Проклятье дневника (гет)

Пожалеешь… Да она уже пожалела! Но не оставлять же дневник Гарри, тогда пострадает он! Собственно, Джинни по сути даже не знала, кто такой Том Реддл и на что он способен. Значит она все-таки поступила правильно, забрав дневник?

Джинни представила лицо Гарри, узнай он, что она рылась в его вещах, и побледнела. Уж если со стихом ничего плохого не было, то здесь… Это же чуть ли не кража получается! А если учесть, что она даже не попыталась все разложить по местам и оставила все валяться в беспорядке на полу…

В глазах защипало. Джинни схватила дневник и бросилась из гостиной.

Куда она бежала, она и сама толком не понимала, ноги сами привели ее на улицу. Несмотря не светящее солнце, дул холодный ветер. Джинни, даже не подумавшая взять мантию, поежилась.

Она с дневником в руках медленно подошла к безлюдной части берега озера, к иве, концы ветвей которой утопали в темной воде.

Значит, она все это время жила с мыслью, что все закончилось и больше не повторится, а теперь?

«Ты пожалеешь.» Самое страшное, что Джинни даже не знала, что она может сделать во время провала в памяти.

Взгляд остановился на спокойной глади озера.

Первое, о чем она тут же подумала — утопить дневник.

Не теряя времени, Джинни замахнулась, и непременно бы швырнула его в озеро, но ей помешало резкое головокружение. В глазах все стало размытым и Джинни рухнула на прохладную землю. Пару минут она лежала с закрытыми глазами пытаясь прийти в себя.

Получается, с дневником она ничего сделать не сможет… Этот неизвестный ей Том Реддл, который знает о ней все, контролирует ее действия. Он не допустит, чтобы она избавилась от дневника.

Джинни приподнялась на локтях. И что она будет делать? Сопротивляться, когда Реддл вторгается в ее сознание у нее явно не выходит.

Интересно, если бы дневник остался у Гарри, нападения бы закончились? Может он и не писал бы в нем вовсе… Это она дурочка глупая, но никак не он. Если из-за нее ситуация усугубится? Вот и кто даст ей ответ? Никто же не знает, что Гарри писал в дневнике…

От мысли, мелькнувшей в голове Джинни вскочила на ноги. Дневник! Он же писал в дневнике… А значит Реддл, кем бы он там не был, знает, можно же спросить, когда Гарри сделал запись?

Джинни понимала, весь абсурд идеи, но ведь попробовать стоило. В любом случае хуже, чем сейчас, уже не будет.

Чтобы пообщаться с Реддлом, Джинни пришлось вернуться в гостиную и подняться в спальню. Все её соседки куда-то ушли, чему она только обрадовалась.

Джинни залезла на кровать, задернула полог и, достав перо, вывела на первой странице:

«Когда Гарри сделал запись в дневнике?»

Руки тряслись и прежде чем появился ответ, она поставила на листке пару клякс, тут же исчезнувших.

«Зачем тебе? Все равно скоро от твоего ненаглядного Поттера ничего не останется.»

Джинни показалось, что она забыла, как дышать. Почему от Гарри ничего не останется? Тело начала бить дрожь. А ведь Реддл ее же руками может и впрямь сделать с ним что угодно. Джинни похолодела, представив с каким ужасом на неё будут смотреть изумрудные глаза.

«Ты, ему ничего не сделаешь» — словно в ответ не ее мысли появилась надпись на листке, и Джинни замерла. Что значит «ничего не сделаешь?» Она не причинит ему вреда или, наоборот ничем не поможет?

Не прошло и секунды, как на листе нарисовалось новое послание:

«Мне не нужен его труп»

Джинни хотела было вздохнуть, но приписанные ниже строчки заставили сердце ухнуть куда-то вниз:

«Пока не нужен…»

Джинни выронила из рук дневник и уставилась в бархатную ткань полога.

Что это значит? Что значит «пока не нужен»?

Единственное, что она поняла точно, решение забрать дневник у Гарри было правильным. Неважно, когда он делал запись, Том возможно все равно до него добрался бы.

Джинни обхватила колени руками. Слезы ручьями полились из глаз. Она не знала из-за чего плачет: из-за той неизвестности с дневником, из-за того, что устроила с вещами Гарри или из-за того, что у Реддла, похоже какие-то свои планы на него.

