Руины Тиррэн Рина. Пламя на углях (джен)

34 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Замок Лиррэ, Лэсвет, Странный мир

Весь прошедший день Серафима лежала пластом, не предпринимая попыток встать и хоть чем-нибудь заняться. Голова болела сильнее, чем обычно, «Хроники» она больше читать не рискнула, и попросила Сильвестра, уже привычно проводившего её вчерашней ночью до комнаты, отнести их обратно в Библиотеку. Другие книги Серафима брать не стала, решив дать измученному организму хоть немного отдыха. На этом же настаивал и бдительно следящий за её состоянием Средний Магистр.

Несколько раз за день к ней заходил Велимир, возбуждённо лохматил когтистой пятернёй морковные волосы, из которых опять торчали медные рога, сверкал зелёными глазищами, чесал чешуйчатый нос и бил по полу длинным узким хвостом, весело рассказывая про каких-то вьёлов, которые должны были скоро прибыть в Замок Лиррэ по сверхсекретному поручению, о котором в письме упоминать было ну категорически нельзя. На вопрос, кто такие вьёлы, Серафима сначала получила удивлённый, потом понимающий взгляд («точно, я и забыл, что ты ещё ничего не помнишь!»), а потом довольно пространный ответ, из которого она сделал вывод, что они чем-то напоминают оборотней и превращаются в волков по собственному желанию, да ещё и сохраняя рассудок.

Брат попытался нарисовать вьёла в его волчьей форме, видимо, сочтя, что после его объяснений необходим и наглядный пример, но не слишком в этом преуспел — его художества не продвинулись с восьмилетнего возраста ни капли, и нарисованный волк больше походил на громадный и кривой туго набитый колючий мешок с пятью корявыми палочками вместо ног и хвоста. Велимир на эти слова страшно обиделся, однако буквально через полчаса вновь вернулся, таща за собой Элин — как всегда, не слишком довольную — и набор цветных карандашей. Сестра нарисовала вьёла куда как лучше, да и против обыкновения почти не фыркала. Серафима отметила про себя, что та всё-таки немного изменилась в лучшую сторону, и всё не так плачевно, как казалось ей ещё пару дней назад — земная Эличка до её комнаты бы и не дошла, а если бы и дошла, устроила бы грандиозный скандал.

В её версии вьёл был всё тем же чёрным меховым шаром с жёлтыми крапинками глаз, разве что более похожим на волка. На возмущение Велимира тем, что некий Сверр вовсе не такой толстый, она ответила ехидным: «Я художник, я так вижу», почерпнутым из неизвестного источника, и гордо удалилась восвояси.

Эта перепалка Серафиму изрядно повеселила, и она сделала себе заметку пообщаться с этими непонятными вьёлами позже, когда они объявятся в Замке. Судя по поведению Мира, она была знакома с ними и раньше — значит, стоит поговорить. Возможно, она выяснит что-то о прошлом таким образом, раз эксперимент Магистра Курэ не удался. Разве что считать удачей эти видения и странное то ли имя, то ли какой-то иноязычный термин. Мирэд… Что же это такое? Или не что, а кто? Тот юноша со змеёй или та странная магия, что он творил над подсвечником? А может, это имя той женщины-силуэта или туманная темнота вокруг неё? В этом Серафима самостоятельно разобраться не могла, за неимением необходимого количества информации, а рассказать кому-то — почему-то по-прежнему не решалась.

Приходил к ней и Сильвестр, после вчерашнего вечера, видимо, до конца отошедший от её внезапного появления и ставший вести себя с ней чуть смелее, чем раньше… И, что радовало Серафиму, почти сведший на нет всю свою неясную и навязчивую нежную обходительность. По правде говоря, его поведение заметно напрягало и уже даже начинало раздражать — Серафима категорически не понимала, как ей следует вести себя с ним, чтобы не вызвать нового приступа внезапной хандры, непонятных взглядов или длительного молчания, которые частенько у него случались. Да, она понимала, что Сильвестру явно не хватало её прежней — той, помнящей всё, и старалась поумерить и свой яд, и недоверие, но такое его поведение обескураживало, ставило в тупик. Ей нечем было ответить на то тепло в его взгляде, она не помнила, не знала, что чувствовала к нему раньше, не могла до конца понять, и что именно вкладывает в эти взгляды он.

Но спросить и услышать ответ готова не была.

Сильвестр принёс ей две полные тарелки пирожков с яблочным повидлом, наподобие тех, что они ели вчера — правда, вчерашние были с брусникой и малиной. Однако яблочные тоже оказались весьма вкусны — даже Марта Афанасьевна своей Эличке таких не готовила, на Серафиминой памяти.

Первая тарелка была съедена за приятным и непринуждённым душевным разговором о книгах, плавно перетекшим в беседу о красотах Лэсвета, в результате которой Серафиме всё же удалось уговорить Сильвестра устроить-таки ей завтра конную прогулку по окрестностям Белозара. Он долго отнекивался, ссылаясь на её слабость после экспериментов Магистра, но с одним условием своё согласие всё же дал — он настоял на том, чтобы прогулка состоялась ближе к полудню, а не на рассвете, как изначально планировалась. Мол, чтобы Серафима не подкашивала своё и без того подкошенное здоровье столь ранним подъёмом.

На этом они и договорились, а вечером, когда Серафима лежала без сна, тщетно пытаясь не обращать внимание на идущую кругом голову и провалиться в небытие, он даже принёс ей книгу со старинными сказаниями. Вот только прочитать их самостоятельно Серафима не смогла — строчки плясали и расплывались перед её глазами, и ей пришлось согласиться на щедрое предложение Сильвестра почитать ей вслух. Правда, на её согласие он отреагировал весьма неоднозначно, словно бы слышал его и раньше, и после такого же вопроса. Хотя, быть может, и слышал. Кто знает, какие у них были отношения до потери памяти? Все её размышления упорно приводили к этому вопросу, но о возможных ответах на него она думать не хотела.

