Один из нас (джен)

Время не движется по кругу. Прошлое и будущее стремятся друг к другу, как два параллельных берега реки. А мгновение плывет по этой реке, неся на себе единственного и многоликого путника — вечность.

Но что, если в реке образовалась запруда?

Могло ли все, что должно случиться, уже однажды произойти? Могло ли все, что может случиться — уже пройти? Не связаны ли все вещи так прочно, что мгновение влечет за собой все грядущее и несет внутри предсказание о самом себе? Можем ли мы вечно возвращаться — и не для того, чтобы создать что-то новое или улучшить старое, но лишь чтобы доказать, что все это имеет право на существование?

Дамблдор не был пророком, но чувствовал, каким зыбким становится будущее. Ощущал, как рушится мир, рассыпаясь в песок между пальцами.

Когда считаешь себя виноватым, кажется, что можешь контролировать ситуацию. Но обстоятельства абсурдны и неуправляемы. Он верил в будущее, знал, что так или иначе, с его помощью или без, оно будет хоть и не безгрешным, но светлым. Но человек — неизвестная переменная — внес свои коррективы.

И как же сильно изменилось будущее с Хэллоуина?

…Какая разница, что происходит там, за стенами Азкабана? Для Сириуса больше не существует ничего.

Сириус невесело усмехнулся своему равнодушию. Он мог попросить о пересмотре дела, мог рассказать правду о том, что произошло. Но так ли все это важно?

У него новый дом с весьма терпеливыми соседями, способными высосать душу, если захочешь расстаться с этим миром.

За стеной, в соседней камере, охрипший Барти Крауч умолял, чтобы его выпустили. И Сириус с тоской подумал, что в какой-то мере сам он оказался здесь по собственному желанию.

Сириус вдохнул полной грудью запах плесени и сырости и затянул старую песню:

— Три слепые мышки, три слепые мышки… Смотрите, как они бегут…

…Но куда теперь?

Ремус укутался в продуваемую всеми ветрами мантию и повернулся к дому Джеймса и Лили.

Он уже видел его, когда явился в Годрикову впадину на похороны. Но поверить не мог до сих пор. Смотреть на полуразрушенный дом было страшно — все равно что заново видеть их трупы.

Маленький Гарри перенес смертельное заклятие и выжил? Как такое возможно?

Ремусу хотелось расспросить Петунью о том, как чувствует себя малыш, но он не решился. Оттого ли, что вид у Петуньи был неприступный и на магов она косилась с подозрением, или Ремус просто считал себя не вправе влезать? Он не был крестным, не имел никаких прав на общение с Гарри. А ему так безумно хотелось быть нужным кому-то.

Оставалось спрятаться, убежать, попытаться найти цель…

…которая станет по-настоящему спасительной. Позволит Люциусу вернуться на вершину.

Нарцисса сидела перед камином. Разломившееся пополам полено с треском упало, и языки пламени взвились вверх, осветив на несколько секунд ее бледное лицо.

— Я отправила своих родителей к дьяволу, — заявила Нарцисса. Люциус перевернул камнем вниз перстень на пальце, подошел к ней сзади, дотронулся до шеи легко, невесомо.

— Всю жизнь мечтал услышать это, — прошептал он в самое ухо.

Никогда Нарцисса не представала перед ним такой привлекательной. Люциус потянул ее за руку, заставляя подняться.

Его объятия напоминали тиски. Но впервые на его памяти она не была податливой.

И вот он упал спиной на мягкие простыни, увлекая ее за собой. Несколько безумных мгновений, грубоватых ласк, сбившегося дыхания.

Рубашка полетела на пол, а тонкие пальцы нежно заскользили по коже. Все снова превратилось в заигрывание, позерство.

Отстранившись, Нарцисса обаятельно улыбнулась ему и направилась в ванную. Люциус со стоном разочарования откинулся на подушки.

За приоткрытой дверью ванной зашумела вода. Просочившийся из-за тяжелых портьер луч дневного света упал на предплечье Люциуса, привлекая его внимание к потускневшей метке.

Она напоминала не более чем татуировку. Но как много она значила совсем недавно!

Метка стала частью его тела, сковывала металлом сухожилия, сосуды и мышцы каждый раз, когда он напрягал руку. Вечная печать, оставленная на нем его ошибкой. Однако в его силах сделать так, чтобы метка никогда больше не напоминала о себе.

В спальне возникла Нарцисса в полупрозрачной тунике, и все мысли Люциуса улетучились. Он подумает обо всем когда-нибудь…

…потом. Рабастан поднялся с расшатанной койки, на которой пытался поспать. Всякий раз, услышав за дверью шаги человека, он вставал, чтобы поинтересоваться, кто составит им компанию.

Рабастан был уверен: Пожиратели представлялись обществу романтическими героями. Когда-нибудь их освободят: если не Темный Лорд, так кто-нибудь другой. Вся Британия прославляет тех, кто пытался освободить волшебников от засилья магглов.

Давящее безмолвие стало частью существования — иначе никто из узников Азкабана не мыслил мир. Но в камере вдруг потеплело, а с груди словно сняли тяжелый груз. Отворилась дверь, и вошли два аврора. Темные силуэты, вместо лиц — черное пятно.

Один из них направил палочку на Рабастана, и его с глухим шлепком сильно приложило об пол. Он не успел подняться на ноги, как тишину разорвал рев:

— Круцио!

Пытка быстро прекратилась. Один из авроров пнул его под ребра.

Рабастан приподнялся на локтях, но сразу получил хук в челюсть.

— Что, нравится, червяк? — спросил один из авроров.

— Как там в умных книгах пишут? — Рабастан выплюнул зуб. — Насилие порождает насилие? Но вы, парни, книг не читаете, верно?

— Тебе нравилось мучать невинных детей, подонок, разве ты не заслужил того же?

— А… Экие вы моралисты. Да, признаться, люблю поглядеть, как в муках корчится кто-нибудь беззащитный. Впрочем, за вашими мучениями тоже понаблюдал бы не без удовольствия.

За его словами последовал неразборчивый мат, и Рабастан поморщился.

— Что, подонок, челюсть болит? На-ка, получи, как следует. Круцио!

