Сестры скорпиона (гет)

Антарес

Память… Это великий дар, присущий человеку, заставляющий его заново переживать упущенные моменты, раз за разом возвращающий тебя к прожитому. Как бы тяжело и больно не было после, память — всегда честна, она хранит тебя самого, тот самый правдивый отпечаток души, который ни за что не станет лгать. Разве что если человек сознательно затягивает себя в зыбкую, но такую сладостно-манящую пучину самообмана.

Память. Время полирует ее оттиски — что-то стирает, а что-то, напротив, обнажает с кристальной четкостью — и может статься, что спустя какие-то несколько тысяч мгновений, как по мановению неустанной руки художника, образ, запечатленный памятью, приобретет совсем другие черты, неуловимо похожие, но все же резко отличающиеся от первоначальных.

С каждым днем, с каждой неуловимо утекающей секундой мы изменяемся — незаметно, медленно, но от этого не менее неотвратимо. Что-то приходит, что-то уходит, тьма заменяется светом в душе человеческой, свет, напротив, — безоглядной, безотчетной, все рушащей тьмой. И снова повторяется пляска противоположных начал.

Рвет, кромсает глупую душу, ведь силы сопротивляться или хотя бы самостоятельно решать, у нее нет. Не вышло, не наделили душу этим умением, она сама как тонущий в быстрой реке — бросается потоками то в одну, то в другую сторону, сдирает руки о камни, глотая ледяную влагу — но напрасно. Все равно не хватит сил вечно бороться с рекой, и опустится на дно, обессиленная, и, прямо скажем, уже не живая.

А на мою душу к тому же точно камень тяжелый повесили — и как мне еще удается плыть, совершенно непонятно. Может, я обманываю себя? Может, я давно уже на дне, и солнце, свежий воздух и прочее — всего лишь предсмертная иллюзия? Вдохнешь освежающий, живительный ветер чуть глубже — и внезапно в грудь ворвется поток воды. А если так — стоит ли вообще дышать?

Ай!

Ребенок под сердцем внезапно шевельнулся. А может быть, это не солнце иллюзия, а камень на шее? Определенно, дышать стоило, хотя бы ради моей девочки. На лице против воли расползлась, наверное, глупейшая в мире улыбка, и, как бы странно это ни звучало, но я впервые в своей жизни ощутила, что такое настоящее счастье.

Это — покой. Это мир в душе, не сотрясаемой никакими треволнениями — просто состояние гармонии и идеального равновесия. Как же хорошо, в самом-то деле. Солнце. Деревья. Прозрачный до синевы воздух, яркий контур небес, прорывающийся сквозь легчайшую паутинку колеблющейся листвы…

И снова солнце, реки, океаны золотого света, льющиеся с вышины. Тепло… и в сердце тепло, и на ладонях тепло, и даже, кажется, в голову проникает этот невесомый, бодрящий жар. Раствориться бы в нем, растаять, превращаясь в этот ослепительно-горячий свет… и согреть бы кого-нибудь, согреть без остатка.

Жаль, что я раньше этого не умела, была холодной и такой требовательной… Память, этот жестокий паж, услужливо нарисовала картинку. Как же это было? Ах, да. Беседка. Ведьма. Король. Холодно. Больно.

— Я хочу, чтобы ты узнала об этом первая, Анна, — тихо проговорил Ричард, отводя взгляд в сторону. Ведьма смеется и пытается обнять короля, ведь вдали от чужих глаз позволено многое — к тому же глупышке кажется, что впереди ее ждет нечто волшебное, что старый друг приготовил для нее какое-то сказочное известие — ведь не зря же он в последнее время то и дело куда-то исчезает. Однако друг уклоняется от объятий — руки ведьмы зачерпывают пустоту, а губы целуют воздух.

— О чем же, ваше величество? — со смехом вопрошает ведьма. Она еще ни о чем не подозревает, но легкая тень набегает на ее лицо — темные глаза вглядываются в знакомое лицо с несвойственной подозрительностью.

Были, о, несомненно, были у нее поводы для беспокойства.

Королевство династии Тирионов и крошечная, но богатая земля, управляемая Фернеолами, вот уже несколько десятилетий неустанно враждовали — ходили смутные слухи о скорой войне, поговаривали даже, что частые отлучки короля Ричарда из собственного королевства — есть ни что иное, как псевдодипломатические визиты в стан врага, что, в общем-то, было небезопасно не только для него самого, но и для его подданных — в случае вероломства со стороны Генриха.

Наследника у Ричарда, разумеется, не было, и страну, в случае его смерти, кроме внешней войны, могли всколыхнуть кровавые распри в борьбе за престол.

Король медлил с ответом.

— Война почти неизбежна, Анна, — издалека начал он. — Я не хочу гибели своих людей.

Ведьма внимательно взглянула на короля:

— Армия Фернеолов во много раз уступает твоей, Ричард. Право, я не вижу поводов для беспокойства.

— Их люди, хоть и малочисленны, все же превосходят наших рыцарей силой и умением вести бой. Я не могу рисковать своими людьми, понимаешь, Анна? Я не вправе делать женщин моего королевства вдовами, а детей — сиротами!

