Фанатка (гет)

Всё истрепала, изорвала, —

Только осталось, что два крыла.

М. Цветаева

Гермиона обессиленно валялась на кровати и физически ощущала умирание. День ото дня жизненные силы вытекали из нее, щеки и губы теряли цвет, волосы становились тусклыми. Она, недавно ещё такая сообразительная и деловитая, лежала теперь беспомощным кулем. Способности, которыми щедро одарила ее природа, та же природа медленно забирала. Невыносимо было не столько ощущать свою беспомощность, сколько осознавать, что прежде силы были. Сколько всего она могла сделать — и не сделала, сколько энергии, каждая капля которой теперь была на вес золота, она растратила зря. Она напоминала живой и налитый соком и цветом полевой цветок с упругим стеблем, который поставили в вазу хиреть и увядать, медленно превращаясь в труху.

Ей пришлось постареть раньше всех и раньше их смириться с неизбежностью смерти. Еще девчонкой она восхищалась Сириусом, Люпином — какими они казались героями, когда жертвовали ради них своей жизнью. Лишь в последнее время она поняла их по-настоящему: вовсе они не герои, просто когда в твоих руках жизни детей, не можешь поступить иначе. Конечно, бросишься грудью закрыть вверенные тебе жизни, как же еще? Гарри, Рон, да даже этот бестолковый Драко Малфой — все они были в ее глазах детьми, которых она, взрослая, должна защитить. Потому что от нее теперь все зависело. Это на ее руках была их кровь, и только от нее зависело их воскресение. Так что нет, сама смерть ее не страшила, пугало — умирание. Сил не хватало даже чтобы просто подняться на ноги. И впервые она стала допускать, что одна не справится.

За последние месяцы она изучила записи Регулуса Блэка вдоль и поперек, все было готово, но уверенности не было, и оттого, возможно, решиться было так трудно. Снедало сомнение: что если она хлопочет напрасно вместо того чтобы попытаться исправить хоть что-то в этом мире? А если та девушка ошиблась? Вдруг та Гермиона не прочтет записку или записки с ней не окажется — оказался же пуст ридикюль, когда она впервые попала в тот мир. Но то был волшебный ридикюль, неволшебное содержимое ее карманов было при ней.

Эта неопределенность сводила с ума. Все больше она утверждалась в мысли, что ей нужен человек, который проследит, чтобы та Гермиона вовремя вернулась в свой мир. Но кого послать не будучи уверенной, что посланник вернется? Даже если удастся сбежать и добраться до друзей, кого из них она может отправить в такое опасное путешествие? Это невозможно, надеяться можно только на себя и на ту себя.

Малфой был тонким психологом и бил куда надо: она и без него знала, что рискует упустить обе вселенные. Но какой выход у нее был? Выкрасть палочку Малфоя и сбежать? Чужая палочка не будет повиноваться ей, да и бессмысленно это. Даже из окна ей было видно иногда троллей, прочесывавших лесные угодья, принадлежавшие Малфоям. Теперь еще и оборотни. Сколько ещё было подобных им, якобы поставленных на охрану дома Министра Магии, но на самом деле, чтобы держать под контролем его самого?

Но придумывать что-то придется: старший Малфой потерял терпение, а значит она может уйти из этого мира преждевременно. Если Люциус решится от нее избавиться, ее гибель лишь вопрос времени. Драко Малфой как нельзя кстати протягивал руку помощи, но именно это и настораживало. С чего бы? Однажды он уже провел Пожирателей в Хогвартс — кто может утверждать, что он не ищет возможности с ее помощью выйти на Орден или на штаб ее друзей? Нет, довериться ему Гермиона не могла, но могла использовать, чтобы выбраться из поместья, а затем улизнуть. Вроде бы она ничего не теряла, потому что терять-то было уже нечего.

Знать бы наверняка, что на уме у этого Малфоя. Чего ради он вообще слонялся по поместью, как привидение? Когда она покидала этот мир, он жил в Хогвартсе, а теперь болтался дома целыми днями. Малфои опасались завистников и больше не отпускали сына в школу или была какая-то веская причина, по которой он оставался в поместье? А может, Малфои прятали Драко от себя самого? Гермионе казалось иногда, будто он на перепутьи, эти душевные метания невозможно подделать, слишком прозрачными были его глаза. Безусловно, не укрылось это и от его родителей. Уж не опасались ли, что он станет перебежчиком?

Ее размышления нарушил хлопок аппарации.

— Я принес обувь эльфам и магглорожденной, — послышался голосок Ала.