Превозмогая боль, Рабастан пополз к аврорам, корчась, как умалишенный. Ему хотелось поддразнить их и напугать. Да разве это боль? Хотели зрелища — получайте.

Это превратилось в хаотичный, дерганый танец. Он беспокойно кривлялся на месте, устраивая целое…

…представление. Приплясывая, Эйвери наполнил бокалы шампанским и отправил их по воздуху своим спутницам.

— Девушки, это для вас.

На заплетающихся ногах он поволок одну из них к кровати.

Этот вечер походил на все предыдущие. Новый паб, знакомство с местными девушками легкого поведения, кутеж до утра. Огневиски приглушало мысль о том, что они могут оказаться грязнокровками.

Расстегивая зубами декольте одной из девиц, он пытался забыться. Стереть из памяти последние месяцы, проведенные в допросных Аврората, куда его вызывали чуть ли не каждую неделю. И каждый раз не знаешь…

…вернешься ли назад. В нормальный мир.

Сириус приготовился пировать: засунул под ворот тряпицу, отбросил с лица прядь волос и набросился на скудную пищу.

Во всяком случае, питается он получше, чем Хвост. Тот бродит где-нибудь под личиной крысы.

Вообразив, как несчастен теперь Хвост, Сириус слегка повеселел, но радость его тут же высосал мелькнувший за окном дозорный дементор.

Сириус впился зубами в куриную грудку.

Пусть Хвост только попробует высунуть свой нос и выкинуть что-то — Сириус будет начеку. Он отомстит за смерть Джеймса и Лили, и никакие стены…

…не остановят Северуса. В своей полутемной спальне он лег на кровать, и перед ним снова предстало лицо Блэка, глумливое, насмехающееся.

Он отомстит и за себя, и за Лили. Когда-нибудь ему представится возможность. Наглости и равнодушия Блэку не занимать: он обязательно сбежит, когда Темный Лорд вернется, и вот тогда Дамблдор не сумеет препятствовать его мести. Никто…

…его не остановит. Темный Лорд вернется. Могущественнее, чем прежде.

Знают ли жалкие трусы, предавшие Хозяина, что до конца их общей истории еще далеко? Они наверняка не сознают этого, но боятся и пытаются забыться, укрыться в повседневности, в праздности, в утехах. Но справедливость настигнет Малфоя, Макнейра, Эйвери и всех остальных.

Они будут молить на коленях о пощаде, и кара за предательство, вне сомнений, падет на их головы. Неважно, сколько лет пройдет, но они проживут их в томительном ожидании и боязни расправы, а Беллатрикс — в уверенности, что она будет вознаграждена.

Скопище никчемных людишек наслаждается в эту минуту своей маленькой победой. Среди них и трудяги-авроры, и министерские политики. Смешные Краучи, Скримджеры, Фаджи. Но что они значат для будущего? Ничего. Только если один из них сделает какую-нибудь глупость.

Она прислушалась к крикам мальчишки Крауча-младшего.

Все это неважно. В Азкабане нет времени, событий, радостей и горя. И Беллатрикс смотрела из тюрьмы на жизнь невидящими глазами.

Она покрывала поцелуями метку, очертания которой неясно проглядывали во мраке, умоляя ее покраснеть, и шептала:

— Это еще не конец.

Неважно…

…сколько времени прошло: Муди успел поймать не одного подонка, но, как ни странно, становился с каждым днем агрессивнее.

Большой зал Аврората гудел от разговоров, как и всегда. Муди уловил направленные вслед ему любопытные взгляды, и лицо его перекосилось. Тяжело протопав к своему отсеку в штаб-квартире авроров, он сразу увидел причину повышенного интереса к своей персоне. Над столом порхали две служебные записки, в одной из которых он опознал приказ явиться на разбирательство в Отдел неправомерного использования магии. За последний месяц таких он получил уже два.

Чудесно. Вместо того, что ловить Пожирателей, его в очередной раз вынуждают тратить время на всякую дребедень. Однако то, с какой периодичностью на него пишут доносы, не могло не вызывать умиления.

Муди знал, что жалоб на его методы было много, но большинство из них Отдел обеспечения магического правопорядка спускал на тормозах. Такой преданный делу человек, как он, всегда будет нужен Аврорату.

Он поймал рукой вторую служебную записку.

— Что тут у нас? — он быстро пробежал ее глазами, смял и вышел из своего отсека. — Чтоб я сдох! Долиш, Робардс, Хавайек!

Муди поманил за собой трех авроров.

— Не медлите, ребята, появилась хорошая наводка! — азартно потирая ладони, объяснил он.

Горя решительностью, все четверо шагнули в лифт. Решетчатые двери закрылись и отделили их от привычной министерской возни…

…Кабинет министра магии был огражден чарами, защищающими от раздражающего шума. Будто специально был настроен для медитации и размышлений о судьбах своего народа.

Фадж с упоением разглядывал стены, обитые резными деревянными панелями, сверкающий паркет приемной и дорогой ковер под массивным креслом с широкой спинкой. На стенах висели портреты предыдущих министров магии. Все они оглушительно зааплодировали ему, когда он переступил порог.

В благодарность Фадж отсалютовал котелком, с трудом обуздывая желание улыбаться, как ребенок. Момент его триумфа. И ничто не способно омрачить чистое…

…идеальное будущее, в котором истинные волшебники правят миром. Сколько ждать, пока оставшиеся на свободе Пожиратели продолжат их дело? И не дадут их рядам распасться?

Родольфуса не радовала перспектива просидеть не один год в Азкабане. Вернется ли Темный Лорд — он не знал и почти не думал об этом. Был ли он разочарован, что угодил к дементорам? Вне сомнений. Единственное, на что он надеялся — армия Темного Лорда всегда будет готова нанести удар. Будет нужен только новый лидер. Кто это будет? Поттер? Время покажет.

В соседней камере взвыл от боли Рабастан. Родольфус не испытывал к нему ни капли жалости: братских чувств, увы, не хватало.

Жесткие пружины впивались в бока. Хотел бы он научиться летать без метлы, но его знаний в Темной магии было недостаточно, чтобы это осуществить…

…Может, Сириусу стоило налегать на книги по Темной магии, как это в свое время делал Регулус?

Недостатка в них, спасибо славному семейству Блэков, не было.

