Сбрасывая шкуру (гет)

Позади дорога до Бесстрашия и болтовня дежурного на входе. Макс и Док разбегаются по своим норам. Бесстрашие, как обычно, не спит. Навстречу попадается то какой-нибудь бухой Бесстрашный, то парочка, которой приспичило пообжиматься прямо в коридоре, благо здесь достаточно темных закоулков. Мне очень хочется дотронуться до Эрика, но только не здесь, не под камерами, да ещё и народ то и дело шляется туда-сюда! Эрик тоже настроен не слишком романтично, никаких там порывов страсти и всякого такого. Мы быстро идём в сторону его квартиру, держимся за руки, и больше ничего. Не замечала раньше за Эриком такой скромности. Может, он уже перехотел. И вообще ему давно спать пора, насколько я поняла из ворчания Макса, Эрик был ранен гораздо тяжелее, чем я.

Лидерская квартира гостеприимно распахивает перед нами дверь. Эрик берет «лентяйку» с полки у входа, зажигает свет и поворачивается ко мне.

Нисколько он не расхотел. Он берет меня талию и притягивает поближе. Я и не знала, что так по нему соскучилась! Эрик приглаживает мои волосы, пропускает их между пальцами. Вторая его рука, большая и горячая, накрывает мою грудь…

Мигает освещение, оно вечно выходит из строя, и на какой-то миг я не вижу лица Эрика, только темный силуэт. Это срабатывает как триггер — в мозгу взрывается непрошенное, отвратительное воспоминание: неверный, мерцающий свет костра, резкие черные тени, руки изгоя-насильника, шарящие по моему телу! Я резко шарахаюсь от Эрика, стряхиваю его руки, вжимаюсь в стену, пытаюсь съежиться в собственной коже. Повезло Эрику, что после дезактивации я вернула ему ножи!

— Ты что? — он настороженно смотрит на меня, ближе не подходит. Тяжело вздыхает: — Боишься? Я же вроде ничего такого…

— Извини, — я понемногу отхожу. — Ты не виноват, это так… привет из прошлого.

— Сейчас я налью тебе выпить, — информирует Эрик ровным, спокойным голосом, — хотя нет, лучше реланиум, все страхи как рукой снимет, и пойдешь спать.

Эрик отворачивается, но я не даю ему уйти — протягиваю руку и беру его за локоть.

— Нечего разговаривать со мной, как с чокнутой! Я тебя не боюсь.

— Да что ты, — недоверчиво хмыкает он. Но больше не рвется уйти, чтобы найти для меня очередную таблетку. Я медленно придвигаюсь ближе, кладу голову Эрику на плечо, прислушиваюсь к своим ощущениям. Эрик замечательно пахнет — горечь табачного дыма и солоноватый вкусный запах его кожи, слабый после санобработки, но узнаваемый. Поднимаюсь на носочки и трусь щекой о его щеку.

— Только не тебя. Знаешь, в моем рейтинге злодеев ты даже не в первой десятке!

— Вот радость-то, — ворчит Сокровище. — Это ты сейчас подколоть меня пытаешься?

Обмениваясь колкостями, мы перемещаемся в спальню. Эрик садится на край кровати, ставит меня между расставленными коленями и принимается освобождать от одежды. И так ловко справляется, что я сразу нахожу новый повод для тревоги. Эрик, наверно, думает, будто я уже опытная, двое бывших — это не так уж мало. Но я-то понятия не имею про все эти постельные штучки! Эрик ясно говорил, что хочет меня поиметь, он столько сил положил, чтобы вытащить меня из бункера, но пройдет несколько минут — и он поймет, какая я лохушка!.. Жарко краснею, чувствую себя как на экзамене, надо это срочно прекратить. Присаживаюсь к Эрику на колено и чувствую его возбуждение. Как бы так сделать, чтобы он кончил поскорее, он, наверное, сразу отключится — такой был тяжёлый день, а он ещё не выздоровел… А остальное, все эти обнимашки, когда-нибудь потом. Целую Эрика в губы, нежно провожу пальцами вдоль ширинки его джинсов. Эрик судорожно вдыхает, подаётся навстречу, перехватывает мою смелую руку, заводит мне за спину и говорит почти то же, что в машине:

— Не спеши. А то все кончится гораздо быстрее, чем тебе надо.