* * *

— Драмиону? — переспросила Гермиона.

— Драмиона. Драко и Гермиона, — доброжелательно пояснила одна из фанаток. У нее были смышленые оленьи глаза и всегда удивленные брови вразлет. На щеках играли ямочки.

Гермиона снова повернулась к Тому.

— Самый популярный пейринг, — развел руками он. — Фанаты любят сталкивать двух этих персонажей. Ну и... приписывать им романтические чувства.

Гермиона стиснула зубы и обречённо покачала головой. Бросила быстрый взгляд на Малфоя, чтобы разделить с ним свое возмущение, но тот словно в насмешку продолжал буравить ее своим странным долгим взглядом.

Том, словно почувствовав ее состояние, поспешил сменить тему.

— Делитесь дальше, что привело вас сюда? — он вновь обвел фанатов игривым взглядом телеведущего. — Чем вам так нравится поттериана?

В зале вновь надолго повисла неловкая тишина.

Смешная девчушка с косичками, самая младшая из них, вдруг подняла указательный палец, как в школе.

— Простите, я просто хотела сказать автору, что он классно пишет. Мне понравилось начало, интересно, что будет дальше! Гермиона и Драко — прекрасная пара! — мечтательно вздохнула она.

Автор польщенно алела, пока Гермиона посылала в ее сторону самые недружественные флюиды.

Неожиданно Том вступился за нее. Слова вырвались резко и нервно, словно он не рассчитывал, что они вырвутся наружу.

— Да что в этом прекрасного? Вот Эмма и Том отличная пара, — он подмигнул Эмме, и та ответила ему ласковой улыбкой, скромно поправляя идеально уложенные волосы. — А Драко какое отношение к Гермионе имеет?

Он встретил взгляд Гермионы и улыбнулся ей отчаянной улыбкой, мол, была не была. У Гермионы на сердце немного отлегло. Она чувствовала себя так, будто ее обвиняли в каком-то страшном преступлении, которого она не совершала, но окружающие были настолько уверены в ее причастности, что даже она на миг засомневалась в своей невиновности.

— Том, полегче, — одними губами шепнула Эмма, чуть касаясь пальцами его плеча и встревоженно поглядывая на опешивших фанатов.

Но Тома было трудно остановить. Он спокойно встретил испепеляющий взгляд Драко.

— Амбициозен и труслив, — отчеканил Том, глядя Драко прямо в глаза. — Никогда не принял бы заботу Гермионы, как Гарри или Рон, потому что вечно соперничал бы с ней. Доминировал бы, мучил ее за то, что она превосходит его умом и внутренней силой. И ему никогда не хватило бы решимости признать, что статус не имеет значения.

Гермиона ощутила, как к горлу подкатывает тошнота.

— Хватит, Том, — она резко оборвала его. — Может, чаю?

Она вскочила на ноги и стала торопливо продвигаться к термопоту, который оставил им консультант.

Драко проводил ее взглядом и, снова метнув тяжёлый взгляд на Тома, лениво бросил ей вслед:

— Я не откажусь.

Гермиона была не рада необходимости снова обслуживать Малфоя, но пойти на попятную при фанатах не могла.

— Ты описываешь не Драко Малфоя, а Тома Фелона, — лениво процедил Драко, усаживаясь за стол напротив Тома, тем самым принимая бой. Фанатки неловко теснились, освобождая место. — Ненавидишь мен... Малфоя не потому что он тебе не нравится, а потому что на его место ставишь себя. Оттого и сыграть нормально не можешь.

Улыбка Тома поблекла. Он внимательно слушал Малфоя.

— Тебе кажется, ты все о нем понял, Фелон? Но ты ошибся на его счёт. Ты понял не его, а себя. Это себя ты описываешь, ту часть себя, которую в себе презираешь. Малфоя ты не знаешь, ты понятия не имеешь...

— Ребята, не ссорьтесь... — послышался глухой и настороженный голос Эммы. Ее, однако, не слышали. Напряжение между ними было таким густым, что его можно было резать ножом, как масло.

С очень серьезным лицом Том кивнул и, локтями оперевшись на стол, приблизил лицо к Драко. Так они и сидели друг напротив друга, словно на турнире по армрестлингу: глаза внимательно сверлили соперника, светлые волосы небрежно спадали на лоб.

— Судя по всему, ты внимательный наблюдатель, раз уж разгадал меня за два дня. И какие качества Драко Малфоя ты видишь во мне?