Тем не менее, у Сириуса был козырь, о котором никто не догадывался. Он обязан был сохранить разум, потому что когда-нибудь Хвост объявится и все узнают правду. И устыдятся. Было опрометчиво отказываться от слов в свою защиту, но в тот момент он не был способен себя контролировать. А вот дементоры его этому научили.

Перед глазами у него всплывали яркие образы их встречи с Ремусом. Во всех них он подавал ему руку и говорил: "Убьем Хвоста вместе?" А потом появлялся маленький мальчик Гарри и просил прокатить его на мотоцикле.

И раз за разом шар света внутри лопался, как мыльный пузырь, и он пробуждался от грез.

Не суждено его маленьким незатейливым мечтам сбыться. Осталось гнить тут, как в могиле, в надежде в образе пса протянуть как можно дольше.

Сириус сконцентрировался, как обычно перед превращением. Он почувствовал, как оболочка зверя пригибает его к полу…

…Скитер разогнулась и расправила складки на мантии. Сегодня ее способности анимага неплохо пригодились. Она подслушала весьма увлекательный разговор.

Она была уверена, что в ее гостиной никого нет, но когда хотела кинуть мантию в кресло, оказалось, что там кто-то сидит.

От неожиданности она вскрикнула.

Перед ней был Люциус Малфой. Вряд ли он явился с дружескими намерениями.

Она отступила, ища глазами сумочку. Схватила ее с кофейного стола и принялась рыться в ней.

И зачем только накупила столько косметики на последний гонорар? Теперь палочка где-то на дне валяется.

— Не это ищете? — Малфой извлек из кармана палочку, в которой Скитер признала свою.

Видел ли он ее превращение? Донесет ли?

Не факт, что сдаст ее аврорам. Он сам с ними не в лучших отношениях. Впрочем, как раз по этой причине ему и стоит привести ее за руку в Азкабан.

— Ловите, Рита, — Малфой швырнул ей мешочек, в котором раздался звон монет.

Скитер проворно поймала, взвесила его на ладони и заинтригованно посмотрела на Малфоя.

— Не обязательно было вламываться, — она подняла повыше мешочек. — С этого и стоило начинать разговор.

…С чего все началось? Счастливыми эти воспоминания не назовешь, а сохранить в Азкабане разум помогает только память.

Момент, когда Беллатрикс поняла свою суть. И приняла ее.

Узкая галерея с портретами их предков, ее босые ноги и игра музыкальной шкатулки, тихая, как шепот.

Сверкнувшее лезвие серебряного ножа для резки ингредиентов. Ее дрожащая от ожесточения рука удерживала горло мертвой хваткой. Хриплый испуганный стон грязнокровки:

— Ты чего? Отпусти!

…Отпусти заложников! — гаркнул Муди из-за прилавка маггловского магазина. — У тебя есть все шансы выйти из этого живым!

Он высунулся и швырнул заклятие в Амикуса Кэрроу.

— Чуть не попал! Ты у меня допрыгаешься! — хрюкнул Кэрроу и принялся метать заклятия по всему помещению.

На Хавайека повалился стеллаж с пластмассовыми машинками — он едва успел отпрыгнуть. В воздухе свистели заклятия, летали ошметки плюшевых игрушек и крошки керамической плитки.

Все пригнулись и ползком пытались добраться до Кэрроу.

Муди выругался:

— Бесхребетные. Все вы!

Позабыв и о заложниках, и о рикошетивших со всех сторон заклятиях, Муди поднялся во весь рост.

Он двинулся вперёд, размахивая над головой палочкой, наподобие лассо, ступая по головам резиновых кукол. Из палочки появилась сверкающая веревка. Аркан упал в точности на туловище Кэрроу, Муди щелкнул пальцами, и концы веревок оказались у него в руках. Он дернул за них, намереваясь затянуть потуже и не сразу понял, отчего чувствует такую невозможную, обжигающую боль в ноге.

Глянул вниз и выпустил из рук концы веревок.

Его отсеченная нога, красная и блестящая от крови, отделилась от него и с глухим стуком упала на пол. Порванные жилы свисали с ее краев, а в центре был обломок чего-то.

Муди не понимал, где он, стоит или лежит, не помнил даже своего имени.

Во рту стало горько, и он отчаянно пытался не потревожить обрубок.

Оглушенный, он лежал на полу, баюкая свою культю, и мог только просить о помощи.

Что-то хрустнуло под его рукой. Он поднес это к глазам: чашка из детского сервиза…

…Фадж отправил по воздуху чашку с обжигающе горячим чаем.

Амбридж поймала ее за ручку и сделала осторожный глоток.

— Мне рассказали про мой портрет у вас в кабинете, — сказал Фадж. — Право, я чувствую себя неловко.

— Я была совершенно уверена, что безраздельная преданность Министерству, в коей меня можно упрекнуть, заключает в себе и преданность лично вам, министр. Как глупо с мой стороны!

Огорошенный Фадж с минуту таращился на ее жеманную улыбку.

— Ваши слова похвальны, — слегка озадаченно проговорил он. — Наступило мирное время, в чем я не сомневаюсь, но мне приятно знать, что под рукой у меня верный союзник.

— Будет вам, министр, — Амбридж залилась серебристым смехом…

…Беллатрикс хохотала до упаду. Как девчонка.

— По ту сторону стен, должно быть, расслабились. Радуются своим маленьким победам, — она подмигнула дементорам, приплывшим поужинать ее весельем. — Мало кто понимает — это еще не конец.

…«Отец!» Снова звучал в голове испуганный голос Барти-младшего. А Крауч был вынужден оставаться спокойным и невозмутимым.

— Здравствуй, Аластор, — Крауч задержал взгляд на когтистой ноге Муди.

— Хороша, а? — Муди выставил ногу вперед, предлагая полюбоваться ею всем проходившим мимо сотрудникам Министерства.

Крауч даже не улыбнулся.

— Почему ты не использовал убивающее заклятие? — монотонно проговорил он. — Именно для таких случаев я и лоббировал принятие поправки к закону.

— Я слышал, у тебя умерла жена, — осторожно сказал Муди, с беспокойством вглядываясь в него. — Прими мои соболезнования.

Крауч равнодушно произнес:

— Благодарю.

