Флёр не могла убежать.
Когда Тёмный Лорд ещё только пришёл к власти, она попыталась вернуться домой, но отряд егерей задержал её у самой границы. Билл смотрел со смесью презрения и сочувствия, пока она задыхалась в рыданиях на его плече. Говорить Флер не могла — сорвала голос в лесу у спасительной границы Франции, — а потому лишь шептала одними губами беззвучное «прости». Билл делал вид, что не замечал этого, и молча залечивал синяки на её руках. Он так и не сумел простить ей этот побег.
Флёр его понимала, но лучше всего она понимала саму себя. И она больше не могла так жить, даже после смерти ‘Арри, после абсолютной победы Тёмного Лорда Билл не желал сдаваться. Каждую неделю в их дом стекались маглорождённые волшебники, которых он укрывал от егерей. Флёр кричала, что так продолжаться больше не может, молила его перестать это делать, плакала, набрасывалась на него с кулаками и оглушающими. Но это было бесполезно. Билл качал головой в ответ.
— Ты не понимаешь, Флёр. Все это ради общего блага.
Флёр заламывала усмешку в уголок рта, едва сдерживаясь, чтобы не выцарапать мужу глаза, глядящие на нее с осуждением и — ненавистным — сочувствием. Словно бы она действительно слишком многого не понимала.
— До чего общее благо довело Гриндевальда? — выплёвывала она зло, силясь унять дрожь.
— Когда-нибудь ты поймёшь, — говорил он, целуя её в лоб — словно покойницу. Флёр думала, что умрёт раньше, чем поймёт. За прошедшие два года из-за нависшей над ней угрозы смерти она страшно похудела, под глазами залегли тёмные тени, руки постоянно тряслись, неспособные удержать палочку. По ночам Флёр лежала в темноте, вздрагивая от каждого громкого звука, и часами не могла заснуть. Во снах к ней приходили Пожиратели Смерти и пытались убить и её, и Билла за помощь грязнокровкам.
Флёр просыпалась в холодном поту от хриплого крика — её голос так и не восстановился до конца — и не могла успокоиться, потому что знала, что сон легко может обернуться явью. Когда-нибудь Тёмному Лорду станет известно о делах Билла, и тогда Пожиратели придут за ними. То, что однажды это случится, Флёр понимала слишком хорошо. Она никогда не была наивна или глупа — разве что в своей любви к Биллу. Но это прошло.
— Зачем ты пришла? Уж не благодарить ли? — Беллатрикс Лестрейндж усмехнулась, потягивая вино из бокала. Флёр не была уверена, что она её примет, но идти ей больше было не к кому. Среди Пожирателей Смерти Флёр ни с кем не была близко знакома. — Поздновато, честно говоря. Но мне всё равно приятно.
— Я благодарна вам, миссис Лестрейндж, — сказала она, и её голос предательски дрогнул, вдруг став совсем хриплым и тихим. — Но я пришла по другой причине.
Беллатрикс подалась вперёд; хрустальный бокал искрился в её руке.
— Ну-ка? И что же это за причина?
— Я знаю, где находится Гермиона Грейнджер, — фраза ударила по ушам; Флёр сжала кулаки, понимая, что теперь-то точно пути назад не будет. И внезапно ей стало легче дышать, хотя должно было быть наоборот. — И я готова рассказать вам об этом, только, пожалуйста, дайте мне уехать во Францию.
Последние слова прозвучали совсем жалко, словно мольба. Но Флёр подняла подбородок и решительно посмотрела в тёмные глаза Беллатрикс. Та внезапно расхохоталась, запрокинув голову; и внутри Флёр все сжалось, по коже пробежала волна мурашек.
— Ты ведь понимаешь, что я могу заставить тебя говорить на моих условиях? — миссис Лестрейндж вопросительно-насмешливо вскинула бровь. В её руках не было волшебной палочки, лишь вновь наполнившийся бокал вина.
— Конечно. Но…
— Если ты расскажешь мне, где Гермиона Грейнджер, я, так и быть, сохраню тебе жизнь. Снова.
В эту ночь впервые Флёр не снились кошмары: она быстро заснула, а проснулась от того, что Билл тряс её за плечо.
— Гермиону убили, — сказал он. И она не почувствовала ни стыда, ни угрызений совести, только равнодушное удовлетворение — теперь ей не нужно было бояться.
Миссис Лестрейндж пришла к ней, когда Билл уехал в Лондон узнавать, что же именно случилось с Гермионой.
— У тебя тут мило, — соврала она, стараясь не касаться окружающих её предметов. Флёр улыбнулась в ответ, оглядывая свой когда-то действительно милый и уютный дом. — Так откуда ты знала про Грейнджер? Твой муж помогал ей укрыться, не так ли?
Флёр кивнула. Беллатрикс громко рассмеялась, но от её смеха на этот раз ничего не дрогнуло в груди.
— И ты предала его. Очень мудро, — она склонила голову набок, разглядывая Флёр. И Флёр с горечью подумала, что выглядит ужасно. Если бы она осталась во Франции, всё было бы по-другому. А ведь она была так красива раньше, даже не нужно было вейловских чар, чтобы ей оборачивались вслед. — Вижу, я не зря не дала Скабиору тебя доломать. Ты мне ещё поможешь. Ты ведь хочешь жить, красавица?
Флёр тяжело вздохнула, но ей не было стыдно за свои слова.
— Очень.
Беллатрикс, посмеиваясь, подошла поближе и коснулась пальцами её подбородка, не сводя с Флёр пытливого взора. Флёр вдруг улыбнулась, почти счастливо.
— Действительно, жаль убивать такую красоту.
Поцелуи были на вкус как красное вино, которого Флёр так давно не пила. Они обжигали, заставляя её губы пылать. И Флёр цеплялась за чужие плечи, словно утопающая, и позволяла ей делать с собой все, что ей захочется, хотя знала, что миссис Лестрейндж было нужно совсем не это.
Теперь, когда к Биллу приходили маглорождённые, Флёр не плакала: она поила их чаем, ободряюще улыбалась мужу, помогала ему советом. А вечером распускала волосы, красила губы поярче и трансгрессировала в особняк Лестрейнджей.