Мужество жить (джен)

«Никогда не забывай о том, кто ты такой, ведь мир, конечно, этого не забудет. Сделай происхождение своей силой. Не допускай, чтобы оно превратилось в слабость. Облачись в это, словно в броню, и тогда никто не сможет ранить тебя». ~ Джордж Р.Р. Мартин

— …а когда вернешься, я расскажу тебе о Дениз Поркли. Я когда-нибудь говорил, что учил ее? Блестящая девушка, просто блестящая, и двукратный лауреат премии Мюррея за лучшее…

Дверь милосердно захлопнулась за спиной.

Обессиленный Северус тяжко вздохнул от чувства облегчения, которое продлилось достаточно долго, чтобы прийти в себя.

За всю свою жизнь он никогда не был так рад покинуть лабораторию Зелий, как сегодня. Оставить класс зельеварения? Это было невероятно редкое исключение; в качестве преподавателя зельеделия у него иногда выдавались поистине ужасные дни, даже если их сравнивать с порой, когда он сам был студентом.

Но лаборатория Зелий, расположенная рядом с его прежним кабинетом и предназначенная для личного пользования нынешнего профессора зельеварения, всегда была убежищем, дающим передышку от хлопот со студентами, врывающихся с вопросами, и коллег, досаждающих просьбами сварить какое-нибудь сомнительное снадобье, которое им всегда казалось срочно необходимым. С годами они усвоили, что лучше оставлять его в покое, если он варит что-то в приватной обстановке; многие продвинутые зелья требовали почти постоянного контроля, и за эти годы он наорал на достаточное количество людей, чтобы донести до них мысль — не мешайте мне.

Это святилище оставалось неприкосновенным, принадлежащим ему и только ему, в течение полутора десятилетий, и стало любимым пристанищем Северуса. Последние два года он очень скучал по нему, и ему не терпелось вернуться туда, к успокаивающей готовке снадобий и часам покоя наедине с собой, пополняя истощившиеся запасы зелий Хогвартса со свойственным ему мастерством.

По крайней мере, до тех пор, пока в помощь ему не был назначен единственный и неповторимый Гораций Слизнорт.

И слава Мерлину, что только он один — Северус предпочел бы в одиночку справиться с бесконечным списком зелий, которые нужно было пополнить, и он даже не хотел думать о том, как бы он себя чувствовал, если бы ему пришлось терпеть нечто большее, чем Гораций. Сон? Он мог обходиться без сна; он работал всю ночь наполет больше раз, чем мог сосчитать. И зельевар бы нисколько не преувеличил, если бы сказал, что после трех дней и ночей работы над зельями он чувствовал себя в более здравом рассудке, чем после двух дней, проведенных в лаборатории наедине с Горацием, который, казалось, был одержим идеей рассказать ему бессмысленную историю о каждом чертовом студенте, что у него когда-либо был, чтобы скоротать время.

Зельеварение само по себе было достаточно трудным делом; оно требовало постоянного внимания и сосредоточенности, а также тщательного планирования, чтобы учесть перерывы на еду и посещение туалета, что было весьма трудно организовать, когда варишь несколько зелий одновременно. Северус почти все время проводил на ногах, и от каменного пола у него болели колени, а локти, запястья и кисти рук были страшно перенапряжены из-за нарезки, измельчения и другой подготовки ингредиентов, не говоря уже о тщательном перемешивании, которое нужно было производить со строго определенной скоростью.

Вчера утром, когда он еще был оптимистично настроен в отношении процесса, зельевар запланировал передачу снадобий в больничное крыло примерно на одиннадцать утра, когда в процессе варки будет затишье и достаточно будет одного человека, чтобы следить за оставшимися зельями. Он собирался предоставить это дело Горацию, но, когда часы, поставленные для оповещения, пробили час, он чуть не сбил дородного мужчину с ног под предлогом необходимости уйти, слевитировал готовые и разлитые по бутылкам зелья и выскочил за дверь прежде, чем второй мастер зелий успел придумать возражение, чтобы самому взять перерыв.

Он надеялся выжать из этого дела часовую передышку — возможно, он даже успеет пообедать пораньше, пока будет свободен. Мерлин, ему нужно быть как можно более физически отдохнувшим, если он не хочет задушить своего старого профессора зелий; они собирались начать следующий раунд зельеделия, а это означало, что Северус останется с ним наедине по крайней мере до вечера.

«Может, стоит начать говорить о своих собственных учениках, просто чтобы насолить Горацию», — мысленно пробурчал Северус. У него, определенно, были некоторые претензии, которые так и хотелось изложить, и было несколько учеников, которыми он гордился все эти годы... Старику было бы полезно напомнить, что не только он один выучил успешных зельеваров — Горацию всегда не хватало немного скромности.

Или, если бы Северус сумел бы правильно все обставить, добавилось бы скромности побольше. Немного лишнего не повредит.

Размышляя о том, как бы ему превзойти своего старого декана, он свернул за угол, поднимаясь по лестнице из подземелий, и чуть не столкнулся лоб в лоб с Кингсли, который направлялся вниз.

— А, Северус, — поприветствовал высокий аврор, отступая в сторону, чтобы пропустить его; Северус коротко склонил голову, оценив этот жест, поскольку ему не пришлось убирать зелья с дороги. — Вы как раз тот человек, которого я надеялся увидеть. Можно вас на пару слов?

— Конечно, — ответил Северус, чувствуя, что, каким бы ни было его настроение, было бы неразумно отказывать исполняющему обязанности министра магии. Он снова начал подниматься по лестнице, надеясь, что Кингсли пойдет за ним, иначе это действие могло бы показаться грубым, и вздохнул с облегчением, когда ставший министром аврор последовал его примеру.

Он так и не смог до конца понять, как ему вести себя с Кингсли. В Ордене они общались относительно мало, и, хотя Кингсли никогда не казался особенно настроенным против него, Северус знал, что его не очень-то любят в Аврорате. Ситуация осложнялась еще и тем, что Кингсли учился одновременно с ним в Хогвартсе на более старшем курсе, а это означало, что он воочию видел склонность Северуса к Темным искусствам и его связь с грубой, уродливой толпой, которая впоследствии стала Пожирателями смерти — и Северус сомневался, что такое впечатление легко забыть. Поэтому он проявлял осторожность и держался с новым министром вежливо и с разумным почтением.

— Вы славный малый, — прокомментировал Кингсли; это была простая фраза, произнесенная почти на автомате, но она застала Северуса врасплох, он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то говорил ему такие комплименты. Подобные слова Люциус говорил ему в школе, когда у него было поручение для юного вундеркинда зельеварения, и Северус не любил вспоминать, как сильно он стремился услышать это от богатого, влиятельного префекта, собирая его вещи и бегая с записками от него по всей школе.