— Как твой сын, ты справился? — с грубоватым участием спросил Муди.

...Муди показалось, что Крауч всерьез испугался этого вопроса: он вздрогнул и опустил глаза. Муди сразу пожалел о сказанном.

— Прошу прощения, — в речи Муди эти слова прозвучали инородно. — Это не мое дело.

Крауч, уставившись в пол, кивнул и двинулся дальше. На ходу он будто ненароком обернулся на Муди. Глаза его были полны ужаса.

Муди продолжал наблюдать за ним, в уме его созревала догадка. Глубоко задумавшись, он не заметил подошедшего Дамблдора.

— Я что-то путаю, или раньше у тебя было две ноги? — тон Дамблдора был небрежен.

— И тебе привет, Альбус, — мельком глянув на него, сказал Муди. — Новые пряжки для туфель?

— Нет, пряжки старые, а вот бороду я подстриг, — бодро ответил Дамблдор.

— Вот оно что.

— В чем дело? — Дамблдор тоже обернулся к Краучу.

— Ровным счетом ни в чем.

… Три сле-е-е-пых мышонка… — драл глотку Сириус.

— Заткните кто-нибудь Блэка!

Сириус приободрился:

— Это песенка о наших славных стражах, Рабастан, тебе не нравится?

И хохотнув, он завыл еще голосистей.

В кругу семьи, среди дорогих родственничков, так чего бы ему не веселиться?

Столько бежать от этих людей, и все равно все пути привели к ним. Хочешь не хочешь, но оценишь иронию.

…В пятне света была видна ее белоснежная рука с истощенной, почти как у мертвеца, кожей, под которой билась голубая жилка.

Скопившаяся в дальнем углу, между потолком и стеной, влага стекала вниз. Беллатрикс считала удары капель о камень.

Погасшая метка была не более чем рисунком.

Но сколько она значила! С нее все началось, ею все и…

— Нет, — страстно прошептала Беллатрикс. — Это еще не конец.

* * *

Муди умудрился потерять глаз, который от хитрого темномагического заклятия вытек из глазницы. К увечьям ему было не привыкать, но ситуации, в которых он часто оказывался, требовали как минимум возможностей полноценного человека.

Остроумный приятель из больницы Святого Мунго соорудил ему глазной протез.

Что сказали бы его старые друзья, будь у них возможность увидеть, каким он стал? Но большинство из них уже в могиле. Авроры старой закалки шли на все, чтобы остановить преступников, поэтому отчаянных сорвиголов, похожих на Муди, почти не осталось. Да и он выжил скорее потому, что не давал повода нападать на него со спины.

Переделать себя он уже не мог. Есть события и поступки, которые отрезают путь назад.

Жалел ли он о том, как все сложилось и какое будущее его ждет?

По большому счету, все мы знаем, что нас ждет. Вопрос только в том, готовы ли мы.

…Сириус замрет в нелепой позе на пыльном полу Визжащей хижины. Сердце будет биться о ребра в худом и изможденном теле, на которое наложит отпечаток Азкабан. Несколько секунд, кажущихся вечностью, — в которых не только тринадцать лет в окружении дементоров, но и годы скорби о друге, которого он не ценил, — в ожидании, какое решение примет Ремус.

И Ремус подаст руку ему, словно утопающему.

…Но никто не протянет руки Северусу, когда он упадет на колени в старой спальне на площади Гриммо. Он будет читать письмо Лили, чтобы заглушить безумие, подступающее как никогда близко. Ни одна живая душа, даже Люпин (и почему он вдруг о нем вспомнит?) не поверит ему. А может, ему стоило всерьез возненавидеть Альбуса?

И с мрачным удовлетворением Северус подумает о том, как далеко ему пришлось зайти ради призрачной надежды на счастье других людей, никто из которых не будет знать, на что ему пришлось пойти…

…чтобы предоставить Гарри шанс прочувствовать, что такое милосердие? Вы не могли объяснить ему это на словах?

— Будьте честны, Ремус. Неужели вы верите в то, что это сработало бы? Вы недовольны, что я допустил побег Питера, понимаю. Или все-таки потому что не дал вам шанса отомстить? — резко спросит Дамблдор.

Ремус побледнеет, как от пощечины.

— Я многое понял за этот год, профессор. Но меня огорчает, что вы что-то скрываете.

— Кое о чем и вы умолчали.

— Так мы с вами ни к чему не придем, — Ремус начнет злиться. — Вы хотите, чтобы я прислушивался к вашему мнению, тогда как сами не считаетесь ни с чьим.

— А это уже тянет на нравоучение. Приятно видеть, что год в Хогвартсе не прошел для вас даром. Вы думаете, я смогу довериться человеку, который этой ночью, позабыв о безопасности других людей, настолько поддался эмоциям, что не принял Волчье противоядие? Тому, кто за целый год не признался мне в том, в чем должен был?

— Свои ошибки я признаю.

— Отрадно это слышать.

— Но ошибки такого человека, как вы, стоят гораздо больше моих. То, что Сириус стал заложником сложившихся обстоятельств, только ваша вина. Если вы давно поняли, что он ни в чем не виновен, у вас было много шансов вернуть ему доброе имя, но вы пошли своим путем. Что ж… а я пойду своим.

Повиснет пауза. Они подчеркнуто будут глядеть в разные стороны.

— Вы справедливо рассудили, — наконец тихо произнесет Дамблдор.

Фоукс неслышно порхнет с жердочки на колени к Дамблдору, и тот благодарно проведет рукой по…

…разноцветному оперению. Красивая тропическая птица с большим острым клювом и ученым взглядом устроится на столе перед Сириусом, наблюдая, как он пишет письмо Гарри.

«А если твои дядя и тетя будут тебя доставать, разрешаю тебе их припугнуть. Теперь у тебя есть я.

Сириус».

А в бегах совсем не плохо. Если есть кому написать. Улыбаясь про себя, Сириус привяжет письмо к когтистой…

…лапе, которую Муди, а теперь и Барти, придется использовать. Что мешало сделать нормальный протез? Сверившись со временем, Барти глотнет из фляги Оборотного зелья и зыркнет на сопляка Лонгботтома.

— На, сынок. Лучший чай из моих собственных запасов. Согреет и поможет справиться со стрессом.