Присутствующие завороженно следили за перепалкой. Тишина в комнате прерывалась лишь звуком тоненькой струйки из термопота, разбивавшейся о пластиковый стакан.

— Я не сказал качества Драко Малфоя. Это твои качества.

Том кивнул.

— И что за качества?

— Что ж, если желаешь...

— Желаю!

Драко расслабленно отвалился на спинку стула и мстительно оскалился.

— Ты, Фелон, мягко стелешь да жёстко спать. Безвольный тюфяк, у тебя даже целей своих нет в жизни. Проживаешь жизнь другого человека... А когда надо принять решение, тебя и нет.

— Разве ты не описываешь в данный момент себя? — со спокойной усмешкой на губах спросил Том, хотя судя по венам, вздувшимся на лбу, это далось ему непросто. — Иначе почему так злишься?

Драко сверлил его долгим неприязненным взглядом.

— Почему злюсь?

Он инстинктивно бросил взгляд на Гермиону, замершую у термопота. Вода давно переливалась через край стаканчика, но она не замечала, увлеченная их диалогом, а Драко не потрудился указать ей на это.

— Потому что терпеть не могу людей как ты, — он вновь обратился к Тому. — Определись с выбором и иди к своей цели, все же просто. Действия — результат, ступенька за ступенькой.

Том улыбнулся.

— Ты преувеличиваешь значимость моей актерской карьеры. Чужой жизнью я живу всего несколько раз в году. Драко Малфой не самый значимый персонаж в этой истории.

Драко побледнел.

— Тем не менее они, — он сделал небрежный жест в сторону фанатов, — собрались здесь, чтобы встретиться с Драко Малфоем, не так ли?

— А вот и чай, — Гермиона с силой поставила под нос Малфою пластиковый стаканчик, слегка расплескав содержимое. Драко на мгновение задержал взгляд на ее запястье, словно вспомнив о чем-то.

— С Драко Малфоем в исполнении Тома Фелона, — уточнил Том, даже не взглянув на Гермиону и словно позабыв, где находится. Все его внимание было приковано к Малфою.

Драко не отвечал. Он выглядел бледнее столешницы, в которую судорожно вцепился.

— Я согласна, что Драко Гермионе не пара, — вмешалась вдруг Эмма и слегка смущенно обвела взглядом фанаток. — Может, кого-то обижу, но Драко не кажется мне хорошей парой для Гермионы.

Драко язвительно хмыкнул. Гермиона как заведённая макала в стакан чайный пакетик, переводя взгляд то на Драко, то на Тома. Она чувствовала себя оплеванной, так противно ей не было даже после того как Скиттер накатала ту скандальную статью о ее мнимых отношениях с Гарри. Как она мечтала вырваться из этого магазина, хлопнув дверью! Останавливала лишь мысль о книге, которую она должна добыть сегодня любой ценой.

— Какое разочарование, Эмма! — протянула одна из девочек. — Неужели ты совсем не веришь в эту пару?

— А я с Эммой согласен, жребий брошен, они по разную сторону баррикад, — подал голос парень в очках с длинными волосами, забранными в хвостик. Он был старше остальных, сидел ссутулившись. Взгляд из-за очков казался тусклым, но умным и внимательным.

— Он выбрал темную сторону, — решительно отрезала Эмма, воодушевленная неожиданной поддержкой. — Неужели вы желаете Гермионе такую участь?

—А может, Гермиона сама разберется со своей участью? — рявкнула Гермиона и резко выдернула пакетик из стакана, слегка обрызгав соседей.

Кажется, никто ее даже не услышал.

— У него не было выбора,— тем временем запальчиво воскликнула девушка с круглым лицом и редкими светлыми волосами, прилипшими к голове. — Он родился и вырос среди людей, избравших темную сторону.

— Ну он же не маленький, может уже делать выбор самостоятельно, — с добродушной улыбкой вмешался другой парень с чуть выпуклыми глазами, придававшими ему сходство с лягушонком. На нем была странного вида цветастая рубашка с крупными ананасами.

— И навлечь на себя отречение семьи, как Блэк?

— Зачем нужна семья, которая может так легко от тебя отречься в любой момент!

— Это просто слова. Никто из вас не порвал бы с семьей!

— Я — запросто.

— Ты взрослый конь и работаешь на двух работах. Чем бы это закончилось для него? Скитался бы, как Сириус?

— Лучше скитаться на побегушках у Волдеморта? Не надо все сваливать на семью, каждый несет личную ответственность за свои поступки.

