Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (джен)

35 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвет, Странный мир

Серафима потянулась, широко зевнула, машинально прикрыв рот рукой, и задумчиво погрызла кончик пера. Он неприятно и шерстисто скользнул по краю языка, она скривилась и мигом отдёрнула его от лица, уже не первый раз за утро отругав себя за оставшуюся с детства вредную привычку. Были бы здесь обычные шариковые ручки… Что грызть перья, что писать ими было не слишком удобно, но, к Серафиминому глубочайшему сожалению, приходилось довольствоваться этим. Ну почему же в Лэсвете не изобрели что-то более практичное, м? Ещё и магами называются… Неужели нет какого-нибудь удобного заклинания?

Хотя, может, и есть, но ей оно, конечно, недоступно.

Остаток вчерашнего дня она провела завёрнутой в плед в кресле у камина и с чашкой чая в руках, отходя после дождливой прогулки. Элэйнанский ливень проморозил её до самых костей, и Учитель уже в который раз за последнюю неделю упрекнул её в неосторожности, передав через служанку какую-то согревающую противопростудную микстуру. Волосы высохли довольно быстро, потёкший нос и запершившее горло от Магистерского зелья прошли почти мгновенно, а вот поднявшийся в душе шквал удалось унять только к вечеру. До этого дня Серафима предпочитала как-то не задумываться о том, какие чувства связывали их с Сильвестром до её потери памяти, и тем более не думала о нём как о ком-то, выходящем за рамки понятия «друг» — да она даже другом пока что могла назвать его лишь с большим трудом. А тут…

А тут даже не слишком искушённой — вернее, совсем не искушённой — в подобных делах Серафиме было понятно, что именно он хотел сделать под тем деревом. И сделал бы, если бы Дракон его очень кстати не отпихнул. Да в тот момент она была готова расцеловать этого распрекрасного коня! Серафима совершенно не представляла, что делать с вдруг открывшейся ей в полной мере правдой. Спрятать голову в песок, притвориться наивной девочкой-ромашкой, даже не подозревающей о том, что могли с ней только что сделать, подождать, пока Вест сам ей скажет всё прямым текстом, чтобы точно не упустить ни одной детали и примириться с тем, что нет, ей не показалось, и его расположение к ней совсем иной природы, нежели дружеское?

Сама она чётко понимала, что к Сильвестру не испытывает ничего. И дело тут было не в надуманной и несущественной разнице в возрасте длиной всего в три года или в том, что он не человек — просто высеченный из мрамора, совершенный как статуя Вест с горящим взглядом и нежными объятьями воспринимался только как друг или старший брат.

Не как юноша, к которому можно испытывать влечение определённого характера.

Возможно, конечно, что сейчас она думает так лишь из-за потери памяти, а ещё сезон назад они тайком целовались в тёмных уголках Замка, встречали на его крыше закаты и планировали будущую семейную жизнь в уютном гнёздышке с выводком пяти драконят, но что-то ей подсказывало, что такого не было. Иначе вряд ли бы Сильвестр молчал так долго, смиренно ожидая возращения её воспоминаний. Да и первое их столкновение было бы совсем другим — не ждал бы каких-то её ответных слов эмоциональный пылкий Вест, если бы знал, что его чувства взаимны. Если чувства имеют место быть, а не она сейчас понапрасну себя накручивает.

Перед Сильвестром было почему-то очень стыдно, и от этого стыда Серафима не смогла избавиться даже на следующий день, проснувшись ранним утром. Однако утром вместе с Сильвестром вспомнились и его рассказы, и Инар Сион с его загадкой. На самом деле их с Вестом разговоры очень помогли: во-первых, из беседы о символах Семерых Серафима узнала о расе Забирающих, к которой бесспорно принадлежал юноша из её видения — вряд ли его змея была просто питомцем, а, во-вторых, она ещё раз услышала про Сердце Замка. Если бы не Сильвестр, она могла бы ещё неделю ломать голову над тем, какое же «неживое Сердце» имел в виду Младший Магистр, прежде чем вспомнить об упоминавшемся ранее вскользь артефакте. Загадка медленно, но верно разгадывалась, хотя Серафима до сих пор терялась в догадках по поводу того, что же она пообещала Инару Сиону и как же он узнал о том, что она ищет. Пока что она смогла дойти только до того, что он точно уверен, что она всё помнит — иначе вряд ли бы он говорил именно так.

Серафиме очень хотелось встретиться с Младшим Магистром ещё раз — он определённо знал о её прошлом достаточно много, но тот словно старательно избегал её. В библиотеке его не было, хотя она пробродила по ней с два часа, пытаясь высмотреть его среди книжных полок, в кабинете — если верить невозмутимому слуге, с каменным лицом отправившему её обратно под предлогом, что Магистра Сиона сейчас нет, — тоже, а в личные покои она подниматься постеснялась, хотя и очень подмывало. Не хватало ещё, чтобы её застали в комнате одного из трёх верховных Магистров Белого Совета, будто мало ей этой глупой ситуации с «Хрониками» и зельем.