— У меня нет стресса, — смущенно промямлит Лонгботтом.

— Мне сказки не рассказывай, — отрежет Барти, пытаясь придать голосу отеческую заботливость.

Он попытается нащупать, что именно ощущает в присутствии этого ребенка. Он пытал его мать и отца, сам тогда до конца не понимая, зачем это делает.

Однако Барти к тому времени будет знать, чего стоит настоящая преданность, и, если понадобится, он убьет и Поттера, и любого другого ребенка во имя Темного Лорда. И, тем не менее, он не останется полностью равнодушен к Лонгботтому: почувствует незримую нить, протянувшуюся от него к мальчишке. Он избавил его от родителей, которые так или иначе отравили бы ему жизнь, но увидит перед собой безвольного слабака. Круглолицего, краснеющего. Все его труды пошли насмарку? Лонгботтому еще предстоит заслужить дар, который ему послала судьба. Сколько сам Барти вытерпел, прежде чем Темный лорд удостоил его величайшей чести служить ему!

— П-профессор Муди?

Барти поймет, что вперился в Лонгботтома хищным взглядом, и поспешит выразить лицом сочувствие. Чертов Муди: его физиономия отнюдь не была приспособлена для того, чтобы выражать чувства.

— Есть у меня для тебя кое-что, парень, — прохрипит Барти, поднимется и достанет из книжного шкафа толстую книгу. — Вот, надеюсь, понравится.

Смущенный Лонгботтом с интересом прочитает название и неуверенно улыбнется ему.

Удивившись себе, Барти от этого рассердится и постарается выпроводить его.

Обрубок ноги снова начнет доставлять дискомфорт, но совсем скоро…

…Хвост будет хныкать и стонать, баюкая уже свой обрубок.

— Ты вернулся ко мне не доказать свою верность. Ты вернулся, потому что испугался своих старых друзей. Ты заслужил эту боль, Хвост. И ты знаешь это, правда?

— Да, хозяин, — простонет Хвост. — Пожалуйста…

…идем со мной, — позовет Макгонагалл большого черного пса, сидящего на тыквенных грядках Хагрида. — Ко мне!

Сириус отчаянно замашет хвостом в знак приветствия. Макгонагалл строго поглядит на него.

Он побежит рядом, изредка подскакивая, чтобы попытаться ее подогнать. Ему будет не терпеться увидеть Гарри и удостовериться, что с ним все хорошо.

Они поднимутся по каменным ступеням к парадному входу, пересекут холл и направятся к кабинету директора. Горгулья послушно откроет проход, Сириус принюхается, Дамблдора не учует.

Сириус прыгнет на движущиеся ступени, Макгонагалл удивится: «Как будто здесь не в первый раз».

Прижав уши, Сириус обнюхает кабинет Дамблдора. Нет, и здесь он не дома. Жаль.

Чтобы подразнить немного Макгонагалл, он задерет заднюю лапу на когтистые ножки, поддерживающие стол директора.

— Фу! Плохой мальчик! — наклонится к нему она. — Отойди!

…Убирайся из комнаты, Кикимер!

— Хозяин Сириус никогда не был добр к бедному Кикимеру, — затараторит Кикимер с налитыми кровью глазами. — Он никогда не сравнится с хозяином Регулусом, который сделал для Кикимера то, что эльфы не заслуживают. Такой доброты у хозяина Сириуса никогда не будет, нет, не будет!

— Не рассуждай мне тут! Много ты знаешь!

— Кикимер знает побольше хозяина, но он хозяину ничего не скажет, — скажет Кикимер, замерший, как плохая кукла-чревовещатель, — даже если бы не было приказа, он все равно ни словечком не обмолвится… Хозяин заслужил мучиться в неведении, и Кикимер не станет ему мешать.

Сириус рассвирепеет и швырнет в Кикимера тяжелым серебряным кубком.

Он много лет будет заглушать воспоминания о брате.

Но сейчас со стуком распахнет дверь его спальни. Спальня останется такой, какой ее помнил Сириус — чужой, незнакомой. И таким был тогда в его представлении Регулус.

Ничего не изменится, они с братом так и останутся по разные стороны баррикад, потому что Регулус сам сделал неверный выбор. Сириус никогда не узнает, каким был его брат.

Был и сгинул! И шут с ним! Поделом!

Он с ожесточением захлопнет дверь комнаты и превратится в большого черного пса.

С рыком животной боли и человеческого отчаяния пес оставит в двери глубокие царапины, запечатывая вход до тех пор, пока…

…Гарри не замрет в нерешительности перед этой самой дверью, в точности не зная, как много несут в себе инициалы «Р.А.Б». И не толкнет дверь, чтобы войти внутрь…

…и Блэк закроет за Северусом дверь. Они окажутся в захламленной кладовке. Видимо, Блэк не пожелает, чтобы их разговор услышали.

Когда Блэк повернется к нему с палочкой наизготовку, реакция Северуса будет инстинктивной: его волшебная палочка выпорхнет из кармана. Блэк ухмыльнётся.

— Если ты воображаешь, что ты теперь один из нас, Нюниус…

— О да, всю жизнь мечтал, — с непередаваемым сарказмом промолвит Северус.

— Имей в виду: я слежу за тобой.

— Ничего другого не остается, так ведь? — Северус в свою очередь криво улыбнется из тени, скрывающей его лицо.

— Здесь все неплохо представляют, кто ты такой. Поверь, все делают вид, будто принимают твои слова за правду.

— Знаю, — прервет его Северус холодно и покинет кладовку, попутно толкнув плечом Блэка.

Северусу не нужно будет напоминать, что он не станет своим ни здесь, ни там. Иного отношения наивно ждать. Он и сам не будет уверен, хочет ли он быть на чьей-то стороне.

Кто-то окликнет его…

…Ремус повернется, и сердце пустится вскачь. На всех парах к нему подлетит Тонкс. В последнюю минуту он смутится и вместо того, чтобы обнять, неловко похлопает ее по плечу.

— Вернулся! Рада тебя видеть!

— Я тоже, — просияет Ремус и дотронется до ее руки. Но сразу ее одернет из-за тока, побежавшего по его телу.

Стараясь не смотреть ей в глаза, Ремус скинет плащ.