— Я вмешаюсь в ваши тонкие материи, — вдруг спокойно произнес Драко, пригубив чай, — Вы не против, если я придушу ее? — невинно поинтересовался он, приобнимая за плечи девочку с косичками, сидевшую слева от него — ту самую, которой понравился фанфик.

Гермиона вцепилась в его запястье под столом, но он продолжал как ни в чем не бывало сжимать девочку в объятьях, игнорируя ошалевшие взгляды, устремлённые на него. Том внимательно за ним наблюдал, готовый в любой момент молниеносным движением его обезвредить, однако почти сразу фанатка неловко высвободилась из объятий и едва заметно отодвинулась, испуганно поглядывая на Малфоя. Остальные фанаты смотрели на него с опаской и с любопытством косились на Тома с Эммой, мол, что за психопата они с собой привели. Не могло же им прийти в голову, что им как раз и привели настоящего Драко Малфоя, которого они с пеной у рта защищали. Хорошо, когда любимый персонаж сидит спокойно в своей книжке, а не с тобой за одним столом.

Драко мрачно засмеялся. Его заостренные черты в скудном освещении магазина выглядели зловеще. Казалось, он был слегка не в себе.

— Кажется, против, — обворожительно улыбнулся он. — Вот и Малфою было не по душе смотреть, как его мать умирает от удушья. Не думали об этом?

Напряжение заметно спало. В зале повисло неловкое молчание.

Драко вновь повернулся к Тому.

— У тебя-то есть семья, Фелон?

— Отец, и мать, как у всех. И даже три брата. Считаешь, это бы меня извинило, если бы я захотел кого-то убить?— насмешливо поинтересовался Том.

— Шутки шутить легко, а на деле, как бы ты действовал, если бы знал, что иначе твоя тетушка замучает их Круциатусом до смерти? Или сожжет их заживо вместе с домом, в котором ты вырос. Как тебе такое? Не нравится? Так продолжай прохлаждаться на съемочной площадке в роли комедианта — не лезь в душу Драко Малфою, ясно тебе? Твои родители мирно греются на солнышке где-нибудь в Ницце, так поезжай к ним и цени то, что имеешь. Место клоуна в цирке...

— Джон, ты переходишь границы, — голос Эммы звучал строго.

Драко даже не обернулся на звук. Он не сводил глаз с Тома, словно действительно искал в нем понимания. Том на него не смотрел, он сосредоточенно изучал салфетку, которую сминал в руках, и явно обдумывал слова Малфоя.

— Вы тут чушь какую-то мелете про какой-то выбор, про личную ответственность. О чем вы, магглы? Выбор — это так, для свободных, для тех, кто сидит в книжной лавке чай попивает, — запальчиво продолжал он. — Для всех остальных это чет или нечет, ясно вам? Нет никакого выбора, все давно за всех решено. Ни чувства ваши, ни мысли никого не волнуют. Если высунешься, ты просто глупец: разменяешь свою жизнь на ошметки. Искра минутного своеволия ничего не изменит и не стоит она твоей жизни и жизней тех, кто тебе дорог. Поверьте мне, в конечном итоге, всех нас ждет одно: они отнимут все, что вам дорого, и заставят подчиниться. И ничего вы не измените, никогда вам не закатить этот камень на вершину, он каждый раз будет срываться вниз.

— Но можно хотя бы попытаться, — подала голос Гермиона. Ее голос возник из тишины и пронизывал кожу. — Хотя бы попробовать, черт возьми!

Драко обратил на нее полубезумный взгляд и сгреб в кулак пустой пластиковый стаканчик, который удерживал в руке.

— Здорово пытаться за чужой счёт, — с болью в глазах выплюнул он. — Как же раздражают эти гриффиндорцы! Легко рисковать, когда за тебя погибает кто-то другой.

— Лично я готова умереть! — гордо вскинула подбородок Гермиона.

— И кому от этого станет легче? — заорал на нее Драко. — Гриффиндорская идиотка, что изменит твоя смерть в этом чертовом мире? Что изменит твоя жизнь? Ничего ты не изменишь, все будет возвращаться на круги своя, только людям, которым ты дорога, тебя будет уже не вернуть!

В зале стало тихо, слышно было лишь прерывистое дыхание Малфоя. Фанаты переводили испуганные взгляды с одного на другую и пытались понять, зачем их любимые кумиры привели с собой этих странных фанатиков. Это был разговор не отсюда, не для ламповой лавочки с игрушечными совами и маскарадными костюмами. Это был вопль отчаяния из мира, где все по-настоящему, он казался неуместным и неприличным там, куда люди приходили от всамделишности отдохнуть.

