Наследницы (джен)

Это была их пятая или шестая встреча… Не первая и не последняя — да сколько их было? Никто же не считал… Как будто — очень мало. Как будто — очень много.

Они бродят по берегу моря. Золотистый свет отражающихся в воде фосфоресцирующих облачков напоминает Стелле её сны. В этом свете всё кажется золотистым — даже тёмные камни на берегу. И море — такое спокойное, почти как зеркало…

— Здесь не бывает штормов?

— Здесь сложно устроить шторм, — усмехается Пакир. — Размаха мало. Если только скинуть сюда кусок свода пещеры или какую-нибудь скалу побольше, тогда будет неслабая такая волна. Но до свода мне не добраться, — он разводит руками. — Да и незачем.

Они останавливаются у груды крупных валунов на песчаном пляже. Пустынно. Тихо. Только вдали в море выпрыгнул и снова исчез кто-то живой. От Морефея, наверное? Морефей здесь за ней присматривает…

— Здесь так красиво, — восхищённо говорит Стелла.

Пакир пожимает плечами.

— Обыкновенно. Я не вижу этой красоты.

— Ты вообще не чувствуешь красоту?

— Только твою, — коротко отвечает он, быстро взглянув на неё и тут же отведя взгляд.

Не комплимент. Констатация факта. И нечему тут радоваться.

Впрочем, Стелла иного от него и не ждала. Так что спрашивает с любопытством о другом:

— А это отсюда ты посылал мне сны? Из Гавани Надежды?

— И отсюда… И из своего дворца.

Он её уже уговаривал облететь вместе с ним всю Подземную страну, осмотреть всё, что в ней есть. Ну ещё бы — ведь когда-то он эту страну и создал, хочет похвастаться. Но она так и не решилась. Южное море прекрасно, но чуть севернее пещера темнеет, как будто под грозовым небом. Нет, ей туда совсем не хочется. Жутковато…

Но может быть, когда-нибудь.

Стелла наклоняется и погружает руку в воду.

— Какое тёплое здесь море!

Пакир кивает:

— Хочешь, можешь искупаться.

И улыбочка у него при этом проскальзывает такая ехидная, что Стелла только усмехается:

— Ага, а ты в это время утащишь серебряные башмачки.

— Да на что они мне? — искренне удивляется Пакир. — Хотя идея, пожалуй, хорошая — ты тогда не убежишь. Но у меня была немножко другая, более невинная. Ты будешь купаться, а я за тобой подглядывать.

Начинается! «Более невинная», как же… Смотря с чем сравнивать, конечно…

Ну да иного она опять-таки и не ждала. Он ей эти намёки делает уже четыреста лет, ещё в снах начал, как только общение хоть чуть-чуть наладилось.

Стелла дожидается, пока Пакир снова отводит взгляд на море. Правда, его улыбочка с лица не исчезает. Что ж…

Короткий магический импульс, направленный в цель — и в это ехидное лицо летят брызги воды. Пакир вскрикивает возмущённо, а Стелле смешно. Хотя и чувствует она себя очень глупо. Как маленькая девочка.

— А нечего так улыбаться, — говорит она, чуть-чуть вздёрнув нос.

И тут же, охнув, вскидывает руки — перед ней волна в её рост. В последний миг удаётся удержать её магией.

А потом сдвинуть. Чуть-чуть… Ещё чуть-чуть… Стелле смешно — они с Пакиром напрягают все усилия, чтобы окатить друг друга волной. Как развлекаются самые старшие и опытные маги на Земле — смотрите все! Эксклюзивное зрелище! О Мироздание, ну дурью же занимаются, в самом деле… Как будто им не десять тысяч лет, а два годика… Стыдобища. Нет бы и в самом деле обсуждать, как им полагается, какие-то высокофилософские вопросы, так они вон чего устроили…

А главное, не в первый раз.

В итоге волна обрушивается на середине расстояния между ними, брызги летят во все стороны, и достаётся обоим поровну.

— Ну вот, — с досадой произносит Стелла. В обрызганном пусть и тёплой морской водой платье тут же становится холодно. Она пытается пустить вокруг себя ветерок, но Пакир подзывает:

— Иди сюда, помогу.

Стелла шагает к нему неохотно.

Но платье действительно высыхает моментально, стоит ему только провести руками над пятнами от брызг.