— Уй! — отступая, Тонкс больно ударится виском о канделябр.

— Ты в порядке? — крикнет ей в спину Ремус.

— Да, все отлично! — вскинет руку Тонкс, скрываясь на лестнице, ведущей в подвальную кухню дома на площади Гриммо.

Раздастся покашливание. Ремус вздрогнет, поднимет голову и заметит крайне довольного собой Сириуса, опирающегося о перила.

— Говори, не тяни, — попросит Ремус.

— Похлопал по плечу, Лунатик? — состроит рожу Сириус. — А чего сразу подзатыльник ей не дал?

— Это не то, что ты думаешь.

— Да ну? — спускаясь по ступеням, протянет Сириус.

Он сгребет Ремуса в охапку и радостно произнесет:

— Послушай старину Сириуса, дружище, Тонкс

— девушка веселая, то, что надо. И ты ей очень нравишься. С удовольствием вас благословляю.

Ремус отпихнет Сириуса, пряча улыбку.

Однако всему этому суждено оставаться мечтами, которыми можно себя изредка тешить. Нельзя забывать: их призвание — война. Только в ней начинаешь ценить, что пока еще кровь течет по жилам. Но разве был у него…

…выбор?

Пожирая глазами извивающегося на полу Хвоста, Северус подастся вперед. Жадно будет смотреть в надежде, что годами копившаяся ярость выплеснется вместе с мучениями Хвоста. Люциус будет стоять рядом с безвольным видом, который уже станет привычным.

Хвост предпочел предательство из трусости. Он был жалок.

Наверное, Северус желал Хвосту самых страшных пыток, на какие способно было его воображение, но тот не был достоин ненависти, только лишь презрения.

Впившись глазами в то, как Хвост корчится, выплевывая кровь, а его одутловатая физиономия покрывается испариной, Северус ощутит отстраненную ожесточенность.

Ненависть всегда бушевала в нем, выжигая все дотла. А теперь она словно законсервировалась где-то глубоко, в самых недрах, и почти не касается сердца. Он излечится? Его злость больше не причинит никому вреда? А как же данный обет мщения всем, кто хоть как-то виноват в смерти Лили? И в первую очередь месть самому себе.

Темный Лорд опустит палочку, а Северус во все глаза будет смотреть на дергающееся в рвотных потугах тело Хвоста.

— Ты достаточно наказан, Хвост, — пожмет плечами Темный Лорд и покинет подвал.

Северус с Люциусом останутся одни. Звенящую тишину разбавит попискивание Хвоста.

— Каково это — оказаться на моем месте? — издевательски спросит Люциус.

— Не понимаю, о чем ты.

— Приятно, должно быть, стать доверенным лицом. Ты теперь самый любимый его… слуга. Или ты воображаешь, что перестал им быть?

— Довольно, Люциус. Ты сам виноват в своем нынешнем положении, — взмахнув полами мантии, Северус переступит через Хвоста.

— Лжец!

Яростный возглас Люциуса эхом разбежится по подвалу, преследуя его.

Он замрет с занесенной рукой, готовой толкнуть дверь, бросит через плечо:

— Ты думаешь?

С гудящей головой, он со стуком распахнет дверь и поднимется по каменным ступеням, расстегивая ставший тугим воротник…

… перепрыгивая через ступени, окажется у двери, стукнет молотком в виде грифона.

— Я ждал, что вы придете, Северус, — Дамблдор поведет рукой в сторону кресла.

— Вот как?

— Мы давно не беседовали.

— На то есть причины.

— Верно, и все-таки мне обидно, что так складывается. Какие-то новости? — спросит Дамблдор.

— Наступило временное затишье. Впрочем, вы и без меня прекрасно знаете, что Темный Лорд рассчитывает на предательство ваших соратников.

— Вот оно что. Тут Волдеморт ошибается. Дамблдора может подставить только сам Дамблдор, — сострит директор.

— Вы прекрасно знаете, что больше всего надежд возлагается на меня, однако сведений о ваших передвижениях ему катастрофически не хватает, — терпеливо объяснит Северус. — Мне удалось убедить его, что если я возьмусь за дело, то неминуемо вызову подозрения. Знаю только, что в Хогсмиде есть кто-то из соглядатаев, думаю, вычислить, кто это, вам будет нетрудно… Альбус?

Вынырнув из своих мыслей, он увидит, как Дамблдор бессвязно бормочет что-то, оседая в кресле.

Северус кинется к нему.

— Альбус, посмотрите на меня! — он аккуратно приподнимет голову Дамблдора и заставит посмотреть на себя. — Зелье! Где оно?

— А я вот все думаю, когда… А потом Розмерте говорю — не сам, естественно, — чтобы она глядела во все стороны.

— Альбус, где лекарство? — дрогнувшим голосом спросит Северус.

— Что вы говорите? Лекарство там, — Дамблдор укажет трясущимся пальцем. — А вам оно зачем?

И в страшном сне не могло присниться, что Дамблдор когда-нибудь предстанет перед ним немощным стариком.

Он откупорит пузырек с лекарственным зельем. Больше всего его будет пугать то, что речь директора стала бессвязной.

— Так что мы обсуждали? Я, кажется, ушел в сторону. Собственно, вам весь процесс знать не обязательно. Это только для Аберфорта, ему скажу. Назло, только самую малость. А так все для дела. Чего вам? Сейчас выпью, не обязательно меня торопить.

Это будет невольным вторжением во что-то очень личное, почти непристойное, поэтому он отвернется и сделает вид, будто не слышит.

— Альбус, помолчите и выпейте, — настоит он.

Дамблдор послушно выпьет зелье, и Северус замрет возле него, ожидая результата. Дамблдор аккуратно протрет усы, пригладит бороду и поцокает языком.

— Какая все-таки гадость, — директор пристально посмотрит на него. — Спасибо.

Ему станет так пронзительно больно, как не было давно. Он потеряет Дамблдора так же, как Лили. Сможет ли он пережить это снова?

Давно мучившая мысль сорвется с языка:

— Я когда-нибудь говорил вам спасибо за все, что вы для меня сделали?

— Вы каждый день говорите.

И в ответ на удивленный взгляд он услышит:

— Я горжусь тем, каким человеком вы стали, Северус.