Недоверчиво поджав губы, он проанализировал это заявление, подумав, что Кингсли, скорее всего, делает то же самое, что и многие другие на протяжении многих лет: привлекает на свою сторону сальноволосого, смышленого изгоя, чтобы использовать его обширные знания, не обращая внимания на него как на личность.

— На днях я разговаривал с одной из аврорш о вашей работе с ними, — начал министр, следуя за Северусом, направлявшемуся в больничное крыло, — и она рассказала мне о ваших потрясающих способностях исцелять проклятия…

Вот оно, мрачно подумал Северус.

— … что, как я понимаю, довольно редкое явление …

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — Северус прервал его, решив, что лучше сразу перейти к делу. Кингсли посмотрел на него с некоторым удивлением, в его темных глазах мелькнула догадка, и министр начал снова, его глубокий голос звучал медленно и четко.

— Я подумал, может быть, с излишней надеждой, что вы сможете помочь с некоторыми из наиболее сложных случаев в больнице Святого Мунго, — заявил Кингсли, и Северус моргнул — ладно, этого он не ожидал.

— Это вполне возможно, но меня вряд ли можно назвать квалифицированным целителем, — коротко ответил Северус, представляя, какой ледяной прием ему окажут целители больницы.

— Однако вы являетесь Мастером зелий, что, как я понимаю, и привело к тому, что до прошлого года у Святого Мунго с вами был заключен контракт, — заметил Кингсли, и Северус едва не сбился с шага.

Очень, очень немногие знали, что мастер зелий Хогвартса по традиции готовил зелья мастерского уровня для больницы Святого Мунго — процесс получения звания Мастера был изнурительным и дорогим, требующим около пяти лет интенсивного обучения, и мало у кого из целителей было время или желание добиваться его, а уж тем более в печально известной дороговизной области зелий. Сам Северус смог сделать это только благодаря своему положению профессора Хогвартса и при финансовой поддержке школы.

Уже почти триста лет ни один из целителей больницы Святого Мунго не получал такой квалификации, что, в свою очередь, заставило больницу наладить рабочие отношения с мастером зелий Хогвартса. Заказы на зелья были одной из обязанностей, на которые Северусу пришлось подписаться, как только он получил это звание, поскольку для легального приготовления зелий определенных уровней сложности требовался диплом Мастера, но об этом почти не говорили. Северус сомневался, что кто-то из тех людей, кто знал, что он официально работает на больницу, воспринимал этот факт как логическое подтверждение того, что ему можно доверить помощь пациентам, пусть и под присмотром.

Северус уставился на Кингсли с вновь обретенным уважением, теперь понимая, что тот, скорее всего, заранее спланировал этот разговор.

— Я подумал, что, возможно, если я поручусь за вас, вы могли бы применить свои профессиональные знания для спасения еще нескольких человек, — продолжил Кингсли, и Северус признал свое поражение; аврор, ставший министром, явно был не менее хорош в подборе аргументов, чем любой компетентный слизеринец, и, к тому же, Северус стремился сохранить его расположение.

— Если вы уверены, что сможете убедить целителей, то я охотно попробую, — ответил Северус, и губы Кингсли изогнулись в полуулыбке, которая показалась Северусу не такой зловещей, как минуту назад.

Тем не менее он был рад прервать разговор, сосредоточившись на том, чтобы не сбить дыхание: неужели в больничное крыло всегда вело столько лестниц? Северус поблагодарил себя за то, что решил левитировать зелья, а не нести их вручную. Каким кошмаром было бы подниматься по лестнице бок о бок с более выносливым аврором и с охапкой хрупкого стекла в руках.

Когда они достигли коридора, Северус уже не пытался сдерживать дыхание, и Кингсли снова взглянул на него, на этот раз с задорным выражением лица.

— Если позволите, что, по-вашему, я собирался от вас потребовать? — спросил он, и Северус едва не фыркнул, вместо этого мрачно нахмурившись.

— Я ожидал какого-нибудь предложения стать эксклюзивным консультантом Министерства по снятию проклятий, — честно ответил он, внезапно невольно осознав, что его сальные волосы раскачиваются перед лицом, а крючковатый нос выпирает в поле зрения.

— Вам уже предлагали это раньше?

— Гораздо большее количество раз, чем можно было бы предположить, — ответил Северус, раздраженно отгоняя навязчивые мысли о своей внешности. — Это может шокировать вас, но очень немногие из Министерства удосуживаются вести со мной вежливую беседу, если им ничего не нужно. Фактически… — он сделал паузу, слегка нахмурившись, и, когда они свернули за угол, тщательно выверенным взмахом палочки позаботился, чтобы стеклянная посуда не разбилась о стены и не испортила только что сваренные зелья, — …по-моему, что это первый раз, когда у меня состоялся разговор, который не привел к тому, что кто-то сует нос в мою сферу знаний. Без обид, — добавил он, подумав, что ему не следовало жаловаться на Министерство самому министру магии.

— Должно быть, это очень утомляет, — ответил Кингсли, и Северус с трудом скрыл свое удивление; уж чего-чего, а сочувствия он точно не ожидал. Теперь, понимая, что действительно очень мало знает о Кингсли, он слегка пожал плечами, хотя это движение почти потерялось в просторной черной мантии на его худых плечах.

— Это стандартный риск, если ты необычайно полезен, — ответил он, проигнорировав голос в своей голове, который злобно добавил «и необычайно уродлив». — Немногие волшебники так же хорошо разбираются в зельях или темной магии, как я, и, хотя люди могут мне не доверять, им нравится иметь эти знания в своем распоряжении.

— Представляю, — ответил Кингсли, и голос его звучал на удивление невозмутимо. Северус искоса посмотрел на него, пытаясь разглядеть выражение его лица, но вынужден был признать, что Кингсли — это загадка, на расшифровку которой ему потребуется немало времени.

На этот раз безмолвие было более коротким, и, пожалуй, более комфортным.

— Сегодня я видел Клермонта по дороге из Министерства, — прокомментировал Кингсли, впрочем, его небрежный тон ничуть не обманул Северуса.

— Правда? — Северус не особо задумывался об этом авроре, но, с другой стороны, это была очень напряженная пара дней. — Рад слышать, что он еще жив.

— Он просил меня передать вам признательность за то, что вы — и это его слова — «ударили этого ублюдка Лестрейнджа по его чертовски заслуживающей того морде».

— Только сейчас? — пробормотал Северус, чувствуя прилив раздражения.

— Он также просил меня поблагодарить вас за спасение его жизни, пусть и запоздало, — продолжил Кингсли, не сумев полностью скрыть свое любопытство по этому поводу; министр продолжал поглядывать на зельевара с вопросом в глазах, но, похоже, ждал, что Северус сам все объяснит.