Так что Серафиме оставалось лишь разгадывать странную загадку без посторонней помощи, мучаясь от разнообразных мыслей. То, что Пророчество находится в Замке, стало очевидным сразу же: «Ты найдёшь то, что ищешь, в Замке Лиррэ». Да и где же ещё быть Сердцу, с которым тоже всё было ясно. «И где за стеною стучит неживое сердце, что хранит Белый Совет». По сути, и оно хранит Совет, и он его хранит. А вот с остальными двумя элементами загадки всё было уже не так прозрачно. «Ты найдёшь то, что ищешь, в Замке Лиррэ, под тем местом, где свет сэрен мирэ поглощается цветком Солнца, и где за стеною стучит неживое сердце, что хранит Белый Совет». Сэрэн мирэ — солнце ночи, местная пародия на Луну. Оно всходило на западе, когда солнце дня садилось, и с рассветом исчезало на востоке. Цветком Солнца называлось здесь гербовое лэсветское растение, от изображений которого у Серафимы иногда начинало рябить в глазах. Однако в загадке явно имелись в виду не нашивка на форме у какого-нибудь слуги или барельеф над колонной, поскольку они физически не могли поглощать свет — даром, что волшебные.

Возможно, подразумевался настоящий солнечный цветок, но вряд ли бы кто-то стал прятать Пророчество в Замковом саду. И всё же Серафима проверила и эту версию, исползав всю оранжерею вдоль и поперёк, и выяснила у садовника, что на ночь цветы закрываются. Но даже если предположить, что они как-то впитывают свет сэрен мирэ в таком состоянии, местоположение Пророчества явно было другим: под оранжереей находился лишь обрыв, потому что располагалась она в части выступающей из стены галереи. Таким образом, Серафима оказывалась в тупике — в голову ничего не приходило. Она понимала, что ответ плавает где-то на поверхности — вряд ли Инар Сион ставил своей целью сломать ей мозги своей подсказкой, но он мог рассчитывать, что она знает что-то, чего не помнит после потери памяти.

Девушка шумно выдохнула и уронила голову на свои записи, мимолётно вычеркнув ещё один пункт возможного определения «цветка Солнца».

Слишком много вопросов. Всё было бы гораздо проще, если бы она поговорила с Младшим Магистром. Хотя, что бы она ему сказала? «Извините, я не поняла вашу подсказку, потому что я ничего не помню о Странном мире, и знать не знаю, что я вам в прошлом обещала. Не могли бы вы мне объяснить мне поподробнее?». Она фыркнула, представив, какое после такой фразы будет выражение лица у Инара Сиона. Он, значит, скорее всего рискуя собственной безопасностью, рассказывает ей эту загадку, наверняка элементарную для обывателя, а она так его взамен радует. Лучше не придумаешь.

Серафима принялась задумчиво рисовать в тетрадке небольшой солнечный цветочек с бусинками-глазками. Она совершенно не представляла, как ей дальше расшифровывать эту подсказку. Но подсказка, пусть и такая, это уже что-то. Без неё было бы совсем туго, теперь же есть от чего отталкиваться.

Не сказать, правда, что до этой подсказки Серафима вообще грезила о том, чтобы найти Пророчество. Да, ей было любопытно, но раз информация засекречена, то она, скорее всего, не стала бы докапываться и лезть не в своё дело. Теперь же она не могла остановиться — разгадать загадку и прочитать-таки текст древнего свитка было делом принципа. Эх, наверняка у неё будут проблемы от этих неосмотрительных поисков.

Но только если кто-нибудь о них узнает, так ведь?

Подумав, она пририсовала цветочку ряд острых зубов и лапку с вилкой, а сверху дописала лаконичное: «Я съем твой мозг, муахаха!».

Надо будет ненавязчиво расспросить Сильвестра о том, где ещё встречаются изображения или упоминания солнечного цветка… Если, конечно, она сможет превозмочь себя и подойти к нему теперь, потому что при мысли о том, что он чуть её не поцеловал, она чувствовала, как внутренне краснеет, а под кожей опять растекается едкий горький стыд. Интересно, как бы она выкручивалась, если бы он всё-таки это сделал? Вряд ли бы получилось сделать вид, что ничего не было, если даже за это «чего не было» совесть готова была сожрать Серафиму живьём. Стоит ли рассказывать Сильвестру о своих поисках? Наверное, нет. Пусть им, как оказалось, и движет нечто большее, чем обычное дружеское расположение, он может вольно или невольно сообщить обо всём Главному Магистру. А если слух о её поисках дойдёт до него, то нежелательной беседы явно не миновать.

Конечно, Серафима не собиралась делать с Пророчеством ничего преступного — просто прочитать его, но ей очень не хотелось встречаться с Изаром Маугом. Виной тому было всё то же невнятное предчувствие, щекочущее нервы при одном только воспоминании о цепком взгляде Магистра, которое она ничем не могла объяснить. Возможно, у них был какой-то конфликт до её потери памяти? Не исключено. Всё же, вряд ли бы случилось что-то страшное, узнай он о том, что она интересуется Пророчеством. И, может, он даже и показал бы его ей сам?.. Или всё-таки что-то случилось бы?

И что, как говорит иногда Вест, Маррак побери, делать с этим цветком Солнца?

В дверь постучали. Серафима вздрогнула, отвлекаясь от своих размышлений, и отмечая, что цветочков у записей уже не один, а три, и все смотрят одинаково кровожадно.

— Кто там?

— Средний Магистр, которого ты не почтила своим визитом этим прекрасным утром, — донёсшийся из-за двери голос Эмила Курэ прозвучал довольно иронично.

Серафима представила, как он стоит в галерее, скрестив руки на груди, поджав губы и приподняв бровь, многозначительно глядя на закрытую дверь нерадивой ученицы, которая сама попросила обучить её истории, а теперь прогуливала занятия. Она подскочила со стула, прикрыла тонкую тетрадь со своими записями, почти бегом кинулась к двери. Опять было — Маррак! — стыдно и капельку боязно.

Эмил Курэ стоял в точно такой же позе, какую она себе и представила, разве что в его взгляде было ещё больше многозначительности.