Какой же это ужас жить с мыслью, что в любой момент твоим сознанием могут завладеть и ты сотворишь ужасные вещи…

Теперь Джинни даже не верилось, что пять месяцев она могла жить спокойно. Казалось, этот дневник не отпускал ее никогда. Их словно переплели невидимыми нитями, которые перерубить невозможно.

Встретиться с Гарри она теперь не могла, после того, как утащила дневник. Почему-то казалось, что стоит ему посмотреть в ее глаза, как он сам поймет, что беспорядок в спальне — ее рук дело.

Джинни слегка отодвинула ткань полога и посмотрела на часы. Гарри уже наверняка вернулся с тренировки. Сейчас он придет в спальню и…

Она не знала, что сделает Гарри если увидит, что все его вещи разбросаны по полу. Разозлится?

Вот только Джинни никогда не видела, как Гарри злится. Создавалось впечатление, что он вообще сердится не умел. Но он точно не будет в восторге от того, что увидит. Интересно, если он узнает, что это ее рук дело, как он отреагирует? Обидится? Перестанет с ней общаться? Или спокойно улыбнется, но по этой улыбке можно будет понять, что он больше никогда не станет ей доверять? Такой вариант был в сто раз хуже, чем если бы он рассердился на нее.

Джинни свернулась клубочком и пролежала так очень долго, так долго, что не заметила, как задремала, а когда проснулась был уже час дня. Обед. Джинни сегодня даже не завтракала… Есть не хотелось вообще, но и от голода она умирать не собиралась.

Мысленно взмолившись, чтобы в гостиной не было Гарри, Джинни вышла из спальни, предварительно спрятав дневник под матрас.

Гарри в гостиной не было. У Джинни мелькнула мысль, что он, наверняка, разбирает устроенный ею беспорядок. Стало очень противно.

До большого зала Джинни дошла как в тумане, спускаясь по лестницам, она смотрела под ноги и представляла, что будет думать Гарри, если узнает о ней все. Да ещё и фраза:

«Пока не нужен…» врезалась в мозг с такой силой, что Джинни начало казаться, будто она слышит голос, произносящий эту фразу без конца.

В большом зале неразлучная троица отсутствовала, чему Джинни несказанно обрадовалась.

Не притронувшись ни к супу, ни к овощам, Джинни съела одну варенную картофелину и вернулась в гостиную.

Из спальни в тот день она больше не выходила, даже на ужин.

Она все лежала на кровати, поглощённая ужасающими мыслями. Джинни провалилась в пропасть собственного отчаяния и безысходности. Пропасть, до которой не доходили лучи солнца. Пропасть, из которой ей просто-напросто было не выбраться.

Пару раз полог отодвигался и перед ней появлялось хмурое лицо Гермионы, не понимающей, что случилось с подругой.

На все расспросы Джинни отвечала про плохое самочувствие.

Гермиона, кажется, ей не совсем верила. В темно-карих глазах Джинни видела сомнение. Неудивительно. Хотя, если подумать, выглядела она и вправду нездорово, но Гермиону, возможно, интересовало не физическое состояние.

В итоге, после шестой по счёту просьбы Джинни, не беспокоить ее, Гермиона наконец сдалась.

Когда в спальне погас свет и в комнату начали стягиваться все соседки, Джинни вспомнила, что завтра состоится финальный матч по квиддичу.

Радоваться этому или нет она не знала, ведь в любой момент ее сознанием могли завладеть. Может, все же хорошо, что завтра матч? На трибунах она точно ничего сделать не может — кругом будут учителя.

Джинни уставилась в потолок. Даже не верилось, что вчера она ещё могла жить спокойно, не думая об этом проклятом Реддле.

Спать она боялась. Наверняка ей сегодня присниться Том со своими страшными глазами, способными порезать своей ненавистью.

В сон клонило ужасно, она ведь и вчера плохо спала.

Джинни села на кровати и слегка отодвинула полог. Судя по тому, что все её соседки уже спали, была глубокая ночь. За временем-то она не следила.

Девочка прислонилась спиной к прохладной стене. В комнате было жарко и она скинула с себя одеяло.

Если бы можно было хоть что-то придумать, хоть что-то...