Голос Сильвестра при длительном прослушивании оказался очень приятным, и Серафима сама не заметила, как уснула на очередном сказании о похождениях великого героя, жившего ещё в Век Цветения и бывшего одним из полководцев во время Серой Войны. Звали его Ларсенар, был он родом из одного селения, где поклонялись Огненной Деве, ныне известной как пламя — Элэйн. Обладал он также немалым умом и хитростью, богиню свою очень любил, приносил ей богатые дары и служил верой и правдой. А однажды ему вздумалось принести ей диадему с кроваво-красными камнями, что принадлежала одной королевне, «красоту которой воспевали менестрели». Ларсенар, однако, справедливо рассудил, что его богиня лучше какой-то там королевны, и решил диадему похитить. А диадема была за семью печатями запрятана в королевской сокровищнице, ключа от которой не было, зато был хитрый, замешанный на магии механизм. Дослушать историю до конца Серафима уже не смогла — хотя ей и было очень интересно, она заснула под чарующий голос Сильвестра, на том моменте, когда Ларсенар добрался до подземелий королевского дворца, но еще успела подумать, что дочитать потом всё же надо.

Или попросить дочитать его.

Следующим утром Серафима проснулась неожиданно рано — рассвет за окном только разгорался, лениво расползаясь по небу тягучим огненным заревом, а на часах было всего около семи утра. Напрасно проворочавшись с полчаса, Серафима встала, доела вторую тарелку вчерашних пирожков с заботливо поставленными Сильвестром термочарами (вызывать служанку с просьбой принести нормальный завтрак не хотелось — это заняло бы много времени) и, недолго раздумывая, чем бы занять себя до обещанной поездки, направилась в замковую библиотеку.

Вчерашние легенды всколыхнули воспоминания о Пророчестве, и она решила всё же попытаться накопать про него хоть какую-то информацию, пока у неё есть свободное время. Чувствовала она себя при этом маленьким непоседливым ребёнком, пытающимся залезть в ящик отцовского стола, несмотря на предупреждения родителей о последующем наказании.

Библиотека встретила её тишиной, не нарушаемой даже шелестом страниц. Во-первых — время было довольно раннее, хотя Замок и начинал сейчас потихоньку просыпаться, а во-вторых — её посещали довольно редко. Слуги сюда не допускались, у Магистров не было времени читать, а летописец Ма́ур Нарт — автор последних «Хроник Лэсвета» — сидел в смежном помещении и выходил оттуда, только чтобы поесть и поспать, если верить тому, что рассказывал о нём Сильвестр. «Хроники» выставлялись в отдельном зале недалеко от него. Для начала Серафима отправилась туда: быть может, информация о Пророчестве упоминалась и после тысяча шестьдесят четвёртого года или в конце него?

Беглый осмотр ничего не дал. Через несколько часов, пролистав все хроники до тысяча шестьдесят девятого включительно, Серафима упала духом. Везде упоминались лишь последствия его нахождения, например ежесезонные собрания представителей вновь окрепшего Финнского Альянса — союза всех стран этого материка, куда входил и Лэсвет, и повышение его политической значимости.

Это казалось странным — такая важная вещь, как великое Пророчество, и никакой информации? Или, возможно, ему посвящена какая-то отдельная книга, а, может, приведён и его текст?

Серафима поднялась из-за стола, за который села, пока пролистывала хроники, и до хруста потянулась. Следовало пойти ещё раз перекусить, поскольку нормально она так не позавтракала, а потом вернуться и продолжить поиски. До полудня ещё оставалось время, а сегодня она чувствовала себя гораздо лучше. Серафима отнесла книги на место и направилась к двери, когда что-то её остановило. Такое же непонятное предчувствие, щекочуще перебирающее по спине цепкими коготками и невесомо дышащее куда-то в шею, из-за которого она так никому и не рассказала ни о татуировке, ни о своих видениях, ни об этом «Мирэд». Словно предчувствие чего-то... чего-то странного, непонятного. Важного.

Серафима медленно вернулась к столу, почти физически ощущая, как царапается и подвывает за её спиной озверевшее предчувствие, и пошла вдоль книжных полок, к самой границе открытой библиотеки, туда, где находился раздел с древними сказаниями. Предчувствие ободряюще зашипело, кровь застучала в висках… И внезапно всё закончилось. Серафима завернула за стеллаж и в нерешительности замерла. Именно там её и поджидал сюрприз, в виде Младшего Магистра Инара Сиона. Он стоял к ней спиной, рассматривая корешки книг на полке, так что Серафиме была видна лишь его тёмно-пурпурная мантия с высоким, расшитым одной золотой полоской воротником и довольно коротко стриженные, по сравнению с другими двумя Магистрами, русые волосы, доходящие всего лишь до середины шеи и даже не собранные в хвост.

На звук её шагов он обернулся и сощурил серые глаза, тут же расплываясь в приторно-вежливой улыбке:

— Светлого утра, девочка. Вижу, что тебе уже лучше после вчерашнего, но всё же настоятельно не рекомендую брать «Хроники Лэсвета». Как я и говорил, у нас нет резервной копии, и, если ты испортишь оригинал, то случится катастрофа. Эти книги — очень важная часть нашего исторического наследия. Надеюсь, ты это понимаешь.

— И вам светлого утра, Магистр Сион. Конечно, я больше не буду их брать. Простите за то, что чуть не испортила их вчера, — Серафима низко поклонилась и еле удержалась от того, чтобы опустить глаза. Она действительно серьёзно провинилась, но просто ненавидела это чувство стыда, особенно перед взрослыми людьми, давящими своими авторитетом.

Инар Сион от этой картины видимо чуть смягчился, или, по крайней мере, сделал вид, что смягчился, и спросил уже вполне приветливым голосом, в котором Серафима, как ни старалась перестать, всё равно слышала наигранность:

— Тебя интересуют древние сказания? Или же ты искала в этой секции что-то другое?

