило ей откусить кусочек, как она тут же издала сдавленный стон. Взмахом палочки Гермиона уничтожила злосчастный батончик и гневно воззрилась на Риддла. Абраксас, Герпий и Ревеленд с любопытством наблюдали за происходящим.

— Ты обманул меня! Это чилийский перечный батончик! — его характерный вкус, от которого во рту разгорался настоящий пожар, она узнала моментально. Спасибо Фреду, который как-то за завтраком добавил немного этой дряни в ее хлопья с молоком. — Мерлин, мне нужно срочно это чем-то заесть, — простонала она, торопливо направляясь к другому стеллажу со сладостями.

Оторвавшись от подноса с жевательными конфетами, которыми она старательно набивала рот, Гермиона увидела прямо перед собой парящую в воздухе тараканью гроздь.

— Как насчет заесть этим? — вкрадчиво предложил Риддл под хохот остальных ребят.

— О, можно просто помереть со смеху, — холодно ответила она, буравя его мрачным взглядом.

— Да ладно тебе, Грейнджер, расслабься! — засмеялся Абраксас.

Опять те же слова. Расслабься, Гермиона. Казалось, она слышала их уже в миллионный раз. Хотя от слизеринца, да еще и по фамилии Малфой, это точно было впервые…

Найдя себе нормальную шоколадку, окончательно избавившую ее вкусовые рецепторы от последствий чилийского батончика, она наконец вздохнула с облегчением и стала наблюдать за слизеринцами. Было удивительно, как сильно они напоминали ее гриффиндорских друзей: приветливые друг с другом и чуть холодные с посторонними. И с Риддлом. Да, Риддл просто стоял в стороне, как обычно держась особняком и не улыбаясь, точно человек, которому поручили надзирать за маленькими детьми.

Укол жалости. Снова. Это уже начинало раздражать.

Забравшись на табурет у стойки, Гермиона налила себе горячего шоколада. Остальные вскоре тоже к ней присоединились, постепенно погрузившись в уютное молчание.

— Нам еще не пора на Дуэльный клуб? — вдруг спросил Ревеленд, и Гермиона с удивлением осознала, что уже больше часа провела в компании слизеринцев… в довольно приятной компании. Возможно, она и сама не отдавала себе отчет в том, насколько сильное влияние на ее жизнь в Хогвартсе оказывали ее собственные предрассудки.

— Да, нам лучше поторопиться, — сказал Малфой. Один за другим Ревеленд, Герпий и Абраксас покинули «Сладкое королевство». Последний, перед тем как уйти, украдкой бросил взгляд на Гермиону и Риддла, продолжавших молчаливо сидеть возле стойки.

В комнате стало тихо. Они поднялись и медленно направились к двери. Риддл открыл ее, галантно пропустив Гермиону вперед. Оказавшись на улице в окружении хлопьев снега, они замерли на освещенном фонарем пятачке у входа. Затем одновременно повернулись друг к другу и наперебой заговорили:

— Грейнджер, сегодня днем…

— Риддл…

Оба резко замолчали.

— Ты первая, — пробормотал Риддл.

— Я хотела сказать, что признательна тебе за то, что ты тогда пришел за мной в совятню, — сказала Гермиона, — а ты?

— Я хотел поблагодарить тебя, — промямлил он, — за твое терпение.

Гермиона нахмурилась.

— За терпение? — уточнила она.

— Ну… да. В определенном смысле. Тебе приходится постоянно мне объяснять все эти очевидные для тебя вещи, и у тебя наверняка создается впечатление, что это пустая трата времени, — произнес он, как бы оправдываясь, но на деле желая тем самым ее подтолкнуть к тому, чтобы она объяснила, зачем ей это все понадобилось.

Гермиона вздохнула.

— Ты понимаешь что-нибудь из того, что я рассказываю тебе о любви, надежде и тому подобном?

— Нет.

— А пытаешься?

— Да, — честно ответил он и сунул руки в карманы. Снег продолжал медленно падать, оседая на его темных волосах.

— В таком случае, — тихо сказала Гермиона, — это не была пустая трата времени. Я в тебя верю.

Она задумалась, действительно ли ей удалось оказать на него хоть какое-то влияние, действительно ли ее слова смогли хоть немного поколебать его твердые убеждения и более чем искаженные представления о мире. Его растерянный вид вызвал у Гермионы улыбку.

— Пошли, иначе опоздаем, — сказала она, решительно шагнув в снег.

Пару секунд Риддл отрешенно смотрел на ее удаляющуюся спину, прежде чем поспешить следом. Я в тебя верю. Она в него верит? Что, черт возьми, это значит? Почему?

— Что ты подразумеваешь под верой в меня? — тяжело дыша, выдохнул он, нагоняя ее.

— Веру в то, что ты способен измениться, — с усмешкой поглядев на него, ответила она. — Отказаться от своих круциатусных замашек и стать порядочным человеком.

Порядочным человеком. Риддл подумал, что возможности быть просто порядочным человеком у него как таковой никогда и не было, что ему всегда было суждено стать чем-то гораздо большим, кем-то особенным. К тому же, Риддл понял, что среди всех людей, кто действительно хорошо его знал, не было ни одного человека, считавшего, что он мог стать порядочным человеком. Ей снова удалось озадачить его. Риддл смотрел на темневшее над ними снежное небо и думал. Думал о ней, думал о себе.