— Простите, Учитель, накануне я нашла очень интересную книгу о растительном мире Лэсвета и настолько увлеклась, что забыла о времени, — нерешительно, но быстро протараторила Серафима, запоздало понимая, что если он войдёт в комнату, то её оправдания осыпятся прахом. Врать она не любила, к тому же Средний Магистр казался ей хорошим человеком, и обманывать его было попросту мерзко. Но правду она сказать не могла — он бы точно рассказал Главному Магистру, они ведь были не только коллегами, но и друзьями, судя по тому, что знала она.

Эмил Курэ, кажется, поверил в её ложь и понимающе улыбнулся:

— Да, интересные книги всегда были и моей бедой. Что ж, в любом случае я хотел сообщить тебе, что сегодня никаких занятий не будет. Сначала я хотел отправить слугу, потом решил сам проведать тебя. Ведь пропуск занятий — это так на тебя не похоже. Предлагаю перенести наш урок на послезавтра… Кстати, видел тебя сегодня в оранжерее. Рассматривала изученный материал вживую?

— Конечно, Учитель, — кивнула Серафима, отчаянно пытаясь вернуть себе спокойствие. Он ещё и в оранжерее её видел. Хорошо, что после злобных цветочков в тетрадке ей пришла в голову именно книга о растениях. Видя, что он собирается уходить, она вдруг решила рискнуть. — Простите, а вы не могли бы ответить на один мой вопрос?

Магистр остановился, и она продолжила:

— В книге были упомянуты цветы солнца. Мне кажется, что я слышала это название где-то в Замке, но не в отношении герба или самого цветка.

— Что ж, — протянул он, — ты действительно могла это услышать. Главные замковые часы, что на Пурпурной Башне, называют цветком солнца из-за золотой лепнины вокруг них, похожей на лепестки. Возможно, есть что-то ещё, но сейчас мне ничего больше не приходит в голову.

— Благодарю, Учитель.

Серафима еле дождалась момента, когда он, попрощавшись, ушёл по галерее подальше. Она плотно прикрыла дверь и бросилась к окну. Пурпурная Башня гордо возвышалась посреди двора, соединённая с основным массивом Замка двумя диагональными переходами. На ней мерно тикали часы, в окружении мерцающих золотых лепестков.

Всё ведь сходилось, на самом-то деле! Это вполне могли быть часы — они были обращены на запад, значит, в какой-то момент сэрен мирэ светило прямо в них, свет проходил насквозь за счет прозрачного циферблата — считай, поглощался, а под ними была центральная замковая башня. Чем не место для Сердца и Пророчества?

Что самое обидное, что если бы Серафима действительно помнила свою жизнь в Странном мире, то догадалась бы обо всём ещё утром — какой обыватель не знает о том, как называют главные часы страны?

«”Афинар рэккэс тамерэ дэмьерс, омелэ Сифизьер, армиар тэвэс!”, — громко воскликнул огненноволосый герой Ларсенар, воздевая вверх руки, перстнями унизанные, пламенеющий меч сжимающие. Умилостивил он своими словами заклятыми семерых демиургов, и дрогнула стена монолитного камня, узором паутины разошлись по ней трещины, открылись врата в сокровищницу прекрасной королевны Лафеи». Серафима закрыла книгу и потёрла лоб. Сейчас, когда загадка была разгадана, а план ночного похождения в Пурпурную Башню начал неторопливо вырисовываться в голове, она решила немного отдохнуть и дочитать-таки те сказания о герое Ларсенаре, что начинал ей рассказывать позапрошлой ночью Сильвестр. Однако вместо отдыха и желанной перезагрузки мозгов, ей пришлось продираться сквозь такие же мозголомые как загадка выражения, перемежавшиеся словами на другом языке. Если ринский Серафима начала понимать сразу же после перехода через портал — такова уж была его портальная специфика, то этот, как говорил ей всё тот же Вест, драконий, плясал перед глазами не хуже строчек под татуировкой. Как подозревала Серафима, язык и там, и там был один и тот же.

И пусть после нескольких уроков от Сильвестра она даже научилась правильно читать все эти драконьи закорючки — правда, с огромным трудом и едва ли не по слогам, — вполне понятно, почему в его исполнении он звучал плавно и красиво, а в Серафимином был похож на лепет малолетнего ребёнка. Удивительно, что она вообще хоть что-то понимала — каракули в рукописных книгах были ещё те, а склонности к изучению других языков она никогда не проявляла. Однако непонятные слова и выражения накрепко въедались в память и казались знакомыми, Серафиме даже мерещилось, что она отдалённо улавливает их смысл. До перевода всех этих слов они с Сильвестром ещё не дошли — сначала он решил научить её хотя бы читать — и неизвестно, дойдут ли теперь.

Непроизвольно она вновь наткнулась взглядом на Пурпурную Башню. Серафима решила не тянуть кота за хвост, и пойти в неё сегодня же ночью — чем быстрее эта история закончится, тем лучше. Она уже прикинула, какой маршрут будет самым коротким и даже набросала небольшую карту, хотя довольно смутно представляла, что будет делать, когда доберётся до Башни — что у неё внутри, Серафима не знала, однако поиски решила начать с самого верха, как раз с места аккурат под часами. Возможно, не рационально, однако наиболее логично. Самой большой загвоздкой до сих пор оставалась стража, которая наверняка должна там быть. Как миновать её незамеченной, Серафима абсолютно не представляла. Это была загадка посложнее магистерской, но времени на её решение пока хватало.

