О воине Христа (гет)

Процессия к собору подходила торжественная, красиво и богато одетая: никто не хотел ударить в грязь лицом перед другой стороной. Золотом блистали не только немцы, но и литвины. Эскорт будущего короля обращал на себя немало внимания. Молодых красавцев в начищенных до блеска доспехах возглавлял огромного роста широкоплечий командир с повязкой на одном глазу. Возраст посеребрил голову Юодгальва, но не согнул его. Миндовга окружали самые родовитые литвины и жмудины, Довмонт шёл где-то в середине процессии, но он отлично знал, насколько недоверчиво правитель относится к этой родовитой элите, которая не раз восставала против него. Мнение Довмонта обычно оказывалось весомее, чем их. На ступенях собора Миндовга ждала внушительная делегация духовенства. Ещё бы. Католичество принимал хозяин обширной земли и опасный в прошлом враг. Ульрих очень жалел, что Шон мак Косгейр, настоятель монастыря в литвинских чащах, не дожил до этого дня. Впрочем, его всё равно не было бы среди этих блистательных вельмож церкви. Возглавляли делегацию епископ и специально по этому поводу присланный нунций папы римского. Последний поймал на себе взгляд и кивнул еле заметно Довмонту. В свите мало кто знал, что во многом благодаря этому нунцию Миндовг, вопреки позиции ордена, вместе с крещением получал корону. Крупный учёный и опытный интриган, конкуренты которого исчезали иногда со сверхъестественной внезапностью, с удивительно ясным для его более чем почтенного возраста умом и крепким здоровьем, он имел не малый вес в папской курии. Не многие вместе с Довмонтом знали, сколько литвинского золота и скольких проблем его переслать стоило это влияние.

Церемония была проведена с подчёркнутой торжественностью. Немцы считали, что чем ярче будет церемония, тем скорее Миндовг исполнит свою часть договора. Фон Коберн под звуки давно не слышанного им органа вспоминал, сколько пришлось сделать, сколько воевать, чтобы теперь короновали правителя всей литвы, а в придачу и жмуди. Со стороны изменившего христианству крестоносца, возможно, было не разумно приезжать в немецкий город, но после битвы при Сауле и прошедших почти 20 лет в Ливонии вряд ли остались люди, которые могли бы узнать его, да и он сам сильно изменился.

После церемонии перед пиром было время пройтись по галереям епископского дворца и побеседовать об этом выдающемся событии. Довмонт и папский нунций шли по дорожкам сада. Здесь почти никого не было, хотя собеседники не боялись, что их кто-то увидит, они только следили, чтобы никто не подошёл настолько близко, чтобы услышать.

— Как жизнь, кудесник? — начал разговор князь. — Как здоровье?

— Не жалуюсь. В Италии хорошо. Только пиво они там варить не умеют нормального.

— Небось, там тоже сбиваешь кого-нибудь с христианского пути?

— Не без этого, — то ли согласился, то ли пошутил Войшвил, ибо нунцием был именно он. — Как у тебя? Как Мария?

— Здорова. Просто не взял её в такую дальнюю дорогу. Про тебя часто вспоминает.

— Я, думаю, смогу заехать по дороге. Скольких сыновей успел уже женить?

— Только старшего, пока, — вздохнул Ульрих, — зато уже есть первый внук. Будивидом назвали.

— В честь прадеда? Следующего Витенем назовёте?

— Не знаю. Может, это уже Будивид своего так назовёт.

Они беседовали и смотрели на галереи, построенные немцами, на готические своды, от которых один успел отвыкнуть, а другой видел последние годы постоянно. Немцы по-прежнему оставались врагами, несмотря на крещение короля. Коронация была славным финалом долгой истории, сложной борьбы. Но она была и началом новой истории, и продолжением вековой войны.