Какое поразительное благородство, какая похвальная забота о своем многострадальном народе, не правда ли? Но не стоило сильно обольщаться.

Он тогда попросту искал для себя оправдание, ту кажущуюся архиважной первопричину, благодаря которой не стыдно будет уступить собственным прихотям, не показавшись при этом так нелогично слабым. Все что угодно, но не показаться в чужих глазах попросту влюбленным в принцессу чужого королевства, так разительно отличающуюся от сидевшей напротив ведьмы. Хрупкая, изящная, светловолосая — обманчиво глупенькая девочка, — той еще предстоит узнать ее во всех подробностях, но пока… пока она малодушно позволяет себя обманывать. Тоже глупая. Очень глупая.

Цепляясь за обманчивую, обещанную иллюзию счастья, не желая верить своим подозрениям, она растягивала губы в принужденную улыбку, тем не менее, в уме перебирая и изменившийся взгляд короля, словно обращенный куда-то внутрь себя, и теперь уже привычную томную задумчивость, и…

— И что ты... Вы решили, ваше величество? — не сумев сдержаться, спрашивает она, устав в одиночку держать хрупкий мостик мнимого взаимопонимания, которого, по сути, уже и не существует. Но ей важно получить ответ, который развеет ее сомнения, ей важно и дальше лгать самой себе… дурочка, какая же дурочка.

— Чтобы избежать войны, я решил… — король спотыкается на простых звуках, может быть, от волнения… или гнусного ощущения предательства. Впрочем, какое предательство? Он ничего не обещал ведьме, ничего и никогда — не его вина, что его престарелая бабушка убедила ее в этом.

— Что решил?! Что ты имеешь в виду? — от недоброго предчувствия внутри все леденеет, будто душа с мерзким звуком, почти что взвизгом разбивающегося тонкого стекла, устремляется куда-то вниз, точно стремясь уберечься от вполне очевидного ужаса. Холодно. Больно. Страшно. И обреченное ощущение того, что половина жизни прожита напрасно. Но где-то в глубине сердца еще теплится слабая надежда…

Король молчал. Слабый ветер, поднимаясь, трепал темные кудри колдуньи, бил по щекам Ричарда, нарушая тягостную, неестественную тишину. Наконец…

— Я решил породниться с Фернеолами, — тихо говорит он. — Тогда Генрих не посмеет объявить нам войну.

Весь мир внезапно сузился до звуков его усталого, но такого ясного голоса. А может, этот мир попросту исчез, растворился? Как мираж, или прочая фальшивка, он не мог долго существовать, опираясь только на обман и иллюзии. В этом мире окупается только правда, только она бесценна — остальное неважно, как песок, текущий сквозь пальцы… но песок — зыбучий и имеет свойство затягивать.

— Породниться? — тупо переспрашивает она.

Король кивает.

— Я женюсь на дочери Генриха, Катрионе.

Все! Старый мир окончательно осыпался звенящими осколками. Не стоило тогда о нем жалеть, ведь нельзя, никакой магией нельзя собрать то, что однажды было разбито.

— А я, Ричард? Как же я? — глядя в сторону, спрашивает ведьма, почти умоляет. Какое унижение, право.

— Я люблю ее, а с тобой мы останемся друзьями, Энни. Прости.

— Друзьями? Друзьями? — восклицает она, дернувшись от этого слова сильнее, чем от пощечины — он и в самом деле точно ударил ее, но причинил боль не телу, а душе.

Великая сила — самообман.

— Энни, что с тобой?! Энни…

— Будьте вы прокляты! Навеки прокляты, и ты, и твоя невеста!

Ведьма вскакивает, бежит куда-то — и внезапно начинается дождь. Стихийно собираются мрачные тучи, черные, дикие — точно зло, ворочающееся и бессильно кипящее в душе ведьмы. То ли дождь, то ли слезы текут у нее по щекам. Больно. Больно. Больно.

— Что ты такое говоришь? — изумляется король, ведь для него она — не ведьма, она мягкая и уступчивая Энни, она — его неразлучный товарищ. Но — оруженосец, а не прекрасная дама — вот только она сама этого не понимает.

Она смеется ему в лицо, стоя под хлещущими струями:

— Ну что? Казнишь меня, за такие слова, казнишь, да, чтобы вашему счастью не мешала?! Ну так веди меня, на костер, на плаху! — она смеется, дико, страшно, и протягивает руки к королю. — Прикажи слугам, пусть свяжут, запрут… Я не перестану тебя проклинать, даже отправившись в преисподнюю!

Глупая, совсем глупая… Король молча уходит, оставив своего верного оруженосца мокнуть под дождем. В душе у нее продолжает кипеть, как тучи над головой, злость и обида… А еще месть… о да, с нее-то все и началось…

Тучи сгущались.

Жаль, что дождем они излиться не способны — хотя, почему жаль? Я нынешняя решительно ни о чем не жалею — благодаря Ричарду у меня теперь есть сестра и дочь.

Хотя потеряла я многое, но и приобрела едва ли не больше.

