Наследницы (джен)

— Пакир — это Баккар… — ошеломлённо повторила Энни. — Он тоже имя сменил?

— Ну, нет. Просто имя со временем исказилось в языке его искажённых тёмной магией подданных, вот он и сам стал себя так называть, — объяснила Стелла.

— И что он с вами сделал, когда узнал, что вы здесь?..

Стелла рассмеялась:

— Ну, как видишь, в итоге я всё-таки осталась жива, цела и здорова. Хотя, конечно, было много чего. Но ничего смертельного. Ничего плохого он мне не сделал, — она задумалась, словно погрузившись в очередной раз в воспоминания. — Первые четыреста лет он просто мне снился. И мы разговаривали, — улыбнулась она.

— Снился? И всё? — поразилась Энни. Стелла засмеялась:

— А ты что думала? Что он меня снова стал пугать и насильно тащить к себе? Нет… Ну то есть, конечно, сначала я сильно испугалась. Но потом… Мы долгое время действительно просто разговаривали. Столько всего узнали друг о друге. Нам ведь было что друг другу рассказать. Конечно, часто я категорически не понимала его, а он меня. Но всё равно были интересные беседы. Я перестала его бояться, он… Ну, не скажу, что он перестал меня домогаться, — она поморщилась, — сколько бы мы ни общались, он всё равно остался тёмным магом со всеми своими страстями. Но мы перестали ругаться, ссориться, угрожать друг другу — и… общение действительно стало интересным, — призналась она.

— С тёмным магом? — недоверчиво скривилась Энни. — Я бы с ним и разговаривать не стала.

— Я поначалу тоже так думала. Но понимаешь, Энни… Это ведь для тебя он только тёмный маг и никто больше. А для меня он принц моего погибшего мира, которого я знала ещё светлым… Представь, что ты встретилась с Тимом, а он вдруг оказался тёмным магом. Неужели ты бы с ним ни о чём не поговорила?

— Но он ведь вас чуть не убил! Тем заклятием… Ну, вы ещё про шрам говорили, — смутилась Энни.

— Ах, шрам… — хмыкнула Стелла. — Кстати, заклятие там действительно было. Дурацкое и ревнивое. Я бы действительно превратилась в чудовище, если бы только… Ну, будем называть вещи своими именами — отдалась бы другому мужчине. Я об этом понятия не имела, так и прожила вечно юной девой почти десять тысяч лет. То-то Пакир был удивлён. Но он потом снял это заклятие, конечно. И искренне сожалел, что наложил его. Ну, неудивительно, он ведь тогда так разозлился… Чего не сотворишь в порыве гнева.

— Вы как будто его оправдываете, — с неудовольствием заметила Энни.

— Нет, конечно, — вздохнула Стелла. — Я не могу его оправдывать за всё. Какие бы чувства я ни хранила к принцу Баккару, Пакир — действительно жестокий и злобный тёмный маг, который сделал много плохого, чему оправдания нет и не будет. За многое я не могу его простить. Но в то же время многое другое в нём я могу просто понять, хотя и не оправдать. За те четыреста лет, что мы болтали через сны, мы многое научились видеть, — сказала она. — Хотя я до сих пор не уверена, что поняла всё до конца…

Энни помолчала, осмысливая информацию. Пожалуй, во многом она Стеллу так и не понимала. Но не осуждала. В конце концов, не ей Стеллу судить, с её-то жизненным опытом.

— А когда вы стали править Болтунами? — задала она наиболее простой вопрос.

— А, вскоре после того, как здесь поселилась. Ну, по моим меркам «вскоре», — со смешком пояснила Стелла. — Лет через тридцать. Правитель Трабт умер, а должность эта была в то время хотя и пожизненная, но не наследуемая. Следующего правителя выбирали народным митингом — хотя и живого могли сместить, если не понравился. Так вот в тот момент многие решили, что им нужна правительница-фея. Я не стала отказываться — подумала, что в роли правительницы действительно смогу принести больше пользы. Надеюсь, что так и получилось…

— А кого-то из старых друзей вы нашли? — вспомнила Энни об ещё одном волнующем вопросе. — И что было на Калиновом холме?

— Калиновый холм — это то место, где находится вход в Невидимую землю, — напомнила Стелла. — Там ещё Лили вечно бегала туда-сюда. Там дежурит Агара… Мы с ней раньше почти не были знакомы, так, виделись пару раз ещё до того, как Торн окончательно ушёл в Волшебную страну. Она была в его войске. А тут подружились — насколько это было возможно, учитывая, что она из-за границ Невидимой земли выходит редко и ненадолго. Но определённо мы были друг другу рады, — улыбнулась Стелла. — От неё я много интересного узнала… Вот Лорилину до сих пор не нашла. Может, она и погибла, — Стелла помолчала. Энни тоже. — Но зато я знаю, что кто-то ещё из фей Мира Облаков до сих пор где-то прячется. Не представляю, кто это может быть, но точно кто-то из них.

Энни с любопытством вскинула голову:

— Откуда вы знаете?

— Лили, — коротко объяснила Стелла. — Кроме фей Облаков никто не владеет магией аномалий взросления. То есть, конечно, любой сильный маг может продлить себе жизнь, как это случилось у Виллины. Но только фея Облаков может сделать это для кого-то другого, а не только для себя. Это дар крови, и вот почему Гингема смогла заколдовать Корину — ведь сама она тоже потомок фей. И Пакир смог дать вечную юность Ланге — ведь и он с Облаков… Ни Ланга, ни Корина, ни Элли, никто, кроме тех, в ком есть кровь фей Облаков, пусть хоть капля, не сможет одарить другого вечной юностью или замедлить взросление.

— А вы у Лили спрашивали, кто это? Почему она вообще прячется?

— Спрашивала. Знаю, что Лили зовёт её Каирой. Я такую не помню, но я и не была знакома со всеми. А прячется — значит, у неё есть причины. Её право, — улыбнулась Стелла. И продолжила свой рассказ: — А ещё после встречи с Агарой я познакомилась и с мышиными феями, и с людьми Мглы. Как ты догадываешься, для меня это было чрезвычайно волнительно. Да волнительно — это мягко сказано! Правда, там общения не сложилось. Ну то есть с Раминой у меня отношения, конечно, дружеские, хотя мы и очень редко видимся — разные интересы и сферы деятельности. А с людьми Мглы как-то вообще не то… И мне с Тарганом неловко, и ему со мной. Хотя с ним мы очень близкие родственники — он внук Элиодора, то есть мой внучатый племянник. Но кажется, ему даже не очень радостно думать, что мы родня. Ну, я и не навязываюсь…

Энни только глаза расширила безмолвно. Потом вдруг воскликнула:

— А с Раминой тоже? У неё же свисточек…

— Да, это свисточек Мирта, — кивнула Стелла. — Но с Раминой нас разделяет больше поколений — она Мирту внучка этак с парой десятков «пра-». Таргану от Элиодора передалось долгожительство, близкое к вечной жизни, а вот потомки Мирта этого не унаследовали, хотя тоже живут долго — Рамине уже лет за двести, и думаю, до трёхсот она ещё будет править своим народом… Магию, правда, обе линии не унаследовали в полной мере. Тарган вовсе не владеет ею, а у Рамины осталось немного. Зато самое полезное. Телепортация, например.