— Откуда ты знаешь, как мне надо!

Эрик ласково проводит рукой по моему животу, чувствую себя совсем беззащитной, трусы — единственное, что на мне осталось из одежды, его пальцы уже гладят меня между ног…

— Вот видишь, ты ещё нисколько не завелась, а торопишься зачем-то!

Я провалила какую-то очередную проверку. Вот как он понял, что я «не завелась»? Неужели это настолько бросается в глаза?..

Эрик гладит меня вдоль спины, целует в шею, в ключицу, но между поцелуями успевает поучать:

— Не спеши. У нас вся жизнь впереди. Не дергайся. Все будет хорошо! И вообще не думай! — он зарывается лицом в мою грудь.

— Ты ещё скажи «не мешай»!

— Угу, — подтверждает Сокровище, не отрываясь от своего занятия. — Не мешай.

Кажется, я рано начала звать Эрика Сокровищем! Тяну его за светлые волосы на макушке, заставляя поднять голову.

— А ты перестань играть в Лидера!

Кусаю его за щеку — не сильно, самую малость, только чтобы показать, что я недовольна. «Не мешай», вот наглец! Тяну кверху край его черной футболки и командую: «Снимай!» Эрик ехидно щурится, но подчиняется охотно. Я мягко толкаю его вниз, на кровать, усаживаюсь на него сверху, любуюсь стальными мышцами. Черный геометрический узор на шее виден только слева, справа его закрывает марлевая наклейка. Когда Эрик выздоровеет, шрам будет нарушать симметрию. Наклоняюсь ниже и тихонько целую его в шею со здоровой стороны. Провожу рукой по мощному прессу, дразню, водя пальцем вдоль пояса джинсов.

— Вот здесь самое место для моего автографа! А вот тут… — веду ладошкой выше, под его ребрами, — напишу «это моё»!

Эрик смеётся, да так искренне и заразительно, что мне тоже становится смешно. До чего же он милый, когда в хорошем настроении!

— Ну ты даёшь! Все Убогие такие затейницы? И какие фантазии у тебя дальше будут?

С другими фантазиями у меня пока слабо, не придумала ещё, и я на минуту теряюсь. Эрик пользуется этим, чтобы перехватить инициативу. Только что я сидела на нем верхом — и уже распластана на широкой кровати, а Эрик прижимает меня сверху, опирается на локоть, чтобы его вес не мешал мне дышать. Так классно чувствовать его тяжесть, сейчас я уж точно в безопасности! Обнимаю его и стараюсь прижать как можно крепче.

— Расскажи, как тебе больше нравится, — просит он.

Что?.. Ну, я знаю пару способов, научилась в прошлые разы, но не сказать, чтобы они мне сильно понравились… Надо срочно что-то соврать, но вроде Эрик видит по каким-то непонятным признакам, нравится мне или нет…

Видимо, все мои эмоции отражаются на лице.

— Ну окей, — хмыкает Эрик, — если стесняешься говорить, покажи!

Сейчас я облажаюсь, и это катастрофа того же масштаба, что и спалиться на дивергенции! Разжимаю объятья, прикрываю руками грудь и неохотно сознаюсь:

— Откуда я знаю!..

Зажмурившись, жду от Эрика какую-нибудь саркастичную гадость на тему моих бывших или воспитания в Отречении. Но он отвечает совсем не обидно:

— Подумаешь, проблема, сейчас сам узнаю.

И он — удивительное дело! — и правда «узнает сам». Ни за что никому не расскажу, что Эрик со мной сделал, даже Кристине. Если без подробностей — оказалось, что у меня есть такие чувствительные места… я и не представляла, что мое тело способно на такие ощущения. Я будто взрываюсь изнутри. А потом мне наконец-то удается сделать Эрику хорошо. Мы лежим, прижавшись друг к другу, усталые и довольные. У меня возникает дурацкая мысль: вот для этого я и перешла в Бесстрашие — получать от Эрика ласку, принимать его в себя и чувствовать, как он кончает. И какая разница, хорошие мы или плохие, что я ещё не умею и насколько у Эрика скверный характер. Сегодня у нас все получилось.

Вдруг я вспоминаю страшно важную вещь. Как же я не подумала, с этого надо было начинать!

— Эрик! Я забыла тебе напомнить! Про это… ну, ты знаешь… про презерватив!