Я открыла глаза — неужели заснула? Да, точно — яркое, теплое солнце действует лучше любого сонного зелья. День уже клонился к вечеру, солнце шло на закат, окрашивая запад в алый цвет. Видимо, только в королевском саду можно заснуть на несколько часов, чтобы никто тебя не потревожил — он поистине огромен, укромных уголков в нем не счесть.

Никто не потревожил?

— А я все ждал, пока вы проснетесь, — прозвучал прямо над ухом насмешливый голос. Позвольте, а на чем это я лежу?! Это определенно чье-то плечо. О, нет. Силы ада, силы небесные, пощадите меня! Пусть это все окажется сном — не могу же я в самом деле спать на плече у… Пощадите меня!

Не пощадили. Вот теперь и я нарушаю все правила приличия — дьявол бы побрал это теплое солнышко.

— О… ваше высочество, я… понимаете… уснула… — и почему в разговоре с ним я вечно начинаю нести всякую околесицу? Наверное, во всем виноваты эти его ужасные, прямо-таки невозможные глаза…

— А я любезно не оставил вас в одиночестве, — ехидно парировал он. Придушить бы его, а труп схоронить под той чудесной яблонькой.

— Право, не следовало.

— Что вы, кажется, я послужил для вас чудесной опорой. Хотя признаться, сначала я подумал, что вы мираж, — задумчиво добавил он.

— Простите?

— Я решил пройтись по саду в одиночестве… вы любите одиночество, Анна? — он лукаво прищурился. — И вдруг вижу вас, спящую, точно ангел, прямо на садовой скамье.

Я почувствовала, что краснею — только этого мне не хватало.

— Разве я мог отказать себе в удовольствии побыть с вами наедине несколько часов, при этом не слыша ваших нравоучений? Тем более, что вы нашли мое плечо крайне удобным для сна.

— Наглец! — не сдержалась я и едва подавила в себе желание закрыть голову руками — вот теперь точно казнят. Но, кажется, принц был в благодушном настроении:

— Лгунья!

Я опешила:

— О чем вы?!

— Во сне вы кое о чем говорили…

Проклятье! Я постаралась принять безразличный вид.

— И о чем же, позвольте узнать?

— О муже моей сестры, Ричарде Тирионе, о том, что не вернете ему дочь… — он неожиданно вцепился в мое запястье. — Что это означает? Отвечай!

— Мне снилось, что я — королева Катриона, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

— О. И каково же чувствовать себя ею? — любезно поинтересовался Эддард. Хватка, однако же, несколько ослабла.

— Великолепно. Всегда мечтала иметь светлые волосы, — мрачно проговорила я. Это был крайне опасный момент — поверит или не поверит? Я из-под полуопущенных ресниц внимательно наблюдала за его лицом.

Судьба ко мне сегодня благоволила — внезапно Эддард улыбнулся:

— Вы храните в себе столько тайн, что я уже и не надеюсь разгадать их все. Вы точно книга на непонятном языке, которую невозможно прочесть.

— Изысканный комплимент, ваше высочество, — слегка поклонилась я.

— Хотелось бы мне вас прочитать, — точно не слушая, продолжал он. — Да вот только ключ спрятан где-то далеко. Когда же вы станете для меня открытой книгой, Анна?

— К открытым книгам обычно быстро теряют интерес.

— Значит, вы не хотите, чтобы я перестал вами интересоваться?

Вот дьявол. Ну почему я вечно говорю не то и не так?

Элайв Файтер

В тот же день было объявлено, что свадьба наследника престола и юной леди Эллиот состоится уже через неделю — эта новость не стала неожиданностью, все знали, что Эддарду и Беатрис суждено пожениться, официальное закрепление союза было лишь вопросом времени. И все семь последующих дней королевский замок не знал отдыха: все готовились к предстоящему торжеству. Праздники не были здесь такой уж редкостью, но к свадьбам у людей особое отношение — их воспринимают, как начало чего-то светлого и прекрасного, а кроме того, женился их будущий король, и выбор невесты внушал веру в светлое будущее. Повсюду царило радостное возбуждение, которое затрагивало каждого, кроме самих виновников торжества. Я пару раз сталкивалась с невестой, не замечая в ней признаков счастья или воодушевления, Эддард же вовсе не появлялся в замке. Да уж, молодых явно ждет \"счастливая\" семейная жизнь...

К свадьбе в замок съехалось множество гостей, родственников с обеих сторон. Приглашение посылали и Катрионе с Ричардом, но они не смогли приехать, сославшись на какие-то важные дела в государстве. При дворе поговаривали, что Ричард просто не захотел ехать, и не пожелал отпускать супругу одну, чем вовсе не обрадовал молодую королеву. Впрочем, для нас это было хорошей новостью — только встречи с Тирионом сейчас не хватало.

Замок был до отказа набит людьми, все прежде пустующие комнаты обрели временных хозяев, но свои тренировки я прерывать не хотела и не прервала, только теперь действовать приходилось осторожнее, и в поисках места для фехтования, и в занятиях с Антарес.