— А что случилось с ними самими? Ну, с Миртом и Элиодором? — робко проговорила Энни. Стелла со спокойной сдержанностью ответила:

— Они оба погибли ещё в первой войне. Она была очень долгой… Ну, я с ними давно попрощалась, — вздохнула она. — Поняла, что больше их не увижу, ещё когда попала на Землю…

— И Глинду тоже не нашли?

— Тоже. Я пыталась узнать у Агары, не нашёл ли кто-нибудь путь в ту, первую чудесную страну. Но она не знает…

Энни вдруг всхлипнула. Стелла изумлённо взглянула на неё:

— Ты чего? Ох, Энни! — засмеявшись, Стелла пересела к ней поближе и обняла. — Ну что ты!

— Мне вас жалко, — выдавила Энни, и Стелла рассмеялась ещё больше — хотя, пожалуй, тоже хотелось бы пустить слезу от трогательности момента. Ох уж эта Энни…

— Да всё же со мной хорошо! Ну, не переживай. Главное, что всё хорошо, и… Знаешь, испытания всё-таки закаляют, — убеждённо проговорила Стелла. — Когда-то мне самой было себя жалко, и жалко свою жизнь. А потом я поняла, что так должно было быть. Иначе я бы не стала такой, как сейчас. И Волшебную страну мы бы не спасли, и… И много чего ещё не было бы хорошего.

— Да, хорошего, — пробормотала Энни, уже смущаясь собственных эмоций. — Сколько вам от Пакира терпеть пришлось… А он вам больше не мешал? — она посмотрела на Стеллу с робким любопытством.

Стелла отпустила её, отстранилась, сжала руки. Вздохнула глубоко.

— Когда твоя сестра после своего первого путешествия вернулась домой с помощью серебряных башмачков, — продолжила она свой длинный рассказ, — башмачки вернулись ко мне. Я знала, что так и будет, и, честно признаюсь, нарочно не предупредила Элли об этом. Я думала — пусть обыкновенная девочка из Канзаса, случайно здесь оказавшаяся, спокойно вернётся домой и больше сюда не попадёт, а башмачки останутся там, где им положено быть — в Волшебной стране. Тут я, конечно, ошибалась, но я же не знала, что случится в будущем. Итак, башмачки вернулись ко мне, и… С их помощью я побывала в Подземной стране.

— Зачем? — слишком громко от изумления воскликнула Энни.

— Пакир не мог выйти наверх, — пожала плечами Стелла. — А у меня не было другой возможности попасть вниз.

— А через Ущелье драконов?

Стелла стеснённо улыбнулась:

— Ну во-первых, через Ущелье лететь довольно долго. А во-вторых, мне совсем не хотелось, чтобы о моих прогулках вниз знал хоть кто-то посторонний.

— Но зачем вам туда? — Энни даже руками взмахнула эмоционально.

— Пакир пригласил, — просто сказала Стелла. И иронично засмеялась: — Понимаю, как это странно звучит, даже глупо. Десять тысяч лет я его боялась, а потом вдруг взяла и отправилась к нему на свидание…

— Что, прямо на свидание? — от потрясения Энни даже её перебила.

— Ну скажем «встреча», если хочешь, — хмыкнула Стелла. — В общем, я отправилась. Я знала, чего от него ожидать… А он вёл себя лучше, чем я ожидала. Ну хотя, наверное, это потому, что неподалёку плавал Морефей — Кит, как ты знаешь. Мы гуляли по берегу моря у Гавани Надежды, а Кит за нами следил.

— В голове не укладывается, — проговорила Энни. — Но я думала, что Гавань Надежды — она же в Южном море, Пакиру туда проникнуть нельзя…

— Можно, просто они с отцом, естественно, так и не ладили. Но и друг друга не убивали, хотя и конфликтовали всё время. Вот такая ирония — Пакир думал наказать своих врагов, а в итоге сам же и разделил с ними наказание — оказался заперт в том же самом Подземелье, — вздохнула Стелла. — Не рой другому яму… В прямом смысле!

— И как же… Как же вы вообще решились туда пойти? — Энни недоверчиво покачала головой.

— Да вот как-то решилась, — улыбнулась Стелла. — Говорю же, я знала, чего ожидать… Знала, что мне ничего не грозит. Ведь через сны мы с Пакиром уже четыреста лет общались. И знаешь, действительно хотелось уже увидеться в реальности…

— Вы что… До сих пор его любили? — сморщив нос, покосилась Энни на Стеллу.

— А ты меня осуждаешь? — понимающе усмехнулась Стелла. Энни возмущённо мотнула головой. — Любила, не любила… Он просто в любом случае оставался для меня особенной личностью, — задумчиво сказала Стелла. — Увидеться иногда хочется даже с врагом, если чувствуешь к нему уважение.

— А разве к врагу можно чувствовать уважение? По-моему, его только ненавидеть можно, — решительно сказала Энни.

— Ну Энни… Ты же разумная девочка. Ты же сама не так уж ненавидишь своих врагов, — мягко напомнила Стелла. — И вообще, враг врагу тоже рознь… Мы с Пакиром — враги по идеологии, по жизненным целям… И ещё по многим пунктам. Но при этом, если судить именно по личным взаимоотношениям — мы друг другу не враги… И могли бы ими вовсе не быть…

Да что она оправдывается! Уж перед Энни-то могла бы не притворяться и не стесняться. Высказать всё, как на духу — ведь когда ещё, если не сейчас. Ведь хочется же хоть раз в жизни признаться во всём, выплеснуть всё, что на душе наболело. Но нет… Чего она боится? Осуждения этой милой и наивной девочки? Конечно, мало кому приятно, когда тебя считали чуть ли не святой, а теперь эта иллюзия жестоко разбивается о циничную реальность. И что ещё хуже — ты разбиваешь её сама. Идеальная светлая фея оказывается вовсе не идеальной.

