Мужество жить (джен)

«Великие события не создают героев или трусов; они просто открывают их взору. Тихо и незаметно, когда мы бодрствуем или спим, мы становимся сильнее или слабее, пока, наконец, некий кризис не показывает нам, кем мы стали». ~ Брук Фосс Уэсткотт

Его глаза пылали от боли.

Абсурдно, что из агонии, пронизывающей его, именно глаза вернули Северуса в мир живых. Но когда его легкие с трудом сделали вдох, а на глаза навернулись слезы, смягчившие жгучую сухость, облегчение, что пришло после смыкания век, почти заглушило ужасную боль в разодранной шее.

Умирает…

Он умирает.

Северус задержал дыхание и мелко задрожал, ограждая сознание от инстинктивной паники. Он достаточно пришел в себя, чтобы понять, что следует лечь на левый бок, обратив исполосованную область шеи к потолку, дабы из нее вытекало меньше крови, но также он знал, что это бессмысленно.

Ему суждено было умереть.

Он прижал руку к ранам, издав жуткий, хрипящий крик, когда обнаженную плоть обжег пот с его ладони — непроизвольный всхлип вырвался при прикосновении к ране, когда он почувствовал, что его шея разорвана, искромсана без шанса на восстановление. Он чувствовал биение своего сердца, неровное и слабое, через пульсирующие толчки горячей крови о его ладонь, и стиснул зубы, прерывисто дыша, когда та хлынула из-под его дрожащих пальцев.

Палочка. Где его палочка? Он обронил ее, отбросил, когда пытался сбросить сферу с Нагайной со своих плеч. Она лежала на расстоянии вытянутой руки за его спиной.

С таким же успехом это могла быть и тысяча метров.

Северус зажмурил глаза, с содроганием ощущая, как яд разливается по его телу. Он знал, что даже если бы он удержал свою палочку, это не спасло бы его от укусов Нагайны: ее яд не позволит ране закрыться, какие бы заклинания он ни попытался применить. Оставшись в одиночестве и без посторонней помощи, он умрет задолго до того, как к нему подоспеет подмога, если таковая вообще будет прислана.

Но его смерть не будет напрасной.

Северус издал хриплый смешок, который тут же вызвал у него ужасный приступ влажного кашля, но, даже поперхнувшись собственной кровью, он не пожалел об этом. Напротив, в его худой груди поднялось чувство триумфа, и он оскалил зубы в непокорной ухмылке.

Свою последнюю миссию он выполнил. Благодаря невероятной удаче, Поттер получил нужные воспоминания — он узнает, как победить Темного Лорда. Северус более года ломал голову над тем, как рассказать мальчику о плане Дамблдора, ужасаясь, что именно ему придется объяснять ту ужасную жертву, которую необходимо принести. Но, в итоге, в этом не оказалось необходимости. Убив зельевара, и непреднамеренно предоставив ему прекрасную возможность передать мальчику необходимую информацию, Темный Лорд лишь поспособствовал своему собственному крушению.

Если бы у него хватило дыхания, Северус рассмеялся бы над ироничностью ситуации.

В голове помутилось от потери крови, и он прижал свободную руку к груди, другая же рука по-прежнему была приложена к шее. Он знал, что бесполезно пытаться затянуть раны, но отказывался торопить свою кончину, считая это последним актом неповиновения своему бывшему хозяину и всему миру, которые так упорно старались его убить.

Боль была такой, что Северус был рад обнаружить, что сознание ускользает, рад туману, опутывающему его разум, и, пока он корчился и вздрагивал на скользких половицах, его единственной мыслью было только одно: что может ждать его в загробной жизни? Искупил ли он свою вину? Приложил ли он достаточно усилий, в конце концов, чтобы компенсировать зло, которое он причинил?

Мужчина зашелся ужасным влажным кашлем, дыхание перехватило. Он попытался сделать еще один вдох, услышав булькающий звук, когда он вдыхал собственную кровь, доносящийся, словно из глубины длинной трубы, но борьба была слишком тяжела. Потерпев поражение, его рука соскользнула с шеи.

Время пришло.

Что-то зашуршало над ним, но Северус не почувствовал страха. Его охватило чувство покоя и умиротворения, и он не беспокоился о том, что может стать с его телом. Итак, Нагайна вернулась — значит Темный Лорд получил информацию, что он еще не умер.

Но было уже слишком поздно пытаться причинить ему вред.

Его глаза открылись, неподвижно уставившись на стену, но Северус не увидел состарившихся досок. Он видел лишь пару ярко-зеленых глаз, которые вместе с болью растворились в небытии.

* * *

Северусу было хорошо.

Комфорт в любой форме был для него редкостью, и по мере того, как он медленно пробуждался, он обнаружил, что расслабляется, наслаждаясь тем, что тело не причиняет ему боли. Удивляло то, что он вообще может его чувствовать — Северус ожидал более нематериального существования. Однако его ногам было тепло, словно под солнечными лучами, и он ясно ощущал, как его вес давит на твердую поверхность, а также онемевшую руку, прижатую к груди. Под покалывающими пальцами он чувствовал грубую текстуру дерева, и, когда он пришел в себя, ему в голову пришла любопытная мысль.

Мог ли быть в загробном мире деревянный пол?

Северус пошевелился, в замешательстве открыл глаза, но не смог сфокусировать взгляд; он разочарованно посмотрел на далекую стену, пытаясь разглядеть там хоть какие-нибудь детали. Она казалась смутно знакомой, но этого не могло быть… или могло? Неужели смерть имитирует места, которые он видел при жизни? И почему его глаза болят после смерти? Если только...

Потрясенный, он поднял голову — и его чуть не стошнило, одновременно накрыв волной головокружения. Комната закружилась вокруг него, и, застонав, он лег обратно, отплевываясь и отхаркивая ужасную смесь свернувшейся крови и слизи.

Боль была подарком: она говорила ему, что он жив.

Он кашлял и кашлял, так сильно, что у него стало саднить горло, выплевывая содержимое пищевода, пока дыхательные пути не очистились настолько, что он смог дышать без труда, и зельевар втянул воздух, подобно утопающему, чувствуя, как его грудь привычно поднимается и опускается. Дыхание было хриплым и тяжелым, но в нем больше не было слышно клокота приближающейся смерти, и Северуса поразило осознание того, что он может и не умереть.

Палочка. Его палочка была прямо позади него. Может быть, если он сумеет дотянуться до нее, он сможет что-нибудь сделать, сможет послать сигнал с просьбой о помощи. Может, его еще можно спасти, вопреки всему. Возможно — только возможно — Поттер исполнил пророчество, и война наконец-то закончилась.

Или, может быть, это не так. Может, Северус выжил только для того, чтобы продолжать сражаться, жить, чтобы быть убитым в другой день.

Второе казалось более вероятным.

Превозмогая тошноту, которая только усилилась от таких мыслей, Северус прижал руку к шее, готовясь перевернуться — и замер, ощутив под пальцами неповрежденную кожу.

Невозможно.

Раны, нанесенные Нагайной, никогда не закрывались сами по себе. Кто-то помог ему, но как? Артуру Уизли потребовались недели лечения в больнице Святого Мунго, чтобы его рана от укуса зажила, к тому же он находился под присмотром одних из лучших целителей Волшебной Британии. А кто мог спасти его?

За его спиной что-то зашуршало, и Северус почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Он узнал этот звук. Он слышал его, когда умирал. Неужели это Нагайна, как он и думал? Неужели она вернулась, чтобы добить его?

Удивительно, как быстро вернулся страх. Теперь, когда появился шанс выжить, Северус испытывал ужас при мысли о смерти, ощущал инстинктивную, неумолимую панику, которая не поддавалась тому смирению, что он достиг ранее. Его тело не волновало, что смерть будет избавлением от боли и страха; оно плевало на ужас, наполнявший его при мысли о будущем — оно хотело жить. Оно кричало в лицо той его части, которая желала, чтобы все это закончилось, вопило, что он должен жить, жить, черт возьми!

Шуршащий звук пронесся над ним, вблизи от его лица, и Северус напрягся от ужаса. Инстинктивно он поднял предплечье, чтобы защитить шею от нового укуса, и, прежде чем его глаза успели сфокусироваться, взмахнул окровавленной рукой...

Феникс Фоукс уклонился от слепого удара, тревожно вспыхнув крыльями.

— Фоу..? — прохрипел Северус, а затем разразился очередным приступом кашля, не в силах сделать ничего, пока тот раздирал его глотку, кроме как уставиться на феникса с ужасом и благодарностью. Ужас — потому что зачем, зачем Фоуксу было спасать его, если не из-за того, что план Дамблдора до сих пор не осуществился? А благодарность — потому что, несмотря на весь страх и волнение, он все еще был жив, все еще дышал с колотящимся сердцем, и мужчина бесспорно был благодарен за это.

Фоукс раздраженно щелкнул клювом, уловив его признательность, словно спрашивая: «Тогда почему ты пытался меня ударить?».

— Извини, — выдавил Северус, судорожно пытаясь подавить очередной приступ кашля. Феникс взъерошил свои алые перья, а затем наклонил голову, пока она не нависла над лицом Северуса. Догадавшись, чего тот хочет, Северус усилием заставил себя замереть, а Фоукс издал звук удовлетворения, с нарочитой медлительностью моргая своими темными глазами.

Тяжелые жемчужные слезы скатывались по золотому клюву и капали на шею и щеку Северуса, и раздражение исчезло, а воспаленное горло мгновенно исцелилось. Северус почувствовал, как его затрудненное дыхание смягчилось, а горло раскрылось, чтобы вдохнуть затхлый воздух хижины, и он с облегчением вздохнул, не осознавая, как тяжело было дышать прежде чем боль исчезла. Даже металлический, приторный запах крови казался ему подарком, когда он вбирал воздух, мерно дыша пока остатки паники не исчезли, а его разум снова не стал чистым и спокойным.

Он выжил. Даже если всего на час или день, его жизнь еще не закончилась.

И, пока он жив, он будет продолжать бороться.

Он перевернулся и протянул руку к своей палочке, пытаясь дотянуться до нее на липком полу, и его пальцы сомкнулись на рукоятке, непривычной для левой руки. Он крепко ухватил ее, приподнялся на локтях, но затем вынужден был замереть без движения. Вновь накатила тошнота, и в желудке забурлило, при этом перед глазами все поплыло, а хижина вокруг него накренилась.

А Фоукс запел.

Северус сделал глубокий вдох, когда невероятная мелодия эхом отозвалась в его груди, чувствуя, как ледяной страх уступил место теплому приливу решимости и отваги. Свежие силы успокоили его дрожащие мышцы, и он, подтянув под себя колени, с трудом поднялся на ноги.

Солнечный свет струился через окно, освещая темные лужи крови на пыльном полу, и Северус схватился за подоконник, привалившись к стене и переводя дыхание. Его кровь была повсюду — она заливала мантию, тяжесть которой тяготила его плечи; она запеклась на его руке, обтягивая кожу, как багровая перчатка; она вырисовывала узоры на полу, прилипая, словно красные чернила, к подошвам его ботинок. Ее было так много, что Северус удивлялся, как вообще остался жив.

Даже просто попытка встать отняла слишком много сил, и ему пришлось сосредоточиться на ощущении досок пола под ногами. Зельевару было настолько дурно, что он опасался, что может потерять сознание. Пока он стоял с закрытыми глазами, стараясь не обращать внимания на тошноту, перья Фоукса снова зашелестели, и Северус чуть не рассмеялся. Теперь он достаточно трезво соображал, чтобы понять — он знал этот звук наизусть, поскольку слышал его все те годы, что провел в кабинете Дамблдора во время своих докладов.

Как бы он ни был напуган, какое бы смятение и ужас ни испытывал от осознания, что должен продолжать борьбу, присутствие феникса придавало ему сил. Фоукс был соратником Дамблдора дольше, чем тот был жив, и в этой ситуации, когда план покойного директора оказался провален, Северусу нужна была любая помощь, чтобы адаптироваться к обстановке на ходу. Поттер получил его воспоминания и, по-видимому, знал, что нужно сделать, чтобы победить Темного Лорда; Северусу нужно было сообщить об этом портрету Дамблдора, что требовало возвращения в Хогвартс. Он не был уверен в том, что покойный директор забыл чем-нибудь еще поделиться с ним, но, если предположить, что Темный Лорд был прав относительно Бузинной палочки — о которой Северус слышал только в легендах, пока его чуть не убили из-за нее — неужели именно ему выпало уничтожить Темного Лорда навсегда?

От этой мысли ему стало гораздо хуже, чем от потери крови.

— Что произошло? — спросил Северус у Фоукса, пытаясь подавить нотки паники в своем голосе. Теперь, когда он стоял на ногах, к нему вернулось чувство безотлагательности, и ему пришлось применить окклюменцию, чтобы удержать свои эмоции под контролем, заставляя себя сохранять спокойствие. — Что мне нужно делать?

Некоторые могут посмеяться над требованием приказов от птицы. Когда-то Северус был бы одним из них.

«Когда-то» было до того, как его жизнь достигла нынешнего уровня безумия.

Однако, к его недоумению, Фоукс, похоже, не испытывал такого же чувства неотложности. Вместо этого феникс отвел голову назад, поправляя свои золотые хвостовые перья с явной безмятежностью.

— Фоукс, — скрипнул зубами Северус, крепче сжимая палочку в окровавленной руке. — Я спрашиваю, что произошло?

Феникс ничего не ответил, перебирая перья своим длинным острым клювом и всем своим видом давая понять, что намерен проигнорировать этот вопрос.

Северус выругался, разрываясь между недоумением и гневом.

— Фоукс! Темный Лорд только что пытался убить меня, чтобы получить контроль над палочкой, о существовании которой я даже не подозревал! Той самой палочкой, которой Дамблдор пользовался, по крайней мере, последние два десятилетия — той самой палочкой, хозяином которой я якобы являюсь сейчас! Наверняка он тебе что-то рассказал об этом, нечто, что мне нужно знать?

Феникс притворялся глухим, продолжая чистить перья, и Северус вновь выругался, в отчаянии откинув голову к стене. Он попробовал использовать окклюменцию, пытаясь успокоиться, но, по правде говоря, в данный момент он не был расположен к сдержанности. Неужели он действительно слишком многого просит — чтобы Дамблдор хоть раз побыл с ним откровенным?

Конечно, он уже знал ответ на этот проклятый вопрос.

— Фоукс, возможно, ты еще не понял этого, — медленно произнес он, закипая, — но, если Темный Лорд завладел Бузинной палочкой, а я — хозяин палочки после того как убил Дамблдора, то это, вероятно, один из планов Дамблдора, да? И если это так, то я полагаю, что ты должен знать об этом — но, учитывая, что я был одним из основных звеньев его плана, а он мне ни хрена не сказал, может быть, он и тебе недостаточно доверял?

Фоукс поднял голову, и, хотя Северус намерено провоцировал его, шпион мог поклясться, что феникс одарил его холодным взглядом.

— Ну? — рявкнул он, защищаясь. — Мне нужно следовать плану Дамблдора, не так ли? Или ты не заинтересован в победе над Темным Лордом? Не похоже, что он собирается просто... просто упасть замертво сам по себе...

Северус умолк, понимание ледяной волной пробежало по его венам, а Фоукс ждал, невозмутимо наблюдая, как гнев уходит из него, словно вода.

— Темный Лорд мертв, — тупо сказал Северус, шокировано прислонившись к стене. — Мертв? Правда?

Феникс взъерошил перья, словно раздраженный тем, что ему задают вопросы, на которые он не может ответить, и Северус обнаружил, что сжимает левое предплечье, впиваясь ногтями в нежную плоть. Там, под мантией, выгравированный выжженными линиями на коже, лежал ответ. Все, что ему нужно было сделать, — это закатать рукав, и он все узнает.

Он не мог вынести мысли о том, что может ошибаться, но быть правым было почти также немыслимо. Он схватился за рукав, и замешкался, часто дыша, пытаясь найти в себе силы, мужество, чтобы посмотреть...

Фоукс снова запел нежную мелодию, и Северус закрыл глаза, крепко ухватившись за ощущение решимости, за осознание того, что, каким бы ни был ответ, он сможет выстоять. Он сделал глубокий, успокаивающий вдох, задрал рукав и открыл глаза, решительно опуская взгляд на Черную Метку.

Метка исчезла.

Северус тупо уставился на розовый морщинистый шрам — в Метке не осталось ни капли тьмы. И тут слабость навалилась на него почти как физический удар.

Гарри Поттер мертв.

И забрал с собой Темного Лорда.

Облегчение. Боль. Северус не был уверен, что из этого он чувствует сильнее. Он едва заметил как его колени подкосились, ударившись свежими синяками о деревянные доски, и мужчина рухнул на пол, по-прежнему глядя на шрам от Метки.

Сына Лили больше нет, как и Темного Лорда. Они победили.

А он проиграл.

У него было больше года, чтобы успеть смириться с тем, что Поттер должен умереть ради победы над Темным Лордом. У него было больше года, чтобы взглянуть на факты и, стиснув зубы, признать, что Дамблдор прав. Жизнь одного мальчика, ради спасения тысяч других? Северус не был дураком: он знал, с того момента, как Дамблдор сказал ему, что Гарри Поттер должен умереть, что он не сможет защитить сына Лили, не в мире волшебников.

Но это не значит, что он когда-нибудь простит себя за это.

Воспоминания, которые он дал Поттеру. Он даже не успел рассказать мальчику все своими словами. Все произошло так быстро, и теперь Поттер, который недавно стоял на коленях рядом с умирающим, был мертв. Северус никогда не узнает, что он чувствовал, просматривая эти воспоминания, никогда не узнает, понял ли его мальчик, в конце концов…

Северус на мгновение закрыл глаза, прислонившись спиной к стене, а затем открыл их, глядя на обветшалый потолок. Ощущение было странным, когда он смотрел на него, как будто не был уверен, есть ли тот на самом деле, и зельевар понял, что оцепенел, возможно, впав в гиповолемический шок. Он сомневался, что после слез феникса ему грозит смерть, но все равно понимал, что сильно ослаблен. Сможет ли он аппарировать? Сможет ли он идти? Как ему покинуть хижину? Куда он вообще должен направиться?

Фоукс перепорхнул ближе, осторожно держа свои золотые когти подальше от свернувшейся на полу крови, а Северус безучастно смотрел на феникса, слишком долго соображая, что Фоукс, похоже, пытается ответить на его невысказанный вопрос. Темные глаза феникса поднялись на него, давая понять, что тот обратил на мужчину все свое внимание — ну, по крайней мере, то внимание, на которое был способен. Северус, превозмогая усталость, изо всех сил старался сосредоточиться на Фоуксе, чувствуя, что, какую бы информацию ни сообщил ему феникс, она наверняка будет важной.

На другом конце комнаты появился маленький огонек, мерцающий как маяк, и Северус долго смотрел на него, прежде чем смог разглядеть своим затуманенным взглядом знакомый проход.

— Хогвартс?

Огонек исчез, и Фоукс с торжественным видом склонил голову.

Кивающая птица. Северус бы рассмеялся, но он посчитал, что это не кажется таким уж смешным, когда у тебя потрачено восемь жизней из девяти.

— Они убьют меня, — сказал он вместо этого, пытаясь ухватиться за последние обрывки ясности в своем сознании. Было трудно сосредоточиться, так как голова еще кружилась. Не улучшило ситуацию и то, что Фоукс решил дать ответ, покачивая пернатой головой из стороны в сторону. Северусу пришлось прикусить язык, чтобы подавить смех, подозревая, что он, должно быть, бредит. — Они меня не убьют? Ты в этом уверен?

Фоукс склонил голову набок, словно обдумывая этот вопрос, а затем снова кивнул.

«Я действительно выполняю приказы птицы». У него вырвался тихий смешок, и Северус поднес левую руку ко лбу, пытаясь взять себя в руки. Он заставил себя обдумать ситуацию, прикидывая, почему феникс хочет, чтобы он вернулся в школу, и после нескольких секунд мучительно напряженных размышлений зельевар был почти уверен, что понял то, что хотел сказать Фоукс.

Битва была окончена, но война еще не завершилась: последователи Темного Лорда, с Меткой или без, по-прежнему представляли угрозу как для Хогвартса, так и для всего Магического мира в целом. Будучи шпионом, Северус годами собирал информацию о привычках и слабостях самых верных сторонников Темного Лорда, выявляя силу их лояльности, а также расположение их убежищ и тайников с темными артефактами при помощи легилименции и слухов.

Эта информация сыграла бы решающую роль при выслеживании Пожирателей смерти, и чем быстрее он донесет ее до авроров, тем больше их удастся поймать. Это означало бы подвергнуть себя риску попасть под суд, что было бы рискованно, даже если бы у него сохранились все его воспоминания, и представляло бы собой русскую рулетку, но он не собирался оставаться в стороне и позволять Пожиратели смерти скрываться в тени из-за своего страха попасть в Азкабан. Нет, Фоукс был прав. Темный Лорд может быть и мертв, но его дело еще живо. У него был долг перед коллегами и союзниками. Он должен был довести дело до конца.

Он попытался встать на ноги, вновь ухватившись за подоконник, но Фоукс взлетел в воздух и поднял его за ворот мантии. Будучи совершенно обессиленным, Северус был признателен за помощь. Тяжело опершись на стену и прерывисто дыша, мужчина произнес несколько заклинаний для улучшения кровообращения, которые, как он надеялся, на время не дадут ему потерять сознание. У него не имелось при себе никаких зелий: он слишком торопился прошлой ночью, чтобы успеть запастись ими, в то время как горела Метка, в то время как он знал, что Поттер находится в замке... Глупец. О чем он только думал, разгуливая без базового запаса лечебных и восстанавливающих зелий?

Фоукс опустился на большой деревянный ящик рядом с входом в подземный ход и продолжил чистить свой хвост, перебирая перья с почти непреклонной целеустремленностью. Северус с любопытством наблюдал за ним с минуту, пока переводил дыхание; он никогда раньше не видел, чтобы Фоукс так усердно прихорашивался, и казалось странным, что феникс так озабочен своим внешним видом в столь ответственный, не терпящий отлагательств момент.

Эта мысль напомнила Северусу, что ему тоже пора бы идти, и он сделал осторожный шаг вперед, чтобы убедиться, что ноги выдержат его вес. Его пошатывало, но он не упал — тогда зельевар выпрямился и медленно двинулся через комнату к проходу, около которого восседал Фоукс, словно древний бессмертный страж.

Эффект был немного подпорчен тем, что голова Фоукса была глубоко зарыта в хвост.

Северус успешно пересек комнату, и остановился у входа в туннель, прислонившись к стене, чтобы снова перевести дух. Он уже подумывал спросить Фоукса, не может ли тот перенести его в Хогвартс — даже если не учитывать физических преимуществ, появление в компании пожизненного спутника Дамблдора чудесным образом скажется на его авторитете, — но некое предчувствие, что Фоукс не намерен этого делать, остановило его.

Вместо этого он решил дождаться, пока феникс закончит прихорашиваться, чувствуя, что это действие имеет какое-то значение. Он не был уверен, почему возникло такое чувство; вряд ли он смог бы объяснить это, даже если бы находился полностью в здравом уме. Но что-то в необычном поведении птицы разбудило его инстинкты, подсказывая, что это не обычное явление, что Фоукс не стал бы этим заниматься, если бы оно не несло в себе какого-то глубокого смысла.

Спустя долгую минуту Фоукс наконец поднял голову, и Северус увидел у него в клюве перо, бережно удерживаемое за стержень. Оно было удивительно коротким для пера хвоста феникса, всего около двадцати пяти сантиметров, но выглядело вполне сформированным, не похожим на подрастающее перышко. Любопытствуя, Северус наклонился вперед, чтобы рассмотреть его поближе, абсолютно уверенный, что никогда прежде не видел ни того, чтобы Фоукс извлекал свои перья, ни подобного пера феникса вообще.

Фоукс слегка повернул голову, по-прежнему зажимая необычное перо в клюве, и через мгновение Северус понял, что феникс предлагает взять его. Сбитый с толку, он поднял свою более чистую руку, чтобы принять дар, и Фоукс опустил перо ему на ладонь, а темные, древние глаза полыхнули каким-то загадочным посланием.

— Спасибо, — неуверенно произнес Северус, и он мог поклясться, что глаза феникса засияли.

Спрыгнув с ящика, Фоукс отправился в полет, совершив круг по комнате. По хижине разносилась его песня, чьи мистические нотки отзывались в душе Северуса и наполняли его все той же согревающей решимостью.

Затем Фоукс вспыхнул ослепительным пламенем, растворяясь в воздухе.

Северус уставился на то место, где исчез феникс, моргая от вспышки света, затем опустил взгляд на золотое перо в своей руке и надолго задумался, что же ему теперь с ним делать. Он не мог представить, для чего это перо может понадобиться — хотя хвостовые перья феникса и обладали огромной магической силой, они не были наделены целебными свойствами, подобно слезам феникса, или какими-либо другими качествами, которые могли бы помочь его союзникам в Хогвартсе.

С некоторым усилием Северус оторвал взгляд от пера и спрятал его в карман мантии, произнеся краткое заклинание, чтобы оно не выпало и не повредилось. Затем он шагнул в проход, держась рукой за стену, и начал спускаться по длинному темному туннелю.

Бледный свет от кончика его палочки прыгал по неровным стенам, и Северус затаил дыхание, настороженно переводя взгляд с черных глубин вдалеке на тропинку перед собой. Зельевар ненавидел этот туннель — тот едва не убил его оба раза, когда он спускался в него, и мужчине было несложно поверить, что тот может попытаться сделать это снова. Он попытался утешиться хотя бы тем, что на поверхности светил дневной свет, а не полная луна, но это было слабое утешение. Как в Хогвартсе, так и в рядах Пожирателей смерти были опасности посерьезнее оборотней.

— Они меня не убьют? Да уж, конечно, — кисло пробормотал он, вынужденно согнувшись почти вдвое, так как потолок стал ниже. — Они все будут пытаться прикончить меня.

Даже произнося это, он задавался вопросом, будет ли это правдой. Он знал, что его единомышленники хотели его убить, но сообщил ли Темный Лорд о его смерти? Если нет, то была некоторая вероятность, что Пожиратели смерти все еще доверяют ему, но Северус слабо верил в удачу. Скорее всего, теперь он был Врагом Общества №1, которого ненавидели как за убийство Дамблдора, так и за то, что он обрек Темного Лорда на смерть, вместо того чтобы поступить как хороший слуга и умереть, как полагается.

Хотя большинство Пожирателей смерти были слишком трусливы, чтобы заявить об этом в открытую.

Проблема, на которой сейчас нужно сосредоточиться, мрачно подумал он, — это убедить своих соратников из Хогвартса, что он на их стороне, по крайней мере, настолько, чтобы они стали доверять его информации. Северус мог бы сделать это в типичной слизеринской манере, предложив информацию в обмен на помилование, но он так долго играл в корыстного двойного агента, что эта идея показалась ему отвратительной. Нет, если он решился пойти на это, то он намерен сделать это правильно, и будь проклята его судьба. Поверят они ему или нет, но он будет знать правду, и этого будет достаточно. Этого всегда было достаточно.

Так всегда и должно было быть.

Тем не менее, он не собирался отдавать себя на их суд без какого-либо плана. Поттер забрал его самые веские воспоминания, но они, вероятно, все еще находятся в Омуте памяти Дамблдора, и, если он сможет уговорить отложить его дело, пока их не найдут, у него еще может быть шанс на помилование. Даже если их не будет, у него осталось еще пара воспоминаний о приказе покойного директора убить его — он просматривал их в Омуте памяти в начале этого года, испытывая желание проклясть Дамблдора за то, что тот разрушил его жизнь, но не решаясь выступить против его портрета, с которым он вынужден был поддерживать рабочие отношения. Это было не так убедительно, как воспоминание из первых рук, но это могло послужить доказательством, что смерть директора была спланирована между ними. Конечно, это не могло доказать, что он просто не играл на обеих сторонах в качестве агента Темного Лорда, но, по крайней мере, он не будет увековечен в истории как человек, хладнокровно лишивший Дамблдора жизни. Больше всего на свете он не хотел, чтобы его запомнили как предателя, убившего величайшего волшебника современности, когда тот был слишком слаб, чтобы выстоять.

Обратный путь к замку был долгим и трудным, и к тому времени, когда Северус, хромая, добрался до последнего отрезка туннеля, он уже смирился с тем, что придется рассказать всю историю. Он чувствовал, что ему практически все равно, каким будет его приговор; все, что его волновало — это добиться своего, получить шанс предстать перед Советом Магического Правосудия, возможно, даже перед Визенгамотом, и впервые полностью рассказать свою версию событий. После стольких лет это было бы освобождением.

При этой мысли у него возникла идея.

Ему нужно было изложить свою позицию прежде, чем его единомышленники, особенно коллеги, успеют его прикончить, и, хотя вначале зельевар собирался просто отбросить свою палочку и молить о предоставлении слова, теперь у него появилась идея получше: патронус. Ничто не могло сильнее привлечь их внимание и навести на мысль, что происходит нечто, о чем они и не подозревали, чем его ненавистный голос, исходящий от нежной лани с ласковым взглядом. И, если он составит правильное послание...

Северус еще несколько минут двигался вперед, не обращая внимания на то, что мышцы спины свело судорогой после столь долгого пребывания в полусогнутом положении под каменным потолком, и размышлял над тем, что же могло убедить этих людей не убивать его на месте. Когда зельевар, наконец, определился с вариантом сообщения, он остановился, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы сосредоточиться и собраться с силами для заклинания.

— Expecto patronum, — прошептал он, и эхо тихим шелестом разнеслось по пустому туннелю.

Он закрыл глаза от вспышки яркого света, когда лань выскочила из его палочки, ослепляя в темноте, а затем, прищурившись, поглядел на нее. Та посмотрела в ответ, распахнув свои полные ласки серебряные глаза, безмятежно ожидая.

— Expecto nuntius: Минерва. Это Северус. Если ты не выслушаешь все до конца, сообщение вернется обратно, и я отправлю его снова. Это важно. В данный момент я направляюсь в Хогвартс, и я не собираюсь причинять вред ни тебе, ни кому-либо еще. Вы можете арестовать меня; все, о чем я прошу, — это дать мне возможность все объяснить. Я никогда не оставлял сторону Ордена, даже когда убил Дамблдора. Пожалуйста, не убивайте меня прежде, чем я получу возможность рассказать свою версию событий, даже если это будет только в суде, — он сделал небольшую паузу, а затем сухо добавил. — Помимо всего прочего, я легкая добыча. Уверен, уже выстроилась очередь из желающих прикончить меня. Если хочешь, можешь быть первой. Я не против. В любом случае, я скоро прибуду, и, прошу тебя, передай всем, чтобы меня пленили, но не убивали. Можете немного покалечить — еще немного сегодня не повредит. Неважно. До скорой встречи.

Когда он закончил послание, его охватило беспокойство: он боялся, что лань не сдвинется с места, что с Минервой что-то случилось, и она находится вне досягаемости магии. Но его опасения были напрасны — та развернулась и устремилась по туннелю серебристой полосой, унося с собой его надежды.

Северус никогда не придавал большого значения надеждам.

Он продолжил путь, держа в руке зажженную палочку, готовый отбросить ее при первых признаках того, что защитники Хогвартса спустились в туннель. Такая ситуация сильно действовала на нервы — если бы поблизости находился Пожиратель смерти, что услышал это сообщение, то ему, возможно, пришлось бы драться за свою жизнь. Все зависит от того, кто доберется до него первым. Нервничая, он, вопреки инстинкту держаться в темноте, применил Lumos maxima, что вспыхнул над его головой, освещая туннель целиком. Последние несколько сотен метров он пробирался в тишине, а его глаза пристально изучали грубый камень в поисках мерцания дезиллюминационных чар или отблесков от зажженных палочек.

Внезапная серебряная вспышка привлекла его внимание, и он замер, узнав кошку Минервы, мчавшуюся по коридору. Она остановилась в двух шагах, бесстрастно взирая на него.

— Я думала, ты мертв, — сказала кошка с явным удивлением. Северус уставился на нее, не зная, как ему реагировать на это, но кошка продолжила обычным резким голосом Минервы. — Я тоже хочу поговорить с тобой. Мы прибудем так скоро, как только сможем. Боже милостивый, не дай себе умереть раньше. В конце концов, тебе предстоит многое объяснить.

Это, подумал Северус, еще мягко сказано. Он подождал, пока кошка растворится в серебряной дымке, а затем снова двинулся вперед, невольно чувствуя огромное облегчение. Он знал, что Минерва сдержит слово: он сможет рассказать свою историю, и это было все, что ему нужно, чтобы не испытывать опасений.

Наконец он добрался до конца туннеля и взглянул на короткий, опасный склон, который круто вел наверх к подножию Гремучей ивы. Крепко сжав палочку, мужчина начал подниматься по нему, его ботинки скользили по корням и грязи. Это было трудно, так как он был слаб и испытывал головокружение; для равновесия он оперся свободной рукой о землю и мрачно карабкался вверх. Когда зельевар, наконец, добрался до вершины, он осторожно выглянул из отверстия выхода, но не увидел никого поблизости. Однако его зрение все еще было нечетким, и он не мог полностью удостовериться, что все чисто. Он попытался сделать глубокий вдох, надеясь, что Минерва действительно предупредила прочих защитников Хогвартса о его прибытии, и он не идет сейчас на верную смерть сразу после того, как избежал ее.

С этой жизнерадостной мыслью он просунул руки в щель под стволом и вытянул себя наружу, повалившись на траву.

«Я содрогаюсь, задумываясь о том, как легко ошибиться в людях — увидеть одну крошечную их часть и спутать ее с целым, увидеть причину и посчитать ее следствием, или наоборот». ~ Лорен Оливер

Гарри спускался из кабинета Дамблдора, с тоской думая о своей кровати в гриффиндорской башне и о том, как бы ему хотелось немного поспать, как вдруг его внимание привлек внезапный шум. После Битвы его нервы были расшатаны до предела — его охватила тревога, и Гарри, бросив быстрый взгляд на Рона и Гермиону, ринулся вниз по лестнице на шум голосов, крепко сжимая в руке только что отремонтированную палочку. Они неслись вниз с безрассудной скоростью, а в голове Гарри мелькали мысли о вернувшихся Пожирателях смерти, о новой вспышке насилия, наступившей так скоро после того, как все решили, что находятся в безопасности...

Они только успели завернуть в Большой зал, где, похоже, и находился источник шума, как Гарри чуть не оказался растоптанным Невиллом, который, судя по внезапно появившейся радости на лице, как раз выбежал его искать.

— Гарри! Гарри! — задыхаясь воскликнул Невилл, привлекая внимание близстоящих людей, и Гарри почувствовал огромное облегчение, увидев, что все невредимы и не выглядят испуганными. — Ты не поверишь, но… патронус Снейпа только что был здесь!

— Что?! — потрясенно воскликнул Гарри, неуверенный, что правильно расслышал Невилла из-за шума.

— Патронус Снейпа! Ты же говорил, что это лань, верно? — не дожидаясь подтверждения, Невилл торопливо продолжил. — В общем, она была здесь, и она говорила его голосом! Она сказала... ну, суть была в том, что он возвращается сюда, и просит не убивать его, пока он не получит возможность все объяснить. Он прислал его Макгонагалл!

Гарри уставился на Невилла, пытаясь переварить эту информацию. Снейп жив? Но ведь они видели, как он умер... или нет?

— Ведь способа подделать чужой патронус не существует, да? — с тревогой спросила Гермиона, и ошарашенный Гарри покачал головой.

— Ни одного, о котором бы я знал. Вот почему Орден использует их для связи... — медленно произнес он, задумавшись. — Единственный способ сымитировать его — это найти кого-то с таким же патронусом, так? И им пришлось бы подражать голосу человека...

— Макгонагалл, похоже, восприняла все всерьез, — с готовностью сообщил Невилл, и, взглянув мимо него, Гарри увидел, что преподаватели действительно оживились, и, быстро переговорив, сорвались с места. — Все спешат ему на помощь, если таковая понадобится. Они не уверены — идти ли за ним или же подождать, но...

— Гарри! — новый возглас оборвал Невилла на полуслове, и Гарри оказался в объятиях, которые больше смахивали на захват. Увидев гриву рыжих волос, он узнал Джинни, и сейчас она выглядела гораздо более жизнерадостной, чем когда сидела прижавшись к плечу матери. — Невилл рассказал тебе о патронусе Снейпа? Макгонагалл только что отправила свой патронус к нему, сообщив, что мы отправляем помощь. Учителя спорят о том, следует ли им посылать кого-нибудь в туннель, но никак не могут договориться, кто...

Джинни резко замолчала, когда профессор Макгонагалл стремительно пронеслась мимо них в вестибюль, а за ней проследовали профессора Флитвик, Стебль и Слизнорт, а также Билл и Чарли Уизли. Гарри посмотрел им вслед, с удивлением заметив, что в глазах Макгонагалл блестят слезы.

— Они ведь не отправятся за ним? — испуганно спросил Рон, и Гарри потребовалось мгновение, чтобы понять, что тот боится того, что может случиться с его братьями.

— Пойдем!

Четверо друзей поспешили за Гарри, когда он побежал за профессорами, которые уже вышли из замка и остановились на верху лестницы, столкнувшись с Кингсли. Слизнорт начал призывать зелья, а Флитвик размахивал палочкой и бормотал заклинания, в то время как Макгонагалл и Билл торопливо беседовали с аврором.

— …согласен, даже если бы Гарри не поручился за него, — говорил Кингсли, когда шестерка молодых людей подошла к нему (Полумна появилась рядом с ними почти одновременно). — Вы уверены, что он воспользуется подземным ходом?

— Нет, — мрачно ответила профессор Макгонагалл и, демонстративно взмахнув палочкой, вызвала своего патронуса-кошку с отметками очков вокруг глаз, который устремился в направлении Хогсмида, растворившись в воздухе. — Но это единственное подходящее место, к тому же он находился в Визжащей Хижине...

— Значит, он должен быть в туннеле, верно? — сказал Рон, и члены Ордена вздрогнули от неожиданности, пристально поглядев на молодых людей. Это несколько обескуражило Рона, но он тут же пришел в себя, продолжив более уверенно. — Снейп уже пользовался им раньше, поэтому знает что с ним делать, да и куда еще он мог пойти? Он же не собирается возвращаться через Хогсмид, когда так уязвим.

Невольно возникший образ облитого кровью Снейпа, крадущегося мимо «Сладкого королевства», чуть не вызвал у Гарри приступ смеха, и он сильно прикусил язык, чтобы вновь сконцентрировать свое внимание на Роне.

— …ты же не собираешься спускаться в туннель? — с тревогой спрашивал его лучший друг у Билла, а тот неловко переминался с ноги на ногу.

— Ну, вероятность того, что это ловушка, довольно мала... — начал было Билл, но его прервала мадам Помфри, бегущая к их группе с руками полными зелий и лекарств.

— Гарри! — пропыхтела целительница, и Гарри удивленно повернулся к ней, увидев, что та пытается отдышаться. — Ты сказал, что его укусила Нагайна, ведь так?

— Да, в шею, — он обменялся неловким взглядом с Роном и Гермионой. — Мы думали, что он мертв...

— Он задыхался, а затем вдруг затих, — виновато сказала Гермиона, — но у нас не было времени, чтобы убедиться в этом. Именно тогда прозвучало обращение Вы-Зн… Волан-де-Морта. Кажется, у него не было других повреждений.

— Тогда придется взять вот это, — решительно ответила мадам Помфри и показала бутылочки в своих руках Слизнорту, в свою очередь взглянув на то, что имелось у профессора. — Зелья, восполняющие кровь, противоядия, успокаивающие, снотворные, бодрящие и кровоостанавливающие зелья...

Она, похоже, поспешно что-то обдумывала, видимо прикидывая, не понадобится ли Снейпу что-нибудь еще, и Гарри снова обратил свое внимание на профессора Макгонагалл, которая напряженно сжимала свою палочку.

— Именно мы должны спуститься, профессор, — говорил ей Чарли Уизли. — Вы все нужны в Хогвартсе, и...

— Я осознаю опасность, — раздраженно ответила та, и ее ноздри раздулись. — Но Северус чрезвычайно опытный дуэлянт, и, если он будет дезориентирован или под империусом, только деканы факультетов и Кингсли смогут ему противостоять. Кроме того, — резко добавила она, заметив, что Чарли собирается возразить, — я не доверю безопасность коллеги чужим рукам, не после того, как…

Она осеклась, ее глаза снова наполнились слезами, и Чарли благоразумно оставил эту тему.

— Поппи, Гораций, у вас есть противоядия? — спросила она слегка напряженным голосом, и те поспешно кивнули.

— Да, но у меня нет ничего непосредственно от яда Нагайны. Это самые сильные противоядия, которые есть у нас в запасе, — ответил Слизнорт, глядя на колбы, которые отчасти лежали на его объемном животе. — В любом случае они замедлят действие яда, пока мы не доставим Северуса в больницу Святого Мунго. Надеюсь, что случай с Артуром поможет нам…

Он умолк, не желая озвучивать возможное развитие событий, которое было у всех на уме. Конечно, Снейп сейчас был жив, достаточно жив, чтобы послать патронуса, но кто гарантирует, что и дальше с ним все будет в порядке? Мистер Уизли едва выжил после укуса Нагайны, а ситуация со Снейпом, насколько мог судить Гарри, была гораздо серьезнее.

Гарри почувствовал, как у него сводит желудок, что часто случалось в последнее время. Он горячо надеялся, что Снейп выживет. Он так много хотел спросить у него, после того как увидел те воспоминания...

— Смотрите! — громкий и пронзительный возглас Гермионы перекрыл оживленные разговоры, и все обернулись, чтобы посмотреть туда, куда она указывала.

Сначала Гарри ничего не увидел, но потом понял: Гремучая ива внезапно замерла, ее ветви словно превратились в камень...

Маленькая далекая фигура в черной мантии вылезала из подземного хода, и не успел Гарри опомниться, как ноги сами понесли его вперед.

— Гарри! — донесся до него крик Гермионы, но он несся вниз по склону, переполненный одновременно и чувством облегчения, и страхом. Он должен был знать — должен знать, должен убедиться, что Снейп действительно жив, должен знать, что это правда...

Как бы он ни был быстр, несколько человек сорвались с места почти одновременно с ним, и теперь за бегущим Гарри вплотную следовали Кингсли, Билл, Чарли, Рон и Джинни, все с палочками наготове. Профессор Макгонагалл, мадам Помфри, профессор Стебль, Гермиона, Луна и Невилл бежали следом, а Слизнорт и Флитвик замыкали движение, левитируя зелья. Гарри был уже достаточно близко, чтобы разглядеть, узнать эти сальные черные волосы и крючковатый нос…

Снейп резко вскинул голову, словно только что их услышал, и рефлекторно поднял палочку — а затем потрясенно выронил ее, увидев Гарри, бегущего впереди всех. Когда группа достигла его, он раскрыл рот, а его покрытая кровью рука была все еще вытянута вперед. Гарри вовремя остановился, чуть не врезавшись в ошеломленного Снейпа, который, как подозревал мальчик, не смог бы сдвинуться с места, даже если бы на него мчался сам Волан-де-Морт.

Снейп выглядел так, словно его сбил автобус «Ночной Рыцарь», который затем еще и несколько раз проехался по нему взад-вперед, чтобы завершить начатое — и, по мнению Гарри, это было бы мягко сказано. Весь покрытый синяками, мертвенно-бледный, обессиленный и весь в крови, Снейп, казалось, не замечал этого, уставившись на Гарри, будто появление мальчика было намного значительней того обстоятельства, что сам он был едва жив.

— Ты… — начал Снейп, его черные глаза, прикованные к Гарри, в кои-то веки не казались пустыми, но в этот момент Гарри обнаружил, что его бесцеремонно отпихивает в сторону находящаяся на грани истерики мадам Помфри.

— Назад! Назад! Дайте ему воздуха! — воскликнула она, бросаясь вперед со своими зельями. — Выпей это, Северус, — приказала целительница, сунув колбу в руки Снейпа; тот взял ее, имея при этом вид в равной степени шокированный и растерянный.

— Поттер... — снова заговорил он, но Помфри перебила его пронзительным от беспокойства голосом.

— Позже, Северус! Пей, или умрешь на месте! — настаивала она, и Гарри был поражен мольбой в ее голосе, беспокойством, которое та едва сдерживала.

Снейп посмотрел на бутылочку в своих руках, будто увидев ее впервые, затем поднес ее ко рту и начал пить, и его глаза на мгновение закрылись, как предположил Гарри, от полного изнеможения. Однако не успел он сделать и несколько глотков, как Гремучая ива зловеще заскрипела, и все отпрянули в сторону при виде задрожавших ветвей.

Гарри инстинктивно бросился назад вместе со всеми — у него было более чем достаточно встреч со смертоносным деревом, чтобы понять, что оно вот-вот атакует — но Снейп лишился свойственных ему рефлексов, и зельевар, пошатнувшись, упал на одно колено. Гермиона испуганно вскрикнула, а Кингсли бросился вперед, схватил Снейпа под мышки и потащил шпиона прочь от Ивы — ветка, похожая на дубину, с грохотом обрушилась на землю точно в том месте, где они были всего мгновение назад.

Снейп выдохнул слова благодарности и, спотыкаясь, сел на траву — сердце Гарри пропустило удар, когда черные глаза закрылись, а все его страхи вернулись, но мгновение спустя те снова открылись, широко распахнувшись из-за быстрого бега.

— Боже милостивый, Северус! — проговорила мадам Помфри слабым голосом, призывая выроненное зелье. Она снова сунула пузырек ему в руки, и на этот раз Снейп не стал сопротивляться. Его руки сильно тряслись, и лицо было мертвенно-бледным, когда он глотал красное снадобье, в котором Гарри узнал Зелье Восполнения Крови. Как только Снейп допил зелье, мадам Помфри протянула ему второе, точно такое же, которое он стал пить гораздо медленнее.

Все молча наблюдали, как лицо Снейпа вновь приобретает хоть какой-то оттенок, собравшись вокруг него в неровный круг. Кингсли по-прежнему сидел на корточках рядом, готовый поддержать мужчину, если понадобится. Мадам Помфри бормотала что-то о потере крови, проверяя этикетку третьего соответствующего зелья, а Слизнорт что-то шептал ей, указывая на принесенную им груду пузырьков.

— Гарри нам все рассказал, — заговорил наконец Кингсли, видимо понимая, что Снейп находится в неведении относительно того, что им известно, что зельевар не был предан Волан-де-Морту.

— Я так и понял, — выдавил бывший Пожиратель смерти.

Гарри чуть не рассмеялся — только Снейп мог оставаться саркастичной сволочью, находясь на пороге смерти. Тем не менее, с облегчением подумал Гарри, Снейп не выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание, как было минуту назад, и так думал не только он один: встревоженный круг зрителей заметно расслабился при этом замечании.

Как только он допил второе зелье, мадам Помфри вручила ему одно из противоядий Слизнорта, и Снейп устало изучил его.

— Мне это не нужно, — сказал он, и целительница раздулась от ярости, прямо как миссис Уизли, когда находилась в самом ужасном расположении духа: увидев выражение ее лица, Снейп поспешно добавил: — Нет-нет, яд нейтрализован. Мне этого действительно не нужно.

— Нейтрализован? — повторила та, и яростное выражение ее лица сменилось складкой между бровями. — Как нейтрализован?

— Я исцелен, — ответил Снейп, и Помфри недоверчиво посмотрела на него, не будучи убежденной.

Пытаясь доказать, что с ним все в порядке, Снейп слегка приподнялся, сунул руку в карман своей мантии и вытащил...

— Перо феникса! — воскликнула Гермиона, и, прежде чем кто-либо успел осмыслить ее слова, продолжила. — Слезы феникса обладают целительной силой! Фоукс — он спас вас?

Снейп коротко кивнул, в кои-то веки не выказывая раздражения по поводу идеальных познаний Гермионы, а Гарри внезапно посетило невероятно важное озарение.

— Когда Фоукс спас меня от василиска, Дамблдор сказал, что он пришел потому, что я продемонстрировал истинную преданность! Фоукс спас вас, потому что вы верны Дамблдору!

К удивлению Гарри, Снейп не выглядел изумленным или обрадованным этим заявлением. Вместо этого он фыркнул.

— Что ж, я надеюсь это действительно так, учитывая, что я чуть не умер ради его проклятого плана, — пробормотал Снейп с некоторой горечью. Он, казалось, избегал взглядов собравшихся, глядя на траву, когда возвращал перо в карман, и Гарри отчетливо услышал, как профессор Макгонагалл эмоционально засопела.

— Но, Гарри… — Рон запнулся и густо покраснел, осознав, что привлек всеобщее внимание. — Разве… разве Снейп не сделал это ради Лили, а не для Дамблдора? — смущенно спросил он чуть тише, и выражение лица Снейпа изменилось так, что можно было подумать, будто он только что проглотил жабу Невилла.

— Я так не думаю, — ответил Гарри, стараясь не обращать внимания на выражение ужаса на лице Снейпа. — Он пытался сохранить мне жизнь ради моей мамы, поэтому следовал плану Дамблдора, когда отдал мне свои воспоминания и поручил довести дело до конца.

Все на мгновение замерли, обдумывая это, а Снейп выглядел так, словно предпочел бы умереть в Визжащей хижине, чем предстать перед своими коллегами во время такого откровения.

«Скорее всего, так и есть», — подумал Гарри. Хорошо, что зельевар до сих пор не знал об этом.

— Поттер, — медленно произнес Снейп, и выражение его лица несколько раз изменилось, прежде чем оно превратилось в непроницаемую маску. — Когда Кингсли сказал, что ты рассказал им «все», я не думал, что он имел в виду все.

Акцент был очевиден.

— Ну, если честно, я действительно думал, что вы мертвы, — ответил Гарри, и лицо Снейпа исказилось так, что ему захотелось пригнуться.

— Слезы феникса — это, конечно, хорошо, но это не панацея, — перебила мадам Помфри, и ее тон не терпел никаких возражений: очевидно, она понимала, что это не тот разговор, который следует продолжать на виду у всех. Она протянула Снейпу еще одно зелье; тот нахмурился и снова посмотрел на Гарри, прежде чем перевести взгляд на колбу. А Гарри задумался о том, как отреагирует Снейп, когда узнает, что о его секрете теперь знают все, кто присутствовал на Битве, и решил, что хочет быть подальше от него в этот момент. — Тебе нужен отдых и восстановление.

— Мне нужно... я хочу, — поправился Снейп под ее грозным взглядом, очевидно пытаясь прийти в себя, — быть полезным, прежде чем рухну на больничную койку.

— Исключено, — заявила она с таким устрашающим видом, какому позавидовал бы сам Волан-де-Морт, и Гарри подавил смех, увидев досаду на лице Снейпа.

— Может, я могу, по крайней мере, делиться информацией, сидя в постели, при условии, что ты меня не вырубишь? — спросил Снейп, видимо решив, что не стоит спорить с ней по этому вопросу. В глубине души Гарри согласился с этим, включив мадам Помфри вместе с миссис Уизли и профессором Макгонагалл в список женщин, которым он не хотел бы перечить.

— Только если не будешь напрягаться, — едко сказала мадам Помфри, однако не смогла скрыть облегченной улыбки. — Северус, ты даже не представляешь, как мы волновались, — добавила она уже более мягким тоном, и Снейп неловко заерзал. — Я принесу тебе что-нибудь от усталости, и ты сможешь отдохнуть в Большом зале. Сможешь дойти до замка?

— Я ведь проделал весь этот путь, не так ли? — пробормотал Снейп и с трудом поднялся на ноги. Кингсли придерживал его за плечо, пока не стало ясно, что шпион не упадет.

— Несомненно, — мрачно ответила мадам Помфри, но затем снова смягчилась. — Полагаю, я не смогу убедить тебя принять что-нибудь от боли?

— Я возьму успокаивающее зелье, — ответил Снейп, и, несколько удивленная, она протянула ему одно из своих снадобий. Зельевар сделал глоток, а Рон с озадаченным видом открыл рот.

— По-моему, вы выглядите довольно спокойным, — вырвалось у него, и Снейп, опустив пузырек, одарил рыжего парня невозмутимым взглядом.

— Я окклюмент мирового класса, мистер Уизли. Сомневаюсь, что вы смогли бы что-то заметить, даже будь я на грани нервного срыва, — а затем, слегка поникнув, Снейп бросил взгляд на Гарри, и снова опустил глаза. — Однако возможности окклюменции ограничены, — добавил он тихо, что красноречиво говорило Гарри о том, как, должно быть, был напуган Снейп, возвращаясь в Хогвартс чтобы помочь в битве, поскольку не имел ни малейшего понятия, как его примут — как друга или как врага.

Снейп. Напуган. Гарри уже неоднократно видел Снейпа испуганным: он помнил, как шпион был в ярости от страха, когда ворвался в туалет на помощь Драко; как он побелел от ужаса, стоя перед Волан-де-Мортом в Хижине. И все же, после просмотра его воспоминаний, казалось неправильным думать о Снейпе как о человеке, способном испытывать страх.

Но Гарри видел легкую дрожь в руке Снейпа, когда тот возвращал мадам Помфри пузырек, исчезнувший по взмаху палочки, видел, как в обычно пустых глазах Снейпа мелькнула тревога, которая, как юноша наконец понял после семи лет ненависти к этому черному, похожему на тоннель взгляду, являлась признаком достижения предела возможностей окклюменции. Гарри понял, что Снейп едва держит себя в руках — он едва подавляет свои эмоции, едва справляется с тем, чтобы не рассыпаться на глазах у своих коллег, учеников и мальчика, которого он так старался защитить.

Гарри все еще чувствовал себя немного странно из-за последнего пункта.

Он был благодарен, да. Но было странно.

— Давай мы отведем тебя в замок, Северус, — ласково сказала мадам Помфри, заметив те же симптомы, что и Гарри, но Снейп поднял руку, останавливая ее.

— Сначала — Поттер, — начал Снейп, глядя на Гарри с нехарактерно обеспокоенным выражением; похоже, он достаточно собрался с мыслями, чтобы начать рассуждать. — Если ты жив, то...

— Волан-де-Морт мертв, — перебил его Гарри, догадываясь, к чему клонит Снейп. — На этот раз окончательно. Дамблдор не сказал вам, но… — Гарри усмехнулся, как над недоверием на лице Снейпа, так и над своей удачей. — … был шанс, что я выживу. И я выжил, — добавил он, картинным жестом указывая на себя.

— ... ты уверен? — нерешительный вопрос Снейпа застал Гарри врасплох, и он ухмыльнулся еще шире.

— Уверен ли, что я жив, или уверен, что Волан-де-Морт мертв? Вообще-то, и то, и другое, — ответил он, и выражение лица Снейпа застыло между раздражением и легким беспокойством. — Вы можете увидеть его труп, если хотите; он в замке, — добавил Гарри, не желая давать Снейпу повод прибить его вскоре после того, как ему удалось выжить. — Портрет Дамблдора, похоже, считает, что все в порядке, так что, думаю, мы в безопасности.

— Понятно, — сказал Снейп, и Гарри заметил, как он немного расслабился, и как напряжение покинуло его худые покатые плечи. Видимо Снейп немного растерялся, не зная что сказать дальше (к чему Гарри отнесся с пониманием), поэтому повернулся обратно к Гремучей иве, которая угрожающе шелестела ветвями.

Спустя мгновение Гарри понял, что зельевар хочет найти свою палочку; Кингсли же, сообразивший это быстрее, уже поднимал свою, собираясь ее призвать. Мракоборец протянул вернувшуюся палочку изможденному шпиону, и Снейп принял ее с облегчением на лице — и вдруг разразился бранью, гневно взмахнув ею.

— Сейчас?! - с досадой воскликнул Снейп, и ближайшие к нему люди вздрогнули, когда он снова сделал взмах. — Проклятый кусок дерева!

Он уставился на свою палочку так, словно та нанесла ему личное оскорбление, и Гарри увидел это — тонкую трещину, змеящуюся по черному дереву.

— Она сломана, Северус? — спросила Макгонагалл, впервые подав голос с того момента, как Снейп появился из подземного хода, и Гарри уловил в ее голосе откровенное беспокойство.

— Треснула до самого кончика, — с горечью ответил Снейп, стиснув зубы. — Неужели нельзя было подождать еще денек? — сердито сказал он бесполезной палочке в своей руке, и Гарри хорошо понимал такую реакцию: палочки были настолько неотъемлемым атрибутом волшебника, что больше походили на партнера, чем на инструмент.

— Эм-м, вообще-то, я мог бы… — неуверенно начал Гарри, размышляя, как сказать Снейпу, что он является хозяином Бузинной палочки и, таким образом, может наложить Reparo, обладающее достаточной силой, чтобы починить палочку, как он недавно и продемонстрировал. Но Гермиона остановила его, схватив за руку, заставляя замолчать.

— Вот почему Фоукс дал вам перо, профессор! — серьезно проговорила она, и было так странно слышать, как она называет Снейпа «профессором», что Гарри растерянно хлопнул глазами; сам Снейп выглядел почти так же удивленно. — Все перья феникса обладают магической силой, но перья из хвоста используются в волшебных палочках! Фоукс, должно быть, знал, что ваша вот-вот сломается, поэтому дал перо, чтобы вы сделали новую!

Эта теория несколько обескуражила Гарри, но, немного подумав, он пришел к выводу, что Гермиона, пожалуй, права — это казалось наиболее логичным объяснением, и именно так поступил бы Дамблдор.

Гарри вспомнил свои недавние мысли о том, что Снейп до жути похож на него, как и Волан-де-Морт, и его охватило чувство приязни; Снейп получил третью палочку с пером Фоукса, и это казалось правильным. Он задумался, стоит ли сказать об этом Снейпу — ему казалось, что тот может взбеситься, узнав, что у него с Гарри станет еще больше общего, нежели есть сейчас.

— Разумная теория, — неохотно признал Снейп, что было лучшим из того, что он сказал Гермионе за последние пять лет, — но, к сожалению, в данный момент она мне не поможет.

— После битвы осталось довольно много палочек, — слегка запинаясь заговорил профессор Флитвик своим скрипучим голосом. — Уверен, что одна из них могла бы тебе временно послужить. Сомневаюсь, что их владельцы будут возражать, ведь кризисная ситуация еще не миновала, — добавил он, и Снейп медленно кивнул. На мгновение показалось, что он хочет задать вопрос, но видимо передумал.

— Мы потеряли немало студентов, а также множество союзников, — мягко сказала Макгонагалл, словно прочитав вопрос на лице Снейпа. — Они в Зале.

— Понятно, — тихо сказал Снейп, выглядевший гораздо серьезнее, чем когда говорил то же самое Гарри.

Словно это послужило сигналом к действию, все повернулись в сторону замка. С мрачным выражением лица Снейп отмахнулся от попытки Слизнорта поддерживать его, когда они отправились в обратный путь.

Гарри позволил волне облегчения захлестнуть его, когда они пересекли двор школы, радуясь, что Снейп оказался жив — и одновременно он был опустошен тем, что мертвы многие другие. Он твердо сказал себе, что Фоукс сделал все, что мог: никто из других погибших ведьм и волшебников не был ранен таким же образом, как Снейп — ядом, которому понадобилось бы время, чтобы убить их, время, за которое феникс успел бы их спасти. Они были поражены проклятием и умерли почти мгновенно, и никакая исцеляющая магия не смогла бы этого предотвратить.

Тем не менее, он не был бы человеком, если бы не испытывал желания, чтобы в битве уцелело больше людей — хотя он отказывался чувствовать что-либо, кроме бесконечной благодарности за то, что так много друзей и союзников осталось в живых.

Погруженный в свои мысли, Гарри понял, что их ждут, только когда они почти дошли до дверей замка. Хагрид, сморкаясь в свой огромный платок, стоял позади группы напряженно ожидавших учителей, а за их спинами стояли десятки любопытных учеников и члены их семей. Но не они привлекли внимание Гарри.

Малфои, неловко держась в стороне, словно неуверенные в том, что им рады, но решившие все же присутствовать, смотрели, как Снейп поднимается по лестнице окруженный деканами факультетов и прочими людьми, пришедшими ему на помощь. Гарри заметил, как Снейп окинул семью своим непроницаемым взглядом, но не знал, какая эмоция промелькнула при этом в черных глазах.

— Люциус, — прокомментировал Снейп бесстрастным голосом, и высокий бледный мужчина слегка вздрогнул. Гарри увидел, как глаза Малфоя пробежались по пропитанной кровью мантии и пепельному лицу Снейпа, и в них возникла явная искра беспокойства — эмоции, о способности к которой у поверженного Пожирателя смерти Гарри и не подозревал. — Рад видеть, что ты выжил.

— Могу сказать тебе то же самое, — ответил Люциус, привычная надменность в его голосе исчезла, оставив лишь легкую дрожь волнения. Гарри задался вопросом, было ли это вызвано беспокойством за Снейпа или же тем фактом, что Снейп мог стать очень опасным врагом для Малфоев, если бы подтвердил, что те служили Волан-де-Морту по собственной воле.

Долгое мгновение Северус Снейп и Люциус Малфой неотрывно смотрели друг на друга, скрестив взгляды черных и бледно-серых глаз, пока Люциус вдруг не опустил голову.

— Мне очень жаль, Северус, — прошептал он, его руки дрожали, сцепленные вместе, как будто пытались защитить друг друга. — Я пошел за тобой, я был тем, кто привел тебя к нему… я бы никогда этого не сделал, никогда, если бы знал…

— Тогда ты бы умер! — рявкнул Снейп, и Гарри потрясенно увидел, как Малфой пожал плечами, казалось, ничуть не обеспокоенный тем, что был близок к смерти. — Я даже не надеялся пережить эту ночь, а люди и получше тебя не раз отправляли меня на смерть.

Во второй половине его заявления сквозила такая боль, что казалось он разрывается между сильной яростью и скорбью, но Снейп встряхнулся и, собравшись с силами, отвернулся от Люциуса.

— Драко, — произнес Снейп все тем же пугающе бесстрастным тоном, переводя взгляд на светловолосого мальчика, который старался стоять как можно ближе к своей матери, однако, не прижимаясь к ней вплотную.

Наступила напряженная пауза. Все присутствующие уже знали, что Снейп убил Дамблдора, чтобы защитить Драко, из уст в уста передавались сведения тем, кому Гарри не сообщил об этом лично, и Гарри мог предположить, что все, включая Драко — особенно Драко — нервно ожидали какого-то возмездия со стороны Снейпа.

Снейп шагнул вперед, и рука Люциуса вздрогнула, но Гарри отлично знал, что у него нет палочки, с помощью которой он мог бы защитить своего сына. Однако у Драко она была — Гарри вернул ему палочку после победы над Волан-де-Мортом и завладения Бузинной палочкой, поскольку она ему была больше не нужна. На мгновение он насторожился — неужели Драко попытается атаковать безоружного Снейпа на глазах у всех этих людей?

Однако его беспокойство быстро улеглось, когда Драко опустил голову, очевидно, принимая все, что Снейп захотел бы сделать в отместку.

Все, затаив дыхание, наблюдали, как Снейп подошел к Драко, положил руки на плечи юноши, а его сломанная палочка легла на мантию Драко прижатая его ладонью.

И тут Снейп сильно встряхнул Драко, чуть не сбив того с ног.

— Малолетний болван! — прорычал Снейп, и Гарри с удивлением увидел, что в светлых глазах Драко появились слезы. — Никогда — никогда — больше не делай таких глупостей!

Затем он притянул Драко в быстрые, грубые объятия, и молодой человек, которого Гарри еще недавно ненавидел, зарыдал всерьез.

Слезы еще беззвучно текли по щекам Драко, когда Снейп отступил назад, и Нарцисса Малфой обняла сына за плечи, с благодарностью посмотрев на Снейпа. Люциус казался преисполненным чувствами облегчения и признательности, и Гарри подумал о том, как много значило для Малфоев то, что Снейп согласился закончить работу Драко, чтобы предотвратить его гибель от рук Волан-де-Морта. «Всё», — подумал Гарри, глядя на их улыбающиеся лица. Снейп неловко отвернулся, его рука с палочкой медленно опустилась.

— Северус, твоя палочка, — выдохнул Люциус, заметив обращенную к нему крупную трещину — казалось, что палочка вот-вот разломится пополам. — Что случилось?

— Она сломалась, — просто сказал Снейп, что, по мнению Гарри, было излишне, но он догадался, что Снейп не хотел признаваться, что уронил ее перед Гремучей ивой, чья склонность к разрушению вряд ли была кому-то неизвестна. — Я позаимствую чью-нибудь в обозримом будущем, — добавил он, бросив взгляд на Гермиону, которая засияла в ответ, выглядев не менее счастливой, чем Малфои.

— Можешь взять мою, — прохрипел Драко, вытирая слезы рукавом, а затем поспешно прочистил горло. — Поскольку я был одной из причин, по которой твоя испортилась, — быстро добавил он, словно защищаясь.

Снейп приподнял тонкую бровь, но принял двухцветную палочку, которую протянул ему Драко, взглянув на нее с некоторым удивлением.

— Боярышник и волосы единорога, да? — спросил он, с любопытством изучая палочку, и Драко нерешительно кивнул. — Кажется, она на удивление хорошо мне подходит.

— Мне она тоже подошла, — не подумав заявил Гарри, тут же пожалев об этом, поскольку выражение лица Снейпа резко сменилось на раздраженное. — Кто знает? Может, это просто хорошее сочетание, — пожал он плечами, делая вид, будто не видит недовольства на лице Снейпа. Он определенно не стал бы говорить Снейпу о том, почему считает, что палочка с пером Фоукса лучше тому подойдет.

— Боярышник лучше всего подходит людям, переживающим период душевных потрясений, — услужливо подсказала Гермиона, и все трое — Снейп, Драко и Гарри — напряглись. — Он известен тем, что особенно хорош как для проклятий, так и для исцеляющих заклинаний, и лучше всего подходит людям с противоречивым характером. Это сложное дерево для начинающего волшебника, так как оно может дать обратный эффект. Сердцевина из шерсти единорога, вероятно, придает этому дереву особую способность к целительству, — добавила она с видом, словно проглотила самого Оливандера.

— Благодарю, мисс Грейнджер, — раздраженно произнес Снейп, и Гермиона поспешно закрыла рот, видимо слишком поздно осознав, что трое людей, подходящих палочке, не слишком довольны тем, что она раскрыла все скрытые подтексты.

— Ну, Северус, тебе следует присесть, — властно вмешалась мадам Помфри, явно заметив взгляд, которым Снейп смотрел на свою бывшую ученицу. — Вы все, отойдите в сторону, — приказала она столпившимся людям, и те быстро расступились, пропуская Снейпа, Малфоев и остальных членов спасательной группы в Большой зал.

Гарри отвел взгляд от тел на полу, не желая, чтобы боль потери разгорелась с новой силой. Мистер Уизли, оставив тело сына, стоял рядом с Перси у дверей и смотрел на Гарри, в то время как по Залу пронесся дружный вздох — все, кто не вышел на улицу, увидели, что Снейп действительно жив.

— Поторапливайтесь, здесь не на что смотреть, — твердо сказала мадам Помфри, направляя Снейпа в импровизированный лазарет, устроенный в месте, где обычно стоял преподавательский стол.

Стол убрали, заменив его полудюжиной кроватей из больничного крыла, на которых разместили наиболее тяжелораненых. Когда мадам Помфри и ее подопечный подошли к койкам, раздался громкий треск, и появился домашний эльф с новой кроватью, на которую она и велела сесть все еще раздраженному Снейпу.

Впрочем, подумал Гарри, скорее всего Снейп просто недоволен тем, что с ним нянчатся на глазах у сотен студентов, их родителей и союзников Хогвартса, не говоря уже о его коллегах; ни для кого не было секретом, что он прошел через тяжелый период своей жизни. По крайней мере, теперь уже нет.

— Как ты, Северус? — ласково спросила мадам Помфри, собирая несколько зелий с небольшого столика, заваленного лекарствами, и Гарри с остальными придвинулись чуть ближе, чтобы уловить тихий, сварливый ответ Снейпа.

— Краше в гроб кладут.

— Ну, этого мы не можем допустить, — пробормотала она и протянула ему первое из двух зелий, понизив голос. — Знаешь, я все еще могу дать тебе что-нибудь от боли.

— Это не боль, — вздохнул Снейп таким усталым голосом, какого Гарри никогда от него не слышал. — Хотел бы я, чтобы все было так просто, поверь мне.

— Если я могу что-то для тебя сделать, просто скажи мне, — сказала Помфри, глядя ему в глаза, и Гарри понял, что эти слова совершенно искренни. Опустившись на край кровати, Снейп медленно кивнул, видимо, слишком вымотанный, чтобы отказываться от утешения. Он выглядел слегка растерянным; Гарри был уверен, что зельевар не ожидал такого теплого приема, особенно учитывая, что в его послании профессору Макгонагалл звучала просьба не убивать его. — А пока тебе нужно отдохнуть и поесть, а когда почувствуешь себя лучше, мы сможем привести тебя в порядок. Ты почти весь в крови, — заметила она, неодобрительно качая головой. — Я бы дала тебе полотенце, но не думаю, что это поможет — тебе придется принять ванну, чтобы смыть всё это.

— Правда? Я бы не догадался, — язвительно ответил Снейп.

— Очень смешно, Северус. Если у тебя есть энергия, чтобы остроумничать, то, несомненно, ее хватит на обед и соблюдение режима, — строго сказала мадам Помфри, но Гарри знал, что она испытала облегчение, услышав привычные едкие реплики Снейпа. — Я скажу Кингсли и остальным, чтобы они дали тебе несколько минут, хорошо?

— Я признателен тебе за это, — устало сказал Снейп, не в силах скрыть благодарность. Мадам Помфри вызвала домового эльфа, чтобы тот принес зельевару суп и большой кувшин с водой, и наколдовала стол, за которым он мог бы поесть, и, бросив на измученного шпиона взгляд, требующего абсолютного послушания, оставила его в покое, отогнав Гарри и остальных с напутствием найти себе другое занятие.

Гарри смущенно встал в полудюжине метров от лазарета, поглядывая на Снейпа, который с притворным интересом сосредоточился на своем супе, и сдвинулся с места только тогда, когда Джинни, положив руку мальчику на плечо, увлекла его за собой в компанию друзей и соратников.

— Что случилось? — спросил озабоченный и одновременно преисполненный любопытства мистер Уизли, который, по-видимому, с нетерпением ждал новостей.

Гарри догадывался, что ему очень не хотелось оставлять миссис Уизли и Джорджа, даже ради того чтобы просто выглянуть за двери замка. Быстро оглядевшись, Гарри обнаружил, что профессор Макгонагалл тихо разговаривает с профессором Стебль, утирая при этом глаза, а профессор Слизнорт радостно хлопает по спине плачущего Хагрида, заверяя, что со Снейпом все в порядке и что тот точно не держит на полувеликана зла за его слова; Кингсли разговаривал с Флитвиком, Биллом, Чарли и Перси, так что Гарри остался единственным, кто мог бы рассказать мистеру Уизли о произошедшем.

Поэтому Гарри поведал мистеру Уизли и собравшейся толпе студентов о том, как они узнали что Снейп жив, как деканы факультетов рвались в туннель, чтобы спасти своего вновь признанного коллегу, и как Снейп появился прежде, чем они успели организоваться. Он рассказал им о палочке Снейпа, сломанной Ивой, а Гермиона с восторгом объяснила свою теорию о Фоуксе, к которой Гарри хотел добавить свои наблюдения касающиеся Снейпа, Волан-де-Морта и себя самого, но удержался. Затем Рон описал встречу с Малфоями и то, как Драко отдал Снейпу свою палочку, чтобы тот пользовался ею, пока у него не появится новая (особенно Рон был доволен тем, что Драко заплакал перед толпой), а Гарри закончил рассказ комментарием о том, насколько обессилившим выглядит Снейп, особенно теперь, когда знает, что истинная причина его преданности была выставлена на всеобщее обозрение.

— Что ж, это его личное дело, — задумчиво сказал мистер Уизли и в изумлении покачал головой, проводя рукой по редеющим рыжим волосам. — Хотя я бы никогда не догадался, знаете ли. Нам всем нравилось думать, что Северус на нашей стороне до... ну, вы понимаете. Но я думаю, что мало кто из нас доверял бы ему без заверений Дамблдора. Он невероятно хороший актер.

— Так и есть, — согласился Гарри, улыбаясь Рону, — но в этом ему помогает то, что он всегда остается чуточку мерзавцем.

— Я бы сказал, что он больше похож на полного мерзавца, — заметил Рон, и Гарри рассмеялся.

— Он необычайно храбр, — несколько возмущенно вмешалась Гермиона, возвращаясь к своей политике никогда не говорить плохо об учителе. — Я даже не могу себе представить, насколько это было тяжело — быть шпионом Дамблдора, когда он знал, что никто из нас ему не доверяет. Половина Ордена с трудом доверяла ему еще до смерти Дамблдора, — добавила она, и Рон закатил глаза.

— А я-то считал, что нам больше никогда не придется слушать, как ты защищаешь Снейпа, — пожаловался Рон, и девушка фыркнула, но улыбка все же тронула ее губы при воспоминании о многочисленных спорах по этому поводу.

— И я был права, не так ли? Сколько раз я говорила, что он на нашей стороне? Мы должны были догадаться об этом еще после того, как он защитил Гарри от профессора Квиррела на первом курсе!

— Это не совсем то, что ты думала тогда, — напомнил Гарри и засмеялся, когда она раздраженно ткнула его в плечо. — Ладно, ладно. Думаю, мы должны сказать Снейпу несколько приятных слов.

— Да, должны, — сказала она, как будто это не подлежало сомнению, и, судя по решительному выражению лица Гермионы, тому самому, которое возникало во время печально известного движения Г.А.В.Н.Э., так оно, возможно, и было.

— Приятных слов? О чем, о его веселом характере?

— Рон!

Мистер Уизли, вместе с Джинни, Невиллом и Полумной, задержался, чтобы задать еще несколько вопросов, в частности о реакции Снейпа на Малфоев, а также о мотивах Снейпа в целом — похоже, ему было невероятно любопытно, почему Дамблдор вообще решил довериться Снейпу, ведь в историю о том, как Пожиратель смерти полюбил магглорожденную, поверить было довольно трудно. Гарри хотел избежать некоторых деталей, чтобы сохранить лицо Снейпу — и для мальчика это было странно — но в конце концов решил, что тогда рассказ не произведет должного эффекта, если не объяснить, что Снейп сменил сторону сразу после того, как понял, что подверг Поттеров смертельной опасности, сообщив Волан-де-Морту о пророчестве, и поэтому рассказал всё. После того как Гарри рассказал им, как Снейп умолял Дамблдора защитить его мать и ее семью, он почувствовал, что ему уже нет необходимости продолжать: все прекрасно смогли представить то чувство вины, которое, похоже, впоследствии преследовало бывшего Пожирателя смерти на протяжении всей жизни.

Тем не менее Гарри рассказал им, что именно Снейп потребовал от Дамблдора никому не раскрывать причину смены его убеждений. Он считал, что важно дать им понять, что Дамблдор, если бы у него был выбор, был бы рад сообщить каждому члену ордена Феникса о любви Снейпа к Лили и истинной причине по которой тот сменил сторону, поскольку Волан-де-Морт не поверил бы в силу любви, даже если бы всё стало известно. Было странно осознавать, что, хотя воспоминания, в которых он видел реакцию Снейпа на угрозу жизни его матери и последующую ее смерть, были совсем свежими, реальные события произошли уже почти два десятилетия назад.

Это было очень похоже на ощущение, которое он испытал, когда Аберфорт рассказал ему, Рону и Гермионе об Ариане, когда дверь в прошлое безжалостно распахнулась, вторгшись в настоящее и разбив в пух и прах все убеждения Гарри.

И Дамблдор, и Снейп принимали немыслимые, жуткие решения — Гарри втайне считал, что действия Снейпа были даже хуже, пусть за ними и скрывалось больше причин — и оба осознали ошибочность своих действий только тогда, когда сами стали причиной смерти людей, которые значили для них все. Это было жестоко и трагично, и Гарри мог понять, почему Дамблдор полностью доверял Снейпу после смерти Лили — тот точно знал, что чувствовал Снейп, знал, какие мысли терзали его в ту роковую ночь.

Гарри как раз размышлял, кто больше винил себя в смерти любимого человека, Дамблдор или Снейп — он склонялся к Снейпу — когда громкая жалоба Рона на чувство голода прервала ход его мыслей.

— Вам всем следует подкрепиться, — согласился мистер Уизли, который, наряду с Джинни и Невиллом, выглядел так, будто Гарри дал ему более чем достаточно пищи для размышлений. Полумна же, напротив, спокойно отнеслась к истории о преображении Снейпа, словно все это было вполне очевидно — что, по мнению Гарри, в какой-то степени так и было.

Юноша последовал за Роном и Гермионой к одному из столиков у стены, где стояли тарелки с сэндвичами доступные для всех нуждающихся, и они сели, взяв по бутерброду.

К своему ужасу, Гарри обнаружил, что стоило ему расслабиться, усталость возросла в геометрической прогрессии, ведь его тело так долго находилось в состоянии повышенной готовности, что теперь в нем почти не осталось энергии, чтобы жевать.

— Как у вас дела? — раздался за их спинами дружелюбный голос, и Гарри, устало моргнув, поднял глаза и увидел Билла Уизли, стоящего за его левым плечом.

— Мы в порядке. А куда подевался Снейп? — спросил Рон с наполовину набитым ветчиной ртом.

Гарри взглянул на больничную койку и увидел, что Снейп действительно исчез.

— Кингсли сейчас разговаривает с ним и Люциусом Малфоем, выясняя возможные укрытия Пожирателей смерти, но мы проведем групповое собрание в десять, чтобы обсудить, что нам делать дальше. Все хотят, чтобы вы трое были там, — сказал Билл, и Гарри подавил стон: последнее, чего ему хотелось, это чтобы после бессонной ужасной ночи ему пришлось еще что-то делать. Билл усмехнулся, правильно истолковав выражение его лица. — Я обязательно передам им, что ты с нетерпением ждешь этого, — подмигнул он, разворачиваясь, а Гарри смотрел на него пустым взглядом, пока молодой человек не исчез в вестибюле, где Флер взяла его за руку.

В течение минуты или около того Гарри пытался вновь сосредоточиться на своем сэндвиче, откусив несколько кусочков, но он едва мог держать глаза открытыми, и видел, что у Рона и Гермионе дела обстоят не лучше — в полусне они опирались на плечи друг друга.

— Черт возьми, как же я устал, — наконец простонал Гарри, зевнув и чуть не упав лицом на стол. — Я рад, что Снейп выжил, но почему бы ему не выжить после того, как я вздремну?

Рон рассмеялся, а Гермиона слабо улыбнулась: напряжение дня скорее вымотало ее, а не наполнило жестоким, напористым юмором, как это было с Роном и Гарри.

— Рад слышать, что моя смерть доставила тебе неудобств, Поттер, — раздался холодный голос позади Гарри, и мальчик крутанулся на своем стуле, забыв об усталости, когда поднял глаза на единственного и неповторимого Северуса Снейпа, вернувшегося от Кингсли. На мгновение Гарри почувствовал раздражение из-за того, что Снейп не может перестать быть мерзавцем даже после всего, через что они прошли сегодня, — но затем, к своему удивлению, он понял, что на лице Снейпа играет легкая полуулыбка, едва отличимая от его обычной ухмылки.

— Вы улыбаетесь, потому что считаете это смешным? Возможно, мне придется начать жаловаться на вас почаще, — подыгрывая ответил Гарри, на что Снейп приподнял черную бровь.

— Осторожно, Поттер, — сказал он мягко, но без обычной угрозы в голосе. — Я могу решить не отдавать вам это.

Снейп вынул уже чистую руку из своей все еще окровавленной мантии — в его длинных пальцах были зажаты три маленькие аквамариновые бутылочки, которые, как догадался Гарри, содержали зелья.

— Ой! — воскликнула Гермиона, и Гарри мог поклясться, что Снейп едва сдержался, чтоб не закатить свои черные глаза, и этот жест стал вторым по проявлению человечности, который Гарри когда-либо видел от него — его превосходил только Снейп, обнимавший Драко накануне. — Это же бодрящее зелье!

— Да, это оно. И, если ты хочешь быть чем-то большим, чем необычно известным производителем храпа на предстоящем собрании, Поттер, ты мог бы сказать что-нибудь более приятное, — протянул Снейп, и Гарри не мог не отметить, что он выглядел весьма довольным собой.

— Это необычайно мило с вашей стороны, — прокомментировал Гарри, и не смог удержаться от новой колкости, когда черные глаза Снейпа сверкнули. — Какое из них меня отравит?

— То, которое я дам тебе, конечно же, — небрежно ответил Снейп и взмахнул рукой с зельями, словно отгоняя муху. — Так что же ты выберешь, Поттер? Сможешь ли ты усмирить свою безграничную гордыню настолько, чтобы сделать менее грубое замечание в мой адрес, или станешь прекрасным украшением пола, пока более компетентные волшебники обсуждают ближайшее будущее Хогвартса?

— Думаю, мне удастся что-нибудь придумать, — сказал Гарри, едва сдерживая улыбку. Он никак не ожидал, что получит удовольствие от обмена колкостями со Снейпом. — А с вашей стороны было довольно великодушно сохранить жизнь Люпину, — хотя вы вполне могли бы немного на нем потренироваться.

— Возможно, я использую тебя в качестве мишени, — угрожающе намекнул Снейп, но у Гарри было достаточно опыта в доведении Снейпа до белого каления, чтобы знать, что тот далек от этого. — Не испытывай мое терпение, Поттер. Я знаю предостаточно людей, которые были бы чрезвычайно благодарны за это, — он указал на три склянки, и Гарри понял, что пора закругляться: может, Снейп еще и не был готов его убить, но ему были очень нужны эти зелья.

— Ладно, ладно, вы меня раскусили, — вздохнул Гарри, пытаясь выиграть время и придумать что-нибудь действительно приятное. Что там говорила Гермиона? Кажется так: — Это действительно было невероятно храбро с вашей стороны — не отступать, когда все ненавидели вас по вине плана Дамблдора. В моей жизни было достаточно моментов, когда меня все отвергали, и, может быть, вы правы, и я немного высокомерен, потому что терпеть не мог, когда меня называли злодеем или сумасшедшим. Я никогда не отказывался от того, во что верил — но чтобы молчать и позволить всему этому поглотить меня? Я никогда бы так не смог, — признался Гарри, думая об Амбридж на пятом курсе. Он не хотел, чтобы это выглядело как самобичевание, но, похоже, Снейпу это понравилось.

— Я считаю, для этого нужна сила иного рода, понимаете? Сидеть и никому не говорить о том, что они ошибаются на твой счет, даже если все ненавидят и проклинают тебя. Вы гораздо храбрее и преданней, чем кто-либо, — закончил Гарри, думая о Фоуксе и о том, как Снейп был раздражен удивлением Гарри по поводу того, что феникс спас его. До сегодняшнего дня только Дамблдор знал о силе преданности Снейпа, и, хотя директор до хрипоты твердил, что Снейпу можно доверять, Гарри, как и мистер Уизли, знал, что мало кто этому верил.

Что бы Снейп ни ожидал услышать от Гарри, но явно не это — Гарри почувствовал легкое самодовольство при виде шока на лице зельевара, но это чувство уступило место неловкому сочувствию, когда он понял, что Снейп был так потрясен, потому что никто, кроме Дамблдора, никогда раньше не хвалил его за храбрость.

Похоже, Снейп не мог подобрать слов, и, по прошествии нескольких секунд, его желтоватая кожа приобрела ярко-красный цвет. Он быстрым движением поставил колбы на стол, не говоря ни слова повернулся на каблуках, и зашагал прочь, а его окровавленная мантия развевалась позади него, как обычно делая его похожим на летучую мышь-переростка.

— Черт побери, Гарри, — воскликнул Рон, наблюдая, как Снейп удаляется из Большого зала. — Похоже, ты лишил его дара речи!

— Думаешь? Похоже на то, — сказала Гермиона с изумлением, и отчасти, как и Гарри, с сочувствием. — Это было очень мило с твоей стороны, Гарри, — продолжила она, улыбнувшись.

— Я не хотел, чтобы получилось так сентиментально, — слегка ошеломленно ответил Гарри. Рон рассмеялся над его словами, которые, наверняка, прозвучали глупо. — Не могу поверить, что я унизил себя перед Снейпом.

— Лучшего комплимента для него и не придумаешь, даже если постараться, — весело сказал Рон, потянувшись через стол за одной из бутылочек с зельем.

— Он никогда не позволит мне забыть об этом, — простонал Гарри, уже представляя, каким самодовольным будет выглядеть Снейп, когда будет оскорблять его в следующий раз. — Я уже вижу это. «Даже сам Поттер признает свое высокомерие, но он ничего не говорил о своих посредственных знаниях…»

— Ты принес себя в жертву, приятель, — сочувственно кивнул Рон, но не смог сдержать ухмылку при виде подавленного выражения на лице Гарри. — Никогда бы не подумал, что придет день, когда ты скажешь что-то хорошее о Снейпе — заметь, для него это было почти свято. Да уж, утро выдалось необычным. Как нам использовать это зелье, Гермиона? — спросил он, а мозг Гарри застрял на том факте, что он подшучивал над Снейпом и никто в результате не умер — действительно необычное утро, это точно.

— Ну, в каждой колбе, похоже, примерно по одной дозе зелья, значит, мы должны принять их непосредственно перед собранием в расчете на два часа действия...

Лекция Гермионы о правильном использовании бодрящего зелья отошла на второй план, и Гарри почувствовал, что его мысли превратились в кашу. Фред, Люпин и Тонкс мертвы… Снейп жив… война выиграна… Волан-де-Морт наконец уничтожен…

Гарри тряхнул головой, останавливая поток мыслей, пока те не завладели им, и сосредоточился на голосе Гермионы («Бодрящие зелья на самом деле весьма ценны, поскольку они обладают свойствами как Животворящего эликсира, так и зелья Пробуждения...»), чтобы отвлечься от опасной темы. Если он будет думать обо всем этом слишком много, позволит всему этому захлестнуть его... Что ж, нужно подготовиться к собранию, а после найдется время и для терзающей, ужасной боли, и для блаженного, эйфорического облегчения, которые так и рвались наружу.

Вскоре за ними вернулся Билл, и Гарри, Рон и Гермиона выпили бодрящее зелье. Как только Гарри проглотил аквамариновый напиток, он потрясённо почувствовал, что усталость уступила место освежающему чувству бодрости, будто он за секунду получил десяток часов хорошего сна. Испытав облегчение от того, что не рухнет на пол во время заседания, он почувствовал прилив благодарности к Снейпу за зелье, и порадовался, что сумел так искренне похвалить его.

— Не могу поверить, что говорю это, но Снейп — наш спаситель, — пробормотал Рон на ухо Гарри, пока они шли за Биллом, и тот горячо кивнул в знак согласия. — Думаешь, он заметит, если я не буду называть его придурком несколько дней?

— Ох, Рон, — глядя на свою пустую склянку простонала Гермиона, которая выглядела еще более впечатленной зельем, чем мальчики. — Почему бы тебе вообще не перестать называть его придурком? Он не обязан был быть добр к нам, знаешь ли.

— Видишь ли, Миона, это было бы несправедливо по отношению к нам, — ответил Рон, — учитывая то, как он нас называл раньше, понимаешь?

— Я все же так не думаю...

Парочка препиралась всю оставшуюся дорогу до кабинета Дамблдора, где горгулья, все еще пьяно покосившаяся и изрядно потрепанная, пропустила их на винтовую лестницу. Гарри удовлетворенно слушал Рона и Гермиону, пока они поднимались — он и так уже вдоволь наговорился сегодня; и знал, что довольно скоро ему, вероятно, предстоит говорить еще больше.

Как бы долго не длилось это утро, оно все еще было далеко от завершения.

«Солдат сражается не потому, что ненавидит то, что перед ним, а потому, что любит то, что находится позади него». ~ Неизвестный автор

Изображая безразличие, Северус прислонился к стене, с трудом приходя в себя уже в третий раз на протяжении последнего часа. До сих пор не оправившись от слов Поттера (он отказывался думать об этом, чувствуя странное сочетание жуткого смущения и невольного удовольствия), Северус наблюдал из окна, как Люциус уныло спускается по ступенькам крыльца вместе с женой и сыном, как за светловолосым Пожирателем смерти пристально следит Кингсли Бруствер, и задавался вопросом, чем же ему заняться в ближайшие сорок пять минут.

Он рассказал аврору, ставшему министром магии, о наиболее вероятных местах укрытий Пожирателей смерти, и тот отправил группы мракоборцев наблюдать за этими объектами до тех пор, пока не наберется достаточно людей для проведения рейдов. После этого он сходил в подземелья и принес бодрящие зелья из своих личных тайных запасов, по одному на каждого члена Ордена и деканов факультетов, чтобы быть уверенным, что собрание, а также важнейшие решения, на которых оно основывалось, получат полную отдачу от умственной деятельности всех присутствующих, но...

Северус невольно поежился при воспоминании о хвалебной речи Поттера, которая перекликалась с ощущением горя и шока — когда он принес ровно столько зелий, сколько требовалось для членов Ордена и деканов, и вошел в Большой зал в поисках Люпина и Тонкс, то увидел их неподвижно лежащими на полу, неподалеку от Фреда Уизли. В ту минуту он почувствовал легкую горечь, пораженный осознанием того, что пережил всех членов команды Мародеров.

Он огляделся, не зная, что делать с оставшимися дозами, и тут его внимание привлек Поттер, который пытался не заснуть на своем недоеденном бутерброде. Северус не стал долго думать — его измученный разум, одурманенный тревогой и адреналином, решил, что дать Поттеру зелья будет хорошим способом ненавязчиво поблагодарить мальчика за то, что тот находился рядом с ним на его смертном одре. Зельевар повиновался своему внутреннему голосу, слишком плохо соображая, чтобы подвергнуть сомнению эту идею, пока не стало слишком поздно. Он неуклюже прикрыл этот поступок парой примитивных оскорблений, и, в попытке отвертеться от последствий, потребовал от Поттера хоть раз сказать ему что-нибудь приличное. А Поттер его поблагодарил. Причем так искренне, что это застало Северуса врасплох, и он смутился на глазах у мальчика.

«Можно подумать, присутствие Поттера и Уизли что-то изменит на этом собрании», — подумал он, нахмурившись. Пустая трата зелий, вот что это было. Он лишь надеялся, что Минерва не станет на него сердиться за это, поскольку знал, сколько других, более важных людей могли бы получить от них пользу. Черт, да он сам воздержался от приема такого зелья, хотя это было скорее из-за неприязни к упадку сил, что наступает после того, как действие отвара заканчивается.

Северус был рад, что его пригласили принять участие в обсуждении того, что будет происходить с Хогвартсом и как следует поступить с оставшимися сторонниками Темного Лорда, но он не был уверен, что ему будет что предложить, кроме как высказать свое мнение, если кому-то придет в голову необычайно глупая идея. Ему никогда особо не нравились собрания по планированию работы персонала, а это заседание выглядело очень похоже, хотя и с гораздо более высокими ставками в плане последствий.

Оглядев зал — он решительно сказал себе, что никоим образом не прячется от Поттера — Северус увидел, что большинство людей разбились на группы, тихо переговариваясь, поскольку адреналин от победы уже выветрился, и на них навалилась усталость от долгой ночи. Большинство из них оказались невредимы, что было приятно видеть; Северус спросил Поппи, нет ли у кого-нибудь травм от проклятий, и она назвала несколько, с которыми смогла справиться сама, но ни для одной из них не требовался его опыт, и, пока та суетилась рядом, осматривая пациентов, Северусу ничего не оставалось, как неловко стоять в сторонке, ожидая, пока Кингсли не позовет его на совещание.

Зельевар снова осмотрел зал, на этот раз заметив взгляды, украдкой бросаемые на него, и решил, что не собирается торчать здесь до начала собрания. Шагнув к лестнице — теперь он чувствовал себя значительно лучше, поскольку утраченная кровь почти полностью восстановилась и его не шатало — он направился прочь от толпы, в поисках более уединенного места для ожидания.

Он испытывал смутное желание смыть кровь, которая успела засохнуть и запечься на его коже, покрывая его сзади от шеи до обратной стороны колен, куда собиралась, когда он истекал кровью лежа на полу, и теперь это желание переросло в твердое намерение принять ванну. Вопреки многочисленным комментариям студентов, у него имелась привычка принимать ванну ежедневно, несмотря на то, что он давно перестал следить за волосами, но вот уже несколько дней он не мог позволить себе такой роскоши. К тому же он ожидал, что привычная процедура поможет успокоить переполнявшие его эмоции.

Это также помогло бы смыть мрачное напоминание о том, что он избежал смерти благодаря лишь крошечной удаче, но он старательно игнорировал это, чтобы сохранить самообладание.

Он не хотел пользоваться своими прежними директорскими апартаментами в то время, когда члены Ордена начнут стекаться в кабинет Дамблдора, готовясь к предстоящему заседанию, поэтому направился прямиком в ванную для персонала, предвкушая уединение индивидуальных ванных комнат. Он не пользовался ими уже больше года — да и до этого он обычно принимал душ в своих личных покоях. Было бы приятно снова ими воспользоваться.

Как только Северус переступил порог, он почувствовал себя расслабленным сильнее, чем за последние несколько недель, и устало снял с себя мантию и нижнее белье, пока горячая вода наполняла ванну из черного мрамора. Здесь было полдюжины ванных комнат различных цветов на выбор, и каждая была оформлена в соответствующем стиле. Сотрудники неофициально распределили их между собой, поскольку у каждого декана были свои предпочтения. Эта комната была самой темной, с шоколадно-коричневыми стенами и мягким золотистым освещением, что давало ему ощущение покоя, пока он слушал, как наполняется ванна. Как только вода стала достаточно глубокой, чтобы можно было сидеть, он опустился в нее.

Северус вытянулся в воде, тепло которой немного ослабило боль в ноющих мышцах, и сделал серию глубоких вдохов, позволяя своим эмоциям всплыть на поверхность, тщательно их контролируя. Он был готов немедленно прибегнуть к окклюменции в полную силу, если обнаружит, что его начинают переполнять события этого дня. Прежде всего, он начал с обзора фактов, которые помогли упорядочить его противоречивые чувства: Темный Лорд мертв, Гарри Поттер жив, а Северуса считают не предателем, а скорее признанным агентом Дамблдора.

Хоть их и было немного, эти истины сильно ослабили его контроль, и Северус снова принялся глубоко дышать, игнорируя дрожь в руках, которую он не мог остановить. Он не был уверен, что ее вызвало — облегчение или шок, или же это была просто физическая реакция на сильный стресс, но он знал, что если не дать ей проявиться сейчас, то она будет нарастать до тех пор, пока ее уже невозможно будет скрыть.

Все закончилось.

У него даже не было возможности поучаствовать в боях как все. Он начал как шпион и закончил как шпион — и он, как никто другой, знал, насколько важную роль он сыграл, но все равно это было... как-то неправильно. Он никогда не выступал против Темного Лорда в открытую, даже когда играл роль члена Ордена; он не хотел, чтобы случайно оброненные им слова дошли до параноидального безумца, которому не требовалось предлога, чтобы подвергнуть его пыткам или убить.

И вот война, в которой он участвовал с восемнадцати лет, война, которой он посвятил двадцать лет своей жизни, наконец, почти подошла к концу — а он сидел в ванной, жалея, что не успел поучаствовать в сражениях.

Северус покачал головой, удивляясь, когда это он успел поддаться влиянию всех этих мученически настроенных гриффиндорцев. Он должен был бы радоваться, что все закончилось, радоваться, что ему не пришлось сражаться, ведь его почти наверняка убили бы Пожиратели смерти или сам Темный Лорд, каждый из которых ненавидел бы его даже больше, чем Гарри Поттера — но не мог.

Северус обругал себя за идиотизм, заставляя вспомнить все, что было достигнуто, вспомнить обо всем, что могло бы оказаться напрасным, если бы он покончил с собой, бросившись в бой из-за гордости. Или ради желания, чтобы его увидели таким, какой он есть? Глупо.

Темный Лорд ушел и больше не угрожал Магическому миру, да и Северус не подвел, в итоге защитив сына Лили. Дело всей его жизни наконец-то было реализовано, а коллеги и соратники не только не презирали его за это, но и выражали озабоченность его благополучием и включали его в свои планы на будущее — чем не повод для гордости? Хогвартс не пал, и будет восстановлен в новую эпоху мирной жизни, наступлению которой Северус немало поспособствовал.

Теперь, когда он думал об этом, это казалось невероятным.

Северус, почувствовав как начинают накатывать эмоции, немедленно очистил свой разум, поднимая ментальные щиты настолько высоко, насколько это было возможно, тщательно укрепив их. Он знал, что, когда эти эмоции охватят его, от них не удастся скрыться, даже с помощью окклюменции, но он не мог позволить себе проявить их сейчас.

При этой мысли Северус вспомнил о предстоящей встрече и быстро вылез из ванны, взял полотенце из подготовленной стопки, и, обернув его вокруг талии, босиком направился к своей одежде. После многих лет посвященных зельеварению у него появились удивительно точные внутренние часы, которые подсказывали, что у него оставалось около пятнадцати минут до того, как он будет должен явиться в кабинет Дамблдора. Ну, сейчас это был кабинет Минервы, как он предполагал; Северус никогда не считал его своим, даже после того, как целый год исполнял обязанности директора школы.

Нахмурившись, Северус посмотрел на свою пропитанную кровью мантию, размышляя, сможет ли он спасти ее за оставшееся у него время. Честно говоря, зельевар в этом сомневался. Он никогда не был особенно сведущ в бытовых заклинаниях, к тому же он и так испытывал магическое истощение.

Поэтому вместо этого он открыл рот, надеясь, что у него еще имеются полномочия для задуманного.

— Клеффи? — спросил он в пустоту, и почти сразу же перед ним с громким треском возник домовой эльф.

— Вам что-нибудь нужно, мастер Снейп? — пискляво спросил домовик в хогвартской тоге, кланяясь ему, и Северус почувствовал волну облегчения.

— Мне нужно почистить это за ближайшие десять минут, если возможно, — сказал Северус эльфу, гадая, относится ли подобная ситуация к правилам, касающимся эльфов и одежды; о магии домашних эльфов ему было почти ничего не известно, поскольку он редко обращался к ним за годы своей преподавательской деятельности. Он был знаком с Клеффи только потому, что эльф несколько лет назад помогал устранять последствия одного несчастного случая при варке зелья, который разрушил часть его личной лаборатории.

В ту ночь он был так зол из-за побега Сириуса Блэка, зол, как никогда в жизни, что совершил ошибку при приготовлении довольно сложного зелья, которое требовало тщательного контроля. В результате взрыва котла пострадал и он сам, и большая часть его лаборатории, но, будь он проклят, если бы попросил кого-нибудь из коллег помочь ему устранить последствия. Поэтому он, прихрамывая, отправился на кухню и позвал домового эльфа; он даже не пошел в больничное крыло, решив залечить свои травмы самостоятельно в течение долгой бессонной ночи. Этот инцидент был одной из многих причин, по которым он был так зол на Люпина в то утро — не то чтобы ублюдок не заслужил этого, накануне забыв принять зелье и чуть не убив Золотое Трио.

А теперь Люпин был мертв, как и Тонкс, оставив их новорожденного сына без родителей, с одной лишь бабушкой, которая сама совсем недавно потеряла мужа. Северус давно усвоил, что война не заботится о своих жертвах, но все равно потрясало то, насколько беспощадной она может быть.

Бедный ребенок.

— Почистить, чтобы носить, мастер Снейп? — спросил домовой эльф, прерывая его мысли и с опаской поглядывая на окровавленную мантию.

— Да. Это считается как дар одежды? — спросил Снейп, возвращаясь мыслями к настоящему. Пока эльф размышлял, он вернулся обратно в ванную, чтобы быстро помыться, поскольку не было никакого смысла пытаться очистить свою одежду, если он сам не был чист. Он убедился в том, что смыл с себя всю кровь и пот, и уже начал перебирать пальцами свои спутанные волосы, когда эльф снова заговорил.

— Я могу почистить вот это, мастер Снейп, — ответил эльф, указывая на черную мантию, сюртук, брюки, трусы и носки Северуса, — если буду осторожен, и не буду прикасаться к ним. Но вот их я не могу отстирать так быстро, — добавил эльф, его большие сияющие глаза смотрели на пропитанные кровью сорочку и нижнюю рубашку, которые были скорее красными, чем белыми.

— Ничего страшного, — ответил Северус, радуясь, что ему не придется снова надевать отвратительно вымокшую одежду; после совещания он сможет взять другой комплект рубашек.

Он закончил ополаскивать волосы и насухо вытерся, в то время как эльф с помощью магии поднес предметы одежды к ванне и наложил на них чары, похожие на Очищающее заклинание, намылив вещи и так же быстро их высушив. Эльф левитировал одежду к нему, стараясь держаться на значительном расстоянии, и Северус натянул ее, проверив, что перо Фоукса по-прежнему находится в целости и сохранности. Странно было ощущать как сюртук прилегает непосредственно к коже, но, в качестве временного решения, это было не так уж плохо.

— Вам что-нибудь еще нужно, мастер Снейп? — пискляво спросил Клеффи, когда Северус зашнуровал ботинки, радуясь, что к ним прилагаются чистые носки.

— Нет, спасибо, — ответил Северус несколько рассеянно — вежливость буквально вбивали в него с юных лет, и ему до сих пор было трудно давать отрицательный ответ не поблагодарив, особенно будучи уставшим — затем он слегка поморщился, сообразив, что благодарить эльфа не было необходимости. Однако, к его удивлению, Клеффи, казалось, пришел в восторг, и эльф низко поклонился.

— Если вам понадобится что-нибудь еще, мастер Снейп, Клеффи с радостью поможет! Пожалуйста, зовите Клеффи еще! — произнес эльф с еще большим энтузиазмом, чем ожидал Северус. Зельевар проводил взглядом исчезнувшего эльфа, размышляя, нравится ли домовым эльфам, когда их благодарят, а затем встал, направившись к двери, поскольку оставалось всего около пяти минут.

Он трусцой пустился по коридору, не желая опаздывать, и имел в запасе еще минуту, когда достиг горгульи, которая пьяно качнулась в сторону. Когда лестница по спирали устремилась вверх, Северуса поразило осознание того, что он был в этом кабинете всего одиннадцать часов назад — а казалось, что прошла целая жизнь.

Он открыл дверь и увидел, что был прав, предполагая, что придет последним, но лица, обращенные к нему, не выражали недовольства. Напротив, большинство, казалось, были рады его видеть — странная концепция, подумал он, усаживаясь на стул, который Минерва наколдовала для него; ему пришлось втиснуться между ней и Помоной, так как круглый кабинет не был рассчитан на такое количество людей. Он не упустил из виду значения такого расположения: он сидел по правую руку от Макгонагалл, как часто бывало за преподавательским столом, в то время как она всегда сидела справа от Дамблдора.

Весь прошлый год она не хотела садиться рядом с ним, оставив его мучиться между близнецами Кэрроу.

— Я уверен, что все мы понимаем важность этого заседания, — серьезно произнес Кингсли, его усталые темные глаза оглядели комнату: здесь присутствовали все выжившие старшие члены Ордена, а также Золотое Трио, несколько представителей младшего поколения и деканы факультетов. — Поражение лорда Волан-де-Морта — это начало пути к свободе от страха и ужаса, которые преследовали нас с момента его возвращения, но нам еще многое предстоит сделать, прежде чем мы сможем отдохнуть в безопасности. Мы должны выследить его многочисленных сторонников и восстановить нашу инфраструктуру — и я считаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы должны принять более строгие меры предосторожности, чтобы предотвратить появление подобных ему ведьм или волшебников в будущем.

Все согласно кивнули. Северус увидел, как сидевшая напротив него Молли Уизли, лицо которой было искажено горечью и болью, едва сдержала слезы, а ее муж нежно положил ей руку на плечо. Он не мог отрицать, что оказался потрясен, увидев ее достаточно оправившейся, чтобы принять участие в собрании, так как знал, что потеря одного из детей — худшее, что могло с ней случиться. Джордж Уизли отсутствовал, несомненно до сих пор пребывая со своим братом-близнецом, и Северус почувствовал искреннюю жалость к молодому человеку, изучая выражения лиц его братьев и сестры: каждый Уизли выглядел так, словно едва держался на ногах.

— Нашей первоочередной задачей, — продолжал Кингсли, — является, как я считаю, преследование сбежавших Пожирателей смерти и укрепление нашей защиты на случай их возвращения, — снова одобрительные кивки, сопровождаемые редкими взглядами в сторону Северуса. — Каждый из надежных членов Министерства уже работает над этим, и я хотел бы организовать для них максимальную поддержку со стороны Ордена. Пока мы здесь ведем разговоры, вокруг Азкабана плетутся заклинания, чтобы удержать захваченных нами людей, а Министерство собирает большую оперативную группу для их охраны, чтобы предотвратить возможный побег.

— Нашим вторым приоритетом является стабилизация работы Министерства и распространение новостей о падении лорда Волан-де-Морта — с достоверными подробностями, — подчеркнул он, и Северус едва удержался от соответствующего вопроса. Поппи рассказала ему, что Поттер победил Темного Лорда на дуэли (если это можно так назвать, ведь было произнесено всего два заклинания) и что-то о том, что Бузинная палочка стала ему верна, но Северус не знал ничего из того, что произошло помимо этих событий. — Нашей третьей задачей будет оказание поддержки тем, кто больше всего пострадал от лорда Волан-де-Морта, особенно подвергшимся преследованиям маглорожденным. Мы должны оказать помощь раненым и спасти пленных, а также убедить их в том, что они находятся в безопасности. Выполнение этих задач может занять несколько дней, а возможно, потребуются месяцы или даже годы. Все, что мы можем сделать, это начать прямо сейчас и достичь цели как можно быстрее.

На миг воцарилось молчаливое общее согласие, и Кингсли серьезно оглядел собравшихся.

— Я бы хотел попросить добровольцев оказать помощь в выполнении первого поручения прямо сейчас. Десятки Пожирателей смерти и непомеченных сторонников Волан-де-Морта засели в укрытиях, и у нас никогда не возникнет лучшего шанса арестовать их, чем сейчас. Северус очень помог мне, составив список многих из этих людей… — все снова посмотрели на Северуса, на этот раз открыто, но тот удержался от ответного взгляда, продолжая смотреть на Кингсли. — И это только начало, но мы не сможем привлечь к ответственности тех, кого не сможем поймать. Я знаю, что вновь подвергнуть свою жизнь опасности вскоре после того, как мы избежали смерти — нелегкая задача, но я должен спросить: кто хочет помочь аврорам?

Билл и Чарли Уизли тут же поднялись со своих стульев, и Молли Уизли издала сдавленный звук, с ужасом посмотрев на них, прежде чем вскочить на ноги.

— Нет! Нет! Я запрещаю! — воскликнула она, и Северус чуть не вздрогнул от отчаяния и боли, прозвучавших в ее голосе.

— Мам, мы должны, — тихо сказал Билл, с мрачным, но решительным выражением на своем покрытом шрамами лице. — Кто еще...

— Кто угодно! — взвизгнула миссис Уизли, ее руки дрожали от едва скрываемого страха. Стоявший позади нее Артур Уизли нерешительно протянул руку к жене, словно не зная, стоит ли ему вмешиваться. — Вы не можете… не сейчас… я не позволю… — беспомощно бормотала она, казалось, в равной степени готовая как разразиться рыданиями, так и наложить на обоих своих сыновей Petrificus Totalus.

— Мы знаем, как это опасно… — начал было Чарли, и Северус понял, насколько неразумным было это заявление еще до того, как миссис Уизли начала раздуваться, как лягушка-бык; он спрятался за мокрыми волосами, инстинктивно ссутулившись и засунув руки в карманы в попытке сделать себя менее заметной мишенью.

— Тогда почему вы вообще проситесь пойти?! — крикнула она, дрожа всем телом. Перси и Рон, все еще сидящие на своих местах, с тревогой переводили взгляд со своих братьев на мать, их лица были бледны. — Наверняка, согласится кто-то еще, кто-то, кто с гораздо меньшей вероятностью… — она не смогла договорить, ее глаза заволокло слезами от неизмеримой боли, и Северус слишком хорошо понимал это чувство.

Билл и Чарли открыли рты, чтобы возразить, и Северуса внезапно озарило. Его пальцы коснулись пера Фоукса, и он понял, что ему нужно делать, понял, почему феникс спас его от неминуемой смерти. Он ведь хотел получить шанс поучаствовать в сражениях, не так ли? Ну, вот и он, увенчанный красивым, вызывающим бантом.

Подавляя внутреннюю дрожь, он глубоко вздохнул, стараясь не оглядываться на портрет Дамблдора, который снова безмолвно просил его выйти на линию огня.

И встал, застыв на месте, а все четверо стоящих перед ним Уизли замерли. Все в комнате уставилась на него.

— Я пойду, — твердо сказал он, прежде чем успел передумать.

— Северус, нет!

— Но, профессор...

Минерва воскликнула почти в тот же момент, когда Чарли Уизли начал протестовать, а все остальные, уставившись на него, были слишком ошеломлены, чтобы что-то сказать.

— Я могу, и я сделаю это, — отрывисто сказал Северус, теперь пылая от обиды. — Не смотри на меня так, Уизли — если вы думаете, что кого-то обманете, пытаясь объяснить, почему хотите отправиться в погоню за Пожирателями смерти, то вы ошибаетесь. Если бросаешься в бой, думая только о мести, то начинаешь совершать множество глупых ошибок, а я, лично, думаю, что ваша мать пережила достаточно потерь сегодня.

Это был удар ниже пояса, и Билл с Чарли, опешив, уставились на него, в то время как Молли издала сдавленный всхлип то ли благодарности, то ли боли — Северус не мог точно сказать. Увидев, что на данный момент с юношами разобрались, он повернулся к Минерве.

— Я лучший дуэлянт в Ордене, а также эксперт по Темной магии. Я знаю какие уловки будут использовать Пожиратели смерти, чтобы скрыться, и знаю, как им противостоять. Я по определению являюсь лучшим человеком для этой работы.

Он обвел взглядом комнату, вызывая кого-нибудь возразить, вызывая усомниться в его решимости, и двое старших детей Уизли стиснули зубы, в то время как их мать, которая, казалось, вот-вот упадет в обморок от облегчения, зарыдала в объятиях мужа.

— Северус, при всем уважении, — процедила Минерва, поднимаясь и приобретая особенно свирепый вид со своими распущенными после битвы волосами, — я сражалась с тобой на дуэли, и, хотя ты, безусловно, искусен...

— И тогда ты, конечно, понимаешь, что я сражался при неравных условиях? — перебил ее Северус, и продолжил, поскольку она на мгновение опешила. — Я был ограничен страхом навредить тебе — или Поттеру, который, как я знаю, находился там в своей мантии-невидимке, — сердито добавил он, и почувствовал себя вознагражденным, когда мальчик виновато вздрогнул. — Я посвятил почти всю свою жизнь изучению Темной магии и ее последствий; во всей Европе не найти более знающего эксперта по контрзаклинаниям и уничтожению защитных проклятий. Я ждал, ждал десятилетиями, чтобы использовать эти знания — так позвольте же мне воспользоваться ими!

Только после того, как слова были произнесены, он понял, что они были почти ребяческими, но Северус наконец-то нашел то, что действительно хотел сказать, и он рванул дальше, прежде чем Минерва успела его остановить.

— Ты не представляешь, каково это — стоять в стороне и смотреть, как твои союзники сражаются без тебя! — прорычал он, вспоминая, что чувствовал весь прошлый год, не желая ничего иного, кроме как присоединиться к своим коллегам, и к черту опасность. — Я провел достаточно времени на этой войне, позволяя сражаться другим — вопреки распространенному мнению, я не чертов трус!

В кабинете воцарилась напряженная тишина, никто даже не осмеливался дышать, а Минерва пристально смотрела ему в глаза, но потом, к его удивлению, взгляд за прямоугольными очками смягчился.

— Я не считаю тебя трусом, — сказала она, и эти слова, такие простые и прозаичные, чуть не заставили Северуса упасть обратно в кресло. — Я считаю тебя очень храбрым человеком, и могу сказать, что мы все благодарны за то, что ты сделал, чтобы помочь нам выиграть эту войну. Я не хочу, чтобы ты уходил, потому что знаю, через что тебе пришлось пройти, и не хочу тебя потерять.

Северус совершенно не знал, как на это реагировать.

— О, — выдавил он.

— Да, Северус, «О», — ответила Минерва одновременно раздраженно и весело. — Ты совершенно прав, ты отлично подходишь для этой работы, но также ты в большей степени подвержен опасности из-за своего истощения...

— Верно, потому что опасность — это то, чего я так хорошо избегал последние несколько лет, — вклинился Северус, снова переходя на сарказм, чтобы не потерять дар речи; Минерва, которая только вчера вечером кричала, что он трус, назвала его храбрым — нет, очень храбрым — и сказала, что не хочет его потерять…

— Северус, — сурово предупредила Минерва, и он благоразумно закрыл рот. — Спасибо. Как я уже говорила, тебе нужен отдых, прежде чем ты будешь в состоянии помочь...

— Нам всем нужен отдых, — заметил он, не дрогнув под ее строгим взглядом. — И мы все в повышенной опасности из-за истощения.

— Северус, я заколдую тебя.

— Я буду очень впечатлен, если тебе это удастся, — не удержался Северус. Это не было такой уж ложью: сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, настолько, что дуэль уже не казалась ему немыслимым испытанием.

— Северус.

— Я пойду с ним, Минерва, — пропищал профессор Флитвик, который ростом был ниже, чем когда находился на стуле. — В любом случае, мы бы не стали посылать на помощь только одного человека.

— У тебя есть опыт работы с Темной магией, Филиус? — Северус задал вопрос, хотя втайне почувствовал облегчение. Флитвик был именно тем дуэлянтом, которого он хотел бы видеть рядом с собой в трудную минуту, хитрым и умным, как истинный когтевранец.

— Достаточно. В любом случае, я более мелкая мишень, чем ты, — ответил крошечный профессор заклинаний, и Северус, окклюмент он или нет, не смог сдержать улыбки, промелькнувшей на его губах.

— О, прекрасно, — прорычала Минерва, и Кингсли, который выглядел необычайно напряженным во время всего этого спора, заметно расслабился. — Но будьте осторожны, оба.

— Я не прожил бы так долго, будучи идиотом, — пробормотал Северус. Он не мог ей сказать, не мог выразить, даже если бы захотел, как много значит для него ее забота…

— После событий сегодняшнего утра у меня есть основания сомневаться в этом, — возразила она, и Северус ухмыльнулся, радуясь, что можно снова вернуться к привычным колкостям.

Убедившись, что Минерва успокоилась, зельевар снова взглянул на двух старших сыновей Уизли, которых мать усадила обратно на стулья, очевидно, решив, что те с меньшей вероятностью будут выражать недовольство, если сядут.

— Есть множество способов помочь Ордену и помимо охоты на Пожирателей смерти. Не позволяйте своей ярости ослепить вас, отвлекая от важности менее опасных задач, — сказал им Северус, зная, что это послание имеет решающее значение для всех молодых и безрассудных гриффиндорцев находящихся в комнате. — Держитесь вместе и не рискуйте. Мы все уже достаточно пережили — не позволяйте этой войне забрать больше, чем она уже получила.

С этим заявлением он повернулся на каблуках и зашагал к выходу.

Однако, когда он подошел к двери кабинета, зельевару вдруг пришло в голову, что больше не нужно скрывать, что он защищает Поттера, и мужчина обернулся, поглядев прямо в эти мучительно-зеленые глаза, а затем обвел взглядом комнату, оглядев всех ведьм и волшебников, которые помогли победить Темного Лорда.

— И последнее. Если кто-нибудь из вас позволит убить Поттера после того, как я проделал такую огромную работу, чтобы помочь ему пройти через все это, я позабочусь о том, чтобы этот человек пожалел об этом, — мягко произнес он, сверкнув своими черными глазами, а затем с привычной для него стремительностью вылетел из кабинета. Он чувствовал себя весьма довольным, спускаясь по винтовой лестнице, а за ним торопливо семенил чемпион дуэльного клуба Хогвартса.

— Ты совсем не изменился, Северус, — весело прокомментировал Флитвик, когда они вышли в коридор.

— Ты так думаешь? — небрежно спросил Северус, все еще упиваясь воспоминанием о выражении лица Минервы. Мерлин, ему нужно будет почаще прибегать к угрозам от имени Поттера.

— Наше мнение о тебе изменились, да, но внешне ты совершенно такой же, — пропищал крошечный профессор заклинаний, и Северус почувствовал, как на его губах заиграла полуулыбка.

— Кстати, о войне, Филиус, я полагаю, ты можешь рассказать мне о том, каким чудом Поттеру удалось остаться в живых? — он задал вопрос как можно более непринужденно, но ему не терпелось получить развернутый ответ с тех пор, как Поппи рассказала ему о битве. Как Поттер овладел Бузинной палочкой? Почему Дамблдор сказал ему, что мальчик должен умереть, если он, судя по всему, этого избежал? А если так оно и было — в таком случае, как Поттер выжил? Что на самом деле произошло? Северус рассчитывал при первой же возможности вытянуть эту историю из самого Поттера, но, если он не получит в ближайшее время более подробной информации, то просто взорвётся.

— О, да, конечно. Ну, в последнее время мы очень беспокоились за него…

«Вы можете предпочесть смотреть в другую сторону, но впредь вам никогда больше не удастся сказать, что вы пребывали в неведении». ~ Уильям Уилберфорс

Гарри был слишком ошеломлён, чтобы что-то сказать, поэтому молча смотрел, как за Снейпом закрывается дверь.

Его до глубины души поразило то, насколько эта сцена была похожа на ту, что он совсем недавно видел в Омуте памяти Дамблдора, когда думал, что этот человек жив только в воспоминаниях. Медленно приходя в себя от такого отрезвляющего напоминания, он задался вопросом: что больше потрясло остальных, так же хранивших молчание — угроза Снейпа или тот факт, что зельевар открыто признал, что беспокоится за него.

— Что ж, Гарри, — весело нарушил тишину Рон, глядя на дверь, за которой только что исчезли Снейп и Флитвик. — Похоже, ты никуда не пойдёшь, пока Снейп не вернётся.

— Заткнись, Рон, — проворчал Гарри, не желая слышать подколок по поводу этой непостижимо странной реальности, в которой Снейп защищал его ради матери — ему нужно было смириться с этим, прежде чем начать находить это забавным, — но Рон лишь усмехнулся, лукаво глядя на него.

— В любом случае, я не собираюсь сражаться с «лучшим дуэлянтом Ордена»…

— Заткнись, Рон.

— Я надеюсь, что с Северусом и Филиусом всё будет в порядке, — обеспокоено произнесла профессор Стебль, поглядывая на дверь, в то время как профессор Макгонагалл снова села за стол с недовольным видом.

— Думаю, с ними всё будет хорошо, — мягко ответил голос из-за спины Кингсли. Все повернулись на своих местах и увидели портрет Дамблдора, глаза которого сияли так же весело, как и при жизни. — Северус доказал, что умеет выживать.

— Альбус, я… я хотела спросить тебя кое о чём, — сказала профессор Макгонагалл дрожащим голосом, и глаза Дамблдора слегка погрустнели.

— Да, я так и думал, — тихо ответил он.

Кингсли прочистил горло — и Гарри, ожидавший, что аврор захочет вернуться к предыдущему разговору, был поражён, увидев, что исполняющий обязанности министра смотрит прямо на него.

— На самом деле я рад, что Северус вызвался помочь с задержанием оставшихся сторонников Волан-де-Морта — и не в последнюю очередь потому, что я верю, что он будет очень полезен, — заметил Кингсли, развернувшись на стуле так, чтобы одновременно видеть и Гарри, и Дамблдора. — Но я бы очень хотел получить информацию о его роли, если позволите. Мне трудно строить планы на будущее, когда я понимаю только половину причин нашей победы.

— Боюсь, некоторые причины должны остаться неизвестными, — извиняющимся тоном ответил Дамблдор. — Однако я вполне способен ответить на ваши вопросы. Думаю, с Гарри достаточно расспросов на сегодня.

Гарри благодарно улыбнулся Дамблдору.