В связи со свадьбой я ожидала каких-нибудь перемен в сестре (ведьма разрешила мне называть ее так даже наедине), но их не последовало. Антарес по-прежнему пребывала в мире и спокойствии, разве что она стала чуть задумчивее, но невнимательный взгляд не приметил бы и этого. Что ж, я могла и ошибиться, подозревая сестру и кронпринца в особом отношении друг к другу, хотя, признаюсь, мне нравилась мысль о них двоих, но о чем может идти речь, если Эддард скоро станет законным мужем леди Эллиот?

В ночь перед свадьбой мы снова практиковались в магии. Я уже освоилась в управлении многими силами и считала, что этого более чем достаточно, но Антарес думала иначе:

— Я дам тебе пару дней на отдых, а потом мы продолжим.

— Продолжим? Но, Антарес!..

— Не надо на меня так смотреть, Элайв Файтер! То, чему ты обучилась, — лишь азы. Мы должны перейти к более сложной магии.

— Уверяю тебя, что могу обойтись и этим. Ты же знаешь, я гораздо уютнее себя чувствую за котлом, чем...

— Нет, Элайв, ты не понимаешь! — она взяла меня за руку. — Только представь, что кроме меча, у тебя появится еще одно оружие, гораздо более грозное, чем сталь или твои зелья!

Хм, Антарес всегда знала, что нужно сказать. Соблазнительная мысль, но...

— Надеюсь, что мне не придется больше сражаться.

Она мне не поверила:

— Зная тебя, я в этом сомневаюсь, однако очень прошу хотя бы завтра не обнажать клинка.

— Постараюсь, — улыбнулась я в ответ. — А ты что думаешь о завтрашнем событии?

— Разве я должна о нем думать? — спросила она настороженно.

— Вопрос был не в этом.

— Ох, Эл, мы не должны говорить об этом.

— Ты уже второй раз произносишь слово \"долг\". Мне это не нравится.

Антарес лишь улыбнулась и покачала головой, но мне было так любопытно, что я не сдалась:

— Я же помню, как он поцеловал тебя, и потом заступился перед королевой...

— Он тебе нравится? — неожиданно спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Эддард чересчур жесток и по-королевски самоуверен, но в остальном... Думаю, на него можно положиться. Он человек чести.

Ведьма удовлетворенно кивнула:

— Именно поэтому он и женится — честь и долг обязывают его повиноваться воле родителей. Однажды он станет королем, в конце концов.

— Так значит, тебе все равно?

— Конечно.

Она, кажется, верила в то, что говорила, и у меня не было причин не доверять сестре. Да даже если бы она солгала, что тогда? Это ее дело, и я не должна вмешиваться. И задавать все эти вопросы было бестактно, только сейчас я это поняла... Как всегда, слишком поздно.

— Чего ты смутилась?

— Прости, я не должна была так расспрашивать. Я просто...

— Волнуешься обо мне, знаю. И очень ценю это.

— Мне всегда будет недоставать манер... Прости.

— Все в порядке.

— Могу я... Нет, не важно. Пойдем в замок.

Я уже поднялась, но Антарес поймала меня за руку:

— Что, Эл? Говори.

— Я хотела спросить... Точнее посоветоваться.

— Да?

— Это о Бертране...

Антарес прерывисто вздохнула:

— Вы опять поссорились?

— Нет! Нет, что ты, просто... Он... Как это сказать... Он хочет обручиться со мной.

Мне не нужно было смотреть на сестру, чтобы понять, что она улыбается:

— Очень рада за вас.

— Но я ему еще не ответила.

— Что тебя останавливает? Ты ведь по-прежнему любишь его?

— Конечно, но...

— Но?

— Я не хочу здесь жить, Антарес! Эта столица, придворные, королева... Я не хочу, чтобы это стало моей жизнью. Мне нужен только Бертран, один, без его королевства и всего прочего, что к королевству прилагается. Разве мы не можем быть счастливы только вдвоем?

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — ответила она, изящно пожав плечами, и лукаво добавила. — Признаться, я думала, что ты смелее...

— При чем здесь смелость?

— Твой принц неразрывно связан со всем этим, как ты связана с магией. Это то, кем он является, и кем всегда будет. Бертрану хватило смелости принять тебя такой, какая ты есть, а хватит ли смелости тебе?

Хм, я не думала об этом с такой точки зрения...

— Ты должна решить, — продолжала Антарес, — сможешь ли ты принести эту маленькую жертву. Впрочем, жертву ли? Разве ты никогда не мечтала о спокойной жизни в безопасности?

— Мечтала, но это было давно. Ты знаешь, что таким, как мы, это недоступно.

— Тем более! Считай, что тебе предоставили шанс начать все заново. Если ты станешь членом королевской семьи, ты получишь больше свободы, чем когда либо. Многие могли об этом только мечтать.

— Член королевской семьи? Это же смешно! У каждого в этом мире свое место, Антарес, и мое явно не в королевских покоях.

— Твое — рядом с Бертраном, разве нет? Перед тобой очень простой выбор: между жизнью, к которой ты привыкла, и жизнью с Бертраном, вашим совместный счастьем здесь. Ты уже однажды сделала подобный выбор, не задумываясь, ты была готова отдать жизнь за него и чуть не отдала. Я не понимаю, что изменилось теперь?