Она против воли напряглась. Ей не слишком хотелось говорить Магистрам про свои поиски. Что-то подсказывало ей, что не стоит этого делать во избежание… Предчувствие вновь тревожно вскинулось, однако она себя пересилила, и уже почти открыла рот, когда Инар Сион вдруг загадочно и с каким-то затаённым ехидством протянул:

— Впрочем, мне кажется, что я знаю, что тебе нужно. И, думаю, что моя информация будет актуальной и теперь… Ведь ты ещё здесь.— Он словно на секунду задумался, что-то припоминая. — Ты найдёшь, то, что ищешь, в Замке Лиррэ, под тем местом, где свет сэрен мирэ поглощается цветком солнца, и где за стеною стучит неживое сердце, что хранит Белый Совет. И помни о своём обещании, я ведь выполнил свою часть уговора, и уже не единожды.

— Что, простите?

Но он не ответил, лишь обогнул изумлённую Серафиму и скрылся среди книжных полок. Когда секундой позже она бросилась следом, его уже не было в библиотеке.

* * *

— Что, прости? Я задумалась, — Серафима тряхнула головой и повернулась к Сильвестру. Мысли о Инаре Сионе всё ещё её не отпускали. Что он имел в виду этой загадкой? Местоположение чего в ней указано? Пророчества? Но как он узнал о том, что она его ищет? Она уже… спрашивала его раньше? Судя по всему, так и выходило. Значит, предположим, что она спросила его о том, где находится Пророчество, и пообещала что-то взамен. Что-то настолько важное, что он указал ей место, где оно хранится, подвергая себя опасности. Ведь вряд ли бы Младший Магистр стал говорить загадками, если бы это была общедоступная информация. Значит, Пророчество хранится в тайне, и она искала его ещё до потери памяти. Тоже из любопытства? Или здесь было замешано что-то другое?

И что, всё-таки, она, семнадцатилетняя девчонка, лишённая магии, могла обещать одному из верховных Магистров? Что она могла дать ему такого, чего бы он не смог взять сам?

— Я говорю, что ты подобрала правильную одежду для нашей поездки. Элин в первый раз заявилась на конюшню в платье, — Сильвестр улыбнулся, — и, собственно, мы уже почти пришли.

Серафима тоже усмехнулась, представляя, как сестра карабкается на лошадь в своих роскошных шелках, а потом сидит с задранной до коленок юбкой и с исполненным прежнего высокомерия лицом. Дамских седел здесь не существовало как факта. Сама Серафима смогла откопать в куче вещей, обнаружившихся в слишком большом для неё шкафу, брюки, светлую рубашку и укороченную версию сильвестрова камзола, отличавшегося лишь не такой богатой вышивкой и цветом — не тёмно-синим, а тёмно-зелёным. Ей даже почти сразу посчастливилось найти подходящую обувь, какие-то полусапожки неясного предназначения. Они были слишком тёплыми для помещения, но недостаточно тёплыми для промозглой погоды на улице, если ходить пешком. Но если Сильвестр сказал, что одежда у неё правильная, вероятно, они предназначались как раз таки для верховой езды.

Они спустились по лестнице, ведущей из Розовой Башни во внутренний двор, и вышли на улицу, сразу же попав в конюшню. Пахло здесь вполне соответствующе Серафиминым представлениям об этом месте — конями, навозом и сеном. Денники располагались двумя длинными рядами — левый граничил с замковой стеной, правый — с пристройкой. Лошадей здесь было даже слишком много на её неискушённый взгляд — целый табун голов в пятьдесят, если не больше.

Они ржали, вытягивали из своих стойл продолговатые головы на мощных шеях, один особо любопытный конь даже попытался лизнуть Серафиму, попутно сожрав её волосы, но его быстро перехватил мальчишка-конюх в лиловой рубашке с закатанными рукавами и с уже привычной для слуг «цветочной» нашивкой на плече.

Сильвестр же, тем временем, решил провести ей небольшой экскурс в своём духе. Иногда Серафиме казалось, что он пишет свои речи заранее, а потом заучивает наизусть — настолько книжными иногда выглядели его монологи.

— В конюшнях Замка разводят и содержат лошадей одной и той же породы. Это — лэсветский боевой конь, в просторечье — лесве, наша, можно сказать, национальная гордость. Они необычайно сильны, выносливы и грациозны, к тому же не очень прихотливы, что делает их одной из самых распространённых и востребованных пород в мире. Что немаловажно, лесве необычайно умны и преданы своему хозяину… При правильной дрессировке, конечно. Но справиться с ним может не всякий — лесве всё же боевой конь и обладает довольно большими габаритами и ростом — от полутора до почти двух метров в холке. К нему нужно приноровиться, особенно к тому, как запрыгивать… И это одна из причин, по которым я не хотел брать тебя на прогулку сразу после эксперимента. Его последствия…

— Даже если опустить его последствия — что же, я действительно раньше запрыгивала? Даже самый невысокий лесве ниже меня лишь самую малость, — Серафима хмыкнула. Она уже представляла, как будет карабкаться на такого коня. Тут даже отсутствие длинного платья не сильно поможет.

— Запрыгивала, да ещё как. Ты довольно хорошо ездила, у тебя ведь была практика в целых пять лет, — Сильвестр наконец остановился у одного из денников, — а вот и твой конь. Когда вы оказались у нас, Магистр приказал выделить вам лошадей. Он посчитал, что вы, помимо познаний в магии, должны иметь и неплохую физическую подготовку… К тому же, в нашем мире умение ездить верхом практически жизненная необходимость. Так тебе и достался наш Алхимик. Не бойся, он очень спокойный и далеко не самый высокий из содержащихся Замком лошадей, — он посвистел и несильно постучал по двери стойла: — Алх, выходи! Я привёл твою хозяйку.

С секунду ничего не происходило, а потом над дверью денника неспешно показалась флегматичная лошадиная морда. Алхимик был красив, по крайней мере, на всё тот же неискушённый Серафимин взгляд: у него была вытянутая голова, большие светло-янтарные глаза, лучащиеся совсем не лошадиным умом, чёрная блестящая грива и гладкая шерсть вороно-чалой масти. С минуту конь пристально разглядывал Серафиму, а затем фыркнул и ткнулся носом ей в плечо, словно признавая блудную хозяйку. Она робко погладила его по голове, и Алхимик горячо дыхнул ей в лицо, а потом лизнул щёку шершавым языком. Ощущение было, мягко говоря, специфическое, но Серафима не отстранилась, продолжая наглаживать конскую голову. Сам конь глядел на неё крайне довольно и подставлял под руки ещё и длинную тёплую шею.