Он моргнет несколько раз. Никто и никогда не говорил ему таких слов.

Пытаясь скрыть смущение и ком, стоявший в горле, он проверит на свет пузырек.

— Похоже, я дал вам что-то не то.

Дамблдор улыбнется и доверительно положит больную руку ему на плечо:

— Пожалуй, вздремну тут часок-другой, вы не против? Признаться, я не в самой лучше форме сейчас.

Кляня себя за бестактность, он осведомится:

— Вы в состоянии дойти до постели? Полагаю, будет лучше…

— Будет вам, Северус, так ведь дойдет до того, что мне придется очередной раз уличить вас в добром поступке.

Несколько мгновений он будет бороться с собой:

— Боюсь, этого мне не перенести.

— …Нет, эти люди невыносимы! Не хотят меня слушать: что Дамблдор, что мерзкий зельевар. Не верят картам, считают меня шарлатанкой, — Трелони икнет, заново тасуя колоду и забормочет: — Башня молний, все ближе и ближе.

…Они приближались со всех сторон. Руфуса Скримджера окружат Пожиратели.

Охрана останется валяться внизу мертвой. Пожиратели, кто в масках, кто без, почтительно расступятся перед своим повелителем.

Поискав глазами слабое звено, Скримджер убедится в том, что пути отступления отрезаны.

Он не испугается, хотя, в-принципе, умирать никогда не жаждал.

Возможно, Волдеморт — сильный легилимент, но и Скримджер плохим окклюментом не считался.

Так что шанс вполне себе реальный. Пускай себе пытает — в голову Скримджер его не пустит. Чем дольше будет мучить, тем больше времени потеряет на него.

— Где Гарри Поттер? — высокий холодный голос прервет его размышления.

Скримджер пожует губы и произнесет:

— Вы сейчас будете уверять меня, что если я скажу это, то вы не причините мне вреда?

— Что вы, до такого я не опущусь, — произнесет Волдеморт. — Я потому пришел лично, что вы достойный противник, мистер Скримджер.

— Благодарю за столь вежливое обращение, — раздраженно скажет Скримджер. — Надеюсь, не обидитесь, если я не стану величать вас Лордом?

Гадать не придется — это не понравится Волдеморту: его глаза вспыхнут недобрым огнем.

— Где Гарри Поттер?

…Северус станет часто задумываться, чем занимается мальчишка, но ни словом не обмолвится с портретом Дамблдора.

Впрочем, Северус будет чувствовать себя бесконечно далеким ото всех.

В том числе и от друзей детства.

Развалившись в кресле, Мальсибер возьмется крутить, как волчок, подставку для пера. Его лицо, испещренное преждевременными морщинами, совсем не будет напоминать веселого и задиристого Мальсибера из детства, хотя он изо всех сил будет пытаться играть эту роль.

Эйвери, прохаживаясь вдоль стола, примется оглядывать портреты.

Вся эта сцена будет вызывать отторжение.

— Положи, ни к чему трогать чужие вещи, — велит Северус Мальсиберу.

Тот как будто что-то поймет, на его губах появится весьма недвусмысленная усмешка.

— Да, Северус, — будто не услышав их обмена репликами, иронично произнесет Эйвери. — Кто бы мог подумать, что ты так высоко поднимешься! Директор Хогвартса! Наш Северус!

Насмешка будет очевидной, но Северус поймает себя на том, что не чувствует абсолютно ничего.

Когда-то их мнение о нем было для него важно, а теперь ему все равно.

Может быть, он вообще разучился испытывать эмоции?

В конечном счете, он променял доброе отношение к нему Лили на дружбу этих людей.

Нет, он-то думал о величии, о высоких смешных целях.

Одного Северус действительно добился. Вот он восседает в кресле директора. И как бы ни было забавно, но Северус Снейп будет значиться в перечне директоров Хогвартса сразу после Альбуса Дамблдора. И, может быть, когда-нибудь портрет Северуса будет висеть здесь рядом со всеми ними.

— А ты как будто и не весел, Северус, — снова попытается завести разговор Мальсибер.

— Слишком он стал задаваться, не находишь, Кэссиус? — поиграет в школьника Эйвери.

Короткий стук в дверь прервет их разговор.

— Войдите, — скажет Северус.

С пергаментом в руках появится Макгонагалл.

Северус положит руки на подлокотники, проведет пальцем по губе. Одним словом, приготовится к схватке.

— Профессор Макгонагалл! — Мальсибер вскочит с места, насмешливо низко кланяясь.

Северус хмыкнет. Похоже, привычка гнуть спину очень прочно укореняется в подкорке.

— Очень рад нашей встрече, профессор Макгонагалл, — расшаркается Мальсибер и сотворит из воздуха букет орхидей. — Позвольте поднести вам скромный подарок.

— Заканчивай представление, — прервет его Северус, хотя будет испытывать неизъяснимое мазохистское удовольствие, заметив пепельную бледность Макгонагалл.

— Вы пригласили своих друзей? — спросит она. — Как мило.

Северус подумает, что неплохо будет запугать ее, чтобы она чего доброго не начала дерзить Темному Лорду. Гриффиндорское упрямство может довести до беды.

— Присаживайтесь, профессор. Располагайтесь, — наслаждаясь происходящим, произнесет Эйвери. — Так, о чем мы разговаривали?

— О том, что Нагини завела привычку проглатывать людей живьем, — глумливо усмехаясь, произнесет Северус.

— Б-р-р, — потрясет головой Мальсибер, как собака, вылезшая из воды. — Не напоминай.

— М-да, — задумчиво протянет Эйвери, оттягивая тугой ворот, — в последний раз зрелище было впечатляющим.

Минерва подойдет к столу, кинет на него свернутый пергамент и с отвращением обратится к Северусу:

— Вот, пожалуйста, отчет о моей работе. Не смею дальше отвлекать от интересной беседы. Оставляю вас в обществе себе подобных…

…Ладно «этот» живет среди себе подобных, — Беллатрикс пнет Тэда Тонкса ногой, — но ты… Ты... Волшебница, живешь в этом хлеву, который и домом назвать трудно.

Беллатрикс направит палочку на Андромеду.

Та оживет, застонет и забьется, как будто пытаясь порвать незримые путы. Беллатрикс с научным интересом будет наблюдать за ней.