Сестра права. Пожалуй, я очень эгоистично подошла к этому вопросу. Да и что будет, если я откажу? Сейчас я говорю, что не хочу здесь жить, что уйду отсюда, но смогу ли я уйти без него? Оставить его? Нет, никогда. Тогда все, чем я пожертвую, это своей свободой, которую я давно и добровольно отдала в руки принца. Так не в этом ли заключается смысл простых слов \"быть вместе\"?..

— Спасибо, Антарес, ты, как всегда, даешь мне хорошие советы.

— Не за что, сестрица, — усмехнулась она. — Пользуйся моментом — как только ребенок появится на свет, я стану куда менее дружелюбной.

День свадьбы выдался таким, каким ему и положено быть: солнечным и теплым. Природа словно тоже решила приодеться в честь такого радостного дня — мир вокруг был так прекрасен, что очень походил на обещанный всем рай. Людей в церкви было очень много, казалось, что все королевство пришло посмотреть на то, как принц свяжет себя узами брака. Тем, кому не хватило места внутри, пришлось остаться снаружи, что, впрочем, не особенно их расстроило. Я стояла неподалеку от алтаря, среди других придворных дам, и с беспокойством ждала Антарес. Время еще было, но я боялась, что она не сможет протиснуться сквозь толпу... Если через десять минут ведьма не появится, пойду ее искать.

А пока я могла как следует осмотреться... Очень давно мне не приходилось бывать в церкви, по известным причинам, и теперь я с любопытством рассматривала прекрасные витражи. Священник в праздничном одеянии отдавал последние распоряжения своим помощникам, и те беспокойно суетились. Первые ряды были заняты ближайшими родственниками Эллиотов и Фернеолов, король и королева оживленно разговаривали с родителями Беатрис. Королева почувствовала мой взгляд и обернулась, но я поспешила отвести глаза: если она меня заметит, то увидит, что Антарес нет, и это снова может навлечь на сестру неприятности.

До церемонии оставалось совсем немного времени, когда в церкви появился Эддард. По его лицу тяжело было прочитать какие-либо эмоции, но он искренне улыбался всем, кто заговаривал с ним, и был настроен весьма благодушно. На его месте я бы радовалась, ему очень повезло с невестой, чего нельзя сказать о бедной девушке. Видит бог, ей будет непросто найти общий язык с мужем.

Но где же Антарес? Она уже должна была прийти... Я собиралась пробираться к выходу, когда увидела вдали сестру и Бертрана. Он помогал ей пройти сквозь толпу, попутно перекидываясь с ведьмой какими-то репликами.

— Наконец-то, Анна! Я уже начала было волноваться!

— Все в порядке, сестра. Его высочество любезно проводил меня.

— Благодарю вас, — поклонилась я и, посмотрев на Бертрана, вопросительно подняла брови.

Принц радостно кивнул. Отлично — значит, он получил мое послание.

— Прошу меня простить, дамы, я должен присоединиться к своей семье, — и раскланявшись, юноша отправился к своему месту, рядом с родителями.

— Что это было? — тихо спросила Антарес.

— Я отправила ему записку утром, и теперь получила ответ. Лучше расскажи, что тебя так задержало.

— Леди Эллиот, она хотела поговорить со мной, ей сейчас очень нужна поддержка, — с нарочито бесстрастным лицом ответила сестра.

Мне стоило большого труда сдержать смех. Насколько наша жизнь наполнена ироничными моментами!

— Вот как? Что ж, нет ничего удивительного, что она выбрала именно тебя своей наперсницей...

— Прекрати, в этом нет ничего такого!

— Конечно, — как я ни пыталась стереть с лица улыбку, у меня ничего не выходило. — Абсолютно ничего. Серьезно, я не знала, что вы подруги.

— Она была очень добра ко мне, когда ты... болела. Ты же знаешь, это такой искренний ребенок...

— И сегодня этот ребенок станет женой кронпринца.

Заиграла музыка, означающая начало церемонии, и все присутствующие обернулись, чтобы увидеть невесту. Она была похожа на ангела в подвенечном наряде, и выглядела очень уместно в божьем храме, на ее лице легко читался страх, но была на нем и отчаянная решимость — девочка решила быть сильной, и теперь очень старалась исполнить данное себе обещание. Я редко обращаюсь к богу, но сейчас мне очень хотелось помолиться за леди Эллиот. Пусть жизнь ее сложится лучше, чем мы предполагаем. Разве это чистое существо не заслужило счастья?..

После венчания в замке устроили богатый пир, на который мы бы с удовольствием не пошли, но у нас не было выбора, и пришлось нам с Антарес присоединиться к чествующим молодых супругов гостей. После пира мы с Бертраном договорились о встрече: в записке я пообещала ему, что он, наконец, получит мой ответ, и, наблюдая за счастливым принцем, я видела, что Бертран не сомневался в том, что ему предстоит услышать.

В зале становилось душно, да и захмелевшие гости не придавали очарования этому месту. Очень хотелось выйти на свежий воздух, но какое-то тревожное чувство поселилось внутри, и я никак не могла определить его причину. Все же хорошо, верно? Сегодня прекрасный день, все вокруг веселятся, и ничто не нарушает этого мирного праздника.