Пожалуй, нужно отнести сказания обратно в библиотеку и подумать ещё. Остановиться на половине пути Серафима уже не могла, а значит, что-нибудь да придумает.

Спокойно дойти до библиотеки ей совершенно неожиданно не удалось — у самых дверей её поймал радостный и всклокоченный ещё больше обычного Велимир. При виде сестры он, кажется, обрадовался ещё сильнее, сверкнул зелёными глазищами и заулыбался во все клыки. Наверное, не будь он её младшим братом, она бы даже испугалась, увидев такое чудо вживую. А так лишь с улыбкой подумала о том, что он опять не сдерживает свои эмоции и не контролирует проснувшегося внутри дракона. Но научится — рядом ведь есть Сильвестр, он покажет Миру, как правильно обращаться с его магией.

— Фима, Фима, представляешь, Сверр приехал! И с ним его сестра, я тебе про неё не рассказывал, но она тоже замечательная! Я тебя сейчас с ними познакомлю! Сверра ты знаешь, но не помнишь, а я… — возбуждённо затараторил он, глотая окончания, и принялся прыгать вокруг.

Возможно, его поведение не было обычным для мальчика тринадцати лет — Серафима, по крайней мере, представляла ребёнка такого возраста совершенно по-другому, — но тут, по словам всё того же Веста, сыграли свою роль два фактора. Первый — сам лёгкий и весело-огненный характер Мира, а также отсутствие причин и событий, которые могли бы его переломить и изменить («Вернее, отсутствие воспоминаний об этих событиях», уточнял он, опустив глаза). Второй и наиболее значимый — прохождение Велимиром первого обращения. В тот момент, когда его драконья магия окончательно пробудилась, неуловимо изменилось не только его тело, но и сознание. Драконы взрослели намного дольше, чем обычные люди, ведь если последние едва доживали до ста-ста двадцати — и то, будучи магами, — то их сроком были тысячелетия. И если ничто трагическое или страшное не вмешивалось в их взросление, то они надолго оставались детьми.

Со стороны замковых врат тем временем показались двое: юноша лет двадцати и девушка не сильно старше самой Серафимы — хотя она могла и ошибаться, всегда плохо определяя возраст на глаз. Оба были в странных одеждах, судя по всему, что она успела узнать о населяющих Странный мир расах — в эльфийских, но более утеплённой их версии, бело-голубых тонов и с разнообразным растительным орнаментом. Однако пришельцы эльфами определённо не являлись: смуглых и черноволосых эльфов с жёлтыми глазами просто не существовало. Хотя у юноши волосы были скорее черно-багровыми, чем-то похожими этим странным оттенком на волосы Главного Магистра. Скорее всего, он и был вьёлом Сверром, а девушка — его сестрой. Именно она особенно походила на волчицу, и одеяние её решительно портило. Ей бы больше пошло что-нибудь коричневое, зелёное или чёрное, но только не голубой эльфийский шёлк. Судя по кислому лицу, девушка придерживалась того же мнения.

Поравнявшись с ними, юноша ослепительно и почти также клыкасто как только что Велимир, улыбнулся. В отличие от своей спутницы он был абсолютно доволен жизнью и просто источал довольство и силу.

— Светлых дней тебе, Серафима. Велимир рассказал мне, что ты потеряла память в ходе некой кампании, поэтому представляюсь тебе заново: меня зовут Сверр, я вьёл, не путай с оборотнями. Раньше у нас были довольно хорошие отношения, мы даже вели переписку, и я очень надеюсь их восстановить… Как и надеюсь на то, что в скором времени ты всё вспомнишь. Это моя сестра Илва. Не то чтобы она жаждет с тобой познакомиться, давай говорить начистоту, но уверен, что это временно. Она ещё ни разу не была здесь, и ей просто немного непривычно, не принимай на свой счёт её недружелюбие, — Сверр протянул большую широкую ладонь с сильными пальцами, и Серафима сдержанно её пожала.

Вьёл оказался довольно обаятельным — много обаятельнее тех юношей его возраста, которых ей приходилось видеть, — поэтому некоторая навязчивость ужасной не казалась. В другое время Серафиму бы эта встреча порадовала ещё больше — ведь вот он, тот, кто многое знал об её жизни в Замке до потери памяти, но сейчас ей хотелось в тишине обдумать план своего ночного похождения. Что ж, придётся с этим переждать — сбежать посреди разговора было бы невежливо. Да и Мир расстроится.

Тем временем Илва показала брату язык, мигом сгоняя кислую мину с лица, и довольно сильно, как показалось Серафиме, двинула ему локтем под рёбра. Затем она обернулась к ней:

— Привет тебе. Разливаться заверениями в вечной дружбе с первой минуты я не буду, но пообщаться мы вполне можем, при условии, что ты не будешь занудствовать… Если же ты вдруг захочешь провернуть какую-нибудь весёлую аферу, обращайся ко мне — это дело я люблю. Хотя брат и сказал мне, что ты очень тихая и спокойная девочка, а ещё достаточно умная, чтобы не ввязываться в неприятности, я авторитетно заявляю: внутри каждой прелестной вежливой девочки прячется монстр, жуткий и любопытный.

— С тобой скорее наоборот, милая сестра, — фыркнул Сверр.

Илва громко хмыкнула и попыталась отвесить брату лёгкий подзатыльник, однако тот успел пригнуться и рассмеялся под её недовольное ворчание. Делал он это совсем не похоже на заливистый хохот Мира или раннюю капель Сильвестра — этот смех гулким звериным рокотом разносился по галерее, заставляя смеяться в ответ. Вьёл вдруг остановился и кинул взгляд на часы вездесущей теперь Пурпурной Башни, что была видна и из окна галереи.