Похоже, новый министр знал о Северусе так же мало, как Северус знал о нем.

— Звучит неплохо.

Наступила неловкая пауза, в течение которой Кингсли ждал продолжения, но Северус уже играл в эту игру. Он смотрел прямо перед собой, изображая безразличие, пока, наконец, министр не сдался.

— Так вы правда его ударили?

— Это было не так впечатляюще, как выглядит, — проворчал Северус, в десятый раз направляя зелья за угол. Он ненавидел лестницы, на которых ему требовалось открывать дверь или гобелен, не говоря уже о тех, что меняли положение по расписанию или по собственной прихоти. Чертовски глупая проектная задумка, особенно когда тебе нужно успеть куда-то вовремя. — Он выбрался из подземного хода, пока я наблюдал за домом снаружи… схватил мою палочку и чуть не убил меня. У меня хватило ума вырубить его раньше, чем он успел это сделать. Это был не тот опыт, который мне бы хотелось повторить.

— О.

Северус занервничал: почему Кингсли выглядел удивленным? Неужели, было более удивительно услышать, что это была случайность, а не преднамеренная атака? Северус знал, что его в целом опасаются, но он никогда не видел, чтобы люди считали его склонным к насилию — по крайней мере, не настолько, чтобы думать, что он может наброситься и ударить кого-то по лицу без веской причины. Черт, да он не мог припомнить случая, чтобы он вообще попытался ударить кого-нибудь. Проклянуть — да, конечно; за годы учебы в Хогвартсе он делал это не раз. Но ударить? Его отец рано научил его тому, как вести себя в физических разборках, и он никогда не стремился вновь пережить этот опыт.

— Должен признаться, я удивлен слышать это — это не совсем то, о чем говорят слухи, — сказал наконец Кингсли деликатным тоном.

— Какие слухи? — у Северуса возникло плохое предчувствие.

— По отделу авроров ходят разговоры, что вы сломали руку, ударив Рабастана Лестрейнджа, — ответил министр, снова взглянув на него. — Говорят, вы набросились на него без палочки и вырубили раньше, чем это удалось остальным, обеспечив его поимку. Якобы вы получили огромное удовольствие от расплаты и не заметили своей травмы, пока вас не заставили отпустить его.

— Я действительно сломал руку, — признал Северус, непроизвольно разминая кисть при напоминании. — А вот все остальное — ерунда.

— Как обычно это и бывает со слухами, — согласился Кингсли, но на этот раз его взгляд был лукавым. — Кстати, согласно им же, вы также являетесь подпольным чемпионом по боксу.

— Мерлин побери… я что, так похож на чемпиона по боксу? — Северус раздраженно обвел жестом свою костлявую фигуру, что была полностью скрыта под мантией.

Кингсли тактично решил не отвечать на этот вопрос.

««Чемпион по боксу». Да уж, конечно. Хагрид мог бы использовать меня как зубочистку», — ворчал про себя Северус, испытывая, как это ни парадоксально, внезапное и необъяснимое желание ударить по чему-нибудь.

— Что ж, можете передать Клермонту, что, если он источник этих слухов, я могу случайно снова сломать себе руку, — сухо сказал он, крепче сжав палочку Драко в то время как заводил зелья за четырнадцатый угол.

— Надеюсь, это шутка, — голос Кингсли был спокоен, но Северус не преминул отругать себя за то, что перед ним министр, и, если ему удастся избежать ареста сегодня, будет просто замечательно.

— По большей части да, — невозмутимо ответил он, уповая на то, что его репутация саркастичного ублюдка поможет как можно лучше замять этот момент. Они уже приближались к больничному крылу; Северус почувствовал облегчение, что у него осталось мало времени, чтобы выставить себя идиотом. — Мне стоит добавлять уточнения?

— С вашим чувством юмора? Не помешало бы, — ответил Кингсли, его низкий, размеренный голос придал замечанию почти официальный вид, хотя Северус понял, что мужчина все еще забавляется. — Не все восприимчивы к таким… э-э… «шуткам». Особенно большинство целителей Святого Мунго.

Северус вздохнул.

— Дельное уточнение. Постараюсь не посрамить вас, — ответил он, его колени жалобно ныли, когда они достигли вершины лестницы и направились в последний коридор.

— Что ж, я ценю эту мысль, но надеюсь, что вы будете больше заботиться о своей репутации, нежели о моей, — заметил Кингсли, бросив на него довольно странный взгляд; Северус едва удержался, чтобы не фыркнуть.

— Ах, да, — протянул он, позволяя сарказму просочиться в свой голос, — моя безупречная репутация, которую я так тщательно взращивал.

— И которую у вас никогда не будет лучшей возможности отполировать заново, — заметил новоиспеченный министр, как обычно не поддаваясь на грубость.

«А вот теперь он говорит как политик», — подумал Северус, невольно забавляясь. С момента встречи прошло целых пять минут. Наверное, это новый рекорд.

— И в самом деле, Северус, никогда не будет лучшего шанса изменить свой публичный имидж, чем сейчас. Люди не уверены в вас, и…

— Северус! — резкий голос Поппи прервал Кингсли, который вежливо замолчал, когда медсестра высунула голову из больничного крыла. — Где тебя носило? У меня три совы ждут выписанных лекарств, и два пациента, которые… о, доброе утро, министр, — сказала она неожиданно кротко, на что Кингсли милостиво улыбнулся.

— Боюсь, это моя вина, — предположил новый министр, когда они вошли в крыло, но Северус покачал головой, направляя зелья к захламленному столу, который Поппи использовала для размещения своих запасов.

— Это вина Горация, а не ваша. Он настоял на том, чтобы самому сварить зелье восполняющее кровь, а он всегда использует официальный рецепт — мой быстрее, и я планировал воспользоваться им. Впрочем, — поправился он, ловкими движениями распределяя зелья по категориям на столе, — я знаю его достаточно давно, так что, пожалуй, мне следовало предположить, что он так поступит. В любом случае приношу свои извинения.

— О, все в порядке, — вздохнула Поппи, упаковывая несколько бутылочек «Сна без сновидений» в коробку и привязывая ее к раздраженной сипухе, которая взлетела с видимым презрением. — Я знаю, что вы двое и так достаточно заняты. В любом случае, нам повезло, что вы оба работаете; я не могу себе представить, как бы я все успевала только с одним Мастером зелий… или, упаси Мерлин, в одиночку. — Она содрогнулась от этой мысли, накладывая на очередную коробку амортизирующие чары, пока Северус нес охапку зелий, которые нужно было рассортировать, к ее рабочему месту, где находились наиболее часто используемые средства. — О, у нас почти закончилась паста для заживления ожогов — не могли бы вы сделать еще сегодня? У меня здесь есть пациент, которому она нужна, а также несколько человек, восстанавливающихся на дому.