— Анна, ты не хочешь уйти? — спросила я, перекрикивая расшумевшихся гостей.

— В чем дело, Эл?

— Нет, ни в чем... Просто уже поздно.

— Если это все, то я бы осталась еще ненадолго.

— Хорошо, я побуду с тобой, а потом провожу до комнаты.

— Прекрати, Элайв! Я вполне способна дойти до своих покоев самостоятельно. Если ты хочешь уйти, ты свободна.

— Да? Спасибо, тогда я пойду.

Я успела поймать на себе удивленный взгляд ведьмы, впрочем, отвечать на него было необязательно. У меня вообще такое чувство, что последнее время она меня подозревает в какой-то тайной деятельности, но не решается спросить.

В королевском саду дышалось намного легче. Уже стемнело, безоблачное небо дарило каждому, кто был готов увидеть, холодный свет луны и морозное мерцание звезд. Тревога улеглась, и я могла прогуливаться по пустынным дорожкам, не боясь быть замеченной кем-либо. Великолепный час! Никогда прежде я не замечала, насколько ночь прекраснее дня: ночь — волшебное время покоя и тишины, царство теней и шепота...

Где-то позади треснула ветка. Я обернулась, но никого не увидела. Да и чего мне здесь бояться? Как только Бертран освободится, он придет сюда, и мы сможем поговорить. Как удачно я выбрала место и время! Что может быть лучше, чем...

Но что это? Кругом тихо, и все-таки я чувствую, что здесь есть кто-то еще. Проклятье! Сойдя с тропинки, я спряталась за деревом и прислушалась. Тишина... Даже если мне не показалось, и кто-то прогуливается неподалеку, что с того? Это может быть кто-то из гостей. Здесь безопасно. Но тогда почему мне так страшно?

Привычным движением я опустила руку в поисках оружия. Черт! В праздничном платье негде было спрятать даже кинжал, и я решила не брать его с собой. Какая глупость! Нужно было найти способ... Со сталью мне было бы спокойней. Ах да, у меня же есть магия, но я не могу ей пользоваться — слишком велика вероятность быть замеченной.

Все это пронеслось в моей голове за секунду, и я не видела другого выхода, кроме как вернуться обратно. Там больше людей, там безопаснее... Я вышла из своего укрытия и почти бегом направилась в замок. Вдруг впереди я заметила какое-то движение. Что это, разрази вас гром?!

— Кто здесь?

Тишина. Нет, я не пойду туда, там кто-то есть. Как и позади. Ах, как же глупо было не взять клинок!

— Кто здесь? — спросила я громче, и снова не получила ответа.

Сзади послышалось какое-то движение. Я лихорадочно искала спасения: даже ветки, самого безобидного оружия, было не найти. Снова шорохи... Меня окружили.

Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но не успела: тяжелый удар сзади сбил меня с ног. Мир закружился и исчез.

Антарес

Человеческие привязанности до странности нелогичны — бывает так, что тебе кажется, будто ты ненавидишь кого-нибудь, сильно, до дрожи, до ледяного щемления в груди, но… вот в один миг все меняется и чувства перетекают в нечто совершенно противоположное даже помимо нашей воли.

По крайней мере, я уж точно не хотела ничего менять в отношениях с принцем, не хотела, чтобы он меня и дальше преследовал… да я вообще видеть его не хотела! Но увы, от меня уже ничего не зависело.

О нет, я не стала угрозой для его будущей супружеской верности, напротив, я еще больше стала избегать наследника престола, всякий раз, по счастью, успевая скрыться, прежде чем он смог бы меня заметить.

Но вот сейчас передо мной стоит рыжеволосая девочка в подвенечном платье, которая вот-вот станет его женой, будущей королевой. Вы думаете, я злюсь, вспоминая Катриону, строя зловещие планы по убийству несчастной девочки и захвату не так чтобы сильно сопротивляющегося будущего короля? Вы думаете — я снова виню в своих бедах весь мир и конкретно леди Беатрис Эллиот? Да нет, напротив — мне ее жалко, мне себя жалко… Мне жаль весь этот сумасшедший, насквозь прогнивший плесенью фальши мир. Мне не жаль лишь Эддарда Фернеола — в конце концов, будь что будет. Все пройдет, и это тоже — надо лишь вытерпеть, надо лишь не сломаться. Но как же это трудно… Особенно, когда напротив тебя стоит юная невеста, и говорит, что…

— Анна, я не могу, я правда не могу! — глаза ее лихорадочно блестят, руки дрожат. Я вот тоже не могу, девочка, стоять рядом с тобой и выслушивать, принимать в себя твою боль, самой мне сейчас ненамного легче — клянусь, я тоже не желаю этой свадьбы, всей душой не желаю, — однако же стою и мирно утешаю тебя, на правах более взрослой и мудрой. И не столь важно, есть ли фактически эта самая пресловутая мудрость, или только ее иллюзия, самое важное — что есть силы не выказать ее отсутствие.