Сколько она так просидела, Джинни не знала, в какой-то момент бороться со сном она просто не смогла. Глаза закрылись, и её опасения сбылись. Она снова оказалась в своем старом кошмаре.

Длинный черный коридор, в конце которого сиял свет. Но вот странно, если раньше она стояла в самом начале коридора, то сейчас находилась даже дальше середины.

Джинни огляделась, было впечатление, что стены сделаны из черного зеркала: она видела свое отражение. Не понимая, что делает, она подошла к одной из стен и протянула руку, там, где недавно было ее отражение, словно всколыхнулась гладь воды и стена потеряла свою зеркальность. Она стала черной и в ней больше ничего не отражалось.

Джинни никогда не замечала этой странной перемены со стеной. Может, потому что раньше она к ней и не подходила? Почему тогда сейчас смогла?

Позади нее раздались шаги, и она обернулась. Том Реддл. Он стоял в паре метров от девочки, высокий и пугающий сильнее чем когда-либо.

— Здравствуй, Джинни, мы давно не виделись, — Том улыбнулся, а у Джинни по коже побежали мурашки. Все тело, от ужаса, словно сковали железными цепями.

— Видишь ли, от этого дневника, тебе не избавиться, — продолжил Реддл, явно наслаждаясь ее ужасом. -Ты попыталась и согласись, попытка была хорошая, пять месяцев ничего не происходило… Но теперь, мне нужно закончить то, что я начал и ты, — Том склонил голову на бок. — Мне в этом поможешь.

Джинни проснулась в холодном поту и пару минут не могла понять, где находится и что происходит вокруг. В комнате было светло, Джинни слышала разговоры соседок. Значит, все проснулись.

С трудом придя в себя, Джинни встала с кровати. Спина болела, ведь она заснула сидя, и руки онемели. Сердце продолжало колотиться, как бешеное.

Одна из ванных комнат была свободна и Джинни зашла туда, чтобы провести себя в порядок.

Выглядела она мягко говоря неважно. Лицо неестественно бледное, россыпи веснушек видны ещё ярче чем обычно. Под светло-карими глазами залегли темные круги.

Переодевшись, Джинни вернулась в спальню.

— Джинни, доброе утро! Ты как? Лучше себя чувствуешь? — к ней подбежала Гермиона.

— Не знаю, — пробормотала Джинни. Голова болела, да и видеться ни с кем, после того что она сделала особо не хотелось.

Не выходили из головы и слова Тома: «Но теперь, мне нужно закончить то, что я начал и ты мне в этом поможешь.»

— Ты плохо спала, да? — Гермиона смотрела на неё с сочувствием.

Джинни слегка кивнула.

— Пойдешь с нами на завтрак?

Джинни отрицательно мотнула головой и пояснила:

— Я не голодная, извини.

— Так нельзя, нужно же поесть!

— Все хорошо, я же пообедаю потом, — промямлила Джинни, желая как можно быстрее отделаться от подруги.

— Я тебя вообще вчера в большом зале не видела, — заметила Гермиона.

— Я была там, когда вас не было, — заверила Джинни. По правде говоря, вчера она была только на обеде, но это Гермионе знать необязательно.

— Ладно, — медленно произнесла Гермиона и направилась к выходу из спальни. — Хочешь, я принесу тебе что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Гермиона кивнула и вышла из комнаты. Вскоре ушли и Фиола с Лавандой и Парвати.

Джинни осталась одна. Она села на кровать и невидящим взглядом оглядела комнату. Взгляд упал на зеркало. Сама не зная зачем, она подошла к нему и в ужасе отскочила. Карие глаза медленно становились голубыми.

Джинни, понимая, что это значит, хотела было броситься из комнаты, позвать на помощь, пока она в сознании, пока она понимает, что может произойти. Но она не успела добежать и до середины спальни. Резко закружилась голова, и она, споткнувшись о свою же ногу, упала на пол. Разум словно погружался в туман, медленно и неотвратимо она чувствовала, как руки и ноги перестают слушаться.

— Помогите, — еле слышно прошептала Джинни, прежде чем тот краешек сознания, что помогал понимать происходящее, погрузился в непроглядную тьму.

* * *

Когда Джинни открыла глаза, то не смогла понять, где она. Лишь спустя пару секунд пришло осознание, что она лежит в своей кровати.