— За кого ты меня принимаешь? — холодно интересуется Эрик. Я опускаю глаза и вижу, что он снимает презерватив, использованный как положено, и прячет в кулаке. Даже здесь он оказался умнее и подумал на шаг вперёд… Молча вздыхаю.

— А если бы ты не ломанулась в радиоактивную зону — мы бы уже сегодня могли трахаться без резинок, — ворчит он. И как это понимать — от меня сплошной дискомфорт? Или мне предлагают забеременеть? Или даже не предлагают, он опять все решил за меня?

— Вылезай из постели. Будешь выполнять супружеский долг.

— В смысле?..

— Пожевать, говорю, сделай.

— А самому слабо? Не царское это дело? — сержусь я.

— Сам я, знаешь ли, много лет себе готовил. Твоя очередь.

— Я Бесстрашная, а не повариха! И вы не учили готовить на инициации!

Но Эрик молча кивает в сторону кухни и скрывается в ванной.

Натюрморт в лидерском холодильнике стал гораздо живописнее с тех пор, как я его опустошила. Темно-красные стейки, бело-розовый фарш, огромная серебристая туша неизвестной рыбы, серо-коричневый кусок мяса, завёрнутый в фольгу… А кто-нибудь помнит, что я до восемнадцати лет мясо видела только издали? Не говоря о том, чтобы готовить? Чешу в затылке, наконец достаю бекон, майонез, сыр и помидоры. Сделаю горячие бутерброды. Эрик, вернувшийся из ванной, отнимает бекон и заменяет его на варёную телятину, помидоры и майонез просто убирает, сыр с ворчанием разрешает оставить. Спрашивает, чем я слушала, когда Док ставил мне диагноз «острый гастрит» и умолял поберечь желудок. Мне неловко готовить голышом, хочется чем-то прикрыться. К счастью, на крючке на кухонной двери висит плотный черный фартук, его и надеваю. Фартук оказывается таким большим, что закрывает меня от ключиц до колен. А что, почти одежда.

Эрик пристраивается на краешке обеденного стола и молча наблюдает. Сначала я собираюсь нарочно приготовить гадость — пересолить и пересушить в микроволновке, а если получится — спалить. Но после голодания в гетто не поднимается рука портить продукты. Эрик как-то странно смотрит на мои руки. Проголодался, мой сладкий? Значит, заслужил немного издёвки! Подразню-ка я его — буду готовить как можно медленнее! Я неторопливо, изящно отрезаю очередной ломтик мяса. Нежно беру его кончиками пальцев, укладываю на хлеб. Тяну время, как только могу — то переминаюсь с ноги на ногу, то поправляю волосы. Не спеша наклоняюсь вперёд, тянусь за сыром, прогибаюсь в пояснице. Поворачиваю голову и хитро смотрю на Эрика. Пусть только попробует возмутиться, я ведь предупредила, что не умею готовить!

Он подходит сзади, отнимает у меня нож, бросает его на пол и запускает руки под мой фартук.

* * *

Бутерброды всё-таки приходится доделать, и мы берём их в комнату. Пока едим, Эрик включает компьютер и показывает папки, в которые мне можно заходить. Я спрашиваю, нет ли там чего секретного, только для командиров, и он успокаивает — секретные данные зашифрованы так, что мне ни за что не залезть в его файлы. Его коллекция музыки впечатляет. А вот книги оказываются слишком сложными — какие-то Макиавелли, бусидо… Нет, до этого я дорасту лет через двадцать. И я с робкой улыбкой прошу показать мне что-нибудь другое, поинтереснее. Эрик сознается, что уже думал об этом. Но нет, он покажет, где лежит оружие, только когда поверит, что я ничего не натворю. Оружие — это прекрасно, но не то, что мне сейчас нужно, объясняю я и застенчиво смотрю на его член. На этот раз Эрик понимает правильно и покорно стягивает трусы. Послушный Эрик — это так мило и сексуально, но его послушание заканчивается, не успев толком начаться. Меня напористо целуют, кусают, переворачивают со спины на живот и обратно, переносят в спальню… Под конец я просто теряю связь с реальностью. Удовольствие делает меня заторможенной и расслабленной, как медуза на песке. Рана от ножа Зака на моей руке снова кровит, повязка сбилась во время секса и пропиталась кровью. Но приводить ее в порядок лень, и так сойдёт. Я лениво, медленно глажу лежащего рядом Эрика, мысли тоже ленивые. Знала бы, что он такой хороший — сдалась бы гораздо раньше…

— И долго ты собираешься меня тискать? — вдруг звучит его ехидный низкий голос. Потрясенная, я не нахожусь с ответом.