-Что именно вы не можете, леди Беатрис? — горько усмехнулась я. — Пройти пару шагов до алтаря?

Однако, увидев, как болезненно скривились уголки ее губ, я поправилась, постаравшись хоть как-то смягчить холодную грубость предыдущей фразы:

— Беатрис, дорогая, простите меня! Прошу вас, простите. Я только хотела сказать, что вам не следует так бояться замужества!

— Лучше бы я… отправилась в монастырь, — точно не слушая меня, с нелепой горячностью восклицает она. — Лучше… лучше келья, чем это! Вот вы… вы, Анна, вы никогда не хотели стать монахиней?

О да, именно мне как раз и следует всей душой желать быть служительницей господней! Подозреваю, что в таком случае архангелы лично, давясь от смеха, спустятся с небес, чтобы не допустить этого безобразия. Подойдет такой вот крылатый юноша к смиренно стоящей послушнице Анне, и тихо скажет:

— Дитя мое, мы все, конечно, помним историю о блудном сыне… Но не стоит воспринимать ее так буквально… не до такой же степени!

Послушница смиренно молчит. Ей не полагается разговаривать с мужчинами. Архангел предпринимает еще одну мужественную попытку:

— Анна! Пожалей ты нас! Серафимы смеются, херувимы хохочут, святые вообще лежат, за животики держатся, при мысли о том, что ты монахиней станешь!

Легкая улыбка скользит по губам Анны, но она молчит. Взмолился Ангел.

— У нас в Раю хаос, ты соображаешь, что натворила?

Едва уловимо качает головой — да где уж нам, смертным, о делах небесных помышлять? Нам бы с земными разобраться.

Ангел вздыхает, и начинает перечислять:

— Ангелы-хранители к своим обязанностям от смеха приступить не могут, Петр вот тоже хохотал, да так, что ключи от врат выронил. Как думаешь, что случилось?

Пожимает плечами.

— Грешники ключи подобрали, и в Рай пробрались, — со вздохом. — Вы же, грешники, становитесь очень изобретательными, когда вам что-нибудь надо! — заявляет он с осуждением. Ведьма кивает — мол, что есть, то есть, не отрицаю.

Архангел продолжает:

— В общем, Эдемский сад ваша братия едва в преисподнюю не превратила… едва выдворили! В общем так, Анна, я тебя очень прошу — откажись ты от своей затеи, а то ведь, сама понимаешь, в таком случае нам придется конец света устраивать несколько раньше. Я тебе по секрету скажу — Люцифера и то едва удар не хватил!

— Не могу я отказаться, — вздыхает ведьма. — Я ребенку обещала.

— Какому еще ребенку? — поднимает голубые очи ангел к небу.

— Да леди Беатрис же!

— Анна? Почему вы молчите? Я вас обидела чем-то? Простите… — ворвался в мои грезы испуганный голосок вышеупомянутого ребенка, и я с неохотой очнулась от этой веселой фантазии.

— Беатрис, что вы, я попросту задумалась…

— Я не знаю, что мне делать… — она потерянно опустила руки.

Что же творит ее мать? По-хорошему, это сейчас она должна успокаивать и утешать свое чадо, не я, но, кажется, ей приятнее о чем-то щебетать с королевой Маргери. Придется, видимо, все же мне исполнять ее роль — хотелось бы надеяться, что первый и последний раз в жизни — уж я-то точно не подвергну мою доченьку такому испытанию.

Но, несмотря на все это, я несколько оттаяла и, кажется, была способна искренне посочувствовать девочке. Вопреки этикету, я осторожно обняла ее.

— Мы можем поплакать вместе, Беатрис — хотите? Так, чтобы никто не увидел.

— Зачем? — донеслось от моего плеча.

— Не знаю. Может, станет легче, — неопределенно пробормотала я.

Вот так и вышло, что два чужих человека плакали в общем-то, каждая о своем, но все-таки об одном и том же.

Минут десять спустя я осторожно отстранила от себя Беатрис:



— Ну вот, все почти кончилось, не правда ли?

На залитом слезами лице появилась робкая улыбка. Вымученная, явно фальшивая, но все же улыбка:

— Да, осталось совсем немного, — при этих словах ее явно передернуло.

— Вы должны понять, милая, что это ваш долг, — тихо проговорила я. — Ваша обязанность, ваше служение, если хотите, на благо славного рода Фернеолов.

— Но…

— Вы должны быть сильной.

— Он меня не любит, — горько произнесла девочка. — Совсем не любит… В таком случае сложно остаться сильной.

— Вы должны. Вы сможете, Беатрис.

Она нахмурилась.

— А можно вам задать вопрос?

— Да, разумеется.

— Только он… не очень удобный, — несмело говорит девочка.

— Неважно, задавайте.

— А ваш муж вас любил? — она кивает на мой подросший живот.

Если считать мужем отца моего ребенка…

— Нет, не любил, — признаюсь я, и от осознания этого факта ничего в сердце не меняется — Ричард окончательно и бесповоротно ушел в небытие.

— А вы?

— Я его любила. Сильно, но напрасно, и теперь, когда его больше нет в моей жизни, я могу лишь уважать его память, — и, по сути, в этом не было ни слова лжи.