Будь Серафима помладше на лет на пять-десять, она, наверное, прыгала бы от радости по всей конюшне, сшибая слуг и восторженно вопя во всю глотку. Лошади нравились ей ещё на Земле, но скромный мамин заработок, на который они жили вчетвером, не мог позволить ей заниматься верховой ездой. А тут целый конь. Вроде бы даже свой, ласковый и тёплый, глядящий на неё внимательно из-под густых ресниц: «Не уйдёшь ли ты снова?». Правда, Серафиму слегка страшило то, как она будет на этого гиганта залезать… но Сильвестр же ей поможет, правда? Пусть хоть где-то действительно пригодится его забота и обходительность…

— Вижу, вы уже нашли общий язык, — Сильвестр рассмеялся. Смеялся он красиво — словно звенела весенняя, вернее, клоэнанская капель, но как-то совершенно не по-человечески. Впрочем, с чего бы ему смеяться по-человечески? — Я прикажу седлать коней.

Он крикнул конюха, и к ним практически тут же подбежали двое мальчишек в уже знакомых лиловых рубашках, один скользнул в денник к Алхимику, другой — в соседний с ним. Вероятно, там стоял конь Сильвестра.

Через пять минут оба лесве были осёдланы и выведены мальчишками из стойла. Как сказал Сильвестр, он приказал почистить коней ещё утром, поэтому сейчас сборы на прогулку много времени не заняли. Его конь оказался так же потрясающе красив: высокий, на ладонь выше Алхимика, серебристо-вороной, с пронзительными чёрными опалами глаз, глядящими чуть снисходительно. Он тихо заржал и мотнул головой с роскошной белой гривой, тыкаясь своему хозяину в ладонь. Интересно, какое у него имя? Серафима повернулась к своему Алху и глянула на него снизу вверх. В холке он уже был выше её сантиметров на десять, а уж его голова, теперь не наклонённая к ней, и вовсе находилась на невероятном уровне. Серафима нервно сглотнула.

И зачем она так выпрашивала эту поездку?..

— Не волнуйся. Залезть на него не так сложно, как тебе сейчас кажется, — Сильвестр неслышно подошёл сзади, — я сейчас объясню. Левую ногу нужно поставить в стремя. Потом ты отталкиваешься, хватаешься руками за переднюю луку седла, перебрасываешь правую ногу и садишься. Главное, сделать рывок как можно сильнее. С таким высоким конём сразу может не получиться, но если что — я тебя поймаю, не бойся. Ты же мне доверяешь, смею надеяться?

Доверяет, а как же. Серафима вздёрнула бровь и с опаской поставила ногу в стремя, ухватилась руками за седло и попыталась оттолкнуться. Правая нога предательски не перекинулась, зато зацепилась за заднюю луку, а при попытке её оттуда достать съехала вниз, и в конечном счёте Серафима таки свалилась на Сильвестра, едва не сбив того с ног, и заехав ему локтём по лицу в лучших традициях собственной неловкости. Он, вопреки ожиданиям, её поймал, крепко обхватил руками за пояс, а после аккуратно поставил на землю. Она тут же к нему обернулась, надеясь, что попала не в глаз. Один день веселее другого...

— Вест, прости, я…

— Ничего страшного, — он качнул головой, вытер пальцами кровь из разбитой губы, и вдруг резко дёрнулся, уставившись на неё совершенно безумными глазами. — Погоди… Как?.. Ты… Ты назвала меня «Вест»?

— Да, — медленно протянула Серафима, — само вырвалось… Не стоило так тебя называ…?

— Стоило! Во имя всех всевышних, ты начинаешь вспоминать! — он было рванулся, чтобы схватить её в охапку, но глянул на мальчишек-конюхов, и так таращившихся на них с недоумённым интересом, и не стал. Но его лицо сияло таким чистым, незамутнённым счастьем, что всё было понятно и без этого. — Попробуешь залезть ещё раз?

— Да, конечно. У нас же конная прогулка, правда? Пешком мы столько не обойдём, мне бы многое хотелось увидеть.

Вторая попытка всё же увенчалась успехом, и Серафима относительно удобно устроилась на конской спине. Мальчишка кинул ей поводья, и она на удивление правильно их схватила. Видимо, тут начала работала память тела, которую было никакой амнезией не стереть.

— Молодец. Помнишь, как трогаться и останавливаться? Сжимаешь… — начал объяснять Сильвестр, но она его прервала.

— Да, я помню. В смысле, тело помнит. Прошлый опыт, как-никак… Да и ещё в детстве я этим интересовалась, так что с теорией верховой езды более-менее знакома, — Серафима криво усмехнулась.

— Хорошо. Если что, подскажу тебе по дороге. Трогаемся, — Сильвестр лихо, одним быстрым слитным движением вскочил в седло, и выехал из конюшни. Серафима, подавив завистливо-восхищённый вздох, двинулась следом.

Белозара они достигли спустя полчаса быстрого шага и въехали в город через главные ворота. Стражники в кирасах с вездесущим гербовым цветком поклонились в знак приветствия, но Сильвестр не счёл нужным отвечать. Видимо, у жителей Замка так не принято, что, впрочем, понятно — не станет же воспитанник Главного Магистра приветствовать простых стражников без веского на то повода.

Белозар был весьма большим городом даже по меркам родной Земли и размерами, наверное, лишь чуть уступал тому же Санкт-Петербургу. Дороги, по крайней мере, те, по которым они ехали, были вымощены тёмно и светло-серыми камнями, улицы, наверняка благодаря магии, сверкали чистотой. Всюду сновало большое количество мужчин и женщин с детьми. Горожанки были одеты в длинные платья или юбки с блузами, поверх которых были накинуты плащи или что-то вроде приталенных длинных камзолов самых разнообразных расцветок. Некоторые, чья одежда выглядела более богато, повязывали на шею длинные шарфы из блестящей плотной материи. Все мужчины, как на подбор, вышагивали в камзолах, почти не украшенных, однако, вышивкой и кружевами. Серафима отметила, что практически все, как и Магистры, забирали волосы в хвосты с помощью лент, многие, как и они же, носили короткие бородки. Лишь некоторые мужчины в одежде победнее ходили коротко стриженными. Возможно, здесь просто мода на длинные волосы, а может, по причёскам различают магов и не магов. Или же тут замешаны разные сословия?..