— Собственно, об этом — Гарри упоминал, что Северус оставил ему некие воспоминания, объясняющие ситуацию. Я бы хотел взглянуть на них, если можно, — поколебавшись, сказал Кингсли. — Просто... довольно сложно поверить в подобную историю лишь на основании слов, и, если я хочу помиловать Северуса, мне нужны более конкретные доказательства.

— Ну что, Гарри? — спросил Дамблдор, и Гарри в замешательстве оглянулся на него, не зная, чего именно тот ждёт. — Ты единственный, кто знает, какие воспоминания оставил тебе Северус. Как думаешь, ты можешь показать их министру?

— И нам, Альбус! Ты не можешь ожидать, что мы захотим знать меньше, чем половина Ордена, — запротестовала Макгонагалл, обращая суровый взгляд на бывшего директора. — По дороге сюда Артур спросил меня, смогу ли я выдержать историю о том, как Северус сообщил пророчество Волан-де-Морту — какое пророчество? Что ещё ты утаил от нас?

— О, — серьёзно произнёс Дамблдор, и Гарри заёрзал на стуле, внезапно задавшись вопросом, стоило ли ему вообще упоминать об этом. — Что ж, пророчество сейчас не имеет значения. Если Гарри рассказал о нём, то я сомневаюсь, что вам повредит увидеть воспоминания Северуса. Однако Гарри единственный здесь, кто точно знает, что находится в этом Омуте памяти — и я полагаю, Северус будет очень огорчён, если узнает, что вы видели его самые сокровенные переживания, хотя, возможно, в конечном итоге это пойдёт ему на пользу. Из нас только Гарри может решать.

Гарри почувствовал себя неловко, когда все взгляды ожидающе обратились на него.

— Эм… Я уже рассказал вам большую часть всего этого, так что, думаю, это не причинит вреда... Хотя, Снейп может... врезать мне, я полагаю. Вы можете не говорить ему, что это было моё решение? — с тревогой спросил он, вспомнив реакцию Снейпа, когда тот обнаружил его засунувшим нос в Омут памяти на пятом курсе. — Я не хочу, чтобы он... э-э...

— Убил тебя? — услужливо предложил Рон.

— Ну, я не думаю, что он, ну, знаете, действительно убьёт меня, но я бы не хотел, чтобы он швырнул в меня ещё одну банку, — Гарри потёр рукой затылок при воспоминании, гадая, промазал ли Снейп намеренно или ему просто повезло.

— Швырнул в тебя банку? — переспросила Гермиона, похоже, совершенно сбитая с толку. — Но я думала, что ты увидел их, когда… когда мы уже считали его мёртвым.

— Э-э, да, — сказал Гарри, внезапно почувствовав себя очень неловко. — Гм, до этого был ещё один случай. Это долгая история, — поспешно добавил он, прежде чем девушка продолжила расспросы. Он видел, что Гермиона была не единственной, кто хотел узнать подробности этой «длинной истории», и поспешно оглянулся на Кингсли, который удержался от вопроса, что собирался задать, увидев умоляющий взгляд на лице Гарри.

— Я могу подать всё так, будто я сам потребовал этого для того, чтобы обеспечить его помилование, если тебе от этого станет легче, — предложил рослый аврор с лёгкой улыбкой.

— Было бы здорово, — с облегчением произнёс Гарри; поднявшись на ноги, он посмотрел на Омут памяти, который невинно стоял на столе Дамблдора. Кингсли и Макгонагалл тоже встали, а вслед за ними поднялись профессор Стебль и Слизнорт, которые обменялись взглядами, словно сомневаясь, включены ли они в состав группы. — Я… я думаю, вам, ребята, тоже стоит пойти, — добавил юноша, посмотрев на Рона и Гермиону, которые всё ещё сидели на своих местах. — Я уже обо всём вам рассказал, так что можете присоединиться.

— Не вопрос, приятель, — ответил Рон, понимая, что Гарри не хочет оставаться наедине с четвёркой взрослых людей.

— Что ж, если ты считаешь, что это необходимо, — нерешительно сказала Гермиона; Гарри был уверен, что она борется с собой, разрываясь между уважением к частной жизни Снейпа и желанием увидеть воспоминания.

— Так и есть, — заверил её Гарри, гораздо более уверенный в себе после предложения Кингсли. — В любом случае, это не займёт так уж много времени. Может, полчаса, не больше.

— Приятно слышать, — отметил Кингсли, кивнув Гарри, который сдержанно улыбнулся.

Пока Гарри медленно приближался к Омуту памяти, не желая снова испытывать ту бурю эмоций, его осенила одна идея, и мальчик остановился, подняв глаза на портрет Дамблдора.

— Профессор, полагаю, мне можно добавить ещё несколько воспоминаний, не так ли? — спросил он, и бывший директор поднял серебристую бровь.

— Не вижу причин для отказа, — ответил Дамблдор, сверкнув глазами, и Гарри почувствовал прилив нервного возбуждения, теперь понимая, что он должен сделать. — Просто сконцентрируйся на нужном воспоминании и приложи палочку к виску — и постарайся не зацепить посторонние образы, иначе они могут просочиться.

Подняв палочку, Гарри очистил мысли и сосредоточился, невольно вспомнив уроки окклюменции со Снейпом. Однако нельзя было представить атмосферу сильнее отличающейся от той, царившей в подземельях; здесь, в кабинете Дамблдора, он был окружён дружески настроенными членами Ордена, что разительно отличалось от недовольного, раздражённого Снейпа, кричащего на него в мрачном кабинете зелий.

Теперь Гарри знал, что Снейп искренне пытался ему помочь, но втайне считал, что Дамблдор мог бы выбрать кого-то более... приятного в общении, чтобы помочь ему изучить окклюменцию. Их со Снейпом взаимная неприязнь была лишь половиной проблемы: Гарри казалось, что просить мастера окклюменции обучать новичка — значит изначально напрашиваться на неприятности, тем более, что постоянно существовал риск, что упомянутый мастер окклюменции случайно откроет воспоминания касающиеся его подлинной преданности единственному человеку, имеющему прямую связь с разумом Волан-де-Морта.

Инцидент с Омутом памяти наглядно продемонстрировал все проблемы, которые возникли у Гарри в связи с этой затеей — поэтому он всё пытался представить себе реакцию Снейпа, в случае если тот узнает, что это было идеей Гарри показать Кингсли и коллегам зельевара его самые сокровенные воспоминания. Снейп, кажется, справился со своим гневом по поводу последнего инцидента, решив полностью игнорировать Гарри, как только первоначальная вспышка ярости утихла, но Гарри не мог представить, что Снейп сможет игнорировать его ещё сильнее, не уезжая за пределы страны.

Он медленно погружал свои воспоминания в Омут памяти, пока Кингсли говорил остальным членам Ордена что-то о подготовке пресс-релиза, в котором нужно выделить самые важные события нескольких последних лет. Гарри не хотелось ещё что-либо разъяснять сегодня, если это возможно, поэтому он постарался сделать историю как можно более объёмной, жалея, что не знает, как расположить воспоминания в хронологической последовательности, как это делал Снейп. Как бы то ни было, он извлекал их из своей головы в нужном порядке, надеясь, что этого будет достаточно.

— Порядок, — наконец сказал он и указал на Омут, оглянувшись на небольшую толпу, собравшуюся позади него. — Это не сложно использовать. Ты просто касаешься поверхности, вот так, и… — кончики его пальцев коснулись вихря воспоминаний, и он с головой провалился на нагретую солнцем игровую площадку, где его мать и её сестра качались на качелях, идеально сохранённые во времени.

Через мгновение рядом с ним приземлился Кингсли, за ним последовали три декана, а также Рон с Гермионой. Все обвели взглядом происходящую сцену: Лили взмывала всё выше и выше, за ней наблюдал молодой Снейп.

— Черт возьми, он ещё более тощий, чем ты, Гарри, — заметил Рон, изучая худощавого мальчика, чья тонкая фигура подчёркивалась непомерно большой одеждой.

— Ну спасибо, Рон, — сказал Гарри, которому стало не по себе от понимания того, отчего Снейп так походил на него в детстве.

Кингсли открыл было рот, вероятно, чтобы спросить, где они находятся и что это за воспоминание, как вдруг их пронзил визгливый крик Петунии.

— Лили, не делай этого!

Но её крик прозвучал слишком поздно, и Лили, смеясь, плавно опустилась на землю. Гарри наблюдал за матерью с ещё большим интересом, чем в первый раз, и теперь, когда не нужно было беспокоиться о Волан-де-Морте, он мог оценить живописность этой сцены (мальчик до сих пор полностью не осознал, что они победили, но старался не думать обо всём этом слишком много).

Как и в прошлый раз, Снейп выскочил из-за кустов в порыве возбуждения, так же быстро пожалев об этом, особенно когда Лили обиделась на его тихое заявление, что она ведьма. Гарри видел его разочарование, когда Петуния и её сестра покинули игровую площадку из-за замечания, что старшая девочка является маглой, видел его поникшие плечи, и горечь от того, что всё пошло не так...

Затем они наблюдали за разговором Лили и Снейпа под зарослями деревьев, причём Снейп был одет всё в ту же странную рубашку. В отличие от прошлого раза, Гарри почувствовал лёгкий укол сочувствия при виде юного Снейпа, столь уверенного в своём будущем. Ни один из детей не имел ни малейшего представления ни о войне, которая их ожидала, ни о том, как она разделит их. Было что-то горько-сладкое в их невинном волнении, когда знаешь, что случится с ясноглазой девочкой и нетерпеливым мальчиком с коуквортским говорком, от которого он ещё не успел избавиться.

Уже в девять лет сильные чувства Снейпа к Лили давали о себе знать, и в его чёрных глазах был голод, когда он смотрел на неё, жаждавший любви и дружбы, которые та дарила. Но, как и в подростковом возрасте, эти чувства не были ему подвластны, и когда Петуния показалась из-за дерева, за которым следила за ними, он вскочил на ноги, разозлившись.

— И кто из нас шпионит? — крикнул юный Снейп, ощетинившись, его грязные чёрные волосы упали ему на лицо. — Чего тебе тут надо?

Петуния, уже ставшая немного взрослее, взяла себя в руки и с выпадом ответила:

— Что это на тебе надето, а? — спросила она, с усмешкой указывая на вычурную рубашку Снейпа. — Мамина блузка?

Унижение запылало на лице Снейпа — и тут сверху с дерева упала ветка, сильно ударив по тонкому плечу Петунии. Лили испуганно вскрикнула, а Петуния, расплакавшись, развернулась и бросилась прочь.

— Тунья! — взволнованно окликнула её Лили, но Петуния уже исчезла в тенистом мраке. Снейп угрюмо смотрел ей вслед с вызывающим видом, но, когда Лили обернулась, выражение его лица уже было почти раскаивающимся, прежде чем он успел это скрыть.

— Это ты сделал? — потребовала ответа Лили.

— Нет, — сказал Снейп, и его голос звучал так же испуганно, как и голос Лили, когда упала ветка.

— Это ты! — зелёные глаза Лили вспыхнули, и она отпрянула от него, хотя Гарри не мог понять, испугалась она или разозлилась. — Ты! Ты сделал ей больно!

— Нет, это не я! — в отчаянии произнёс Снейп, но он не умел лгать, поэтому Лили ему не поверила. Одарив его свирепым взглядом, она побежала за Петунией, на ходу выкрикивая её имя. Снейп смотрел ей вслед, опустившись на траву, и выглядел несчастным и жутко обеспокоенным, но в то же время сбитым с толку, будто не понимал, что же пошло не так...

Сцена рассеялась, и Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что появилась новая — настолько густым был пар на платформе девять и три четверти. Снейп стоял рядом со своей матерью, унылой женщиной с землистого цвета кожей и прямыми чёрными волосами, точно такими же, как и у него. Одет он был в ту же рваную, излишне длинную рубашку и потрёпанное безразмерное пальто, а потёртые джинсы заканчивались высоко над лодыжками; казалось, этот несочетаемый наряд — вся одежда, которая у него была.

Снейп наблюдал за Лили и Петунией, которые стояли недалеко от платформы и явно что-то эмоционально обсуждали. Гарри знал, что юный Снейп не мог слышать, о чём идёт речь, поэтому вместе с остальными он направился ближе к двум девочкам, и стал слышен голос Лили, убеждавшей сестру, что сможет уговорить Дамблдора разрешить Петунии посещать Хогвартс. Петуния, рассерженная и — как подумал Гарри — всё ещё полная зависти, гневно отрицала, что когда-либо хотела пойти в «школу для уродов», но Лили, расстроенная и разозлённая жестокостью сестры, сообщила, что видела её письмо Дамблдору, в котором та умоляла директора принять её в школу. Это, конечно, лишь заставило Петунию ещё активнее защищаться, — и, наконец, при расставании сестёр произошла ссора.

Вокруг сформировался «Хогвартс-экспресс», где Снейп уже был облачён в хогвартскую форму, очень похожий на себя взрослого: с длинными волосами до плеч, худым лицом и в чёрной мантии; только нос ещё не изменился. Он нырнул в купе, где сидели Лили, Джеймс и Сириус, и занял место напротив Лили, которая смотрела в окно и пыталась сдержать слезы.

— Я с тобой не разговариваю, — сдавленно произнесла Лили, и Снейп растерянно хлопнул глазами, явно опешив.

— Почему? — спросил он с недоумением.

— Тунья меня не-ненавидит. За то, что мы прочли письмо от Дамблдора, — сказала Лили, и её глаза снова наполнились слезами. Снейп в замешательстве нахмурил брови, словно не зная, следует ли ему испытывать облегчение.

— И что?

— А то, что она моя сестра! — рявкнула Лили, глядя на него с той же неприязнью, что и на детской площадке, но Снейп слегка усмехнулся.

— Она всего лишь… — тут он понял, что говорит, и резко остановился, прежде чем девочка это заметила, сосредоточенная на том, чтобы не расплакаться снова. Пытаясь скрыть свою ошибку, он поспешно сменил тему. — Но мы ведь едем! Мы едем в Хогвартс!

Лили нерешительно кивнула, улыбнувшись сквозь слёзы, и Снейп расслабился.

— Тебе лучше поступать в Слизерин, — продолжил он радостным голосом, но его перебил Джеймс, который случайно услышал это заявление.

— В Слизерин? Кто это тут хочет в Слизерин? Да я бы сразу из школы ушёл, а ты? — спросил он Сириуса, в его голосе уже проявился намёк на самоуверенное высокомерие, но Сириус не засмеялся, так как ещё не был отсортирован.

— Вся моя семья училась в Слизерине, — ответил он, чувствуя себя неловко.

— Ёлки-палки, а ты мне показался таким приличным человеком! — воскликнул Джеймс, и Гарри не был уверен, что это была шутка. Это, конечно, положило начало дискуссии о факультетах, и, когда Снейп посмеялся над заявлением Джеймса о желании быть гриффиндорцем, тот сразу же ополчился против него, в результате чего оба мальчика оказались настроены враждебно.

— Тебе это не нравится?

— Да нет, почему, — ответил Снейп, но на его юном лице появилась лёгкая усмешка. — Если ты предпочитаешь быть храбрым, чем умным…

— А ты-то куда пойдёшь, если ты ни то, ни другое? — вмешался Сириус, и Джеймс расхохотался, в то время как Снейп сердито покраснел. Сидевшая рядом с ним Лили встала, позабыв о своих слезах.

— Пойдём, Северус, — сказала она, переводя взгляд на двух мальчиков, — поищем другое купе.

— О-о-о-о... — Джеймс с Сириусом передразнили её презрительный тон, и Джеймс, злобно ухмыльнувшись когда Снейп встал, вытянул ногу в попытке поставить подножку.

— До скорого, Нюниус! — окликнул он Снейпа, когда тот, бросив в ответ мрачный взгляд, захлопнул за собой стеклянную дверь, и всё растворилось в тумане, а вокруг образовался Большой зал.

Отряд наблюдал как Лили и Мародеров распределяют в Гриффиндор, а затем, наконец, как Снейп подходит к табурету, надевает Распределяющую шляпу на голову и нервно зажмуривает глаза. Спустя несколько мгновений, которые показались Гарри более долгими, так как он теперь знал, что Дамблдор думает об истинном факультете Снейпа, Шляпа выкрикнула: «Слизерин!».

А потом сцена снова исчезла, и они оказались на улице, наблюдая, как Лили и Снейп спешат по двору замка, споря между собой.

— ... я думал, мы друзья? — спросил Снейп раздражённым и несколько обиженным тоном. — Лучшие друзья?

— Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался! — воскликнула Лили и яростно встряхнула головой. — Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера! Мальсибер! Ну что ты в нём нашёл, Сев, он же подонок! Ты знаешь, что он на днях пытался сделать с Мэри Макдональд?

Они добрались до навеса крыши, и Лили прислонилась спиной к колонне, её ярко-зелёные глаза смотрели с упрёком.

— Да ерунда это, — запротестовал Снейп, немного взволнованный таким неожиданным поворотом событий. — Он хотел просто посмеяться, и всё...

— Это Тёмная магия, и если ты считаешь, что это смешно… — начала было Лили, но лицо Снейпа порозовело, его бледная кожа выдала гнев ещё до того, как он успел ответить.

— Ну а то, чем занимаются Поттер и его дружки? — возразил он, но Лили слегка насмешливо хмыкнула; очевидно, она уже слышала это раньше.

— При чём тут Поттер?

— Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится, — сказал Снейп, и Гарри заметил, как тот запнулся, пытаясь не сказать лишнего, вместо этого притворившись, что не знает о волчьей ипостаси Люпина. — Куда это он постоянно уходит?

— Он болен, — несколько натянуто ответила Лили. — Говорят, он очень болен...

— И заболевает каждый месяц в день полнолуния? — Снейп едва сдерживал разочарование в своём голосе, поскольку знал, что прав, но не имел возможности сказать, откуда ему это известно.

— Я знаю твою теорию, — холодно сказала Лили, и губы Снейпа сжались в тонкую линию, когда она сама принялась расспрашивать. — Почему ты так одержим ими? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?

При этих словах лицо Снейпа потемнело, и он наклонился к ней ближе, заговорив с такой настойчивостью и уверенностью, которых раньше за ним не наблюдалось.

— Я просто хочу показать тебе, что они не такие уж замечательные, какими их, похоже, все считают, — произнёс он, сверля девушку взглядом, как будто надеялся, что сможет заставить её всё понять лишь усилием воли. Гарри попытался не обращать внимания на то, как Лили покраснела от этого, слишком хорошо понимая, насколько неуютно она себя чувствует, но Снейп, похоже, ничего не заметил — и, когда Лили восстановила самообладание, спор продолжился.

— По крайней мере, они не применяют Тёмную магию, — сказала она резко, а затем понизила голос, оглядываясь по сторонам. — А ты просто неблагодарный. Я знаю, что случилось прошлой ночью. Ты полез в тот туннель под Гремучей ивой, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что там подстерегало…

— Спас? Спас? Думаешь, он разыгрывал героя? — в голосе Снейпа одновременно звучали злость и удивление, однако гнев взял верх, и он горячо продолжил. — Он спасал свою шею и своих друзей! Ты ведь не… Я не позволю тебе…

— Не позволишь? Мне? — Лили вспыхнула, и теперь она не уступала ему по уровню недоверчивого гнева. Увидев, какую яму он сам себе вырыл, Снейп пошёл на попятную.

— Я не то хотел сказать… Просто я не желаю, чтобы тебя дурачили… — попытался оправдаться он, но Лили скептически подняла брови, и истинная причина его недовольства вырвалась наружу с почти взрывной силой. — Он за тобой увивается, Джеймс Поттер за тобой увивается! А он вовсе не то... что все думают... чемпион по квиддичу…

— Я знаю, что Джеймс Поттер — высокомерный тупица, — перебила Лили, милосердно прервав мятущегося Снейпа, которого охватило такое отвращение, что он не мог выразить его словами. — Можешь не трудиться мне это объяснять. Но юмор Мальсибера и Эйвери — это безобразие. Безобразие, Сев. Не понимаю, как ты можешь с ними дружить!

Она оттолкнулась от колонны и зашагала под сводами замка, а Снейп последовал за ней, настолько успокоенный тем, что она оскорбила Джеймса, что не смог скрыть радости, — однако Лили на миг закатила глаза, и, когда сцена уже начала исчезать, слегка покачала головой.

Большой зал снова образовался вокруг них, но на этот раз он был заполнен партами, за каждой из которых сидел студент, сдающий письменный экзамен СОВ по Защите. Хотя Гарри и не хотелось снова видеть это воспоминание, мальчик знал, что вряд ли сможет отделиться от остальных, которые уже начали перемещаться к Снейпу, поэтому он последовал за ними, держась позади Рона и Гермионы.

— Ещё пять минут! — раздался писклявый голос профессора Флитвика, и посетители Омута памяти, переглянулись между собой, будто не зная, что делать с этим временем.

Пытаясь отвлечься от того, что, как он уже знал, должно было произойти, Гарри посмотрел через плечо Снейпа, пытаясь расшифровать мелкий почерк на его пергаменте, причём каким-то образом текст был значительно длиннее, чем у большинства студентов в комнате. Молодой Снейп был настолько поглощён своей работой, что Гарри сомневался, что тот заметил бы их присутствие, даже если бы не был воспоминанием. Его лицо находилось всего в нескольких сантиметрах от бумаги, и Гарри удивлялся, как он мог видеть то, что писал, из-за абсурдно малого расстояния и чёрного занавеса волос, которые в беспорядке лежали на столе, покрывая края пергамента.

— Я помню этот сезон экзаменов, — прокомментировала профессор Макгонагалл с видом человека, пытающегося найти тему для разговора. — В том году Северус получил «превосходно» по множеству предметов. Это, разумеется, были зелья и защита, но так же хорошо он сдал трансфигурацию и чары.

— И почти так же гербологию! — воскликнул профессор Слизнорт, его грудь раздулась от гордости. — Я ждал от него «превосходно» только по трансфигурации, но он справился даже лучше, чем я ожидал. Лучшие оценки Слизерина за последние десять лет! На шестом курсе я посоветовал ему заняться целительством, но, к сожалению, эта идея его никогда не прельщала.

Да, подумал Гарри, искоса поглядывая на три абзаца касающихся защитных возможностей Щитовых чар, можно предположить, что юный Снейп не видел особой радости в том, чтобы быть целителем.

Оставшиеся пять минут экзамена тянулись медленно, и три профессора перебрасывались репликами о некоторых из окружающих их студентов; Гарри же развлекал себя чтением экзаменационной работы Снейпа, в компании заинтересовавшейся Гермионы.

— Отложите перья, пожалуйста! — наконец объявил профессор Флитвик, и Снейп быстро нацарапал конец предложения, добавив что-то о невербальных заклинаниях, и положил перо на стол, прежде чем ему успели сделать замечание. — Это и к вам относится, Стеббинс! Пожалуйста, оставайтесь на местах, пока я не соберу ваши работы! Accio!

Масса взлетевших пергаментных свитков повалила Флитвика на пол, и Рон издал изумлённый смешок, пока несколько студентов поспешно поднимали его на ноги, а затем обеспокоенно взглянул на Макгонагалл и Стебль, словно опасаясь их обидеть. Однако обе, казалось, сами изо всех сил старались удержаться от смеха, пока Флитвик отряхивался, отдуваясь. Гарри показалось, что он услышал, как Спрут прошептала «каждый год», хихикая себе под нос.

— Благодарю вас... благодарю, — запыхавшись, проговорил Флитвик. — Очень хорошо, теперь все свободны!

Снейп поднялся из-за стола, прихватив с собой экзаменационные вопросы, и побрёл по лабиринту столов не отрываясь от пергамента, рассеянно огибая группы стонущих и болтающих друг с другом студентов. Гарри чувствовал себя странно, оставшись рядом с ним на этот раз; впереди он видел своего отца и других Мародеров ведущих разговор, но Снейп находился вне пределов слышимости.

По-прежнему поглощённый своей экзаменационной работой, Снейпу только спустя некоторое время вышел из зала и бесцельно проследовал к зарослям кустарника, где, как уже знал Гарри, он и сел в густой тени, скрестив ноги. Его губы беззвучно шевелились, глаза были устремлены на пергамент, и Гарри стал наблюдать, как Джеймс играет с украденным снитчем, ловя его снова и снова под восхищённые вопли Хвоста.

Как только Джеймс засунул снитч в карман, Гарри направился к Мародерам, оставив Снейпа проверять свои ответы в тени. Он знал, насколько было важно, чтобы остальные, которые с некоторым удивлением последовали за ним, услышали то, что будет сказано там, хотя не получал никакого удовольствия переживать это заново; он обнаружил, что морщится при мысли о том, что должно произойти, и, пытаясь отвлечься, посмотрел в сторону озера. Вдруг он узнал огненно-рыжую копну волос, и сердце его забилось быстрее — Лили оказалась в группе болтающих девушек, вышедшей из Большого зала прямо перед Снейпом. Как он мог не заметить её раньше?

— Скучно, — пожаловался Сириус, когда они оказались в пределах слышимости его голоса. — Когда наконец будет полнолуние?

— А я бы и без него обошёлся, — отозвался Люпин мрачно и, пожалуй, немного обиженно. — Между прочим, нам ещё трансфигурацию сдавать, и, если тебе так скучно, можешь меня проверить... Вот.

Он протянул книгу, которую читал, но Сириус усмехнулся, раздражённым жестом заправив свои длинные волосы за ухо, что только придало ему красиво надменный вид.

— Мне не нужно смотреть эту чепуху, я и так всё знаю, — выразил недовольство Сириус, но тут вмешался Джеймс.

— Сейчас развлечёмся, Бродяга, — вдруг произнёс он, и его голос был тих, как у охотника, который только что заметил добычу; Сириус так же замер, его глаза проследили в направлении, куда смотрел Джеймс. — Гляди, кто там...

— Великолепно, — мягко ответил Сириус, и интонация его голоса стала хищной, почти волчьей. — Нюниус.

Снейп аккуратно уложил экзаменационные листы в своеобразный рюкзак, который держал в правой руке, и снова вышел на солнечный свет, направляясь к замку. Сириус и Джеймс вскочили на ноги, Хвост нетерпеливо наблюдал за происходящим со своего места, и Гарри увидел, что Люпин слегка нахмурился, хотя и сделал вид, что не замечает действий своих друзей, не отрывая глаз от своей книги.

— Как дела, Нюниус? — крикнул Джеймс, и Снейп крутанулся на месте, доставая свою палочку со змеиной скоростью, но Джеймс уже крикнул: «Expelliarmus!» и палочка Снейпа вырвалась из руки, пролетев по воздуху. Снейп отчаянно бросился к ней, но Сириус воскликнул: «Impedimenta!» и он упал на землю, а его единственное оружие бесполезно валялось на траве в трёх метрах от него.

Джеймс и Сириус самодовольно приблизились к беззащитному Снейпу, который тяжело дышал, глядя на них, в его чёрных глазах горела ненависть. Теперь они привлекли внимание всех окружающих, и Джеймс взглянул в сторону озера, откуда за ними наблюдала Лили и другие девушки, всё ещё стоя в воде. Когда Гарри посмотрел на них, Лили, видимо, поняла, что происходит — она вышла на берег и начала натягивать туфли, махнув рукой одной из своих подруг, которая смотрела на неё и, казалось, что-то спрашивала.

— Как прошёл экзамен, Нюнчик? — спросил Джеймс, и внимание Гарри вновь обратилось к сцене перед ним, но он видел Лили, что спешила по лужайке справа от него, ступая одной пяткой по земле — похоже, в спешке она не совсем правильно надела туфли.

— Я смотрел на него — он возил носом по пергаменту, — злобно сказал Сириус, и в его серых глазах появился довольный блеск. — Наверное, у него вся работа в жирных пятнах, так что ни слова не разберёшь.

По толпе собравшихся студентов пробежал нестройный смех, и Гарри вздрогнул, приготовившись к тому, что должно было произойти.

— Вы у меня дождётесь, — прорычал Снейп, тяжело дыша; он изо всех сил пытался встать, но проклятие удерживало его, прижимая к земле. — Дождётесь...

— Дождёмся чего? — насмешливо спросил Сириус. — Что ты хочешь сделать, Нюнчик, — вытереть о нас свой сопливый нос?

Снейп злобно выругался, добавив пару жестоких разящих проклятий, но его палочка была слишком далеко, чтобы сработать, поэтому ему оставалось лишь изо всех сил сверлить взглядом двух Мародёров.

— Ну и грязный же у тебя язык, — холодно сказал Джеймс и направил палочку прямо на лицо Снейпа. — Scourgify!

Изо рта Снейпа, пузырясь и пенясь, хлынул поток розового мыла, и Гарри плотно сжал губы, когда глаза Снейпа в панике расширились — он задыхался под действием заклинания...

— Оставьте его В ПОКОЕ! — прокричала Лили, взбегая на холм, и Джеймс резко развернулся, отчего действие заклинания прекратилось. Снейпа стошнило на траву; кашляя и отплёвываясь, он пытался отдышаться, а Джеймс взъерошил рукой свои волосы, казалось, не слыша ужасных звуков позади себя.

— Что такое, Эванс? — спросил Джеймс, и его голос стал низким и приятным, гораздо более взрослым, чем обычно.

— Оставьте его в покое, — холодно повторила Лили, глядя на Джеймса почти с такой же злобой, как и Снейп мгновение назад. — Что он вам сделал?

— Ну, — медленно произнес Джеймс, задумчиво постукивая пальцем по подбородку, — пожалуй, всё дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чём я…

Собравшаяся толпа снова засмеялась, теперь к смеху присоединилось гораздо больше людей. Зелёные глаза Лили сузились.

— Считаешь себя остроумным. А на самом деле ты просто высокомерный, задиристый тупица, Поттер. Оставь его в покое.

— Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, — с готовностью ответил Джеймс, ухватившись за этот шанс. — Давай... пойдём со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.

Снейп посмотрел на Джеймса взглядом, которым можно было бы убить, и пополз к своей палочке, волочась по земле под угасающим проклятием. Он с ожесточением сплёвывал мыльную пену, но его чёрные глаза не отрывались от Джеймса, в их тёмных глубинах горела ненависть.

— Я не согласилась бы на это, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром, — выпалила в ответ Лили, и Джеймс поджал губы, но, прежде чем он успел ответить, вмешался Сириус.

— Не повезло, Сохатый, — весело сказал он, и уже было повернулся к Снейпу, желая продолжить, но тот поднял палочку и направил её на Джеймса, прежде чем Сириус успел что-то предпринять.

Джеймс удивлённо охнул, когда порез рассёк его щеку, и повернулся к Снейпу, но Сириус уже произнёс заклинание, и Снейп повис верх тормашками, подвешенный в воздухе за лодыжку. Мантия слетела ему на голову, пока он попытался вырваться, выставив на обозрение бледные ноги и пару старых посеревших хлопчатых подштанников, и толпа разразилась радостными возгласами, а Сириус, Джеймс и Хвост громко рассмеялись.

И вот оно... Отвратительная, едва сдерживаемая улыбка его матери. Гарри старался справиться с приступом дурноты при виде этого, думая, что лучше бы не смотрел на неё. Он определенно не понимал, почему эту сцену находили смешной — но, быть может, она не знала, насколько ужасно находиться в кругу зевак, униженным и неспособным защитить себя, в отличие от него, Гарри. Может быть, она не понимала, как это невыносимо — сгорать от переполняющих тебя стыда и гнева, пока ты не начинаешь трястись от ярости, не в силах дать отпор. Может быть... Может быть.

— Отпусти его! — яростно сказала Лили, но протест казался слабым, если знать, что ей пришлось приложить усилия, чтобы не находить затруднительное положение Снейпа забавным.

— Пожалуйста, — согласился Джеймс, и Снейп рухнул на землю с высоты двух метров, превратившись в мятую кучу с накинутой на голову мантией. В ярости Снейп вскочил на ноги, доставая палочку для дуэли, но Сириус лениво добавил: «Locomotor mortis», и Снейп, потеряв равновесие, снова упал лицом на землю.

Наконец, Лили по-настоящему разозлилась.

— ОСТАВЬТЕ ЕГО В ПОКОЕ! — закричала она, вытаскивая свою палочку, и это, наконец, привлекло внимание двух Мародёров.

— Ах, Эванс, — ответил Джеймс мягким, полушутливым тоном, — не заставляй меня сражаться с тобой.

— Тогда расколдуй его!

Джеймс тяжело вздохнул, как будто эта задача была для него невыносимо тяжёлой, но направил палочку на Снейпа, который резко оживился.

— Ну вот, — небрежно произнёс Джеймс, наблюдая, как Снейп с трудом пытается встать на ноги, брызжа слюной от ярости. — Тебе повезло, что Эванс оказалась поблизости, Нюниус...

— Мне не нужна помощь от паршивых грязнокровок! — закричал Снейп, его лицо было багровым от унижения и ярости.

Лили прищурилась.

— Прекрасно, — холодно сказала она и убрала палочку обратно в карман, глядя на Снейпа, а затем продолжила пугающе ровным тоном. — В следующий раз я не стану вмешиваться, — она развернулась было, чтобы уйти, но обернулась и злобно добавила: — Кстати, на твоём месте я бы постирала подштанники, Нюниус.

— Извинись перед Эванс! — заорал Джеймс, держа ошеломлённого Снейпа под прицелом палочки, но теперь Лили повернулась к нему.

— Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! — выкрикнула она, и её зелёные глаза вспыхнули гневом. — Ты ничем не лучше его...

— Что? — Джеймс выглядел изумлённым. — Я НИКОГДА не называл тебя… сама знаешь кем!

Но Лили горько усмехнулась, с издёвкой продолжив:

— Лохматить волосы, потому что думаешь, что круто выглядеть так, будто ты только что свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, просто потому что можешь… Я удивляюсь, как твоя метла ещё поднимает в воздух твою чугунную башку. Меня от тебя ТОШНИТ.

Лили развернулась и яростно зашагала вверх по холму, прочь от группы ошеломлённых мальчишек.

— Эванс! Погоди, ЭВАНС! — Джеймс крикнул ей вслед, но она сделала вид, что не слышит его, шагая по направлению к замку. — Что это с ней? — спросил он, стараясь говорить непринуждённо и беззаботно, но потерпел в этом поразительную неудачу.

— Сдаётся мне, она считает тебя немножко зазнайкой, дружище, — ответил Сириус, и напускная беззаботность Джеймса рассеялась.

Оторвав взгляд от удаляющейся спины Лили, он направил свою палочку на Снейпа, который безмолвно замер на месте с того самого момента, как Лили на него накричала.

— Ну ладно, — произнёс Джеймс дрожащим от гнева голосом, — ладно же...

Снейп удивлённо вскрикнул, когда его внезапно оторвало от земли и снова подвесило за лодыжку, накинув мантию на голову.

— Кто хочет посмотреть, как я сниму с Нюниуса подштанники? — громко воззвал Джеймс, немного оправившись от разочарования, и толпа одобрительно зашумела.

Гермиона издала звук ужаса, приглушённого ладонями, которые она прижимала ко рту большую часть этой сцены.

— Но… это же сексуальное насилие! — яростно выпалила она, в то время как Гарри начал сильно нервничать. Это был конец воспоминания, и оно завершилось, не так ли? Ещё мгновение, и оно перейдёт в следующее, верно?

Ещё одна вспышка, и штаны Снейпа оказались сорваны, оставив висеть его в воздухе в чём мать родила. Гермиона закричала, закрыв лицо руками, а Гарри и остальные поспешно последовали её примеру, отводя взгляд, пока Снейп безуспешно пытался прикрыться от глаз зрителей. Теперь толпа улюлюкала, её выкрики стали злобными, и Гарри почувствовал себя так же скверно, как и в первый раз, когда увидел это воспоминание, и сильно пожалел, что не остался стоять в стороне. Он ждал, ощущая тошноту, что Джеймс отпустит Снейпа, слушал, как насмешки теряют свою остроту, как толпа теряет интерес, хотя и не решался поднять глаза, чтобы проверить, что происходит...

Джеймс лениво взмахнул палочкой, и запутавшийся в мантии Снейп тяжело упал на землю, а затем поднялся на ноги, пошатываясь и тяжело дыша. Гарри осторожно поднял голову, и, к своему облегчению, увидел, что мантия Снейпа снова стала напоминать одежду. Он почувствовал, что Снейпа захлестнула волна понимания, его палочка, словно забытая, безвольно лежала в руке.

— Лили, — задыхаясь от ужаса, произнёс Снейп, словно только сейчас осознав, что произошло, а Джеймс и Сириус вместе с толпой зрителей разразились хохотом, когда Снейп бросился за девушкой вверх по склону, отчаянно взывая: — Лили! Лили, подожди!

Но далёкая фигура Лили не обернулась.

Сцена переменилась, и они оказались перед Полной Дамой, наблюдая, как одетая в ночную рубашку Лили сверлит взглядом Снейпа, по-прежнему облачённого в школьную мантию — Гарри невольно подумал, надел ли тот новую пару штанов. Снейп, запинаясь, пытался извиниться, но Лили не намерена была его выслушивать.

— Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто...

— Сорвалось с языка? — Лили бросила на него холодный взгляд, в её зелёных глазах не было жалости. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои драгоценные дружки, Пожиратели смерти… видишь, ты даже не отрицаешь этого! Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же! Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?

Снейп открыл рот, и Гарри показалось, что молодой человек растерялся, но через несколько мгновений он закрыл его, не сказав ни слова.

— Я больше не могу закрывать глаза, — сказала Лили, и её голос вновь стал скорее холодным, чем злым. — Ты выбрал свою дорогу, я — свою.

— Нет… послушай, — отчаянно произнёс Снейп, будто только сейчас понял, что бой проигран. — Я не хотел...

— Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовёшь, Северус. Почему же я должна быть исключением?

Снейп попытался возразить, имея при этом безнадёжно растерянный вид — но, бросив на него презрительный взгляд, Лили скрылась в проёме за портретом, оставив его потерянно смотреть ей вслед.

Они снова пронеслись в водовороте памяти, и оказались на обдуваемой ветром вершине холма посреди глубокой зимней ночи. Снейп, которому было уже почти двадцать, крутился на месте, тяжело дыша, ожидая прихода Дамблдора, и Гарри видел, как он дрожит, побледнев от страха.

Вспышка белого света вырвала палочку из рук Снейпа, и он упал на колени, в отчаянии вскричав:

— Не убивайте меня!

— Я и не собирался, — холодно ответил голос Дамблдора, и кончик его палочки загорелся, высветив его самого, нависшего над коленопреклонённым Снейпом. Покойный директор казался древним и могущественным, его длинную бороду и волосы вздымал ветер, а Снейп выглядел юным, испуганным, и, возможно, немного безумным, его чёрные волосы развевались вокруг искажённого болью лица. — Итак, Северус? Что за весть шлет мне лорд Волан-де-Морт?

— Нет... никакой вести… Я пришёл по собственному почину! Я… я пришёл с предостережением... нет, с просьбой... пожалуйста...

Снейпу говорил почти бессвязно от горя, ломал руки, его грудь тяжело вздымалась. Дамблдор, чувствуя, что этот разговор лучше провести наедине, взмахнул палочкой, и жуткая тишина пришла на смену порывам ветра, теперь беззвучно обдувающего двух стоящих на холме волшебников. Сверкающие голубые глаза Дамблдора изучали отчаявшегося Снейпа, и когда директор заговорил, его голос был тихим и расчётливым.

— Какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти?

— Пророчество... предсказание... Трелони... — Снейп с трудом смог выдавить из себя эти слова.

— Ах, да, — ответил Дамблдор, и в его голосе не было ни капли удивления. — И что из этого вы доложили лорду Волан-де-Морту?

— Всё… всё, что слышал! — произнёс Снейп, его голос был столь же полон страдания, как и выражение лица. — И поэтому… из-за этого… — ему было трудно говорить, будто он не мог вынести осознания того, что натворил. — Он думает, что пророчество относится к Лили Эванс!

— В пророчестве ничего не сказано о женщине, — спокойно ответил Дамблдор, словно это была обычная беседа за чаем. — Речь там шла о мальчике, который родился в конце июля…

— Вы понимаете, о чём я говорю! — воскликнул Снейп и сгрёб рукой землю, по-видимому, не вполне осознавая, что делает. — Он думает, что речь идёт о её сыне, он собирается отправиться к ней… убить их всех…

Его голос сорвался, а рука ослабла, и скомканные листья упали обратно в грязь. Как ни странно, Гарри почувствовал себя слегка тронутым; похоже, Снейп всё-таки не забыл, что не только Лили оказалась в опасности.

— Если она так много для вас значит, — холодно сказал Дамблдор, — то лорд Волан-де-Морт, несомненно, пощадит её. Разве не могли вы попросить его пощадить мать в обмен на сына?

Новая волна отчаяния нахлынула на Снейпа, и его руки снова задрожали.

— Я… я спросил… — прохрипел он, но глаза Дамблдора вспыхнули, и Снейпа оборвали резкие слова.

— Вы мне отвратительны, — голос директора был настолько полон презрения, что был подобен удару хлыста. Снейп отпрянул от него и съёжился, словно пытаясь исчезнуть. — Значит, вам плевать, что её муж и сын погибнут? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите?

Снейп долгое время ничего не говорил, и Гарри не мог прочесть выражение его невыразительного лица, чёрные глаза скрывали любую, сколько бы то ни было сильную эмоцию.

— Ну так спрячьте их всех, — умоляюще произнёс Снейп, и в его голосе снова прозвучала нотка отчаяния. — Спасите её… их… Прошу вас.

Дамблдор несколько секунд изучал стоящего на коленях Пожирателя смерти, а затем вернулся к тому жутко непринуждённому тону, который использовал ранее.

— А что я получу взамен, Северус? — спросил он, и Снейп ошеломлённо посмотрел на старого директора.

— В... взамен? — казалось, он задумался над вопросом, на его лице проявилась безысходность, пока он не нашёл ответ, который Гарри уже знал.

— Всё что угодно, — прошептал Снейп.

— Что я получу взамен? — Гермиона вскрикнула от возмущения, когда воспоминание закончилось. Все, вздрогнув, посмотрели на неё, пока всё вокруг кружилось и преображалось. — Он вообще ничего тебе не должен! Эти люди на твоей стороне, ради Мерлина! Тебе не нужна причина, чтобы защищать их! Он рассказал тебе о планах Волан-де-Морта — этого риска более чем достаточно!

— Гермиона... — произнёс Гарри, опасаясь, что она проговорится о следующем воспоминании, но та уже стиснула зубы, сложив руки на груди.

— Я знаю, — огрызнулась девушка, а Рон поднял бровь, глядя на Гарри, и, когда она уставилась в клубящийся туман, указал пальцем туда, где стоял на коленях Снейп.

— Думаю, он и в самом деле славный малый, правда, — прошептал Рон, наклоняясь вперед, чтобы этого не услышала Гермиона, и, поневоле Гарри пришлось сдерживать улыбку, пока вокруг них материализовался кабинет Дамблдора.

Скрючившись в кресле, Снейп издавал нечленораздельный вой горя и агонии, его боль была неподвластна слезам. Он выглядел намного старше своих лет — даже старше, чем в настоящее время, словно прошедший год полный страданий состарил его сверх всякой меры.

— Я думал... — начал наконец Снейп, его голос охрип, а лицо стало пустым, каменным от горя. — Вы... спасёте её...

— Они с Джеймсом доверились не тому человеку, — ответил Дамблдор, стоящий над Снейпом, как и ранее, а его голубые глаза пронзали несчастного охваченного горем шпиона, будто сканировали саму душу Снейпа. — Как и вы, Северус. Вы ведь тоже надеялись, что лорд Волан-де-Морт её пощадит?

Взгляд Снейпа метнулся вверх, в чёрных глазах полыхнул гнев, а дыхание стало прерывистым, когда он уставился на директора, его рука дёрнулась к манжету рукава. Но, с огромным усилием он опустил взгляд обратно на пол.

— Её сын выжил, — безжалостно продолжил Дамблдор, и Снейп мотнул головой, его стиснутые руки дрожали. — Её сын жив. У него её глаза, такие же точно. Вы ведь помните глаза Лили Эванс, верно?

— ПРЕКРАТИТЕ! — взревел Снейп, и его голова вновь взметнулась вверх, но гнев покинул его так же быстро, как и появился, и он снова рухнул в кресло. — Умерла... навсегда…

— Вас мучает совесть, Северус? — мягко спросил Дамблдор, но его взгляд был острым, и Гарри вдруг понял, что вот тот самый момент — Дамблдору не нужно было ждать ответа Снейпа: он и так уже всё знал. Именно в этот миг, глядя на разбитого, убитого горем человека, Дамблдор решил довериться Снейпу, и с этого момента его доверие к шпиону ни разу не ослабевало.

— Лучше бы... лучше бы я умер... — простонал Снейп, не обращая внимания на происходящее, и в его голосе было столько безнадёжности, что было больно слушать.

— И какая от этого была бы польза? — холодно спросил Дамблдор, и Гарри подумал, что резкость в его голосе была оборонительной, словно он вспомнил свои собственные чувства много лет назад. — Если вы любили Лили Эванс, если вы действительно любили её, то ваш дальнейший путь ясен.

Снейп поднял голову, но ему, похоже, потребовалось немало времени, чтобы осмыслить услышанное, и, когда он заговорил, его голос звучал слабо и растерянно.

— Что… что вы хотите этим сказать?

— Вы знаете, как и почему она погибла, — ответил Дамблдор и почти незаметно наклонился к Снейпу, как будто его слова могут быть более убедительными, если он будет ближе. — Сделайте так, чтобы это было не зря. Помогите мне защитить сына Лили.

Снейп озадаченно уставился на него. Похоже, он утерял свою обычную проницательность, поэтому слегка встряхнулся.

— Ему не нужна защита, — сказал он, но его голос был не столько уверенным, сколько недоумённым. — Тёмный Лорд ушёл...

— Тёмный Лорд вернётся, — прервал его Дамблдор, лишённый своего обычного терпения, — и тогда Гарри Поттер окажется в страшной опасности.

Снейпу потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы переварить услышанное, и Гарри заметил, как тот начал совершать размеренные вдохи, закрывая свой разум, и как, по мере этого, туман в его глазах исчезал, сменяясь длинными, чёрными туннелями.

— Хорошо, — ответил он, и его голос звучал так, словно он пытался убедить в своем согласии скорее себя, чем покойного директора. — Ладно. Но — никому ни слова, Дамблдор! — на его лице вновь появилась гримаса боли, и он поспешно продолжил. — Это должно остаться между нами! Поклянитесь! Я не вынесу... тем болеё сын Поттера... Дайте мне слово!

— Дать слово, Северус, что я никому никогда не расскажу о самом лучшем, что в вас есть? — спросил Дамблдор, и Гарри подумал, что впервые за всё это время слышит, как тот разговаривает со Снейпом без намёка на презрение в голосе. Увидев свирепое выражение лица только что присягнувшего ему человека, Дамблдор вздохнул. — Ну, если вы настаиваете...

— Ты. Просто. Не можешь. Поступить. Так! — пронзительно вскрикнула Гермиона, вновь заставив всех вздрогнуть, и Гарри, встревоженный гневом в глазах подруги, мысленно пожалел, что в Омуте памяти нет кнопки паузы. — Ты не можешь… он только что потерял… он эмоционально уязвим, а ты… — она была в такой ярости, что не могла вымолвить и слова.

— Миона, — неуверенно произнёс Рон, пока картина вокруг них менялась, но Гермиона не слышала его, продолжая смотреть на то место, где только что сидел Дамблдор.

— Ему нужна помощь! Поддержка! Как ты мог снова начать манипулировать им? — девушка заплакала, руки её тряслись, но она сжимала их в кулаки. — А я-то думала, что это Гарри было плохо!

— Ты чего? — смущённо спросил Гарри; позади него воспоминание-Снейп начал вышагивать перед столом Дамблдора, разглагольствуя о мальчике.

— Я думала, что то, как он с тобой обращался, было просто ужасно! Тебе и профессору Снейпу нужна терапия, Гарри! И я… я знаю, что исход всей войны зависел от тебя, но это лишь означает, что ты нуждаешься в ней больше! Представь, насколько лучше всё могло бы сложиться, если бы вы оба были эмоционально стабильны! — встревоженное замечание Гермионы было прервано тем, что Снейп назвал Гарри дерзким, и её глаза были полны жалости, когда она взглянула на темноволосого шпиона.

— Ты думаешь, что я эмоционально неустойчив? — спросил Гарри, чувствуя некоторое недовольство, когда Дамблдор, не отрываясь от своего журнала, мягко отчитал Снейпа. Деканы факультетов и Кингсли разрывались между просмотром воспоминаний и Гермионой, будто не зная, за кем наблюдать.

— Да, это так, учитывая, через что ты прошёл! Никто не может пройти через такое и не испытывать нужды в помощи! Неудивительно, что профессор Снейп такой холодный и мрачный, Гарри — он ходит с множеством недиагностированных проблем, и возможно, даже не знает об этом!

— Разве это не потому, что он немного придурок? — спросил Рон, хотя и не так уверенно, как во время предыдущих шуток.

— О, Рон, — простонала Гермиона, когда воспоминание закружилось, вновь изменяясь. — Психическое здоровье невероятно важно. Она может повлиять на всё в человеке! Если у профессора Снейпа есть хотя бы одно хроническое психическое заболевание, это может объяснить многое в его поведении — и вдвойне, если он даже не знает, что у него оно есть!

Она остановилась, посмотрев на Снейпа и Дамблдора, которые только что начали обсуждать Каркарова и Тёмную Метку. Гарри видел, что ей ещё есть что сказать, но девушка, похоже, не хотела перебивать их, словно чувствовала, что этот разговор важнее, чем предыдущий.

— Я лишь хочу сказать, что он может быть не таким плохим человеком, как кажется, — тихо закончила она.

Гермиона не смогла бы выбрать более подходящего момента для такого заявления; даже Гарри не смог бы, а он точно знал, какие воспоминания здесь находятся. В наступившей тишине до членов группы донёсся вопрос Дамблдора.

— ... вам не хочется к нему присоединиться?

— Нет, — сказал Снейп, его чёрные глаза настороженно и пронизывающе следили за тем, как Флер и Роджер исчезают в замке. — Я не такой трус.

— Нет, — согласился Дамблдор, бросив мимолётный взгляд на бывшего Пожирателя смерти. — Вы несравненно храбрее Игоря Каркарова. Вы знаете, я иногда думаю, что мы проводим распределение слишком рано…

Рону не нужно было слышать, как ахнули Гермиона и профессор Макгонагалл, чтобы понять смысл фразы покойного директора.

— Снейп — гриффиндорец? — хрипло спросил он, разинув рот; юноша выглядел почти таким же потрясённым, как и Снейп из прошлого. Гарри шикнул на него, зная, как важно для них будет прослушать следующее воспоминание.

— Позже, — прошептал он, жестом указывая на формирующиеся фигуры Снейпа и Дамблдора, последний из которых обмяк в своём кресле. Рон оцепенело кивнул, с трудом закрывая рот.

Профессор Стебль ахнула, когда увидела обугленную, иссохшую руку Дамблдора, которая свисала с кресла, словно у мертвеца, и Гарри увидел, как в глазах учителей промелькнуло понимание: именно тогда жизнь Дамблдора обрела свой смертный предел.

Снейп из прошлого, судя по всему, пришел к такому же выводу; вокруг его глаз залегли чёткие морщины, пока он накладывал заклинания на запястье Дамблдора, одновременно вливая золотое зелье в горло директора, и, стоило векам Дамблдора дрогнуть, Снейп без всяких колебаний набросился на него за то, что тот только что чуть не умер — а может быть, именно это его подстегнуло.

Но когда Дамблдор не смог дать ему ответа на вопрос, почему он поддался искушению прикоснуться к кольцу, недовольство Снейпа переросло в ярость.

— Если б только вы позвали меня чуть раньше, я, возможно, мог бы сделать больше, выиграть для вас больше времени! — прорычал он, и Гарри увидел, как чёрные глаза метнулись с меча Гриффиндора на разбитое кольцо: Снейп чувствовал, что что-то произошло, но не мог определить, что именно. — Вы что, думали, что, разбив кольцо, вы разобьёте чары?

Дамблдор, по мнению Гарри, не слишком старался переубедить зельевара в этом удобном объяснении. Вместо этого покойный директор, казалось, сосредоточился исключительно на своей приближающейся кончине — Гарри испытал к нему сочувствие, поскольку только сегодня и ему самому было тяжело смириться с собственной смертью.

Странно было слушать, как Дамблдор и Снейп говорят о приказе Волан-де-Морта для Драко, о котором Гарри узнал около двух лет назад, хотя сейчас казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Он заметил, что деканы факультетов и Кингсли внимательно слушают разговор, но чувствовал, как его собственное внимание ослабевает, поскольку он не желал вновь переживать ужасные воспоминания шестого курса во второй раз за это утро. Но когда Дамблдор озвучил свою судьбоносную идею, даже Гарри не мог не внять каждому слову.

— ... есть только одно средство, чтобы спасти его от гнева лорда Волан-де-Морта.

— Вы намерены позволить ему вас убить? — спросил Снейп, и в его голосе было столько сарказма, сколько Гарри никогда не слышал.

— Нет, конечно. Меня должны убить вы.

Все находящиеся в Омуте памяти, как из прошлого, так и из настоящего, потеряли дар речи, пауза затянулась, и было слышно лишь как Фоукс клевал скорлупу каракатицы. Гарри с любопытством наблюдал за Снейпом, пытаясь расшифровать эмоции, мелькавшие за тоннелями чёрных глаз, но что бы Снейп ни чувствовал на протяжении этих нескольких мгновений, это осталось для него тайной.

— Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — спросил Снейп невозмутимо, его голос был таким же пустым, как и взгляд. — Или дать ещё несколько минут, чтобы составить эпитафию?

— О, нет, это не так срочно, — беспечно произнёс Дамблдор, слишком весело для обсуждаемой темы. Гарри задался вопросом, действительно ли тот так беззаботен, как кажется, будто не придаёт значения ситуации.

— Если вы не против умереть, — сказал Снейп хриплым голосом, — почему бы не предоставить это Драко?

— Душа мальчика ещё не настолько повреждена, — просто ответил Дамблдор. — Я бы не хотел, чтобы она раскололась из-за меня.

— А моя душа, Дамблдор? Моя? — голос Снейпа дрогнул, и на худом лице промелькнул гнев. А в голову Гарри впервые пришла мысль, что Снейп никогда никого не убивал до той ночи на башне.

— Только вам известно, потерпит ли ваша душа ущерб от того, что вы поможете старику избавиться от боли и унижения. Я прошу вас об этой великой услуге, Северус, потому что моя смерть, — такое же решённое дело, как то, что "Пушки Педдл" займут в этом сезоне последнее место в лиге…

— Эй! — возмущённо воскликнул Рон, но профессора Макгонагалл и Стебль тут же шикнули на него, а Дамблдор продолжал взывать к Снейпу, его яркие голубые глаза пронзительно смотрели на мастера зелий. Наконец, Снейп кивнул в знак согласия.

Затем воспоминание снова сменилось, и они оказались на территории школы во время сумерек, плывя за двумя мужчинами, которые спорили на опушке леса. Зная, как сильно Дамблдор доверял Снейпу, Гарри было странно слышать от шпиона обвинения в обратном, в том, что он не чувствует ни доверия, ни опоры. Но Гарри как никто другой, знал, как неприятно оставаться в неведении относительно планов покойного директора, и с некоторой долей иронии подумал, что в этом вопросе он согласен со Снейпом.

Однако Дамблдор, похоже, не заметил, насколько серьёзная претензия была направлена в его адрес.

— После того, как вы убьёте меня, Северус...

— Вы отказываетесь быть со мной откровенным и, тем не менее, ожидаете от меня этой маленькой услуги! — огрызнулся Снейп, в гневе повышая голос, чуть не переходя на крик. — Вы многое принимаете как должное, Дамблдор! Может, я передумал!

— Вы дали мне слово, Северус, — коротко сказал Дамблдор, и в его словах прозвучало предупреждение, а голос зазвучал громче, когда шпион начал спорить. — И раз уж мы заговорили об услугах, которых я от вас жду, — вы ведь, помнится, согласились приглядеть за нашим юным другом из Слизерина?

Двое мужчин долго смотрели друг на друга. Лицо Снейпа исказилось от гнева, на нем отразился вызов, а губы Дамблдора были плотно сжаты от разочарования. Гарри не был уверен, что когда-либо видел Снейпа в такой ярости по отношению к кому-то ещё, кроме него, и почувствовал себя странно, когда понял, что, конечно же, это были не единственные случаи за последние несколько лет, когда Снейп бывал раздражён. Было странно думать о том, как Снейп мучился на протяжении всего шестого курса будучи втянутым в план, из которого не мог выбраться.

Дамблдор, видимо, тоже это понял, и вздохнул, посмотрев на черноволосого шпиона с чем-то, похожим на жалость.

— Северус, приходите сегодня вечером, к одиннадцати, в мой кабинет — и вы больше не будете жаловаться, что я вам не доверяю…

— Это тот самый спор, — прошептала Гермиона, пока вихрь воспоминаний кружился вокруг них, и все посмотрели на неё в замешательстве. Её голос наполнился энергией от осознания того, что она только что узнала. — Хагрид подслушал, как профессор Дамблдор и профессор Снейп спорили у леса, помнишь, Гарри? Он сказал, что Дамблдор велел Снейпу разобраться с проблемами в Слизерине. Это был тот самый спор!

— Ты права, — неуверенно сказал Гарри. — Чёрт возьми, ты только представь, что могло бы случиться, если бы Хагрид всё это услышал.

Эта мысль на мгновение отвлекла их, но, как и прежде, Омут памяти неумолимо продолжал двигаться вперёд, и снова возник кабинет Дамблдора.

— Гарри не должен знать, до самого последнего момента, до тех пор, пока не будет необходимо, а то разве хватит у него сил сделать то, что он должен сделать?

— А что он должен делать? — спросил Снейп, усаживаясь в кресло перед столом директора.

— Это наш с Гарри секрет. А теперь слушайте внимательно, Северус. Настанет время — после моей смерти — не спорьте, не перебивайте меня! — тут Снейп попытался протестовать, готовый возобновить их спор, начатый ранее в тот вечер. — Настанет время, когда лорд Волан-де-Морт начнёт опасаться за жизнь своей змеи.

— Нагайны? — Снейп был настолько обескуражен, что, казалось, забыл о своем раздражении.

— Именно. Настанет время, когда лорд Волан-де-Морт перестанет посылать змею выполнять свои приказы, а станет держать в безопасности рядом с собой, окружив магической защитой. Вот тогда, я думаю, можно будет сказать Гарри.

— Сказать что? — было ясно, что Снейп устал от вопросов.

Дамблдор закрыл глаза, как будто тема была менее неприятной, если он ничего не видел, и заговорил ровным голосом.

— Сказать ему, что в ту ночь, когда лорд Волан-де-Морт пытался убить его... осколок души Волан-де-Морта... проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть лорда Волан-де-Морта живёт в Гарри... и пока этот осколок души, о котором и сам Волан-де-Морт не догадывается, живёт в Гарри, под его защитой, Волан-де-Морт не может умереть.

Снейп сидел так неподвижно, что Гарри мог бы принять его за статую.

— Значит, мальчик... мальчик должен умереть? — вопрос прозвучал ужасающе спокойно, как будто Снейп преодолел свой прежний гнев.

— И убить его должен сам Волан-де-Морт, Северус. Это самое важное.

Последовала долгая тяжелая пауза, и Кингсли сделал несколько шагов к Гарри, положив руку ему на плечо. Это был незначительный жест, не требующий слов, но Гарри почувствовал, как внутренние барьеры, которые он воздвиг вокруг этого инцидента, начинают трескаться, и поспешно заморгал, в то время как Снейп медленно поднял голову и посмотрел в потолок.

— Все эти годы… я думал… что мы оберегаем его ради неё. Ради Лили, — произнёс он глухим, безжизненным голосом. Глаза Дамблдора по-прежнему были закрыты, и он не видел эмоций, которые мелькали на лице шпиона, все так же уставившегося в потолок.

— Мы оберегали его, потому что было очень важно обучить его, вырастить, дать ему испробовать свою силу. Тем временем связь между ними всё крепнет, болезненно разрастается. Порой мне кажется, что Гарри сам это подозревает. Если я не ошибся в нём, он устроит всё так, что, когда он выйдет навстречу своей смерти, это будет означать настоящий конец Волан-де-Морта.

Дамблдор открыл глаза, и теперь Снейп смотрел на него с выражением крайнего ужаса.

— Так вы сохранили ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?

— Вас это шокирует, Северус? — укоризненно произнёс Дамблдор. — Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?

Снейп казался объятым ужасом, потрясённым до глубины души, но когда он нашёл в себе силы ответить, его голос дрожал от гнева.

— В последнее время — только те, кого я не мог спасти, — сказал он и встал, с силой оттолкнувшись от кресла. — Вы меня использовали.

— То есть?

— Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю всё это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили, — прорычал Снейп и резким жестом указал на дверь, его сальные волосы взметнулись, когда он повернул голову обратно к Дамблдору. — А теперь вы говорите мне, что растили его, как свинью для убоя…

— Это прямо-таки трогательно, Северус, — вклинился Дамблдор. — Уж не привязались ли вы, в конце концов, к мальчику?

— К мальчику? — выкрикнул Снейп, и в его голосе было столько злости и язвительности, что Гарри показалось, что мужчина готов был рассмеяться, но ярость задавила смех, так как он выхватил свою палочку — группа наблюдателей напряглась, но Снейп резко выбросил руку в сторону, направив её на стену. — Expecto patronum!

Серебряная лань выпрыгнула из кончика его палочки, одним прыжком пересекла кабинет и вылетела в окно — маленький, яркий огонек в темноте ночи. Дамблдор смотрел ей вслед, пока она не скрылась за горизонтом, и когда он снова посмотрел на Снейпа, глаза его были полны слёз.

— После стольких лет? — спросил Дамблдор, и его голос был полон благоговения и искреннего сочувствия, которые Гарри наконец-то понял.

— Всегда, — ответил Снейп.

Всё закружилось, и посетители Омута памяти погрузились в молчание. Но уже начали вырисовываться следующие сцены, и теперь они стали короче, проносясь мимо, пока Гарри и остальные торжественно застыли на месте.

Они видели, как портрет Дамблдора велел Снейпу сообщить Волан-де-Морту дату, когда Гарри переедет от Дурслей, затем как Снейп наложил конфундус на Наземникуса Флетчера в трактире, и, хмурясь, что-то шептал склонясь над грязным столом. Потом, в клубах белого тумана они летели рядом с сидящим на метле Снейпом, его капюшон был откинут, а взгляд метался между Пожирателями смерти и Люпином с Джорджем, которых они преследовали. Один из Пожирателей смерти вырвался вперёд, подняв палочку для смертельного удара в спину Люпина, и Снейп в отчаянии закричал: «Sectumsempra!» — но метла качнулась, и он промахнулся мимо руки Пожирателя смерти, а заклинание угодило в голову Джорджа. Гарри успел услышать, как Снейп выругался себе под нос, но вокруг них уже образовалась спальня Сириуса, где Снейп стоял на коленях, сжимая старое письмо Лили.

Слизнорт издал нечленораздельный звук при виде слёз, текущих по лицу Снейпа, и машинально шагнул вперёд, но его протянутая рука прошла сквозь спину Снейпа, поскольку тот, разумеется, был лишь воспоминанием. Тем не менее, профессор зельеварения остался стоять рядом со шпионом, с таким видом, словно ему безумно хотелось протянуть руку сквозь время, чтобы утешить своего бывшего ученика.

Снейп положил в карман вторую страницу письма, со злостью вытирая глаза, и разорвал пополам фотографию, которая прилагалась к нему, спрятав ту часть, на которой смеялась Лили, под мантию, а вторую половину с Джеймсом и Гарри бросил на пол, где она скрылась под комодом.

Сцена рассеялась, когда Снейп выбежал из комнаты, и снова появился кабинет директора. Снейп стоял, выжидающе уставившись на пустой портрет, и через мгновение в раме появился Финеас Найджелус.

— Директор! — воскликнул Финеас, и Гарри растерянно моргнул: его мысли автоматически обратились к Дамблдору. — Они разбили палатку в лесу Дин! Грязнокровка…

— Я не желаю слышать это слово! — рыкнул Снейп и оскалился так, что Финеас тут же поправил себя, хоть и закатив глаза.

— В общем, эта Грейнджер назвала местность, когда открывала сумку, я слышал!

— Прекрасно. Очень хорошо! — оживился портрет Дамблдора, и нарисованные голубые глаза обратились к Северусу с призывом к действию. — Теперь, Северус, меч! Не забывайте, что он даётся лишь отважному и в крайней нужде и Гарри не должен знать, что даёте его вы! Если Волан-де-Морт прочтёт мысли Гарри и увидит, что вы действуете в пользу мальчика…

— Знаю, — отрезал Снейп с раздражённым видом, и распахнул портрет Дамблдора, как дверь, достав меч Гриффиндора из скрытой за ним ниши. — И вы по-прежнему не хотите сказать мне, почему Поттер непременно должен получить меч?

— Пожалуй, нет, — ответил Дамблдор, пока Снейп застегивал большой чёрный плащ поверх своей мантии, из-за чего, как всегда, стал похож на летучую мышь. — Он сам разберётся, что с ним делать. И Северус, будьте очень осторожны, они вас могут плохо встретить после истории с Джорджем Уизли…

Снейп оглянулся, положив руку на дверную ручку, и чёрные брови слегка приподнялись, как будто месть за ухо Джорджа Уизли волновала его меньше всего.

— Не беспокойтесь, Дамблдор, — спокойным голосом произнёс он, а его чёрные глаза сверкнули. — У меня есть план...

Дверь закрылась за развевающимся плащом Снейпа, ставя точку в разговоре.

«Эмпатия — это противоположность духовной низости. Это способность понимать, что в каждой войне есть и победившие, и проигравшие. И эта чужая боль так же значима, как и ваша». — Барбара Кингсолвер

В замкнутом мире Омута памяти Гарри с остальными, покинув память Снейпа, перенеслись назад во времени в холодное ноябрьское утро. Не зная, чего ожидать, Гарри огляделся вокруг, когда воспоминание — его воспоминание — материализовалось, и увидел одиннадцатилетнего себя, сидящего на метле в роли новоиспечённого ловца и активно осматривающего толпу внизу.

Гермиона негромко вскрикнула: они парили высоко над землей, их невесомые, бесплотные тела были словно привязаны к мальчику на метле, и девушка схватила Рона за руку, в то время как метла младшего Гарри принялась трястись и метаться из стороны в сторону.

— Вот черт, — сказал Рон, его лицо вытянулось, когда метла начала резко переворачиваться всего в нескольких метрах от них. — Ты был действительно близок к тому, чтобы упасть, Гарри — я думал, Снейп лучше работает с контрпроклятиями.

— Он пытался противостоять Волан-де-Морту, Рон, — простонала Гермиона, все еще дрожа от вида земли под их лишенными опоры ногами.

— Да, но Квиррел не был настолько силен, — возразил Рон, а лицо профессора Макгонагалл исказилось от гнева.

— Мы должны были знать об этом, — промолвила она дрожащим голосом. Она посмотрела вниз, на трибуны, где Квиррел пристально наблюдал за Гарри, в то время как Снейп бормотал что-то в нескольких десятках мест от него, его черные глаза сосредоточенно сощурились. — Мы должны были знать, что в Хогвартсе присутствует зло. Альбус сказал нам не волноваться, сказал, что придет на следующий матч — и мы надеялись, что на этом всё закончится. Почему он попросил только Северуса присмотреть за ним?

— Мы могли бы помешать ему подойти к Камню так близко, — согласилась профессор Стебль, и Слизнорт с любопытством взглянул на них, поскольку отсутствовал на первом году учебы Гарри.

— Неужели он не доверял нашему благоразумию? — с горечью спросила Макгонагалл, пока близнецы Уизли безуспешно пытались затащить мальчика на свои метлы. Гарри отвел глаза от лица Фреда — он не мог спокойно смотреть на него, не так скоро. — Неужели он думал, что мы будем демонстрировать свои подозрения у всех на виду?

— Я уверен, что дело было не в этом, Минерва, — успокаивающе произнес Слизнорт, в то время как метла Гарри рывками поднималась все выше и выше, увлекая их с собой, будто они были привязаны невидимыми тросами; Гермиона тихонько захныкала, наблюдая, как земля становится все дальше. — Сами-Знаете-Кто является — вернее являлся, благодаря нашим усилиям, — поправился он, — … одним из самых, если не самым искусным легилиментом в истории волшебников. Уверен, что Дамблдор просто боялся, что он может что-то заподозрить.

— Возможно, — сухо сказала Макгонагалл, но Гарри понимал, что она все еще очень сердита.

— А вот и ты, Гермиона, — фальшиво-радостным голосом заметил Рон, глядя на трибуны, и нервно оглянулся на профессора Макгонагалл, словно опасаясь, что она плохо отнесется к попытке сменить тему. Но та лишь поджала свои тонкие губы и ничего не сказала; ободрившись, Рон, шутя, продолжил, пытаясь разрядить обстановку. — Держу пари, ты напугала Снейпа до смерти, когда подожгла его, чтобы защитить Гарри.

— Я никогда не думала об этом в таком ключе, — виновато сказала Гермиона, и лицо Рона приобрело обреченное выражение, когда она с тревогой посмотрела вниз на трибуны, где голубое пламя только что начало лизать подол мантии Снейпа. — Ох, ты думаешь, он решил, что это Волан-де-Морт напал на него? Нужно будет извиниться за это, я не хотела его напугать...

Рон посмотрел на Гарри усталым, раздраженным взглядом, и Гарри стоило больших усилий не рассмеяться, как вдруг Снейп под ними вскрикнул, подскочив так высоко, что повалился на зрителя по соседству, слизеринца-старшекурсника, который выглядел потрясенным тем, что держит на руках декана своего факультета. В воздухе мимо них пронесся на своей метле Гарри из прошлого, увлекая группу наблюдателей за собой с помощью невидимой привязи, который потом рухнул на землю и прижал руки ко рту, давясь снитчем.

Сцена рассеялась под рев толпы, а вокруг них возник Хогсмид, залитый тусклым теплым светом уличных фонарей и окон. Отряд увидел как Дамблдор оседает на землю; пока сцена проявлялась, их с прошлой версией Гарри голоса звучали слабо, но Гарри показалось, что он расслышал, как профессор Макгонагалл ахнула от понимания. Он с облегчением увидел, что воспоминание началось именно с того момента, что он хотел; он очень старался чтобы его комментарий о поиске крестража был опущен, и, похоже, ему это удалось.

— Сэр… все в порядке, сэр, вы поправитесь, не волнуйтесь, — Гарри из воспоминания отчаянно осматривалось вокруг, в поисках кого-нибудь, кого можно было бы окликнуть, кого-нибудь, кто мог бы оказать помощь. — Вам нужно попасть в школу, сэр... мадам Помфри...

— Нет, — ответил Дамблдор, сидя на земле, и слегка покачал головой. — Мне... мне нужен профессор Снейп... правда, не думаю, что... мне удастся сейчас далеко уйти...

— Конечно… сэр, послушайте… я постучусь в дверь, найду дом, где вы сможете отдохнуть... а сам сбегаю за мадам...

— Северус, — поправил Дамблдор, и в его голосе почувствовалась настойчивость, он волновался, что Гарри не послушается. — Мне нужен Северус...

— Ну хорошо, за Снейпом, — нетерпеливо сказал Гарри, — но только мне придется оставить вас ненадолго, чтобы я мог...

В этот момент послышались шаги мадам Розмерты, а вскоре появилась и сама женщина, спешившая к ним по улице в своих домашних туфлях. Она завязала торопливый разговор с Гарри, но затем указала на Черную Метку, угрожающе нависшую над Астрономической башней, и Дамблдор поднялся на ноги, взяв ситуацию под контроль. По его приказу Гарри из прошлого вызвал метлы Розмерты и накинул на себя мантию-невидимку, взлетел вместе с Дамблдором и помчался обратно в Хогвартс. Как и во время матча по квиддичу, Гарри и остальные невесомыми фигурами устремились за двумя воспоминаниями, и он попытался немного ускориться, не желая отстать.

Дамблдор и Гарри приземлились на башне, и метла мальчика вновь возникла на каменной площадке, в то время как ее наездник остался скрыт мантией.

— Что это значит? — спросил Гарри из прошлого, и в его голосе прозвучала нотка страха, который, как знал Гарри, был вызван видом парящего символа черепа и змеи. — Это настоящая Метка? И кого-то действительно... профессор?

Иссохшая, почерневшая рука Дамблдора вцепилась в мантию на груди директора, сам он сгорбился, а его побледневшее лицо казалось зеленоватым под этим жутким светом.

— Иди разбуди Северуса, — произнес Дамблдор, и, хотя его голос был слабым, в нем звучала властность. — Расскажи ему, что случилось, и приведи сюда. Больше ничего не предпринимай, ни с кем не заговаривай и не снимай мантию. Я подожду здесь.

— Но…

— Ты поклялся подчиняться мне, Гарри — иди! — резкость в голосе Дамблдора побудила мальчика к действию, и звук торопливых шагов разнесся по площадке башни — но прежде чем Гарри успел выбежать за помощью, дверь распахнулась, и раздался крик Драко: «Expelliarmus!».

Отряд в ошеломленном, мрачном молчании наблюдал за тем, как Дамблдор разговаривает с Драко; Гарри почувствовал, что его глаза наполняются слезами от легких шуток покойного директора, от ноток юмора, которые звучали, несмотря на его состояние, несмотря на осознание того факта, что он скоро умрет. Сейчас, когда ужас от увиденного померк, он испытывал гораздо больше сочувствия к Малфою, чем тогда, но одновременно он был зол на него: всё, что ему нужно было тогда сделать, это согласиться на то, чтобы его спрятал Орден, и ничего этого бы произошло. Дамблдор мог бы что-то предпринять, мог бы исчезнуть вместе с Фоуксом, а Пожиратели смерти пришли бы на пустую башню и подумали, что их план сорвался...

Ненависть отразилась на лицах присутствующих, когда на лестнице появились Кэрроу, Яксли и Фенрир, и Гарри знал, что его выражение лица было таким же, ведь он ненавидел Пожирателей смерти всеми фибрами своей души. Он отлично помнил, что чувствовал, когда застыл, прислонившись к стене, вынужденный под действием проклятья молча наблюдать как слабеет Дамблдор, не в силах помочь, не в силах закричать...

На сцену ворвался Снейп, и Гермиона заскулила, крепко сжав руку Рона. Гарри заметил выражение лица профессора Макгонагалл и был потрясен глубиной печали в ее глазах, смотревших на Снейпа и Дамблдора с невероятным сожалением.

— Северус... — умоляющий тон Дамблдора разрывал грудь Гарри, заставив слезы хлынуть из глаз, но он понимал, теперь понимал, о чем просит директор...

Снейп шагнул вперед, оттолкнув Драко, и Гарри увидел, как Пожиратели смерти попятились назад, даже Фенрир отступил перед ненавистью и отвращением, горящими в черных глазах. Гарри узнал эти эмоции: именно так он чувствовал себя, когда ему пришлось заставлять Дамблдора пить зелье Волан-де-Морта, вынужденный игнорировать боль директора, его рыдания, его мольбы...

— Северус... прошу тебя...

Снейп поднял палочку.

— Avada kedavra!

Дамблдор отлетел назад, взмыв над стенами башни, и Гарри понял, что никогда раньше не видел, чтобы смертельное проклятие так делало. Его взгляд метнулся к Снейпу в тот миг, когда раздался крик Гермионы, и он увидел в черных глазах мелькнувшую вспышку ужаса и непостижимой боли, прежде чем они снова опустели и превратились в темные туннели.

Снейп схватил Драко за шиворот и вытолкнул его в дверь, а вокруг воцарился хаос. Воспоминание потянуло их за младшей версией Гарри, когда тот помчался за Снейпом, и они пронеслись сквозь схватку, где заклинания летели во все стороны, увидев, как Гарри помог переломить ход битвы, а затем вернулся к своей погоне...

Они оказались на улице, стремительно удаляясь от замка, и Гарри из прошлого метнул Оглушающее заклинание в Снейпа, который резко остановился и с криком: «Беги, Драко!», повернулся к мальчику. Снейп поднял палочку — Гермиона ахнула, когда он с усмешкой отразил заклятие Круциатус, а Гарри, обезумев от ярости и горя, снова и снова пытался проклясть его. Где-то рядом взревел Хагрид, Клык выл в горящей хижине, и мир неистовствовал вокруг двух дуэлянтов.

Наблюдая за происходящим из безопасного мира Омута памяти, Гарри удивлялся, как ему вообще удалось выжить. Огромный Пожиратель смерти, стоявший позади его прошлогодней версии, каким-то чудом застыл в оцепенении, слишком занятый разглядыванием прыгающего пламени и замка, откуда по лужайке неслись брат и сестра Кэрроу, чтобы присоединиться к схватке. Снейп тоже увидел Кэрроу: он что-то прокричал, пытаясь привлечь их внимание, пытаясь отвлечь их от подростка, который был слишком занят погоней, чтобы суметь защитить себя, но было слишком поздно — Алекто применила проклятие Круциатус, а Гарри из прошлого истошно завопил, корчась на земле.

Гарри был потрясен, впервые увидев, как глаза Снейпа расширились от ужаса, и бывший Пожиратель смерти бросился вперед с ревом: «Нет!». Снейп отбил проклятие, его лицо исказилось от ярости, однако так же быстро оно снова превратилось в непроницаемую маску, когда он закричал своим «союзникам», гневно указывая в сторону ворот: «Вперед! Вперед!».

К счастью, никто из Пожирателей смерти не осмелился усомниться в нем; они вновь устремились к воротам, а Снейп застыл на месте, его взгляд перескакивал то на замок, то на горящую хижину...

Гарри из воспоминания, пошатываясь, поднялся на ноги с криком «Сектум…», но теперь уже Снейп потерял контроль над собой. Даже ожидая этого, даже зная, как всё происходило, было страшно видеть, как шпион отбрасывает мальчика назад магической вспышкой, слышать, как он заявляет, что это были его заклинания, что это он Принц-полукровка...

Лишенный палочки, беззащитный, Гарри из прошлого дерзнул предложить Снейпу убить его — что, оглядываясь назад, должен был признать Гарри, было не самой лучшей идеей. Но ничто — ни рассуждения, ни сожаления, ничто — не могло сравниться с безумной болью, которая отразилась на лице Снейпа в момент, когда было произнесено роковое слово, и его голос сорвался на крик.

— НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТРУСОМ!

Они снова пронеслись сквозь вихрь воспоминаний, и вокруг них сформировалась совершенно спокойная сцена, почти пугающая после хаоса схватки и криков.

Проявились очертания леса Дин, темного и зловещего, а Гарри из прошлого сидел в проеме обманчиво маленькой палатки, за его спиной виднелся интерьер уютной квартиры. Не успело всё это материализоваться, и вокруг, словно плотное одеяло, опустилась тьма, как вдалеке появился отблеск серебристого света, и Гарри у палатки вскочил на ноги, выставив перед собой палочку.

Лань, изящная и яркая, как лунный свет, вышла из-за черных дубов и остановилась, словно желая убедиться, что полностью завладела его вниманием. Затем она повернула назад тем же путем, которым пришла — и, после долгого раздумья, Гарри поспешил за ней, его шаги захрустели по свежевыпавшему снегу.

Патронус Снейпа привел его к лесному озерцу, а затем растворился в воздухе. В отсутствии серебристого света лес на миг погрузился в кромешную тьму, прежде чем палочка Гарри засветилась, и мальчик дико огляделся вокруг. Спрятанный на дне замерзшего озера меч Гриффиндора сверкнул в свете палочки, и Гермиона с любопытством подошла ближе, так как не имела возможности увидеть это событие лично.

Гарри из воспоминания несколько минут кружил по берегу, перебирая разные способы призвать меч, но вскоре понял, что ничего не выйдет: придется за ним нырять. Вспомнив о двух деревьях неподалеку, Гарри переместился к полусросшимся стволам, когда его прошлое "я" начало снимать с себя джемпера, и, конечно же, за ними стоял Снейп. Его черный плащ и волосы были почти невидимы в темноте; Гарри смог разглядеть его только благодаря бледности кожи, на которую сквозь кроны деревьев падал слабый свет звезд.

Снейп внимательно наблюдал, как прошлая версия Гарри прыгает в озеро, а затем ныряет за мечом. В тишине леса Гарри слышал тревожное дыхание Снейпа, учащавшееся с каждой секундой, так как поверхность воды оставалась неподвижной, пока, в конце концов, пусть даже зная, что все будет в порядке, Гарри не обнаружил, что и его горло сжимается от паники. Он всё ждал, что его двойник вот-вот всплывет, покажет, что он жив...

Резким движением Снейп сделал шаг из-за деревьев — и тут на поляну ворвался Рон, который не медля безрассудно нырнул в озеро. Снейп метнулся обратно за дубы-близнецы с такой скоростью, что споткнулся об их корни и чуть не упал, но схватился за ближайший из стволов и выпрямился, пробормотав проклятие.

— Снейп — настоящий герой, — заметил Рон, наблюдая, как забурлила вода, и Гарри невольно рассмеялся, когда Рон из прошлого вытащил его полубессознательное тело на берег, а профессор Стебль издала нечто вроде сдавленного стона. Вернувшийся в надежное укрытие Снейп облегчённо выдохнул, когда Гарри, сидя на земле, принялся кашлять и отплевываться, его бледная рука была прижата к груди. — Но если подумать, то, учитывая, насколько успешно прошло спасение Люпина, может и хорошо, что я добрался до тебя первым, Гарри.

— Пожалуй, — ответил Гарри, когда Снейп, решив, что мальчик находится в должной безопасности, а меч, как и надлежало, доставлен, выскользнул из своего укрытия, отступил в черный лес и растворился в ночи как дым. — Думаю, если бы из озера меня вытащил Снейп, я бы умер от сердечного приступа.

Воспоминание рассеялось, и теперь Гарри и остальные стояли в темном коридоре и смотрели, как к ним приближается профессор Макгонагалл в своем клетчатом халате. От ее тапочек раздавался звук тихих шагов, но когда последний туман Омута памяти рассеялся, к этому звуку присоединились шаги другого человека.

— Кто здесь? — требовательно спросила Макгонагалл, останавливаясь и поднимая палочку.

— Я, — ответил голос Снейпа, и директор вышел из-за доспехов, облаченный в свою обычную одежу, с палочкой в ​​руке. Зельевар долго изучал Макгонагалл, и Гарри тоже с любопытством пригляделся к нему, пытаясь понять, не пропустил ли он тогда в своей слепой ярости какой-нибудь признак истинной преданности Снейпа. Раньше он относился к внешности Снейпа с ненавистью, но теперь он искал ответы, и ему было интересно, не найдет ли он их на худом, лишенном эмоций лице мужчины.

Хотя битва еще не началась, Снейп выглядел почти так же ужасно, как и после нее, и неловкое сочувствие охватило Гарри, когда он увидел темные круги под налитыми кровью глазами Снейпа, его бледную и желтоватую кожу. Знал ли тот, что конец войны близок? Мог ли подозревать, что Волан-де-Морт попытается убить его столь бессердечно, после того как он так долго играл роль правой руки Темного Лорда?

— Где Кэрроу? — спросил Снейп тихим, почти лишенным эмоций голосом; Гарри увидел холодную пустоту в его глазах и понял, что тот, должно быть, использует окклюменцию.

— Я думаю, там, где вы велели им быть, Северус, — ответила Макгонагалл, и в ее голосе чувствовалась жесткость, будто она едва смогла заставить себя говорить с убийцей Дамблдора. Снейп сделал шаг к ней, двигаясь почти бесшумно, его черные глаза обшаривали окружающее пространство — подозревал ли он, что мальчик, которого он ищет, стоит всего в четырех метрах от него?

— Я полагал, — медленно произнес он, — что Алекто захватила незваного гостя.

— Вот как? — Макгонагалл выглядела не так убедительно, как ей, вероятно, хотелось бы. — На каком же основании вы так полагали?

Как и прежде, Снейп вытянул вперед левую руку, и на лице Макгонагалл промелькнуло выражение глубокого отвращения.

— Ах да, конечно, — холодно ответила она, намеренно опустив глаза на предплечье Снейпа, и этот взгляд был более оскорбительным, чем любые слова, которые она могла бы использовать. — У вас, Пожирателей смерти, свои особые каналы связи, как я могла забыть.

Снейп демонстративно проигнорировал это, и медленно подошел ближе, все так же осматривая воздух, словно собираясь выхватить из него свою жертву. Казалось, он не заметил, как напряглась Макгонагалл, рука которой крепко сжимала палочку, пока он сокращал расстояние между ними.

Гарри всегда раздражала и даже пугала неизменная, необъяснимая способность Снейпа обнаруживать его присутствие под мантией-невидимкой: за все эти годы он слишком много раз чуть не попадался из-за нее, и долгое время считал несправедливым то, что Снейп, казалось, всегда был готов сделать вывод, что Гарри что-то замышляет. Но сейчас, наблюдая за мечущимся взглядом Снейпа, он не мог не задаться вопросом — не было ли здесь чего-то большего, чего-то сверхъестественного, что навело его на мысль о присутствии Гарри.

Потому что, как бы ему ни было неприятно это признавать, Снейп не так уж часто ошибался насчет его местонахождения, не так ли?

— Я не знал, что сегодня ваша очередь патрулировать коридоры, Минерва, — сказал Снейп, его голос был по-прежнему мягким, но теперь приобрел угрожающий оттенок.

— У вас есть возражения? — поинтересовалась Макгонагалл, и ее рука дернулась, как будто она хотела направить на него свою палочку, но удержалась.

— Мне хотелось бы знать, что подняло вас с постели в столь поздний час? — спросил Снейп, слегка приподняв брови.

— Мне послышался подозрительный шум, — ответила Макгонагалл, ее рука крепко сжала рукоятку палочки.

— Вот как? Но здесь вроде бы совсем тихо, — глаза Снейпа перестали обшаривать воздух, и он пристально вгляделся в нее немигающим взглядом. — Минерва, вы видели Гарри Поттера? Если да, то я вынужден настаивать...

Заклинание Макгонагалл рассекло воздух, как молния, но Снейп оказался еще быстрее — он блокировал заклинание так быстро, что она слегка пошатнулась от магической отдачи; его палочка была поднята наизготовку, когда он отступил в защитную стойку. Макгонагалл восстановила равновесие, и, перехватив инициативу, направила свою палочку на факел, который отскочил от стены и взорвался огненным кольцом, устремившимся к директору. Снейп взмахнул рукой, его глаза отразили свет пламени, и огонь превратился в огромную черную змею, которая так же быстро превратилась в клубы черного дыма, стоило Макгонагалл направить на нее палочку — еще один взмах ее кисти и дым превратились в черные кинжалы. Снейп укрылся за доспехами, из-за которых он недавно появился, и вовремя развернул их навстречу кинжалам, которые вонзились в них, как горячие ножи в масло.

— Минерва! — раздался визгливый голос, и на сцену выскочили Флитвик и Стебль, за которыми с трудом поспевал Слизнорт. Флитвик увидел Снейпа, и на лице доброго профессора заклинаний появилось разъяренное выражение, а его палочка взметнулась с ужасающей скоростью. — Нет! Больше вы в Хогвартсе никого не убьете!

И он швырнул заклинание, ударив в доспехи, и те вцепились в Снейпа, который казался невероятно встревоженным столкновением лицом к лицу с четырьмя деканами Хогвартса. В отчаянии шпион направил свою палочку на доспехи, подбросив их в воздух, словно огромных кукол, и, как только те отскочили от щитовых чар Флитвика и разбились вдребезги о каменную стену, Снейп развернулся и бросился бежать. На этот раз Гарри бросился за Снейпом, когда тот вбежал в пустой класс, и в шоке увидел, как шпион, прикрывшись руками, бросился в окно вперед головой. Стекло разлетелось вдребезги, а заклинания Макгонагалл и Флитвика пролетели прямо над краем его мантии.

— Трус! ТРУС! — завопила Макгонагалл, ее грудь тяжело вздымалась, а палочка была направлена на окно, когда сцена растворилась в тихом, темном месте, очень похожем на коридор и лес, что были до этого.

Они были в Визжащей Хижине.

Гарри скользнул наверх, мимо ящика, который загораживал ему обзор, туда, где Волан-де-Морт разговаривал со Снейпом, а остальные последовали за ним. Он видел как черные глаза Снейпа следят за Нагайной, как в них зарождается понимание того, что настало то самое время, о котором предупреждал Дамблдор: время, когда он должен будет передать Гарри свои воспоминания. Видел, как Снейп прилагает все больше усилий, чтобы покинуть Волан-де-Морта, убедить того позволить ему уйти, дабы отыскать Гарри, но Волан-де-Морт не поддавался на уговоры. Тихие слова Волан-де-Морта постепенно подводили к ультиматуму, и в этот момент Снейп понял, что все потеряно.

Снейп поднял палочку — и Нагайна нанесла удар.

Волан-де-Морт вышел из комнаты, оставив задыхающегося Снейпа лежать на полу, содрогаться в своей черной мантии, пока вокруг растекалась кровь.

Профессор Макгонагалл разразилась рыданиями.

Гарри с тревогой смотрел, как она плачет, уткнувшись в свой носовой платок, как профессор Стебль гладит ее по спине, хотя по ее лицу тоже текли слезы. Стоящий рядом с ними профессор Слизнорт всхлипывая что-то говорил Кингсли, который с мрачным видом наблюдал как Гарри из прошлого собирает воспоминания Снейпа.

— Прогнали его… наша вина… — только и смогла вымолвить Макгонагалл, и профессор Стебль успокаивающе зашикала, хотя сама тоже уже плакала всерьез. Стоящий напротив Рон бросил на Гарри беспомощный взгляд, когда Гермиона разрыдалась у него на плече, на что Гарри лишь виновато пожал плечами.

— Они все слишком чувствительные, — пробормотал Рон.

Лежащий на полу Снейп прохрипел свою просьбу, которая, как думал Гарри, будет последней в его жизни, а затем замер.

Холодный голос Волан-де-Морта разнесся по хижине, но воспоминание продолжалось: Гарри извлек его целиком, желая понять, не упустили ли они какого-нибудь знака, указывающего, что Снейп еще жив. Он пристально следил за Снейпом, ожидая, что тот начнёт дышать, что тот дёрнется, что в нём остался хоть какой-то намек на жизнь...

Его прошлая версия скрылась в подземном переходе вслед за Роном и Гермионой, и тут Снейп внезапно вздрогнул, сделав жуткий, тяжелый вдох, — и исчез из поля зрения Гарри.

Воспоминания закружились, и все они один за другим вынырнули из Омута памяти, оказавшись в знакомом круглом кабинете.

— Мне нужна минутка, — произнесла профессор Макгонагалл.

Она, а также другие деканы и Кингсли, опустились на свои стулья, не обращая внимания на обеспокоенные взгляды остальных членов Ордена, которые были потрясены, увидев большую часть отряда в слезах. Гарри почувствовал некоторую неловкость, наблюдая, как профессора вытирают глаза, и подумал, не странно ли, что он не плакал, при просмотре воспоминаний в первый раз, но почувствовал себя лучше, когда увидел, как растерянный Рон пытается утешить продолжавшую рыдать Гермиону.

— Все хорошо, Миона. Снейп в порядке. Черт, да он даже дал нам зелья, помнишь? — спросил Рон, и Гермиона подняла глаза, по ее щекам текли слезы.

— Но что, если бы он умер тогда? И… и мы бы даже не узнали, что он на нашей стороне, и… — она икнула и закрыла рот руками, а Рон посмотрел на нее с недоумением.

— Но он не умер! Он в порядке, Гермиона, — серьезно сказал он, взглянув на Гарри, словно желая убедиться, что тот тоже это видит. — Я имею в виду, если бы мы так переживали каждый раз, когда оказывались на грани гибели в этом году, то мы бы плакали не переставая!

Гарри подумал, что это не лучший способ ее успокоить. И действительно, Гермиона снова разразилась рыданиями, а Рону оставалось только смущенно сидеть рядом, благоразумно закрыв рот. Перегнувшись через несколько стульев, мистер Уизли протянул ему носовой платок, который был принят с огромной благодарностью; Гермиона высморкалась в него, вытерев глаза уголком рукава.

В течение нескольких минут никто не произносил ни слова. Единственными звуками были легкая икота и сопение тех, кто еще продолжал плакать, а Гарри неловко ерзал на своем стуле, задаваясь вопросом, не слишком ли бесчувственно надеяться, что кто-нибудь будет настаивать на скорейшем возвращении к делу.

Поэтому он очень удивился, когда профессор Макгонагалл кашлянула, прочищая горло, и на некоторое время закрыла глаза, чтобы успокоиться. Остальные профессора притихли, и все замерли, ожидая, когда она заговорит.

— У меня к тебе вопрос, Альбус, — сказала она наконец, и портрет Дамблдора ожил: покойный директор настороженно зашевелился.

— Что ж, спрашивай, — ответил он спокойным голосом и выжидающе посмотрел на нее, но почти полминуты стояла тишина, в воздухе висело напряжение и тревога. Наконец Макгонагалл подняла глаза на портрет и слегка замешкалась, подыскивая слова.

— Тебе было безразлично, Альбус? — спросила она тихим, надорванным от горя голосом. — Тебе было безразлично то, что ты делаешь с ним?

Портрет Дамблдора смотрел на нее с глубокой печалью в нарисованных голубых глазах.

— Ах, Минерва, — произнёс Дамблдор, переплетая свои длинные тонкие пальцы. — Я бы сказал, что мне было слишком не безразлично.

В кабинете воцарилась тишина.

— Гарри знает об этом, о моем величайшем недостатке, — продолжил Дамблдор, взглянув на Гарри, который почувствовал щемящую, ноющую боль в груди при воспоминании о разбитых серебряных инструментах, разбросанных по этому же полу в ярости и агонии... — Моя самая вопиющая слабость, от которой я оградил себя — и жертвой которой я стал, несмотря на все мои предосторожности. Моя губительная ошибка, которая неоднократно едва не стоила нам победы в войне.

— О чем ты говоришь, Альбус? — пролепетала Макгонагалл слабым голосом, выражение ужаса отразилось на лицах всех собравшихся. — Какой недостаток?

— Любовь, — просто ответил Дамблдор и поднял руку, чтобы остановить тут же раздавшиеся протесты. — О, да. Любовь — прекрасная вещь, но это также и большая слабость. Я пытался выиграть войну — я знал, что наша победа должна быть достигнута любой ценой. И все же...

Он поднял руку, изучая здоровый цвет кожи, не изуродованной, как было при жизни.

— Вы спрашиваете, беспокоился ли я за Северуса, — заявил он наконец. — Краткий ответ: да. На самом деле, он был мне так дорог, что я не в силах был сделать его бремя еще тяжелее.

— Вы слышали от Гарри, что я намеревался умереть непобежденным как истинный хозяин Бузинной палочки; это правда, но с того момента, как я получил это увечье, я понял, что это невозможно, — он демонстративно поднял руку, в которой держал нарисованную палочку. — Проклятие, поразившее меня, как, несомненно, догадался Гарри, было наложено лордом Волан-де-Мортом.

Гермиона ахнула, а Дамблдор кивнул, его лицо было необычно серьезным, когда он обращался к аудитории, и портрет казался более живым чем прежде.

— Если бы я умер от этого проклятия, лорд Волан-де-Морт стал бы хозяином Бузинной палочки. Я не мог этого допустить, как вы, несомненно, понимаете. Я не был уверен, что самоубийство сведет проклятие на нет; я боялся, что палочка воспримет такое действие как поражение. Когда я сидел напротив Северуса, мне оставалось жить всего год, и я понял, что у меня нет выбора, и попросил его, как вы уже знаете, убить меня.

Я попросил его сделать это, чтобы защитить Драко, избавить меня от ужасной смерти и защитить остальных студентов Хогвартса. Я воззвал к его сочувствию, и Северус согласился. Но была и другая, гораздо более важная причина.

Серьезность в голосе бывшего директора не позволяла перебивать его.

— Война выиграна, и я благодарен за это, но вы должны знать, что я не планировал такую победу, — продолжил Дамблдор, и, хотя он выглядел гордым, в его глазах не было привычного блеска. — У меня были все основания надеяться, что Гарри переживет встречу с лордом Волан-де-Мортом, но у меня не было возможности передать ему Бузинную палочку, да я и не был намерен делать это, так как не был уверен, вернется ли он к жизни. Я считал, что вероятность неудачи слишком велика — и слишком опасна, потому что, если бы Том убил его, как я и опасался, то он бы стал хозяином палочки.

Дамблдор встретился взглядом с Гарри, и бывший директор искренне развел руками, его ладони исчезли за границами портрета.

— А еще был Северус! Человек, которому я уже намеревался доверить все тяжести войны! Я знал, со всей уверенностью, с какой только может что-либо знать смертная душа, что Северус никогда больше не свернет на путь зла. Я знал, что он является одним из немногих людей, способных нести такую ответственность, что у него хватит мастерства и хитрости, чтобы выполнить любую задачу, которую я перед ним поставлю — и что, если я попрошу его, он найдет в себе силы победить лорда Волан-де-Морта, чего бы ему это ни стоило.

Мне нужно было, чтобы Северус стал хозяином Бузинной палочки.

Дамблдор остановился, и Гарри увидел, что в пронзительно-голубых глазах блестят слезы.

— Как я мог просить его о таком? — в голосе Дамблдора прозвучало сожаление, и такое же раскаяние, как и тогда, когда Гарри разговаривал с ним на Кингс-Кросс. — Как я мог сказать ему, что после всего, что он перенес, на его плечи ляжет еще большее бремя? Как я мог заставить себя сказать Северусу, что он должен провести свою жизнь с еще большей осторожностью, всегда опасаясь убийства, не знать отдыха даже после войны? К своему ужасу, я обнаружил, что не смогу этого сделать — и поэтому я убедил себя, что до этого дело не дойдет. Я надеялся, что Гарри, благодаря перу Фоукса в своей палочке и кровной связи с Томом, сможет победить. Я сказал себе, что, если война будет выиграна без участия Бузинной палочки, то Северусу не нужно об этом знать.

Я ценил его покой, то немногое, что я мог ему дать, больше, чем боялся риска, который могло повлечь за собой его неведение. Поэтому я подстроил события так, чтобы Том доверился ему больше, чем всем остальным и выбрал Северуса директором Хогвартса. Мне нужно было иметь связь с ним, как вы понимаете.

Глаза Дамблдора прищурились в грустной улыбке, беззвучные слезы стекали по его кривому носу.

— Я должен был иметь возможность рассказать ему о Бузинной палочке в случае, если Гарри не сможет победить лорда Волан-де-Морта, и это истинная причина, по которой Северусу нужно было сидеть в этом кабинете. Я могу только попросить у вас прощения за это. Я пошел на большой риск — на риск, который я никогда не должен был допустить.

Я велел Северусу сообщить Тому правильную дату отъезда Гарри от Дурслей, чтобы Том предпочел его как директора, и чтобы я мог утаить эту чрезвычайно важную информацию при отсутствии крайней необходимости. Я сделал все, что мог, чтобы Гарри пережил эту ночь, сделал все, чтобы Том не узнал, что ни одна его палочка не будет действовать против Гарри — но что-то пошло не так. Лорд Волан-де-Морт искал Бузинную палочку, и ни Северус, ни я не знали о его поисках до сегодняшнего утра. Добиваясь того, чтобы Северус остался в фаворе у Тома, я чуть не обрек на гибель всех нас.

В комнате воцарилась тишина, и у Гарри защемило сердце от горечи и раскаяния, звучавших в голосе Дамблдора. С него было достаточно — достаточно боли, достаточно извинений.

— Да все в порядке! — выпалил Гарри, притягивая к себе потрясенные, полные слез взгляды друзей. — Это не имеет значения! Мы все равно выиграли! Я так устал думать о том, что мы могли проиграть, может просто сосредоточимся на положительных моментах? — взмолился он, обращаясь одновременно и к портрету, и его слушателям. — Это был такой длинный день, мы все чуть не умерли, а мы с профессором Снейпом действительно чуть не умерли, так может, давайте закончим на этом? Да, мы чуть не проиграли — но не проиграли же! И теперь нам больше никогда не придется сталкиваться с Волан-де-Мортом! Разве этого не достаточно?

Сидящая через несколько стульев от него профессор Макгонагалл шмыгнула носом и вытерла глаза носовым платком, в то время как все остальные мрачно опустили головы.

— Гарри прав, — решительно сказала она, хотя ее голос дрожал. — Мы не можем зацикливаться на прошлом. Главное, что война окончена; мы сможем проанализировать наши ошибки при победе в ней в другой раз, когда все уляжется. А сейчас мы должны смотреть вперед и решать, что нам делать дальше.

— Хорошо сказано, — согласился Кингсли, его глубокий голос был тише и серьезнее, чем обычно. — Я убежден в невиновности Северуса; сегодня же вечером я подам официальное прошение о его помиловании. Я уже уведомил главу Департамента магического правопорядка о снятии его с розыска, так что у него и Филиуса не должно возникнуть проблем с аврорами, но было бы лучше уладить это как можно скорее.

— Мы работали над сообщением для прессы, пока вас не было, — сообщил мистер Уизли, протягивая длинный лист с набросанными заметками. — Мы добавили немного о Северусе — нам показалось, что его важно упомянуть, но, если вы хотите написать отдельную статью...

— Да, я думаю, одну статью можно опубликовать в сегодняшнем "Вечернем пророке", чтобы распространить информацию, а завтра написать о помиловании, — ответил Кингсли, принимая пергамент с выражением облегчения на лице; Гарри догадался, что он был рад сосредоточиться на чем-то менее неприятном, чем обсуждение вариантов того, как война могла быть проиграна. — Что ж, описано поражение Волан-де-Морта вполне неплохо — но я, пожалуй, добавлю больше информации о Битве, чтобы сократить распространение слухов. Нам нужно подготовить некрологи, а также контролировать информацию, которая предается гласности…

Он замолчал с озабоченным видом, и среди членов Ордена вспыхнули дебаты: у каждого, казалось, имелись собственные представления о том, какие именно детали безопасно публиковать в газете. Гарри позволил всей этой шумихе поглотить его, чувствуя себя совершенно вымотанным после второго за день погружения в Омут памяти, и мистер Уизли, похоже, заметил это: он дождался, пока Флер закончит что-то говорить Кингсли, а затем вежливо вмешался.

— Думаю, кое-кому из нас не помешает немного отдохнуть, — сказал он, и Кингсли в замешательстве поднял глаза, проследив за его взглядом в сторону Гарри.

— О! Да. Гарри, спасибо тебе большое за помощь. Пожалуйста, поспи немного — я понимаю, как ты, должно быть, измотан, — ласково сказал мальчику новый министр, и Гарри благодарно кивнул.

— Мы пойдем с ним. На всякий случай, — вклинился Рон, с таким видом, будто возможность хорошо выспаться была лучшей новостью за все утро, а Гермиона облегченно вздохнула, на ее залитом слезами лице заиграла улыбка.

— Да, конечно. Еще раз спасибо всем вам, — сказал Кингсли и на мгновение замешкался, прежде чем добавить: — И, пожалуйста, оставайтесь в замке. Пройдет, вероятно, по крайней мере, несколько дней, прежде чем непосредственная опасность минует, ведь наверняка найдутся те, кто захочет отомстить любому из нас... Особенно тебе, Гарри.

— Я останусь здесь, — ответил Гарри, и он говорил правду; ему не хотелось ничего, кроме еды и сна в течение ближайших двадцати четырех часов, и он был бы более чем счастлив все это время оставаться в безопасных стенах гриффиндорской башни, подальше от шумной толпы.

— Я очень признателен, — ответил Кингсли.

Гарри поднялся на ноги — и тут же чуть не оказался сбит миссис Уизли, которая подбежала к нему и крепко обняла.

— Будьте осторожны по дороге, — прошептала она, и Гарри кивнул, искренне обнимая ее в ответ. Как только она отпустила его, Билл хлопнул Гарри по спине, и вслед за ним мальчика похлопал по плечу мистер Уизли.

— Мы будем осторожны, — пообещал Гарри, и вместе с Роном и Гермионой направился к выходу из кабинета. У двери Гарри оглянулся, и его глазам предстали обращенные к нему заботливые, взволнованные лица — он почувствовал как в горле встал комок, и сглотнул, быстро моргая без особой причины. — Что ж, увидимся утром. Или вечером. Или... Ну вы поняли.

С этими словами он выскочил из кабинета в сопровождении двух своих ближайших друзей. Гарри заметил, что Рон и Гермиона, похоже, восприняли предупреждение Кингсли вполне серьезно; Гермиона достала свою палочку, а Рон с подозрением осматривал коридоры, пока они поднимались в башню Гриффиндора. Гарри почувствовал облегчение от такой бдительности, подумав, что он слишком устал и ошеломлен событиями дня, чтобы воспринимать что-то еще, кроме пола перед собой, поэтому как можно быстрее зашагал в сторону их общежития, его голова раскалывалась от желания спать.

Как только Гарри свернул за один из последних поворотов на их пути, на него накатила такая волна усталости, что он едва не потерял равновесие, а потом с тревогой заметил, что Рона и Гермиону постигла та же участь: их плечи резко обмякли.

— Это… — с трудом выдавила Гермиона, словно едва могла собраться с силами, чтобы заговорить, и Гарри медленно, тяжело кивнул. Та малая его часть, которая еще сохраняла способность соображать, была рада, что этого не произошло раньше, иначе деканам факультетов, скорее всего, пришлось выносить его из Омута памяти на руках.

— Думаю, я пойду спать, — произнес он, и Рон издал неразборчивый звук согласия.

— Думаю, это хорошая идея, — обессилено выдохнула Гермиона, и в прострации они продолжили путь, пьяно ковыляя по этажу. Гарри так устал, что едва успел заметить, как они протиснулись через отверстие портрета; Полная Дама пропустила их без лишних слов.

— Спокойной ночи, — пробормотал он, и Гермиона, вяло поблагодарив, направилась в спальню для девочек. Гарри и Рон, спотыкаясь, поднялись по лестнице к себе, и, когда дверь открылась, Гарри увидел перед собой только свою кровать, идеально заправленную и ожидающую его.

Он рухнул прямо на одеяло и мгновенно заснул.

«Я долгое время жил во тьме. С годами мои глаза приспособились к ней, пока, в конце концов, тьма не стала моим миром, и я смог видеть». ~ Декстер Морган

Перед тем как покинуть замок, Северус вместе с Филиусом спустился в Большой зал, где они запаслись некоторыми зельями из больничных запасов — вернее, это сделал Филиус. Северус же напротив, задержался у входа в зал и до возвращения коллеги изображал полное безразличие, не желая, чтобы Поппи его придушила.

— Она убьет меня, — пробормотал он, обращаясь к профессору заклинаний, когда они направились к вестибюлю, что находился примерно в минуте пути по главным коридорам.

— Нет, если мы ничего ей не скажем, — весело заметил Филиус, и Северус бросил на него язвительный взгляд.

— Она узнает об этом от кого-нибудь еще, а потом жесточайшим образом убьет меня.

— Профессиональный риск, — невозмутимо ответил его коллега, ухмыляясь. — Я уверен, что к тому времени, как мы вернемся, она будет так рада, что с нами все в порядке, что...

— Спустит с нас шкуру живьем?

На минуту воцарилось молчание — каждый из них представил себе пылающую праведным гневом Поппи, разъяренную тем, что Северусу позволили отправиться на столь опасное задание сразу после того, как тот едва не умер — а затем Филиус снова заговорил.

— Я не говорю, что ты прав, но, возможно, мы захотим, чтобы наши раны обработали авроры, если мы их, конечно, получим. Просто в качестве меры предосторожности.

— Согласен, — произнес Северус, рефлекторно бросив взгляд за спину. — Это одна из тех дуэлей, которой я бы предпочел избежать.

— Как и я, — пробормотал Филиус.

Оба облегченно выдохнули, как только оказались за дверями замка.

— Должен признаться, мне любопытно — ты действительно считаешь, что можешь одержать победу над Минервой, Северус? — спросил преподаватель заклинаний, когда они ступили на лужайку, и Северус почувствовал, как его губы скривились от досады.

— В полноценной дуэли? Вероятно. Она опасный противник, но, думаю, с помощью легилименции я бы справился. Однако в магическом искусстве она явно превосходит меня, — признал он, проводя пальцем по палочке из боярышника. — Я знаю немало мерзких заклинаний, которые могут доставить ей неприятностей, но, несмотря на это, у нее было гораздо больше времени, чем у меня, чтобы освоить трансфигурацию — те кинжалы чуть не убили меня.

— Ты правильно сделал, что использовал доспехи, — согласился Филиус, рысью спускаясь по травянистому склону вслед за Северусом. — Я слышал, что Минерва разрушала щитовые чары подобными атаками.

— Я рад, что додумался до этого, — ответил Северус, удивляясь тому факту, что дуэль состоялась всего дюжину часов назад. Тогда он был уже полумертв от изнеможения, как вдруг почувствовал как горит Метка — после такого он был бы более чем бесполезен. — Оглядываясь назад, скажу, что мне следовало привести свои доводы еще тогда, когда я заподозрил, что Поттер где-то рядом. Я подумал, что мы в заднице, когда не смог найти его в окрестностях замка; я не ожидал, что события так быстро разовьются, и был крайне не готов к тому, что меня вышвырнут без предупреждения.

— К слову, мы сожалеем об этом, — произнес Филиус, в его скрипучем голосе явно слышалось чувство вины. — Если бы мы знали...

— Перестань, — перебил его Северус, пренебрежительно махнув рукой. — Не стоит и думать об этом. Честно говоря, Филиус, — добавил он, заметив, что миниатюрный профессор все еще выглядит опечаленным, — ты в самом деле думаешь, что я не поступил бы так же, если бы одного из вас убил двуличный шпион? Покушение на убийство было вполне разумной реакцией — черт возьми, да я бы выпрыгнул вслед за ним в окно.

— Вот это было бы зрелище, — усмехнулся Филиус, его седеющие усы задрожали от смеха. — А знаешь, это было весьма впечатляюще. Как тебе это удалось?

— Я научился этому заклинанию у Сам-Знаешь-Кого, хотя это и не Темная магия, — ответил Северус, сознательно не называя Темного Лорда привычным прозвищем. — Оно не особо полезно, если речь не идет о чрезвычайной ситуации; это очень истощает магически, поддерживая полет на протяжении длительного времени. Он использовал его только ради самолюбования, поскольку магических ресурсов у него было в избытке, а для того, чтобы не упасть с небес, нужно хорошенько сосредоточиться. Не могу сказать, что рекомендую его, кроме как ради создания драматического эффекта.

— Тогда постарайся воздержаться от этого. Я не хочу нести тебя обратно, будь это с помощью чар или без, — прокомментировал Филиус, и, несмотря на его шутливый тон, Северус поймал на себе озабоченный взгляд маленького профессора. — Прости за вопрос, Северус, но ты уверен, что готов?

— С устранением проклятий и выслеживанием я справлюсь; дуэли я намерен оставить аврорам, насколько это будет возможно, хотя я вполне способен сражаться, если понадобится, — ответил он, для пробы повертев палочку Драко в руке, пока они приближались к воротам, которые после битвы уже были отремонтированы и закрыты в целях безопасности. — Не могу сказать, что мне нравится перспектива дуэли с использованием малознакомой палочки, но не думаю, что это меня покалечит, — добавил он, понимая, что Филиус, скорее всего, беспокоится по поводу его сломанной палочки из черного дерева.

Его самого это тревожило гораздо больше, чем он хотел признать — это была его первая палочка, единственная новая вещь, которая появилась у него еще в студенческие годы, и он привык доверять ей и полагаться на нее в опасных для жизни ситуациях. Без нее он чувствовал себя как-то странно, почти неправильно, но он также инстинктивно осознавал, что палочка Драко вполне ему подходит.

Тем не менее, не помешает в этом убедиться.

Подняв палочку из боярышника, он невербально наложил Щитовые чары, и, проходя мимо, провел рукой по невидимой поверхности. После этого, удовлетворенный оперативностью и силой заклинания, он сунул палочку обратно в левый рукав, где та надежно закрепилась при помощи чар в невидимом, неосязаемом чехле.

— В любом случае, если речь пойдет о жизни и смерти, я уверен в своей способности без проблем справиться со многими из числа Пожирателей смерти, — продолжил Северус, обдумав этот вопрос, поскольку теперь его ничего не отвлекало. — Есть лишь пара человек, дуэль с которыми меня бы волновала, но, по словам Кингсли, все они мертвы или взяты в плен. Он сказал, что ты победил Долохова — это немалый подвиг.

— Это было нелегко, — согласился Филиус, принимая необычайно серьезный вид. — Он был одним из самых опасных волшебников, с которыми я сталкивался, но я не позволил бы ему убить еще хоть одного человека, только не после того, как он убил Римуса.

— Так вот как это произошло? — тихо произнес Северус, ощутив ту же неловкую печаль, что он испытал при виде тела Люпина. — По крайней мере, в этом нет ничего постыдного.

— Совсем ничего, — пробормотал Филиус, и на несколько минут они погрузились в молчание. Пытаясь отвлечься от мыслей о Люпине, Северус осматривал окружающую их территорию, но вид выжженной земли, поваленных деревьев и следов жутких событий мало способствовал прояснению его мыслей.

Почувствовав легкую тошноту, он отвел взгляд, уставившись на далекую ограду.

— О, Северус, пока не забыл, будь осторожен, когда мы столкнемся с Пожирателями смерти. Все, кто участвовал в Битве, теперь знают, что ты был человеком Дамблдора, — добавил Филиус, и Северус посмотрел на него с крайним удивлением.

— Что? Как? — с недоверием спросил он.

— Ну, когда Гарри говорил, что рассказал нам всё... — начал Филиус, запинаясь, и Северус побледнел, предчувствуя неладное. — Так вот. Для этого ему пришлось кричать на всё поле Битвы, пока все наблюдали за ним и Сам-Знаешь-Кем, так что почти все присутствовавшие теперь знают о твоей истинной стороне, а также... э-э-э... — внезапно профессору заклинаний стало не по себе, и он прокашлялся, прочищая горло. — А также... конкретные причины, стоящие за этим.

На миг Северус лишился дара речи.

— Мерлиновы подштанники! — прорычал он, сопровождая эту фразу целым рядом красочных эпитетов, которые не особенно уместно употреблять в адрес студента, и наконец закончил: — Поттер! Этот абсолютный, полный, безоговорочный...

Филиус позволил ему выругаться, и они продолжили путь, свернув на дорожку для карет, когда проходили мимо хижины Хагрида, что выглядела ужасно потрепанной после Битвы. Северус взглянул на нее и заставил себя сделать глубокий вдох, пытаясь снова использовать окклюменцию, потому что не мог позволить себе отвлекаться даже на это унизительное разоблачение.

Впрочем, вынужден был признать он, было приятно на минуту отвести душу, даже если профессор заклинаний был единственным человеком, который это слышал. По крайней мере, Филиусу хватило такта не комментировать этого.

Спустя несколько минут пути по усыпанной гравием дорожке они достигли ворот, и Филиус поднял палочку, чтобы открыть их — но замер, заставив Северуса насторожиться и беспокойно осмотреть окрестности.

— Мне тут пришло в голову, не хотел бы ты попробовать открыть их? — спросил профессор заклинаний, взглянув на него с задумчивым видом, и сердце Северуса умерило бег, успокоенное расслабленным поведением Филиуса. — Минерва еще не восстановила тебя в качестве сотрудника, поэтому мне любопытно узнать, признает ли тебя замок.

— Хороший вопрос, — признал Северус и вытащил палочку Драко, чтобы применить отменяющие чары, которые были необходимы для входа в школу или выхода из нее в течение последнего года. Они не отличались особой сложностью, но были разработаны таким образом, что ворота распознавали их только в том случае, если их накладывал один из действующих сотрудников Хогвартса — даже Темный Лорд не мог войти на территорию, пока Северус не открыл бы их. Он не был уверен, что чары сработают, ведь он покинул пост директора; во время битвы ворота были сорваны силой, но теперь, когда их починили, они должны быть непроходимы для любого, кроме профессоров.

К его удивлению, ворота отворились, распахнувшись в сторону дороги.

— Я действительно удивлен, — пробормотал Филиус, подняв взгляд на статуи крылатых кабанов.

— Не могу сказать, что я этого ожидал, — заметил Северус, оставаясь на месте, в то время как ворота тихо поскрипывали на ветру, дожидаясь, пока они пройдут. — Дамблдор сделал так, чтобы я смог войти в школу после его смерти, но те чары должны были перестать действовать после моего назначения директором. Если только замок не считает, что я не отрекался от своей должности?

— Нет, нет, я уверен, что так и было, — рассеянно ответил Филиус, явно увлекшись разгадкой данного явления. — Хотя я и сам сначала подумал, что причиной может быть именно это. После того как кабинет директора оказался закрыт для Амбридж, мне стало ясно, что у замка есть свои представления о том, кто достоин преподавать в его стенах...

Профессор заклинаний замолчал, а затем вдруг понял, что они все еще стоят на месте; он слегка подпрыгнул, заставив Северуса поднять палочку и дико оглядеться по сторонам.

— Прости. Все-таки нам действительно пора заняться делом, — извиняющимся тоном произнес Филиус, а Северус глубоко вздохнул, пытаясь успокоить пульс, и вернул палочку на место. — Трудно не задумываться о таких вещах в эти необычные времена. Но истинная природа чар, наложенных на замок, вряд ли является сейчас нашей главной задачей.

Последнее замечание, казалось, было адресовано самому себе, и миниатюрный профессор, кашлянув, сменил тему.

— Ну что, пойдем?

— Мхм, — отозвался Северус, пытаясь за присущим ему равнодушным хмыканьем скрыть свое раздражение по поводу того, что его второй раз всполошили ложной тревогой.

Он пересек границу защиты одновременно с Филиусом, произнес заклинание, чтобы запечатать вход, и ворота бесшумно закрылись за ними. Вокруг шелестели бескрайние луга, оставляя их совершенно беззащитными на ровной дорожке, что отнюдь не помогало Северусу чувствовать себя менее напряженным; он держал свою палочку чуть выше, чем обычно, и внимательно следил за окружающей обстановкой, даже когда Филиус повернулся к нему.

— Ну, Северус, — весело сказал чемпион по дуэлям, видимо желая развеять напряженную атмосферу, — откуда начнем?

— Кингсли сказал, что действующий штаб авроров находится в Азкабане, чтобы предотвратить новый массовый побег. Они сняли антиаппариционные чары, так что мы сможем переместиться прямо туда, — ответил Северус, подавляя холодок, который пробежал по его телу при этой мысли. — Ты там бывал?

— Иногда, — мрачно произнес преподаватель заклинаний, вид у него был столь же недовольный, как и у Северуса. — Если они прогнали дементоров, то все должно быть не так ужасно, как обычно. А ты?

— Нет.

«И я надеялся, что так будет и дальше», — мысленно добавил Северус.

— Тогда лучше держись за меня, — Филиус достал свою палочку, и Северус положил руку ему на плечо, чтобы коллега мог указать ему путь. — На счет три. Раз, два…

Они синхронно аппарировали, повернувшись на месте и ощутив неприятное сжатие, и Северус услышал негромкий хлопок, когда они возникли в маленькой, похожей на кабинет комнате, сумев удержаться на ногах.

Двенадцать ошарашенных авроров уставились прямо на него.

Черт…

Северусу хватило времени, чтобы броситься на пол, увлекая за собой Филиуса, и наложить чары щита, прежде чем в то место, где он только что стоял, ударило не менее семи Оглушающих заклинаний. Его сердце колотилось как бешеное, а в голове проносились проклятия, указывая, что он обязан был предвидеть это, и если он собирался вести себя сегодня настолько глупо, то почему бы просто не пойти и спрыгнуть с моста, чтобы избавить себя от неприятностей, безмозглый идиот…

— Прекратить огонь! — рявкнул один из авроров, и Северус понял, что кроме их с Филиусом щитов, чрезмерное количество заклинаний отражает еще и третий. Однако не успел он порадоваться передышке, как тот же голос прокричал: — Expelliarmus!

Заимствованная Северусом палочка вылетела из руки, и на мгновение у него мелькнула мысль, не забыл ли Кингсли упомянуть, что он не является настоящим Пожирателем смерти, когда отправлял информацию в Аврорат, иначе он получит шикарную камеру в весьма удачно подвернувшейся тюрьме в считанные минуты.