Ее глаза удивленно расширяются:

— Значит, вам было во много раз сложнее, — она качает головой. — Знаете… Я думаю, что теперь смогу быть сильной, смогу вытерпеть. О, как это прекрасно, что я не люблю принца, — почти радостно восклицает она.

Странная, странная девочка.

Я не запомнила ни самой церемонии, ни шумного водоворота пира, лишь уход Элайв напомнил мне, что не следует слишком долго оставаться там — в конце концов, несмотря на свадьбы (а также похороны, крестины и прочее) занятия магией никто не отменял.

В общем, спустя час я сбежала из дворца в беседку и принялась ждать сестрицу.

Судя по всему, у нее в очередной раз было какое-то неотложное дело, с наличием которых, при условии обучения, я кое-как смирилась. Если она сможет защитить себя от опасной стороны этих дел, то и я буду спокойна. Однако спустя еще час я забеспокоилась:

“Элайв, поторопись!” — подумала я, вспомнив, что с нашей связью она может услышать меня, где бы ни была.

Прошло еще четверть часа. “Элайв, где ты?! Я волнуюсь. Элайв Файтер!” — снова попыталась я позвать ее мысленно, надеясь, что она услышит — ах, как жаль, что я сама не могу услышать ее мысли… Но ведь с ней ничего не могло случиться, ведь так?! Я достаточно постаралась для этого… или недостаточно? «Эл, где ты?» Напрасно, она не появлялась. Но возможно, она просто устала и заснула в своей комнате, и не слышит моих призывов? В конце концов, в последнее время она выглядела очень утомленной.

Изрядно обеспокоенная, я отправилась во дворец, прямиком к ней. Комната девушки, однако, была пуста, более того, она выглядела так, точно в нее вообще не входили. Где же сестра? Куда она могла подеваться? Сердце заколотилось в предательском ужасе, но спустя мгновение мне в голову пришла еще одна мысль.

Постойте… а может… Может, она с принцем?! Ну, Бертран, если это так… Отрезать тебе уши и прочие ненужные органы будет достаточным наказанием, и следует этим заняться прямо сейчас, пока Эл еще с тобой!

Путь до покоев его высочества показался мне необычайно долгим. Однако, без стука ворвавшись к нему в покои, я сразу поняла, что что-то не так. Принц сидел в кресле неподвижно, и был странно бледен:

— Ваше высочество, не соблаговолите ли вы мне сообщить, где Элайв? — тихо, ядовито спросила я. Он не ответил, и я рискнула повысить голос. — Где Эл, Бертран? У вас? Вы не имели никакого права… какая бесчестность… Где вы ее спрятали?

Он в ответ молча бросил мне в руки какой-то конверт. Лицо его в отблесках пламени, я машинально отметила, казалось маской. Печать была сломана. Конверт вскрыт. И вновь меня затопило безотчетным ужасом. Я непослушными руками развернула письмо:

Ваше высочество, принц Бертран!

Вы поступали в высшей степени неразумно, раз за разом мешая нашим планам, действующим, поверьте, лишь на благо нашей стране и нашему народу. Ваше поведение, принц, попросту вынуждает нас идти на крайние меры.

Чтобы вы были немного сговорчивее, мы попросили помочь нам в этом небезызвестную вам леди Элайв Файтер. Думается нам, пока эта благородная дама находится в полной нашей власти, вы не посмеете действовать против нас, не так ли?

Итак, ваше высочество, повторяю снова, для пущей доходчивости — не пытайтесь нам противодействовать, иначе она вполне может разделить незавидную участь всех, бесславно погибших в муках и бесследно исчезнувших людей. Вы же не хотите этого?

Однако если же вы согласитесь с нашими условиями, как только мы выполним то, что намереваемся, она вернется к вам целой и, хочется верить, невредимой. Все в ваших руках, принц.

Пальцы мои онемели. Злополучный листок выпал из них. Я покачнулась.

И снова не уберегла, снова не защитила… Все было напрасно… Сестрица вновь в большой опасности, а я так же бессильна — и почему она вновь должна страдать?! Почему все время различные беды сваливаются на голову бедной девочки, а я опять и опять не могу ее уберечь? Ведь клятву же давала, черт побери! Но почему она не смогла защититься?!

— Как они сумели ее поймать? — едва ворочая языком, спросила я. Руки не слушались, губы не слушались — казалось, вместо тела душа нежданно-негаданно переселилась внутрь тряпичной куклы.

— Мы должны были встретиться…

Что? Опять она из-за него пострадала?! Сначала Хаген, теперь это…

— Ах ты, мерзавец… — зашипела я. — Снова ее подставил?! Снова?!

— Я не хотел… — равнодушно пробормотал он. Так, ему еще и все равно???

— Лжец! — заверещала я, подбегая, и хватая его за воротник. — Ты только рад, что все твои беды берет на себя ни в чем не повинная девушка! Ты это специально, намеренно устроил! Мерзавец! Все из-за тебя! — продолжая трясти безвольного Бертрана, я внезапно зацепила ногой столик и куда-то полетела.

На сознание точно черную тряпку набросили.