По обе стороны от дороги стояли небольшие опрятные дома по пять-шесть этажей, выкрашенные белой или светло-бежевой краской, с покатыми черепичными крышами красно-пурпурного, охристо-жёлтого и изредка кирпичного рыже-красного цветов. На многих этажах были балконы, ограждённые решётками с растительной вязью, на которых висели горшки с последними цветами этого года. Между некоторыми домами пробегали отделяющиеся от главной дороги неширокие улицы, поросшие по бокам стройными рядами подстриженных деревьев, чьи ветви были щедро украшены золотыми и оранжево-зелёными, всё ещё не до конца опавшими листьями. Под порывами лёгкого прохладного ветра они срывались и улетали прочь, яркими брызгами гуаши разлетаясь под ноги коням и людям.

Они въехали на площадь, на которой раскинулся шумный пёстрый рынок. Со всех сторон навалились звуки и запахи. Кто-то разговаривал, кто-то громко бранился, воздух был переполнен резкими ароматами специй, мяса и свежей выпечки, торговцы расхваливали свой товар, перекрикивая друг друга. В разномастной текущей со всех сторон толпе Серафима даже заметила нескольких явно не людей: златокудрую женщину-торговку с острыми ушами, очень похожую на книжного эльфа, бойким мелодичным голосом расхваливающую семена цветов с некого Элфаниса, и группу смуглых черноволосых мужчин с волчьими хвостами и ушами, стоящими у одного из прилавков. Заметив её взгляд, Сильвестр пояснил:

— Это вьёлы. Чем-то напоминают ваше земное представление об оборотнях, судя по тому, что ты мне рассказывала о ваших земных легендах. Правда, в нашем мире между оборотнями и вьёлами существует чёткое разделение: первые свои превращения не контролируют и зависят от цикла Солнца Ночи, да и превращаются, если верить книгам, не в волков, а во что-то… мерзкое. Да и в человеческом обличье они не красавцы, и больше смахивают на крыс. Вьёлы же трансформируют тела по собственному желанию, могут делать это по частям, как ты могла заметить, и напоминают громадных чёрных волков. Сам я обращённого вьёла никогда не видел, но так говорят.

— Так вот вы какие, вьёлы, — Серафима окинула группу более внимательным взглядом и невольно задумалась о том, исчезают ли их человеческие уши, когда они отращивают волчьи. — Мир мне про них рассказывал. Говорил, что они скоро приезжают в Замок.

— Да? Вполне возможно, что они могут быть в составе делегации с Элфаниса, королевства эльфов. У эльфийского Светлейшего Эрнанна есть двое воспитанников-вьёлов, один из них — Сверр, если я не ошибаюсь — уже однажды бывал в Замке, когда к Магистру приезжала делегация со Светлой Иллирией. Его сестра, Фредерика, была второй женой Светлейшего, и Светлая — его племянница. Когда ей было тринадцать, Светлейший решил представить её дяде, — сообщил Сильвестр и тут же переключился на другую тему:

— А если ты посмотришь направо, то увидишь городскую ратушу, а за ней малые соборы, посвящённые Семерым и Сириону. Поскольку государство у нас светское, они находятся здесь больше как памятники культуры, нежели как действующие церкви… Хотя молиться в них не запрещено.

Серафима повернула голову, который раз за день восторгаясь лэсветскими красотами. Ратуша возвышалась над прочими домами метров на десять, золочёным шпилем пронзая сизую дымку облачного неба. Сложенная из белого сияющего камня, она словно отражала солнечный свет, почти резала глаза своим блеском. Высокие стрельчатые окна были забраны цветными витражами с изображениями солнечного цветка, свет преломлялся в них, пуская блики по стенам и дорожным камням. Здесь явно не обошлось без магии… но как же красиво! Малые соборы, расположенные по обе стороны от ратуши, абсолютно терялись и смазывались за этим белоснежным великолепием, она даже не сразу их заметила эти невысокие каменные здания с вытянутыми вверх треугольными крышами, застеклёнными спереди витражами. На первом зо́лотом был изображён какой-то знак, похожий на два находящихся один в другом круга, прошитые вертикальной полосой. На втором по кругу шли разноцветные силуэты: багрово-чёрная змея, белое с красным крыло, зеленовато-золотой олень, голубовато-синее создание, чем-то напоминающее дельфина, красно-рыжее огненное сердце, графитно-серый волк и нежно-розовый сиреневатый цветок. От каждого силуэта тянулся тонкий луч, в центре они встречались и образовывали белую семиконечную звезду.

— Это Звезда Семерых. Змея олицетворяет Странника, крыло — Смерть, олень — Природу, фи́нэл, то голубое существо — Лёд, сердце — Пламя, волк — Скалу, а цветок — Ветер, — пояснил Сильвестр.

— Почему? Не логичней бы было, если бы символом Ветра было крыло? Да и с остальными как-то непонятно.

— Дело в старинных легендах и мифологии. Я не так хорошо в ней разбираюсь, но, согласно преданиям, Странник создал расу Забирающих, чьими фамильярами являются змеи, Смерть — расу птицекрылых ванов, отсюда и крыло. С Природой всё, думаю, ясно. Финэл является морским скакуном Льда, Пламя так же называют Повелевающей Любовью, Скала приложил руку к появлению оборотней и вьёлов, а Ветер является также воплощением лёгкости и нежности, поэтому её символ — небесный цветок, одно из распространённых элфанисских растений.

Под конец этой тирады Серафима весело фыркнула:

— Как ты интересно не разбираешься в мифологии, Вест. Ты же ходячий справочник!

— То, что я тебе рассказал, знает практически каждый из тех, кто читал в детстве сказки, — Сильвестр коротко улыбнулся.

— И что, в ваших сказках так и написано: «Элэйн, одна из Семерых, Владычица огня и Повелевающая Любовью…»?