И это ты ещё не во всех грехах призналась!

Ну давай уже, перестань скрывать то, что на самом деле думаешь и чувствуешь. Сознайся уже, что ты в некоторые моменты вообще не думала ни о какой идеологии, ни о какой разнице в мировоззрениях и принципах. И не было для тебя в те минуты ни врагов, ни Света и Тьмы. И уж конечно, вы не только на философские темы с Пакиром беседовали.

Ей почему-то так хочется, чтобы Энни по-прежнему думала о ней лучше, чем было на самом деле.

Вот только сложно оправдаться, действительно сложно. Сколько ни придумывай про идеологию и философию, а всё равно придётся рассказать и про Агнет. И там уже не оправдаешься.

— …Ну, так или иначе, за четыреста лет возрос интерес друг к другу, и пообщаться лично и в реальности, а не через сны, действительно хотелось. Я знала, что он хочет завоевать Волшебную страну, пыталась его отговорить от этого. Не получилось, конечно. И вообще мы во многом не сходились, часто спорили. Да собственно, мы в основном только и спорили — о Добре и Зле, о Тьме и Свете. И вообще на разные философские темы. Но отправлялась к нему я добровольно, никто меня не заставлял, — твёрдо сказала Стелла. Энни покачала головой:

— Я бы так не смогла. Я бы боялась…

Стелла рассмеялась.

— Я тоже поначалу думала, что не смогла бы… В теории это всё очень странно звучит, я понимаю. Я даже могу вообразить, что обо мне можно подумать, но уверяю тебя — это не была глупая и слепая любовь, не видящая недостатков, и не наивность в розовых очках, я знала, что Пакир — тёмный маг и я ничего не могу с этим сделать: если он сам не шагнёт навстречу Свету, мне нечего и пытаться его туда тащить. И предательством это тоже не было. Ты ведь сама видела, что в войне я выступила против него.

— Было очень страшно?

— Нет, — пожала плечами Стелла. — Я только потом подумала, что он всё-таки мог бы меня убить. Он ведь тёмный маг, и никакие романтические порывы его бы не остановили. Но не убил же.

— А вам против него?.. — Энни совсем смутилась — настолько неловко было спрашивать, и вообще она толком даже не знала, как сформулировать.

— Я против его тёмных идей выступала ещё в Мире Облаков, — покачала головой Стелла. — Так что ничего новенького…

— А как же серебряные башмачки? — вспомнила Энни. — Они же потом были у Ланги. Вы их ей отдали?

— Почему ты так подумала? — удивилась Стелла.

— Ну… Чтобы её от Пакира защитить, — смутилась Энни. — Я глупость сказала, да?

— Ну нет, не глупость. Но и в самом деле на такое я бы вряд ли решилась, — хмыкнула Стелла. — Я знала, что Пакир воспитывает девушку из Голубой страны в качестве жестокого психологического эксперимента — можно ли исковеркать мышление жителя Волшебной страны так, чтобы он сам согласился её погубить. Что из этого эксперимента получилось — мы прекрасно знаем Лангу… В общем, я знала о её существовании, но вмешаться, конечно, не имела права. Да и не отдала бы я ей башмачки даже ради того, чтобы её защитить и помочь — вдруг Пакир нашёл бы способ обратить их силы во зло. В итоге получилось, правда, всё совсем не так, как я думала. А башмачки… Вот что ты за человек, Энни? — воскликнула она вдруг с нервным смехом. — Ты же понимаешь, что я тебе сейчас рассказываю то, что не рассказывала никому и никогда? Это моя самая страшная тайна…

— Я никому не скажу, — клятвенно выпалила Энни без колебаний.

— Я знаю. Именно поэтому тебе и рассказываю. Впрочем, не думаю, что тебе придётся долго её хранить, — неожиданно сказала Стелла.

— Почему? — в очередной раз поразилась Энни. Стелла вздохнула и помедлила, словно подбирая слова:

— Потому что… Как ты думаешь, почему я так много времени посвящаю занятиям с Дариной? И так спешу её подготовить…

— Вы хотите уйти, — и от этого неожиданного откровения из глаз Энни снова полились слёзы. — Вы… Вы умрёте?

— О Господи, ну вот опять ты плачешь, — вздохнула Стелла и снова пересела к Энни поближе, чтобы обнять её. — Нет, умирать я не собираюсь. Но вот уйти — действительно… Пакир заигрался с Анни, и мне надо его остановить, пока она по его советам не натворила бед с Волшебной страной.

— Вы пожертвуете собой ради Анни?! — Энни смотрела в лицо Стелле и готова была разрыдаться окончательно. Стелла даже встряхнула её за плечи:

— Да не жертвую я собой! Энни, да что ж ты такая чувствительная? Всё, перестань плакать. А то рассказывать не буду, — Стелла улыбнулась, и Энни смущённо пробормотала сквозь слёзы:

— Так может быть, и не надо… Это же ваша тайна.

— Надо, — серьёзно ответила Стелла. — Я бы и дальше эту тайну хранила, но когда я уйду — её должен кто-то знать. Ну, и не вечно же мне этого стесняться.

— А вы что, сделали что-то такое, чего можно стесняться? — Энни недоверчиво уставилась на Стеллу.

— А ты вообразила, что я ангел безгрешный? Видимо, вообразила, — усмехнулась Стелла. — Нет, Энни, это не так. К сожалению или к счастью — пока не знаю. Впрочем, я не жалею ни о чём… Так вот, когда я уйду, ты об этом расскажешь — сама решишь, кому именно. Но до того я бы просила тебя это сохранить в секрете… Хотя я знаю — ты и так сохранишь.

— Я же уже пообещала, — шмыгнула носом Энни.

— Да, конечно. Так вот… — Стелла нервно потёрла руки, — даже не знаю, с чего начать… А, ну ты про серебряные башмачки спрашивала. Что ж, как ты догадываешься… Хотя пожалуй, ты не догадываешься — ты же, кажется, привыкла меня идеализировать, и очень зря, — усмехнулась Стелла. — Словом, как бы цинично это ни было, к Пакиру я не только гулять по морскому побережью ходила. Нет, он ни к чему меня не принуждал — просто очень долго уговаривал…

— И вы согласились? — не сдержалась, перебила Энни шёпотом. Стелла взглянула на неё с доброй усмешкой:

— Полагаю, тебе было бы удобнее думать, что злой колдун Пакир насильно заставил меня, беззащитную слабую фею, угрожал и шантажировал. Или, наоборот, чтоб я не сопротивлялась, околдовал меня каким-нибудь приворотным зельем или магическим внушением. Это бы вписывалось в твою картину мира. Нет, Энни, придётся тебя разочаровать…

Да любила она его, в самом деле! И сама уже в какой-то момент захотела всего того, о чём сейчас говорит так уклончиво и завуалированно.