— Как ты это сделал?

— Уничтожил капли воды, — пожимает плечами Пакир. — Я же тёмный маг, моя преимущественная магия — уничтожение. И как видишь, иногда она идёт на пользу.

— Не обманывай меня своей искажённой философией, — твёрдо говорит Стелла. Ну вот, чего она и хотела. От глупостей перешли наконец-то к чему-то серьёзному.

Рано радовалась. Пакир дотрагивается до её локтя — всё прозаично, рукав тоже попал под брызги волны, — и с потемневшим взглядом тихо произносит:

— Хоть так могу к тебе прикоснуться…

И руку он задерживает, хотя уже не надо. И как-то незаметно приближается…

Стелла отступает на шаг. Он усмехается:

— Знаю, снова «не сейчас». Интересно, а когда наступит «сейчас»? Десяти тысяч лет тебе для размышлений не хватило?

Внезапно у Стеллы вырывается:

— А если бы я стала твоей, ты бы отказался завоёвывать Волшебную страну?

Он недоумённо моргает. Потом качает головой:

— Нет.

Стелла отходит и садится на камень. Молча. Отворачивается и смотрит на море.

А чего она ожидала?

— Ты не понимаешь, — говорит Пакир. — Это моя сущность. В конце концов, у всех мужчин в инстинктах заложено одно и то же: мы хотим доказывать своё первенство и обладать. Мы ходим побеждать соперников и становиться сильнее их, мы хотим владеть территориями, и хотим обладать женщинами — просто у всех это выражается в разной степени. Кому-то достаточно крошечного поля, а кому-то мало и целой страны. Мне нужно всё лучшее. Сильнейшие соперники, которых я превзойду, вся Вселенная в безраздельное владение и самая красивая женщина на свете. И из этих трёх вещей я не могу отказаться ни от одной. Это просто невозможно.

— Ну да, конечно, — с горьким сарказмом говорит Стелла. — Вот только с соперниками у тебя пока что-то не очень получается — Торн запер тебя в Подземелье, которое ты ещё и вынужден делить с собственным отцом — и даже его ты не можешь победить окончательно — и Волшебную страну завоевать до сих пор не можешь, не говоря уже обо всей Вселенной… А что касается женщины, то я не вещь, чтобы мною просто обладать.

— Это всё временные трудности, — краем глаза она замечает, как Пакир сжимает и разжимает кулаки.

— Ну конечно, временные. Всего-то десять тысяч лет, — фыркает она.

— Я намерен жить вечно. Ты, надеюсь, тоже, — усмехается он. И хмурится: — Послушай, но неужели ты и в самом деле согласилась бы быть со мной, лишь бы я Волшебную страну не трогал?

— Согласна, продешевила. Условие меняется — ты не трогаешь всю Вселенную, — хмыкает Стелла. Пакир тут же возмущённо повышает голос:

— И что тогда я буду делать? Что мне тогда остаётся? Вечно сидеть в этом подземелье и цапаться с отцом?

— А ты попробуй не цапаться для разнообразия, — предлагает Стелла. Предлагает, конечно, с иронией. Понятно же, что Пакир на такое не пойдёт…

А он всё пытается что-то осмыслить.

— Так ты собиралась пожертвовать собой, лишь бы я никого не трогал? — наконец хмуро изрекает он. Стелла со вздохом кивает:

— Ну да.

— Ну да, — повторяет он. — Это в твоей сущности…

— Сущности кого? — уточняет Стелла. — Если ты считаешь, что такова сущность «всех женщин», то ты ошибаешься. Если ты думаешь, что такова сущность «всех фей Облаков», ты тоже ошибаешься…

— Сущность всех светленьких, — ворчит он.

— Нет никаких «всех». Есть личность. И личность сама решает за себя. Ты решил навесить на себя ярлык тёмного мага и мужчины, которому всего мало. А я… А я — это я, — вдруг обрывисто заканчивает Стелла и смотрит на море. — И никаких ярлыков на мне нет, — добавляет она через паузу.

Пакир отходит, тоже садится на камень и тоже смотрит в море. Наступает тишина. Оба категорически не согласны с доводами друг друга, никто не собирается уступать… Но почему-то никто не уходит.

Хотя ей — только стукнуть каблучками…

Она косится на Пакира и с недоумением хмурится:

— Что с тобой?