— Представление окончено, — мрачно бросил Малфой, протискиваясь между фанатами, чтобы уйти, и, остановившись у выхода, внезапно развел руки и отвесил шутовской поклон, в котором было столько же горечи, сколько презрения. — Где же ваши аплодисменты? — выплюнул он и задержал долгий взгляд на Гермионе, словно видел ее впервые или последний раз.

— Canis vivus melior est draco mortuo, — произнес он на латыни, зная, что она одна в этом зале поймет его.

Гермиона смотрела на него с тревогой не отрываясь, пытаясь понять, какая муха его укусила.

"Лучше быть живым псом, нежели мертвым драконом".

Что он имел в виду?

Послышался звук колокольчика, и Малфой скрылся за дверью.

* * *

Разговор с отцом вышел трудный. Мало того, что Драко приходилось снова унижаться, чтобы выторговать ещё немного времени для Грейнджер, нужно было ещё и не вызвать в нем подозрений в отношении его личной заинтересованности.

— Отец, дай мне еще несколько дней. Я почти у цели. Никто не знает ее так, как я, — она готова сдаться и довериться мне. Сегодня я даже приказал обуть домовиков, — он издал едкий смешок.

Губы Люциуса тоже дрогнули в усмешке, но почти тут же он встревоженно нахмурился:

— Надеюсь, ты не вручил им обувь лично?

— Конечно, нет. Ее принесет Ал. Но Грейнджер догадается, что это я отдал приказ и проникнется ко мне доверием. Она с ума сходит от беспокойства за своих эльфов.

Люциус устало покачал головой .

— Последний раз я целый час убил на нее...

Губы Драко странно дернулись, но лицо осталось невозмутимым.

— ... Уверяю тебя, если бы она что-то знала, давно бы выболтала. Невозможно столько времени молчать под пытками, поверь моему опыту .

Драко склонил голову будто бы почтительно, но на самом деле чтобы скрыть гневную гримасу, исказившую лицо. Он больше не мог выражать протест в открытую: ему-то было ясно, для кого отец устроил показательную порку.

— Что-то ей известно, даже если не так много, — побелевшими губами произнес он, все еще не решаясь взглянуть на отца. — Я понимаю все риски, но мне нужно еще немного времени. Я велел ей не выходить из комнаты, она больше не покажется тебе на глаза. Если считаешь, что дело принимает опасный оборот, нечего ей слоняться по коридорам.

Люциус, казалось, был доволен его покорностью.

— Велел не покидать комнату? Почему просто не запрешь ее в подвале?

Словно зеркальное отражение, лицо Драко скривилось в такой же язвительной усмешке, как у отца.

— Трудно втереться в доверие к человеку, запертому в подвале. Пусть остается в комнате. Она повредила голову, далеко не убежит.

Чуть подумав, Люциус кивнул.

— Ну хорошо, сын. Сколько ещё тебе требуется времени, чтобы убедиться, что твои попытки бесплодны? — покорно вздохнул он. — Пока Темный Лорд занят внешней политикой, можно рискнуть, но ты же понимаешь, что мы ходим по острию волшебной палочки?

— Дашь мне две недели? — осмелел Драко.

Их взгляды встретились. Будь на его месте Нарцисса, мигом бы прочитала его, но Люциус почти не знал сына, да и был глух к такого рода вещам. Дворцовые перевороты были его стихией, шаги мерзавцев он знал наперед, потому что все это своего рода игра в шахматы, интеллектуальная забава. Но в делах сердечных ему не хватало чуткости, интеллект перекрывал ее напрочь. Он видел Драко — и не чувствовал его, потому что уже очень давно ничего не чувствовал.

— А потом?

Драко молчал. Только бледные пальцы суетливо перебирали полу мантии под столешницей.

— А потом что, Драко? — повторил Люциус настойчиво.

— Сотру ей память и передам Темному Лорду.

Драко встретил пытливый взгляд отца и невозмутимо вскинул брови.

Люциус одобрительно кивнул.

— Ты сможешь это сделать?

— Конечно!

Драко сделал небрежный жест, призванный уверить отца, как малозначимо для него это предприятие, но он его и выдал. Рука дрожала, а это уже не укрылось от Люциуса. Его лицо стало на миг очень серьезным.

— Я могу сделать это сам.

— Нет!

Драко стиснул зубы и бросил предупреждающий взгляд на отца.

— Ты сможешь это сделать? — вновь прошелестел Люциус.

Драко упрямо кивнул.