Ей даже было уже неважно, насколько светло и возвышенно чувство Пакира. Ей было важно испытывать некие чувства самой — и адресно, а не в несбывшихся мечтах и фантазиях. Ну что поделать, не могла она их испытывать к кому попало. Только к Баккару.

Наверное, потому, что все эти десять тысяч лет она помнила только одного человека и только о его любви мечтала. Наверное, потому, что все эти десять тысяч лет ей до боли не хватало этих чувств. И наверное, потому, что за десять тысяч лет устала быть вечно юной невинной девой. И если вдруг любовь перестала быть невинной — что с того?

И что с того, что он стал Пакиром, тёмным магом? Всё равно это он же.

Конечно, они оба изменились. И оба по-разному. Он — в тёмную сторону, хотя и не до того предела, когда безвозвратно теряешь себя во Тьме. Она… А кто знает. Не ей самой себя судить. Но уж точно она стала мудрее (есть такая надежда) и спокойнее. Поэтому и смогла его понять — хотя и не одобрить его убеждений.

Да, они были как два полюса, но и много общего у них было. Они родились и выросли в одном и том же мире, им были знакомы одни и те же понятия — пусть и относились они к ним по-разному. Они оба прожили невероятно долгую жизнь, пусть и такую разную, но накопили громадный жизненный опыт и знания. Они оба так и не нашли никого другого, кто им бы так же понравился, как они друг другу в светлой юности в Мире Облаков. Прошлое никуда не делось — и их пути, разошедшиеся в противоположные стороны, неожиданно казались теперь отражением друг друга.

Им было действительно интересно общаться. Было что обсудить, было чем поделиться. Да, они часто спорили.

А ещё сидели на камнях у берега подземного Южного моря, лазали по развалинам крепости в Гавани Надежды, а Кит не раз катал Стеллу на своей спине по морским просторам. Только её — Баккар и слышать об этом не желал, да и Морефей бы, наверное, не согласился.

И Стелла снова чувствовала себя юной Иринией, счастливой и не знающей, что такое слёзы потерь. Тем более что Баккар чаще всего именно так её и называл — именем из прошлого. Да и она его тоже…

А ещё они весело смеялись, поддразнивали друг друга и устраивали прятки-догонялки всё в тех же руинах крепости. Баккар её потом начал восстанавливать — частично, не целиком. С одной из башенок был такой красивый вид на море…

Ну да, конечно, можно подумать, что они в этой башенке только морем любовались!

— …Может, я оказалась недостаточно светлой и высокоморально-правильной. А может, однажды в какой-то момент увидела, что в колдуне Пакире снова проявились черты принца Баккара. Не внешне, конечно. Свою внешность он забыл и никогда больше не становился самим собой — только похожим… Даже с моей помощью не смог вспомнить. Хотя мне это было не так уж и важно. Феи Облаков умеют видеть суть, а не внешность…

Стелла задумчиво смотрела в никуда. Энни слушала, замерев и затаив дыхание. Сейчас Стелла действительно рассказывала самую страшную свою тайну, о которой не знал никто и никогда…

— Самое главное, что я поняла — в Баккаре всё-таки сохранилась искра Света, — тихо проговорила Стелла. — Не потому, что он десять тысяч лет помнил меня и тянулся ко мне — хотя и сменил десятки женщи, потворствуя своим тёмным страстям, но сердцем тянулся ко мне… Не поэтому. И не потому, что он меня не убил и всё-таки отступил тогда, в последней битве. Я ещё раньше наконец-то поняла ту фразу из книги Виллины — тот, кто полностью подчинился Тьме, обречён на гибель, но Баккар не подчинился полностью, в этом всё и дело! Он ещё не обречён. Сорок лет назад в нём ещё точно была хотя бы искра Света — пусть даже он сам считал иначе. А что такое сорок лет? Не срок для таких, как мы… Думаю, она и сейчас в нём не погасла. Очень хочу так думать…

Стелла ненадолго умолкла. Энни уже хотела снова что-то осторожно и тихо спросить, но Стелла сама встрепенулась и продолжила:

— Спросишь, с чего я так решила? И вообще, при чём тут сорок лет? Думаешь, не пустая ли это надежда наивной феи, которая глупо верит в спасение через любовь? Нет, я не верю и не настолько наивна, даже если со стороны кажется и так. Никакая любовь не поможет тому, кто сам не сделает шаг к Свету. Но есть неоспоримый факт: Тьма не может дать жизнь. На это способен только Свет. У Пакира, если бы он полностью подчинился Тьме, не мог бы появиться ребёнок.

Последние слова Стелла произнесла так тихо, что Энни сначала решила, будто ей послышалось. Много сегодня неожиданного, да что неожиданного — шокирующего она узнала — но такое…

Стелла оглянулась на неё:

— В обморок не падай только, пожалуйста, — со смешком сказала она. — Впрочем, я и сама чуть с ума не сошла в то время. Сначала я потеряла серебряные башмачки. Мы с Пакиром встречались довольно нечасто — раз в месяц-два, а в перерывах обдумывали очередной философский спор, без этого ж ни одна встреча не обходилась. Если встречались чаще — начинали чаще ругаться, а это нам обоим не слишком нравилось. Я переносилась к нему на башмачках и так же возвращалась обратно. И вот однажды после очередного свидания они с меня слетели на третьем шаге. Сначала я не придала этому значения — ну, пропали и пропали, вернутся снова. Потом подумала, что их забрал Пакир. И уже хотела спросить у него в очередном сне — хотя, когда мы начали встречаться в реальности, стали реже общаться через сны. Но не успела спросить — сама всё поняла.

Энни поморгала.

