Песня о любви к апокалипсису (гет)

Ранее:

Что помешает ей всё испортить? Они выиграли войну в этой временной шкале. Что, если она сделает что-то, из-за чего рядом не окажется Нарциссы Малфой, которая в один подходящий момент солжёт Волан-де-Морту? Что, если Гарри умрёт до финальной битвы? Что, если Беллатриса узнает, что Гермиона — родственная душа Снейпа?

Что если, что если, что если…

* * *

20 ноября 1998 год.

Северус смотрит на группу студентов, собравшихся в Большом зале. Слизеринцы и гриффиндорцы седьмого и восьмого курсов, как и следовало ожидать, — все сидят за своими столами. Драко, в качестве приглашённого докладчика, сидит в полном одиночестве в конце когтевранского стола.

Две минуты до начала урока. Северус отбрасывает свой экземпляр «Пророка» в сторону. Попытка Грейнджер заступиться за него в интервью «Придиры», в котором она поведала о том, что случилось той ночью в поединке с Сивым, вызвала шквал презрения — якобы Снейп надавил на девчонку и воззвал ко лжи. Если общественность когда-нибудь узнает, что именно он — её родственная душа, будет плохо. Её утащат на дно вместе с ним.

Эти уроки «послевоенной толерантности» проводятся по вечерам пятниц для всех возрастных групп. Драко уже выступал со своей речью перед первым и вторым курсами. Северуса ожидает пять печальных недель, во время которых он должен также пристально наблюдать за Александром Фоули. Этот маленький засранец всё никак не мог закрыть свой рот и продолжал болтать со своими дружками, несмотря на неоднократные выговоры и замечания со стороны Мастера зелий. Фоули считает, что лекции о зверствах и ужасах войны — самое идеальное место для того, чтобы опробовать новые товары из магазина Джорджа Уизли. Эдакая изощрённая версия Поттера-старшего. Минерва сняла за подобные шалости двести очков, так что теперь Гриффиндор значительно отставал от других трёх факультетов.

Родители Фоули покинули страну ещё во время войны, забрав своего избалованного тупоголового ребёнка с собой, во Францию, к каким-то очень дальним родственникам. Они — одни из немногих родителей, которые пишут письма о том, насколько их идея с данным предметом является провальной. Какая жалость, что Северус не может отнять и у них пару-тройку очков.

Снейп искренне надеется, что этот разговор со старшими курсами пройдёт более гладко и плодотворно, но для Драко он станет одним из самых трудных.

Северуса привлекает противоречивая смесь негодования и праведного гнева со стороны гриффиндорского стола, за которым сидит Грейнджер, нервно кусая ноготь большого пальца и неотрывно смотря на Драко Малфоя. С такого расстояния расслышать разговор студентов кажется невозможным, но читать по губам Снейп умеет хорошо.

— Гермиона, ну право слово, неужели ты это сделаешь?

— Нам это необходимо, Джин. Я хочу, чтобы отношения между нами поменялись в лучшую сторону. Хватит избегать его. Верно? Погнали.

С этими словами Грейнджер направляется к Драко. Она не обязана первой протягивать руку к перемирию, но ведь это святая Грейнджер… Если Драко связан с кем-то родственной нитью, Северус готов поспорить, что его вторая половинка сейчас ощущает волну огромного беспокойства. Лонгботтом и Уизли тащатся следом за своей подругой, кажется, с трудом переставляя ноги. А Лавгуд подходит к Драко так, словно сидеть рядом с ним — самое что ни на есть обычное дело.

— Грейнджер, — настораживается Малфой, — что ты делаешь?

— Пытаюсь в очередной раз показать, что война уже позади. Разве ты не в курсе? Подвинься.

Внутренняя благодарность Снейпа против воли плывёт прямо к Гермионе; она смотрит на свои руки и хмурится, как будто очень сосредоточена на своём деле. Он чувствует её ответ, в котором читаются тёплые нотки: что-то, похожее на горько-сладкий привкус вперемешку с надеждой.

* * *

22 ноября 1998 год.

Гермиона до сих пор хочет рассказать обо всём своим друзьям. Ноябрь подходит к концу, и ничего так и не поменялось. Никто не пришёл за ними и не упёк в Азкабан, временные линии не нарушились, а Хагрид всё так же улыбается, заваривает непригодный для питья чай и воркует со своими хищными зверушками. Но вот только она изменилась. Когда стала понимать, что всё — в её руках. Оказывается, знание — та ещё опасная штучка.

Гермиона проходит мимо больничного крыла. Рядом с ним теперь находится новый кабинет, тяжёлая резная дверь которого сейчас приоткрыта. Флёр сидит за рабочим столом. Повинуясь внезапному импульсу, Грейнджер входит и закрывает за собой дверь.

— Как конфиденциальность между врачом и пациентом работает в волшебном мире? — интересуется она. — Ты будешь держать в секрете то, что узнаешь во время сеанса?

Брови Флёр взлетают вверх.