У Пакира выступили когти на руках — и этими когтями он впился себе в ладони до крови.

Он смотрит.

— А, это… — как будто только что заметил. — Один из побочных эффектов сущности тёмного мага, — с усмешкой заявляет он.

— Какой эффект? Самого себя расцарапывать? — скептично интересуется она.

— Иногда я только так ощущаю, что всё ещё жив.

— Чушь не неси, — морщится она и отворачивается. — Если ты решил таким образом привлечь моё внимание… Хочешь, чтобы я тебя пожалела? Очередной эмоциональный шантаж?

— Я знаю, что ты всё время меня жалеешь, — усмехается он. — Ведь ты считаешь, что все, кто во Тьме, по умолчанию несчастны.

— Да, я так считаю, — упрямо заявляет она, но Пакир с ней и не спорит.

— Но ты даже не представляешь, насколько это правда.

Он встаёт, подходит к ней и снова садится — на песок у её ног. Его лица Стелле не видно, он опять смотрит на море. Но если бы наклонил голову набок, коснулся бы её колена. Она замирает.

— Сущность тёмного мага… — негромко начинает он. — Ты, конечно, думаешь, что это уничтожение всего вокруг себя и желание властвовать над миром. Ненависть ко всему живому, ко всему, кто стоит у меня на пути. И в этом ты права. Но у этой ненависти есть и оборотная сторона. Всепоглощающая ненависть к самому себе.

Стелла хмурится. Вроде и понятно, но… как-то не верится. Не вяжется.

— Она иррациональна, — продолжает Пакир. — Она не имеет под собой конкретного основания. Хотя скорее, оно просто слишком глубокое. Я не за то себя ненавижу, что совершил какое-то конкретное деяние. Я просто ненавижу себя. В целом. Может, за то, что я тёмный маг. Может, за то, что тёмный маг в принципе существует. Ты вот говоришь — «я — это я», говоришь о личности. И думаешь, что я этого не понимаю, что я только цепляю на самого себя ярлыки. На самом деле я всё понимаю лучше, чем ты думаешь. Просто я своё «я» ненавижу.

— Раз ненавидишь — почему не исправишь? — тихо роняет Стелла.

— Нет сил, — просто признаётся он. — Тьма не может дать силы. А Света во мне не осталось. Так что я могу только приглушить эту разрушительную ненависть. Или скорее, перенаправить…

— Если бы в тебе не осталось Света, ты бы меня уже убил, — Стелла шутит, но шутка опасная.

— Зачем же я буду уничтожать то, чем хочу обладать? — пожимает плечами Пакир. — Это не жалость, Ири. Не обольщайся.

— Предпочту обольститься, — хмыкает Стелла. Хотя, может быть, тоже из упрямства. Это «обладать» её постоянно коробит, хотя пора уже и привыкнуть, пожалуй.

— Я бы предпочёл тебя в другом смысле обольстить, конечно… — усмехается в ответ Пакир. — Так вот… — он поднимает руки. Красивые у него руки... Когда это человеческие руки, а не руки монстра, тем более сейчас на ладонях глубокие кровавые уколы от когтей, но они уже затягиваются. — Почему я ненавижу всё вокруг, почему хочу уничтожать, причинять боль, страдания? Потому что ненавижу в первую очередь себя. Но чтобы не убить себя в приступе этой всепоглощающей ненависти, я убиваю других. Или, по крайней мере, причиняю им боль. Или хотя бы что-нибудь разрушаю. Ненависть не уходит, она просто перенаправляется, но я остаюсь жив. Если бы я не боялся смерти, я бы, наверное, убил себя.

Стелла вздрагивает от неожиданности:

— А ты боишься смерти?

— Ну, ведь никто не знает, что будет потом, верно? — с какой-то болезненной усмешкой говорит Пакир. — Даже тёмные маги…

Стелле невероятно это слушать. Пакир говорит о том же, о чём она думает иногда, но — совершенно другим тоном, и этот тон пугает…

— Но других ты убиваешь, — проговаривает она. — Обрекаешь их на то, чего боишься сам?

— Верно, — соглашается он совершенно равнодушно. — И, возможно, за это я тоже себя ненавижу. Я хочу чужих смертей. Наверное, именно потому, что боюсь собственной. Ведь я хотел убить себя тогда… Давно. Когда убил того тёмного мага.