Мозг работать отказывался, а у самой Джинни создалось впечатление, что от нее оторвали добрую половину ее самой. Сил не было даже на локтях приподняться. Такого с ней при прошлых провалах в памяти не было, насколько она могла вспомнить.

Провал… А был ли он вообще? Она ведь здесь, может, никуда и не уходила?

Поскольку подняться сил не было совсем, Джинни беспомощно посмотрела в потолок.

Сколько времени она была в забытье? Если бы можно было встать… Но встать не получалось. Руки словно были сшиты из ткани, плохо набитой ватой.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем она смогла приподняться на локтях и ползком добраться до края кровати. Полог почему-то был задернут. Джинни отодвинула бархатную ткань в сторону и посмотрела на часы.

Из груди вырвался слабый вздох. Двенадцать часов. Начало матча. Что с ней было два с половиной часа?

Подумать ещё о чем-то Джинни не успела, потому что по всему замку раздался, усиленный заклинанием, голос Макгонагалл:

— Всем ученикам немедленно вернуться в свои гостиные и никуда не выходить!

Сердце заколотилось как бешеное. Сомнений не оставалось. Новое нападение. И виновница она.

Джинни с трудом поднялась с кровати.

Что если в этот раз она кого-то убила? Руки задрожали. Но она же не могла…

Вот только Джинни понимала, могла она или нет, она — марионетка, и тот, кто дёргает за ниточки, мог сделать что угодно. Причем, что бы он не сделал, это на ее руках.

Джинни опустилась на пол. Сил стоять не было.

Кто стал новой жертвой?

Джинни боялась даже подумать о том, кто мог пострадать от ее рук.

Прошло пол часа и в гостиной зашумели голоса — вернулись гриффиндорцы с матча.

Джинни боялась узнать, что случилось, но жить в неизвестности было в сто раз хуже.

Надо найти Гарри, Рона и Гермиону и спросить у них, что же случилось. Она боялась даже допустить мысль, что с кем-то из них что-то не так.

Спустившись в гостиную Джинни обнаружила, что не она одна не знает, что произошло, у кого не спроси, никто ничего не понимал. Матч был отменён, значит точно что-то серьезное.

Самым страшным, однако, для Джинни стало открытие, что никого из троицы в гостиной нет. Слабость на ногах долго стоять не позволила. Джинни опустилась в кресло, мысленно молясь, чтобы жертвами нападения не оказались Гарри, Рон и Гермиона.

Двадцать минут спустя, когда Джинни готова была впасть в истерику от неизвестности и отсутствия троицы, в гостиную вошли Гарри и Рон. Джинни, с подкашивающимися от страха и слабости ногами бросилась к ним. Их бледные лица не предвещали ничего хорошего. Больше всего Джинни напрягло отсутствие привычной улыбки на лице Гарри.

Заметив сестру, Рон безжизненно произнес:

— Двойное нападение. Староста Когтеврана и… — его голос дрогнул. — Гермиона.

Имя «Гермиона» врезалось в Джинни словно нож. Девочка отшатнулась.

Только не это. Она напала на свою подругу и ещё на какую-то девочку. Она напала на Гермиону. Напала на Гермиону.

— Но скоро будет готова настойка из мандрагоры, и они все придут в себя, — поспешно вставил Гарри и попытался улыбнутся, но Джинни его не слышала. Она понимала только одно: она чуть не убила свою подругу, хотя Гермиона ничего не знала. А вдруг все-таки знала? Может о чем-то догадывалась? Может она подобралась к разгадке нападений?

— Где нашли Гермиону? — еле слышно спросила Джинни, не глядя на мальчиков.

— В библиотеке, — тихо ответил Рон.

В библиотеке? Что Гермиона делала в библиотеке накануне матча? Уроки она могла сделать и потом? Что-то узнала?

— Джинни, — Рон положил руку ей на плечо. — Все будет нормально, Гарри прав, настойка скоро будет готова.

Брата Джинни тоже не слушала. Мозг продолжал лихорадочно работать и искать варианты происходящего.

Наверняка Гермиона что-то узнала. Как это выяснить теперь?

В любом случае, ей нельзя больше ни с кем общаться. Ни за что. Джинни попятилась, но ее за запястье схватил Гарри:

— Джинни, стой, пожалуйста!