Люциус не сводил с него долгого изучающего взгляда. Наконец, встал, обошел стол, за которым восседал, и склонился над Драко совсем близко, опираясь одной рукой на столешницу.

— Ты должен понять одну вещь, Драко, — шепнул он ему на ухо. — Малфои многое могут себе позволить, но не угрызения совести.

— Я знаю, — глухо отозвался Драко, сжимаясь от страха и глядя прямо перед собой.

— Совесть — это для тех, кто ничего не делает, в большой политике ей нет места. Я хотел бы, чтобы мир выглядел иначе, но он таков, и я не хочу тебя обманывать. Победи свою совесть, иначе она сделает тебя уязвимым.

— Понял, отец, — кивнул Драко, все еще не решаясь взглянуть на отца. Люциус освободил проход и отпустил Драко небрежным жестом.

— Я дам тебе две недели.

Драко покидал кабинет отца, держа спину неестественно прямо, он чувствовал, как из груди рвется пламя и чтобы дать ему место, приходилось раздвигать шире грудную клетку, сводить лопатки, из которых, он чувствовал, прорезались крылья дракона. Теперь, когда он решился, казались нелепыми прежние страхи, трудно было понять, почему он столько времени просидел пыльным мешком в поместье, холодея от ужаса при одной только мысли, что Волдеморт вспомнит о нем и снова заставит выполнять унизительную роль шестерки. Теперь казалось, и Лорд ему нипочём, Пожиратели, великаны и оборотни копошились где-то внизу, как змеи, трудно и разглядеть их было с высоты драконьего полета.

Поворотной точкой было предательство отца. Это он повел себя как соперник, чуть не убил Грейнджер, которую прежде поручил Драко, словно не доверял ему или, скорее, вовсе не воспринимал всерьез. Что-то сломалось в нем в тот момент, когда отец посягнул на его территорию. Самолюбие Драко достаточно было ущемлено провалом с Дамблдором, хватало и того, что Темный Лорд не ставил его ни во что. От родного отца он такого пренебрежения не ждал, хотя теперь казалось, ничего другого он от него никогда и не видел.

И все же решение сбежать с Грейнджер не было продиктовано местью. Драко любил отца, и ему хотелось показать, что он способен отвечать за свои поступки. Власть и признание сами по себе были ему ни к чему, уже давно не щекотали честолюбие звания и лживые бравурные лозунги. За последний год он познал им цену. Уважение отца он искал, к тому же, только так мог одновременно уберечь и родителей, и Грейнджер. У него, в общем-то, и не было выбора, если подумать. Сделать выбор сейчас было единственным способом избежать выбора в дальнейшем.

Однако стоило ему только представить себе реакцию отца, сердце малодушно сжималось, и новый драконий хвост по-собачьи уходил под пузо. То и дело мозг услужливо предлагал повременить с побегом, не принимать опрометчивое решение, но Драко яростно отметал эти мысли, потому что знал, что если уступит, на следующий день проснется, и все в его жизни будет по-прежнему. Разве что Грейнджер отец окончательно прикончит, лишив их последнего шанса вырваться на свободу. Нет, тут уж чёт или нечет, пан или пропал. Злость на отца только придавала решимости, будь его воля, он бы тут же сгреб Грейнджер в охапку и утащил на поиски крестражей — просто чтобы не дать себе опомниться. Но она серьезно проломила себе череп, как минимум пару дней ей нужно было отлежаться. А он пока приготовит все пути к отступлению и продумает план побега.

* * *

После книжного магазина они направились в паб. Малфой молча следовал за ними мрачной тенью, Гермиона тоже была не особенно разговорчива. Всю дорогу до паба она избегала смотреть на Тома и на Малфоя, хотя уж они-то точно были ни при чем. Вцепившись в Эмму как в последнее пристанище, Гермиона усиленно поддерживала светскую беседу и делала вид, что ничего важнее, чем рецепт ризотто, для нее не существует. Паб вскоре показался на горизонте и, выбрав столик у самой сцены, они расселись по своим местам.

Паб был скромным: стены обклеены дешёвыми бежевыми обоями с выцветшим рисунком и увешаны постерами с изображениями городов Англии. С решетчатого потолка свисали выпуклые лампочки с мягким желтым светом. На видавших виды потёртых диванчиках восседали люди разного возраста и статуса. Кто-то пришел просто поужинать после работы, вразвалочку сидели и беззубые мужички в грязных трениках, страстно лобызавшие бутылку виски. Похоже, это было единственное место в районе где люди могли пообщаться, здесь собирался весь город. На импровизированной сцене что-то грустно наигрывал пианист, пивной дух и меланхолия оседали на стенах, придавая пабу уныло провинциальный вид.