— Подождите! Подождите! — пропищал Филиус, зажатый между полом и грудью Северуса; зельевар, не желая быть оглушенным, осторожно приподнял руку, чтобы позволить ему высвободиться, и миниатюрный дуэлист поднялся на ноги, воздевая руки в успокаивающем жесте. — Все в порядке! Северус здесь, чтобы помочь! Он на нашей стороне!

— Кингсли сообщил, что ему можно доверять, — буркнул аврор, и Северус слегка повернул голову, вглядываясь сквозь растрепанные волосы, и увидел высокого мускулистого мужчину с короткими светлыми волосами, отделившегося от группы с палочкой Драко в руке. — Не очень-то в это верю, но я вас выслушаю.

«О, отлично, типичный лидер», — проворчал про себя Северус, все еще не уверенный, можно ли ему подняться.

— Северус предан Дамблдору. Он выполнял приказ Дамблдора, когда применял к нему Смертельное проклятие, и весь последний год он работал на Орден; сам Гарри Поттер это подтвердил.

«Применил к нему Смертельное проклятие — довольно двусмысленная формулировка», — подумал Северус, незаметно приподнимая корпус, чтобы снять вес с ушибленных ребер.

— Северус прибыл вместе со мной, чтобы помочь вам разыскать оставшихся сторонников Сами-Знаете-Кого. Министр Кингсли не послал бы его, если бы не был уверен в его преданности, и не позволил бы ему разгуливать на свободе. Я, со своей стороны, полностью доверяю Северусу, — твердо произнес Филиус, и Северус почувствовал благодарность к крошечному волшебнику, который, как зельевар теперь видел, стоял впереди него, обеспечивая защиту.

— Если ты так говоришь, то ладно, — ответил аврор, и в течение долгого мгновения Филиус хранил молчание; Северус мог видеть своего коллегу только по пояс, поэтому предположил, что тот, должно быть, кивнул.

— Мне уже можно встать? — с издевкой спросил Северус, повернув голову, чтобы смотреть прямо на главного аврора.

— Будь моим гостем, — холодно отозвался блондин. Значит он не такой мужлан, как кажется. Хорошо.

С трудом двигаясь, Северус поднялся на ноги, его суставы взвыли в знак протеста такого обращения. Он постарался скрыть свой дискомфорт, вместо этого криво улыбнувшись аврору. Когда зельевар мучительно выпрямился, мышцы спины напряглись, предупреждая о приближающейся судороге; он расслабил их, насколько это было возможно, и забрал обратно палочку Драко левой рукой.

— Келвин Клермонт, глава первой ударной группы, — представился мужчина, его светло-голубые глаза были все еще подозрительно сужены. — Мы… — он кивком головы указал на группу из трех авроров, стоящих чуть левее остальных, — … как раз собирались уходить. Я знаю, что Флитвик может о себе позаботиться, а каковы твои навыки, Снейп?

— Я эксперт по Темной магии и зельям, — ответил Северус, глядя в глаза Клермонта. — Я занимался исцелением проклятия у Дамблдора, и держу пари, вы не найдете лучшего специалиста по снятию проклятий во всей Европе.

— Тогда не возражаю, — мужчина кивнул, и Северус почувствовал, что его мнение об авроре поднялось на несколько пунктов, поскольку тот не стал выражать презрение. — В данный момент нам как раз не хватает такого специалиста. Как ты держишься на дуэли?

— Обеспечу защиту, если только вам не нужно кого-нибудь устранить, в этом случае действую быстро и эффективно. Если же мне удастся установить зрительный контакт, я смогу одержать победу.

— Смелое заявление, — заметил Клермонт, приподняв густые брови.

— Не особо, — бесстрастно ответил Северус. — При всем своем рвении, большинство Пожирателей смерти опасны только тем, что бросают смертельное проклятие во все, что движется.

— Что ж, с этим я могу согласиться, — признал аврор и скрестил руки на груди, окинув Северуса и Филиуса придирчивым взглядом. — Вы оба понимаете, что Пожиратели смерти будут безумно рады убить вас, так ведь? О речи Поттера стало известно несколько часов назад — и, судя по тому, что это правда, Снейп является величайшим предателем из всех, что когда-либо были у Пожирателей смерти. Добавьте к этому еще тот факт, что вы оба — профессора Хогвартса, в то время как Хогвартс поверг Сами-Знаете-Кого, и единственный человек, которого я больше всего опасался бы брать в рейд, — это сам Гарри Поттер.

— Трагедия дня, — пробормотал Северус себе под нос, в то время как Филиус торжественно кивнул. Коллега бросил на него неодобрительный взгляд, давая понять, что его комментарий был не таким уж тихим, как он думал.

— Мы осознаем опасность, — ответил профессор заклинаний, проявив гораздо больше такта, чем Северус считал необходимым. — Министр Кингсли хочет привлечь как можно больше помощи от Ордена, но это крайне малочисленная группа, и сегодня она потеряла некоторых из своих лучших членов. Северус и я — лучшие дуэлянты среди защитников Хогвартса, поэтому мы вызвались помочь по его просьбе.

— Что ж, это очень любезно с вашей стороны, — признал Клэрмонт, и, похоже, он говорил серьезно. — А насчет того, что вы являетесь защитниками Хогвартса... когда мы услышали о победе Поттера, я был уверен, что он сказал, будто ты мертв, Снейп, — вспомнил он, и Северус подавил стон, когда аврор с подозрением посмотрел на него. — Позже Кингсли прислал информацию, что это не так, но я не могу не задуматься, где же ты был во время битвы, раз не был мертв?

— Бегал, как безголовая курица, пытаясь найти Поттера, чтобы рассказать ему о плане, до тех пор, пока Темный Лорд не решил попытаться самолично убить меня из-за палочки, которой я так и не овладел. Надеюсь, вы простите меня за то, что мне потребовалось время, чтобы вернуться к битве. Видите ли, в тот момент я был без сознания, — с притворно-виноватым видом произнес Северус, и Филиус бросил на него еще один взгляд, более строгий, чем предыдущий.

— Он чуть не умер, — вмешался профессор заклинаний. — И все еще не пришел в себя — как вы, несомненно, можете заметить.

Северус почувствовал, как уголки его губ дернулись.

— А я думал, что ты всегда был таким, Снейп, — сухо ответил Клэрмонт, приподняв густую бровь, и Филиус поморщился, вероятно, переживая, что все не очень хорошо начинается. Северус, напротив, был приятно удивлен: если это один из главных авроров, то, возможно, ему не стоит так уж сильно опасаться их некомпетентности.

— Что ж, если мы собираемся работать вместе, то нам нужно познакомиться, — продолжил Клермонт, сменив тему. — Большая часть детей Англии могут назвать вас обоих по имени, но мы не столь известны. Итак: как я уже сказал, я Клермонт, а это Тресслворт, Дренч и Петерсон.

Он поочередно указал на коренастого аврора с мрачным выражением лица, худого высокого мужчину с кислым взглядом и молодого человека лет тридцати, стоявшего чуть позади этих двоих, который выглядел немного встревоженным таким неожиданным поворотом событий. Северус бесстрастно окинул взглядом мракоборцев, пока Филиус приветствовал их, сверяя троицу со своим мысленным каталогом авроров, чтобы понять, знаком ли он с ними или хотя бы про них слышал.

К счастью, он не узнал ни одного из них. О Клермонте он был наслышан еще со времен первой войны, но о трех других ему ничего не было известно; вряд ли они пересекались с ним как с Пожирателем смерти, шпионом или кем-то еще.

— Мы уже собираемся выходить, так что, если вы идете, лучше держитесь нас, — добавил Клермонт, и Северус посмотрел на Филиуса, в то время как профессор заклинаний бросил на него ответный взгляд. Затем, двинувшись одновременно, они преодолели расстояние до авроров. Клермонт избавил их от необходимости гадать за кого ухватиться, приподняв обе руки, и Северус неохотно шагнул к мужчине, позволяя тому положить руку ему на плечо (он заметил, что более высокому аврору пришлось слегка нагнуться влево, чтобы проделать то же самое с Филиусом). — И мы отправляемся... сейчас!

Северус аппарировал, повернувшись на месте, и на мгновение почувствовал странный рывок от удерживающей руки Клермонта, прежде чем они появились на новом месте — притяжение его магии явно отличалось от магии Филиуса. Северус отошел от мужчины, как только они материализовались, его взгляд быстро скользнул по травянистой равнине, простиравшейся вокруг них, и лишь на вершине одного из близлежащих холмов возвышался большой мрачный особняк.

Поместье представляло собой высокое старинное здание, которое немного напомнило Северусу дом Малфоев, хотя было несколько меньше и более обветшалым; оно выглядело так, будто его покинули несколько лет назад. Северуса сразу охватило чувство уязвимости, когда он оказался вместе с остальными на столь открытом месте, но в доме не было заметно никаких признаков движения, и он не почувствовал никаких помех, которые могли бы навести на мысль о том, что сработало заклинание оповещения или что-то более опасное.

Осмотрев окрестности, Северус пришел к выводу, что, по крайней мере, на данный момент они в безопасности, и вновь обратил свое внимание на поместье, изучая его.

— Похоже, в доме есть Темная магия, — сообщил Тресслворт, и Северус чуть не закатил глаза, но вовремя остановился. Конечно здесь присутствовала Темная магия — и ребенок смог бы почувствовать злую энергетику, излучаемую этим местом.

— Северус, как думаешь, ты сможешь пробить их защиту? — серьезно спросил Филиус; миниатюрный профессор поднял на него глаза, в то время как авроры недоверчиво переглянулись. Клермонт, может, и купился на пылкую поддержку преподавателя заклинаний, но остальные, похоже, были менее склонны верить в его преданность.

— Разумеется, — ответил Северус, и худой угловатый аврор — Дренч — усмехнулся.

— О, конечно, можешь. Откуда ты вообще знаешь, какие заклинания они использовали? Ты ничего не проверил, — воинственно произнес он, и Северус изобразил ту же тонкую, насмешливую улыбку, которой он так часто одаривал Беллатрису.

— Так получилось, что у меня достаточно опыта работы с этим видом магии, чтобы распознать его без применения заклинания обнаружения. Я, конечно, все проверю — я не дурак. Но, на самом деле, довольно трудно спутать барьер Метки.

— Барьер Метки? — спросил Клермонт, и Северус вытянул левую руку, где на его коже раньше было клеймо Черной Метки; самый молодой аврор, Петерсон, побледнел, в ужасе уставившись на его предплечье.

— Вы, вероятно, уже сталкивались с ним раньше, — мягко ответил зельевар, обращаясь к главному аврору. — У вас когда-нибудь были случаи, когда Пожиратели смерти проходили сквозь барьер, через который вы не могли проникнуть и который не могли пробить? Это барьер Метки: чтобы создать его, пройти сквозь него или разрушить, нужна Черная Метка.

— Так вот что это такое? Эта штука доставляла нам чертовски много проблем последние несколько лет! — воскликнул Клермонт с крайне недовольным видом. — Я полагаю, ты сможешь его взломать?

— Разумеется, может, — передразнил Дренч, и Северус с притворной вежливостью повернул голову к нему, сделав это движение как можно более оскорбительным.

— Как я уже сказал, ее может взломать любой Пожиратель смерти. И, что весьма удачно для нас... — Северус провел палочкой по широкой дуге, проверяя, не наложены ли на дом другие заклинания, но, похоже, больше ничего подобного не было. Очевидно, это было временное укрытие, созданное на скорую руку, в отличие от хорошо охраняемых убежищ, о которых он сообщил аврорам. Филиус был прав — Пожиратели смерти знали о том, что он предатель.

Довольный своим открытием, он сунул кончик палочки в левый рукав, стараясь не попасть в невидимый чехол, и прижал её к шраму.

— Mortem obire.

— «Встреча со смертью»? — прокомментировал Филиус, вновь поднимая на него взгляд, и Северус пожал плечами.

— Не я это придумал. И каким еще был Темный Лорд, как не высокомерным?

Как только он это произнес, Северуса накрыла волна облегчения, настолько сильная, что ему пришлось проложить усилия, чтобы не дать этому проявиться внешне. В течение последних трех лет он даже не смел надеяться, что доживет до того момента, когда сможет говорить о Темном Лорде в прошедшем времени, и это чувство напоминало действие прохладной воды на ожог, успокаивая страх и ужас, которые он испытывал так долго.

— Итак, я полагаю, что это разрушило барьер? — спросил Клермонт, и Северус резким кивком вернул себя к текущей ситуации.

— Это было единственное защитное заклинание, которое они наложили на это место — оно перекрывало все входы. Практически в любом другом случае им бы ничего больше и не понадобилось; за исключением взрыва здания, ни один аврор не смог бы его разрушить, и это дало бы им достаточно времени для побега, — он сделал секундную паузу, а затем вновь улыбнулся, чуть более злорадно, чем в прошлый раз. — Жаль, что они не ожидали, что с вами буду я.

Долгое время все авроры молчали, но затем Клермонт прочистил горло.

— Что ж. Это действительно облегчает задачу. Теперь нам просто нужно обследовать выходы, чтобы прикрыть любые возможные пути отступления. Если бы кто-нибудь...

— Уже сделано, — отозвался Филиус, и Северус с благодарностью взглянул на коллегу; профессор заклинаний никогда не любил тратить время попусту, особенно когда нужно было срочно что-то предпринять. — У них имеются еще две боковые двери, помимо главной, но черного хода нет. Также я не вижу никаких туннелей или скрытых путей эвакуации.

— Бесподобно, как всегда, Проф, — весело ответил Клермонт и хлопнул в ладоши, приподнявшись на носках. — Точно! Итак, я хотел бы в полной мере воспользоваться преимуществами наших усиленных рядов. Флитвик, Снейп, полагаю, вы двое сможете придумать, как заблокировать одну из этих боковых дверей, а также все остальные потенциальные выходы?

Северус и Филиус обменялись взглядом, который быстро сменился на взаимную ухмылку, на миг скользнувшую по их лицам.

— После Хогвартса это не должно быть слишком сложно, — весело заметил Филиус, а Северус усмехнулся.

— Не забудь про окна.

Не удержавшись, профессор заклинаний хихикнул, но затем опомнился и принял серьезное выражение лица, в то время как авроры в замешательстве переглянулись между собой.

— Знаешь, я больше не буду извиняться за это, — предупреждающе сказал он, и Северус посмотрел на дом, чтобы скрыть так редко возникающую искреннюю улыбку, которую вызвала эта шутка. Весь последний год он скучал по таким моментам, как этот, и вернуть их было просто мечтой. — Я думаю о чарах Континера, и, может быть, о некоторых подобных. А ты?

— Несколько довольно неприятных заклятий. Для начала — проклятие Лакеуса, но наверняка мне придет в голову что-нибудь еще, — небрежно ответил Северус, окинув дом проницательным взглядом. Они синхронно подняли палочки, и Северус кивнул Филиусу, чтобы тот начал действовать первым; не хотелось бы, чтобы их магия вступила в конфликт во время наложения чар и заклинаний.

— Contineo inimicos. Fianto duri, — забормотал Филиус, и Северус почувствовал, как по воздуху пронеслась странная вибрация, волной прокатившись до самого дома. — Formo obstructionem.

Явно удовлетворенный, он слегка опустил палочку и посмотрел на Северуса, который, в свою очередь, палочку поднял.

— Efficio laqueum. Contineo venata. Capturo presa, — нараспев произнес он, и на него нахлынула волна усталости, когда заклинания начали действовать: нагрузка была слишком велика для его измученного тела.

— Я не знал, что ты сильно любишь каталанский, — удивленно заметил Филиус, и Северус приподнял темную бровь, оправившись от кратковременной слабости.

— Я тоже не любитель игнорировать полезные заклинания, — ответил он и повернулся к аврорам, а Филиус поднял взгляд на Клермонта.

— Это должно сдержать всех, кроме самых опытных Пожирателей смерти. И, поскольку большинство из них уже были убиты или захвачены в плен, я бы не особенно беспокоился, что они вырвутся наружу.

— Звучит неплохо, — сказал Клермонт, заметив легкий подтверждающий кивок Северуса. — Хорошо, в таком случае так: думаю, мы разделимся на две группы и войдем через оставшиеся два входа, по мере необходимости нейтрализуя и загоняя в угол Пожирателей смерти. Флитвик с Тресс и Петером, а Снейп с Дренчем и мной. Согласны?

Северус с некоторым отвращением оглядел аврора с кислой физиономией (тот ответил тем же), но протестовать не стал; он ожидал, что Клермонт захочет присмотреть за ним, к тому же Филиус будет хорошей поддержкой для молодого аврора из второй группы. Поэтому он лишь пожал плечами, поскольку Филиус ответил утвердительно.

— Отлично. Итак, обычно мы используем визуальные или звуковые условные сигналы, чтобы не выдавать наши проблемы противникам: три быстрых удара или вспышки означают «все чисто», четыре — «человек ранен», а пять — «чрезвычайная ситуация». Если вы видите или слышите два последних сигнала, то как можно скорее следуйте к месту происшествия… но при этом вы должны иметь возможность следить за остальными, — в завершение добавил Клермонт. — Все готовы?

В ответ последовали мрачные кивки, и главный аврор усмехнулся.

— Тогда давайте возьмем их. Дренч, Снейп, мы возьмем на себя парадную дверь. Это должно привлечь их внимание достаточно, чтобы остальные успели подобраться ближе. На счет два!

Северус с некоторой тревогой наблюдал, как аврор взмахнул палочкой, проверяя пышную траву на предмет оставшихся ловушек или сигналов тревоги, а затем побежал к виднеющейся двери, Дренч следовал за ним по пятам. Бросив взгляд на Филиуса, который поднял большой палец вверх, Северус последовал за ними; все держали свои палочки наготове.

Когда они приблизились к двери, Северус почувствовал знакомый прилив адреналина, означавший, что он собирается совершить что-то ужасно опасное, и его охватило странное чувство дежавю. Зельевар не участвовал в рейдах с первых дней своей карьеры Пожирателя смерти — он быстро научился уклоняться от участия в боевых действиях — и было странно снова проходить через это, да еще в сопровождении тех же волшебников, с которыми когда-то его товарищи сражались за свою жизнь.

Впрочем, он старался не думать об этом.

Они ненадолго остановились у двери, чтобы еще раз проверить, нет ли ловушек, и Северус добавил к этому свои собственные заклинания обнаружения, зная, на какие уловки могут пойти Пожиратели смерти. Убедившись, что за дверью нет ни проклятий, ни других препятствий, что подтвердили и Дренч, и Северус, Клермонт устремил взгляд между ними и поднял свою палочку, направив ее прямо на дверь.

Дверная коробка взорвалась, и Северус невольно подскочил, когда дверь влетела в темноту дома, и ее грохот эхом разнесся по всему дому и открытому участку луга.

— Это авроры! Сдавайтесь или будете задержаны силой! — рявкнул Клермонт, и Северус услышал, как внутри раздался шум — несколько человек в панике вскочили на ноги. Главный аврор, оценив ситуацию, шагнул внутрь, а Дренч последовал за ним; Северус вошел последним, проверив обстановку за их спинами, прежде чем осторожно нырнуть вслед за этими двумя, которые уже держали на мушке трех закутанных в плащи Пожирателей смерти.

Нотт, Хадрес и Крэбб. Не самая сильная команда, но Северус знал, что Нотт хитер — тот наверняка попытается схватиться с ними, зельевар знал его жестокий стиль ведения дуэли.

— Я даю вам один шанс бросить свои палочки, — холодно произнес Клермонт, а Северус продолжал перемещаться позади него; его черные волосы и мантия помогали ему укрыться за спинами более высоких авроров, что давало ему потенциальный элемент неожиданности.

Изучив обстановку комнаты, Северус скользнул в тень у стены, избегая тусклого света лампы, при этом не сводя глаз с двери и Клермонта, готовый отразить нападение любого, кто подойдет к аврору сзади. Он знал, что у него будет лишь мгновение, чтобы среагировать, если что-то пойдет не так, и продолжал внимательно осматривать комнату, его ладонь вспотела на рукоятке палочки Драко. Теперь, когда до дуэли оставались считанные мгновения, непривычная форма палочки ощущалась гораздо сильнее, и Северус крепче сжал ее, надеясь, что она будет работать так же хорошо, как и его старая.

Он должен обеспечить защиту. Это было все, на чем он мог сосредоточиться. Все остальное должно отойти на второй план.

Глубоко вдохнув, Северус еще глубже погрузился в тень.

— Вам нас не взять, грязные трусы, — ухмыльнулся Нотт, нацелив свою палочку на Клермонта. Аврор слегка дернул головой, ткнув пальцем за своей спиной, и Северус обогнул его сзади, зайдя справа. Здесь была лампа, что ему не нравилось, но, возможно, Клермонт хотел использовать его в качестве отвлекающего маневра — зельевар медленно вышел на свет, мрачно приготовившись уворачиваться. — Почему бы тебе просто не сбежать обратно в свое Министерство и позволить им защитить тебя, ты, слизняк...

— ТЫ! — рык Крэбба оборвал на полуслове удивленного Нотта, выражение лица которого сменилось ненавистью, когда он тоже увидел Северуса. В обычной ситуации Северус счел бы его большей угрозой, но глаза Крэбба вылезли из орбит, лицо исказилось в гримасе дикой ярости, и шпион мгновенно изменил свое мнение — у него была всего секунда, чтобы укрыться в каменной нише, прежде чем смертельные проклятия заполонили воздух в том месте, где он только что стоял, причем большинство из них исходило от обычно медлительного и туповатого Пожирателя смерти. — ТЫ! Ты позволил ему умереть! Ты позволил ему умереть, чертов ублюдок, предатель!

Крэбб кричал, безрассудно бросаясь заклинаниями, а Северус с тревогой наблюдал, как деревянная мебель вокруг него вспыхивает зеленым пламенем, но будучи загнанным в угол, не мог вступить в поединок. Он ожидал вспышек ярости от других Пожирателей смерти, но не думал, что Крэбб будет относиться к числу самых озлобленных из них, а уж тем более к тому ничтожному меньшинству, что готово было рискнуть жизнью ради попытки прикончить его.

Ни Нотт, ни Хадрес в это число не входили, и они отпрянули в сторону, когда Крэбб бросился вперед. Из его рта вылетали брызги слюны, когда он с потрясающей ловкостью блокировал Оглушающие заклинания от Клермонта и Дренча.

— Ты позволил ему умереть! Ты позволил ему умереть! Ты был его учителем, и позволил ему умереть!

Это прозвучало так абсурдно, что, несмотря на смертельно опасную ситуацию, Северус замер при этих словах с наполовину поднятой палочкой, так и не закончив заклинание, которое собирался произнести.

— Ты! Ты! Мы доверяли тебе! — рычал Крэбб, его голос дрожал от ярости и горя. — Мы доверили тебе наших детей, и ради чего? О, конечно, ты убил Дамблдора ради Драко — что угодно для Малфоев, что угодно для старины Люциуса! Всё что угодно, не так ли? — от гнева его голос стал почти безумным, и Северус потрясенно наблюдал, как Клермонта и Дренча оттесняют Нотт и Хадрес, воодушевленные успехом своего товарища по схватке с аврорами. — Но что насчет Винсента? Что насчет Винсента, Снейп? Когда ты хоть раз сделал что-нибудь для моего мальчика?

Дренч взвыл, когда в него ударило проклятие, но свет не был зеленым; Северус по-прежнему неподвижно стоял у стены, окаменев от того, что только что узнал.

— А теперь он МЕРТВ! Мертв, Снейп! Мой мальчик мертв! Ты хочешь сказать, что не мог помочь ему? — Крэбб шагнул ближе, оказавшись всего в нескольких метрах от ниши, и Клермонт, будучи не в силах вести поединок одновременно в двух направлениях, с тревогой оглянулся.

— СНЕЙП! Вытащи свою голову из задницы и помоги нам! — взревел аврор, и этого оказалось достаточно: Северус мгновенно очнулся и поднял палочку, произнося заклинание.

— Expelliarmus!

Крэбб отлетел назад, сбитый с ног, и Северус поймал его палочку; в другом конце комнаты Хадрес и Нотт развернулись и бросились вглубь дома.

— За ними! — приказал Клермонт, уже пустившись в погоню, и Северус, охваченный ужасом, побежал за ним. Из палочки мужчины вырвались четыре быстрых хлопка, эхом прокатившихся по дому.

— Дренч? — пытаясь контролировать дыхание спросил зельевар, пока они мчались вслед за двумя Пожирателями смерти, ведомые отслеживающим заклинанием аврора.

— Живой. Он заберет Крэбба, — коротко ответил Клермонт, и, когда светящиеся шаги свернули в большую комнату, взревев, взрывом выбил дверь и вошел внутрь, прикрывшись чарами Щита. Мысленно сочтя это безумием, Северус, тем не менее, последовал за ним, создавая собственный барьер и держась поближе к стене.

Клермонт вступил в бой с Ноттом — плохая идея, по мнению Северуса, но сейчас он ничего не мог с этим поделать. Он метнул в Хадреса оглушающее заклятие, привлекая его внимание, и они обменялись шквалом проклятий; Северус пытался найти в темноте глаза мужчины.

Вот! Северус установил зрительный контакт, и это было все, что ему было нужно: два контрудара, Stupefy — и его противник повержен.

В тот же самый момент, как Хадрес рухнул на пол, а Северус направил свою палочку на Нотта, раздался крик, сообщивший ему, что Клэрмонт ранен. Северус резко обернулся и увидел, как светловолосый аврор, пошатываясь, опустился на одно колено, его мышцы вздулись буграми, напрягаясь под кожей.

— Avada... — прорычал Нотт, его палочка была направлена ​​на раненого, а Северус судорожно обдумывал варианты — было слишком поздно контратаковать, слишком поздно обезоруживать его…

— Serpensortia grandis! — крикнул Северус, и огромная змея вырвалась из его палочки, взвившись перед поверженным аврором. В нее ударила струя зеленого света, и земля содрогнулась, когда она рухнула, погибнув едва начав жить, но Северус уже развернулся, поражая отвлекшегося Пожирателя смерти Оглушающим заклинанием.

Как только зельевар убедился, что его чары сработали, он бросился к Клермонту, распознав симптомы Судорожного проклятия, которое так любил Нотт. В голове мгновенно всплыли слова контрзаклинания, и он произнес его как можно быстрее, взмахнув палочкой над страдающим человеком.

Клермонт закашлялся и захрипел, сплевывая кровь, и Северус помог ему сесть, одновременно проверяя на наличие других проклятий.

— Прикусил язык, — прохрипел аврор, и Северус кивнул, мгновением позже расслабившись, поскольку не обнаружил никаких признаков других заклинаний или травм. Он помог аврору подняться на ноги, изучая помещение на предмет новых угроз, пока тот переводил дыхание, тяжело опираясь о колени.

— Пожалуй… все-таки змеи могут быть полезными, — выдавил Клермонт, не сводя глаз с огромного трупа; Северус с удивлением взглянул на него, а затем слегка ухмыльнулся.

— Пока они на твоей стороне, — согласился он, и, когда их взгляды встретились, шпион понял, что они пришли к взаимопониманию. Аврор отвернулся, осматривая комнату, и шагнул к Нотту и Хадресу, связав их веревками и собрав палочки, как будто делал это каждый день.

— Живой щит. Хорошая идея, — прокомментировал Клермонт на удивление невозмутимо, словно не был только что на волосок от смерти. Северус предположил, что, работая аврором, человек со временем привыкает к ситуациям на грани жизни и смерти, хотя ему было трудно это представить — лично он использовал окклюменцию как проклятый, и не думал, что сможет прекратить это в ближайшее время.

— Я не люблю использовать этот метод, хотя это отличается от заклинания Исчезновения созданий только принципом, — ответил Северус, и аврор кивнул, на этот раз воздержавшись от осуждающего замечания. Какое-то время они стояли в полном молчании, не желая продолжать разговор, но затем Клермонт кашлянул.

— Давайте отнесем этих двоих к остальным, — сказал аврор, поднимая палочку, чтобы отлевитировать лежащих без сознания Пожирателей смерти. — Следи за тылом; я пойду впереди.

— Конечно.

Пересекая комнату, Северус не мог не бросить взгляд на мертвую змею, ее черная чешуя блестела в тусклом свете. Внутри него зародилось чувство вины, несмотря на объяснение, которое он дал Клермонту — это отличалось от заклинания Исчезновения созданий только принципом...

Но ощущалось по-другому.

Северус взмахнул палочкой, и змея рассеялась в воздухе; и тихо, слишком тихо для того, чтобы аврор смог его услышать, он прошептал слова благодарности за ее жертву.

Они медленно пробирались по дому, периодически останавливаясь, чтобы заглянуть за угол и применить заклинания обнаружения — таким образом они выскользнули в одну из боковых дверей, противоположную той, через которую входили Филиус и Тресслворт.

— Как все прошло? — окликнул Петерсон, охранявший Крэбба и еще одного плененного Пожирателя смерти вместе с раненым Дренчем — Северус не мог сказать, кем был второй, так как лицо волшебника было искажено сильно распухшим кровоподтеком на щеке. — Тресс и профессор зачистили свой участок и теперь прочесывают периметр: пока ничего. У вас возникли какие-нибудь проблемы при преследовании этих двоих?

Глаза младшего аврора скользнули по Северусу, который с трудом удержался от желания закатить свои собственные — как будто Клермонт вернулся бы обратно, будь он настоящим Пожирателем смерти, право слово.

— Мы не погибли, — сухо ответил Клермонт, сваливая Нотта и Хадреса рядом с неизвестным пленником. — Я думал, что буду присматривать за Снейпом, но получилось, что это Снейп присматривал за мной, — добавил он, с ухмылкой глянув на Северуса.

— О, теперь ты рад, что я здесь, — насмешливо заметил Северус, и Клермонт рассмеялся громким, грубым смехом.

— Не беря в расчет змею — я охочусь на темных магов со времен первой войны, и это были самые мощные обезоруживающие чары, которые я когда-либо видел. Подцепил у Гарри Поттера?

— Чтоб ты знал — я был человеком, который научил этому Поттера, — проворчал Северус, вспомнив несколько случаев, которые заставили его пожалеть о том, что он не ударил Локонса славным Оглушающим заклинанием. Это, внезапно ставшее фирменным заклинанием Поттера, заклятие принесло ему за эти годы гораздо больше проблем, чем оно того стоило, не говоря уже о тех случаях, когда этот идиот чуть не погиб, используя его. Решение обезоружить Стэна Шанпайка по-прежнему остается одним из самых глупых моментов в жизни мальчика, уступая лишь попытке противостоять Темному Лорду в Министерстве.

— Что, правда? — Клермонт казался искренне впечатленным, и Северус едва поборол желание возвести глаза к небу.

— Для пользы дела. Уверяю тебя, если бы я знал, что он собирается неоднократно использовать его против Смертельного проклятия, я бы выбрал что-нибудь посильнее.

— И все же, — ответил Клермонт необычно серьезно. — Из Хогвартса дошли слухи, что Поттер победил Сам-Знаешь-Кого при помощи обезоруживающего заклинания — ты должен гордиться тем, что научил его этому.

По правде говоря, Северус даже не задумывался об этом. На самом деле подобные мысли доставляли ему огромный дискомфорт, поэтому он быстро перестал размышлять на эту тему, отложив ее, вместе с десятками других вопросов, на более позднее время.

— Напротив: если самое ценное, что я сделал в этой войне, — это обучение Поттера заклинанию на втором курсе, то не думаю, что этим можно гордиться, — холодно сказал он, решив не обращать внимания на взгляды трех авроров. Пусть думают, что хотят. Его никогда особо не волновало мнение посторонних, и он не собирался менять этого сейчас.

Вместо этого он обратил свой непроницаемый взгляд на дом, воспользовавшись паузой в разговоре, чтобы сосредоточиться на окклюменции.

Ему хорошо удавалось скрывать это, но Северус испытывал сильное потрясение. Встреча с Крэббом, благодаря которой он узнал о смерти одного из своих учеников, затронула ту его часть, о которой он почти забыл в пылу погони за Пожирателями смерти: человеческую часть. Ту часть, которая готова пойти почти на все, если речь идет о защите ребенка. Часть, которую он взращивал в себе последние девятнадцать лет, ужасаясь ее отсутствию и тем злодеяниям, которые он совершил из-за ее нехватки. Часть, которая заставляла его снова и снова бросаться навстречу смертельной опасности ради единственного шанса спасти своих учеников.

Филиус и Тресслворт вышли из-за дома, и Северус следил за их приближением, ощущая щемящее чувство в груди.

Мог ли он спасти Винсента? Мог ли он что-то сделать, чтобы предотвратить гибель молодого человека, как шпион, как директор? Неужто он непреднамеренно стал причиной смерти одного из своих учеников из-за собственного невежества? Собственного бездействия?

Северус открыл было рот, когда Филиус подошел к группе, но поколебался и снова закрыл его. Он хотел сообщить коллеге о смерти Винсента, спросить, знает ли он что-нибудь, но в то же время не решался этого сделать. Он знал, что, как только он задаст этот неизбежный вопрос, это ляжет на него тяжелым грузом, а сейчас он не мог позволить себе отвлекаться. С точки зрения логики, ему имело смысл подождать с вопросом о потерях среди студентов в войне пока они не закончат.

Из-за этого он почувствовал себя ничтожеством.

Он заставил себя сделать глубокий вдох, прекращая терзания, вместо этого вернувшись к обычному для себя решению: если размышления об этом отвлекают его или иным образом ставят под угрозу его миссию, то он не будет этого делать. Это подождет, так и должно быть.

— Рад, что ты вернулся, — бодро произнес Клермонт, обращаясь к Тресслворту, в то время как Филиус встал рядом с Северусом. — Если здесь все чисто, то давайте отправим этих придурков… — он ткнул большим пальцем через плечо в сторону обездвиженных Пожирателей смерти, которые лежали без сознания и не могли слышать оскорбление, — … обратно в штаб, где им самое место. Я уверен, что у начальства сейчас гораздо больше наводок, чем они могут исполнить, так что давайте поторопимся и займемся следующим делом. Дренч, ты в состоянии добраться до больницы Святого Мунго?

Дренч кивнул, сверкнув глазами в сторону Северуса.

— Отлично. Тогда, Пет, хватай Фаучера; Тресс — Хадреса; Снейп, ты берешь Нотта, а я — Крэбба, — заявил Клермонт, и все разошлись по своим местам. Северус шагнул вперед и наклонился, чтобы положить руку на плечо Нотта.

— Это точно хорошая идея? — спросил Дренч, все еще глядя на Северуса с заметной враждебностью. — Доверить одному Пожирателю смерти транспортировку другого Пожирателя смерти?

— Снейп лично расправился с Ноттом, — холодно сообщил Клермонт, несколько обескуражив Северуса; зельевар промолчал, чтобы позволить аврору возможность договорить, так как не был уверен, потребуется ли от него саркастический ответ. — Думаю, не будет особого смысла, если он просто отпустит его. К тому же он активно спасал мою задницу — и хотя я не слизеринец, думаю, достаточно было бы просто остаться в стороне и позволить меня прикончить, не так ли? Никто не вправе утверждать, что он обязан был блокировать Смертельное проклятие.

Дренч, хоть и выглядел недовольным, все же закрыл рот, а Северус ощутил некоторую признательность к главному аврору. Клермонт же кашлянул и повернулся обратно к основной группе.

— Аппарируйте обратно в главный штаб, хорошо? Флитвик, Снейп, именно там вы были ранее, — добавил он, и Северус коротко кивнул.

С чередой хлопков и тресков они аппарировали в большую просторную комнату, которая являлась атриумом тюрьмы, и Северус, не привыкший тащить за собой потерявшего сознание человека, пошатнулся. Он ослабил крепкую хватку на воротнике мантии Нотта и выпрямился, слегка вздрогнув, когда к нему поспешили несколько авроров.

— Вы их всех поймали? — задала вопрос седая, опытного вида колдунья, и Клермонт приложил два пальца к голове в знак приветствия.

— Всех, кого смогли найти. Я полагаю, у вас найдется еще что-нибудь для нас?

— В данный момент поступают новые разведданные, — ответила ведьма, и ее взгляд на миг скользнул по Северусу, но затем снова метнулся к зельевару, опознав его. — Я уточню в командном пункте. Сейчас такая суматоха, что всё проверяется дважды — и иногда мы теряем зацепки. Но уверена, в течение часа у меня будет что-нибудь для вас.

Северус огляделся по сторонам и обнаружил на стене из темного камня часы, которые показывали без четверти полдень. Неужели они с Филиусом пробыли здесь всего полчаса? Казалось, что прошло гораздо больше времени.

Ведьма развернулась и зашагала прочь, ее темный плащ развевался позади нее, а Северус обнаружил, что на него смотрят полдюжины молодых авроров, оставшихся после ее ухода, взгляды большинства из них были полны злобы и подозрительности.

— Я слышал, ты работал со Снейпом. Однако не хотел в это верить, — сказал один из мужчин постарше, обращаясь к Петерсону; Северус узнал в нем одного из своих бывших студентов, которому сейчас должно быть около двадцати двух лет. Тот никогда особенно ему не нравился, как и большинство из той группы, и это чувство было взаимным.

— Все было не так уж и плохо, — осторожно ответил Петерсон нейтральным тоном, явно не желая оказаться между своим младшим коллегой и руководителем группы.

— Пока что, — пробормотал собеседник, а справа от Северуса раздался протяжный вздох.

— Эй, давай не будем об этом, а? У меня нет времени на этот спор, — раздраженно вмешался Клермонт. — Снейп в команде, и, если он или кто-то из вышестоящих не даст мне повода не доверять ему, он останется. Так что бросай это, — его светло-голубые глаза обвели группу, а затем он несколько резко добавил: — И разве у вас, ребята, нет никаких других дел?

Повинуясь, младшие авроры поспешили удалиться, а Клермонт скрестил руки на груди.

— Стажеры, — проворчал он себе под нос, и Северус заметил, как на его лице появилась легкая ухмылка. — Впрочем, пока мы здесь — Снейп. На пару слов?

— Можно даже на несколько, — ответил Северус, но не мог избавиться от нервозности, когда последовал за манящей рукой аврора. Они отошли примерно на два десятка шагов от остальных, достаточно далеко, чтобы быть вне пределов слышимости, и Клермонт указал большим пальцем за спину, на основную часть комнаты.

— Жаль их. Они просто параноики — им пришлось стать такими, чтобы выжить в таких условиях. Я знаю, что между вами с Дренчем возникла некоторая неприязнь, но постарайся не держать зла ни на него, ни на остальных. Им просто не нравится, что у них за спиной кто-то новый, — сказал Клермонт, и Северус настороженно посмотрел на него, пытаясь разгадать намерения мужчины.

— Бывший Пожиратель смерти у них за спиной, ты имеешь в виду. Не могу сказать, что я тоже в восторге от работы с ними, так что не беспокойся. Чувство взаимно, — ответил он, и светлые брови Клермонта слегка приподнялись. Несколько секунд мужчина ничего не говорил, но затем оглянулся на группу авроров и издал короткий смешок.

— Ты не прилагаешь особых усилий, чтобы тебе доверяли, не так ли, Снейп? — спросил он, и Северус тоже посмотрел на группу мракоборцев, его глаза слегка сузились, прежде чем он снова перевел их на Клермонта.

— Я не считаю, что должен.

Это, казалось, несколько удивило Клермонта, и мужчина долго изучал зельевара, его светло-голубые глаза странно напомнили Северусу о Дамблдоре.

— Знаешь, Снейп, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, — наконец сказал аврор.

Они стояли, глядя друг на друга, и Северус пытался избавиться от ощущения, что Клермонт видит его насквозь, уверенный, что это просто реакция, вызванная его мыслями о покойном директоре. Сопротивляясь желанию отвести глаза, он не сводил с Клермонта пристального взгляда, пока тот не переключил свое внимание обратно на ожидавших их людей, словно проверяя, что те все еще здесь.

— Кажется, мне доверяешь ты, — заметил Северус в наступившей тишине; это было то ли наблюдением, то ли неуверенным вопросом. Клермонт оглянулся на него, и его широкое лицо слегка нахмурилось, но затем это выражение сменилось привычной ухмылкой.

— Раскусил-таки, да?

— Поначалу это было не совсем так, — ответил Северус намеренно нейтральным тоном.

— Ну, с тех пор ты спас мне жизнь, знаешь ли. Или ты жалуешься?

Северус не ответил, продолжая неотрывно глядеть на аврора, и Клермонт вздохнул в знак согласия.

— Я был здесь во время первой войны, как ты, возможно, знаешь. Я был одним из тех, кто первым услышал просьбу Дамблдора не арестовывать тебя вместе с другими известными Пожирателями смерти. Большинство из наших более высокопоставленных сотрудников, думали, что он спятил, но мы не могли сказать об этом в открытую — но я помню, как видел его с тобой, когда тебя привели. Что-то в том, как он говорил с тобой… — Клермонт замолчал, на мгновение задумавшись, и Северус почувствовал, как страшный румянец заливает его лицо. — Я просто знал, что он не шутит. Он доверял тебе. Весь прошлый год, я размышлял, как он мог быть настолько глуп, чтобы так ошибиться, но когда я услышал известие от Гарри Поттера этим утром… все встало на свои места.

Клермонт пожал плечами, а Северус застыл на месте, не зная, как на это реагировать. У него остались весьма смутные воспоминания об окончании первой войны, а первые несколько дней, последовавшие за ней, и свой суд он вообще почти не помнил — слышать, как аврор говорит об этом, было крайне неприятно, и он задался вопросом, что же, в итоге, этот человек мог еще знать о нем.

— Я, конечно, не собирался начинать доверять тебе сразу, но решил, что должен дать тому первому впечатлению второй шанс. Не говоря уже о том, что я доверяю Брустверу — у него отличная голова на плечах. Поэтому я доверяю и его мнению о тебе.

Еще несколько мгновений прошло в молчании; Северус был слишком взволнован, чтобы что-то ответить, и Клермонт от всей души хлопнул его по спине, чуть не сбив с ног.

— Да не беспокойся об этом! Остальные могут быть немного раздражены, но уверен, ты к этому уже привык. Лишь бы вы могли работать вместе, это самое главное.

Сказав это, аврор решительно отошел и направился обратно к отряду, в то время как в комнату вошла седовласая ведьма, и Северусу пришлось немного поторопиться, чтобы догнать его. Он чувствовал себя застигнутым врасплох и пытался прийти в себя от их разговора — и от боли в спине.

Клермонт перехватил ведьму на полпути к команде, дав зельевару знак рукой, и они обменялись несколькими короткими фразами; Северус держался в стороне, как и просил аврор, но с интересом смотрел, как ведьма показывает главному аврору какую-то фотографию. Секунд через тридцать Клермонт решительно кивнул и повернулся к остальным, а ведьма унеслась обратно тем же путем, что и пришла.

— Седлайте коней, банда! У нас новое задание, — объявил Клермонт, и авроры вскочили на ноги. — Разведка выследила нескольких Пожирателей смерти низшего ранга в старой хибаре в Сомерсете. Они не должны быть такими опасными, как предыдущая шайка, но это единственные, за кем мы можем отправиться прямо сейчас, так что давайте возьмем их в оборот и вернемся сюда за новым заданием.

— Где именно в Сомерсете? — спросил Филиус, и Клермонт покачал головой, в то время как Северус подошел к отряду.

— Понятия не имею, но я могу аппарировать нас туда. Будьте готовы вести себя тихо, как только мы окажемся там. Хватайтесь, отправляемся на счет три. Раз, два…

Северус быстро положил руку на плечо мужчины, для этого ему пришлось протиснуться между Филиусом и Тресслвортом, и это легкое прикосновение направило его, когда все одновременно аппарировали и оказались на небольшой полянке. Сквозь редкие деревья Северус разглядел ветхую хижину, о которой, должно быть, и говорил Клермонт: это было старое, обветшалое строение, сколоченное из обветренных досок и почти комично накренившееся набок. На этот раз авроры решили отойти подальше в лес, чтобы их не заметили, и Северус присел за большой сосной, а Клермонт нырнул под низко свисающие ветви за его спиной.

— Снейп, дом чист? — прошептал он, и Северус раздраженно отмахнулся левой рукой, его черные глаза были устремлены на дом, пока он беззвучно накладывал ряд заклинаний.

Через минуту он показал стоящему за ним аврору большой палец, и увидел за большим дубом Филиуса, повторяющего этот жест.

— Хорошо. Давай немного отойдем в лес и спланируем проникновение, — сказал Клермонт вполголоса, и они отползли от опушки леса, стараясь не высовываться, пока дом не скрылся из виду.

Наконец Клермонт выпрямился, и все последовали его примеру; Северус почувствовал легкий укол зависти к Филиусу, когда его спина протестующе взвыла, ведь он и так провел сегодня слишком много времени, согнувшись вдвое.

— Флитвик пойдет с нами внутрь, — заявил Клермонт, указывая на себя, Тресслворта и Петерсона, и Северус удивленно моргнул, в то время как оба аврора кивнули. — Мы подберемся как можно ближе с помощью дезиллюминационных чар, а затем быстро ворвемся внутрь. Разведка говорит, что эти парни хитры, поэтому я хочу застать их врасплох, насколько это возможно. Будьте готовы ловить бегущих в этот момент — я не хочу заранее использовать заклинания и предупреждать их о нашем присутствии.

Что касается тебя, Снейп, на этот раз я хочу, чтобы ты играл роль дозорного. Следи за периметром и не давай сбежать подозрительным личностям, даже если ты их не узнаешь. Вступай в дуэль, если понадобится, но постарайся не привлекать к себе внимание — мы будем далеко, и я не хочу, чтобы тебя убили при отсутствии поддержки.

Главный аврор взглянул на своих коллег, которые, пригнувшись, начали двигаться обратно к хижине, затем шагнул ближе и заговорил низким, хрипловатым голосом, чтобы его слышал только Северус.

— Ты опытный дуэлянт, Снейп, но я не могу допустить, чтобы ты застыл посреди боя, как это было с Крэббом. Я хочу, чтобы ты отдохнул снаружи и собрался для нашего следующего штурма, понял?

Северус скованно кивнул, изучая взглядом залитый солнцем лес, и стараясь не выглядеть задетым этим комментарием.

— Отлично! — Клермонт хлопнул его по спине, и Северус поморщился с хмурым видом, его измученное тело разболелось от сильного удара. — Не всем дано быть аврорами, но ты неплохо справляешься. Продолжай поддерживать окклюменцию, и все будет хорошо — следи за домом, наслаждайся погодой и все такое. Не подходи, пока мы не позовем тебя, и пока ты не поймешь, что это мы, хорошо?

— Как ни странно, но я уже догадался об этом, — сухо ответил Северус, и Клермонт еще раз грубо хлопнул его по плечу, что, как и в прошлый раз, вывело бы зельевара из равновесия, не будь он к этому готов.

— Рад, что мы понимаем друг друга, — весело сказал аврор и, пригнувшись, направился к дому. С трудом подавив стон, поскольку теперь его спина болела в два раза сильнее, Северус последовал за ним.

Несколько минут ушло на то, чтобы наложить на авроров дезиллюминационные чары. Филиус настоял на том, чтобы задействовать все четыре заклятия, поскольку он был самым искусным в использовании чар и мог создать наиболее правдоподобную маскировку, но он ждал, пока каждое из них подействует в полной мере, прежде чем переходить к следующему, так как хотел быть уверенным, что в самый ответственный момент он полностью сосредоточен на конкретном заклинании. Наконец, когда трое авроров и коллега зельевара превратились лишь в размытые очертания, четверо мужчин, пригибаясь, двинулись в сторону дома; Северусу пришлось отвести взгляд, от иллюзии у него закружилась голова.

В течение долгих лет он проводил много времени в дозорах по тем или иным причинам. Сбор информации или патрулирование Хогвартса были для него обычным делом, наряду с другими различными заданиями. Но стоять на одном месте, пока Филиус — черт возьми, пусть даже авроры — направляются навстречу опасности, было как-то неправильно, и он чувствовал напряжение, когда выглядывал из-за ветвей большой сосны в ожидании малейших признаков проблем.

Поэтому зельевар вздрогнул, когда со стороны дома раздался внезапный взрыв, из-за которого он ударился головой о толстую ветку над ним, и выругался себе под нос, вглядываясь слезящимися глазами в четыре легких колебаний воздуха около разбитой двери. Они внутри.

В течение нескольких тревожных минут Северус следил за хижиной, его ладони вспотели от летней жары, а глаза выискивали малейшее движение травы — признака того, что кто-то убегает…

Жилистая рука схватила его за запястье.

Северус посмотрел вниз и застыл от ужаса при виде Рабастана Лестрейнджа, высунувшегося из люка в ворохе листьев, глаза которого горели безумием загнанного в угол животного.

Прежде чем Северус успел произнести заклинание, даже прежде чем он успел что-то сообразить, Рабастан взревел и, выскочив из потайного хода, вырвал палочку из его руки. Северус отшатнулся назад, а Рабастан бросился к нему, поднимая похищенную палочку…

В порыве отчаяния Северус ударил Пожирателя смерти кулаком в челюсть. Рабастан пошатнулся, вцепившись в плечо зельевара, но Северус восстановил равновесие, сумев устоять, и толкнул себя вперед задней ногой…

Он ударил Лестрейнджа изо всех сил, на какие только был способен — голова мужчины дернулась вверх, шея болезненно хрустнула, и он упал на Северуса, вцепившись в него железной хваткой. Вес Пожирателя смерти потянул их обоих вниз; Северус пытался вырваться из хватки Рабастана, прежде чем тот успеет произнести заклинание, нанося удар за ударом по голове мужчины.

Раздался еще один тошнотворный треск, голова Рабастана дернулась в сторону, и Пожиратель смерти рухнул, придавив Северуса к земле. Яростно брыкаясь, чтобы высвободиться из рук потерявшего сознание человека, Северус вырвал свою палочку из руки Рабастана и, спотыкаясь, поднялся на ноги, дрожа с головы до ног, и думая только о том, чтобы поскорее убраться от лаза, пока он снова не попал в засаду…

— Северус! — раздался позади голос Филиуса, и Северус обернулся, сердце его замерло в груди. К его огромному облегчению, профессор заклинаний, теперь уже видимый, несся к нему по траве безо всяких видимых повреждений, а из-за угла дома выскочили Клермонт и Петерсон.

— Филиус… подземный ход… там… — выдохнул Северус, указывая палочкой.

— Мы знаем, — успокаивающе произнес крошечный дуэлист, а Петерсон посмотрел вниз, чтобы убедиться, что туннель чист. — Ты в порядке?

— Нападение… что?.. — грудь Северуса вздымалась, он понимал, что говорит несвязно; зельевар подпрыгнул от неожиданности, когда Клермонт положил ладонь на его больное плечо, руки его тряслись от остаточной паники.

— Лестрейндж сбежал через потайной ход, но остальных мы поймали. Мы прибыли так быстро, как только могли, — заявил аврор, его спокойный тон действовал как ледяная вода на взвинченные нервы Северуса. — Сядь — ты ранен.

Он ранен? Северус в замешательстве оглядел себя, позволяя аврору помочь ему сесть на землю. Его ноги дрожали, когда он опускался на охапку листьев и сосновых иголок, и, крепче сжав палочку, зельевар охнул от внезапной пронзительной боли в руке.

— Дай посмотреть, — приказал Клермонт, и Северус зашипел, когда аврор взял его руку, изучая скрюченные пальцы, которые, как он только сейчас увидел, были неестественно согнуты. Он стиснул зубы, когда Клермонт поднял палочку, бормоча заклинание, которое Северус смутно узнал: с хрустом костяшки пальцев встали на место, сломанные кости мгновенно срослись. Боль значительно уменьшилась, и Северус изучил свою руку, для пробы разминая ее, и благодарно кивнул аврору, который выглядел весьма довольным.

Наконец, он взял себя в руки — успокоил разум, утихомирив учащенное дыхание и бешеное сердцебиение, и поднялся на ноги, отклонив заботливое предложение помощи от Филиуса.

— Из всех способов свалить Лестрейнджа, я никогда бы не подумал, что это можно сделать ударом по лицу, — сухо заметил Клермонт, взглянув на избитого, истекающего кровью Рабастана, который уже был надежно связан. — Интересно, как это он остался незамеченным разведкой?

— Видимо, они не справляются со своей работой, — процедил Северус, и аврор посмотрел на него, приподняв светлую бровь.

— Не нужно злиться, Снейп. Мы работаем с тем, что есть, — мягко сказал он.

— И «то, что есть» — это команда, для которой в порядке вещей не заметить одного из самых опасных Пожирателей смерти, или мне просто повезло? — съязвил Северус, и Клермонт долго смотрел на него, а затем, к разочарованию Северуса, пожал плечами.

— Наверное, просто повезло, — ответил аврор, не поддаваясь на провокацию. — Но теперь, когда мы взяли этих парней...

Северус приступил к окклюменции, а Клермонт отвернулся, отправив Петерсона притащить из дома находящихся в отключке Пожирателей смерти, а Тресслворту поручив заняться головой и шеей Рабастана. Хотя зельевар и выглядел относительно спокойным, его по-прежнему ощутимо трясло, в руках сохранялась слабая дрожь, как бы он ни пытался расслабиться, а ладони были липкими от пережитого страха.

Заглушить панику при помощи окклюменции можно не так уж много раз, и он уже давно достиг своего предела. Это, конечно, хорошо, что можно успокоить себя, но что если все закончится его смертью? Это было безумием — отправляться на помощь в охоте на Пожирателей смерти, когда являешься одним из тех, кого они больше всего хотят убить. О чем он только думал, когда решился на это?

«Что ж, когда ты умрешь, тебе не придется беспокоиться об очистке разума», — язвительно сказал себе Северус, стараясь не обращать внимания на то, как у него перехватило дыхание. Он не мог позволить себе думать подобным образом — он не собирался отказываться от своего слова, даже не думал об этом. Ему нужно было действовать шаг за шагом, и все будет хорошо.

Наверное.

— Ладно, ребята, давайте отправим этих идиотов в штаб, — объявил Клермонт громко, чтобы было слышно всем, и Северус, придав лицу бесстрастное выражение, повернулся к нему. Как и в прошлый раз, каждый аврор взял по одному Пожирателю смерти, и все аппарировали в Азкабан, явившись в главный зал.

На этот раз в углу появился столик с кофе, и Северус слегка оживился, с трудом удержавшись от того, чтобы не броситься к нему.

— Передохните немного, — обратился Клермонт к их небольшой группе. — Я оформлю этих ребят и сразу вернусь, идет?

— Конечно, — ответил Тресслворт методичным, неторопливым тоном, напомнив Северусу Кингсли.

— Ты — мужик, Келвин, — вздохнул Петерсон с заметным облегчением, и Клермонт рассмеялся.

— Только не слишком расслабляйтесь, — усмехнулся он, махнув рукой аврору, который, похоже, патрулировал атриум. — Мы скоро выходим.

Несмотря на это напоминание, Северус не мог не расслабиться, потягивая свежий горячий кофе, и чувствуя, как усталость отступает. Рядом с ним, возле стены, лелеял чашку Филиус, что было довольно необычно для преподавателя заклинаний.

— Долгая ночь, — сказал Филиус, очевидно заметив внимание Северуса.

— Это мягко сказано, — пробормотал Северус, закрывая глаза, чтобы облегчить головную боль, которая появилась у него за последние несколько часов. Он позволил себе раствориться в шуме бесед комнаты, и в течение долгой минуты оба хранили молчание, используя это время для восстановления сил, пока это было возможно.

— Знаешь, мне кажется, я не проводил всю ночь на ногах с тех пор, как мне исполнилось тридцать, — наконец заметил Филиус, и Северус приоткрыл один глаз, взглянув на маленького дуэлиста. — Вот это были времена — времена моей юности. Помню, насколько проще все было тогда, когда я был бодр и полон энергии. Представляешь, я так увлекался исследованиями, что иногда работал всю ночь и даже не замечал этого. А теперь я даже представить себе этого не могу, — посетовал он, уныло качая головой. — Ах... Вот это были времена.

— Везет мне, — сухо ответил Северус, и Филиус издал звук, который вполне мог быть поспешно подавленным смехом, и закашлялся в свой кофе.

— Боже мой! Прости меня, Северус, я всегда забываю, как рано ты присоединился к коллективу, — извиняющимся тоном произнес он, вытирая несколько капель со своих седеющих усов.

По крайней мере, это делает хоть один из нас, подумал Северус.

— Не переживай, — сказал зельевар вслух, стараясь говорить непринужденно. — У меня есть привычка вести себя как старый хрыч.

Он понял, что это плохой знак, когда Филиус не стал отрицать этого даже в шутку.

— А, ладно. Мы все старше, чем должны быть, — наконец пошутил профессор заклинаний, и Северус сделал большой глоток кофе, пытаясь скрыть выражение своего лица.

Словно негласно соглашаясь, что этот разговор был плохой идеей, они оставили эту тему и молча допили свои напитки. Северус налил себе добавки, пытаясь компенсировать недостаток сна, а затем вернулся на свое место у стены, изучая толпу.

Вокруг непрерывно суетились авроры, появляясь и исчезая менее чем за минуту, но некоторые группы задерживались, чтобы пообщаться с одним из ведущих авроров или выпить кофе. Северус со скукой наблюдал за ними, изо всех сил стараясь не обращать внимания на переглядывания и пристальные взгляды, хотя это было трудно, поскольку всего несколько часов назад он чуть не был до смерти оглушен такими же людьми. Однако еще более неприятным, чем это отрезвляющее напоминание, были моменты, когда он узнавал аврора из времен своей бытности Пожирателем смерти в годы первой войны: его инстинкты обострялись, и он чувствовал нервный спазм в груди, вспоминая внезапные рейды и вспыхивающие дуэли, напряженные минуты карабканья через темные потайные переходы...

Это было почти облегчением, когда Клермонт вновь появился, прошествовав через главный вход, и Северус оттолкнулся от стены, стараясь не потерять равновесие, когда вес перенесся обратно на ноги.

— Для нас уже что-то есть? — спросил Тресслворт с некоторым разочарованием, когда главный аврор подошел к ним, и Северус разделял это чувство: возле кофе только что поставили тарелку с бутербродами с индейкой, и он надеялся ухватить один, чтобы не пить так много кофеина на голодный желудок.

— К сожалению, — рассмеялся Клермонт и ткнул большим пальцем через плечо в сторону горстки авроров, стоящих неподалеку. — Для этого дела мы объединимся с другим подразделением. Идите туда и устраивайтесь рядом с ними, мы отправимся через несколько минут.

Подавив вздох, Северус направился вслед за аврорами, но Клермонт поймал его за руку, когда он проходил мимо, остановив на полпути.

— Эй, Снейп. На пару слов, ладно? — сказал Клермонт, и Северус насторожился, тем не менее задержавшись, в то время как остальные пошли дальше, и главный аврор подвел его обратно к стене, где они были вне пределов слышимости.

— Что? — спросил Северус, когда они остановились, и Клермонт развернулся, посмотрев на него с серьезным выражением лица.

— У меня есть для тебя работа, — заявил аврор, скрестив руки на широкой груди. — Говорят, что больница Святого Мунго переполнена ранеными, и целители не успевают справляться с людьми, которых мы посылаем. Чтобы решить эту проблему, мы организуем полевой лазарет и лабораторию зелий двумя этажами выше, и я хочу, чтобы ты помогал там в качестве медика. Ты по-прежнему будешь на подхвате, если нам понадобится специалист по уничтожению проклятий, но у нас не так много авроров, которые являются экспертами в зельях или контрзаклятиях, и я думаю, что ты принесешь больше пользы там, чем на передовой.

Северус потрясенно уставился на Клермонта, сомневаясь, что правильно расслышал.

— То же самое касается и Флитвика, — продолжил аврор, сместившись в сторону, чтобы кивнуть на Филиуса поверх плеча Северуса. — Я также ставлю его в резерв как мастера по разрушению защитных чар. Мы возьмем его с собой, но он будет работать в тылу, не участвуя в сражении. Как я понимаю, все эти операции вымотали вас обоих — и я знаю, как тяжело оставить своего соратника в опасности без тебя, поэтому я не буду заставлять тебя принимать такое решение.

— Ты… ты уверен? — Северус попытался скрыть облегчение в своем голосе, но, судя по понимающей ухмылке Клермонта, ему это не очень удалось.

— Да, я уверен. Помни, нас для этого готовили. Для шпиона ты довольно хорошо справляешься, а для учителя — чертовски хорошо, но ты не аврор.

Очевидно заметив легкую обиду на лице Северуса, Клермонт протянул руку и хлопнул его по плечу. Дружеский хлопок не выбил его из равновесия, как раньше, но Северус не мог сказать, было ли это потому, что он уже привык к манерам аврора, или потому, что на этот раз Клермонт решил быть более чутким.

— И это нормально, понимаешь? Нет ничего плохого в том, чтобы быть парнем из вспомогательного звена, Снейп. Сейчас твоя задача — помочь излечить как можно больше проклятий, а также заняться приготовлением зелий, используя все свои навыки Мастера. Главный медик говорит, что у нас почти все кончилось к чертовой матери, так что, полагаю, тебе будет чем заняться. Только держись, ладно?

— ... ладно, — Северус мгновение глядел, как Клэрмонт развернулся и направился к отряду, а затем последовал за ним, чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что сказал аврор — неужели это был комплимент? Во всяком случае, это не было похоже на оскорбление.

Клермонт передал информацию остальным членам команды, а Северус обменялся короткими словами прощания с аврорами, затем повернувшись к Филиусу.

— Будь осторожен, хорошо? — попросил он, и профессор заклинаний улыбнулся ему из-под седеющей бороды.

— Думаю, придется. Я бы не хотел, чтобы тебе пришлось срываться с места и спасать меня, — беспечно отозвался Филиус, и Северус попытался изобразить улыбку, но ему это не удалось. Заметив беспокойство зельевара, которое тот не смог до конца скрыть, чемпион по дуэлям добавил: — Я буду держаться подальше от проблем. В любом случае я буду нужен там только в самом начале — потом я вернусь сюда и буду ждать в роли консультанта. Ты сам держись подальше от неприятностей, идет?

— Если мне удастся попасть в неприятности в лаборатории зелий, то, думаю, я это заслужил, — ответил Северус, и Филиус еще раз улыбнулся, а затем потянулся, чтобы похлопать его по локтю.

— Если тебе это удастся, то все равно не уверен, что смогу чем-то помочь, — пошутил преподаватель заклинаний, а затем оглянулся, услышав, как кашлянул Клермонт.

— Что ж, мы отправляемся. Держись, Снейп, — сказал аврор, и Северус кивнул, хотя движение было немного скованным. — Вы все знаете порядок действий. Раз, два…

Большой отряд аппарировал прочь, и Северус обнаружил, что смотрит на пустой участок атриума, а справа от него расположилось несколько авроров. Повернувшись на каблуках, он направился спросить у одного из них, где находится лаборатория зелий, прихватив по дороге бутерброд и третью чашку кофе.

Ну, знаете. Просто в качестве меры предосторожности.

---

Примечания:

«заклинания Исчезновения созданий» (Vanishing a creature) — видимо тут имеется ввиду заклинание наподобие того, что использовал Снейп для уничтожения змеи в дуэльном клубе на втором курсе Гарри.

«Иногда даже жить — это акт мужества». ~ Луций Анней Сенека

За несколько минут до восьми Северус чуть не упал.

К счастью, он вовремя спохватился, не успев нырнуть лицом в кипящее зелье, но, подставив для этого ногу, он ударился голенью прямо о стоящий без дела котел — поскольку, разумеется, иначе и быть не могло. Судя по тому, как складывался этот день, он был бы идиотом, если бы ожидал чего-то другого.

Прыгая на одной ноге и с трудом сдерживая поток нецензурных выражений, одновременно потирая ушибленную голень, Северус проклинал аврора, который принес его; эта проклятая штуковина так тут простояла с тех пор, представляя собой не более чем угрозу для здоровья. Это конечно хорошо, иметь в распоряжении много котлов, но поскольку лишь он, да еще один человек пытались справиться с запросами на зелья поступающих с передовой, у них скопилось гораздо больше оборудования, чем они были способны использовать. Увеличение его количества вряд ли могло помочь, поскольку они с самого начала работали на пределе возможностей — не то чтобы чертовы авроры, похоже, понимали это со всеми этими запросами, что они продолжали посылать.

— Ты в порядке? — спросил Гвидион не поднимая глаз, без энтузиазма соскребая нарезанные кубиками щупальца горегубки в зелье для очистки ран, которое он варил. Северус не мог винить его за слабое проявление заботы, у него тоже не было сил на такие вещи.

— В порядке, — проворчал он, поморщившись выпрямляя спину, но Гвидион, похоже, его не услышал. Аврор был назначен в качестве подмоги по зельеварению наравне с Северусом после того, как на него наложили довольно странное проклятие, из-за которого он становился совершенно глухим через нерегулярные промежутки времени, и, хотя Северус смог приостановить его действие, предотвратив ухудшение, у него не было времени до конца разобраться с этим из-за всё поступающих заказов на зелья. Как бы то ни было, ни он, ни рослый, похожий на медведя мужчина не заводили разговоров, если в этом не было необходимости, что Северус находил вполне приемлемой системой.

«По крайней мере, я не уронил нож», — подумал Северус, устало глядя на разделочную доску. Боль и неловкость сами по себе были несущественны, но вот выводы из этого инцидента обеспокоили его — если он потерял равновесие, то значит он был измотан гораздо сильнее, чем думал. Ментально он мог справиться с любой усталостью, но вот когда начинало давать сбой его тело...

— «У нас снова неизвестное проклятие», — произнес бесцветный голос, эхом исходящий от маленького ручного зеркала на рабочем столе Гвидиона. — «Не могли бы вы отправить к нам Снейпа?»

Северус вздохнул, убедился, что оба зелья, которые он заканчивал, размешиваются точно по заданному времени, а затем подошел к бородатому аврору, похлопав его по огромному плечу.

— Что? — спросил Гвидион и указал на свое ухо, качая головой. Северус, уже привыкший к их системе, ответил жестом в сторону зеркала, затем указал на дверь и два своих кипящих котла по очереди, сделав вопросительное выражение лица. — Да, конечно. Я присмотрю за ними. Скажи Клио… о, теперь все вернулось. Ну конечно, — проворчал он, с отвращением откладывая свою палочку для перемешивания. — Скажи Клио, что у нас закончилась кровь саламандры, поэтому запросы на Рябиновый отвар не имеют смысла.

— Еще у нас почти закончилась печень дракона, — заметил Северус, чем вызвал тяжелый вздох у грузного аврора.

— И как только это произойдет, мы с тобой станем менее чем бесполезны, — пробормотал Гвидион, измельчая большую охапку корня мандрагоры так быстро, как только мог, хотя и не настолько оперативно, как Северус несколько минут назад. — Если фронтовые продолжат употреблять зелья каждый раз, когда получают даже царапину, мы исчерпаем запасы в течение часа. Скажи ей, что они должны сбавить обороты, иначе скоро мы будем отправлять пустые колбы обратно вместе с дополнением в виде гроба.

— Я говорил ей об этом еще несколько часов назад, — угрюмо ответил Северус, слишком раздраженный, чтобы оценить шутку, и Гвидион хмуро посмотрел на него поверх своей кустистой черной бороды.

— Знаю, знаю. Скажи еще раз — скажи ей, что на этот раз мы говорим серьезно. А еще лучше, скажи ей, чтобы она принесла нам побольше крови саламандры.

— А то в прошлый раз это сработало, — язвительно заметил Северус, но Гвидион покачал головой, постукав себя по уху. — Хорошо. Я вернусь. Не давай Исцеляющему зелью кипеть слишком долго.

Для верности он указал на котел, и Гвидион показал ему большой палец, на что Северус закатил глаза, развернулся и вышел из комнаты. Он спустился по одному лестничному пролету, затем поднялся по следующему и прошёл через хорошо укрепленную дверь; Азкабан был разделен на секции, предназначенные для того, чтобы затруднить массовое общение между заключёнными — при условии, конечно, что у них сохранились для этого силы под бездушными взорами дементоров.

Северус вздрогнул от этой мысли.

Едва он успел переступить порог лазарета, как Клио, аврор, руководившая лечебными работами, устремила на него ястребиный взгляд, держа палочку над явно сломанной рукой морщащегося мужчины.

— Почему так долго? — рявкнула она, но Северус лишь сверкнул глазами в ответ, и она, нахмурившись, взмахнула палочкой, чтобы срастить кость, и раздраженно выпроводила аврора из комнаты. — Третья кровать слева. Посмотри, что сможешь сделать для нее.

Северус направился к названной койке, склонившись над ней на негнущихся коленях, чтобы изучить искаженное лицо женщины средних лет, которая билась в конвульсиях под толщей сковывающих заклинаний. Он провел палочкой Драко вдоль ее тела в поисках источника Темной магии, а затем, обнаружив его, принялся накладывать чары, чтобы сдержать проклятие, запирая его в области бедра, куда оно первоначально попало.

— Разве ты не можешь сделать чего-то большего? — склонившись над его плечом спросила Клио, когда он вновь расслабился, и Северус коротко вздохнул, подавляя раздражение.

— Я работаю с тем, что у меня есть. Речь идет не о том, чтобы немедленно поставить ее на ноги — речь идет о сдерживании ущерба, насколько это возможно, чтобы она прожила достаточно долго, чтоб получить более эффективное лечение. Если бы у меня было время, а также мои запасы зелий, то да, я мог бы вылечить ее полностью. Но, поскольку в данный момент нам катастрофически не хватает ни того, ни другого, придется обойтись этим.

— Несколько часов назад ты смог поставить на ноги весь отряд Тернера, — заметила она, лишь чуть менее воинственно, чем раньше, и Северус почувствовал легкий приступ ярости, который он быстро подавил.

— Несколько часов назад я был способен здраво мыслить, — прорычал он, и Клио приподняла каштановую бровь, но, по крайней мере, у нее хватило ума не спорить, а зельевар болезненно выпрямился во весь рост.

С неохотой Северус передал ей слова Гвидиона.

— Вот засранец! А что, по его мнению, мы делаем? — выругалась она, сердито топая к скудному запасу зелий на своем рабочем столе. Исцеляющие и восстанавливающие зелья, которые Филиус прихватил из Хогвартса, были давно израсходованы, поглощенные перегруженными линиями снабжения, и Северус с ужасом увидел, насколько меньше зелий стало с тех пор, как он в последний раз был в лазарете; такими темпами их действительно может хватить еще на час или два. — Ко мне приходили авроры на сломанных ногах, потому что они старались сохранить зелья! У аптекарей закончилось почти все, и мне плевать, сколько раз он будет просить: во всей Британии не осталось ни капли крови саламандры, которую бы еще не использовали! Я отвечу тебе, что ты можешь сказать Гвидиону: ты можешь сказать ему, что…

Северус угрюмо вернулся в лабораторию зелий.

По мере того как медленно проходили часы, все больше новостей поступало через заколдованное зеркало и через радио, которое они держали настроенным на канал объявлений Министерства. Несмотря на свою усталость, Северус оживился, услышав о таких значимых событиях, как спасение больших групп маглорожденных и полное возвращение Министерства под контроль Кингсли и его новой администрации, а также арест всех главных сторонников Темного Лорда в Министерстве, теперь ожидающих суда. Когда стало известно, что все Пожиратели смерти, имевшие метки, пойманы, они с Гвидионом даже прервались, пусть и на краткое мгновение, чтобы отметить это событие, выпив по большому глотку воды и одарив друг друга победными улыбками.

Тем не менее, в непрерывной работе над зельями не было особой радости. Северусу было не привыкать к марафонским сеансам зельеварения, но необходимость работать как можно быстрее и эффективнее сильно давила на него, поскольку он знал, что каждая партия зелий, отправленная за дверь, может спасти жизнь на поле боя. Благодаря более чем десятилетнему опыту работы Мастером зелий он вполне неплохо справлялся, но Гвидион… ну, тот попросту не был готов варить так много при столь высоком уровне переутомления. Несколько раз Северусу приходилось подменять его, чтобы спасти зелье, с которым напортачил аврор, но он не придавал этому значении: нельзя было тратить время на пространные наставления. Каждый раз он просто напоминал Гвидиону быть осторожнее, а затем оба без лишних слов возвращались к работе.

Наконец, без трех минут одиннадцать, ингредиенты закончились.

— Я думал, что сдохну, — прохрипел Гвидион, рухнув на стул, пока Северус соскребал последний листок бадьяна в крошечный котелок, из которого должно было получиться около трех доз Исцеляющего зелья.

— Иди скажи Клио, что у нас закончились ингредиенты для всех основных зелий, — ответил Северус, и аврор тяжело вздохнул, но все же поднялся со своего места и поплелся выполнять поручение. Северус с некоторой долей веселья смотрел ему вслед, тоже чувствуя облегчение от того, что их изнурительное испытание наконец-то подошло к концу.

Он поручил Гвидиону, как только тот вернулся, закончить Исцеляющее зелье, и направился в лазарет, чтобы продолжить работу над жертвами проклятий. Это была утомительная, изнурительная работа — думать сквозь туман усталости в своем сознании, следить за тем, чтобы читать нужные заклинания с правильным произношением и в оптимальной последовательности, но учитывая, что раненые авроры все прибывали, а больница Святого Мунго была уже переполнена, не оставалось ничего другого, кроме как упорно продолжать.

Однако, несмотря на измотанность, теперь, когда у него было время сосредоточиться на каждом пациенте, Северус смог привести порядочное число авроров в достаточно хорошую форму, чтобы они смогли вернуться в строй — пусть и со строгим наказом посетить Св. Мунго, как только эта кризисная ситуация уляжется. Иногда ему приходилось заново произносить заклинание, если он сбивался, или делать паузу посреди процедуры, чтобы выпить еще одну чашку кофе, но он вполне справлялся.

Или, во всяком случае, он так думал, пока Клио не потрясла его за плечо, и он тупо уставился на нее, недоумевая, когда это она успела пересечь комнату.

— Достаточно, Снейп. Ты погружаешься в микросон, — сказала она, сложив руки на груди, и он моргнул, не уверенный, что расслышал ее правильно.

— Во что?

— Магловский термин. Ты не полностью бодрствуешь, — объяснила она, прикрывая зевок рукой, и тряхнула головой, словно пытаясь сбросить с себя усталость. — Если будешь продолжать в том же духе, ты что-нибудь напутаешь — а Мерлин свидетель, у нас и так хватает забот. В любом случае мы прошли через самое худшее. Тебе пора закругляться.

— Я могу продолжить. Я в норме, — машинально возразил он, и она скептически подняла бровь, явно не поверив. Он не мог в полной мере злиться на нее за это; по правде говоря, он вовсе не чувствовал себя в норме. Усталость боролась с кофеином в его организме, что делало его еще более нервным и раздражительным, чем обычно, и было удивительно, что он вообще был способен соображать, поскольку испытывал слабость и головокружение.

— Ну да. Что ж, я с удовольствием расскажу, что ты все делал просто великолепно, пока не поджег какого-то бедолагу, — невозмутимо произнесла она, и Северус слегка ощетинился, считая, что, независимо от уровня его функциональных возможностей, он определенно не настолько некомпетентен. — Пойдем, Снейп. Я скажу начальству, что ты переутомился. Возвращайся к себе и поспи немного.

— Я же сказал тебе: я в норме, — запротестовал он, и женщина разочарованно фыркнула, прервав его прежде, чем он смог продолжить.

— Снейп, послушай меня. Ты можешь многое, ты один из лучших целителей проклятий, но ты определенно не «в норме». Неважно, насколько ты искусен, от тебя не будет никакого толку, если ты потеряешь сознание на моих руках, что ты, черт возьми, чуть не сделал минуту назад. Иди. Домой.

— Отлично. Так и сделаю, — огрызнулся Северус, поднимаясь на ноги — и слегка пошатнулся от нахлынувшей на него волны головокружения.

— Все еще в норме? — сухо спросила Клио, и он бросил на нее уничтожающий взгляд несмотря на пятна плывущие у него перед глазами, чувствуя иррациональную злость от того, что она была права. — Я так и думала. Флитвик на первом этаже; позови его вернуться вместе с тобой. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты упал в обморок у ворот Хогвартса и был убит егерем.

Сердито нахмурившись, зельевар развернулся, чтобы уйти, но не успел дойти до двери, как она окликнула его, уже склонившись над новым пациентом.

— О, и еще, Снейп?

— Что? — прорычал он, оглядываясь на нее.

— Отличная работа, — произнесла она, похоже, искренне, и Северус проглотил подготовленный было резкий ответ, огромным усилием подавив гнев.

— Как и твоя, — коротко ответил он и выскочил из комнаты, направившись вниз по узкой лестнице, чтобы найти Филиуса.

Оказавшись на первом этаже, Северус проверил главный зал на наличие Филиуса и, не найдя его, спросил у изможденной аврорши, где тот может быть. Обессиленная женщина выглядела так, будто ей было абсолютно все равно, кто где находится, а уж тем более профессор заклинаний, но она молча указала пальцем и, ковыляя, продолжила свой путь. За неимением лучших ориентиров или кого-либо еще, чтобы спросить, Северус последовал неопределенному жесту и нерешительно шагнул в смежное помещение, чтобы обнаружить… импровизированную спальню?

— Филиус? — шокированно спросил он, увидев своего коллегу развалившегося на лежанке посреди ряда авроров, и крошечный дуэлист, вздрогнув, проснулся, сонно моргая.

— О, Северус. Ты вернулся, — зевнул Филиус, стараясь говорить тихо, чтобы никого не разбудить, и Северус уставился на него, несколько ошеломленный. — Я ждал тебя. Ты готов вернуться в Хогвартс?

— Я… я думаю да, — произнес Северус, чье замешательство сменилось легкой обидой от осознания того, что он работал не покладая рук, пока его коллега наслаждался отдыхом. Он недовольно смотрел, как Филиус встает и потягивается, и не смог сдержать раздражения в голосе, когда спросил: — Как долго ты спал?

— Пару часов или около того, но я несколько раз поднимался, чтобы помочь с чарами. Какое-то время делать было особо нечего, и я просто не мог не заснуть, — ответил Филиус, снова зевая. — А ты?

— Я был в лазарете, помогал с жертвами проклятий, — ответил Северус, стараясь не выдать горечи в своем голосе.

— Господи, ты, должно быть, совсем измотан. Но я уверен, что ты оказал огромную помощь, — заметил преподаватель заклинаний, и Северус задумался, намеренно ли тот пытался разрядить обстановку или просто искренне сочувствовал. Зная декана Когтеврана, вполне возможно было и то, и другое.

— Хотелось бы так думать, — неохотно ответил он, последовав за Филиусом обратно в главный зал, где были сняты антиаппарационные чары. — Тебе вообще пришлось снова отправляться куда-нибудь?

— Дюжину или около того раз, но лишь на короткое время. А тебе?

— Только один раз. Они не задержали меня надолго, так как я был в самом разгаре приготовления зелья, — ответил Северус, и они, одновременно остановившись, аппарировали на окраину Хогвартса. При перемещении он слегка пошатнулся, но ему удалось быстро поймать равновесие, чему он был весьма рад.

Хотя, устало думал он, пока они плелись мимо ворот и поднимались к замку, расщепление безусловно, было бы до ужаса достойным завершением этого невероятно напряженного дня.

— Келвин заглядывал ко мне около девяти. Сказал, что и он, и остальные в порядке, — сказал Филиус, вновь зевнув, и Северус медленно кивнул, старательно следя за тем, чтобы не споткнуться на гравийной дорожке. — В то время они продолжали разбираться с немногочисленными Пожирателями смерти, но я слышал, что они схватили их всех, десяток или около того. Думаю, сейчас они сосредоточились на самых слабых из егерей. Это не должно быть слишком опасно — по крайней мере, я на это надеюсь.

— Не должно, — согласился Северус, не особого слушая. Он рассеянно поднял руку, чтобы почесать щеку… и тут же остановился, с отвращением ощутив под кончиками пальцев сальную, жесткую щетину. Поморщившись, он провел ладонью по подбородку, проверяя, насколько он небрит, и этот скрежещущий звук заставил Филиуса поднять взгляд.

— Что-то не так? — спросил профессор заклинаний, очевидно заметив негодующее выражение на лице зельевара.

— Я не брился... сколько? Сорок два часа? — проворчал Северус, наклонившись, чтобы вытереть руку о брюки. — А такое ощущение, что прошла неделя.

— Не беспокойся об этом, — посоветовал Филиус, автоматически потянувшись к своей щеке и проводя рукой по седеющей бороде. — Ну правда, никто не ждет, что сейчас ты будешь выглядеть ухоженно.

— Или вообще когда-нибудь.

Филиус фыркнул, и на лице Северуса промелькнула усмешка, но затем он снова нахмурился, слишком измотанный, чтобы находить особое веселье даже в своих привычных остротах. Он смог сдержать зевоту, когда они ступили в вестибюль из пасмурной ночи, но он не мог подавить всепоглощающую усталость, и почувствовал, что его шаги замедляются, пока они с Филиусом оглядывались по сторонам, не зная, куда пойти.

После секундного колебания Северус направил свои стопы в сторону Большого зала, понимая, что если он остановится сейчас, то, возможно, уже не сможет возобновить движение. Филиус поспешил за ним, и они молча пошли по длинному коридору, изо всех сил стараясь не обращать внимания на высеченные на камне следы от взрывов и на разлетевшиеся по полу обломки.

После Битвы замок казался странно жутким, пустым и запущенным; Северус почувствовал, как к горлу непроизвольно подкатил комок ужаса, особенно ощутимый после пережитого с аврорами, и потянулся за своей палочкой, когда за углом внезапно послышались шаги…

— Филиус, Северус, вы вернулись! — воскликнула Помона с сияющей улыбкой, появляясь из-за поворота, ведущего в Зал, и Северус с облегчением вернул правую руку на место. — Уже так поздно, что мы начали волноваться. Но мы не получали никаких известий от авроров, поэтому решили, что с вами все в порядке... — она поспешила к ним, ее заплатанная шляпа еще больше, чем обычно, съехала набок на растрепанных волосах, и Северус заметил, что женщина выглядит почти такой же усталой, как и они. Неужели остальные профессора тоже еще не спали?

— Нам просто пришлось остаться, пока они не разберутся с основными проблемами, — ответил Филиус, его скрипучий голос был чуть тише, чем обычно. — Надеюсь, с ужина что-нибудь осталось? У них были сэндвичи, но я очень голоден.

— О да, мы приберегли немного для вас, — весело сказала Помона и зашагала рядом с ними. — Но как все прошло? Министр сказал, что вы будете участвовать в дуэлях, но вы же не могли заниматься этим все это время?

— На самом деле, мы довольно быстро ушли с передовой. Но было много работы в качестве поддержки, так что мы постоянно были заняты... — Филиус приступил к краткому описанию их многообразных задач, и Северус не стал ему мешать, желая сохранить последние остатки энергии. Первую часть рассказа Помона выслушала в одиночку, но как только они вошли в зал, Аврора и мадам Трюк, поприветствовав, присоединились к ним, проследовав к одному из центральных столов, на котором стояло несколько накрытых блюд.

— Это подойдет? Боюсь, тут немного, но мы действительно были слишком заняты, чтобы подготовить что-нибудь более существенное, — извиняющимся тоном сказала Помона.

— Выглядит чудесно, — бодро отозвался профессор заклинаний и, дотянувшись до тарелки, с энтузиазмом наложил себе небольшие порции курицы, зеленой фасоли и спаржи.

— Северус? — спросила Помона, заметив, что тот не двигается, но Северус покачал головой. Он не смог бы съесть что-то сейчас, даже если бы захотел, и уж точно не был склонен пытаться сделать это, настолько изнуренным и больным он себя чувствовал. — Ну, если ты уверен. Минерва наверху, работает над чем-то — видит Бог, ей тоже нужно поспать. Но я провожу вас наверх, чтобы переговорить с ней минутку, если хотите.

— Конечно, — ответил Северус, и эта фраза прозвучала более устало, чем ему хотелось бы.

— Где все? Спят? — спросил Филиус, запрыгивая на скамью, и Северус сел рядом с ним, чувствуя, как болят колени, утомленные долгим днем.

— В основном, — ответила Помона, подавив зевок при этом напоминании. — Мы подумывали о том, чтобы сделать смены короче, чтобы каждый из нас смог немного поспать, но сегодня я была слишком напряжена, чтобы уснуть… я буду спать лучше, зная, что вы оба вернулись и находитесь в безопасности, — добавила она, и Северус почувствовал, как у него сводит желудок, и незаметно поднес руку ко рту, чтобы сдержать кофе, который стремился подняться к его горлу. — Гораций внизу, но я не могу сказать, спит он или нет. Я знаю, что Минерва еще бодрствует, но, кажется, Септима легла спать — она совсем недавно еще была на ногах, но потом не выдержала. Поппи, должно быть, еще не ложилась, работает со своими пациентами... Но она сказала, что их состояние достаточно стабильно, чтобы она могла немного отдохнуть. Рубеус, по моим последним сведениям, все еще занимается существами в лесу, но, возможно, он тоже отправился в постель. Я могу спуститься в подземелья, прежде чем пойду спать — Гораций будет рад услышать, что ты вернулся.

При этих словах она посмотрела на Северуса, и он чуть сильнее прижал костяшки пальцев к своим губам, плотно сжав их. Быть может, будь он в лучшем состоянии, эта простая забота не тронула бы его так сильно, но сейчас он едва сдерживал свои эмоции, и напоминание о многочисленных переменах, произошедших сегодня, определенно не помогало.

— Подземелья далековато, к тому же уже поздно. Я могу послать к нему Патронуса, если хочешь, — предложил Филиус, в то время как Северус закрыл глаза, чтобы унять пульсирующую головную боль, образовавшуюся в висках, и изо всех сил стараясь сосредоточиться на этом комментарии, отстранившись от всего остального.

В этом году Амикус Кэрроу с особым удовольствием прогнал профессора Зелий в подземелья, заняв понравившиеся ему апартаменты преподавателя Защиты, которые Северус уступил Горацию на шестом курсе. С тех пор Гораций постоянно жаловался на необходимость проделывать долгий путь и на то, что сырость действует на его старые суставы — хотя, как заметил Северус, он никогда не говорил этого, если замечал, что поблизости притаился предатель-директор. Гораций изо всех сил старался игнорировать его большую часть года, видимо, находя это лучшим, чем открытая враждебность других сотрудников; услышать, что его бывший декан снова начал беспокоиться о нем, тронуло Северуса больше, чем ему хотелось бы, как, впрочем, и все произошедшее сегодня.

Северус не отрываясь смотрел на стол, время от времени закрывая глаза, когда головная боль становилась нестерпимой, пока Филиус составлял короткое и любезное послание для Патронуса, после отправив серебристую полевую мышь в подземелья. Ему хотелось, чтобы Филиус поторопился с ужином — свет и звуки голосов лишь усугубляли давление в его черепе. Зельевар не был уверен, что ему удастся заснуть, если голова будет так раскалываться; он снова закрыл глаза, нахмурив брови, когда очередной укол боли пронзил его голову...

— …рус? Северус? — заботливая рука потрясла его за плечо, и Северус резко очнулся, испуганно вздрогнув от прикосновения — его рука была на полпути к палочке, прежде чем он опомнился — и поморщился, ударившись левой рукой о нижнюю поверхность стола.

— Северус, ты в порядке? — спросил Филиус, а на лицах двух других профессоров отразилось столь же обеспокоенное выражение, и Северус перевел дыхание, потирая под столом ушибленное запястье.

— В порядке. Ты уже закончил? — говоря это, он посмотрел на опустошенную наполовину тарелку профессора заклинаний, но Филиус поспешно взмахнул рукой в пренебрежительном жесте.

— Можно сказать закончил. В любом случае я хочу лечь спать, и мне бы не хотелось беспокоить Минерву еще позже, чем сейчас. Пойдем наверх.

Честно говоря, Северус был бы рад положить голову на стол и остаться здесь, но он заставил себя подняться на ноги, позволив себе широко зевнуть. Помона тоже встала, пожелав спокойной ночи Авроре и Роланде, которые заверили ее, что тоже скоро отправятся в кровати.

Северусу не хотелось преодолевать весь путь до башни директора, будучи совершенно обессиленным, но Филиус и Помона, похоже, были не прочь пройтись, поэтому он последовал за ними, морщась при каждом шаге по парадной лестнице. Видимо Гораций не преувеличивал свои страдания — Северус не мог представить, как бы он чувствовал себя сейчас, будь он в два с половиной раза старше и в три раза тяжелее.

Странно, но прогулка до башни прошла довольно быстро, и Северус подумал, не устал ли он настолько, что у него нарушилось чувство времени. Некоторые моменты казались вечностью — а в другие чудилось, что он просто моргнул и каким-то образом оказался в двадцати шагах от того места, где был всего секунду назад. Он почувствовал облегчение, когда они, наконец, добрались до горгульи, которая была уже частично отремонтирована и больше не выглядела такой перекошенной, как утром.

— Пароль? — спросила горгулья, и Помона, которая шла первой в их маленькой группе, подала голос.

— Мужество, — произнесла она, и горгулья отскочила в сторону, открывая взору спиральную лестницу, с которой Северус слишком хорошо успел познакомиться за последний год, а Помона оставила их одних. Он следовал наверх вслед за Филиусом ни на что не обращая внимания, его ноги с легкостью попадали на выщербленные ступени, стершиеся за тысячу лет службы, и только когда они оказались у двери, его расшатанные нервы вернули разум к настоящему, настолько он привык испытывать стресс в этом кабинете.

Но похожее на трон кресло за большим столом не пустовало, как это было весь этот год. Вместо этого растрепанная Минерва читала какое-то послание, о чем свидетельствовала раздраженная сова, ожидавшая на краю стола.

— О! Северус, Филиус, вы вернулись! — воскликнула она и отложила письмо, к большой досаде сердитой совы. — Я надеялась, что вы вернетесь раньше. Как все прошло?

У Северуса не осталось ни капли терпения на очередной пересказ этой истории: едва Филиус успел открыть рот, как Северус оборвал его отрывистым: «Прекрасно».

Увидев выражение его лица, ни один из профессоров не стал возражать.

— Как идут дела в Хогвартсе? — спросил Филиус, бросив слегка настороженный взгляд на Северуса, словно опасаясь, что этот вопрос тоже может быть под запретом.

— Напряженно, в основном. Не могу вспомнить и половины того, что делала сегодня, — посетовала Минерва и приложила руку к виску, помассировав его под растрепавшимися волосами. — Завтра я буду способна лучше ввести вас в курс дела. Сейчас я пытаюсь разобраться с некоторыми из оставшихся неотложных проблем, в меру своих сил... Но, Филиус, я хотела бы поговорить с тобой перед тем, как ты пойдешь спать, если не возражаешь.

— Конечно, нет, — ответил преподаватель заклинаний, и Минерва переключила свое внимание на Северуса, который старался не выказывать огромного облегчения от того, что она не хочет поговорить и с ним.

— Прежде всего, Северус. Ты хочешь остаться здесь на ночь? Я бы предпочла узнать это сейчас, чтобы переместиться, если ты этого захочешь.

Северус растерянно моргнул, когда она жестом указала в сторону покоев директора, слишком уставший, чтобы почувствовать должное удивление. Он даже не подумал о своих покоях — но, как только она это спросила, он понял, что знает ответ.

— Нет, — произнес он, не вдаваясь в подробности. Минерва мгновение смотрела на него, затем кивнула, будто ожидала такой реакции, но не знала, что с этим делать.

— Я попросила эльфов поменять постельное белье в покоях Защиты. Тебе это подойдет? — спросила она и, видимо заметив удивленное выражение его лица, слегка лукаво улыбнулась. — Мы не знали, когда ты вернешься, и я подумала, что ты не захочешь оставаться здесь из-за всей этой суеты и шума. Завтра, вероятно, будет не лучше.

— ... конечно, — по правде говоря, Северус отказался от предложения не из-за этого, но он не спешил ее переубеждать. — Тогда я пошел спать.

— Отдохни немного, — произнесла Минерва, и ее доброжелательный тон заставил его слегка напрячься — ему пришлось сознательно держать бесстрастное выражение лица, не желая, чтобы она знала, как его тронул даже этот незначительный жест.

— Спокойной ночи, — добавил Филиус, улыбнувшись ему, и он натянуто кивнул в ответ.

— И вам того же.

Затем он развернулся на каблуках и зашагал к выходу из кабинета, радуясь возможности уйти.

— ... тебе нужно увидеть кое-что … — тихо обратилась Минерва к Филиусу, когда зельевар выходил, но дверь закрылась прежде, чем Северус успел услышать остальное. Измотанный до предела, он чувствовал, что сможет прожить и без этой информации.

Черт, даже если они обсуждали самые важные, имеющее решающее значение вопросы, он все равно не хотел в этом участвовать. Он так устал, что едва мог соображать, но в то же время он знал, что будет трудно заснуть из-за всех этих эмоций и полусформировавшихся мыслей, смешавшихся в его голове. Он хотел... Что ж, он не был уверен, чего он хотел, но знал, что не желает быть втянутым в разговор о войне или о Битве, неважно печальный или праздный.

Он просто хотел какое-то время ни о чем не думать. Не пытаться осмыслить конец войны, не думать о будущем, не пытаться разобраться во всем этом. Просто чтобы всё остановилось, хотя бы на несколько минут.

Он медленно шел по коридорам, следуя по периметру школы и вытеснив из своего сознания все, кроме того, что попадало в его поле зрения и звуков замка. Каменные коридоры мерцали в свете редких каминов, вечер еще был слишком ранним, чтобы горели факелы. Впрочем, Северусу они были и не нужны, чтобы ориентироваться в знакомых коридорах. Ночной замок давно стал его вотчиной, он патрулировал его в ранние утренние часы, когда от него ускользал сон, как, похоже, и нынешней ночью.

Его шаги отдавались гулким эхом от песчаника, и звучали почти так же тяжело, как и ощущались; усталость пронизывала его до самых костей. Несколько призраков проплыли мимо, кивнув ему, но ни один с ним не заговорил, за что он был им благодарен. Произнесение слов было той деятельностью, от которой Северус с удовольствием бы воздержался.

Он никуда конкретно не направлялся, но, подойдя к какой-то башне, остановился, глядя наверх, туда, где лестница спиралью уходила в темноту ночного неба. Мгновение он колебался, но затем его охватил странный импульс, и он шагнул на ступени. Теплый свет свечей удалялся по мере того, как он поднимался, а воздух постепенно становился прохладнее, когда он преодолевал слой чар, и наконец, Северус оказался на площадке, овеваемой летним ветерком, а над ним простиралось чернильное небо.

Он пересек площадку, чтобы посмотреть на одну из башенок, ​​столь похожую на своих собратьев, и в то же время так ужасающе отличающуюся от них. Из нездорового любопытства он окинул ее взглядом и уставился на землю внизу.

До нее было так далеко...

Он подался вперед, положив ладони на прохладный камень, и поднял голову, обозревая окутанный тьмой пейзаж. Сверкающие звезды были скрыты в угольно-черном небе, их отсутствие подчеркивали облака, проплывающие сквозь бархатную ночь. Северус устремил взгляд на горизонт, где последний намек на полуночную синеву исчезал за горами, и усталость навалилась на него, пригвоздив руки к башне.

Его мысли закипели, и он протяжно и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Он так устал...

Невозможно точно сказать, что он чувствовал. Присутствовало чувство триумфа от осознания того, что он успешно осуществил обе цели в своей жизни, но оно было притуплено ощущением бесцельности, как будто он больше не знал, в какую сторону двигаться дальше. Было также и чувство поражения, раздирающее изнутри и опустошающее, поскольку он знал, что множество людей погибло ради победы над Темным Лордом, и он снова задал себе вопрос, мог ли он сделать больше, мог ли защитить своих учеников и соратников. У него не было ответа — он чувствовал, что сделал все, что мог, но тоска не покидала его, скручиваясь тупой болью в груди.

Скорее он чувствовал пустоту, будучи настолько переполненным эмоциями, что с тем же успехом мог бы вообще их не испытывать.

Он не осознавал, что смотрит вниз на землю, пока порыв ветра не взметнул его волосы вперед, к лицу, и он медленно моргнул, будто наблюдая за собой со стороны. Вниз, вниз… лететь было так далеко. Он сбросил Дамблдора туда, в черную ночь, и тот лежал изломанный на траве под ним.

Было уже настолько темно, чтобы он не мог разглядеть землю, только пятна деревьев, которые вполне могли быть лишь обманом зрения. Было так легко, пугающе легко, убедить себя, что падать некуда. Все, что стояло между ним и пропастью — это кусок камня, холодящий вспотевшие ладони.

Он не знал, сколько времени он простоял на этой башне. Он не осмеливался шевельнуться, не осмеливался отклониться ни вперед, ни назад, из-за страха перед тем, что последует, если он найдет в себе силы начать движение в любом из направлений. Он просто стоял, тяжело опираясь на руки, пока воздух вокруг него не похолодел, а темнота не превратилась в бесконечную пустоту; взгляд его был расфокусирован. Он не хотел видеть… он не хотел чувствовать. Он ничего не хотел.

Но он давно уже понял, что редко получает то, чего хочет. Пока он апатично пялился в ночь, под ним бесшумно пролетела сова, охотящаяся в темноте. Обычное, повседневное зрелище в замке.

В свете факелов ее рыжевато-коричневые крылья вспыхнули золотом.

Эхо песни феникса всколыхнулось в его груди, и чувство стойкости, мужества, целеустремленности захлестнуло его, смывая оцепеняющее отчаяние. Он не был уверен, откуда оно взялось — он не знал, что успокоило его в тот момент, но внезапно прямоугольник света за его спиной показался ему намного теплее и ярче, сияя в кромешной тьме ночи, а надвигающаяся темнота пробудила смертельный страх, который одолевал его в хижине. Инстинктивное желание жить заставило оторвать руки от стены, словно холодный камень обжег его, и он попятился назад, после чего еще долго стоял в замешательстве.

Ветер снова пронесся над зубчатыми стенами, как и тогда, когда он ступил на башню.

Северус повернулся и поспешил обратно к лестнице.

---

Примечания:

При работе над этой главой я обнаружила, что не знаю по именам некоторых преподавателей Хогвартса. Поэтому (для таких как я)) перечислю профессоров, которые упоминаются здесь:

Помона Стебль (преподаватель травологии)

Аврора Синистра (преподаватель астрономии)

Роланда Трюк (обучение полётам на мётлах)

Септима Вектор (преподаватель нумерологии)

«Сдаться может каждый, это легче всего на свете. Но взять себя в руки, когда все ожидают, что ты развалишься на части — вот в чем истинная сила». ~ Крис Брэдфорд

— Северус... пожалуйста.

Голос Альбуса Дамблдора эхом разнесся в его сновидении, исходя от расплывчатой фигуры, похожей на пылевую имитацию ожившего Грозного Глаза Грюма, что была поставлена охранять дом на площади Гриммо, и Северус заворочался в постели, не осознавая в тот момент, что переживает что-то нереальное.

— Пожалуйста... — снова взмолился блеклый Дамблдор, а Северус в ужасе глядел на него, чувствуя, как его рука крепко сжимает рукоять кинжала. Зельевар понятия не имел, откуда взялся этот кинжал, но, окутанному вымыслами сна, ему казалось, что он точно знает, как и почему тот оказался у него — рубины на рукояти он знал как свои пять пальцев, хотя не мог сказать, что видел клинок раньше. — Пожалуйста...

— Я не хочу тебя убивать! — выкрикнул Северус, но его голос звучал приглушенно, и он не был уверен, что Дамблдор вообще его слышит. Отчаявшись, он попытался отбросить кинжал, хотя знал, что не сможет этого сделать: при каждой попытке тот возвращался в его руку, мрачно ожидая исполнения своего предназначения. Северус стиснул его в отчаянии, понимая, что у него нет выбора — Дамблдор умирал, медленно, мучительно. Каким же чудовищем он должен быть, чтобы отказать этому человеку в быстром и легком конце?

Он сжал кинжал, и внезапно Дамблдор оказался прямо перед ним, уже не смутный и расплывающийся в пучине сна, а ясный и четкий; его голубые глаза пронзали Северуса, как и прежде. Северус с болью смотрел на него, понимая, что должен это сделать, должен исполнить свою Клятву — но что произойдет, когда это случится, он не знал, и это внушало ему страх.

С трудом подавив всхлип, Северус вогнал кинжал в грудную клетку Дамблдора и, не вынимая его, прижал к себе хрупкое тело директора, в то время как кровь стекала по его руке и скапливалась вокруг его ботинок.

— Прости меня, — прошептал он, и слезы, струившиеся по его лицу, были такими же горячими и мокрыми, как и кровь. Дамблдор вздрогнул, и голос его превратился в слабый хрип, когда он заговорил.

— Спасибо, Северус...

Затем директор поднял на него глаза, и лицо зельевара исказилось от ужаса: на его руках лежал мертвец, бледный и полуразложившийся, пустые глазницы глядели прямо на него.

Северус закричал, отпрянув назад, и вдруг его глаза распахнулись в темноте малознакомой комнаты, а ноги запутались в одеяле, в результате чего он, вскочив, пошатнулся и свалился с кровати.

— Дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Сукин сын… — он отшвырнул одеяло гневным, полным паники движением, его сердце бешено колотилось, и зельевар, продолжая ругаться, направился в ванную, пытаясь заставить свой разум окончательно вернуться в реальный мир. Ему следовало бы привыкнуть к этой уже обыденной ситуации; в конце концов, ночные кошмары не были для него редкостью. Но что-то в том истлевшем лице не давало ему покоя, застыв перед глазами, даже когда он принялся сосредоточенно закрывать свой разум, совершая размеренные, глубокие вдохи, чтобы унять вздымающуюся грудь.

Как только мужчина восстановил контроль над дыханием, он промыл глаза холодной водой, вымывая собравшуюся там соль. При этом он невольно уловил свое отражение в зеркале, и увидел, заметный даже в неярком свете, затравленный взгляд, только что пришедший на смену застывшему в его широко распахнутых глазах дикому ужасу.

Он ненавидел то, насколько знакомым было это зрелище.

— С меня хватит этого дерьма! — выругался Северус, хлопнув руками по столешнице, и его голос громко и хрипло разнесся по тихой комнате. Разозлившись, он сорвал полотенце с крючка на стене, вытер руки и лицо, и бросил его в раковину.

Зельевар вышел обратно в позаимствованную спальню, и только чуть не врезавшись в платяной шкаф, что стоял прямо возле двери, он вспомнил — война кончилась.

Темный Лорд был мертв, как и покойный директор.

Северус несколько минут ошеломленно стоял посреди комнаты, его измученный мозг пытался обработать это воспоминание.

Темный Лорд мертв. Гарри Поттер жив. И сам Северус пережил все это, пережил Нагайну и Пожирателей смерти, остался в живых до самого конца.

Северус провел обессилевшей рукой по лицу, чувствуя себя подавленным, и обнаружил, что ему очень не хочется думать об этом. Ему хотелось забраться обратно в постель, его тело ныло и болело, но как только зельевар взялся за одеяло, на белой подушке появился прямоугольник огненно-оранжевого солнечного света, пробивающегося из-за штор, которые он забыл закрыть.

Внезапно Северус обнаружил, что его босые ноги невольно сами ведут его к окну, за которым солнце только-только начинало подниматься над горизонтом. Он не видел восхода солнца уже много лет — большую часть своей взрослой жизни он спал в подземельях, а в последний год он был слишком зол и подавлен, чтобы находить хоть какую-то прелесть в величественных покоях директора или открывающемся из них виде.

Солнце ослепительным красным диском поднималось над горами, освещая ярким оранжевым светом спокойное озеро, и Северус мутным взглядом всмотрелся в ракушечно-розовое небо, украшенное золотистыми облаками. По какой-то причине это зрелище привело его в замешательство — и тут он понял, что находится на западной стороне замка, откуда должны быть видны лес и дорога для карет, а не озеро и восходящее солнце.

— Оно заколдовано, — пробормотал он вполголоса, отчасти для того, чтобы помочь своему измученному мозгу обработать эту мысль, и протянул руку к оконному стеклу, проведя кончиками пальцев по магическому изображению. На долгий миг, дольше, чем в любой другой день, этот вопрос захватил его, и он, не раздумывая, потянулся за своей палочкой, желая проверить, сможет ли он снять заклятие, — но, когда он полез в рукав своего сюртука (он слишком устал, чтобы снять его вчера ночью), его рука сомкнулась на незнакомой рукоятке.

Северус почти минуту смотрел на палочку Драко, восстанавливая в памяти события, которые привели к тому, что та оказалась у него, и вновь обнаружил, что ноги сами ведут его через комнату. Подойдя к крюку у двери, на котором висела его мантия, он порылся в ее кармане и достал золотое перо феникса и черную палочку с резной ручкой. Затем, слегка оцепенев, он отнес их обратно к окну и положил в огненный свет зачарованного восхода — неопровержимое доказательство того, что вчерашний день действительно имел место.

За ночь его палочка полностью раскололась пополам. Теперь она была разделена на две части, вдоль одной из половинок тянулась оголенная бледная нить сердечной жилы дракона, вложенная в ее сердцевину; палочка была расколота четко посередине, так ровно, что, возможно, ее таким образом и собирали. Глядя на нее, неисправимо испорченную, Северус почувствовал, как у него защипало в глазах, и быстро заморгал, недоумевая, почему сломанное черное дерево вызвало у него такие эмоции. Это был давний компаньон, но он сделал то, что должен был сделать — помог ему пережить войну. Почему же он теперь так расстроен из-за того, что его больше нет?

Его колени подкосились, и Северус опустился на край подоконника, глядя на свою палочку с ужасным жжением в груди. Он сердито смахнул слезу с глаз, но за ней тут же появилась еще одна, и он сидел в гнетущей тишине, а по его искаженному лицу текли слезы.

В оранжевом свете его палочка казалась фиолетовой, а светлая жила драконьего сердца огненной линией сверкала вдоль ее сердцевины. Северус отвел взгляд от палочки и посмотрел на восход солнца, чтобы не видеть черное дерево, вскрытое на всеобщее обозрение.

Он не отрываясь смотрел на голубое небо, наблюдая за сияющими ослепительно белым светом нежно-розовыми облаками, и ждал, когда слезы перестанут скатываться по его лицу, изредка моргая, чтобы прояснить затуманенный взгляд. Он знал, что они скоро утихнут; в этом году уже было несколько моментов, когда эмоции брали верх над ним, но они никогда не длились долго, и вскоре он вновь обретет контроль над собой. Он всегда это делал. Он всегда был вынужден это делать.

И было поразительно осознавать, что на этот раз от него этого не требуется. В этом не было необходимости — не нужно было надевать маску перед Тёмным Лордом или его соратниками. Он не был обязан выходить из своей комнаты и вести беседы с портретом Дамблдора, выдавливать улыбку при виде отвратительных выходок Кэрроу или сохранять невозмутимое выражение лица, когда заявлялся кто-то из персонала, чтобы воззвать его к сочувствию по отношению к страдающим студентам. Если бы он захотел, то мог бы сидеть здесь и рыдать до конца своих дней, и никаких серьезных последствий это не принесло бы.

От него больше ничего не требовалось.

Ничего, ради чего стоило бы бороться.

Ничего.

Признание было подобно обвалу плотины, которую он построил вокруг своих эмоций, и Северус почувствовал, как она начинает раскалываться под давлением, словно он был беспомощным сторонним наблюдателем, с ужасом смотрящим, как огромная стена покрывается сетью трещин и надломов, а затем поддается, так внезапно, что он не успевает ничего сделать, кроме как вдохнуть воздуха, прежде чем огромная волна обрушилась на него.

Пошатнувшись, он вскочил на ноги и отступил от окна, охваченный внезапным чувством, что нужно немедленно спасаться. Но бежать было некуда — поэтому он бросился в ванную и захлопнул дверь, заперев ее на задвижку дрожащей рукой. Его грудь тяжело вздымалась, и он вжался в угол рядом с дверью, постепенно сползая по стене, пока не оказался наполовину под раковиной, дрожа на холодном камне.

В грудной клетке возникла колющая боль, каждый вздох давался с трудом. Северус прижал руки к груди, его голова упала вперед с непроизвольным всхлипом; он чувствовал, как сердце колотится в три раза быстрее обычного, а от возникшей тревоги оно лишь еще ускорило свой бег, пока не стало биться так быстро, что Северус подумал, что оно вот-вот разорвется.

У него сердечный приступ? Неужели он умрет? Он не хотел умирать вот так, мелькнула в голове отчаянная мысль. Он будто издалека чувствовал, как воздух хрипло проходит через горло, словно он уже отплывал от своего тела, и ему стало страшно, страшно от того, насколько это ощущение отрешенности было похоже на то, что он чувствовал, лежа в хижине. Он сосредоточился на боли, на ощущении воздуха в легких, боясь, что они ускользнут, а вместе с ними и он сам…

А потом все кончилось. Внезапно возникшая паника угасла, и учащенное дыхание Северуса замедлилось до глубоких, более спокойных вдохов, и ощущение того, как поднимается и опускается грудь, помогало ему очистить разум. Зельевар громко застонал, откинув голову к стене; он чувствовал себя почти так же, как вчера, после борьбы за свою жизнь, и еще долго сидел в тишине, пытаясь оправиться от изнурительного, всепоглощающего страха.

В какой-то момент он осознал, что дрожит, и обхватил руками колени, в равной степени чтобы сдержать телодвижения и унять охвативший его озноб. Это все из-за холодного камня, сказал он себе, пытаясь согреть руки. Ноги тоже мерзли, поскольку стояли на полу босиком. Он прижал к ним руки, стараясь не обращать внимания на дрожь, с редкими интервалами пробегавшую по его телу, и выдохнул воздух в пространство перед коленями, съежившись вокруг легкого тепла.

Прошло немало времени, прежде чем у него появилось желание встать, но, как только он почувствовал, что сможет это сделать, зельевар поднялся на ноги, опираясь о стену. Резкая, колющая боль в правой икре заставила его с шипением выдохнуть: мышца горела, как и тогда, когда Пушок разорвал ее несколько лет назад, и он приподнял ее на полом, схватившись за глубокий шрам и стиснув зубы в ожидании, что спазм пройдет. Судорога была невероятно болезненной сама по себе — но из-за того, что она возникла в мышце, которая так и не восстановилась как следует, было особенно мучительно.

Но, как и паника, она прошла через несколько минут, и Северус сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь прийти в себя. Тяжело оперевшись на раковину для надежности, он уставился на себя в зеркало, разглядывая тонкую кожу, стянутую на скулах от напряжения, и пряди волос, прилипшие к лицу от пота. Впалые, потухшие, налитые кровью глаза снова превратились в туннели, такие глубокие, что казалось, будто он может увидеть сквозь них свой опустошенный разум.

С его губ сорвался протяжный вздох, и он отвернулся.

Отперев дверь, он, прихрамывая, вышел из ванной, чувствуя себя слишком взбудораженным от адреналина, чтобы иметь хоть какой-то шанс снова заснуть. Ему не хотелось возвращаться в спальню, поэтому он прошел в гостиную, оглядывая темную, покрытую пылью мебель. В центре одной из стен располагался камин, перед которым стояли два уютных кресла, но из-за задернутых штор и пустых кронштейнов для факелов комната казалась скорее заброшенной, чем гостеприимной.

Северус бесшумно прошел через помещение, гадая, бывал ли Амикус здесь хоть раз за последний год, и обнаружил, что изучает ничем не украшенные стены, облупившиеся за десятилетия работы временных профессоров. Странное ощущение — наконец-то пользоваться покоями Защиты просто из удобства после того, как так долго жаждал этой должности; он обнаружил, что какая-то часть его души пытается насладиться этим, но она была погребена под изнеможением, стрессом и болью в его помятом теле.

Когда стоять стало слишком тяжело, он опустился в одно из кресел, откинув голову на плюшевую спинку. Он слишком устал, чтобы заниматься окклюменцией — он позволил своему разуму витать в облаках, в мешанине полусформировавшихся мыслей и тревог, которые сливались воедино, словно множество рек и ручейков.

Как все так быстро переменилось? Как ему посчастливилось оказаться здесь, не погибнув и не считаясь предателем? Как мог Дамблдор ошибиться в том, что Поттер должен умереть? Да и ошибся ли он? И как Северус узнает об этом, если разве что Темный Лорд не вернется? Было столько всего, чего он не мог понять, столько, что это заставляло его чувствовать тревогу и страх, неуверенность в будущем. Что это были за предметы, за которыми охотился Поттер? Как душа Темного Лорда оказалась связана с Поттером и как мальчик избавился от этого? Неужели Дамблдор сказал ему, что убийство мальчишки Темным Лордом является необходимостью, потому что знал, что мальчик выживет? И если это так, то почему он не сообщил Северусу эту важную деталь, вместо того чтобы создавать риск бунтарства со стороны зельевара из-за приговора мальчику, которого он поклялся защищать?

И что Северус должен был делать теперь, когда война закончилась и мальчишка больше не нуждался в его защите?

Именно последняя мысль постоянно возникала в голове Северуса, одновременно являясь и самой насущной, и самой отдаленной проблемой. Ибо какое значение имеют его планы, если Темный Лорд, возможно, на самом деле не мертв? Однако если это так — если уверенность Поттера не была в кои-то веки неуместной — то Северусу вряд ли следует проводить остаток своей жизни в ожидании начала третьей войны.

Он попытался утешиться тем, что пройдут, по крайней мере, недели, прежде чем утрясутся последствия войны. Нужно было пополнить запасы, предоставить доказательства против Пожирателей смерти и их сторонников, и, конечно же, отремонтировать Хогвартс; только на выполнение этих нескольких задач могли уйти месяцы — месяцы, в течение которых он будет очень занят. Об этом следовало бы думать с облегчением… но не получалось.

Потому что Северус действительно устал. Ему не хотелось, чтобы его вызывали в Визенгамот для дачи показаний. Ему не хотелось сидеть среди своих коллег, осознавая, что прошел всего один день с тех пор как они пытались убить его, с тех пор как в их глазах горела ненависть. Ему не хотелось даже вставать с этого кресла, не говоря уже о том, чтобы думать о будущем.

Странно, но он чувствовал себя примерно так же, как накануне вечером. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, что он ощущал себя таким же усталым, как и тогда. Сон дался ему нелегко, поскольку его разум был взбудоражен кофеином, а тело болело от перенесенных испытаний, и он полагал, что проспал лишь часа три, прежде чем его разбудил кошмар. Это было похоже на то, как будто он вышел за грани изнеможения, впав в состояние, в котором его переполняли эмоции и он оцепенел от них, безучастно устремив взгляд через комнату, но при этом не видя дальней стены.

Эта мысль вызвала образ искривленных деревянных досок, смутно проступающих в пыльном свете, и Северус вздрогнул, рефлекторно застегнув сюртук поплотнее. Но даже после этого он заметил, что ему холодно, мурашки пробежали по его рукам, и зельевар снова содрогнулся, вдруг почувствовав себя слишком неуютно, чтобы оставаться в прохладной комнате.

Он поднялся на ноги, оттолкнувшись от кресла, и, прихрамывая, вернулся в спальню, решив, что можно было бы снова лечь, хотя знал, что сон не придет.

С нескрываемым вздохом облегчения он забрался обратно в постель и натянул одеяло, чтобы спастись от настойчивого озноба. Голова пульсировала — даже мягкая подушка не облегчала боль от каждого удара сердца, отдававшегося в черепе. Но он находился в тепле и был укрыт от всего мира, поэтому боль было легче игнорировать, а его мысли вернулись к вчерашним событиям.

Он старался не думать слишком много, позволяя воспоминаниям вспыхивать в его голове самим по себе. Они казались какими-то нереальными, не настоящими: иногда он задавался вопросом, не снится ли ему сон, настолько гладко они, казалось, протекали. Но он чувствовал, как его сюртук прилегает к коже, а палочка Драко перекатывается между кончиками пальцев, что служило весомым и осязаемым доказательством того, что все действительно происходило так, как он помнил. Война закончилась, и вся Британия знала, на чьей стороне он на самом деле сражался, знала, что он поклялся на могиле Лили защищать ее сына.

Эта мысль была столь же ошеломляющей, как и вчера, но на этот раз Северус не стал бороться с нахлынувшими эмоциями. Возможно, он просто переутомился — а возможно, не мог найти в себе сил сделать это в отсутствии великой цели. Он и сам не знал, но это казалось ему неважным, настолько он был обессилен.

Слезы катились по его лицу и падали на подушку. Это были слезы усталости, облегчения, отчаяния… и, может быть, немного радости, нерешительно свернувшейся в его груди, словно существо, которое слишком часто били. В какой-то момент Северус потерял представление о том, какие эмоции их вызвали, и просто позволил им стекать, закрыв глаза, чтобы унять головную боль.

Как он и ожидал, сон не пришел. Тем не менее было что-то приятное, что-то ценное в том, чтобы лежать под одеялом, пока слезы время от времени скатывались по его щекам. Впервые с тех пор, как его разбудил кошмар, он почувствовал тепло, почти расслабленность, будто его страхи и тревоги стали менее значимыми под тяжестью плюшевого пледа на его плечах.

В конце концов, слезы иссякли, на коже остались следы соли, но Северус не двинулся с места, предаваясь размышлениям. Казалось, его разум становился все менее рациональным; мысли и догадки проплывали в его сознании в полусформированном виде, и он обнаружил, что у него нет сил сосредоточиться на какой-либо из них, вместо этого позволяя им приходить и уходить, пока его измученный разум перескакивал с одной темы на другую.

Время от времени он открывал глаза, чтобы проверить насколько продвинулось солнце, поднимающееся в зачарованном окне, и, когда в комнате стало ясно от утреннего света, он испустил долгий, усталый вздох.

Он не хотел вставать. Не сейчас… вообще никогда. Он был истощен, измучен болью и совершенно лишен желания решать какие-либо насущные проблемы. Но... Он и раньше чувствовал подобное, чувствовал удушающую апатию, которая лишала его способности даже моргать, не говоря уже о том, чтобы подняться с кровати. Он чувствовал это почти каждое утро в течение последнего года.

И каждое утро он преодолевал это. Пусть с трудом, но он поднимался на ноги ради Волшебного мира, решительно говоря себе, что его собственные страдания незначительны, лишь бы он смог выполнить план Дамблдора. Главная часть плана уже, может, и позади, но остались нерешенные проблемы, с которыми ему нужно было разобраться. А для этого ему нужно было встать.

Поэтому он глубоко вздохнул, сел на край кровати, встал и слегка пошатнулся, когда его правое колено чуть не подогнулось под ним.

Северус прижал руку к животу, поморщившись от волны тошноты и боли, и прислонился к стене рядом с дверью, чувствуя головокружение. Наверно, ему стоит присесть... Но, нет, если он это сделает, то может не встать на ноги еще несколько часов. Было уже поздно, и он не мог оправдать себя необходимостью отдыха после того, как так долго лежал. Он сможет идти, если только не перестанет двигаться.

У него было много дел.

Решительно сказав себе это, он накинул мантию, подошел к подоконнику и вернул свою сломанную палочку и перо Фоукса в заколдованный карман. Из окна по-прежнему было видно озеро, ярко отражающее утренний солнечный свет, и он некоторое время смотрел на него, но затем отвернулся, стиснув зубы, когда икру пронзила резкая боль. Мышца грозила снова схватиться судорогой; вчерашняя активность напрягла ее намного сильнее обычного. Он осторожно расслабил ее, слегка размяв ногу, но, хотя мышца и горела огнем, улучшения не произошло: она все еще была напряжена, когда он снова перенес на нее свой вес. Он сомневался, что сможет выдержать это долго — он и так едва держался на ногах, его чувство баланса было нарушено из-за все того же головокружения, которое мешало думать.

Это, как отстраненно заметил Северус, становилось все более тревожным. Обычно он был очень вынослив, но сейчас казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Ему нужно было что-то сделать, нужно зелье или заклинание, чтобы восстановить силы, иначе он никому ни в чем не будет полезен.

Поэтому он, прихрамывая, отступил от окна и направился к двери, сильно морщась, так как голова у него пошла кругом. До больничного крыла было всего несколько минут пути — наверняка у Поппи найдется что-нибудь, что сможет ему помочь, хотя бы частично. Всего несколько минут, и ему станет легче: нужно сосредоточиться на этом, нужно удержаться на ногах.

Он должен продержаться еще немного. Ровно до тех пор, пока война не будет действительно закончена. А потом... Ну, он не был уверен. Было довольно трудно думать даже о следующей секунде, не говоря уже о неведомых минутах недель или месяцев в будущем.