— А я не понимаю, — призналась она. Стелла чуть улыбнулась, не глядя на неё:

— Пакир не мог носить башмачки сам, даже когда владел ими. Они не подчиняются тёмному магу, Торн их специально такими сделал. Как Пакир не мог сам владеть его мечом — ему нужен был Чёрный рыцарь, да что там, он даже собственным мечом Мглы перестал владеть — сама знаешь, он сейчас у Эльга… так же и башмачки он потом отдал Ланге как своей помощнице. Но оказалось, что башмачки не подчиняются и его ребёнку, даже когда он ещё не родился… И я их потеряла — не могла их носить, пока… Я не сразу это поняла. Причём, казалось бы, могла бы заранее предвидеть, я ж не наивное дитя, знала, от чего и какой может быть результат! У тех, кто обладает вечной юностью, ещё такой нюанс, — принялась объяснять она, не глядя на Энни, и видно было, что она пытается скрыть неловкость за деловитым тоном, но торопливость речи всё выдаёт, — все эти процессы в организме в основном как бы спят, но пробуждаются от близости — эмоциональной и физической. Не только у фей Облаков, у людей с вечной юностью тоже, особенно это касается женщин. Магия так устроила, чтобы зря ресурсы организма не тратить — если нет мужчины, который нас хоть чем-то привлекает, мы физиологически почти как маленькие девочки, все гормоны вырабатываются еле-еле. И начинается именно с эмоций… Я знала, что так должно быть, но почему-то не предполагала, что так будет. Не думала об этом. Наверное, я тоже на самом деле не слишком-то верила в то, что Свет в Баккаре сохранился… — Стелла опустила голову. — И вот, когда я поняла, что это случилось… Я тогда очень сильно испугалась. Я закрылась от Пакира и больше никогда его не посещала. Заблокировала свои сны, чтобы больше с ним не разговаривать. А через несколько недель стала накладывать на себя двойную и тройную иллюзию, чтобы он, если даже увидит меня в своём волшебном зеркале, ни о чём не догадался. Помнишь Корину с её иллюзиями самой себя? Ну да, ещё бы ты не помнила. А я просто догадалась, почему она так делает, потому что сама когда-то поступила так же, только по другим причинам… Мне было безумно страшно за ребёнка. Я очень боялась, что Пакир сделает из него Тёмного мага. Поэтому скрывала всеми силами. Это удалось — Пакир тогда так ничего и не узнал. Только толку от этого не вышло — от Тьмы я её так и не уберегла…

Энни смотрела на Стеллу, всё шире раскрывая глаза.

— Помнишь ещё, как Элли вытянула магию из Тома? — продолжала Стелла. — Это я её научила. Это очень сложно, потому что нужно успеть в короткий промежуток времени, когда ребёнок уже рождается, но ещё связан с матерью — а как ты догадываешься, в этот момент у матери и так сил нет. С Элли в этой ситуации была я, а со мной в своё время рядом никого не было. Я боялась, что умру.

— Вообще никого? — пересохшими губами шепнула Энни.

— А кому бы я доверилась? Впрочем, были те, кто догадывался, — развела руками Стелла. — Шарлота с её подругой, тоже моей фрейлиной, были слишком наблюдательны. Помню их глаза, когда я однажды вернулась после очередной встречи с Пакиром, — она коротко засмеялась. — Раннее утро, они только-только на службу явились, и тут я вдруг возникаю из ниоткуда. И это у меня был ещё относительно приличный вид! Ну так, слегка растрёпанный… Правда, они оказались удивительно верными фрейлинами — ни одного слова никому не сболтнули, пусть и прирождённые Болтуны. Мы с Шарлотой никогда это не обсуждали, но я знаю, что ей известно почти всё. Она слишком умная.

— Поэтому она до сих пор ваша фрейлина… — ошеломлённо кивнула Энни.

— Верность надо ценить, — улыбнулась Стелла.

— А мне говорили, что она подыгрывала Агнет, когда та вас свергла… — нахмурилась Энни.

— Конечно, подыгрывала, — странно усмехнулась Стелла. — Она же догадывалась, кто такая Агнет.

Энни растерянно захлопала глазами.

— Шарлоте было в тот момент очень сложно, — продолжала Стелла. — И кампанию по поискам меня организовать втайне, и Агнет не погубить, и не допустить, чтобы она страну развалила. Она изворачивалась как могла. А мне был преподнесён жестокий и печальный урок, — вздохнула она. — Нельзя спрятать ребёнка от Тьмы, попросту сделав вид, что её для него не существует. Надо объяснять разницу между Тьмой и Светом, между Добром и Злом, показывать на примере… И конечно, воспитывать его самостоятельно. Это была моя самая фатальная ошибка. Всё, что можно было сделать не так, я сделала не так. Прожила десять тысяч лет и катастрофически ошиблась с собственной дочерью! — Стелла рассмеялась с горькой иронией. — Так что, Энни, видишь, какая я оказалась неумная.

Энни усиленно пыталась понять. Наконец до неё дошло невероятное:

— Агнет?!..

— Да, — просто кивнула Стелла. — Она и есть.

— Не может быть, — отчаянно затрясла головой Энни. — Агнет? Серьёзно? А… Как же… А что…

— Агнет росла в приёмной семье, — объяснила Стелла. — У одной из моих бывших фрейлин — той самой подруги Шарлоты, с которой они вместе когда-то дежурили и время от времени застукивали меня за возвращениями из ниоткуда с неподобающим выражением лица. Сама Агнет, конечно, искренне считает эту семью родной. Да и все, кто их знал, тоже. Пожалуй, только Шарлота догадывается, что Агнет моя дочь. Я знаю, что догадывается, но мы с ней об этом не говорим. И она никому не говорит. Конечно, она не знает, кто отец… — Стелла с иронической улыбкой покачала головой. — Для неё это было бы чрезмерным потрясением. Собственная правительница, которая связалась с самым страшным и ужасным Властелином Тьмы! А впрочем, о Пакире мало кто знал до войны. Время от времени кое-кто, конечно, фантазировал, с кем бы я могла роман завести, — усмехнулась она. — Ну знаешь, бывают такие люди — им во что бы то ни стало хочется всех переженить. Им бы свахами работать, вот где талант пропадает. Кого только ни подбирали мне в пару — то Гудвина, то Урфина! Да и ещё много кого из ранее живших личностей — ты их не знаешь…

— А это не ваши фрейлины старались? — хмуро уточнила Энни.

— Нет, это было ещё до того. Задолго… Причём я понимаю, конечно, что и Гудвин, и Урфин казались народу настоящими удивительными чародеями, но я-то знала, кто они на самом деле. Да я с Урфином и не виделась ни разу. С Гудвином да, но не в истинном его обличии — так же с куклой на троне разговаривала. И зачем кому-то захотелось непременно меня с кем-то свести? — она удивлённо пожала плечами. — Слышала, наверное, легенду о том, как я одно время отняла у Болтунов голоса? Некоторое преувеличение в ней, безусловно, есть, но она именно к таким разбушевавшимся фантазёрам относится. Я не люблю, когда кто-то считает, будто он меня знает лучше, чем я сама, — она покачала головой. — И вообще терпеть не могу сплетен за своей спиной, особенно когда они на основе чрезмерно вольной фантазии. Когда я с кем-то даже не встретилась, а про меня с ним уже целую историю выдумали. Конечно, в плане романов я, как ты теперь знаешь, не безгрешна…

— Ну да, — пробормотала Энни. — Только смотря с кем. Урфин вам уж точно не пара. Да и Гудвин тоже. Фея из Облаков, прожившая десять тысяч лет, и какой-то огородник, пусть и с амбициями… Или обманщик из Канзаса… Хотя, знаете, Пакира мне тоже рядом с вами представить сложно!