— Если целитель считает, что пациент представляет опасность для себя и остальных, он обязан принять меры. Но при этом всё, что он скажет на терапии, останется тайной.

Опасность для самой себя или для других. Что ж. Спорный момент.

— Я бы хотела походить к тебе на сеансы.

— Гермиона, — черты лица Флёр смягчаются, — ты ведь знаешь, что я откажу тебе. Из-за того, что между нами было… У нас слишком много общих точек соприкосновения. А целитель должен всегда оставаться нейтральным по отношению к пациенту и его проблемам. Никакой эмоциональной привязки.

Это не та Флёр, которую когда-то знала Гермиона. Эта девушка настояла бы на том, что никто не справился бы с работой так хорошо, как она, так что Грейнджер могла бы спокойно сесть и рассказать о своих проблемах. Кто эта женщина, которая сейчас разговаривает с ней?

Какая-то едкая часть Гермионы жаждет выплюнуть: «Никакой эмоциональной привязанности? Прелестно. Тебе же плевать?» Но она подавляет в себе это желание.

— Мадам Помфри… — начинает Флёр.

— Нет. Я не хочу говорить об этом с ней.

— Ты можешь поделиться со мной этим как со своим другом. Услышанное не выйдет за пределы этой комнаты, даю слово, — хмурится девушка.

Они не друзья.

— Даже Биллу не станешь говорить? — спрашивает Гермиона, прищурившись.

— Никогда. Обещаю. Если хочешь, готова дать Нерушимую клятву. Что случилось?

И Гермиона пускается в рассказ. Снейп определённо проехался бы по ней, узнай он, что Грейнджер кому-то доверила их секрет — а особенно своей бывшей. Но она верит ей. Флёр ещё не так профессиональна в своём деле, это легко понять по её расширяющимся глазам по мере развития истории о той ночи с Хагридом и Сивым.

Гермиона опускает ту часть, где она узнаёт о том, что Снейп — её родственная душа. Желание рассказать всю правду бьётся рядом с её собственным сердцем. Продолжая свой рассказ о той ночи, она ощущает, как внутри растёт беспокойство Снейпа и её собственное — прямо как тогда.

— Тебя могли убить, — шепчет Флёр.

— За последние годы меня могли убить уже бесчисленное количество раз.

Флёр бормочет что-то, подозрительно похожее на «Гриффиндор…»

— Что для тебя сейчас важно? — спрашивает она. — Получить совет? Или просто иметь возможность кому-то выговориться?

— И то и другое, я думаю. Просто из головы не уходит мысль о том, что я могу изменить то, что произошло. Спасти людей, которых уже нет в живых. Моих родителей, Фреда, Лаванду. Я могу исправить всё то, что когда-то испортила. Я могу спасти тех, кого люблю, но взамен привести в движение что-то, из-за чего мы проиграем войну. Мне необходимо… Скажи, как перестать об этом думать.

Флёр на мгновение замирает, изучая лицо Гермионы.

— Как ты можешь перестать думать об этом, когда маховик времени всегда с тобой? Я предлагаю отказаться от ускоренной программы и вернуть маховик МакГонагалл. Я бы поступила именно так. Ты сейчас подвержена посттравматическому стрессу, тебе необходим перерыв. Отдых. Правда.

— Я не хочу отказываться от ускоренного курса.

Флёр лишь пожимает плечами.

— Вижу, ты принципиальна в своём решении. Похвально. Но взрослая жизнь всё равно от тебя никуда не денется. Даже если ты потратишь на обучение чуть больше времени.

Несколько месяцев назад Гермиона пообещала Джорджу, что закончит школу раньше срока. Перед глазами всплывает колдография его поцелуя с незнакомкой. Действительно, зачем вообще торопиться?

— Спасать людей — не твоя обязанность, — продолжает Флёр. — Не всех возможно уберечь от смерти. И если ты искала человека, который скажет тебе это в лицо, ты его нашла. Ты не должна нести это бремя.

— Мерлин, это оказалось так заразно, — Гермиона с грохотом плюхается на стул.

— Не поняла?

— Гарри привык спасать всех и вся. Ну и я следом за ним хочу делать то же самое.

Флёр накрывает ладонью руку Гермионы. Такое тёплое, нежное прикосновение не вызывает никаких воспоминаний о поцелуях в саду и объятиях в карете школы Шармбатона. Как будто всё это уже давным-давно потеряло свою силу — свою искру. Ощущения, схожие с поддержкой её друзей — Невилла или Луны, — и только.

— Хочу сказать, что ты очень хороший человек, Гермиона, который пытается защитить своих любимых друзей. Это понятно, но маховик времени… это слишком большое искушение. Думаю, тебе следует его вернуть. Если тебя вдруг поймают…

— Я знаю.

— Тебе составить компанию? Пойдём вместе к МакГонагалл и всё расскажем?

Гермиона вздыхает. Она ненавидит, когда другие люди оказываются правы.