Джинни резко выдернула руку, и не глядя на мальчиков, бросилась в спальню. Ей повезло, что комната была заполнена учениками, потому что Гарри, явно попытался броситься за ней, но Джинни очень быстро скрылась во встревоженной толпе. Добежать до спальни она не успела — пришла Макгонагалл. Декан вела с учениками долгую беседу, но Джинни почти ничего не слышала. Девочка сидела в своего рода трансе, в самом дальнем углу гостиной. Из всей речи профессора, она уловила лишь то, что меры по защите учеников ужесточились. На уроки их снова будут сопровождать. Из гостиной выходить нельзя, разве что на завтрак, обед и ужин, первый и второй курс причем в сопровождении старосты.

Когда профессор Макгонагалл ушла, вся гостиная загалдела. Джинни, под все нарастающий шум голосов, вернулась в спальню. Скинув туфли, она залезла на кровать и задернула бархатную ткань. Совсем не хотелось ничего вокруг видеть.

На неё накатило такое отчаяние, которого не было никогда прежде. Она виновата. Она и никто больше. Если бы она, дура, не начала писать в этом проклятом дневнике ничего бы не случилось! А теперь, Гермиона лежит где-то там в больнице, наверняка с таким же остекленевшим, полным ужаса взглядом.

Джинни в который раз пожалела, что у нее такое богатое воображение. В голове вырисовалась картинка: застывшая Гермиона в своей сиреневой кофточке, которую она надела на матч, лежит на больничной койке и невидящим взглядом смотрит в потолок.

Девочка почувствовала, как щеки начинают намокать от слез. История с Колином повторилась, только в этот раз, Джинни ничего не рассказывала Гермионе, но ее это не спасло.

Когда Милли Брейн — вторая староста Гриффиндора, пришла за второкурсницами, чтобы позвать на обед, Джинни притворилась, что спит. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что не понимает, что происходит в реальности. Она резко села, от чего голова закружилась и посмотрела на часы.

Пять вечера? Но когда ушла Милли была только половина второго. У нее опять случился провал?

Джинни беглым взглядом осмотрела комнату. Кроме нее здесь сидела Лаванда Браун.

— Лаванда, — позвала Джинни и поразилась каким слабым оказался ее голос.

Лаванда оторвалась от пестрого журнальчика, который листала и посмотрела на Джинни.

— Да?

— Я из комнаты выходила?

— Нет, а что?

— Ничего, просто…

Лаванда несколько секунд смотрела на неё с каким-то сочувствием, а потом вернулась к чтению.

Джинни сложив ноги по-турецки уставилась на сцепленные руки. Так, предположим, она никуда не выходила, но почему она не понимает, что делала два с половиной часа? То есть она просто лежала здесь и всё? Но почему она совсем ничего не помнит?

Она что, теперь постоянно будет находиться под контролем Реддла?

Джинни посмотрела на Лаванду: та погрузилась в чтение журнала и ничего вокруг не замечала.

Девочка встала и тихо подошла к зеркалу. Ее глаза были карими, но она видела в них еле заметный, голубой цвет.

Получается ее сознание и сейчас под контролем? Но она же понимает все… По крайней мере, пока понимает.

Джинни вернулась к своей кровати. Такого не может быть, она не может находиться в чьей-то власти постоянно!

Через полчаса снова пришла Милли, на этот раз, чтобы забрать девочек на ужин. Весь день не есть Джинни не могла, о чем уже свидетельствовала боль в животе. Да и отговорок не идти у нее не было.

В гостиной Милли и Перси построили учеников по парам и повели в большой зал. Джинни оказалась в паре со своим однокурсником Сэмом Уилсом.

Новость о двойном нападении напугала абсолютно всех. Большинство постоянно перешептывались по дороге. Джинни шла и ей казалось, что её мозг переместился в другое измерение. Она просто следовала за всеми, не задумываясь о том, куда и зачем идет.

Когда они наконец дошли до большого зала, им разрешили разойтись и сесть как кому захочется. Джинни села в самое дальнее и одинокое место стола. Там, где не было ни Гарри, ни Рона. Тут вообще кроме нее никого не было.

Джинни посмотрела на свое искаженное отражение в серебряной ложке. В глазах все также был виден голубой цвет.

Она окинула взглядом зал. Большинство учеников сидели кучками, со своими друзьями, всем было страшно, все боялись стать жертвой нападений.