— Алура? — вздрагивает Стелла. — Ещё тогда, в Мире Облаков?

— Да.

— Когда я просила тебя этого не делать?..

— Да, да. Тогда. Ты думала, что я просто упрям и не слушаю всё, что ты мне так упорно пыталась втолковать насчёт того, что убивший тёмного мага сам станет тёмным магом. А я всё понял. Но решил, что я умнее. Подумал — убью его, потом себя, и так тёмных магов не станет. Но не смог. Его убил — а себя уже не смог. Побоялся или… — он задумчиво молчит несколько секунд, — я был настолько горд тем, что у меня получилось уничтожить тёмного мага… Вообразил, как же сейчас начнут меня прославлять… И так захотелось жить! Ну а потом… Это было первое убийство, за ним последовало второе, третье… Потом мне понравилось убивать. Когда убиваешь, чувствуешь себя таким… повелителем. Правда, это чувство быстро проходит. Но хочется испытать его снова. С каждым разом чужая смерть всё больше тебя окрыляет — но потом всё сильнее откат, и всё глубже пустота в душе, и всё больше начинаешь себя ненавидеть… И чтобы не ненавидеть себя, ненавидишь другого и убиваешь его просто потому, чтобы ему было хуже, чем тебе. И так по кругу. Хотя это даже не круг, а спираль. С каждым разом всё хуже…

— Тебя жутко слушать, — произносит Стелла.

— Слушать жутко? — Пакир поворачивает голову и с усмешкой глядит на неё. — А мне с этим жить. Но нет, я не требую от тебя жалости, это я не для того тебе всё рассказываю, чтобы тебя как-то шантажировать. Просто объясняю. Констатирую факт…

— Я не об этом, — в негодовании прерывает его Стелла. — Ты думаешь только о своём страхе, но тебе совсем не жаль других?

— Мне никогда не жаль других. Мне слишком плохо самому, чтобы думать о других, — резко отвечает Пакир.

— Так может быть, ты бы попробовал хоть раз подумать? Может, тебе поэтому и плохо, что ты не видишь никого, кроме себя? Хоть раз попробуй поставить себя на место того, кто страдает из-за тебя!

— Если я буду ещё пытаться представить себя на месте того, кто страдает, я окончательно с ума сойду! — повышает голос Пакир. — Только чужих страданий мне не хватало! Ты сама со своей повышенной эмпатией сильно любишь себя на чужом месте представлять? Разве тебе не больно от чужих страданий? Нет уж, Ириния! Ты можешь сочувствовать и сопереживать кому хочешь, если тебе себя менее жалко, чем других, но не требуй этого от меня! Меня вполне устраивает мой эгоизм!

— Мозги у тебя набекрень, а не эгоизм, — сквозь зубы цедит Стелла. — Как ты только умудряешься переставлять всё с ног на голову…

Пакир молчит. Его лица она не видит, но понимает, что он сейчас разозлён и, может быть, даже обиделся. Хотя это производные друг от друга явления. Две стороны одной медали негатива. Обида — это когда самому плохо, а злость — это когда «мне плохо, но пусть тебе будет ещё хуже — и тогда мне будет хорошо». На самом деле не хорошо, конечно, но озлобившемуся кажется именно так.

Пожалуй, Стелла теперь чуть глубже понимает природу злости и обиды.

А Пакир пускай обижается. Вот сейчас ей его совсем не жалко. Наговорил тут всякого бреда и требует от неё понимания и сочувствия? Не дождётся.

Она бы ушла, но… Хочется ещё на море полюбоваться. Хотя сложно любоваться красотой природы под столь категоричный спор о ненависти и сочувствии. Но уходить всё равно не хочется. И разговор ещё явно не окончен… Её поражает то, как зеркально друг другу они ощущают одни и те же явления. А может, это просто из-за шока она всё ещё здесь?

Или действительно хочет услышать что-то ещё? Даже просто сидеть с ним рядом и удивляться, что в мире существует кто-то с такими невероятными взглядами на жизнь. Взглядами, как у неё, только наоборот. Формулировка странная и не до конца объясняет всё происходящее, но другой Стелла не придумывает и озадачивается — а правда, как ещё сказать?..