И все же он знал, что должен держаться. Хотя бы этим утром, по крайней мере.

Глубоко вздохнув, Северус распахнул дверь.

"Человек с внешним мужеством осмеливается умереть; человек с внутренним мужеством осмеливается жить". ~ Лао Цзы

В отличие от одного многострадального мастера зелий, Гермиона Грейнджер прекрасно провела это утро.

Она встала пораньше, чтобы встретить восход солнца, вдохновленная вчерашним победоносным рассветом, и он был настолько прекрасен, насколько это вообще возможно, что стало приятным началом продуктивного дня. После этого она приняла ранний завтрак, не желая дожидаться Рона и Гарри, которые, похоже, считали, что первое послевоенное утро лучше всего отметить просмотром снов — мальчишки, — а затем спонтанно перекинулась парой слов с Кингсли, который проходил мимо чтобы поговорить с профессором Макгонагалл, о своих родителях и их нынешнем пребывании в Австралии.

Новоиспеченный министр пообещал написать министру магии Австралии на этой неделе, как только все уляжется, поскольку огромное расстояние между двумя странами делало магические средства передвижения небезопасными, и было бы лучше положиться на австралийские власти, чтобы найти и вернуть двух маглов с амнезией. Гермиона горячо поблагодарила его; девушку беспокоило то, как ей найти своих родителей после войны, но у нее не было времени продумать план до того, как она их отослала — да и не было особой надежды на его осуществление. Она пыталась утешиться тем, что они не провели весь год в тревоге, но было страшно представить в какой ужас они придут, когда она расскажет им обо всем, что произошло, пока они отсутствовали. Она могла только надеяться, что они будут скорее гордиться ею, чем злиться.

Она никогда не была так рада увидеть их снова.

После разговора с Кингсли она продолжила свой путь в библиотеку, где порылась в желтых пергаментах с информацией об организациях Косого переулка за последние несколько лет, надеясь на чудо, — и нашла то, что искала.

«Аркадия Мэйберри: клинический психолог, место №132», — гласил мелкий сжатый текст, и Гермиона чуть не подпрыгнула от радости. Она думала, что все усилия будут напрасными, но вот, прямо здесь, было доказательство того, что, все-таки, есть кто-то, кто может ей помочь.

Поэтому она написала вежливое письмо, в котором поинтересовалась, все ли у Аркадии в порядке, и попросила назначить ей встречу на любое удобное время. Затем девушка направилась в совятню, отправила письмо и пошла проведать мальчиков, которые, как оказалось, все еще спали.

Она вернулась в библиотеку.

Некоторое время она читала, просматривая заклинания, которые были известны как влияющие на настроение или разум, просто чтобы чем-то заняться, и была очень удивлена, получив сову обратно менее чем через час. Дрожащими руками она вскрыла письмо — и обрадовалась, прочитав ответ Аркадии, в котором говорилось, что та будет рада увидеть ее сегодня же во второй половине дня. Воодушевленная, она спрятала пергамент в мантию и спустилась в Большой зал, надеясь найти применение своей внезапно нахлынувшей энергии.

Ранее, когда она забегала сюда перекусить фруктами и ломтиком тоста с джемом, тут еще никого не было, но сейчас здесь уже присутствовало несколько профессоров и студентов. Гермиона ответила на веселое приветствие профессора Стебль, улыбнулась слизеринцу, с которым не была особо знакома, но она не увидела некоторых людей, которые ее интересовали. В частности, отсутствовали профессора Снейп и Флитвик, что было необычно; Гермиона почти всегда видела их, когда прежде посещала Большой зал в столь раннее время: Флитвик читал «Пророк», а Снейп хмурился над одним из многочисленных эссе своих студентов. Однако профессор Макгонагалл была на месте, и она улыбнулась Гермионе из-за учительского стола, так что наверняка все в порядке.

Тем не менее Гермиона направилась к столу, где сидели профессора, за который как раз, пыхтя, рухнул на стул профессор Слизнорт с раскрасневшимся лицом.

— … легче не становится, — жаловался он, когда Гермиона оказалась в пределах слышимости, адресуя свой комментарий вежливо слушающей профессору Синистре, что сидела рядом с профессорами Макгонагалл и Стебль. — Такое количество ступенек никому не пойдет на пользу, говорю я вам, и уж точно не пойдет на пользу мне! Почему из подземелий нельзя было сделать короткий путь в Зал...

— Уверена, что ты продержишься еще день или два, Гораций, — сухо ответила Макгонагалл, читая пергамент с восковой печатью, выглядевший весьма официально.

— А вот я не уверен! — воскликнул профессор Слизнорт, потрясая пальцем. — Я должен проверить больничные склады сегодня. Представьте себе! Тащиться до самого больничного крыла не имея возможности сократить путь!

Макгонагалл приподняла темную бровь, но ничего не ответила, не поднимая глаз от своего пергамента, а Слизнорт, оглянувшись по сторонам в поисках кого-нибудь, кому можно было бы пожаловаться, так как профессор Синистра широко зевнула, поймал взгляд Гермионы.

— А! Мисс Грейнджер! Я вижу, вы встали ни свет ни заря? — спросил он, внезапно повеселев. — Очень хорошо, очень хорошо. И чем же вы занимались сегодня утром?

Гермиона улыбнулась, радуясь встрече со всеми своими преподавателями после минувшего года, и шагнула к столу — обычный этикет Зала был с легкостью разрушен Битвой.

— Пару дел то тут, то там. Просто немного почитала, в основном. Вы сказали, что собираетесь проверить запасы зелий?

— Да, да, к моему большому сожалению, — ответил Слизнорт, махнув рукой. — Это всегда так. Большая, славная битва выиграна — а целители и зельевары работают еще месяц после нее, просто чтобы восстановить утраченное. Увы, это не очень весело.

— Я была бы не против помочь, — предложила Гермиона, видя неподдельное изнеможение в его поникших плечах. — Я могу подняться в больничное крыло и проверить для вас запасы; Я уже поднималась в замок сегодня.

— О, неужели? — в голосе Слизнорта звучало почти комичное облегчение. — Очень мило с вашей стороны, мисс Грейнджер. В обычное время я бы попросил Северуса сделать это, но… — он замолчал, вдруг приобретя неуверенный вид, и Гермиона почувствовала вспышку тревоги.

— Что-то случилось? Они с профессором Флитвиком в порядке? — обеспокоенно спросила она, и Слизнорт растерянно хлопнул глазами, словно пытаясь отогнать посторонние мысли.

— О да, с ними все хорошо. Они вернулись вчера поздно ночью, вот и все. Хотя... — он пробормотал себе под нос что-то вроде «не уверен», «Северус» и «выдержал», но затем снова посветлел. — Но не волнуйтесь! Они оба в порядке.

— Ты еще не видел Северуса сегодня? — спросила его профессор Макгонагалл, и профессор Слизнорт покачал головой, тогда женщина окинула взглядом остальных своих коллег и Гермиону, приобщая к вопросу и их. — Дайте мне знать, если наткнетесь на него. Я хотела бы поговорить с ним перед собранием для персонала, но не уверена, что он уже встал. По крайней мере, сегодня утром от него не было ни слуху, ни духу.

— Я не удивлюсь, если мы не увидим его до полудня, — ответила профессор Стебль, скрывая зевок грубой мозолистой рукой. — Вчера ночью он заснул за столом — и мог бы свалиться со стула, если бы Филиус его не подхватил.

— Северус? — в голосе Макгонагалл было что-то среднее между шоком и недоверием, к которым добавилось беспокойство, промелькнувшее на ее лице, когда профессор Стебль кивнула.

— Он был сам не свой. Не уверена, что когда-либо видела его настолько... выбитым из сил, со времен первой войны. Он едва проронил пару слов и ничего не ел.

— Нет, вы только посмотрите! Никто об этом и словом не обмолвился! — воскликнул Слизнорт, и на этот раз драматизм в его голосе казался совершенно искренним. — Я побоялся, что он устал, поэтому не собирался беспокоить его до полудня, но я бы пошел проведать его, если бы знал все это!

— Не стоит, Гораций, — ответила профессор Макгонагалл, слегка понизив голос, чтобы не привлекать внимания окружающих в тихом зале. — Думаю, лучше оставить его в покое на некоторое время.

— Что ж, возможно, но... — профессор Слизнорт замолчал, выглядя удрученным. — О, полагаю, я могу подождать несколько часов. И все же, это не похоже на Северуса...

— Это немного беспокоит. Но я уверена, что сейчас отдых принесет ему наибольшую пользу, — согласилась профессор Стебль, и Гермиону вдруг охватило ощущение, что она присутствует при разговоре, в котором ей не следовало участвовать, будто она вторгалась в личное пространство, принадлежавшее только профессорам. — Вчерашний день, похоже, отнял у него много сил.

— Безусловно, я тоже так думаю, — ответила профессор Макгонагалл, а профессор Синистра мрачно кивнула. — Я до сих пор не могу поверить и в половину всего этого, а что касается Северуса...

Тут она осеклась, взглянув на Гермиону, которая почувствовала, как ее щеки запылали от осознания того, что она не должна стоять здесь, что она вообще не должна была слышать всего этого.

— Я могу пойти проверить запасы зелий, если хотите, — предложила она, стараясь, чтобы в ее голосе не было неловкости.

— Пожалуй, это было бы замечательно, дорогая, — ответила профессор Макгонагалл, и Гермиона натянуто улыбнулась, а затем поспешила к выходу из зала, слыша, как профессора за её спиной начинают еще один приглушенный разговор.

Путь до больничного крыла, примыкавшего к основанию башни директора, был действительно долгим, но Гермиона была рада такой разминке. Сегодня ее голова гудела от мыслей о вчерашней невероятной победе и от переживаний о будущем, и то, что преподаватели Хогвартса испытывают такое же беспокойство, мало способствовало уменьшению ее тревоги. Что-то витало в воздухе — напряженное чувство неверия и скептицизма, как будто все ожидали услышать, что вчерашний день не являлся истинным концом войны. Она пыталась успокоить себя тем, что Волан-де-Морт мертв, что Гарри и профессор Дамблдор это подтвердили, но сделать это было не так-то просто. Неужели этот год поисков в условиях жуткой гонки по сельской местности закончился? Это казалось слишком невозможным, чтобы даже надеяться на подобное.

Покачав головой, Гермиона шагнула на очередную шаткую лестницу, планируя сразу подняться максимально высоко, а потом уже спокойно пройтись пешком. Хогвартс был построен на большом крутом холме, и некоторые уровни замка располагались намного выше или ниже других, поэтому третий этаж в одной части Хогвартса мог быть седьмым в другой — или быть на уровне земли выше по склону. Большой зал находился прямо у озера, а значит, это была одна из самых низких частей замка, поэтому ей предстояло преодолеть немало подъемов, прежде чем она сможет добраться до коридора, который приведет ее в больничное крыло. Путь мимо кабинета Защиты был самым прямым; она планировала воспользоваться им, а затем спуститься немного ниже, так как башня директора находилась на другой стороне склона, за округлой вершиной холма.

В обычные дни это был бы прекрасный план, не приведший ни к чему необычному. Но когда она начала движение по коридору, дверь в покои профессора Защиты распахнулась прямо перед ней, и Гермиона остановилась как вкопанная — она не думала, что кто-то будет пользоваться ими после исчезновения Кэрроу, но ее безмолвный вопрос получил ответ так же быстро, как и возник, когда профессор Снейп захлопнул за собой дверь.

Первой мыслью Гермионы было то, что лучше бы она выбрала другой коридор. Профессор Снейп выглядел… ну, как будто он был в весьма скверном настроении. Она попыталась сделать незаметный шаг в сторону, надеясь свернуть в переход, ответвляющийся всего в нескольких футах впереди, но Снейп услышал ее и резко развернулся, его рука метнулась к отверстию левого рукава.

Гермиона замерла, но профессор Снейп узнал ее и опустил палочку.

— Грейнджер, — холодно произнес он, и она попыталась изобразить слабую улыбку.

— Доброе утро, проф…

— Не подкрадывайтесь ко мне так, — рявкнул Снейп, игнорируя любезность, и она вздрогнула.

— Простите, профессор. Я просто проходила мимо, — сказала она извиняющимся тоном, надеясь разрядить обстановку. Если судить по темным кругам под глазами и небритому лицу, Снейп, похоже, не выспался, а Гермиона была слишком умна, чтобы злить его, когда он уже был на полпути к тому, чтобы кого-нибудь проклясть.

Не то чтобы она вообще когда-либо хотела разозлить его.

— Тогда в следующий раз не стойте молча за чьей-то спиной, — прорычал Снейп. — Вы хотите покончить жизнь самоубийством?

— Нет, сэр. Простите, сэр.

Снейп уставился на нее, но даже он не смог придраться к этому ответу; ограничившись презрительной ухмылкой, он зашагал по коридору. Гермиона неохотно последовала за ним, только сейчас кое-что вспомнив.

— Эм, профессор? — спросила она, поспешно догоняя его.

— Что? — рыкнул Снейп не останавливаясь, и она снова вздрогнула. Очевидно, у него было не такое хорошее утро, как у нее.

— Я просто хотела сказать вам, сэр, что профессор Макгонагалл надеялась поговорить с вами, когда вы… когда вы проснетесь, сэр.

Внутренне Гермиона не могла отделаться от сомнения, что он спал достаточно, чтобы подходило слово «проснуться».

— Где она? — кисло спросил Снейп, выглядя при этом почему-то еще более раздраженным.

— Она… она была в Большом зале, сэр, но я не знаю, там ли она еще. Я направляюсь в больничное крыло, — ответила Гермиона, и черные глаза сузились.

— Зачем?

— Профессор Слизнорт попросил меня узнать у мадам Помфри, какие зелья ей нужны для пополнения запасов, — несколько нервно ответила Гермиона; Снейп, судя по голосу, явно рассердился из-за пункта ее назначения, но она не понимала почему.

Однако через мгновение она получила ответ.

— Я тоже иду в больничное крыло, — неохотно сообщил Снейп, и Гермиона снова попыталась изобразить улыбку. Теперь она уже не могла пойти другим путем — это было бы невежливо — но она не могла признаться, что горит желанием продолжить общение, когда Снейп, судя по всему, был в таком дурном расположении духа.

Тем не менее она старалась не страшиться этого слишком сильно, напоминая себе, что вчера он был относительно приятным. Если судить по комментариям других профессоров, у него, вероятно, просто была плохая ночь в довершение утомительного дня.

Они молча шли по коридору, направляясь к больничному крылу, кратчайший путь к которому лежал через башню директора. Теперь, когда ее планы пошли наперекосяк, Гермиона задавалась вопросом, по этому ли маршруту они пойдут или же более окольным путем; короткий путь проходил мимо покоев директора и его заместителя, и обычно использовался только профессорами, и она не была уверена, что нежелание профессора Снейпа гулять в ее сопровождении было достаточно сильным, чтобы преодолеть этот прецедент.

В любом случае это будут очень долгие несколько минут.

Шагая рядом со Снейпом, Гермиона не могла не заметить, что теперь, когда зельевар не срывался на нее, он выглядел скорее усталым и больным, нежели сердитым. Он слегка прихрамывал, и, идя слева от него, она не сразу заметила, что его правая рука прижата к животу, как будто ему было больно.

С некоторым потрясением она поняла, что он, возможно, направляется в больничное крыло для лечения, а не по какому-то неведомому поручению.

— Вы... хорошо себя чувствуете, сэр? — осторожно спросила она, и Снейп метнул на нее испепеляющий взгляд из-за завесы своих длинных волос, с таким видом, будто хотел сказать ей, чтобы она отвалила, но у него осталось достаточно профессионализма, чтобы воздержаться. Она мудро решила оставить эту тему.

Они прошли еще минуту в тишине, и Снейп свернул к башне директора — вопреки ее первоначальным предположениям, теперь Гермиона подозревала, что это произошло потому, что он был в слишком плохом состоянии, чтобы рассматривать вариант длинного пути. Девушка поспешила за ним, с некоторым беспокойством надеясь, что он не рухнет с лестницы; она не видела его так сильно хромающим с первого курса, и гадала, не получил ли он вчера травму, помогая аврорам. Профессор Слизнорт сказал, что они с профессором Флитвиком в порядке, но... Впрочем, она не исключала, что профессор Снейп скрывает рану, словно загнанный в угол зверь.

И если это так, то ему, должно быть, стало совсем плохо, раз он решил обратиться за помощью к мадам Помфри.

Гермиона пристально наблюдала за Снейпом, пока он спускался по винтовой лестнице, пытаясь определить, что с ним может быть не так, но, кроме хромоты и руки, прижатой к животу, она не обнаружила ничего, что нельзя было бы объяснить бессонной ночью и плохим самочувствием. Впрочем... Оглядываясь назад, она предположила, что для Снейпа это не должно было быть чем-то необычным. Что же случилось, что так сильно его подкосило?

Когда они свернули в последний коридор, ведущий к больничному крылу, она попыталась отогнать от себя эту мысль, тряхнув головой и смахнув на лицо густые волосы. Вокруг Снейпа уже суетился весь персонал — он не нуждался в ее заботе, и она не сомневалась, что он этого и не оценит. Лучше всего сделать так, как советовала профессор Макгонагалл, и оставить его в покое.

— О, доброе утро, Северус! — поприветствовала мадам Помфри, когда они завернули в крыло, распрямляясь у кровати пожилой женщины, которую Гермиона не узнала. — И мисс Грейнджер, какой приятный сюрприз. Могу ли я чем-то... помочь? — ее слегка натянутая веселость потухла, когда она заметила кислое выражение лица и сутулую позу Снейпа. Гермиона ждала, что профессор заговорит, но ее старания привели лишь к неестественно долгому молчанию.

— Эм-м, — произнесла она наконец, поняв, что, похоже, Снейп не хочет ничего говорить в ее присутствии, — профессор Слизнорт попросил меня проверить запасы зелий, чтобы он знал, что необходимо пополнить. Можно?

— О, да, конечно! Правда, вынуждена признаться, я была слишком занята, чтобы вести свои обычные записи. Боюсь, вам придется самой пересчитать оставшиеся зелья, — с сожалением ответила мадам Помфри, но Гермиона улыбнулась ей.

— Все в порядке, я не против. В любом случае у меня нет срочных дел.

Сказав это, она неловко взяла несколько запасных пергаментов из стопки на приставном столике, прихватив с собой перо.

— Позвольте мне открыть для вас кладовую, дорогая, — сказала мадам Помфри, суетливо подходя к двери позади своего стола, и Гермиона вздохнула с облегчением, радуясь, что может сбежать от угрожающей, мрачной атмосферы, окружавшей Снейпа. Она не знала, как ее бывшему профессору удавалось производить впечатление разъяренного охотящегося ястреба, когда он выглядел находящимся в двух секундах от потери сознания, но она была рада, что у нее есть повод уйти от этой ситуации.

Она улыбнулась мадам Помфри, которая любезно улыбнулась в ответ, затем захлопнула за собой толстую дубовую дверь и, прислонившись к ней, громко выдохнула. Это был на удивление большой шкаф — больше похожий на гардеробную, чем на что-либо еще, и она зачарованно огляделась, благодарная за возможность отвлечься на сверкающие бутылочки и стеллажи с травами. Все они были четко промаркированы, что значительно облегчало ей жизнь: нужно было только подсчитать количество колб в каждой категории.

Как только она принялась вести записи о зельях, водя пером вдоль длинного ряда ярко-фиолетовых флаконов, чтобы их сосчитать, из-за деревянной двери донесся тихий голос, приглушенный с явной надеждой, что она ничего не услышит.

— Северус, ты выглядишь ужасно, — мягко сказала мадам Помфри, и, хотя ее голос был немного заглушен, беспокойство женщины все равно было отчетливо слышно. — Ты ранен?

— Нет, — коротко ответил голос Снейпа, после чего последовала короткая пауза. Гермиона старалась не прислушиваться, начав подсчитывать следующий ряд пузырьков, но в больничном крыле было слишком тихо, чтобы не слышать; она уловила легкий скрип кроватной пружины сквозь скрежет своего пера и предположила, что Снейп сел.

— Что тебе нужно? — спросила мадам Помфри, теперь уже более обеспокоенно. — «Сон без сновидений»? Обезболивающее зелье?

— ... Я не знаю, — тихо ответил Снейп, и его голос слегка дрожал. Гермиона услышала несколько прошептанных заклинаний, которые, видимо, были произнесены медсестрой, обследовавшей измученного профессора на предмет травм, и кровать снова скрипнула.

— Я не вижу ничего особенного, кроме общей усталости, но и это весьма серьезно, Северус. Тебе нужно позаботиться о себе.

— Какой в этом смысл? — спросил Снейп злым голосом. — Чего ради? Я выполнил свое предназначение.

— Северус... — мадам Помфри, судя по голосу, была близка к слезам. — Тебе следует остаться здесь хотя бы на день, немного отдохнуть. Ты почувствуешь себя лучше.

— Сильно сомневаюсь, — огрызнулся Снейп, и пружины кровати громко взвизгнули, когда он оттолкнулся от них, вставая. — Не знаю, зачем я вообще пришел.

— Северус, не смей, — зашипела мадам Помфри, и перо Гермионы перестало двигаться, так как она замерла, прислушиваясь. — Ты едва держишься на ногах. Ты не можешь сбежать, не сейчас — я тебе не позволю.

— Ты не позволишь мне? — насмешливо ответил Снейп, и Гермиона услышала в его голосе издевку.

— Не позволю. Если понадобится, я позову остальных деканов, — предостерегающе сказала мадам Помфри, и Гермиона поняла, что она не шутит. Снейп долго молчал, но затем все-таки ответил, и в его голосе прозвучала нотка настороженного недоверия.

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю.

Прошло еще несколько секунд, и мадам Помфри заговорила отрывистым голосом.

— Сядь, Северус.

Гермиона тщательно вслушивалась, но нового скрипа пружин не услышала.

— Северус Снейп, сядь или, клянусь, я навсегда привяжу тебя к этой кровати.

Матрас неохотно застонал.

— Теперь у тебя два варианта: либо ты остаешься здесь, хорошо завтракаешь и принимаешь все зелья, которые я сочту нужными, либо ты выпиваешь «Сон без сновидений» и отлеживаешься до завтра. Полагаю, ты предпочтешь первое? — последовала короткая пауза, и видимо Снейп кивнул, так как она сказала: — Хорошо.

Что-то звякнуло о стол, возможно, поднос, и Гермиона услышала звук вилки, раздраженно вонзившейся в тарелку. Затем мадам Помфри испустила протяжный и раздраженный вздох.

— Ради Мерлина, Северус. Я не обязана заставлять тебя есть и отдыхать.

— Тогда и не надо, — коротко ответил Снейп, в голосе которого звучала все та же горечь, что и минуту назад. Теперь перо Гермионы свободно лежало у нее в руке, и девушка поморщилась, задумавшись, всегда ли Снейп был так резок со своими коллегами. Конечно, он был ужасен со студентами, но почему-то она ожидала, что в присутствии медсестры он станет более сговорчивым. Было ли у него на самом деле просто ужасное утро, или он всегда был таким... грубым?

— Северус, — предупредила мадам Помфри, и Гермиона снова услышала скрежет столовых приборов. — Спасибо. Так вот, я не знаю, что привело тебя в такое ужасное настроение сегодня, но не вымещай это на мне. У меня хватает забот и без твоих выходок, благодарю тебя.

Впервые Снейп не огрызнулся в ответ, вместо этого промолчав. А затем…

— Прости, Поппи.

Извинение было неохотным, но, тем не менее, оно прозвучало.

— По правде говоря, я к такому уже привыкла, так что не переживай, — ответила мадам Помфри, вернувшись к своему обычному деловому, бодрому тону. — Но вообще-то я думала, что ты будешь более радостным. Наверное, праздновать еще рановато, но, безусловно, сегодня дела обстоят лучше, чем вчера.

Снейп не ответил. Спустя минуту ожидания, что он заговорит, Гермиона поняла, что стоит на месте, полностью отвлекшись от своей задачи. Чувствуя себя виноватой, она встряхнулась и снова решительно принялась считать зелья, в то время как в комнате снаружи воцарилась тишина.

— Что ж, ладно, — наконец сказала мадам Помфри, и теперь ее голос снова сопровождался царапаньем пером Гермионы. — Вижу, твоя нога снова тебя беспокоит. Я могу дать тебе крем для нее, но тебе не помешает принимать обезболивающее зелье, по крайней мере, в течение...

— Нет, — Снейп резко прервал ее, и Гермиона снова поморщилась, но мадам Помфри осталась невозмутимой.

— Ради всего святого, Северус. Нельзя же так сильно их ненавидеть.

Ответа снова не последовало, и мадам Помфри продолжила, теперь уже с прежним раздражением.

— Тогда позволь мне дать тебе хотя бы зелье для расслабления мышц. Если сегодня снова начнутся судороги, ты не сможешь ходить, неважно, примешь ты после этого зелья или нет. А я полагаю, ты хочешь иметь возможность ходить?

Снейп что-то пробормотал, Гермиона не смогла разобрать что, и мадам Помфри фыркнула.

— Что ж, рада видеть, что хотя бы у кого-то из нас поднялось настроение. Возьми это, доедай свой завтрак, а потом поглядим, как обстоят твои дела, — несколько пузырьков со звоном опустились на деревянный столик, а затем мадам Помфри добавила: — И не смотри на меня так. Ты бы не пришел сюда, если бы считал, что они тебе не нужны. Прислушайся к своему здравому смыслу, Северус.

Послышались легкие звуки шагов, которые затем остановились, сменившись шорохом мантии, как будто мадам Помфри обернулась к Снейпу.

— А если этот кто-то таинственным образом исчезнет, Северус, их станет в два раза больше. Не жалуйся потом, что я тебя не предупредила.

После этого оба сотрудника замолчали, скрипнул стул мадам Помфри, и Гермиона всерьез возобновила свои подсчеты, стараясь работать быстро, чтобы не было так очевидно, что она подслушивала. Девушка полагала, что для этого должно существовать заклинание, но если это так, то оно было настолько малоизвестным, что она не встретила его раньше при изучении книг. Возможно, это было одно из тех утилитарных заклинаний, которые несколько раз изобретались разными волшебниками, и все они сочли его слишком банальным, чтобы им делиться — она могла бы позже заглянуть в библиотеку и посмотреть. Но сейчас ей нужно было закончить свою работу.

Пересчет всех зелий занял около двадцати минут, включая время, которое Гермиона потратила на перепроверку своих цифр. Ей почти хотелось, чтобы это заняло больше времени — по отсутствию шума снаружи она понимала, что Снейп все еще в больничном крыле, и ей не очень хотелось, чтобы на нее снова накричали. Но она не могла прятаться в кладовке до тех пор, пока он не уйдет, поэтому она тяжело вздохнула и толкнула дверь.

К своему ужасу, она увидела, что Снейп теперь был единственным находящимся в сознании взрослым в больничном крыле, мадам Помфри исчезла. Озлобленный профессор хмуро смотрел на нее с кровати, опираясь на подушки с подносом для кровати, и вообще выглядел так, словно желал ей всех бед на свете.

Гермиона знала, что не стоит принимать этот взгляд на свой счет, но он все равно ее нервировал. Хотя, когда она увидела полдюжины бутылочек с зельями на подносе, она почувствовала себя несколько спокойнее, поняв, что утро у Снейпа, похоже, действительно выдалось ужасным. Там было зелье для расслабления мышц, лекарство от тошноты, от головной боли, Бодроперцовое зелье, средство снимающее усталость, и зелье для улучшения кровообращения, а также баночка с мазью, которая, видимо, предназначалась для ноги Снейпа, от чего бы та ни болела. Пустовали только флаконы зелий от тошноты и усталости, брезгливо поставленные рядом с наполовину полной тарелкой с сосисками, яичницей и тостами.

При виде огромного количества зелий в ее груди вдруг защемило, и Гермиона вспомнила свои вчерашние слова, сказанные Рону и Гарри. Если она была права... этих зелий было явно недостаточно.

Внезапный прилив решимости охватил ее, и она поняла, что ничего другого не остается. Если Снейп принимает такое количество зелий для того, чтобы просто оставаться на ногах, значит нужно что-то делать. Она должна рассказать ему о том, что заметила вчера — это не могло ждать до завтра. И уж точно не могло ждать неделю. И она сомневалась, что даже мадам Помфри сможет убедить Снейпа выслушать ее, если Гермиона сама не заговорит с ним.

— Вы что-то хотели? — язвительно спросил Снейп, глядя на нее снизу вверх, и Гермиона почувствовала, как ее решимость дрогнула, но потом она снова собралась с духом.

— Я… я просто хотела поговорить с вами минутку, сэр.

Снейп сильно нахмурился, но он вряд ли бы смог уйти, не навлекая на себя гнев мадам Помфри, и Гермиона знала, что это ее лучший шанс поговорить с ним наедине и заставить его выслушать; она сделала глубокий вдох и продолжила, прежде чем он успел снова на нее наброситься.

— Сэр, я… конечно, я ни в коем случае не квалифицированный специалист, но вчера я изучала основы посттравматического стрессового расстройства, когда думала о том, чтобы обратиться к психотерапевту, и я думаю… я думаю, что есть большая вероятность того, что оно может быть у вас, — неуверенно произнесла она, и Снейп моргнул, его налитые кровью глаза слегка сузились.

— Посттравматическое стрессовое расстройство? — недоверчиво спросил он, как будто никогда не слышал о чем-то столь нелепом, и Гермиона расправила плечи, выпрямившись во весь рост.

— Да сэр. Это довольно серьезная проблема, и без лечения она может довести до истощения. Если оно у вас имеется, то это может быть причиной… — она замялась, внезапно осознав, что Снейп не знает, что она видела его воспоминания. У нее возникло чувство, что если она признается в этом, как она только что чуть было не сделала, то разговор пойдет в нежелательном для нее направлении, поэтому она проглотила слова, вместо этого ограничившись довольно неопределенным: — Это может привести к тяжелым последствиям.

Снейп уставился на нее, и Гермиона неловко заерзала, чувствуя себя виноватой даже из-за этой недомолвки.

— И как лечится это... расстройство? — спросил Снейп, и, хотя его голос все еще звучал скептически, одновременно он выглядел так, будто серьезно обдумывал ее слова.

— Ну, обычно это лечится терапией, наряду со многими другими психическими заболеваниями. Сегодня утром я нашла психотерапевта в Косом переулке и, собственно, я…

Она вновь остановилась, на этот раз от шока, вызванного вспышкой озарения, которое только что посетило ее. Несколько секунд она напряженно думала, а Снейп смотрел на нее с недоуменным выражением лица, которое было гораздо предпочтительнее его язвительной усмешки. Это было очень сложное решение, но девушка не могла проигнорировать эту идею — она глубоко вздохнула, снова набираясь храбрости.

— Я договорилась с ней о встрече сегодня днем. Но я думаю, профессор, это вы должны пойти на нее.

Снейп долго смотрел на нее, его черные глаза были непроницаемы, и Гермиона продолжила, отчасти из желания любым способом нарушить неловкое молчание.

— Она могла бы вам очень помочь, особенно сейчас. И у меня все хорошо, правда, и...

Ей не нужно было заканчивать фразу. Несмотря на всю его оборонительную позицию, она знала, что Снейп так же, как и она, осознавал, что у него не все в порядке в любом смысле этого слова — хотя она сомневалась, что он до конца понимает почему.

Снейп молчал несколько долгих мгновений, глядя на свой недоеденный завтрак, и Гермиона почувствовала прилив эмоций, совершенно отличных от вчерашних. Она была в ужасе и гневе, наблюдая за воспоминаниями профессора, но нынешнее чувство было более сдержанным, хотя, возможно, даже более сильным.

Ей было жаль его. Ей было жаль, что он прошел через столь многое, что не понимает, почему ему так тяжело, — или, возможно, даже не знает, что это так. Гермиона сомневалась, что когда-нибудь узнает профессора Снейпа достаточно хорошо, чтобы понять, что он знает о самом себе, и не была уверена, что хотела бы этого, как бы она ни защищала его перед Гарри и Роном.

Но она надеялась, что ее просьба хоть немного поможет ему.

— Вы думаете, что эта встреча может мне... помочь? — голос Снейпа был полон иронии, но Гермиона решила последовать примеру мадам Помфри и не поддаваться на провокацию.

— Да, сэр, — твердо сказала она.

Прошло несколько секунд, в течение которых Снейп хмуро смотрел на нее, а Гермиона не знала, что еще сказать.

— Вы закончили проверять запасы, не так ли? — наконец спросил Снейп, и Гермиона кивнула. — Полагаю, вы составили какие-то записи насчет них?

Не говоря ни слова, она протянула ему пергаменты, запоздало сообразив, что могла бы и сама сначала предложить ему их из вежливости. В прошлом году она думала о Снейпе как о директоре Хогвартса, назначенного Волан-де-Мортом, а за год до этого он преподавал Защиту, но он был таким же мастером зелий Хогвартса, как и профессор Слизнорт — она до сих пор помнила, как он ледяным тоном напомнил об этом Локонсу на втором курсе. Девушка надеялась, что он не подумает, что она об этом забыла.

Снейп потратил несколько минут на чтение и — как она подозревала — запоминание написанного на пергаментах, а затем вернул ей стопку обратно, выглядя более усталым, но чуть менее раздраженным, чем прежде.

— Что ж, в путь, Грейнджер. Профессору Слизнорту они нужны прямо сейчас, — заявил он, и его тон не оставлял сомнений в том, что он ждет, что она уйдет без всяких препираний. Гермионе стало интересно, знает ли он, насколько эта фраза обрадовала ее; она не могла допустить, чтобы Снейп подумал, что она намеренно выводит его из себя.

— Хорошего дня, сэр, — сказала она, едва удержавшись от того, чтобы не сказать «Поправляйтесь скорее», но решила, что это только еще больше разозлит Снейпа.

— Хорошего дня, — сухо ответил Снейп, и она вежливо кивнула, а затем направилась к двери, прижимая к груди свои бумаги.

К сожалению, одна мысль остановила ее прежде, чем она успела до нее добраться.

— О… профессор? — спросила она, с опаской оборачиваясь, и Снейп издал едва скрываемый вздох, опуская вилку с яичницей.

— Что?

— На первом курсе... на первом матче Гарри по квиддичу, когда Квиррел проклинал его метлу, я… я подумала, что это делали вы.

— И? — Снейп не выглядел особо впечатленным этой новостью и не казался удивленным.

— Я… ну, я была тем человеком, который поджег вас, пытаясь отвлечь от Гарри. Я очень сожалею об этом, — тихо добавила Гермиона, заметив, что глаза Снейпа слегка расширились. — Я хотела извиниться.

Снейп долго смотрел на нее, затем, к ее удивлению, снова вздохнул, и его черные глаза закрылись.

— Убиратесь отсюда, Грейнджер, — произнес он, и Гермиона быстро кивнула, направившись к двери, чтобы уйти — но потом снова обернулась, охваченная внезапным чувством беспокойства.

— Вы ведь пойдете на прием, профессор?

— Пойду. Да и вам бы не помешало, — прорычал Снейп, и она выдавила слабую улыбку, шагнула в дверь и закрыла ее за собой. На мгновение она взглянула на него, гадая, сдержит ли он свое слово, но потом заставила себя отвернуться; она сделала все, что могла. Решит ли профессор Снейп ее послушать, зависит только от него.

Перечитав список зелий, она снова пошла проверить как дела у мальчиков.

К своему приятному удивлению, она встретила Гарри и Рона, которые, позевывая и улыбаясь ей, спускались в Большой зал. У обоих был подавленный вид, который они пытались скрыть, но Гермионе тоже не хотелось думать о Битве, и она не стала упоминать о ней, вместо этого завязав пустую болтовню.

— Не понимаю, как ты уже можешь чем-то заниматься, — проворчал Рон, когда она рассказала им о подсчете зелий, и девушка подавила улыбку, когда он провел рукой по своим взъерошенным волосам. — Если бы не завтрак, я бы с удовольствием остался в постели.

— Знаешь, сейчас я на самом деле не такой уж и уставший, — мимоходом произнес Гарри, слегка удивившись собственным словам.

— Говори за себя, — буркнул Рон, но его настрой казался скорее драматизированным, чем серьезным. Впрочем, Гермиона подозревала, что он сам изо всех сил старается сохранить его таким.

— Я просто не могла больше спать, — честно призналась Гермиона, присоединяясь к ним за одним из длинных столов — столы факультетов были возвращены в Зал этой ночью. Она заметила, что по привычке они сели за гриффиндорский стол, хотя в данный момент тут никого не было; когда она приходила сюда раньше, здесь было несколько студентов. — Как только я увидела, что начинает светать, мне показалось, что самое время подниматься.

— Ты встала на рассвете? Да ты сумасшедшая, — сказал Рон, притворно вздрогнув от этой мысли.

— Значит ты, должно быть, видела присутствовавших, — заметил Гарри, накладывая себе на тарелку еду с нескольких блюд, внезапно появившихся на столе. Как и Рон, Гермиона взяла кусочек тоста с маслом, пробормотав в воздух слова благодарности; она не знала, будет ли это услышано, но и не была уверена в обратном. — Видела кого-нибудь из Ордена?

— Кингсли был здесь. Я говорила с ним о поисках моих родителей, — ответила Гермиона, и двое ребят воскликнули, выражая явное удивление.

— Здорово! Когда, по его мнению, их найдут? — спросил Рон, рот которого был наполовину набит сосисками и пюре.

— Ну, ему нужно официально связаться с министром магии Австралии, так что, наверное, это займет не меньше недели. Хотя он пообещал, что сделает это в ближайшее время, — сказала она, ее голос немного повысился от волнения. — Ох, я так давно их не видела! Я… я просто не могу поверить, что они наконец-то могут вернуться!

Она лучезарно улыбнулась им обоим, получив в ответ такие же улыбки, и Рон обнял ее за плечи, свободной рукой проткнув еще один кусок сосиски.

— Это действительно здорово, Гермиона, — искренне сказал Гарри, и Рон энергично закивал, его рот был слишком набит для беседы; Гермиона едва не рассмеялась при виде этого зрелища, находя странное утешение в привычном аппетите двух мальчишек. На мгновение показалось, что они снова оказались в Большом зале в разгар учебного года, окруженные звоном вилок и дружеской болтовней.

Но потом они вернулись в тихий зал, единственными гриффиндорцами за столом.

— Ты не знаешь, вернулись ли Снейп и Флитвик? — спросил Гарри, делая глоток тыквенного сока, и Гермиона почувствовала, как ее улыбка стала немного неуверенной.

— О, да, где-то вчера ночью. Профессор Слизнорт сказал, что с ними все в порядке.

Это не было ложью, но она все равно почувствовала небольшой укол вины за то, что умолчала о своем разговоре с директором. Было странно хранить секреты от двух самых близких друзей, даже зная, что они принадлежат не ей.

— Ну вот, — весело сказал Рон, уже наполовину расправившись со своей тарелкой. — Я знал, что причин для беспокойства нет.

Лично Гермиона могла придумать множество причин для беспокойства, но и их она тоже держала при себе.

В течение нескольких минут Рон и Гарри были заняты едой, а Гермиона сосредоточенно доедала свой тост, чувствуя себя слишком рассеянной, чтобы поддерживать разговор. Ее мысли метались то к родителям и Живоглоту, которого она тоже не видела почти год, то к Аркадии и к тому, как ей нужно написать ей об изменении планов, а также назначить новую встречу, и все это на фоне окончания войны и потерь, которые они понесли вчера. Ей казалось, что ее голова вот-вот взорвется от наплыва мыслей и информации, и девушка знала, что она такая не одна.

— Мы действительно сделали это, — сказал наконец Гарри, опустошив свою тарелку, и Гермиона автоматически кивнула одновременно с Роном; никто из них, казалось, не знал, что сказать.

— Мы сделали это, — через мгновение согласился Рон, и на его лице промелькнула краткая ухмылка триумфа, которая затем сменилась мрачной меланхолией. Гермиона с грустью наблюдала за ним, зная, что смерть Фреда затронула его больше, чем ее и Гарри, несмотря на то, что они считали Уизли своей семьей.

— Мы сделали это, — тихо повторила она, все еще пораженная тем, что это правда.

— У меня болит голова от одной мысли об этом, — признался Гарри, и Гермиона слишком хорошо его понимала. — Я... я просто не могу поверить, что мы снова в Хогвартсе. Казалось, что мы никогда сюда не доберемся.

— Не слишком-то привыкай к этому, — предупредил Рон, выходя из своего минутного уныния. — Мама намерена сегодня же отправить нас всех домой. Она считает, что такое время предназначено для семьи.

— По-моему, звучит достаточно неплохо. Я был бы рад немного отдохнуть от постоянных расспросов, — ответил Гарри, и Рон усмехнулся.

— Теперь ты не сможешь и в туалет сходить без того, чтобы об этом не сообщил «Пророк». Я уже вижу это: «Мальчик-Который-Выжил воспользовался сортиром в «Трех метлах»! Смотрите на странице №2, что он съел, чтобы попасть туда».

— Заткнись, — добродушно отмахнулся Гарри, а Гермиона спрятала улыбку, в то время как мальчики продолжили перепалку, причем заявления Рона о газетных заголовках становились все более и более возмутительными. Они уже достигли уровня статей достойных «Придиры», когда за ее спиной раздался веселый голос, и Гермиона подняла голову, чтобы увидеть Чарли, стоящего там с ухмылкой.

— Вам двоим следовало бы стать репортерами. Вы бы без проблем переплюнули Скитер, — сказал он, и оба мальчика рассмеялись. — Пришел вам сказать, мама хочет, чтобы мы все собрались в одиннадцать. Судя по всему, это не обсуждается, что мы все отправимся домой. Несмотря на возраст.

— Ну вот, — простонал Рон, но Гермиона видела облегчение, скрытое за его жалобой. Им всем не помешал бы хороший отдых в «Норе», вдали от суеты замка и вездесущих напоминаний о вчерашнем сражении.

Чарли весело попрощался с ними и отправился искать Билла, а Гермиона встала, смахивая крошки со своего джемпера.

— Пока у нас есть время, я пойду отправлю несколько писем. Это не займет много времени, — пообещала она, заметив их недоумение. Повернувшись, чтобы посмотреть на нее, Рон одарил ее нехарактерно серьезным взглядом, который частично был испорчен картофельным пюре, прилипшим к уголку его рта.

— Хочешь, я пойду с тобой? Или мы оба? — спросил он, указывая на Гарри, и Гермиона улыбнулась, покачав головой.

— Спасибо, но со мной все будет в порядке. Я гуляю по замку все утро, и пока ничего не произошло.

— Ну, если ты уверена, — Рон казался неубежденным, и Гермиона быстро поцеловала его в щеку.

— Уверена. Постарайся, чтобы Гарри не втянули ни в какие интервью, пока меня не будет.

Лица Гарри при этой фразе приняло возмущенное выражение, и Гермиона с Роном рассмеялись. Затем Гермиона быстро помахала им рукой и рысью побежала вверх по лестнице в сторону совятни, на ходу составляя в голове свои послания.

Сначала она отправила письмо Аркадии о том, что уступила свою встречу Снейпу, надеясь, что психолог не рассердится на нее. Затем, чувствуя легкое беспокойство, она написала короткую записку самому профессору Снейпу, указав в ней адрес Аркадии и время встречи. Рыжая школьная сова с любопытством смотрела на девушку, пока та привязывала письмо к ее лапе, не привыкшая нести сообщение на столь короткое расстояние.

— Пожалуйста, передай это профессору Снейпу, — попросила она сову. — Я знаю, что это недалеко, но не думаю, что он будет рад снова видеть меня сегодня, и я не хочу просить кого-то другого передать ему это. Ты можешь это сделать?

Сова самодовольно ухнула, а затем взлетела и помчалась вниз, в замок, к явному замешательству других сов. Гермиона посмотрела, как она улетает, а затем также направилась вниз, туда, где ждали Гарри и Рон.

Она отсутствовала всего пятнадцать минут, но по тому, как Рон подхватил ее на руки и страстно поцеловал, можно было подумать, что прошла целая неделя. Впрочем, она вряд ли стала бы жаловаться. Девушка прислонилась к плечу Рона, когда они снова заняли свои места за столом, а его рука, в свою очередь, радостно легла ей на плечи.

До одиннадцати оставалось около часа, и они коротали время ведя разговоры и перекусывая, а также приветствуя десятки людей, которые подходили, чтобы поблагодарить Гарри или обменяться с ним парой слов. Некоторых, таких как Дин и Симус, Гарри был рад видеть, но было много и поклонников, которым он вежливо улыбался, а затем смотрел на Рона и Гермиону в поисках повода уйти от разговора. Гермиона изо всех сил старалась помочь, придумывая вполне приемлемые оправдания, которыми мог бы гордиться даже профессор Слизнорт.

В какой-то момент она задумалась, получил ли уже профессор Снейп ее сову, но быстро отогнала эту закравшуюся мысль, вместо этого переключив свое внимание на то, чтобы помочь Гарри вежливо отделаться от жителя Хогсмида, который был просто в восторге от разговора с ним.

Таким образом час прошел быстро. Билл и Флер присоединились к ним за столом, за ними вскоре последовал Перси, ведя за собой подавленного Джорджа, который ничего не ответил на дружеские приветствия Гермионы и остальных. Гермиона с беспокойством наблюдала за ним, чувствуя, что все остальные делают то же самое, но никто не сделал замечаний по поводу его манеры поведения. Казалось, никто не мог подобрать слов.

Наконец появились мистер и миссис Уизли вместе с Чарли и Джинни, которая вложила свою руку в ладонь Гарри, когда все встали, чтобы присоединиться к ним.

— Мы готовы отправиться в путь? Все взяли свои вещи? — спросил мистер Уизли, и все кивнули, рука Гермионы автоматически потянулась к расшитой бисером сумочке. — Хорошо. Мы все аппарируем обратно в «Нору» — не отклоняйтесь от курса, пожалуйста. Худшая часть войны, может, и позади, но все равно безопаснее всего отправиться прямо туда.

Раздался хор согласий и заверений, что все аппарируют напрямую в «Нору», и их группа направилась к вестибюлю, откуда они спустятся к воротам. По дороге Гермиона заметила профессора Стебль и поспешила к ней, пока не забыла о бумагах, которые все еще держала в руках.

— Профессор, у меня есть подсчеты по зельям для профессора Слизнорта. Не могли бы вы передать их ему от меня?

— Конечно, милая, — ответила профессор Стебль, ласково похлопав ее по плечу. Профессор травологии, похоже, знала об их планах, так как не стала спрашивать, куда они направляются, а вместо этого одарила Гермиону улыбкой с оттенком грусти. — Отдохните немного и позаботьтесь друг о друге. Не стесняйтесь навещать нас в любое время.

— Спасибо, — сказала Гермиона, чувствуя себя тронутой, и, поддавшись порыву, быстро обняла профессора Стебль, а затем поспешила за Уизли, помахав рукой через плечо. Профессор Стебль приподняла свою залатанную шляпу, а девушка свернула за угол и вышла на яркий солнечный свет с Гарри и Роном по бокам.

Путешествие обратно в «Нору» прошло без происшествий (мистер Уизли взял Джинни с собой при помощи парной аппарации), и Гермиона почувствовала, как загораются ее глаза при виде знакомого дома, такого же гостеприимного и причудливого, каким он всегда был. Почему-то одной из самых трудных вещей после падения Волдеморта предыдущим утром было принять возвращение простого, повседневного комфорта, которого она была лишена, будь то ее кровать в гриффиндорском общежитии или простая безопасность Хогвартса в окружении друзей и учителей.

На лицах Рона и Гарри отразилось то же выражение, что и у неё, — смесь восторга и ностальгии, и она взяла Рона за руку, в то время как Джинни приняла руку Гарри, и вместе они вошли в прекрасно знакомую кухню.

В течение часа или около того все шло почти нормально: они съели наскоро приготовленный, но вкусный обед, любезно предоставленный миссис Уизли, а затем сидели и разговаривали, пока посуда волшебным образом мылась сама собой. И все же... Гермиона чувствовала, что атмосфера напряжена. Смех был неестественным, шутки слишком частыми, а молчание долгим и задумчивым. Она взглянула на Рона, потом на Гарри, и увидела в их глазах тот же дискомфорт — а спустя какое-то время это стало невыносимо.

— Ничего, если я подышу свежим воздухом? — спросила она, вставая, и мистер Уизли поднял на нее глаза, в то время как миссис Уизли продолжала смотреть на тарелку с остатками бутербродов, будто не осознавая, что был задан вопрос. — Я останусь в пределах участка. Просто...

Она замялась, не зная, что сказать. Как она могла признаться, что пребывание рядом с этими замечательными людьми, которых она считает своей семьей, только усугубляет ее собственное горе?

— Я пойду с тобой, Гермиона, — вклинился Рон, а Гарри кивнул. Гермиона с облегчением улыбнулась им обоим, радуясь, что не будет разгуливать в одиночестве. Джинни, казалось, колебалась, будто тоже хотела пойти, но потом поймала взгляд Гарри и пожала плечами, очевидно поняв, что им троим нужно немного времени, чтобы поговорить. Гермиона не хотела вести какие-либо секретные разговоры в Большом зале, но... были некоторые вещи, которые нужно было обсудить.

И вот, она, Рон и Гарри вышли на крыльцо, оглядываясь по сторонам.

— Сарай? — предложил Рон, и Гермиона едва сдержала хихиканье, неуверенная, была ли эта реакция вызвана нервозностью или просто необычностью снова оказаться в Норе, чтобы обсуждать крестражи в первом попавшемся безопасном месте, которое они смогли найти. Однако лучшей идеи у нее все равно не было, поэтому она кивнула, и все они нырнули в маленький ветхий сарайчик, стоявший в углу сада.

Гермиона устроилась рядом с Роном на пыльном ящике, а Гарри сел напротив них, расположившись на стопке автомобильных шин, которые, должно быть, появились тут совсем недавно, поскольку миссис Уизли еще не успела их выкинуть.

— Итак, — сказал Рон, явно пытаясь нарушить молчание. — Итак... Все крестражи исчезли. Что нам теперь делать с этой информацией?

— Ничего, как я думаю, — ответил Гарри, рассеянно поправляя очки на носу. — Никто не должен знать о них, а только то, что Волан-де-Морт мертв. Наверное, будет лучше, если мы не будем о них упоминать — вот почему вчера я исключил их из своих воспоминаний. Я посчитал, что попытки объяснить вызовут больше проблем, чем решат.

— Думаю, Гарри прав, — согласилась Гермиона, слегка прижимаясь к плечу Рона. — Орден знает, что мы искали какой-то предмет перед Битвой, но не обязательно говорить им, какой именно. Дамблдор хотел, чтобы они оставались тайной не без веских оснований.

— Мы все знаем, что произошло, когда они перестали таковыми быть, — пробормотал Гарри, наблюдая, как Гермиона с минуту копается в своей сумке, потом сдается и применяет манящие чары.

— Пока мы об этом говорим: я не знаю, что мне делать с этим, — обеспокоенно сказала она, держа в руках «Тайны наитемнейшего искусства». Книга выглядела зловеще даже при дневном свете, ее старые страницы выглядели угрожающе, несмотря на свою хрупкость. — Она ужасно темная — не думаю, что хотела бы держать ее у себя, не теперь, когда в этом нет необходимости, но я вряд ли смогу вернуть ее в библиотеку...

— Как вы думаете, Дамблдор оставил какие-нибудь инструкции о том, что с ней делать? — спросил Рон, и Гермиона покачала головой.

— Вчера вечером я еще раз просмотрела ее, но не увидела ничего необычного. Полагаю, мне придется оставить ее у себя, по крайней мере, пока. Не думаю, что это хорошая идея — передавать ее в Министерство.

— Определенно нет, — согласился Гарри, бросив на книгу неприязненный взгляд. — Я доверяю Кингсли, но знаю, что есть люди, которые воспользовались бы ею, если бы смогли заполучить в свои руки. А последнее, что нам нужно, это еще один Волан-де-Морт.

После его слов наступила тишина, и Гермиона засунула зловещую книгу обратно в свою расшитую бисером сумочку, внезапно пожелав убрать ее с глаз долой. Сделав это, она заметила, что челюсть Гарри напряглась, а его брови резко нахмурились, пытаясь сдержать слезы.

Стоило ей увидеть это, как он поймал ее взгляд и отвернулся, глаза его были сухими.

— Не сдерживайся, Гарри, — обеспокоенно сказала ему Гермиона. — Я знаю, что сейчас очень тяжело, но... ну, иногда бывает полезно просто хорошенько выплакаться.

— В том-то и дело, — тихо сказал Гарри, не отрывая взгляда от пола. — Я не могу плакать. Я чувствую, что должен, но... я просто не могу.

Он посмотрел на наклонный потолок, а Рон, поймав взгляд девушки, виновато кивнул.

— Все в порядке, — ответила Гермиона, обращаясь к обоим мальчикам. По какой-то причине она вдруг почувствовала себя очень усталой — как будто признание того, что они сейчас находятся в периоде траура, забрало из нее всю энергию. — Не беспокойтесь об этом. Все равно никто не знает.

— Дело не в этом, — Гарри опустил взгляд с потолка, его зеленые глаза обратились к пыльному окну. — Я хочу плакать. Я хочу горевать. Но... Я просто чувствую, что не могу.

Он встал, глядя на знакомый заросший двор, и Гермиона уже собиралась было присоединиться к нему, как он обернулся.

— Волан-де-Морта больше нет. Он ушел. Мертв. Нам больше никогда не придется о нем беспокоиться. Я сожалею, что мы потеряли людей, правда, но… это того стоило, — слова были произнесены с трудом, но в них чувствовалась сила, и Гарри понизил голос до резкого шепота, который дрожал, пока мальчик говорил. — Вот о чем я все время думаю. Вот почему я не могу горевать. Это того стоило.

— Я тоже об этом думал, — произнес Рон сдавленным голосом. — Я ненавижу это, но оно не выходит у меня из головы. Я… я знаю, Фр… — он не смог произнести имя, и Гермиона обняла его за плечи, поглаживая рукой по спине в знак молчаливой поддержки. — Ну, знаете, он бы не грустил. Он бы сделал то… то, что сделал ты, если бы это означало, что мы победим.

— Я думаю, все бы так поступили, — ответил Гарри, потирая рукой шрам. — По крайней мере, все члены Ордена. Они бы сказали нам, что были бы рады умереть, если бы это означало, что Волан-де-Морт будет повержен.

Наступило долгое молчание, теплый ветер свистел сквозь щели старых досок, и Гермиона закусила губу, пытаясь сдержать слезы, навернувшиеся при мысли о Фреде, Люпине и Тонкс.

— Но дело в том, — наконец сказал Рон, — что мне стыдно за это. Я имею в виду, посмотрите на маму. Посмотрите на… — он не закончил фразу, но и Гарри, и Гермиона поняли, кого он имел в виду. — Они не хотели умирать. Просто... им не повезло. Они могли бы праздновать здесь с нами.

— Или скорбеть, — тихо добавила Гермиона, и оба мальчика опустили глаза, в сарае снова воцарилась тишина.

— Нам нужно вернуться, — спустя долгую минуту сказал Гарри, устремив взгляд на дом, и Гермиона кивнула вместе с Роном. Никто из них не хотел этого, она это знала — но они должны были это сделать. Они не могли прятаться здесь вечно.

— А нам обязательно? Кухня похожа на похороны, — попытался пошутить Рон, но сдавленный тон не выражал юмора.

— Мы должны быть там, чтобы поддержать всех, — ответила Гермиона, но сердце ее тоже не лежало к этому наказанию. — Но, спасибо. Я... Мне просто нужен был минутный перерыв. Я забыла, как много нам необходимо скрывать.

— Мне об этом можешь не рассказывать, — слабо усмехнулся Гарри, протягивая руку, чтобы открыть скрипучую дверь. — Я боялся, что могу начать рассказывать обо всем, если бы вчера мне пришлось говорить подольше. Половина причин, по которым я приложил все усилия, чтобы собрать эти воспоминания, заключалась в том, чтобы быть уверенным, что Кингсли сможет воспользоваться ими, вместо того чтобы расспрашивать меня о чем-то еще.

— Надеюсь, что сможет. Как думаешь, когда вы с профессором Снейпом сможете их вернуть? — Гермиона задала этот вопрос скорее из любопытства, чем ожидая от Гарри ответа, но вместо него отозвался Рон.

— Ну, возможно, через несколько дней, они не должны ему понадобиться надолго. Он уже должен был согласовать помилованиех Снейпа, не так ли? Не думаю, что они понадобятся ему для чего-то еще.

— Я только надеюсь, что он не будет требовать подробностей о крестражах, — сказал Гарри, скрестив руки на груди. — Мне не составило труда отшить Скримджера, но не думаю, что смогу сделать то же самое с Кингсли.

— Он не будет, — заверила Гермиона. — А если и будет, мы просто скажем ему, что профессор Дамблдор поручил нам разыскать несколько очень темных артефактов. Он знает, что даже профессор Снейп не был посвящен в эту тайну — я не могу себе представить, что он будет сильно настаивать на этом.

При этих словах Рон заметно оживился.

— Ты права. Если мы скажем ему, что даже Снейпу нельзя было говорить об этом, он наверняка оставит нас в покое. Хорошая мысль, Гермиона!

— Я почти хочу, чтобы Снейп знал, — сказал Гарри так сухо, что Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы понять, к чему этот комментарий.

— Что? Почему? — Рон казался сбитым с толку, а Гермиона, при всем своем мнении по этому вопросу, была не менее озадачена тем, что Гарри высказал такое мнение.

— Ну, во-первых, я не могу представить его верхом на освобожденном драконе из Гринготтса, а вы?

Потребовалось мгновение, но затем они все разразились хохотом; напряжение ушло, как вода, когда они схватились за животы и хихикали, пока не кончился воздух.

— Мерлин, это было два дня назад, — воскликнул Рон, явно пораженный. — Ты можешь в это поверить? Как вы думаете, он уже нашел себе дом?

— О, я на это надеюсь, — сказала Гермиона, почувствовав укол беспокойства. — Как вы думаете, это вызвало какие-то неприятности?

— Я бы хотел сказать, что мы бы услышали, если бы это было так, но, честно говоря, я думаю, что мы были достаточно заняты последние несколько дней, — ответил Гарри, и Гермиона была вынуждена признать, что, да, это правда.

— Что ж, я уверен, что Кингсли в любом случае об этом знает. Не то чтобы мы были очень скрытными, — заметил Рон, и Гермиона с трудом подавила улыбку. — Если честно, я бы даже сказал, что мы были чуть-чуть заметны.

Они еще посмеивались, когда достигли кухонной двери, пытаясь подавить смешки и икоту, но перед входом в дом постарались взять себя в руки, не желая нарушать царившую внутри атмосферу. Они заняли свои прежние места за столом, заметив, что за время их отсутствия никто даже не пошевелился; тихая, еле текущая беседа тоже не прекращалась.

Гермиона старалась не замечать, насколько пустой казалась комната. Было такое ощущение, будто вот-вот войдет кто-нибудь из их потерянных друзей, будто стоит ей поднять взгляд — и Люпин заговорит с мистером Уизли, или Фред начнет дразнить Рона, а Тонкс изменит свое лицо, высмеивая различных Пожирателей смерти, что вызовет взрыв хохота за столом. Она скучала по Грозному Глазу Грюму, ворчащему в углу по поводу мер предосторожности, скучала по энергичному общению Сириуса и Гарри, скучала по кратким появлениям Дамблдора — скучала по ним всем, ощущая их отсутствие почти как физическую боль.

И почему-то боль становилась еще сильнее от осознания того, что на их месте мог оказаться любой. Это мог быть пропавший из-за стола мистер Уизли, или Флер, или Джинни... Профессор Снейп мог умереть вчера. Гарри мог не вернуться после смерти. Миссис Уизли могла не выиграть свою дуэль против Беллатрисы.

Каждая мысль, которая приходила ей в голову, давила на эмоции, и Гермиона сознательно начала совершать глубокие вдохи, сжав руку Рона и пытаясь не расплакаться.

Раздался тихий стук в дверь.

Гермиона вскочила на ноги, как и половина людей в комнате, а Билл быстро поднялся, чтобы открыть, но сначала выглянул в тонкую щель, а затем улыбнулся и широко распахнул дверь.

— Миссис Тонкс! Пожалуйста, входите, — предложил он, и Гермиона ахнула, увидев на пороге Андромеду Тонкс с крошечным свертком на руках.

— Здравствуйте, — тихо сказала женщина. — Я не хотела вторгаться, но... я просто не могу оставаться дома одна.

— Это вовсе не вторжение! — воскликнул мистер Уизли, вскакивая со стула. — Не желаешь ли чаю?

— Да спасибо. Это было бы очень кстати, — пробормотала Андромеда, качая на руках маленького Тедди. Мало кто из них видел малыша лично, и Гермиона встала рядом с Гарри и Роном, сделав несколько шагов ближе, чтобы осторожно взглянуть на него. Андромеда, похоже, не возражала, повернув спящего младенца так, чтобы они смогли увидеть его пухлое, невинное личико.

Пока мистер Уизли занимался приготовлением чая, миссис Уизли положила руку на спину женщины, мягко поглаживая ее, и Андромеда выпрямилась, глубоко вздохнув. Она явно провела немало времени в слезах, но все равно улыбнулась, ее взгляд был светлым и добрым, несмотря на покрасневшие глаза.

— Ты хочешь подержать его, Гарри? В конце концов, ты его крестный отец.

Нервничая, Гарри осторожно подошел и взял младенца, баюкая Тедди на руках, а Гермиона с трудом подавила внезапный комок в горле, охваченная одновременно и горем, и счастьем. Тедди, со своей стороны, проснулся и с любопытством посмотрел на незнакомца, который держал его, хихикнул, и его волосы сделались черными, затем вернувшись к прежнему ярко-синему цвету. Гарри с благоговением наблюдал за этой переменой, потеряв дар речи, как и все остальные в комнате, но когда Тедди начал сосать большой палец, он взял себя в руки.

— Мы поможем вам вырастить его. Он станет частью нашей семьи, — пообещал Гарри, глядя на скорбящую мать, и улыбка Андромеды обернулась слезами.

— Как и ты, дорогая, — добавила миссис Уизли, заключая в объятия высокую женщину. — Тебе и Тедди всегда рады в нашем доме.

— Спасибо, Молли. Это значит... так много, — выдавила Андромеда, вытирая глаза запястьем. — Я так… так благодарна за Тедди. Не знаю, что бы сейчас со мной было, если бы не он.

— О, моя дорогая, — произнесла миссис Уизли, и в ее голосе было столько нежности и доброты, что Гермиона чуть не расплакалась. — Я… я знаю, что ты чувствуешь. Я никогда не чувствовал себя так противоречиво. А Нимфадора и Римус были такими чудесными...

Андромеда кивнула, а затем обе женщины расплакались, причем слезы миссис Тонкс оставались беззвучными, в то время как миссис Уизли рухнула на нее с громкими рыданиями. Гермиона почувствовала, как по ее собственному лицу катятся слезы, и прижалась к Рону, зарывшись лицом в его плечо. К счастью, Тедди, похоже, не был настроен присоединяться к этому действу, лепеча что-то слегка запаниковавшему Гарри, который корчил все возможные забавные рожицы, чтобы доставить ребенку удовольствие. Тедди пытался подражать выражениям лица, демонстрируя примитивные метаморфические преобразования своего крошечного носа и рта.

— Это так тяжело, — тихо призналась Андромеда, когда они с миссис Уизли наконец овладели собой. — Я никогда не думала... Потерять Теда, а затем сразу Дору и Римуса — это было сильнейшим потрясением. Я не знаю, как мне жить дальше.

Миссис Уизли была слишком поглощена сморканием в носовой платок, чтобы ответить, но мистер Уизли шагнул вперед и обнял жену за плечи.

— Я не знаю, как это переживем все мы, — сказал он, его обычно жизнерадостное лицо осунулось и побледнело. — Но Молли, конечно же, права. Мы рады тебе в любое время, Андромеда. Мы всегда будем рады видеть тебя здесь, с нами. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь с Тедди, мы всегда готовы присмотреть за ним.

— Спасибо, правда. Я не могу выразить, как много это для меня значит, — слегка придушено ответила Андромеда, и миссис Уизли снова притянула ее в краткие объятия, а мистер Уизли повел ее к столу с чаем. Гарри взглянул на женщину, будто раздумывая, стоит ли ему вернуть Тедди, но малыш, похоже, не был склонен к тому, чтобы его отдавали — он помахал крошечным кулачком перед лицом Гарри, широко улыбаясь, и снова изменил свои бирюзовые волосы на черные.

При виде смягчившегося выражения лица Гарри, Гермиона поняла, что он сдержит свое обещание. Тедди станет частью их семьи, и даже больше. Гарри выглядел так, будто никогда не хотел его отпускать.

Посмотрев на хихикающего Тедди, который теперь смеялся и над гримасами Рона, Гермиона ощутила прилив надежды, которая была так же сильна, как чувство, которое она испытала, наблюдая, как Гарри смотрит на повергнутого Волан-де-Морта. Понимание того, что мальчику придется расти, не зная ни одного из своих замечательных родителей, причиняло огромную боль, но осознание того, что он будет свободен от тени Волан-де-Морта, приносило почти столь же сильное облегчение. Тедди никогда не придется беспокоиться из-за войны, никогда не придется испытывать страх, как всем им, и это... Что ж, она наконец почувствовала, что полностью поняла слова Гарри, сказанные в сарае.

Это тяжело — потерять своих друзей и семью. Невероятно тяжело. Они все перенесли больше, чем она могла себе представить во время того, как они с Роном помогали Гарри защищать философский камень на первом курсе. Но они сражались в войне, потому что это стоило такого риска, потому что они хотели обеспечить будущее, в котором им больше не придется бояться Темного Лорда и его Пожирателей смерти. И, глядя на счастливого, невинного Тедди, у которого впереди было такое светлое будущее...

Гермиона поняла, что все это того стоило.

«Я хотел с кем-нибудь поговорить. Но с кем? В такие моменты, когда ты нуждаешься в ком-то больше всего, твой мир кажется ничтожно малым». ~ Рэйчел Кон, Дэвид Левитан

В полдень, когда Поппи наконец соизволила отпустить его, Северус вернулся в свои апартаменты, принял душ, произвел долгожданную процедуру бритья, и обнаружил, что вся его одежда отсутствует.

Ну, не совсем вся — в шкафу висела одна единственная запасная мантия, а также поношенная нижняя рубашка, которая, как подозревал Северус, была той самой, что он вчера отдал Клеффи, но, учитывая, что эту бесшовную, похожую на монашескую, мантию он обычно носил под одеянием Пожирателя смерти, зельевар не слишком принимал ее в расчет.

Таким образом он оказался стоящим посреди позаимствованной спальни в одном лишь полотенце, дрожа от того, что холодная вода стекала с вымытых волос на его спину.

Северус с надеждой понюхал сброшенный сюртук.

Нет. Безусловно нет.

Он достал из шкафа свободную черную мантию и с ворчанием вернулся в ванную, чтобы выстирать брюки и носки.

Натягивать мягкую мантию через голову оказалось на удивление сложно. Это было нелепо, но облачение в эту одежду, признание ее существования, казалось, делало смерть Темного Лорда менее реальной. Северус с внезапной паранойей оглядел свои покои, вспоминая те многочисленные ночи, когда он надевал это облачение, но его бдительность ничего не дала, разве что заставила почувствовать себя очень глупо. Он много раз надевал эту мантию просто так, пока Темный Лорд не вернулся и не заставил его обновить гардероб.

В последний раз он носил ее, когда смотрел финальное задание Турнира Трех Волшебников.

Северус тряхнул головой, понимая, что мысль о том, что мантия приносит несчастье, абсурдна. Это всего лишь предмет одежды — и, кроме того, если она и была несчастливой, она не смогла убить его за все те разы, что он ходил в ней перед Темным Лордом. Не было причин думать, что может что-то случиться из-за того, что он ее надел.

И все же ему было не по себе, пока он зашнуровывал ботинки и подтягивал носки, чтобы скрыть тот факт, что под длинной мантией на нем не было брюк.

Может быть... может быть, Грейнджер права, и он был чем-то болен. Он определенно чувствовал себя более напряженным, чем следовало бы. Может, это и есть то самое расстройство, о котором она говорила?

Это пугало зельевара больше, чем он хотел признавать, ведь сказали, что у него есть что-то, чего он не понимает. Что такое посттравматическое стрессовое расстройство? Это звучало почти как расстройство, вызванное стрессом, проявляющееся, видимо, после того, как стресс прошел — он заразился им от кого-то, может, от аврора? Или же это была скорее внутренняя реакция, вроде болей и озноба, которые появлялись у него, когда он достигал предела своей выносливости по истечении нескольких бессонных ночей? Он не имел об этом ни малейшего понятия; он никогда не слышал о подобном раньше, даже вскользь.

И его беспокоило то, что он не понимал, почему Грейнджер вдруг заподозрила у него эту болезнь. У него проявились какие-то симптомы? И если да, то заметила ли Поппи то же самое? Неужели что-то могло выдать его какой-нибудь ведьме или волшебнику, достаточно наблюдательному, чтобы это заметить? Зельевар не думал, что за сегодняшний день он заметно изменился в каком-либо отношении — возможно, для постановки диагноза требовалась совокупность незначительных симптомов, а может быть, Грейнджер знала какую-то хитрость, позволяющую распознать это.

Однако больше всего его волновало то, что вызывает это расстройство. Какие последствия оно имеет? Как давно оно у него? Грейнджер сказала, что его можно вылечить, но как? Что включает в себя посещение «психотерапевта»? Северус смутно помнил, что такое психотерапия, еще из своего детства; его отец называл это пустым транжирством богатых людей, дорогим и бессмысленным. Зачем, вопрошал отец, кому-то платить за то, чтобы говорить о себе? Нелепо, как и все остальное, что делают богатые, недовольно бурчал он не раз за бутылкой.

Но, возможно, магловские и волшебные методы лечения сильно отличаются друг от друга. Не говоря уже о сомнениях Северуса в том, что его отец хорошо разбирался в терапии как таковой — у Снейпов не было денег, чтобы тратиться даже на подержанную одежду, не говоря уже о медицинской помощи. И, как бы зельевар ни был настроен подозревать шарлатанство, ему было трудно поверить в то, что не кто иная, как Грейнджер намеренно стала бы вводить его в заблуждение.

Но это все равно не решало вопроса о том, какие симптомы его выдали...

Бессмысленно беспокоиться об этом, твердо сказал себе Северус, проводя маленькой расческой (он стащил ее вместе с бритвой и мылом для бритья из набора туалетных принадлежностей для студентов, что был в больничном крыле) по своим влажным волосам, заметив, как они тут же снова слипаются обратно. Грейнджер записала его на прием, и он его посетит, и тогда этот вопрос останется позади. Нет нужды беспокоиться о том, что легко решается.

Придя к такому выводу, он отправился на обед.

Зал был умеренно полон, но Северус заметил, что большинство обедающих были людьми взрослыми, многие собрались небольшими группками вокруг учащихся членов своих семей, будь то дети, братья, сестры или кто-либо еще. Самих студентов было совсем немного — но, с другой стороны, был уже полдень, и многие из них, вероятно, отправились домой. Поппи сказала ему, что вчера Минерва объявила Хогвартс закрытым на лето, надеясь убрать толпы людей, собравшихся в школе, и приступить к восстановлению.

Северус чуть не застонал при этой мысли. Ему повезет, если визит к психотерапевту от Грейнджер затянется надолго — последнее, чего ему сегодня хотелось, так это быть втянутым в сотню утомительных, изматывающих магических ремонтных работ. Он скорее вернется в больничное крыло и воспользуется угрозой Поппи о «Сне без сновидений».

Преподаватели, собравшиеся для подготовки к предстоящему собранию, заметили его, когда он преодолел примерно треть Зала, и Филиус радостно помахал ему рукой, а Гораций попытался отодвинуть свой стул, но потерпел неудачу и удовлетворился тем, что сердечно поднял свой кубок.

— Северус, мой дорогой мальчик! Рад видеть, что ты наконец-то на ногах! — провозгласил он, и все головы, которые еще не были обращены к Северусу, теперь точно повернулись в его сторону.

«На ногах», сухо подумал Северус, как нельзя лучше подходит к ситуации. По крайней мере, он был способен передвигаться более-менее нормально, пока добирался до стола.

— Ты уже видел «Пророк»? — поинтересовался Филиус, когда зельевар пробрался к стульям, и Северус покачал головой, опускаясь на сиденье между профессором заклинаний и Минервой, которая подняла свой тыквенный сок в безмолвном приветствии, одновременно откусывая очередной кусочек поджаренного сэндвича. — Тебе, наверное, будет интересно — сегодня утром появились довольно важные новости.

Северус подавил вздох, не желая больше сталкиваться с неожиданной информацией сегодня, но он видел, как другие сотрудники выжидающе посматривают на него, явно пытаясь делать это скрытно, но терпя неудачу.

Поэтому он потянулся к сложенной газете, лежащей рядом с тарелкой Филиуса, и встряхнул ее.

«САМ-ЗНАЕТЕ-КТО МЕРТВ», — гласил огромный заголовок на первой странице, и Северус приподнял черную бровь.

— Действительно? А я и не слышал, — сардонически произнес он, но Минерва протянула руку и раздраженно щелкнула по бумаге.

— Дальше, внизу, — указала она ему настойчивым тоном, и Северус нахмурился, проследив взглядом по странице… и замер.

«СНЕЙП ПОМИЛОВАН» — было написано над толстой колонкой текста, и Северус недоверчиво уставился на нее; прошло немало времени, прежде чем его глаза смогли сфокусироваться на словах, но, как только это произошло, он поспешно прочитал:

«Сегодня утром исполняющий обязанности министра Кингсли Шеклболт шокировал всю Британию, объявив о полном помиловании Северуса Снейпа, известного Пожирателя смерти и директора Хогвартса под руководством Сами-Знаете-Кого. Он утверждает, что Снейп на протяжении всего последнего года являлся верным сторонником Ордена Феникса. В интервью он сказал репортерам, что «изучил воспоминания Северуса и обнаружил в них достоверные и окончательные доказательства того, что он действовал как агент против [Сами-Знаете-Кого] с тех пор, как присоединился к Ордену в конце 1980 года».

Шокирующее известие, похоже, согласуется с заявлением Гарри Поттера о преданности Снейпа Дамблдору, прозвучавшим вчера во время противостояния с Сами-Знаете-Кем в Хогвартсе. Очевидцы утверждают, что Поттер не преминул высказать свое мнение Сами-Знаете-Кому по этому поводу, заявив, что Снейп был человеком Дамблдора с того самого момента, как Сами-Знаете-Кто начал охоту на семью Поттеров. Гарри Поттер объяснил это впечатляющее изменение взглядов тем, что Снейп был и, по словам Поттера, до сих пор влюблен в Лили Поттер, урожденную Эванс.

Мы обратились за информацией к исполняющей обязанности главы отдела магического правопорядка, Мардре Гердирут. Как отметила Гердирут: «Кто-то может сказать, что информация Поттера ненадежна, но, хотя в Избранном уже не раз сомневались, обычно он оказывался прав. Я полагаю, что у министра Шеклболта имеется очень веская причина помиловать Снейпа, и даже если эта причина связана с некой фантастической историей любви, то я все же склонна в это поверить. Я видела, как любовь вдохновляла людей на невероятные поступки во время обеих войн».

На краткое интервью согласились профессора Минерва Макгонагалл и Рубеус Хагрид из школы чародейства и волшебства Хогвартс. Макгонагалл заявляет: «У меня нет абсолютно никаких сомнений ни в верности Северуса Дамблдору, ни в его преданности Хогвартсу». Хагрид согласился с этим, добавив: «Профессор Снейп всегда был хорошим человеком. Профессор Дамблдор знал это с самого начала. Мы просто рады, что он вернулся».

Сам Снейп оказался недоступен для комментариев.

Решение исполняющего обязанности министра Шеклболта о помиловании Снейпа, вероятно, станет весомым фактором на предстоящих выборах министра магии, которые состоятся в конце июня. Смотрите на стр. №3 более подробную информацию о руководстве Министерства, а также о предстоящих изменениях в политике, которые...»

Слова словно расплылись, и Северус обнаружил, что у него защипало глаза — он поспешно применил окклюменцию, пытаясь подавить нахлынувшие на него эмоции. По сути это была всего лишь газетная статья; он и так был уверен, что Кингсли помилует его после их вчерашнего общения, так что на самом деле это не было сюрпризом.

Но по какой-то причине у него перехватило горло, и он стиснул зубы, вглядываясь в страницу, впитывая крупный блочный текст.

Помилован.

С того момента, как Дамблдор вынудил его поклясться убить старого директора, зельевар понял, что проклят. Он был отмечен клеймом всю свою взрослую жизнь, но ему посчастливилось прожить на воле столь долго — и он уже смирился с тем, что его свободе довольно скоро придет конец, будь то смерть или тюремное заключение. В конце концов, он был не на той стороне для обеих фракций в этой войне; то, что Темный Лорд обратился против него, доказало это, не являясь ни неожиданностью, ни предательством. Да, причина покушения на его жизнь была шоком, но он не заботился о своей безопасности в роли Пожирателя смерти с первого года после получения Метки.

Но теперь... Он не был проклинаем властями. Его не ждал суд Визенгамота. Он был... оправдан. По всем пунктам. Второй раз Северус Снейп, Пожиратель смерти, ставший шпионом, угодил в пасть правосудия и вырвался оттуда без последствий, полностью реабилитированный теми же законами, которые, как он ожидал, раздавят его как не имеющего влияния волшебника из среднего класса.

Это было почти так же ошеломляюще, как и смерть Темного Лорда.

— Ну вот и все, Северус, — весело произнесла Помона с такой интонацией, которую он не слышал в свой адрес уже почти год. — Кингсли — справедливый человек. Я знала, что он поймет, что к чему.

— Он был бы дураком, если бы не сделал этого! — Гораций раздулся от гордости так, будто его мнение по этому вопросу как-то повлияло на решение министра. — Помилован с почестями, говорю я вам, и никак не меньше!

— И это, конечно же, приносит огромное облегчение, — добродушно добавил Филиус, не сводя теплых карих глаз с Северуса, который взял в руки свою привычную зеленую кофейную кружку, появившуюся на столе пока он читал статью. Обхватив ладонями горячую керамику, Северус смог унять их дрожь и сделал глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться на текущем моменте, пока эмоции не взяли над ним верх.

— Да, наверное, — отозвался он, скорее потому что чувствовал, что должен что-то ответить, чем оттого, что ему было что сказать.

Через минуту за преподавательским столом возобновился обыденный разговор, и Северус неохотно ткнул вилкой в кусок мясной вырезки, будучи сытым после завтрака, который Поппи заставила его съесть полностью. Тем не менее зельевар знал, что еда поможет ему почувствовать себя лучше, поэтому он все же попытался поесть, решив расправиться с небольшим стейком. Сидеть рядом Минервой и Филиусом было почти сюрреалистично после стольких трапез, проведенных между Кэрроу, но в таком расположении чувствовался некий уют, хотя это и выбивало из колеи. Это напомнило ему о светлых днях, проведенных за разговорами и чтением за столом персонала, когда еда и отдых не были столь труднодоступными.

Он был поглощен воспоминаниями о тех лучших временах, когда внезапно наступившая тьма над головой заставила его подскочить, вскинув глаза — но он тут же расслабился, обнаружив стаю сов, пролетающих мимо больших окон, каждая с зажатым в когтях письмом.

Обычно почта прибывала в Хогвартс около восьми: совы были обучены собираться вместе и ждать доставки до этого времени, если послание, которое они несли, не было срочным. Если получатели отсутствовал, совы, у которых были письма для них, возвращались в совятню и ждали, пока те не прибудут, что часто приводило появлению «обеденной почты» для студентов, пропустивших завтрак. Со своей стороны, Северус как профессор редко получал почту, за исключением посылок и периодических изданий. Даже во время первой войны суд над ним держался в строжайшей тайне, чтобы родители не узнали ни об его обвинении, ни об оправдании — и, следовательно, не могли подать жалобу по этому поводу.

Поэтому для него было в новинку увидеть, как через зачарованные арки сверху спускается настоящий ураган сов, каждая из которых несла письмо, предназначенное лично для него.

Пугающее количество из которых, как не без удивления заметил Северус, были пунцово-красными.

Он заставил свою еду исчезнуть прямо перед тем, как на стол упал град конвертов, и посмотрел на них с выражением глубочайшей покорности. Сидящий рядом с ним Филиус осторожно потянулся к громковещателю, который начал дымиться и дрожать.

— Не трогайте их! — рявкнул Северус, и несколько рук замерли в воздухе. — Любой из них может быть предназначен для того, чтобы ранить или убить. Ничего с ними не делайте, пока мы не узнаем, какие из них безопасны.

Убедившись, что никто из его коллег не попытается снова схватить письма, Северус достал свою палочку и начал накладывать серию заклинаний обнаружения, в поисках чего угодно — от магического вмешательства до вредных веществ.

Три письма оказались опасными — один громковещатель, который, вероятно, был заколдован в ярости, и два обычных письма, содержащих более зловещую магию. Северус снял проклятия с каждого из них, затем отлевитировал их подальше от стола и взмахнул палочкой — каждое покушение на его жизнь тут же вспыхнуло пламенем.

— Что они могли сделать? — спросила Минерва, внимательно наблюдая за ним, и Северус пожал плечами.

— Убить или серьезно ранить получателя. В данном случае меня.

За столом немедленно разразился взрыв негодования, а Минерва перевела взгляд на рассеивающиеся облака пепла, словно испытывая к ним глубочайшее отвращение.

— Ты должен был сохранить их. Мы могли бы отследить их магию и предъявить обвинения, — произнесла она нехарактерно холодным голосом, и Северус замер, инстинктивно насторожившись от угрожающего тона.

— Это не худшее из того, что я ожидал, — ответил он, не зная, как реагировать на то, что коллеги так твердо стоят за него. Какая-то циничная часть его души хотела заметить, что Минерва сама пыталась убить его позапрошлой ночью, и никто, похоже, не требовал обвинений за этот проступок, но зельевар придержал язык. Ее чувство вины по этому поводу, видимо, наполовину объясняло желание защищать его.

— Но это хуже того, что ожидали мы! — яростно воскликнул Гораций, все еще оправляясь от шока. — Минерва права, Северус. Если тебе пришлют еще что-нибудь опасное, мы должны немедленно отнести это в Министерство. Это трусливый трюк — проклинать письмо!

Северус с трудом сдержал вздох. Обычно он ценил, когда Гораций проявлял такой интерес к его здоровью, но сегодня у него просто не было сил на драматическую манеру беспокойства своего старого декана. Он опустил взгляд на громковещатели, которые уже начали извергать искры, и обнаружил, что на них у него тоже не хватает энергии.

Не то чтобы он позволил кому-либо узнать об этом.

— Я могу отнести их в другое место … — начал было он, но Минерва перебила его.

— Не стоит. Мы не против послушать вместе с тобой.

Это был редкий случай, когда человек не возражал против прослушивания «кричалок», но Северус понимал, что она пытается показать ему свою поддержку, пусть и таким способом, который заставил половину преподавателей поморщиться. Он не винил их — громковещатели были одним из наименее приятных способом проявления эмоций, доступных разгневанному обществу после скандала.

Было заманчиво позволить всем письмам взорваться и обрушиться на него общим потоком жалоб и оскорблений, но Северус знал, что ему необходимо знать, что люди думают о нем, как бы неприятно это ни было. Поэтому он наложил Muffliato⁽¹⁾ по периметру преподавательского стола, испытывая желание добавить еще и чары Quietus⁽²⁾, но все красные громковещатели были зачарованы против воздействия на звук.

Смирившись с тем, что сейчас оглохнет, он вскрыл первый конверт.

— КАКОГО ХРЕНА! — взвизгнул женский голос, и Северус отшатнулся назад, оказавшись менее подготовленным, чем он думал, к тому, что на него будут так вопить. — И В САМОМ ДЕЛЕ ПОМИЛОВАН! Я СЛЫШАЛА, ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ХОГВАРТСЕ В ЭТОМ ГОДУ, И ДОЛЖНА СКАЗАТЬ, ЧТО НИКОГДА ЕЩЕ МИНИСТЕРСТВО НЕ ВЫЗЫВАЛО У МЕНЯ ТАКОГО ОТВРАЩЕНИЯ! ТЕБЯ СЛЕДУЕТ ПОВЕСИТЬ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЗДЕРНУТЬ ЗА...

Северус слушал со смешанным чувством восхищения и ужаса, пока ведьма подробно описывала, что именно он должен понести в качестве наказания за свою роль директора школы в прошлом году, причем большинство недобрых пожеланий включали его прискорбно слабые места как мужчины. Когда она наконец закончила, он поспешил открыть следующий, не дав себе шанса одуматься, и пронзительный мужской голос принялся ругать его почти за все злодеяния, которые только мог себе представить рядовой гражданин в исполнении Пожирателей смерти, большинство из которых Северус никогда не видел, а уж тем более не участвовал в них. Идея о жестоком осквернении детских трупов и управления ими, чтобы заманивать и убивать добросердечных граждан, смогла пробиться сквозь его ослабшую окклюменцию, в результате чего его лицо приобрело настолько болезненный оттенок зеленого, что Минерва выпустила струю пламени в громковещатель, испепелив его посреди тирады.

— Может, нам стоит просто сжечь их, — предложила она, но Северус проглотил подступившую к горлу желчь и решительно покачал головой, потянувшись за очередным конвертом.

Последние два громковещателя взорвались до того, чем он успел до них добраться, но ему удалось выслушать добрых пятнадцать минут словесных оскорблений, угроз и проклятий в свой адрес и в адрес всех его возможных потомков, прежде чем пара огненных шаров резко оборвала этот поток ругани. После этого за столом воцарилась неловкая тишина, и Северус на несколько мгновений пожалел о том, что позволил Минерве убедить его вскрыть письма за столом.

— Ну, не могут же они все быть плохими, — сказала наконец профессор трансфигурации, и Северус с тревогой проследил, как она потянулась за обычным письмом, открыла его и развернула пергамент прежде, чем он успел ее остановить. — Ах… видишь? «Дорогой профессор Снейп, я услышала о вашей работе против Сами-Знаете-Кого из сегодняшней вечерней газеты и просто обязана была написать вам. Я не могу себе представить, сколько храбрости и стойкости потребовалось, чтобы оставаться верным профессору Дамблдору на протяжении всего этого времени. Я знаю, что не смогу понять, через что вы прошли за последние несколько лет, но надеюсь, что у вас все хорошо, и надеюсь, что множество других людей пишут вам, чтобы сказать то же самое. Спасибо вам за то, что вы противостояли Сами-Знаете-Кому, когда так мало людей осмеливались на это. Вся Британия в долгу перед вами. С искренним уважением и с пожеланиями всего наилучшего, Пенни Хейвуд. P.S. — я создала несколько рецептов с тех пор, как писала вам в последний раз. Ничего, если я попрошу вас поделиться мнением о них?».

Поневоле на губах Северуса появилась легкая улыбка: мисс Хейвуд была одной из его любимых учениц, а также одной из тех немногих, с кем он периодически переписывался после того, как она закончила учебу. Было приятно знать, что она не ненавидит его, это было бальзамом от боли и стыда, что вызвали громковещатели, но улыбка сползла с его лица, когда Минерва потянулась за очередным письмом, явно намереваясь доказать свою точку зрения.

— Вот, — услужливо произнес Филиус, и по взмаху его палочки огромная куча писем собралась в куб размером с торс Северуса, причем последнее письмо буквально вырвалось из рук Минервы. — Я полагаю, что это займет некоторое время. Дай нам знать, если тебе понадобится помощь с ответами на них.

Северус с благодарностью посмотрел на Филиуса, а профессор заклинаний дружелюбно подмигнул ему и, делая вид, что не замечает взгляда Минервы, вернулся к своему завтраку. Со своей стороны, Северус снял заглушающие чары, затем уменьшил гигантский куб и положил его в карман, решив никогда не читать подавляющее большинство из этих писем, но понимая, что должен, по крайней мере, сохранить лицо.

Минут через пятнадцать за столом возобновилось подобие обычной беседы. Северус слышал бормочущие комментарии о громковещателях, но коллеги, похоже, поняли, что он не хочет говорить об этом. И вообще о чем бы то ни было. Зельевар не верил, что Минерва не заметила этого факта, но он также полагал, что она не оставит это в покое — и конечно, как только он съел половинку сэндвича, который взял взамен исчезнувшего стейка, женщина встала и обошла вокруг стола.

Она остановилась прямо перед ним, где он никак не мог притвориться, что игнорирует ее, и Северус поднял глаза, испытывая скверное предчувствие, что речь пойдет не только о его почте. Гриффиндорцы редко пускают дела на самотек, а Минерва была столь же упрямой, как и любой студент, что он когда-либо знал. Из всех сотрудников именно она чаще всего умоляла его о сочувствии, пока он был директором, а также сильнее всех злилась, когда ему приходилось отказывать.

Лично он был удивлен, что она так долго ждала, прежде чем попыталась убить его.

— Северус, я хочу поговорить с тобой, — прямо сказала она, и зельевару пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Он боялся этого — ему не хотелось объясняться с ней или рассказывать о своей работе с Дамблдором. Он отчаянно хотел бы оставить эту тему в покое и притвориться, что прошлого года никогда не было, как, похоже, и делали все остальные.

Но, учитывая, что Минерва обращалась к нему в присутствии всего персонала, он преодолел волнение и ответил: «Конечно».

Собираясь с духом для предстоящего разговора, он медленно встал и направился вокруг стола, чтобы присоединиться к ней. Она была почти также высока, как и он; большинство женщин в штате были такими же, за исключением Помоны. Но, учитывая, что Северус был единственным профессором-мужчиной хотя бы отдаленно нормального роста (Бинс не в счет, а Гораций был на целую голову ниже), он старался не думать об этом. Если это заставляло его чувствовать чуть более сильное чувство страха перед ней, чем если бы было иначе... Что ж, это была уже его проблема.

Они вышли из Большого зала, и Северус осмотрелся по сторонам, пока они шли по пустым коридорам. Замок казался почти заброшенным в отсутствии студентов, лишенный непрерывной болтовни и топота ног, и мужчина вдруг понял, что, поскольку учебный год закончился, то когда те вернутся, будет уже сентябрь. Обычно Северусу казалось, что восьми недель летних каникул никогда не бывает достаточно, но почему-то теперь четыре месяца до этого времени казались целой жизнью.

Наконец они остановились в боковом коридоре примерно на полпути к учительской, достаточно далеко от Зала, чтобы обеспечить уединение, но не настолько, чтобы опоздать на собрание.

— Вижу, тебе удалось нормально одеться, — сказала Минерва, и что-то в ее голосе заставило Северуса нахмуриться; зельевар был уверен, что она заговорила об этом не просто так.

— У меня была запасная мантия. Ты не знаешь, почему эльфы до сих пор не перенесли остальную мою одежду? — спросил он, взгляд его черных глаз плавно переместился на нее. Она отвела глаза, как будто чувствовала себя неловко, и Северус нахмурился еще больше; он не мог сказать, в какой степени ее дискомфорт был связан с темой разговора, но на мгновение он забеспокоился, что ей не столь комфортно рядом с ним, как она пыталась показать вчера.

Наконец она заговорила, и его беспокойство забило в набат.

— Северус, мне нужно тебе кое-что сказать. Мне следовало поговорить с тобой об этом еще вчера, но каждый раз, когда я пыталась это сделать, мне казалось, что это неподходящий момент. Когда... когда ты сбежал из Хогвартса позапрошлой ночью… о чем я очень сожалею, я понятия не имела…

— Не извиняйся, — перебил Северус, и она остановилась, восстанавливая душевное равновесие.

— Ну, в общем, когда ты ушел, я... я была в ярости. Мне нужно было попасть в кабинет директора, чтобы сменить защитные чары, и когда я это сделала... — она замешкалась на долгое мгновение, и Северус в недоумении уставился на нее, в его душе начало зарождаться некое понимание. — Ты оставил свой пост, поэтому твои пароли были недействительны. Я решила попробовать аварийный пароль Альбуса, и оказалось, что ты его не менял, так что я смогла открыть все помещения, включая твою комнату. Я решила, что раз уж есть вероятность, что мы проиграем, то я хочу отомстить, как смогу. Я пощадила твои рукописи и артефакты, но я… я сожгла каждую личную вещь, какую только смогла найти.

Северус вытаращил на нее глаза.

«Каждая личная вещь» представляло собой монументальное количество необходимых мелочей и воспоминаний, заключенных в одежде, письмах и безделушках, и теперь они все исчезли? Полностью уничтожены? Он никогда не был материальным человеком, но масштабы этой потери поразили его.

— Проклятье, — произнес он наконец, и на лице женщины промелькнуло выражение глубокого раскаяния.

— Северус, мне очень жаль, правда. Я бы хотела все исправить, но…

Ему стало смешно. Он не был уверен, почему, но в тот момент, когда слабый недоверчивый смешок сорвался с его губ, он ничего не мог с собой поделать. Это казалось таким нелепым — он так беспокоился о будущем, о возвращении Темного Лорда и о том, что ему делать с самим собой, а теперь понял, что ему повезло обладать хотя бы одной парой брюк!

— Северус, ты в порядке? — обеспокоенно спросила Минерва, а Северус закрыл глаза, спрятав их за ладонью, и хрипло вздохнул, так как ему стало не хватать воздуха.

— Пожалуйста, прошу тебя, скажи мне, что ты не сожгла мой диплом Мастера зелий, — сказал он, как только пришел в себя, поскольку не был уверен, что диплом был засчитан как рукопись, но Минерва бросила на него возмущенный взгляд.

— Конечно, нет. Все что касается науки я не тронула.

— Слава Мерлину, — вздохнул Северус, часть тяжести свалилась с его плеч.

— Северус... Мне действительно жаль, — неловко проговорила Минерва, но Северус, почувствовав облегчение от того, что работа всей его жизни не была уничтожена, лишь отмахнулся от нее.

— Сожаление ничего не исправит, так что не утруждай себя извинениями. В любом случае, всё, что мне невыносимо было бы потерять, находится в моем доме. Мне просто придется быстро пройтись по магазинам сегодня.

— Сегодня? — несмотря на осторожный, полный сожаления тон, удивление Минервы по этому поводу было очевидным.

— У меня есть кое-какие дела в Косом переулке, — пояснил Северус в ответ на ее невысказанный вопрос. — Это просто пополнит список.

— Если тебе нужны деньги, я буду рада возместить… — начала Минерва, и Северус почувствовал, как его взгляд стал жестче.

— Нет, — перебил он, подчеркнуто твердым голосом. — Ни за что.

Минерва не отвела глаз от его сурового взгляда, но и не протестовала. Деньги всегда были щекотливой темой для Северуса, и коллеги за годы работы достаточно хорошо усвоили, что он презирает благотворительность в любой форме, даже в виде проявления вежливости. Он ни разу не позволил никому из своих коллег даже угостить его выпивкой, и не собирался начинать это сейчас.

— Ну, прежде чем ты уйдешь в это с головой, я хотела поговорить с тобой о некоторых других вещах. У нас скоро состоится совещание персонала, но... ну, я не была уверена, что ты захочешь там это обсуждать.

После только что состоявшегося разговора Северус ощутил здравое предчувствие.

— В чем дело? — спросил он, не желая, чтобы она и дальше ходила вокруг да около.

Минерва глубоко вздохнула, очевидно нервничая еще сильнее, чем он, а затем серьезно посмотрела ему в глаза.

— Ты хочешь остаться директором?

Вопрос повис в тишине, и взгляд Северуса, должно быть, передал его шок, так как она продолжила.

— Я знаю, что никто из нас не был доволен тобой в прошлом году, но после вчерашнего все изменилось. Если ты желаешь вернуться на свой пост, я хочу, чтобы ты знал, что я поддержу тебя.

Северус подумал, что это не очень хороший знак, что его немедленной реакцией на это было: «Почему?».

— Альбус несомненно доверял тебе, и…

— Нет, — снова перебил Северус, не желая слушать подготовленную речь. — У меня нет никакого желания быть директором. Дамблдор выбрал меня только потому, что я был лучшим вариантом на тот момент, а не из-за того, что кто-то из нас считал это хорошей идеей. Это была... необходимость, не более. Ты подходишь для этого гораздо лучше, чем я.

Какое-то мгновение они с Минервой просто смотрели друг на друга, и она, казалось, изучала его, сравнивая этот ответ с тем мысленным образом, который она имела о нем раньше. Наконец она понимающе кивнула.

— Если ты так считаешь.

Опять молчание.

— Скоро собрание персонала, — заметила она, и Северус склонил голову. Минерва нерешительно сделала несколько шагов по коридору, словно сомневаясь, что он пойдет следом, но зельевар тут же присоединился к ней; может он и не знал, что сказать, но она не отвергла его, и он тоже ее не оставит.

Большинство профессоров уже собрались в учительской, наряду с Роландой, Аргусом и Ирмой, школьным библиотекарем. Даже Сивилла соизволила явиться, вероятно, надеясь повлиять на ход событий парой драматических предсказаний о безвременной кончине. Поппи, разумеется, отсутствовала, так как у нее все еще были пациенты, за которыми нужно было наблюдать.

Минерва выждала несколько минут, пока не появятся опоздавшие, сидя рядом с Северусом на диване, и, наконец, решила начать не дожидаясь Катберта Бинса, от которого все равно никогда не было толку на собраниях.

— Прежде чем мы сможем сосредоточиться на ремонте школы, считаю, мы должны сначала решить, кто будет ее возглавлять, — начала Минерва, и Северус моргнул, вырвавшись из праздных размышлений о том, стоит ли ему зайти в Гринготтс, чтобы взять денег для оплаты приема, предложенного Грейнджер, или же воспользоваться зачарованным тайником с монетами, который он держал в ботинке. — На данный момент я являюсь временно исполняющим обязанности директора Хогвартса, но поскольку это была чрезвычайная мера, это можно изменить. Думаю, нам следует обсудить варианты директора или директрисы, а затем принять решение на основе консенсуса.

Все кивнули, но Северус не сводил глаз с Минервы, недоумевая, зачем она устроила этот спектакль; все знали, что она будет постоянной директрисой, и открытие возможности дискуссии по этому поводу сулило неприятности. Честно говоря, он сомневался, что, будь он на ее месте, вообще стал бы это обсуждать. Гораздо проще было тихонько, в суматохе Битвы, сделать временного руководителя постоянным, пока остальные продолжали считать, что они имели право голоса в этом вопросе.

Поэтому его удивило, когда она склонила голову в знак подтверждения, и в ее глазах за очками не было ничего, кроме уважения.

— Северус, со своей стороны, уже сообщил мне, что не хочет возвращаться на свой пост. Кто-нибудь еще желает подать заявку на должность главы Хогвартса?

Сотрудники переглянулись между собой, но никто, похоже, не был склонен оспаривать такого претендента как Минерва. Северус сопротивлялся желанию сползти пониже на диване, когда в его сторону оказалось направлено несоизмеримо большое количество взглядов, пытаясь быть благодарным за то, что, по крайней мере, они не были враждебными.

— Я думаю, это либо должна быть ты, либо Северус, — наконец прокомментировала Помона. — Будет правильно, если Хогвартс будет продолжен в представлении Дамблдора, а вы были теми двумя, кому он доверял больше всего. Думаю, если бы он был здесь, он бы выбрал одного из вас в качестве руководителя школы.

— Вот именно, — с мудрым видом согласился Гораций, похлопывая себя по большому животу. — Вы были его правой и левой рукой в Хогвартсе — сомневаюсь, что общественность согласилась бы на что-то меньшее.

Северус незаметно сглотнул.

— Хорошо, — сказала Минерва и взглянула на Северуса, приподняв одну бровь. — В таком случае я пока останусь исполняющей обязанности директора, и перед началом следующего учебного года этот вопрос будет передан губернаторам на официальное голосование. Северус, может, рассмотришь предложение стать моим заместителем директора?

— Я подумаю об этом, — ответил тот, сумев сохранить свой голос ровным.

— Следующим нашим пунктом, — продолжала Минерва, — являются непосредственно последствия Битвы. Я поговорила с родителями наших погибших учеников, и мы пришли к общему мнению, что похороны должны быть проведены в кратчайшие сроки, пока их друзья и соседи по факультету не начали разъезжаться и терять связь. Похоже, что большинство семей надеются провести похороны завтра; я буду на связи с каждой из них и узнаю точную дату и время, как только это будет возможно. Похороны членов Ордена Феникса уже запланированы на завтра в доме Уизли, как совместная служба Фреда Уизли, Римуса и Нимфадоры Тонкс. Я упоминаю об этом, потому что Орден направил открытое приглашение всем сотрудникам, поскольку они были нашими учениками и коллегами.

Как один, все присутствующие в комнате посмотрели на зельевара. Северусу пришлось бороться с желанием встать и крикнуть им всем, что он не умер, но мелькнувшее воспоминание о крови на пыльном полу заглушила его негодование. Он был менее чем на волосок от того, чтобы присоединиться к списку погибших — с болезненным интересом он подумал, включили бы его в службу для Ордена или же устроили отдельные поминки, поскольку, по сути, он не был ни родственником, ни близким человеком для Уизли. Неужели еще вчера он ожидал, что его смерть вообще никто не будет оплакивать?

Северус решил, что лучше об этом не думать.

Совещание продолжалось довольно долго, сотрудники перечисляли повреждения, которые они видели в замке, и предлагали немедленно заняться ремонтом. Северус внимательно следил за часами, наблюдая, как медленно приближаются два тридцать, хотя повестка дня исчерпала себя где-то в районе двух часов. По правилам, руководитель или его заместитель должны были распустить собрание, но никто не возражал, когда тема разговора перешла от опасных веществ, что использовались в качестве оборонительного оружия и теперь нуждались в восполнении, к тому, чем бы хотелось заняться, чтобы расслабиться после вчерашнего, а вскоре и вовсе не было никакой видимости совещания, просто дружеская болтовня за чашками чая.

Северус все еще чувствовал себя неловко, сидя среди коллег в отсутствии ядовитых взглядов и злобных комментариев, которых привык ожидать, но он изо всех сил старался выглядеть заинтересованным, пока все вокруг вели беседы, используя свой чай как оправдание, чтобы не присоединиться к ним. К половине третьего он выпил, наверное, два чайника, едва осмеливаясь опустить чашку.

— Северус, у тебя ведь были дела в Косом переулке, не так ли? — спросила Минерва в середине разговора о мелких поручениях, на которые у персонала теперь было время, и он кивнул, надеясь, что его не втянут в эту беседу.

— Ого! Так скоро уходишь? — Гораций, сидевший в огромном кресле, издал веселый смешок, и Северус пожал плечами, не желая объяснять. — Северус, Северус, мой дорогой мальчик, тебе не стоит даже думать о том, чтобы выйти на улицу одевшись таким образом! Весь Переулок захочет взять у тебя интервью!

— Я собирался трансфигурировать мантию, — ответил Северус, сопротивляясь искушению одарить Минерву холодным взглядом. В любом случае, та неловко заерзала, и Северус увидел в глазах других деканов огонек понимания — очевидно, она сообщила им о своей оплошности.

— Не нужно, не нужно! — Гораций пренебрежительно махнул рукой, затем достал свою богато украшенную палочку. — Я более чем счастлив одолжить тебе одну из своих. Accio мантия!

Вот так в три часа дня Северус спустился по ступеням замка, чтобы аппарировать от ворот, будучи одетым в изумрудно-зеленый атласный плащ, который был в три раза его шире и в полтора раза короче. К счастью, у него был очень большой капюшон — возможно, это избавит его от неловкости быть узнанным, хотя он уже не был уверен, хотел ли он этого избежать из-за войны или потому, что не сможет вынести, если его увидят в таком уродстве.

В любом случае, он не собирался его снимать.

Северус низко натянул капюшон одолженного у Слизнорта плаща на лицо, опустив голову, пока пробирался через Дырявый котел, в котором была небольшая комната для людей, аппарирующих в Переулок, и вообще старался, чтобы его присутствие было как можно менее заметным. Ссутулив плечи, он быстро прошел через паб и вышел через заднюю дверь, постучал по нужному кирпичу и глубоко вздохнул, прежде чем пройти через большую арку, ведущую на главную улицу Косого переулка. Здесь было гораздо многолюднее, чем в последние несколько лет — ведьмы и волшебники праздновали падение Темного Лорда, покупая товары всех форм и размеров, и Северус с ужасом увидел, что многие из них оживленно переговариваются друг с другом, создавая почти непроходимую массу человеческих тел.

Теперь он жалел, что не потратил время на маскировку, но тем не менее вступил в эту толчею, стараясь придерживаться края дороги, чтобы избежать наибольшего скопления людей. Это не было идеальным решением — несколько раз его чуть не задело дверью, когда покупатель с энтузиазмом распахивал ее, — но он предпочел этот вариант, нежели большую вероятность быть обнаруженным, если бы он пробирался через центр улицы. Сохраняя решительное спокойствие, он двигался вдоль витрин магазинов, направляясь к адресу, который дала ему Грейнджер, настолько быстро, насколько это было разумно, и изо всех сил стараясь не привлекать лишнего внимания.

К сожалению, это был лишь кратковременный успех.

— Извините, — машинально буркнул Северус, врезавшись коленом в волшебника, выходящего из магазина — и почему люди не могут смотреть, куда они идут?

— О, нет, это я виноват, — пискнул низкорослый волшебник из-за возвышающейся груды самосортирующих корзин для белья. — Приношу свои глубочайшие извинения, добрый сэр. Я...

Низенький волшебник в шоке осекся, посмотрев на зельевара снизу вверх, и Северус слишком поздно понял, что крошечный рост позволяет ему заглянуть прямо под капюшон плаща. Проклиная себя, он попытался уйти как можно быстрее — ему не нужны были подозрительные взгляды и оскорбления целой толпы, — но маленький волшебник встал перед ним так, что Северусу пришлось бы ударить его ногой, чтобы пройти мимо.

Северус серьезно обдумывал этот вариант.

— А не можете ли вы быть… Северусом Снейпом? — воскликнул миниатюрный волшебник с явным благоговением в писклявом голосе.

Северус подавил стон: восхищение было еще хуже, чем оскорбления.

— Я читал о вас в газете сегодня утром, сэр! Гарри Поттер сказал, что вы обладаете огромной храбростью… я надеялся, у меня будет возможность поблагодарить вас, — радостно продолжил волшебник, двигаясь вслед за Северусом, который пытался обойти его; люди теперь заметили его, а некоторые, находящиеся в пределах слышимости, рьяно пробирались к нему, явно намереваясь поговорить. — Некоторые из моих друзей сначала не поверили, но, конечно, после того, как министр Шеклболт помиловал вас…

— До свидания, — коротко оборвал его Северус, видя, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Отказавшись от попыток незаметного отхода, он протиснулся мимо все еще открытой двери, посчитав, что проявил достаточно вежливости, воздержавшись от того, чтобы не пнуть при этом крошечного человечка. Он зашагал прочь так быстро, как только мог, не переходя на бег, что, похоже, не остановило маленького волшебника; мужчина поспешил за ним, но, к счастью, большая стопка корзин для белья закрывала ему обзор, и Северус смог оторваться от него, нырнув в особо плотное скопление людей.

Вздохнув с облегчением после своего спасения, Северус нахмурился, вспомнив, что Поттер давал о нем интервью для «Пророка». Было довольно скверно узнать, что Поттер разгласил его самые сокровенные тайны на всю волшебную Британию, но исключительно неприятное было в том, что мальчик защищал его перед прессой.

Северус никогда не считал, что его давняя взаимная ненависть к сыну Джеймса Поттера — это хорошо, но, по крайней мере, он знал, как вести себя с мальчишкой, когда эти ярко-зеленые глаза смотрели на него с нескрываемой ненавистью. Однако эта новообретенная перемена взглядов, когда Поттер хвалил и защищал его — он даже не мог притвориться, что знает, как реагировать. Это заставляло его чувствовать ужасную смесь гордости и стыда, оставляя его одновременно признанным, униженным и потерянным. Зельевар хотел, чтобы перед его смертью мальчик увидел его таким, какой он есть, но теперь сожалел об этом выборе. Он никогда не сможет вернуть те воспоминания — и он слишком хорошо знал, что все, кто знал о них, никогда больше не будут смотреть на него так же, как раньше.

В некоторых из своих самых мрачных, самых безнадежных моментов жизни Северус хотел, чтобы его кто-нибудь увидел и понял, хоть кто-то. Кто-то, кто сможет выслушать и проявить заботу, кто не будет смотреть на него с отвращением и омерзением, когда он признается в своих глубочайших позорах. Поттер же увидел его худшие стороны и решил перестать ненавидеть его по какой-то жестокой иронии судьбы.

Но Северус не чувствовал, что его поняли. Он чувствовал себя... обнаженным. Он думал, что прекрасно знает, каково это — быть раздетым и униженным перед толпой, но то, что его секреты были раскрыты, было гораздо хуже. Публика пялилась не на его тело, на его плоть — они пялились на его душу.

Северус еще ниже натянул капюшон, испытывая нелепое чувство, что беспечные волшебники, мимо которых он проходил, могут каким-то образом почувствовать исходящие от него эмоции. Он заставил себя сделать глубокий вдох, когда приостановился, чтобы пропустить перед собой щебечущую семейку, переходящую дорогу в магазин, очистив разум настолько сильно, что его мысли не столько развеялись, сколько погасли, как догоревшая свеча, но ощущение незащищенности не исчезло. Он спрятался еще глубже в складки плаща.

По мере того как он проходил мимо все более неприметных, специализированных магазинов, болезненный самоанализ сменился легкой нервозностью. Действительно ли эта встреча сможет помочь? Из-за того, что у него не было никакой информации о расстройстве, предполагаемом Грейнджер, он испытывал ощущение, что слишком быстро оказался втянутым в это. О чем он только думал — что визит к ведьме, которую он никогда не видел, каким-то образом все исправит, избавит его от ужасного, постоянного дискомфорта?

Нет, он никогда не будет настолько глуп. Но... Он действительно чувствовал себя подавленным, даже больше, чем в худшие моменты своей работы на посту директора, и мысль о том, что он может с помощью магии избавиться от одной из своих проблем, вселяла в него крошечную, робкую надежду. Может быть, у этой Аркадии были бы советы, которых не было у его коллег, в дополнение к тому, что она помогла бы ему с предполагаемым стрессовым расстройством. Может быть, она сможет вылечить жгучее чувство униженности, в конце концов.

И может быть... Может быть, терапия и впрямь подразумевала какую-то форму разговора. Северус понятия не имел, о чем бы он хотел поговорить, и не имел ни малейшего понятия, почему воспоминание о пренебрежительном замечании отца пробудило в нем слабую надежду, но ему уже почти год не удавалось ни с кем поговорить начистоту. Вернее, несколько лет, если учесть те обиды, которыми он воздержался делиться с Дамблдором. Его коллеги изо всех сил старались быть вежливыми, но Северус не хотел говорить с ними о войне. Объяснения и оправдания, которые потребовались бы, утомляли его при одной мысли об этом. Разговаривать с незнакомцем, конечно, будет не легче, но, по крайней мере, Северус ничего не потеряет, если Аркадия отвернется от него. Потерять Минерву или Горация снова... Он не был уверен, что сможет вынести возвращения ненависти и обвинения в предательстве в их глазах.

На этой обнадеживающей мысли он обнаружил адрес, который искал.

Он прибыл немного позже, чем хотел, но все же раньше назначенного времени, и осмотрел приземистое маленькое здание, не увидев и не почувствовав на нем никакой вредоносной защиты. Он ничего такого и не ожидал, но, с другой стороны, он не прожил бы так долго, вламываясь куда не попадя со слепой доверчивостью, как какой-нибудь идиот-гриффиндорец; он несколько раз взмахнул одолженной палочкой, наложив несколько заклинаний обнаружения, и убедился, что вход безопасен.

Комната для ожидания была небольшой и квадратной, с прямоугольным окном и четырьмя стульями, плотно придвинутым к стенам, и Северус сел на тот, который был наименее заметен с улицы. Какая-то часть его отчаянно хотела уйти, поскорее вернуться в Хогвартс и забыть обо всем этом, но Северус привык преодолевать и гораздо большие страхи, поэтому он проигнорировал это желание. Он согласился лишь на один сеанс — и если он не захочет возвращаться сюда, то просто не будет этого делать. Но он дал слово прийти сегодня и не нарушит его, даже если Грейнджер никогда не узнает об этом. Конечно, за свою жизнь в качестве двойного агента он переиначил, нарушил и обманул множество пустых обещаний, но, возможно, именно по этой причине он придерживался принципа выполнять всё, о чем говорил всерьез. Возможно, подобные разграничения были характерны только для него — но Северус знал, какие обещания являлись честными, когда давал их, и он знал, что ему еще не приходилось нарушать ни одного из них по собственной воле. И этот случай, был твердо уверен он, не станет первым.

Глубоко вдохнув через нос, зельевар облокотился о колени и сцепил руки в замок, настраиваясь на все возможное, что может принести эта встреча, будь то хорошее или плохое.

Он все еще сдерживал дыхание, когда дверь открылась.

---

1) Оглохни — чары, изобретённые Северусом Снеггом, вызывает у окружающих жужжание в ушах, мешая расслышать разговор заклинателя и его ближайших соседей.

Вернуться к тексту

2) контрчары к заклинанию Сонорус, то есть используются для уменьшения громкости голоса.

Вернуться к тексту

«Всегда помните, что для каждого пациента, которого вы видите, вы можете быть единственным человеком в его жизни, способным услышать и принять его боль. Если это не нечто святое, то я не знаю, что это». ~ Corner Canyon Counseling⁽¹⁾.

В этом же маленьком здании Косого переулка, психотерапевт размышляла, не требуется ли лечение ей самой.

Аркадия Мэйберри была единственным психологом среди волшебников во всей Англии, и она очень гордилась своей работой, зная, что оказывает неоценимую услугу всему магическому сообществу — но бывали времена, когда ей хотелось, чтобы она была не одинока в своей деятельности.

Вчера закончилась война. Вчера Аркадия, как и сотни других маглорожденных ведьм и волшебников, плакала от облегчения, что этот год ужаса подходит к концу — что, наконец, они могут выйти из укрытия, не опасаясь за свою жизнь. Вчера она оторопело шла по Косому переулку, шаг за шагом двигаясь мимо разбитых витрин магазинов и импровизированных вечеринок; ее путь пролегал сквозь несметные десятки плачущих и обнимающихся людей, ликующих на улицах, празднующих падение Темнейшего Волшебника Века.

Вчера она отперла свой офис с помощью тех же чар, которыми пользовалась со времен первой войны, и, войдя внутрь, обнаружила, что тот не подвергся бессмысленным разрушениям, подобно многим другим заведениям, благодаря тому, что был спрятан в глубине захолустных улочек. Она все еще чувствовала себя ошеломленной, когда сидела в том же кресле, что использовала на протяжении последних тридцати лет своей практики, в уютной и знакомой комнате, как будто никогда ее и не покидала.

Кое-что, конечно, было иначе. Она с недоверием провела рукой по затылку, ощупывая туго закрученные седеющие пряди, которые она коротко остригла, чтобы их легче было убирать на бегу. Ее руки были мозолистыми и сухими, ногти короткими и невзрачными, не такими ухоженными, как год назад; она рассматривала полумесяцы у основания ногтевых пластин, бледные на фоне ее смуглой кожи, и задавалась вопросом, сколько времени потребуется, чтобы они снова отросли. Раньше она гордилась ими, но внешний вид имеет мало значения, когда каждый день является вопросом, а не данностью. Ужасный год, в течение которого она пряталась и ускользала от егерей, лишил ее многих вещей, которые раньше она считала само собой разумеющимися, многих удобств и возможностей, которых, как ей казалось, она никогда не может лишиться. Пребывание в живых никогда не должно быть привилегией, но... при режиме Сами-Знаете-Кого это было именно так.

Этого было достаточно, чтобы кому угодно понадобилась психотерапия.

Горькая правда единственного английского волшебного психолога заключалась в том, что, когда Аркадия обнаружила, что нуждается в тех же услугах, что предоставляла сама, то оказалась в пролете. И сегодня, когда она перечитывала письмо в своей руке в третий раз с момента его получения, женщина начала осознавать, насколько ей не повезло.

«Дорогая Аркадия Мэйберри», — учтиво начиналось письмо. — «Мне очень жаль просить об одолжении так скоро после знакомства с вами, но сегодня кое-что изменилось относительно назначенной мне встречи, и я хотела бы попросить о возможности отправить к вам кое-кого другого вместо себя.

Полагаю, вы слышали новость о том, что один из моих преподавателей, профессор Северус Снейп, был помилован сегодня утром, и именно о нем я и пишу. Не могу сказать, что я особенно близка с ним, и, будучи студенткой, я бы обычно не позволила себе такой вольности как эта, но я была одной из той небольшой группы, которая вчера просмотрела его воспоминания о том, как он был агентом профессора Дамблдора, и то, что я увидела... Если говорить откровенно, я очень беспокоюсь за него. Вчера он выглядел совсем неважно, а сегодня, когда я разговаривала с ним, ему было гораздо хуже — даже хуже, чем я ожидала.

Я бы не стала просить, но боюсь, что его здоровье может быть в опасности, и я не могу заставить себя отнимать у вас время, когда он, похоже, гораздо больше нуждается в срочной помощи. Поэтому я сказала ему, что договорилась о встрече с вами и попросила, чтобы он пришел на нее вместо меня. На момент написания письма он согласился сделать это, хотя и довольно неохотно. От его имени я прошу вас помочь ему всем, чем сможете, поскольку я действительно не уверена, в чем именно он нуждается, и не думаю, что кто-то еще в Хогвартсе может это знать.

Желаю вам всего наилучшего и благодарю за то, что вы так любезны,

Гермиона Грейнджер».

Аркадия опустила хрустящий кусок пергамента, тупо глядя на деревянный журнальный столик, уютно расположившийся между тремя мягкими креслами в ее кабинете, и, неожиданно для самой себя, почувствовала непреодолимый ужас.

Она была весьма встревожена, когда Гермиона написала ей сегодня утром, прося назначить встречу, как только психолог будет свободна; Аркадия надеялась вернуться к своей клиентуре в виде нескольких знакомых лиц, поскольку сама находилась в бедственном положении после окончания войны. Но она, конечно же, сразу отказалась от этого в пользу помощи отважной молодой ведьме, согласившись принять ее в тот же день, хотя она почти никогда не работала по воскресеньям.

Но это? Одно дело — назначить прием наверняка травмированной, но, тем не менее, полноценной молодой девушке, которая провела последний год в открытой борьбе с Сами-Знаете-Кем, но совсем другое — сидеть в своем кабинете спустя неполные двадцать четыре часа после того, как она перестала бояться за свою жизнь, и ожидать реабилитированного шпиона-Пожирателя смерти, который всего год назад убил Альбуса Дамблдора.

Аркадия много слышала о Снейпе за последний год. Печально известный директор Хогвартса был частым героем в «Поттеровском дозоре», повстанческой радиостанции, но никогда не был при этом положительным. Обычно он являлся объектом для шуток, острот, требующих возмездия со стороны непоколебимых сторонников Дамблдора, но порой там звучала и более мрачная информация, обвинения в трусости и жестокости. Она решила поверить утверждению вчерашнего «Вечернего пророка» о том, что Снейп убил покойного директора по его собственному приказу — женщина не могла представить, что в противном случае временный министр магии Кингсли Шеклболт помиловал бы его, — но это не означало, что будет легко игнорировать все то, что, как ей казалось, она знала о Снейпе, даже теперь, когда психолог понимала, что вся эта информация была, скорее всего, неверной.

Да и преданность Снейпа отнюдь не делала его легким клиентом. Конечно, Аркадия не могла отрицать, что испытала облегчение, узнав, что Снейп все это время был на стороне Дамблдора, но это облегчение было недолгим; исходя из письма Гермионы, а также своих собственных инстинктов, Аркадия подумала, что будет весьма удивлена, если Снейп не получил гораздо больше травм от убийства Дамблдора, чем если бы убийство было совершенно хладнокровно.

И этот инцидент вполне может оказаться лишь верхушкой айсберга.

Аркадия хорошо помнила первую войну. Она помнила ужас и отчаяние своих клиентов в то время; она помнила сколько лет потребовалось, чтобы к ним вернулось чувство безопасности, если оно вообще вернулось. Она отчетливо помнила колоссальное количество травм, что ей пришлось помогать пережить обычным, заурядным ведьмам и волшебникам, которые те получали просто от всей этой атмосферы ужаса. Проще говоря, она не хотела даже думать о том, через что мог пройти оправданный Пожиратель смерти.