— Смотря как представлять, — улыбнулась Стелла. — Если стереотипным чудищем, как многие его себе воображают — непременно рогатым, с когтями и клыками, и чтобы злобно рычал, кричал, какие все презренные букашки и как он всех тут уничтожит, и только и делал, что казнил кого-то направо и налево — такую картинку представить и мне было бы сложно. Я таких фантазий тоже наслушалась. Было очень интересно, не знала бы, о ком речь, не угадала бы, — засмеялась она. Энни тоже неуверенно хихикнула. — Людям удобно воображать себе злодея как какого-то тупого урода — ведь так легче и воображать, как его легко можно победить, — продолжала Стелла. — На самом деле Зло куда умнее… Но Пакир не воплощение Зла. Пакир как тёмный маг лишь его порождение. А я знала Баккара, когда он ещё не был тёмным магом…

Угу, и часто воображала себе, что он вовсе не тёмный маг, что это ошибка какая-то и сейчас всё пройдёт. Наивные фантазии. Причём даже в Мире Облаков такого не было…

…Однажды Морефей катал её по морю на своей спине, а она вслух восхищалась всем, что видит. Да она просто умолкнуть тогда не могла — эмоции плескались через край. Ей не по себе было под землёй, но тут так потрясающе красиво! Нет, ни на секунду нельзя забыть, что это подземный мир и сверху давит огромный каменный свод, но… как же красиво…

А ещё они проплывали мимо одного маленького островка — островок был весь в тумане, и это тоже безумно красиво смотрелось. Только с краю тумана не было, и там стоял Пакир и помахал Стелле рукой. Она ответила тем же — и он исчез.

«Что ты видишь?» — спросил у неё Морефей телепатией.

— Баккар всё-таки за нами следит? — с улыбкой произнесла Стелла. — А говорил, что видеть вас не хочет.

«Не следит», — через паузу ответил Морефей, но Стелла уже забыла об этом, потому что открылись новые красоты, и она снова не смогла сдержать восхищённых восклицаний вслух. Морефей ей и не мешал.

А потом она вернулась в Гавань Надежды, и Пакир там уже ждал.

— Ну как тебе экскурсия? — спросил с демонстративной презрительной снисходительностью, но Стелле было понятно, что ему и вправду интересны её впечатления.

— Там потрясающе! — вдохновенно начала она и принялась перечислять в подробностях всё, что видела. С впечатлениями и эмоциями, конечно. — А ты за нами следил? — с улыбкой уточнила она. — Я видела тебя на одном островке.

— Каком ещё островке? — нахмурился Пакир.

— Ну маленьком таком… Весь в тумане. Красивый, словно парит над водой…

— Да у тебя всё красивое. Не был я там.

— Не был? Но я тебя видела!

— Остров Мираже-ей, — протянул Пакир. — Очередная глупая фантазия отца.

— Остров Миражей? — переспросила Стелла. — А что в нём такого особенного?

— В его туманах каждый видит своё желание, — насмешливо проговорил Пакир. — Не заветное желание всей жизни, конечно, но хотя бы в данный период времени. Ты видела не меня, а только мой образ, созданный твоим же собственным воображением.

— Что? Ты меня обманываешь.

— Ничуть. Хочешь — спроси у Морефея. Он такие штуки любит — покопаться в чужих чувствах и эмоциях. И что, ты меня прямо вот таким и видела, как есть? — с любопытством поинтересовался он.

— Не таким высокомерным, — Стелла села прямо на песок. Ей было неловко, неприятно. Даже стыдно! Стыдно перед самой собой — это что, и есть её желание? Что вообще это означает? Она хочет влюбиться в тёмного мага? Она от себя ожидала большего. Чего-то возвышенного, прекрасного. Ещё ладно бы, если бы образ Баккара на острове был образом светлого принца — но нет, он был именно таким, какой Пакир сейчас! Она настолько разочарована в самой себе, что даже нет сил сдержать это разочарование. Как глупо, глупо, глупо!

Она могла бы увидеть памятный ей Мир Облаков. Она могла бы увидеть сестру, или братьев в их истинном облике — когда они ещё были живы. Она могла бы увидеть старых друзей, которые ей были так дороги и которых тоже уже нет. А она увидела тёмного мага, того самого, который стоит сейчас над ней и насмешливо скалится. Именно скалится, а не улыбается.

— Какие интересные у тебя подсознательные желания, Ириния! А ведь корчишь из себя скромницу-недотрогу, не признаёшься… Что ж, спасибо папе — если бы не его любимый островок, я бы и не знал, что ты ко мне та-ак неравнодушна!

— Интересно, какие у тебя подсознательные желания, — огрызнулась она. И он внезапно поскучнел:

— Понятия не имею. Я там не бываю. Ещё не хватало мне на свои желания любоваться, вряд ли это будет то зрелище, которое будет радовать глаз. Не слишком-то приятно смотреть в лицо своей тёмной стороне, да, Ири? — ухмыльнулся он. — А представь, каково было бы мне. Нет уж, предпочитаю держаться от этого островка подальше.

Стелла встала. Кое-как отряхнула платье от налипших песчинок.

— Мне пора, — сдержанно объявила она. Ну да, очень уж хочется убежать от разговора о желаниях. Да и в самой себе покопаться.

— Ты ещё придёшь? — встрепенулся Пакир.

Короткая пауза.

— Приду, — кивнула она.

Щёлкнула каблучками — и вот она уже в своих покоях. С платья сыплется песок. А у Шарлоты, и без того напуганной внезапным появлением правительницы, окончательно обалдевший взгляд.

— …Наверное, поэтому всё это и случилось… — Стелла развела руками.

Энни опустила голову, спрятав лицо в ладонях:

— Пакир — Баккар, Мир Облаков, ещё и Агнет… Господи-и! Я многого ожидала, но такого… Да у меня же всё в голове перевернулось!

Стелла рассмеялась:

— Что, многовато потрясающих открытий на сегодня?

— А ещё будут? — серьёзно поинтересовалась Энни, глядя искоса.