— Я не плюшевый мишка, — заявляет Эрик, убирает теплую, тяжёлую руку с моего бока и отворачивается.

Как я могла забыть, что этот хищник больно кусает! Почему мне вздумалось искать в Эрике тонкую одинокую душу, разве я забыла, с кем имею дело! Как он холодно и жёстко поставил меня на место, меня готовы терпеть только ради и во время секса, а остальное ему без надобности! Хочу насмешливо ответить «как скажешь», но не могу сказать ни слова, боюсь расплакаться вслух. Поэтому просто поднимаюсь с постели. Хочет, чтобы я оставила его в покое — обеспечу. Посплю на диване. Раненая рука напоминает о себе болью, и мне приходит идея получше. Пойду-ка я к Доку, попрошу сделать перевязку, да потщательней. И подольше. Подбираю в изножье кровати свою футболку, влезаю в нее, пытаюсь вспомнить, куда дела джинсы.

Позади меня Эрик щелкает пультом, включая свет.

— Куда тебя понесло?

Стою спиной к нему, глотая слезы.

— Что на этот раз?!

Мой лифчик остался на тумбочке, за ним пришлось бы идти обратно в сторону Эрика, проще не надевать. Джинсы валяются на полу у входа, наклоняюсь за ними. Надо бы объяснить, куда я собираюсь, и поязвительней — пусть не думает, что весь мир вращается вокруг него. Но по-прежнему боюсь разреветься.

Эрик скидывает одеяло, поднимается.

— Ты же обещала больше не сбегать! Ты мне слово дала!!!

Смутно понимаю, что уход среди ночи без объяснений, да ещё без нижнего белья выглядит как наглое нарушение нашего договора. Опять я у Эрика виновата, а ведь он сам меня спровоцировал! И мое хилое самообладание даёт трещину.

— Я устала от твоих выходок! — ору я сквозь слезы, швыряю на пол так и не надетые джинсы. — У тебя семь пятниц на неделе — то хочешь, то не хочешь, то ни на шаг от тебя нельзя, то тебе все это на хрен не нужно! У тебя настроение меняется вот так вот! — показываю в воздухе огромный зигзаг. — Это ты скажи, что с тобой не так!

Эрик молча хмурится.

— Вот что, дорогой мой, — зло говорю я, показывая кавычки, и вытираю слезы. — Ты — бесчувственный засранец! Раз в жизни скажи честно, что тебе от меня надо и что с тобой делать!

— Не лезь в душу, — рычит он. — Не усложняй! Херня все это.

Пренебрежительная усмешка подтверждает — да, мои чувства для него именно херня.

— Ложись в постель.

Видеть не могу этого типа!

— Я ухожу в лазарет, на перевязку. Рука разболелась.

— Никаких лазаретов! Сам перевяжу.

Эрик демонстративно забирает с тумбочки ключ от входной двери — знает, с кем имеет дело. Делает свет поярче, натягивает джинсы, прячет ключ в карман и идёт в ванную, к аптечке. Я устало плюхаюсь на край кровати.

Эрик быстро возвращается с двумя эмалированными лотками. В одном — антисептик, бинты и ещё какие-то расходники, во втором пусто. Эрик шприцом набирает из ампулы анальгетик, вводит мне в плечо. Ставит слева от меня пустой лоток, на него пристраивает раненую руку, разматывает бинт. Рана выглядит ужасно — а может, мне это кажется с непривычки? Эрик ловко убирает тампонами гной, кровь и сукровицу, ворчит что-то о дренаже, который придется завтра переставлять… такое впечатление, что он разбирается в ранах и перевязках не хуже, чем Док. До меня не сразу доходит, что мое Чудовище не нашло позы лучше, чем встать на колени. Этого не может быть! Он, наверное, не заметил. Или не подумал. А когда заметит, что сделал, на мне же и отыграется.