Джинни не боялась. Ведь тем, кто нападал была она. Хотя, Джинни с радостью заколдовала бы себя вместо Гермионы, Колина и других пострадавших. Но ведь ее никто не спрашивал.

Джинни предпочла бы остаться в неведении. Сидеть сейчас как все, со своими друзьями, страшась, что тоже может пострадать.

Но друзья… Свою единственную подругу она подвергла непонятному заклятию. У Гарри, с которым они только стали друзьями, Джинни чуть ли не украла дневник, он конечно не принадлежал ему и это было на благо, но… она ведь копалась в его вещах. И если там было что-то хрупкое, вполне могла это сломать, она ведь так торопилась и с такой неосторожностью кидала вещи…

Рон ее брат, да и вряд ли он станет с ней нормально общаться, узнай он о том, что она сделала.

Она совсем одна. Ей никто не поможет.

Джинни с трудом проглотила свою порцию и положив голову на руки стала дожидаться пока второкурсников и первокурсников соберут, чтобы идти обратно в гостиную.

— Джинни, — над самым ухом послышался знакомый, тихий голос.

Джинни оторвала голову и тут же поняла свою ошибку. Около нее стоял Гарри, а ее глаза так и были голубыми. Джинни шарахнулась в сторону и свалилась со скамейки, больно ударившись локтями.

Так, ну только его не хватало. Ей небезопасно говорить вообще с кем либо, тем более с ним! И её глаза… оставалось надеяться, что он не такой внимательный, чтобы заметить перемену в цвете.

— Ты не ушиблась?

Судя по тому, что голос Гарри стал ближе, Джинни сделала вывод, что он опустился около нее на корточки.

Джинни зажмурилась, но надежды на то, что он уйдет у нее не было. Она в тупике. Если откроет глаза, Гарри непременно о чем-нибудь догадается. И ладно если бы это грозило ее исключением, вот только с большей вероятностью пострадает сам Гарри. В памяти всплыли слова Реддла: «Мне не нужен его труп. Пока не нужен». Бежать бы тебе отсюда Гарри, так нет же!

— Джинни, ты в порядке? Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! — взмолился Гарри и легонько сжал ее плечо.

Джинни, не открывая глаз, кивнула. Срочно нужно придумать, что делать, чтобы он не заметил цвет глаз. Может он и не заметит? Вот только рисковать она не могла. Очень некстати вспомнилось, что когда на ее сознание оказывают сильное влияние, глаза не просто становятся голубыми, они буквально светятся и обжигают холодом и… ненавистью? Джинни никогда не задумывалась, что так сильно пугает в глазах Тома и только сейчас дошло — все дело в ненависти. Такой огромной, что и представить страшно. И вот, ей посмотреть таким взглядом на Гарри? Ну нет уж.

— Джинни, — снова позвал Гарри.

Надо что-то делать… Чтобы не открывать глаз, или чтобы цвет стал не таким заметным. Джинни вдруг осенило. Слезы! И Гарри точно не заметит перемену с глазами. Вот только было одно «но»: заплакать по своему желанию не так-то легко. Джинни стала вспоминать, все что могло довести ее до истерики. Колин который пытался помочь, Гермиона…

Слезы, однако, вызвала другая мысль. Она разворотила все вещи Гарри, возможно что-то испортила, а он сидит здесь и пытается понять все ли с ней в порядке. Джинни почувствовала, как по щекам одна за другой начали скатываться слезинки. Она села и обхватила колени руками.

— Джинни, Джинни, ты расстроилась из-за Гермионы? — рядом послышался голос Рона, а потом она услышала его шёпот, обращённый к Гарри:

— Что с ней случилось?

Гарри что-то ответил, но Джинни уже не слышала. Воспользовавшись появлением Рона, она вскочила на ноги и размазывая по щекам слезы бросилась в другую сторону зала, как можно дальше от мальчиков.

Через десять минут учеников первых и вторых курсов начали строить. Джинни снова оказалась в состоянии транса. Она не заметила, как дошли до гостиной, как она поднялась в спальню и как легла спать. Точнее, лечь-то она легла, но уснуть не смогла до самого утра.