— И вторая проблема сущности тёмного мага, — продолжает Пакир после долгой паузы, — это то, что я постепенно всё менее чувствую себя живым. Ведь Тьма не может дать ощущения жизни. Я не живу, я существую… Существую в ненависти, в разрушениях, в агрессии, и только агрессия позволяет мне почувствовать свою силу… С каждым годом мне нужно это всё больше и больше.

— А раны? — тихо напоминает Стелла.

— Я же уже сказал — так я чувствую себя живым. Это тоже не жалости ради, а констатация факта. Мне больно — значит, я жив. И в жизни на короткое время появляется смысл — сделать так, чтобы было не больно.

— Ты похож на некоторых религиозных фанатиков, — морщится Стелла. — Они тоже себе сами раны наносили и радовались. Извини, но это просто психоз какой-то.

— А кто сказал, что тёмные маги нормальные? — ухмыляется Пакир. — Конечно, это ненормально. Но на то я и тёмный маг.

— Тоже мне, оправдание…

— Не бойся, самоистязание я нечасто практикую, — смеётся он. — Разве что в исключительных случаях. Я же не мог сейчас причинить боль тебе, — он внезапно стискивает в кулаке подол её платья. — Или, скажем, устроить тут небольшое землетрясение. Или скалами в море пошвыряться. Я бы хотел, конечно. Но ты бы тогда больше не пришла… Слишком бы испугалась. Я прав?

Он отпускает руку.

— Прав, — тихо признаёт Стелла. — Хотя, скалы в море или землетрясение я бы тебе ещё простила. Если уж накопил негатив, надо выплёскивать. Но если бы ты напал на меня, я бы действительно очень сильно испугалась.

— На очередные десять тысяч лет? — он снова косится на неё через плечо. — Ты из-за шрама тогда боялась со мной встречаться? Боялась, что убью?

— Есть такое, — со смешком кивает Стелла. — Хотя шрам — лишь малая часть того, что меня тогда напугало.

— Понимаю, — Пакир снова смотрит на море. — Сильно мешает?

— Шрам? — уточняет Стелла. — В Большом мире никак не мешал. В Волшебной стране ноет немного. Особенно после снов, которые ты насылаешь, или наших встреч, — честно заявляет она. Пакир кивает без удивления:

— Ну да, я же близко. Я мог бы его убрать, — добавляет он. — Но это возможно только тогда, когда ты станешь моей. Да он сам тогда исчезнет. Не шантаж — констатация факта, — он поворачивается и разводит руками. Лицо его серьёзно, никаких ехидных ухмылочек. Стелла верит.

— Я потерплю, — хмыкает она. Осторожно встаёт, чтобы не коснуться коленом его плеча. Он тоже поднимается. — Мне пора, — говорит Стелла. — А то фрейлины меня хватятся.

Она отходит на несколько шагов — с песка на гальку, чтобы удобнее было стукнуть каблучком.

— А ведь интересно получается, — внезапно произносит Пакир ей вслед задумчиво, — если бы я тогда, как поначалу планировал, убил себя после поединка с Алуром — ведь всё пошло бы по-другому. И твоя жизнь была бы другой. И Мир Облаков, возможно, до сих пор был бы жив…

Стелла замирает от невероятности такого предположения. И от того, что Пакир прав. Всё было бы иначе. Мир Облаков мог бы жить и сейчас. Ей бы самой не пришлось скитаться почти десять тысяч лет среди людей, скрывая свою сущность феи…

— …Как тебе такое? — с грустной усмешкой говорит Пакир.

…И не было бы тёмных магов.

И Баккар не стал бы Пакиром.

Потому что Баккар бы умер.

Зато Мир Облаков был бы жив.

Стелла мотает головой. Как хорошо, что история не знает сослагательного наклонения, не даёт второго шанса. И ей, Стелле, бывшей Иринии, не придётся думать, что было бы хуже или лучше — потерять Мир Облаков или сохранить его ценой жизни вот этого бывшего светлого принца, который сейчас стоит в нескольких шагах от неё.

Как хорошо, что не нужно делать выбор. Жестокая история сделала его сама.

Стелла зажмуривается, готовясь стукнуть каблучками.

— Ты ещё придёшь? — взволнованно окликает её Пакир.

Она кивает:

— Приду.

И она пришла…

Черновики и отдельные эпизоды: с 2013 г.

Основной текст: сентябрь 2022 — сентябрь 2024