Джедаи в Хогвартсе (гет)

Аврор Поттер всегда был юношей строгих понятий и не отбивал девушек у боевых товарищей, даже если боевые товарищи погибли во цвете лет. Поэтому всю войну Гарри настолько рьяно боролся со своими симпатиями к одной брюнеточке из Армии Дамблдора, что даже Йода, глядя на него, прослезился бы. Мудрый учитель Кеноби только качал головой, на примере своего бывшего ученика зная, чем грозит всем окружающим долгое воздержание падавана. Гарри не изменил своим принципам, даже когда до него дошли слухи об омеле и неуставном поступке, намекающие на то, что его зазноба совсем не в трауре. Только когда война кончилась, а со смерти Седрика минул год, Гарри послал Чоу Ченг корзину роз и сломанную палочку Петтигрю. Посылать вместе с палочкой набитую Дамблдором голову врага Оби-Ван его отговорил.

Спустя несколько часов сова прилетела обратно и принесла две перевязанные черной ленточкой гвоздики и насмешливую записку, в которой Гарри предлагалось не превосходить в серьезности свой новый памятник на Диагон-Аллее. Спустя два дня один из старых сотрудников аврората стукнул главе аврората Скримджеру, что в Армии Дамблдора опять неуставные отношения. Спустя два месяца вернувшийся в родную школу герой войны научился отгадывать равенкловские загадки, не выпрашивая в Силе подсказок у Гермионы, а также запомнил, как отключать сигнализацию в женской спальне без чуткого руководства Энакина. Спустя полгода на стол Дамблдора легла слезная жалоба Филча. Филч доносил до сведения директора, что несколько раз за последний месяц из закрытой намертво двери чулана на третьем этаже утром на него выпадал растрепанный Поттер, а когда Филч сам взялся за ручку, он оказался в неизвестной спальне, где на него накинули одеяло с гербом рода Блэков и применили на нем несколько приемов восточных единоборств.

Чоу и Гарри понравился гостеприимный дом дяди Сириуса, а дяде Сириусу понравились постояльцы, потому что, увидев Чоу в халате с драконами и с маггловским пылесосом в руках, расистский портрет в гостиной лишился дара речи на несколько часов, а после душеспаситильной беседы с учеником Кеноби дар речи покинул портрет совсем. Только спустя год дядя Сириус понял, что у постояльцев есть друзья, а у друзей есть еще друзья, и это может быть не так уж весело.

Последнее время древнейший и благороднейший дом Блэков терроризировал вольный джедай Энакин, который во время отпуска подработал в Голливуде консультантом по акробатике для культового боевика. Вернувшись из Голливуда, Энакин полюбил выражение «нет никакой ложки» и, используя свои недюжинные способности Избранного, завязал узлом все столовое серебро в домах своих знакомых. Правда, Гермиона обычно заставляла его развязать все обратно, но Энакин был неистощим: на прошлой неделе он доказал Сириусу Блэку, что нет никаких тарелок и нет никакой мебели, а когда Сириус с трудом поднялся с пола после падения со взбесившегося стула и в сердцах схватился за палочку, Энакин виновато заверил его, что нет никакого Энакина, и растворился в воздухе.

Дня рождения Гарри Сириус ждал как стихийного бедствия и иногда думал, что лучше бы уж было продолжать спасать крестника от Вольдеморта, чем спасать фамильное гнездо от развеселившихся джедаев и их учеников. Впрочем, Оби-Ван зашел помочь с подготовкой к празднику и уверял Сириуса, что все будет нормально, но Сириус ему не особо верил — во время отпуска Оби-Ван ездил в Голливуд вместе со своим бывшим учеником и даже пробовался на главную роль в культовом боевике, но не получил роль из-за излишней реалистичности игры, от которой «агент Смит» категорично заявил, что на одной площадке с этим убийцей будет появляться только его дублер.

— Взгляни на это философски, Сириус, — предложил Оби-Ван, взмахами рук украшая главную залу трепещущими снитчами и лавровыми венками и пряча с ухмылкой за одну из картин от души заколдованный бладжер. — Энька правильно говорит: ложки нет. И особняка нет. И смерти нет. Восточная философия, понимаешь ли, — ничего нет. Коньяка, кстати, тоже нет.

— Как нет? — удивился Сириус. — Я ж только вчера вынул из подвала новую бутылку.

— А вот так нет, — ответил Оби-Ван с восточным спокойствием и облизнулся.

Энакин и Гермиона появились в особняке на площади Гриммо со стопкой книг. Гарри даже не успел подумать о том, что Гермиона неисправима, когда Энакин преподнес ему четырехтомник, на котором Гарри увидел написанную подражателем обкуренному Пикассо картину «Гарри Каренина и Хогвартс-Экспресс».

— Эти маггловские книги, — торжественно сказал Энакин, — ты прочтешь с большим интересом и узнаешь о себе много нового. Что, как говорит дядя Обик, верный признак джедайского прогресса.

С первыми двумя главами первой книги Гарри ознакомился довольно быстро, и улыбочка у него на лице напомнила окружающим, кто читал ему зелья.