Том невольно засмотрелся на посетителей. Сам он был родом из маленького городка, ему такие места были хорошо знакомы. Люди справляли здесь дни рождения, крестины, поминки — в таких провинциальных городках трудно встретить трезвых даже по утрам. Те, кто работал, пропадали до позднего вечера в Лондоне, остальные же целыми поколениями просаживали в пабе пособие по безработице. Том с жалостью смотрел на заплывшие красные лица. Многие из этих ребят были молоды, не старше его, и если бы ему не повезло так фантастически, он бы вполне мог закончить так же — без цели в жизни, мечтая о вершинах, которые ему не покорить.

Когда на них свалилась известность так неожиданно, каждый из них долгое время не знал, что с ней делать. Руп долго не думал и купил фургончик с мороженным— абсолютно бессмысленный детский жест, указывавший на всю глубину внутреннего конфликта каждого из них. Эмма ударилась в феминистки и подобно Гермионе Грейнджер проповедовала на всех углах женские права. Том ее поддерживал во всем, но умом понимал, что она тоже судорожно ищет, куда податься. Совсем юные, они обнаружили в своих руках власть владеть умами людей, которую не умели применить. А главное, куда дальше двигаться, когда уже достиг своего пика в шестнадцать? По сути, всемирная слава — самое страшное, что может случиться с актером в начале пути.

После разговора с Малфоем Тома снова начал точить этот противный внутренний червячок. Фильмы закончатся, к Драко Малфою потеряют интерес, и Том останется без лица. Он многому научился на съемках, но вровень с профессиональными актерами ему не встать, в этой среде ему делать нечего, а больше он ничего не умел. Куча мимолётных увлечений — и ни одной сферы, в которой он чувствовал бы себя уверенно.

Временами Том и сам мечтал, чтобы о нем все забыли. Пожить нормальной жизнью, встречаться с девушкой, точно зная, что она видит в нем именно его, а не Малфоя, ходить с ней в кафе без маскировки. Порой недоступность таких простых вещей приводили в отчаяние. Но хотя он и сетовал иногда, умом понимал, что деваться ему некуда. Сможет ли он после всего вернуться в свой маленький городок и устроиться простым разнорабочим, как отец? Ходить в захудалый паб, как все эти люди и постоянно думать об Оскаре, который так и не получил?

Том подумал, что по стечению обстоятельств они все собрались в этом пабе с одинаковой судьбой и похожей тревогой. Ему проще, чем раньше, было понять Гермиону, которая грезила о том, чтобы вернуться в свой воображаемый мир. В конце концов, они все собирались в этом пабе, чтобы вернуться. Под печальные аккорды музыканта они вспоминали, кто они на самом деле и где мечтали очутиться прежде чем оказались здесь. И, пожалуй, только Гермиона делала что-то, чтобы вернуться. Носилась со своей книгой, теребила своего дружка по поводу и без повода. Каким потрясением для нее становилась каждая сцена, увиденная на площадке, как если бы она и в самом деле когда-то проживала эти моменты, Том начинал думать, что это ей стоило стать актрисой, а не ему. Он и рад был бы вжиться в роль так же глубоко, но в нем не было этой способности ощущать волшебство каждой клеточкой тела. Он был волшебным инвалидом, сквибом до мозга костей. Гермиона же силой воображения оставалась волшебницей, даже если не умела колдовать. Душой она оставалась в своем мире, и этот мир отражался в ее глазах, сочился из каждой поры — вот как она распространяла это волшебство вокруг себя и заражала им окружающих. Рядом с ней и Том чувствовал, как в нем открывается что-то, что заставляет ноги отрываться от земли.

Эта волшебная фея с котелком набекрень на пару с ее сумасшедшим приятелем творили что-то странное в его жизни и душе. Давно, слишком давно люди говорили и молчали с ним так честно, выворачивая душу навыворот. Это было чувство откуда-то из дома, где жители его городка знали его как облупленного, где он был обычным мелким шкетом Томом Фелоном, а не всемирно известной звездой. Неожиданно для самого себя он шел в паб задыхаясь, и в глазах стояли почему-то слезы — так давно он не говорил по душам. Он не мог ни с кем говорить лицом к лицу, потому что у него и лица-то своего не было. Люди смотрели на него — и видели успешного актера, персонажа, кого-угодно, только не его самого. Такая простая тоска по искренности открылась в нем, когда эти странные чудаки стали говорить с ним там, в этой лавке. Они не стеснялись рассказывать о себе самое сокровенное, зачитывать свои работы, и Том ясно ощущал в тот момент, что ему не нужно было играть перед ними Малфоя, этим ребятам вполне было довольно Тома Фелона, а впрочем, не важно, кто это, просто эффект попутчика.