Но она выбрала профессию психолога, а это означало принимать клиентов из всех слоев общества. И несмотря на все те трудности, с которыми женщина столкнулась после войны, она не питала иллюзий относительно того, что психическое здоровье Снейпа, скорее всего, будет намного, намного хуже. Ему, вероятно, понадобится вся помощь, которую она сможет ему оказать, и даже больше.

Волшебный мир был, как минимум, крайне невежественен в отношении широкого спектра психических заболеваний, которые могли поразить как волшебников, так и маглов. В худших случаях это часто приводило к активному вреду: страдающие волшебники полагались на чары и зелья, чтобы урегулировать свои симптомы, не имея рекомендаций или не задумываясь о потенциальных зависимостях и привыкании, которые могли развиться в результате, что было настолько катастрофической стратегией выживания, насколько это возможно. Осведомленность в вопросах психического здоровья среди волшебников была настолько низкой, что Аркадия работала почти исключительно с маглорожденными, которые гораздо лучше знали о потенциальных преимуществах психотерапии, чем их чистокровные или полукровные собратья. Нет нужды говорить, что она не возлагала больших надежд на то, что Снейп будет особо осведомлен о своих проблемах, если, конечно, они у него были.

И, судя по письму, Аркадия должна была быть готова к худшему.

За пятнадцать минут до назначенного часа она поставила чайник, надеясь, что знакомое ощущение горячей чашки в руке принесет ей некоторое успокоение. Психолог всегда заваривала чай для своих клиентов; обычно она ждала, пока те прибудут, и спрашивала об их предпочтениях, но она надеялась, что Снейп простит ей некоторую поспешность, по крайней мере, в этот раз.

С другой стороны, если неправильный сорт чая окажется самой большой проблемой, возникшей на этом сеансе, она будет только благодарна.

Аркадия устроилась на своем месте, медитируя, пока чайник гудел на маленьком магическом огне, и просто пытаясь успокоить свои нервы. После почти года ночевок в палатках и нахождения в бегах, само пребывание в своем офисе очень помогало. Комната была уютной, выкрашенной в светлый воздушный зеленый цвет, с удобными креслами в коричневой обивке, помогающими клиентам чувствовать себя непринужденно. На стене напротив двери висела зачарованная картина, на которой сейчас была изображена спокойная, безмятежная пустошь, полная сочной травы и усеянная летними цветами. Картина меняла пейзажи еженедельно, и погода на ней менялась в зависимости от эмоций ее клиентов; это было одно из самых гордых работ Аркадии, пережиток ее великого дара к работе с Чарами, который она отложила, чтобы заняться психологией.

Она была благодарна за то, что та висит на своем месте.

Когда чайник засвистел, женщина встала, сделала еще один глубокий вдох и, к своему облегчению, почувствовала себя значительно лучше, чем несколько минут назад. Она налила воду в заварочный чайничек, немного подождала, чтобы напиток настоялся, и вынула чайный пакетик, дабы избежать горечи. Избавившись от него с помощью заклинания исчезновения, она наполнила свою чашку и вернулась в кресло, чтобы спокойно дождаться прибытия Снейпа.

Всего через несколько мгновений ее вырвал из задумчивости тонкий перезвон, раздавшийся из волшебных песочных часов на ее чайном столике.

7 минут до назначенной встречи. Он уже здесь?

Раньше ей никогда не приходилось сетовать по поводу того, что клиент пришел раньше времени, с некоторым весельем подумала женщина, наклоняясь вперед, чтобы взять зачарованное зеркало с журнального столика, которое позволяло ей увидеть крошечную комнату ожидания. И действительно, на самом дальнем от окна стуле сидел ссутулившийся мужчина, сцепив руки перед собой. Она не могла разглядеть его лица — на нем был слишком большой изумрудно-зеленый дорожный плащ, и капюшон скрывал большую часть его лица, — но она видела выступающий крючковатый нос и поняла, что это, должно быть, действительно он.

Аркадия сделала еще один глубокий вдох и медленно встала, напоминая себе, что, как бы ни прошел этот сеанс, это не будет чем-то таким, с чем она не сможет справиться. Он пришел за помощью, и она ее предоставит.

Улыбаясь, она открыла дверь своего кабинета.

Снейп вздрогнул, рука его метнулась к рукаву, но психолог не удивилась такой реакции — паранойя уже несколько лет была нормой, и она знала, что у него имелось гораздо больше причин, чем у других людей, быть немного нервным. Поэтому женщина продолжала улыбаться, изо всех сил стараясь изобразить теплую материнскую заботу.

— Северус Снейп? — доброжелательно спросила она, заметив явный дискомфорт в его позе.

— Да, — сухо ответил он, несколько неуклюже вставая. Он был не так высок, как она непроизвольно ожидала, для человека, который сыграл огромную роль в свержении Того-Кого-Нельзя-Называть — Дамблдор, как ей было известно, был почти двухметрового роста, и она слышала, что Сами-Знаете-Кто почти не уступал ему.

Напротив, Снейп был, пожалуй, чуть ниже среднего роста, всего на сантиметр или около того превосходя Аркадию, которая была довольно высокой и стройной женщиной. Она постаралась не придавать этому значения; трудно было чувствовать себя напуганной Снейпом, когда ее удобные туфли-лодочки делали ее самой высокой из них двоих.

— Входите, пожалуйста, — предложила она, постаравшись, как всегда, чтобы эта просьба не прозвучала как приказ, и отступила назад от двери, позволив ему войти самому, дабы обеспечить уверенность, что приближение было его выбором. Она подумывала пожать Снейпу руку, когда тот вошел в кабинет вслед за ней, но увидев, как мужчина от нее отстранился, решила, что это вызовет у него чувство дискомфорта… еще большее, во всяком случае.

— Я Аркадия Мэйберри, клинический психолог; вы можете звать меня Аркадия или Кэди, как вам больше нравится. Могу я называть вас Северусом? — спросила она, наливая ему чашку белого чая из зачарованного чайника у двери — она выбрала самый непритязательный вид чая, какой только можно, не зная его предпочтений.

— Если вы настаиваете, — ответил Северус, довольно резко усаживаясь в кресло, стоящее перпендикулярно к ее собственному, которое можно было определить по стоящей перед ним чашке с чаем. Она удивилась его голосу, который был глубоким, мягким и очень тихим, и который, казалось, совсем не подходил худощавому мужчине перед ней, но больше внимания психолог уделила его словам: прозвучало так, как будто он посчитал, что именно это она и делала, и женщина задалась вопросом, не убедили ли его прийти против своей воли.

— Я делаю все возможное, чтобы ни на чем не настаивать, — мягко сказала она, ставя перед ним чашку с цветочной росписью и устраиваясь в своем кресле — мужчина был скован и неподвижен, хотя это вряд ли было необычно для клиента на первом сеансе. — Терапия может творить чудеса, но я считаю, что она гораздо эффективнее, когда есть выбор. Чтобы преодолевать трудности, с которыми мы сталкиваемся, требуются усилия и самоотверженность; моя работа состоит в том, чтобы предоставить своим клиентам профессиональные рекомендации и место для конфиденциальной беседы, где они могут говорить свободно, не опасаясь осуждения или предубеждений, но сама я могу сделать очень немногое. Желание узнать себя и измениться должно исходить от вас.

Несколько секунд Северус сидел в молчании, и она подумала, не потеряла ли она его. Немалое количество клиентов за все эти годы презрительно фыркали на ее слова, вставали и уходили, чтобы выпить Успокаивающую настойку или применить к себе Веселящие чары. Аркадия пыталась объяснить им, что такие вещи, хотя и являются временным решением для их чувств, не решают проблем, лежащих в основе их эмоций, и, таким образом, просто отодвигают проблему в будущее, но многие ведьмы и волшебники считали это «достаточно эффективным» и больше не возвращались. Для того чтобы волшебник решил изменить себя, требовалась редкая дисциплина, и она знала, что это становилось тем менее вероятным, чем серьезнее были проблемы, с которыми тот сталкивался — кто станет утруждать себя работой над своими эмоциями в течение месяцев или лет, когда зелье или заклинание может произвести подобный эффект мгновенно?

К ее большому удивлению, вместо того, чтобы встать и выйти из комнаты, Северус снял капюшон.

Аркадия подавил вздох, ее лицо не выдало шока только благодаря многолетнему опыту; мужчина перед ней выглядел полуживым.

Его внешность была не так уж далека от карикатур, описанных «Поттеровским дозором» — ей было неловко думать об этом, но в его внешности было много информации, выходящей за пределы видимости, и именно это, а не его внешний вид, так ужаснуло ее. Волосы его были неимоверно сальными и свисали длинными занавесками на худое, острое лицо, а почти черные глаза, скрывавшиеся за ними, были пустыми и бездонными, как темные туннели. Она узнала бесстрастное выражение лица, характерное для окклюменции, но это состояние было гораздо, гораздо сильнее, чем что-либо, что она когда-либо видела раньше.

Лицо его было бледным, резко выделяясь на фоне черных волос и глаз; шоколадный цвет лица Аркадии казался невероятно темным по сравнению с ним. Кожа на его тонких запястьях была желтоватой и казалась почти прозрачной, вены под ней были синими и вздутыми, и она с тревогой подумала о том, сколько причин — стресс, недосыпание, недоедание — должно было соединиться, чтобы вызвать такой симптом. Его руки, которыми он несколько неуклюже поднял чашку, были ненормально длинными и костлявыми, а кожа на их тыльной стороне была настолько тонкой и сухой, что покрылась мелкими трещинами и ссадинами, которые никогда не появились бы у более здорового человека.

Все в его внешности говорило о человеке, находящемся на грани срыва, человеке, который давно оставил попытки позаботиться о себе, и Аркадия почувствовала явный укол сочувствия, прежде чем перевела дух и вернулась к роли, которую должна была играть.

— Спасибо, — сказала она ему, призвав на помощь свою дружелюбную улыбку. Северус не улыбнулся в ответ. Психолог видела, что он будет не из тех клиентов, которые сами начинают разговор, и искала подходящий способ подбодрить его, чувствуя, что будет довольно бестактно спрашивать мужчину о том, что происходит в его жизни. Глаза сидящего рядом Северуса были практически скрыты за волосами, но, судя по всему, он смотрел на свою чашку с угрюмым выражением лица, которое отражалось в его сгорбленных плечах.

Она знала это выражение — ей нужно было начать сеанс прежде, чем он передумает и уйдет.

— После стольких лет я рада видеть, что кто-то остается, когда слышит, что терапия потребует участия с его стороны, — пошутила она, надеясь разрядить атмосферу. Летняя вересковая пустошь на стене сделалась пасмурной и затянулась тучами, отражая мрачное настроение Северуса.

— М-м-м, — уклончиво ответил Северус, слегка приподняв голову, чтобы посмотреть на нее. Значит, он не особенно восприимчив к юмору — с этим можно мириться. Во всяком случае, она не очень-то на это и рассчитывала.

— В рамках вашего первого сеанса я хотела бы немного узнать о вас, Северус. Насколько я понимаю, Гермиона Грейнджер порекомендовала меня вам, верно? — Северус коротко кивнул, его израненные руки все еще обхватывали чашку с чаем. — И вы готовы приложить усилия в данном направлении, о чем свидетельствует тот факт, что вы все еще здесь. Итак, Северус, если можно, каковы ваши цели в терапии?

— Цели?

Вопрос прозвучал искренне озадаченно, но выражение лица Северуса не изменилось ни на йоту — она на мгновение усомнилась в том, что он действительно растерян, и на секунду отвлеклась от своих мыслей, начиная понимать, как Северусу удавалось так долго скрывать свою преданность от Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Ваши цели — это то, чего вы надеетесь достичь с помощью терапии, — ответила она, радуясь, что у нее есть отработанный ответ. Сидящий справа Северус смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, его пустое, непроницаемое лицо оставалось неизменным. — С какими проблемами вы боретесь? Что бы вы хотели изменить в своей жизни или в себе?

Выражение лица Северуса слегка изменилось, став несколько встревоженным. Аркадия наблюдала, как мерцают его глаза, как почти незаметно подергиваются его брови, и подумала про себя, что его будет очень трудно прочитать и, если потребуется — а она втайне это предполагала, — поставить диагноз.

Мужчина опустил взгляд, вглядываясь в глубины своей чашки, а Аркадия терпеливо ждала, видя, что он не был готов к такому вопросу.

По крайней мере, не выглядел готовым. Его действительно почти невозможно интерпретировать визуально, заметила она. Его абсолютная неподвижность, конечно, говорила о многом сама по себе, но она была далеко не столь информативна, как обычные сигналы тела.

— Как вы защищаете личную информацию? — резко спросил Северус, сверкнув на нее глазами так, что Аркадии пришлось приложить немало усилий, чтобы не показаться испуганной. — Вы окклюмент?

— Да, — ответила она, ободряюще улыбаясь; это был не такой уж редкий вопрос. — Я серьезно отношусь к конфиденциальности своих клиентов. Я практикую окклюменцию каждый день перед уходом с работы, чтобы обеспечить защиту и безопасность информации, которую я несу, а в некоторых случаях я храню определенные воспоминания отдельно, если клиент считает это предпочтительным.

Она ожидала, что, услышав это, он расслабится, хотя бы немного, но мужчина оставался напряженным, его ониксовые глаза впились в ее, цвета карамели.

Что-то было такое в этом зрительном контакте...

Аркадия поспешно закрылась, позволив своему разуму стать пустым. У нее не было опыта в реальной защите сознания, но она хорошо знала ее основы — и все же, практиковаться в защите от гипотетических ментальных атак и столкнуться с проверкой опытного легилимента — две совершенно разные вещи.

Спустя мучительно долгую минуту, когда Аркадия уже решила, что навсегда запомнила этот жесткий, похожий на туннель взгляд, Северус опустил глаза к своей чашке.

— Я была бы признательна, если бы вы этого не делали, — сказала Аркадия, пытаясь восстановить самообладание. Ее руки дрожали; она вообще не почувствовала прикосновения его разума, даже после того, как поняла, что он применяет к ней легилименцию. Как он это сделал? Всё, что она когда-либо читала об этом искусстве, свидетельствовало о том, что это заметно в подавляющем большинстве случаев.

— Я больше не буду, — ответил он, скользнув глазами по двери. — Извините, — добавил он через мгновение, снова посмотрев на нее, но избегая зрительного контакта. Она наблюдала за его поведением, систематизируя его для будущего анализа, и при этом прилагала все усилия, чтобы восстановить свою профессиональную отдаленность.

— Почему вы решили, что это необходимо? — спросила она, пытаясь прочесть его.

— Я… — он сделал паузу на мгновение, и, хотя выражение его лица было невозмутимым, у Аркадии сложилось отчетливое впечатление, что на самом деле он испытывает неуверенность.

— Война окончена, — мягко произнесла она, внимательно наблюдая за ним. — Как вы думаете, велика ли вероятность того, что кто-то может атаковать мой разум в поисках информации о вас?

— Не особенно, — ответил Северус, и ворчливо добавил, — если рассуждать логически.

Интересно.

— Я тоже не думаю, что это крайне вероятно, — согласилась Аркадия, и с некоторым облегчением поняла, что снова взяла ситуацию под контроль. — Если я хочу помочь вам, Северус, я должна быть уверена, что вы не вторгнетесь в мою личную жизнь. Я знаю много вещей, которые поклялась не раскрывать, и я не могу поставить это под угрозу. Можете ли вы пообещать мне, что больше не будете пытаться читать мои мысли?

— Обещаю, — отозвался Северус, его голос почти не слышен за волосами. — Извините, — добавил он снова, на этот раз более искренне.

— Но раз уж так произошло, как я справилась? — попыталась пошутить она, хотя Аркадия не могла отрицать, что какая-то часть ее искренне хотела знать, прорвал ли он ее защиту.

— Вы хороший окклюмент. Достаточно хороший для того, что от вас требуется, — тихо ответил Северус. Он действительно обладал вкрадчивым голосом; Аркадия привыкла говорить негромким, успокаивающим тоном, но ей все равно пришлось значительно понизить голос, чтобы соответствовать ему.

Она подождала несколько секунд, чтобы понять, собирается ли он продолжать, а затем решила просто задать вопрос снова, поскольку Северус выглядел так, словно готов был молчать все полтора часа, если бы она ему это позволила.

— Хорошо, вернемся к вашим целям. Есть ли что-то, что вы хотели бы изменить в своей жизни? Есть ли у вас планы на будущее? Что-нибудь, в чем вы хотели бы получить помощь?

И снова этот вопрос как будто встревожил его.

— Нет, — проговорил он наконец, и Аркадия снова немного подождала, но мужчина не стал вдаваться в подробности.

— «Нет» на какой вопрос? На все? — спросила она, сохраняя терпеливую и успокаивающую манеру поведения; женщина не была уверена, что Северус активно пытается вывести ее из себя, но если это так, то он должен понять, что для этого нужно гораздо больше, чем несколько бесполезных ответов.

— У меня нет никаких целей.

Он снова замолчал, по-прежнему глядя на свою чашку, и Аркадия задумалась, не воздерживается ли он от употребления напитка из-за дискомфорта или паранойи.

— Грейнджер сказала, что думает, будто у меня «посттравматическое стрессовое расстройство», — внезапно сказал он, в его голос вкралась едва уловимая насмешливая нотка, а затем поднял голову, чтобы посмотреть на психолога. — Вы знаете, что это такое?

На мгновение Аркадия засомневалась, не пытается ли он оскорбить ее, но вопрос казался искренним — психолог задалась вопросом, понимает ли Северус, что он говорит с усмешкой.

— Да, — ответила она, скрестив ноги и слегка откинувшись на спинку кресла.

— Это действительно серьезно? — теперь в голосе Северуса прозвучал намек на беспокойство, это была самая сильная эмоция, которую психолог получила от него за все это время, и она увидела, как его указательный палец встревоженно постучал по чашке, а потом замер.

— Это вполне может быть. Насколько это серьезно, зависит от ряда факторов, и у разных людей это может проявляться по-разному. Если у вас действительно ПТСР, я, конечно, могу поставить вам диагноз и рекомендовать лечение, но обычно для этого мне требуется несколько сеансов.

— О, — сказал Северус, и ей показалось, что его голос прозвучал несколько разочарованно.

— Есть ли у вас какие-либо другие расстройства, которые вас беспокоят? — спросила Аркадия, и фигура Северуса несколько оцепенела, его плечи напряглись под зеленым дорожным плащом.

— Сколько их вообще?

Аркадия получала этот вопрос весьма часто на протяжении многих лет, как правило от обеспокоенных ведьм или волшебников, которым ее рекомендовал маглорожденный друг, но она не была уверена, что когда-либо слышала его заданным таким тоном, что ей захотелось рассмеяться — должно быть нервы ее были на пределе.

— Много, и даже сейчас делаются новые открытия в области психического здоровья, а иногда психические заболевания подразделяются или объединяются в один или несколько диагнозов в зависимости от результатов. Некоторые из наиболее распространенных: посттравматическое стрессовое расстройство, тревожные расстройства, депрессия, обсессивно-компульсивное расстройство и расстройства пищевого поведения, а также есть другие состояния, которые тоже могут стать причиной затрудненного функционирования, например, аутизм, который является нарушением развития. Тяжесть каждого из них может сильно варьироваться; некоторые люди могут нормально жить с тем или иным заболеванием, в то время как другие могут испытывать большие трудности или даже быть недееспособными. Одна из моих задач как психотерапевта — помочь моим клиентам определить, есть ли у них какие-либо проблемы, влияющие на их психическое здоровье или жизнедеятельность, и при необходимости назначить или направить их на лечение.

Ей показалось, что Северус выглядел немного встревоженным этой информацией, его черные глаза слегка расширились, но, когда он заговорил, в его голосе слышалась лишь легкая неуверенность, что позволила ей догадаться о его эмоциях.

— И их все можно вылечить?

— Большинство из них — да. Часто лечение фокусируется на минимизации симптомов расстройства и обучении умению жить с ними, поскольку их нельзя «вылечить» в традиционном смысле слова.

И вот оно: вспышка испуга промелькнула на лице Северуса, проскользнув сквозь его окклюменцию. Аркадия не была уверена, произошло ли это из-за того, что он немного расслабился, или из-за того, что он просто был настолько ошеломлен, но ее это не удивило. Многие ведьмы и волшебники, перед тем как узнать много нового о психическом здоровье, думали о психических заболеваниях так же, как маглы думают о сильной простуде, и поэтому часто имели нереалистичные представления о том, что нужно делать, чтобы справиться с ними.

— Однако, — продолжила Аркадия, прежде чем он успел пожалеть о своем решении остаться, — большинство людей при последовательном лечении могут вернуться к высокому уровню жизнедеятельности или развить его. Поскольку подавляющее большинство расстройств невозможно вылечить, важно научиться с ними справляться, чтобы они как можно меньше влияли на вашу жизнь. И психотерапия, конечно же, является одним из самых эффективных способов сделать это.

— Понятно.

Северус смотрел на стол с задумчивым выражением лица, и прошло полминуты, прежде чем Аркадия убедилась, что он не собирается больше ничего говорить.

— Не хотите ли поставить перед собой какие-нибудь цели? — спросила она, надеясь побудить его вернуться к разговору, и уголки его рта слегка скривились.

— У меня еще не было достаточно времени, чтобы подумать о будущем, — ответил он, и по его тону было ясно, что он не одобряет эту идею. Если судить по большинству клиентов, Аркадия могла бы подумать, что это признание — признак открытости, но Северус сказал это так, как будто он отступил еще дальше, при этом сверкнув глазами из-за своих волос, как будто ожидал, что она в этом усомнится.

— Может быть, вы хотите немного подумать об этом сейчас? — вместо этого спросила она, надеясь, что это предложение подтолкнет его к тому прогрессу, которого они достигли, пусть и ненадолго, но безуспешно; Северус мгновение смотрел на нее, а затем покачал головой. — Ничего, все в порядке. А пока, почему бы нам не поставить промежуточную задачу — установить цели в дальнейшем?

Северус не выглядел ни отвергающим, ни одобряющим этого, но Аркадия решила воспринять это как потенциально положительный знак, и сделала глоток из своей чашки, чтобы заполнить внезапно вернувшуюся тишину.

— Психотерапия включает в себя... разговоры? — это был нерешительный, осторожный вопрос, но Аркадию порадовало, что он не был агрессивным, как его допрос об окклюменции.

— По большей части, да. Многие виды психотерапии основаны на диалоге, например, когнитивно-поведенческая терапия, которая направлена на работу с негативными моделями мышления, что могут создавать опасные чувства, мысли и поведение. Мне нравится использовать сочетание нескольких видов разговорной терапии вместе с общим консультированием, поэтому вы можете говорить со мной по мере возникновения мыслей, или мы можем проводить более структурированные сеансы. Я обнаружила, что разные клиенты реагируют на разные стили терапии с различной степенью успеха, поэтому главное — найти то, что подходит именно вам.

Северус снова ничего не ответил, вместо этого напряженно уставившись на стол. Аркадии редко доводилось иметь такого замкнутого клиента; она предположила, что пройдет немало времени, прежде чем она сможет установить с ним хоть какое-то фундаментальное доверие.

— У вас есть что-то, о чем бы вы хотели поговорить? — спросила она, решив, что на это явно указывает то, что он сам поднял эту тему.

На мгновение Северус замешкался, а затем пожал плечами.

— Не особенно, — ответил он.

— Почему бы нам не начать с некоторых общих вопросов, а вы можете выбрать, на которых из них хотите сосредоточиться? — предложила она, думая, что поддержание разговора может помочь ему расслабиться. Психолог ценила использование тишины во время сеансов, но она не сможет оценить состояние Северуса, если продолжит соблюдать эти долгие периоды абсолютного безмолвия.

— Если хотите, — сказал он, и женщина улыбнулась, думая, что это значительно лучше по сравнению с «если вы настаиваете».

— Во-первых, чтобы я могла понять контекст нашего сегодняшнего сеанса, почему, как вы думаете, Гермиона Грейнджер порекомендовала вам посетить эту встречу?

Она собиралась сразу же озвучить следующий вопрос, но, к ее удивлению, Северус дал ответ незамедлительно.

— Потому что у меня проявляются какие-то симптомы, — заявил он, пристально глядя на нее. На мгновение Аркадия забеспокоилась, не использует ли он снова легилименцию, но Северус, по-видимому догадавшись об этом, опустил взгляд обратно на стол, виновато потерев колено.

— Какие симптомы, по вашему мнению, у вас проявляются? — поинтересовалась Аркадия, полагая, что здесь может иметь место какое-то недопонимание.

— Я... — Северус, казалось, не хотел признавать, что не знает этого. — Я до сих пор не понял, что именно со мной сегодня не так, но было немало физических симптомов, которые я не смог до конца объяснить другими причинами. Я подумал, может быть, их она и заметила.

— Физические симптомы?

Северус пожал плечами, это движение было трудно разглядеть под большим свободным плащом, и Аркадия заподозрила, что ей будет трудно заставить его ответить. Ей еще не удалось достичь с ним такого взаимопонимания, чтобы попытаться подтолкнуть, хотя бы слегка — лучше подождать до следующего сеанса.

— Что ж, — произнесла она вместо этого, — я могу сказать вам, что, если у вас ПТСР, то, скорее всего, оно развивается у вас уже какое-то время. Вероятно, она заметила его признаки еще до сегодняшнего дня.

Она практически видела, как Северус балансирует на грани того чтобы задать вопрос, но он промолчал, вместо этого снова постучав пальцем по своей чашке.

— Симптомы ПТСР обычно включают навязчивые воспоминания, избегающее поведение, негативные сдвиги в мыслях или настроении, а также изменения возбудительных процессов, которые являются вашими эмоциональными и физическими реакциями на внутренние или внешние раздражители, — продолжила она, а Северус смотрел на нее с чем-то похожим на шок, как будто не мог поверить, что она не заставила его об этом спросить. — Некоторыми общими симптомами являются частые ночные кошмары, избегание людей, мест или объектов, связанных с травмой, вспышки гнева, чувство непреодолимого стыда или вины, и трудности в поддержании близких отношений.

— Понятно, — сказал Северус и, казалось, стал еще бледнее, чем был мгновение назад.

— Это похоже на то, с чем вы столкнулись?

Северус не ответил, но его реакция являлась достаточным ответом — он выглядел так, будто его ударили, настолько ошеломленным и неверящим было выражение его лица.

— Не могли бы вы рассказать мне о своем опыте с подобными вещами? — спросила Аркадия через минуту, а Северус наклонился вперед, похоже не осознавая своих действий, и поставил локти на колени. Это движение привело к тому, что его волосы закрыли лицо еще больше, чем раньше, и подметившая это Аркадия, теперь глядела на завесы неухоженных прядей, скрывавшие глаза мужчины. — Разумеется, это не обязательно. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом.

— Тогда давайте о чем-нибудь другом, — голос Северуса стал отрывистым, и он напряженно замер в своем кресле, пока Аркадия, воспользовавшись моментом, раздумывала над следующим вопросом.

— Как насчет этого: есть ли что-то, о чем вы узнали и хотите кому-то рассказать? — предложила она, внимательно следя за языком его тела, чтобы не пропустить, если он плохо отреагирует на ее слова. — Это не обязательно должно быть что-то предназначенное для меня. Может быть, что-то, чем вы гордитесь? Что-то, о чем, как вы хотели бы, узнали другие люди в целом?

Здесь она слегка вступала на территорию газет, но ей очень хотелось заставить его говорить, к тому же она почти ничего не знала о нем, кроме того, что прочитала в «Пророке» — было бы неплохо узнать что-нибудь с его точки зрения.

— Что-то, о чем Поттер еще не кричал с крыш? Сомнительно, — пробормотал Северус, и психолог с трудом сдержала смех. Сперва она не поняла, что он иронизирует нарочно, но потом уловила легкую полуулыбку на его губах за угольно-черными волосами, и поняла, что у ее нового клиента все-таки есть чувство юмора.

— Это не обязательно должно быть что-то недавнее, — мягко напомнила ему женщина, задаваясь вопросом, понял ли он, что она уловила его легкое подтрунивание. — Это может быть что-то тридцатилетней давности, что-то, о чем вы никогда никому не рассказывали, или что-то, о чем все знали, но вы до сих пор с нежностью вспоминаете. Что вам приятно вспоминать?

Вопрос, казалось, поставил его в тупик, и она поняла, что, скорее всего, его шутка была попыткой отмахнуться. Мужчина определенно выглядел немного встревоженным тем, что она снова вернулась к этому вопросу, и ему потребовалось немало времени, чтобы подготовить ответ.

— Однажды я спас птицу, — сказал он наконец, и психолог посмотрела на него, тщательно пытаясь скрыть свое удивление. Она не ожидала чего-то настолько незначительного, но, видимо, это имело какие-то значительные последствия, если он действительно подумал об этом в ответ на ее вопрос. Также она уловила уточнение — «однажды», как будто инцидент был единичным, и не отражал его характер. — Когда мне было шесть. Я был на улице и нашел на земле птенца. Он выпал из своего гнезда, до которого я никак не смог бы взобраться. Поэтому я…

Мужчина остановился, но Аркадия решила подождать. Северус неловко опустил взгляд на стол.

— Это глупо, — пробормотал он, и женщина поняла, что теряет его.

— Почему? — спросила она, и Северус поднял взгляд, нахмурив тонкие брови. — Почему это глупо?

— Мне было шесть, — ответил он, явно раздраженный. — Какая разница, что я сделал?

— Из всего того, что вы могли бы выбрать, вам пришло в голову именно это воспоминание. Как вы думаете, почему это важно? — спросила она, и мужчина моргнул, явно опешив. Он нахмурился в раздумье, а Аркадия почувствовала небольшой прилив радости, довольная тем, что он серьезно задумался над вопросом.

— В общем, я очень захотел, чтобы он смог улететь обратно в свое гнездо, — продолжил Северус, явно пойдя на компромисс с самим собой, решив закончить рассказ. Аркадия задавалась вопросом, делает ли он это потому, что понял, почему это важно, или потому, что не был в этом уверен, но чувствовал, что причина была (она делала ставку на последнее). — И это произошло. В то время я не понимал, что использую магию, хотя и знал, что являюсь волшебником. Я просто подумал, что он научился летать.

Он снова замешкался, но на этот раз скорее из-за раздумий, чем из-за чувства досады.

— Я возвращался к нему все лето, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Я помню, как увидел, как он летает самостоятельно, и понял, что помог ему. Это… это сделало меня счастливым, — закончил он несколько неуверенно, но Аркадия была рада услышать от него признание эмоций.

— Теперь вы знаете, почему это воспоминание имеет для вас значение? — мягко спросила она, пытаясь убедить его продолжить самопознание, и Северус слегка пожал плечами.

— Это первое воспоминание о том, как я сознательно применил магию. Раньше я использовал ее случайно, но таким образом — никогда. Вот почему я не понял, что это была именно магия — не произошло ничего захватывающего или необъяснимого. Это просто... заставило птицу летать.

— Вы когда-либо рассказывали об этом кому-нибудь? — за пожиманием плечами последовало покачивание головой. — Как думаете, почему вы захотели рассказать это мне?

Он молчал, выглядя потерянным, и она перефразировала вопрос, чтобы на него было легче ответить.

— Что именно, по-вашему, это воспоминание говорит мне о вас?

— Что раньше я был добрым, — пробормотал Северус, прячась глубже за волосами, и Аркадия подавила грустную улыбку, поняв, какие эмоции скрываются за этим заявлением. Это был человек, который провел годы, возможно, даже десятилетия, скрывая свою истинную преданность от ненавидящего его мира; для нее не было удивительным, что он не видел доброты в себе нынешнем, даже когда сам Гарри Поттер восхваляет его храбрость и преданность добру.

— Если бы вы увидели, что еще один птенец выпал из гнезда, вы бы левитировали его обратно?

— Конечно, — ответил мужчина, и психолог увидела, как на его лице промелькнуло выражение понимания еще до того, как она открыла рот. — Но теперь это не то же самое, — быстро добавил он.

— Почему это не то же самое? — спросила Аркадия, и какое-то время он пытался подобрать слова.

— Это не то же самое, потому что я много сделал с тех пор. Я… я видел как падает множество птенцов, — его голос сорвался. Аркадия собиралась ответить на это, но уловила перемену в его выражении лица и остановила себя. — Мне столько раз приходилось стоять в стороне, — продолжил Северус почти шепотом, — и я знал, что у меня нет выбора. Ставки были слишком высоки, чтобы рисковать. Но... каждый раз мне казалось, что я снова в том парке, смотрю, как этот маленький птенчик бьется на земле. И я никак не мог помочь или защитить его, даже если знал, что он может умереть. Магии было бы уже недостаточно.

Это заявление было настолько весомым, каким не было ни одно из предыдущих, и Аркадия видела, как он обдумывает это.

— Думаю, я хочу, чтобы вы знали, что я все же хотел спасти их, — выдавил он и глубоко вздохнул, как будто усилие, затраченное на то, чтобы произнести это, было слишком велико.

— Есть ли кто-то, кому вы тоже хотели бы это сказать? — спросила наконец Аркадия, видя, что это очень трудная для него тема, и Северус слегка приподнял голову, его глаза показались из-под прямых волос.

— Мои коллеги. Семьи погибших. Я хочу, чтобы они знали, что я сделал все, что мог, — тихо ответил он, и Аркадия понимающе кивнула, не решаясь перебивать. Однако через мгновение стало ясно, что Северус закончил свой рассказ, и она заговорила сама, ее голос мягко зазвучал в наступившей тишине.

— Есть ли кто-то конкретный, кому вы хотите сказать это? Кто-то, с кем вам невыносимо об этом молчать?

Долгую-долгую минуту Северус вглядывался в свою чашку с чаем, пока — наконец — не сделал глоток.

— Завтра в доме Уизли состоятся похороны нескольких павших. Их сына, Фреда, и супружеской пары, Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс. Мне не нравился Люпин, — заявил он, как будто это все объясняло, а затем тяжело вздохнул, и в этом вздохе было гораздо больше, чем заключалось в его словах. — Но я все же сожалею о его смерти.

Северус посмотрел на Аркадию сквозь волосы, и у нее возникло ощущение, что он ждет, что она начнет опровергать это, но психолог ничего не знала о его отношениях с тем человеком — и даже если бы она сильно засомневалась в сказанном, она все равно бы выслушала и поверила своему клиенту.

— У них есть новорожденный сын, — продолжил Северус, убедившись, что она не собирается возражать, и крепче, чем прежде, сжал свою чашку. — Они погибли в самом конце войны, прямо перед тем, как могли бы оказаться в безопасности. Это… это похоже на то, что случилось с Поттерами, — сказал он, его голос звучал напряженно, и Аркадия вспомнила новость, которую видела в «Пророке» этим утром, внезапно задавшись вопросом, могло ли это быть правдой. Она решила не верить ничему, что слышала об этом человеке, когда получила письмо Гермионы, зная, что его точка зрения, как клиента, гораздо важнее, чем мнение общественности, но она не могла забыть те статьи.

Ее легкое удивление не ускользнуло от Северуса; на его лице промелькнул гнев, затем смирение, и он отвел взгляд в сторону дальнего угла комнаты.

— Это… просто это больнее, чем могло бы быть, когда знаешь, что случилось с Лили, — он запнулся, и Аркадия увидела легкую влагу в его черных глазах, прежде чем он яростно смахнул слезы. — Я знаю, многие думают, что мне все равно, или даже что я счастлив, но я бы не смог просто… позволить кому-то умереть. Не теперь.

Левая рука мужчины дернулась, по-видимому бессознательно, и Аркадия увидела, как его правая рука быстро метнулась к внутренней стороне предплечья. Она поняла, что это был нервный тик, но была озадачена тем, что его источником стала рука, когда имелись длинные волосы и рукава, которые можно было теребить, — и то, и другое гораздо чаще встречалось в качестве нервных привычек. Может, этот необычный тик имел какое-то значение?

— Почему люди должны думать, что вы счастливы? — спросила Аркадия, слегка наклоняясь вперед и отпивая остывший чай.

— Поттер думал, что я был счастлив после смерти Блэка, — пробормотал Северус, и Аркадия нахмурилась; ей нужно немного больше информации, чем эта.

— Гарри Поттер?

— Что? — спросил Северус, словно вынырнув из размышлений.

— Вы говорите о Гарри Поттере? И который именно Блэк? — спросила она, и Северус уставился на женщину, будто на мгновение забыл, что она познакомилась с ним меньше часа назад.

— Гарри Поттер, — произнес он через мгновение, — и Сириус Блэк.

— Вы знали, что Блэк был невинен на момент своей смерти? — это казалось важным вопросом; она была счастлива услышать, что тот мертв, прежде чем узнала, что он не был виновен, — после этого она почувствовала себя немного дурно и сильно разочаровалась в Министерстве.

— Вряд ли он был «невинен», — фыркнул Северус, и Аркадия почувствовала, как ее сердце невольно екнуло от страха: она провела годы оглядываясь по сторонам из-за Сириуса Блэка, когда его выставляли преступником, и теперь Северус говорил, что тот действительно повинен? — Да, он невиновен в предъявленных ему обвинениях, — добавил он, и женщина снова расслабилась, упрекая себя за то, что позволила собственным эмоциям помешать выслушать клиента. — Но, невинен? Нет, он не был невинен.

Он снова уставился на стол; Аркадия терпеливо ждала, пока, наконец, он не поставил свою чашку с громким звоном.

— Я ненавидел его за то, что он делал со мной, — тихо сказал Северус с ядом в голосе. — Но я не желал ему смерти, что бы там ни думал Поттер. Я пытался спасти его дурацкую жизнь… он сам себя убил, — выплюнул он, и Аркадии не нужно было иметь диплом психолога, чтобы сказать, что он горько переживает этот инцидент, что бы там ни произошло. — И Люпин был таким же. Я, по крайней мере, не пытаюсь убивать людей, потому что ненавижу их, в отличие от одного человека, который думал, что это будет безобидной шалостью.

За этим заявлением последовало несколько мгновений молчания, и Аркадия попыталась придумать подходящий следующий вопрос, который не заходил бы слишком далеко, попутно делая множество мысленных заметок, чтобы поднять этот вопрос позже. Северус, похоже, намекал на то, что Сириус Блэк пытался его убить, и, судя по интонациям, это был очень щекотливый инцидент.

— Похоже, у вас много историй связанных с Блэком, — сказала она наконец.

— Можно и так сказать, — мрачно ответил Северус, и психолог подчеркнула и выделила жирным шрифтом слова «Инцидент с Сириусом Блэком» в своем рабочем блокноте. Северус не мог видеть ее заколдованную картину — он сидел к ней спиной, лицом к двери, — но спокойная летняя пустошь теперь тонула в свирепой буре.

— Я хотела бы вернуться к этому в другой раз, но вы сказали, что похороны завтра? — спросила она, и Северус моргнул, как будто совершенно забыл о первоначальной теме.

— Да, — ответил он, и психолог внутренне вздохнула с облегчением, когда краем глаза заметила, что буря утихла, уступив место мрачным серым облакам. Она не держала картину напротив своего кресла, потому что считала невежливым полагаться на какой-то предмет, чтобы определять чувства своих клиентов, но та хорошо предупреждала ее, когда она вступала на опасную территорию.

— Вы собираетесь присутствовать? — спросила она, и Северус неловко заерзал, и это было самое откровенное движение, которое он делал за последнее время.

— Мои коллеги туда собираются, но я не уверен, что пойду.

— Почему нет? — спросила Аркадия, а затем перефразировала, чтобы подсказать ему лучший способ ответа. — Вы оплакиваете потерю этих людей?

— Ну, да, я полагаю, — ответил Северус, выглядя так, как будто чувствовал себя очень неловко; она догадалась, что эта тема давалась ему нелегко, потому что когда он заговорил, то говорил все быстрее, как будто ему так легче было произносить слова. — Близнецы Уизли были одними из самых способных учеников Хогвартса, хотя их оценки и не показывали этого, — торопливо добавил он, как будто комплимент требовал оговорки, чтобы быть приемлемым. — Я знаю, что Молли Уизли — их мать — опустошена, и вся семья Уизли, конечно, тоже, ведь из всех детей, которых можно потерять, потеря одного из близнецов... особенно ужасна. И, Люпин и Тонкс… смерть новоиспеченных родителей так же тяжела, но у их сына есть много людей, которые заботятся о нем… я действительно не думаю, что Люпин оценил бы мое участие, и я не уверен, что хотел бы его принимать. Я знаю, что мои коллеги захотят пойти — эти люди были любимы, и они были членами Ордена, так что все его представители тоже будут там, но я думаю... я боюсь, что они могут недоброжелательно отнестись к моему присутствию.

Он закончил несколько нерешительно, и Аркадия поняла, что мужчина нуждался в разговоре об этом — нуждался с тех пор, как только прибыл сюда.

— Почему вы так думаете? — поинтересовалась она, наливая себе новую чашку чая из зачарованного чайника. Она предложила сделать то же самое Северусу, но тот покачал головой; его длинные волосы качнулись, когда он сцепил руки вместе и так же быстро развел их, как будто не хотел, чтобы она заметила это движение.

— Я просто думаю, что они могут счесть это... неуместным, — сказал он, бездумно колупая обгрызенный ноготь.

— Почему они сочли бы это неуместным? — с любопытством спросила женщина, пытаясь уловить смысл его слов. — Они ведь знают, что вы были шпионом Ордена, верно? — осведомилась она, старательно избегая упоминания имени Дамблдора из-за опасения, что оно может вызвать болезненные чувства.

— Да, но я сильно сомневаюсь, что они верят, что мне не все равно, — ответил Северус, оставив в покое ноготь, чтобы снова потереть предплечье.

— Почему они не верят, что вы переживаете из-за Люпина, Тонкс и Фреда? — спросила Аркадия, радуясь, что запомнила имена.

— Я не слыву особо отзывчивым человеком, — с горечью произнес Северус, и Аркадия тщательно проанализировала это заявление. Подразумевал ли Северус, что он считает себя отзывчивым, хотя другие так не думают? Или он просто ссылался на свою репутацию, которая, похоже, ему не нравилась? Может, он чувствовал, что не настолько отзывчив, как хотел бы быть?

— Сомневаюсь, что на похоронах кто-то будет осуждать присутствующих, — мягко сказала она мужчине, и тот нахмурился, словно в знак несогласия. — Я считаю, что если вам не все равно и вы скорбите, вам следует там присутствовать. Думаю, никто не воспримет это ни как попытку поглумиться над умершими, ни как способ заискивания перед живыми.

Хмурый взгляд не изменился, а руки Северуса снова сцепились вместе. Аркадия решила попробовать другую тактику.

— Прошу меня простить, но вы не кажетесь мне человеком, который будет принимать участие в похоронах, если он этого не хочет, и я не сомневаюсь, что ваши коллеги тоже так считают, — продолжила она, не будучи уверенной, следует ли называть этих людей «друзьями», и соблюдая осторожность. — Если у вас есть желание пойти — если вы думаете, что посещение их похорон может дать вам некоторую степень завершенности — тогда я считаю, что вы должны это сделать, не боясь того, что могут подумать другие.

Долгое время Северус хранил молчание, но было видно, что он задумался.

— «Похороны для живых», — тихо сказал он наконец и поднял голову, глядя на нее сквозь завесу волос. — Дамблдор сказал мне это, когда умерла Лили. Тем не менее я не смог заставить себя присутствовать на ее похоронах, — признался он, и на его лице внезапно появилось виноватое выражение; он пошевелился, как будто эта мысль была слишком неприятна для него.

— Как вы думаете, почему так получилось? — спросила она спокойным и не осуждающим тоном.

— Я не… я не чувствовал, что имею право быть там, — ответил Северус, его голос снова сорвался, и Аркадия увидела, словно нарисованные перед ней, проблемы с самооценкой, которые мешали ему ценить собственные чувства. Настолько низкая уверенность в своей эмоциональной ценности, что он не считал, что другие захотят видеть его на похоронах... О, Боже.

— Единственные похороны, на которых я был, были похороны моей мамы, и я пошел на них только потому, что от меня этого ждали, — добавил Северус, как бы между прочим.

В одном только этом предложении можно было бы многое раскрыть, но Аркадия постаралась сосредоточиться на более насущной проблеме.

— Каждый, кому небезразличен усопший, каждый, кто скорбит о нем, имеет право быть на его похоронах, — сказала она мужчине, мягко возвращая его обратно к предстоящим поминкам. На этот раз он не стал сопротивляться, когда она предложила чайник, и психолог налила ему свежего чая, чувствуя, что он нуждается в поддержке. — Судя по тому, что вы сказали, похоже, вы боитесь, что люди сочтут вас неискренним. Это так?

— Наверное, — тихо ответил Северус, как будто не думал об этом раньше.

— Есть ли у вас доказательства, чтобы верить в это? И как насчет доказательств обратного? — спросила она, надеясь заставить его более объективно взглянуть на проблему.

— Я… ну, сегодня произошла одна вещь. Это единственная причина, по которой я вообще думаю от том, чтобы пойти туда, — признался Северус, подняв руку, чтобы убрать прядь волос за ухо. Аркадия уделила этому движению пристальное внимание, так как это был первый жест, который открывал его лицо, а не скрывал его. Может быть, то событие придавало ему уверенности? — Раньше я бы не стал… я был бы уверен, что мне не будут рады, но…

Казалось, ему было довольно трудно понять, как выразить это словами. Аркадия начала догадываться, что, судя по тому, что он говорил до сих пор, ему было трудно сформулировать что-то положительное о себе или о других, даже когда он хотел это сделать.

— Минерва… — он сделал паузу, медля, пока прихлебывал теплый чай, а она внимательно слушала, надеясь, что мужчина продолжит. — Минерва всегда была заместителем директора, с тех самых пор, как я начал преподавать в Хогвартсе. Она преподавала там еще до моего рождения, — он снова остановился, подтвердив ее мысль о том, что ему трудно произносить это вслух, и она ободряюще улыбнулась, хотя его губы в ответ лишь сжались.

— Все всегда думали, что она будет директором школы, когда Дамблдор... уйдет, — он запнулся, и Аркадия уловила вспышку эмоций в его глазах. — По замыслу Дамблдора, я должен был стать директором школы, когда Темный Лорд захватит Хогвартс, чтобы я мог защитить учеников от худшего, но это никогда не казалось мне чем-то большим, чем необходимость. Я никогда этого не хотел — я знал, что мне там не место. Но...

Его левая рука снова дернулась, и он потер ее правой кистью, вдавливая основание ладони в плоть, будто та причиняла ему боль.

— Буквально сегодня, — прохрипел Северус, и его голос задрожал еще сильнее, чем прежде; бледные щеки мужчины слегка покраснели, и Аркадия заметила, как он на мгновение погрузился в окклюменцию, подавляя все вышедшие на поверхность эмоции. — Буквально сегодня мы обсуждали будущее Хогвартса и открытие нового учебного года. Я… я не уверен, останусь ли я там, — добавил он, и Аркадия улыбнулась, с удовольствием отметив, что он начал сам делиться информацией. — Но мы обсуждали этот момент, и я никогда не задумывался над этим вопросом, никогда не думал, что кто-то, кроме Минервы, может стать его преемником…

Он снова замолчал, выглядя одновременно и довольным, и разочарованным тем, что поведал эту историю, и психолог следила, как мужчина изо всех сил пытается справиться с противоречивыми эмоциями, понимая его гнев по поводу того, что он вообще позволил им вырваться наружу.

— Она спросила, не хочу ли я быть директором, — прошептал он, стараясь, как и раньше, произнести это как можно быстрее; казалось, он был поражен этими словами, даже когда произносил их.

— А что же вы? — с любопытством спросила Аркадия, и он тут же фыркнул — она начала понимать, что, как и его юмор, грубые жесты были своего рода защитным механизмом, позволяющим ему прийти в себя.

— Этот год — год, когда я был директором Хогвартса — был худшим в моей жизни, — с горечью сказал Северус; Аркадии не нужны были подробности, чтобы догадаться, почему это так. — Даже если бы он не был так ужасен, я не подхожу для этого. Я никогда бы не смог управлять школой и отвечать на все жалобы от родителей… если только они не ворвутся в кабинет с вилами, — пробормотал он, и Аркадия была вынуждена признать, что это было не так уж и маловероятно, даже с учетом статей в "Пророке". Северус наверняка нажил себе немало врагов с обеих сторон, и никто из них не был бы рад видеть его во главе школы. — Это было не то, чего я хотел, совсем не то, и я наотрез отказал ей. Это было...

Мужчина снова замешкался, но Аркадия видела, что он собирается с мыслями.

— Дело в самом факте, что она предложила это, — наконец проговорил он. — Это было знаком того, что, несмотря на все, что произошло за весь последний год, она была готова дать мне еще один шанс. Она уже предпринимала несколько подобных шагов за последние несколько дней — шагов, которые заставили меня почувствовать, что мне здесь рады.

Аркадия улыбнулась, радуясь тому, что он признал свои чувства.

— И, памятуя об этом, вы все еще думаете, что будете нежеланным гостем на похоронах?

— Нет... Не для коллег, — неловко ответил Северус, и улыбка Аркадии стала несколько печальной.

Ну что ж. Прогресс есть прогресс, даже если он идет медленно и с перебоями, — особенно если он идет медленно и с перебоями, что, как правило, происходит именно тогда, когда в нем больше всего нуждаешься.

— А вы не думали, что у других людей, людей в Ордене, могут быть такие же мысли, как у Минервы, и у них просто не было возможности высказать их вам?

— Это не исключено, — неохотно признал Северус, хотя в его голосе звучало изрядное сомнение. — Хотя я не очень-то внушал им симпатию, знаете ли.

— Поверю вам на слово, — ответила Аркадия, мягко напомнив ему, что она не знает, нравился ли Северус своим союзникам, да и вообще многого о нем не ведает. — Но если один человек прилагает столько усилий, чтобы добиться вашего расположения, вполне вероятно, что и другие готовы дать вам второй шанс.

Северус на мгновение замолчал, а затем поднял на нее глаза, на лице его отразилась боль.

— Я... У меня было гораздо больше, чем два шанса, — произнес он, и его голос снова стал почти неслышным.

— Тогда, может, теперь они с гораздо большей вероятностью дадут вам еще один, — предположила она, и мужчина изменил положение в своем кресле, снова потирая левое предплечье. — Я понимаю, что вас может беспокоить их реакция, но я бы порекомендовала вам подумать о том, чтобы посетить эти похороны. Я думаю, что люди отреагируют более доброжелательно, чем вы ожидаете, и, даже если все пойдет так, как вы опасаетесь, вы получите лучшее представление о том, какие люди готовы дать вам тот шанс, за который вы переживаете. Знать, на кого вы можете положиться, кто поддержит и примет вас, может оказаться очень важно, особенно в такой переходный период вашей жизни.

Северус снова принялся постукивать по чашке, обдумывая услышанное, а Аркадия взглянула на свои песочные часы — осталось пятнадцать минут. Время начать направлять разговор в нужное русло.

— Я с удовольствием возвращусь к этому вопросу, но, прежде чем мы подойдем к концу нашей встречи, Северус, я бы хотела, чтобы вы прошли краткую оценку безопасности, — объявила она, когда стало ясно, что мужчина не намерен отвечать на выше сказанное, и тот поднял голову, явно озадаченный. — Оценка безопасности — это ряд вопросов, которые позволяют мне узнать, угрожает ли вашему благополучию непосредственная опасность, и, таким образом, дают мне возможность предпринять вмешательство, если это необходимо.

— Вмешательство? — его голос внезапно стал настороженным, и Аркадия заметила, как он снова напрягся.

— Вмешательство может включать в себя медикаментозное лечение, дальнейшее консультирование, обучение использованию ресурсов экстренной помощи и другие подобные меры для защиты вашего здоровья. Вы, должно быть, подумали о принудительной госпитализации, но к этому прибегают только в том случае, если человек представляет непосредственную угрозу для себя или окружающих, — и в случае принятия таких мер, они носят временный характер и предназначены только для обеспечения безопасности.

Северус не расслабился при этих словах, но стал выглядеть несколько менее напряженным, поэтому Аркадия продолжила.

— Если у вас есть опасения по поводу других вмешательств, не стесняйтесь спрашивать. Но я могу сказать вам, что они как правило являются мягкими или умеренными, и все преследуют ваши интересы. Хотите поговорить о них подробнее?

После секундного замешательства Северус покачал головой.

— Это совершенно нормально. Если захотите, просто скажите мне, — заверила Аркадия. — Я понимаю, что последние несколько дней кардинально изменили вашу ситуацию, поэтому обычные обследования могут оказаться неэффективными для оценки вашей безопасности. Многие из них ориентированы на ваши чувства в последние несколько недель, и их результаты не всегда надежны в период траура. Поэтому, если вы не против, я хотела бы задать вам несколько прямо поставленных вопросов сейчас, а через несколько недель мы сможем вернуться к официальным обследованиям.

— Хорошо, — произнес Северус, и психолог обрадовалась, что он, похоже, не возражал против идеи дальнейших сеансов.

— Перед этим я хочу заверить вас, что не буду негативно реагировать на то, что вы мне скажете, и не буду выносить никаких негативных суждений о вас. Я много раз обсуждала эти темы с клиентами, и их важно затронуть, чтобы я знала, как лучше вам помочь.

Северус кивнул, его черные глаза попеременно то удерживали ее взгляд, то опускались на ее кресло, чтобы не смотреть на нее. Аркадия уловила легкое беспокойство в языке его тела, но он казался сосредоточенным и готовым к обсуждению, поэтому она продолжила.

— За последние несколько дней возникали ли у вас мысли о том, что вам лучше умереть, или о том, чтобы причинить себе вред?

Северус долго молчал, а затем медленно произнес:

— Нет. Не совсем.

— Не совсем?

— Мне приходила мысль, что все было бы проще, если бы я умер в Визжащей хижине, но в то же время я был очень рад что выжил. Просто трудно иметь дело с тем, как все изменилось. Мои чувства по этому поводу... запутанны.

— Я хотела бы услышать больше о том, что вы чувствуете, но, для уточнения, — вы недавно пережили околосмертный опыт? — спросила Аркадия, вспоминая письмо Гермионы.

— Темный Лорд пытался убить меня при помощи своей змеи, Нагайны, — ответил Северус, и его глаза были столь же пусты и бездонны, как и тогда, когда он только пришел. — Фоукс — феникс Дамблдора — спас меня прежде, чем яд успел завершить свое действие. Это было... позавчера. Около трех часов ночи.

— Он пытался убить вас по какой-то причине? — Аркадия не могла поверить, насколько это было нереально — говорить о Сами-Знаете-Ком в прошедшем времени, тем более с человеком, который чуть не был убит им всего тридцать шесть часов назад.

— Он думал, что я хозяин Бузинной палочки, которая принадлежала Дамблдору. Конечно, это не так; я пришел к выводу, что она перешла к Драко Малфою, который обезоружил Дамблдора перед его смертью, но я не собирался говорить об этом Темному Лорду.

Северус сказал это абсолютно буднично, как будто его молчание было само собой разумеющимся, и Аркадия почувствовала легкое изумление, прежде чем вернулась к своей профессиональной отстраненности, отметив, что Северус столь же отстраненно отозвался о Дамблдоре.

— Как вы думаете, если бы вы сказали ему, это изменило бы его решение убить вас? — Мерлин, это была не та фраза, которую она когда-либо ожидала произнести.

— Возможно. Но он мог убить меня за то, что я не сообщил ему об этом раньше, хотя я был полезным слугой для него, и он доверял мне больше, чем кому-либо другому в тот момент. Это был очень... странный последний разговор. Он сказал мне, что я искусный и умный волшебник, и сказал, что я очень ценен для него. Я счел это плохим знаком — и не зря, учитывая, что он готовился меня убить. — Выражение лица Северуса было каменным, но затем что-то промелькнуло в нем, и Аркадии на мгновение показалось, что он рассмеется. — Когда я истекал кровью на полу, он сказал… он сказал, что ему жаль. Мне хотелось плюнуть в него. Но тогда он бы меня заподозрил, поэтому я придержал язык. Я слишком долго работал, чтобы выдать все в последнюю секунду. Он едва успел выйти из комнаты, как появился Поттер, успевший все увидеть. Не могу передать, как я был благодарен ему в тот момент: я понял, что умру не напрасно, и это было все, что имело для меня значение. Последним заданием Дамблдора для меня было рассказать Поттеру, что нужно сделать, чтобы победить Темного Лорда, последний шаг — и я это сделал. Я передал ему свои воспоминания, и Темный Лорд был побежден, и... и вот я здесь.

Он уставился на стол с пустым выражением лица, и Аркадия поняла, что «здесь» было чем-то, что он все еще обдумывал.

— Я бы не сказал, что хочу умереть. Большую часть своей жизни я провел, изо всех сил стараясь не погибнуть. Но я ожидал смерти так долго, так напряжённо, что не знаю, что чувствую сейчас. Было не просто смириться с тем фактом, что я, скорее всего, действительно умру — а я знал, что умру. Не было никаких шансов, что я смогу прожить по обе стороны войны до самого ее окончания. Тем не менее, каким-то образом я это сделал, и теперь мне кажется, что я чувствую себя так, будто плыву по течению, без всякого дела и без того, за что можно было бы бороться. Так что, нет. Не совсем. Я думаю, что это избавило бы меня от многих страданий, если бы я умер вчера, но этого не произошло, и мне придется с этим жить. Слишком много нужно сделать, чтобы бросаться с башни.

Аркадия что-то уловила в его словах и наклонилась к мужчине чуть ближе, пытаясь прочесть малейшие изменения в его лице.

— Вы уже думали о самоубийстве таким методом? Вы строили планы о том, как могли бы покончить жизнь самоубийством?

— За все эти годы? Да. Много раз. В последнее время? Нет. — Он сделал паузу, а затем добавил: — Я много думал об этом в прошлом году, но это было скорее клиническое состояние, чем что-либо еще. Это было не то, чего я хотел, а просто возможность, которой мне, возможно, придется воспользоваться, если Темный Лорд перестанет мне доверять. Я провел много времени, размышляя о том, как я мог бы передать необходимую информацию Поттеру, и любой сценарий, в котором Темный Лорд пытался выпытать из меня информацию, лучше всего заканчивался быстродействующим ядом или заклинанием. Мне была невыносима мысль о том, что он сломает меня и узнает все, что я делаю, — я поклялся себе, что умру прежде, чем до этого дойдет. Желательно как можно быстрее и безболезненнее.

Еще одна короткая пауза, а затем:

— У меня до сих пор остался яд, который я подготовил. Я должен уничтожить его.

— Удобные способы совершения самоубийства могут повысить вероятность того, что вы предпримете попытку или, по крайней мере, преуспеете в одной из них, поэтому да, пожалуйста, сделайте это — согласилась Аркадия, пытаясь понять, насколько сильно ей нужно беспокоиться за Северуса в данный момент, исходя из того контекста, который он ей предоставил.

— Ну, это, конечно, имеет смысл, но я думал о том, что это крайне незаконно, — ответил Северус и постучал пальцем по чашке с чаем, извлекая глухой, повторяющийся звук. — В Хогвартсе много потенциально смертельно опасных мест и предметов. Я постараюсь их избегать — я не чувствую той апатии к жизни, как вчера ночью, когда я был измотан, но вы, наверное, правы. Искушение не может принести ничего, кроме вреда.

— Я с вами согласна, и рада, что вы думаете об этом. Для ясности, в настоящее время вы не планируете совершать самоубийство?

— Сейчас, когда я чувствую себя в здравом уме, нет. Сон помог, — добавил он, и Аркадия кивнула.

— Вы идеализируете самоубийство в данный момент?

— Нет. Скорее наоборот, — сказал он, подняв на нее глаза.

— Наоборот?

— Ну, было бы немного бессмысленно вести этот разговор, если бы я хотел покончить с собой, — сухо заметил он, и она подумала, не использует ли он юмор, чтобы снова уклониться от ответа. — Не сомневайтесь, я проходил через гораздо худшее, чем последние несколько дней. Если хотите, я могу пообещать, что не убью себя и не причиню себе какой-либо вред.

— Я ценю это, Северус. Но я хотела бы составить с вами план безопасности, для дополнительной защиты, — ответила Аркадия, и он моргнул, продолжая сохранять зрительный контакт. — План безопасности — это краткая инструкция, призванная помочь вам распознать, что вы начинаете испытывать суицидальные настроения, и направить вас к безопасным стратегиям, если вы обнаружите, что ваши чувства меняются в этом направлении. Не могли бы вы сделать это вместе со мной?

— Наверное, — ответил он, но выражение его лица было скептическим, когда она достала из маленького ящика стола лист пергамента.

— Во-первых, есть ли предупреждающие знаки, которые вы обычно испытываете, когда ваши чувства приобретают суицидальный характер? Возможно, мысли о никчемности или какие-то воспоминания?

Северус хранил молчание, выглядя подавленным, но потом заговорил, и голос его был очень тихим.

— Двенадцатое ноября.

Аркадия замерла в ожидании, но он не стал пояснять.

— Хэллоуин. Чувство вины. Стыд и безнадежность.

Он выразительно посмотрел на пергамент, и психолог составила список слов, озаглавив его для ясности.

— И какие стратегические приемы вы используете, чтобы облегчить мысли и чувства, которые вы только что перечислили?

— Варю зелья или занимаюсь магией. Читаю, если найду что-то новое. Окклюменция, само собой.

Она выделила новую секцию и записала ответы.

— Кто из людей помогает вам отвлечься от этих чувств? Какие виды социальной деятельности также способствуют этому?

— Раньше помогало сидение в учительской. Пожалуй, прием пищи в Большом зале. Минерва и Гораций обычно лучше всего помогают мне отвлечься, но я, каждый раз, когда с ними разговариваю, жду, что они будут расспрашивать о войне.

— Вы можете сказать им, что не хотите говорить об этом, — мягко напомнила ему Аркадия, и Северус пожал плечами, его взгляд снова переместился на стол. — Или, возможно, если вам неудобно так выражаться, вы можете предложить в качестве альтернативы какую-нибудь деятельность или тему, которая вам будет удобна. Есть ли какие-либо занятия, за которыми вы обычно проводите время с ними?

— Шахматы с Минервой. В прошлом году мы с Горацием любили беседовать о зельях.

— Считаете ли вы Минерву и Горация людьми, к которым можно обратиться за помощью в кризисной ситуации? — спросила психолог, и Северус нахмурил брови, а левый уголок его рта искривился.

— Нет, — произнес он к ее удивлению.

— Есть ли у вас человек, к которому вы можете обратиться за помощью? — спросила женщина, задаваясь вопросом, не ошиблась ли она в эмоциональном контексте его более ранних высказываний.

— Поппи, наверное, — ответил он немного неохотно. — Мне не нужно ее просить, достаточно просто появиться, и она суетится вокруг меня, пока не решит, что со мной все в порядке.

— И что, когда она так решит? Вы обычно соглашаетесь с ней, что с вами все в порядке?

Северус посмотрел на нее, и, хотя выражение его лица не изменилось, Аркадия почувствовала, что он излучает удивительную глубину чувств.

— Я чувствую себя лучше к тому времени, как она закончит со мной, — наконец сказал он, и психолог решила позволить уклониться от ответа, хотя бы на этот раз.

— Что ж, тогда я ее запишу. У вас есть легкий способ связаться с ней?

— Пойду в больничное крыло. Если понадобится, пошлю Патронуса, — сказал Северус, пожимая плечами.

— Хорошо. Я запишу это — и добавлю себя, в новом разделе. Вы всегда можете связаться со мной, если у вас случится кризис; более того, я буду очень рада, если вы это сделаете. Кроме того, я впишу целителя в больнице Святого Мунго, а также номер телефона магловской горячей линии по кризисным ситуациям, которая свяжет вас с кем-нибудь, с кем вы можете поговорить, если почувствуете, что не можете обратиться к Поппи или ко мне. Любой вариант приемлем, но, если вы будете испытывать сильные суицидальные мысли, я настоятельно прошу вас связаться со мной или с больницей Святого Мунго, так как мы сможем обеспечить вам безопасность, пока ваши чувства не утихнут.

Северус снова принял скептический вид, но кивнул в знак согласия.

— Кроме того, есть вещи, которые вы можете предпринять самостоятельно, чтобы сделать свое окружение более безопасным. Убедитесь, что рядом с вами всегда есть кто-то, кто может подстраховать вас, если вы думаете, что можете поступить в соответствии со своими чувствами, а также хорошей профилактической мерой является выбор обстановки, где нет доступа к оружию или другим средствам членовредительства. Есть ли в Хогвартсе места, которые, по вашему мнению, могут быть подходящими?

— Больничное крыло почти всегда находится под наблюдением, и там мало что представляет опасность при надлежащих дозах, — ответил мужчина, хотя эта идея, похоже, ему не нравилась. — Пожалуй, еще учительская или Большой зал. Они открыты и часто заполнены людьми.

— Похоже, это хорошие варианты, — согласилась Аркадия, записывая их. — Последнее, что я хочу сделать, — это попросить вас подумать о какой-нибудь вещи, большой или малой, ради которой, по вашему мнению, стоит жить. Это может быть цель, идея, ответственность перед человеком или домашним животным... да что угодно. Это просто должно быть что-то, ради чего вы можете выбрать жизнь.

Северус застыл при этих словах, и она видела, как мысли мелькали на его лице, а глаза обшаривали деревянную поверхность стола.

— У меня... всегда было что-то подобное, — сказал мужчина наконец, и выражение его лица было обеспокоенным, когда он поднял на нее глаза. — Это всегда было сосредоточено на... защите кого-то, часто многих людей. Но сейчас они не нуждаются в моей охране.

— Возможно, вы могли бы выбрать другой способ помогать им, — предложила Аркадия, и он сильно нахмурился, опустив взгляд.

— Должен ли... Должен ли я говорить вам, если я что-то придумал? — спросил он почти беззащитно.

— Нет, если вы этого не хотите. Если это что-то только для вас, это нормально, — ответила она, и он кивнул, громко сглотнув. — Вот: я дам вам это и сохраню копию для себя, а вы можете записать свои соображения только на своем плане. Вас это устраивает?

Он нерешительно кивнул, сложив лист пергамента и засунув его в карман мантии.

— Если вы столкнетесь с трудностями на этой неделе или в будущем, этот план — хорошее средство для начала. И вы всегда можете обратиться ко мне, если вам понадобится дополнительная помощь, — пообещала она, и он снова кивнул, а затем сделал глоток холодного чая, явно чувствуя себя недостаточно комфортно, чтобы ответить.

Аркадия налила ему новую чашку, когда он допил, и присоединилась к нему во взаимном молчании.

— У нас осталось несколько минут, — прокомментировала она, снова наполнив каждую из чашек, и он проследил за ее взглядом на заколдованные песочные часы, стоявшие рядом с чайником на узком столике. — У вас есть что-нибудь еще, о чем бы вы хотели поговорить? Может быть, есть вопросы?

Как и ожидалось, Северус какое-то время не отвечал, но затем шевельнулся в своем кресле.

— Знаете ли вы какие-нибудь методы для предотвращения срывов? — спросил он, и Аркадия удивленно моргнула. — У меня был… ну, один довольно ужасный сегодня утром. Обычно я могу предотвратить их окклюменцией, но после вчерашнего я очень устал, и этого у меня не получилось.

— Знаю, конечно. Не могли бы вы рассказать мне об этом подробнее? — Аркадия пожалела, что Северус не заговорил об этом раньше, когда у них было больше времени, но она понимала, что ему, вероятно, потребовалось время, чтобы почувствовать себя достаточно уверенно, чтобы поднять эту тему.

— Я… я не знаю, как это объяснить, правда. Это не было вспышкой, как те, что бывали у меня раньше. Было ощущение, будто я умираю. Действительно умираю. Не знаю, известно ли вам это чувство, но мне оно знакомо, — добавил он, и Аркадия не смогла сдержать беспокойства на своем лице.

— Ощущение, что вы умираете? — переспросила она, внимательно изучая мужчину. — Ваше сердце колотилось?

— Да, очень быстро. Каждый удар причинял боль, как будто у меня сдавливало грудь. Сначала я подумал, что это сердечный приступ, — отозвался Северус, и теперь в его голосе слышался намек на беспокойство. Аркадия могла только представить, как страшно ему было, как и всем другим ее клиентам-волшебникам, которые пережили то же самое, не имея представления о том, что в данный момент происходит и выживут ли они.

— Чувствовали ли вы холод, слабость или тошноту? — он кивнул, выглядя несколько удивленным. — Были ли у вас проблемы с дыханием или же учащенное дыхание?

— Да, и прошло немало времени, прежде чем я смог встать. Это было похоже на... как будто я боролся за свою жизнь, — ему не нужно было пояснять, что он знает, каково это. Аркадия, не без легкого беспокойства, обнаружила, что теперь Северус изучает ее еще более пристально, чем она его, и его черные глаза впились в ее светло-карамельные.

— Вы знаете что со мной случилось, — произнес он. И это был не вопрос.

— Да, — ответила Аркадия, стараясь говорить мягким, но бесстрастным тоном. — У вас была так называемая паническая атака, приступ крайнего страха, который может вызвать у вашего тела серьезную стрессовую реакцию. Они могут парализовать или быть довольно слабыми, но похоже, что у вас была такая, которая полностью лишила вас способности действовать.

— Как предотвратить их появление? — спросил Северус, и, хотя он наблюдал за ней так же пристально, как и раньше, теперь в этом был другой смысл, как будто он впервые за этот сеанс поверил, что она действительно может ему помочь.

— Ну, лучший способ избежать их — это свести уровень стресса к минимуму. Но если приступ повторится, может помочь концентрация на своих физических ощущениях, мантре или знании того, что приступ пройдет и с вами все будет в порядке. Обычно я рекомендую глубокое, медленное дыхание и технику «от пяти до одного»: сосредоточьтесь на пяти вещах, которые вы можете видеть, на четырех вещах, которые вы можете потрогать, на трех вещах, которые вы можете услышать, на двух вещах, которые вы можете обонять, и на одной вещи, которую вы можете попробовать на вкус. Это может помочь вам заземлиться и преодолеть приступ, но я предлагаю вам попрактиковаться несколько раз, когда вы не находитесь в напряжении, так как с первого раза может быть трудно сосредоточиться. Вы испытывали подобное до сегодняшнего утра?

Северус открыл было рот, чтобы ответить, но остановился, нахмурившись.

— Я так не думал, но… возможно, такое было. Я помню несколько похожих случаев, когда я был моложе. Я забыл о них, но, наверное, это были панические атаки.

Он казался почти впечатленным тем, что знает, как это называть, и Аркадия улыбнулась, радуясь, что она дала возможность еще одному волшебнику позаботиться о своем психическом здоровье.

— Мы можем обсудить панические атаки в будущем, но пока с ними поможет справиться внимательность. Если у вас случится подобное, не стесняйтесь обращаться ко мне по этому поводу. Я знаю, насколько ужасными они могут быть.

— Они у вас были? — спросил Северус, явно потрясенный.

— Это вполне обычное явление, человек переживает хотя бы одну раз в жизни, — объяснила Аркадия, что было ответом, хотя и окольным. — Вы сказали, что не испытываете их часто, верно?

— Да. Или нет, не знаю, — сказал он, причем выглядел при этом очень серьезным, как будто это новое дополнение к его знаниям отрезвило его. Аркадия понимала, что ей придется провести с ним традиционную беседу, если они продолжат сеансы, и изложить краткий вводный курс по психическому здоровью, который она разработала, чтобы помочь своим клиентам, менее осведомленным в этой теме, но пока что он был ободряюще восприимчив к информации, которой она с ним поделилась.

— Это хорошо. Пожалуйста, дайте мне знать, если что-то изменится, — ответила она, и Северус кивнул, все еще выглядя немного взволнованным. — На этой ноте, какое время подходит для вас на следующей неделе?

Северус слегка нахмурил брови, но он казался скорее задумчивым, чем недовольным, когда допивал последний глоток чая.

— Может быть, в четверг или пятницу? Я предполагаю, что ближайшие несколько дней будут довольно напряженными. Я не уверен, что смогу гарантировать, что буду свободен.

— Ничего страшного, — успокоила Аркадия. — Почему бы нам не назначить встречу, и, если что-то случится, вы просто дадите мне знать, и мы сможем перенести ее. Четверг в два подойдет?

— Пожалуй, — отозвался Северус, и она с интересом заметила, что он не попытался записать дату ни магическим, ни каким-либо иным образом.

— Тогда договорились, — сказала она, поднимаясь и ставя две чашки на тонконогий столик. — Просто дайте мне знать за двадцать четыре часа, если вы не сможете прийти, чтобы не платить за пропущенную встречу.

Это замечание, казалось, застало Северуса врасплох, но было трудно сказать наверняка — Аркадия подозревала, что пройдет несколько недель, прежде чем она сможет точно интерпретировать его поведение.

— Мне нужно заплатить вам, — заключил он наконец, его черные глаза остановились на женщине, когда та вернулась на свое место. Она не была уверена в эмоциональном контексте этих слов; это прозвучало почти так, будто он забыл об этой детали, но ей было трудно поверить, что это возможно, настолько он был внимателен и осторожен. — Семь сиклей, верно?

— Да, — ответил Аркадия, не зная, что еще сказать. — Впрочем можно организовать совиную или прямую оплату, если вы предпочитаете платить таким образом, а не при личной встрече.

Северус, как будто проигнорировав это предложение, потянулся к своему объемному зеленому плащу за скромным кошельком для монет, затем несколько неловко остановился, все еще держа мешочек в руке.

— Я вытащу палочку, чтобы открыть его, — сказал он, и Аркадия моргнула, несколько удивленная такой любезностью. Она не думала, что встревожилась бы, если бы он просто потянулся к своему рукаву — и все же психолог оценила этот жест. Она не боялась Северуса, но было приятно получить предупреждение после года, проведенного в бегах от Пожирателей смерти.

Она с интересом наблюдала, как он порылся в рукаве своей свободной черной мантии, а затем извлек средней длины палочку насыщенного коричневого цвета, переходящего в черный у рукояти.

— Красивая палочка. Из какого она дерева? — спросила она как бы между прочим, пока мужчина махал палочкой над кошельком, извлекая из него небольшую стопку серебряных сиклей.

— Боярышник. Но она не моя. Я одолжил ее; моя сломалась вчера, — ответил Северус, и Аркадия понимала, почему он скривился при этих словах. Потеря волшебной палочки была большим ударом для любого волшебника, а новая палочка часто требовала корректировки привычек, особенно если она не была выбрана им самим. Психологу было немного неловко из-за того, что она заговорила об этом, но Северус просто положил перед ней монеты, вернувшись к своему привычному невозмутимому состоянию.

— Есть что-нибудь еще, что вы хотели бы обсудить, прежде чем уйти? — спросила она, и мужчина покачал головой. — Хорошо. Если вы не против, я хотела бы предложить вам кое-что сделать до нашего следующего сеанса. Немного домашнего задания, если хотите.

— Домашнее задание? — Северус выглядел озадаченным, но не стал протестовать, вместо этого ожидая, пока она расскажет подробнее.

— Важной частью психотерапии, возможно самой важной, является то, что вы делаете вне ее. По этой причине я люблю давать своим клиентам домашнее задание каждую неделю. На этой неделе я предлагаю рассказать кому-нибудь о том, что вы чувствовали, наблюдая за страданиями людей, которым вы не могли помочь, — ласково произнесла она, и черные глаза мужчины слегка расширились, словно в ужасе. — Я знаю, что это может быть очень трудно для вас, но я бы хотела, чтобы вы попытались, если сможете. Попробуйте изложить это кому-нибудь, кому, по вашему мнению, нужно это знать, и на следующей неделе расскажете мне как все прошло, хорошо?

Северус отрывисто кивнул и опустил руки на колени, поднявшись одновременно с ней, когда она снова встала.

— Было приятно познакомиться с вами, Северус. С нетерпением жду встречи с вами на следующей неделе, — сказала Аркадия и протянула руку, думая, что он наконец-то достаточно расслабился для этого жеста. Северус пожал ее, его рука была мозолистой и жилистой — женщина была удивлена тем, насколько нерешительной была его хватка, отвечающая лишь легким пожатием.

— Мне тоже было приятно познакомиться с вами, — ответствовал он, отступая назад, и, хотя слова прозвучали несколько скованно, мужчина казался менее напряженным, чем раньше. — Спасибо.

— Надеюсь, у вас будет хорошая неделя, — одарила она его дружелюбной улыбкой. Выражение лица Северуса, в свою очередь, оставалось непроницаемым, но она уловила легкий наклон головы, его волосы упали вперед, скрывая глаза.

— И вам того же.

А затем он пересек комнату несколькими быстрыми шагами, и вышел, взмахнув плащом. Аркадия смотрела, как он закрывает за собой дверь, как безмятежно щелкает задвижка, — и тут же опустилась в кресло, совершенно обессиленная. Сеанс прошел лучше, чем она ожидала, намного лучше, но она не могла припомнить, чтобы клиент когда-либо уходил от нее таким... истощенным.

Она понимала, что отчасти это было вызвано ее собственным дискомфортом. Женщина чувствовала, что хорошо справилась с задачей отделить Северуса от его сенсационной версии, которую она видела в средствах массовой информации, но было бы глупо думать, что на нее это не повлияло. А когда он применил к ней легилименцию без предупреждения...

Аркадия вздохнула, вспомнив охвативший ее страх. Ее учили избегать эмоциональных реакций на клиентов, — но, в конце концов, она была всего лишь человеком. Она была рада, что распознала в этом поведении попытку раздвинуть границы, что часто случается с новыми клиентами, и пресекла ее соответствующим образом, вместо того, чтобы пугаться и разрушать их отношения прежде, чем они могли начаться. Северус хотел точно знать, как далеко он может зайти — и узнал, когда она ясно дала понять, что не потерпит никаких вторжений в личную жизнь: ни в свою, ни ее клиентов.

Признаться, психолог была удивлена, что он остался на весь сеанс. Она ожидала, что в какой-то момент мужчина уйдет, но он остался и даже согласился встретиться с ней снова. То, что он оказался гораздо более восприимчивым к идее терапии, чем она ожидала, свидетельствовало о том, насколько важно доверять своим собственным наблюдениям, нежели средствам массовой информации; она подозревала, что подсознательно предполагала, будто он будет пренебрежительно относиться к магловской медицине из-за того немногого, что она знала о его прошлом, но, хотя он казался неосведомленным, он ни разу не проявил враждебности по отношению к этой концепции. К сожалению, это было больше, чем она могла сказать о большинстве своих клиентов.

Северус Снейп, теперь она была совершенно уверена, был не тем, кем считал его «Поттеровский дозор» или «Пророк». Она еще мало знала о нем, но он определенно не был карикатурой на героизм или злодейство, как его часто описывали. Ей нужно убедиться, что в будущем она будет относиться к любым историям о нем со здоровой долей скептицизма, чтобы не испортить свои отношения с ним как с клиентом.

Психолог все еще размышляла над этим, задаваясь вопросом, как ей ответить на некоторые вещи, которые, по утверждению СМИ, были правдой о Северусе, и стоит ли вообще это делать, когда звон песочных часов заставил ее снова взглянуть в зеркало и увидеть, как рыжая сова стучит в окно комнаты ожидания. Она встала, чтобы впустить ее, предложила красивой птице совиный орех, а затем слегка печально улыбнулась, увидев письмо от Гермионы.

Похоже Северус будет не единственным ее новым клиентом на этой неделе.

---

1) Corner Canyon Counseling — команда профессиональных психологов из Солт-Лейк-Сити, штат Юта.

Вернуться к тексту

«Поскольку я помню, я впадаю в отчаяние. Поскольку я помню, я обязан это отчаяние отвергнуть. Я помню убийц; я помню жертв, даже когда изо всех сил пытаюсь придумать тысячу и одну причину для надежды». ~ Эли Визель

Когда на следующее утро Северус вошел в Большой зал, ему показалось, будто он попал прямиком на место совершения убийства.

А точнее, в стаю ворон. На всех сотрудниках было ужасно много черного, и к тому же они, притихшие и подавленные, сбились в группы, словно что-то замышляющие птицы. Вороны могут сговариваться, но убийство было гораздо более интересным термином… к тому он чувствовал себя отвратительно, так что пусть это будет местом убийства.

Похоже выспаться так и не удалось, отметил зельевар, приступая к чашке кофе. Впрочем, в противном случае он находился бы в состоянии крайнего шока от осознания, что сегодня ему предстоит посетить восемь похорон. Полночи он провел, обдумывая свое решение отправиться на них, а также все то, что обсуждал вчера с Аркадией. Ее план безопасности все еще лежал на его тумбочке, и последняя строчка все еще не была заполнена. Неужели он действительно был на той встрече всего четырнадцать часов назад?

Он принялся за вторую чашку кофе.

Каждый из деканов прилагал все усилия, чтобы принять участие в похоронах студентов своего факультета, а все члены Ордена (учитывая, что Северус вчера выразил Минерве готовность присоединиться) собирались присутствовать на похоронах Фреда, Люпина и Тонкс. Но что насчет наиболее полюбившихся учеников? Что насчет жителей Хогсмида, с которыми они были дружны? И что насчет, в случае Северуса, Пожирателей смерти, таких как Винсент, Малсибер и Эйвери?

Превыше всего зельевар ставил своих слизеринских студентов, тех двух семикурсниц, которые погибли, вернувшись, чтобы сражаться в Битве за Хогвартс. Их похороны, к счастью, были скоординированы их семьями так, чтобы друзья и одноклассники смогли поприсутствовать на обоих. Гораций собирался посетить каждые из этих мероприятий совместно с ним, а остальные преподаватели будут сменять друг друга таким образом, чтобы обеспечить для каждого студента присутствие на поминках нескольких профессоров, независимо от факультета или возраста.

Им посчастливилось не потерять никого из персонала — за исключением Кэрроу, которые находились в Азкабане и были не в счет, — но атмосфера от этого не была менее мрачной. Все профессора сплотились, поддерживая друг друга как могли, но Северусу казалось, что сам он стоит на отшибе всего этого, словно сторонний наблюдатель. Впрочем, это была скорее его вина, чем их; Гораций, Минерва, Филиус и Помона несомненно пытались вовлечь его, и включили зельевара в число сотрудников, распределяемых между погибшими студентами. Помимо двух своих слизеринцев и троицы из Ордена, он должен будет присутствовать на похоронах двух пуффендуйцев и одного когтевранца, которые были хорошими, умными, трудолюбивыми учениками. Из студентов других факультетов они больше любили его … ну, или, по крайней мере, меньше недолюбливали.

Северус с болью подумал о времени, которое они проводили в классе, о том, что все их будущее оборвалось в один миг, и с тяжелым сердцем встал из-за стола.

За последние несколько дней кровавые следы битвы были убраны лишь отчасти. Тела, естественно, были вынесены еще утром, но кровь, обломки и остатки различных средств обороны все еще покрывали полы замка. Северус не был уверен, что у него когда-либо было так тяжело на сердце, как когда, отправившись с Горацием, Авророй и Поппи на первые поминки, он то и дело натыкался на следы как защитников Хогвартса, так и Пожирателей смерти — десятков людей, которые еще недавно жили, любили, а теперь лежали в гробах, холодные и неподвижные. Порванный гриффиндорский галстук, опаленный и обвисший на камне; верхушка сломанной палочки, в расколотом конце которой все еще блестел волос единорога; окровавленный капюшон, крепко зацепившийся за перила.

Люди, которых он знал; люди, с которыми он разговаривал, учил, назначал отработки. Люди, которых он старался защитить, ради которых стремился одержать победу... И теперь они все сгинули.

Первыми в этот день были две его слизеринки, затем трое других учеников, и, наконец, похороны Ордена, объединенные вместе в череду вечерних поминок. Даже думать об этом было невыносимо — он видел печаль и ужас на лицах своих коллег, и знал, что не он один желает, чтобы этот день поскорее закончился. Это был один из тех дней, с которыми никто не хотел сталкиваться. Но тем не менее, все они, даже Сивилла и Катберт, принимали в нем самое активное участие.

Северус понимал — это прежде всего потому, что никто из них не мог вынести вины за то, что не смог воздать должное своим погибшим ученикам. Даже одной этой мысли было достаточно, чтобы его грудь сковало от сожаления, боли и пустоты.

У него было достаточно поводов для сожалений. И он твердо решил, что это не будет одним из них.

И вот он оказался на маленьком кладбище возле магловской церкви в сопровождении примерно трех десятков других скорбящих. Он знал, что Трейси Дэвис была полукровкой: ее маглорожденная мать скрылась из виду прошлым летом, сбежав из страны, но Северус сразу узнал ее высокую, широкую фигуру рядом с мистером Дэвисом. Женщина была очень похожа на свою дочь; мисс Дэвис была искусной и грозной ведьмой для своего возраста, пусть и одинокой. Она никогда не позволяла втягивать себя в многочисленные политические разборки Слизерина, вместо этого сосредоточившись на учебе, и Северус уважал ее за это.

Два года назад он посоветовал ей следовать своему врожденному таланту к гербологии и стать специализированным поставщиком волшебных растений для аптек и коллекционеров. Это было светлое будущее, одно из немногих, что он видел для своих студентов в том году, отстраненное от политики и событий войны.

Он до сих пор не мог поверить, что оно никогда не осуществится.

Родители мисс Дэвис вместе со священником произнесли надгробную речь. Отец девушки был в слезах, его голос дрожал, но ее мать держала себя в руках, произнося речь одновременно со скорбью и гордостью. Младшая сестра мисс Дэвис не стала ничего говорить, беззвучно заплакав, когда земля раздвинулась, образуя могилу, а гроб опустился в землю, полностью погрузившись во влажную почву.

Выйдя вперед, миссис Дэвис бросила горсть земли на крышку, за ней последовали ее муж и дочь. Поппи без колебаний шагнула вперед, и Северус последовал за ней, взяв горсть земли с края могилы.

Бросать было очень тяжело. Он задержался на мгновение, пока комья осыпались вниз, а затем отошел в сторону. Он не стал вытирать руку о мантию, а вместо этого крепко сжал ее, ощущая на ладони песок, ногти его впились в кожу.

Когда гроб был засыпан, надгробный камень установлен на землю, а участники траурной процессии успели выплакаться и прошептать слова прощания, началась новая похоронная церемония — пришло время вторых поминок. Вместе с Горацием, Авророй и Поппи Северус аппарировал, одновременно с половиной остальных участников, в небольшое поместье, расположенное на высоком, продуваемом всеми ветрами холме на западе Англии.

Похороны проходили в саду, на ухоженном участке с топиарным кустарником и весенними цветами, и скорбящие собрались на гравийной дорожке, которая окружала фонтан. Перед ними парил кедровый гроб, достаточно высоко от земли, чтобы не примять траву под собой.

Женщина средних лет, которую Северус определил как мать мисс Ранкорн, молча опустив глаза на гроб, выступила вперед, чтобы произнести надгробную речь. Когда она заговорила, ее голос был напряжен от горя, но в нем звучала величественность чистокровной главы рода.

— Араминта была красивой, умной девушкой. У нее была страсть и сильная воля, и она твердо придерживалась собственных принципов, высказывая свое мнение, когда только могла. Она твердо верила в дело Дамблдора и никогда не отступала от своих убеждений, даже вопреки воле своего отца. Именно эти убеждения побудили ее вернуться в Хогвартс, чтобы бороться за равные права для всех волшебников и маглов, и именно за это дело она отдала свою жизнь.

Тут она запнулась, и Северус опустил взгляд в ответ на боль в ее голосе, увидев, как по щекам матери покатились слезы.

— Она была моей чудесной, смелой девочкой, и я так горжусь ею. Она никогда бы не осталась в стороне, когда был шанс изменить мир, и она решила выступить против Сами-Знаете-Кого в сражении, которое привело к его падению. Большего и требовать нельзя, и для меня большая честь знать, что ее будут помнить в числе великих героев Битвы.

При этих словах несколько человек бросили взгляд на Северуса, но тот притворился, что ничего не замечает, сосредоточившись на гробу, пока кедровая крышка не поглотила все его внимание. Зельевар заметил старшего брата мисс Ранкорн, стоящего позади своей матери, отец же его по понятным причинам отсутствовал — Альберт Ранкорн был одним из сотрудников Министерства, которых арестовали всего несколько дней назад. Северус не мог не задаться вопросом, знал ли тот о смерти своей дочери и, если да, то почитает ли он ее храбрость. Неужели всего три года назад мисс Ранкорн горячо заявила ему, что никогда не будет такой, как ее отец? Она поссорилась с мисс Балстроуд по вопросу чистоты крови, и Северус посоветовал ей быть осторожнее с теми, с кем обсуждает свои взгляды, поскольку видел надписи на стенах во время чемпионата мира по квиддичу.

Девушка выслушала его, но Северус не сомневался, что и после этого она придерживалась своей позиции. Должен ли он был посоветовать ей что-то другое? Теперь было так легко оглянуться назад и усомниться в своих решениях, задаться вопросом, как все могло бы сложиться, если бы он только знал, что будет дальше, но сейчас это не имело никакого значения. Прошлое нельзя изменить.

Теплый ветерок развевал его волосы, и Северус закрыл глаза, чувствуя, как мантия трепещет вокруг ног. Это был великолепный день, но ему хотелось, чтобы вместо этого шел дождь. Траур в такой яркий солнечный день казался неправильным, горе соперничало с запахом свежей травы и летних цветов, усыпающих крышку гроба.

Он бросил горсть земли и в эту могилу.

Участники похорон начали расходиться, близкие родственники мисс Ранкорн остались у могилы, а Северус направился к краю сада, разрываясь между слишком большим количеством чувств, чтобы их скрывать. Поппи последовала за ним, молча встав рядом, и Северус чувствовал, как солнечные лучи обжигают его волосы и плечи, прежде чем над ними проплыло облако.

Поппи нежно положила руку ему на плечо, и он позволил той задержаться на мгновение, прежде чем стряхнуть ее, глядя на горизонт, чтобы женщина не увидела в его глазах ни гнева, ни выступивших слез.

— Это несправедливо, — тихо произнесла она с глубочайшим сочувствием, и Северус почувствовал прилив эмоций, нахлынувших, словно сокрушительная волна.

— В жизни нет справедливости, — сказал он, и жесткость в его голосе прозвучала грубо и неуместно, пропитанная скорбью.

Они аппарировали на следующие похороны.

* * *

Похороны трех учеников, не являющихся студентами Слизерина, как он и предвидел, были столь же болезненными, и когда зельевар смотрел, как гроб третьего из них опускается в землю, облаченный в саван сапфирово-синего и бронзового цветов, он почувствовал, как в его венах закипает гнев. Сколько бы смертей ему ни довелось наблюдать, переносить их несправедливость не становилось легче, и он злился на судьбу за ее жестокость, за то, что она с такой бездумной суровостью обрывает жизни, которые должны были тянуться в далекое будущее.

От зельевара не ускользнуло, что почти все похороны сегодня были посвящены детям. Пусть они были и совершеннолетними, но семнадцати и восемнадцати лет жизни было слишком мало, чтобы умереть — равно как и слишком мало, чтобы решиться встать и бороться со злом, для противостояния которому у них не было ни опыта, ни знаний. Как бы он ни скорбел о жителях Хогсмида, погибших в Битве, те были взрослыми ведьмами и волшебниками, которые знали, с чем им пришлось столкнуться. А многие ли из его учеников действительно это понимали? Хотя бы один из них? Он сомневался в этом.

Все, особенно молодые, верили, что можно избежать смерти, что в конце концов они будут теми, кто сумеет ускользнуть от нее. Все, особенно молодые, видели в этом нечто, что случается с «другими», но уж точно не с ними. Как они могли умереть, когда были такими живыми? Как жизнь может быть такой недолговечной и хрупкой?

Никто из погибших не шел в Битву с мыслями о смерти. Вероятно, они осознавали такую возможность, но не думали об этом всерьез — это слишком сложно для любого человека. Северус был одним из немногих, кто рассчитывал умереть до конца ночи, причем он почти надеялся на это: на последний бой с людьми, которых он называл союзниками даже когда они отвергли его, на легкий уход от будущего, которое он боялся увидеть. Мужчина был уверен, что кроме него самого и Поттера, каждый сражавшийся надеялся пережить эту ночь, но война никогда не складывалась таким образом и никогда не сложится.

И вот снова лежат безмолвные, остывшие тела людей, которые думали, что выживут, которые в глубине души верили, что их не будет среди павших.

Убежденность мало что значила перед лицом судьбы. Но Северус уважал их за это, ведь Битва не была бы выиграна без тех, кто стоял и сражался за свои убеждения. Может быть, именно поэтому было так трудно думать о смерти; пока люди верят, что с ними все будет в порядке, они могут придерживаться своей морали и совершать храбрые поступки, превосходящие все, что диктует логика.

Именно поэтому было так тяжело стоять со склоненной головой на следующих друг за другом похоронах, понимая, что каждый человек мог бы стоять напротив него, если бы не упущенный шанс и момент времени.

Северус мрачно попрощался с Филиусом, сославшись на то, что ему нужно еще кое-что сделать, и профессор заклинаний кивнул ему, безмолвно вытирая глаза изрядно потрепанным носовым платком. Северусу было неловко оставлять его, но ему нужно было кое-куда пойти, и он знал, что должен отправиться туда, пока не передумал. И вот, оставив печального декана с Септимой, профессором нумерологии, мужчина решительно отошел от места поминок и повернулся на месте.

Он очутился на небольшом кладбище, куда привозили тех, кто пал, сражаясь на другой стороне. Как зельевар знал, остальные сотрудники не знали о смерти Винсента; юноша не был включен в список погибших, скорее всего считалось, что он сбежал вместе с десятками других Пожирателей смерти. Северус задался вопросом, знай они правду, стоял бы он сейчас в кругу своих коллег, тех, у кого хватило бы духу и сердца прийти сюда.

Он полагал, что никогда этого не узнает.

Северус прошелся вдоль рядов усопших, читая таблички, на которых были написаны имена каждого человека, а также года рождения и смерти. Это были самые простые знаки почтения, но это было больше, чем он ожидал — мужчина подумал, не приказал ли Кингсли более гуманно обращаться с Пожирателями смерти, и менее кровожадных из которых с отвращением сбрасывали в безымянные могилы во время первой войны. Какими бы злобными ни были многие из них, он был рад видеть, что их помнят, по крайней мере, за то, что когда-то они были людьми. Зельевар ненадолго задержался у могилы Эйвери, затем у Мальсибера, но он уже давно не считал их друзьями, и они были не теми, к кому он пришел.

После нескольких кругов по дорожкам он наконец нашел нужное имя: Винсент Крэбб, 1980-1998. Оно сопровождалось небольшой табличкой, поясняющей, что тело мальчика найдено не было, но символическая могила организована на основании известия о его смерти. Северус не знал об этом обстоятельстве, но полагал, что для того, чтобы оплакать погибшего, ему не нужно тело.

Он стоял у пустой могилы, отличавшейся лишь табличкой с именем, и чувствовал на своей спине взгляды магов Министерства, следивших за каждым его движением. Он не знал, что они думают о нем, да и не хотел знать: его мысли были заняты только молодым человеком, который мог бы лежать холодным и неподвижным под дубовой крышкой, если бы его нашли. Зельевар надеялся, что здесь будут его родственники, или другие скорбящие, но правда была суровой и мрачной на этом убогом кладбище.

Он был один, как и Винсент. Где бы тот ни находился.

Его захлестнула волна тоски, того же чувства поражения, что охватило его ночью после Битвы, и он стиснул зубы, борясь со жжением в глазах. Он должен был сделать больше. Он должен был как-то остановить это. Несомненно, он мог что-то сделать.

Но он этого не сделал, и ему придется жить с этим фактом всю оставшуюся жизнь. Это был едва ли не первый раз, когда он не смог защитить кого-то. И он мог только надеяться, что этот раз будет последним.

Он ненавидел себя за чувство облегчения от того, что под крышкой был не Драко.

Северус некоторое время стоял перед могилой, желая показать юноше, что по нему скучают, но чувствовал, что это было крайне неудачным оправданием для других скорбящих, которые должны были присутствовать. Родители в Азкабане, родственники отреклись или отстранились — никто не явился к мальчику, присоединившемуся к Пожирателям смерти.

Он молчал. Что он мог сказать о восемнадцати годах жизни, оборвавшейся в один миг? Определенно, не более того, что она просто имела место быть.

Наконец, когда солнечный свет начал отбрасывать все удлиняющиеся тени на могилы, а полуденный зной спал, церковные колокола торжественно пробили шесть, и Северус понял, что пора уходить. В конце концов, он нес ответственность не только перед Винсентом.

И все же, когда мужчина отвернулся, горло его болезненно сжалось, и ему захотелось утешить мальчика, на тот случай, если его дух задержался в этом мире. Может это было глупо, и может это было нужно только для него — но он знал, что пожалеет, если не попытается.

Он долго стоял, полуобернувшись к могиле, пребывая в той же растерянности, как и когда Крэбб-старший попытался его убить.

— Твой отец скорбит по тебе, — произнес он наконец. — Как и я.

А затем он устремился прочь, аппарировав на краю кладбища.

Ему нужно было успеть на похороны Ордена.

Поминки Люпина и Тонкс проходили в саду дома Уизли. Через некоторое время после них должны были состояться похороны Фреда Уизли; переступая границу защитных заклинаний вокруг «Норы», Северус был готов к долгой ночи. Планировалось провести поминки, а затем собраться за поздним ужином, чего Северус в любой другой день постарался бы избежать.

Однако в этот вечер казалось неправильным даже думать о том, чтобы уклоняться от этого.

Большая часть Ордена прибыла раньше него, рассеявшись среди студентов, профессоров и друзей семьи, которых Северус не знал. Стараясь оставаться незамеченным, мужчина прошелся вдоль края толпы людей в поисках Минервы или Горация, но он чувствовал обращающиеся к нему взгляды, улавливал еле слышный шепот, и понимал, что ему очень повезет, если ночь пройдет спокойно.

Как только зельевар нашел своих сослуживцев, он влился в их ряды, переместившись в центр группы, и оставался там, пока его коллеги не начали двигаться к паре гробов, стоявших в нескольких минутах пути от внутреннего дворика. Он не знал, где находится гроб Фреда; эти два были соединены белыми лентами, что явно обозначало пару, но третьего рядом с домом видно не было.

Он хотел спросить об этом, но сил на разговоры уже не осталось, поэтому мужчина промолчал, плетясь вслед за Минервой и Филиусом, присоединившихся к растущему кругу скорбящих вокруг двух гробов. В толпе раздавался приглушенный шепот, люди обменивались историями и причитали, но Северус просто стоял позади коллег, и никто не пытался заговорить с ним. Он изучал полированный дуб, пока тот не начал расплываться у него перед глазами.

Люпин... Люпин был его ровесником, то есть человеком еще не старым, хоть и не молодым. Но, Тонкс… Тонкс была его студенткой всего неполных семь лет назад. Уже взрослая женщина, конечно, но не из тех, кто прожил большую часть своей жизни.

Ей было всего на четыре года больше, чем Поттерам.

Северус стиснул зубы до боли, стараясь изо всех сил отогнать эту мысль. Но эта ночь была как будто специально создана для того, чтобы пробудить старые воспоминания, и вскоре он обнаружил, что его мысли вновь крутятся вокруг погибшей пары.

Он хотел бы считать их безответственными за то, что они присоединились к Битве, когда у них был младенец, о котором нужно было заботиться, но... В каком-то смысле он понимал их. Победа над Темным Лордом была для них чем-то сверхважным, чем-то, что перевешивало даже ответственность родителя перед ребенком. Или, возможно, именно это и сыграло свою роль — возможно, мысль о том, что они будут растить сына под деспотичным террором Темного Лорда, побудила их к борьбе.

Это была странная форма любви, любви родителя, погибшего ради ребенка. В каком-то смысле она была мощной в самом ее проявлении, в осознании того, что человека так сильно любили, но в то же время она также была пустой, недостаточной. Это была любовь, о которой дитя никогда не сможет узнать ничего, кроме историй, рассказанных о ней. В нее можно было только верить, поскольку ее нельзя было почувствовать, кроме как в биении собственного сердца, в дыхании, что было куплено великой жертвой родителя, которого он никогда не узнает.

Северус резко тряхнул головой, почувствовав, как нарастает головная боль, и подавил слезы на глазах. Подобные мысли не приносили никакой пользы — он не мог изменить исход ни одной из войн, а позволять своим мыслям блуждать так близко к Лили было небезопасной идеей. Он хотел держать себя в руках, а не доводить до срыва, как вчера утром, и уж точно не хотел доводить себя до очередной панической атаки. Один приступ паники наедине с собой был достаточно неприятен — и он скорее умрет от сердечного приступа, чем испытает его здесь.

Он заставил себя изучать горизонт, глядя поверх шепчущихся и рыдающих участников траурной церемонии, собравшихся у двух гробов. Вскоре из толпы выступил оратор — Андромеда Тонкс, мать и теща супругов.

Она заговорила низким голосом, который заворожил публику, ни один человек не смел проронить и слова, даже шепотом. Она рассказывала о детстве Тонкс, о том, как девушка познакомилась с Люпином, потом об их сыне и о том, как она благодарна за то, что у нее есть их осязаемая частичка, за которую можно держаться. Она говорила об их храбрости и преданности, и Северус услышал, как в ее словах отразились его собственные мысли; ни один из родителей не смог остаться в стороне во время финальной битвы из-за преданности своему ребенку и своему делу, а Андромеда призналась, что не может не гордиться тем, что ей известно.

Наконец, женщина заговорила о Тедди Люпине и о том, как она рада, что сможет вырастить его в мире, который не живет в страхе, а Северусу снова пришлось применить окклюменцию. Он чувствовал элементарное человеческое сострадание по поводу смерти Люпина, он знал, что Тонкс была одной из его учениц, а также членом Ордена… но скорбь все время возвращала его мысли к ребенку, к осиротевшему мальчику, родившемуся в конце войны.

Он больше печалился о родителях, которых потерял ребенок, чем о самой паре, но ему казалось, что этого достаточно. Абстрактно скорбь позволяла ему отрешиться от чувств, которые он все еще питал к Люпину, и, конечно, горевать о трагедии ребенка было лучше, чем не горевать вообще.

Зельевар обнаружил, что уже с трудом сдерживает слезы, как Андромеда отступила от двух гробов, а толпа расступилась, образовав большой незамкнутый круг. В нескольких шагах справа от него волшебник, которого Северус не узнал, прошептал заклинание, благоговейно подняв палочку в сторону усопших.

Золотое пламя вспыхнуло вокруг дубовых гробов, образовав сверкающий костер, и Северус уставился на огонь, впитывая пылающий свет и жар на своем лице.

Затем он отвел взгляд, и в ярком солнечном свете перед его глазами заплясали голубые огоньки.

Похороны Фреда Уизли последовали с мрачной, но действенной оперативностью. Толпа снова собралась у большой рощицы на участке Уизли, в тени которой покоился кленовый гроб. На этот раз выступил Артур Уизли, к которому ближе к концу службы присоединились Билл и Перси, рассказывая историю жизни и смерти Фреда. Северус подумал, что было очень уместно услышать, что молодой человек умер шутя, с улыбкой на лице.

Через некоторое время присутствующим было предложено поделиться своими воспоминаниями о Фреде, и многие пожелали это сделать, перемежая сбивчивые, слезные воспоминания с рассказами о рискованных розыгрышах и экспериментах, вызывавшими в толпе слабые смешки. Никто, похоже, не решался первым перейти к настоящим шуткам, что показалось Северусу немного ироничным, поскольку Фред, скорее всего, больше всех шутил бы о своей смерти.

Все слушали в полном молчании, нарушаемом лишь всхлипами, икотой и тихим хихиканьем. Но, наконец, и эта служба закончилась, и толпа снова расступилась.

Вспыхнуло яркое голубое пламя, разгоняя тень, и Северус смотрел на него, пока оно не погасло, пустив разноцветный дым меж ветвей над головой. На этот раз, когда он огляделся, в полутени его глаза оказались ослеплены желтыми огоньками, и он задержался у голого участка земли дольше остальных, ожидая, пока к нему вернется зрение.

Чуть впереди Артур Уизли провожал свою жену обратно в «Нору» вместе с Андромедой, которая успокаивающе обнимала ее за плечи.

— Тебе нужна помощь с ужином, дорогая? — ласково спросила Андромеда, и миссис Уизли покачала головой, судорожно вздохнув. Она что-то прижимала к груди, возможно, урну.

— Нет, но спасибо. Я… я думаю, мне будет лучше побыть одной.

Она направилась внутрь, вытирая глаза платком, а Северус зашагал в сторону скопления людей, не желая с неловкостью следовать за скорбящими членами семьи. Он двинулся вдоль края толпы, стараясь быть как можно незаметнее, но это было легче сказать, чем сделать. Несколько раз кто-нибудь из незнакомых ему людей пытался завязать с ним разговор, от которого ему приходилось уклоняться, ссылаясь на необходимость найти кое-кого.

Но на самом деле он никого не искал. Ему не хотелось говорить с сотрудниками об их погибшем коллеге и учениках, не хотелось выражать соболезнования скорбящим семьям. Что хорошего могли сделать его слова на фоне столь болезненной утраты? Лучше оставить все как есть.

Какое-то время его блуждания приносили свои плоды, но затем он заметил группу высокопоставленных чиновников Министерства, и понял, что ему будет очень трудно отговориться от их компании. Поэтому, приветствовав их вежливым кивком, он с внезапной целеустремленностью направился к парадной двери «Норы», намереваясь укрыться в доме. К его облегчению, те за ним не последовали.

Однако это облегчение тут же улетучилось, едва он понял, что вошел на кухню, где за столом сидела заплаканная миссис Уизли.

Придумав отговорку про поиски туалета, Северус собрался было как можно быстрее уйти, но что-то остановило его, задержав на пороге кухни. Оглянувшись, он увидел, что миссис Уизли была так поглощена своим горем, что не заметила его — как не замечала и большой кастрюли на плите, из которой обильно валил пар.

Двадцатисемилетний опыт в изготовлении зелий взял верх, и Северус поспешил к столу, чтобы уменьшить размер пламени под кастрюлей, помешал в ней взмахом палочки и наклонился поближе, чтобы оценить ущерб.

Это была какая-то разновидность крем-супа, и, судя по его вязкости и степени готовности овощей, ему требовалось еще около часа на плите. Прикинув вероятное время приготовления, Северус отработанным движением убрал пригоревшие остатки со дна кастрюли; он был уверен, что успел вовремя, не дав испортиться всему супу, но проверить бы не помешало. Оглядевшись, он взял для дегустации со стола чистую тарелку — явно подготовленную для этой цели — и снял пробу супа, тщательно принюхавшись, прежде чем сделать глоток бульона.

К его облегчению, вкус совсем не был горелым, хотя, пожалуй, слегка отдавал дымком. Поэтому он наложил заклинание автоматического перемешивания и еще больше уменьшил пламя, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы уберечь еду, пока миссис Уизли не справится со своими эмоциями.

Зельевар снова повернулся к двери, желая уйти, но не мог отрицать что чувствует себя несколько виноватым при мысли о том, что оставляет убитую горем мать оплакивать потерянного сына в одиночестве. Проклиная себя за глупость, он вернулся к миссис Уизли, желая что-нибудь сказать ей, хотя бы несколько слов утешения…

Но, как он ни старался, слова не выходили.

«Вы в порядке?», «Я так сожалею о вашей утрате», «Вам нужно немного побыть одной?», «Я могу что-нибудь сделать?» — он мог придумать так много фраз, так много предложений, которые были бы приемлемы, но его язык не шевелился, а горло сжималось, в результате чего он стоял перед ней с разинутым ртом, как какая-то дурацкая рыба.

У Аркадии это выглядело так просто, и он внутренне выругался, недоумевая, как он может быть физически неспособен произнести такие простые слова. Что было сложного в том, чтобы утешить кого-то? Он видел, как психолог делала это только вчера, сам совершил немало признаний своих чувств, и, черт возьми, это сработало! Это сработало, и теперь он хотел передать хоть какую-то частичку этого кому-то ещё; он хотел помочь, даже если из всех волшебников Британии меньше всего подходил для утешения миссис Уизли. Неужели он не мог выразить хотя бы одно соболезнование?

И все же он не мог этого сделать.

В конце концов, он отступил к тому, что точно мог произнести. К тому, что не было словами утешения, но что можно было интерпретировать как заботу, по крайней мере, в некоторой степени.

— Хотите, я закончу это? — спросил он, указывая на суп и — как мужчина теперь заметил — на большую кучу продуктов у раковины, которые явно ждали своего часа.

Миссис Уизли подскочила на стуле, зарывшись носом в замызганный носовой платок, и заморгала, уставившись на него полными слез глазами.

— Если у вас есть рецепты, я могу следовать им, — невозмутимо продолжил Северус, зная, что, если она начнет плакать, он не будет в состоянии сделать что-либо еще, кроме как застыть на месте, словно чрезвычайно реалистичная статуя. — Что вы собирались приготовить?

— Я… рецепты, да… там есть кое-какие в шкафах, — пробормотала миссис Уизли, вытирая глаза изрядно потрепанным платком. — Я собиралась приготовить… пастуший пирог и трайфл⁽¹⁾ на десерт, но… ох! — Она вскочила на ноги, бросилась прочь от столика и чуть не сбила Северуса с ног, который как раз поймал книги с рецептами, что вызвал из шкафа. — Суп! — воскликнула она в явном бешенстве, но тут же остановилась, увидев, что суп помешивается по идеальному таймеру, невинно булькая и не обращая внимания на причиненные им хлопоты.

— О, профессор, вы спасли суп! — слабо проговорила она, и Северус почувствовал тревогу, когда слезы снова начали наворачиваться на ее глазах.

— Присядьте, миссис Уизли, — поспешно предложил зельевар, направляя ее обратно к стулу, прежде чем она снова начала всхлипывать. Женщина опустилась на него, сквозь слезы произнося слова благодарности, а Северус открыл книгу рецептов, стремясь укрыться за инструкциями — он не знал, как вести себя с людьми, которые его благодарят, и после вчерашнего фиаско в Косом переулке он не испытывал особого желания этому учиться.

К его возрастающему ужасу, книга рецептов, хотя и была понятной и хорошо написанной, была наполнена гораздо большим количеством ерунды, чем любая книга по Зельям, которую он когда-либо видел. Инструкции варьировались от того, как правильно измельчить свинину для пастушьего пирога, до того, как наиболее красиво сервировать стол, и все это сопровождалось небольшими ободряющими пометочками, с маленькими рисунками кухонных принадлежностей и сердечками вокруг комментариев автора.

Северус подавил желание скорчить гримасу, прекрасно понимая, что сам виноват в том, что вызвался помочь, и стал продираться сквозь текст («Готовьте с любовью, и никто не сможет отрицать вкус!»), чтобы уловить суть того, что ему нужно делать.

Затем, имея в голове четкие инструкции, он занялся тем, что у него получалось лучше всего.

Он измельчил свинину, смешал ее со специями и обжарил на сковороде, затем переложил в большую стеклянную форму и покрыл картофельным пюре из стоящего на столе блюда. Затем посыпал все сыром, поставил в духовой шкаф и наложил заклинание, предупреждающее, когда внутренняя температура станет достаточно высокой, чтобы пропечь середину. Замешал на плите заварной крем, поставил его в ванночку со льдом, приготовил тесто для бисквита, поставил его в духовку и нарезал клубнику. Он внимательно все контролировал, стараясь ничего не упустить и не допустить ошибок ни в количестве, ни в процедуре, его разум пребывал в состоянии полной сосредоточенности и спокойствия, свойственном при варке сложных зелий.

Он так увлекся готовкой, что даже не обратил внимания, когда миссис Уизли начала говорить, ее голос дрожал и срывался от волнения.

Она заговорила, когда зельевар готовил заварной крем, и изо всех сил старалась не расплакаться, пока рассказывала ему, что трайфл был любимым десертом Фреда, и что она хотела почтить его этим. Со слезами на глазах она поведала, как готовила это блюдо для него либо чтобы отпраздновать особые события, либо чтобы поднять ему настроение после тяжелого дня, а Северус слушал, не имея возможности ничего предпринять, кроме как помешивать, отмерять, нарезать и следить за плитой, но чувствовал, что это, по крайней мере, было той поддержкой, которую он может обеспечить.

Она поведала, как Фред годами ненавидел пастуший пирог, потому что думал, что в нем действительно есть овцы, и как полюбил его, когда сдался и наконец попробовал. Она рассказывала о том, как одевала близнецов, когда они были младше, заколдовывая их одежду так, чтобы рубашка Фреда оставалась синей, а рубашка Джорджа желтой, независимо от того, сколько раз они менялись ими. Она плакала, вспоминая, как вязала свитера на каждое Рождество, и призналась, что боится это делать в этом году, так как не уверена, стоит ли вязать еще один.

Она все говорила, шептала и всхлипывала, а Северус молчал, лишь время от времени поглядывая на женщину, чтобы та знала, что он все еще слушает.

Она рассказала ему о том, как ужасно чувствует себя из-за того, что была так строга с близнецами, как жалела, что не поддержала сыновей в их начинаниях раньше. Она содрогнулась, припомнив свой страх во время чемпионата мира по квиддичу, когда накричала на них за то, что они не набрали достаточного количества СОВ, и ужасно переживала, что, возможно, это могло быть последним, что они от нее услышали. Она призналась, что сожалеет о том, как отчитывала их, что отдала бы все на свете за шанс вернуться назад и сказать им, что гордится ими независимо от оценок, что ей не нужно ничего, кроме того, чтобы они были счастливы.

Она рассказала ему о Фреде Уизли больше, чем Северус когда-либо хотел знать, но он все равно слушал. И когда оставалось только вынуть пирог из духовки, ее слезы высохли. Ее глаза были чрезмерно опухшими и красными, но на ее лице появилась дрожащая, слабая улыбка, и Северус почувствовал, что впервые на своей памяти помог кому-то просто своим присутствием, а не какими-то конкретными действиями.

Это перевернуло представление о сеансе с Аркадией, и он понял, почему именно это помогло. Иногда все, что нужно человеку, это чтобы кто-то выслушал, чтобы кто-то был рядом, пока все выливается наружу, и этого вполне достаточно.

Вопреки своей натуре, Северус обнаружил, что хотел бы позволить и своим эмоциям выплеснуться наружу, как это сделала Молли Уизли. Ее облегчение было почти осязаемым — и ему хотелось тоже его почувствовать.

Помня, как недавно не мог произнести ни слова, Северус молчал, пока миссис Уизли вытирала опухшие глаза влажным полотенцем, а потом решил налить ей чашку чая. Он поставил ее на стол перед женщиной и сел на соседний стул, чувствуя себя немного неловко, и надеясь, что та не будет пытаться завязать с ним разговор.

К счастью, она не стала этого делать, и несколько минут они сидели в дружеском молчании. Затем Молли открыла рот, и Северусу не понадобилась легилименция, чтобы понять, что она собирается сказать.

— Не благодарите меня, — быстро сказал он, подняв руку, чтобы остановить ее. — Я рад помочь. Я просто… — мужчина запнулся, вспомнив домашнее задание, которое задала ему Аркадия, и его горло сжалось. Заставив себя успокоиться, он сделал глубокий вдох, твердо сказав себе, что все будет хорошо, что он способен высказать кому-то свои чувства. — Я просто хотел бы… хотел бы сделать больше, чтобы защитить их, — выдавил он; зельевар не столько рассердился из-за того, что у него дрогнул голос, сколько удивился, что вообще смог произнести эту фразу.

— О, мы все хотели бы, — ответила Молли с дрожащим смехом, вытирая глаза. — Артур сказал мне, что если я еще хоть раз заплачу из-за того, что меня тогда не было рядом, то он насильно напоит меня успокаивающей настойкой.

— У вас она есть в наличии? — с любопытством спросил Северус, пытаясь зацепиться за привычную тему, но тут же понял, что вопрос получился на редкость бестактным. — Простите меня, я…

— Все в порядке, — рассмеялась Молли, на этот раз более искренне. — В любом случае, мне следует поговорить о чем-то другом, иначе я буду не в состоянии подавать ужин. Не знаю, как благодарить вас за то, что вы его приготовили, — добавила она, и когда Северус открыл было рот, чтобы возразить, женщина бросила на него строгий взгляд, который, впрочем, тут же был испорчен ласковым похлопыванием по руке. — Сомневаюсь, что мне удалось бы управиться с ним раньше, чем все гости изголодались бы, поэтому вы действительно помогли мне, профессор, больше, чем вы думаете.

Возможно, почувствовав его неловкость, когда он попытался незаметно придвинуть руку ближе к себе, чтобы избежать новых нежных жестов, она улыбнулась и встала, чтобы проверить еду, которая стояла на столе под действием нескольких чар, сохраняющих тепло.

— Выглядит восхитительно, профессор, — сказала миссис Уизли, и Северус неуклюже встал, чтобы присоединиться к ней, понимая, что обращение, к которому в последнее время вернулись многие, было попыткой проявить уважение, которого он получал так мало в прошлом году. В принципе, он ценил это, но на самом деле это выглядело довольно странно, особенно с учетом того, что в Ордене его называли по имени… хотя, если подумать, он не помнил, чтобы Молли Уизли вообще когда-либо звала его по имени, даже когда все остальные обращались к нему именно так.

— Можно просто «Северус», — ответил он, изо всех сил стараясь, чтобы это звучало не так неловко, как он себя чувствовал. — Я точно следовал рецептуре, поэтому, если вы обычно вносите какие-то изменения, боюсь, я их упустил.

— О, все в порядке, — отозвалась она, с веселым видом призывая тарелки, сервировочные блюда, стаканы и столовые приборы. — Думаю, мне не следует удивляться тому, что вы так хорошо готовите. Ваши работы в области зелий просто безупречны, а я всегда считала, что зельеварение похоже на приготовление пищи. Я и сама немного этим занимаюсь; всегда держу в доме запас основных зелий на всякий случай. В том числе и успокаивающую настойку, — добавила она, тепло улыбаясь.

— А, — выдавил Северус, не зная, как ему реагировать на очевидную попытку наладить с ним контакт. К счастью, миссис Уизли, похоже, уловила его нежелание общаться, и принялась выносить блюда к длинному сервировочному столу, установленному во дворе в окружении дюжины маленьких столиков на десять персон каждый. Северус уже было вытащил свою палочку, чтобы помочь, но потом подумал, что придется объяснять происходящее, и вместо этого выскользнул из кухни, растворившись в тени вокруг трапезной зоны.

Минерва подскочила на месте, когда он внезапно опустился на стул рядом с ней, но быстро пришла в себя, одарив его нерешительной, несколько вопросительной улыбкой.

— Мы не видели тебя целую вечность. Кто-то тебя задержал?

— Можно и так сказать, — ответил Северус, не имея ни малейшего желания раскрывать место своего пребывания. Он старательно игнорировал вялые разговоры остальных сотрудников, что стало довольно сложно, когда Гораций решил занять место рядом с ним, но, наконец, настала их очередь идти к столу за едой, и он смог воспользоваться предлогом, что хочет есть.

Это был очень долгий ужин, не в последнюю очередь потому, что половину его зельевар провел в ожидании, что на него набросится какой-нибудь сотрудник Министерства. Единственной положительной чертой похорон было соблюдение приличий — похоже никто не осмеливался беспокоить его, пока он, низко склонив голову, ковыряется в еде. Северус заметил несколько человек, которые хотели попытаться это сделать, но Минерва бросила на них испепеляющий взгляд, и те без комментариев вернулись к своим столикам.

— Никакого уважения, — пробормотала она себе под нос, и Северус позволил себе легкую улыбку, на мгновение испытав такое чувство, будто все стало таким, каким было до прошлого года.

Но это, конечно, было не так, и разговоры за столом являлись тому достаточным доказательством. Преподаватели начали делиться своими личными историями о Фреде, Люпине и Тонкс, а также о других погибших учениках, перемежая легкий смех с беззвучными слезами, которые быстро вытирались носовыми платками. Северус молчал, но впервые за весь день он не чувствовал, что от него чего-то ждут. В кругу своих коллег он мог молчать, и те его понимали. Никто не предлагал ему стакана вина или огневиски, никто и не пытался втянуть его в разговор, и он наслаждался этим часом относительного покоя.