— Чует мое сердце, не доживу я до конца первого тома, — язвительно заметил Гарри. — Навалять Вольдеморту всяко потяжелей, чем отлупить жирного кузена.

— Мы с Гермионкой только половину прочитали, — признался Энакин. — Но в конец третьего тома подглядывали. Жить будешь. Но зря.

— Меня тоже травят не по-детски, — сказала Гермиона. — Энька знает автора, но не говорит.

— О, замечательно, — поделился Гарри, отрываясь от подаренной книги, — удав-полиглот. Даже может на змееязе «Бразилия» выговорить. Змееустов, вообще-то, называют Повелителями Змей, потому что змеи только их понимают. Саму-то змею понять немудрено.

— А что он на самом деле тебе сказал? — поинтересовался Кеноби, читающий у Гарри через плечо.

— Если правильно помню, он сказал: «Братан, давай схарчим жирного», — ответил Гарри. — А я ему рассказал, что Дадли редко моется и тем самым спас засранца. Змеи очень брезгливы.

Пока Гарри читал, начали прибывать гости, и книга вскоре пошла по кругу.

— А мне нравится сцена появления Гермионы, — сказал Фред, отбирая книгу у Джорджа. — Сразу видно матерую малолетнюю уголовницу: подбивает к нарушению закона об использовании магии несовершеннолетними и хвастается своим уголовным делом.

— Ага, — поддержал брата Джордж, — сначала Хагридов дракон, потом Слизеринов медальон. Кто-то в аврорате ее крышует, я всегда говорил.

— Заткнитесь оба, — велела Гермиона. — Не было ничего. Ничего не было.

— Вот я интересуюсь, — протянул из угла настоящий уголовник Сириус Блэк, который сразу взялся за третий том, — какой же козел этот роман тиснул?

— Действительно, Энька, не томи, — поддержал Сириуса Кеноби.

— В старом-старом замке, в большом-большом кабинете, — загадочно произнес Энакин, — сидит хитрый-хитрый старик в красном халате.

— Кардинал Ришелье? — вставил Кеноби, который уже ознакомился с широким пластом культуры магглов.

— Знаю я этого Ришелье, — с сердцем сказал Сириус. — Сначала засадил на тринадцать лет без суда, а теперь нафантазировал, как он в мою невиновность на слово поверил. Еще хреноворот какой-то придумал, раскудри его сирень. Если бы мы тогда в три палочки от дементоров не отбились, свалил бы на нас, небось, все свои грехи и дебоши, включая скандал с Полной Дамой, и был бы таков. А теперь еще и под женским именем пишет, старый извращенец.

— Насчет извращенца фиксирую, — тут же сказал Энакин, в котором снова начал пробуждаться бес графоманства. — Мы ему сюжет мемуаров подпортим.

Альбус Кристобаль Дамблдор любил успевать раньше — всегда и во всем. Ему первому после окончания войны пришла идея тиснуть мемуары и продать их в маггловском мире, чтобы срубить реальные бабки. И о том, что когда-нибудь герои мемуаров нападут на его след и захотят все изменить, он тоже подумал намного раньше, чем эта мысль пришла в голову Энакину. Поэтому теперь он с ехидным удовольствием разглядывал рукопись пятой книги, авторства Энакина и компании, в которой он был представлен в очень невыгодном свете. Снейп, уведший книгу со стола ее фиктивного автора, ухмылялся у камина.

— Очень похоже на Поттера, — одобрил Снейп, когда Дамблдор зачитал ему кусочек уже своего сочинения, в котором Гарри вел себя как экзальтированная девица и закатывал истерики всему, что движется. — Не забудьте, Альбус, вы мне обещали вставить кусок про его дражайшего родителя.

— Не забуду, — Дамблдор брезгливо поджал губы, пытаясь хоть как-то исправить в рукописи свою бесхребетность перед инспектором Амбрегалло, но пришел к выводу, что придется переписывать добрую половину текста. — Меня пока больше тянет писать реплики Пожирателей Смерти. Вот уж от их лица я этим пасквилянтам все выскажу!

— Кстати, — заметил Снейп, небрежно оперевшись о чучело Вольдеморта, — что у них, что у вас покойный Риддл получается бездарным психопатом.

— А и пес с ним, — Дамблдор задумчиво сосал перо, прикидывая, как бы пообиднее ухлопать Сириуса руками его нелюбимой кузины. — Я его с первого взгляда невзлюбил.

Если бы в следующие два месяца Гермиона не была так увлечена воровством рукописей, черновиков и гранок, она наверняка бы организовала общество защиты маггловских писателей и издательских работников от магическо-джедайских издевательств. Но пока у нее только спонтанно сложилось исследование «О влиянии частого Обливейта и майнд-трика на умственные способности магглов», а остальные силы ушли на подпольную работу.

— Извини, крестный, спасти тебя не удалось, уже в набор ушло, — сказал Гарри, выпадая из камина в гостиную на площади Гриммо, где добрая половина Армии Дамблдора отлынивала от служебных обязанностей в аврорате и писала клевету на своего бывшего директора. — Зато я ему весь кабинет в последней главе разнес. Он был просто жалок.