— Мне пора в Белую Башню. Ровно в двенадцать у нас аудиенция с вашим Главным Магистром, Аэ́льге наверняка уже у дверей, и он просил присутствовать и меня. Мы ведь приехали в Лэсвет не просто так. Илва, думаю, не пойдёт?..

— Не пойдёт, конечно! Не люблю я все эти официальные приёмы, тем более что Пресветлый выпроводил меня с тобой чисто за компанию. Даже в состав отряда не включил, гадина остроухая, словно я какая-то сопливая девчонка, которую можно только кому-то в довесок спихнуть, — отмахнулась от него она, а потом ехидно протянула:

— И… Аэльге? Просто Аэльге? А мне говорил: «Обращайся к нему командир Аэльге, командир! Ты не можешь называть его просто по имени!».

— Ты — не можешь. Я — могу, — вьёл усмехнулся. — Но, специально для тебя — меня ждёт командир Аэльге. А ты, как и большая часть нашего отряда, можешь пока где-нибудь погулять, раз тебе не сидится в отведённых нам казармах.

— Зануда хитрожо… — пробубнила под нос Илва, но, под укоризненным взглядом брата, фразу не окончила.

— И где ты такого понабралась, а? Что я упустил в твоём воспитании? — задался Сверр вслух явно риторическим вопросом. Хотя, возможно, вьёла бы на него и ответила очередной остротой, но тут встрял Мир:

— Сверр, а можно я тебя провожу? Я так давно тебя не видел, столько всего произошло, — получив в ответ согласный кивок, Велимир радостно ускакал за Сверром по направлению к Золотой Башне — иначе чем через неё из этой части Замка до кабинета Изара Мауга было не добраться. Интересно, как только вьёл его выносит?

— Ну-с, рассказывай, что ты задумала, — совершенно неожиданно выдала Илва, в упор уставившись на Серафиму.

Она вздрогнула:

— О чём ты?

— Действительно, о чём я! Да у тебя на лице написано: «Я кое-что задумала, но не знаю, как это осуществить». Выкладывай, я же говорила, что могу помочь в любых каверзах. Всё равно делать в вашем Замке нечего… Так что там у тебя? Хочешь стрельнуть из подвалов парочку бутылок старого вина? Если да, то у меня уже есть разработанная тактика. М?..

Серафима некуртуазно приоткрыла рот.

— Я всё понимаю, конечно, но я пока что несовершеннолетняя.

— Так в этом же и прелесть!.. Ну и тьфу на тебя, а ведь такая замечательная идея была! Так что там у тебя? Какую-нибудь пыльную книжонку из библиотеки стащить? Да ладно, чего ты, ничто не сближает так, как совместные проделки! Да и братец мой хорошо к тебе относится, так что можешь мне поверить — сдавать я тебя не буду. Хочешь, даже на крови могу поклясться?

— Тебе что, настолько нечего делать? На крови клясться…

— А что такого? Такое весьма в ходу! Да и ты перестанешь меня в чём-то подозревать, кровная клятва — не пустой звук. Так что там надо стащить?..

Чувствуя, что ей уже не отвертеться, Серафима буркнула:

— Да почему сразу стащить?.. Пойдём в мою комнату.

Илва предвкушающе улыбнулась и чуть ли не вприпрыжку отправилась следом за ней.

Серафима была, мягко говоря, не уверена в том, что может ей доверять даже с учётом какой-то там клятвы, но если сейчас она откажется, то Илва может рассказать брату, а тот — и Магистру. Выходит, что безопаснее действовать с её помощью?.. В конце концов, можно и не сообщать этой вьёле о том, что именно она ищет.

Во что же она в очередной раз ввязалась?..

— О чём ты хотел поговорить, друг мой? — Эмил неспешно опустился в кресло напротив стола Изара. Солнце дня стояло высоко в безоблачном небе, уже не такое яркое, как в роэнан, но и не потускневшее, как в сэтэван. Эта холодная тусклость начнёт появляться в нём уже после Пляски Огня — сколько осталось до неё, несколько недель?

— Здравствуй, — Магистр оторвался от своих бумаг и приветственно улыбнулся. — У меня к тебе важный разговор.

— Только не говори, что всё-таки хочешь меня женить! — менталист рассмеялся.

— Нет, разговор не об этом. Хотя захоти ты связать себя узами брака, я был бы только рад — что, как не женитьба, способствует укреплению связей между государствами? Да и претендентки на твою руку нашлись бы… Взять хоть третью сестру государыни Асе Двуречной, Лите — нам не помешал бы доступ на территорию Сторо́у. Или сестра руппского царя — Руна Виркская. Достойная невеста, в приданное идёт немалая часть земель, так что смотреть на её лицо? Говорят, к тому же, что шрам её мало портит. А если хочешь протянуть руку взаимовыгодного сотрудничества и за море — взять хоть Арсу, у короля А́лриса младшие дочери всё ещё не замужем, могу отправить посла с предложением, дай мне только знать, если кто приглянется. Пусть я и зарёкся впредь не устраивать политических браков, я был бы рад, если бы ты связал свою судьбу с достойной женщиной.

— Слишком много предложений для того, кто вовсе не собирался толкать меня к женитьбе, — Эмил подпёр подбородок рукой. — Сам-то не думал о создании семьи? Почему я должен отдуваться?

— Ты знаешь о моём отношении к бракам, — Изар отмахнулся.

— Что, ты до сих пор не можешь простить Фету? Сколько уже прошло, лет двадцать пять? Ты же сам понимал, что замуж она за тебя не выйдет никогда.