К сожалению, это не могло продолжаться долго. Вскоре посуда была убрана, и гости начали стекаться к миссис Уизли, чтобы выразить свои соболезнования и поблагодарить за угощение. Северус очень надеялся, что она не упомянет о его участии в этом деле — но не тут-то было. Он как раз проходил мимо женщины, чтобы добавить свою тарелку к растущей стопке, когда услышал, как она произносит с излишним энтузиазмом:

— Нет, на самом деле, это был Северус! На кухне он даже более умелый, чем Златопуст Локонс!

От такого комплимента Северус не мог сдержать возмущенного выражения лица; неподалеку кто-то разразился смехом, явно понимая, что сравнение с Локонсом является по большей части оскорблением, нежели чем-то еще.

Северус резко развернулся на звук, весьма раздраженный и радующийся возможности сорвать на ком-то злость… и замер.

Джордж Уизли, в окружении Гарри Поттера, Рона Уизли, других своих братьев и сестры (причем те выглядели так, будто сами едва удерживались от смеха), захлебнулся в очередном приступе хохота, улыбаясь сквозь слезы.

— Можете представить … — прохрипел он, так сильно смеясь над невысказанной мыслью, что с трудом мог говорить; все участники похорон замолчали, и переглянулись с почти болезненным облегчением, услышав, что Джордж решил пошутить. — Можете представить... — тот снова остановился, согнувшись пополам и едва держась на ногах от смеха; половина зрителей уже смеялась, даже не слышав кульминации. — Вы можете себе представить Снейпа в старом фартуке тетушки Мюриэль?

Это вызвало громкий взрыв хохота, в основном со стороны группы бывших студентов, а Северус нахмурился, твердо сказав себе, что не должен срываться на Джорджа, как бы сильно ему этого ни хотелось.

Зельевар на мгновение собрался с мыслями, а затем как можно более холодным тоном произнес:

— Осторожнее со своим боггартом, Уизли, или я лишу тебя и второго уха.

Группа гриффиндорцев чуть не рухнула от смеха, сквозь который Северус едва расслышал, как Рон с трудом выдавил:

— Я бы не стал… мама тогда вам уши оторвет.

— Это было ужасно, Рон, — простонал Джордж, но тут же хихикнул, а затем снова зашелся смехом; Северус предположил, что это было скорее сбросом напряжения, чем реакцией на довольно неуклюжий каламбур.

— Профессор...

Оглянувшись, он увидел, что Молли Уизли снова плачет, и было напрягся, но та улыбнулась ему сквозь слезы.

— Вы рассмешили его, — прошептала она, настолько счастливая, что разразилась новой порцией рыданий; Северус неловко переступил с ноги на ногу, когда женщина рухнула на своего мужа, и как можно незаметнее постарался укрыться за спиной Минервы. Помона, которая стояла с остальными сотрудниками, поспешила к ней, чтобы утешить, на ходу вытаскивая платок из-под своей нехарактерно аккуратной мантии.

— О, Молли, дорогая, не плачь. Только не из-за этого, — утешала она, обнимая бьющуюся в истерике миссис Уизли, которая уже чуть не повалила с ног своего бедного мужа. Мистер Уизли благодарно взглянул на профессора гербологии, когда та мягко заключила Молли в объятия, хлопая ее по спине, и тем самым вызволила его из сокрушительных объятий.

— Я п-просто так с-счастлива, — всхлипнула Молли. Северус смотрел на нее, не понимая, был ли он виноват в этом новом всплеске эмоций. — Я-я так в-волновалась последние н-несколько дней. Н-но… — тут ей удалось преодолеть себя, и она вытерла глаза носовым платком, который был изрядно заплатан, как и большинство вещей Помоны. — Но, м-может быть, все-таки в-все будет хорошо.

Это вызвало шквал заверений и обещаний, что все наладится, под которые Северусу удалось несколько раз кивнуть в знак согласия. Ему показалось, что ситуация стала хорошим сигналом к отбытию — и, к счастью, так думал не он один. Соболезнования сотрудников постепенно приобрели оттенок расставания, и они начали обмениваться словами прощания с членами Ордена, включая группу студентов Гриффиндора.

Северус вежливо кивнул Кингсли и нескольким старшим Уизли, надеясь, что ему удастся сделать это достаточно быстро, чтобы избежать внимания других сотрудников Министерства, которые все еще кружили вокруг места поминок. Стоявшая рядом с ним Молли заключила Минерву в долгие объятия, ее глаза слегка блестели от слез.

— Это было так мило с вашей стороны, прийти сюда. Не могу передать как я вам благодарна, — пролепетала Молли, отпуская директрису, а Северус напрягся, когда она перевела взгляд на него и шагнула вперед с явным намерением обнять. Отчетливо осознавая, что на них смотрят десятки глаз, он неохотно поднял руку и заключил ее в объятия, похлопав по спине так успокаивающе, как только умел. Это было крайне неловко. Миссис Уизли обнимала его до боли крепко, и по мере того, как шли секунды, а она только притягивала его все ближе к себе, зельевару стало очень жарко и некомфортно. Она же не собиралась… не собиралась же она заплакать на нем?

У его плеча раздался легкий всхлип, и Северус устремил на Поппи самый умоляющий, самый жалобный взгляд, на который только был способен. Та бросилась вперед, присоединяясь к объятиям, и, совершив почти слизеринский маневр, каким-то образом перенаправила Молли, чтобы та обняла ее вместо него. Северус не совсем понял, как он оказался на свободе, но отступил так поспешно, как только позволяло достоинство, не особо заботясь о том, что подумает о нем вся компания.

Миссис Уизли понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, и Северус провел их в безопасности, устроившись за спинами Филиуса и Хагрида, последний из которых своим видом очень эффективно отгонял своенравных людей, желающих получить аудиенцию с зельеваром, а первый, казалось, изо всех сил старался не хихикать, видимо, из-за зрелища, которое Северус только что устроил. Тот хотел было рассердиться на это, но, по правде говоря, ему было просто неловко. Ему очень хотелось уйти и провести остаток ночи в одиночестве в своих покоях, вдали от всех и каждого.

Наконец миссис Уизли проводила их со слезной улыбкой, к ней присоединились остальные члены Ордена, и Северус быстро, насколько это было уместно, зашагал к окраине «Норы», где заканчивались защитные чары. Он первым из сотрудников аппарировал к воротам Хогвартса, и успел открыть их к моменту прибытия остальной части группы, стремясь закончить этот день как можно скорее.

Было уже далеко за девять, но солнце зашло всего полчаса назад. Так далеко на севере полная темнота наступала лишь около одиннадцати, поэтому небо было усеяно нежно-розовыми облаками, переходящими в огненно-оранжевый ближе к горизонту. Северус следил за угасанием, пока шел к замку вместе со своими коллегами, многие из которых тоже смотрели на небо. Оно было прекрасным — но он действительно слишком устал, чтобы оценить это в полной мере.

К тому времени, как они достигли замка, закат поблек до цвета индиго, и Минерва отперла двери взмахом своей палочки, распахнув огромные, окованные железом створки.

— Я тут подумала, может быть, чаю? — спросила она, когда двери захлопнулись и заперлись с серией зловещих щелчков, а Северус почувствовал, как из него вытекают остатки энергии.

— Был бы рад выпить чего-нибудь завтра, но сейчас, пожалуй, я пойду спать, — отозвался Филиус, и Северус был бы готов обнять его… если бы его годовая норма объятий уже не была сильно превышена. Он был не единственным, кто почувствовал облегчение; многие из персонала выглядели более чем готовыми завалиться в постель, особенно теперь, когда необходимости задерживаться больше не было.

— Конечно, — ответила Минерва, выглядя совершенно невозмутимо. Северус был рад, что ему не пришлось самому отмазываться от ее предложения. Почему-то он сомневался, что все прошло бы так гладко.

— Думаю, я тоже. Я просто измотана, — сказала Септима, и вот теперь все точно было в порядке.

— Пожалуй, и я пойду, — добавил Северус, и Сивилла тоже извинилась, драматично взмахнув шалями. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — хором ответили остальные сотрудники, и Северус зашагал по замку вместе с Филиусом, поскольку их кабинеты и смежные помещения теперь находились совсем рядом. Он бы не удивился, если бы Филиус мимоходом завел разговор с ним, но профессор заклинаний хранил блаженное молчание, лишь вежливо промолвив: «Приятных снов, Северус», когда они разошлись.

— Тебе тоже, — ответил Северус и проскользнул через кабинет Защиты (он до сих пор им толком не пользовался и еще не мог заставить себя считать его своим) в спальню. Затворив за собой дверь, он взял одну из своих недавно возвращенных книг, набрал ванну и позволил себе насладиться тишиной.

Впервые за долгое время, когда часы отбивали одиннадцать, он спал.

---

1) блюдо английской кухни, представляющее собой десерт из бисквитного теста (часто смоченного хересом или вином) с заварным кремом, фруктовым соком или желе и взбитыми сливками.

Вернуться к тексту

«Никогда не забывай о том, кто ты такой, ведь мир, конечно, этого не забудет. Сделай происхождение своей силой. Не допускай, чтобы оно превратилось в слабость. Облачись в это, словно в броню, и тогда никто не сможет ранить тебя». ~ Джордж Р.Р. Мартин

— …а когда вернешься, я расскажу тебе о Дениз Поркли. Я когда-нибудь говорил, что учил ее? Блестящая девушка, просто блестящая, и двукратный лауреат премии Мюррея за лучшее…

Дверь милосердно захлопнулась за спиной.

Обессиленный Северус тяжко вздохнул от чувства облегчения, которое продлилось достаточно долго, чтобы прийти в себя.

За всю свою жизнь он никогда не был так рад покинуть лабораторию Зелий, как сегодня. Оставить класс зельеварения? Это было невероятно редкое исключение; в качестве преподавателя зельеделия у него иногда выдавались поистине ужасные дни, даже если их сравнивать с порой, когда он сам был студентом.

Но лаборатория Зелий, расположенная рядом с его прежним кабинетом и предназначенная для личного пользования нынешнего профессора зельеварения, всегда была убежищем, дающим передышку от хлопот со студентами, врывающихся с вопросами, и коллег, досаждающих просьбами сварить какое-нибудь сомнительное снадобье, которое им всегда казалось срочно необходимым. С годами они усвоили, что лучше оставлять его в покое, если он варит что-то в приватной обстановке; многие продвинутые зелья требовали почти постоянного контроля, и за эти годы он наорал на достаточное количество людей, чтобы донести до них мысль — не мешайте мне.

Это святилище оставалось неприкосновенным, принадлежащим ему и только ему, в течение полутора десятилетий, и стало любимым пристанищем Северуса. Последние два года он очень скучал по нему, и ему не терпелось вернуться туда, к успокаивающей готовке снадобий и часам покоя наедине с собой, пополняя истощившиеся запасы зелий Хогвартса со свойственным ему мастерством.

По крайней мере, до тех пор, пока в помощь ему не был назначен единственный и неповторимый Гораций Слизнорт.

И слава Мерлину, что только он один — Северус предпочел бы в одиночку справиться с бесконечным списком зелий, которые нужно было пополнить, и он даже не хотел думать о том, как бы он себя чувствовал, если бы ему пришлось терпеть нечто большее, чем Гораций. Сон? Он мог обходиться без сна; он работал всю ночь наполет больше раз, чем мог сосчитать. И зельевар бы нисколько не преувеличил, если бы сказал, что после трех дней и ночей работы над зельями он чувствовал себя в более здравом рассудке, чем после двух дней, проведенных в лаборатории наедине с Горацием, который, казалось, был одержим идеей рассказать ему бессмысленную историю о каждом чертовом студенте, что у него когда-либо был, чтобы скоротать время.

Зельеварение само по себе было достаточно трудным делом; оно требовало постоянного внимания и сосредоточенности, а также тщательного планирования, чтобы учесть перерывы на еду и посещение туалета, что было весьма трудно организовать, когда варишь несколько зелий одновременно. Северус почти все время проводил на ногах, и от каменного пола у него болели колени, а локти, запястья и кисти рук были страшно перенапряжены из-за нарезки, измельчения и другой подготовки ингредиентов, не говоря уже о тщательном перемешивании, которое нужно было производить со строго определенной скоростью.

Вчера утром, когда он еще был оптимистично настроен в отношении процесса, зельевар запланировал передачу снадобий в больничное крыло примерно на одиннадцать утра, когда в процессе варки будет затишье и достаточно будет одного человека, чтобы следить за оставшимися зельями. Он собирался предоставить это дело Горацию, но, когда часы, поставленные для оповещения, пробили час, он чуть не сбил дородного мужчину с ног под предлогом необходимости уйти, слевитировал готовые и разлитые по бутылкам зелья и выскочил за дверь прежде, чем второй мастер зелий успел придумать возражение, чтобы самому взять перерыв.

Он надеялся выжать из этого дела часовую передышку — возможно, он даже успеет пообедать пораньше, пока будет свободен. Мерлин, ему нужно быть как можно более физически отдохнувшим, если он не хочет задушить своего старого профессора зелий; они собирались начать следующий раунд зельеделия, а это означало, что Северус останется с ним наедине по крайней мере до вечера.

«Может, стоит начать говорить о своих собственных учениках, просто чтобы насолить Горацию», — мысленно пробурчал Северус. У него, определенно, были некоторые претензии, которые так и хотелось изложить, и было несколько учеников, которыми он гордился все эти годы... Старику было бы полезно напомнить, что не только он один выучил успешных зельеваров — Горацию всегда не хватало немного скромности.

Или, если бы Северус сумел бы правильно все обставить, добавилось бы скромности побольше. Немного лишнего не повредит.

Размышляя о том, как бы ему превзойти своего старого декана, он свернул за угол, поднимаясь по лестнице из подземелий, и чуть не столкнулся лоб в лоб с Кингсли, который направлялся вниз.

— А, Северус, — поприветствовал высокий аврор, отступая в сторону, чтобы пропустить его; Северус коротко склонил голову, оценив этот жест, поскольку ему не пришлось убирать зелья с дороги. — Вы как раз тот человек, которого я надеялся увидеть. Можно вас на пару слов?

— Конечно, — ответил Северус, чувствуя, что, каким бы ни было его настроение, было бы неразумно отказывать исполняющему обязанности министра магии. Он снова начал подниматься по лестнице, надеясь, что Кингсли пойдет за ним, иначе это действие могло бы показаться грубым, и вздохнул с облегчением, когда ставший министром аврор последовал его примеру.

Он так и не смог до конца понять, как ему вести себя с Кингсли. В Ордене они общались относительно мало, и, хотя Кингсли никогда не казался особенно настроенным против него, Северус знал, что его не очень-то любят в Аврорате. Ситуация осложнялась еще и тем, что Кингсли учился одновременно с ним в Хогвартсе на более старшем курсе, а это означало, что он воочию видел склонность Северуса к Темным искусствам и его связь с грубой, уродливой толпой, которая впоследствии стала Пожирателями смерти — и Северус сомневался, что такое впечатление легко забыть. Поэтому он проявлял осторожность и держался с новым министром вежливо и с разумным почтением.

— Вы славный малый, — прокомментировал Кингсли; это была простая фраза, произнесенная почти на автомате, но она застала Северуса врасплох, он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то говорил ему такие комплименты. Подобные слова Люциус говорил ему в школе, когда у него было поручение для юного вундеркинда зельеварения, и Северус не любил вспоминать, как сильно он стремился услышать это от богатого, влиятельного префекта, собирая его вещи и бегая с записками от него по всей школе.

Недоверчиво поджав губы, он проанализировал это заявление, подумав, что Кингсли, скорее всего, делает то же самое, что и многие другие на протяжении многих лет: привлекает на свою сторону сальноволосого, смышленого изгоя, чтобы использовать его обширные знания, не обращая внимания на него как на личность.

— На днях я разговаривал с одной из аврорш о вашей работе с ними, — начал министр, следуя за Северусом, направлявшемуся в больничное крыло, — и она рассказала мне о ваших потрясающих способностях исцелять проклятия…

Вот оно, мрачно подумал Северус.

— … что, как я понимаю, довольно редкое явление …

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — Северус прервал его, решив, что лучше сразу перейти к делу. Кингсли посмотрел на него с некоторым удивлением, в его темных глазах мелькнула догадка, и министр начал снова, его глубокий голос звучал медленно и четко.

— Я подумал, может быть, с излишней надеждой, что вы сможете помочь с некоторыми из наиболее сложных случаев в больнице Святого Мунго, — заявил Кингсли, и Северус моргнул — ладно, этого он не ожидал.

— Это вполне возможно, но меня вряд ли можно назвать квалифицированным целителем, — коротко ответил Северус, представляя, какой ледяной прием ему окажут целители больницы.

— Однако вы являетесь Мастером зелий, что, как я понимаю, и привело к тому, что до прошлого года у Святого Мунго с вами был заключен контракт, — заметил Кингсли, и Северус едва не сбился с шага.

Очень, очень немногие знали, что мастер зелий Хогвартса по традиции готовил зелья мастерского уровня для больницы Святого Мунго — процесс получения звания Мастера был изнурительным и дорогим, требующим около пяти лет интенсивного обучения, и мало у кого из целителей было время или желание добиваться его, а уж тем более в печально известной дороговизной области зелий. Сам Северус смог сделать это только благодаря своему положению профессора Хогвартса и при финансовой поддержке школы.

Уже почти триста лет ни один из целителей больницы Святого Мунго не получал такой квалификации, что, в свою очередь, заставило больницу наладить рабочие отношения с мастером зелий Хогвартса. Заказы на зелья были одной из обязанностей, на которые Северусу пришлось подписаться, как только он получил это звание, поскольку для легального приготовления зелий определенных уровней сложности требовался диплом Мастера, но об этом почти не говорили. Северус сомневался, что кто-то из тех людей, кто знал, что он официально работает на больницу, воспринимал этот факт как логическое подтверждение того, что ему можно доверить помощь пациентам, пусть и под присмотром.

Северус уставился на Кингсли с вновь обретенным уважением, теперь понимая, что тот, скорее всего, заранее спланировал этот разговор.

— Я подумал, что, возможно, если я поручусь за вас, вы могли бы применить свои профессиональные знания для спасения еще нескольких человек, — продолжил Кингсли, и Северус признал свое поражение; аврор, ставший министром, явно был не менее хорош в подборе аргументов, чем любой компетентный слизеринец, и, к тому же, Северус стремился сохранить его расположение.

— Если вы уверены, что сможете убедить целителей, то я охотно попробую, — ответил Северус, и губы Кингсли изогнулись в полуулыбке, которая показалась Северусу не такой зловещей, как минуту назад.

Тем не менее он был рад прервать разговор, сосредоточившись на том, чтобы не сбить дыхание: неужели в больничное крыло всегда вело столько лестниц? Северус поблагодарил себя за то, что решил левитировать зелья, а не нести их вручную. Каким кошмаром было бы подниматься по лестнице бок о бок с более выносливым аврором и с охапкой хрупкого стекла в руках.

Когда они достигли коридора, Северус уже не пытался сдерживать дыхание, и Кингсли снова взглянул на него, на этот раз с задорным выражением лица.

— Если позволите, что, по-вашему, я собирался от вас потребовать? — спросил он, и Северус едва не фыркнул, вместо этого мрачно нахмурившись.

— Я ожидал какого-нибудь предложения стать эксклюзивным консультантом Министерства по снятию проклятий, — честно ответил он, внезапно невольно осознав, что его сальные волосы раскачиваются перед лицом, а крючковатый нос выпирает в поле зрения.

— Вам уже предлагали это раньше?

— Гораздо большее количество раз, чем можно было бы предположить, — ответил Северус, раздраженно отгоняя навязчивые мысли о своей внешности. — Это может шокировать вас, но очень немногие из Министерства удосуживаются вести со мной вежливую беседу, если им ничего не нужно. Фактически… — он сделал паузу, слегка нахмурившись, и, когда они свернули за угол, тщательно выверенным взмахом палочки позаботился, чтобы стеклянная посуда не разбилась о стены и не испортила только что сваренные зелья, — …по-моему, что это первый раз, когда у меня состоялся разговор, который не привел к тому, что кто-то сует нос в мою сферу знаний. Без обид, — добавил он, подумав, что ему не следовало жаловаться на Министерство самому министру магии.

— Должно быть, это очень утомляет, — ответил Кингсли, и Северус с трудом скрыл свое удивление; уж чего-чего, а сочувствия он точно не ожидал. Теперь, понимая, что действительно очень мало знает о Кингсли, он слегка пожал плечами, хотя это движение почти потерялось в просторной черной мантии на его худых плечах.

— Это стандартный риск, если ты необычайно полезен, — ответил он, проигнорировав голос в своей голове, который злобно добавил «и необычайно уродлив». — Немногие волшебники так же хорошо разбираются в зельях или темной магии, как я, и, хотя люди могут мне не доверять, им нравится иметь эти знания в своем распоряжении.

— Представляю, — ответил Кингсли, и голос его звучал на удивление невозмутимо. Северус искоса посмотрел на него, пытаясь разглядеть выражение его лица, но вынужден был признать, что Кингсли — это загадка, на расшифровку которой ему потребуется немало времени.

На этот раз безмолвие было более коротким, и, пожалуй, более комфортным.

— Сегодня я видел Клермонта по дороге из Министерства, — прокомментировал Кингсли, впрочем, его небрежный тон ничуть не обманул Северуса.

— Правда? — Северус не особо задумывался об этом авроре, но, с другой стороны, это была очень напряженная пара дней. — Рад слышать, что он еще жив.

— Он просил меня передать вам признательность за то, что вы — и это его слова — «ударили этого ублюдка Лестрейнджа по его чертовски заслуживающей того морде».

— Только сейчас? — пробормотал Северус, чувствуя прилив раздражения.

— Он также просил меня поблагодарить вас за спасение его жизни, пусть и запоздало, — продолжил Кингсли, не сумев полностью скрыть свое любопытство по этому поводу; министр продолжал поглядывать на зельевара с вопросом в глазах, но, похоже, ждал, что Северус сам все объяснит.

Похоже, новый министр знал о Северусе так же мало, как Северус знал о нем.

— Звучит неплохо.

Наступила неловкая пауза, в течение которой Кингсли ждал продолжения, но Северус уже играл в эту игру. Он смотрел прямо перед собой, изображая безразличие, пока, наконец, министр не сдался.

— Так вы правда его ударили?

— Это было не так впечатляюще, как выглядит, — проворчал Северус, в десятый раз направляя зелья за угол. Он ненавидел лестницы, на которых ему требовалось открывать дверь или гобелен, не говоря уже о тех, что меняли положение по расписанию или по собственной прихоти. Чертовски глупая проектная задумка, особенно когда тебе нужно успеть куда-то вовремя. — Он выбрался из подземного хода, пока я наблюдал за домом снаружи… схватил мою палочку и чуть не убил меня. У меня хватило ума вырубить его раньше, чем он успел это сделать. Это был не тот опыт, который мне бы хотелось повторить.

— О.

Северус занервничал: почему Кингсли выглядел удивленным? Неужели, было более удивительно услышать, что это была случайность, а не преднамеренная атака? Северус знал, что его в целом опасаются, но он никогда не видел, чтобы люди считали его склонным к насилию — по крайней мере, не настолько, чтобы думать, что он может наброситься и ударить кого-то по лицу без веской причины. Черт, да он не мог припомнить случая, чтобы он вообще попытался ударить кого-нибудь. Проклянуть — да, конечно; за годы учебы в Хогвартсе он делал это не раз. Но ударить? Его отец рано научил его тому, как вести себя в физических разборках, и он никогда не стремился вновь пережить этот опыт.

— Должен признаться, я удивлен слышать это — это не совсем то, о чем говорят слухи, — сказал наконец Кингсли деликатным тоном.

— Какие слухи? — у Северуса возникло плохое предчувствие.

— По отделу авроров ходят разговоры, что вы сломали руку, ударив Рабастана Лестрейнджа, — ответил министр, снова взглянув на него. — Говорят, вы набросились на него без палочки и вырубили раньше, чем это удалось остальным, обеспечив его поимку. Якобы вы получили огромное удовольствие от расплаты и не заметили своей травмы, пока вас не заставили отпустить его.

— Я действительно сломал руку, — признал Северус, непроизвольно разминая кисть при напоминании. — А вот все остальное — ерунда.

— Как обычно это и бывает со слухами, — согласился Кингсли, но на этот раз его взгляд был лукавым. — Кстати, согласно им же, вы также являетесь подпольным чемпионом по боксу.

— Мерлин побери… я что, так похож на чемпиона по боксу? — Северус раздраженно обвел жестом свою костлявую фигуру, что была полностью скрыта под мантией.

Кингсли тактично решил не отвечать на этот вопрос.

««Чемпион по боксу». Да уж, конечно. Хагрид мог бы использовать меня как зубочистку», — ворчал про себя Северус, испытывая, как это ни парадоксально, внезапное и необъяснимое желание ударить по чему-нибудь.

— Что ж, можете передать Клермонту, что, если он источник этих слухов, я могу случайно снова сломать себе руку, — сухо сказал он, крепче сжав палочку Драко в то время как заводил зелья за четырнадцатый угол.

— Надеюсь, это шутка, — голос Кингсли был спокоен, но Северус не преминул отругать себя за то, что перед ним министр, и, если ему удастся избежать ареста сегодня, будет просто замечательно.

— По большей части да, — невозмутимо ответил он, уповая на то, что его репутация саркастичного ублюдка поможет как можно лучше замять этот момент. Они уже приближались к больничному крылу; Северус почувствовал облегчение, что у него осталось мало времени, чтобы выставить себя идиотом. — Мне стоит добавлять уточнения?

— С вашим чувством юмора? Не помешало бы, — ответил Кингсли, его низкий, размеренный голос придал замечанию почти официальный вид, хотя Северус понял, что мужчина все еще забавляется. — Не все восприимчивы к таким… э-э… «шуткам». Особенно большинство целителей Святого Мунго.

Северус вздохнул.

— Дельное уточнение. Постараюсь не посрамить вас, — ответил он, его колени жалобно ныли, когда они достигли вершины лестницы и направились в последний коридор.

— Что ж, я ценю эту мысль, но надеюсь, что вы будете больше заботиться о своей репутации, нежели о моей, — заметил Кингсли, бросив на него довольно странный взгляд; Северус едва удержался, чтобы не фыркнуть.

— Ах, да, — протянул он, позволяя сарказму просочиться в свой голос, — моя безупречная репутация, которую я так тщательно взращивал.

— И которую у вас никогда не будет лучшей возможности отполировать заново, — заметил новоиспеченный министр, как обычно не поддаваясь на грубость.

«А вот теперь он говорит как политик», — подумал Северус, невольно забавляясь. С момента встречи прошло целых пять минут. Наверное, это новый рекорд.

— И в самом деле, Северус, никогда не будет лучшего шанса изменить свой публичный имидж, чем сейчас. Люди не уверены в вас, и…

— Северус! — резкий голос Поппи прервал Кингсли, который вежливо замолчал, когда медсестра высунула голову из больничного крыла. — Где тебя носило? У меня три совы ждут выписанных лекарств, и два пациента, которые… о, доброе утро, министр, — сказала она неожиданно кротко, на что Кингсли милостиво улыбнулся.

— Боюсь, это моя вина, — предположил новый министр, когда они вошли в крыло, но Северус покачал головой, направляя зелья к захламленному столу, который Поппи использовала для размещения своих запасов.

— Это вина Горация, а не ваша. Он настоял на том, чтобы самому сварить зелье восполняющее кровь, а он всегда использует официальный рецепт — мой быстрее, и я планировал воспользоваться им. Впрочем, — поправился он, ловкими движениями распределяя зелья по категориям на столе, — я знаю его достаточно давно, так что, пожалуй, мне следовало предположить, что он так поступит. В любом случае приношу свои извинения.

— О, все в порядке, — вздохнула Поппи, упаковывая несколько бутылочек «Сна без сновидений» в коробку и привязывая ее к раздраженной сипухе, которая взлетела с видимым презрением. — Я знаю, что вы двое и так достаточно заняты. В любом случае, нам повезло, что вы оба работаете; я не могу себе представить, как бы я все успевала только с одним Мастером зелий… или, упаси Мерлин, в одиночку. — Она содрогнулась от этой мысли, накладывая на очередную коробку амортизирующие чары, пока Северус нес охапку зелий, которые нужно было рассортировать, к ее рабочему месту, где находились наиболее часто используемые средства. — О, у нас почти закончилась паста для заживления ожогов — не могли бы вы сделать еще сегодня? У меня здесь есть пациент, которому она нужна, а также несколько человек, восстанавливающихся на дому.

— Наверное, лучше будет попросить Горация, — ответил Северус, присев на своих ноющих коленях, чтобы поставить несколько баночек с зельем для промывания ран в предназначенный для них шкафчик. — Меня, похоже, могут вызвать сегодня в больницу Святого Мунго.

— В Мунго? — переспросила Поппи, с любопытством обернувшись после того, как отослала вторую сову в путь. — Я готова поклясться, что в этом году контракт заключил Гораций, — задумчиво произнесла она, уже работая над заказом третьей совы. — Что они заказали на этот раз?

— О, ладно, — вклинился Кингсли, предусмотрительно стоя в стороне. — На самом деле, это я попросил Северуса прийти в качестве консультанта по исцелению проклятий, чтобы посмотреть, сможет ли он помочь с некоторыми наиболее тяжелыми случаями. Есть несколько человек, с которыми целители не могут разобраться, а, насколько я понимаю, чем дольше действует проклятие, тем труднее его снять...

Мужчина неуверенно замялся, ему явно было неловко рассуждать о деталях исцеления проклятий в присутствии квалифицированного целителя и эксперта по темной магии. Пока он размышлял, Северус, не обращая внимания на слова министра, переложил бинты с полки на полку, чтобы освободить место для пучков бадьяна, которые Помона закончила сушить сегодня утром. Кингсли, по крайней мере, понимал, что не разбирается в предмете, в отличие от многих чрезвычайно самоуверенных и крайне невежественных сотрудников министерства.

— В любом случае, я решил зайти к нему и спросить, может ли он помочь целителям, поскольку у него ранее уже был с ними контракт. Это, конечно, выстрел вслепую, но, думаю, стоило попробовать, — продолжил Кингсли; Северус уставился на коробку с зельями для восстановления суставов, не желая снова вставать. Было бы так легко стащить одно из них, к тому же он всегда мог бы списать его анонимно...

Нет, решительно сказал он себе. Ему всего тридцать восемь, и если он сейчас начнет принимать зелья для суставов, то никогда не остановится.

Чтобы доказать, что ему это не нужно, зельевар быстро встал, но тут же пожалел об этом, так как его колени издали вопль, обычно свойственный мандрагорам. Он попытался скрыть гримасу боли, осторожно переступая ногами, чтобы повернуться лицом к министру и медсестре, но более проницательная и циничная часть его сознания отметила местонахождение коробки, просто на всякий случай.

— О, конечно. Я должна была догадаться, — хмыкнула Поппи, суетливо подходя к ближайшему пациенту, семикурснику Пуффендуя, который, по-видимому, спал под действием зелья. — Северус спец по части проклятий. Он спас мисс Белл всего два года назад, когда она прикоснулась к тому ужасному ожерелью — я так переживала, не представляя, что делать, и даже профессор Дамблдор не знал, как ей помочь, но Северус остановил проклятие в самом начале, и, в конце концов, ее вылечили в Святом Мунго.

Она улыбнулась зельевару, и за неимением лучшего ответа Северус кивнул.

— Северус, если позволите, — начал Кингсли, и тот посмотрел на министра, который, видимо, еще не привык отдавать приказы. — Должен признаться, я мало знаю о противодействии наложенным проклятиям и еще меньше об исцелении… как я все больше понимаю, — добавил он, и уголки губ Северуса дернулись. — Для того, чтобы я мог аргументировать свое предложение, насколько ваши знания об исцелении от проклятий сопоставимы со знаниями целителей Святого Мунго?

— Ну, в частности, у меня нет официальной квалификации Целителя, о чем вам, несомненно, неоднократно сообщат люди, у которых она есть, — ответил Северус, стараясь свести свой сарказм к разумному минимуму. — Но я эксперт в Темной магии — и это не та «Темная» по меркам Министерства, что являются до боли расплывчатыми и зависящими от намерений, чтобы отпугнуть влиятельных практиков, — добавил он, считая это важным отличием. — Нет; я эксперт в истинно Темных искусствах, которые как правило включают в себя самые болезненные, разрушительные и смертельные проклятия. Моя специализация — это, прежде всего, остановка прогрессирования проклятия, поскольку этого обычно достаточно, чтобы сохранить жизнь до тех пор, пока не будет организовано медицинское вмешательство. Целители в больнице Святого Мунго, напротив, учатся противодействовать более обыденным проклятиям. Когда они получают серьезный случай, они, как правило, накладывают заклятия, чтобы добиться эффекта, сходного с действием контрпроклятия от конкретного заклинания. В некоторых случаях они привлекают специалиста для разработки контрзаклятия, что, как я понимаю, и произошло в случае с мисс Белл.

Поппи кивнула в знак подтверждения, и Северус склонил голову в сторону министра.

— Я тоже являюсь одним из таких специалистов, хотя и не связан ни с одной целительской организацией, которая могла бы нанять меня. В прошлом я разрабатывал контрпроклятия, и у меня есть понимание лежащей в основе теории и истории Темной магии, что дает мне больше возможностей противостоять ей. Проще говоря, в случае, когда целителям не удается идентифицировать редкое или устаревшее проклятие, я могу распознать его и узнать материалы о нем или подобных заклинаниях. В случае, когда специалисты, к которым они обращаются, не могут разработать контрпроклятие против прогрессирующего или неизлечимого проклятия, я могу разработать его или сформулировать лечение с помощью комбинации заклинаний и зелий. Моя сила как целителя проклятий заключается в сочетании глубоких знаний Темных искусств, которые не изучаются целителями, моего умения варить и применять зелья и, что наиболее важно, моей способности приспосабливаться или изобретать контрзаклятия или зелья по мере необходимости на лету, наряду с контрпроклятиями и зельями, которые я уже разработал.

Северус с некоторым самодовольством подумал, что Кингсли выглядит весьма впечатленным.

— Кажется, я понимаю, — медленно произнес министр, как всегда спокойно, и Северус решил, что, когда Министерство оправится достаточно, чтобы провести официальные выборы, Кингсли получит его голос — ведает Мерлин, им позарез нужен человек, у которого голова на месте. — Спасибо за объяснение.

— Не за что.

— Когда вы отправляетесь? — спросила Поппи, выскребая остатки пасты от ожогов, чтобы намазать ею неприятно хрустящую ногу второго пациента, находящегося без сознания шестикурсника Гриффиндора. Северус машинально оглянулся на ее вопрос, но так же быстро отвел глаза, ощутив солидарное чувство боли в левой руке.

— Скоро. Я бы еще хотел найти Гарри, если смогу, — ответил Кингсли, и дискомфорт Северуса тут же сменился еще большим дискомфортом.

— Думаю, Гарри сегодня у Уизли. Минерва с радостью пошлет сову к нему, если понадобится, хотя я не уверена, когда он ответит, — предложила Поппи, забинтовав ногу мальчика; Северус вздохнул с облегчением, относящемуся к обоим пунктам.

— Тогда я пойду поговорю с ней, — согласился Кингсли, и Поппи слегка оживилась.

— О, хорошо. Пока ты ждешь, Северус, мне бы пригодилась твоя помощь с этим, — сказала она, указывая на беспорядочный набор зелий, бальзамов и сухих трав на столе. — Сегодня мы получили наши ежемесячные поставки, а я была так занята студентами и их семьями, восстанавливающихся на дому, что у меня не было времени даже подумать о том, чтобы разложить их...

— Конечно, — ответил Северус, не желая находиться рядом с Кингсли, если выяснится, что Поттер на самом деле не у Уизли.

— Тогда я вернусь, чтобы забрать вас, — вежливо сказал Кингсли, и Северус кивнул, уже отвернувшись к столу, когда министр направился в кабинет директрисы.

— Сейчас действительно очень много работы, — вздохнула Поппи, когда они остались вдвоем в больничном крыле, если не считать находящихся без сознания студентов. — На Битву явилось так много людей из Хогсмида, и я, конечно же, рада бы их лечить, но довольно трудно справляться с травмами студентов в одиночку, тем более, что почти все они разъехались по домам. Мне приходится составлять инструкции, управляться с совами и копаться в старых историях болезни, при этом я должна вести отчеты, и все это очень напрягает. А когда я получила письмо от Абботов, в котором сообщалось, что десять «Снов без сновидений», что я отправила им, разбились при пересылке...

Северус слушал, как она сетует на трудности нескольких последних дней, на этот раз не особо обращая внимания на ее слова. Безусловно, самой странной частью его жизни после Битвы была нормальная жизнь — возвращение к варке зелий и обедам с коллегами, которые, казалось, прилагали максимум усилий, чтобы относиться к нему так же, как и до смерти Дамблдора. Зельевара до сих пор шокировало, когда Минерва здоровалась с ним по утрам или когда Помона невзначай уточняла, запасы каких зелий на складе подходят к концу (большинство из них — все то, что варили они с Горацием), а вчера у него чуть не случился сердечный приступ, когда Хагрид замахнулся на него рукой размером с крышку мусорного бака… только для того, чтобы радостно похлопать его по спине и пригласить на чай (он вежливо отказался, сославшись на пятнадцать партий зелий, которые ему нужно было приготовить к следующему дню).

Вся ситуация казалась сюрреалистичной; проснуться с осознанием того, что Темный Лорд мертв, а Гарри Поттер все еще жив, было похоже на бредовый сон, и за последние несколько дней он не раз задавался вопросом, реально ли все это. Мысль о том, что эта война может закончиться, была непостижимой, не в последнюю очередь из-за того, что Северусу удалось ее пережить.

Но затем, проходя по разрушенному коридору, заваленного обломками, или мимо пустого постамента, где когда-то стояла статуя, или — не дай Мерлин — отрезвляющего пятна крови на полу, он понимал, что это правда.

Мужчина не был уверен, когда (если вообще когда-нибудь) его жизнь станет столь же нормальной, как атмосфера в Хогвартсе, но он был рад тому небольшому облегчению, которое принесло ему возвращение к старому распорядку. В мире, где все изменилось, он, по крайней мере, все так же занимался приготовлением зелий, все так же отпускал язвительные замечания в адрес своих коллег и все так же сталкивался с малоприятными требованиями, навязанными все более нервной Минервой. Было отрадно гулять по знакомым коридорам и слышать, как Хагрид кричит, чтобы Клык оставил в покое грядки гербологии, или как Аргус громко жалуется миссис Норрис на бесконечный беспорядок в замке.

Северус скучал по всему этому. И хотя зельевар не был уверен, как долго он здесь пробудет, ему хотелось насладиться нормальной жизнью, пока была такая возможность.

Поппи села за свой стол, чтобы продолжить писать инструкции для пациентов, что решили вернуться домой, а Северус продолжил работать в приятной тишине. Ну, настолько приятной, насколько это возможно без зелья для суставов. Он всерьез подумывал о том, чтобы украсть одно, может быть, под видом перемещения бадьяна...

Наконец, подумав о том, как он будет себя чувствовать после того, как проведет несколько часов склонившись над койками пациентов Святого Мунго, мужчина решил, что его гордость может на день смириться и признать, что на этой неделе он был просто живой боксерской грушей, и что, черт возьми, его тело чертовски болело. Открыв шкаф и порывшись в нем несколько секунд, он сунул в рукав бутылку…

— О, Северус, там есть несколько зелий для суставов, если хочешь. Слышала, ты на днях сломал руку, и я не знаю, насколько искусны авроры в сращивании костей; я бы хотела взглянуть на нее, если позволишь, — рассеянно сказала Поппи, копаясь в лежащих перед ней пергаментах.

Северус, уже не в первый раз за сегодня, тяжело вздохнул (и, как он предполагал, не в последний).

— Конечно, — ответил он, прихватив для отмазки еще три зелья. Раз он собирался признать свое поражение, то с таким же успехом мог бы извлекать из этого выгоду. Оглядев теперь уже пустой стол, зельевар удовлетворенно кивнул и направился к столу медсестры, где та взялась за свою палочку.

— Хм, — нахмурилась она, проверив руку мужчины с помощью нескольких диагностических заклинаний и раздвинув его пальцы из их обычного положения. — Ну, выглядит нормально. Болит?

— Не больше, чем все остальное.

— Очень смешно, Северус, — невозмутимо ответила она, давно привыкшая к его отговоркам. — Если у тебя все болит и внутри, и снаружи, то, возможно, мне следует прописать тебе что-нибудь.

Это было сказано в шутку, но ее взгляд стал проницательным, и Северус изо всех сил постарался скрыть дискомфорт, когда она принялась разминать его пальцы — ушибленные мышцы были напряжены, поэтому даже незначительное воздействие было мучительным.

— Я принесу тебе обезболивающее зелье, — заявила целительница, и, прежде чем Северус успел запротестовать, вскочила на ноги и пронеслась мимо него.

— Мне не нужно…

— Меня не волнует, нужно оно тебе или нет, — непреклонно ответила женщина, направляясь к запертому шкафу, где хранились более ценные и специализированные зелья. — Я дам тебе одно, и ты его выпьешь, вот и все.

Он угрюмо промолчал, а она вытащила высокий колоколообразный стеклянный кубок, наполненный полуночно-синим зельем, из которого она налила несколько разовых доз в миниатюрные бутылочки, запечатав те взмахом палочки, и еще одну в маленькую стеклянную чашечку.

— Прими это, — приказала она. Северус вздохнул и неохотно влил в рот дозу лекарства, с трудом заставив себя проглотить ее — вкус был ужасающе металлическим и травяным одновременно, словно худший в мире чай заваривали в крови, к тому же он всегда ненавидел то, как вязкое зелье обволакивало горло, делая почти невозможным просто заглотить его и покончить с этим.

— Отвратительно, — пробормотал он, скорчив гримасу, когда послевкусие нахлынуло с новой силой.

— С мятой еще хуже, — напомнила ему Поппи, и зельевар, скривившись, сверкнул на нее глазами; медсестра хмыкнула и без дальнейших комментариев забрала стеклянную посуду обратно.

Однажды, спустя несколько лет после того, как он стал профессором, Северус экспериментировал с версией обезболивающего зелья, призванной сделать его вкус несколько менее ужасным, решив исправить то ужасное испытание, которое преследовало его во время многочисленных госпитализаций в студенческие годы. Это была непростая задача, учитывая, что зелье было очень привередливым и могло стать бесполезным при добавлении любых ингредиентов — именно поэтому оно оставалось таким отвратительным на протяжении сотен лет своего существования. Сам Северус подозревал, что его изобретатель намеренно сделал его как можно более неприятным, поскольку оно облегчало боль не снижая вкусовых ощущений, и в противном случае могло бы вызвать привыкание, а так многие люди отказывались от зелья, предпочитая в полной мере прочувствовать свою травму, а не страдать от приема необходимых повторных доз.

После двух месяцев исследований и работы над зельем в свободное время он обнаружил, что мята подходит в качестве нейтрального ингредиента, и ему удалось создать металлически-травяную жидкость, у которой имелся дополнительный недостаток — металлически-травяной мятный привкус, который сохранялся в течение нескольких часов, цепляясь за вкусовые рецепторы, словно вязкий клей. Поппи так и не позволила ему забыть ужас студентов по этому поводу; она даже шутила, что он намеренно сделал хуже, пока несколько учеников, услышав это замечание, не пожаловались своим родителям, что профессор Снейп сделал их пребывание в госпитале еще более ужасным, чем обычно.

Он не получил особой поддержки в учительской после того как Дамблдор заверил разгневанных родителей, что персонал будет пользоваться приготовленной большой партией снадобья, а ученикам будет предоставлен прежний рецепт — зельевар до сих пор помнил взгляд Минервы, которым она его одарила, когда в том же году вывихнула лодыжку около теплиц.

— Честное слово, Северус, — вздохнула Поппи, ставя кубок с обезболивающим зельем обратно в проклятую нишу. — Ты все время выражаешь недовольство, но что подумают обо мне целители Святого Мунго, если я пришлю хромающего мастера зелий Хогвартса?

— Гораций — мастер зелий школы, а не я, — ответил Северус, принимая протянутый ему стакан тыквенного сока и набирая его полный рот, чтобы избавиться от ужасного послевкусия.

— Ненадолго, — проворчала она, очищая дозировочную чашку заклинанием. — Разве Гораций не сказал тебе? Вчера он решил, что, как только все эти волнения закончатся, он вернется к своей тихой пенсии.

— Правда? — Северусу не хотелось говорить о том, что и сам не уверен, останется ли он здесь — может быть, на месяц или около того, но, в любом случае, он еще не решил этот вопрос.

— А я думала, ты первый узнаешь об этом, — ответила медсестра с некоторым весельем, покачав головой.

— Все, что я слышал от Горация за последние несколько дней, помимо бестолковых рассказов о его любимых учениках, это то, что я слишком придирчив к тому, как готовить ингредиенты, а также то, что он предпочел бы сам варить «Сон без сновидений», если бы я не был против принять Успокаивающий напиток, — усмехнулся Северус, и Поппи фыркнула.

— Это в его стиле, — согласилась она, усаживаясь за стол со своим стаканом тыквенного сока и призывая стул, чтобы он мог присоединиться к ней.

— Если мне придется услышать еще одну историю о каком-нибудь его бывшем любимце, который впоследствии заработал какую-то непонятную награду или присоединился к какой-нибудь треклятой команде по квиддичу, я спрыгну с башни Когтеврана, — пробормотал Северус, опускаясь на стул и разминая руку, поскольку боль в ней наконец утихла. — Я уже предупредил его, что, если он упомянет Лили Поттер, я сброшу его самого с нее же.

— Не надо, пожалуйста.

Голос Поппи слегка дрогнул, и Северус обругал себя — смерть, башня, убийство. Щекотливая тема. Верно.

— Я и не собираюсь, на самом деле, — заявил он, надеясь, что по голосу не будет заметно, как сильно ему хотелось, чтобы целительница ему поверила. Черт возьми, ведь он сам избегал говорить об Астрономической башне именно по этой причине. — Но уйти в отставку? Я знал, что он вернулся только потому, что влюблен в Поттера, но не думал, что он может просто взять и уйти.

— О, не думаю, что могу винить его, — вздохнула Поппи, побалтывая сок в своем стакане. — Он дрался на дуэли с Сам-Знаешь-Кем вместе с Минервой и Кингсли. Не думаю, что кому-то будет легко оправиться от этого, а Гораций никогда не был любителем поединков.

— Это точно.

Было время, когда Северус тоже думал, что ему придется сразиться с Темным Лордом. Ему даже не хотелось думать о том, что случилось бы, как с войной, так и с ним самим, если бы Темный Лорд решил убить его собственноручно, а не при помощи Нагайны, поэтому он запер эти мысли за железной стеной в своем сознании.

— В этом году нам придется нанимать много учителей, — прокомментировала Поппи, и затаившееся в душе Северуса чувство вины немного усилилось. — Защита от темных искусств, трансфигурация, магловедение… и это если все остальные останутся.

Северус молчал.

— Минерва говорит, что знает кое-кого на должность преподавателя трансфигурации, но в последнее время она была так занята, что еще не написала ему. Это один ее учеников; кажется, я его помню, хоть и смутно. Не знаю, где мы найдем профессора защиты. За последние два десятилетия вы с профессором Люпином были единственными, кто был хоть сколько-нибудь хорош, если не считать, конечно, этого монстра Барти Крауча.

— Это несколько удручает, — согласился Северус, потягивая тыквенный сок. — Все, кто хоть немного компетентен в этой области, узнали о проклятии еще несколько десятилетий назад; кто бы нам ни попался, он не будет стоить того, чтобы его приняли.

— Мне неприятно это говорить, но я тоже так думаю, — согласилась Поппи, и на ее лице промелькнуло выражение презрения. — Мерлин, кого бы мы ни взяли, я надеюсь, что это не будет очередной Златопуст. Я никогда не была так близка к тому, чтобы ударить коллегу, как когда он прислал Поттера с удаленными костями в руке, разве что только когда Минерва сказала мне, что у него хватило наглости заявить, что он мог бы вылечить всех окаменевших, если бы только ему дали полную свободу действий. О чем только этот человек думал, право слово...

Образ Поппи, этой терпеливой и всепрощающей целительницы, которая срывается с места и дает пощечину Локонсу, была неожиданной для Северуса картиной, но эта идея так позабавила его, что он не мог не сделать замечание по этому поводу.

— Что ж, если нам повезет найти кого-то столь же ужасного, я буду рад добровольно выступить от твоего имени. Вот доказательство.

Он поднял свою теперь уже не страдающую от боли руку, и Поппи рассмеялась искренним, заливистым смехом.

— О, это, может, прозвучит нелепо, — усмехнулась она, вытирая влагу в уголке глаза. — Но я скучала по тебе. Мы все скучали. — Ее глаза наполнились слезами, и она снова засмеялась, пытаясь скрыть свои эмоции, хотя Северус делал то же самое, его глаза жгло от напряжения. — Разве это не странно, знать, что ты был рядом с нами все это время? Но это так. Я скучала по тебе.

У Северуса защемило в груди, и его голос стал тихим, когда он нашел в себе силы ответить.

— Я тоже.

Долгое время они молчали, пока, наконец, Поппи не прочистила горло.

— Ну что ж. Я скажу Горацию, что ты ушел, чтобы вам с министром не пришлось спускаться в подземелья. Уверена, он поднимется наверх к обеду, независимо от того, будут зелья готовы или нет.

Она закатила глаза, и губы Северуса дернулись, он снова обрел контроль.

— Возможно, я скоро вернусь, — заметил он, допив свой стакан и отмахнувшись от предложения наполнить его снова. — Каковы бы ни были надежды Кингсли, я не удивлюсь, если целители погонятся за мной с вилами.

— Лучше бы им этого не делать, — проворчала Поппи, наливая себе вторую чашку сока и убирая бутылку заклинанием исчезновения. — После всего того, что я рассказывала им на протяжении многих лет о твоих целительных способностях? Если они доставят тебе неприятности, просто пришли мне сову, и я примчусь, чтобы вбить в них немного здравого смысла.

— Это определенно стоило бы их недоверия, — согласился он, и при этой мысли на его лице мелькнула короткая полуулыбка.

— Ммм, возможно. Не могу сказать, что мне будет приятно, если меня оторвут от работы — лучше, если они согласятся работать с тобой с первого раза и избавят нас от лишних хлопот. Ты еще не обедал, не так ли? — спросила Поппи, как будто вдруг осознав этот факт, и он покачал головой, его волосы качнулись в поле зрения. — Господи, Северус, почему ты ничего не сказал? Ты не можешь просто взять и пойти лечить не поев как следует.

— Я собирался подняться наверх пообедать, но столкнулся с Кингсли, — ответил он, и медсестра, щелкнув языком, взмахнула палочкой, после чего на столе появились небольшая супница и корзинка для хлеба, за которыми последовали два набора посуды и столовых приборов.

— Вот, мы можем поесть вместе. А нет ли какого-нибудь красного мяса или моллюсков? — попросила она, и на столе тут же появилось небольшое блюдо с приготовленными на пару морскими гребешками. — Спасибо. Возьми немного, Северус; у тебя всегда был понижен уровень железа.

— Да, госпожа Целитель, — ответил он, и женщина одарила его холодным взглядом, который тут же был испорчен последовавшим за ним сдавленным хихиканьем.

— Северус, ну что мне с тобой делать? — весело спросила она, и зельевар пожал плечами, насыпая им обоим по тарелке супа и по небольшой порции морских гребешков.

— Смотреть на меня с ужасом, полагаю. Похоже, что большинство людей так и делает.

Поппи снова рассмеялась, а Северус спрятал улыбку, радуясь, что его усилия приносят плоды.

В течение нескольких минут они обедали в тишине, и Северус покорно наполнил свою тарелку добавкой прежде, чем Поппи успела напомнить об этом. Он не был так уж и голоден, но решил, что лучше чуть поплотнее набить себе живот, как он обычно делал, обедая с медсестрой. У большинства сотрудников был пунктик, по которому они любили придираться к другим, и для Поппи это были здоровье и диета; она давно придерживалась мнения, что он ел слишком мало, и у нее была привычка настаивать на том, чтобы он съедал по крайней мере две порции еды каждый раз, когда обедала с ним.

Северус старался есть побыстрее, не зная, когда вернется Кингсли, и, как бы там ни было, ему удалось полноценно завершить трапезу. В ожидании министра он вместе с Поппи занялся сортировкой историй болезни, наслаждаясь необременительным занятием, пока, наконец, в больничное крыло не заглянула лысая голова.

— А, Северус. Вы готовы идти?

— Готов и полон энтузиазма, — несколько язвительно ответил Северус, кивнув Поппи и положив на стол стопку, над которой работал.

— Удачи, — сказала та, улыбаясь.

Кингсли вежливо попрощался с Поппи, которая тепло ответила ему взаимностью, и неожиданный дуэт бывшего аврора и Пожирателя смерти отправился по коридору. Северус был рад, что Поппи сама сообщит Горацию о его местонахождении — откровенно говоря, как бы он не боялся столкнуться с неизбежно холодной атмосферой Святого Мунго, было неплохо отдохнуть от непрерывного потока второсортных достижений и хвастовства. Новый министр, по крайней мере, понимал ценность тишины.

Или ему просто надоело начинать все их разговоры.

В такие моменты Северус был вынужден признавать тот факт, что, когда у него не было конкретной цели, к которой он должен стремиться, он был на редкость социально неприспособлен. Он понимал, что надо бы завести вежливую беседу с Кингсли, но все темы, которые приходили ему в голову, от состояния дел в Министерстве до целительства проклятий, казались неуместными.

Конечно, этому не способствовало и осознание того, что он предпочел бы не поддерживать никаких разговоров с Кингсли, так как устал, был раздражен, и предпочел бы дать своему разуму заслуженный отдых, но молчание тоже не казалось приемлемым вариантом. Хуже всего было то, что с каждой секундой, которую он тратил на размышления о том, следует ли ему что-то сказать или задать вопрос, все больше возрастала вероятность того, что разговор начнет Кингсли, а это было не самым лучшим вариантом по нескольким причинам: Северус терял контроль над направлением разговора, а Кингсли, по всей вероятности, будет чувствовать себя так, словно его заставили взвалить на себя бремя обмена любезностями, тщетно пытаясь найти способ разговорить сварливого затворника-зельевара.

Взволнованный нарастающим напряжением затянувшегося молчания, Северус потянулся за первым относительно нейтральным вопросом, который пришел ему в голову.

— Вы получили ответ от Поттера?

— Да, — ответил Кингсли, не подавая признаков, что заметил, насколько неловкой стала атмосфера между ними. Северус с подозрением следил за выражением его лица, но министр не выдал даже намека на то, что его это забавляет, не говоря уже о раздражении. — Гарри встретится со мной в Министерстве после того, как вы устроитесь в больнице Святого Мунго. Есть, э-э, один вопрос, по которому я хотел бы узнать его мнение.

Эта фраза встревожила Северуса. Будучи шпионом, слизеринцем и крайне презираемым учителем, он развил сверхъестественное чутье на то, когда люди обсуждают его, и он сильно подозревал… нет, он знал, что, о чем бы Кингсли ни хотел знать мнение Поттера, это было связано, по крайней мере частично, с ним. Но что это может быть?

— Понятно, — сказал он, не подавая виду. — Могу себе представить, как много имеется незакрытых вопросов, с которыми он мог бы помочь разобраться Министерству.

И сразу понял, что этот подход не сработает: язык тела Кингсли изменился, он напрягся, приняв оборонительный вид, и Северус понял, что министр уклонится от ответа на подразумеваемый вопрос. Теперь его подозрения подтвердились, и зельевар автоматически сменил тактику, все еще сохраняя внешнее безразличие.

— О, это напоминает меня, — заметил он, и Кингсли посмотрел прямо на него, его привлек неожиданный ответ. На краткий миг они установили зрительный контакт… но безрезультатно. Кингсли был слишком искусным окклюментом, чтобы Северус мог получить что-то большее, чем краткое представление о решении, которое тот хотел принять, каким бы оно ни было.

Разочарованный, Северус, тем не менее, продолжил, легко превращаясь из нескладного, асоциального профессора во вкрадчивого, умеющего убеждать шпиона.

— Я хотел спросить, как продвигается реформирование Министерства? У вас значительно сократилось число высокопоставленных чиновников, поэтому я думаю, что все должно быть довольно сложно организовать, — как только он это сказал, а Кингсли начал свое пространное объяснение, зельевар почувствовал себя виноватым. В его голове всплыло воспоминание события, произошедшего несколько дней назад, и фраза «Почему вы решили, что это необходимо?» обвиняюще пронеслась в его голове, подкрепленная неодобрительным выражением лица Аркадии.

Он задавался вопросом, знала ли она, насколько ее вопрос поставил его в тупик.

Во время войны ему не нужен был предлог, чтобы вторгнуться в чью-то личную жизнь, будь то студент или кто-либо другой; у него была непоколебимая причина — обеспечить безопасность Хогвартса и его обитателей. Он работал, чтобы защитить их, и, даже если в процессе он и нарушал их личную жизнь, польза все равно намного перевешивала минусы. Никогда за все годы шпионажа ему не приходилось спрашивать себя: «Зачем?»; ему никогда не приходилось оправдывать вторжение в чужую частную жизнь перед самим собой; никогда ему не приходилось оправдываться перед Дамблдором. Он никогда не сомневался в необходимости таких вторжений.

Но теперь он поймал себя на том, что задается этим вопросом — зачем? Какое ему дело до того, что Кингсли обсуждает его с Гарри Поттером? Почему его неотъемлемое желание знать, какое решение принимает в отношении него Кингсли, важнее права Кингсли на личную ментальную неприкосновенность? Почему теперь, когда война закончилась и ему (предположительно) не грозила опасность со стороны министра, он обнаружил, что повторяет то же самое поведение, которое, как он сам всегда говорил себе, он практикует только потому, что это необходимо?

Смесь чувств нахлынула на Северуса при осознании этого, и он попытался успокоить их, подавляя непроизвольную оборонительную реакцию и убеждая ту часть себя, которая ненавидела лицемерие, что, так и быть, он совершил ошибку. Он вторгся в частную жизнь Кингсли, когда в этом не было необходимости, пусть и лишь на мгновение. Решение было простым: он не будет вторгаться в чужой разум, если не почувствует, что ему угрожает опасность или что-то в этом роде. Это ведь вполне выполнимое правило, верно?

Или нет? Северус отчетливо помнил чувство паранойи, которое он испытывал по поводу навыков Аркадии в окклюменции; по меркам, которые он только что установил, этот инцидент был в пределах границ, хотя, очевидно, это было не так. Возможно, ему следует заменить «чувствовать» на «иметь разумные основания полагать»? Это было бы лучше, так как это зависело больше от его способности рационально смотреть на ситуацию, чем от эмоций, которым вряд ли можно было доверять в прежней степени после стольких лет…

— Северус?

На мгновение Северус с замиранием сердца подумал, что не заметил, как Кингсли что-то сказал ему, но, замерев на месте, понял, что министр направляется через вестибюль к дверям замка, в то время как сам он автоматически свернул в сторону подземелий. Проклиная себя за такую невнимательность и неосмотрительность, он быстро исправил свой маршрут, пройдя полдюжины шагов, чтобы догнать министра, и попытался взять себя в руки: его разум гудел от такого количества эмоций и мыслей, что очистить его было трудно.

— Извините, — коротко сказал он, тут же почувствовав сожаление, так как должен был извиниться перед Кингсли не только за неверный поворот.

— Все в порядке, — ответил министр, хотя и не смог скрыть в своем голосе удивления (удивления от того, что столь наблюдательный и собранный человек совершил такую ​​очевидную ошибку, с горечью подумал Северус). — Понимаю, эти последние несколько дней были весьма утомительны; и даже богу известно, как легко от усталости скатиться к старым привычкам.

Ну да, старые привычки, кисло подумал Северус, хотя изо всех сил старался выбросить этот инцидент из головы, пока они спускались по крыльцу.

— Мне придется оставить вас в Святом Мунго, сразу после того, как я вас представлю, но я уже получил ответ от главного целителя отделения урона от заклятий, и он сказал, что они будут рады услышать любые ваши предложения. Видимо, их штатные эксперты по проклятиям уже заняты, — сказал Кингсли, пока они шли по дорожке для карет, и Северус кивнул, не удивившись этой новости. — Он также упомянул о продлении вашего контракта, но я сказал, что оставлю это на ваше усмотрение. Кстати, я переместился в кабинет Минервы с помощью камина, так что не могу сказать, что знаю заклинания для этих...

Северус послушно вытащил свою палочку, отперев большие ворота с крылатыми кабанами, и они с министром вышли с территории школы, в воздухе вокруг них стоял легкий магический гул от усиленных защитных заклинаний.

— Знаете точку аппарации в двух кварталах к югу от больницы? — спросил Кингсли, в то время как его фиолетовая мантия превращалась в брюки и свободную рубашку, и Северус коротко утвердительно кивнул, сменив мантию на магловский пиджак. — Хорошо. Встретимся там.

И, повернувшись на месте, оба мужчины растворились в воздухе.

«Если кто-нибудь скажет вам, что некий человек говорит о вас дурно, не оправдывайтесь за то, что говорят о вас, а отвечайте: «Он не знал других моих недостатков, иначе не стал бы упоминать только эти». ~ Эпиктет

Если и было место, где было возможно не привлекать к себе внимания после войны, то это определенно была не больница Святого Мунго. Едва Северус и Кингсли успели переступить порог фойе, как в их сторону обратились десятки взглядов; зал ожидания был до отказа набит взрослыми и немногочисленными детьми, жавшимся к своим сопровождающим. Здесь не было обычного многообразия странных или нелепых травм; казалось почти у каждого имелись следы проклятия или порчи, причем некоторые из них, как с тревогой заметил Северус, выглядели так, будто им уже не один месяц. Так шишковатый, похожий на дерево нарост на челюсти одной ведьмы смахивал на загноившуюся рану от проклятия "Каменная кожа", но чтобы достичь такого размера, должен был пройти почти год… а у того оцепеневшего мужчины на плечах был мох?

Зельевар, сохраняя невозмутимое выражение лица, проследовал за Кингсли мимо уставившейся на него привет-ведьмы, и вдруг услышал отчаянную речь женщины средних лет: «Ну, конечно, мы могли бы что-нибудь сделать, но Темное Министерство сломало мою палочку, а моей дочери еще не исполнилось одиннадцать…»

Северус приподнял бровь, услышав такое определение режима Темного Лорда, но затем вернул выражение лица в нейтральное положение, стараясь не обращать внимания на взгляды, сверлящие его спину. До кабинета на четвертом этаже идти было не очень долго, но коридоры были переполнены суетящимися целителями и пациентами, многих из последних, судя по всему, только что выписали, а пришедшие им на смену сидели на стульях, ожидая своей очереди.

— Сюда, — сказал Кингсли у входа в небольшой боковой коридор, и Северус прошел вслед за ним в заваленный бумагами кабинет, отметив табличку на двери.

Главный целитель был пожилым мужчиной, которому не хватало нескольких лет до преклонного возраста, его короткие волосы были серебристыми с легким оттенком каштанового. Он поднял голову, когда они вошли, оторвавшись от стопки пергаментов, которые просматривал.

— Министр. Снейп. Мое почтение, — поприветствовал он, вставая для быстрого рукопожатия. — Простите за отсутствие гостеприимства, но мы работали круглые сутки. У меня не было времени отдышаться, не говоря уже о том, чтобы привести себя в порядок.

— Мы все прекрасно понимаем, — радушно ответил Кингсли. — Надеюсь, мы сможем хоть немного облегчить ваше бремя.

— Да, да, я ценю это, — рассеянно сказал целитель, ища на своем столе какую-то бумажку. — А… да, Снейп, я направлю вас к подопечным с тяжелыми и неопознанными заболеваниями. Если потом у вас останется время, целители, с которыми вы будете работать, могут поручить вам дополнительную работу, но я оставлю это на их усмотрение. Пожалуйста, прочтите Клятву Целителя, мы можем начать с этого. Она находится там, над дверью…

— Я клянусь не питать злобы ни к одному из моих пациентов, поскольку я знаю, что их нужды перевешивают мои собственные. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы помочь своим пациентам достичь полного и окончательного выздоровления, предоставляя только те методы лечения, которые, согласно убеждению моего сердца и разума, помогут им выздороветь, не причинив вреда. Я без колебаний признаю недостаточность своих знаний, и не постыжусь просить другого о помощи, поскольку благо и целостность моего пациента являются целью, ради которой я работаю. Я буду свято хранить секреты моих пациентов, если только мое бездействие не приведет к причинению вреда им или другим людям. Я клянусь отстаивать ценности доброты, честности и сострадания в целительстве и относиться ко всем, кто приходит ко мне, с полным осознанием их человечности, равной моей собственной, — отчеканил Северус, не глядя на тисненую табличку, и Кингсли с целителем посмотрели на него с явным удивлением.

— Э-э… очень хорошо. Я позову целителя, чтобы он проводил вас, — произнес пожилой мужчина, все еще выглядя несколько ошеломленным. Северус с трудом сдержал ухмылку; он давно привык, что его репутация опережает его самого, и было забавно доказывать, что ожидания ошибочны.

Главный целитель отправил пергамент в коридор, и менее чем через минуту в дверь вошла высокая худая женщина с каштановыми волосами, собранными в строгий пучок, одетая в фирменные лаймово-зеленые одежды Святого Мунго.

— Это целительница Спиннет, — представил пришедшую мужчина, когда ее взгляд с ястребиной цепкостью обратился на Северуса. — Целитель Спиннет, это Северус Снейп, который любезно предложил свои способности целителя проклятий, чтобы помочь нам сегодня.

— ... Понятно, — сдержанно произнесла целительница Спиннет, глядя на Северуса с настороженным выражением лица. — Будет ли ему позволено работать с пациентами напрямую?

— Учитывая обстоятельства, да. Пожалуйста, постарайтесь сработаться с ним, — ответил Главный целитель, вновь возвращаясь к огромным стопкам бумаг на своем столе. — И министр, не откажите в любезности уделить мне пару минут перед уходом…

— Спасибо за разрешение, — сказал Северус, желая уйти на позитивной ноте, и слегка поклонился обоим мужчинам. — Целитель. Министр.

Затем он направился вслед за Спиннет, которая все еще посматривала на него, как на приблудную змею, пробравшуюся в больницу.

Зельевар не мог не предполагать, что реакция женщины не предвещает ничего хорошего, хотя она была не хуже, чем он ожидал. Оправданный или нет, он все еще был бывшим Пожирателем смерти. Одной из самых странных вещей в его жизни, возвращающейся к подобию нормальной, было осознание того, что вся Великобритания теперь видит его в новом качестве. Северус настолько привык к тому, что о его деятельности знал только персонал школы и члены Ордена, что был поражен, беседуя с целителем Святого Мунго, который, несмотря на его прошлое, допустил его к сотрудничеству в качестве исцелителя проклятий, хотя и относился к нему с недоверием. Это казалось странным разделением — одни превозносили его, другие терпели, а третьи ненавидели. Теперь ему повезло встретить одного из последней категории.

И действительно, не успели они дойти до конца коридора, как целительница резко остановилась, и, хотя он и ожидал этого, мужчина едва сдержал разочарованный вздох, когда она повернулась к нему лицом. По крайней мере, ему удалось избежать присутствия министра при этом разговоре.

— Учитывая ваше присутствие здесь, я предполагаю, что у вас есть опыт в лечении проклятий? — скептически спросила Спиннет, окинув его пронзительным взглядом, и Северус тут же ощутил прилив раздражения, которое успел подавил прежде, чем оно отразилось на его лице.

— Да, — произнес он низким голосом, стараясь, чтобы ответ прозвучал как можно мягче.

— И кого, позвольте спросить, вы исцелили? — осведомилась Спиннет, ее голос возвысился почти так же высоко, как и нарисованные брови.

— Я спас Альбуса Дамблдора от смертельного проклятия, наложенного самим Темным Лордом, используя комбинацию контрпроклятий, связывающих заклинаний и восстанавливающего зелья для жертв проклятий собственной разработки, — протянул Северус, наслаждаясь шокированным взглядом целителя. — Я остановил действие проклятия у Кэти Белл после того, как она имела прямой контакт с проклятым ожерельем, которое могло убить ее. Я вылечил опасные для жизни раны мальчика, на которого было наложено неправильно использованное проклятие Сектумсемпра…

— Я никогда не слышала об этом проклятии, — возразила Спиннет, недоверчиво сведя брови.

— Конечно, не слышали, — ответил Северус, мгновение спустя осознав, что без контекста это замечание было довольно оскорбительным. И верно, брови целительницы Спиннет еще больше взлетели вверх, поэтому он продолжил, прежде чем она успела возмутиться. — …поскольку это я изобрел его вместе с контрзаклятием.

Очевидно, это было не то, что следовало бы сказать.

— Вы изобрели его?! Опасное для жизни проклятие?! — возмутилась Спиннет, выражение ее лица сменилось с оскорбленного на преисполненное ужаса.

— Оно не предназначено для смертельного исхода, но при неправильном использовании… — Северус попытался объяснить, но брови Спиннет давно скрылись за ее седеющими волосами, и она грозно двинулась на него.

— Вы изобрели потенциально смертельное проклятие, которое наносит проклятые раны своему получателю?!

— Наряду с адаптированным контрпроклятием, да, — сказал Северус, чувствуя себя весьма расстроенным, — которое способно обратить раны вспять, а при сочетании с бадьяном делает так, что от проклятия не остается даже шрамов…

— Вы изобрели потенциально смертельное проклятие, которое может навсегда оставить шрамы на теле жертвы?!

— Да, черт возьми! — рявкнул Северус, уже основательно раздраженный, и посмотрел целительнице Спиннет в глаза, несмотря на то, что она бросила на него возмущенный взгляд. — Может быть, вы не заметили, — продолжил он, медленно проговаривая слова и едва скрывая презрение в голосе, — но я приложил все усилия, чтобы максимально смягчить его действие. А теперь — вы хотите, чтобы я помог вам исцелить жертв проклятий войны, или вы хотите обсудить те прискорбные решения, которые я принял, когда мне было шестнадцать?

Между ними повисло ледяное молчание. Выражение лица целительницы стало каменным, и она снова окинула его взглядом с ног до головы, словно не могла решить, что с ним делать.

— Каким бы увлекательным ни был этот разговор, — произнес наконец Северус, устав от ее пристального взгляда, — я пришел сюда, чтобы помочь вашим пациентам. И если бы это я умирал, то вряд ли стал бы переживать, если бы меня спас реабилитированный Пожиратель смерти.

Спиннет одарила его взглядом, от которого могло бы свернуться молоко; зельевару стоило большого труда не улыбнуться в ответ.

— И безусловно, именно поэтому министр пригласил меня сюда, потому что мое прошлое дает мне возможность взглянуть на проклятия с другой стороны.

— Я так и подумала, — фыркнула целительница с таким пренебрежением, что Северус был впечатлен, а ведь он провел два с половиной десятилетия своей жизни в тесной компании с Люциусом Малфоем.

— Ну так приступим? — предложил он, воспользовавшись моментом побуждая женщину к действию, и ее губы тонко сжались.

— Сначала я бы хотела проверить вашу палочку, — сухо сказала она, и Северус поборол желание возразить, вместо этого вытянув названый предмет с наигранной любезностью.

— С удовольствием, — бархатистым тоном произнес он, передавая палочку для осмотра.

— Это ваша палочка? — женщина не смогла скрыть удивление в своем голосе; очевидно, она узнала дерево, как и Грейнджер. — А что за сердцевина?

— Волос единорога. Я заимствую ее; моя сломалась после Битвы, — ответил Северус; технически это не было ложью. — У меня не возникало никаких проблем с ней.

— Вот как? — лицо целительницы снова потемнело, но она вернула ему палочку, слегка скривив губы. — Я не ожидала, что бывший Пожиратель смерти будет носить с собой палочку, наделенную способностью к целительству.

— Тогда вы ошиблись дважды, — заметил Северус, с привычной легкостью отвечая на ее колкость. Он наслаждался замешательством на ее напряженном лице, которое она быстро сменила на свой привычный подозрительный хмурый взгляд. — Ну что, приступим?

Если бы он не провел большую часть своей жизни, противодействуя Поппи Помфри, он был бы удивлен, что целитель способен на столь недобрый взгляд, каким сейчас его окинула Спиннет, но как бы там ни было, он просто взглянул в ответ, нетерпеливо приподняв бровь.

— Мы начнем с палаты 48, неизвестные случаи, — нехотя произнесла Спиннет, ее туфли звонко зацокали под мантией, когда она вновь двинулась по коридору. — Палата 47 — это тяжелые проклятия, но у нас там уже присутствует один специалист по проклятиям, с континента.

Северус уловил намек на оскорбление, но не стал на него реагировать, подумав, что будет очень удивлен, если позже не сможет обойти этого специалиста.

Атмосфера больницы, многолюдная и суетливая, должна бы способствовать смягчению холодной атмосферы между ними, но Северус не ожидал ничего меньшего, чем день, насыщенный возражениями, разногласиями и завуалированными оскорблениями. Это будет не первый раз, но он надеялся, что сможет избежать этого и будет играть честно, хотя бы ради жертв проклятий. Не то чтобы он был удивлен; даже Поппи скептически относилась к нему в первые годы его работы учителем, пока он не доказал, что может испытывать искренний интерес к целительству и благополучию учеников. Потребовалось немало времени, чтобы большая часть людей стали относиться к нему дружелюбно, и еще больше времени ушло на то, чтобы он начал делать то же самое, так что Северус просто смирился с этим как с фактом жизни.

Поэтому, когда он вошел в палату с повреждениями от неизвестных заклинаний, он проигнорировал неодобрительный взгляд Спиннет, которая слегка кашлянула прочищая горло.

— Этот пациент ближе всего к смерти. Если угодно, — произнесла она резким тоном, и Северус шагнул вперед, наклонившись, чтобы изучить лицо молодого волшебника, которому было всего тридцать или сорок лет. Насколько он мог судить, у мужчины не было никаких видимых отклонений, поэтому он достал свою палочку и некоторое время размышлял о подходящих начальных заклинаниях, которые позволили бы ему увидеть, какая магия находится в организме этого человека и на что она влияет. Затем он открыл рот, чтобы произнести заклинание, и тут же увидел, что Спиннет пристально следит за ним с другой стороны кровати…

— Джуди, вот ты где!

Северус оглянулся на дверь, где только что появилась невысокая коренастая женщина в зеленой форме целителя, прервавшая его диагностику.

— Я везде тебя искала. Министр добрался нормально? — спросила целительница, закрывая дверь, ее голос был хрипловатым и громким.

— Да, — сухо ответила целительница Спиннет, неодобрительно глядя на Северуса. Проследив за ее взглядом, другая целительница тоже уставилась на зельевара.

— Вы Северус Снейп?

— Да, — мягко ответил Северус, готовясь к еще одной серии бесполезных вопросов и пререканий, отнимающих время — и это именно тогда, когда он, наконец, начал работать, черт возьми.

— Чтоб меня, приятно познакомиться, — ответила целительница, подходя к нему и протягивая мозолистую ладонь для рукопожатия. Сильно удивленный, Северус взял ее, отвечая на крепкую хватку. — Я Рори Маддлфут; зовите меня просто Рори. Я надеялась, что вас пропустят — слышала, что за эти годы вы проделали немалую работу для Дамблдора.

Северус был достаточно опытен, не говоря уже о циничности, чтобы понять, когда кто-то льстит ему, но похвала Рори не заключала в себе ничего, кроме искреннего уважения и дружелюбия, и он сразу почувствовал к ней симпатию.

— Вы уже успели взглянуть на него? — спросила она, указывая на мужчину в кровати рядом с ними, и Северус слегка кашлянул.

— Я только начал, — ответил он, и женщина кивнула.

— Если вы сможете что-нибудь сделать, это будет для нас облегчением, — сказала она, с сожалением глядя на трех пациентов в палате. — Мы перепробовали все, что знали, но не добились прогресса. Могу сказать, что Пожиратели смерти намного превосходят нас. Столько серьезных ранений я не видела со времен первой войны.

— Вы знаете, кто его ранил?

— Боюсь, что нет. На него и его семью напали; они были магглорожденными в бегах, и вступили в драку, чтобы их не взяли в плен. Видимо, у него хватило ума притвориться мертвым, пока нападающие не ушли, но он был единственным, кому удалось спастись. Считается, что это дело рук егерей, но я не удивлюсь, если в этом замешан Пожиратель смерти или даже двое… его жена и одна из дочерей выглядели так, будто их поразило Смертельное проклятие.

Северус почувствовал неприятное ощущение в желудке и быстро закрыл разум, понимая, что сейчас для него важнее сохранять ясную голову, чем проявлять сочувствие.

— Что вы узнали о проклятии?

— Оно необычно тем, что прогрессирует довольно медленно. Он поступил к нам чуть больше месяца назад, лишь с легкими симптомами недомогания — он бы и вообще не пришел, но его собрат по несчастью настоял на том, чтобы его проверили. Мы оставили его на несколько дней для наблюдения, и ему стало несколько хуже, поэтому мы не стали его выписывать, — сообщила Рори, склоняясь над мужчиной рядом с ним. — Сначала мы подумали, что это может быть магическая болезнь, но ни одно из наших средств не помогло, а примерно неделю назад он стал значительно больше спать. Последние несколько дней нам было уже трудно его разбудить, и его жизненные показатели неуклонно ухудшаются; пищеварительная система отказывает, а кровь с каждым днем все больше концентрируется в органах. Мы не уверены, что такими темпами он долго протянет.

Северус нахмурился и, следуя своему предыдущему плану, наложил на мужчину серию заклинаний обнаружения, чтобы увидеть, на какие органы и процессы воздействует Темная магия, если таковая имеется. То, что он обнаружил, подтвердило его подозрения, но он был настороже и ничего не стал загадывать, проверяя и перепроверяя симптомы мужчины на предмет любых проклятий, которые хотя бы отдаленно подходили под критерии, пока не убедился в правильности своих предположений.

— Судя по его жизненным показателям, кажется, что он просто умирает, — прокомментировал он наконец, приходя к выводу.

— И это все, что вы можете сказать? — тон целителя Спиннет был крайне пренебрежительным, и Рори искоса бросила на нее острый взгляд. Северус сделал вид, что не обращает на нее внимания, взмахнув палочкой, чтобы вызвать один из своих справочников, полностью написанный его собственной рукой.

— Я упоминаю об этом, потому что кажущиеся естественными смерти — это особенно неприятный подкласс проклятий, — ответил он, листая страницы до нужного ему раздела. — Если за это ответственны егеря — а я обнаружил Темную магию, так что это почти наверняка так и есть — я бы предположил, что один из них нашел старую книгу проклятий, возможно, какую-то семейную реликвию, в которой говорилось о проклятии «верной смерти». Непросвещенные люди могут подумать, что подобные чары предназначены для дуэли, но обычно это не так.

Оба целителя молчали, даже Спиннет слушала с напряженным вниманием.

— Многие из медленно действующих, изначально безобидных проклятий, которые соответствуют временной шкале этого пациента, довольно старые и предназначены для убийства политических соперников и членов семьи. Особенно учитывая, что это проклятие имитирует естественные процессы смерти, вполне вероятно, что оно было разработано специально для тайного убийства, дабы не привлекать внимания целителей достаточно долго, чтобы жертва умерла. Я слышал лишь о некоторых из них, которым требуется так много времени, чтобы убить, поэтому я предполагаю, что это проклятие было разработано для использования против особенно влиятельной семьи, где более быстрая смерть вызвала бы бурю подозрений.

— Есть ли какие-нибудь контрзаклятия для таких вещей? — спросила Рори, ее хрипловатый голос стал тревожным.

— На самом деле… — Северус с размаху положил на кровать книгу, где дожидались своего часа заметки длиной в две главы, написанные плотным, почти неразборчивым почерком, характерным для него двадцатилетнего. — … есть.

Он просмотрел страницу, водя по ней пальцем в поисках раздела, который, как он смутно помнил, когда-то писал.

— Вы должны понимать, что многие могущественные семьи знали об этой опасности и поэтому разработали самые тщательные, универсальные контрзаклятия, какие только возможно, на случай, если какой-нибудь умный противник попытается поразить их. Это хорошая новость для нас, так как это означает, что даже если мы не знаем конкретного проклятия, которое было использовано, одно из этих заклинаний, скорее всего, окажется эффективным. Не хотите ли ознакомиться?

Он предложил книгу одновременно и Спиннет, и Рори, зная, что Спиннет с подозрением отнесется к его намерениям, если он не позволит ей сначала проверить материал, а также полагая, что Рори может быть искренне заинтересована.

И действительно, оба целителя наклонились вперед, чтобы прочитать страницу, при этом Спиннет подошла от другой стороны кровати.

— Где вы вообще их нашли? Это ваше собственное исследование, не так ли? — спросила Рори, похоже, будучи впечатленной, и губы Северуса изогнулись в ухмылке.

— Что ж, одним из преимуществ того, что я бывший Пожиратель смерти, является то, что я провел много времени в компании некоторых из самых влиятельных и долгоживущих чистокровных семей Британии, а в их поместьях хранятся библиотеки с невероятным богатством исторических текстов. Эти… — он указал на заключенный в скобки список контрпроклятий, включающий их историю, последствия и теоретические недостатки, многие из которых обнаружил сам. — …передаются в семье Малфоев на протяжении одиннадцати поколений, эти… — его палец пробежался по странице. — …Блэками, еще дольше, эти — Лестрейнджами…

Этот раздел был написан на грубо приклеенном к пергаменту лоскуте, который был добавлен после остальных заметок на странице.

— Я смог увидеть их библиотеку только после того, как они отправились в Азкабан, и то только потому, что Нарцисса Малфой, которая является сестрой Беллатриссы Лестрейндж, позволила мне заняться этим вопросом. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить ее, но она разрешила мне читать в ее присутствии; у меня есть невероятное количество исследований из их книг. А вот эти — от Трэверсов. Я пробрался в их библиотеку без разрешения, меня чуть не поймал домовой эльф… я был довольно безрассуден в том возрасте. А это — из справочников.

Ни одна из целительниц не проронила ни слова. Рори смотрела на него с чем-то, граничащим с благоговением, в то время как Спиннет выглядела несколько испуганной, и Северус воспользовался возможностью продолжить, прежде чем кто-либо из них успеет его перебить.

— Я считаю, что эти… — он постучал указательным пальцем по трем контрзаклятиям. — …окажутся наиболее эффективными в борьбе с этим проклятием. Если они не сработают, то не должно быть никаких последствий, поскольку, очевидно, волшебные семьи прошлого не больше нашего хотели случайно убить кого-то из своих родственников, особенно когда пораженный человек уже ослаблен. Могу я их попробовать?

— Не будет ли более благоразумным, если их наложит одна из нас? — спросила целительница Спиннет, ее голос был таким же напряженным, как и выражение лица.

— Вы хотите сказать, что сможете это прочесть? — попытка Северуса пошутить не увенчалась успехом, женщина уставилась на него, и он подавил желание закатить глаза. — На самом деле, нет. Контрпроклятия такого типа могут быть очень трудными и сложными магическими элементами, и, хотя я уверен, что вы обе опытные и умелые ведьмы, я приложил немало усилий, чтобы изучить и понять технику и намерение, с которым были наложены подобные заклинания. Если одно из них написано неправильно или окажется опасным, гораздо больше шансов, что я смогу уловить и исправить ошибку.

— Я все же не думаю…

— О, просто позволь ему, Джуди, — нетерпеливо сказала Рори, указывая на мужчину на кровати. — Мы ничего не смогли сделать для этого, а у нас был целый месяц. Министр Кингсли предложил пригласить эксперта, и мы согласились. Если попытка не повредит мистеру Тернеру, то мы должны попробовать.

Целительница Спиннет выглядела недовольной, но спорить с коллегой не стала, а вместо этого снова обратила свой ястребиный взгляд на Северуса.

— Вы клянетесь, что не причините ему вреда? Вы клянетесь, что сделаете все, что в ваших силах, чтобы помочь ему? — спросила она чрезвычайно серьезно, и Северус склонил голову.

— Я поклялся в этом, когда прибыл сюда, и поклянусь снова: я не питаю никакой злобы ни к пациентам, ни к целителям в этом учреждении, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашим пациентам достичь полного и окончательного выздоровления.

Целительница торжественно кивнула, и Северус, подняв свою палочку, несколько раз перечитал первое заклинание, которое собирался попробовать, чтобы быть уверенным в произношении и эффекте, и зафиксировал его в уме.

Затем, будучи готовым, он размеренно и с тщательной дикцией начал произносить заклинание, проводя палочкой над каждой частью тела, о которой говорилось в заклятье. Это было длинное заклинание, потребовалась почти минута, чтобы произнести его полностью, и он повторил его четыре раза, поскольку, по мнению его прошлого "я", это было оптимальней.

Как только последние слова сорвались с его губ и разнеслись по затихшей комнате, пациент слегка пошевелился, и Северус ощутил прилив удовлетворения от достигнутого результата.

— Он впервые пошевелился за весь день! — шепотом воскликнула Рори, и Северус кивнул; зельевар вместе с целительницей Спиннет произнесли несколько диагностических заклинаний: он проверял, как противозаклятье повлияло на остаточную Темную магию в теле мужчины, а она — не причинило ли заклинание какого-либо вреда.

— Его жизненные показатели несколько улучшились, — сообщила целительница Спиннет, выглядев впечатленной. — Его пульс успокаивается, а кровообращение в конечностях улучшается.

— Похоже, что большая часть проклятия уничтожена, — добавил Северус, сверяясь со своими записями и размышляя, какое контрзаклятие будет наиболее эффективным, дабы попробовать его следующим. — Еще одно или два заклинания должны закончить дело, и еще есть несколько общих, которые неплохо было бы добавить, на случай, если мы что-то упустили.

— Вы настоящий эксперт, — радостно сказала Рори, с явным удовольствием проводя собственный магический осмотр мужчины. — Его пищеварительная система все еще слаба… есть что-нибудь для этого?

— Думаю, у меня есть одно заклятие, которое должно помочь, — ответил Северус, изучая заклинание, что собирался использовать. — Я также знаю несколько зелий, которые могут помочь ему выздороветь; я могу дать вам список, а также попросить мадам Помфри отправить вам несколько из них по почте сегодня же.

— Вот спасибо. Мы были бы очень благодарны за них, — произнесла Рори, и через мгновение целительница Спиннет кратко кивнула в знак согласия.

Уже прогресс, самодовольно подумал Северус.

Снова подняв палочку, он приступил ко второму заклинанию, которое было не таким длинным как первое. Когда он повторял его второй раз, веки мужчины затрепетали, полуоткрывшись, но зельевар не остановился, пока не произнес заклинание три раза, как того предписывали инструкции.

— Его показатели в норме, — сообщила Рори, пока Северус возвращался из состояния гиперконцентрации. — Определенно лучше, чем раньше. Как вы думаете, сколько заклинаний для подстраховки будет…

Ее оборвал внезапный сдавленный вскрик, внимание Северуса снова метнулось к пациенту — и тут что-то твердое ударило его по лицу, от чего его голова мотнулась назад.

— Что?.. — он потерял равновесие, услышал как кто-то закричал, и ошеломленно попятился назад, в слепой панике поднимая свою палочку.

— Профессор, нет! — кто-то схватил его за запястье, и он упал на спину, врезавшись во что-то твердое. Зрение постепенно возвращалось к нему, звезды заплясали перед его глазами.

— …уберите его от меня, он злой, он один из них, я знаю, что он…

— Это не так, он помогал вам, мистер Тернер…

Северус понял, что это истерически кричит пациент, в то время как целительница Спиннет изо всех сил старалась успокоить мужчину, и попытался сесть, голова его шла кругом.

— Профессор, вы в порядке? Вы меня слышите? — рядом с ним прозвучал голос Рори, и он моргнул; ее образ расплывался в глазах.

— Что случилось? — спросил он тупо.

— Мистер Тернер проснулся и запаниковал, когда увидел вас. Он вас ударил, — ответила женщина, и Северус было кивнул, но вздрогнул, когда его шея отозвалась болью. — На самом деле, стоило этого ожидать, — пробормотала себе под нос Рори и подняла палочку, произнося вполголоса несколько заклинаний, пока целительница Спиннет уверяла перепуганного пациента, что Северус здесь, чтобы помочь, и вовсе не является Пожирателем смерти… иронично, подумал он.

Северус вздохнул с облегчением, когда неприятные ощущения отступили, а зрение прояснилось, как только Рори залечила все повреждения, которые он получил, и кивнул ей, чтобы показать, что с ним все в порядке.

— Как ваша спина? Вы упали довольно сильно, — обеспокоенно сказала целительница, и зельевар задумался — он даже не заметил боли, пока она не упомянула об этом, но теперь, обратив внимание, он почувствовал, как металлическая рама кровати позади него впивается в его позвоночник.

— Я не уверен, — честно ответил он. — Я принимаю зелье для восстановления суставов, и кроме того не прошло действие зелья для облегчения боли, так что трудно сказать.

— Вы… — она пробормотала себе под нос что-то о людях, отказывающихся от отдыха, когда он им так необходим. — Вы можете сесть? Я проверю, чтобы убедиться, что со спиной все в порядке.

Северус послушался, и женщина провела палочкой вдоль его позвоночника, произнеся несколько диагностических заклинаний и дополнительное заклинание для лечения легких и средних травм. Когда она одобрительно кивнула ему, он встал, мысленно поблагодарив Поппи за то, что она ранее предложила ему зелья восстановления суставов; он был бы готов сам стать пациентом, если бы ему пришлось вставать с этого места без него.

— П-простите, — заикаясь пробормотал мистер Тернер, все еще белый как полотно. Северус подумал, что мужчина выглядит убежденным в том, что он не Пожиратель смерти, в той же степени, что и Поттер в свое время на пятом курсе.

— Все в порядке, — ответил Северус, стараясь быть менее резким, чем обычно. — По сравнению с прошлой неделей хороший удар по лицу кажется почти освежающим.

Целительницы Спиннет и Рори обменялись взглядами, и Северус понял, что этот комментарий не совсем способствует тому, чтобы развеять слухи о том, что он является каким-то подпольным чемпионом по боксу, но также он обнаружил, что его это не особенно заботит.

Ну, кроме того, что они считали его жестоким, склонным к вспышкам гнева, жаждущим мести придурком.

— На самом деле я все понимаю, — продолжил он, по-прежнему обращаясь к окаменевшему пациенту. — В начале этой недели на меня напал Пожиратель смерти, и мне пришлось защищаться точно таким же образом. — Он старательно подчеркнул слово «защищаться». — Как ваша рука?

— Х… хорошо, — выдавил Тернер, и Северус решил, что, наверное, будет вежливее, если оставить этот разговор на потом.

— Мы лечили вас контрпроклятиями, — объяснил он, указывая на книгу, которая невинно лежала на белом покрывале. — Целительница Спиннет и… э-э… целительница Маддлфут уже просмотрели их. Я думаю, что еще несколько заклинаний помогут полностью избавиться от проклятия, поразившего вас. Вы… не против?

Он не умел быть тактичным, но старался изо всех сил, понимая, что, вероятно, одним своим присутствием пугает беднягу до полусмерти.

— Я-я… — Тернер посмотрел на целительницу Спиннет с выражением такого сильного страха и ужаса, что Северус почти почувствовал себя виноватым.

— Вот, мистер Тернер, — сказала Рори веселым и восторженным тоном, — мы покажем вам «Пророк», хорошо? — Она призвала стопку газет со столика в углу, на котором лежали различные предметы, предназначенные для развлекательных целей, и протянула одну из них пациенту, который взял ее трясущимися руками.

Это, подумал Северус, неожиданно хорошая идея. Его помилование было напечатано всего несколько дней назад, и было легче поверить новостям в виде глупого доверенного источника, чем из уст двух целителей, которых человек мог как отчетливо запомнить, так и не помнить вообще.

Он пытался не думать о том, что Тернер потерял всю свою семью и, безусловно, в данный момент эмоционально уязвим как никогда, но это было трудно. Северус не мог представить, как бы он сам отреагировал, если бы очнулся в больнице после того, как Лили...

Он быстро оборвал эту мысль, твердо приказав себе заткнуться.

— Профессор, вы не могли бы… — Рори демонстративно кивнула в сторону двери, и Северус выдавил из себя подобие улыбки.

— Конечно, — ответил он и слегка поклонился двум целителям и их пациенту, который нервно наблюдал за ним поверх газеты, а затем вышел из комнаты в коридор, прикрыв за собой дверь.

Как только он оказался скрыт от их глаз, зельевар привалился к стене, вздохнув с облегчением.

Этот день, устало решил он, будет почти таким же длинным, как и день поражения Темного Лорда.

Он немного подкорректировал свою позу, сделав вид, что небрежно прислоняется к стене, а не опирается на нее, чтобы удержаться на ногах, и наколдовал книгу, притворившись, что читает, дабы избежать разговора с теми, кто будет проходить мимо. Этому он научился давно, социальному маневру, который игнорировали только самые решительные — или глупые — люди, что спасло его от бессчетного количества разговоров за эти годы.

Эта предосторожность оказалась почти сразу же оправдана, когда из-за угла показалась пара оживленно беседующих целителей, которые при виде него тут же остановились. Северус делал вид, что не замечает их, перевернув страницу и задумчиво проведя пальцем вдоль слов, которые он даже не собирался читать, при этом выглядя так, словно был полностью поглощен текстом.

Через некоторое время целители продолжили путь в гораздо более медленном темпе, с подозрением наблюдая за ним по мере приближения; Северус покрутил палочку Драко, сотворив маленькое перо, которое принялся обсасывать, словно что-то обдумывая.

Они подкрались ближе, прижавшись к противоположной стене, когда приблизились к тому месту, где им нужно было пройти мимо зельевара.

Северус начеркал какие-то каракули не содержащим чернил пером.

Они поравнялись с ним и остановились; Северус принялся писать усерднее, кончик пера царапал пергамент.

— Вам разрешено быть здесь? — выпалил более храбрый из парочки, высокий худощавый мужчина лет тридцати, и Северус едва сдержал тяжелый вздох.

— Да, — просто ответил он.

Они уставились на него; он не поднимал глаз, вместо этого скользя глазами по тексту.

— И почему вы здесь?

— Недавно я получил небольшую травму.

Это, как обычно, не совсем было ложью.

— Тогда почему ты здесь до сих пор?

А ты настроен решительно, не так ли? Северус мысленно выругался. Внешне же он ленивым движением уничтожил перо и медленно поднял на мужчину глаза, что, как он знал, выглядело весьма устрашающе.

— А как вы думаете, почему я здесь? — холодно спросил он, позволив книге захлопнуться в его руке с довольно выразительным звуком, что только усилило атмосферу презрения. Молодой целитель на мгновение замешкался, открывая и закрывая рот, а губы Северуса изогнулись в усмешке, когда мужчина сделал глубокий вдох.

— Я не…

— Профессор? — раздался голос Рори, дверь в палату распахнулась. Северус ухмыльнулся, когда два молодых целителя подскочили на месте, и бесстрастно взглянул на коренастую женщину, которая высунула голову из комнаты. — Не могли бы вы вернуться, пожалуйста?

— Конечно, — произнес он шелковистым голосом и насмешливо кивнул двум целителям, вернувшись в комнату, пока Рори говорила с молодым человеком и девушкой.

— О, Дэвид, проверь, как там Флоренс Ваннерби, и убедись, что он снова не лазает по шторам — бог свидетель, Патрику не нужен стресс после инцидента с флоббер-червем. И, Вайолет, если можешь, скажи Еве, что мы с Джуди в палате Бренсвика, если понадобимся; я не хочу, чтобы ей снова пришлось обходить весь этаж.

— Да, мэм, — ответили они в унисон, и Рори, судя по голосу, улыбнулась им.

— Хорошо! Тогда увидимся позже!

Дверь закрылась, и Северус с вежливо-бесстрастным выражением лица последовал за Рори к кровати Тернера, где мужчина выглядел потрясенным, но уже не столь охваченным паникой, как прежде.

— Мистер Тернер согласился позволить вам произнести оставшиеся заклинания, — весело сообщила ему целительница, а Спиннет сухо приподняла бровь, что могло бы показаться Северусу забавным, если бы он не начал с ней так плохо.

— Понятно, — ответил он, сохраняя нейтральный тон. — Что ж, мистер Тернер, я планировал наложить несколько заклинаний, которые гарантируют, что у вас не сохранится никаких остаточных эффектов от проклятия. Первое из них — выявит любую оставшуюся Темную магию, а также поможет восстановить вашу физическую форму. Заклинание звучит так: Magīa omnia revelat, a capite ad calcem…

Он потратил несколько минут на то, чтобы объяснить пациенту латынь, и, убедившись, что тот понял цель и структуру заклинаний, приступил к наложению чар, каждое из которых требовало нескольких повторений. Когда он закончил, пациент был полностью освобожден от проклятия и сидел в постели с удивленным видом.

— Я… я чувствую себя лучше, — удивленно сказал Тернер, и Северус медленно кивнул, испытывая легкое головокружение от усилий, затраченных на заклинания. Поппи была права; ему необходимо было поесть перед уходом. — Они... они сработали, не так ли?

— Да, — ответил Северус, снова собираясь с силами. — Насколько возможно излечить проклятие, ваш недуг был исцелен. У вас не должно остаться никаких симптомов.

Пациент долго смотрел на него, отвел взгляд и снова поднял глаза, прежний страх из них почти исчез.

— Спасибо вам. За то, что исцелили меня. И за... — он неуверенно замолчал, метнув взгляд на «Пророк» на прикроватной тумбочке, и Северус выпрямился, радуясь, что головокружение прошло.

— Нет нужды благодарить меня. Желаю вам скорейшего выздоровления, — сказал зельевар, стараясь, чтобы его голос не звучал слишком резко. Он хотел было выразить соболезнование по поводу погибшей семьи мужчины, но… нет. После того как ему с таким трудом удалось поговорить с Молли Уизли, он не хотел выставлять себя дураком в более публичной обстановке, к тому же он сомневался, что его слова смогут утешить этого человека.

Оставив разговор на этом, Северус развернулся на каблуках и направился к кровати следующего пациента в палате, пожилой женщине, на которую он раньше не обращал особого внимания. Он чувствовал на себе взгляды пациента и двух целителей, но старался игнорировать их, листая справочник в качестве предлога отложить применение новых заклинаний так скоро после того, как превысил свой предел.

После нескольких минут тихой суеты позади него, которую Северус объяснил тем, что два целителя перепроверяли состояние больного и заполняли карты, Рори подошла и остановилась рядом с ним, заглянув ему под руку, чтобы посмотреть в книгу.

— Есть какие-нибудь зацепки? — спросила она с грубоватой веселостью, и Северус покачал головой.

— Просто освежаю в памяти кое-какой материал. Сейчас начну с заклинаний обнаружения.

Он понимал, что случай, над которым он только что работал, был удачным, единичное проклятие с множеством доступных методов лечения, но работа с пожилой женщиной взволновала его больше, чем он ожидал. Похоже, на нее сыпалось проклятие за проклятием — жестокая практика, свидетелем которой ему уже доводилось быть у жертв наиболее садистских Пожирателей смерти, — и магия соединялась и видоизменялась, искажая ее организм так, что она не была полностью мертва, но зависела от постоянных зелий и чар, чтобы оставаться в живых. Северус с замиранием сердца перечитывал лечение, которое женщина проходила уже почти две недели; даже если бы ему удалось снять большую часть проклятий, она, скорее всего, останется калекой, прикованной к постели до конца жизни.

— Я могу удалить часть магии, а также предложить несколько вещей, которые продлили бы ее жизнь, но сомнительно, что она сможет восстановить что-то большее, чем сознание и часть прежних сил. У нее есть семья? — спросил он, глядя на Рори, и целитель мрачно кивнула.

— Они скрывались, но несколько дней назад ее дети приходили навестить ее. Они сами уже в возрасте, но ее сын сказал, что готов взять ее к себе, если она достаточно поправится, чтобы покинуть больницу. Как думаете, она сможет продержаться на попечении гражданских лиц?

— Думаю, да. Я сделаю все, что смогу, — ответил Северус и принялся за работу, пытаясь снять проклятия и ослабить как можно больше побочных эффектов. Некоторые из них вообще не имели контрзаклинаний, болезни были неизлечимы, и он записывал заметки и идеи по мере того, как сталкивался с ними, надеясь, что те помогут ей в будущем.

В конце концов, все прошло лучше, чем он надеялся, но женщина все равно будет нуждаться в постоянном уходе, а также в ряде зелий и мазей. Северус наложил заклинания на рану на ее ноге, из-за которой ей будет трудно ходить даже с посторонней помощью, когда рука у бедра пациентки дернулась — он инстинктивно отпрянул, но женщина взяла его за запястье мягкой, неуверенной хваткой, держась за него, словно за спасательный круг.

— Я слышала, — начала она едва слышным голосом, — как говорили, пока я спала. Они сказали, что Сам-Знаете-Кто мертв. Это правда? Его больше нет?

Северус чувствовал, как дрожит ее рука, всех ее сил едва хватало, чтобы удержаться, и он положил палочку на кровать, повернув свою руку так, чтобы в ответ взять ее ладонь.

— Это правда, мадам. Он мертв, — ответил он, и вес этих слов прокатился по комнате, а ее доброе старческое лицо приобрело удивительную свирепость, ее глаза пронзительно смотрели на него.

— Хорошо, — прошептала она, и ее глаза снова закрылись. На мгновение сердце Северуса тревожно застыло, но она просто спала, измученная от усилий, затраченных на разговор. Тайком вздохнув, он продолжил свою работу, пока не сделал все, что мог, и добавление новых заклинаний было бы просто пустой тратой энергии. К этому времени у него осталось совсем мало сил; закончив, он присел на несколько минут, чтобы восстановить силы, и Рори сунула ему в руку батончик мюсли.

— Вы выглядите измученным, — заметила она, и Северус моргнул, заставив руку подняться и машинально принялся жевать. — Почему бы вам не передохнуть немного, прежде чем мы отправимся в следующую палату?

Он кивнул, не вполне осознавая этого, и время как будто поплыло, пока, наконец, целительница Спиннет не возникла в дверях, вернувшись неизвестно откуда. Северуса обеспокоило то, что он не заметил ее ухода, но зельевар был рад видеть, что она принесла три чашки кофе, одну из которых протянула ему.

— Я забыла попросить, чтобы не добавляли ни сливок, ни сахара, — произнесла она натянуто, что, по его мнению, было самым лучшим вариантом извинения, которого он мог бы добиться.

— Я предпочитаю с ними, — ответил Северус, дуя на чашку, чтобы охладить напиток. — Моя жизнь и так достаточно черна.

Спиннет фыркнула, похоже, неожиданно для самой себя, а Северус поднял бровь, на его губах заиграл намек на улыбку. После кофе ему стало легче, и вскоре он уже стоял на ногах, чтобы последовать за Рори в палату тяжелых проклятий, предоставив Спиннет наблюдать за двумя пациентами. Когда он уходил, Тернер сидел, читая газету, и Северус обменялся с ним кивком, сомневаясь, что когда-нибудь увидит этого человека снова.

— Вы проделали отличную работу, профессор Снейп, — искренне сказала Рори, когда они вышли в коридор, и дверь за ними захлопнулась. — Мы уже почти потеряли надежду на их выздоровление. Нанятые нами целители проклятий были слишком заняты, чтобы тратить на них время, учитывая приток пациентов и столь низкие шансы.

— Пожалуйста, зовите меня Северус, — ответил он, небрежно махнув рукой. — И благодарю. Я рад, что смог помочь.

Палата №47 находилась чуть дальше по коридору, и Северус растерянно моргнул, переступив порог слишком большой комнаты, которая явно была расширена с помощью магии, чтобы вместить дюжину с лишним кроватей. Рори целеустремленно шагала сквозь организованный хаос, целители суетились вокруг с зельями и пергаментами, а Северус шел позади нее, не обращая внимания на двусмысленные взгляды, которые на него бросали.

— Профессор… эм, Северус, это Леон Беккер, консультант по исцелению проклятий, который приехал из Германии, чтобы помочь нам на этой неделе, — сказала ему Рори, когда они подошли к кровати, где волшебник сверялся с большим фолиантом, и Северус вежливо кивнул мужчине, которому на вид было около пятидесяти. — Леон, этот Северус Снейп, целитель проклятий и зельевар, который помогает нам с неизвестными случаями.

— Ах, приятно познакомиться, — поприветствовал Беккер, в его карих глазах не было враждебности, когда они с Северусом встретились взглядами. У него был ярко выраженный немецкий акцент, хотя и несложный для понимания. — Правильно ли я расслышал? Северус Снейп?

— Да, — отозвался Северус, несколько ошеломленный; он не думал, что волшебник за пределами Великобритании будет знать о нем, но, с другой стороны, последний год был весьма странным.

— Я работал с одним из ваших зелий как раз на этой неделе. Restaurāre Corpus — ваше, верно?

— Да. Это был мой проект для звания Мастера, — ответил Северус, не в силах полностью скрыть удивление в своем голосе, и лицо Беккера расплылось в широкой улыбке.

— Замечательная работа. Я использовал его здесь на некоторых пациентах с большим эффектом, и это дало мне столь необходимое время, чтобы помочь им. Ваш, ах, настой мандрагоры очень необычен. Я не был уверен, что он будет совместим, но всё получилось просто замечательно.

— Да, он опирается на выщелачивающие свойства крови саламандры, чтобы вытянуть восстанавливающую магию из плоти мандрагоры, а также сделать ее более мощной, — сказал Северус, чувствуя удовлетворение; он нечасто встречал людей, знакомых с его работами. Restaurare Corpus, благодаря которому он стал Мастером в двадцать шесть лет, было восстанавливающим зельем для жертв проклятий, предназначенным для борьбы с самыми мерзкими, сильными и коварными заклятиями, прежде чем они успеют закрепиться и искалечить или убить своего получателя. Это был сложный, тонкий напиток, который был чрезвычайно полезен — в том случае, если человек имел дело с худшим из худших. Как бы то ни было, это средство не привлекло особого внимания в сообществе целителей, учитывая, что подавляющее большинство случаев проклятия были легкими или умеренными, а большинство жертв тяжелых проклятий умирали задолго до того, как им удавалось получить лечение.

Тем не менее Северус гордился годами, которые он потратил на его разработку. Без Restaurāre Corpus Дамблдор умер бы в течение месяца, а Кэти Белл — в течение дня. Густое, золотистое зелье, возможно, и не было Феликсом Фелицисом, но он полагался на него гораздо больше, чем на удачу, и с тех пор, как впервые успешно сварил его, он хранил в Хогвартсе несколько доз на крайний случай. Неплохое наследие для мастера зелий, подумал он.

— Схема перемешивания очень нестандартна. Как вы до этого додумались? — спросил Беккер, и так начались следующие несколько часов осмотров, обсуждений и исцеления. Северус был рад работать с кем-то, способным понять его предложения, и не в последнюю очередь потому, что Беккер вызвался наложить большую часть заклинаний, и вскоре между ними завязалась непрерывная беседа, которую направлял каждый пациент, которого они осматривали. Многие исцелители проклятий специализировались на контрзаклятиях, оставляя зелья целителям, но Беккер хорошо разбирался и в том, и в другом, и Северус с удовольствием порекомендовал ему несколько зелий и рецептов, которые он попробовал подправить, а также они обсудили их различия в исследованиях и языковые особенности. Беккер неплохо знал латынь, но почти не владел греческим, в то время как Северус был знаком с большинством немецких заклинаний только по переводам, и различия в их действии вскоре стали регулярной темой, как для того, чтобы избежать повторений в рекомендациях, так и для того, чтобы охватить области, которые другой мог упустить.

Это была отнюдь не веселая задача. Несколько раз Северус обменивался взглядом с немецким волшебником, и они соглашались, что для пациента мало что можно сделать. В какой-то момент ведьма, которую Беккер лечил ранее, скончалась — повреждения ее внутренних органов были слишком серьезными, чтобы их можно было исцелить. Но чувствовалось, что пациенты рассчитывают на максимальную отдачу от них, и Северус не мог не ощущать удовлетворения, когда жертва проклятия уходила на своих ногах, освобождая кровать для следующего пациента — или, наконец, оставляя ее пустой, при отсутствии новых тяжелых случаев. Среди целителей чувствовалась бодрая целеустремленность, искренняя благодарность была заметна в глазах супругов, братьев и сестер, родителей и детей, наблюдавших за выздоровлением своих близких, и постепенно мрачная атмосфера стала казаться менее тяжелой.

Было уже около семи, когда Северус и Беккер отошли от последнего пациента, молодого человека, чья пятилетняя дочь настояла на том, чтобы оставаться с ним все это время, и дрожала, вцепившись в рукав отца. Северус опустился на стул, когда девочка, совершенно обессиленная, прыгнула в объятия своего выздоровевшего родителя, затем поднялся и попрощался с Беккером, который должен был остаться на ночь, чтобы помочь с новыми случаями, что могут возникнуть. Целитель проклятий, похоже, был заинтересован в поддержании переписки, пообещав, что напишет в ближайшие пару месяцев, и Северус согласился, хотя сейчас он слишком устал, чтобы испытывать нечто большее, чем легкий интерес.

Он был бы рад вернуться в Хогвартс и сразу лечь спать, но едва он покинул палату, как его поймала Спиннет.

— Мы поговорили о ваших исследованиях, — сказала она, отчего Северус по-совиному моргнул, а затем повела его по коридору в неизвестном направлении, говоря в своей резкой, не терпящей возражений манере. — Среди всех сотрудников на четвертом этаже никто никогда не слышал об этих убийственных проклятиях, ни в каком современном значении. Главный целитель хочет обсудить, не могли бы вы одолжить свои тексты больнице.

— Конечно, — устало ответил Северус. Он согласился бы на что угодно, лишь бы немного поспать. — Но мои исследования содержат лишь малую часть истинного объема текстов о Темных искусствах в Британии. Если вы хотите расширить свои знания о проклятиях средней и высокой степени тяжести, то вы могли бы обсудить с Министерством доступ к библиотекам недавно заключенных или исчезнувших чистокровных семей.

Это было сказано невзначай, скорее как полусформированная идея, чем как полностью осознанное предложение, но взгляд Спиннет, полный шока, а затем осмысление в широко раскрытых глазах, сказали ему, что он только что начисто уничтожил все шансы покинуть больницу Святого Мунго в ближайший час, а возможно, и ночь.

— Если мы собираемся обсудить это, мне понадобится нечто большее, чем кофеин, — сказал он целительнице, увидев, как та открыла рот с внезапной решимостью, и женщина тихо фыркнула.

— Что ж, это достаточно просто. За последнюю неделю мы выпили больше бодрящего зелья, чем за два месяца. Сколько вам нужно?

И действительно, менее чем через две минуты Северус в абсолютно бодром состоянии находился в комнате отдыха, наполненный поразительной энергией и целеустремленностью, что означало, что он рухнет, словно ослепленный дракон, где-то около девяти. Однако до этого момента он чувствовал себя бодрее, чем когда-либо за последние годы, и вскоре вступил в оживленную, страстную дискуссию об исследованиях и методах лечения проклятий.

— Одна из проблем лечения проклятий заключается в том, что сейчас крайне мало учебников по целительству опираются на первоисточники, — говорил он, составляя список лучших найденных им библиотек по Темной магии, многие из которых могли быть конфискованы Министерством на законных основаниях, теперь, когда их владельцы были заключены в тюрьму или мертвы, с такой скоростью, что его рука едва поспевала. — Многие проклятия канули в Лету, но если вам придется иметь дело со старым артефактом или кем-то, кто изучал исторические тексты, знание истории Темной магии может помочь остановить или обратить вспять проклятие там, где в противном случае жертва умрет. Многие из этих текстов ужасны, даже злы, — но они могут научить.

— Вот видите, я всегда говорила! — воскликнула Рори, каким-то образом восстановившая свою энергию без каких-либо зелий. — Вы не можете научиться исцелять, если не понимаете сути. Темные тексты не для всех, но как мы можем лечить проклятия, если не изучаем тот же материал, что и исцелители проклятий?

Это вызвало горячий спор между по меньшей мере полудюжиной целителей, и Северус позволил дебатам захлестнуть себя, думая, что было бы неплохо чувствовать себя таким живым и страстным в своей повседневной жизни. Даже люди, которые, как он видел, были крайне истощены, участвовали в беседе, находя в себе новые силы, и он не мог не задаться вопросом, каково это — сбросить собственную усталость, не прибегая к магической помощи. Ему нравилось думать, что он переживает о Защите и Зельях так же, как они переживают о Целительстве — но сможет ли он когда-нибудь получить их энергию? Он с трудом мог вспомнить то время, когда учеба поддерживала его сама по себе, когда он читал ночи напролет, даже не думая ни о сне, ни о какой-либо усталости.

Но, по крайней мере, на несколько часов он мог почти прикоснуться к воспоминаниям об интенсивном юношеском энтузиазме, и он использовал его, жил в нем, выжигал его в своей памяти, чтобы черпать его, когда впадет в ступор в каком-нибудь проекте, едва помня, почему он вообще его начал.

На несколько часов он снова почувствовал себя живым.

«Будьте вдохновителем: когда вы поощряете других, вы повышаете их самооценку, укрепляете их уверенность в себе, заставляете их работать усерднее, поднимаете им настроение и делаете их успешными в своих начинаниях. Ободрение идет прямо в сердце и всегда доступно. Будьте вдохновителем. Всегда.» ~ Рой Т. Беннетт

В понедельник вечером, спустя два с половиной дня после поражения Волан-де-Морта, Кингсли шагнул из богато украшенного камина в кабинет магловского премьер-министра.

Кингсли не был знаком с ним достаточно близко, поскольку прослужил в качестве его секретаря совсем недолго; в мае 1997 года пост премьер-министра занял новый человек⁽¹⁾, а вскоре после этого Орден ушел в подполье. Тем не менее они были отдаленно знакомы, и он заметил, как расширились глаза премьер-министра, пока смахивал пепел со своей мантии.

— Чтоб меня … Кингсли? Он не сказал, что теперь министр вы!

Премьер-министр бросил взгляд на портрет в углу комнаты, где человек в серебристом парике лениво почесывал нос. Кингсли невольно подумал, что человек на картине маслом имел удивительное сходство с Долорес Амбридж, чей приговор к пожизненному заключению в Азкабане он наблюдал ранее в этот же день, но он отогнал эту мысль, и снова посмотрел на министра, стоявшего за своим столом.

— Когда вы заняли этот пост? У вас для меня новые ужасные новости о войне? Министерство магии не выходило со мной на связь уже целую вечность, — торопливо проговорил премьер-министр, явно взволнованный. — За исключением очень грубого письма, в котором говорилось, что они больше не считают нужным информировать меня о событиях… но я полагаю, это не вы его посылали?

— Нет, не я. Мои извинения, — ответил Кингсли, склонив голову. — Я всего два дня на посту министра. Должно быть, это письмо было отправлено администрацией лорда Волан-де-Морта.

Этот премьер-министр соображал быстрее, чем его предшественник, и Кингсли заметил, как резко сузились его карие глаза.

— Его администрация? Вы хотите сказать, что вернули себе Министерство? Война окончена?

— По состоянию на второе мая, да, лорд Волан-де-Морт был побежден, а его оставшиеся последователи либо заключены в тюрьму, либо находятся в бегах. Угроза для маглов и магического мира в целом почти полностью миновала, — ответил Кингсли, и премьер-министр оперся на руки, поставив ладони на стол.

— Боже всемогущий. Не могу передать, какое облегчение я испытываю, услышав это, — сказал он, вдруг словно постарев, и медленно сел, жестом указав на один из стульев перед своим столом. — Расскажите мне, как это случилось. Прошедший год был настолько ужасным, насколько это вообще возможно… разрази этого человека, бросившего свой пост в разгар войны. Я всего год в этом кабинете, а уже поседел. Ваша война волшебников перевернула всю страну!

— Конечно, — устало согласился Кингсли и, сделав паузу, чтобы собраться с мыслями, поведал премьер-министру об основных событиях минувшего года, включая финальную битву за Хогвартс, попутно отвечая на вопросы и делая краткие отступления.

— Если бы я услышал это от кого-то другого, то ни за что бы не поверил, — наконец ответил премьер-министр, когда рассказ подошел к концу. — Но я хорошо вас знаю. Тот человек, что был до вас, умер? Скримджер?

— Да, его убили вскоре после того, как вы заняли свой пост, когда пало министерство, — ответил Кингсли, и премьер-министр серьезно кивнул.

— Я удивился, когда перестал получать от него весточки. Это был нелегкий год: наблюдать за тем, как разваливается общество, и не знать, что, черт возьми, происходит в мире волшебников. Что дальше? Я могу помочь вам что-нибудь прояснить?

На самом деле вопросов было довольно много, и Кингсли зачитывал список, в то время как премьер-министр делал пометки, пока, наконец, они не просмотрели каждое дело об убийстве маглов, которое было совершено с помощью магии, каждое стихийное бедствие и разрушение конструкций, которое было результатом действий либо Пожирателей смерти, либо их армий дементоров, великанов и других тёмных существ, и также добрую дюжину других вещей, которые премьер-министру было важно знать, даже если он ничего не мог сделать для их решения.

— Не могу сказать, что это хороший список, но я рад, что он у меня есть, — сказал премьер-министр, когда они закончили, перечитывая свой блокнот, в котором все записал. — Что насчет правоохранительных органов? Есть кто-нибудь, кого Волан-де-Морт или его Министерство ложно обвинили?

— Вообще-то, да. Я был бы очень признателен, если бы вы отменили ордер на арест Северуса Снейпа, — ответил Кингсли, благодарный за возможность поговорить с маглом, который действительно хотел быть вовлеченным в ситуацию, и стоическое выражение лица премьер-министра померкло, а глаза его комично расширились.

— У… убийцы? Едва я занял этот пост, как появился Скримджер и сказал мне, что Снейп убил величайшего волшебника, Даммерсона или что-то в этом роде… он сказал, что из-за смерти Даммерсона война может быть проиграна!

— Я полагаю, вы имеете в виду Дамблдора, — вежливо поправил Кингсли, и премьер-министр быстро кивнул, виновато махнув рукой.

— Да, да… Дамблдор. Что случилось с Дамблдором? Снейп не убивал его?

— Ну, Северус Снейп действительно убил Дамблдора, но это было одно из его действий в качестве шпиона в рядах Пожирателей смерти, которое он предпринял по приказу самого Дамблдора. По окончании войны он был полностью оправдан.

— Он был шпионом? — министр вытаращился на Кингсли. — Ну, вот это как раз то, что должен был сообщить мне Скримджер! Если бы до этого дошло дело и нам удалось бы найти этого человека, вердикт был бы один: он убийца со смертоносным оружием, и любой офицер, увидевший, как он к чему-то тянется, должен был стрелять на поражение!

— Он был очень глубоко под прикрытием. Какое-то время даже я и остальные члены Ордена Феникса считали его настоящим Пожирателем смерти. Тем не менее, я видел неопровержимые доказательства того, что это не так, и я прилагаю все усилия, чтобы исправить ошибку Министерства, — ответил Кингсли, втайне сомневаясь, что у Северуса возникли бы проблемы с бегством от магловских властей, и премьер-министр издал протяжный стон, откинувшись на спинку своего кресла.

— С вами, волшебниками, никогда не бывает скучно, да? Ладно, ладно, я отправлю сообщение, что Снейп был агентом Ее Величества, и прикажу отменить действие ордера. Но, знаете, учитывая этот разговор и тот, который я имел с моим предшественником перед тем, как он сбежал с корабля, я начинаю сомневаться в том, что ваше Министерство умеет работать с преступниками. Ведь тот массовый убийца Сериос Блейк тоже был невиновен...

— Сириус Блэк, — подсказал Кингсли, и премьер-министр громко вздохнул.

— Блэк, Блейк, какая разница, не так ли? Этот человек был невиновен, а мы разыскивали его несколько месяцев! Расходы и ресурсы, выделенные только на это дело, были просто немыслимы! Разве у вас, волшебников, нет… способа узнать наверняка, совершил кто-то преступление или нет?

— На самом деле, да, есть несколько таких способов. Однако в течение некоторого времени Министерство было весьма коррумпированным, и сложные расследования редко доводились до конца. Уверяю вас, исправление нашей системы правосудия будет одной из моих первых задач, — ответил Кингсли, и премьер-министр снова вздохнул, качая головой.

— Тогда я желаю вам удачи. Но предупреждаю вас, это далеко не так просто, как вы думаете.

— Я не жду, что это будет легко, но я рассчитываю, что это будет сделано, — твердо произнес Кингсли. Премьер-министр поднял глаза, чтобы взглянуть на него, а затем слегка улыбнулся.