— Ты только что проговорила сокращённую версию. Обычно это звучит как: «Огненная Дева Элэйн, Пламя, Владычица огня и опадающих листьев, Повелевающая Любовью, Пятая Драконица, одна из первозданных Семерых»…

— Бедные дети, которые всё это читают и слушают! Это же надо — дать столько имён одному созданию! — восхитилась Серафима.

— Иногда к вышеперечисленному добавляются имена на драконьем или древнем ринском языке. И учти, Лэсвет — светское государство. Представь, что бывает в странах, где Семерым действительно поклоняются.

— Да там дети засыпают до того, как все имена перечисляются до конца, — она хихикнула.

— Как по мне, очень удобный метод. Зато те дети, которые не засыпают, получают хорошую подковку в мифологии, — Сильвестр вновь улыбнулся. — Ну что, покатаемся по городу ещё, или ты хочешь съездить в Серый лес?

— Пожалуй, хочу. От города далеко?

— Если рысью, то не очень. Тогда мы доедем до центральной статуи и повернём к Западным Воротам. К ним как раз ведёт прямая дорога, — кивнул Сильвестр.

— Что за центральная статуя? — поинтересовалась Серафима, подбирая поводья, почти выскользнувшие у неё из рук.

— В Белозаре есть пять статуй, посвящённых великим деятелям прошлого. Одна располагается в центре, ещё четыре — согласно сторонам света. Собственно, в центре находится статуя, изображающая Белый Совет — первых трёх верховных Магистров — О́раха Тарда, Хилда Ардса и Нуа́та Дрита. Они основали Белозар и построили Замок Лиррэ около полутора тысячелетий назад, и статуя была воздвигнута ещё при их жизни, поэтому сходство с оригиналами потрясающее. Если верить портретам, конечно… Впрочем, ты скоро и сама увидишь. Они словно живые! На западе находится статуя человека-учёного Карвира Аркаса из вольного города Грань. Именно он придумал ступени изучения магии в тысяча третьем году Эпохи Магии. На юге — памятник Магу и Магии. На востоке — основателю первого лэсветского института магии, магистру Тиару На́ри, а на севере — великому воину, родившемуся в Белозаре и проведшему несколько победоносных войн в сотых годах эпохи Серой Войны, подаривших территории Лэсвета два острова — Са́пфэл и Ру́би, Лио́ру Риа́ту.

— Я решительно не понимаю, как ты умудряешься запоминать столько всего. От одного количества имён голова идёт кругом!

— Воспитаннику Главного Магистра из-за одного своего положения надлежит иметь острый ум и хорошую память, так что я всего лишь много читаю — и вот он, результат. И вот и она, центральная статуя.

Серафима подняла взгляд: впереди, на перепутье четырёх дорог, слившихся в небольшую площадь, высился огромный монумент, изображающий трёх мужчин в магистерских мантиях. Они стояли, вытянув вперёд левые руки с перстнями на указательных пальцах, и из-под их ладоней расползалась сверкающая золотисто-лиловая сфера, в которой находился белоснежный и кажущийся очень хрупким город. Мантии всех трёх Магистров, как и лица, и руки, тоже были вырезаны из белого камня. Лишь глаза и волосы неведомый архитектор решил сделать цветными. У первого мужчины были роскошные чёрные кудри и жёлтый янтарь глаз, глядящих словно бы с затаённой доброй усмешкой при кажущейся серьёзности. Второй был практически платиновым блондином, с холодными зелёными глазами, смотрящими свысока и буквально пригвождающими к мощёной камнями дороге. Серафима даже поёжилась. Третий же величественно, но в тоже время с заботой глядел вниз чёрными глазами, а ветер, казалось, почти шевелил его тёмные локоны, собранные в хвост.

— Действительно, они будто живые, — прошептала она, — и характеры переданы очень точно.

— Эта работа двух самых известных лэсветских архитекторов, братьев О́рода и Ильфа Ана́дов, уникальное строение из камня и магии. Даже при учёте всех наших возможностей её возводили пять лет, — Сильвестр тоже перешёл на шёпот, — они же создали и три другие статуи. Четвёртую, северную, возводил уже их преемник. Едем дальше?

— Погоди, а что написано на постаменте? — Серафима пригляделась, стараясь разобрать витые буквы.

— «Сердцу Белого Совета и всего Лэсвета, великим магам, творцам и правителям, хранителям наших жизней». Здесь идёт игра слов: трое первых Магистров действительно были своеобразным «сердцем» Лэсвета, так как являлись его основателями и долгие годы своего правления держали молодое государство на себе, а так же, согласно некоторым источникам, именно они создали Сердце Замка Лиррэ, артефакт, позволяющий ему видоизменяться. Я, кажется, уже рассказывал о нём?..

«…и где за стеною стучит неживое Сердце, что хранит Белый Совет». Значит, в загадке Инара Сиона говорилось об этом сердце. Эх, Серафима, могла бы догадаться и раньше, не в первый раз же слышишь о нём!

— А где оно находится? — спросила она, стараясь, чтобы её голос звучал как можно безразличней.

— Не знаю точно, мне доступно далеко не всё то, что знают Магистры. Где-то в Замке, — Сильвестр пожал плечами и направил коня к Западным Воротам.

До Серого леса они всё же добирались довольно долго, хоть и ехали рысью. Впрочем, Серафима не жаловалась: путь проходил по довольно живописным местам, да и рассказы Сильвестра скрашивали дорогу. Под копытами Алхимика хрустели одинокие сухие колосья и остатки последней травы, которую он иногда пытался пощипать, резко наклоняя голову вниз. Серафима старалась сдерживать его порывы — если он постоянно будет жевать, то до леса они смогут добраться лишь к вечеру. Пальцы с непривычки уже начинали побаливать от постоянного дёрганья жёстких кожаных поводьев. Сильвестров Дракон вёл себя гораздо приличнее, и на остатки зелени под ногами не обращал никакого внимания. Ровными рядами на поле, через которое пролегала их дорога, стояли огромные стога сена — и к ним они предусмотрительно не подъезжали. На голову давило низкое синее небо с тёмной ватой облаков, почти скрывших за собой дневное солнце. За городом осень, вернее, элэйнан, ощущался как никогда.