— Нет, — хмурится она, — но ты права, нужно его вернуть. — И, возможно, сейчас эмоции Снейпа проникли в неё вместе с её собственными, потому что она добавляет: — А по поводу Нерушимой клятвы… Дело не в том, что я тебе не…

— Гермиона, всё в порядке, — говорит Флёр, вытаскивая свою палочку. — Готова?

* * *

24 ноября 1998 год.

— Грейнджер рассказала вам о том, что случилось, — говорит Снейп.

— Вы же знаете, я не имею права раскрывать того, что рассказывают мне мои пациенты.

Ему и не требуются её подтверждения. Он уже услышал их разговор в мыслях Гермионы.

— Не хотите поделиться этим со мной? — спрашивает Флёр.

— Не горю желанием. Мы спасли Хагрида. Что тут ещё можно сказать?

— А что вы чувствуете по этому поводу сейчас?

Северус прокручивает эту мысль в голове. Делиться своими эмоциями — самая сложная часть этих сеансов. Он потратил бесчисленное количество лет, пытаясь подавить все свои чувства и не позволяя кому бы то ни было узнать о них. Вообще, единственная причина, по которой Снейп всё ещё сидит здесь, заключается в том, что Флёр однажды швырнула в него подушкой, когда он вёл себя уж слишком упрямо. Это напомнило ему о дружбе с Минервой — ещё до того, как отношения между ними осложнились.

— Я чувствую… — Северус хмурится. — То же самое. Облегчение от того, что Хагрид жив, но при этом страх и…

— Чувство вины? — подсказывает Флёр, когда его голос затихает.

Северус кивает.

— Именно это. До сих пор.

— То, что вам пришлось пережить, это… чудовищно. Страх продолжает жить внутри, потому что вы не можете перестать видеть перед глазами того, что видели. Чувство вины… Возможно, потому, что вы когда-то были Пожирателем смерти?

Почему нет? Это идиотское решение привело к тому, что Снейп совершил множество ужасных вещей в своей жизни.

— Уверен, что Сивый планировал отомстить мне за моё участие в падении Тёмного Лорда, — говорит Северус.

— Вполне возможно, — поджав губы, Флёр наклоняет голову набок. — Но смерть Хагрида… Это ни в коем случае не было бы вашей виной, Северус. Это не ваша работа — защищать всех в этом волшебном мире. Что бы вы чувствовали, если б Хагрид оказался Пожирателем и испытывал муки угрызения совести, а вы бы тем временем находились в роли невинной жертвы?

Снейп не отвечает. Это не одно и то же. И, во-первых, Хагрид никогда бы не присоединился к Пожирателям смерти.

— Думаю, вам следует проанализировать свою жизнь, поступки и эмоции самостоятельно, — говорит она. — Вам дать ещё одну порцию зелья?

— Было бы очень кстати.

Со своего стола она достаёт крошечный голубой флакончик. Работа Поппи: модифицированный Успокаивающий напиток, который позволяет негативным эмоциям проявляться мягкими, легче поддающимися обработке волнами. Северус откидывается на диване, позволяя Флёр нанести холодное зелье на виски.

Тихий уют кабинета Флёр окутывает его с ног до головы. Зелье начинает действовать: потрескивание огня, мягкий свет свечей, приглушённые синие и серые тона мебели, изящный чайник сбоку, в который всегда налит какой-то цветочный отвар, предлагаемый Северусу каждый сеанс… Он закрывает глаза.

— Постарайтесь обойтись без осуждения, — говорит Флёр. — Знаю, как для вас это трудно.

Он ухмыляется.

— Постарайтесь не сливаться со своими эмоциями воедино, — продолжает она. — Наблюдайте за ними со стороны — и, напоминаю, никакого осуждения. Что бы вы ни чувствовали.

Дикое отклонение от того, во что Северуса заставляли верить всю жизнь. Прекращай плакать, или я дам тебе для этого новый повод. Когда чувство вины и ужаса медленно поднимаются в груди, Снейп пытается никак не реагировать. Не подавляй, не отталкивай. Укол беспокойства, принадлежавшее не ему самому, поднимается навстречу остальным ощущениям.

— Как чувствует себя ваша родственная душа, ощущая ваше чувство вины и страх? — спрашивает Флёр после того, как проходит первая волна эмоций.

Северус открывает один глаз.

— А кто сказал, что у меня есть родственная душа?

— Это очевидно, разве нет? — усмехается девушка. — Пытаетесь увернуться от ответа, но при этом избегаете смотреть мне в глаза.

Северус издаёт тихий смешок и, покачав головой, снова закрывает глаза.

— Беспокойство. Она чувствует беспокойство.

— Как думаете, что бы она сказала, если б узнала причину этих чувств?

— Не могу даже предположить. Мы не… — и затихает, обдумывая всё, что знает о Грейнджер. Всё, что он может себе представить, — это как она упирает руки в бока и хмуро смотрит на него. — Полагаю, она, скорее всего, отругает меня и скажет, что я, конечно же, в этом не виноват.

— Наверняка она очень мудрая девушка, — хихикает Флёр.

«Вы даже понятия не имеете — насколько», — думает Северус.