Во-первых, ей до смерти не хотелось встречаться с Томом, а во-вторых то ли из-за того, что полночи она находилась в странном состоянии: не спала, и не могла ни о чем думать, словно в обморок упала, то ли из-за того, что ту часть ночи, где она более-менее могла рассуждать, ей мерещились глаза Гермионы застывшие от ужаса. У нее была бессонница.

Когда прозвенел будильник, оповещающий всех гриффиндорцев о том, что на дворе семь утра, Джинни не спала.

Голова казалось вот-вот отвалится. Если всю ночь о чем-то слишком долго думаешь, это заканчивается плохо. Особенно, когда мысли не наполнены счастливыми воспоминаниями или событиями.

Зайдя в ванную, она первым делом подошла к зеркалу. В глазах виднелся проблеск голубого цвета. Ее однокурсники этого бы не заметили. Рон бы не заметил, он внимательностью не отличался. А вот Гарри…

У нее было непонятное ощущение, что Гарри видит: с ней не все в порядке, и дело не только в Гермионе. Вообще, Джинни уже давно поняла, что Гарри иногда замечает вещи, которые не видят другие. Он был слишком наблюдательным, для своего возраста. Возможно, конечно, у нее разыгралось воображение, но как тогда объяснить его разговор с Гермионой в октябре:

«- Погоди, откуда ты знаешь?

— Знаю, что?

— Ну, что они после случая с кошкой вместе ходят…

— А вы не заметили? Нет, вы ничего не подумайте, просто с ней что-то странное.

— Ты про припадки?

— Ну да, согласись, это странно. Может Колин что-то знал, может она только ему что-то рассказала?»

Гарри ведь догадался тогда насчёт Колина, может догадаться и сейчас. Опять избегать его?

Джинни устало посмотрела на свое отражение.

Спасибо он ей за это не скажет. Да собственно какая вообще разница? Главное, чтобы она на него не напала, все остальное неважно.

Минут через пятнадцать Джинни вернулась к своей кровати и стала собираться на уроки. Домашние задания, к счастью, она сделала в пятницу, так что нагоняй от учителей получить не должна.

В голове звенело и чуть ли не через каждые пять минут Джинни стала замечать, что перестает понимать, где реальность. Она просто делала все на автомате. Наверное, Реддл решил, что из-под контроля её выпускать опасно. Интересно, мысли ее он тоже может читать?

Джинни когда-то слышала о леглименции от папы. Если Реддл читает ее мысли, то это ничем хорошим не закончиться. С другой стороны, она же записывала буквально все в дневник на протяжении пяти месяцев.

Девочка, перекинув сумку через плечо, медленно спустилась в гостиную. Каждый шаг отдавался болью в голове, которая, наверное, должна была взорваться от количества преследующих Джинни мыслей.

К восьми, первые и вторые курсы старосты отвели на завтрак. Джинни снова заняла самое безлюдное место.

Ровно в девять часов в гостиную гриффиндора, куда вернулись ученики из большого зала, вошёл Снейп. Выглядел он мрачнее тучи. Впрочем, Джинни это мало волновало. Ее сейчас вообще ничего не волновало, кроме того, что она может напасть на кого-нибудь ещё.

— Построиться всем, — гаркнул Снейп, вместо доброго утра и первокурсники, пугливо выстроились в колонку по парам. Джинни пары не хватило, и она поплелась в самом конце строя.

Путь до подземелья показался невообразимо долгим, да ещё и Джинни чувствовала, как силы медленно и плавно покидают её. Стоило ей опуститься на свое место в классе зельеварения, как голова бессильно упала на парту. Наверное, она заснула, потому что, когда над ее ухом раздался язвительный голос Снейпа ощущение было, что она только проснулась.

— Мисс Уизли, как я полагаю, мой предмет действует на вас как сонное зелье?

Джинни оторвала голову от парты, и непонимающим взглядом уставилась на профессора.

— Мисс Уизли, вы хоть понимаете где, находитесь? — участливо поинтересовался Снейп с неприятной усмешкой на губах.

Джинни неуверенно кивнула. Сейчас, она, пожалуй, сходу бы и не сказала где она, но судя потому, что здесь прохладно, пахнет всякими травами, зельями и перед ней стоит Снейп, вывод можно сделать один — она в классе зельеварения. Вот только, она не смогла бы сказать, как дошла до сюда и давно ли здесь сидит.