— Скоро начнётся дождь. Нужно поторопиться, если мы хотим успеть укрыться под деревьями, — Сильвестр, сощурившись, глянул вверх. Порыв ветра взметнул его волосы, и он недовольно откинул их с лица. Пусть перед поездкой он и перевязал их лентой, хвост успел уже порядком растрепаться.

— А ты не можешь что-нибудь наколдовать, чтобы он не пошёл? — полюбопытствовала Серафима, посылая Алха быстрее. Тело на удивление правильно двигалось в такт движениям конских ног.

— Во-первых, не наколдовать, а сотворить или создать магию. Если хочешь — намагичить, как выражаются простолюдины. Колдуют только ведьмы и ведьмаки, но никак не маги. Во-вторых, я не могу отменить дождь — тут нужен маг воздуха, который отгонит тучи. Я могу только заставить его идти сильнее, или выставить защитную сферу, но нам проблематично будет в ней передвигаться. Тем более, вместе с лошадьми мы можем и не влезть. Сферы большого масштаба я, к сожалению, пока что делать не могу. Да и подходят они больше для отражения огненных стрел, — Сильвестр покачал головой.

— Эх, выходит, что магия гораздо менее сильна и приспособлена для жизни, чем я думала, — Серафима вздохнула.

— Маги, даже драконьи, не всесильны, — он улыбнулся, — я думаю, у нас есть ещё минут двадцать. Мы должны успеть, а там можно и спокойно переждать непогоду в сфере.

Но они всё-таки не успели.

Дождь обрушился вниз ледяным шквалом, мгновенно проморозившим до костей и промочившим всю одежду. Алхимик под Серафимой возмущённо заржал и припустил к лесу едва ли не галопом. Она щурилась, пытаясь удержать коня, разглядеть хоть что-то за стеной воды и одновременно защитить глаза от больно бьющих в лицо капель. Вода затекала за шиворот, заставляла волосы мокрой паклей липнуть к коже, хлюпала в сапогах, едва ли не вылетающих из стремян, и всё не кончалась и не кончалась. Серафима едва не пропустила момент, когда Алх на полном скаку влетел в лес и, врезаясь в деревья, понёсся дальше. Она пригнулась к его шее, наплевав на поводья, обняла её руками, вцепившись мёртвой хваткой, чтобы только не свалиться. Конь бежал, с шумом ломая ветки, дождь шумел в ушах, голова кружилась, но через несколько десятков метров Алхимик всё же резко затормозил и остановился, недовольно тряся головой. Серафима глубоко вздохнула и с облегчением соскользнула с него на землю. Ноги почти не держали, но она добралась до ближайшего дерева и тяжело опустилась у его корней, не обращая внимания на слякотную грязь, расползшуюся у её ног. Не в лужу села, и то славно.

— Алх, я всё понимаю, конечно, но ты же боевой конь. Так какого Маррака ты испугался обычного ливня?.. Или это из меня такая никудышная наездница?.. — она подняла на него глаза.

Алхимик фыркнул и отвернулся, начиная с удовольствием пожёвывать остатки желтоватой травы. Серафима с усмешкой покачала головой и отвела со лба мокрые волосы. Сильный, но короткий ливень начинал стихать, а уж под защитой мощной кроны и вовсе был незаметен. Сильвестр, наверное, её потерял… Найдёт ли?

Словно почувствовав, что о нём думают, Сильвестр галопом ворвался на их маленькую полянку, слетел с коня и бросился к ней, упав рядом на колени.

— Ты в порядке? Не ранена? Не ушиблась? — его взгляд судорожно забегал по её лицу, он схватил её за плечи, словно пытаясь нащупать какие-то неведомые повреждения.

— Всё хорошо, Вест… — голос сорвался на шёпот сам собой.

Сильвестр был близко. Слишком близко. Растрёпанный, с мокрыми волосами, с капельками воды, стекающими по лицу, какой-то невыносимо, невозможно завораживающий. Он смотрел ей прямо в глаза, и Серафима видела мерцающий синий огонь его радужки и своё отражение в его зрачках. Его рука скользнула по её плечу вверх, перемещаясь на шею, по коже пробежали жаркие мурашки, когда её огладили его пальцы, он подался вперёд…

Дракон ехидно заржал и ткнулся мордой в лицо Сильвестра, опрокидывая его на спину прямо в жидкую грязь. Секундное наваждение спало, Серафима решительно замотала головой, поднялась с земли и протянула Весту руку, помогая ему подняться. Его белоснежные волосы и камзол были испачканы в грязи, а сам он выглядел удивительно растерянно и жалко.

— Мм… Поехали в Замок? — Серафима нервно улыбнулась. Она не знала, что ей ещё сказать и стоит ли говорить что-то вообще.

34 день элэйнана 1069 года от Серой Войны; Небесная Резиденция, Элфанис, Странный мир

Илва лениво потянулась, нежась на тёплом дневном солнце, и зевнула во всю клыкастую пасть. Золотистые лучи приятно грели расслабленное тело, лёгкий ветерок шевелил чёрную шерсть на загривке и доносил запах свежей травы и каких-то цветов, чьё название она за свои восемнадцать лет, проведённые на Элфанисе, так и не выучила. А сейчас ей придётся надолго уехать из вечного тёплого роэнана…

Эх. Конечно, мир повидать хотелось — считай, всю сознательную жизнь она провела здесь, выбираясь с Элфаниса довольно редко (и то лишь в последние несколько лет), большей частью за разнообразными травками для Светлой Иллирии вместе с братом.

Сейчас же им предстояло ехать в Лэсвет, в Белозар, к самому Главному Магистру. Не то чтобы Илва робела при мысли о скорой встрече, но всё равно ей было немного не по себе. Она не боялась, конечно, сильных мира сего, жила-то она, считай, в королевском замке, но эльфы — это эльфы, они понятны и изучены от кончиков острых ушей до золотых вихров на затылке, а Изар Мауг был ей совершенно незнаком, а незнакомые люди были непредсказуемы.

Непредсказуемость ей не нравилась.