— Пожалуй, нет. Заканчиваем уже с откровениями, я вроде всё высказала, что собиралась. Теперь ты понимаешь, почему я так забочусь о Дарине — ведь она для меня родная внучка. Понимаешь природу её магии — она унаследовала и мою магию, и магию дедушки Пакира. В ней кровь фей Мира Облаков. В Агнет, конечно, тоже, причём на все сто процентов — ведь и я, и Пакир оба оттуда. Но Агнет не фея и никогда ею не станет — ведь я вытянула из неё магию. Она может пользоваться простыми артефактами, вроде Золотой Шапки, но даже с книгами Торна не сможет применять магию самостоятельно, как бы ни мечтала.

— А она мечтает… — кивнула Энни. — А она должна знать… правду?

Стелла вздохнула:

— Честно сказать — не знаю, Энни. Она и так меня ненавидит, а что она будет думать обо мне, когда узнает, что я её фактически бросила? Хороша добрая фея — отказалась от своего ребёнка. Да, она ни в чём не знала недостатка, ей во всём потакали, потом я взяла её во дворец, она моментально сделала карьеру… Это её и погубило — она считала, что в этом мире всё для неё. А виновата я — вместо того, чтобы знакомить её с реальной жизнью и всеми её трудностями, решила, что надо ей обеспечить только счастье и радость, чтобы она не знала никаких забот и проблем. Нельзя так делать. Она не знала, что в мире существует зло, печаль, жестокость…

— Представляю, что вы думали, когда мы при вас Агнет ругали, — опустила голову Энни.

— А что я могла думать? Вы были абсолютно правы, и мне нечего было возразить. Что Агнет махровая эгоистка и зло творит по большой дурости — так это в первую очередь моя вина. Хотела оградить её от Тьмы, получила прямо противоположный эффект. Знаешь, я вот смотрю на Лангу, — задумчиво добавила она, — и невольно напрашивается сравнение с Агнет… Лангу воспитывал Пакир, но ещё до того её воспитывала мать. Ланга знает, что такое горе, бедность, нужда, страх, отчаяние — и ей в голову в детстве успели вложить правильные моральные ориентиры, и она на них держалась всю жизнь, не сбившись во Тьму, и даже шагнув в неё — сумела вырваться сама. Я иногда думаю — может, если бы я отдала Агнет не в семью своей бывшей фрейлины и не взяла её во дворец в юности, потакая её тщеславию и выполняя практически все её прихоти, а отправила бы куда-нибудь к бедным и безвестным людям — может быть, она бы выросла другой? Честной, сострадательной… — Стелла с грустной усмешкой пожала плечами. — Нужда и жизненные трудности иногда самые лучшие учителя. Но может быть, я и ошибаюсь, и важно не то, в какой обстановке ребёнок рос, а то, что ему вложили при этом в голову. В голову Агнет не вложили вообще ничего, вот она и выросла пустоголовой куклой. А я смотрю на Лангу — и она мне ближе и интереснее, чем собственная дочь. Впрочем, её воспитывал Пакир, — она криво улыбнулась, — так что, если считать Лангу приёмной дочерью Пакира, то и мне она не чужая. Хотя, конечно, как к дочери он к ней не относился. Только как к экспериментальному материалу. Но всё-таки…

— А может, на Агнет Пакир влиял? — предположила Энни. — Он знал… кто она?

— Я тоже об этом думала. Нет, к сожалению, там был исключительно мой просчёт, — грустно усмехнулась Стелла. — Проще всего было бы свалить на тёмное влияние, как говорят в Большом мире иногда — «бес попутал». Но мы порой делаем такие ошибки, что никаким тёмным влиянием их не превзойдёшь. Порой мне кажется, что ни тёмные маги, ни дьявол и черти в религии не могут даже додуматься до того, что с лёгкостью придумывает и воплощает в жизнь какой-нибудь обыкновенный человек. А иногда я думаю, что есть на свете вещь хуже, чем Зло — и это глупость. А Пакир об Агнет не знал, — продолжала она. — Вернее, узнал, но далеко не сразу. Сначала он страшно злился, что я перестала к нему приходить. Слышала истории про тёмный туман из провалов в Розовой стране? Вот как раз тогда это и началось. Это он так пытался о себе напомнить — то в порывах мстительности, то в отчаянии. Тем более что он быстро узнал, что я потеряла серебряные башмачки, только не понимал, почему, и даже думал, что я сама от них отказалась, чтобы только с ним больше не встречаться. Но потом он смирился и перестал меня доставать. Потом он узнал всё, конечно. Уже во время войны… Мне пришлось самой ему присниться и всё рассказать, — смущённо усмехнулась Стелла.

— И как он отреагировал? — полюбопыствовала Энни.

— Ну, как… Сначала не верил, — Стелла снова смотрела в никуда. — Понимаешь, Энни, он действительно искренне считал, что целиком отдался Тьме и никакой искры Света в нём не сохранилось. Поэтому никакого ребёнка у него быть не может. Чуть не обвинил меня в обмане — но сразу понял, что я не могу ему врать. Тем более в чародейском сне — когда все мысли открыты куда сильнее, чем при обычном разговоре, там невозможно соврать и невозможно ничего скрыть, это почти как телепатия. Тем более что я нарочно раскрывала свои эмоции по максимуму. Он всё узнал… Был шокирован, пожалуй, не меньше, чем ты сейчас, — Стелла со смешком кивнула Энни. — Даже больше, потому что одно дело — узнавать что-то о других, а другое дело — о самом себе. А я поняла, что он не просто не верил в искру Света — он нарочно не хотел верить. Ведь это означало, что ему ещё можно вернуться в Добро, а ему это было страшно.

— Чем же страшно? — с недоумением шепнула Энни.

— Да вот сама удивляюсь, — засмеялась Стелла. — Но почему-то те, кто во Тьме, всегда боятся самой возможности возвращения к Свету. Стесняются, наверное. Они ведь судят по себе, и думают, что их непременно будут попрекать прошлыми злодеяниями — а раз так, то лучше и не возвращаться, а продолжать эти злодеяния дальше… Странная логика, но попробуй их переубеди. А может, им просто так проще — ведь для того, чтобы творить Добро, нужно работать над собой, а во Зло скатываться куда легче. Так или иначе, я вот тут впервые в жизни искренне понадеялась, что смогу его остановить, — мрачно опустила голову она. — Глупо это было, конечно. Как будто я не знала, что из этого ничего не получится. Но надеялась… Нет, чем-то я его всё-таки тогда зацепила. Ведь именно после этого он показал Аларму прошлое Мира Облаков и намекнул, как закрыть Врата Тьмы.