— Понимал, конечно. Не иначе как уязвлённая гордость не даёт мне жить спокойно, — Изар нарочито грустно вздохнул и усмехнулся. — О Фете мне говоришь, значит, а сам-то… Думаешь, я не помню, как ты за моей сестрой бегал в юные годы?

— Бегал? — Эмил фыркнул. — Не наговаривай на меня. Я всего лишь следил за тем, чтобы Фредерика не ввязалась в плохую компанию и не покалечилась, пока ты оканчивал ЛМПУ⁽¹⁾ и строил планы о своём восхождении. Она же была такой же, как ты — пламя в голове, не знаешь, что задумает в следующий момент.

— Раз уж ты упомянул ЛМПУ, я всё же вернусь к тому разговору, на который я рассчитывал изначально. Тебе не кажется, что пора бы завести ученика? Присмотрись к выпускникам седьмого курса, тем, кто остался на четыре магистерских года, среди них есть несколько достойных и подающих надежды магов. Я даже собрал для тебя их досье, — Магистр толкнул Эмилу высокую стопку папок.

Тот легко поймал её и раскрыл первую, кинув на друга мимолётный взгляд поверх бумаг.

— И ты, конечно, уже выбрал самого достойного?

— Да. Рэйф Во́ру, пятая папка сверху. Занятный молодой человек, думаю, с его способностями он вполне может рассчитывать на моё кресло через десятка два лет.

— А́лис, А́рро, Бэлс, Ба́йо, Вору… Посмотрим, какой самородок ты откопал… Двадцать два года, родился в Морисэ́се… — менталист погрузился в чтение бумаг и надолго замолчал. Магистр ждал.

Наконец Эмил, пролистав все досье до конца, потёр лоб и поднял на друга глаза.

— Да, Вору действительно хорош. Первым со своего курса дошёл до заклинаний ступени магистра, которые сейчас, помимо него, смогли освоить только четыре человека, блестяще окончил учебный год, на экзамене продемонстрировав довольно сложное, особенно для студента, комбинированное заклинание хождения по воде… Но вот это-то меня и удивляет, Изар. Вору — маг воды. Не огня… И, несмотря на всё, не лучший на курсе. Чем тебе не понравился тот же Вент Арро? Он огненный и объективно лучше твоего Рэйфа. Или же Лайн Дисо́? Тоже огневик. И… если быть честным, друг мой, я ожидал, что ты собираешься со временем передать свой перстень Сильвестру.

— Сильвестру? Нет, точно нет. У меня на него… немного другие планы.

— Оставить ручным дракончиком для нескольких последующих поколений Магистров?

— Почему же так грубо, Эмил, — Изар улыбнулся. — Не ручным дракончиком, советчиком. Оружием, если хочешь.

— Почему бы тебе просто не передать ему власть? Ты и сам понимаешь, что стоит ему в полной мере раскрыть свои способности, получить должное обучение — и твой драконёнок станет сильнее нас всех. Чем не один из Магистров? Думаешь, он не сможет править из-за своего характера? Ему всего двадцать, всё ещё может измениться.

— Нет, дело не в этом, — Магистр качнул головой. — Понимаешь… Лэсвет — страна людей и править ей должен человек. У нас уже был один Главный Магистр из драконьих магов, Гилиа́р Клоэсс. Ты слышал историю о нём?

— Нет. Я просматривал документы о главах Белого Совета только на сотню лет назад, — менталист покачал головой.

— Гилиар правил больше тысячи лет назад, после самого окончания Серой Войны. Тогда именно он смог успокоить испуганных и разгромленных войной и чумой людей, возглавить их и сохранить трещавший по швам порядок в Лэсвете. Он правил сотню лет, сотню лет и три дня, а потом люди выплатили ему свою благодарность за это — свергли и убили. Драконов опасались всегда, а после Войны опасений стало ещё больше… О Фиа Ледяной Смерти ты не слышать не мог, она давно стала легендарным персонажем и героиней многочисленных сказов и песен, а разрушений принесла не меньше, чем армии троеруких и серая чума. Желавшим власти стоило малых усилий посеять смуту среди народа и совершить переворот его руками. Кто знает, что было бы, останься Гилиар Главным Магистром?.. В любом случае, я не хочу такой судьбы для Лэсвета. Прецеденты в нашей истории уже были, и я хотел бы избежать их повторения.

— Времена меняются, Изар, — протянул Эмил, — но в целом я согласен с тобой. Это разумно. У его драконьей крови есть и минусы. Но почему ты решил завести себе ученика именно сейчас? При всём моём к тебе уважении, ты должен теперь думать не о нём, а о близящейся войне. И девчонке.

— Должен и думаю. Но… мне неспокойно, — Магистр встал, отвернулся к окну и скрестил руки на груди. — Словно какое-то предчувствие, но я не могу понять… Ай да к Марраку, друг, не обращай внимания. Я просто решил завести себе ученика, что в этом такого удивительного?.. А почему маг воды — на то есть простая причина. Всё тот же Сильвестр, который в дальнейшем сможет усиливать его заклинания. Подумай сам, какой мощи может быть смежное заклинание двух магов воды, один из которых маг драконий?