Она слышала, конечно, про то, что Светлейшая Фредерика была сестрой Главного Магистра, Светлая Иллирия — племянницей, а сам он правил уже девятнадцать лет и что нашёл какое-то там Пророчество, но этим известная ей информация исчерпывалась. Специально Илва политикой и правителями не интересовалась, не думая, что ей придётся с этим столкнуться. Её гораздо больше привлекали разнообразные виды боя, оружие и вкусная еда, желательно, животного происхождения — ничего заумного и возвышенного.

На Элфанисе, правда, сражались в основном магией, которой она не владела, но и мечники с лучниками тоже встречались. Да и брат, конечно, не подводил — обучал её бою в волчьем обличье, которое Илва любила гораздо больше человеческого. Оно и выносливей, и, чего греха таить, симпатичней, да и мир в нём ощущается более полным и настоящим. Чего только стоит тот самый запах магии, щекочущий ноздри при каждом обращении… за него можно что угодно отдать!

Даже бочку жареных осетров.

Вот и сейчас Илва, обратившись чёрношкурой волчицей, лениво и привычно разлеглась на крыше Небесной Резиденции, прикрыв глаза и вдыхая аромат воздушной магии. Она, наверное, не смогла бы описать его словами, даже если бы внезапно научилась пёстрой и возвышенной эльфийской речи, он был не похож ни на что другое, и здесь, у Резиденции, ощущался особенно ярко. Местные же остроухие жители давно привыкли к Илве и даже не вглядывались, пытаясь понять, что же это такое чёрное развалилось на белоснежных камнях воздушного дворца.

Приближение Сверра она учуяла сразу. Только от него исходил такой запах — словно стрелой пронзающий волны эльфийской магии — запах молодого волка, хвойного леса, элфанисских вечнозеленых трав и чего-то будоражаще огненного. Эта огненная нотка появилась около года назад, когда брат в очередной раз выбрался в этот свой Ведьмин лес. Тогда он принёс на своей одежде несколько длиннющих волосинок характерного тёмно-розового цвета, чем порядком Илву озадачил. Потом уж брат нехотя объяснил, что нашёл себе девушку среди того общества. Что он будет делать с девушкой из племени аар, она уж спрашивать не стала — Сверр явно не хотел об этом говорить, слыша её скептицизм. Не то чтобы Илва порицала межрасовые браки, но ей, право, хотелось бы посмотреть на ребёнка, который может получиться у вьёла и аары.

В том, что ребёнок рано или поздно появится, она не сомневалась — вьёлы выбирают себе одну пару на всю жизнь, да и аары тоже, вроде бы, не склонны к множественным связям. А если и склонны — за брата она любой ааре пасть порвёт, он достоин счастливой жизни. Если она только узнает, что что-то не так…

Сверр тем временем легко вскарабкался на крышу, даже не вытягивая когтей, которыми очень удобно цепляться за выступы. Он всегда был потрясающе ловким и в этой ловкости превосходил свою сестру в разы. Взглянув на неё, он осуждающе покачал головой:

— Опять ты здесь, волчонок. Мы отправляемся через час, а ты прохлаждаешься. И не совестно тебе?

Илва замотала лохматой головой и совершенно бессовестно оскалилась, предвкушая его реакцию.

— Значит не совестно? Ну что же, сейчас будет.

Через секунду пахнуло звериной, вьёльей магией, и великолепнейший чёрный волк бросился на неё. Они покатились по крыше, обмениваясь шутливыми укусами и царапинами на грани боли, когда дружеская потасовка становится настоящей дракой. В конце концов, как более сильный и опытный, Сверр одержал верх, клыками схватил Илву за шкирку и хорошенько потряс. Она обиженно заворчала и использовала свой любимейший обманный манёвр — превратилась в человека. Зубы брата лязгнули у её шеи, а она, отрастив когти, вновь бросилась на него. Сверр тоже не медлил и немедленно вывернулся, перевоплощаясь в прыжке, и всем своим немаленьким даже в человеческом виде весом уселся на Илву сверху. Она для приличия ещё подрыгала руками и ногами, а потом затихла и со вздохом сообщила:

— Опять ты меня победил.

— У меня больше опыта, сестрица, — Сверр пожал плечами и поднялся на ноги, натягивая на себя сброшенную одежду. Эльфы, конечно, сшили им какие-то волшебные недобалахоны, которые на время превращения снимать не надо было, но всё же щеголять в одном исподнем по всему острову не хотелось. Что Илва, что Сверр предпочитали надевать поверх них относительно нормальную одежду. Лично Илве не шибко нравились воздушные голубые накидки — златовласые и бледнокожие эльфы с их тонкими чертами лица и хрупкими фигурами, конечно, выглядели в них превосходно и возвышенно-прекрасно, но Илва — смуглая, черноволосая, желтоглазая и не похожая по комплекции на тонкое деревце неопределённого пола — походила в них на чучело. Да даже тому же Сверру — высокому, поджарому и такому же смуглому, они шли гораздо больше, особенно когда он включал свой занудно-рассудительный режим.

— Илва, пойдём. Нужно забрать вещи и спускаться к остальным. Я и так с трудом уговорил их подождать нас, — поторопил её брат.

— Да, сейчас, — она растерянно смотрела на раскинувшиеся перед Резиденцией дома и сады, почему-то ощущая какую-то непонятную звериную тоску.

Сверр подошёл к ней сзади и обнял. Солнце расцветало в его волосах багровыми искрами.

— Мы ещё вернёмся. Мы ведь уезжаем с Элфаниса не навсегда, и будем дома максимум через полсезона. Не грусти, волчонок. Выполним задание и вернёмся, поиски не продлятся долго.

— Ты прав. Действительно, чего это я расклеилась? Не помню, чтобы была шибко сентиментальной, — Илва широко улыбнулась, скаля острые клыки, и первой спрыгнула с крыши, зацепилась за стену и шустро спустилась вниз.

Сверр покачал головой. Он знал, что возвращение на Элфанис будет совсем нескорым, но сестре — а имеет ли он право продолжать называть её сестрой после всего, что узнал? — не стоит говорить об этом.