— Наверное, лучше будет попросить Горация, — ответил Северус, присев на своих ноющих коленях, чтобы поставить несколько баночек с зельем для промывания ран в предназначенный для них шкафчик. — Меня, похоже, могут вызвать сегодня в больницу Святого Мунго.

— В Мунго? — переспросила Поппи, с любопытством обернувшись после того, как отослала вторую сову в путь. — Я готова поклясться, что в этом году контракт заключил Гораций, — задумчиво произнесла она, уже работая над заказом третьей совы. — Что они заказали на этот раз?

— О, ладно, — вклинился Кингсли, предусмотрительно стоя в стороне. — На самом деле, это я попросил Северуса прийти в качестве консультанта по исцелению проклятий, чтобы посмотреть, сможет ли он помочь с некоторыми наиболее тяжелыми случаями. Есть несколько человек, с которыми целители не могут разобраться, а, насколько я понимаю, чем дольше действует проклятие, тем труднее его снять...

Мужчина неуверенно замялся, ему явно было неловко рассуждать о деталях исцеления проклятий в присутствии квалифицированного целителя и эксперта по темной магии. Пока он размышлял, Северус, не обращая внимания на слова министра, переложил бинты с полки на полку, чтобы освободить место для пучков бадьяна, которые Помона закончила сушить сегодня утром. Кингсли, по крайней мере, понимал, что не разбирается в предмете, в отличие от многих чрезвычайно самоуверенных и крайне невежественных сотрудников министерства.

— В любом случае, я решил зайти к нему и спросить, может ли он помочь целителям, поскольку у него ранее уже был с ними контракт. Это, конечно, выстрел вслепую, но, думаю, стоило попробовать, — продолжил Кингсли; Северус уставился на коробку с зельями для восстановления суставов, не желая снова вставать. Было бы так легко стащить одно из них, к тому же он всегда мог бы списать его анонимно...

Нет, решительно сказал он себе. Ему всего тридцать восемь, и если он сейчас начнет принимать зелья для суставов, то никогда не остановится.

Чтобы доказать, что ему это не нужно, зельевар быстро встал, но тут же пожалел об этом, так как его колени издали вопль, обычно свойственный мандрагорам. Он попытался скрыть гримасу боли, осторожно переступая ногами, чтобы повернуться лицом к министру и медсестре, но более проницательная и циничная часть его сознания отметила местонахождение коробки, просто на всякий случай.

— О, конечно. Я должна была догадаться, — хмыкнула Поппи, суетливо подходя к ближайшему пациенту, семикурснику Пуффендуя, который, по-видимому, спал под действием зелья. — Северус спец по части проклятий. Он спас мисс Белл всего два года назад, когда она прикоснулась к тому ужасному ожерелью — я так переживала, не представляя, что делать, и даже профессор Дамблдор не знал, как ей помочь, но Северус остановил проклятие в самом начале, и, в конце концов, ее вылечили в Святом Мунго.

Она улыбнулась зельевару, и за неимением лучшего ответа Северус кивнул.

— Северус, если позволите, — начал Кингсли, и тот посмотрел на министра, который, видимо, еще не привык отдавать приказы. — Должен признаться, я мало знаю о противодействии наложенным проклятиям и еще меньше об исцелении… как я все больше понимаю, — добавил он, и уголки губ Северуса дернулись. — Для того, чтобы я мог аргументировать свое предложение, насколько ваши знания об исцелении от проклятий сопоставимы со знаниями целителей Святого Мунго?

— Ну, в частности, у меня нет официальной квалификации Целителя, о чем вам, несомненно, неоднократно сообщат люди, у которых она есть, — ответил Северус, стараясь свести свой сарказм к разумному минимуму. — Но я эксперт в Темной магии — и это не та «Темная» по меркам Министерства, что являются до боли расплывчатыми и зависящими от намерений, чтобы отпугнуть влиятельных практиков, — добавил он, считая это важным отличием. — Нет; я эксперт в истинно Темных искусствах, которые как правило включают в себя самые болезненные, разрушительные и смертельные проклятия. Моя специализация — это, прежде всего, остановка прогрессирования проклятия, поскольку этого обычно достаточно, чтобы сохранить жизнь до тех пор, пока не будет организовано медицинское вмешательство. Целители в больнице Святого Мунго, напротив, учатся противодействовать более обыденным проклятиям. Когда они получают серьезный случай, они, как правило, накладывают заклятия, чтобы добиться эффекта, сходного с действием контрпроклятия от конкретного заклинания. В некоторых случаях они привлекают специалиста для разработки контрзаклятия, что, как я понимаю, и произошло в случае с мисс Белл.

Поппи кивнула в знак подтверждения, и Северус склонил голову в сторону министра.

— Я тоже являюсь одним из таких специалистов, хотя и не связан ни с одной целительской организацией, которая могла бы нанять меня. В прошлом я разрабатывал контрпроклятия, и у меня есть понимание лежащей в основе теории и истории Темной магии, что дает мне больше возможностей противостоять ей. Проще говоря, в случае, когда целителям не удается идентифицировать редкое или устаревшее проклятие, я могу распознать его и узнать материалы о нем или подобных заклинаниях. В случае, когда специалисты, к которым они обращаются, не могут разработать контрпроклятие против прогрессирующего или неизлечимого проклятия, я могу разработать его или сформулировать лечение с помощью комбинации заклинаний и зелий. Моя сила как целителя проклятий заключается в сочетании глубоких знаний Темных искусств, которые не изучаются целителями, моего умения варить и применять зелья и, что наиболее важно, моей способности приспосабливаться или изобретать контрзаклятия или зелья по мере необходимости на лету, наряду с контрпроклятиями и зельями, которые я уже разработал.

Северус с некоторым самодовольством подумал, что Кингсли выглядит весьма впечатленным.

— Кажется, я понимаю, — медленно произнес министр, как всегда спокойно, и Северус решил, что, когда Министерство оправится достаточно, чтобы провести официальные выборы, Кингсли получит его голос — ведает Мерлин, им позарез нужен человек, у которого голова на месте. — Спасибо за объяснение.

— Не за что.

— Когда вы отправляетесь? — спросила Поппи, выскребая остатки пасты от ожогов, чтобы намазать ею неприятно хрустящую ногу второго пациента, находящегося без сознания шестикурсника Гриффиндора. Северус машинально оглянулся на ее вопрос, но так же быстро отвел глаза, ощутив солидарное чувство боли в левой руке.

— Скоро. Я бы еще хотел найти Гарри, если смогу, — ответил Кингсли, и дискомфорт Северуса тут же сменился еще большим дискомфортом.