Наконец перевязка закончена — боль прошла, рана залита антисептиком, а плотная удобная повязка лучше прежней. Но Эрик не торопится вставать. Поднимает взгляд от перевязанной руки и пронзительно смотрит мне в глаза. Не могу понять выражение его лица, и это так нервирует, что я беру его за руки и начинаю сбивчиво извиняться.

— За что? — высокомерно спрашивает Эрик. Будто это я перед ним на коленях стою, а не наоборот.

— За то, что ударила сегодня в бункере… ну, то есть вчера, — я загибаю его крепкие пальцы. — И встречалась с другими. И

плохо о тебе думала…

— Ерунда все это. Мелочи.

Он притягивает меня ближе и тихонько, на ухо, говорит:

— Главное, больше не сбегай.

* * *

Раннее утро, столовая набита битком. Формально мое место теперь за столом Лидеров, но стоит чмокнуть Эрика в нос — и он светлеет лицом и отпускает меня к друзьям: «Ладно, иди сплетничай». Какой же он у меня хороший, понимает, что я соскучилась по девочкам! Кристина при виде меня визжит в голос, я так и не поняла, от страха или от счастья. Уилл роняет вилку, но Эрудитское воспитание берет верх, и он выдает вежливое приветствие. Ал кисло улыбается и встаёт из-за стола, не дозавтракав.

— У тебя совесть есть? — звучит сзади недовольное контральто, и мою шею сдавливают удушающим захватом.

— Отпусти!.. Стерва!.. — сиплю я, и Молли разжимает руку. Я сажусь между Кристиной и Гадюкой, и друзья забрасывают меня вопросами.

Выясняется, что о моем исчезновении ходили самые разные слухи. Фор, говорят, был уверен, что Эрик ловко избавился от навязанной жены. Над этой версией все смеются — новички не верят в наш принудительный брак, но я подтверждаю, что это чистая правда. На этих словах Гадюка почему-то давится кофе, и я дружески бью ее по спине. Потом Шона пересказывает слух, пущенный Эриком — что меня отправили в гетто в наказание. Я вяло мямлю, что примерно так и было. Дружный хор новичков громко возмущается, какой же Эрик гад и козел. Я пытаюсь его защитить, но с недосыпа не могу придумать, за что же была «наказана». Тогда Кристина со всем темпераментом бывшей Искренней обвиняет меня в бесхарактерности, самоедстве, виктимблейминге самой себя и ещё какой-то фигне. Я даже не пытаюсь разобраться в потоке ее психологической мудрости и просто заявляю, что она мается дурью.

— Трис, хорош гнать!

— Нам-то ты можешь рассказать!

На меня с одинаковым жгучим интересом смотрят две пары черных глаз. Подключилась тяжёлая артиллерия — братья Педрады.

— Не вопрос, сознаюсь в два счета, только скажи, в чем! — я закончила с яичницей и увлеченно принимаюсь за пирожное, но на душе скребут кошки. Неужели Юрайя и Зик все же заметили меня во время ограбления?

— Лажа это все, про наказание, Эрик ничего не делает просто так! Ты должна была кого-то ликвидировать в гетто, верно? — смуглое лицо Юрайи аж светится от любопытства.

— А я думаю, ты пыталась внедриться к афракционерам! — перебивает Зик и откусывает гамбургер. — Скажи, что я прав, мы поспорили на деньги!

— Трис, похвастайся, сколько на тебе трупов?

— Вам бы допросы вести! — завожусь я и отталкиваю тарелку. — Не было никаких трупов, вы все выдумали!

Педрады многозначительно переглядываются.

— Не нервничай, — Уилл подкладывает мне на тарелку второе пирожное.

— Трис, я же вижу, что ты врешь, — мягко говорит Кристина. — Можешь держать при себе свои секреты, но если тебе вдруг понадобится выговориться…

— Как бы я хотела быть мелкой и изворотливой, как ты, — признается мне Молли.

— Я тоже, — заявляет Юрайя. — Вон какое хитрое задание тебе дали, а ведь ты ещё даже не прошла инициацию! А я так и проторчу всю жизнь в патрульной службе!

— Как же я по вам по всем соскучилась!

— Миссис Коултер, вас можно поздравить с возвращением? — раздается сзади резкий голос. Питер. Я оборачиваюсь.

— Отвали, — вступается Уилл.