Но больше всех поразил Джон. Этот парень точно знал его не дольше двух суток, но каким-то странным образом видел Тома насквозь. Никто, даже режиссеры никогда не смотрели на него так внимательно, а главное, не видели — и тут явился фрик из психушки и объяснил ему вещи, которые он сам о себе не подозревал. Неимоверно трудно было играть Малфоя, изображать хорошего парня было бы намного легче — собственно, Том и в реальности был хорошим парнем, как ему казалось. Но окружающие словно видели в нем больше, чем он сам о себе знал, начиная с Дэвида Хэмана и кончая этим парнем, сбежавшим из психбольницы. Дэвид Хэман был первым, кто разглядел в нем плохого парня, и Том поверил и старательно изображал злодея, примеряя на себя черты, которые ненавидел. Но только этот парень Джон, уверенный, что он и есть Драко Малфой, благодаря своему расстройству и сверхъестественной способности поставить себя на место другого человека, сумел указать ему на то, что было скрыто от Тома все эти годы. Ему вовсе не требовалось играть плохого парня. Возможно, ему и играть-то вообще не требовалось.

Только сегодня на этой странной встрече его впервые посетила эта идея. Ни один злодей не считает себя злодеем и чтобы понять злодея, нужно ответить лишь на один вопрос: какому добру он служит, совершая зло? Тому не нужно было играть плохого парня, достаточно было лишь пройти весь путь в его башмаках, оставаясь самим собой. Все это время он только играл Драко Малфоя, но найти его в себе ещё не пробовал. Возможно, в этом была его ошибка.

От размышлений его отвлекла официантка. Она принесла меню, и Том с удовлетворением отметил, что она едва скользнула по ним равнодушным взглядом.

— Будешь что-то спиртное? — Том с сомнением посмотрел на Гермиону поверх меню.

Едва Гермиона успела ответить, Драко вальяжно протянул:

— Я бы выпил немного хереса.

Том приподнял брови.

— Хереса тебе, — протянул он, просматривая безалкогольные коктейли. — Давай-ка мы тебе пунш организуем.

Драко, казалось, хотел что-то съязвить, но, подумав, лишь кивнул с несвойственным ему смирением.

— А тебе, Меган, сливочное пиво сразу или после медовухи? — подмигнул Том Гермионе, чтобы хоть немного взбодрить ее.

— Здесь есть медовуха? — слегка оживилась Гермиона, но заметив комичное выражение лица Тома, тут же помрачнела и буркнула: — Просто чай.

Том сделал заказ и обвел глазами зал.

— Да уж, в прошлый раз здесь народу было поменьше, как будто, — протянул он, нахлобучивая свою шапочку пониже.

— Не переживай, думаю, все поттероманы города уже разошлись домой после сходки.

Пока они ждали заказ, Драко отлучился и через пару минут вернулся с бутылкой крепленого домашнего вина, преследуемый барменом с круглыми от удивления глазами и красными пятнами на лице.

— Простите, сэр, но у меня не будет сдачи, — сдавленным голосом говорил он, протягивая ему вслед золотую монету.

— Оставь себе, — раздражённо отмахнулся Драко . Все его внимание занимала золотистая жидкость, плескавщаяся в бутылке.

Том проследил за ним любопытным взглядом и, якобы отлучившись в уборную, обратился к бармену, прислонившись к барной стойке будто в ожидании напитков:

— Мой друг, кажется, дал вам одну вещь... Я могу взглянуть поближе?

В ответ на неприветливый жест бармена он поспешил прибавить:

— Мой друг у меня эту монету взял, я расплачусь наличными, — он ослепительно улыбнулся.

Бармен долго копался в карманах прежде чем неохотно выудить монету на свет.

Том удивленно присвистнул. Отлитая из золота высшего качества, изящными витиеватыми буквами на монете значилось "Галлеон". Надпись опоясывала искусно выбитого дракона, раскрывающего крылья.

— Сколько же он денег спустил, чтобы добыть такую роскошь, и откуда они у него? — пробормотал Том. Вспомнив, что бармен все еще сверлит его недоверчивым взглядом, Том улыбнулся обворожительно и, расплатившись, вернулся на свое место.