— Думаю, Гарри сегодня у Уизли. Минерва с радостью пошлет сову к нему, если понадобится, хотя я не уверена, когда он ответит, — предложила Поппи, забинтовав ногу мальчика; Северус вздохнул с облегчением, относящемуся к обоим пунктам.

— Тогда я пойду поговорю с ней, — согласился Кингсли, и Поппи слегка оживилась.

— О, хорошо. Пока ты ждешь, Северус, мне бы пригодилась твоя помощь с этим, — сказала она, указывая на беспорядочный набор зелий, бальзамов и сухих трав на столе. — Сегодня мы получили наши ежемесячные поставки, а я была так занята студентами и их семьями, восстанавливающихся на дому, что у меня не было времени даже подумать о том, чтобы разложить их...

— Конечно, — ответил Северус, не желая находиться рядом с Кингсли, если выяснится, что Поттер на самом деле не у Уизли.

— Тогда я вернусь, чтобы забрать вас, — вежливо сказал Кингсли, и Северус кивнул, уже отвернувшись к столу, когда министр направился в кабинет директрисы.

— Сейчас действительно очень много работы, — вздохнула Поппи, когда они остались вдвоем в больничном крыле, если не считать находящихся без сознания студентов. — На Битву явилось так много людей из Хогсмида, и я, конечно же, рада бы их лечить, но довольно трудно справляться с травмами студентов в одиночку, тем более, что почти все они разъехались по домам. Мне приходится составлять инструкции, управляться с совами и копаться в старых историях болезни, при этом я должна вести отчеты, и все это очень напрягает. А когда я получила письмо от Абботов, в котором сообщалось, что десять «Снов без сновидений», что я отправила им, разбились при пересылке...

Северус слушал, как она сетует на трудности нескольких последних дней, на этот раз не особо обращая внимания на ее слова. Безусловно, самой странной частью его жизни после Битвы была нормальная жизнь — возвращение к варке зелий и обедам с коллегами, которые, казалось, прилагали максимум усилий, чтобы относиться к нему так же, как и до смерти Дамблдора. Зельевара до сих пор шокировало, когда Минерва здоровалась с ним по утрам или когда Помона невзначай уточняла, запасы каких зелий на складе подходят к концу (большинство из них — все то, что варили они с Горацием), а вчера у него чуть не случился сердечный приступ, когда Хагрид замахнулся на него рукой размером с крышку мусорного бака… только для того, чтобы радостно похлопать его по спине и пригласить на чай (он вежливо отказался, сославшись на пятнадцать партий зелий, которые ему нужно было приготовить к следующему дню).

Вся ситуация казалась сюрреалистичной; проснуться с осознанием того, что Темный Лорд мертв, а Гарри Поттер все еще жив, было похоже на бредовый сон, и за последние несколько дней он не раз задавался вопросом, реально ли все это. Мысль о том, что эта война может закончиться, была непостижимой, не в последнюю очередь из-за того, что Северусу удалось ее пережить.

Но затем, проходя по разрушенному коридору, заваленного обломками, или мимо пустого постамента, где когда-то стояла статуя, или — не дай Мерлин — отрезвляющего пятна крови на полу, он понимал, что это правда.

Мужчина не был уверен, когда (если вообще когда-нибудь) его жизнь станет столь же нормальной, как атмосфера в Хогвартсе, но он был рад тому небольшому облегчению, которое принесло ему возвращение к старому распорядку. В мире, где все изменилось, он, по крайней мере, все так же занимался приготовлением зелий, все так же отпускал язвительные замечания в адрес своих коллег и все так же сталкивался с малоприятными требованиями, навязанными все более нервной Минервой. Было отрадно гулять по знакомым коридорам и слышать, как Хагрид кричит, чтобы Клык оставил в покое грядки гербологии, или как Аргус громко жалуется миссис Норрис на бесконечный беспорядок в замке.

Северус скучал по всему этому. И хотя зельевар не был уверен, как долго он здесь пробудет, ему хотелось насладиться нормальной жизнью, пока была такая возможность.

Поппи села за свой стол, чтобы продолжить писать инструкции для пациентов, что решили вернуться домой, а Северус продолжил работать в приятной тишине. Ну, настолько приятной, насколько это возможно без зелья для суставов. Он всерьез подумывал о том, чтобы украсть одно, может быть, под видом перемещения бадьяна...

Наконец, подумав о том, как он будет себя чувствовать после того, как проведет несколько часов склонившись над койками пациентов Святого Мунго, мужчина решил, что его гордость может на день смириться и признать, что на этой неделе он был просто живой боксерской грушей, и что, черт возьми, его тело чертовски болело. Открыв шкаф и порывшись в нем несколько секунд, он сунул в рукав бутылку…

— О, Северус, там есть несколько зелий для суставов, если хочешь. Слышала, ты на днях сломал руку, и я не знаю, насколько искусны авроры в сращивании костей; я бы хотела взглянуть на нее, если позволишь, — рассеянно сказала Поппи, копаясь в лежащих перед ней пергаментах.

Северус, уже не в первый раз за сегодня, тяжело вздохнул (и, как он предполагал, не в последний).

— Конечно, — ответил он, прихватив для отмазки еще три зелья. Раз он собирался признать свое поражение, то с таким же успехом мог бы извлекать из этого выгоду. Оглядев теперь уже пустой стол, зельевар удовлетворенно кивнул и направился к столу медсестры, где та взялась за свою палочку.

— Хм, — нахмурилась она, проверив руку мужчины с помощью нескольких диагностических заклинаний и раздвинув его пальцы из их обычного положения. — Ну, выглядит нормально. Болит?

— Не больше, чем все остальное.

— Очень смешно, Северус, — невозмутимо ответила она, давно привыкшая к его отговоркам. — Если у тебя все болит и внутри, и снаружи, то, возможно, мне следует прописать тебе что-нибудь.

Это было сказано в шутку, но ее взгляд стал проницательным, и Северус изо всех сил постарался скрыть дискомфорт, когда она принялась разминать его пальцы — ушибленные мышцы были напряжены, поэтому даже незначительное воздействие было мучительным.

— Я принесу тебе обезболивающее зелье, — заявила целительница, и, прежде чем Северус успел запротестовать, вскочила на ноги и пронеслась мимо него.

— Мне не нужно…

— Меня не волнует, нужно оно тебе или нет, — непреклонно ответила женщина, направляясь к запертому шкафу, где хранились более ценные и специализированные зелья. — Я дам тебе одно, и ты его выпьешь, вот и все.

Он угрюмо промолчал, а она вытащила высокий колоколообразный стеклянный кубок, наполненный полуночно-синим зельем, из которого она налила несколько разовых доз в миниатюрные бутылочки, запечатав те взмахом палочки, и еще одну в маленькую стеклянную чашечку.