— Разве я сказал что-то обидное? — деланно удивляется Питер. Глаза у него злющие, от фальшиво-сладких интонаций сводит зубы. — Трис, может, замолвишь за меня словечко перед Лидером? Товарищам ведь надо помогать, согласна?

За спиной Питера маячит Дрю. Этот молчит, но отвращение на его лице яснее всяких слов. Ложка дегтя в бочке меда, без нее в Бесстрашии никак!

* * *

— Сегодня будет расширенная симуляция, — сухо объясняет Фор. — Ты пропустила много тренировок, нужно уточнить общее количество и типы твоих страхов. Поэтому, если ты не преодолеешь страх за десять минут, я буду принудительно переключать тебя на следующий.

— Хорошо, — покладисто отвечаю я сажусь в кресло у монитора. Фор явно не в настроении, ну да ладно, имеет право.

Фор как в воду смотрел, когда интересовался числом моих страхов. За дни, проведенные в гетто, я, кажется, повзрослела лет на десять. А вместе со мною изменились и страхи. В симуляции больше нет ни ворон, ни огня, ни воды. Страх голода и страх одиночества проявляются очень похожими галлюцинациями — я одна в опустевшем Чикаго и мучительно ищу еду и своих. Пищу удается раздобыть довольно просто, подстрелив кайманоптера. Но Бесстрашных в городе нет, я в отчаянии пытаюсь отыскать людей из других фракций, или хотя бы изгоев, хоть одного живого человека! Ничего не получается, и симуляция выбрасывает меня в следующий страх. Первое время я понимаю, что это просто тренировка, но потом грань между реальностью и галлюцинациями стирается. Ко мне снова тянет грязные руки Битая Рожа, а Длинный и Беззубый держат за руки и за ноги. Роженица-изгойка снова умирает, и я опять не в состоянии ей помочь. На руках у меня крохотный, худющий новорожденный малыш, покрытый кровью и слизью, он открывает ротик и никак не может закричать. Эва протыкает колесо патрульной машины, один Бесстрашный бьёт ее в лицо, второй надевает наручники. Я прихожу навестить семью Эвы и никого не застаю в живых — у порога спотыкаюсь об истощенное тело тёти, с ужасом заглядываю в остекленевшие глаза бабки, рядом высохшие тела мальчишек… Я снова оказываюсь в бункере, пытаюсь забраться по отвесной стене, ломаю ногти, кровь течет с кончиков пальцев. Мне хочется исчезнуть, только бы перестать чувствовать боль и отчаяние, но кошмары не заканчиваются. Зак разделывает большой кусок мяса тем же ножом, которым меня порезал, и мечтательно рассказывает, как вкусна человечина. Райан заблудился на радиоактивной территории, он лежит без сознания на безжизненной земле, обожжённая кожа покраснела…

Последний страх — самый душераздирающий. Я — афракционер, у меня в руках винтовка, наш отряд ведёт перестрелку с Бесстрашными. Далеко передо мной возникает высокий черный силуэт, быстро ловлю его в прицел и попадаю, кто-то рядом хвалит — мол, хорошая работа, а я осознаю, что у врага светлые волосы…

Я кричу так, что в зданиях вокруг бьются окна. Изо всех сил бегу к лежащему Бесстрашному, падаю на четвереньки, вижу знакомые полосы татуировки на шее. Эрик! Из-под его тела медленно-медленно вытекает черная кровь. Я заливаюсь слезами и никак не могу вспомнить, где щупают пульс…

— Трис! Очнись! Трис!

Меня трясут за плечи и легонько хлопают по щекам. Я с трудом прихожу в себя, вижу знакомые обшарпанные стены и хмурого Фора.

— Я очень недоволен твоими сегодняшними результатами, — сдержанно говорит Фор.

Меня трясет, я пытаюсь вытереть слезы, но они продолжают литься сплошным потоком. Сейчас Фор закончит с нравоучениями — тут же побегу к Эрику, мне позарез надо увидеть, что с ним все в порядке!

— Десять новых страхов, ДЕСЯТЬ! Ты не в состоянии с ними справиться — и это за неделю до инициации! — Фор раздражённо швыряет на стол блокнот с записями. — А ведь ты была лучшей на психологическом этапе в этом году! Ты хоть понимаешь, что Эрик с тобой сделал?!