— Ничего себе… — расширила глаза Энни. — А что ж он сам их не закрыл?

— Кто его знает… Тут мы можем долго гадать. И так говорят, что чужая душа — потёмки, а уж душа Пакира… — Стелла коротко рассмеялась. — Там ещё и неслабый такой клубок противоречий…

Как жаль, что его душевных терзаний хватило ненадолго, и он всё-таки устроил эти битвы в Волшебной стране.

— Но в итоге перед вами отступил, — снова шёпотом проговорила Энни.

— Отступил, — согласилась Стелла. — И снова ненадолго. Но сейчас…

Она часто думала — а всё-таки, любила ли она настоящего Пакира или тот образ принца Баккара, который остался в её памяти? Или даже в её воображении?

Кто знает. Может быть, настоящего Пакира, тёмного мага, она так и не узнала. Так и фантазировала себе, что это всё ещё Баккар с искрой Света, которая обязательно разгорится. А может, она и настоящего Баккара никогда не знала — ведь не могла даже предположить когда-то, что он станет тёмным магом.

И не раз она даже искренне хотела в Пакире разочароваться. Но никак не получалось. Видела его в обличии монстра, когда он злился на кого-то или на что-то и не мог сдержаться — не мог оставаться в человеческом облике, против своей воли превращался в чудовище, сообразно своему настроению. Рычал и крушил скалы вокруг, разносил по камушкам и так разрушенную древнюю крепость в Гавани Надежды, раскидывал те, что сам же и восстановил недавно. А она смотрела — и не могла разочароваться, не могла испугаться настолько, чтобы снова убежать, как тогда из Мира Облаков. Слушала его циничные рассказы о том, что он убивает просто ради того, чтобы убить, и не могла испытать достаточное отвращение, чтобы перестать с ним общаться. Спорила с его извращённой философией, возмущалась его мировоззрением — и всё равно приходила снова, чтобы снова вступить в те же споры… Да что же с ней такое было? Почему она до конца так и не осознала, что перед ней тёмный маг? Только за ребёнка и испугалась — но не за себя… И не Пакира испугалась, а возможной перспективы для дочери — стать тёмной колдуньей… Это ведь совсем другое…

Потому что так крепко держался воображаемый образ?

Нельзя светлой фее Мира Облаков любить тёмного мага. Это… неправильно. Разве Свет может любить Тьму? Только если сам станет Тьмой… Может, она и в самом деле скатывается в неё всё глубже?

Но Баккар не Тьма… Он лишь её жертва. Поддавшаяся жертва, конечно…

И Стелла снова блуждала в сомнениях.

А может быть, всё-таки всё наоборот.

А может быть, она потому и не смогла разочароваться в Пакире, что понимала: вся эта сущность тёмного мага — лишь поверхностная оболочка. Как ни странно. А она знала и любила его истинного. Ненавидела Тьму, искренне негодовала на многие его поступки, черты характера и детали мировоззрения… Но любила своего принца Баккара.

Кто же он был на самом деле?

Кто же он был н а с а м о м д е л е? Что такое его истинная личность?

Тёмный маг Пакир, которого она вообразила светлым принцем Баккаром?

Или всё-таки светлый принц Баккар, который сам себя вообразил тёмным магом Пакиром?

Стелла долго думала об этом. Думала, пока наблюдала за взрослеющей Агнет. Думала, когда встала перед Пакиром на горе Трёх Братьев. Думала, когда учила магии Дарину. И наконец решила, что знает ответ.

— …Я думаю, что найду наконец нужные слова. И он отпустит Анни. И отстанет от Волшебной страны наконец. Так, только плакать снова не начинай!

— Не буду, — улыбнулась Энни, поспешно вытирая глаза, на которые уже снова были готовы слёзы набежать. — Просто я как подумаю, сколько вам пришлось пережить…

Стелла пожала плечами:

— Как я уже сказала, я не жалею. О пробеле в воспитании Агнет жалею, но это единственный крупный мой просчёт, и я за него здорово поплатилась. К счастью, всё оказалось поправимо. Я рада, что для Агнет нашёлся Аргут, и она живёт жизнью обычного человека. И знаешь… Вот я понимаю, что она моя дочь. Но в основном ощущаю её, как чужую. Это помогает не грустить, — с печальной улыбкой закончила Стелла.

— Ещё бы не ощущать её чужой. Она же вас чуть не погубила, — хмуро сказала Энни.

— Я сама виновата. И в тот момент у меня даже сомнений не возникло, кто это сделал. Дети иногда становятся противоположностью родителей, мы с Агнет просто ярчайший тому пример. Ну зато мне с внучкой повезло. Даринка, конечно, с тем ещё характером, но мне её характер нравится, — улыбнулась Стелла. — И эгоизма в ней нет. Упрямство есть, и Тьмы она всерьёз боится. Как раз потому, что борется с ней ежечасно внутри себя. Так что за свои ошибки я несу ответственность, но, к счастью, в итоге всё, кажется, окончится хорошо…

Энни взглянула на неё жалобно.

— Вы когда так говорите, мне даже не по себе! Ну неужели нет другого варианта, кроме как вас отправить к Пакиру?

— Энни, это не жертва, — твёрдо напомнила Стелла. — Перестань уже так думать! Я отправлюсь к Баккару, и… Я бы давно так сделала, если бы не Дарина. Мне надо успеть её всему научить, она станет править Розовой страной после меня. У меня такое впечатление, что время бежит всё быстрее, что я катастрофически не успеваю, — тревожно проговорила она. — Именно поэтому я рассказала тебе всё сейчас. Ты должна знать. Вот судьба у тебя такая, — пошутила она, — хранить чьи-то секреты, особенно когда они касаются тайных романов и спрятанных детей. Кстати, ты так и не нашла ребёнка Корины?

— Нет, — покачала головой Энни, слегка удивлённая такой сменой темы. — Даже не представляю, где искать. Уже столько лет прошло — я всё жду, что он сам как-то объявится…

— Ну, значит, объявится. И не ищи, — ответила Стелла. — Ох, Энни, и загрузили же тебя тайнами… Почему-то все их вешают именно на тебя! Вот и я…

— Мне не тяжело, — хмыкнула Энни. — Я никому не расскажу, — в который уже раз пообещала она.

— Расскажешь, — покачала головой Стелла. — Только не сейчас… Немного понеси мои тайны, пожалуйста. А потом ты должна будешь рассказать. Ну, спросит же твоя сестра, куда это я подевалась. Вот ты ей и объяснишь.

Стелла была права.

Хранить её тайны Энни пришлось совсем недолго. Всего один день.