— Прими это, — приказала она. Северус вздохнул и неохотно влил в рот дозу лекарства, с трудом заставив себя проглотить ее — вкус был ужасающе металлическим и травяным одновременно, словно худший в мире чай заваривали в крови, к тому же он всегда ненавидел то, как вязкое зелье обволакивало горло, делая почти невозможным просто заглотить его и покончить с этим.

— Отвратительно, — пробормотал он, скорчив гримасу, когда послевкусие нахлынуло с новой силой.

— С мятой еще хуже, — напомнила ему Поппи, и зельевар, скривившись, сверкнул на нее глазами; медсестра хмыкнула и без дальнейших комментариев забрала стеклянную посуду обратно.

Однажды, спустя несколько лет после того, как он стал профессором, Северус экспериментировал с версией обезболивающего зелья, призванной сделать его вкус несколько менее ужасным, решив исправить то ужасное испытание, которое преследовало его во время многочисленных госпитализаций в студенческие годы. Это была непростая задача, учитывая, что зелье было очень привередливым и могло стать бесполезным при добавлении любых ингредиентов — именно поэтому оно оставалось таким отвратительным на протяжении сотен лет своего существования. Сам Северус подозревал, что его изобретатель намеренно сделал его как можно более неприятным, поскольку оно облегчало боль не снижая вкусовых ощущений, и в противном случае могло бы вызвать привыкание, а так многие люди отказывались от зелья, предпочитая в полной мере прочувствовать свою травму, а не страдать от приема необходимых повторных доз.

После двух месяцев исследований и работы над зельем в свободное время он обнаружил, что мята подходит в качестве нейтрального ингредиента, и ему удалось создать металлически-травяную жидкость, у которой имелся дополнительный недостаток — металлически-травяной мятный привкус, который сохранялся в течение нескольких часов, цепляясь за вкусовые рецепторы, словно вязкий клей. Поппи так и не позволила ему забыть ужас студентов по этому поводу; она даже шутила, что он намеренно сделал хуже, пока несколько учеников, услышав это замечание, не пожаловались своим родителям, что профессор Снейп сделал их пребывание в госпитале еще более ужасным, чем обычно.

Он не получил особой поддержки в учительской после того как Дамблдор заверил разгневанных родителей, что персонал будет пользоваться приготовленной большой партией снадобья, а ученикам будет предоставлен прежний рецепт — зельевар до сих пор помнил взгляд Минервы, которым она его одарила, когда в том же году вывихнула лодыжку около теплиц.

— Честное слово, Северус, — вздохнула Поппи, ставя кубок с обезболивающим зельем обратно в проклятую нишу. — Ты все время выражаешь недовольство, но что подумают обо мне целители Святого Мунго, если я пришлю хромающего мастера зелий Хогвартса?

— Гораций — мастер зелий школы, а не я, — ответил Северус, принимая протянутый ему стакан тыквенного сока и набирая его полный рот, чтобы избавиться от ужасного послевкусия.

— Ненадолго, — проворчала она, очищая дозировочную чашку заклинанием. — Разве Гораций не сказал тебе? Вчера он решил, что, как только все эти волнения закончатся, он вернется к своей тихой пенсии.

— Правда? — Северусу не хотелось говорить о том, что и сам не уверен, останется ли он здесь — может быть, на месяц или около того, но, в любом случае, он еще не решил этот вопрос.

— А я думала, ты первый узнаешь об этом, — ответила медсестра с некоторым весельем, покачав головой.

— Все, что я слышал от Горация за последние несколько дней, помимо бестолковых рассказов о его любимых учениках, это то, что я слишком придирчив к тому, как готовить ингредиенты, а также то, что он предпочел бы сам варить «Сон без сновидений», если бы я не был против принять Успокаивающий напиток, — усмехнулся Северус, и Поппи фыркнула.

— Это в его стиле, — согласилась она, усаживаясь за стол со своим стаканом тыквенного сока и призывая стул, чтобы он мог присоединиться к ней.

— Если мне придется услышать еще одну историю о каком-нибудь его бывшем любимце, который впоследствии заработал какую-то непонятную награду или присоединился к какой-нибудь треклятой команде по квиддичу, я спрыгну с башни Когтеврана, — пробормотал Северус, опускаясь на стул и разминая руку, поскольку боль в ней наконец утихла. — Я уже предупредил его, что, если он упомянет Лили Поттер, я сброшу его самого с нее же.

— Не надо, пожалуйста.

Голос Поппи слегка дрогнул, и Северус обругал себя — смерть, башня, убийство. Щекотливая тема. Верно.

— Я и не собираюсь, на самом деле, — заявил он, надеясь, что по голосу не будет заметно, как сильно ему хотелось, чтобы целительница ему поверила. Черт возьми, ведь он сам избегал говорить об Астрономической башне именно по этой причине. — Но уйти в отставку? Я знал, что он вернулся только потому, что влюблен в Поттера, но не думал, что он может просто взять и уйти.

— О, не думаю, что могу винить его, — вздохнула Поппи, побалтывая сок в своем стакане. — Он дрался на дуэли с Сам-Знаешь-Кем вместе с Минервой и Кингсли. Не думаю, что кому-то будет легко оправиться от этого, а Гораций никогда не был любителем поединков.

— Это точно.

Было время, когда Северус тоже думал, что ему придется сразиться с Темным Лордом. Ему даже не хотелось думать о том, что случилось бы, как с войной, так и с ним самим, если бы Темный Лорд решил убить его собственноручно, а не при помощи Нагайны, поэтому он запер эти мысли за железной стеной в своем сознании.

— В этом году нам придется нанимать много учителей, — прокомментировала Поппи, и затаившееся в душе Северуса чувство вины немного усилилось. — Защита от темных искусств, трансфигурация, магловедение… и это если все остальные останутся.

Северус молчал.

— Минерва говорит, что знает кое-кого на должность преподавателя трансфигурации, но в последнее время она была так занята, что еще не написала ему. Это один ее учеников; кажется, я его помню, хоть и смутно. Не знаю, где мы найдем профессора защиты. За последние два десятилетия вы с профессором Люпином были единственными, кто был хоть сколько-нибудь хорош, если не считать, конечно, этого монстра Барти Крауча.

— Это несколько удручает, — согласился Северус, потягивая тыквенный сок. — Все, кто хоть немного компетентен в этой области, узнали о проклятии еще несколько десятилетий назад; кто бы нам ни попался, он не будет стоить того, чтобы его приняли.

— Мне неприятно это говорить, но я тоже так думаю, — согласилась Поппи, и на ее лице промелькнуло выражение презрения. — Мерлин, кого бы мы ни взяли, я надеюсь, что это не будет очередной Златопуст. Я никогда не была так близка к тому, чтобы ударить коллегу, как когда он прислал Поттера с удаленными костями в руке, разве что только когда Минерва сказала мне, что у него хватило наглости заявить, что он мог бы вылечить всех окаменевших, если бы только ему дали полную свободу действий. О чем только этот человек думал, право слово...