Слушаю Фора вполуха. Что он от меня хочет, спрашивается? Страхи? Не способна справиться? Будто я сама не вижу!

— Трис, я уже сто раз видел, как Эрик ломает людей. Он выкинул тебя в гетто, это беспрецедентное нарушение правил! Он подверг твою жизнь опасности, расшатал твою психику, ты не пройдешь инициацию с такими страхами, поверь моему опыту! Этот садист не заслужил, чтобы ты за него боялась! У тебя просто стокгольмский синдром, но как только ты признаешь, что Эрик разрушает твою жизнь…

— Прекрати.

От злости я перестаю плакать. Фор меняет пластинку.

— Я так за тебя волновался! Когда ты пропала, я сразу же пошел к Максу, я сделал все возможное, чтобы инициировать расследование...

— Фор, я очень ценю, что ты беспокоился, но не стоило! Верю, что ты хочешь как лучше, но я сама разберусь!

— Ты не сможешь без посторонней помощи!

Тут очень кстати открывается дверь.

— Вы уже закончили? — басит Эрик. Видит мое красное зареванное лицо, недовольного Фора, и его голос становится откровенно злым: — Убогий, ты не способен провести элементарную симуляцию?

Фор поднимается с места.

— Все хорошо, — я пытаюсь разрядить обстановку, — я уже закончила, ты за мной пришел?

— Да. Пошли, будем поднимать твое настроение.

В кабинете Эрика полно народу. Я с удивлением вижу Питера и Дрю в наручниках, к каждому приставлено по охраннику. В углу пристроилась бессловесная Киборг с ноутбуком — собственной секретарши у Эрика нет. Я сажусь, и Эрик командует:

— Начинайте.

Охранники делают парням по инъекции. Эрик начинает допрос, и Дрю и Питер наперебой рассказывают интереснейшие вещи. Это они пытались сбросить меня в Пропасть в тот вечер! Из-за места в рейтинге! Парни исходят ненавистью, захлёбываются в собственной желчи. Сыворотка правды заставляет их вывернуть душу наизнанку, и зрелище это не из приятных. Питер обзывает меня выскочкой и бездарностью. Дрю орет, что я делаю карьеру через постель и должна сдохнуть. Киборг добросовестно стучит по клавиатуре, протоколируя каждое оскорбление. Я краснею и молча выхожу из себя, это так несправедливо, я ведь не виновата, что оказалась дивергентом! Но возразить нечего — мои противоестественно высокие результаты никак не объяснить! Видели бы эти придурки мою сегодняшнюю провальную симуляцию! Машинально отмечаю, что Эрик расщедрился на сыворотку правды, а ведь дешевле было бы применить к парням, как Фор выразился, «жёсткие методы допроса». И почему это вся фракция считает Эрика садюгой и неадекватом, сейчас он поступает вполне гуманно…

— Достаточно, — обрывает Эрик. — С этой минуты Питер и Дрю отчислены из Бесстрашия. Киборг, сбацай приказ. Пошли вон оба.

— Нам нужны консервы и теплая одежда! — зло требует Дрю.

— Это для нормальных выбывших, — с холодной вежливостью объясняет Эрик. — Не для преступников. Выкиньте их за дверь, — командует он охранникам.

Питера и Дрю уводят. Обожжённая рука Киборга аккуратно кладет на стол Эрика приказ, и Киборг бесшумно уходит. Я подхожу к Эрику сзади, кладу руки ему на плечи.

— Довольна?

— Ещё как! Слушай, как ты расколол их так быстро, мне говорили, что доказать их вину нереально…

— Кто говорил?

Я неловко молчу.

— Я просмотрел записи с камер в ночь покушения. Камера на мосту была сломана. Но в коридоре, ведущем к мосту, были хорошо видны Дрю и Питер, причем у Дрю в руках было что-то темное и мягкое. Ясное дело, это был мешок, который они надели тебе на голову. А на другой записи, через полчаса, они убегали в сторону спальни новичков, уже с пустыми руками. Дальше оставалось только допросить их, и всё!

— Но, говорят, с сывороткой правды очень строго, ее используют только в крайних случаях…

— Смотря как обосновать. Покушение на жену Лидера — это и есть крайний случай!

Эрик накрывает ладонями мои пальцы.

— В следующий раз думай, к кому обращаться за помощью!