— Раньше и я так думал, когда был моложе. Знаете, я понял, что нет ничего труднее, чем убедить людей принять то, что для них лучше. Если вам удастся все, что вы задумали, я буду впечатлен. Я с трудом смог добиться хоть чего-то из того, ради чего я занял этот кабинет. Но будьте осторожны. Мне мало известно о том, как волшебники решают вопросы безопасности, но знаю, что любой, кто пытается угрожать статусу-кво, становится настоящей мишенью. Вы мне всегда нравились, Кингсли… я бы не хотел, чтобы с вами что-то случилось, или чтобы ваш волшебный мир снова охватила война.

— Я стараюсь быть максимально осторожным, но я ценю ваши слова, — произнес Кингсли, возвращая улыбку. — К счастью, с помощью Северуса Снейпа и нескольких сдавшихся Пожирателей нам удалось заключить в тюрьму всех известных Пожирателей смерти, а также многих низших приверженцев Волан-де-Морта. Сейчас я считаю себя в большей безопасности, чем когда-либо.

— Хорошо! Надеюсь, вы охраняете их лучше, чем раньше? — спросил премьер-министр, и Кингсли кивнул.

— Дементоры были изгнаны из Азкабана, а команды авроров и боевых магов охраняют его круглосуточно. Мы готовим группу охранников, что должны заменить их, проводя тщательную проверку биографических данных.

— Рад это слышать. Передайте этому Снейпу, чтобы он тоже был осторожен, если окажется в немагическом мире; если к нему подойдут полицейские, лучше всего будет поднять руки и сдаться. Я всех проинформирую, но достаточно одного нервного офицера, который забудет, что действие ордера прекращено, и у нас возникнут проблемы. А с меня хватит проблем в этом году.

— Мне бы хотелось так думать, — ответил Кингсли с оттенком иронии в голосе, и в этот раз премьер-министр смерил его серьезным взглядом.

— Не хочу вас тревожить, Кингсли, но я собирался сказать об этом министру магии уже почти год… вот только ваш предшественник вообще не реагировал ни на одну из моих просьб поговорить.

— Такова политика лорда Волан-де-Морта. Мои извинения, этого больше не повторится, — отозвался Кингсли, но мужчина отмахнулся.

— Я не виню тебя, парень! Важно то, что люди заметили некоторые вещи в этом году. Погода, убийства, бесчисленные необъяснимые явления — и я беспокоюсь не о любителях теории заговора, они всегда были. Что меня тревожит, так это десятки исследовательских работ, что попали ко мне на стол в этом году, присланные университетами и различными организациями, которые были сбиты с толку их результатами. Метеорологи и климатологи засыпают меня электронными письмами и сообщениями о погоде, подчеркивая, что они не могут объяснить туманы или ураганы никакими известными им причинами. Наводнения на Пасху унесли жизни более ста человек, но мы до сих пор не можем понять, почему полоса дождя почти на неделю задержалась над Мидлендсом! Инженерные и строительные фирмы призывают к массовому отзыву десятков материалов, убежденные, что общественная безопасность находится под угрозой из-за обрушения Брокдейлского моста и других актов магического терроризма. Мне писали орнитологи — орнитологи! — писали мне, что что-то серьезно не так с популяцией сов, у которых в прошлом году резко сократилось количество наблюдаемых перелетов, а два дня назад резко возросло. Всевозможные специалисты и исследователи в течение этого года пребывали в полном недоумении, и, говорю вам, Кингсли, это еще не конец.

Премьер-министр теперь неотрывно смотрел на бывшего аврора, и, хлопнув ладонью по столу, жестом указал на зашторенное окно.

— Война может и закончилась, но дело в том, что записи остались. Люди будут изучать этот год десятилетиями, пытаясь понять, что же произошло. И что они будут делать, когда не смогут этого объяснить?

На мгновение в воздухе повисла тишина, а затем премьер-министр нервно рассмеялся.

— Потому что мы, маглы, может, и не сможем доказать существование магии, но мы знаем, что в мире что-то пошло не так. Что-то повлияло на данные, вызвало катастрофы… а научное сообщество — это не кучка религиозных психов. Они решат выяснить что произошло, то, что они не могут объяснить. Мне было довольно трудно подавлять слухи в моем собственном кабинете, не говоря уже о среде самых светлых умов современности. Только на этой неделе со мной связались две дюжины стран, обеспокоенных своими результатами наблюдений с воздуха, спутниковой съемки или… ну, этот список можно продолжать бесконечно! Весь мир заметил, что в Соединенном Королевстве что-то не так.

Несколько минут они сидели молча, и Кингсли устало подумал, что сейчас у него действительно нет на это ни времени, ни сил. Премьер-министр был прав, они оба это знали. Но как он мог что-то сделать с магловскими исследованиями, когда Министерство магии еле-еле держится на плаву?

— Я говорю это не для того, чтобы напугать вас, по крайней мере, не сейчас. На исследования и финансирование могут уйти годы, так что у вас есть некоторое время на восстановление, прежде чем начнут появляться какие-либо веские доказательства. Но... — премьер-министр заколебался, его взгляд стал серьезным и мрачным, когда он встретился глазами с Кингсли, и между ними промелькнуло понимание огромной тяжести их позиций. — Пройдет десять, двадцать, пятьдесят лет... и я не уверен, что магия будет таким же секретом, каким она является сейчас.

— Боюсь, вы правы, — сказал наконец Кингсли, — но я думаю, что эту проблему можно отложить на потом. Спасибо, что проинформировали меня.

С этими словами он встал и пожелал премьер-министру спокойной ночи, вернулся к камину и исчез в вихре зеленого пламени.

Он понимал, что это было не самой оптимистичной нотой для завершения встречи.

Неделя по-прежнему оставалась чрезвычайно насыщенной, и к утру вторника предупреждение премьер-министра для Северуса совершенно вылетело из его головы. Кингсли направлялся к конторе авроров, погруженный в мысли о том, что еще предстоит сделать, о расследованиях и судебных процессах, которые необходимо завершить, и только потом его мысли случайно переключились на Северуса, и он подумал, что ему могут понадобиться показания этого человека.

Это неизбежно привело его к размышлениям о событиях, которые он видел в Омуте памяти Дамблдора, и вскоре Кингсли хмурился, проходя мимо ведьм и волшебников, слишком увлеченных пергаментами и срочными поручениями, чтобы вообще заметить присутствие министра.

Воспоминания Северуса потрясли его. Кингсли полагал, что правильно оценил этого человека, когда впервые вступил в Орден в тысяча девятьсот девяностом году, думал, что все понял о язвительном шпионе, который на каждом собрании хмурился или насмехался, но после смерти Дамблдора оказалось, что он сильно ошибался… и вот теперь ему снова доказали, что он неправ.

В том, что Северус действительно был на стороне Ордена с тех пор, как попросил Дамблдора спасти Поттеров, Кингсли теперь не сомневался, но увиденные воспоминания только еще больше озадачили его. В конце концов, они были очень... личными... и, несмотря на то, что он сказал Гарри, Кингсли чувствовал, что смотреть их было неправильно.

Как же ему теперь вести себя с Северусом? Должен ли он притвориться, что ничего не знает, сделать вид, что Гарри лишь поверхностно проинформировал его о воспоминаниях? Он, несомненно, не ожидал, что этот человек обрадуется, узнав, что он видел его самые сокровенные моменты, но как он мог оправдать его, не увидев воочию доказательства его преданности?

Кингсли питал надежду, что этот вопрос просто никогда не всплывет, что Северус никогда не спросит о точных причинах своего помилования. Он определенно не собирался упоминать об этом… и, возможно, Северус и сам не хотел этого знать. Кингсли оставалось только надеяться на это.

Прибыв в офис мракоборцев, он обговорил несколько неотложных вопросов с Клермонтом, который являлся старшим аврором и имел полномочия, уступающие лишь исполняющему обязанности Главы отдела. За последние несколько дней Кингсли не слишком впечатлило общение с Главой; в результате он стал больше обращаться к Клермонту, уверенный, что тот позаботится обо всем, несмотря на нерасторопность своего начальника.

Как оказалось, Клермонт был убежден, что показания Северуса не понадобятся в связи с внедрением новых процедур проверки памяти на судебных процессах. Кингсли согласился, планируя оставить этот вопрос на потом, поскольку у него было бесконечное количество дел и ограниченное время для их выполнения.

Но, к его ужасу, Клермонт с готовностью ухватился за эту тему, без всякого чувства срочности начав расспрашивать про… Директора? Профессора? Кингсли еще не был уверен, кто возглавит Хогвартс — Минерва или Северус; он надеялся узнать об этом в ближайшие несколько недель, когда совет директоров одобрит соответствующее заявление… но он отвлекся. Все ли в порядке со Снейпом? Спал ли тот хоть немного? Поел ли тот нормально хоть пару раз? Старший аврор казался весьма заинтересованным, что не слишком удивило Кингсли. Келвин всегда был участливым руководителем, и его забота распространялась на всех, кто работал под его началом, пусть даже временно.

— Ну, я не могу сказать, что уверен, — ответил Кингсли, чувствуя себя неловко в качестве нового министра магии при разговоре с человеком, который совсем недавно был одним из его начальников. — Однако я планирую завтра заглянуть в Хогвартс. Я мог бы разузнать о нем для вас.

— А, в этом нет необходимости, — пренебрежительно сказал Клермонт. — Ничего такого официального. Но когда я его видел, он выглядел так, будто работает на износ. Может, замолвите за меня словечко перед Флитвиком, попросите его присмотреть за Снейпом, убедиться, что он достаточно ест и все такое? Это то, что вы могли бы сделать как новый супер-министр.

— С удовольствием, — ответил Кингсли, и Клермонт кивнул, поблагодарив его со своей обычной грубоватой веселостью. Однако, прежде чем мужчина успел откланяться, Кингсли невольно поинтересовался: — Как вам работалось с ним? Я надеялся, что они с Филиусом окажутся полезными, но мне так и не удалось узнать, как все прошло.

— Все прошло неплохо. Он мне понравился, — ответил Клермонт и громко расхохотался, увидев выражение удивления, которое Кингсли не смог скрыть. — Я не сомневаюсь в его преданности, если вы об этом спрашиваете.

— О… нет, — сказал Кингсли, чувствуя себя весьма неловко. Он еще не успел понять, какие последствия влечет за собой должность министра магии; каждый раз, когда он пытался задать вежливый вопрос о ком-то или о чем-то, люди думали, что он просит завуалированный отчет. — У меня просто не было возможности увидеть, как Северус открыто работает на Орден. Мне было любопытно узнать ваше мнение.

— Хм, — промычал Клермонт, на мгновение задумавшись. — Ну, Снейп так же приятен, как язва желудка, но у него хорошая голова. Он отлично справляется с проклятиями и зельями; Клио была в восторге от его работы в лазарете, приставала ко мне с просьбой нанять его в качестве консультанта. Я мог бы, наверное… хотя не уверен, что это придется по вкусу Снейпу. Он определенно не из тех, кто идет навстречу. Я заметил, что он немного сбавлял обороты, когда я был с ним дружелюбен, но вот с моими ребятами, которые встретили его в штыки… Не лучший способ достучаться до него. Когда ему хочется, он становится прямо-таки глумливым ублюдком.

Кингсли кивнул на это; он легко мог представить, как Северус схлестнулся бы со многими из знакомых ему авроров.

— Я считаю, он держался довольно неплохо, учитывая все обстоятельства, но я бы не сказал, что он особо подходит для боя. Слишком взвинченный. Он начал нервничать к тому времени, как я отправил его и Флитвика в запас, — продолжил Клермонт, задумчиво потирая заросший щетиной подбородок. — Я иногда вижу это у парней, которые слишком часто участвовали в дуэлях — и если их начинает трясти, значит они скоро сорвутся. Я не хотел, чтобы с ним что-то случилось, поэтому перевел его в резерв.

— Понятно, — ответил Кингсли, не зная, чего он ожидал, но совершенно уверенный, что это было не то. — В лазарет, говорите?

— О, да. Я поместил его на подмогу по зельям, но он бегал туда-сюда, чтобы помочь с проклятиями в импровизированном госпитале. И, судя по всему, он чертовски хороший целитель проклятий.

— Да, я видел подтверждение этому, — сказал Кингсли, с легким подташниванием вспоминая иссохшую руку Дамблдора. Увидев, что он задумался, Клермонт окинул министра серьезным взглядом, что было довольно нехарактерно для этого смелого, энергичного человека.

— Я знаю, что мое мнение уже мало что значит для вас — и это нормально, вы не обязаны отрицать этого, — добавил он, подняв руку, когда Кингсли начал протестовать. — Я знаю, что вы продвинулись в этом мире намного выше, чем я когда-либо смогу. Но, если уж на то пошло, мне нравится Снейп. Я считаю его надежным, опытным, умным человеком. И вот что я вам скажу: он намного храбрее большинства мужчин и женщин, с которыми мне приходилось работать. Я не могу сказать этого о большинстве людей, но он из тех, кого я хотел бы иметь у себя за спиной в самой гуще событий.

Похвала, исходящая от такого опытного аврора, как Клермонт, показалась Кингсли очень высокой, и он застыл в немом потрясении.

— Ну, что ж, мне пора идти, если вы не против. Передайте Флитвику, что я был бы рад, если бы в этом году он снова пришел и обучил новобранцев некоторым своим трюкам… и, может, привел Снейпа, если сможет его притащить. Я так и не похвалил его за то, что он ударил этого ублюдка Лестрейнджа по его чертовски заслуживающей того морде… но, может быть, вы сможете сделать это за меня, а? О! И еще, — добавил он, остановившись в дверном проеме кабинета Главного аврора, — передайте Снейпу благодарность за спасение моей жизни, хорошо?

С этими словами он закрыл за собой дверь, а Кингсли еще долго стоял на месте, пока достаточно не пришел в себя. После этого он отправился на следующую встречу, оставив Клермонта отчитываться перед начальником, но слова этого человека не давали ему покоя еще несколько часов.

Несколько фраз особенно выделялись на фоне остальных. Среди них, конечно, была похвала Клермонта храбрости Северуса, но была и другая, более тонкая мысль, которая могла бы пройти мимо него, если бы он уже ее не обдумывал. Северус, как сказал Клермонт, сбавлял обороты, когда тот был с ним дружелюбен — это Кингсли заметил еще в день после Битвы.

Он тогда понятия не имел, как вести себя с этим человеком после того, как год считал его убийцей, поэтому решил вести себя предельно вежливо, с надеждой, что этого будет достаточно. И Северус на это отреагировал. Вместо того чтобы играть роль того невыносимо язвительного человека, которого Кингсли помнил по собраниям Ордена, профессор был почти обескураживающе вежлив в ответ. Кингсли понимал, что Северус, должно быть, тоже ломал голову над тем, как с ним взаимодействовать, но все же это напомнило ему об их коротких обменах репликами на площади Гриммо, когда он впервые заметил эту черту.

Когда Кингсли только вступил в Орден Феникса, он был чужаком, но приложил немало усилий, чтобы стать частью маленького сообщества. Он посещал обеды и торжества, вел частую переписку и делал все возможное, чтобы хотя бы поверхностно познакомиться со всеми взрослыми его членами. Именно эта цель побудила его быть радушным с Северусом, чего мало кто делал; Римус в целом доброжелательно относился к профессору, но не было секретом, что Северус презирал его в ответ, да и вообще он не казался по-настоящему близким ни с кем из членов Ордена. Дамблдор, несомненно, проявлял дружелюбие к этому человеку, но он появлялся так редко, что Кингсли не мог точно сказать, как шпион реагировал в ответ.

С большей частью Ордена Северус был резок и замкнут, но он редко бывал откровенно груб. Только когда Кингсли побывал на первом полном собрании, на котором присутствовал Сириус Блэк, он увидел совершенно новую грань личности шпиона.

Сириус ненавидел Северуса — и это чувство было шокирующе взаимным. Почти каждый раз, когда Кингсли видел, как эти двое общаются, все заканчивалось напряжением, если не открытым конфликтом. Иногда Северус тонко провоцировал Сириуса на ссору, а иногда Сириус открыто оскорблял Северуса и, таким образом, начинал распрю заново, но редко имело значение, как она началась; в конце каждой встречи Северус сверкал глазами с другого конца стола, а Сириус ясно давал всем понять, что не доверяет шпиону настолько, что готов его вышвырнуть вон.

Кингсли тем летом провел немало времени в ожидании того, когда эта метафора станет буквальной, и не он один. Все присутствующие были в напряжении всякий раз, когда эти двое снова начинали, ожидая, казалось бы, неизбежной дуэли. По словам Артура Уизли, она едва не состоялась на Рождество — Кингсли почти жалел, что не присутствовал при этом, хотя бы из нездорового любопытства. Это само по себе стало концом каждого собрания; Северус спорил с Сириусом до тех пор, пока все за столом не начинали нервничать, а затем профессор стремительно вылетал из комнаты, неизменно с язвительным комментарием на прощание. Мерлин упаси, если кто-то потом имел глупость отчитать Сириуса за участие в ссоре, спровоцировав тем самым еще одну двадцатиминутную перепалку. Кингсли заметил, что никто никогда не был достаточно смел, чтобы призвать Северуса к ответу за перебранки, хотя Кингсли не мог сказать, было ли это больше из почтения к Дамблдору или из-за неприступного характера шпиона.

В любом случае Кингсли быстро усвоил ценный урок: если он хотел получить от Северуса хотя бы малейшую помощь, которая не сопровождалась бы оскорблениями, принижениями и вообще отторжения со стороны профессора, ему лучше не злить его. Этот человек мог затаивать обиду, как верблюд воду.

Поэтому он всегда был вежлив с Северусом. В то время это казалось разумной мерой предосторожности — не сжигать мосты, если в этом нет необходимости. Ни один достойный аврор не был бы настолько глуп, чтобы нажить врага в лице своего информатора, и Кингсли нравилось думать, что он гораздо более прагматичен, чем большинство его коллег в таких вопросах. Северус играл важную роль в Ордене, прикрывая их спины с другой стороны, и Кингсли относился к нему с уважением, которого требовало это положение. В то время все казалось простым.

Но только во вторник вечером после окончания войны, размышляя о том, в какое время ему бы заглянуть в Хогвартс на следующий день, министр понял, что это был действительно хороший выбор.

Потому что, как и у монеты, у тщеславности Северуса была обратная сторона, которая тем больше открывалась Кингсли, чем дольше он находился рядом со шпионом. С любого, кто был груб или пренебрежителен по отношению к нему, Северус был готов заживо снять кожу. Тем не менее, когда его просил сделать что-то Дамблдор, неважно, насколько это было сложно или опасно, это было выполнено. Минерва принимала участие лишь в нескольких заседаниях, но всегда обращалась к Северусу с важными поручениями и прислушивалась к его мнению. А Хагрид и вовсе не терпел, чтобы кто-то плохо отзывался о шпионе, который, по его горячим словам, был смелым и надежным.

Для тех, кто презирал его, Северус был угрозой, явной и безоговорочной. Но для тех, кто поддерживал его, кто его защищал, кто относился к нему с уважением, Северус был надежным, отзывчивым и непоколебимо преданным.

И хотя Кингсли презирал политиканствующих волшебников, которые пытались добиться расположения профессора, он не мог отрицать, что ему не помешало бы относиться к Северусу с уважением и сердечностью, которые тот, похоже, так высоко ценил.

И вот, утром он отправился в Хогвартс, полный решимости найти в этом человеке все самое лучшее. Люди, как он уяснил, склонны соответствовать тому, что от них ожидают, и поэтому он изо всех сил постарался показать Северусу, что ожидает от него доверия, трудолюбия и помощи. И это сработало... в основном. Он очень надеялся, что его не вызовут в больницу Святого Мунго, чтобы сообщить, что шпион устроил дуэль с целителем. Или с пациентом. Или... лучше не думать об этом.

Вернувшись в Атриум после того, как Северус был доставлен в больницу, Кингсли направился к стене каминных решеток, чтобы дождаться прибытия Гарри, подавляя печальную улыбку при мысли о том, что профессор может устроить мордобой с целителем. Северус, конечно, не был склонен к физической конфронтации, но после такой недели Кингсли не стал бы возлагать на него большие надежды. Оставалось надеяться, что рука профессора останется целой и невредимой.

— Здравствуйте, Кингсли, — раздался голос Гарри через несколько решеток от него, и министр повернулся, улыбнувшись, когда молодой человек пробрался к нему сквозь толпу. — Простите, я опоздал.

— Вовсе нет. Это я прибыл рано, — ответил Кингсли и легким прикосновением к плечу направил Гарри к лифту. Они уже привлекали к себе повышенное внимание, но Кингсли просто смотрел прямо перед собой, и вскоре они уже были в лифте, спускавшемся на девятый этаж. Лестница, ведущая на десятый, была смещена из соображений безопасности, и Кингсли кивнул двум охранникам, стоявшим в начале длинного, вытянутого коридора, который был надежно защищен от магического вмешательства.

— Как у вас дела последние несколько дней? — спросил Кингсли, когда они двинулись по коридору, и Гарри энергично кивнул, оглядываясь по сторонам.

— Намного лучше, чем раньше. Я все еще не могу полностью поверить во все это, но... все было хорошо. На этой неделе мы мало чем занимались, только сидели без дела, но я не думаю, что кто-то был готов на большее.

— Вы заслужили отдых, — любезно ответил Кингсли. — Вы все.

— Спасибо. Кажется, мы тоже так думаем, — рассмеялся Гарри, и этот звук разнесся по каменному залу. Он отозвался эхом, затем стих, и Кингсли обнаружил, что молодой человек смотрит на него. Гарри вырос за последний год; теперь он был почти ростом с министра, хотя и не таким высоким, как Рон или Артур Уизли.

— В Министерстве все в порядке? Мистер Уизли и Перси говорят, что было очень много работы, — сказал Гарри, и Кингсли кивнул.

— На самом деле дела идут лучше, чем я ожидал. Нам повезло выследить больше сторонников Волан-де-Морта, чем я смел надеяться. Тем не менее, скорее всего, пройдет несколько недель, прежде чем доверенные сотрудники Министерства смогут перестать работать сверхурочно. Передай Артуру мои наилучшие пожелания, хорошо?

— Обязательно. Я думаю, он все равно счастлив. Мы расстроены из-за многих вещей, но победа в войне заставляет чувствовать, что все это... стоило того, в конце концов.

— С твоих плеч свалился невероятный груз, не так ли? — мягко заметил Кингсли, и Гарри зевнул, похоже, в знак согласия. — Ты уже думал о том, чем бы хотел заняться дальше?

Молодой человек нахмурился, и министр быстро добавил:

— Конечно, я не хочу торопить тебя. Ты вполне заслужил немного свободного времени. Но если есть какие-то идеи, я буду рад поддержать тебя, когда ты будешь готов рассмотреть вопрос о карьере.

— Думаю, я хочу быть аврором, — заявил Гарри, и зеленые глаза взглянули на мужчину с легкой нервозностью. — Как вы думаете... как вы думаете, у меня получится?

— Я определенно вижу такую возможность, — честно ответил Кингсли, и Гарри просиял.

— Просто… это трудно объяснить, но я хочу помочь в том, чтобы никто, подобный Волан-де-Морту, никогда больше не пришел к власти. Быть аврором — единственная профессия, к которой я когда-либо чувствовал тягу. Защищать людей от темных волшебников кажется... достойным. Думаю, мне бы понравилось этим заниматься.

— Это трудная работа, но я всегда находил ее полезной, — согласился Кингсли, и Гарри усмехнулся. — Если защита невинных людей — это то, чем ты хочешь заниматься, то не так много способов сделать это более прямым путем, чем стать аврором. Политика, законодательство и благотворительность — все это хорошие способы делать то же самое, но они могут показаться более косвенными, и каждый из них требует совершенно разных навыков.

— Думаю, с меня хватит политики, — честно сказал Гарри, и Кингсли усмехнулся, понимая его чувства. — Я буду рад оставить эту тему вам, если вы не против.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не обращаться к тебе, — пообещал Кингсли искренне; молодого человека использовали более чем достаточно раз за его короткую жизнь.

— Ну, я не против помогать вам. Скримджер был другим, — ответил Гарри, когда они начали спускаться по лестнице, ведущей в совет, а также в зал суда. Сегодня днём проходило несколько судебных заседаний, но ни одно из них не было настолько важным, чтобы Кингсли присутствовал на нем… не правда ли, странная мысль. — Мне не очень-то по душе становиться талисманом Министерства.

— Тебе и не нужно было, — согласился Кингсли, и несколько мгновений они шли молча, их шаги глухим эхом отдавались по камню.

— Значит, я здесь только для того, чтобы дать информацию совету? — поинтересовался Гарри, спускаясь вслед за министром по тесной лестнице.

— В основном. Я считаю, что твое мнение поможет ускорить развитие событий, а также убедиться, что мы принимаем правильные решения.

— Вы хотите знать мое мнение о чем-то конкретном? — спросил Гарри с любопытством, и Кингсли оглянулся, чтобы посмотреть на него, его темные глаза весело блеснули.

— Относительно одной вещи. Не думаю, что тебе потребуется много времени, чтобы принять решение, — ответил он, ободряюще подмигнув Гарри, и юноша усмехнулся.

— Как скажете.

Вскоре они достигли зала совета, который располагался в начале похожего на школьное подземелье коридора, и Кингсли вошел туда первым, придержав дверь для Гарри.

— Министр! И… будь я проклят. Гарри Поттер, — произнес пожилой волшебник явно уважительным тоном. — Для меня большая честь познакомиться с вами. Я Фил Викен, а это Совет Министров. Чем мы обязаны вашему присутствию?

— Э… — Гарри посмотрел на Кингсли, который, подавив улыбку, слегка кашлянул.

— Гарри присоединился к нам сегодня, чтобы высказать свое мнение, когда мы будем определять почести, которых заслуживают те, кто сражался против лорда Волан-де-Морта. Поскольку он принимал непосредственное участие в Битве, я считаю, что его мнение будет ценным.

По комнате пронесся согласный ропот, ведьмы и волшебники кивнули Гарри в знак уважения.

— Мы, конечно, уже обсудили тех, кто заслужил посмертную награду за свою храбрость и самопожертвование, — продолжил Кингсли в основном для Гарри. — Римус Люпин, Нимфадора Тонкс и Фред Уизли награждены орденом Мерлина первой степени, а пятьдесят падших получили награду второй степени.

Гарри выпрямился при этих словах, выглядя потрясенным и изумленным, а Кингсли почувствовал смесь печали и радости. Было нелегко убедить совет наградить почестями Римуса; он стал бы первым оборотнем, когда-либо получавшим орден Мерлина первой степени, но Кингсли отказался уступать в этом вопросе, зная, что этот человек полностью заслуживает этого. Министерству давно уже пора было избавиться от своих предрассудков, и каждая маленькая победа была шагом вперед.

— Сегодня мы обсудим награды для тех, кто пережил войну. Я полагаю, вы получили мой список кандидатов на вторую степень?

Фил и пожилая ведьма Цимбидиум кивнули в знак подтверждения, а Линдси подняла лист пергамента, который лежал перед ней на столе.

— Да, действительно. Мы согласны одобрить их все, — заявила она, и Кингсли кивнул в знак благодарности. Множество людей попали в этот список, включая Невилла Долгопупса, Молли Уизли и Филиуса Флитвика. — Мы уже немного поговорили по поводу наград первой степени, но пока не пришли к единому мнению.

— Каковы ваши идеи, министр? — спросила Цимбидиум, и Кингсли вздохнул.

— Я считаю, что ордена Мерлина первой степени заслуживают: Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, Минерва Макгонагалл и… — он немного поколебался, но решение уже было принято, и он не собирался от него отказываться. — …с вашего позволения, Северус Снейп.

Совет зашевелился в своих креслах, несколько человек вздрогнули, а Кингсли повернулся к Гарри, который, напротив, ничуть не выглядел удивленным.

— Я хотел бы посоветоваться с тобой об этом, Гарри, — заявил Кингсли, и молодой человек моргнул.

— О Снейпе? Э-э… о профессоре Снейпе?

— Да, — ответил Кингсли, и, заметив, что Гарри выглядит немного смущенным, уточнил. — Ты лучше других понимаешь вклад Северуса, и мне важно твое мнение о нем. Как ты думаешь, он заслуживает награды первой степени?

— Ну, да, конечно, — ответил Гарри, и члены совета снова зашевелились, на этот раз от шока, вызванного легкостью ответа юноши. Молодой человек, похоже, заметил, что некоторые участники выглядят ошеломленными, и продолжил, прежде чем кто-то из них успел прокомментировать его слова. — Я имею в виду, он почти получил один орден за поимку Сириуса, а это было гораздо менее впечатляюще, чем шпионаж во время войны. Без него мы бы точно проиграли, — добавил он, и все слегка напряглись: вероятность проигрыша в войне все еще была мучительно свежа в их мыслях.

— Вы… э-э, вы считаете, что действия Снейпа являются воплощением выдающегося мужества? — спросил Фил, явно настроенный по меньшей мере скептически, но Гарри твердо кивнул.

— Он, как минимум, столь же отважен, как и я, даже Дамблдор считал его храбрым. Он почти прямо заявил, что профессор Снейп был бы гриффиндорцем, если бы его распределяли сейчас.

У нескольких человек отвисли челюсти, и Кингсли с трудом сдержал улыбку, вспомнив, как сам был потрясен этим заявлением.

— Кроме того, — продолжил молодой человек, — я думаю, он оценит орден Мерлина гораздо больше, чем я. Не то чтобы я его не хотел, — быстро добавил он, пытаясь загладить обиду, промелькнувшую в глазах присутствующих. — Просто в моей жизни было много знаков признания. А вот у профессора Снейпа — нет, так что я думаю, он оценит это сильнее.

— Согласен, — сказал Кингсли, склонив голову в сторону Гарри. — Я думаю, что Северус заслуживает награды за свои деяния, и считаю, что ее присуждение пойдет ему на пользу.

— А вы уверены, что это хорошая идея? — озабоченно спросила Цимбидиум, поджав губы. — В глазах общественности?

— Я думаю, что те, кто считает, что Северус не заслуживает награды, сказали бы иначе, если бы воочию увидели, как много он сделал для войны, — мягко ответил Кингсли, и она, выглядя несколько убежденной, кивнула. — На этой ноте, готовы ли мы провести окончательное голосование по поводу получателей наград первой степени?

Несколько человек обменялись взглядами, но все кивнули.

— Я голосую за все пять предложенных кандидатур, — выступила Линдси, и полдюжины «как и я» поддержали ее, большая часть совета выглядела весьма уверенно.

— Должна признаться, я немного сомневаюсь, — сказала Цимбидиум, нарушив общую тенденцию, и сидящий рядом с ней Фил кивнул. — Вы привели веские доводы, но мне трудно игнорировать информацию, которую я слышала ранее. Я голосую за Поттера, Уизли, Грейнджер и Макгонагалл, но не уверена насчет Снейпа.

— Аналогично, — согласился Фил, выпрямляясь в кресле. — Я никогда не встречался с этим человеком, но то немногое, что я слышал о его характере, не произвело на меня впечатления. Я, конечно, доверяю вашему суждению, министр, но я скептически отношусь к тому, чтобы голосовать, опираясь только на информацию из вторых рук.

— Я все понимаю, — ответил Кингсли, склонив голову. — Если позволите, я мог бы предложить решение.

На лицах обоих промелькнуло удивление, но ни один из них не стал оспаривать предложение, поэтому Кингсли продолжил.

— Северус сейчас находится в больнице Святого Мунго, оказывает помощь в лечении наиболее серьезных жертв проклятий. Может быть, увидев его поведение воочию, вы почувствуете себя увереннее в своем выборе?

Он понимал, что это авантюра: если Северус не покажет себя полезным или внимательным, то два оставшихся члена совета проголосуют против награды, что приведет к ее понижению до второй степени — достойной, но далеко не столь солидной почести. Однако, если Северус проявит себя с лучшей стороны, Кингсли будет точно уверен, что этот человек заслуживает этого вознаграждения.

Но это был хороший компромисс — как для их затянувшихся сомнений, так и для его собственных.

— Звучит разумно, Цимби, — прокомментировала Линдси, и ведьма кивнула соглашаясь.

— Думаю, это поможет мне принять решение, министр, — сказала Цимбидиум, и Фил после секундного колебания согласился. — Можем ли мы пойти вместе с вами в Святой Мунго сегодня вечером?

— Это было бы неплохо. Полагаю, Северус будет там допоздна, — ответил Кингсли, и вопрос был улажен.

Прежде чем покинуть комнату, пришлось обсудить еще несколько вопросов, но время пролетело быстро, и вскоре Кингсли уже провожал Гарри обратно к каминным решеткам, а юноша недоуменно улыбался.

— Вы действительно попросили меня проделать весь этот путь только для того, чтобы поручиться за профессора Снейпа? — спросил Гарри, и Кингсли склонил голову набок, приподняв брови.

— Разве это не выглядит веской причиной?

— Нет, нет, все в порядке. Просто… вы действительно думали, что он им настолько не нравится?

— Я предпочел подстраховаться твоим мнением, — признался Кингсли, и молодой человек усмехнулся.

— Хотел бы я увидеть, как он получит орден. Знаете, как он обрадовался, когда Фадж предложил ему такой? Я едва мог узнать его.

— Значит, ты уверен, что он произведет хорошее впечатление? — не то, чтобы это удивило бы Кингсли, но он не мог сказать, что полностью в этом уверен.

— Я уверен, вы ему его дадите, — ответил Гарри, и министр моргнул, взглянув на юношу. — Я имел в виду то, что сказал. По-моему, Снейп не получил достаточного признания за все, что он сделал. Думаю, он оценит.

Они задумчиво двинулись по длинному коридору к лифтам, пока Гарри снова не заговорил, его голос звучал непривычно громко в наступившей тишине.

— Мне кажется, что у него было так уж много шансов стать счастливым, у Снейпа. Он мне не очень нравится, но я считаю, что он заслуживает этого… повода для гордости и все такое.

Это показалось Кингсли довольно зрелым; он заметил, как Гарри пожал плечами, рассеянно теребя палочку в кармане.

— Я думаю, мы все заслуживаем этого, — произнес молодой человек, застенчиво приглаживая волосы над своим шрамом, и Кингсли улыбнулся, ободряюще положив руку на плечо Гарри.

— Так и есть.

Он убедился, что Гарри благополучно вернулся к Уизли, и продолжил свой суматошный день. Вечер казался удивительно далеким, но часы не могли идти вечно, и в конце концов настало условленное время для встречи с двумя членами совета. Фил и Цимбидиум ждали в конце Атриума, все еще одетые в свои мрачные черные мантии, и он аппарировал вместе с ними в больницу Святого Мунго, жаждая поскорее закончить этот день и одновременно с тревогой ожидая, чем он закончится.

Коридоры немного опустели, в рядах кресел стало меньше пациентов, и Кингсли воспринял это как потенциально положительный знак. Во всяком случае, четвертый этаж был все еще цел, а это должно было что-то да значить.

Когда они завернули за угол к отделению проклятий, Кингсли с удивлением увидел, что у одной двери собралась небольшая толпа, несколько целителей в зеленой форме просовывали головы в дверной проем рядом с табличкой, гласившей: «Комната отдыха — только уполномоченный персонал». Почувствовав, что в этом может быть замешан Северус, он, вежливо извинившись, пробрался вперед; Цимбидиум и Фил последовали за ним, когда он нырнул в комнату.

Действительно, Северус стоял склонившись над прямоугольным столом в центре комнаты, что-то рисуя на большом листе пергамента и оживленно беседуя с небольшой группой целителей, собравшихся вокруг.

— …также действует на умеренные порчи, но, поскольку большинство из них имеют соответствующие контрпроклятия, обычно в этом нет необходимости. Однако в случае неизвестного проклятия это может быть полезным резервным вариантом, — объяснял Северус, быстро начертив неровную линию между двумя разделами пергамента; тот был испещрен перекрещивающимися стрелками и торопливыми кругами, о значении которых Кингсли мог только гадать. — Я бы порекомендовал Пять Антипроклятий Новой Англии, так как они охватывают несколько областей, которые обычно не охватывают британские контрпроклятия, но они недостаточно эффективны, чтобы служить в качестве передового лечения.

— А не лучше ли их использовать вместе с экстренной и вспомогательной секциями? — спросил пожилой целитель, постукивая пальцем по сильно исписанному разделу пергамента.

— Да, пожалуй, но я бы добавил еще раздел высшей категории, поскольку он лучше охватывает большинство серьезных проклятий и может уловить некоторые вещи, которые не зацепила Пятерка, и которые начнут разрастаться, если их забросить, — ответил Северус, нацарапав крошечную заметку в пустом углу бумаги. — Так вот, я бы изменил основной раздел, включив в него несколько условных контрзаклятий, если ни одно заклинание из этой группы не окажется действенным, но их эффекты довольно необычны, и было бы лучше не использовать их часто как нечто само собой разумеющееся…

Кингсли никогда, ни разу за все годы, проведенные в Ордене, не слышал, чтобы Северус вел хотя бы полушутливую беседу, не говоря уже о том, чтобы говорить с таким уровнем воодушевления и искренности. Он стоял, ошеломленный, в то время как профессор продолжал свою восторженную лекцию о различных проклятиях и способах противодействия им, и мужчине потребовалось смущающе много времени, чтобы понять, что он никогда раньше не слышал, как Северус учит. Он, конечно, знал, что этот человек более чем компетентен в своей области, но то, с какой страстью он доносит информацию до слушателей, совершенно его сразило.

Возможно... Что ж, возможно, Дамблдор был не так предвзят, как думал Кингсли, когда нанимал Северуса много лет назад.

— Министр? — Цимбидиум пригнулась к нему, понизив голос.

— Да? — пробормотал Кингсли, осознав, что на него обращены взгляды всех присутствующих в комнате. То, что он и два члена совета оставались незамеченными так долго, было лишним свидетельством увлекательного характера лекции Северуса.

— Я бы тоже хотела проголосовать за Снейпа, — тихо сказала она, и Фил, встретившись с министром взглядом, кивнул в знак согласия.

— Спасибо за ваш выбор, — формально ответил Кингсли, хотя его желудок внезапно охватил нервный трепет. Каким-то образом обеспечение Северуса орденом Мерлина казалось более значительным событием, чем его помилование: впервые он использовал свой авторитет министра для активного влияния на людей, с которыми неделю назад не имел права даже заговорить. Это было... нервно, знать, что теперь он обладает такой большой властью.

Но это мало касалось самого Северуса, поэтому Кингсли глубоко вздохнул и прошел сквозь толпу, которая расступилась перед ним, когда он подошел к столу. Он едва сделал несколько шагов, как взгляд Северуса метнулся вверх, чтобы встретиться с его глазами, несмотря на то, что все это время он был прикован к пергаменту.

— Министр, — поприветствовал шпион во внезапно наступившей тишине. Даже при ярком больничном свете его глаза казались угольно-черными, темнее, чем у самого Кингсли, и гораздо более глубокими.

Вблизи Северус выглядел иначе, менее уставшим, чем в субботу. Темные мешки под его глазами несколько побледнели, а волосы выглядели менее сальными и грязными, чем обычно… хотя это, пожалуй, мало о чем говорило. Кингсли редко встречал кого-то, кто выглядел бы настолько постоянно измотанным и переутомленным, как Северус Снейп, с его бледной кожей и гигиеной, которую можно было бы назвать весьма посредственной. Десятки, а может быть, и сотни людей, несомненно, окинув взглядом мужчину, отмахнулись бы от него без лишних слов... но они были бы неправы. Худощавый, немногословный профессор оказался одним из самых опасных и компетентных людей, которых министр встречал в своей жизни.

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — нейтрально спросил Северус, и Кингсли понял, что уже некоторое время стоит в молчании, похоже, довольно зловещем.

— О, да. Я думал поинтересоваться, как идут дела, но, похоже, вы со всем хорошо разобрались, — ответил Кингсли, стараясь придать себе уверенный, целеустремленный вид, подобающий Министру Магии. Он еще не привык стоять среди толпы, даже небольшой, и очень внимательно следил за каждым своим движением и выражением лица, понимая, что свидетелями происходящего являются добрая дюжина целителей.

Северус поднял темную бровь в своей обычной манере (жест, который Кингсли до сих пор не смог понять, оскорбительный он или просто вопросительный), и сказал:

— Осмелюсь предположить, что да.

Кингсли медленно кивнул, а затем прочистил горло — с Северусом было очень трудно вести беседу, он редко отвечал больше, чем нужно.

— Вам повезло с пациентами?

Теперь, когда все девять членов совета согласились присудить награду, ему казалось, что он тянет время, но он искренне хотел это знать, потому что представлял, как трудно будет вернуться к этой теме после того, как он поделится хорошими новостями.

— Да, немного. Я смог полностью отменить опасное для жизни проклятие у одного пациента, а также помочь в лечении ряда других, — ответил Северус, его черные глаза были непроницаемы, и невысокая, коренастая целительница шагнула вперед, привлекая внимание всех присутствующих.

— Он скромничает, — твердо сказала она. — Он здорово помог, министр. Я узнала о целых подгруппах проклятий, о которых до сегодняшнего дня даже не слышала. Я почти мечтаю снова стать студенткой, чтобы вернуться в Хогвартс и посвятить целый год обучению у него.

К большому удивлению Кингсли, Северус покраснел при этих словах, его острые скулы окрасились в розовый цвет.

— Он предоставил всевозможные предложения о том, как мы могли бы улучшить наши программы — я полагаю, что мы побеспокоим вас несколькими из них еще до конца недели, министр.

— Я с нетерпением жду этого, — отозвался Кингсли, и он говорил искренне, его глаза с любопытством вновь обратились к профессору. — Я бы с удовольствием послушал обо всем, что вы подготовили, но, возможно, позже. Как бы то ни было, я пришел сюда только для того, чтобы мельком все проверить и поздравить вас, Северус.

Шпион напрягся в начале этой фразы, как будто внезапно испугавшись, но к тому времени, как Кингсли закончил, напряжение покинуло его, и худые плечи снова опустились.

— Поздравить меня, министр?

В его голосе чувствовалась легкая резкость, как будто он ждал какого-то подвоха.

— С вашим орденом Мерлина первой степени, — ответил Кингсли, произнеся это громко, чтобы все услышали.

В комнате все словно замерло. Глаза Северуса расширились, он уставился на Кингсли, будто не был уверен, что правильно расслышал, нерешительно приоткрыл рот… и тут раздался шквал аплодисментов, заглушивший все, что могло бы сорваться с губ профессора.

— Поздравляю! — воскликнула та же целительница, что поддержала Северуса, и несколько раз крепко похлопала ошеломленного профессора по плечу, а по комнате разносились возгласы удивления и овации. Северус собрался с силами, отходя от шока, и толпа затихла, когда он начал говорить.

— Я… для меня большая честь принять его, министр. Большое спасибо, — произнес он, и снова раздались аплодисменты, когда он шагнул вперед, чтобы пожать Кингсли руку. Со своей стороны, Кингсли был удивлен почти так же, как и целители; он не был уверен, какой будет реакция Северуса, но ошеломленное, почти недоверчивое принятие было совсем не тем, чего он ожидал.

Северус выпустил его руку, отступая назад, и Кингсли с удивлением увидел, что он улыбается. Улыбка появлялась постепенно, сначала слабая и неуверенная, но затем становилась все более широкой и лучезарной по мере того, как профессор обретал уверенность в реальности ситуации. Открытая, искренняя улыбка была не похожа ни на что, что он когда-либо видел на лице Северуса… и он не мог не улыбнуться в ответ, потрясенный тем, что впервые видел этого человека счастливым.

— Можно вас на пару слов? — спросил он, когда аплодисменты начали утихать, и Северус быстро кивнул — быстрее, чем, как подозревал Кингсли, он бы сделал это раньше. Министр жестом указал в сторону коридора, и целители, слушавшие у двери, быстро просочились внутрь или отошли в сторону, не желая вмешиваться в их разговор.

Когда они остались одни, и дверь комнаты отдыха закрылась за ними, Кингсли воспользовался моментом, чтобы собраться с мыслями, не желая снова вылавливать профессора на этой неделе.

— Пока не забыл, есть несколько вещей, которые я хотел бы вам сказать. Во-первых, действие магловского ордера на ваш арест прекращено. Однако, если вы находитесь в мире маглов, будьте осторожны с магловскими полицейскими. Если вы столкнетесь с одним из них, лучше пойти с ним и позволить нам разобраться во всем по официальным каналам, — сказал он, и Северус моргнул, выглядя несколько обескураженным. — Во-вторых, пожалуйста, будьте осторожны, путешествуя за пределами Хогвартса. Я бы хотел сказать, что уверен в том, что мы заключили в тюрьму всех основных сторонников лорда Волан-де-Морта, но я бы не стал на это ставить.

Он заметил, что Северус не вздрогнул от этого имени, хотя шпион определенно тоже не чувствовал себя комфортно.

— Это все, что вы хотели мне сказать, министр? — спросил Северус, его тон снова стал непроницаемо нейтральным, и Кингсли сделал паузу.

— Ну, пока вы здесь, есть несколько вещей, о которых я мог бы поговорить. Позвольте еще раз поздравить вас с орденом Мерлина, но не как министр, а как друг. Я считаю, что вы его более чем заслужили, и я надеюсь, что это принесет вам некоторое чувство гордости.

Трудно было сказать наверняка, но ему показалось, что Северус посмотрел на него несколько недоверчиво, сначала удивленно приподняв, а затем сдвинув брови.

— Позвольте мне также сказать, что у вас есть замечательная способность помогать другим, и я надеюсь увидеть, как вы будете использовать ее в будущем. Неважно, из заботы о своей репутации или нет, — добавил он, и губы Северуса на мгновение дернулись. — У вас необычайно много талантов, Северус, и я думаю, что все, кто работал с вами сегодня, убедились в этом. Когда завтра о вашем ордене Мерлина станет известно, люди начнут обращаться к вам за помощью и советом. Пожалуйста, используйте это правильно.

Северус, казалось, замешкался, прежде чем ответить:

— Спасибо. Я так и сделаю.

— Вы проделали хорошую работу, — искренне сказал ему Кингсли, и профессор кивнул, движение это было немного неуверенным. — Не только здесь. Волшебный мир — да и весь мир в целом — многим вам обязан. Я надеюсь, что вы найдете время, чтобы отдохнуть и позаботиться не только о других, но и о себе.

Профессор снова кивнул, и Кингсли подумал, что, возможно, он слегка перестарался. Северус, похоже, немного растерялся, и министр кашлянул, пытаясь найти способ закончить разговор.

— Было приятно поговорить с вами. Мне пора возвращаться, спокойной ночи, Северус.

— Спокойной ночи, министр. — Потом еще раз: — Спасибо. — Черные глаза изучали его, напряженно, но вроде чуть менее настороженно, чем раньше.

Кингсли забрал двух членов совета из комнаты отдыха, где они весело беседовали за чашечкой кофе, а затем снова прошел мимо Северуса на выходе.

— Удачи, Северус, — произнес он, решив, что было бы неправильно ничего не сказать, а профессор следил, как он движется обратно по коридору, его взгляд ощутимо чувствовался на спине Кингсли.

— Удачи, министр.

Кингсли свернул за угол, но озадаченное выражение лица Северуса еще долго висело перед его глазами даже после того, как тот исчез из поля зрения.

---

1) Летом 1996 года (когда начинается действие шестой книги) в реальности пост премьер-министра Великобритании занимал консерватор Джон Мэйджор и 2 мая 1997 его сменил лейборист Тони Блэр. Таким образом, магловский премьер Джон Мэйджор захватил по срокам правления почти полностью сроки правления двух министров магии, Корнелиуса Фаджа и Руфуса Скримджера.

Вернуться к тексту

«Настоящий друг — это тот, кто приходит, когда тебя покидает весь остальной мир». ~ Уолтер Винчелл

Утром в четверг, за несколько часов до встречи с Аркадией, Северус ступил на длинную, обрамленную живой изгородью дорожку, ведущую к поместью Малфоев.

Со дня поражения Темного Лорда прошло меньше недели, но казалось, что прошел уже целый месяц. Каждый день был насыщенным, длинным и напряженным, поэтому он был совершенно измотан. В течение всего последнего года ему не удавалось нормально выспаться, и теперь это давало о себе знать; зельевар был уверен, что, если ему когда-нибудь удастся спокойно проспать всю ночь, то он получит поистине невероятное наслаждение.

Минерва предложила ему отгул с середины утра и до позднего вечера, чтобы он смог попасть на прием, и он ухватился за эту возможность развеяться. Не то чтобы визит в поместье обещал быть расслабляющим. Но его всю неделю беспокоили мысли о Малфоях; Северус сомневался, что дела у них обстоят намного лучше, чем у него, если не хуже.

Впрочем, это только усиливало его решимость проведать их, и вот он тащится вверх по тропинке со своей треклятой ногой. Эта чертова хреновина ныла весь день настойчивой, глубоко въевшейся болью, которую не снимали даже привычные мази. Надо будет что-то с этим делать, как только все немного уляжется.

Утром они с Филиусом занимались ремонтом замка, восстанавливая стены и пол, что были повреждены в Битве. Несколько участков внешней стены полностью обрушились, а подъем и укладка тяжелого песчаника было одновременно и магически затратным, и весьма скучным делом. Часто им с профессором заклинаний приходилось присаживаться для передышки, в ожидании, пока восстановятся их магические резервы, и теперь он ощущал последствия этого. Каждая часть его тела чувствовала себя усталой и разбитой, и в первую очередь нога.

Однако, подойдя к входной двери поместья, зельевар выпрямился и размял колени, чтобы его усталость не была так заметна. Затем он поднял тяжелый железный молоток и опустил его, слушая, как звук магическим эхом разнесся по всему дому.

Поместье было огромным для жилища всего трех человек, и его не удивило, что несколько минут прошло без ответа, пока утреннее солнце жарко грело его черные одежды.

Наконец, дверь открыла Нарцисса, одетая в повседневное платье глубокого пурпурного цвета, которое для большинства званых вечеров сошло бы за парадное. Северус посмотрел ей за спину в поисках Драко или Люциуса, но тех нигде не было видно, она вышла встречать его одна.

— О! Северус, как хорошо, что ты пришел, — произнесла она и, прежде чем он успел ответить, шагнула вперед, заключая зельевара в крепкие объятия. Он несколько неловко обнял женщину в ответ, непривычный к появлению столь частых объятий в своей жизни, и с некоторым дискомфортом почувствовал, как в ребра уперся ее корсет, костяная конструкция которого надежно скрывалась под платьем. Зельевар знал, что это всего лишь предмет гардероба, но ему показалось, что он каким-то образом вторгается в ее личное пространство; он поспешил отстраниться, похлопав ее по плечу, чтобы скрыть грубость этого движения.

— Как твои дела? Все хорошо? — спросила Нарцисса, когда они отошли друг от друга, и Северус кивнул, скорее из-за ее беспокойства, чем потому, что это было правдой. — Я следила за новостями. Я… я не знаю, как отблагодарить тебя за все, что ты для нас сделал.

— Я сделал то, что должен был. Я дал клятву, — ответил он, и голубые глаза Нарциссы наполнились слезами. К его облегчению, она достала носовой платок, и, вместо того чтобы заплакать в него, вытерла слезы, прежде чем они успели пролиться. Затем, спрятав кусок ткани обратно в карман, она робко улыбнулась зельевару, взяла его руку и прижала ее к своей груди.

— Ты единственный человек, который мог бы дать этот Обет. Я знала это с того момента, как попросила тебя об этом. Я каждый день благодарю судьбу за то, что ты сдружился с Люциусом, правда. Сомневаюсь, что кто-то из нас выжил бы без тебя.

— Я… — ему хотелось успокоить ее, но правда заключалась в том, что, скорее всего, она была права. Сама Нарцисса могла выжить, но Драко, несомненно, погиб бы, к тому же зельевару пришлось приложить все усилия, чтобы убедить Темного Лорда простить Люциусу его ошибки... — Думаю, вы смогли бы обойтись и без меня.

— Ты просто глупец, если веришь в это, — укорила она и, взяв его за руку, повела в гостиную. — Еще слишком рано для чая, но для тебя я могу сделать исключение. Ты уже ел?

— После завтрака — нет, — честно ответил он; мужчина привык к тому, что в доме Малфоев настаивают на чае, поэтому давно выработал привычку не есть перед визитом к ним.

— Это займет несколько минут, но я что-нибудь приготовлю. Чего бы ты хотел?

— О… нет, пожалуйста, не беспокойся, — быстро сказал он. За всеми переживаниями последнего года он забыл, что Малфои потеряли своего единственного домового эльфа — и, конечно же, человеческие слуги, которые заменили его, покинули поместье после прибытия Темного Лорда.

— Это не проблема, — упрямо ответила Нарцисса, и он понял, что проиграет этот спор. Она была аристократкой, но также она была матриархом, и гостеприимство было тем, к чему она всегда относилась очень серьезно. Должно быть, после ухода слуг она сама занималась необходимыми домашними делами, хотя Северус редко посещал усадьбу в бытность директором и мог только предполагать.

— По крайней мере, позволь мне тебе помочь. Я бы не хотел, чтобы ты мне прислуживала, — ответил он столь же твердо.

Поскольку ни он, ни Нарцисса не собирались отступать, это привело к тому, что зельевар присоединился к ней на впечатляющей кухне поместья. Он не хотел признаваться в этом вслух, но на самом деле ему очень нравились те немногие случаи, когда ему приходилось что-то готовить здесь. В частности, у Малфоев был невероятный выбор чаев и чайников, и он с особой тщательностью подобрал лучшие из них ради такого случая, подогрел чайник и заварил черный чай.

— Какой же ты джентльмен. Разве не я хозяйка этого дома? — раздраженно спросила Нарцисса, когда он поставил чайный сервиз на серебряный поднос, подняв его одновременно с тем как она взяла свой поднос с изысканными бутербродами.

— Если ты сможешь убедить меня, что заваривание чая не имеет ничего общего с приготовлением зелий, я готов извиниться, — ответил он, и женщина с трудом сдержала улыбку; ее платье шелестело, пока она поднималась с подносом по широкой парадной лестнице.

— Я все думала, сможешь ли ты навестить нас на этой неделе. В Хогвартсе, наверное, очень много работы, — проговорила она, когда они уселись в креслах, наливая чай сначала ему, а затем себе.

— Было очень напряженно, — признал Северус, с некоторым неудовольствием принимая ложку для сахара. Он не любил класть столовые приборы в свои напитки, но из вежливости подавил свое отвращение, положив привычное количество сахара и сделав несколько быстрых движений в чашке, прежде чем добавить небольшую порцию сливок. — Сегодня первый день, когда у меня достаточно времени, и то только потому, что несколько дней назад я сказал Минерве, что сегодня у меня назначена встреча.

— А это правда? — поинтересовалась Нарцисса с непосредственностью, которую она мало кому демонстрировала.

— Да.

Он поднял бровь, слегка высмеивая предположение, но Нарцисса, похоже, что-то обдумывала, взгляд ее голубых глаз застыл в одной точке.

— Это не значит, что я не нашел бы время, чтобы посетить вас. Я просто рассчитывал эффективно использовать свой день, — сказал он, и женщина медленно кивнула, выглядя успокоенной. — Но да, я должен быть в Косом переулке к двум часам.

— Я не знала, что ты забронировал магазин, — заметила она, и зельевар едва заметно фыркнул.

— Это вряд ли.

— А что тогда? — теперь она смотрела на него с явным любопытством, скромно потягивая чай.

На мгновение Северус замешкался. Всю свою дружбу с Малфоями он провел, притворяясь приверженцем чистоты крови, но теперь этот секрет был раскрыт. Он был не настолько глуп, чтобы думать, что отказ от этого маскарада не вызовет напряженности, но и продолжать его он не намеревался. Если он собирался продолжать дружбу с Люциусом и Нарциссой, то это должно сопровождаться признанием того, что он не верит в то, что они говорят о маглах и маглорожденных, и более того, провел большую часть своей взрослой жизни, борясь за свержение волшебников, пропагандировавших эти взгляды.

— У меня назначена встреча с ведьмой, практикующей магловские техники исцеления разума, — ответил он, решив, что это достаточно приемлемая формулировка, и глаза Нарциссы предсказуемо расширились.

— Магловские техники? Но наверняка целители…

— Всю свою карьеру я провел в удобной близости от целительницы, и она не смогла мне помочь, — произнес Северус слегка прохладно, пресекая ее доводы. — В течение пятнадцати минут после встречи со мной эта ведьма прекрасно описала особенности поведения, которые беспокоили меня с детства, и все это можно отнести к психическому расстройству, которое изучали маглы. Через минуту после того, как я описал физическое недомогание, случившееся со мной тем утром, она смогла объяснить, что произошло, и подсказать, как справляться с этим в будущем, в то время как Поппи не замечала никаких проявлений. Это самое обнадеживающее направление, которое у меня есть, и я собираюсь продолжить это.

Выражение лица Нарциссы сменилось с недоверия и тревоги на озабоченное, ее взгляд скользнул по его лицу, изучая каждую деталь.

— Но что случилось? Ты раньше не упоминал о каком-либо недуге, — ответила она, в ее голосе звучало беспокойство.

— Я не знал, что он у меня есть. А сейчас я бы удивился, если б узнал, что его нет, — ответил Северус, вспоминая перечисленные Аркадией симптомы.

— Как ее зовут? — спросила Нарцисса, и глаза Северуса потемнели, сверкнув безмолвным предупреждением. — Северус, ты же знаешь, что я спрашиваю не поэтому. Я просто хочу знать. Возможно, я слышала о ней.

— Аркадия Мэйберри, — неохотно произнес зельевар, и она моргнула. — Ты знаешь ее?

— Нет, не думаю, — заметила она, задумчиво делая глоток чая. — Я слышала об одной Мэйберри в школе, бывшей ученице, но не думаю, что когда-либо сталкивалась с именем Аркадии. Может быть, они из одной семьи?

— Не могу сказать, — ответил Северус, рассеянно вертя чашку. — Я не так давно ее знаю.

Он видел, как Нарцисса колеблется продолжать ли этот разговор или нет, но в конце концов она выбрала безопасный путь и сменила тему.

— Хогвартс, как я понимаю, находится в довольно печальном состоянии?

— Мы потратили большую часть этой недели на пополнение запасов и начали некоторые из самых неотложных ремонтных работ. Имеется огромное количество магических и физических повреждений. Я же в основном занимался заготовкой зелий для больничного крыла, но по мере необходимости берусь и за другие задания.

— В "Пророке" сказано, что ты вчера был в больнице Святого Мунго, — осторожно сказала Нарцисса, и Северус склонил голову. Он видел эти статьи сегодня утром: на первой полосе говорилось лишь о том, что он получил орден Мерлина первой степени, но дальше была еще одна статья, в которой упоминалось, что награду ему публично вручил министр в больнице. Технически это было неправдой — сами медали он и Минерва получили всего несколько часов назад, в двух тщательно запечатанных совиных посылках вместе с поздравительным письмом от Кингсли. Учитывая нынешнее состояние Министерства, он не воспринял безличную доставку как оскорбление.

Он не знал, куда положить медаль, заслуживающую почетного места, поэтому сунул ее в карман, чтобы обдумать этот вопрос позже. Несмотря на то, что та была магически невесомой, ему казалось, что он чувствует, как она прижимается к его боку, источая сквозь мантию гордость и мощь, словно раскаленный уголь.

— Я помогал им разобраться с наплывом жертв проклятий, — ответил он, и его череп болезненно запульсировал при воспоминании о поздней ночи и последовавшем за ней беспокойном сне. — Уверяю тебя, я не получал никаких травм.

Нарцисса заметно расслабилась и с улыбкой подняла свою чашку.

— Я рада. Я волновалась за тебя.

— Пока я был там, мы обсуждали кое-что, что может вас заинтересовать, — непринужденно ответил Северус, и выражение лица женщины на мгновение застыло, а затем смягчилось, превратившись в приятную маску.

— О?

— Ничего ужасного, — пообещал он, зная, что любая новость на этой неделе заставит ее насторожиться. — Целители с трудом справляются с внезапным распространением неясных или тяжелых проклятий, использовавшихся во время войны, и я обнаружил некоторые серьезные недостатки в их образовании по этому вопросу. Я предложил им использовать тексты, недавно изъятые Министерством, а также рекомендовал обратиться к оставшимся чистокровным семьям, чтобы позаимствовать их коллекции.

Брови Нарциссы взлетели вверх, женщина явно поняла, к чему он клонит.

— Если бы вы... скажем, связались с больницей до того, как та сама сделает это, услышав из неизвестного источника о возможности сделать благое дело, это может весьма положительно отразиться на вас.

По привычке зельевар озвучил свою мысль как случайное предложение, но они оба прекрасно понимали, что это не так.

— Понятно, — сказала Нарцисса, выпрямляя спину и принимая элегантную позу. Северус ждал ответа, но она молчала, слегка поджав губы.

— Они могли бы извлечь большую пользу из вашей библиотеки, и это выглядело бы жестом доброй воли в глазах Министерства, — подчеркнул он, видя, что женщина колеблется, и Нарцисса вздохнула.

— Ты никогда не подводил нас, Северус. Я знаю это. Но я не решаюсь принимать решение без Люциуса. А он... необщителен последнюю неделю.

Она отвела взгляд в сторону, и Северус почувствовал, как стягивается узелок страха, возникший в груди этим утром.

— Необщителен?

— Он не хочет меня видеть, — посетовала она и посмотрела вниз, на свои сложенные на коленях руки, а светлые волосы уныло упали на ее лицо. — Он прогоняет меня, когда я пытаюсь поговорить с ним, а с Драко он общается лишь мельком, чтобы убедиться, что в доме порядок. Мне удается следить за всем, но он до сих пор не вышел из кабинета, и я начинаю беспокоиться. Может, сейчас и не время для празднований, но сидеть взаперти... Это не похоже на него.

— Тебе удалось удостовериться в его здоровье? — спросил Северус, и в его голосе прозвучала нотка срочности.

— По голосу он такой же, как и в последний год, но я его не видела, — ее голубые глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с ним взглядом, и Северус вспомнил как два года назад она сидела напротив него в ветхой гостиной его дома. — Не мог бы ты проверить его, Северус? Он не сможет отговориться от тебя так же, как от нас. Драко пытался выманить его, но ему не хватает уверенности… он не ровня Люциусу, не в столь юном возрасте. Но ты сможешь поговорить с ним, я знаю, что сможешь. Он никогда не мог долго обходиться без тебя.

На это была причина, сухо подумал Северус. В частности, он не разделял опасений Нарциссы и Драко по поводу провокаций своего старого друга.

— С удовольствием. Я тоже беспокоился о нем, — ответил он, мысленно представив, как за лодыжку вытаскивает Люциуса из кабинета. — Тем не менее, ты так и не сказала, как ты справляешься со всем этим.

— Я осталась такой же, какой была, — вздохнула Нарцисса, опершись подбородком на костяшки пальцев. — Если говорить откровенно, я испытываю огромное облегчение от того, как все сложилось. Министерство не стало мстить, и наш дом стал намного безопаснее из-за отсутствия Темного Лорда. Это все, на что я смела надеяться. Я беспокоюсь за Люциуса, за него и за Драко. Они много страдали последние несколько лет, и эта свобода их подкосила.

— Так и должно быть, — ответил Северус более мягким тоном. Он никогда не чувствовал себя так далеко от своих коуквортских корней, как когда сидел за чаем с Нарциссой, каждое слово и жест которой говорили о ее воспитании в высшем обществе. Он всегда чувствовал себя самозванцем, подражая ей.

Это было чувство, к которому он давно привык.

— Мне следует позвать Драко, чтобы он присоединился к нам, — сказала Нарцисса, ненадолго отвлекшись от размышлений. — Он должен поговорить с тобой. Особенно когда Люциус так нездоров... Да, я так и сделаю. Могу ли я отлучиться, чтобы привести его?

— Конечно, — ответил Северус, сердце которого затрепетало то ли от страха, то ли от облегчения. Он знал, что почти наверняка увидит Драко сегодня… сейчас было слишком поздно беспокоиться по этому поводу.

— Я скоро вернусь, — откликнулась Нарцисса, вставая и делая легкий реверанс. Северус проводил ее взглядом до дверей, и оглядел гостиную с чувством неловкости. Все в поместье Малфоев было роскошным и изысканным, и гостиная не была исключением: стеклянные скульптуры и красивые статуи придавали интерьеру особый шик, а антикварные столы и кресла искусной работы были с умом расставлены по всему пространству на изысканных коврах, которые, наверное, стоили больше, чем весь его дом. Не то чтобы это о многом говорило. То было ужасное место, дом под номером 10 в Паучьем Тупике.

Зельевар так и не смог полностью подавить в себе чувство ревности, что возникало, когда он осматривал поместье, очарованный гобеленами, мерцающими жаровнями и величественными комнатами, заполненных артефактами. Он мог бы легко провести месяц наедине с собой, исследуя секреты дома, а уж библиотека... Что ж, он предложил свою идею не только ради блага Святого Мунго. Мысль собрать исследование на основе самых тщательно охраняемых текстов о проклятиях Соединенного Королевства привлекала его сейчас почти так же сильно, как и в подростковом возрасте.

Он придал своему лицу безучастное выражение, когда Нарцисса постучала в дверь, ведя за собой Драко.

— Драко, рад тебя видеть, — поприветствовал Северус так тепло, насколько был способен.

— И я тебя, — вежливо ответил Драко, бросив взгляд в сторону двери, пока Нарцисса ставила на стол новую чашку и блюдце. Молодой человек выглядел смущенным, но все же позволил усадить себя рядом с двумя взрослыми, и теперь потягивал чай и ел бутерброды, а его мать продолжила разговор.

Северус чувствовал себя почти так же неуютно, как и Драко, в то время как Нарцисса вела светскую беседу, но, надо отдать ей должное, она, видимо, полностью осознавала это. Примерно через пять минут, когда стало ясно, что разговор не вернется в прежнее русло, она оглядела их обоих и элегантно кивнула.

— Думаю, вам двоим нужно немного времени, чтобы поговорить наедине. Вы бы хотели воспользоваться гостиной или предпочли бы пройти в вестибюль?

— Вестибюль подойдет, — ответил Северус, и Драко напряженно кивнул.

— Что ж, не торопитесь. Я пока продолжу свой чай, — произнесла Нарцисса сдержанным и учтивым тоном, впрочем, не оставляющим сомнений в том, что она ожидает повиновения своим словам.

Северус вышел за дверь первым, придержав ее для Драко, а затем закрыл за собой; теперь они стояли в длинном и безмолвном коридоре. Собравшись с духом, Северус повернулся к молодому человеку, не зная, что именно сказать, или хотя бы с чего начать.

Он чувствовал себя странно, стоя наедине с мальчиком. Северус почти не видел его последний год, настолько тонким было балансирование между его противоречивыми ролями, и он был поражен, обнаружив, что Драко на самом деле уже совсем не похож на ребенка. Юноша был выше и шире в плечах, чем зельевар, напоминая отца, и на мгновение Северус забеспокоился, что он слишком сильно изменился… но тут Драко открыл рот и, замешкавшись, напряженно выпрямил спину.

— Я не думал, что ты придешь так скоро. Полагаю, тебе было любопытно, как у нас обстоят дела?

— Да, — ответил Северус, не видя смысла отрицать это.

— Что ж, у нас с матерью все хорошо, если ты пришел за этим. Отец... замкнулся в себе, но он поправится. Уверен, у тебя есть более неотложные дела, чем проверять нас, поэтому позволь заверить, в этом нет необходимости. У нас все в полном порядке.

Северусу не требовался его шпионский опыт, чтобы понять, что молодой человек преуменьшает действительность, но он старался не выглядеть как разочарованный декан факультета, когда Драко отвел глаза, чувствуя себя неуютно в наступившем молчании.

— Я слышал, что Винсент умер, — мягко произнес Северус, и на лице Драко мелькнуло виноватое выражение, задержавшееся в его светло-серых глазах.

— Да. Так и есть.

Голос молодого человека звучал грубо, но Северус не понимал, взаимосвязано ли это с той мимолетной реакцией или нет. Драко отводил от него взгляд, челюсть его была напряжена, он отказывался вдаваться в подробности, в то время как Северус продолжал ждать. Между ними повисла тяжелая тишина.

— Прости меня, — сказал наконец зельевар. Это показалось ужасно неуместным.

Драко не ответил, сосредоточенно глядя в пол, и Северус тоже устремил взгляд в сторону, не зная, что делать или говорить.

— Не тебе следует просить прощения, — вдруг пробормотал молодой человек, и Северус посмотрел на него, выразив свое потрясение лишь легким поднятием бровей.

— Что?

— Я… это я должен извиниться. Прости меня за все, что я наговорил в прошлом году. Ты был прав, я вел себя как ребенок. Я должен был послушать тебя.

Драко запнулся, затем скрестил руки на груди, крепко сжав их вместе.

— Мы… мы с Дамблдором успели поговорить несколько минут, прежде чем кто-то появился. Он пытался убедить меня сдаться и позволить Ордену спрятать нас с матерью. Жаль, что я не согласился. Я не думал, что он действительно сможет нас защитить, но... как раз перед тем, как прибыли остальные, я начал верить в это. Я должен был принять решение до того, как это произошло. Я должен был… хотя бы выбрать свой путь, а не просто стоять на месте. Ты не должен был защищать меня. Тебе не нужно было…

Юноша задохнулся и судорожно сглотнул, переводя дыхание.

— Тебе не нужно было убивать его. Мне следовало пойти с ним, и тогда ничего бы этого не случилось. Ты… ты не должен был делать этого из-за меня, и мне очень жаль. Я был ужасен, когда сказал тебе нарушить Обет, ведь ты просто пытался защитить меня.

Драко снова опустил взгляд в пол, словно боялся, что его извинения будут отвергнуты, что на них ответят резкой отповедью. Северус долго смотрел на него, чувствуя смесь грусти и огромного облегчения.

Затем он шагнул вперед и заключил молодого человека в крепкие объятия, не найдя слов и пытаясь сказать желаемое другим способом.

— Я жалею о смерти Дамблдора не из-за тебя, — проговорил Северус мягко, но твердо. — Не из-за тебя. Знай это.

Несколько секунд Драко позволил держать себя в объятьях. Затем юноша резко отстранился, вытирая нос платком.

— Моя палочка подходит для тебя? — спросил он жестко и официально, и Северусу пришлось смириться с тем, что между ними вновь возникла дистанция. Возможно, было еще слишком рано ожидать доверительного отношения от молодого человека, как прежде. А возможно, этого уже никогда не будет.

Драко был цел и невредим. Наверное, этого должно быть достаточно.

— Да, она отлично подошла, — ответил Северус и начал было доставать обсуждаемый предмет, чтобы предложить обратно — но Драко поднял руку, останавливая его.

— Оставь ее себе. Оставь себе, пока не купишь новую. — Глаза молодого человека сверкнули, и он отвел взгляд от рукояти из боярышника, в его голосе зазвучали нотки гнева. — Оставь ее себе навсегда. Я не хочу ее возвращать.

— Тогда я буду хранить ее до тех пор, пока ты этого не захочешь, — просто сказал Северус, засовывая палочку обратно в рукав.

— Я провожу тебя в кабинет отца. Мама сказала, что ты хочешь поговорить с ним, — жестко ответил Драко, развернулся и пошел прочь. Северус, помедлив несколько мгновений, последовал за молодым человеком. Это было до абсурда похоже на его визиты, когда Драко был совсем юным и с гордостью провожал его по длинным коридорам, только этот Драко смотрел на него не так, как тогда. Сейчас от него не исходило ни наивного восхищения, ни восторга, а были лишь яростное чувство вины и непроницаемая маска, которую молодой человек надевал на себя при исполнении приказов Темного Лорда.

Если быть честным, Северус понятия не имел, кого Драко видит в нем сейчас.

Несколько минут они шли молча, пока наконец перед ними не возникла дверь кабинета Люциуса.

— Мы будем ждать тебя за чаем, — сказал Драко, и Северус смотрел, как молодой человек удаляется по коридору.

Затем он повернулся к двери, глубоко вздохнул и толкнул ее.

Первое, что он заметил, был витавший в воздухе запах алкоголя. Виски? Нет — бренди. Зельевар автоматически расслабился, а затем ощутил вспышку гнева на себя за то, что позволил вспыхнуть старым воспоминаниям, понимая, что не имеет значения, каким напитком Люциус себя губит. В любом случае результат будет одинаковым.

— Люциус?

Фигура в кресле за столом зашевелилась, черты лица мужчины скрывались в тени, и Северус взмахнул палочкой, отдергивая портьеры и впуская полуденное солнце в неосвещенную комнату.

Люциус поднял руку, пытаясь отгородиться от яркого света, но солнце упало ему прямо на лицо, и Северус на мгновение невольно затаил дыхание. Люциус был... небрит. Худ. Было похоже, что он не мылся несколько дней. Именно так он выглядел после Азкабана, но почему-то на этот раз было еще хуже. Сейчас его глаза не были такими запавшими... но они были тоскливыми до такой степени, какой не удалось добиться даже дементорам.

Гнев вернулся с десятикратной силой, и на этот раз Северус не стал его сдерживать. Дверь захлопнулась сама собой, а он зашагал вперед по полированному вишневому полу.

— Что это?! Бренди и вино, крошки и грязная посуда, и это по какому же поводу?! Твоя жена жива, сын в безопасности, твоя семья свободна, ваше состояние в сохранности — и посмотри, что ты тут вытворяешь! Где твоя гордость, Люциус? Ты смог выжить в Азкабане целый год, тебе дали будущее, которому ты должен радоваться, и вот как ты себя ведешь? Да какого Мерлина?!

Глаза серо-стального оттенка сверкнули на него снизу вверх, но Северус ответил тем же. Он знал, что раздосадован больше, чем следовало бы, но ему было все равно. Он не позволит Люциусу опуститься до пьянства, плевать каким образом. Он скорее притащит своего друга, окаменелого или оглушенного, в Святой Мунго, чем позволит этому случиться.

— Что, по-твоему, ты делаешь с собой? — вопросил он, усмехнувшись, когда взгляд мужчины метнулся в сторону. — Думаешь, сбежав, спрятавшись за бутылкой, ты что-то решишь? Думаешь, что утопая в жалости к себе, ты сможешь как-то...?

— Хватит! — заорал Люциус, вскакивая на ноги, и Северус понял, что зашел слишком далеко, так редко ему приходилось слышать, как Малфой выходит из себя. — Не надо читать мне лекцию о прятках, Северус! Я знаю, кто из нас прятался! Где, интересно, твоя гордость? Не я все это время пресмыкался перед Дамблдором и его дурацким Орденом!

Высокий мужчина, пошатываясь, направился к зельевару, тяжело дыша, и Северус стиснул зубы — звук его бьющегося сердца был почти таким же громким, как и эти вопли.

— Я защищал тебя, я поручился за тебя, и знаешь что? Я жалею об этом! Ты был предателем! Но, должно быть, это было так легко — заставить меня верить в обратное! Интересно, сколько раз я помогал спасти твое ничтожное положение шпиона? Сколько раз я доверял тебе только для того, чтобы потом оказаться неправым?

Люциус подошел к нему почти вплотную, и Северус испуганно отпрянул на полшага, но не отступил, когда Люциус схватил его за мантию и грубо встряхнул.

— Сколько раз, Северус? Сколько?!

— МНОГО! — выкрикнул Северус в ответ и отдернул руки Люциуса, ухватившись за них, чтобы помочь пьяному Пожирателю смерти сохранить равновесие. — Что ты хотел, чтобы я сделал, Люциус? Разве ты не хранил секретов, чтобы защитить свою семью? Чтобы достичь своих целей? Легко называть меня предателем, но где бы ты был, если бы Темный Лорд все еще властвовал? Опозоренный, обесчещенный, твой сын — орудие пыток...

— Я опозорен! — закричал Люциус и в страданиях упал вперед, заставив Северуса принять на себя большую часть его веса. — Я обесчещен! И Драко… Драко, что я оставил Драко? Чего я не потерял из того, что обещал ему? Я уничтожен! Уничтожен! Но что бы ты можешь знать об этом? У тебя никогда не было ни жены, ни наследника, ни долга перед своей фамилией!

— Нет, не было! — сердито отозвался Северус, отталкивая мужчину, пока тот снова не встал на ноги. — Как тяжело, должно быть, нести бремя богатства и славы! Как ты, должно быть, страдаешь!

Горький сарказм словно рассек кабинет, и несколько прерывистых вздохов ни один из мужчин не произнес ни слова, каждый смотрел на своего собеседника.

— Брось, Люциус, — резко произнес Северус, его взгляд стал ледяным. — Я не собираюсь затевать этот спор, особенно когда ты не трезв. Если ты собираешься злиться на меня, то хорошо, но я хочу знать, что это не алкоголь говорит за тебя.

— Единственный, кто может говорить за меня, — это я, — надменно ответил Люциус, что хоть и взбесило, но и одновременно успокоило Северуса, показав, что хоть какая-то часть его друга осталась в этом пьяном хлюпике.

— Несомненно. Нарцисса видела тебя таким? Или ты это скрывал?

Серые глаза метнулись влево, мужчина промолчал, а Северус взял Люциуса за плечо и, поддерживая, повел его к двери.

— Я уложу тебя в постель. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы принимать рациональные решения. Ты хотя бы смотрел на себя? Ты разрушишь свое здоровье, если будешь продолжать в том же духе, а видит Мерлин, после Азкабана оно у тебя неважное.

— Ты и сам не очень-то хорошо выглядишь, — возразил Люциус, слегка споткнувшись на ступеньках, и Северус нахмурился, прежде чем уловил нотку беспокойства в этом замечании.

— Я… в порядке, — проворчал он, подтягивая Люциуса на последние несколько ступеней до коридора, ведущего в главную спальню. — По крайней мере, я не утопаю в выпивке. Я думал, у тебя больше здравого смысла.

Люциус молчал, опираясь на плечо зельевара, но потом взгляд его серых глаз скользнул в сторону.

— Похоже, нет, — тихо сказал он.

Когда они добрались до спальни, высокий мужчина позволил Северусу помочь ему освободиться от мантии, которая нуждалась в чистке почти так же сильно, как и человек, что ее носил. Северус сморщил нос от подавляющего запаха алкоголя и немытого тела, и, подумав, направил Люциуса в ванную комнату, где набрал горячую ванну.

— Это здесь ты находишь успокоение? — спросил Люциус, глядя на зельевара затуманенными глазами, пока тот помогал запинающемуся мужчине забраться в наполовину наполненную ванну. Северус не мог понять, был ли Малфой просто пьян или же язвил, но все равно закатил глаза.

— Здесь я прослежу, чтобы ты не утонул. Полагаю, ты не хочешь, чтобы Нарцисса упала в обморок, увидев тебя?

Люциус на мгновение задумался, а затем ответил:

— Нет.

— Великолепно, — сухо заметил Северус, взял с бортика ванны чистую мочалку и, намочив, натер ее куском мыла, который можно было бы счесть за декоративный, если бы не было видно, что им пользовались. — Вот. Мойся. И поторопись — я не могу посвятить весь свой день тому, чтобы нянчиться с тобой.

Люциус проворчал что-то себе под нос, но мочалку взял, а Северус, пока его друг принимал ванну, устало прислонился к стене, следя за тем, чтобы тот и на самом деле не утонул. Когда Люциус достиг приемлемого состояния чистоты, Северус помог ему выбраться и надеть ночную рубашку, мысленно проклиная вес высокорослого мужчины, который он с трудом поддерживал. Если бы не вероятность того, что пьяного Малфоя стошнит, можно было бы отлевитировать его, но зельевар считал, что он уже и так достаточно навел порядка сегодня.

Уложив Люциуса на кровать и укрыв его одеялом, Северус выпрямился, изо всех сил стараясь скрыть затрудненное дыхание.

— Все наладится. Ты все еще нужен Нарциссе и Драко, — сказал он, и Люциус пробормотал что-то неразборчивое в подушку. — Ты не можешь спрятаться от всего, да и не должен. Ты уже справлялся с этим раньше; справишься и теперь.

На этот раз ответа не последовало, и Северус со вздохом направился к двери, хромая на своей в очередной раз перетруженной ноге. Теперь она грозила онеметь — чертовски ужасная штука.

Прихрамывая, зельевар спустился по лестнице и вернулся обратно к гостиной, где заставил свою походку вернуться к подобию нормальной, и осторожно постучал в дверь.

— Войдите, — позвала Нарцисса, и он открыл дверь, заметив, что Драко исчез, оставив за столом только ее. — Северус, тебе нужно что-нибудь съесть. У тебя всего полчаса до встречи, не так ли?

— Так, — пробурчал он, опускаясь в кресло, возможно, слишком поспешно. Нарцисса какое-то время изучала его, затем поджала губы, когда он взял крошечный бутерброд, из вежливости ожидая пока он доест.

— Люциус в порядке? — явно волнуясь спросила она, когда зельевар сделал глоток чая, и Северус медленно кивнул.

— Он сейчас в постели, спит, — ответил он, и на лице женщины отразилось сильное облегчение, ее рука прижалась к груди.

— Приятно это слышать, — сказала она так искренне, что на лице зельевара мелькнула короткая полуулыбка. — Я не знаю, как тебе это удается, Северус. Я уже несколько дней пытаюсь убедить его лечь в кровать.

— У меня свои методы, — мягко ответил Северус, и она тихонько засмеялась, деликатно прикрыв рот рукой.

— В это я верю.

Скоро пришло время уходить, и Северус попрощался с Нарциссой у входной двери, оказавшись в очередном объятии. На этот раз выпутавшись с гораздо большей деликатностью, он спустился по подъездной дорожке и аппарировал к «Дырявому котлу», позволив себе на мгновение перевести дух.

Он очень устал. Он знал, что должен быть в восторге от смерти Темного Лорда или, по крайней мере, испытывать огромное облегчение, как и все остальные соратники, но он лишь чувствовал себя... обессиленным. О чем говорило то, что его реакция была ближе к реакции Люциуса и Драко, чем к реакции его союзников по Ордену?

Северус смотрел на перестраивающиеся кирпичи за пабом, вспоминая маленькое здание, которое он посетил в воскресенье, и на короткое время в его груди возникло чувство страха. Он защищал посещение терапии перед Нарциссой, но не был уверен в этом так, как пытался показать. Конечно, казалось, что это лучший из шансов разобраться в себе, и ведь так оно и было, не так ли? Его волновала та крохотная мерцающая надежда, которую зажег сеанс на прошлой неделе, но он боялся, что ошибся, и Аркадия не сможет ему помочь. Если это не сработает...

Что ж, не было смысла беспокоиться об этом. Невозможно иметь план действий на все случаи жизни. Если это не сработает, значит не сработает. Он вернется туда, откуда начал, вот и все.

Так что ему просто придется довериться своим первоначальным инстинктам и надеяться, что все получится.

Он надвинул капюшон плаща на лицо и вышел в Переулок.

«В слезах есть своя святость. Они являются признаком не слабости, а силы. Они говорят красноречивее десяти тысяч языков. Они вестники всепоглощающей скорби, глубокого раскаяния и невыразимой любви». ~ Вашингтон Ирвинг

В своем кабинете Аркадия Мэйберри ждала знакомого звука колокольчика, который должен был возвестить о появлении ее самого малознакомого клиента.

Северус появился ровно за десять минут до назначенного часа, и психолог использовала оставшееся время, чтобы собраться с мыслями. Она просмотрела записи с предыдущего сеанса, чтобы восстановить в памяти основные моменты, которые они тогда освещали, но кроме этого было важно, чтобы ей удалось настроиться на нужный лад. В воскресенье Северус был настороженным и неприступным, и, хотя к концу сеанса он стал более общительным, не было никаких гарантий, что такое поведение сохранится. Вполне может быть, что сегодня ей придется снова убеждать его раскрыться.

По крайней мере, на этот раз не нужно было гадать что ее ждет. Возможно, она еще мало что знает об этом человеке, но теперь чувствует себя гораздо более подготовленной к работе с ним, чем при первой встрече. Оставалось надеяться, что наметившееся взаимопонимание принесет свои плоды, и этот сеанс окажется более продуктивным, чем предыдущий.

Когда песочные часы со звоном перевернулись, психолог с улыбкой открыла дверь.

— Рада вас видеть, Северус. Пожалуйста, входите, — поприветствовала она и направилась к своему тонконогому столику за чайником, чтобы он мог войти в комнату. В этот раз на нем не было того огромного зеленого плаща; вместо него была объемная черная накидка, облегающая его плечи и так эффектно развевающаяся, что женщина подумала, не является ли та зачарованной. Войдя, он снял ее, повесил на вешалку для плащей и поправил рукава своей мантии, примерно такой же, как и та, что была на нем в прошлый раз.

Аркадию это ободрило, поскольку этот жест демонстрировал гораздо больше уверенности и развязности, чем это было на предыдущей встрече.

— Я тоже рад видеть вас. Вижу, ваша картина изменилась, — заметил мужчина, закрывая дверь, и она слегка улыбнулась; не многие из клиентов замечали зачарованную картину, и уж тем более ни один из них не обратил на нее внимание во второй визит. Психотерапевт уже поняла, что этот человек весьма наблюдателен, но это замечание было суровым напоминанием о том, что он был шпионом на протяжении почти двух десятилетий — в первую очередь потому, что почти весь предыдущий сеанс он провел, сидя к картине спиной.

— Да, это происходит еженедельно. Вам нравится? Я сама ее заколдовала, — сказала она, ставя чашки на стол, и в ее голос прокрались нотки давней гордости.

— Впечатляющая работа с чарами. Очень реалистично, — ответил Северус, изучая лесной пейзаж, который появился на этой неделе — веселую картину пестрого солнечного света, пробивающегося сквозь рощу лиственных деревьев. Аркадия с трудом сдержала смешок в ответ на комплимент; она ожидала услышать что-то вроде «это мило», но Северус, похоже, был полностью сосредоточен на магической сложности картины, а не на созданном ею художественном образе.

— Спасибо. Я потратила на это довольно много времени, — ответила она и устроилась в своем кресле, побуждая Северуса сделать то же самое. Как и на прошлой неделе, он выбрал кресло справа, которое стояло под прямым углом к ​​ней. Женщина была уверена, что первоначальная причина этого заключалась в том, что кресло стояло напротив двери, прижимаясь спинкой к стене, но при этом полагала, что он так устроился еще и для того, чтобы можно было прятать лицо за волосами. У нее не сложилось впечатления, что он был конфликтным человеком — видимо, ему просто хотелось иметь возможность отвести взгляд в сторону.

— Я видела газету сегодня утром, — продолжила она, так как мужчина молчал. — Поздравляю с получением ордена Мерлина.

К ее большому удивлению, при этих словах Северус неожиданно улыбнулся, обнажив ряд кривых желтых зубов: его правый передний зуб вырос под углом к левому, а несколько нижних зубов стояли по косой, выступая из-за своих плотно прилегающих соседей. Эта эмоция выглядела необычно после того бесстрастного и безэмоционального выражения, что он сохранял на протяжении большей части прошлого сеанса. Черты его лица резко изменились, но Аркадия отметила, что это хорошая перемена: это сделало его моложе, а его глаза казались гораздо менее похожими на туннели, когда в их уголках появились морщинки.

— Спасибо, — произнес он, и его глубокий, тихий голос стал мягким и бархатистым от удовольствия. — Это был весьма приятный сюрприз.

— Могу себе представить, — отозвалась Аркадия, улыбнувшись в ответ. Она еще не видела Северуса таким счастливым и надеялась воспользоваться настроением мужчины, чтобы разговорить его. — Когда вы узнали об этом?

— Вчера вечером, — ответил он все тем же довольным тоном. — Министр Бруствер прибыл в Святой Мунго, чтобы лично сообщить мне эту новость.

Его слизеринская горделивость, казалось, была очень довольна этим жестом, но Аркадия ухватилась за другую часть фразы, выражение ее лица стало немного обеспокоенным.

— Вы были ранены? — она с беспокойством оглядела его, но Северус, выглядел таким же здоровым — пусть и довольно слабым — что и в воскресенье, даже, пожалуй, более опрятным.

— О, нет. Я там оказывал помощь в исцелении жертв проклятий, точнее наиболее непонятных или сложных случаев. Это была идея Кингсли, — добавил он, но уже без прежней гордости.

— Вы целитель? — с любопытством спросила Аркадия; она бы и не догадалась о таком, но, с другой стороны, она действительно еще не так много знала об этом человеке.

— Нет, но я работал в качестве зельевара по заказам Святого Мунго с тех пор, как получил степень Мастера Зелий, так что я сотрудничаю с больницей уже довольно давно. За исключением последнего года, конечно.

Это откровение показалось хорошей возможностью узнать больше о Северусе, и Аркадия, быстро придумав несколько вопросов, которые могли бы помочь ей в достижении этой цели, потянулась к чайнику на столе.

— Значит, вы эксперт в исцелении проклятий, а также в зельях? — спросила она, а когда Северус кивнул, добавила: — О, а какой сорт чая вы любите?

— Я не пристрастен, — сказал Северус, слегка пожав плечами, и психолог, выбрав два пакетика черничного чая, взмахнула палочкой, чтобы вода в чайнике снова вскипела, и налила ее в заварной чайничек, в то время как Северус продолжал. — Но да: я прежде всего эксперт по зельям и Темной магии. Когда речь идет об особенно необычных или сложных проклятиях, я понимаю больше остальных, не считая разве что узкоспециализированных целителей, и даже тогда у меня есть доступ к ресурсам, которых они не имеют. Буквально вчера я предложил Святому Мунго позаимствовать тексты о вредоносной Темной магии у старых чистокровных семей Британии, поскольку те часто обладают обширными библиотеками. Многие из этих библиотек были недавно конфискованы Министерством, так что сейчас самое подходящее время для этого… и я только что говорил с Малфоями о том, чтобы они посодействовали в этом деле своей коллекцией.

— Только что? — Аркадия была так удивлена, что отложила вопрос, который собиралась задать. — Это было не вчера?

— Да. Я навещал их сегодня утром и подумал, что лучше бы сразу попросить об этом, — ответил Северус, и Аркадия удивленно моргнула; она полагала, что он захочет дистанцироваться от столь печально известной семьи приверженцев превосходства крови, но, судя по ответу, не было даже похоже, что тексты о проклятиях были главной целью его визита.

— Вы хорошо знаете Малфоев? — спросила она, стараясь сохранить нейтральный тон.

— Я знаю их уже очень давно. Я учился в школе вместе с Люциусом и Нарциссой, и мы вращались в одних и тех же кругах, — ответил Северус и на мгновение замялся, как будто знал, о чем она думает, и взвешивал как много он хочет сказать. Затем мужчина вздохнул, и по его сжатой челюсти она догадалась, что он обязался быть честным, каким бы ни было ее мнение. — Последние пятнадцать лет я считал Люциуса одним из своих самых близких друзей… хотя я не могу сказать, что сейчас его чувства взаимны. Когда Драко был маленьким, я пообещал Люциусу, что, если с ним и Нарциссой что-нибудь случится, я буду заботиться о нем как о своем собственном ребенке.

Аркадии потребовалось несколько секунд, чтобы переварить это, а Северус наклонился вперед, его длинные пальцы сплелись между собой.

— Я не знаю, как Драко относится ко мне сейчас. Он был возмущен моими попытками помочь ему в позапрошлом году, а за последний год мы почти не виделись. А когда это случалось, он избегал общения со мной. Сегодня нам удалось немного поговорить, но между нами снова возникла дистанция. Мне казалось, что Нарцисса была единственной, кто искренне рад меня видеть, но она никогда не была Пожирателем смерти; она хотела уйти со службы Темному Лорду с тех пор, как тот обратился против Люциуса, но… — он замолчал, непроизвольно потирая руки. — Я не знаю, простят ли Люциус и Драко меня за предательство.

Было странно слышать, как Северус говорит о «предательстве» Пожирателей смерти, но Аркадия отмахнулась от этого чувства, вместо этого постаравшись в полной мере оценить уникальный взгляд Северуса на этот вопрос. По его собственному признанию, он по сути, был для Драко подобно крестному отцу; вполне логично, что он будет ценить эти эмоциональные отношения, несмотря на то, что находится на другой стороне войны. То, что ей было трудно думать о Северусе как о предателе, не означало, что так думали и другие — и, если он действительно был близким другом Люциуса Малфоя, она могла предположить, что сейчас между ними существует некоторая напряженность.

— Вам удалось поговорить с ними обоими? — спросила Аркадия, сосредоточившись на том, чтобы думать об этих людях через призму мышления Северуса: не как о Пожирателях смерти, а как о его друге и неофициальном крестнике.

— Вкратце. Люциус, похоже, не слишком хорошо себя чувствует… последние несколько лет он тоже хотел отойти от войны, но случившееся все равно стало для него потрясением. Драко был... лучше, по сравнению с ним, но и у него не все в порядке. Он только что потерял на Битве одного из своих давних друзей, а в прошлом году его заставили включиться в войну в качестве Пожирателя смерти.

— Для...? — Аркадия не могла заставить себя задать вопрос, но Северус прочитал его по ее лицу, глаза его потемнели за длинными волосами.

— Не для того, чтобы убивать. Он никогда не мог этого сделать; не смог, даже когда Темный Лорд пригрозил убить его и его семью, если он этого не сделает. Но, когда возникал выбор между пытать или быть пытаемым...

Аркадии пришлось закрыть разум, дистанцировавшись от разговора, пока ей не стало слишком плохо от мысли о том, что молодой человек был вынужден делать такие ужасные вещи под столь страшной угрозой.

— В любом случае, ни один из них не вел себя как обычно, — неожиданно продолжил Северус, которому, очевидно, тоже стало не по себе от этой темы. — Так что пока я не уверен, в каком положении… мы находимся.

Какое-то время он молчал, а затем добавил в наступившей тишине:

— По правде говоря, сейчас я пользуюсь палочкой Драко.

Эта информация одновременно удивила и восхитила Аркадию: волшебная палочка была почти как пятая конечность, настолько личной и оберегаемой она была. На прошлой сессии она предположила, что Северус использует палочку умершего человека, но чтобы ее одолжили? Эта деталь говорила Аркадии о том, что он очень близок с Малфоями даже больше, чем его обещание защищать юного Драко — ближе, чем кто-либо, по всей вероятности. И все же, несмотря на столь явную демонстрацию доверия, мужчина сомневался в том, что его отношения с молодым человеком действительно близки.

— Должно быть, он очень уважает вас, раз одолжил свою палочку, — ответила она, а Северус поднял чашку с чаем, чтобы занять руки.

— Думаю, это больше похоже на возврат долга, чем на что-либо еще. Он... Драко был человеком, которого Темный Лорд изначально выбрал для убийства Дамблдора, но это был фарс — он всегда хотел, чтобы это дело на себя взял я. Он просто хотел, чтобы Драко умер при попытке. Люциус подвел его незадолго до этого, и это должно было стать его наказанием: потерять единственного сына.

Аркадия внимательно слушала, начиная понимать, к чему он клонит, и Северус взглянул на нее, а затем переключил свое внимание на стол.

— Дамблдор знал об этом плане с самого начала, но никто из нас не представлял, что нужно делать. Я надеялся найти способ выкрутиться или сорвать этот замысел, и это могло бы сработать… но Дамблдор охотился за темными артефактами, и всего через несколько дней после того, как я впервые рассказал ему о плане Темного Лорда, он получил смертельную травму от одного из них.

Это было в июне 1996 года. Я был у себя дома, и тут появился феникс Дамблдора, Фоукс. Я увидел слезы на его щеке и понял, что случилось что-то ужасное. Он перенес меня прямо в Хогвартс, где я увидел, что Дамблдор подвергся проклятию. Мне удалось остановить его распространение и запереть в руке, но оно было необычайно сильным, и я сказал директору, что ему осталось жить всего год, а может и меньше.

Именно в ту ночь он решил, что это я должен быть тем, кто его убьет. Я подумал, что это нелепо; конечно, лучше было бы просто отражать покушения на его жизнь, пока он не скончается сам. Его убийство стало бы огромным ударом для Британии… а это было именно убийством, по крайней мере с виду. Я с самого момента своего согласия понимал, что это будет не просто принятие яда на смертном одре.

Теперь я знаю, что он был так категоричен, потому что проклятие принадлежало Темному Лорду, а это означало, что Бузинная палочка перейдет к нему, если кто-то другой не победит Дамблдора более прямолинейным способом. Но в то время я не знал ни о происхождении проклятия, ни о существовании палочки. Когда он попросил меня сделать это, то объяснял все желанием защитить студентов от Темного Лорда, подарить себе быструю безболезненную смерть и... избавить Драко от повреждений души.

Северус сделал глубокий, прерывистый вдох, и Аркадия заметила, как он усилил окклюменцию.

— Не прошло и недели, как я дал Непреложный Обет Нарциссе Малфой, что буду защищать Драко, когда он попытается выполнить задание, и что… если он потерпит неудачу... я выполню его вместо него. Я бы и так это сделал, но факт остается фактом: без моего вмешательства Драко был бы убит Темным Лордом, если бы провалил порученное дело. Так что, я думаю, то, что у меня есть эта палочка — это просто возврат долга.

Он вытащил палочку из рукава и аккуратно зажал ее между большим и указательным пальцами, позволив свободно болтаться. Аркадия вместе с ним изучала ее в течение долгой минуты, а затем Северус убрал ее обратно и сцепил руки вместе.

— Я подумал, что будет лучше пояснить этот нюанс, — сказал он будничным, хоть и немного нервным голосом. Он выглядел встревоженным, сгорбившись в своем кресле, и психолог поняла, что это был жест доверия; ей нужно было быть осторожной, чтобы оправдать его ожидания, показать, что она не осуждает его ни за приятельские отношения с Малфоями, ни за следование плану покойного директора.

— Вы обижаетесь на Дамблдора за то, что он попросил вас сделать это? — спросила Аркадия, внимательно наблюдая за тем, как его губы скривились в злобном оскале, а затем тонко сжались.

— После того, как я получил бы палочку, по его мнению, именно я должен был одолеть Темного Лорда. Так что да. Наверное, можно сказать и так, — ответил он, и воздух в комнате замер, повиснув в потрясенной тишине.

Аркадия привыкла, что ей говорят ужасные, почти невероятные вещи, но это… это ее ошеломило. Сама мысль того, чтобы сразить Того-Кого-Нельзя-Называть была непостижимой, выходящей за рамки разумного для любой ведьмы или волшебника. Сколько необычайно одаренных волшебников Сами-Знаете-Кто убил за время своего господства? Не считая Дамблдора, ни у одного из них не было даже шанса. Им приходилось спасаться бегством... или их убивали. Промежуточного варианта не было. То, что Гарри Поттеру удалось одержать победу над ним, было чудом, возможным только благодаря древней магии, которая отразила силу Сами-Знаете-Кого обратно на него самого. Подумать только, Северус мог попытаться...

— Можете представить, какое разочарование я испытал, узнав об этом лишь на этой неделе, — сказал Северус и посмотрел на нее с горькой, ироничной улыбкой на губах.

На этот раз Аркадия смогла только кивнуть.

— Он мог бы сказать мне тогда. По крайней мере, у меня было бы время все спланировать. Конечно, в таком случае я вряд ли сидел бы здесь. У меня нет феноменального везения Поттера.

На несколько мгновений воцарилось молчание, но затем Аркадия вырвалась из оцепенения, напомнив себе, что ей необходимо поддерживать контакт при разговоре с Северусом.

— Я рада, что до этого не дошло. Это стало бы невероятным бременем для вас, — сказала она, надеясь, что он услышит ее искренность.

— Не только для меня, — пробормотал Северус, и, похоже, ему стоило больших усилий, чтобы поднять глаза. Солнечный лес за его плечом погрузился в сумерки, нарисованные мазки деревьев и папоротников стали едва различимы. — Я пытался не думать об этом. Я... не знаю, смог бы ли я одолеть его.

Безэмоциональность его голоса не удивила ее; психолог знала, что испытала бы такое же отчаяние, если бы Дамблдор обратился к ней с этой задачей. Тяжесть задания была сокрушительной даже для воображения.

— Что ж, к счастью, вам не придется этого делать, — мягко ответила она, и он, испустив дрожащий вздох, медленно кивнул.

— Да, к счастью.

Некоторое время они сидели во взаимном молчании, пока указательный палец Северуса не начал постукивать по чашке, и Аркадия поняла, что тот ждет, когда она заговорит.

— Я бы хотела назначить вам следующую встречу сейчас, если можно, так как на прошлом сеансе мы немного задержались. Вам подойдет следующий четверг в девять утра?

— Вполне, — ответил Северус, похоже, испытывая облегчение от того, что разговор зашел о чем-то столь обыденном, и слегка пожал плечами. — Я не могу гарантировать, что не возникнут какие-то другие дела, но пока ничего не ожидается.

— Просто дайте мне знать, если это произойдет, — успокоила Аркадия, отмечая дату и время в своем ежедневнике. Северус проследил за тем, как она отлевитировала его обратно на стол, уютно примостившемся в углу в нескольких шагах от ее кресла. Глаза мужчины продолжили следить за ее движениями, когда она взяла чайничек, который к этому времени уже явно успел завариться.

— По поводу последнего сеанса, вы посетили похороны, которые мы обсуждали ранее? Как все прошло? — спросила она, наливая ему чашку черничного чая, и Северус скривился, его губы изогнулись в нечто похожее на усмешку. Женщина заметила, что левая сторона его лица была более выразительной — активнее всего двигался уголок рта, и, наряду с бровями, это был один из главных индикаторов его эмоций.

— О каких из них вы хотите узнать? — спросил он сухим и сардоническим тоном, но слегка нахмурил брови, пододвинув чашку ближе к себе, и Аркадия увидела, как вспыхнули его глаза, прежде чем снова стать пустыми.

— На скольких вы присутствовали? — она помнила, что обсуждалось только три, два из которых вполне могли быть организованы вместе, но замечание Северуса не очень-то вязалось с этим.

— Девять, — коротко ответил он, и Аркадия на мгновение почувствовала боль в груди, вспомнив маглорожденных, которых она видела будучи в бегах, брошенных Пожирателями мертвыми или еще хуже. — Ну, восемь. Одни из них были больше похожи на посещение могильника.

— Могильника? — она не смогла полностью скрыть беспокойство в своем голосе.

— Могильника Пожирателей смерти. К одному из моих студентов, Винсенту Крэббу. Его тело не нашли, но, по крайней мере, ему предоставили гроб.

Они оба замолчали, плечи Северуса безвольно ссутулились, он безучастно смотрел на дымящийся чай перед собой. Затем он слегка шевельнулся, и Аркадия усомнилась в своих намерениях выразить соболезнования.

— Семь студентов, и еще один бывший ученик. Это всегда тяжело, — пробормотал он, и в его словах чувствовался груз, свойственный человеку намного старше.

При этой мысли Аркадия поняла, что не знает, сколько Северусу на самом деле лет.

— Мне жаль, что вам пришлось пройти через это, — мягко ответила она совершенно искренне. — Вы хотите поговорить об этом?

— Не особенно, — сухо ответил мужчина и сделал глоток чая, его черные глаза по-прежнему были устремлены на чашку.

— Тогда, могу я кое-что спросить? — спросила она, выдержав полминуты, и Северус слегка пожал плечами, очевидно, все еще находясь в раздумьях. — Мне только что пришло в голову о чем я забыла спросить в прошлый раз, но… сколько вам лет?

— Тридцать восемь, — ответил он, и психолог удивленно моргнула. — Я родился в январе 1960 года.

Тридцать восемь. Глядя на его лицо она предполагала, что как волшебнику ему примерно сорок лет; магл мог бы подумать, что ему около тридцати. Но судя по тому, как он говорил, женщина иногда задавалась вопросом, не ближе ли ему к пятидесяти, как и ей.

Теперь же она невольно подумала, что он еще довольно молод.

— Где вы выросли?

— Коукворт. Это фабричный городок старой текстильной фабрики, расположенный на окраине Ланкастера возле реки Кокер. Я все еще живу там в летние месяцы; дом ничего не будет стоить, если его продавать.

Это заинтересовало Аркадию. Бывший Пожиратель смерти, выросший в магловском фабричном городке, да еще и проживающий там до сих пор? Она не могла похвастаться, что много знала о последователях Сами-Знаете-Кого, но у нее сложилось стойкое впечатление, что большинство из них были чистокровными, и она полагала, что Северус всегда жил в мире волшебников.

— Я вырос среди маглов, — продолжил Северус, видимо, заметив удивление на ее лице. — Моя мать была из рода Принцев, поэтому от нее отреклись из-за того, что она вышла замуж за моего отца-магла. Она никогда не пользовалась магией, в основном по вине моего старого доброго папаши, а без семейного состояния у нее не было особого выбора.

Его голос стал угрожающе ровным, и Аркадия уделила этому пристальное внимание, увидев, как его губы скривились от отвращения.

— На самом деле, в этой истории нет ничего особенного. Но дом удобен, поэтому я его оставил. Не так много людей настолько глупы, чтобы искать высокорангового Пожирателя смерти в заброшенном магловском городке.

Он снова замолчал, и Аркадия поймала себя на мысли, что да, с этим можно согласиться.

— Как... — она замялась, не уверенная, что хочет спрашивать об этом, но Северус проницательно поднял бровь.

— Как я стал Пожирателем смерти, будучи выросшим в магловском мире? Ну, я бы сказал, что это и было одной из главных причин, по которой я это сделал.

Аркадия ждала продолжения, но мужчина лишь раздраженно стучал пальцем по чашке, глубоко нахмурившись.

— Я не хочу об этом говорить, — вдруг резко произнес Северус, подняв на нее глаза.

— Все в порядке, — заверила Аркадия, но Северус выглядел несколько смущенным; у нее было ощущение, что нежелание говорить о чем-то не было для него веским оправданием. — Как насчет того, чтобы вернуться к похоронам, если вы не против?

— Конечно, — ответил Северус, и она подумала, что было не очень хорошо, что в его голосе звучало заметное облегчение.

— Итак, вы присутствовали на похоронах Фреда, Люпина и Тонкс, да? — Северус кивнул. — Как вы думаете, посещение этих похорон помогло вам обрести душевное равновесие?

— Наверное, — задумчиво произнес он, устремив взгляд на свою чашку с чаем. Чувствуя, что он вот-вот продолжит, психотерапевт выжидающе смотрела на него; она начала усваивать его невербальные сигналы достаточно хорошо, чтобы догадываться, когда ему нужна поддержка, а когда терпеливый слушатель. — Не думаю, что на меня это произвело такое же впечатление, как на большинство людей, поэтому трудно сказать. Я… ну, я не совсем уверен, но… думаю, что я помог миссис Уизли найти утешение. Не совсем умышленно, но потом она все время пыталась меня поблагодарить, — сказал он, выглядя смущенным и скрываясь за завесой волос.

— Что произошло? — с любопытством спросила Аркадия, видя, как он неловко ерзает в кресле; мысль о благодарностях миссис Уизли явно заставила его чувствовать себя неловко — что для Северуса, как она знала, действительно очень тяжело.

— Ну, я шел вдоль края церемонии, где большинство присутствующих были в слезах или едва сдерживались, а я… у меня слез не было. Что очевидно, — добавил он, и ей было непонятно, считает ли он слезы чем-то недозволенным или просто признает, что он не тот, от кого большинство людей ожидает слез. — Там было несколько чиновников министерства, и один из них, похоже, хотел поговорить со мной, поэтому я нырнул в дом, чтобы избежать этого...

Он рассказал ей о том, как миссис Уизли рыдала за кухонным столом, и как он хотел незаметно ускользнуть — реакция, которая не удивила Аркадию, учитывая то немногое, что она знала о нем. Психолог обратила пристальное внимание на то, как он описал этот инцидент, обрисовав его как непроизвольную реакцию на кастрюлю на плите, которая просто привела к тому, что он стал готовить еду, пока миссис Уизли рыдала и рассказывала ему истории о своем покойном сыне; ее брови взлетели вверх, когда Северус поведал о том, как он сделал угрожающий комментарий, вызвавший смех Джорджа Уизли, а также о благодарностях со стороны скорбящей матери. Он подробно рассказал историю вплоть до момента, когда миссис Уизли обняла его, охарактеризовав этот жест если не неприятным, то слишком затянувшимся, а затем закончил тем, что вернулся в Хогвартс вместе с другими сотрудниками.

Наконец, когда он закончил говорить, Аркадия поняла, какой вопрос она хочет задать следующим, вопрос, который, по ее мнению, поможет разобрать всю эту историю.

— Это была случайность?

— Что? — ответил Северус, явно сбитый с толку.

— Это была случайность? — повторила она, а затем продолжила. — Было ли это случайностью, что вы занялись приготовлением еды? Было ли случайностью, что вы рассмешили Джорджа?

— Я… нет, — сказал Северус, похоже, снова чувствуя себя крайне неловко, и Аркадия улыбнулась.

— Судя по тому, что вы мне рассказали, вас словно невидимая сила заставила готовить ужин. Я полагаю, это было не так, верно?

— Нет, — ответил Северус, все его лицо было скрыто за волосами.

— Тогда почему вы это сделали? Почему вы предпочли помочь? — она осторожно использовала слово «предпочли», так как было важно, чтобы Северус осознал, что этот поступок был именно тем, чем он и являлся: выбором.

— Я… я не знал, что еще делать. Я не мог не делать ничего, не так ли? И когда я не смог ничего сказать, чтобы утешить ее, я... ну, я хотел хоть что-то сделать. Вы… вы смогли помочь мне, немного, в воскресенье.

Он замолчал, как будто даже это небольшое признание было слишком сильным, и Аркадия уже собиралась задать деликатный наводящий вопрос, когда мужчина резко поднял на нее глаза.

— Я сказал ей, — выпалил он, и психолог моргнула, не понимая, что он имеет в виду. Увидев ее растерянное выражение лица, Северус, похоже, понял, насколько расплывчатым было заявление, и его острые скулы приобрели легкий оттенок румянца; Аркадия проанализировала эту реакцию, вспомнив, что и на прошлой сессии он несколько раз демонстрировал аналогичное поведение при смущении. — Я… я сказал Молли Уизли, что хотел бы сделать больше для защиты тех, кто погиб.

— Это большое достижение. Вы можете гордиться, — искренне произнесла Аркадия, и его румянец стал еще ярче.

— Наверное, — ответил он, но это прозвучало не так уверенно, как она надеялась.

— Разве вы не считаете, что должны гордиться собой? — спросила она, сохраняя ласковый тон, и Северус отвернулся, бросив уловку с чашкой и устремив взгляд в дальний угол, чтобы не встречаться с ней глазами.

— Не особенно, — ответил он через несколько мгновений, и Аркадия выдержала небольшую паузу, распознав в этом ответе тот же знак, который он использовал, чтобы сказать, что не хочет говорить о своих умерших студентах.

— Почему? — поинтересовалась она, внимательно наблюдая за его затылком, чтобы понять, не нужно ли ей переключиться на другую тему.

— Я не умею помогать людям, — пробормотал Северус, его тихий голос был почти неслышен, но не подавал никаких признаков того, что мужчина испытывал подавленность.

— Разве миссис Уизли бы с этим согласилась? — спросила психолог, и Северус повернул голову к ней, его лицо появилось из-за завесы волос.

— Я даже не смог сказать ей, что сожалею о смерти ее сына, — сказал он с явным раздражением, и она уловила отблеск гнева в его глазах, хотя и знала, что тот был направлен ​​не на нее.

— То, что вы утешали ее не типичным способом, не означает, что вы ее не утешили или что ваше утешение было менее полезным, — мягко сказала Аркадия, и губы Северуса сжались в горькую усмешку.

— Легко так говорить, но когда ты стоишь там, смотришь в глаза убитой горем матери и не можешь сказать ничего? Я имею в виду — я не смог. Я знал Фреда Уизли, я учил его семь лет — но когда это было важно, я не смог ничего сказать. Я никогда не мог ничего сказать.

На последней фразе в его голосе прозвучали эмоционные нотки, и Северус тряхнул головой, явно злясь на то, что не сдержался. Интуитивно Аркадия поняла, что эта реплика была крайне важной — это то, что давно его гложет. Но она не была уверена, что построила достаточно прочные отношения, чтобы спрашивать об этом, поэтому не стала этого делать, выбрав другой путь.

— Никогда? Мне трудно в это поверить, — ответила она, при этом не допуская в своем голосе и намека на скептицизм. — Неужели вы не можете вспомнить какой-нибудь случай, где вы смогли произнести слова поддержки, посчитав, что кто-то в этом нуждается? Хотя бы один?

Северус долго молчал, но постепенно его хмурый взгляд развеялся, уступив место печали.

— Я смог поговорить с Винсентом, когда навещал его. Он... Там больше никого не было, и я чувствовал, что не могу уйти просто так, ничего не сказав. Я не знал, был ли я единственным, кто соизволил прийти, но если это было так, это было неправильно. Поэтому... Я сказал ему, что скорблю по нему, как и его отец. Несколько дней назад Крэбб пытался убить меня за то, что я не защитил Винсента.

То слабое значение, которое он придал последним словам, заставил Аркадию замереть, и психолог моргнула, размышляя, правильно ли она расслышала.

— Отец Винсента пытался вас убить?

— Когда я помогал аврорам выслеживать Пожирателей смерти. Это не имеет значения, — ответил Северус, пожав плечами, а затем продолжил, как будто покушение на его жизнь было лишь незначительным неудобством. — Я не знаю, что это говорит обо мне. Я способен общаться с мертвыми, а не с живыми? Если это вообще можно назвать общением.

— Может, было легче что-то сказать, потому что вы были один, — предположила Аркадия, задаваясь вопросом, как ей лучше составить заметку о сеансе, в которой бы говорилось: «обсуждали попытку убийства родителем покойного студента/Пожирателем смерти — не имеет значения».

— Возможно, — сдавленно сказал Северус. — Но даже наедине с собой я не очень хорош в ведении разговора.

— Может, умение легче общаться с другими людьми — это то, над чем вы хотели бы поработать? — спросила психолог, и он снова пожал плечами, выглядя смущенным.

— Было бы неплохо. Я бы хотел чувствовать, что я... способен говорить с людьми, а не просто стоять как истукан. Но не думаю, что это то, в чем я когда-либо буду хорош.

— Мне кажется, что самое главное — это пытаться, даже если трудно. Не стоит волноваться о том, что у вас что-то не получается, — мягко сказала она, и мужчина беспокойно шевельнулся.

— Не то чтобы я думал, что пробовать не стоит. Просто... — он замолчал, выглядя заметно расстроенным. Он снова уставился на свою чашку; Аркадия наблюдала, как выражение его лица постепенно становилось смиренным, как будто он обдумывал довольно разочаровывающее признание. — Это не... Дело в том, что это я не такой, — наконец заявил он, подтолкнув чашку на блюдце, чтобы та встала ровно.

— Дело в том, что вы не такой, или в том, что вы не таким были? — спросила Аркадия, и едва Северус осознал эти слова, как на его лице отразилась неуверенность. — Возможно, вам трудно налаживать контакт с другими людьми или словесно выражать им свою заботу. Но вам все же удалось помочь кому-то в очень трудное время, просто оказав им молчаливую поддержку. Я бы сказала, что это очень трогательно.

— Я… я не… — беспомощно сказал Северус, жестикулируя, словно у него не было слов.

— Может, вы и не такой, но вы можете таким стать, — мягко сказала она, и мужчина опустил руки, глядя в пол с нечитаемым выражением лица. — Поведение никогда не бывает окончательным, Северус. Мы делаем выбор в том, каким образом взаимодействовать с другими людьми много раз на дню. Это нормально — чувствовать страх перед перспективой изменить свое поведение, но вы можете контролировать его. Нужно лишь решить, кем вы хотите быть, а затем работать над этим.

Ее клиент на мгновение принял недовольный вид, а затем испустил долгий разочарованный вздох и начал нервно постукивать по своей фарфоровой чашке.

— Похоже, вас что-то беспокоит, — заметила Аркадия примерно через полминуты, и Северус закатил было глаза, но затем спохватился. — Не хотите ли рассказать, что именно?

— Я не знаю, что именно, — ответил тот с раздражением.

— Вас что-то задело из сказанного мной?

Эмоции боролись на его лице, бесстрастность попеременно сменялась многообразными гримасами, но в конце концов он остановился на разочаровании.

— Я не знаю, — повторил он снова, и, похоже, это было правдой.

— Почему бы вам не рассказать мне о том, что вы чувствуете? — предложила она, и Северус нахмурился, пристально уставившись на стол.

— Наверное, я чувствую, что не согласен, — отозвался он, и психолог кивнула в знак того, что слушает, ожидая, пока он разберется со своими мыслями. — Я не чувствую, что могу контролировать то, кто я есть. Всю свою взрослую жизнь я провел под влиянием сильных мира сего. Даже когда я был ребенком, как бы я ни старался, мне казалось, что все просто само происходит и тянет меня за собой. Как я могу выбирать заводить мне разговор с людьми или нет, если у меня даже голос отказывает?

— Что ж, — сказала Аркадия, аккуратно откладывая ответ, — в данном случае, мне кажется, что вы в основном освободились от контроля этих сил. Вы согласны?

— Пожалуй, — нехотя ответил он.

— Я убеждена, что вы имеете право выбора, как взаимодействовать с другими людьми. Если у вас возникает стрессовая реакция, из-за которой вам трудно говорить, есть техники, которые помогут вам справиться с этим. И, пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, но насколько я понимаю, что, будучи шпионом, вы должны были очень умело контролировать свои слова.

Выражение лица Северуса могло бы показаться комичным, если бы все не было так серьезно. Это был едва ли не первый раз, когда она видела взрослого человека, выглядящего так, словно его нечестно обыграли, но он выглядел столь недоверчивым и обиженным, что женщина едва смогла сдержать свои эмоции, чтобы не улыбнуться.

— Да, — сказал он так, будто имел в виду прямо противоположное. — Но я не хотел находиться в таком положении.

— Разве у вас не было выбора, чтобы уйти?

— Конечно, нет, — раздраженно ответил Северус. — Орден едва функционировал даже с моей информацией. Если бы я ушел, то по умолчанию обрек бы нас на поражение.

— Существует немало людей, которые все равно ушли бы, — заметила Аркадия, и его брови сошлись вместе.

— Это не такие люди, как я, — возразил он, начиная немного горячиться.

— Что вы имеете в виду? — давить на взволнованного клиента было довольно хрупким приемом, но Северус никогда еще не отвечал ей с такой готовностью, и она знала, что получает его истинные мысли, а не тщательно выстроенные ответы, которые могли скрывать множество вещей.

— Что я не трус, — яростно произнес Северус, буравя ее своими черными глазами. — Я не бросаю людей, которых поклялся защищать.

— Значит, вы решили остаться, чтобы выполнить это обещание? Или, может, чтобы бороться за дело, в которое верили?

Северус какое-то время боролся с собой, казалось, сопротивляясь этой идее.

— Я не нарушаю своих обещаний, — возразил он, опустив взгляд на стол. — Это не было выбором. Как только я поклялся в чем-то, это уже перестает быть вопросом. Я не отказываюсь от своего слова.

— И вы всегда поддерживали этот уровень честности?

— Конечно, — отрезал он, злясь на то, что она вообще спросила. — Если я даю обещание, я его держу.

— А как вы обосновали то, почему ушли из Пожирателей смерти?

Только когда этот вопрос прозвучал, Аркадия поняла, что, возможно, задала его не лучшим образом, но Северус хранил каменное молчание, явно размышляя. Он не казался обиженным, как раньше; видимо, она все-таки подобрала правильный вопрос.

— Потому что первым я пообещал кое-что другое, — сказал он наконец. — Лили была моим другом еще до того, как я узнал о войне. Когда в 1980 году я обнаружил, что она находится в опасности, я сразу понял, что сделаю все, чтобы защитить ее. Я пошел к Дамблдору не для того, чтобы предать Темного Лорда… я сделал это, потому что не мог предать Лили.

— И это был выбор, — дополнила Аркадия, и Северус вздохнул.

— Да, это был выбор. Какую бы пользу это ни принесло кому-либо. — Он подтолкнул чашку к краю блюдца, затем поднял ее и покрутил в руках, наблюдая, как осадок растворяется в пурпурном чае. — У меня есть опыт неудачного выбора. Но, полагаю, вы правы. Я мог бы покинуть Орден. Я просто никогда не рассматривал этот вариант.

— Почему вы остались? — спросила психолог, глядя, как он отпивает чуть теплый чай. — Исключительно потому, что вы дали обещание Дамблдору?