— Убить твоего муженька? По-хорошему, стоило бы. Это было бы вам уроком. Правда, Цисси?

— Прекрати паясничать, Белла, — устало произнесет Нарцисса.

— Думаешь, ты сможешь до конца остаться в стороне?

Беллатрикс уловит горечь в собственных словах. Она будет предчувствовать скорый конец, но ощущение гибели, падения в пропасть вызовет в ней ярость.

— Что ты молчишь и пучишь глаза, Цисси? — плотоядная улыбка расцветет на лице Беллатрикс, и она звенящим голосом воскликнет: — Но это еще не все, Цисси! Веришь ли, я, может, и убью Дромеду, если захочу! Смотри-смотри, не отводи взгляда!

Андромеда задергается, словно муха, попавшая в сеть, и повиснет, ослабевшая, на невидимых путах. Она беззвучно раскинет руки, не сожмется в комок, как другие. Отчего-то эта пытка будет не похожей на сотни других.

Испуг вспорхнет в душе Беллатрикс, и она подскочит к измученной сестре.

Беллатрикс упадет на колени, нерешительно отведет прядь с лица Андромеды и всмотрится в него.

В свое лицо. Свое отражение из другого измерения, в котором не было Азкабана. И Темного Лорда.

Из сотен возможных судеб перед Беллатрикс вдруг ясно предстанет именно эта. Такой бы она могла стать, если бы не поддалась желаниям.

Нет-нет!

Она отшатнется, и Андромеда снова забьется под действием ее заклятия.

… Нарцисса забьется под Люциусом в сладкой истоме и откинется на подушки.

И Люциус снова накроет ее своим телом. Сердце будет приятно сжиматься до тех пор, пока Люциус не начнет двигаться в ней. Она упоенно проведет руками по его спине, прижмется к нему, вцепится во влажные бока, отпустит, выгнется в его руках, сжимая ягодицы до предела, удерживая это ощущение. И почему ради удовольствия нужно вкладывать столько сил? И испытывать напряжение такое сильное, глубокое, словно силишься покинуть этот мир?

Дольше, еще немного, совсем до конца. Да.

По щеке Нарциссы скатится слеза…

…И упадет на колдографию веселой четверки Мародеров.

Ремус сотрет пыль с рамки и поставит рядом с изображением Тедди.

Прошлое и настоящее рядом. И Ремус внезапно прозреет: он больше не хочет умереть за свои ошибки, он свободен от этого, хотя и не пытался вырваться из оков вины.

…Северус положит руки на подлокотники директорского кресла и тут же с ужасом отдернет их. Ему покажется, что металлические браслеты обвиваются вокруг запястий.

Это смешно.

Он снова положит руки на подлокотники.

Отзвучавшие голоса Мальсибера, Эйвери, Минервы и других учителей сольются с тиканьем часов.

Не с ними. Не с теми.

Северусу лучше будет не думать, мысли мешают делать свою работу.

Не с вами, не с нами.

Он получит право решать, кто с ним покончит, кто первым его убьет.

Эти или те? Те или эти?

Ни эти, ни те.

Никто.

— Директор, — откашлявшись, осторожно позовет Финеас Найджелус, — не могли бы вы снять повязку?

— Что? — удивится Северус, погруженный в мысли о своей кончине, повернется к портрету Финеаса Найджелуса и едва не подавится смехом.

Северус, небрежным жестом освободив Финеаса Найджелуса от повязки, вздохнет: других помощников у него не будет.

Надувшись, Финеас Найджелус, похоже, будет не в настроении рассказывать новости о Поттере. Повязка на глазах скажет сама за себя о недружелюбном настрое троицы.

Мысли вернутся к насущным проблемам. Недавно Северус использовал домовика Добби, чтобы подкинуть Уизли и Лонгботтому идею украсть меч Гриффиндора. Почему не использовать его и теперь? Домовик вызовет меньше подозрений.

— Добби.

С громким хлопком появится нечто с огромными ногами и неестественно большой головой.

Прищурившись, Северус поймет, что на домовике надето несколько шляп, а еще большой значок «Поттер-чемпион».

— Добби не будет! Добби не хочет! Добби дал слово профессору Дамблдору, что будет служить вам, но Добби не хочет! Отпустите Добби-и-и-и!

Добби кинется головой вперед на соседнюю стену, но шапка отпружинит, и домовика отбросит назад. Вскочив с диким воплями, он снова проделает то же самое.

Позабавленный Северус немного понаблюдает за его потугами, потом откроет классный журнал Минервы и начнет его проверять.

— Добби даже деньги не берет, потому что плохому хозяину Добби не будет хорошо служить! Добби плохо служит, выгоните Добби! Добби здесь только ради профессора Дамблдора!

Когда выдохшийся домовик поутихнет, Северус снова поднимет на него взгляд:

— Вы закончили? У меня для вас поручение.

Вопль Добби разнесется по всему этажу…

…Как хорошо, что Драко в школе. Это первое, что придет в голову Нарциссе.

Ее дикий стон был крайне неприличен.

— Я люблю тебя, — скажет Люциус.

— Почему ты это говоришь? — Нарцисса вглядится в разбитое лицо Люциуса и поймет, что он окончательно пал духом.

Она не оставит его одного. Мокрая и потная, она обовьет его тело, словно…

…змея крепко скует Северуса по рукам и ногам. Связанные воедино, они на пути к свободе.

Мощная, мускулистая, она не даст ему вырваться. И вот она отпустит его, он замрет, не чувству рук и ног.

Тело его изящно изогнется, так долго, кажется, на целую вечность и…

…И Сириус скроется за занавесом, слепо взирая вверх.

…Искусственный взгляд Муди закрутится в глазнице, пока тело будет медленно погружаться в пучину озера.

…Беллатрикс вынырнет из ледяной ванной, расплескивая воду. Она медленно поднимется. Ее отражение вырастет и яснее отразится в старом потертом зеркале с трещиной: худое, измученное тело с кровоподтеками, по которому бегут тонкие струйки.

Она закроет лицо ладонями и робко спросит у тишины:

— Это еще не конец?

…Щелкнув делюминатором, Дамблдор на Тисовой улице выключил свет.