— Да, теперь понимаю… Но всё же тебе придётся подыскать для него учителя среди магистров водной специализации. Он не Сильвестр, которому помощь нужна была лишь на первых порах из-за специфики его магии, — Эмил задумчиво нахмурился. — Да, я рассмотрю предложение взять себе ученика, дай мне несколько дней. Нужно ответственно подойти к отбору кандидата. И… — он поднялся из кресла, собираясь уходить, на несколько секунд замешкался, словно выбирая, что именно ему сказать, — предчувствия — это пустое. Если хочешь, могу дать тебе ещё успокоительного. У самого нервы шалят…

— Нет, оставь. Пора мне учиться справляться самому. А то так и до зависимости недалеко. Я должен быть в состоянии сам справиться со своими нервами, не находишь?

45 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Земли руссов, Миро, Странный мир

Рэт хрипло, со свистом вдохнул в себя влажный воздух и подтянул колени ещё ближе к груди, обвил руками, стараясь удержать жалкие крохи тепла. Рядом с Мирэдом, вернее, с Нэссом, было гораздо теплее, но он не мог позволить себе постоянно греться под его боком, хотя очень хотелось. Из головы до сих пор не выходили его слова... Наверное, Рэт и вправду сошёл с ума, раз смог предположить такое, но ему действительно казалось, что этот тёмный совершенно искренне хочет его ободрить, что он совершенно искренне ему сопереживает… Нет, бред, конечно же, бред. Глупо думать, что Нэссу на самом деле есть до него дело.

Кому вообще было до него дело? Разве что матери?

Но она давно мертва, пора наконец-то примириться с этим. Как и с тем, что скоро будут мертвы и они в этом будто скованном льдом гроте, который высасывает из своих пленников жизнь в прямом смысле этого слова. В первые дни здесь было тепло, жарче, чем на Элфанисе… Теперь же и камни почти что подёрнулись инеем. Наверное, скоро и он, и тёмные действительно отправятся к Океану — если, конечно, считать его богом, как это делали руссы. Рэт всё же надеялся на Клоис. Если она есть… Быть может, у неё он встретит маму, и она, наконец, расскажет ему, почему ушла так рано. А если и не расскажет, то он всё равно будет счастлив. Она обнимет его как в детстве, наклонится и поцелует в лоб, а её золотые кудри будут щекотать ему лицо…

Рэт отчаянно замотал головой, прогоняя сонливость. Нет, не время засыпать! Ещё не всё потеряно! Наверняка за тёмными придут, у них же была какая-то миссия! Их же не могут бросить здесь и оставить умирать?.. Хотя почему — они умрут и вернутся к своей Госпоже Смерти, а она вновь воскресит их уже в другом месте. Она ведь может так, если верить всему, что говорят о её служителях… Стоит ли этому верить?

Они уйдут, так или иначе, а он останется здесь навсегда, среди холодных камней, один в этой пустоте и темноте…

Но страшно уже не было. Было просто до ужаса обидно умирать вот так — в каком-то затхлом гроте, в чужой стране, не увидев напоследок родных и не сделав в своей жизни ничего стоящего. Не считать же стоящим этот глупый побег?

Сейчас Рэт был бы рад даже Эртару, хоть с ним тёплых семейных отношений у него так и не сложилось, или отцу, что почти не уделял ему времени ввиду государственных забот. Хотя особенно хотелось увидеть Ллири. Наверняка сестре будет очень больно, когда она узнает, что авантюра, к которой она его подтолкнула, принесла ему смерть. Наверняка она будет винить себя, хотя ни в чём не виновата. Она ведь хотела как лучше, хотела дать ему возможность увидеть мир, и лишь его вина, что он так бездарно использовал этот шанс, переоценил свои силы и попал сначала в плен к тёмным, а потом — к руссам.

…Почему же он не слушал Эртара? Почему же он никогда его не слушал? Почему привык принимать говоривший в брате здравый смысл за злую насмешку над его желаниями, за попытку запереть его, запретить ему жить? Впрочем, сейчас уже поздно жалеть об этом, дело сделано, и такой конец — лишь его вина.

Да и… Несмотря ни на что, вряд ли бы Рэт согласился променять полные ярких эмоций и картинок дни на столетия спокойной элфанисской жизни, пусть его приключение и завершилось так и здесь. Быть просто Рэтом ему понравилось гораздо больше, чем Светлым Рэттаном, запертым в стенах Небесной Резиденции, и если бы у него была возможность вернуться в прошлое, он ничего бы не изменил — он вновь сбежал бы.

От этой мысли почему-то стало спокойней.

Рядом беспокойно дёрнулся и застонал забывшийся беспокойным сном Нэсс. В полумраке Рэт явственно увидел, как зашарила по полу его рука, а не найдя чего-то, бессильно повисла на цепи. Рэт догадывался, что он искал даже во сне — той змеи, серой в полоску, змеи Забирающего, не было рядом с ним. А ведь для них змеи не просто фамильяры, а практически вторая половина души, потерять её очень болезненно. Рэт даже боялся представить, насколько.

Первое время после того, как тёмный очнулся, всё было в порядке. Потом же он начал морщиться и хвататься за голову, тереть виски, болезненно щуриться. Сказал — мигрень. А после Нэсс и вовсе начал впадать в беспамятство и мог, не договорив слова, потерять сознание и очнуться только через пару часов. Рэта это пугало.

Теперь роли поменялись — не Нэсс пытался его успокоить, а сам он успокаивал Нэсса, когда тот вскакивал и начинал шептать какой-то бессвязный бред, в котором с каждым разом слышалось всё больше отчаянного: «Где ты, змейка? Аин-Зара, я здесь». Рэт боялся, что однажды просто не сможет удержать тёмного, и тот расшибёт себе голову о каменный пол, извиваясь в конвульсиях. Он пытался говорить с Нэссом, но это не помогало. Лишь иногда он смотрел на него своими полубезумными глазами, в которых всё реже вспыхивало серебро Забирающих, и что-то шипел. Иногда он дёргался настолько сильно, что Рэту приходилось, переступая через последние приличия, обнимать его — перекинув руки через его голову, и прижавшись к его спине, сжимая, только чтобы удержать и не дать упасть. Рану он больше не решался перебинтовывать — не было ни возможности, ни чистой ткани и чего-то, чем можно было дезинфицировать её, и эта попытка помочь могла лишь навредить.