— Это… — он запнулся на мгновение, поставил чашку обратно и сцепил руки вместе. — Поначалу так и было, но потом это переросло в нечто большее. Он не был дураком, Дамблдор; изначально я поклялся сделать что угодно в обмен на то, что он защитит Поттеров, поэтому, когда он потерпел неудачу, у меня не было причин оставаться. Если бы я ушел, я бы, наверное, какое-то время плутал без дела, может быть, покончил с собой. Я много думал об этом после Хэллоуина восемьдесят первого года. Дамблдор... не уважал меня тогда; между нами было очень мало общего, кроме совместной цели… и очень мало того, что он мог бы во мне увидеть. Я думаю, что на самом деле он сильно меня недолюбливал, но я был его единственным шансом иметь шпиона в рядах Пожирателей смерти когда Темный Лорд вернется, и это делало меня слишком полезным, чтобы отказываться.

Поэтому, в ту ночь, когда умерла Лили, он сделал так, чтобы я не ушел. Он сказал мне, что Темный Лорд вернется, и что, когда это произойдет, Гарри Поттер будет в ужасной опасности. Он… он говорил об этом отнюдь не мягко. Мальчик был сыном Лили, и от меня не было бы никакой пользы, если бы я не помог защитить его.

По рукам Северуса пробежала легкая дрожь, и он схватил трясущейся рукой внутреннюю часть левого предплечья, сильно сжав ее.

— И я поклялся, что сделаю это. Я помогу защитить Гарри Поттера, и память о Лили будет жить. И не успел я оглянуться, как уже согласился защищать Драко, у меня появились ученики и коллеги, которых я не мог бросить... Я закрепился. Уход не был для меня вариантом в течение очень долгого времени.

Аркадии хотелось бы многое обсудить из сказанного, но она воспользовалась моментом, чтобы собраться с мыслями и подумать о том, что больше всего нужно Северусу.

— Я не думаю, что вы обязаны быть полезным для людей, — сказала она, и ее клиент посмотрел на нее с несколько озадаченным выражением лица.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, явно не понимая, к чему она это сказала.

— Вы сказали, что Дамблдор не отказался от вас, потому что вы были полезны, и что вы согласились защищать Гарри, чтобы быть полезным Лили. Это то, что вас заботит? Чтоб быть полезным?

Этот вопрос, казалось, выбил Северуса из колеи; он моргнул и нахмурился, его глаза метались по комнате, затем он нахмурился еще сильнее.

— Я беспокоюсь не столько об этом, сколько об ожидаемом отношении, разве не так? Если кто-то принимает меня и доверяет мне, я помогаю ему. Вот как это работает.

— Есть разница между тем, чтобы помогать людям и быть полезным для них, — ответила Аркадия, и он непонимающе поднял брови. — Помощь кому-то — это то, что вы делаете по собственному желанию. Вы можете решить помочь, потому что вы заботитесь о них или сочувствуете им, даже если они вам незнакомы. Быть полезным подразумевает, что если вы не даете что-то человеку постоянно, то ваши отношения не будут длиться долго. Как думаете, что вы имели в виду?

Северус открыл рот, затем, поколебавшись, снова закрыл его.

— Быть полезным, — наконец тихо ответил он.

— В здоровых отношениях вам необязательно быть полезным для людей, — мягко сказала она, и мужчина сглотнул, его адамово яблоко качнулось в горле. — Когда у вас есть друзья, вы и другой человек получаете пользу просто от того, что находитесь рядом друг с другом. Возможность положиться на кого-то часто является частью дружбы, но это не то же самое, что быть полезным в обмен на доверие или привязанность.

В глазах Северуса мелькнула тревога, и Аркадии показалось, что она чувствует исходящий от него легкий страх.

— Вы сами по себе представляете ценность, Северус. Ваша личность, ваша компания — этого достаточно, чтобы завязать дружбу с другими людьми. Если кто-то требует от вас большего в обмен на дружбу, то это исключительно его дело. Это не делает вас менее достойным или не заслуживающим любви и отношений.

Северус закачался взад-вперед, балансируя на краю сиденья и снова потирая предплечье.

— Чувствовали ли вы, что обязаны быть полезны Дамблдору даже в последние годы? — спросила Аркадия, почувствовав, что ее слова расстроили его, заставив усомниться в своих прошлых отношениях.

— Я… — он остановился, быстро моргая, и Аркадия заметила влагу в его глазах. — Я думаю, мы стали друзьями спустя некоторое время. Но я так и не смог забыть о своей роли. Я поклялся ему; я не мог не быть полезным, если хотел выполнить эту клятву. Мы могли вести беседы, иногда мы говорили как равные, но я часто чувствовал, что он меня не слушает. Он не слушал многих людей. Он просто... никогда не ставил кого-то выше того, что нужно было сделать для войны. Когда я злился из-за какого-либо из его планов, это было все равно, что кричать на стену. Он выслушает и, возможно, посочувствует, но шансов изменить ситуацию не было. Он считал, что знает все лучше всех и не шел ни на какие компромиссы.

Это... сильно отличалось от службы в рядах Пожирателей смерти. Темный Лорд в ярости убивал своих слуг, но это было потому, что люди были для него просто инструментами. Он никогда не делал вид, что спрашивает их мнения, он играл на их эмоциях и манипулировал ими, ничего не чувствуя. Дамблдор был другим; он заботился о людях, которые были ниже его, но не было ничего, чего он не сделал бы, чтобы выиграть войну. Мне было очень трудно научиться думать так же, как он, когда начали появляться жертвы его планов. Он был безжалостен. Он должен был таким быть.

Теперь Северуса била мелкая дрожь, но он продолжал, не дожидаясь, пока Аркадия вмешается, чтобы его успокоить.

— Когда я дал Нарциссе Непреложный Обет, это… это было единственное обещание, которое я хотел нарушить. Я бы скорее убил себя, чем Дамблдора, но он и слышать об этом не хотел. Он… он заставил меня сдержать данное ему слово. Не думаю, что у меня действительно был выбор в этом вопросе. Если бы это было так, я бы сейчас здесь не сидел.

По лицу Северуса покатились слезы, и он издал короткий смешок.

— Я рад, что он заставил меня сделать это. Я не должен иметь права выбора, — яростно сказал он и сердито провел рукой по глазам, а Аркадия тихонько призвала книгу с заметками о сеансе, которую она завела для Северуса на прошлой неделе, и записала ряд важных моментов, прежде чем они успели вылететь у нее из головы.

— Почему вы считаете, что вы не должны иметь право выбора? — спросила она, как только он немного успокоился, и отложила перо, чтобы показать, что слушает.

— Потому что я очень, очень искусен в принятии решений, которые причиняют людям боль, — ответил он, его голос сорвался на конце фразы.

— Сегодня мы говорили о том, как ваши решения помогали людям, — заметила Аркадия, но он мрачно покачал головой.

— Нет. Это другое. Какая разница, что некоторые из моих действий помогают людям, если большинство из них причиняют вред? Если значение выбора невелико — то ладно. Но если оно огромно? Меняющее жизнь? Не уверен, что я когда-либо делал выбор, который был бы удачным.

Слезы снова навернулись на его глаза, и Аркадия какое-то время наблюдала за ним, обдумывая, как лучше поступить.

— О чем вы сейчас вспоминаете? — наконец спросила она, все еще не в силах до конца его прочитать, и Северус тихо кашлянул, очевидно, ему было труднее себя контролировать, чем казалось.

— Вы действительно хотите знать? — его голос был напряженным, балансируя между вызовом и весельем, будто он собирался горько рассмеяться.

— Да, — ответила Аркадия, и огонек притворного веселья в глазах Северуса померк, на его лице залегли морщины, состарив его на годы.

— Я был тем человеком, который рассказал Темному Лорду пророчество, предсказывающее его поражение. Я слышал это, когда шпионил для него за Дамблдором. Я отнес его Темному Лорду, думая, что это будет… — он выплюнул это слово, — полезно. Это пророчество было истинной причиной, по которой он решил выследить Поттеров, думая, что их сын и есть тот ребенок, о котором в нем говорилось. Я...

На его лице отразилась мука, глаза на мгновение зажмурились, а затем открылись, заполненные слезами.

— Я — та причина, по которой Лили была убита.

Повисло молчание, и, пока психолог переваривала услышанное, Северус поднес руки к лицу, подавляя рыдания. Как только его контроль над собой разрушился, он, казалось, сломался окончательно: он дрожал, в то время как слезы капали с его подбородка на ковер, задыхался, с трудом делая короткие вдохи в тщетной попытке перестать плакать.

— Ясно, — наконец мягко сказала она, видя, что он слишком переполнен эмоциями, чтобы говорить. — Вы хотите обсудить это?

— Что? — Северус опустил руки, тупо уставившись на женщину покрасневшими, полными слез глазами.

Аркадия догадалась, что он не просит ее повторить вопрос.

— Моя работа состоит в том, чтобы обеспечить конфиденциальную, свободную от суждений обстановку, Северус, — сказала она, стараясь говорить как можно мягче. — Меня обучили не осуждать своих клиентов, что бы они ни сказали или сделали. Я здесь для того, чтобы выслушать вас и помочь вам научиться справляться с трудностями, с которыми вы сталкиваетесь, здоровым способом — обещаю, это не пустые слова. Я искренне не осуждаю вас и никогда не буду осуждать, что бы вы мне ни говорили.

— Но… — Северус заметно вздрогнул, его сломанные ногти впились в левое предплечье, цепляясь за ткань мантии. — Я дал ему информацию, зная… зная, что люди умрут. Что он… он убьет ребенка, прежде чем ему успеют помешать. Что он убьет родителей. Что он убьет всю их семью. Я знал это.

В его голосе слышался сильный гнев, и она долго размышляла, как лучше ответить, чувствуя, что Северус, находясь в таком обостренном эмоциональном состоянии, может отреагировать иррационально, если она снова попытается сказать ему, что все в порядке. Меньше всего ей хотелось, чтобы он в порыве защитной, саморазрушительной решимости набросился на нее с обвинениями в том, что она не понимает насколько он действительно ужасен, не теперь, когда она, наконец, начала понимать, как сильно он нуждается в ее помощи.

— Северус, вы знаете, с какими клиентами я училась работать? — наконец спросила Аркадия, переплетая свои пальцы с аккуратным маникюром, и он поднял взгляд, продолжая цепляться за свою руку, его глаза были пустыми и безнадежными. — Я тренировалась работать с убийцами, насильниками, абьюзерами — с людьми, совершившими всевозможные ужасы. Я решила стать психотерапевтом, прекрасно зная, что могу столкнуться с самым худшим из того, что может предложить человечество, и твердо намереваясь помочь своим клиентам справиться с проблемами, не осуждая ни их, ни их поступки. Не могу признаться, что видела много людей такого калибра, но это было мое решение, и я придерживаюсь его уже три десятилетия. Это значит, — продолжила она, увидев сомнение в черных глазах Северуса, — что даже если бы вы появились у моей двери не будучи оправданным — даже если бы вы появились у моей двери как абсолютно убежденный Пожиратель смерти, со списком преступлений длиной в десять метров — я бы все равно приняла вас в качестве клиента.

Она чуть было не добавила: «Если бы вы, конечно, не находились в розыске», но психолог прекрасно понимала, когда юмор полезен, и сейчас явно не тот случай. Поэтому она просто выдержала взгляд Северуса, твердо зная, что ее слова правдивы.

Через минуту Северус опустил глаза, уставившись на стол с нечитаемым выражением лица, и Аркадия позволила себе грустную улыбку, жалея, что не знает способа определить скрытые эмоции мастера окклюменции.

— Могу я задать вопрос? — спросила она через некоторое время, не желая, чтобы сеанс застопорился, когда Северус так явно нуждался в помощи.

Северус почти незаметно кивнул головой, легкое движение, которое она бы пропустила, если бы не смотрела прямо на него, и психолог воспользовалась моментом, чтобы сформулировать вопрос как можно более корректно.

— Я заметила, что у вас есть привычка прикасаться к левому предплечью, когда вы испытываете горе или раскаяние. Мне хотелось бы знать, осознаете ли вы это как проявление нервного тика? И если да, то какое значение имеет ваша левая рука?

Долгое время Северус молчал, глядя на стол. Затем, когда она уже начала думать, что он откажется отвечать, он поднес правую руку к левому рукаву и грубо дернул его до локтя.

Аркадия ничего не могла с собой поделать — она смотрела не отрываясь.

На внутренней стороне предплечья Северуса, такого же тонкого и бледного, как и сам мужчина, был шрам.

Не обычный гладкий, бледный шрам от пореза или царапины — нет, это был шрам от ожога, розовый и морщинистый, как будто его прижгли к плоти открытым пламенем, и Аркадия ощутила прилив непроизвольного, физического отвращения при мысли о боли, которую должен был причинить такой ожог. Ужас от раны, однако, был быстро омрачен формой, которую та имела — символ черепа и змеи, что будет узнаваем в Англии еще многие века, о котором тихо шепчутся те, кто все еще боится упоминать о нем.

Черная метка выжженная на руке Северуса.

— У всех Пожирателей смерти это есть? — спокойно спросила она, тщательно скрывая собственные эмоции по этому поводу, и Северус коротко кивнул, одергивая рукав. Аркадия могла придумать множество вопросов, которые хотела бы задать, но главный из них…

— Сколько вам было лет?

— Восемнадцать, — тихо ответил Северус, снова потирая шрам под рукавом.

Восемнадцать. Едва ставший взрослым. Мозг окончательно созреет только лет через семь. Подросток, втянутый в войну, которую он не мог полностью понять, страдавший в течение десятилетий после этого, чтобы работать против дела, в которое когда-то верил. Получение Метки стоило ему друга, будущего и почти жизни.

— Вам будет легче, если я возьму вас за руку?

Северус посмотрел на нее, явно сбитый с толку, но затем к нему, видимо, пришло понимание, и он невольно притянул к себе левую руку, будто та причиняла ему боль. Сперва замешкавшись, он все же медленно положил ее на стол ладонью вверх, чуть придвинув к женщине. Казалось, он ждал, что она проигнорирует этот знак или отвергнет его, но Аркадия лишь вопросительно смотрела на него, пока, наконец, он не сделал короткий, резкий кивок.

Потянувшись вперед, психолог положила свою ладонь на его, утешительно сжав руку, которой он так стыдился. Его рука дрожала, ладонь была потной, но хватка не была слабой или нерешительной, как это было во время их рукопожатия на прошлой неделе. Он сжимал ее руку так, будто никогда не хотел ее отпускать.

— Могу я вам кое-что сказать, Северус?

Он кивнул, издав слабый, сдавленный звук, который попытался скрыть за кашлем.

— Зная все это, я все равно считаю, что вы заслуживаете счастья. И это… — она снова сжала его руку, ощутив пробежавшую по ней тревожную дрожь. — …ничего не меняет. Ничто из этого не меняет. Вы сами по себе представляете ценность, вы имеете неотъемлемое право быть счастливым и делать свой собственный выбор. Вы можете принимать правильные решения и жить жизнью, о которой не будете жалеть. Вы понимаете это?

Он нерешительно кивнул, и Аркадия улыбнулась, слегка откинувшись назад. Мужчина крепче сжал ее руку, словно не давая ей отстраниться, поэтому она позволила ему удержать себя, опустив левый локоть на колено.

— Чего вы хотите, Северус? Кем вы хотите быть? Теперь у вас есть свобода выбирать свой собственный путь, не зависящий от войны. Я знаю, что это может показаться пугающим, возможно, даже непосильным, но я хочу, чтобы вы начали думать об этом.

Ладонь Северуса сжалась в ее руке, и женщина увидела, как напряглись его челюсти и мышцы шеи, натянувшиеся как тетива.

— Можно начать с малого, — мягко сказала она, и его хватка стала немного болезненной от волнения. — Что-то простое. Может, есть книга, которую вы хотите прочитать? Еда, которую вы хотите попробовать? Место, которое вы хотите посетить? Вам не нужно выбирать будущую карьеру или планировать всю свою жизнь. Постарайтесь не беспокоиться о том, будет ли это полезно, или о том, что подумают другие; выберите что-нибудь исключительно для себя. Чем бы вы хотели заняться?

Северус уставился на стол, не отрывая глаз от рисунка сучков в текстуре дерева, и нерешительно открыл рот.

Внезапный звон перебил его, и он подскочил на месте, а Аркадия взглянула на свои песочные часы, в которых упала последняя песчинка, и перевернула их, расширив отверстие, чтобы песок проходил быстрее.

— Кажется, у нас не осталось времени, — сказала она чуть извиняющимся тоном, и Северус закрыл рот, проглотив все, что собирался произнести. — Я была бы рада, если бы вы остались подольше — правда рада, — но через пятнадцать минут ко мне придет другой клиент.

— Все в порядке, — поспешно сказал Северус, и его рука вынырнула из ее ладони и метнулась к карману, выставив на журнальный стол стопку сиклей. Серебро едва успело коснуться дерева, как он уже поднялся на ноги. Аркадия с некоторым удивлением наблюдала за ним: он выглядел так, словно хотел выбежать из комнаты.

Наклонившись, Северус взял свои чашку и блюдце, отнес их к чайному столику и поставил рядом с песочными часами — интересно, подумала Аркадия. Очевидно, он заметил, куда она ставила их в прошлый раз, и вот он уже учтиво пытается привести все в порядок. Это мелочь, но, похоже, это был сознательный выбор, и психолог задалась вопросом, считает ли он это ожидаемым жестом вежливости или пытается извиниться, в какой-то мере, за поступки, которые они обсуждали на этом сеансе.

— Северус? Подождите, — окликнула она мужчину, не желая отпускать его не дав понять, что она чувствует после столь многих мрачных откровений сегодняшнего дня.

Он замер, уже потянувшись к дверной ручке. Аркадия встала, подошла к двери и слегка прикоснулась к его плечу.

— Я искренне считаю, что вы заслуживаете счастья, — мягко сказала она, глядя на измученного жизнью, охваченного раскаянием мужчину перед собой, его худое, затравленное лицо скрывалось за спутанными волосами. — Пожалуйста, дайте себе шанс обрести его, хорошо?

Северус посмотрел на нее, его черные глаза сначала были непроницаемы, но затем они подернулись пеленой, и он моргнул, переведя взгляд на дверь, явно пытаясь не заплакать. Аркадия наблюдала за ним с чувством глубокой печали, задаваясь вопросом, говорил ли кто-нибудь ему это в последние годы, или вообще когда-либо.

— Держитесь, Северус. Не ради Волшебного мира или Гарри Поттера, а ради себя самого, — серьезно сказала она, и он кивнул, движение было по-прежнему быстрое, но менее жестким, чем раньше. — Увидимся на следующей неделе, да?

— Да, — ответил он, а затем: — Берегите себя.

Он выскочил за дверь, пронесясь черным лоскутом по крошечной приемной. Аркадия смотрела, как он уходит, и, позволив себе печальную улыбку, вернулась в свое кресло и взяла чашку с чаем, размышляя о невероятно сложном человеке, который только что ушел.

Когда она впервые встретила Северуса в воскресенье, она не знала, чего ожидать. В каком-то смысле она ожидала худшего, и у него действительно было много проблем — и все же он был совсем другим, нежели она могла предположить. Было бы глупо говорить, что после стольких лет работы психотерапевтом ее удивляла человечность ее клиентов, но она чувствовала, что постоянно открывает для себя новые грани людей, новые трудности, с которыми она раньше не сталкивалась. Северус, похоже, был одним из тех клиентов, чей путь будет заключаться не только в следовании ее обычным методам, но и в поисках того, как она может ему помочь.

Поднявшись с кресла, она закрыла тетрадь с заметками о сеансах Северуса и положила ее на свой стол, затем сняла с маленькой книжной полки МКБ-10⁽¹⁾ и DSM-IV⁽²⁾ и добавила их в общую стопку, чтобы рассмотреть позже.

На следующем сеансе надо будет поднажать.

---

1) Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем, Десятого пересмотра. Благодаря МКБ, министерства здравоохранения разных государств могут называть болезни одними и теми же терминами. Это помогает вести международную статистику заболеваемости и смертности в разных странах.

Вернуться к тексту

2) диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам IV издания

Вернуться к тексту

«Если вы не можете понять свою цель, определите свою страсть. Ибо ваша страсть приведет вас прямо к вашей цели». ~ Т.Д. Джейкс

В субботу вечером Северус, с кожаной сумкой на плече, вышел за ворота Хогвартса и растворился в прохладном вечернем воздухе.

Ремонтные работы в замке все еще продолжались, хотя и не так активно, как раньше. Перед глазами всплывали клубящиеся глубины котлов, в которые он сегодня успел вдоволь насмотреться — настолько велико было количество сваренных им зелий. Впрочем, скоро они с Горацием должны восполнить школьные запасы.

Формально, его сегодняшняя вылазка была направлена на достижение этой цели. Когда Дамблдор заставил его поклясться содействовать в своей смерти, зельевар отчетливо осознавал, насколько катастрофически этот план будет воспринят персоналом. Он не ожидал от Минервы полномасштабного уничтожения его вещей, но предполагал как минимум попытку грубой игры, будь то кража, саботаж или другие злоумышленные действия. Поэтому он перевез свое высокоспециализированное оборудование и дорогие сердцу вещи в свой дом в Коукворте, где те были бы в безопасности до вступления в силу его завещания.

Теперь, когда война закончилась, придется переписать его заново. Он сделал самую безопасную ставку и завещал все личные вещи и имущество Хогвартсу, сделав отсрочку в десять лет на случай, если его вынудят скрываться, но он не мог ничего оставить своим коллегам или друзьям. Единственным персональным завещанием, в составлении которого он чувствовал себя достаточно уверенно, было передача Драко некоторого оборудования для зельеварения, поскольку это было достаточно незначительным и нейтральным, чтобы быть приемлемым для обеих сторон.

Сам дом был завещан замку с целью перепродажи; он был слишком убог, чтобы быть пригодным для чего-то еще. Знает Мерлин, он сам не был бы ему рад на их месте.

Северус аппарировал прямо на порог, что на самом деле был просто частью мощеной дороги, которую называли порогом. Давным-давно, когда он только переехал сюда в двадцать лет, он был более осторожен с использованием магии: большинство соседей тогда еще жили рядом, и каждый мог назвать его имя следственным органам.

Теперь же единственными людьми, которые могли увидеть его неожиданное появление в темноте, были бродячие подростки, настолько пьяные или одурманенные, что никто бы даже не придал значения их словам.

Потребовалось около пятнадцати секунд, чтобы деактивировать защиту дома, поскольку он использовал лишь несколько скрывающих заклинаний, чтобы лучше вписаться в магловское окружение, и толкнул дверь плечом, как делал каждое лето, когда та заедала из-за неиспользования. В доме было абсолютно темно, лишь слабый лунный свет пробивался сквозь маленькие окна, но он взмахнул рукой, и люстра вспыхнула, свет свечей заиграл на темных обложках книг вдоль стен.

Гостиная была ровно такой же, какой он оставил ее в девяносто седьмом, вернувшись после падения Министерства, и зельевар окинул ее взглядом, а затем вздохнул.

Он прошел мимо обшарпанного кресла и неудобного дивана, обогнул ножку журнального столика, которая никогда не стояла ровно, затем открыл незаметную за книжным шкафом дверь на кухню и заглянул туда, чтобы убедиться, что все в порядке.

В его отсутствие, похоже, ничего не обвалилось, поэтому мужчина закрыл дверь и прошел обратно через гостиную, открыв такую же неприметную дверь, ведущую на лестницу. Это была странная лестница: она начиналась в передней части дома, напротив входной двери, и огибала угол гостиной, так что, если он был недостаточно внимателен, поднимаясь по ней, то часто оступался.

Когда-то, когда он был мальчишкой, он мог пробежаться по ней вслепую с подвязанной сзади ногой, но эта мышечная память давно сошла на нет.

Северус осторожно поднялся по лестнице, затем прошел через лестничную площадку в свою комнату, в которой стояли только кровать и небольшой платяной шкаф. Шкаф был заколдован: в комнате не было места для чулана или большого комода, поэтому он приобрел этот предмет древности на распродаже и добавил внутрь заклинание расширения. Рядом с его комнатой находилась старая спальня его родителей, которую он уменьшил наполовину, чтобы выделить место для ванной комнаты, но зельевар никогда туда не заходил. Когда он перестраивал дом, то отказался от настояний строителей о том, что переоборудовать меньшую спальню имеет больше смысла, решив, что никогда не будет спать в том же помещении, что и его покойные родители.

Платяной шкаф скрипнул, когда он открыл его, и мужчина начал складывать те немногие вещи, которые в нем хранились, на легкое покрывало кровати. Мантий здесь не было, так как обычно он привозил их из Хогвартса на лето, но имелось две пары брюк, три выцветшие рубашки с обтрепанными рукавами, четыре нижние рубашки с пятнами пота, которые он никак не мог отстирать, добрая дюжина трусов, шесть черных носков, одно поношенное шерстяное пальто и пара драных серых кроссовок, которые сохранились у него еще с подросткового возраста.

Коллекцию нельзя было назвать впечатляющей, но он был не в том положении, чтобы привередничать. Северус расстегнул купленную в воскресенье сумку и запихал туда одежду (эту задачу значительно облегчили встроенные в сумку расширяющие чары), а затем окинул взглядом комнату, чтобы понять, не нужно ли взять что-нибудь еще.

Решив, что нет, он направился вниз по стонущей лестнице снова в гостиную, прошел на кухню и свернул направо к крошечному буфету, который находился под наклонным потолком в виде задней части лестницы. Там, прикоснувшись кончиком палочки к потрескавшейся штукатурке, он пробормотал ряд заклинаний, и на том месте, где мгновение назад были сложены старые ящики с вином и банки, появилась дверь.

Открыв ее, Северус спустился в единственное магическое помещение в доме, где он держал небольшую, но весьма продвинутую лабораторию зелий, свою коллекцию темных артефактов и все, что он не мог позволить увидеть постороннему человеку. Сама лаборатория была защищена, но это была лишь обманка: за магическими ингредиентами и зельями был скрыт вход во вторую комнату, которая уже охранялась всеми известными ему заклинаниями. Чтобы взломать вход, команде разрушителей проклятий и чар потребовалось бы несколько дней, а к тому времени он бы уже давно скрылся в безопасном месте, прихватив с собой самое опасное из своих запасов.

Даже само содержимое потайной комнаты являлось отвлекающим маневром. Любой, кто войдет сюда, подумает, что она была так сильно защищена из-за полудюжины необычайно темных предметов внутри, каждый из которых мог отправить его в Азкабан на год или больше только за то, что он владел этими вещами. Он избавится от них сегодня же — их предназначение уже выполнено. Они существовали исключительно для того, чтобы отвлечь искателей от истинно опасной вещи в этой комнате: маленькой, слабо зачарованной, с виду безобидной коробки с личными предметами, которая была небрежно отброшена в сторону, как будто он однажды уронил ее и не потрудился поднять.

В этой коробке хранились самые потаенные секреты его работы против Темного Лорда, а также его самые сокровенные воспоминания. Среди груды писем от студентов, ученых и других скучных, не требующих внимания бумаг, были зашифрованные заметки о Пожирателях смерти и страницы с записями о том, что мог планировать Дамблдор, наряду с исследованиями по этой теме. В течение многих лет Северус пытался разгадать тайну темных артефактов, за которыми охотился Дамблдор, а затем и Поттер, а также секреты бессмертия и могущества Темного Лорда. Каждый раз, когда он тщательно маскировал новую часть своей работы, он прекрасно осознавал, что даже одна страница может стоить ему жизни.

Теперь они были просто пережитками прошлого.

Помимо его исследований здесь были незначительные, казалось бы, бесполезные предметы: ободранное перо, которым он пользовался в первый семестр в Хогвартсе; три пары сережек его матери; оригинал публикации его работы на звание Мастера; заключение письма Лили к Блэку и приложенная к нему порванная фотография. Для него они значили больше, чем все остальное его имущество вместе взятое.

Северус поставил коробку на полку с вредоносными артефактами, достал из кармана список заклинаний и начал их произносить. На коробке было несколько бытовых чар для предотвращения повреждений водой, огнем, термитами и прочего, от чего волшебники обычно зачаровывают важные документы. Теперь же он добавил массу заклинаний, предотвращающих магическое вмешательство, призыв и разрушение всеми возможными способами, пока не достиг уверенности, что коробка и ее содержимое выдержат все, кроме попадания в пасть василиска. Возможно, они переживут и это, хотя он не стал бы на такое рассчитывать.

Удовлетворенный результатом, зельевар положил коробку в свою сумку, добавил несколько особо темных книг и отнес сумку обратно в лабораторию, где та была бы в безопасности, если вдруг случится так, что он сожжет всю потайную комнату.

Затем, отлеветировав стеллаж с темными артефактами от стены, он прошептал заклинание, которое до этого произносил лишь при тренировках.

— Fiendfyre.

Красное пламя вырвалось из кончика палочки и огненные челюсти разверзлись ужасающей пастью огромной клыкастой змеи. Северус с шумом выдохнул, когда полка и ее зловещее содержимое оказались охвачены пламенем, рассыпаясь пеплом. Проклятый огонь поглотил Темную Магию с поразительной легкостью, выжигая ее до тех пор, пока единственной магией в комнате не стало само пламя, по-прежнему изливающееся из кончика его палочки.

— Exstinguō.

Пламя не испарилось, как обычно бывает с магическим огнем. Вместо этого змея плавно взвилась вверх и влилась обратно в палочку, оставив комнату устрашающе тихой и мрачной.

Судорожно вздохнув, зельевар избавился от пепла на полу и вышел из комнаты, вернув защитные чары на место.

Затем, снова закинув сумку на плечо, он упаковал туда свои чувствительнейшие весы, набор ножей мастер-класса и котлы из различных чистых металлов и сплавов, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что взял все, что хотел забрать в Хогвартс на этот год.

Удостоверившись, что ничего не забыл, мужчина направился обратно вверх по лестнице в кладовую, оставив магический подвал позади. Странно понимать, что он наведался в дом всего лишь на минутку; обычно он в это время уже обустраивался, готовясь провести лето вдали от замка и любой работы, в которую его втянули бы в противном случае. На мгновение зельевар подумал, не выпить ли чашечку чая в память о старых временах, но отбросил эту мысль и прошел в гостиную, чтобы собрать свои любимые книги.

Не прошло и пяти минут, как он уже закрывал за собой входную дверь, ступив на разбитые булыжники дороги.

Растущий двурогий месяц зашел за тучу, погрузив ночь во тьму. Прохладный воздух был пропитан зловонным запахом заброшенной мельницы и реки, и Северус сморщил нос, услышав резкий звон битого стекла, разлетевшегося по булыжникам.

Обычно зельевар аппарировал прочь, как только выходил из дома, но сегодня ночью он решил пройтись по улице, оглядывая заколоченные ветхие дома. Он еще помнил имена большинства семей, живших здесь, когда он был мальчишкой; его отец заставлял их ходить в церковь каждое воскресенье, пока его пьянство не взяло верх над всем остальным, а Северус играл с другими детьми, пока его магия и интеллект не сделали его изгоем.

Этот мальчик Снейп необычный, шептались другие родители. С ним происходят странные вещи. Он слишком хитер для мальчика. Он ненормален.

Северус до сих пор помнил, как пастор призывал отца выбить из него дьявола, заявляя о всевозможных опасностях и последствиях, если мальчика не контролировать. Отец, всегда бывший дураком, старался изо всех сил, — но ничего не помогало. Каждая стрижка отрастала на следующий день, а рубцы от порки исчезали в течение недели, и все равно Северус продолжал запрыгивать на крыши и расшвыривать мальчишек вдвое крупнее себя, пока его не перестали задирать или приглашать играть.

Поначалу Северуса это вполне устраивало. Он проводил большую часть своего времени, читая старые учебники матери или гуляя у реки, наблюдая, как крошечные цветы появляются на следах его босых ног. Он знал, что он волшебник, поэтому магия не пугала его.

Но со временем ему стало одиноко. Даже те семьи, которые не считали его одержимым какой-то неестественной силой, соглашались, что он странный ребенок, который умеет читать и считать лучше, чем любой взрослый в этом городке. Его нужно отправить в большой город, говорили они его родителям. Ему следует изучать юриспруденцию, или инженерное дело, или что-то еще, что подходит такому смышленому мальчику.

Поначалу отец был в восторге от этой идеи. Сын, который мог бы принести семье солидный доход благодаря респектабельной работе — это все, на что надеялись большинство фабричных рабочих, не считая удачного замужества для дочерей. Но его мать отказалась, заявив, что его место в Хогвартсе вместе с другими детьми-волшебниками. Родители постоянно ссорились из-за этого, и Северус ничем не мог остановить их. Он пробовал обещать отцу, что не будет использовать магию, а затем уверял мать, что сможет контролировать свою силу, но все равно они ссорились. В конце концов, Северус перестал об этом беспокоиться и оставил все как есть, пообещав себе, что ему будет намного лучше в волшебной школе, о которой ему рассказывала мать, где он сможет учиться с людьми, которые его поймут.

Разумеется, все сложилось не так просто.

Сильный порыв ветра хлестнул Северуса волосами по лицу, обдав вонью от реки, и он закашлялся, свернув на улицу, ведущую к окраине города, расположенной у воды. Здесь все было еще более запущено; банды подростков любили исследовать заброшенную территорию, прячась от родителей и полицейских. Северус сталкивался с ними несколько раз — они, похоже, знали его как «того жуткого отшельника», но однажды он слышал, как один из них называл его Снейпом. Это было странным напоминанием о том, что Снейпы, несмотря на то, что тот парень никогда их не встречал, все еще были одной из местных семей, известной маглам так же, как Принцы были известны волшебникам. Странно было думать, что у него есть целая семья, с которой он никогда не познакомится, несмотря на то, что живет всего лишь в другом городе.

В трех километрах от окраины заброшенного города лежал Галгейт, городок, где выросла Лили и куда Северус раньше отправлялся, чтобы поиграть с ней. Он был построен вокруг фабрик по производству шелка, как и Коукворт, но район был намного красивее, и по-прежнему процветал благодаря семьям и промышленности, пришедшей из близлежащего Ланкастера. Несколько раз Северус подумывал переехать туда, просто чтобы не чувствовать себя последним живым человеком в Англии, но всегда отбрасывал эту идею. Почти все свое время он проводил в Хогвартсе, так что смысла жить в более приятном месте не было.

Подойдя к окраине города, он посмотрел на редкие домики, тянущиеся к теплым огням Галгейта, растворяющемся в более ярких фонарях Ланкастера, и его охватило чувство одиночества. Все разъехались, когда фабрика закрылась, перебравшись в другие города, а он остался. У него не было причин уезжать, но… может, стоило?

Северус иногда задавался вопросом, когда оставался здесь один летом, как бы сложилась его жизнь, если бы он родился маглом. У него уже почти наверняка были бы жена и дети; этого бы ждали, и давление со стороны семьи и общества нарастало бы до тех пор, пока он не сдался бы и не нашел кого-то. Он бы работал на какой-нибудь хорошо оплачиваемой работе, движимый своими амбициями и желанием обеспечить детей, чтобы быть лучшим родителем, чем был его отец. Он был уверен, что любил бы своих детей, какими бы пугающими они ни были, и любил бы свою жену, хотя бы потому, что должен.

У него были бы обычные, повседневные проблемы, он не подозревал бы о войне, бушующей где-то там, или об опасности, которой он подвергался только из-за того, что родился без магии. Он не знал бы ни о зельях, ни о Темных искусствах, ни о других великих страстях, сформировавших его жизнь. Он был бы... Ну, он не был уверен, кем бы он был. В конце концов, это был просто бесполезный мысленный эксперимент.

Вдалеке Северус услышал неистовый смех подростков, бродящих субботним вечером, и в его груди зародилось странное тоскливое чувство. Люди жили своей жизнью, заводили семьи, навещали соседей, собирались с друзьями — но никто не переехал в Паучий Тупик. Даже жилищный кризис после бума Лоусона⁽¹⁾ не убедил их остаться в этом захудалом заброшенном городке.

Почему-то эта мысль показалась ему удручающей.

Он постоял еще несколько минут на прохладном ветру, впитывая атмосферу реальной жизни, которой у него никогда не было. Это было странно — чувствовать ее так близко и в то же время вне досягаемости. Если бы не несколько случайных обстоятельств, он мог бы и вовсе не стать таким как сейчас.

Затем он сжал в руке лямку своей сумки и исчез с тихим, почти беззвучным хлопком, поглощённый пространством.

Первая половина недели оказалась не такой ужасающе загруженной, как предыдущая, но все же весьма изнурительной. Если от Северуса не требовалось готовить зелья, он принимался за ремонт, а если не занимался ремонтом, то был занят вопросами организации, исследованиями или помощью другим сотрудникам в решении проблем на их участке. Если не считать еды и сна, времени на то, чтобы присесть и передохнуть, почти не оставалось.

К вечеру вторника все уже практически валились с ног, и Минерва решила дать им выходной, хотя бы для того, чтобы прекратить препирательства, которые возникают, если в замке собирается пятнадцать утомленных волшебников, имеющих слишком много работы и слишком мало времени для сна. Будь это обычная неделя, Северус мог бы надеяться на то, что ему удастся отоспаться, но как назло, кошмары вытаскивали его из постели каждое утро не позднее шести утра.

Поэтому, когда Филиус спросил, не желает ли зельевар посидеть в тишине за чашечкой утреннего чая, в стороне от привычного завтрака с коллегами, тот согласился.

— Доброе утро, Филиус.

— Доброе, Северус, — поприветствовал Филиус, распахивая дверь кабинета заклинаний, и Северус проследовал за профессором в его апартаменты. Он нечасто бывал тут в гостях и был удивлен, увидев в гостиной с большим камином из резного камня стеклянный журнальный столик, уютно устроившийся между диваном и креслом, явно предназначенном для маленького волшебника. Это немного напомнило ему его собственный дом, только мебель Филиуса не выглядела хламом. — Ты хорошо спал?

— Не очень, — отозвался Северус, оглядывая чайный сервиз и изящно высившуюся рядом с ним башенку из пирожных и бутербродов. — А ты?

— Плохо. Я очень надеюсь, что мы сможем выделить на себя немного больше времени, когда разберемся со всем этим, — вздохнул профессор чар, и оба опустились на свои места, ощущая изнеможение от последних одиннадцати дней.

— Я тоже, — наконец ответил Северус, откидываясь назад и удобно приваливаясь к спинке дивана, пока Филиус наливал чай. И после этого понял, что ему не хочется наклоняться вперед, чтобы взять сливки и сахар, но решить эту проблему было несложно.

В ожидании, пока Филиус начнет разговор, он взмахнул рукой, и маленький кувшинчик подплыл к его чашке, налив немного содержимого в чай, одновременно с сахарной струйкой, посыпавшейся из соседней пиалы. Как только фарфор вернулся на стол, зельевар привычным движением пальцев создал в чашке водоворот: он давно отказался от ложек для размешивания напитков, предпочитая заклинание перемешивания, которое не охлаждало и не портило питье, в отличие от металлической посуды. Он делал это так часто, что уже почти не думал об этом, да и за столом персонала это редко привлекало внимание.

Поэтому он удивился, обнаружив, что Филиус пристально смотрит на него, как будто это заклинание не было тем, что он использовал каждый день в течение десяти лет.

— Ты понимаешь, насколько это необычно, Северус? — спросил профессор заклинаний, когда чашка с чаем проплыла по воздуху на колени гостя, и Северус моргнул, гадая, не лишился ли этот человек рассудка.

— Едва ли. Ты, Минерва и Гораций могли бы справиться с этим так же легко, если не лучше, — запротестовал он, чувствуя себя странно поставленным в оборонительное положение. С какой стати Филиус заговорил об этом именно сейчас? Он помнил, как вначале его поддразнивали за то, что он выпендривается, но на самом деле ему просто нравился этот метод — наверняка его коллега уже понял это?

— Да, разумеется. Трое деканов Хогвартса, каждый из которых в два-три раза старше тебя, могут делать то же самое с такой же легкостью, — мягко ответил профессор, а Северус сдвинул брови, нахмурившись, и поднял чашку, чтобы сделать глоток.

— Я практиковал это буквально тысячи раз, Филиус. Нужно обладать большой некомпетентностью, чтобы не считать это легким. Почему ты делаешь из мухи слона?

Крошечный волшебник вздохнул, затем сцепил пальцы на коленях; это выглядело бы вполне величественно, если бы не тот факт, что он сидел на чем-то вроде детского стульчика.

— Северус, я не пытаюсь что-либо из этого делать. Я просто отмечаю, что это впечатляет. Ты очень талантлив в работе с чарами.

— Спасибо, — настороженно произнес Северус, чувствуя, что это еще не все.

И действительно, Филиус вздохнул, а затем медленно заговорил, словно опасаясь, что может спугнуть своего гостя-затворника как встревоженного воробья.

— Собственно я и хотел поговорить с тобой об этом. Если ты, конечно, не возражаешь.

— О... — у Северуса возникло нехорошее предчувствие.

— О твоем умении работать с заклинаниями.

Филиус выжидающе смотрел на него, но Северус оказался в полном замешательстве. С какой стати его магические способности вообще беспокоили коллегу? Профессор заклинаний никогда не был уличен в выманивании знаний или подхалимстве, и Северусу было трудно поверить, что он вдруг станет так себя вести. Но... если дело обстояло иначе, то Северус явно что-то упустил.

Видимо прочитав на его лице настороженное, опасливое выражение, Филиус продолжил.

— Похоже, в следующем году нам потребуется довольно много сотрудников, — мягко сказал он, и Северус напрягся, словно натянутая тетива. Он никому не говорил, что подумывает отказаться от дальнейшей работы в школе… но в тоне Филиуса не было и намека на упрек.

— Да, — расплывчато согласился зельевар.

— Ты уже подумал, хочешь ли преподавать в этом году? — спросил профессор чародейства, и Северусу потребовались все силы, чтобы не поморщиться. Безоговорочная уверенность Поппи в том, что он будет преподавать осенью, была неприятной, даже болезненной, но открыто заданный вопрос был еще хуже.

— Я еще не решил. Может быть, — ответил Северус, слишком неуверенный, чтобы принять какое-либо решение. Он ожидал, что Филиус будет возмущен такой отговоркой, но вместо этого тот просто кивнул, как будто ответ нисколько не огорчил и не удивил его.

— Я думал поговорить с тобой об этом до того, как до тебя доберется Минерва, — сказал Филиус, и Северус снова чуть не поморщился, не желая даже представлять, как пойдет этот разговор.

— ... и ты решил об этом сообщить.

— Да.

Как всегда, учтивого профессора заклинаний было трудно сбить с толку.

— Прежде всего, позволь мне сказать, что я считаю тебя блестящим мастером зелий и искусным преподавателем, — продолжил Филиус. Северус почувствовал, как его лицо охватывает жар, и уткнулся в чашку, делая еще один глоток чая. — Я был бы очень рад, если бы ты решил остаться и преподавать ближайший год или даже дольше. Но я также признаю, что у тебя большой потенциал, и ты, возможно, захочешь реализовать его по-другому. Вот почему я хотел поговорить с тобой — Минерва, какими бы благими намерениями она ни руководствовалась, вряд ли является беспристрастной стороной в этом вопросе.

Северус уставился на старшего коллегу, чувствуя себя одинаково растерянным и удивленным, а Филиус ободряюще, хотя и несколько грустно, улыбнулся.

— Не сомневайся, она сделает все возможное, чтобы убедить тебя остаться. Но прежде чем это произойдет, я хотел бы поделиться с тобой некоторыми мыслями, надеясь, что глупые рассуждения старого чудака могут быть тебе полезны.

По какой-то причине, которую он не мог полностью объяснить, Северусу было неприятно слышать, что профессор заклинаний говорит о себе таким образом, пусть даже в шутку.

— Я был бы благодарен тебе, Филиус, — тихо ответил он совершенно искренне.

— Я рад. Мне нравится думать, что я чему-то научился за все эти годы, — беспечно сказал Филиус, но когда Северус выжидающе приподнял бровь, посерьезнел.

— Ты искусный волшебник, Северус, — изрек он, глядя в темные глаза Северуса. — Я знаю, тебе это уже говорили. Большинство людей, в том числе и я, склонны считать твой талант к зельям главной твоей способностью.

Северус кивнул, скорее из-за того, что не знал, что сказать, чем потому, что ему нужно было подтвердить это заявление.

— Полагаю, как побочный эффект этого, многие люди недооценивают твои навыки владения магией. Но... Теперь, когда у тебя, безусловно, есть свобода выбора карьеры, я подумал, что мог бы дать совет, выступая в роли адвоката дьявола. Если тебя это заинтересует, я предлагаю рассмотреть возможность работы в области чародейства наряду с зельями, или вместо них.

Когда это прозвучало из уст мастера чар, Северус понял, что это очень серьезная похвала, и крепче сжал свою чашку, не зная, как реагировать.

— Конечно, если ты предпочитаешь заниматься Зельями, это полностью твоя прерогатива, и я буду рад знать, что ты занимаешься тем, что тебе нравится. Но я... — Филиус запнулся, подыскивая нужные слова, но затем, похоже, взял себя в руки. — Я хотел убедиться, что ты знаешь о такой возможности. Ты невероятно талантливый волшебник, Северус, один из самых разносторонних, которых я знаю. Никогда не думай, что ты не сможешь добиться успеха в области Заклинаний, Защиты или Трансфигурации.

Наступило долгое молчание, в течение которого Северус метался в поисках слов благодарности этому человеку, поскольку, безусловно, какая-то форма проявления признательности была необходима.

— Я хочу, чтобы ты занимался тем, что делает тебя счастливым, Северус, — произнес Филиус, и у Северуса защемило в груди от того, насколько эти слова были похожи на то, что сказала ему Аркадия. — Если это преподавание в Хогвартсе, то я, признаться, буду очень рад этому. Мне нравится работать с тобой, и нам всем было бы жаль потерять тебя. Но если ты хочешь двигаться дальше и выбрать для себя новый путь, я хочу, чтобы ты знал, что я тебя полностью поддерживаю.

Филиус улыбнулся, тепло, ободряюще, и Северусу пришлось отвести взгляд, будучи не в силах выдержать такой доброты.

— Конечно, я говорю это не для того, чтобы расстроить тебя. Но я знаю, что мало кто из нас, профессоров, равнодушно относится к идее уговорить тебя остаться, поэтому я подумал, что лучше всего упредить это. Мы все хотим работать с тобой, но мы также хотим, чтобы ты занимался тем, что хочешь ты сам. Надеюсь, ты подумаешь об этом?

Северус заставил себя кивнуть, не будучи уверенным, что может говорить. К счастью, Филиус был далеко не так словоохотлив, как Минерва, так что профессор заклинаний откинулся на спинку кресла, взмахнув рукой, отчего две тарелки поднялись в воздух и повисли возле аппетитной башенки.

— С огурцом или с курицей?

— Понемногу каждого, пожалуйста, — выдавил Северус, сделавший больший глоток чая, чем хотел, и обжегший горло. Филиус наполнил обе тарелки, добавив в каждую по круассану, а затем отправил каждую к своему месту. Это был не самый тонкий способ помочь зельевару почувствовать себя менее неловко относительно собственной беспалочковой невербальной магии, но Северус подумал, что в данном случае главное намерение, и попытался улыбнуться, подхватывая тарелку из воздуха.

— Сегодня у меня была очень странная встреча со статуей Гунхильды де Горсмур, — небрежно заметил Филиус, и Северус облегченно выдохнул, радуясь возможности спокойно посидеть и перекусить, пока его коллега рассказывает о некоторых интересных деталях последних дней. Во время ремонта замка им открылось немало его забытых секретов, и профессор чар был счастлив поделиться своими находками — при условии, что Северус в свою очередь поделится своими.

Оставшееся время чаепития они провели в непринужденной и легкой беседе. Северус рассказал Филиусу об отремонтированном им участке стены на пятом этаже, который отказывался принимать любые каменные блоки, не левитировавшие перед этим в течение как минимум двух минут, а Филиус — о хитром заклинании на портрете Полной Дамы, из-за которого тот произвольно распахивался посреди ночи, к ее огромному огорчению. Кроме того, встречались лестницы, что забывали двигаться, доставляя персоналу массу неудобств, когда нарушался обычный порядок, и двери, которые постоянно наезжали друг на друга, когда комнаты, к которым они вели, перемещались на значительное расстояние и пересекались. По-видимому, отчасти причиной их утреннего выходного было то, что Минерва вчера попыталась подкорректировать часть чар на воротах, в результате чего крылатые кабаны разразились визгом, уверенные, что за пределами школы существует угроза.

Никто из них не знал, где пропадали Катберт и Сивилла, если не считать их кратких появлений. Но ни один не считал их отсутствие особой потерей для реставрационных работ.

В заключение они обсудили за какие ремонтные задачи им предстоит взяться в следующий раз, и договорились объединить усилия для решения наиболее крупных проблем. В подземельях образовалась огромная течь из озера, которую Северус удерживал с помощью разнообразных чар с понедельника, когда обнаружил затопленный коридор, и он не хотел пытаться исправить ее без преданного товарища, который сдерживал бы воду. Филиус, со своей стороны, устал уворачиваться от ударов ног проклятых доспехов.

Это был приятный разговор, и он продолжался довольно долго. Но оба профессора встали рано, и когда они исчерпали все темы была только половина десятого, а до ланча оставалось еще полтора часа.

— После этой недели я, кажется, совершенно забыл, чем себя можно занять, — заметил Филиус, когда стало ясно, что они оба готовы завершить разговор, и Северус слегка фыркнул, соглашаясь. — Думаю, я мог бы заглянуть в теплицы. А ты?

— Пожалуй, пойду прогуляюсь, — ответил Северус, подумав, что идея провести часок в тишине на свежем воздухе выглядит привлекательно. — Давненько я не был у озера.

— Неплохая будет прогулка, а? — сказал Филиус, и Северус понял насколько приятно иметь коллегу, который не напрашивается с тобой повсюду, невзирая на количество поданных ему намеков. — Тогда увидимся за обедом.

— Спасибо за чай, — ответил Северус, и преподаватель заклинаний улыбнулся.

— Не за что. Но, Северус…

Окликнутый профессор остановился у двери, обернулся и приподнял бровь, пытаясь скрыть охватившее его чувство тревоги.

— Ты ведь подумаешь? — спросил Филиус, и Северус плотно сжал губы; последние несколько часов он как раз старательно пытался удержаться от этого.

— Подумаю, — неохотно произнес он, не сомневаясь, что его планы на будущее будут обсуждаться с Аркадией весьма скоро, и Филиус успокаивающе улыбнулся ему.

— Это все, о чем я прошу, — весело ответил он, и Северус поднял руку к дверной ручке.

— Скоро увидимся, — бросил он и выскользнул из комнаты, чувствуя себя так, будто чудом избежал страшной опасности.

Замок теперь не казался таким зловещим, как раньше, поскольку было проведено немало восстановительных работ, и Северус уже начал привыкать к повисшей в нем тишине, к отсутствию студентов. Если он задержится здесь до осени, то, был уверен зельевар, их возвращение станет для него подобно резкому пробуждению.

Но думать об этом не хотелось, он и не стал, а вместо этого спустился по лестнице на прилегающую территорию замка. Пологий травяной спуск к озеру, если не считать отвесных склонов, которые становились все круче у замка, позволял спокойно спуститься к береговой линии, где волны мягко разбивались о побережье.

Озеро на самом деле было не таким уж огромным по общепринятым меркам; его окружность составляла чуть меньше километра, хотя местами оно разливалось и шире. Вокруг него была проложена тропинка, утоптанная за сотни лет, и Северус двинулся по ней, любуясь окружающим пейзажем. Помона и Хагрид совместными усилиями восстановили большую часть территории: большинство деревьев, обломанных великанами, были приведены в порядок или выкорчеваны, а голые участки травяного покрова зазеленели новыми саженцами.

Это был прекрасный пейзаж, как и во всех других окрестностях Хогвартса, и Северус чувствовал, что начинает успокаиваться, шагая вдали от суеты и шума школьного коллектива.

Слова Филиуса сами по себе его не беспокоили. Не больше, чем то, что сказала ему Аркадия во время их последнего сеанса. Но он продолжал мысленно возвращаться к обоим разговорам, не зная, как относиться к идее быть «счастливым» и делать со своей жизнью то, что ему хочется самому.

Все это было хорошо и прекрасно, что у него появилась свобода делать все, что хочется. Если подумать, было множество вещей, которые он хотел сделать уже много лет, но на которые никогда не хватало времени и сил. А теперь... Ну, и теперь у него не было ни того, ни другого. Он был невероятно занят и постоянно испытывал усталость. Но у него, по крайней мере, была возможность сделать что-то, если бы он решился.

Проблема заключалась в том, что Северус не думал, что эти вещи сделают его счастливым.

Он действительно очень устал. Ему хотелось заползти в постель и проспать месяц, послав к черту будущее. Были вещи, которыми он был увлечен, которыми он наслаждался в прошлом — но счастье казалось гораздо более далеким, чем исследовательский проект по неизвестным проклятиям или эксперимент с редкими ингредиентами. Может быть, ему и нравилось заниматься этим, по крайней мере, больше, чем работой в замке, но сделает ли это его счастливым?

Ответ, как он начинал все больше понимать, был отрицательным.

Миновав три четверти пути вокруг озера, Северус подошел к пустой железнодорожной станции, где платформа примыкала к кромке воды. Было странно видеть ее в отсутствии детей, и он медленно зашагал по ней, придерживаясь за перила, которые не давали первокурсникам упасть в озеро.

Замок был прекрасен в свете позднего утра, царственно возвышаясь на фоне гор, и Северус какое-то время смотрел на него, завороженный видом зелени и ярко-синего неба. В какой-то момент, сам того не осознавая, он оказался сидящим на перилах, поставив ноги на нижнюю перекладину. Высота была невелика, но это позволило ему почувствовать себя немного более причастным, вызвав чувство ностальгии. Он ощутил себя моложе, отклонившись назад, словно мальчишка держась только ногами.

Как только эта мысль пришла ему в голову, он тут же пожалел о ней. На этой неделе он слишком много думал о своем детстве. О детях, которые никогда не станут взрослыми. О взрослых, которые умерли слишком молодыми. О вещах, которые он не мог изменить.

Несмотря на пророчество, он не очень-то верил в судьбу или предназначение. Он видел слишком много людей, которых убили из-за одного лишь грубого слова или проявления эмоций, чтобы поверить, что жизнь или смерть означают что-то большее, чем удача. Простое невезение оказаться не в том месте и не в то время унесло сотни жизней во время войны. Тем не менее, те, кто выжил, кто видел, как умирают их невинные товарищи, продолжали верить, что это неспроста.

Северус не мог смириться с мыслью, что все определяет «судьба». Чем те, кто выжил, лучше тех, кто погиб? Он видел, как блестящих, полных страсти людей, стремящихся изменить мир, убивали из-за того, что они случайно оказывались на пути разъяренного Пожирателя смерти, и видел как ужасные, чудовищные люди ускользали от рук смерти и продолжали убивать и мучить беспомощных жертв. После стольких лет, проведенных под властью Темного Лорда, он понял, что не имеет значения, кем является человек, когда он смотрит в лицо смерти. Важно лишь то, кто будет держать в руках палочку.

Для себя он решил, что если и существует такая вещь, как судьба или предназначение, то он ей ничем не обязан. Он не хотел принимать никакого участия в том, что связано со смертью хороших, невинных людей. Судьба — это то, что он создавал для себя день за днем, и в конце концов он оказался там, куда привел его выбор. Был ли этот путь хорошим, он не был уверен, но он был, и, конечно же, именно его собственные решения привели его к такому итогу.

Но был один аспект человеческого опыта, к которому он не совсем был готов, сумев обмануть смерть в Визжащей хижине. Он не верил в какую-то великую, грандиозную судьбу — но обнаружил в себе желание ее построить.

Это была сбивающая с толку концепция. Казалось, какая-то часть его души хотела доказать миру, что его выживание не было просто бессмысленной случайностью, доказать, что на то была причина. Он понятия не имел, когда это желание проявилось, но оно ощущалось как легкий, настойчивый толчок, побуждающий его ответить на незаданный вопрос: почему?

Почему он был здесь? Что в нем было такого, что делало его достойным спасения? Почему Фоукс вернулся за ним? Чтобы показать свою позицию? Чтобы отплатить ему за преданность Дамблдору? Уберечь его, чтобы он мог выполнить какую-то великую задачу, о которой еще не знал?

Может быть, — подумал Северус, раздраженный мечущимися мыслями, — причина была и не нужна. Возможно, у Фоукса просто была возможность помочь, вот он и помог. Разве спасение жизни само по себе не является достаточным мотивом, независимо от того, что человек будет делать дальше?

Однако и с этой мыслью были проблемы. Если он остался жив только для того, чтобы жить, то он должен был найти смысл в чем-то другом, нежели великая цель. Не было особого смысла в жизни, если его единственной целью было поддерживать свое тело в рабочем состоянии.

Потому что, по правде говоря, у него не было на то оснований. И, как бы Аркадия ни старалась помочь ему, она еще не до конца осознала одну важную деталь: он был необычайно искусным лжецом. Он одурачил одного из самых опасных манипуляторов в мире. Темный Лорд вернулся с твердым намерением убить его, и все же Северус стал его самым доверенным помощником, завоевав его расположение задолго до того, как Дамблдор полетел с башни.

Последний пункт его плана безопасности так и оставался без ответа.

Он полагал, что должен чувствовать себя виноватым из-за этого. Между ними с Аркадией была четкая договоренность о том, что он напишет о своих мотивах жить, и она доверяла ему настолько, что не интересовалась в чем они заключались. В некотором смысле, доверие, которое она ему оказала, превратило это в... своего рода негласное обещание.

Будь он проклят со своими моральными принципами.

Северус перепрыгнул за перила, держась за них, чтобы не упасть в воду, и на мгновение завис. Он пытался отмахнуться от этой мысли, пытался отогнать ее — но безуспешно. Его совесть была на взводе.

Ворча на все и вся, он перелез обратно через ограждение и продолжил свое путешествие вокруг озера, на этот раз испытывая некоторую нервозность. Ладно, раз он обещал. Он что-нибудь напишет. Это не обязательно должно было быть что-то грандиозное. Она сказала, что это может быть что угодно — ради Мерлина, он мог бы выбрать "поливать в Северной башне бегонию, о существовании которой все забывают".

Хотя, строго говоря, предполагалось, что это должно было быть чем-то, ради чего он готов был жить, так что вряд ли он мог так написать. Его не так уж сильно заботила эта бегония. Во всяком случае, ему уже приходилось выращивать ее заново. Не то чтобы кто-то другой не мог этого сделать, если она снова засохнет.

Устало потерев лоб рукой, Северус строго приказал своему мозгу заткнуться.

Проблема заключалась в том, что ему не за что было зацепиться. Были задачи, которые он считал важными, но ни одна из них не казалась ему подходящей. Понятие повода для жизни было просто... слишком обширным. Слишком необъятным. Не имея масштабной цели, к которой нужно было бы стремиться, он не был уверен, что у него есть чем заполнить это пространство.

Но, возможно, это и могло бы послужить поводом.

Воодушевленный внезапной мыслью, Северус быстро зашагал к замку и трусцой взбежал по парадной лестнице. Каким-то чудом ему удалось ни с кем не пересечься, и он поспешил в свой кабинет, на ходу выхватив из воздуха план безопасности и шлепнув его на пустой стол.

Затем, усевшись в потертое кресло, он несколько мгновений смотрел на него, перечитывая все, что записала Аркадия. У нее был аккуратный, изящный почерк, рассчитанный на то, что его смогут разобрать — по сути, противоположность почерку Северуса, для которого чем меньше вероятность того, что кто-то, кроме него, сможет прочитать нацарапанную записку, тем лучше. Почему-то аккуратность оформления страницы еще больше пугала его, как будто он мог испортить ее своим корявым почерком.

Он несколько раз постучал пером по чернильнице, взвешивая, действительно ли он хочет написать именно это, пока, наконец, не начал чувствовать себя нелепо. Это был всего лишь кусок пергамента; если он зашел так далеко, что просит совета у самого себя, то ему лучше бросить это дело и аппарировать прямо в офис Аркадии. Черт, да даже эта магловская горячая линия почти наверняка справилась бы с задачей успокоить его лучше, чем все, что он мог придумать.

И все же он не решался прикоснуться пером к бумаге, как будто от этого единственного предложения каким-то образом зависело все его будущее.

Чувствуя себя на редкость глупо, он опустил кончик пера на пергамент и вывел слова лучшим каллиграфическим почерком, на который был способен. Скрип пера заглушал беспокойство, пока мысль полностью не оформилась на бумаге, витиевато и дерзко поблескивая черными чернилами:

Я хочу найти свое предназначение.

---

1) В конце 1970-х годов премьер-министру Джиму Каллагэну предложили позволить арендаторам муниципальных образований право покупать собственные дома. Он отверг эту идею, однако затем её подхватила Маргарет Тэтчер. Когда дело дошло до практики, оказалось, что стоимость активов выросла вместе с ценами на жильё. В 1987 году рост цен составлял 16 процентов, а в 1988 году — уже 25 процентов. События конца 1980-хх гг. получили название «бум Лоусона» по имени канцлера казначейства Найджела Лоусона.

Вернуться к тексту

«То, что мы называем своей судьбой, на самом деле является нашим характером, и этот характер можно изменить. Осознание того, что мы несем ответственность за свои действия и позиции, не должно обескураживать, поскольку это также означает, что мы вольны изменить эту судьбу. Человек не находится в рабстве у прошлого, которое сформировало наши чувства, у расы, наследственности, происхождения. Все это можно изменить, если у нас хватит смелости изучить, как это нас сформировало. Мы можем изменить химический состав, если у нас хватит смелости разделить его на элементы». ~ Анаис Нин

В четверг утром, сидя за чашкой кофе, Аркадия просматривала записи с сеансов Северуса, сверяясь с закладками и подготовленными справочными материалами.

Она подозревала, что этот сеанс будет для него непростым, как это всегда бывало для клиентов, которым она устанавливала наличие одного или нескольких расстройств. Это известие редко встречалось с радостью, но наличие диагноза позволяло ей подбирать методы лечения, направленные специально на решение стоящих перед ними проблем, и большинство ее клиентов смирялись с диагнозом, когда начинали замечать первые улучшения. Психолог не знала, какова будет реакция Северуса, но интуитивно чувствовала, что его будет легче, чем других, убедить в наличии диагностированного заболевания, не в последнюю очередь благодаря обсуждению на их первом сеансе посттравматического стрессового расстройства.

Тем не менее, она не ждала, что разговор будет легким — ни для одного из них. Аркадия быстро поняла, насколько эмоционально истощающими могут быть встречи с Северусом; она не стала сегодня назначать встреч другим клиентам на послеобеденное время, чтобы дать себе время восстановить силы. Если он продолжит регулярно приходить на прием, ей придется записывать его на более позднее время или на дни, когда она обычно оказывается свободна к полудню.

Как и на прошлой неделе, Северус прибыл без десяти минут час, к этому времени Аркадия успела закончить свои приготовления к девяностоминутному сеансу.

Как и всегда, она открыла дверь с приветливой улыбкой.

— Доброе утро, Северус.

— Доброе утро, — ответил ее клиент, напряженно глядя ей вслед, когда психотерапевт направилась к тонконогому столику, чтобы принести чай. Он повесил свой черный плащ на вешалку рядом с ее фиолетовым, и занял свое обычное место перед зачарованной картиной, скользя глазами то по двери, то по комнате.

— На окна наложены заглушающие чары, — произнесла Аркадия, заметив, как взгляд мужчины то и дело задерживается на двух открытых стекольчатых створках, и он кивнул, откидываясь на спинку коричневого кресла. На улице стоял прекрасный день; она открыла окна, чтобы проветрить помещение — утренний солнечный свет и свежий воздух помогали избавиться от затхлости, царившей в офисе после года простоя.

— У вас хорошая защита, — заметил Северус, когда она принесла чайник, отправившись после этого за чашками.

— Я рада, что вы так считаете, — ответила психолог, ставя на стол пару одинаковых чашек с серебряной окантовкой и нежно-голубым узором с изображением лаванды. Похоже, он не имел ничего против расписанных розами чашек с их первого сеанса, но Аркадия решила избегать тех некоторых кружек из своей коллекции, на которых были цветы лилии, думая, что есть большая вероятность, что они могут вызвать у него триггерные реакции.

— Это книги по психотерапии? — спросил мужчина, с любопытством разглядывая стопку на столе, пока она наливала жасминовый чай, и Аркадия взяла в руки пару верхних, повернув их так, чтобы он мог видеть обложки.

— Частично. Это DSM-IV, американское издание по диагностике психических заболеваний, а это выдержки из МКБ-10, которая используется в Великобритании для диагностики практически всех немагических заболеваний, которые только можно представить.

— Действительно? Всех заболеваний? — Северус выглядел пораженным такой задумкой, и она с серьезным видом кивнула.

— Если понадобится, по МКБ-10 можно поставить диагноз, что вас когда-то лягнула корова.

Северус уставился на нее, выражение его лица менялось от возмущенно скептического до слегка настороженного, и Аркадия усмехнулась.

— Я не разыгрываю вас, честное слово. В медицинском сообществе это популярная шутка, — объяснила она, и он мгновение пристально разглядывал ее, выглядя слегка успокоенным.

— А я-то подумал, что это сарказм, — сухо сказал он.

— Не совсем, — ответила Аркадия, хотя и не смогла полностью подавить краткую улыбку, и развернула книги, чтобы он смог увидеть их названия. — Вот эти тонкие брошюры представляют собой копии разделов МКБ-10 касающихся психического здоровья, в которых собраны диагнозы, что я встречаю чаще всего. Кроме того, наиболее исчерпывающим ресурсом на данный момент считается DSM-IV, поэтому параллельно я использую и его, чтобы не ошибиться в анализе своих клиентов. Основное различие между этими справочниками заключается в том, что DSM-IV состоит из жестких критериев, которым должен соответствовать человек для постановки диагноза, в то время как МКБ-10 предоставляет гораздо больше простора для профессиональной интерпретации в области психического здоровья. Если, скажем, вы переживаете трудное жизненное событие, которое временно повлияло на ваше настроение или поведение, DSM-IV может квалифицировать это как расстройство, в то время как по МКБ-10 эти признаки будут расценены как кратковременные реакции на текущую ситуацию, которые следует учитывать именно в таком контексте.

— Понятно, — произнес Северус и, внезапно занервничав, начал постукивать пальцем по чашке.

— Я бы хотела начать с диагностических критериев посттравматического стрессового расстройства, — сказала она, и мужчина медленно кивнул, хотя его палец принялся стучать в два раза быстрее. — Я уверена, что могу поставить вам этот диагноз, но, ознакомившись с критериями, вы можете сказать мне, считаете ли вы, что что-то вам не подходит, и мы можем обсудить, почему это может быть так.

— Хорошо.

Его черные глаза встревоженно следили за тем, как психолог открывает один из справочников по МКБ-10, но она лишь положила буклет себе на колени, отложив открытую тетрадь с заметками к сеансам на подлокотник кресла.

— Для начала, критерий А: «Пациент должен был подвергнуться воздействию стрессового события или ситуации (кратковременной или продолжительной) исключительно угрожающего или катастрофического характера, которые могли бы вызвать стойкий дистресс⁽¹⁾ практически у любого человека». Думаю, можно с уверенностью сказать, что вы более чем соответствуете этому требованию.

— Определенно, — согласился Северус, и она записала ответ в дневнике сеансов.

— Критерий В: «Должны присутствовать постоянные воспоминания или «повторные переживания» стрессора в виде навязчивых «флэшбэков», ярких образов или повторяющихся снов, либо переживание дистресса при столкновении с обстоятельствами, напоминающих или связанных со стрессовым фактором». Правильно ли я понимаю, что это верно для вас?

— Да. По обоим пунктам, — ответил он, и женщина кивнула, ожидая таких слов.

— Критерий C: «Пациент должен демонстрировать активное или преимущественное

избегание обстоятельств, напоминающих или связанных со стрессором, которое не

наблюдалось до воздействия последнего».

Северус на мгновение задумался, а затем сказал:

— Да, думаю, да.

— Мы еще обсудим все это позднее, но я думаю, что и по следующему критерию вы уже прошли отбор, — проговорила Аркадия, делая еще одну заметку. — Критерий D: «Должно присутствовать одно из следующих условий: неспособность вспомнить, частично или полностью, некоторые важные аспекты периода воздействия стрессора…»

— Да, — согласился Северус, и она сделала пометку.

— «…или устойчивые симптомы повышенной психологической чувствительности и возбуждения (отсутствующие до воздействия стрессора), проявляющиеся в любом из двух следующих признаков: трудности с засыпанием или сохранением сна, раздражительность или вспышки гнева, трудности с концентрацией внимания или преувеличенная пугливая реакция». Полагаю, вы подходите под все эти пункты.

— Думаю, да, — отозвался мужчина, выглядя немного обеспокоенным.

— Последний критерий, критерий E, заключается в следующем: «Критерии B, C и D должны были соблюдаться в течение 6 месяцев после стрессового события или прекращения периода стресса». Учитывая, что вы испытывали сильный стресс в течение длительного периода времени, подтвердить это будет сложно, но я считаю, что это также не является причиной для беспокойства по поводу определения вашего диагноза.

— Не сомневаюсь, — сказал Северус, пристально наблюдая за тем, как она делает небольшую заметку в тетради.

— Сейчас, основываясь на этих критериях, я собираюсь официально поставить вам диагноз посттравматического стрессового расстройства. Но есть еще несколько других расстройств, на которые мне хотелось бы сегодня обратить внимание, — произнесла психолог, и Северус заметно побледнел, потирая ладонью тыльную сторону правой руки.

— Хорошо, — ответил он слегка осипшим голосом.

— Может, хотите сначала отдохнуть минутку-другую? — спросила она, заметив, как его глаза беспокойно забегали по комнате.

— Я… э-э, возможно, — сказал он, и женщина сделала глоток чая, побуждая его сделать то же самое. Он все еще казался взволнованным, но вскоре поддался влиянию ее спокойного поведения, его дыхание замедлилось и стало ровным.

Чтобы дать ему время прийти в себя, Аркадия налила ему полную кружку чая, понимая, что новость о диагнозе может быть ошеломляющей, и к тому времени, когда она наполнила их чашки повторно, он выглядел гораздо более готовым к продолжению разговора.

— Я не ожидал, что это будет настолько... точно, — признался Северус, когда она открыла новую страницу своего буклета и подняла глаза, одарив его ободряющей улыбкой.

— Вы не представляете, как полезно иметь названия для различных расстройств мозга. Иногда наш разум не функционирует здравым образом, но мы можем помочь справиться с этим, научившись наиболее эффективным способам обработки травм, мыслей и других вещей, с которыми мы можем столкнуться, а также научившись жить с этими проблемами. Это редко бывает легким процессом, но признав наличие расстройства, которое вас беспокоит, вы сможете изменить поведение и мысли, вызванные им, и тем самым улучшить качество своей жизни.

— Так это действительно болезнь, — тихо сказал он, глядя на DSM-IV, и на его лице проявилось выражение покорности.

— Да, — мягко согласилась Аркадия. — Но, как и большинство болезней, психические расстройства поддаются лечению. Заботиться о своем разуме можно так же, как и о физической травме — просто на выздоровление требуется некоторое время.

Северус размеренно вздохнул, держа в руках чай, а затем поднял голову, в его глазах зажегся огонек решимости.

— Хорошо. Что там у меня еще?

— Что ж, — ответила Аркадия, немного непривычная к такой прямоте клиента, — я заметила у вас немалое количество признаков депрессии. Существует два типа депрессии: большая депрессия, которая является более тяжелой и длится короткие периоды времени, и стойкое депрессивное расстройство, или дистимия, которая является более легкой, но длится до двух лет и более. Поскольку возможно одновременное наличие обоих типов, я хотела бы обсудить их с вами.

— Вы считаете, у меня есть и то, и другое, — уточнил Северус, и она склонила голову.

— Я считаю, что это вероятно.

— Каковы симптомы? — спросил он, и психолог положила раскрытый буклет на стол, ощущая под его напряженным взглядом нотки беспокойства.

— Во-первых, большое депрессивное расстройство характеризуется меланхолическими чувствами тоски, грусти или безысходности. Его симптомы включают: «печаль, потеря интереса или удовольствия от деятельности, которая раньше была приятна, изменение веса, проблемы со сном или сонливость, потеря энергии, чувство никчемности, мысли о смерти или самоубийстве». В соответствии с DSM-IV, для того чтобы диагностировать это расстройство, необходимо наличие как минимум пяти симптомов на протяжении большей части каждого дня в течение двух или более недель. Я хотела бы пройти небольшой тест под названием «Опросник о состоянии здоровья пациента», PHQ-9, который проверяет наличие этих симптомов.

— Хорошо, — ответил Северус, тем не менее приподняв бровь, когда она вытащила лист бумаги, словно сомневался, что это так необходимо.

— Эти вопросы будут касаться частоты проявления различных симптомов. Варианты ответа: совсем нет, несколько дней, большую часть дней и почти каждый день по шкале от нуля до трех, где три — почти каждый день. Вы можете ответить либо фразой, либо соответствующим числом, в зависимости от того, что вам удобнее.

Северус понимающе кивнул, и Аркадия продолжила:

— «За последние две недели как часто вас беспокоили какие-либо из следующих проблем? Отсутствует интерес или удовольствие от выполнения каких-либо действий».

— Три.

— «Присутствует чувство подавленности, угнетенности или безнадежности?»

— Два.

— «Вы с трудом засыпаете или имеете прерывистый сон, либо вы слишком много спите».

— Три.

— «Чувствуете усталость или недостаток энергии?»

— Три.

— «У вас плохой аппетит, либо вы переедали?»

— Эм… — Северус на мгновение задумался, замерев, и его губы слегка скривились. — Два?

— «Плохо о себе думали — считали себя неудачником или испытывали разочарование в себе, либо думали что подвели других?»

— Два.

— «Вам было трудно сосредоточиться, например, при чтении газеты?»

— Один.

— «Двигаетесь или говорите так медленно, что другие люди замечают это? Или наоборот — вы настолько суетливы или беспокойны, что двигаетесь гораздо больше обычного».

— Ноль.

— «Вас посещают мысли о том, что лучше было бы умереть или причинить себе какой-либо вред?»

— Один.

Он проследил, как психолог подсчитывает цифры и вкладывает лист в скоросшиватель его тетради сеансов, взгляд его черных глаз все еще прикован к ней, когда она поднимает взгляд.

— Исходя из ваших ответов, вы отвечаете критериям большой депрессии. Семнадцать

баллов означают, что у вас депрессия средней степени тяжести, и терапия является

необходимой мерой лечения.

— Что ж, я всегда добивался высоких показателей, — сухо произнес он, но не смог полностью скрыть своего беспокойства, когда она открыла новую страницу своего буклета.

— Думаю, нет необходимости уточнять, что ваши недавняя и нынешняя ситуации очень необычны, поэтому я хотела бы возвращаться к этому опроснику на каждой из наших сессий. Вполне возможно, что вы выходите из тяжелого депрессивного эпизода, а также возможно, что обычный стресс и тяжелая утрата влияют на вас сильнее, чем это показывает опросник, в силу их необычайной тяжести и масштаба. Пока я скажу, что, скорее всего, у вас развито большое депрессивное расстройство, но мне хотелось бы получить немного больше информации о вас в целом, прежде чем исключать другие факторы из списка его причин.

Северус серьезно кивнул, но затем нерешительно открыл рот, когда она опустила взгляд на следующий диагностический тест.

— Я… я не уверен, что это имеет отношение к делу, но в моей жизни было несколько случаев, когда мое эмоциональное состояние значительно ухудшалось. Когда мы с Лили разорвали дружеские отношения, или когда она умерла... Я не очень хорошо помню те времена, но другие люди говорили, что я выглядел другим. Каким-то... неживым, или отрешенным.

— Звучит вполне логично, — ответила Аркадия, надеясь поощрить его откровенность. — Это единственные случаи, когда вы испытывали подобное?

— Нет. По крайней мере, я так не думаю. В некотором смысле этот год был во многом похож на тот, что был после смерти Лили. Главное отличие между ними в том, что события последнего года я помню гораздо ярче, но ведь я всегда был сосредоточен. Мне нужно было помнить, что я делал в конкретный день и за несколько недель до него. Это было похоже на время сразу после возвращения Тёмного Лорда — я чувствовал себя ужасно, совершенно убито и безнадежно, но мне приходилось продолжать действовать и делать вид, что я рад. Это было не так, как в юности, когда я мог просто... смириться.

Он опустил взгляд на стол, погружаясь в себя, но тут же снова поднял глаза, придав лицу выжидающее выражение.

— А второй тип депрессии?

— Дистимию трудно диагностировать одновременно с большим депрессивным расстройством. Для того чтобы ее можно было квалифицировать как отдельное заболевание при наличии большой депрессии, дистимия должна наблюдаться не менее двух лет до начала развития последней. Однако это может быть трудно определить наверняка, учитывая, что в школьные годы у вас имелся серьезный депрессивный период, — ответила она, и мужчина нахмурился.

— Чем это отличается от большой депрессии?

— Дистимия — это хроническое аффективное расстройство, «характеризующееся либо относительно слабыми депрессивными симптомами, либо выраженной потерей удовольствия от привычной деятельности». Оно подразумевает хронически подавленное настроение, которое сохраняется большую часть дня, и длится не менее 2 лет. Для постановки официального диагноза необходимо наличие как минимум двух из дополнительных симптомов: «плохой аппетит или переедание, бессонница или гиперсомния, упадок сил или высокая утомляемость, низкая самооценка, плохая концентрация или трудности с принятием решений, либо чувство безнадежности».

— Что ж, — сказал Северус с покорным видом, — могу сказать, что я чувствовал себя так уже определенно больше двух лет. На самом деле, я не помню времени, когда бы я себя так не чувствовал. Я просто думал… наверное сейчас это звучит глупо, но я думал, что просто... я такой сам по себе.

— Помните ли вы такое чувство в детстве?

— Я... Думаю, да. Я помню много случаев, когда я чувствовал грусть или злость. Если честно, я не помню момента, когда именно это началось.

— Часто бывает полезно поговорить с друзьями или членами семьи, чтобы задним числом определить детскую травму. У вас есть кто-нибудь, с кем я могла бы поговорить об этом?

— Э-э… нет, — ответил он, выглядя неловко. — Полагаю, вы могли бы поговорить со школьным персоналом, но у меня во время учебы хорошо получалось... скрывать такие вещи. Не могли бы мы вместо этого посмотреть мои воспоминания?

— Конечно, мы можем попробовать, — ответила Аркадия, и заметила как на его лице отразилось облегчение. — У меня есть Омут памяти для просмотра значимых событий. Если хотите, можете сегодня оставить мне какие-нибудь воспоминания, и я смогу их посмотреть. Однако мне кажется, что у вас действительно могла развиться дистимия еще в юности… если вы простите за непрофессиональные термины, я могу сказать, что у меня есть предчувствие, что это именно так.

— Звучит довольно правдоподобно, — согласился Северус и медленно вытащил палочку, прикрыв глаза. — Одну минуту.

Аркадия смотрела, как он вытягивает из своего виска серебристые нити воспоминаний и осторожно помещает их в хрустальный флакон. Некоторые из них были слабыми и тонкими, представляя собой лишь короткие эпизоды, в то время как другие были более длинными и прочными — целые сцены, идеально запечатленные в памяти.

Спустя минуту Северус закупорил пузырек и протянул его ей.

— Я буду осторожна с ними, — пообещала психолог, заметив, как его рука слегка подрагивает, и мужчина кивнул, наблюдая, как она аккуратно убирает тускло светящийся флакон в карман брюк.

— Это последнее, что вы хотели обсудить? — спросил он, возвращаясь к своей прямолинейной манере.

— Пока что да. На данный момент, если бы вы прошли еще один опрос в PHQ, вы бы квалифицировались как пациент с паническим расстройством⁽²⁾ и, вероятно, с тревожным расстройством⁽³⁾, но я считаю, что это может быть временным явлением, вызванным обстоятельствами. Поэтому я хотела бы вернуться к тестам через несколько недель, когда последствия войны не будут оказывать на вас столь сильного влияния.

— Я удивлен, что они могут быть настолько детальными, — произнес Северус, выглядя немного настороженно, как будто боялся ее обидеть.

— Психическое здоровье никогда не бывает изолированным, — ответила Аркадия с улыбкой, и он расслабился, подняв свою чашку, чтобы сделать глоток. — В период войны и сильного стресса бывает очень сложно исключить нормальную реакцию на экстремальные ситуации. В таких случаях я предпочитаю «не бежать впереди паровоза». Тем не менее я бы хотела пока исходить из того, что у вас есть и дистимия, и большая депрессия, но мы можем изменить это предположение, если ваши симптомы подтвердят только большое депрессивное расстройство.

— Хорошо, — согласно откликнулся он.

— Я просмотрю ваши воспоминания перед нашим следующим сеансом, что позволит мне поставить определенный прогноз. Но если кратко, то люди, страдающие дистимией, часто испытывают чувство бессилия, ощущение, что они не контролируют свою жизнь, — пояснила она, и Северус медленно и неуверенно кивнул. — Поскольку периоды депрессии столь продолжительны, вам может казаться, что ваше плохое настроение — это нормально, даже присуще вам, но я должна подчеркнуть, что это не так. С помощью терапии ваше базовое настроение можно привести в нормальный диапазон, что позволит вам легче находить интерес или радость в деятельности. Если вы действительно имеете это заболевание, вполне вероятно, что ваша личность, если избавиться от дистимии, не столь депрессивна и цинична, как вам казалось раньше.

— Я начинаю думать, что я совсем не такой, как мне кажется, — признался Северус, немного нервно вертя в руках пустую чашку.

— Бывает трудно отделить себя от психических расстройств, особенно если они у вас уже столь давно, но со временем станет легче, — успокоила она мужчину, наливая им обоим чай. — Теперь, когда у нас есть отправная точка, я думаю, сейчас самое время наметить цели для терапии.

— Хорошо, — ответил Северус, выглядя слегка обеспокоенным, и психотерапевт невольно улыбнулась, вспомнив, каким потерянным он казался, когда она впервые спросила какие цели он ставит перед собой.

— Я могу предложить несколько вариантов, связанных с общественной обстановкой, а вы скажете мне, подходят ли они вам, — продолжила она, и он заметно расслабился, испытывая облегчение от того, что ему не придется придумывать самому.

— Для начала, что касается посттравматического стрессового расстройства: вспоминать пережитые травматические ситуации, не испытывая при этом негативных эмоций?

Северус кивнул, и она поставила галочку рядом с подготовленным ею списком.

— Общаться с родными и друзьями, не испытывая иррациональных мыслей, которые могут негативно повлиять на ваше поведение?

— Да, — согласился Северус, однако, задержавшись взглядом на столе, добавил: — Хотя у меня не так уж много родственников. Может быть, друзья, коллеги и студенты?

Аркадия внесла предложенную поправку.

— Вернуться к тому уровню функционирования, который был у вас до травмы — это может быть немного трудно определить, поскольку ваша травма была получена очень рано — без попыток избегать людей, мест или вещей, таких как мысли и чувства, связанные с прошлыми случаями травмы?

— Это возможно? — Северус казался искренне впечатленным, и Аркадия улыбнулась, услышав в его голосе нотки надежды.

— При последовательном и эффективном лечении — да, — ответила она, и Северус изумленно моргнул, уставившись на свою чашку. — Я так понимаю, вы хотите над этим поработать?

— Ага. Я имею в виду… если это возможно, да, — сказал Северус, все еще находясь под впечатлением от этой идеи.

— Испытывать и проявлять полный спектр эмоций, как отрицательных, так и положительных, не испытывая при этом потери контроля?

— Да.

— Развивать и реализовывать навыки преодоления трудностей, позволяющие вам нормально участвовать в отношениях и общественной деятельности, а также справляться со своими обязанностями?

— Да.

Аркадия перевернула страницу своих записей, и Северус смотрел, как она постукивает пером по первому пункту списка.

— В случае дистимии и большой депрессии: определить мысли, чувства и жизненные события, которые могут спровоцировать депрессию, а также выявить симптомы и признаки, указывающие на ухудшение депрессии?

— Например, еще одна война? — сухо спросил он, затем кашлянул, когда психолог подняла на него глаза. — Да. Извините.

— Выявить пагубные методы преодоления стресса и другие проблемы, способствующие развитию вашей депрессии, и выработать вместо них здоровые методы поведения и привычки?

— Да.

— Определить области когнитивных искажений, которые представляют собой иррациональные мысли, способствующие развитию депрессии, и разработать основанную на фактах самооценку, которая их заменит?

— Не думаю, что откажусь от чего-либо из этого, — заметил Северус, и Аркадия с улыбкой, скорее смахивающей на ухмылку, переместила перо к последнему пункту из списка.

— Избавиться от чувства безнадежности и беспомощности, а также решить проблемы с зависимостью?

— Да.

— Это последняя из целей, связанных с общественным положением. Переходя к личным целям, я бы предложила вам поработать над созданием конкретных задач на будущее, — заявила она, снова подняв взгляд, и Северус слегка побледнел, потирая ладонью костяшки пальцев правой руки.

— Да. Я имею в виду… сейчас у меня их не так много, но вы правы. Мне нужно это выяснить.

— И какие же у вас есть? — спросила Аркадия, и кровь снова прилила к его лицу, отчего он покраснел, глядя куда-то в сторону.

— Я хочу… это звучит немного глупо, но я хочу понять, почему я... здесь, если можно так сказать.

— Возможно, вы хотите обрести ощущение смысла? — это ее не удивило, учитывая то, что она знала о его истории. Это был тонкий баланс — помогать клиентам развивать личные ценности и цели, при этом не позволяя им зависеть от обязанностей, работы или подобных ложных ограничений, однако некоторые люди действительно искали главный смысл в таких вещах, как религия или дело всей жизни.

— Пожалуй. Наверное, так звучит лучше, — согласился Северус, и она выждала некоторое время, видя, что он находится на пороге другой мысли. — Мне было трудно думать о том, чем бы я хотел заниматься, что сделало бы меня счастливым. Но теперь я полагаю, что это связано с моей... дистимией.

— Утрата интереса к ранее приносившим удовольствие занятиям — один из основных симптомов депрессии, так что да, наверняка, — ответила она, и мужчина кивнул, выглядя подавленным. — Что касается лечения, я хотела бы обсудить некоторые общие вопросы, чтобы знать, чем вы руководствуетесь в других областях.

— Сегодня у нас, похоже, много вопросов, — заметил он, и женщина улыбнулась.

— Понимаю, что это может быть немного однообразно, но мне это необходимо, чтобы понять, как лучше всего вам помочь. Далее я хотела бы поговорить о вашем здоровье. То есть о вашем физическом здоровье, — уточнила она, и Северус моргнул, явно растерявшись. — Мы можем обсудить несколько вопросов по этому поводу?

— Э… конечно, — ответил он несколько неловко, но Аркадия понимала, что ей нужно настоять на своем, и достала список, который она составила после их последнего сеанса.

— Хорошо. На прошлой неделе вы сказали мне, что вам тридцать восемь лет, верно?

— Да.

— А какой у вас рост?

— Сто семьдесят четыре сантиметра, — ответил мужчина по-прежнему с опаской.

— Вы знаете сколько весите?

— Восемь стоунов⁽⁴⁾, — сказал он, и психолог обеспокоенно замерла; это было даже меньше, чем она думала.

— Это точно?

— Вполне. Пару недель назад было пятьдесят с половиной килограммов. Поппи, медик Хогвартса, осматривала меня.

— Сколько часов в среднем вы спите за ночь?

— По-разному. Может быть, около шести или семи, если не просыпаюсь от кошмаров, — ответил Северус, и она вопросительно подняла бровь. — В противном случае, может, около четырёх?

Они еще не так уж далеко продвинулись по ее списку, а Аркадия волновалась уже больше, чем в самом начале.

— Вы регулярно питаетесь? Три раза в день?

— Обычно да, если только я не занят.

— Сколько, по вашему мнению, вы съедаете за один прием пищи?

— Полагаю, на уровне среднего. У меня очень быстрый метаболизм, — добавил он, пожимая плечами. — Думаю, это из-за стресса. Во время войны я не всегда ел регулярно — часто чувствовал себя слишком плохо, — но я бы сказал, все равно набирал достаточно калорий. Мне никогда не удавалось набрать вес, даже если я старался есть больше.

— Влияют ли мысли о вашей внешности или весе на то, сколько или что вы едите?

— Нет, — произнес Северус с недоуменным видом. — Я бы не сказал, что вообще уделяю этому много внимания.

— Хорошо, — ответила она, нарисовав маленькую звездочку рядом с пунктом «пищевые привычки». — Какова ваша физическая нагрузка в неделю?

— Небольшая, в основном прогулки по Хогвартсу и варка зелий. Я провожу много времени на ногах, но, наверное, не получаю столько работы над верхней частью тела, сколько следовало бы.

— Есть ли у вас какие-либо физические проблемы, заболевания или ограничения, о которых вам известно? Это могут быть хронические заболевания, ЗППП или любые другие текущие или периодически возникающие проблемы.

— Я так не думаю. У меня болят суставы, но Поппи считает, что это связано с моим «хроническим недостатком отдыха», — пояснил Северус, и легкая раздраженная насмешка, прокравшаяся в его голос, подсказала Аркадии, что это замечание он слышал часто.

— Понятно. Я хотела бы пройти еще одну часть анкеты о здоровье пациента, в которой основное внимание уделяется физическим симптомам. Вы не против?

— Вполне, — сказал Северус, пожимая плечами.

— На каждый из этих вопросов есть три варианта ответа: не беспокоит, немного беспокоит и сильно беспокоит по шкале от нуля до двух, где ноль означает «не беспокоит». В течение последних четырех недель насколько сильно вас беспокоили какие-либо из следующих проблем? Боль в животе.

— Один.

— Боль в спине?

— Два.

— Боль в руках, ногах или суставах.

— Два, — ответил Северус, и она сделала короткую паузу перед следующим пунктом.

— Этот вопрос относится к менструальным проблемам. Имеется ли у вас матка и менструации?

На мгновение выражение лица Северуса стало настолько растерянным, что ей захотелось рассмеяться, но затем он, похоже, взял себя в руки.

— Нет, насколько мне известно. Думаю, Поппи об этом бы упомянула. А... у мужчин часто бывает матка?

— Не очень, но лучше спросить, чем предполагать, — ответила Аркадия, вынужденная подавить улыбку; обычно мужчины, которым она задавала этот вопрос, отвечали чуть более оборонительно, чем «насколько мне известно». — Боль или проблемы во время полового акта?

— Ноль, — произнес Северус, и Аркадия заметила выражение смущения, проявившееся на его лице.

— Вы ведете активную половую жизнь? — спросила она, подозревая, что выражение его лица намекало на что-то более глубокое. — Это дополнительный вопрос, а не часть опроса.

— Нет. И уж точно дольше четырех недель, — отозвался Северус и фыркнул, словно подшучивая над собой.

— Хорошо. Спасибо, что рассказали; это поможет мне при оценке других рисков, — объяснила Аркадия, сделав мысленную пометку вернуться к этой теме позже. — Что касается нашей анкеты — головные боли?

— Один.

— Боль в груди?

— Только во время панической атаки. Один?

— Головокружение.

— Один. Когда мне не хватает сна.

— Обмороки?

— Ноль.

— Чувствуете, как сильно или учащенно бьется ваше сердце?

— Один. Опять же, только во время панической атаки, — сказал Северус, выглядя немного раздраженным.

— Мы почти закончили, — пообещала ему Аркадия. — Одышка?

— Один.

— Запор, расстройство кишечника или диарея?

— Один.

— И, наконец, тошнота, газы или несварение желудка.

— Один. Для меня это вряд ли можно назвать ненормальным, — ответил он, и женщина кивнула, записав последний результат на своем листе и положив его на стол, чтобы потом добавить в заметки.

— Осталось совсем немного. Я задам несколько вопросов о ваших привычках и образе жизни, а затем мы сможем обсудить то, что мы узнали, и то, какие методы лечения подойдут вам лучше всего, — сказала она, и Северус кивнул, осушая свою чашку. Он еще не достаточно освоился, чтобы наполнить ее самостоятельно, поэтому психолог сделала паузу, чтобы налить чай им обоим, а затем переключилась на последний листок, что она приготовила.

— На прошлой сессии вы упомянули, что живете в доме своего детства. Вы живете один?

— Да.

— Есть ли у вас близкие или дальние родственники, с которыми вы общаетесь?

— Нет, — проговорил он, а затем продолжил, увидев, что она ждет от него подробностей. — Мои родители умерли до того, как мне исполнилось двадцать, и моих бабушки и дедушки по материнской линии уже давно нет в живых. У меня есть магловские родственники в Коукворте, но я с ними никогда не встречался. Когда мой отец узнал, что моя мать — ведьма, а я — ребенок с магическими способностями, он стал держать нас подальше от остальных членов своей семьи.

— Вы знаете, почему он это сделал? — спросила Аркадия, и Северус слегка пожал плечами.

— Стыд или, может быть, паранойя. Они оба держали свои отношения в секрете до свадьбы; меня никогда не знакомили ни с одной из сторон моей семьи. Моя мать была единственным ребенком, как и я, так что у меня нет близких кузенов, тетушек или дядюшек в мире волшебников.

— У вас есть дети?

— Что? — Северус, казалось, немного рассердился на этот вопрос, но затем, спохватившись, вздохнул. — Нет. Детей нет.

— Похоже, вас расстроил этот вопрос, — заметила Аркадия, и он нахмурился, сузив черные глаза, устремленные на стол. — Могу я спросить, почему?

— Ненавижу, когда люди думают, что я буду ужасным, безучастным отцом, — сказал он с горечью в голосе. — Я не какой-то безответственный легкомысленный бездельник. Если бы я решил стать отцом, то только потому, что задался целью создать семью. Черт, даже если бы он у меня каким-то образом случайно появился, я бы все равно занимался им как можно больше. Не знаю, был бы я хорошим отцом, но я бы, определенно, постарался им быть. Если бы у меня был ребенок, люди бы это знали, потому что я бы им рассказал.

Он все еще выглядел удрученным этой темой, поэтому Аркадия дала ему минутку, кивнув в знак того, что понимает и не намерена возражать.

— Состоите ли вы сейчас в каких-либо отношениях или имели их в последнее время?

— Нет, — раздраженно ответил Северус, и Аркадия снова сделала паузу, видя, как он расстроен.

— Северус, пожалуйста, поймите, что это заранее определенные вопросы, которые я задаю каждому клиенту. Я задаю их не для того, чтобы задеть вас, — произнесла она, и выражение обиды на его лице тут же сменилось досадой.

— О.

— Вы готовы продолжить? — спросила психолог, и он слегка поморщился, ковыряя ноготь на большом пальце.

— Э-э… конечно. Извините.

— Есть ли у вас друзья, с которыми вам приятно общаться и которые оказывают на вас положительное влияние?

— Несколько. В основном другие деканы.

— Сколько времени вы тратите на активную социальную деятельность?

— Не так уж и много, — ответил он и поднял наполовину наполненную чашку, слегка взболтав в ней чай круговыми движениями. — Вчера мы с Филиусом пили чай. В остальном, я полагаю, это общие трапезы с коллективом.

— Есть ли у вас домашние животные?

— Нет. Я пользуюсь школьными совами, когда мне нужно отправить письмо.

— Какие вспомогательные вещества вы употребляете и как часто? — спросила она, и мужчина моргнул, словно застигнутый врасплох. — В том числе это касается кофеина и зелий.

— Ну, утром я обычно выпиваю чашку кофе. Кружка примерно... триста пятьдесят миллилитров. Во время войны это было более чрезмерным: может, раза в три-четыре, а иногда и в пять-шесть, но сейчас мне не нужно быть таким бдительным, поэтому я могу ограничиться только утренним кофе. Изредка принимаю зелье для суставов, когда переутомляюсь, и при необходимости использую мазь с камфорой, ментолом и капсаицином для снятия боли в мышцах.

Он замолчал, ожидая следующего вопроса, в то время как психолог все еще выжидающе смотрела на него.

— И это все? — удивленно спросила Аркадия. — Никакого алкоголя? Никакого табака? Никаких наркотических средств?

Северус уставился на нее.

— ... я похож на человека, который употребляет наркотики?

— Ну, взрослые люди редко не пьют вообще, а курение и употребление легких наркотиков для снятия напряжения — вполне нормальное явление, — ответила она несколько неуверенно, но Северус лишь приподнял темную бровь, и женщина вздохнула. — С точки зрения статистики, да, я признаю, что ожидала большего. Расстройства, вызванные употреблением психоактивных веществ, довольно распространены среди людей с посттравматическим стрессовым расстройством или клинической депрессией, а наличие того и другого подвергает вас еще большему риску.

— А. Ну, я выпиваю, но только когда у меня есть компания. А это для меня большая редкость. — Северус сделал глоток чая, делая вид, что задумался, а Аркадия внимательно наблюдала за ним, не зная, стоит ли ей игнорировать возникшее в ее душе скептическое ощущение. — Единственный алкоголь, который у меня имеется — это тот, который мне дарили на протяжении многих лет, обычно Люциус, и я очень строго слежу за тем, чтобы не пить в одиночку. Я бы сказал, что выпиваю... реже, чем раз в месяц? В Хогвартсе я вообще никогда его не хранил, поэтому не употреблял алкоголь с тех пор, как закончилась война.

— Есть ли для этого какая-то особая причина? — спросила Аркадия, видя, что ему, похоже, не очень хочется говорить об этом. — Были ли у вас проблемы с алкоголем в прошлом?

Северус несколько неловко поерзал в своем кресле.

— У… у меня нет, — ответил он, и, хотя выглядел смущенным, похоже, говорил откровенно. — Обычно я просто говорю людям, что не люблю пить, но это не так, не совсем так. Мой отец… он был заядлым алкоголиком, и, честно говоря, я не верю, что у меня самого не может возникнуть такой же проблемы. Я не так уж много знаю о психическом здоровье, но, когда я рос, я видел, как большинство подростков, родители которых были алкоголиками, шли по их стопам, и поклялся, что никогда не позволю себе сделать то же самое.

— Вас беспокоит пребывание рядом с алкоголем? — спросила Аркадия, видя, что напряжение не покинуло его плечи, а на лице Северуса появилось выражение заметного дискомфорта.

— В некоторой степени. Даже на сегодняшний день я не переношу запах дешевого виски. Это просто… напоминает мне о нем.

— Не переносите? Что это значит?

— Он меня напрягает. Ненавижу это, — признался мужчина, взволнованно постучав пальцами по чашке, после чего поставил ее на стол и начал скрести ноготь на большом пальце. — Если у меня будет выбор, я уйду, чтобы не чувствовать его. Даже когда персонал устраивает застолье, если это виски, я не могу этого выдержать. За прошедшие годы я уходил со множества новогодних вечеринок только потому, что это меня очень сильно раздражало.

— Понятно, — сказала Аркадия, которая была несколько встревожена осознанием того, что посттравматическое стрессовое расстройство Северуса началось даже раньше, чем она думала. — Тогда это вполне может служить для вас триггером.

— Чем? — на лице Северуса отразилась смесь любопытства и замешательства, и он наклонился вперед, как будто сомневаясь, что правильно ее расслышал.

— Триггер — это то, что вызывает обострение посттравматических симптомов, часто вызывая у человека реакцию «бей или беги». Проще говоря, триггер может заставить вас почувствовать или отреагировать так, как будто угроза, которая изначально вызвала ваше посттравматическое стрессовое расстройство, все еще присутствует, даже если вы логически понимаете, что находитесь в безопасности, — объяснила Аркадия, наблюдая, как черные глаза Северуса слегка расширились в знак понимания. — Триггером может быть что угодно: эмоция, запах, слово или человек. Часто у людей с ПТСР имеется несколько триггеров, каждый из которых может вызывать разные реакции. Мне кажется, запах виски является для вас триггером из детства… вы сказали, что ваш отец был ярым алкоголиком?

— Да, — сказал Северус. Его голос стал очень тихим.

— Он причинял вам боль, когда был пьян? — Аркадия старалась сохранять баланс между мягкостью и конкретикой, полагая, что такой подход вызовет у него наилучшую реакцию.

Северус сцепил руки в замок, костяшки его пальцев побелели, и молчание затянулось на минуту; она не прерывала его, видя, что он собирается с мыслями.

— Там, где я жил, это было нормально, — ответил он наконец. — Когда мне было лет семь, там была маленькая девочка, которая умерла от инфекции после избиения. Ее родители сказали, что она просто заболела. — Выражение его лица потемнело, и Аркадии на мгновение показалось, что он злится из-за этого случая, но затем… — Мой отец сказал мне, что то же самое может случиться и со мной, если я не исправлюсь и не стану «нормальным» мальчиком. Думаю, его приводило в ярость то, что его побои никогда не действовали так, как на магловских детей. Я всегда исцелялся слишком быстро, никогда не страдал так сильно, как он считал нужным. Однажды он застал меня играющим с веткой, словно это была волшебная палочка, после того как моя мама рассказала мне о своей. В то утро он был пьян… он схватил меня за руку и попытался сломать ее, чтобы преподать мне урок, но та просто согнулась, словно резиновая, и он ничего не смог сделать.

Глаза Северуса стали совершенно пустыми из-за применения окклюменции, и Аркадия начала волноваться, что она, возможно, зашла слишком далеко, но затем мужчина поднял глаза, глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Впрочем, сказать, что я не пью только из-за своего отца, было бы неправдой, — сказал он, обращаясь к потолку. — Я никогда не мог рисковать. Даже если бы я мог контролировать свое пьянство, шанс, что я могу срочно понадобиться и оказаться нетрезвым, или что я могу сболтнуть лишнего... — он замолчал, а затем тряхнул головой, как будто хотел избавиться от этой мысли, его длинные волосы взметнулись. — Это было слишком опасно. Особенно, если бы я к чему-то пристрастился. Пытки трудно выдержать, но я видел слишком много людей, которые сдавались из-за ломки или тяги к наркотикам. Если бы я стал жертвой чего-то подобного, это могло бы означать десятки жизней. Это могло бы означать войну.

Теперь в его глазах, вместо прежней пустоты, появился затравленный взгляд, и он напряженно посмотрел на нее.

— Возможно, я бы не был сейчас таким жестким, если бы не Темный Лорд. Но... Я бы скорее умер тысячью смертей, чем предал Дамблдора, став таким же, как мой отец.

«Предательство», подумала Аркадия, наблюдая за вспышкой гнева на лице Северуса. Интересный выбор слов.

— Логично, что обстоятельства вынуждают сделать такой выбор, — ответила она, желая поддержать, а затем добавила: — Я понимаю, что вы, возможно, не готовы говорить об этом, но тот инцидент с вашим отцом, похоже, причинил вам много страданий. Не исключено, что ваша травма тянется из раннего детства; об этом следует помнить на будущих сессиях, когда у нас будет больше времени для решения этой проблемы.

— Замечательно, — вздохнул он с раздраженным видом, и женщина замолчала. — Дело не в вас. Мне, наверное, следовало этого ожидать. Пожалуйста, продолжайте.

— Что ж, это был последний из моих вопросов, так что давайте все обсудим, — произнесла психолог, и мужчина кивнул, выражение его лица стало тревожным. — Если говорить откровенно, вы не так здоровы, как хотелось бы. Больше всего меня беспокоит ваш сон, который составляет всего лишь половину того, что должен получать взрослый человек, но также меня волнует ваш вес, который очень близок к серьезному дефициту массы тела.

— Правда? — Северус вздрогнул. — Насколько это... плохо?

— Это очень опасно, — ответила Аркадия серьезным тоном, и Северус снова принялся ковырять ноготь на большом пальце, явно не осознавая свои действия. — Недостаточный вес повышает риск возникновения таких проблем со здоровьем, как инфекции, анемия, проблемы с фертильностью и истощение, а также может повлиять на психическое здоровье, усугубляя уже имеющиеся проблемы. Если говорить конкретно о волшебниках, то у вас может снизиться магическая сила и возникнуть трудности с применением заклинаний, с которыми вы бы не столкнулись в противном случае. Это также может усугубить проблемы со сном, если вы не получаете от своего организма энергии и питания, необходимых для поддержания жизнедеятельности. И, чтобы внести ясность: я не являюсь ни целителем, ни магловским врачом. Но, основываясь на своем предыдущем опыте, рискну предположить, что вы, возможно, уже столкнулись с некоторыми из этих проблем. Я настоятельно рекомендую вам сдать анализы на анемию, а также пройти полный медосмотр у квалифицированного целителя. Я бы хотела сделать это одним из ваших домашних заданий на этой неделе.

— Одним из? — нервно спросил Северус в шутливом тоне, и, несмотря на беспокойство, Аркадия улыбнулась.

— Одним из, — подтвердила она и достала из кармана блокнот, взмахом руки призвав перо и чернильницу. — Давайте пройдемся по остальным, хорошо?

Северус с некоторой тревогой наблюдал, как она записывала на магловском листке «полный медицинский осмотр» и «обследование на анемию».

— В дополнение я хочу, чтобы вы попытались изменить свои привычки в еде и сне. Особенно сосредоточьтесь на сне; я бы предпочла, чтобы вы воспользовались зельями и получили несколько недель непрерывного отдыха, а не продолжали в прежнем режиме. Мы можем поработать над тем, чтобы вы смогли спать всю ночь самостоятельно, как только вы оправитесь от дефицита сна. Пока же стремитесь к восьмичасовому сну каждую ночь. Что касается питания, я хочу, чтобы вы на этой неделе старались каждый день плотно завтракать, обедать и ужинать, а если вы сможете добавлять перекусы между основными приемами пищи, будет еще лучше. Следите за тем, чтобы ваша пища была разнообразной, и, если во время медицинского обследования выявятся какие-либо нарушения в области питания, сосредоточьтесь на их устранении. Если вы сможете сделать все это, у нас будет хорошее начало.

Закончив, она вырвала страницу из блокнота и протянула ее Северусу, который выглядел несколько ошеломленным. Лицо Аркадии смягчилось, и она успокаивающе продолжила, пока он просматривал список широко распахнутыми глазами.

— Я знаю, что это нелегко, но я действительно думаю, что это поможет. Несколько недель достаточного питания и отдыха могут решить гораздо больше проблем, чем думает большинство людей. Я понимаю, что во время войны у вас редко была такая возможность, но теперь, когда у вас есть время и условия, вы можете дать своему организму ту заботу, в которой он так нуждается.

Заметив выражение обреченности на его лице, она попыталась сделать свой голос еще мягче.

— И нуждается отчаянно, Северус. Вы годами изводили себя, и это сильно сказалось на вас. Пожалуйста, дайте себе шанс восстановиться.

— Значит, инвестировать в собственное благополучие? — сухо спросил Северус, и Аркадия моргнула; заметив ее удивление, он продолжил. — Последние несколько лет я часто говорил себе об этом. Было много дней, когда я не мог ни поесть, ни поспать, ни нормально одеться, ни… ну, вообще ничего. Единственный способ суметь заставить себя двигаться — это сказать себе, что я должен продолжать действовать, иначе война может быть проиграна. Поэтому я «инвестировал» в себя, чтобы поддерживать свое тело в рабочем состоянии. Может быть, ровно настолько, насколько требовалось для дела, но все же достаточно.

— Как вы думаете, теперь, когда война окончена, вы можете инвестировать в себя ради себя самого? — спросила Аркадия, и Северус вздохнул. В этом протяжном выдохе слышалось что-то среднее между раздражением и отчаянием.

— Думаю, что, по крайней мере, могу попытаться, — неохотно ответил он, и Аркадия ободряюще улыбнулась.

— Это все, о чем я прошу. Попробуйте, хорошо? А если вам это не поможет, мы найдем то, что подойдет. — Она отчаянно надеялась, что он действительно попытается — на самом деле она преуменьшала опасность образа жизни Северуса — но он был взрослым человеком, и лучшее, что психолог могла сделать, это направлять его и надеяться, что он прислушается к ее советам.

И все же, глядя в покрасневшие черные глаза Северуса, она не могла отделаться от ощущения, что его будущее находится в ее руках.

— Как думаете, во время войны вы хуже заботились о себе? — спросила она, пытаясь переключить внимание, и Северус издал насмешливый звук, который мог бы стать началом горького смеха.

— Хуже? Когда-то я весил девять-десять стоунов. Когда-то я мог проспать почти всю ночь. Я не уверен, что есть хоть какая-то сторона моей жизни, которая не ухудшилась бы во время войны. — Он сцепил руки вместе, наклонившись над столом, его рот скривился. — Знаете, раньше я не был таким убогим. Думаю, какое-то время я справлялся. Ел, спал и все такое. Но... — он заколебался. — Последние несколько лет я просто... не мог. Всегда было что-то, чем я должен был заняться, всегда было что-то, из-за чего я находился в напряжении. Тратить время на еду и сон было просто непозволительно. И даже когда я понимал, что мне это необходимо, иначе я упаду в обморок, это казалось мне... эгоистичным.

— Это не эгоистично, — мягко упрекнула Аркадия. — Признание собственных потребностей — это не эгоизм. Могут быть моменты, когда вы не можете удовлетворять их, времена, когда вам нужно сосредоточиться на чем-то более важном — но это не эгоизм. Особенно сейчас. Вы не сможете быть рядом с теми, кто в вас нуждается, если в первую очередь не будете заботиться о себе.

— Я не уверен, что есть люди, которым я нужен, — тихо произнес он, отведя взгляд от нее и сгорбившись в кресле.

— Потребность не обязательно связана с жизнью и смертью, — ответила она тихим голосом, положив руку на стол, чтобы он мог дотянуться до нее, если захочет. — Люди могут нуждаться в вас, потому что они вас любят, и потерять вас для них будет катастрофой. Они могут нуждаться в вас, потому что вы заставляете их смеяться или чувствовать себя услышанными. Те чувства, что вы должны быть полезным или что вы должны защищать людей — они не позволяют понять, что вы имеете ценность для других не только потому, что вы можете для них что-то сделать.

Северус посмотрел на ее руку, затем нерешительно взял ее, принимая ободряющее пожатие.

— Вы нужны людям, Северус. Если вы в этом сомневаетесь, вы всегда можете спросить их. Люди любят вас, заботятся о вас и нуждаются в вас. Вы нужны им просто для того, чтобы быть рядом. Ваше присутствие имеет ценность, и они ценят вас, даже когда вы больны, ранены или находитесь на лечении, и не можете быть им полезны в этот момент. И я обещаю вам: они нуждаются в вас больше, чем кто-либо может нуждаться в ваших навыках, вашем уме или вашей защите. Вы им нужны на фундаментальном уровне, потому что они любят вас, и вы для них значите всё просто потому, что вы есть.

По щекам Северуса потекли беззвучные слезы, и он кивнул, на мгновение сжав ее руку, прежде чем отстранился, вытирая лицо.

— В последний год мне было легко… забыть об этом, — выдавил он, потянувшись к коробке с салфетками, которую психолог левитировала к нему.

— Вы хотите рассказать мне об этом? — спросила она, и мужчина высморкался, решительно вытирая глаза.

— Я просто чувствовал себя таким… таким одиноким. Это было ужасно — меня ненавидели мои друзья и коллеги, ведь я знал, что я их не предавал. Я просто... мне так хотелось, чтобы было с кем поговорить, но это было невозможно. Я так боялся, что умру, а они так и не узнают правды.

Он судорожно вздохнул, а затем снова высморкался, слезы прекратились.

— Были ночи, когда я часами лежал без сна, слишком уставший, чтобы заниматься окклюменцией, и просто думал о будущем и о том, как будет идти война. Не имело значения, если я не мог что-то изменить; я напрягался по любому поводу, постоянно. И, наконец, когда я засыпал, мне снился кошмар за кошмаром, и я был рад проснуться, неважно в котором часу. Бывали ночи, когда я не мог заставить себя лечь спать, и я просто работал и работал, пока не терял силы, пока мое тело не отключалось, и я не засыпал за своим столом. Иногда я так уставал, что садился на пол и просыпался под утро. Когда это случалось, кошмары были не такими страшными.

Он сделал паузу, по-видимому, обдумывая свои слова, затем немного сменил позу.

— Это было… неописуемо. Я никогда не думал, что могу испытывать такое сильное и постоянное напряжение. Я постоянно чувствовал себя несчастным и изнуренным, но никому не мог этого показать. Было такое ощущение, что я просто жду пока придет день, когда я оступлюсь, и все это так или иначе закончится. Безнадежность была ужасной, как никогда. По крайней мере — из того, что я могу вспомнить. Я почти ничего не помню из года, прошедшего после смерти Лили.

Он сжал руки в кулаки, взволнованный направлением своих мыслей, и Аркадия дала ему несколько минут, чтобы прийти в себя, наблюдая, как он начинает ковырять заусенец.

— Почему? — спросил наконец Северус, его черные глаза метнулись к ней. — Почему некоторые из худших периодов моей жизни — те, которые я должен помнить лучше всего — просто пропали? Я пробовал использовать Омут памяти, и если я позволю памяти отследить то, что помню, я смогу посмотреть на часть того, что забыл, но не могу восстановить это напрямую. Как будто я их каким-то образом потерял, хотя и уверен, что в мою память не вмешивались.

— Может быть несколько причин, по которым людям трудно вспомнить определенные события, — ответила Аркадия, сделав запись об этом откровении в своем дневнике сеансов. — Возможно, вы диссоциировались во время событий, то есть отделили свои мысли и чувства от того, что происходило в тот момент, и воспоминания не сформировались должным образом. С другой стороны, считается, что депрессия вызывает потерю памяти, поэтому не исключено, что депрессивный эпизод также мог повлиять на ваши воспоминания о том времени. Кроме того, вполне нормально забывать большие отрезки времени просто из-за старения, и многие люди с трудом могут сознательно вспомнить детали десяти- или двадцатилетней давности. Есть ли что-нибудь, что вы помните из года, прошедшего после ее смерти?

— Я помню, что привело к концу первой войны, и помню, как согласился защитить Поттера, когда Дамблдор сказал мне, что Темный Лорд вернется. Но после этого... Все как будто размыто. В прошлую субботу я встретил аврора, который видел меня после первой войны, когда я находился на суде в Министерстве. Но я почти не помню, чтобы вообще был там. Иногда мне кажется, что то, что я помню, — это всего лишь мое воображение. Я помню Рождество, некоторые дни, помню сезон экзаменов, когда я ставил оценки каждую минуту каждого дня. Но бывали случаи, когда кто-то из сотрудников упоминал что-то из моего первого года работы и явно ожидал, что я пойму, о чем идет речь, но я не имел об этом ни малейшего представления.

Он опустил взгляд на стол, и психолог поняла, что это признание беспокоит его, черты его лица резко обострились.

— Я ненавижу чувствовать себя так, будто не знаю, что тогда происходило. Как будто часть моей жизни просто украли у меня, и мне приходится верить всем на слово о том, каким я был. Это ведь можно вылечить? Потерю памяти?

Мужчина с тревогой посмотрел на нее, и Аркадия быстро кивнула, видя, как сильно это его мучает.

— Когда симптомы депрессии утихают, исчезают и проблемы с памятью. Существуют также техники, которые помогут вам, если вы снова начнете испытывать подобные пробелы, например, ведение дневника и осознанность⁽⁵⁾. Восстановить прежние воспоминания часто бывает невозможно, но, если хотите, мы можем поработать над тем, чтобы получить информацию от других людей, чтобы вы поняли, что тогда происходило.

— Главное, чтобы это не повторилось, — серьезно сказал он. — Меня... меня беспокоит то, что я не могу положиться на свою память.

— Могу себе представить, — мягко сказала Аркадия, наблюдая, как он берется за чашку с чаем. — Я бы хотела сначала попробовать устранить ваши симптомы с помощью терапии, но может быть полезно попробовать и другие методы, например антидепрессанты. В частности, в отношении дистимии и рецидивирующей⁽⁶⁾ большой депрессии мне бы хотелось посмотреть, как у вас пойдут дела через несколько месяцев, а затем мы сможем обсудить антидепрессанты, если они вам понадобятся.

— Антидепрессанты? — она видела, как Северус перебирает имеющуюся у него информацию, пытаясь понять, о чем идет речь, и ободряюще улыбнулась.

— Это один из видов магловских лекарств. Они имеют некоторые побочные эффекты, но, как правило, безопаснее и вызывают меньшее привыкание, чем зелья. Курс лечения ими может длиться год или дольше, в зависимости от симптомов и изменений в жизни, но они могут быть очень полезны тем, кто борется с депрессией. В частности, поскольку вы, вероятно, боретесь как с дистимией, так и с большой депрессией — сочетание, называемое «двойной депрессией», — вполне возможно, что для полного устранения симптомов вам потребуется не только когнитивно-поведенческая терапия, но и медикаментозное лечение.

— Когда вы говорите «устранение», — сказал Северус, изучая свою чашку, — вы это серьезно? Эту депрессию можно функционально излечить?

— Да, — ответила она, и он обратил на нее взгляд своих непроницаемых черных глаз. — Со временем и с помощью лечения вы сможете выйти из состояния постоянного пониженного настроения и начать нормально функционировать. Может показаться, что эта идея невыполнима, но депрессия поддается эффективному лечению. Изменение образа жизни, в дополнение к терапии и лекарствам, играет важную роль в управлении ею, и вместе они могут предоставить вам социальную и медицинскую поддержку, которая поможет справиться с любыми повторяющимися симптомами и поддерживать вас в функциональном состоянии. Цель состоит в том, чтобы вы достигли точки, когда расстройство больше не будет вас беспокоить, а затем предотвратить его повторное возникновение до тех пор, пока нормальное функционирование не станет вашим новым базовым уровнем, и дальше мы будем поддерживать необходимое лечение.

Северус какое-то время смотрел на нее, как будто впитывая сказанное, затем бросил взгляд на песочные часы, из которых сыпались последние крупинки.

— Вам подойдет следующий четверг в три тридцать? — спросила она, не обращая внимания на то, как те зазвенели и перевернулись, и мужчина кивнул, доставая кошелек с монетами.

— Сколько… э-э, сколько стоит просмотр моих воспоминаний? — спросил он, все еще держа руку в кошельке, и психолог задумалась.

— Как насчет двух сиклей? — предложила она, и Северус положил на стол девять серебряных монет и встал.

— Тогда до встречи, — произнес он, выглядя немного неуверенно, и женщина улыбнулась, подойдя к нему, пока он надевал плащ.

— Берегите себя, Северус, — ответила она, слегка коснувшись его плеча, как и в прошлый раз. — Сделайте все возможное, чтобы выполнить домашнее задание, хорошо?

— Обязательно, — сухо сказал он, но, взявшись за ручку двери, одарил ее быстрой кривой улыбкой. — В конце концов, я всегда добивался высоких показателей.

— Я слышала, — ответила Аркадия, не в силах сдержать улыбку. — Увидимся на следующей неделе.

— Берегите себя.

Мужчина черной тенью выскользнул за порог, нырнув в людный переулок, а психолог смотрела в окно как он исчезает за углом, ощущая на лице дуновение ветерка, проносящегося по узким улочкам.

Итак, до следующей недели.

---

1) Состояние страдания, при котором человек не может полностью адаптироваться к стрессовым факторам и вызванному ими стрессу и демонстрирует дезадаптивное поведение. Это может быть очевидным при наличии различных проявлений, таких как неадекватное социальное взаимодействие (например, агрессия, пассивность или отстранённость).

Вернуться к тексту

2) расстройство, характеризующееся спонтанным возникновением панических атак от нескольких раз в год до нескольких раз в день и ожиданием их возникновения. Характерной чертой являются приступы резко выраженной тревоги, которые не ограничены определённой ситуацией или обстоятельствами и, следовательно, непредсказуемы.

Вернуться к тексту

3) Группа психических расстройств, характеризующихся выраженной беспричинной тревогой или страхом. Под тревогой подразумевается ощущение беспокойства за предстоящие события, а страх — реакция на то, что происходит в реальном времени. Часто наблюдаются такие симптомы, как учащенное сердцебиение, затрудненное дыхание, головокружение и так далее.

Вернуться к тексту

4) 50.8 килограмм

Вернуться к тексту

5) управляемая способность фокусироваться на событиях и переживаниях настоящего, не убегая мыслями в прошлое или будущее и не давая своим ощущениям никаких оценок.

Вернуться к тексту

6) Повторяющейся. Данный термин применяется для описания заболеваний или их симптомов, которые имеют склонность возникать повторно.

Вернуться к тексту