Образ Поппи, этой терпеливой и всепрощающей целительницы, которая срывается с места и дает пощечину Локонсу, была неожиданной для Северуса картиной, но эта идея так позабавила его, что он не мог не сделать замечание по этому поводу.

— Что ж, если нам повезет найти кого-то столь же ужасного, я буду рад добровольно выступить от твоего имени. Вот доказательство.

Он поднял свою теперь уже не страдающую от боли руку, и Поппи рассмеялась искренним, заливистым смехом.

— О, это, может, прозвучит нелепо, — усмехнулась она, вытирая влагу в уголке глаза. — Но я скучала по тебе. Мы все скучали. — Ее глаза наполнились слезами, и она снова засмеялась, пытаясь скрыть свои эмоции, хотя Северус делал то же самое, его глаза жгло от напряжения. — Разве это не странно, знать, что ты был рядом с нами все это время? Но это так. Я скучала по тебе.

У Северуса защемило в груди, и его голос стал тихим, когда он нашел в себе силы ответить.

— Я тоже.

Долгое время они молчали, пока, наконец, Поппи не прочистила горло.

— Ну что ж. Я скажу Горацию, что ты ушел, чтобы вам с министром не пришлось спускаться в подземелья. Уверена, он поднимется наверх к обеду, независимо от того, будут зелья готовы или нет.

Она закатила глаза, и губы Северуса дернулись, он снова обрел контроль.

— Возможно, я скоро вернусь, — заметил он, допив свой стакан и отмахнувшись от предложения наполнить его снова. — Каковы бы ни были надежды Кингсли, я не удивлюсь, если целители погонятся за мной с вилами.

— Лучше бы им этого не делать, — проворчала Поппи, наливая себе вторую чашку сока и убирая бутылку заклинанием исчезновения. — После всего того, что я рассказывала им на протяжении многих лет о твоих целительных способностях? Если они доставят тебе неприятности, просто пришли мне сову, и я примчусь, чтобы вбить в них немного здравого смысла.

— Это определенно стоило бы их недоверия, — согласился он, и при этой мысли на его лице мелькнула короткая полуулыбка.

— Ммм, возможно. Не могу сказать, что мне будет приятно, если меня оторвут от работы — лучше, если они согласятся работать с тобой с первого раза и избавят нас от лишних хлопот. Ты еще не обедал, не так ли? — спросила Поппи, как будто вдруг осознав этот факт, и он покачал головой, его волосы качнулись в поле зрения. — Господи, Северус, почему ты ничего не сказал? Ты не можешь просто взять и пойти лечить не поев как следует.

— Я собирался подняться наверх пообедать, но столкнулся с Кингсли, — ответил он, и медсестра, щелкнув языком, взмахнула палочкой, после чего на столе появились небольшая супница и корзинка для хлеба, за которыми последовали два набора посуды и столовых приборов.

— Вот, мы можем поесть вместе. А нет ли какого-нибудь красного мяса или моллюсков? — попросила она, и на столе тут же появилось небольшое блюдо с приготовленными на пару морскими гребешками. — Спасибо. Возьми немного, Северус; у тебя всегда был понижен уровень железа.

— Да, госпожа Целитель, — ответил он, и женщина одарила его холодным взглядом, который тут же был испорчен последовавшим за ним сдавленным хихиканьем.

— Северус, ну что мне с тобой делать? — весело спросила она, и зельевар пожал плечами, насыпая им обоим по тарелке супа и по небольшой порции морских гребешков.

— Смотреть на меня с ужасом, полагаю. Похоже, что большинство людей так и делает.

Поппи снова рассмеялась, а Северус спрятал улыбку, радуясь, что его усилия приносят плоды.

В течение нескольких минут они обедали в тишине, и Северус покорно наполнил свою тарелку добавкой прежде, чем Поппи успела напомнить об этом. Он не был так уж и голоден, но решил, что лучше чуть поплотнее набить себе живот, как он обычно делал, обедая с медсестрой. У большинства сотрудников был пунктик, по которому они любили придираться к другим, и для Поппи это были здоровье и диета; она давно придерживалась мнения, что он ел слишком мало, и у нее была привычка настаивать на том, чтобы он съедал по крайней мере две порции еды каждый раз, когда обедала с ним.

Северус старался есть побыстрее, не зная, когда вернется Кингсли, и, как бы там ни было, ему удалось полноценно завершить трапезу. В ожидании министра он вместе с Поппи занялся сортировкой историй болезни, наслаждаясь необременительным занятием, пока, наконец, в больничное крыло не заглянула лысая голова.

— А, Северус. Вы готовы идти?

— Готов и полон энтузиазма, — несколько язвительно ответил Северус, кивнув Поппи и положив на стол стопку, над которой работал.

— Удачи, — сказала та, улыбаясь.

Кингсли вежливо попрощался с Поппи, которая тепло ответила ему взаимностью, и неожиданный дуэт бывшего аврора и Пожирателя смерти отправился по коридору. Северус был рад, что Поппи сама сообщит Горацию о его местонахождении — откровенно говоря, как бы он не боялся столкнуться с неизбежно холодной атмосферой Святого Мунго, было неплохо отдохнуть от непрерывного потока второсортных достижений и хвастовства. Новый министр, по крайней мере, понимал ценность тишины.

Или ему просто надоело начинать все их разговоры.

В такие моменты Северус был вынужден признавать тот факт, что, когда у него не было конкретной цели, к которой он должен стремиться, он был на редкость социально неприспособлен. Он понимал, что надо бы завести вежливую беседу с Кингсли, но все темы, которые приходили ему в голову, от состояния дел в Министерстве до целительства проклятий, казались неуместными.

Конечно, этому не способствовало и осознание того, что он предпочел бы не поддерживать никаких разговоров с Кингсли, так как устал, был раздражен, и предпочел бы дать своему разуму заслуженный отдых, но молчание тоже не казалось приемлемым вариантом. Хуже всего было то, что с каждой секундой, которую он тратил на размышления о том, следует ли ему что-то сказать или задать вопрос, все больше возрастала вероятность того, что разговор начнет Кингсли, а это было не самым лучшим вариантом по нескольким причинам: Северус терял контроль над направлением разговора, а Кингсли, по всей вероятности, будет чувствовать себя так, словно его заставили взвалить на себя бремя обмена любезностями, тщетно пытаясь найти способ разговорить сварливого затворника-зельевара.

Взволнованный нарастающим напряжением затянувшегося молчания, Северус потянулся за первым относительно нейтральным вопросом, который пришел ему в голову.

— Вы получили ответ от Поттера?