— Мисс Уизли, вы понимаете, что нарушаете дисциплину? — снова раздался голос Снейпа.

— Извините, профессор, — пробормотала Джинни. Язык с трудом ворочался.

— Минус десять очков Гриффиндору, — хмыкнул Снейп и наконец отошёл от нее.

Остаток зельеварения Джинни нарезала корень имбиря для зелья, чье приготовление было запланировано на следующий урок. Правда, из-за непонятного состояния слабости и неопределенности здесь она или нет, корень Джинни нарезала кое-как, да и не до него ей было в конце концов.

После зельеварения Снейп отвёл их на заклинания. Флитвик сегодня рассказывал теорию, Джинни даже не пыталась слушать. После трансфигурации, на которой Макгонагалл вещала о законах физики и влиянии их на трансфигурирующие заклинания, наконец наступил обед. Не то чтобы Джинни была голодной, просто ей хотелось оказаться подальше от людей. Она, и так кажется, теперь постоянно была под контролем Реддла, а значит, ожидать от нее можно было чего угодно.

— Мы присядем? — и не дожидаясь соглашения сестры, которое Джинни бы и не дала, Фред и Джордж сели по обе стороны от неё.

— Чего ты такая хмурая? — поинтересовался Фред.

— Переживаешь из-за нападений? — Джордж подцепил кусок хлеба.

Джинни молча кивнула. В отполированной ложке она снова увидела голубые глаза вместо карих.

— Джинни, насчет Гермионы, — медленно произнес Фред. — Не волнуйся, мадам Помфри сказала, что через две-три недели зелье будет готово.

Джинни снова кивнула.

Близнецы к ней приставать с вопросами больше не стали и принялись вычислять, кто же наследник Слизерина. Знали бы, что за нападениями стоит их сестра… Интересно, что бы они тогда сказали?

Джинни очень сильно захотелось оказаться в кровати. Голова раскалывалась, сил не было даже просто встать. К счастью, Рон с Гарри во время обеда к ней подходить не стали. Джинни, правда, все время казалось, что на нее кто-то смотрит, и все ее подозрения свелись на Гарри, проверять их она не стала, и в продолжении обеда продолжала сверлить взглядом стол.

После травологии и астрономии, первокурсников благополучно довели до гостиной Гриффиндора, и Джинни отправилась в спальню делать уроки. До самого ужина она не выходила. Да и зачем? Встретиться с Гарри?

Когда сочинение по зельеварению и карта по астрономии были наконец доделаны, Джинни, огородившись от остальной комнаты пологом, свернулась клубочком на кровати и с головой погрузилась в омут ужасающих мыслей. Спастись от них она не могла. До этого хоть как-то отвлекали уроки. А сейчас, она осталась один на один с собой. Или не с собой? Что вообще от нее осталось? Она ещё есть в этом мире? Ей казалось, что нет. Реальность воспринималась плохо. Почти все силы покинули её. Даже глаза вон цвет поменяли. Может потом она вообще превратиться в этого Реддла? Хотя вряд ли.

Джинни, пытаясь занять себя хоть чем-то, стала выводить пальцами узоры на темно-красном покрывале.

Две-три недели и зелье готово. А это значит, что жертвы смогут рассказать, кто совершил нападение, и ведь Джинни не сможет доказать, что сделала это не по своей воле.

Ее исключат из Хогвартса. В голове четко вырисовывалась картинка: она, бледная и напуганная стоит посреди большого зала. Все парты сдвинуты, ученики с первого по седьмой курс сидят на скамейках и все до одного смотрят на неё. К Джинни подходит Дамболдор. Его ясные, голубые глаза смотрят на неё с неприязнью. Он забирает у неё волшебную палочку, произносит длинную речь, а потом ломает палочку напополам.

У Джинни сжалось сердце. Ведь исключение равносильно изгнанию из волшебного мира. Вечный позор, который отпечатается и на ее семье. Что тогда скажут ее родители и братья?

Слишком ярко в голове возникло лицо Гарри. В зелёных, таких добрых глазах будут такие шок и разочарование... Она обманула весь Хогвартс, ее не простит никто.

Первый раз в голове возникла мысль, что она, пожалуй, была бы не против стать следующей жертвой, причем жертвой, которую отваром не спасти, ничем не спасти…