Рэта мучил голод, то, чего эльф не испытывал до этого ни разу в жизни. Руссы не оставили им никакой еды, и он давился лишь ледяной затхлой солёной водой, растёкшейся по полу и скапливающейся в трещинах и выемках на камнях. Мог бы он подумать прежде, когда ещё жил на Элфанисе, что когда-то будет рад и простой мутной водице, которую не пили даже беднейшие из эло? От неё тошнило, а желудок сводило судорогой, но это было лучше, чем ничего. Рэт заставлял пить и Нэсса. Тот плевался, шипел, словно большая рассерженная змея, не желая глотать отвратительную жижу, но что-то всё-таки глотал. На том и держался.

Нэсс вновь приоткрыл запавшие глаза и застонал сквозь зубы, сползая вниз по стене, к которой его, обессиленного, Рэт прислонил несколько часов назад. Он дёрнулся к тёмному, подхватил за плечи и усадил обратно, хотя и сам уже едва мог шевелиться. Ноги и руки немели, по телу ползла противная липкая слабость. И магии, магии, что могла бы его поддержать, больше не было с ним. Сколько ещё он так продержится, на одной воде?

— Как ты себя чувствуешь?

В ответ ему раздалось лишь невнятное шипение, затем Нэсс изогнулся до хруста в костях — Рэту на секунду даже показалось, что сейчас он просто сломает себе позвоночник, — вывернулся угрём, с силой приложился головой о стену, забормотав что-то на языке Забирающих. Он был так похож на драконий… Рэт выхватывал отдельные слова, но перевести не мог. От нехватки еды и свежего воздуха у него самого всё плыло в голове. Нэсс же бился в какой-то дичайшей агонии, колотя ногами и руками об пол и стены, то начиная кричать, то замолкая и начиная смеяться, мотая головой, ударяясь ею о стену, как умалишённый. От нового удара по его виску заструилась тонкая струйка крови, и Рэт крепко схватил, сжал его, в отчаянной попытке не дать ему больше дёргаться. Так они и сидели — Рэт, вздрагивающий каждый раз, когда тёмный ударялся о камни, и бьющийся в приступе Нэсс. С него станется расшибить себе голову насмерть…

И тогда Рэт останется совсем один.

Он крепче сжал тело тёмного ослабевшими руками. Нет, нет, он не может остаться один, не сейчас… Нэсс поправится, приступы пройдут, он снова будет говорить с ним…

Наконец тёмный затих и обмяк, откинув голову ему на плечо. Он тяжело и прерывисто дышал, по его лицу тёк пот, а сам он был невероятно холодным, почти таким же, как индевеющие уже камни. Рэт выдохнул и прислонился спиной к стене, чтобы было легче удерживать чужое тяжёлое тело. Он просто не мог сейчас бросить его на полузатопленный пол. Нэсс был единственной преградой между ним и темнотой.

Эгоистично?.. Но хуже тёмному от этого точно не будет.

Где-то во мраке застонал Вард, неведомо как до сих пор державшийся на самом краю жизни. Рэт прикрыл глаза, начиная бездумно считать секунды. Ресницы слипались, разум окутывал тягучий сонный морок. Отдайся ему, и больше ничего не будет, ничего, только покой… Если бы только их кто-нибудь спас, если бы только за тёмными пришли… О Клоис или Смерть, если вы есть где-то там, то спасите…

Один, два, три…

Вард застонал громче, надрывней. От этого стона сжималось и пульсировало что-то внутри. Чужая безумная боль ощущалась едва ли не физически.

Четыре, пять, шесть…

Кто-то, может быть, даже он сам, всхлипывает. Хотя нет, это наверняка Зенор. Самому уже плакать нечем, да и больше не хочется. Разве что совсем немного, разве что самую каплю, просто потому, что иначе никак, иначе не выразить…

Семь, восемь, девять…

Квэарр бормочет что-то неразборчивое, и его голос эхом отдаётся от стен. Он всё ещё не теряет надежды разрушить стены магией, но древним камням грота плевать на его потуги. Собственные мысли путаются, плетутся, как шерстяные нити в руках неумелой прядильщицы, и узор всё не выходит и не выходит, и вместо пышных цветов лишь смятые сломанные лепестки.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

Вновь глухо стонет Вард, Зенор шепчет что-то успокаивающее срывающимся тонким голосом, но в нём уже нет никакой надежды, пусть он и полон мольбами потерпеть, потерпеть хоть ещё немного.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

Квэарр замолкает и безумно хохочет. Смех ломким эхом отражается от стен, множась и преломляясь.

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Стук капель где-то впереди. Скоро на полу будет ещё одна лужа. Насколько глубокая? Сможет ли он напиться из неё?

Девятнадцать, двадцать, двадцать один…

Нэсс приоткрывает глаза и тихо бесцветно шипит.

Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… Ллири, наверное, гуляет в саду…

Шаги где-то за темнотой.

Двадцать пять…

И свет, яркий солнечный свет, бьющий по глазам, точно лопнувшее стекло.

1) ЛМПУ — Лэсветский магико-политический университет.

Вернуться к тексту