— Да, — ответил Кингсли, не подавая признаков, что заметил, насколько неловкой стала атмосфера между ними. Северус с подозрением следил за выражением его лица, но министр не выдал даже намека на то, что его это забавляет, не говоря уже о раздражении. — Гарри встретится со мной в Министерстве после того, как вы устроитесь в больнице Святого Мунго. Есть, э-э, один вопрос, по которому я хотел бы узнать его мнение.

Эта фраза встревожила Северуса. Будучи шпионом, слизеринцем и крайне презираемым учителем, он развил сверхъестественное чутье на то, когда люди обсуждают его, и он сильно подозревал… нет, он знал, что, о чем бы Кингсли ни хотел знать мнение Поттера, это было связано, по крайней мере частично, с ним. Но что это может быть?

— Понятно, — сказал он, не подавая виду. — Могу себе представить, как много имеется незакрытых вопросов, с которыми он мог бы помочь разобраться Министерству.

И сразу понял, что этот подход не сработает: язык тела Кингсли изменился, он напрягся, приняв оборонительный вид, и Северус понял, что министр уклонится от ответа на подразумеваемый вопрос. Теперь его подозрения подтвердились, и зельевар автоматически сменил тактику, все еще сохраняя внешнее безразличие.

— О, это напоминает меня, — заметил он, и Кингсли посмотрел прямо на него, его привлек неожиданный ответ. На краткий миг они установили зрительный контакт… но безрезультатно. Кингсли был слишком искусным окклюментом, чтобы Северус мог получить что-то большее, чем краткое представление о решении, которое тот хотел принять, каким бы оно ни было.

Разочарованный, Северус, тем не менее, продолжил, легко превращаясь из нескладного, асоциального профессора во вкрадчивого, умеющего убеждать шпиона.

— Я хотел спросить, как продвигается реформирование Министерства? У вас значительно сократилось число высокопоставленных чиновников, поэтому я думаю, что все должно быть довольно сложно организовать, — как только он это сказал, а Кингсли начал свое пространное объяснение, зельевар почувствовал себя виноватым. В его голове всплыло воспоминание события, произошедшего несколько дней назад, и фраза «Почему вы решили, что это необходимо?» обвиняюще пронеслась в его голове, подкрепленная неодобрительным выражением лица Аркадии.

Он задавался вопросом, знала ли она, насколько ее вопрос поставил его в тупик.

Во время войны ему не нужен был предлог, чтобы вторгнуться в чью-то личную жизнь, будь то студент или кто-либо другой; у него была непоколебимая причина — обеспечить безопасность Хогвартса и его обитателей. Он работал, чтобы защитить их, и, даже если в процессе он и нарушал их личную жизнь, польза все равно намного перевешивала минусы. Никогда за все годы шпионажа ему не приходилось спрашивать себя: «Зачем?»; ему никогда не приходилось оправдывать вторжение в чужую частную жизнь перед самим собой; никогда ему не приходилось оправдываться перед Дамблдором. Он никогда не сомневался в необходимости таких вторжений.

Но теперь он поймал себя на том, что задается этим вопросом — зачем? Какое ему дело до того, что Кингсли обсуждает его с Гарри Поттером? Почему его неотъемлемое желание знать, какое решение принимает в отношении него Кингсли, важнее права Кингсли на личную ментальную неприкосновенность? Почему теперь, когда война закончилась и ему (предположительно) не грозила опасность со стороны министра, он обнаружил, что повторяет то же самое поведение, которое, как он сам всегда говорил себе, он практикует только потому, что это необходимо?

Смесь чувств нахлынула на Северуса при осознании этого, и он попытался успокоить их, подавляя непроизвольную оборонительную реакцию и убеждая ту часть себя, которая ненавидела лицемерие, что, так и быть, он совершил ошибку. Он вторгся в частную жизнь Кингсли, когда в этом не было необходимости, пусть и лишь на мгновение. Решение было простым: он не будет вторгаться в чужой разум, если не почувствует, что ему угрожает опасность или что-то в этом роде. Это ведь вполне выполнимое правило, верно?

Или нет? Северус отчетливо помнил чувство паранойи, которое он испытывал по поводу навыков Аркадии в окклюменции; по меркам, которые он только что установил, этот инцидент был в пределах границ, хотя, очевидно, это было не так. Возможно, ему следует заменить «чувствовать» на «иметь разумные основания полагать»? Это было бы лучше, так как это зависело больше от его способности рационально смотреть на ситуацию, чем от эмоций, которым вряд ли можно было доверять в прежней степени после стольких лет…

— Северус?

На мгновение Северус с замиранием сердца подумал, что не заметил, как Кингсли что-то сказал ему, но, замерев на месте, понял, что министр направляется через вестибюль к дверям замка, в то время как сам он автоматически свернул в сторону подземелий. Проклиная себя за такую невнимательность и неосмотрительность, он быстро исправил свой маршрут, пройдя полдюжины шагов, чтобы догнать министра, и попытался взять себя в руки: его разум гудел от такого количества эмоций и мыслей, что очистить его было трудно.

— Извините, — коротко сказал он, тут же почувствовав сожаление, так как должен был извиниться перед Кингсли не только за неверный поворот.

— Все в порядке, — ответил министр, хотя и не смог скрыть в своем голосе удивления (удивления от того, что столь наблюдательный и собранный человек совершил такую ​​очевидную ошибку, с горечью подумал Северус). — Понимаю, эти последние несколько дней были весьма утомительны; и даже богу известно, как легко от усталости скатиться к старым привычкам.

Ну да, старые привычки, кисло подумал Северус, хотя изо всех сил старался выбросить этот инцидент из головы, пока они спускались по крыльцу.

— Мне придется оставить вас в Святом Мунго, сразу после того, как я вас представлю, но я уже получил ответ от главного целителя отделения урона от заклятий, и он сказал, что они будут рады услышать любые ваши предложения. Видимо, их штатные эксперты по проклятиям уже заняты, — сказал Кингсли, пока они шли по дорожке для карет, и Северус кивнул, не удивившись этой новости. — Он также упомянул о продлении вашего контракта, но я сказал, что оставлю это на ваше усмотрение. Кстати, я переместился в кабинет Минервы с помощью камина, так что не могу сказать, что знаю заклинания для этих...

Северус послушно вытащил свою палочку, отперев большие ворота с крылатыми кабанами, и они с министром вышли с территории школы, в воздухе вокруг них стоял легкий магический гул от усиленных защитных заклинаний.

— Знаете точку аппарации в двух кварталах к югу от больницы? — спросил Кингсли, в то время как его фиолетовая мантия превращалась в брюки и свободную рубашку, и Северус коротко утвердительно кивнул, сменив мантию на магловский пиджак. — Хорошо. Встретимся там.

И, повернувшись на месте, оба мужчины растворились в воздухе.