— Я его убью! — вскричал Сириус, хватаясь за перо. — Отравлю и с Астрономической башни сброшу!

— Мемуаров война началась, — философски заметил Кеноби, удачно подражая голосу Йоды.

— Можно еще убить Снейпа, — мечтательно сказала Гермиона, вспоминая все свои школьные обиды. — Что он там у нас больше всего ненавидит — мыльные оперы? Сейчас он у меня как коренной мексиканец выступит.

— А откуда ты знаешь, что он их ненавидит? — поинтересовался Гарри.

— Его боггарт — Катя Пушкарева, — отмахнулась Гермиона. — Сейчас-сейчас… «Снейп взял листок с подписью Лили и ее любовью и спрятал себе под мантию…» Я еще и не такое про него напишу, Ассио бульварные романчики…

— А если вам уровень бредовости еще маловат, мы с братом написали «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора», — сообщил Фред. — Чувствую, либо мне, либо Джорджу не дожить до финала седьмой книги.

В этот момент в окно влетела сова и бросила на колени Кеноби потрепанный свиток, явно добытый с боем.

— Противник готовит асимметричный ответ, — объявил Кеноби, пробежав глазами свиток. — Похоже, они взялись обустроить личную жизнь Гермионы. Я заранее извиняюсь, но парой выбран Рон.

— Они что, обалдели? — хором крикнули Рон и Гермиона.

— Таааак, — протянул Энакин очень нехорошим голосом, пугавшим в свое время даже старшую группу джедайского детсада, с которой до Энакина сладить не мог никто. — Я сейчас пойду интервью дам. Про Снейпа скажу, что он собирательный образ учителя-садиста, а про Альбуса Кристобаля — что он …! — Энакин употребил сразу несколько крайне непечатных выражений, означающих нетрадиционную ориентацию, и получил от Гермионы по шее.

В полночь 21 июля 2007 года Оби-Ван Кеноби и Николас Фламель встретились на крыше лондонского Музея естественной истории. Внизу шумела толпа поттероманов.

— Мы, можно сказать, незаинтересованные лица, — начал Фламель, откусывая кончик сигары и метко сплевывая кому-то на слизеринский шарф.

Оби-Ван отметил про себя, что Фламель достаточно вредный старикашка, и на всякий случай насторожился.

— Я очень удачно умер в конце первой книги, — Фламель прикурил от волшебной палочки и левитировал коробку с сигарами Оби-Вану. — Вы вообще застолбили себе место в другом фандоме. Мои друзья уполномочили меня предложить вам перемирие.

— А Энакин просил меня передать, — Оби-Ван шикарно прикурил от сейбера, — что если к его жене в кадре будет кто-то лезть, ни о каком перемирии речи быть не может.

— Оби-Ван, — с укором покачал головой Николас Фламель и исключительно подло стряхнул пепел на толпу внизу, — вы же не первый год в шоу-бизнесе. Фильм без любовной линии пролетит мимо кассы. Да еще после всего, что обе стороны напохабили в сюжете.

— Разыграйте пейринг Дамблдор — Гриндельвальд, — предложил Оби-Ван. — С элементами садо-мазо и таксидермии.

Фламель ухмыльнулся, но отрицательно покачал головой.

— Разыграйте белламорт, — уже серьезно предложил Оби-Ван. — В конце концов, чего вы больше хотите: прекратить всю эту беготню с правкой сюжетов или заработать?

— Заработать, конечно, — тут же отозвался Фламель. — Меня же в первой книге убили.

— Мы с вами так не договоримся, — холодно заметил Оби-Ван, удивившись про себя тому, как только один старенький алхимик может быть таким меркантильным кю.

— Вероятно, — Фламель убрал часть крыши, наведя вместо нее иллюзию. — Посмотрите, они слушают. Многие — даже верят.

Николас Фламель надменно выдохнул дым, всем своим видом демонстрируя такое аристократическое презрение к магглам, которого хватило бы на весь род Малфоев.

— Мне не нравится ваш цинизм, — зловещим тоном сообщил Кеноби, немного досадуя на правило о неприкосновенности парламентеров. — Увидимся на следующей премьере.

— Да-да, до следующей премьеры, — кивнул Фламель. — Если будете снимать нестебный сериал про Войну Клонов, оставьте мне роль Палпатина.

Где-то далеко за океаном на кушетке голливудского психоаналитика метался в гипнотическом сне режиссер-лауреат Дэвид Йейтс. Его мучили провалы в памяти и кошмары о том, что он стал режиссером седьмого фильма. В Хогвартсе профессор Снейп, освоивший Интернет, в ярости топтал распечатку тридцать третьей главы из пиратского pdf-файла, вопия в ночи о том, что он снимет с этой Грейнджер скальп и одиннадцать тысяч баллов. В пустом кабинете Дамблдора, повинуясь самой древней магии, чучело Вольдеморта крутилось как вентилятор. Бессмертный Николас Фламель с ехидной улыбкой на лице сидел на крыше и слушал Джоан Роулинг.